Изгои (джен)

Проснулся Ойген от ощущения тепла и тяжести: что-то лежало у него на спине, буквально вдавливая его в матрас. Он разлепил глаза и, повернув голову, встретился взглядом с круглыми зелёными глазами на полосатой морде — а потом их обладатель вдруг подпрыгнул и, соскочив с кровати, буквально испарился. А вот белый кот лишь потянулся и зевнул, продемонстрировав Ойгену свою розовую, полную острых зубов пасть, и даже не сдвинулся с места.

— Привет, — сказал ему Ойген, осторожно поворачиваясь на бок. Кот сполз с его спины на кровать, где перекатился на спину и вальяжно развалился, разбросав в стороны и хвост, и лапы. — Я проспал, да? — спросил Ойген, садясь и спуская на пол ноги. В спальне было довольно темно: плотные шторы хорошо скрывали свет, но он всё же разглядел, что постель с той стороны, где спала Нарцисса, аккуратно прикрыта краешком одеяла.

Часов здесь не было, и Ойген не имел ни малейшего представления о времени — но, поскольку он чувствовал себя выспавшимся, он решил, что уже довольно поздно. Ему было несколько неловко, что он всё проспал, и Ойген, пригладив волосы и оправив смявшуюся, конечно же, за время сна одежду, открыл дверь и вышел в коридор, надеясь, что с хозяйкой дома за то время, что он так бесстыдно дрых, ничего дурного не произошло.

— Доброе утро, — услышал он её голос, и, с облегчением вздохнув, обернулся. Сейчас Нарцисса выглядела определённо лучше, чем накануне вечером: по крайней мере, тени вокруг её глаз почти исчезли, а лицо уже не было таким смертельно-бледным даже несмотря на светло-голубую водолазку и бирюзовый вязаный жакет, не добавлявших коже красок. — Как вам спалось?

— Прекрасно, — улыбнулся он. — Даже слишком хорошо: я не услышал, как вы встали.

— Значит, мои старания не прошли даром, — она тоже улыбнулась. — Мне очень не хотелось вас будить: вы спали так крепко… и мне хотелось хотя бы как-нибудь вас отблагодарить. Сейчас, при свете дня, я чувствую себя очень неловко за вчерашнее. Сама не понимаю, что на меня нашло.

— Я думаю, — Ойген сделал очень серьёзное лицо, — что вам, на самом деле, очень захотелось испечь пирог и пригласить меня. Но сделать это просто так, без повода, вам было неудобно, и ваше подсознание придумало прекрасный выход.

Нарцисса тихо рассмеялась:

— Да, полагаю, так и было. И, раз уж вы вспомнили о пироге — что приготовить вам на завтрак?

— Яичницу, — попросил он, помня, что вчера, когда Нарцисса брала яйца для меренги, в коробке оставалось ещё много. — Скажите, а который час? Увы, я не заметил в спальне часов…

— Почти одиннадцать, — Нарцисса улыбнулась. — Пока вы спали, я успела проверить все тетради. Надеюсь, у вас не было с утра каких-то дел? Телефон ваш не звонил.

— А где он? — он совсем забыл про телефон. Вообще про всё забыл вчера.

— На столике в гостиной. Пойдёмте, заодно отыщем вам полотенце, — предложила она.

Пока Ойген принимал душ, Нарцисса успела приготовить им завтрак, и после присоединилась к нему за чаем — и каким же облегчением было видеть, что её движения вновь стали точны и уверенны. Как будто бы и не было вчерашнего звонка и дрожи в этих тонких пальцах, и страха в похожими на весеннее небо глазах. Как будто бы всё было хорошо…

— Вы знаете, а у меня есть предложение, — сказал Ойген, когда они допивали чай, обсуждая текущие новости, которые как раз и посмотрели за едой. — Поехали гулять? В центр? Иллюминацией мы сейчас, конечно, не полюбуемся — зато другие украшения рассматривать гораздо удобнее. А иллюминацию оценим вечером — если даже не сегодня, то на рождественских каникулах. Что скажете?

