Изгои (джен)

Голова Ролин лежала на плече у Ойгена, а её пальцы чертили замысловатые узоры у него на груди, и он наслаждался ощущением её дыхания на своей шее. Было уже почти одиннадцать, но в спальне до сих пор царил полумрак: день выдался пасмурный, и к тому же тусклый свет приглушали шторы. Ойген с Ролин проснулись уже второй раз — и болтали, поленившись встать и всё же отправиться завтракать.

— Ты знаешь, — сказал Ойген в какой-то момент, — я так волновался, когда знакомил вас с Асти.

— Почему? — она чуть приподняла голову.

— Мне хотелось, чтобы вы друг другу понравились. Для меня это важно. — признался он. — И я всё жду, что ты мне скажешь еще что-нибудь… а ты молчишь, — он произнёс это с шутливым упрёком. — Мне ведь интересно, что ты о нём думаешь.

— Значит, у вас с братом разница всего лишь в четыре года? — она задумалась на ненадолго. — Мне показалось, больше… Наверное, это прозвучит немного банально, но вы с ним слишком уж непохожи... Ты говорил вы... были там вместе... В тебе не чувствуется так сильно надлом. Я не ошибусь, если предположу, что он обычно достаточно замкнут?

— Он просто… мне кажется, мы могла увидеть Асти не самой лучшей его стороны, — ответил Ойген. — Я думаю, он меня немного к тебе ревнует. Понимаю, звучит несколько странно…

— Будь я твоей сестрой, — улыбнулась Ролин, — я бы тоже тебя слегка ревновала. Но тогда, — её голос стал игривым, а рука спустилась вниз, и скользнула под одеяло, заставив Ойгена сладко зажмуриться, — мы не могли бы делать вот так. И так, — она приподнялась на локте и поцеловала Ойгена, мягко и долго — и они какое-то время целовались, обнявшись, и забыв про разговоры. — По крайней мере, открыто, — закончила Ролин — и, наклонившись, сперва поцеловала его над ключицей, а потом провела влажную линию языком вдоль рёбер, двинувшись ниже, и заставляя его сбиться его дыхание. А потом легла обратно, вновь устроив голову у него на плече.

— Ну, именно эта проблема перед нами с Асти не стоит, — промурлыкал Ойген, зарываясь лицом в её волосы,

— Не-ет? — протянула Ролин, приподнимая голову и глядя на него почти в упор, и они рассмеялись.

— И потом, мы братья только наполовину, — продолжил он, — отцы у нас разные. Мы и росли не то что бы вместе. Гостили у разных родственников — я в Италии, он в Бретони. Учились в разное время...

— В разных и наверняка закрытых школах, — продолжила за него Ролин, и он не стал её поправлять. — Так вот в чём дело… вот и разгадка, — она поцеловала его в щёку. — Как же странно… и ты, выходит, рос, в основном, один?

— В каком-то смысле, Можно даже сказать, я казался себе единственным ребёнком в нашей семье, и... да, пожалуй, любимым, — Ойген понимал, конечно, что очень рискует, ведя разговоры на эту тему, но ему так хотелось просто поговорить с ней! Пускай, не рассказывая всей правды, но хотя бы не выдумывая ничего. — По крайней мере, у папы.

— Я тоже одна, — Ролин его обняла. — И я в детстве мечтала о старшем брате. Ну, или, может быть, о младшей сестре…

— Старший — непременно брат? — улыбнулся Ойген.

— А младшая — сестра, — Ролин кивнула. — На самом деле, у меня чудесные родители, и мы с ними очень близки.

— Тебя баловали в детстве? — он убрал пушистый кудрявый локон с её лица.

— Да, — ответила она, даже не задумавшись. И рассмеялась. — А тебя?

— О да, — ответил он — и рассмеялся, скрывая за смехом щемящую грусть, от которой щипало в глазах. — Баловали и любили... и я ужасно по ним скучаю, — он, зажмурившись, прижал Ролин к себе, и она ответила ему таким же крепким объятьем. Они долго так лежали, и Ойген позволил себе ни о чём не думать и просто чувствовать близость и тепло Ролин.

— Пойдём, позавтракаем? — наконец, позвала она, тихонько касаясь губами его подбородка. — В детстве по выходным мама пекла крохотные блинчики — я заливала их шоколадным молоком и ела ложкой.

— Блинчики? — недоверчиво переспросил он, и Ролин рассмеялась:

— Да! Звучит немного пугающе, но это было вкусно… хочешь попробовать?

— У тебя есть шоколадное молоко? — спросил он, и она кивнула:

— У меня всегда есть шоколадное молоко. Да, я знаю, что это ужасно неполезно и всё такое, — она засмеялась и, легко и грациозно поднявшись с постели, начала одеваться и позвала его: — Вставай! Я испеку немного — и на всякий случай пожарю нам ещё и яичницу.

— Давай поделим? — предложил он, тоже поднимаясь. — Блинчики печешь ты, а я займусь яичницей?

