Изгои (джен)

Ветеринаром оказалась милая и бодрая женщина, наверное, немногим за тридцать, светловолосая и светлоглазая, чуть полноватая и невысокая — и, здороваясь, Ойген подумал, что её имя, Вивьен Литтл, ей очень шло.

Выслушав рассказ Ойгена о том, откуда, собственно, взялся кот, она с горечью подтвердила:

— Да, в ночь Хэллоуина подобное, к сожалению, бывает. К нам после иногда приносят покалеченных… ему ужасно с вами повезло.

— Пожалуй, — согласился Ойген. — Но он теперь донельзя всех боится. Мы вытащим его сейчас, конечно, но… — он покачал головой.

— Ничего, — заверила она его. — Я думаю, мы с ним договоримся. Помочь вам?

— Он в спальне, — сказал Рабастан. — Под кроватью. Или она. Мы не знаем пол — вы не могли бы его определить?

— Конечно. Это он вас так? — доктор Литтл, указала взглядом их пострадавшие руки — и покачала головой. А потом спросила: — Полотенце есть?

— Сейчас, — Ойген отправился в ванную — а Рабастан, тем временем, вместе с доктором Литтл прошли в спальню. Когда Ойген к ним присоединился, кота из-под кровати уже извлекли — и доктор Литтл крепко держала его на руках и гладила, что-то успокаивающе нашептывая.

— По-моему, он вас боится меньше, — сказал Ойген, когда они вернулись в гостиную, где на заранее освобождённом для всех процедур столе уже была постелена пелёнка, благо после ремонта в офисе запасы у них были приличные.

— Возможно, — доктор Литтл опустила кота на пелёнку. — Ну, начнём? — спросила она то ли их, то ли кота.

Пока она его осматривала, кот даже и не думал сопротивляться, и даже послушно позволил заглянуть себе прямо в пасть, и в какой-то момент Ойген проговорил изумлённо:

— По-моему, ему нравится! Он даже урчит!

— Кошки урчат далеко не только от удовольствия, — возразила доктор Литтл, надевая… как же эта штука называется? Стетоскоп! — Они делают это и от стресса, и от боли — чтобы успокоиться. Хороший котик, — она почесала кота за ухом. — И это, определённо, мальчик. Некастрированный. И очень пушистый — не удивительно, что вы не смогли самостоятельно выяснить этот факт. Давай ты помолчишь пока? — попросила она уже кота. — Мне нужно тебя послушать.

Однако кот молчать не собирался — и, едва доктор Литтл ослабила хватку, на полусогнутых лапах пополз… к ней. И уткнулся мордой её в бедро.

— Всё-таки вы ему нравитесь, — тихонько проговорил Ойген.

— Скорее, он мужчин боится больше женщин, — доктор Литтл вздохнула и, взяв кота под подбородок, заглянула ему в глаза и сказала: — Зверь. Мне нужно послушать твои лёгкие.

— Может, если я его возьму, он замолчит? — предложил Ойген. И оказался прав — как только он взял кота на руки, тот замер и действительно умолк, и Ойген только ощущал, что каждый его мускул напряжён до предела, и что стоит чуть ослабить хватку, как кот убежит. Или, во всяком случае, попытается.

— Что же ты так боишься, — сочувственно проговорила доктор Литтл, закончив его слушать. — Всё с ним хорошо — лёгкие чистые, уши тоже… сейчас ещё попробуем померить температуру, — она извлекла из своей сумки градусник и попросила Ойгена: — Держите его крепче — они, как правило, подобного не любят, — а потом ловко сунула руку с градусником коту под хвост. Тот дёрнулся — вместе с Ойгеном, очень хорошо представившим, что его подопечный чувствует — и впился всеми своими когтями в его многострадальную руку. Ойген только тихо зашипел, и доктор Литтл извиняющимся тоном произнесла: — Простите. Но это нужно сделать. Потерпите, пожалуйста.

— Да всё в порядке, — бодро заверил её Ойген.

Когти кот убирать и не думал, и это было действительно больно — но Ойген готов был потерпеть. Рабастан, тем временем, подошёл к нему и придержал кота обеими руками за спину, позволяя Ойгену почувствовать себя немного уверенней — до тех пор, пока кот вдруг не взвыл и не задёргался.

— Ещё чуть-чуть! — попросила доктор Литтл.

— Береги лицо, — предупредил Рабастан, теперь удерживая задние лапы кота, которыми тот пытался разодрать Ойгена в клочки. — Остальное заживёт.

— Мне как раз не хватало немного шрамов для образа, — усмехнулся Ойген. — Да ерунда всё это, конечно.

