Изгои (джен)

Первый рабочий вечер дался Ойгену тяжело — то ли из-за долгого перерыва, то ли потому что Ойген сперва перенервничал в полиции, а затем влил в себя две чашки успокаивающего отвара… Так или иначе, часам к десяти он начал предательски клевать носом, а после одиннадцати, кажется, даже дремал, благо, посетителей было совсем мало.

Пятница же выдалась до того загруженной, что ему буквально некогда было вздохнуть, но Ойген этому был даже рад — потому что времени на тяжёлые мысли, которые сами собой лезли ему в голову, попросту не оставалось. И хорошо — сил ещё и на них у Ойгена просто не было.

Утром в субботу Ойген был в офисе уже к десяти утра, однако поработать толком у него так и не вышло — едва он успел ответить на первые пару писем, как услышал в коридоре подозрительную возню, а затем громкие призывы о помощи. В них, впрочем, не было ни паники, ни ужаса, так что Ойген не вскочил, а просто встал и вышел — и увидел идущую на него по коридору ёлку, огромную, высокую, до потолка, и очень пушистую, и только потом заметил за ней Толлета.

— Мы сейчас с ней упадём, — весело сообщил тот, и до фотостудии они тащили дерево уже вдвоём.

И только там обнаружили, что ставить её не на что — подставки не было. И хотя им удалось через полчаса с помощью трёх стоек, хохота и скотча (толку от которого, впрочем, особо не было) кое-как зафиксировать её вертикально, получившаяся конструкция выглядела настолько неустойчивой, что Ойген решительно сказал:

— У меня в одиннадцать тридцать встреча — и я на обратном пути зайду на какой-нибудь базар и куплю какую-нибудь подставку.

— Да, давай, — Толлет потёр слегка поцарапанную иголками щёку.

— Слушай, — Ойгену ужасно не хотелось начинать этот разговор, но отступать было уже совсем некуда, — мы тебе должны…

— А, — отмахнулся Толлет. — Давайте рассчитаемся потом — со следующего платежа. Я не спешу, во-первых, и, во-вторых, приятно будет получить сразу побольше.

— Спасибо, — благодарно улыбнулся Ойген — Толлет рассеянно кивнул и оценивающе уставился на ёлку.

— Как ты думаешь — не упадёт? — спросил он с сомнением, и они рассмеялись.

А потом Ойген отправился в магазин игрушек договариваться о новых разделах на сайте и поднять себе настроение, побродив между паровозиками и плюшевыми зверями. Назад он возвращался на автобусе и, когда увидел в окно маленький рождественский базар, — взял и вышел, а затем, пройдя по улице назад, пошёл, прихрамывая, между прилавками, разглядывая игрушки, сладости, вязаные вещи и украшения. Первым делом он нашёл хорошую подставку, может быть, не слишком красивую, но явно прочную. Неплохо было бы, решил он, отыскать заодно ещё и пару необычных ёлочных игрушек, которые он мог бы подарить Ролин и Рабастану, но ничего действительно интересного ему не попадалось.

Шишки, шарики и колокольчики были милыми, но самыми обычными, и Ойген полагал, что лучше просто подписать забавные открытки, чем дарить подобную банальность. Он почти собрался уходить, когда, проходя уже второй раз мимо прилавка, увидел разложенные ближе к краю совсем небольшие, размером с две сигаретных пачки, коробки, наполненные чем-то разноцветным. Ойген подошёл поближе и увидел внутри них игрушки — самые настоящие ёлочные игрушки, возможно, даже стеклянные. Только очень маленькие, едва ли в дюйм. А рядом с ними стояли крохотные, с ладонь, серебряные ёлочки. Ёлки эти ему совершенно не понравились, а вот игрушки…

