Изгои (джен)

Пока Ойген разливал чай, Мик непривычно тихо сидел на диване, и заговорил лишь когда тот сел с ним рядом:

— Не понимаю, что вообще случилось, — Мик вздохнул. — Всё же было нормально — Энн, правда, уставшая в последнее время ходила — не представляю, как она учится и работает одновременно.

— Ну, многим так приходится, — Ойген вздохнул и спросил: — А ты как? У тебя же в этом году экзамены на сертификат о среднем образовании?⁽¹⁾

— Да я-то что? — пожал Мик плечами. — У нас школа нормальная… учусь. Хотя меня уже зад…мучили вопросами о том, что я буду делать дальше, — он поморщился.

— Тогда я тебя об этом спрашивать не буду, — пообещал Ойген, и Мик кивнул и продолжил говорить о том, что его действительно волновало:

— Бабушка и дедушка Ли… английские Ли, — уточнил он тут же и, кажется, собрался объяснять, но Ойген со знанием дела кивнул, давая ему понять, что в курсе этих их семейных особенностей, — они к вечеру, как всегда, завели эту вечную песню про папу: мол, он мог бы быть сейчас послом… мы привыкли все уже, — махнул рукой Мик. — А потом мама с Энн убирали со стола, и Энн вдруг взорвалась. Я даже не понял, в чём дело... а потом она ушла собирать вещи, мама пыталась всех успокоить, папа повёз дедушку с бабушкой к ним — у дедушки давление подскочило, куда же ему за руль… и всё, — он глубоко вздохнул. — И с тех пор они не могут даже поговорить нормально. А я не знаю, на чьей должен быть стороне и что вообще происходит.

Ойген сочувственно кивнул. Почему-то в этот момент Мик ему ужасно напомнил Регулуса Блэка — хотя, конечно, семейство Ли на Блэков не походило ничем. Может, дело было в том, что он выглядел таким же потерянным? Ойген помнил, как в далёком детстве поначалу даже пугался буйных ссор своей пьемонтской родни и таких же громких радостных примирений — потому что у них дома всегда всё было очень мирно… да Ойген даже не мог вспомнить, чтобы его родители, или он сам с ними ссорились! Но в школе было совсем не так, и затянувшиеся обиды и ссоры его угнетали, и он старался скорее всех помирить, если это было возможно. Или просто поддержать, кого мог, но ему всегда было странно видеть, как почти на ровном месте вырастали обиды, растягивавшиеся на недели, а то, порой, и месяцы.

— Люди ссорятся, так бывает, — мягко сказал Ойген. — Это же не конец света. Иногда это нужно просто переждать.

— Угу, — кивнул Мик. — Когда только? Прилетает дедушка Ли… китайский Ли. Он хотел прилететь на День середины осени — ты знаешь, что Энн родилась в день середины осени, да? — оживился он? — И, возможно, она — кролик с луны?

— Ты знаешь, — Ойген удержал улыбку, — это многое объясняет. Но дедушка не прилетел?

— Да у него там что-то не сложилось, — пожал Мик плечами. — И он прилетает только сейчас — в эту среду. Он сегодня звонил. Передай Энн, хорошо? — попросил он, залпом допивая свой чай. — А я пойду, наверное.

— Эй, — сказал Ойген. — Ты тут точно совсем не при чём. Просто иногда бывает сложно, поссорившись с кем-то, общаться с тем, кто живёт с ними, там.

— Угу, — буркнул Мик под нос и, ушёл, помахав рукой на прощанье.

Ойген же, дождавшись Энн, не стал, вываливать новости на неё с порога, сперва внимательно расспросив её о том, что сказал врач. И только выяснив, что всё отлично, и напоив её чаем, рассказал про визит Мика и про приезд «китайского дедушки Ли». Энн тяжко вздохнула и зарылась пальцами в волосы.

Уходя на смену, Ойген оставил Энн в глубокой и серьёзнейшей задумчивости.

Ночью, по его возвращению домой, они с ней не встретились — она уже крепко спала, хотя обычно и встречала его на кухне с чаем — так что поговорить смогли они только утром. Энн позвонила около половины одиннадцатого с занятий и сказала, что она согласна и решилась. И готова идти смотреть квартиру в любое удобное всем остальным время. Ойген тут же позвонил Энди Фишеру, и они договорились встретиться, не откладывая, в обед — и уже в два часа все вместе звонили в знакомую дверь.