Наконец, доктор Литтл извлекла из кота градусник и сказала удовлетворённо:

— Всё отлично. Отпускайте… иди-ка сюда, дружок, — она сочувственно погладила кота под подбородком и спросила: — Вы его уже назвали?

— Нет пока, — Ойген приподнял рукав, разглядывая быстро наливающиеся красным следы от когтей.

— Сходи, обработай, — предложил… нет — скорее, распорядился Рабастан. — Мы справимся.

— На самом деле, — сказала доктор Литтл, — мы вас подождём. Осталось взять кровь — и я предполагаю, что ваш питомец отдаст её дорого. Идите, — она улыбнулась, и Ойген ушёл в ванную — где уже почти привычно обработал свои боевые раны, улыбаясь и думая, что вечером пожалуется Ролин, и она, конечно, его пожалеет.

Когда он вернулся, доктор Литтл с Рабастаном уже уложили кота на бок. Рабастан крепко держал его передние лапы руками, прижимая голову к столу локтем — Ойгену же досталось держать задние. Шприц и пробирки были уже готовы, доктор Литтл завязала на задней лапе кота жгут, помазала её антисептиком — и ловко воткнула в вену иглу. Кот дёрнулся, но, в целом, вёл себя вполне прилично, кровь закапала в пробирку, доктор Литтл, подождав, пока она достаточно наполнилась, подставила вторую — и тут вдруг кот взвыл и забился.

— Устал, — спокойно сказала она, успокаивая, кажется, скорее, Ойгена. — Так бывает. Ничего — ещё совсем немного…

Кот кричал — совсем по-человечески, и от этого крика у Ойгена холодели руки и сжималось сердце, но он мужественно держал отчаянно дёргающиеся лапы.

А когда всё, наконец, закончилось, и доктор Литтл, вытащив иглу, замотав лапу бинтом, сказала:

— Всё, — Ойген почувствовал, что, кажется, его майка промокла от холодного пота. — Ты умница, — сказала доктор Литтл, гладя кота, которого Ойген с Рабастаном, наконец, отпустили. — Сейчас тебя покормят… он совсем молоденький, — добавила она, гладя черную шерсть. — Не больше года — но, я думаю, поменьше. Месяцев десять ему. Посмотрим, что с анализами — и, если никаких тяжёлых отклонений или инфекций нет, то можно уже кастрировать.

— Зачем? — обалдело спросил Ойген.

— Вы собираетесь держать некастрированного кота в квартире? — спросила в ответ доктор Литтл. — Вот, возьмите, — она достала из сумки брошюру и положила на стол. — Почитайте и хорошо подумайте. Я бы настоятельно вам рекомендовала его кастрировать. Это простая операция, но она очень облегчит жизнь и вам, и ему.

— Мы почитаем и подумаем, — заверил её слегка растерянный Рабастан. — Когда анализы будут готовы?

— Позвоните через три дня, — ответила она. — Или можете заехать в клинику — но зачем вам платить за приём? — она улыбнулась. — Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что он здоров, — она погладила кота по голове — и убрала руку.

Кот тут же почти подполз к ней — и снова уткнулся головой ей в бедро.

— Вы ему определённо нравитесь, — улыбнулся Ойген — хотя ему было немного досадно. Нет, он всё прекрасно понимал — конечно, кот должен его бояться особенно, но… но ведь это же Ойген спас его из рук безголовых любителей мистики.

— Я думаю, что версия с мужчинами и женщинами имеет право на существование, — она погладила кота, почесала его за ухом и ласково проговорила: — Пока, дружок.

Едва она отступила со стола, кот спрыгнул на пол — и растворился в полутьме коридора, а Ойген посмотрел на выписанный счёт и про себя вздохнул. Что ж… чуда не случилось, и двести сорок фунтов легко сменили своего хозяина.

Проводив доктора Литтл, Ойген с Рабастаном переглянулись и почти хором произнесли:

— Кастрация?

— Вообще-то, это правильно, — Рабастан попытался показаться разумным. — Ты знаешь, а я в школе не задумывался никогда — у нас котов вообще кастрировали? Или чары какие-то использовали? Зелья?

— Чтобы что? — озадаченно спросил Ойген.

— Ну, я никогда котят в школе не видел, — ответил Рабастан. — И беременных кошек тоже. Вероятно, это как-то предотвращали.

— Хм-м… а знаешь — я никогда об этом не задумывался, — грустно сказал Ойген.