Он взял одну коробочку, чтобы рассмотреть их поближе. Надпись сообщала, что игрушки произведены, разумеется, как и всё — в Китае, но, к его удивлению, они были не из пластика, а из стекла. Оглядевшись, Ойген аккуратно открыл коробочку и выдвинул пластиковую подложку, в которой лежало восемь разноцветных фигурок: Санта, олень, сани, карамельная палочка, снежинка, пряничный человечек, красный с белым колпак и венок. Идея Ойгену понравилась, и исполнение тоже было неплохим, но он решил посмотреть, нет ли там чего-нибудь ещё — и обнаружил, что существует четыре вида наборов. Кроме этого, были коробки с разноцветными шариками, фруктами и овощами — и животными. Последний состоял из напоминающего рыжего спаниеля пса, белого кота, бело-рыжей лошадки, полосатого кабанчика, оленя, рыжей лисицы, чёрного лебедя и малиновки. Логику неизвестных китайцев Ойген понять не смог, но стеклянные звери его просто очаровали. Их-то Ойген и купил за целых пять фунтов — и, повеселев, заехал по пути в книжный магазинчик, где минут на сорок застрял у стойки открыток.

Он, конечно, понимал, что это даже подарками назвать нельзя — но всё же фигурки были симпатичными, и это было намного лучше, чем то ничего, что он приготовил до сих пор. В конце концов, ведь все всё понимают, твердил он себе, заглушая болезненную тоску. Ничего. На следующий год он всё исправит… Зато теперь у него было целых восемь символических и милых подарков — и ему оставалось лишь красиво завернуть каждую игрушку и решить, кому что подарить. Ему очень нравилась малиновка, и хотелось оставить её себе, и он решил, что подарит её Рабастану — но как быть с остальными, он пока не знал.

Покупки Ойген оставил дома, завернув их в тёмный пакет и спрятав на полке со своим бельём, и успел в кафе почти к самому началу смены, буквально забежав в офис и оставив подставку там. И ушёл работать с предвкушением того, что завтра утром они все вместе будут наряжать ёлку…

…и проспал. Причём не по своей вине! А потому что Рабастан, по его собственному признанию, просто взял — и выключил припадочно надрывавшийся телефон, убедившись, что Ойген не собирался вставать ни сразу же ни через «Асти, ещё десять минут».

— Воскресенье, — объяснил он. — И ты не говорил, что у тебя сегодня утром встречи. Я решил, что тебе стоит нормально выспаться.

В офис Ойген доковылял аккурат к полудню — и ожидал застать всех за украшением ёлки, однако обнаружил их за горячим обсуждением в кабинете.

— Привет! — Энн помахала ему рукой — и Ойген, маша в ответ, вдруг понял, что её лицо неуловимо изменилось. Нет, всё, вроде, было как и прежде, но то ли черты слегка смягчились, то ли ещё что, но теперь Ойген, глядя на неё, вспоминал Нарциссу и своих беременных кузин и тётушек — и видел в лице Энн то же, что у них. Хотя и не смог бы описать это словами. — А мы тут знаешь, додумались до чего?

— Кажется, я даже не догадываюсь, — улыбнулся он, снимая куртку.

— У нас возникла мысль сделать так, чтобы на твоём сайте были не просто отдельные страницы про питомцев по штуке за раз, — сказал Саймон. — А добавить к ним ленту сообщений — ну знаешь, как лента в Живом Журнале. Но только коротких. Просто чтобы, если что, владелец мог бы написать, где его питомец потерялся — или же наоборот, что всё отлично, все нашлись. И чтобы ему могли бы написать, и все это видели.

— А ещё, — подхватила Энн, — можно дать возможность людям самим добавлять своих питомцев и писать от их имени. Давайте будем уважать права животных! — пафосно воскликнула она под общий смех.

— И правильно, — поддержал её Саймон. — Надо же им тоже иметь возможность высказаться!

— Ух ты, — Ойген остановился перед столом, вокруг которого они все сейчас сгрудились. — Не знаю, кто это придумал, но он гений. Но ведь это сложно?

