Изгои (джен)

— Бренди? — спросил Ойген, когда они с Рабастаном вышли из дома.

— Вряд ли маленькая бутылка стоит очень дорого, — ответил тот. — Посмотрим что-нибудь? Эгг-ногг без бренди — как кальвадос без яблок. Хотя виски тоже, конечно же, подойдёт. Впрочем, мне-то всё равно: я буду пить безалкогольный.

— Тебе нельзя же, — спохватился Ойген.

— И ещё долго нельзя будет, — кивнул Рабастан. — Не могу сказать, что я так уж скучаю… так что покупай, что хочешь — вряд ли Мэри разберёт оттенки вкуса, а ты можешь присоединиться ко мне. В детстве я любил Эгг-ногг — но у нас туда вместо муската добавляли ваниль и корицу. И я до сих пор предпочитаю именно такой вариант.

— Тогда мы просто обязаны традицию соблюсти, — покивал Ойген. — И лёд нужно поставить заранее — я забыл о нём совсем. И я и правда присоединюсь к тебе… ну, или попробую оба варианта.

В магазинах было настоящее столпотворение — как будто половина Лондона только сегодня вдруг вспомнила, что до праздника меньше суток, и мало того, что его нужно как следует отметить, так ещё и завтра всё будет закрыто. Люди возбуждённо толпились возле полок и складывали в свои тележки и корзинки пугающее количество еды, словно запасаясь не на несколько дней, а на всю зиму.

Индейка Рабастану с Ойгеном досталась крупная, и дома он не нашёл подходящей кастрюли, чтобы её замариновать — хорошо, что он подумал об этом ещё в магазине, и специально для этого купил чистый пакет. А вот стаффинг отнял у них с Рабастаном, который остался помогать, море времени: сперва нарезать лук (и хорошо хоть сухари они купили уже молотыми), потом его запарить, смешать всё, сделать шарики — и, наконец, запечь. Немного — так, чтобы они схватились и держали форму, и можно было бы потом их просто положить в индейку.

Клюквенный соус Ойген тоже приготовил заранее — тем более, что его как раз и следовало выдержать в холодильнике — так же, как и крыжовниковый, и на следующий день ему остался только грейви (Чтобы приготовить его, нужно сохранить жир, оставшийся от запечённой индейки или гуся, добавить муку и варить на среднем огне, пока не закипит. Потом добавить соль и черный перец. Придать особенность вкусу можно добавив красное вино, шерри или портвейн. Некоторые добавляют джем, чтобы придать немного сладости.).

Закончили они с Рабастаном около часа и, перекусив, пошли наверх — немного если и не подремать, то, хотя бы просто полежать. К собственному удивлению, Ойген буквально через несколько минут заснул, и проснулся от звонка предусмотрительно поставленного будильника ровно в три. Собрался, соорудил пару сэндвичей — и к четырём приехал в главное кафе, зал которого уже неделю был украшен мигающими гирляндами, мишурой и ветками остролиста, к которым сегодня над дверью, окнами и даже стойкой добавились венки из омелы. На улице было относительно тепло, и всё же он замёрз в своём единственном приличном костюме под курткой, который после некоторых колебаний надел в честь праздника, и радовался тому, что в последний момент всё-таки сунул в рюкзак джемпер. Надо будет вечером, перед тем как они с Рабастаном отправятся в церковь, надеть его — пусть даже пиджак будет сидеть несколько хуже.

— С Рождеством! — Энн появилась, едва Ойген принял смену и сел за стойку. — Я на секунду — поздравить и про пятницу напомнить… о, омела, — она зашла за стойку, обняла Ойгена и шутливо чмокнула его в губы, а потом положила перед ним прямоугольный свёрток в нарядной зелёно-красно-золотой бумаге.

— А я ничего не взял, — сокрушённо сказал Ойген, поцеловав её в ответ — впрочем, не чувствуя неловкости. Не страшно: они ещё увидятся, и он отдарится, тем более что подарок для неё у него был. — Не знал, что ты зайдёшь. Но у меня есть сэндвичи с хорошей ветчиной и сыром. И салатом.

— Ты же идёшь сегодня на ночную службу? — спросила Энн, и Ойген улыбнулся. Да, здесь все всё знают. Обо всех своих. А они с ней уже были именно своими. — Не буду объедать тебя — а то ты будешь думать не о Боге, а о ветчине. А это святотатство.

Он забрал свёрток — это, судя по всему, была книга — и, сделав Энн жест подождать, нашёл в рюкзаке пакетик с купленными вчера и упакованными по одному печеньями, вытащил одно и протянул ей со словами:

— Можно, я пока что отдарюсь вот так?

— Пусть монетка из праздничного пудинга достанется тебе, — пожелала ему Энн, беря печенье. — Я зайду, наверное, в четверг… ты когда здесь?