Она задумалась буквально на секунду — и кивнула с шутливо-отчаянным видом:

— Почему бы нет? Поедем! У меня, к примеру, в этом году даже сливового пудинга нет.

— Вот видите? — воскликнул Ойген очень убедительно. — Что это за Рождество без пудинга? И ёлки у вас нет, — вдруг сообразил он. Вот что ещё вчера показалось ему странным!

— У меня руки не дошли, — сказала она. — Я подумывала заняться этим вопросом завтра.

— Хотите, я вам с ней помогу? Ёлочные базары работают же до вечера. Если желаете, мы можем на обратном пути зайти на ближайший, и я донесу любое приглянувшееся вам дерево. И помогу поставить. А вечером нарядите — ну, или завтра, — предложил он.

— Вам это в самом деле будет удобно? — заколебалась она.

— Вам кажется, мне сил не хватит донести её? — спросил он очень грустно и, понизив голос, заговорщически проговорил: — На самом деле, я сильней, чем выгляжу. Честное слово.

— Я буду благодарна, — не стала она больше отказываться. — Вы знаете, я каждое Рождество задаюсь вопросом, зачем ставлю ёлку. Я ведь одна — хотя вот мистер Лайт любит смотреть на огоньки. И всё же…

— Для себя, конечно, — убеждённо сказал он. — Но пойдёмте погуляем? Там толпа сейчас, конечно — но ведь это весело, — Ойген улыбнулся. — Вся эта суета…

— Там похолодало, — предупредила Нарцисса, собирая посуду со стола. — У вас довольно тонкий свитер — вы точно не замёрзнете?

— Нет, — заверил он её. — У меня есть ещё один. И тёплые носки. И, если мы замёрзнем, всегда есть кафе.

Из дома они вышли около полудня — и сразу же поехали на Лестер-сквер, в самый центр рождественских ярмарок. И медленно бродили от одного павильончика к другому, разглядывая сливовые пудинги, ёлочные украшения, игрушки, шапки и шарфы и тому подобные вещи, символизирующие, так или иначе, Рождество.

У одного из павильонов, где продавали яркие шерстяные вещи, Нарцисса задержалась и долго разглядывала пледы. Особенно её вниманием завладел один: большой, светло-фисташковый с тонкими коричневатыми полосками по краю, он даже выглядел тёплым и мягким.

— Вы плохо на меня влияете, — сказала она Ойгену. — У меня уже есть плед. Второй мне точно не нужен.

— Конечно, нужен, — возразил он.

— Зачем? — спросила она с укоризненной улыбкой.

— Для удовольствия, — уверенно ответил он. — Я же вижу, что он вам нравится.

— Нравится, — не стала она спорить. — Но сто пятьдесят фунтов?

— Сто сорок девять, — уточнил он, и они рассмеялись.

— У меня они, конечно, есть, — проговорила она задумчиво. — И я могу себе позволить их потратить. Но…

— Но что вас останавливает? — спросил он мягко.

— Я не знаю, — призналась она. — Я не привыкла тратить столько на себя… но, в общем-то, вы правы.

— Вас уговорить или наоборот? — деловито уточнил Ойген, и она, рассмеявшись, сказала:

— А знаете — уговорите!

— Он красивый, — тут же сказал Ойген. — И потом, один плед — это неудобно: приходится всё время носить его из гостиной в спальню. Два — куда удобнее. Представьте, как уютно сидеть на диване, завернувшись в плед, или за столом, прикрыв им ноги. Впереди целая зима, да и весной весьма промозгло… и он действительно красивый. Очень элегантный. А ведь это важно — когда вещи вокруг вас красивы. Я хорошо знаю, насколько это важно.

Она смотрела на него и улыбалась, и её взгляд был до того пронзительно-живым, что у Ойгена по коже побежали мурашки.

— Иногда мне кажется, что вы мне кого-то напоминаете, — сказала вдруг она. — Кого-то очень хорошо знакомого. И это грустное и тёплое воспоминание. Я вас послушаюсь, — она сжала его запястье и помахала рукой полной и румяной продавщице.

Когда Ойген с Нарциссой отошли от прилавка, он забрал у неё большой пакет с пледом, мягко, но безапелляционно заявив:

— Я понесу.

