Отмывая от рвоты вечно стоящий теперь рядом с кроватью со стороны Леопольда таз (у неё никогда не получалось толком ни Экскуро, ни Эванеско, и поэтому они обходились старым маггловским способом), Лорелей раздумывала, почему же так много женщин не в состоянии делать куда более простые и приятные вещи для своих мужей. Ведь они, вероятно, нравились им хотя бы на момент свадьбы. Если даже она, живущая третью неделю с практически незнакомым ей прежде мужчиной и не испытывающая к нему поначалу ничего, кроме благодарности, а теперь ещё и обычного человеческого сочувствия — может быть, даже жалости — да ещё и магией скверно владеющая, не видит в том, что делает, ничего трудного или по-настоящему неприятного, то почему это бывает так сложно тем, кто супруга себе выбирал по… да попросту — выбирал. А не как она…
Леопольд закашлялся — тяжело, сухо, надсадно — и она, торопливо сполоснув таз ещё раз, побежала назад, к нему в комнату. Прижала ладонь к его груди — уже зная, как и куда, чтобы ему было полегче — поговорила привычно ласково:
— Всё хорошо. Всё хорошо, Лео.
Он кашлял долго — она утирала его губы, а когда он откашлялся и, дыша тяжело и поверхностно, откинулся на подушки, налила немного воды на салфетку и обтёрла его осунувшееся лицо с нездорово желтоватой и бледной кожей. Он практически не разговаривал с ней в последние дни — но от себя никуда не отпускал, едва вынося её краткие выходы в ванную или в кухню за едой для них обоих. Сам он, впрочем, почти что не ел — не мог, и она тратила много времени и усилий, чтобы уговорить его выпить хотя бы несколько глотков бульона: больше всё равно было нельзя, стоило ей просчитаться, как его снова рвало, и потом он много часов не мог больше проглотить вообще ничего.
Но большую часть времени она проводила рядом с ним в постели — раздетая, в отличие от него. Он почему-то очень плохо стал переносить свою обнажённость — даже в душе, где у него сил хватало только сидеть, а она так быстро, как только могла, мыла его и потом одевала в одну из многочисленных, принесённых его матерью белых ночных рубашек. Но её он всегда просил снять с себя всё — и она обнимала, и держала его так, как он показывал ей, почти всегда молча.
Ему вообще почему-то очень тяжело стало говорить — не физически, нет, но казалось, что он тратит на произнесение каждого слова сил столько же, сколько на то, чтобы встать и дойти, скажем, до туалета, и она быстро научилась понимать его жесты и практически предугадывать довольно простые желания. Правда, иногда, засыпая, наконец-то, под утро почти что нормальным, глубоким сном он шептал её имя — или «Спасибо», чем невероятно каждый раз смущал и трогал её.
Целители из Мунго бывали здесь регулярно, и она всё тщательно за ними записывала, не надеясь на свою память, и вскоре уже вполне стала разбираться в тех зельях, которыми — по будильнику — поила Леопольда. Ей нравилось всё это — такая другая жизнь, ничем не походящая на ту, что она совсем недавно вела, и ни случающиеся время от времени его непонятные, совершенно на пустом месте истерики, ни тяжёлое его молчание, ни раздражённые реплики ничуть не портили ей настроения.
Головные боли, не снимаемые никакими зельями — целители обещали, что через несколько месяцев, может, через полгода они постепенно сойдут на нет — у него бывали такие, что он то кричал в голос, то сидел или лежал в какой-нибудь странной позе, запрокинув голову, или, напротив, прижимая подбородок к шее, и единственным, что хоть как-то ему помогало, был постоянный массаж. И Лорелей порою сидела часами, с силой массируя его многострадальную голову, переставая уже сама чувствовать свои пальцы, а иногда и все руки, и стирая их кончики чуть ли не в кровь — но так ему становилось всё-таки легче, и он засыпал, в конце концов, и тогда она тихо ложилась рядом, ощущая, как постепенно восстанавливается её чувствительность, принося зуд и боль, которые казались ей такими смешными и не стоящими внимания рядом со страданиями Леопольда. Ему плохо — она его жена — она может помочь — о чём ещё говорить тут? И она помогала, как и чем только могла, и готова была делать это без всякой благодарности с его стороны.