На сей раз им открыл хозяин, державший Эппл на покрытых татуировками мускулистых руках — и та, не дав ему даже рта открыть, спросила:

— Вы хотите тут жить?

— Может быть, — ответил Ойген, улыбнувшись ей.

— Тут хорошо, — сказал её отец, пропуская их в квартиру. — Соседи тихие, и никакой лишней живности.

— В смысле, тараканов? — понимающе уточнил Ойген.

— И мокриц, — кивнул тот. — Напор воды, кстати, нормальный.

— А у соседей хомяки! — сообщила им Эппл. — По-ло-са-ты-е!

— Хомяки — это отлично, — улыбнулся Ойген ей, пока Энн прошла вместе с Рабастаном в комнату. — Много?

Девочка задумалась — и выставила перед собой обе руки с растопыренными пальцами:

— Вот сколько!

— Вообще, три, — сказал её отец. — Но у Эппл пока сложно со счётом. Тут нормальные соседи — даже съезжать жалко. Славная квартирка. И, кстати, за углом пекут отличный хлеб.

— Булочки! — восторженно воскликнула Эппл и захлопала в ладоши.

— Она их любит, — сказал он.

Так они с ним и болтали, пока Энн и Рабастан внимательно осматривали всю квартиру. Наконец, они вернулись, и Энн сказала:

— Мне здесь нравится.

— Снимаем? — спросил Ойген, прямо спиной ощущая напряжённейшее внимание Фишера.

— Ага, — она легко улыбнулась, но Ойгену в её глазах почудилось… что? Грусть?

— Отлично! — сказал он — и обратился уже к Фишеру. — Наша сторона готова подписать все бумаги.

— Мы съезжаем в субботу утром, — сказал татуированный мужчина. — У нас машина заказана на семь утра — чтобы за выходные успеть как-то устроиться.

Они попрощались — и тут же, позвонив хозяину квартиры, отправились в расположенное рядом кафе, подписать с ним бумаги. А когда дело дошло до оплаты, и Ойген уже доставал деньги, Энн вдруг его остановила, шепнув:

— Я всю сумму нашла. Так что в этот раз я заплачу сама, — и, не стесняясь никого, крепко-крепко обняла сперва его, а потом и Рабастана. И прошептала: — Спасибо вам.

И это было ужасно трогательно — однако где же она взяла деньги? Ойген смотрел, как она кладёт на стол пачку разномастных купюр: часть была совсем новой, словно только из банкомата, часть была набрана из не слишком крупных купюр, и некоторые были ощутимо помяты. Вопрос, где она успела отыскать всю нужную сумму, включая комиссию, ужасно мучил его — но Ойген не мог задать его вслух, и всё, что ему оставалось, лишь гадать и надеяться, что Энн не сделала какую-нибудь глупость. Ну, или что эта глупость окажется не настолько серьёзной, чтобы испортить ей жизнь.

Вечером Энн принесла ему свинину в кисло-сладком соусе с овощами — и пока он восхищался, жадно поедая свой ужин, сказала:

— Мне ужасно с тобой повезло. С вами обоими.

— А нам — с тобой, — ответил он. — И Лимбусу тоже.

— И мне ужасно неудобно, — она улыбнулась смущённо, — но… я снова хочу попросить тебя о помощи. Прости, пожалуйста.

— Ну, мы же партнёры? — спросил он. — Что я могу для тебя сделать?

— Я бы хотела взять несколько смен в кафе, — сказала Энн. — Конечно, лучше б в выходные, но, в принципе, и пропускать несколько пар не страшно. Только не во вторник, — она покачала головой, — и не в четверг. И я хотела посоветоваться — как лучше поговорить об этом с Уолшем?

— Не вторник, не четверг, — повторил Ойген. — Давай я сам с ним поговорю? Он посмеётся, скажет, что Лимбус снова расширяется, захватывая его бизнес — и, может, что-то и подберёт. Но ты же понимаешь, что совсем не факт, что смены найдутся именно в нашем кафе.

— Конечно, — она закивала. — Мне не важно! И я могу если что, работать и ночью.

Ойген не стал ей это говорить, но сам себе пообещал, что постарается уговорить Уолша, если вдруг вообще возникнет такой вопрос, не ставить её на ночные смены. Ей всё же нужно отдыхать нормально, а не торчать ночами за стойкой. Впрочем, насколько он знал, Уолш не ставил женщин на ночные смены — кроме Эмили, и Ойген подозревал, что дело было не в последнюю очередь в её возрасте… и острых спицах.