— Ну, — Саймон несколько картинно почесал за ухом. — Мы это не сейчас придумали… на самом деле, мы тут уже прикинули… в целом, начерно у нас готово, — он сделал невинное лицо.

— Как готово? — ошарашенно переспросил Ойген — и услышал в ответ дружный хохот.

— Ну не то чтобы готово, — признал Джозеф. — Очень начерно. Но можно быстро всё доделать. Вообще, мы думали сделать к Рождеству сюрприз, но это всё-таки твой сайт.

— И мы решили посоветоваться, — добавила Энн.

— Серьёзно? — недоверчиво переспросил Ойген.

— Ну, мы посидим сегодня… и…

— Кхм, — выразительно произнёс Толлет, и все, умолкнув, поглядели на него. — При всём моём уважении, — он прижал ладонь к груди, — оно у вас… ну… страшненькое, — проговорил он извиняющимся тоном. — Давайте я вам хоть что-то накидаю, а? Нужно же, — он приобнял Энн, — уважать права животных и эстетические чувства людей.

— Толлет! — сказал очень серьёзно Ойген, пока Энн радостно кивала, обнимая его в ответ. — Мы тебе и так должны… я даже уже со счёта сбился, сколько.

— Ну, тогда я хочу пакет ваших акций, — пошутил в ответ тот. — Ну серьёзно — идея-то забавная, но выглядит… ну… у меня как раз сейчас есть время. И идея, — признался он лукаво.

— Конечно, будет тебе пакет, и даже ленточкой перевяжем, — растроганно проговорил Ойген, глядя на него и на всех них. — Ребята вы все… Бастет, я…

— Бастет, насколько я знаю, дама, — возразил под общий хохот Толлет. — Вряд ли это ты. Хотя, конечно, кто тебя знает… Ну что — договорились — я тогда сейчас займусь… а как это вообще называется?

— Что? — утирая выступившие у него на глазах слёзы — то ли от наплыва чувств, то ли от смеха — спросил Ойген.

— Ну, этот твой сайт, — Толлет сделал в воздухе невнятный жест. — Должно же быть у него название?

— Эм-м, — протянул Ойген. Они все выжидающе смотрели на него, а у него не было ни одной идеи. Ни малейшей. — Я не знаю, — признался он, наконец.

— Ну так думай, — велел Толлет. — От названия зависит логотип и всё такое.

— Пока ты думаешь, давайте-ка перебьёмся в приёмную чай пить? — позвала всех Энн.

И они действительно расположились там; Ойген же, воспользовавшись моментом, сбежал ото всех с чашкой чая в фотостудию, где их дожидалась огромная, под потолок, ёлка, ещё не наряженная, но уже наполнившая своим рождественским ароматом помещение. Рядом с ней выстроился уже ряд каких-то коробок. Наверное, с игрушками, подумал Ойген, но проверять не стал.

Он медленно бродил вокруг ёлки — и думал. Ему никогда в жизни не доводилось придумывать названия чему-либо, не считая издевательских школьных прозвищ тем, кто их заслужил, и сейчас он просто перебирал в голове разные ассоциации. Как вообще может называться сайт о поиске животных? Хотя нет — не только ведь уже о поиске. Они там теперь ещё и общаться будут… верней, их владельцы. Сами, и от их имени. Общаться… м-м-м… ну не «Трибуна» же называть его. Гостиная? Идея была, вроде бы, неплохой, но, во-первых, донельзя банальной, а во-вторых, гостиная была, к примеру, в подземельях их факультета. Да, там собирались, общались, нередко устраивая питомцев у себя на руках… И обсуждали других животных, некоторые из которых носили галстук в гриффиндорских цветах. От этого образа Ойгену стало не по себе... И потом, он больше не был волшебником. Слизеринская гостиная принадлежала Ойгену Мальсиберу, а Ойген Мур никогда не пересекал порога шотландского замка…

И потом, гостиная всё же предполагает личное общение, а тут один из собеседников может быть в Лондоне, а другой — хоть в Сан-Франциско или в Сиднее. Как по телефону, только лучше, потому что есть же фото. Получается почти как камин… или вот через сквозное зеркало…