Она не стала спорить, и они, умывшись, стояли рядом у плиты на кухне и смеялись, сталкиваясь локтями и игриво толкаясь бёдрами, а потом завтракали. Ойген жевал оказавшиеся вполне вкусными блинчики, пропитанные шоколадным молоком, и ощущая это вкус на своём языке думал о Маркусе — ему бы эта странная еда наверняка понравилась, и он бы даже придумал добавить к ним что-то еще.

Когда они почти закончили завтрак, телефон Ойгена завибрировал, и он достал его, читая пришедшую смс от клиента. Насколько он понял, на одном из сайтов куда-то съехали новости — и это, несмотря на утро субботы, не давало клиенту спокойно жить, и он мечтал разделить это своё состояние с тем, кому за подобное платит. Поколебавшись, Ойген всё же попросил у Ролин разрешения воспользоваться её ноутбуком — и, открыв нужный сайт, убедился, что дата улетела куда-то вбок и всё действительно съехало. Он проверил и другие страницы — проблема обнаружилась и там, просто не настолько заметно. Он тут же написал Энн, которая занималась этим сайтом как раз накануне. А затем и клиенту, извиняясь и обещая, что сегодня его проблему непременно решат.

В который раз он подумал, как нравится ему ноутбук Ролин, и пусть операционная система выглядела несколько непривычно, ещё на компьютере Толлета Ойгена буквально заворожил приятный и продуманный интерфейс, при близком же знакомстве он понравился ему ещё больше. Да и сам ноутбук был просто красив — и Ойген сам не заметил, что сидит и водит пальцами по полупрозрачному белому пластику, очнувшись только когда Ролин спросила:

— Собираешься свой ноут менять?

— Подумываю, — ответил он, немного нервно понимая, что оттягивать дальше просто некуда, и с ноутбуком нужно что-то уже решать. Просто неприлично держать у себя так долго чужую вещь, в конце концов.

Уходить от Ролин Ойгену не хотелось ужасно, но в четыре его ждала работа, а до этого спасённый им кот, бросать которого на Рабастана на весь день было просто свинством. И потом… честно сказать, Ойгену было интересно, что за это время дома произошло — и хотелось, всё же, разглядеть их нового квартиранта поближе. А то пока он успел заметить лишь круглые и большие глаза — но даже не мог с уверенностью назвать их цвет, — и общую пушистость к тому же. Этого даже для приличного которобота вряд ли хватит. Когда он рассказал Ролин историю этого ночного спасения, они хохотали уже вместе с ней, а потом она пообещала, если будет нужно, поспрашивать знакомых — вдруг кому-то нужен кот? Ну, или кошка. К сожалению, ветеринара она посоветовать не могла, ибо знала только хороших специалистов по птицами, а кошки — это, всё же, совсем другое.

К себе Ойген вернулся уже во втором часу. Рабастана дома не оказалось, зато на полу на кухне обнаружилась огромная лужа. По счастью, простой воды: кот опрокинул свою миску, и вода разлилась почти что по всей кухне.

— Эй! — без особенной надежды позвал Ойген. — Зверь, ты тут? Ну… вылезай?

Ответа не было, Ойген отправился на поиски. Кот обнаружился в спальне — под кроватью: сидел там, вжавшись в стену, и глядя на заглянувшего туда Ойгена огромными испуганными глазами.

— А я не кусаюсь, между прочим, — дружелюбно сообщил ему Ойген, опуская покрывало и вставая с колен. — Честно!

Кот не шевелился, не издавал ни звука, и Ойген вернулся на кухню — вытереть воду, заодно вымыть, а после уже пообедать. В холодильнике обнаружился пластиковый контейнер с клубникой, и Ойген, отсыпав себе на десерт примерно половину, поев, перебрался в гостиную и с комфортом устроился на диване, пристроив ноутбук на колени и тарелку с клубникой рядом с собой. Писем — несмотря на выходной! В конце концов, сегодня же была суббота! — в ящике было много, и он погрузился в переписку, лишь время от времени вспоминая о клубнике. Когда Ойген, в очередной раз не глядя нащупывал в тарелке ягоду, его пальцы вдруг уткнулись во что-то мягкое. Он обернулся — и увидел некрупного, очень пушистого черной масти кота, с огромными зелёными глазами и зажатой в зубах клубникой. Секунду или две человек и кот смотрели друг на друга, а потом последний попятился — и чёрным вихрем исчез за дверью.

И только тогда Ойген позволил себе расхохотаться. Так его и застал как раз вернувшийся Рабастан — и, стоя в дверях, спросил:

— Хорошие новости?

— Ты знал, что коты тоже едят клубнику? — ответил Ойген ему вопросом.

— Нет, — честно признался Рабастан. — А зачем ты его угощал?

— Я не угощал никого! — воскликнул Ойген. — Я её сам ел — а этот разбойник явился и меня обокрал. Урал с тарелки одну. Наверное. И сбежал — похоже, снова к нам под кровать.

— Значит, осваивается, — решил Рабастан. — Собакам клубнику, в принципе, можно — не слишком много, правда: она сладкая. Не думаю, что коту она повредит. Ты мыл сегодня полы?