Она не возразила, только улыбнулась благодарно, и в её глазах мелькнуло нечто… словно бы она признала за ним право носить за ней покупки. Но, конечно же, потом она сказала:

— Вы очень добры и заботливы. Спасибо вам. Идёмте пудинг выбирать? Мне нужен небольшой… и вы же себе тоже купите?

— Конечно, — на самом деле, он не собирался делать этого, но теперь подумал, что это хорошая идея. Существует ли что-то более рождественское, чем сливовый пудинг?

Пудинги они купили в нарядном павильончике почти что в центре площади — Нарцисса взяла один и самый маленький, а Ойген — два побольше, решив один отдать с собою Мэри, а второй оставить всем им на двадцать пятое число. Ну и, конечно же, они не удержались от покупок всяких мелочей вроде рождественского имбирного печенья в форме миниатюрных оленей, а Нарцисса ещё купила пару удивительно похожих на настоящие стеклянных шишек — коричневых и словно бы припорошённых снегом.

Незаметно они обошли всю ярмарку, вышли на Чаринг-кросс-роуд, и двинулись по ней на север, в сторону Британского музея. Они шли медленно, разглядывая нарядно украшенные витрины и дома, и весело и возбуждённо друг другу их описывали, читая вывески и соревнуясь в том, кто на каждом из домов отыщет больше украшений и заглядывая во встречающиеся по пути кафе и бары — просто поглядеть на интерьер, ну и согреться. А потом вдруг в какой-то момент Нарцисса прочитала на противоположной стороне улицы:

— «Дырявый котёл». Меня всегда интересовало, почему владельцы баров словно соревнуются друг с другом поисках наистраннейших названий.

Она вдруг нахмурилась, словно бы пыталась вдруг что-то вспомнить, и нервно сжав губы, коснулась виска — и Ойген, переключая её внимание, сказал:

— Вы говорили, что ваши страхи прошли?

— А вы говорили, что они уйдут с самой длинной ночью, — она отвлеклась и перевела взгляд на него. — Думаю, вы оказались правы.

— Это очень легко проверить, — озорно улыбнулся он. — Хотите?

— Хочу, — она тоже улыбнулась.

— Тогда зайдите в тот бар, — предложил он. — В одиночку. И… — он на секунду задумался, — скажите бармену, что вам нужен... пожалуй, малфой.

— А вы? — спросила она, и её глаза возбуждённо заблестели, и он, как и утром, постарался не выдавать того, что заметил лопнувшие в них капилляры.

— А я подожду вас, — он покачал головой. — Иначе неинтересно. Вон там, — он указал на дверь кафе, из которого они только что вышли. — Посмотрю пока пирожные — они меня весьма заинтересовали. Но если вам неуютно…

— Нет, отчего же, — возразила она. — Вы сказали… малфой? — её зрачки чуть расширились. — Что это? Что-то очень знакомое…

— О, — он просиял улыбкой. — Вы увидите. Даю вам слово — вам понравится. Мал-фой, — повторил он по слогам.

— Хорошо, — сказала она с шутливой решительностью. — Я принимаю ваш вызов! И всё же, Ойген, экзотические коктейли — это, конечно, здорово, но что вы скажете насчёт чашки чая? — спросила она. — Может быть, вы пока сделаете заказ? Я вернусь — и мы могли бы отпраздновать мою маленькую победу.

— Отличная идея, — согласился он. — Вам дарджилинг?

— Да. И возьмите мне, пожалуйста, какое-нибудь пирожное, — попросила она. — Любое — на ваш выбор. Вы всё это пока возьмёте? — спросила она, глядя на пакеты, и он кивнул:

— Конечно. Шоколадное? — добавил он с заговорщическим видом, переходя на шёпот и наклоняясь к её уху — и незаметно опуская в карман её пуховика маленький золотой пакетик. — Хорошего визита!

— Не прощаюсь. Я скоро. Увидимся через десять минут, — она снова улыбнулась, затем помахала ему рукой в тёмно-серой шерстяной перчатке — и, перейдя улицу… исчезла. Просто растворилась в праздничной толпе, когда он моргнул.