— Энн, — он отставил в сторону опустевшую пиалу, — можно задать тебе вопрос?

— Давай, — она вздохнула и сразу как-то не то что сжалась, но словно бы немного уменьшилась.

— Конечно, это дело не моё… совсем, — начал он осторожно. — Но мне кажется, что за последние пару недель с тобой стали по-настоящему семьёй, — он полувопросительно взглянул на Энн, и она, улыбнувшись, кивнула. Ойген, словно бы восприняв это за разрешение, придвинулся к ней и обнял за плечи — и когда она тоже обняла его в ответ, продолжил: — Поэтому я всё же скажу. Мне кажется, твои родные по тебе очень скучают.

— Ты понимаешь, — она уткнулась лицом ему в плечо, — я же не хотела с ними ссориться. Совсем. Так как-то вышло — а теперь… да нет, конечно, мы помиримся, — она вздохнула. — Просто… я сперва хочу устроиться. Сама.

— Я понимаю, — кивнул он. — Я, может быть, неправ… но ты знаешь… наверное, мне было бы грустно на их месте. Когда я узнал бы, что мне настолько не доверяют…

— Я просто не хочу всё это вешать на них, — она помотала головой. — Я не могу.

— Я понимаю, — он погладил её по плечам. — Но… обидно знать, что твоя дочь совсем не верит в тебя.

— Почему не верит? — Энн резко подняла голову и посмотрела на него.

— Потому что убежала и пытается решить всё сама, — мягко сказал он. — Они ведь ничем перед тобой не провинились. Я не уговариваю тебя, — добавил он, почувствовав, как она напряглась. — И мы втроём вообще прекрасно справимся. Но… это ведь серьёзно. Знать, что ты совсем не заслужил доверия собственного ребёнка. И он сбежал, потому что не верит, что вы смогли бы нормально договориться и поддержать друг другу.

— Да я знаю, что они стали бы помогать, — возразила Энн. — В этом и вся проблема, понимаешь? Им и так непросто — и вот только должно было стать легче…

— Я о том и говорю, — кивнул он. — У них ведь тоже есть право принимать решения. И они умеют это делать… Мне было бы досадно знать, что моя дочь считает меня настолько безответственным и не способным ни о чём договориться и просто её понять. Понимаешь, вряд ли у тебя получится совсем их не побеспокоить — даже если ты и будешь жить отдельно. Им, в конце концов, просто захочется заботиться о тебе, о вас, — он улыбнулся. — Энн, ну это же их первый внук. Или внучка.

Она вздохнула — и вновь ткнулась носом в его плечо, и они какое-то время просто молча сидели, и Ойген, держа её в объятьях, обдумывал предстоящий разговор с Уолшем, очень надеясь, что тот что-нибудь сможет придумать.

И оказался прав — во всём.

С Уолшем они встретились на другое в его кабинете, и тот вправду поначалу посмеялся и конечно же пошутил:

— Ты всё же решил захватить мой бизнес?

— Даже в мыслях не имел! — пылко заверил его Ойген. — Напротив — я старательно ищу для вас самых серьёзных и ответственных сотрудников. Энн вы знаете — она ответственная и серьёзная. И ей нужна работа.

— Не лей мне сироп в уши, — ответил Уолш. — А почему со мною говоришь ты, а не она?

— Ну, мы же с ней партнёры, — улыбнулся Ойген. — Я чувствую свою ответственность.

— Ответственный какой, вы посмотрите, — фыркнул Уолш. — Тебе повезло, что Гаррету, наконец, выплатили все причитающиеся компенсации, и он вот-вот ляжет на операцию. Чёртов ты везунчик, Мур! Вот бы и мне с моим судом тоже так повезло, — вздохнул и он и велел: — Пусть сама звонит. До шести. И приходит. Конец месяца — я тут до вечера как раз провожусь.

1) GCSE или General Certificate of Secondary Education — Сертификат о Среднем Образовании, после которого можно учиться ещё два года и получить GNVQ's (сертификат о среднем специальном образовании) или BTEC's (диплом о среднем техническом образовании), а можно и не учиться — до 2015 года обязательное образование в Великобритании заканчивалось получением GCSE. Те, кто заинтересован в дальнейшем поступлении в вуз, остаются в школе на Sixth form. В этот период — 16 до 18 лет — школьники готовятся к сдаче A-levels по выбранным предметам.

Вернуться к тексту