— Пришлось, — вздохнул Ойген. — Кот разлил воду по всей кухне.

— Я думал, что с ним делать, — Рабастан присел на стул. — Во-первых, его, конечно, нужно отвезти к ветеринару. Во-вторых, попробуй поискать его хозяев: вдруг найдутся.

— Так его нужно для этого сфотографировать, — возразил Ойген. — А Толлета до понедельника в городе нет — так что нам придётся подождать немного.

— Я думаю, — заметил Рабастан, — в данном случае для начала вполне хватит описания: если его ищут, то позвонят.

— Слушай, вот ты говоришь: везти к ветеринару. Как? — Ойген протянул Рабастану тарелку с последними ягодами.

— У Джозефа тоже кот, — казалось, Рабастан давно уже продумал всё, что можно. — Спроси его: может быть, он сможет одолжить нам переноску. И заодно посоветовать ветеринара — я поспрашивал у наших, так что у меня есть пара имён, но они всё-таки специалисты, скорей, по собакам.

— Думаешь, есть большая разница? — спросил Ойген, и Рабастан в ответ лишь возмущённо фыркнул. — Я спрошу. Наверное, он сможет — почему нет?

— А вот раньше мы бы просто что-нибудь трансфигурировали, — вздохнул Рабастан. — Но вообще не обязательно везти кота к доктору — можно и наоборот. Хотя это дороже.

— Слушай, как странно, — задумчиво заметил Ойген. — Здесь мы знаем, к кому нужно обращаться — ветеринары вот есть. Куча рекламы. А вот раньше… я даже не знаю… Асти, а ты хоть раз встречал хотя бы одного волшебного ветеринара вживую?

На лице Рабастана появилось озадаченное выражение.

— Не знаю, — сказал он, подумав. — Как-то не думал никогда о таком. Мне кажется, в «Волшебном зверинце» должен быть штатный… Наверное…. Кажется, я мог видеть специалиста по крылатым крылатыми конями у родни, но точно тебе не скажу.

Они некоторое время смотрели друг на друга, а потом Ойген потёр задумчиво лоб:

— Так странно, да? Никогда не думал, что в волшебном мире у меня обнаружится такое достаточно очевидное слепое пятно. А ведь у меня же была сова…

— И у меня была, — кивнул Рабастан. — Но она никогда не болела.

— Я вообще не помню, чтобы совы болели, — признался Ойген. — И не помню, чтобы их вообще лечили… как-то они себе летали, летали и всё. А сколько кошек было ведь в школе, помнишь? Наверное, хозяева знали, что с ними делать — но вот у меня никогда никаких вопросов не возникало...

— МакНейр, Уолли МакНейр книззлов держал, — вспомнил Рабастан. — Наверное, он лечил их… не знаю, сам или водил куда-то.

— Интересно, что с ним сейчас, — проговорил Ойген. — Как ты думаешь — он согласился на наш вариант, или остался там, в Азкабане?

— Думаю, что согласился, — почти сразу же ответил Рабастан. — А что: он же всегда с возился с животными. Ему как раз будет легко устроиться — пойдёт куда-нибудь в зоопарк, к примеру… или на ферму какую-нибудь устроится.

— В городе? — с сомнением уточнил Ойген.

— Да, в городе не выйдет, — кивнул Рабастан. — Но вряд ли он тоже в Лондоне…

— Знаешь, если бы не семья, мне кажется, Роули тоже согласился бы просто работать где-то на ферме вместо тюрьмы, — предположил Ойген. — У него на островах пони, козы… а ещё бродили кошки с собаками, помнишь?

— Ещё как, — Рабастан вдруг рассмеялся. — Кажется, я уже рассказывал, что в своё время там часто бывал, рисовал этих мохнатых бестий и меня чуть не съели? — спросил он.

Ойген кивнул, и они рассмеялись вместе.

— Слушай, а выходит, что почти все наши кого-нибудь да держали, — Ойген вздохнул. — У того же Люциуса вот павлины жили…

Он произнёс это — и вспомнил Нарциссу. Как она? Смогли целители вернуть ей память? Он бы дорого отдал за то, чтобы просто узнать, что с ней сейчас — но это было недостижимой мечтой… Нет, он совсем не хотел сейчас думать о неприятном, и обрадованно ухватился за реплику Рабастана:

— А Эйвери устроился лучше всех — он держал для души домашних эльфов…

Ойген улыбнулся, прикрыв глаза. Маркус ведь и вправду любил своих эльфов — по-настоящему любил… даже сильней самого Ойгена, всегда относившегося к своим домашним эльфам с большой долей нежности. Но эльфы заменили Маркусу в каком-то смысле семью, как заменяют её пожилым дамам кошки.

Они с Асти погрузились в воспоминания, перебирая знакомых, как вспоминают о них, пробыв очень и очень долго вдали от дома — и Ойгену стоило огромного труда вынырнуть на поверхность и всё же уйти на смену в кафе.