— В пятницу и в субботу — и должен был бы завтра, но на Рождество я выпросил выходной, — улыбнулся он.

— Тогда до пятницы. Ты ведь придёшь?

— Приду, — пообещал он. — Ты меня невероятно заинтриговала.

— Хочешь — бери брата, — предложила Энн, и Ойген буквально схватил её за руку:

— Постой! Ты очень торопишься?

— Ну… скорее, умеренно, — сказала она, заинтересованно глядя на него. — А что?

— Тогда иди сюда, — позвал он возбуждённо. — Посмотришь кое-что? Короткий ролик.

— Ролик? — она очень удивилась. — Ты сделал ролик?

— Нет, что ты, — он уже доставал диск из рюкзака. — Не я, а Рабастан. Туда бы музыку наложить — но мы так и не разобрались с интерфейсом; иногда я думаю, что Адоб делал его не для обычных смертных. Может быть, ты подскажешь?

— Нет, — она покачала головой. — Но вот Марк точно знает — я видела, он делал и баннеры и открытки. Со звуком. И Джозеф знает, как, мне кажется… ой, кто это? — спросила она, едва на экране появился крутящийся у ёлки зверь.

— Утконос, — заулыбался Ойген.

Они молча досмотрели ролик, и когда он закончился, Ойген спросил:

— Как думаешь, если разместить его на сайте, сойдёт за поздравление?

— Это твой брат нарисовал? — недоверчиво спросила Энн.

— Да. Представляешь, и всё это мышью, — Ойген почему-то чувствовал себя ужасно гордым, хотя и никакого отношения к этому ролику не имел. — Я думал подарить ему планшет — Вакум, конечно — но говорят, что в следующем году выходит новая версия, и она будет намного лучше.

— Я хочу с ним дружить, — заявила Энн. — Если он себя лучше чувствует, приводи его в собой в пятницу, а? И диск захватите — там будет, где смотреть. Отлично же! Ещё и мышью…

— Он талантливый, — довольно сказал Ойген. — Я его спрошу, но ты помнишь, Асти не слишком любит шумные компании.

— А мы его в угол спрячем, — пообещала Энн. — Я принесу хорошие наушники — приглушить шум, наденем на него, будет сидеть в спокойствии и в тишине. Правда, приводи — там обязательно будет Марк, они найдут, о чём поговорить. Тем более что Марка без ноутбука не бывает, — она засмеялась. — В конце концов, твой брат всегда сможет уйти.

— Я ему передам, — пообещал Ойген. — Тебе, значит, понравилось.

— Да. Очень! Мне кажется, если он начнёт выкладываться в сети, станет весьма популярен, — она достала телефон. — Погоди… у меня есть телефон Марка. Позвони ему!

— Да я его почти не знаю, — запротестовал Ойген. — Звонить сейчас, под Рождество…

— Так… ладно, — Энн посмотрела на часы. — Мне пора — но я попробую помочь. Сиди тут и никуда не уходи до… во сколько ты уходишь?

— В пол одиннадцатого, — Ойген тихо рассмеялся. — Обещаю, что до этого момента я буду на месте.

Она ушла, а он подумал, что неплохо бы поработать, хотя бы вычистить отладочный код из сайта с выпечкой и кое-что всё же слегка подвинуть, тем более что там осталось-то совсем чуть-чуть. Если, конечно, ему удастся сейчас сконцентрироваться.

Но, как и предупреждал Джозеф, народу сегодня было столько, что некоторые даже сидели, дожидаясь очереди на свободный компьютер, а Ойген лишь успевал выдавать пароли, наливать кофе, и тщательно разделять деньги, которые следовало отправить в кассу от обычно редких здесь чаевых. И, конечно же, всё не могло не начать ломаться.

Ойген настолько закрутился с работой, что начал ощутимо раздражаться на многочисленных посетителей, разумеется, не позволяя себе это демонстрировать. И когда в очередной раз услышал, как звякнул дверной колокольчик, а потом рядом со стойкой раздалось вдруг:

— Привет, — почти силой вынудил себя растянуть губы в улыбке — и очень смутился, когда поднял взгляд и увидел Марка. — Энн сказала, у тебя есть очень срочная задача и сэндвичи с хорошей ветчиной.

— Есть, — Ойген заулыбался. — Проходи за стойку… спасибо тебе большое, — он повернулся на стуле и протянул Марку руку.

— Показывай свой ролик, — Марк совсем легонько сжал её и сел на его место. Ойген запустил на воспроизведение ролик, и, когда тот подошёл к концу и начал повторяться сначала, сказал:

— Он не мой, а брата. Сюда бы музыку…

— Есть трэк? — спросил Марк деловито и добавил: — Хорошая рисовка. И работа очень неплохая.