Зеркало…

Ойген задумался. А ведь, если подумать, мало что есть волшебней и загадочнее чем зеркало. Он легко бы мог назвать не менее трех десятков разного вида волшебных зеркал, начиная с того, что висело когда-то у них дома в ванной... и до сих пор висит... Даже отражение в воде можно было считать волшебным, и в некоторых случаях даже поговорить с ним... Впрочем, у магглов в сказках было всё то же самое. Взять хоть так любимую ими историю про девочку Алису, оказавшуюся в Зазеркалье среди львов, единорогов и прочих странностей…

Ойген улыбнулся, сделал глоток горячего чая, а затем свободную руку к ёлке и, коснувшись ветвей, проговорил негромко, пробуя название на вкус:

— Зеркало. Волшебное зеркало... мистическое зеркало... сквозное зеркало…

Ему остро, до дрожи захотелось так их проект и назвать — пусть в его жизни будет такой никому непонятный отсвет того, другого мира! И каждый раз, заходя на сайт, он будет помнить, что волшебство вовсе не ушло из мира, как ему всё чаще казалось. Оно здесь, совсем недалеко — просто Ойген больше его не увидит. Но оно же есть, здесь, рядом — и, если посмотреть на это чуть иначе, разве маггловские сотовые телефоны или интернет не волшебство? Другое, да, но они ведь так похожи…

Ойген сжал колючую хвою в ладони. Да, «сквозное зеркало»…

Он уже хотел вернуться и, как говорится, огласить свой вердикт — но замер. Статут. Не станет ли это нарушением мордредова Статута? Ведь любой магглорожденный волшебник сразу поймёт... и вопрос в том, как и когда сайт исчезнет, а его владельцы лишатся памяти.

Эту мысль Ойген продолжать не стал. Да и потом, он уже по опыту знал, что такие длинные названия не очень-то приживаются. Пусть будет просто «Зеркало». Всем будет аналогия понятна — а для себя он будет знать, что он имел в виду.

— Я придумал, — сказал Ойген, вернувшись переговорную. Толлет, сидевший сейчас на подоконнике — и деликатно давший ему возможность всё обдумать в одиночестве — вопросительно вскинулся и нетерпеливо спросил:

— Ну?

— Зеркало, — ответил Ойген, и Толлет, почесав бровь, уточнил:

— Одно?

— Ну… да, наверное, — слегка растерялся Ойген.

— А почему? — спросил Толлет.

— Ну... не знаю, — Ойген засмеялся. — Думаешь, их много?

— Зависит от того, — ответил с дивана Саймон, — что ты считаешь зеркалом. Если сам сайт — то, разумеется, одно. А если каждую страницу как отражение владельца — то их много.

— Я за страницу! — вмешалась Энн. — Такая красивая мысль!

— Вы правы — их, конечно же, много, — согласился Ойген, чувствуя себя редкостным идиотом — ведь для связи сквозных зеркал должно быть, как минимум, два. — И звучит красиво. Зеркала.

— Ага, — довольно кивнул Толлет, соскакивая на пол. — Заказ принят — я пошёл работать, — он направился к двери и спросил: — Энн, может, ширму уберём пока? Всё равно всё завтра выносить. И я хочу подглядывать, как вы будете наряжать ёлку.

— Уберём! — охотно согласилась Энн и потёрла руки. — Я уже всё придумала — идёмте?

И они пошли, и до самого начала смены Ойгена наряжали ёлку. И он, стоя на цыпочках на стуле и закрепляя на верхних ветвях гирлянду, чувствовал, как сами собой буквально растягиваются в улыбке его губы — и вдруг решил, что вечером после смены непременно поедет к Ролин. На такси — потому что завтра у него был выходной, и ему хотелось поделиться с нею своей радостью и разделить то предвкушение праздника, которое так неожиданно его сейчас окутало.