О скольких ещё вещах он никогда не думал? Вот таких обычных, бытовых, мелочах, на которые никогда не обращаешь внимания, если они тебя лично не касаются? Или о которых думал, что когда-нибудь узнает — когда будет время. Которое теперь уже не настанет. Никогда…

— Будешь кормить страдальца? — спросил Рабастан, и Ойген, встряхнувшись, кивнул.

Ойген был уверен, что кот не вылезет из-под кровати как минимум до вечера, но стоило им с Рабастаном насыпать в миску немного корма, как тот появился на пороге кухни — видимо, на звук. И набросился на еду, едва Ойген опустил миску на пол и отошёл от неё на пару шагов. Рабастан ушёл в гостиную, а Ойген дождался, пока миска опустела, и торжественно вручил коту самую большую клубнику из холодильника.

Впрочем, никакого общения у них не вышло: клубнику кот немедленно утащил под кровать, и Ойген, вымыв миску, со вдохом тоже пошёл в гостиную, где сел читать оставленную доктором Литтл брошюру, и завтракать ему расхотелось совсем.

— Ты сделал для него страницу? — вопрос Рабастана застал Ойгена врасплох.

— Нет, — ответил он — и признался: — Я не хочу.

— Ты же говорил, что собираешься его пристроить? — остро глянул на него Рабастан.

— Хочу, — согласился Ойген. — Но я думаю сперва своих поспрашивать.

— А если его ищут? — с упрёком спросил Рабастан.

— Ну… да, — Ойген вздохнул. — Ты прав. Я займусь. Прямо сейчас.

— Дело твоё, — заметил Рабастан, — но если у него есть хозяин, а мы его возьмём и кастрируем, выйдет неловко.

— Я не уверен, что мне вообще нравится эта идея, — осторожно возразил Ойген — и с тоской подумал о завтраке.

Возможно, чтоб ещё немного оттянуть момент публикации страницы в сети — тем более, что теперь это было сделать совсем просто.

Он и сделал — сразу после завтрака, и, когда размешал объявления на досках, с грустью уговаривал себя, что ведь не видел в их районе ни одного объявления о пропаже. И в кафе к нему никто не пришел… Наверное, надо бы его непременно сфотографировать… и Толлет наверняка не откажется…

С этими мыслями Ойген и явился в офис — и застал там сразу всех, включая Толлета, которого вспоминал и тот с лёгкостью согласился сфотографировать пугливого кота.

— Да хоть сейчас, — предложил он. — Камера в машине — фонов, правда, нет. Но тебе же просто фото нужно? Не рекламное?

— Нет, — быстро сказал Ойген. — Самое обычное. Хозяева, я думаю, его и так узнают… по-моему, у него никаких особых примет нет.

— Не думаю, что в нашем районе пропало сразу несколько одинаковых котов, — сказал Джозеф. — Так что если они его ищут — поймут, что это он.

— Асти говорит, может выйти скверно, если мы его кастрируем — а он хозяйским окажется, — улыбнулся Ойген.

— Так он мальчик? — с любопытством спросила Энн.

— Так ветеринар сказала. Молодой — она считает, ему месяцев десять.

— Да, как раз пора кастрировать, — кивнул Джозеф. — В самый раз.

— Ну… на самом деле, я не знаю, — покачал головой Ойген, испытывающий от этой идеи некоторый дискомфорт. — Зачем? У нас же нету кошки. И у соседей нет.

— А он у вас не метит? — спросила Энн.

— Нет! — Ойген даже возмутился.

— Будет, — уверенно сказал Джозеф. — И орать будет. И сбегать. А тут кругом машины — мы же не в деревне.

— И подростки, — добавил Толлет. — Он уже один раз попался.

— Ну, не знаю, — Ойген вновь вздохнул. — Как-то это… пожалуй, ужасно грустно.

— Считай это... важной гигиенической процедурой, — предложил Джозеф.

— И вот тут я бы мог пошутить, — Толлет, иронически усмехнулся, — Но боюсь, меня могут побить камнями...

— Шутки об обрезании вечны, — улыбнулся Джозеф в ответ, — главное — не проси показать.

— А что вы с ним потом делать будете? — спросила Энн.

— Если хозяева не найдутся? — уточнил Ойген. — Новых найдём. Он красивый… пугливый только очень. Но на клубнику его можно выманить.

— А можно мне с вами? — вдруг спросила Энн. — Посмотреть? Ты же сказал, он ветеринара не испугался — значит, он женщин не боится, а я как раз женщина!

— Идём, конечно, — согласился Ойген — и они втроём погрузились в машину к Толлету, и поехали знакомиться и выманивать на клубнику кота.