— Он не так давно начал учиться мышью рисовать, — осторожно сказал Ойген, открывая папку, в которой лежал выбранный накануне трэк. — Примерно с осени.

— Он у тебя художник? — спросил Марк, не отрываясь от экрана.

— Да, — Ойген снял с шеи наушники и протянул их Марку.

— Неплохой выбор, — констатировал Марк — и включил трэк. Прослушал, посидел немного, думая о чём-то, потом снял наушники и посмотрел на Ойгена.

— Покажешь, как наложить? — попросил тот. — Буду должен.

— Да, у них только Фотошоп понятен нормальному человеку, — повздыхал Марк. — А всё остальное требует другого мышления.

— Я думал выложить его на сайте кафе — как раз к Рождеству… Асти его только утром закончил.

— Говорят, ты помог Энн приятеля найти, — сказал Марк.

— Помог, — нетерпеливо согласился Ойген.

— Она хорошая, — сказал вдруг Марк, и все те мелочи, на которые Ойген прежде не обращал внимания, мгновенно сложились в ясную картину. — Так, открывай Флеш… я готов немного поработать за сэндвич, — не слишком-то умело и уверенно пошутил он — и указал пальцем в строку меню.

А Ойген с сочувствием подумал, что шансов у Марка, кажется, немного, если вообще есть — потому что он, конечно, был отличным программистом, но уж очень комплексовал из-за своей внешности и общаться почти не умел. А Энн была вполне уверенной в себе, общительной и привлекательной — и опыт Ойгена подсказывал, что вряд ли она обратит внимание на Марка. Тот, впрочем, это понимал, и… и это была обычная и грустная история, в которую Ойген не собирался вмешиваться.

Посетителей не становилось меньше, и Ойген, отвлёкшись от ролика и выдавая очередной пароль, недоумевал: кто вообще будет сидеть в интернет-кафе в Сочельник? — и извинялся перед Марком каждый раз, когда ему приходилось переключаться между окнами, иногда бросая взгляды на подаренную Энн книгу, которую успел развернуть. Да, он видел эту книгу в магазине, но купить её пока что не решился: во-первых, она была слишком дорогой, а во-вторых, он вовсе не был уверен, что уже готов к ней. Что ж… либо Энн о нём слишком хорошо думает, либо видит то, чего не видит он. В любом случае, теперь ему деваться некуда: придётся браться. Не сейчас, конечно — после Рождества. Сегодня, если останется время, он её может быть, полистает, решил он — и в конце концов, когда открыл её где-то посередине, он уже увлёкся. И пусть он успел посмотреть всего пару страниц по диагонали, его невероятно воодушевлял тот факт, что он примерно понимал, как всё это устроено.

— А теперь поставь галочку вот тут и экспортируй, — сказал ему Марк. — Ну вот, пробуй теперь.

— Марк, — Ойген прижал руки к груди. — Скажи, как мне тебя отблагодарить!

— Я побегу, — сказал тот, едва не уронив лежащие рядом с клавиатурой наушники, и даже не вспомнив про бутерброды. — Ты посмотри, и, если всё нормально, я пойду. И с наступающим Рождеством тебя.

— Тебя тоже, — Ойген надел наушники и включил ролик — и заулыбался, когда под зажигательную музыку нюхлер… то есть, утконос, конечно, но Ойген не мог отделаться от ощущения, что это всё же нюхлер, покрутился рядом с ёлкой и стянул с неё кристалл, а потом улепётывал по лестницам и коридорам от своих преследователей. С музыкальным сопровождением всё это было ещё смешнее, и он тихо засмеялся под конец — и только тогда обнаружил, что Марк уже ушёл. Тот вообще был очень замкнут и легко смущался, и Ойген так ни разу и не отследил, когда Марк приходил в компанию — и уходил. Имя так, что ли, на него влияло, думал он…

Ближе к десяти поток посетителей, наконец, начал стихать, и Ойген даже успел погрузиться в книгу, когда увидел своего сменщика, радостно его поприветствовавшего:

— Ты ж моя радость, — сказал тот, здороваясь. — Ты знаешь, что ты спас меня? Буквально?

— Я рад, — заулыбался Ойген. — Можно узнать, от чего?

— Да от всенощной же. Моя матушка мне весь мозг выела — мол, служба в такую ночь, ну, это же святое! Но работа для неё святое тоже, так что я впервые в жизни свободен от этой мут… извини… в общем, хорошо тебе сходить, — сказал он торопливо, кажется, смутившись, — и всё такое. Нет, серьёзно — я за тебя рад, тебе-то это в удовольствие.

— Спасибо, — Ойгена очень веселило его смущение. — Да, мне в удовольствие, и я тебе признателен… привет, — сказал он, увидев Рабастана, который, впрочем, подходить не стал — вероятно, чтобы не знакомиться — и остался ждать у двери.