Но он был благодарен, и когда ему становилось немного получше, просил прощения за истерики и обидные, грубые слова, которые порой швырял ей в лицо, и целовал руки — Лорелей очень смущалась, однако не возражала и принимала его извинения, гладя пальцами его по щекам: жест, который незаметно стал между ними одним из самых интимных и нежных.
А потом всё начиналось сначала…
Первое время он вообще не мог есть — и за пару недель исхудал так, что на его теле стало можно пересчитать все позвонки и все рёбра, а ровные пальцы стали казаться узловатыми из-за выступавших теперь суставов. Да не то, что есть — он и пить толком не мог, и поначалу Лорелей удавалось уговорить его выпить хорошо, если пару стаканов воды за день, да и ту он терял вместе с рвотой, которая мучила его в первое время практически постоянно. Довольно быстро Лорелей поняла, что единственное, что он более-менее в состоянии пить — это подогретая вода со льдом: странное сочетание, но, возможно, дело было именно в этом контрасте. И она делала лёд, благо, в кухне был замечательный холодный шкаф с отделением, в котором всегда было очень холодно, и следила, чтобы в чайнике всегда была горячая или тёплая вода, и поила, поила Леопольда совсем понемножку, порой буквально по одному-два глотка за раз.
В конце концов, она начала понимать мужа даже лучше него самого и угадывала теперь его простые желания ещё до того, как он их высказывал — и тогда он вовсе прекратил разговаривать. Они так и жили теперь — он даже с целителями перестал говорить, и отныне она сама делала это, отвечая на их вопросы или переводя его короткие нервные жесты на понятный для них язык. Леопольд тяжело переносил эти визиты — ему всегда становилось после них плохо, и в лучшем случае он просто сворачивался клубком и лежал так, закрыв глаза и натянув одеяло на голову, а она обнимала его со спины и гладила, гладила его голову…
Иногда она вдруг просыпалась посреди ночи — и ловила на себе его пристальный, немигающий взгляд. Поначалу её это слегка пугало, но со временем она привыкла и перестала обращать на это внимание — а потом поняла вдруг его причину. И, проснувшись так в очередной раз, ласково провела рукой по его щеке и шепнула:
— Я никуда не уйду. Никогда.
Он сморщился вдруг — и заплакал. Молча — и очень горько, всхлипывая и нервно стирая слёзы со щёк. Это было невыносимо — Лорелей подалась к нему и, сев рядом, обняла и прижала к груди его голову — и, целуя его мокрые от пота, грязные волосы, шептала что-то успокаивающее и нежное. А он плакал, вздрагивая всем телом и цепляясь за её руки, но так и не сумел ничего сказать.
А сказать было, что… но сил на это у него совсем не было.
* * *
— Добрый день.
Лорелей, мывшая посуду, оставшуюся после овсянки с яйцом, которое она просто вбивала в горячую жидкую кашу, посыпая всё это тёртым сыром — странная еда, но единственная, кроме бульона, которую Леопольд в последние дни был в состоянии есть — вздрогнула от неожиданности и едва не выронила тарелку. Торопливо схватив полотенце, она обернулась — и, вытирая мокрые мыльные руки, уставилась на стоящую посреди кухни женщину в бледно-розовом элегантном платье, в которой мгновенно опознала по одной из стоявших в гостиной колдографий мать Леопольда.
И замерла.
По установившемуся меж ними заочному негласному соглашению они так ни разу и не встречались: Лорелей каждое второе утро находила на крыльце корзинку с продуктами, а в первые дни и много всего иного, от длинных ночных рубашек, в которых спал её муж, до мыла и обувной щётки. Однако она никогда не открывала входную дверь, предварительно не выглянув в маленькое, забранное кованой решёткой окошко, чтобы убедиться, что за нею никого нет — а миссис Вейси ни разу не заходила в дом. И вот сейчас так внезапно… Она имела право прийти, разумеется — в конце концов, это был её дом, и в нём жил её сын — но Лорелей всё равно стало очень неприятно. Однако она улыбнулась вежливо и приветливо — и приготовилась выдержать грядущий неприятный разговор со скромностью и спокойствием.
— Простите, что я без приглашения, — сказала миссис Вейси… старшая миссис Вейси, внутренне поправила себя Лорелей. Она ведь тоже теперь носит это имя. Никак она не привыкнет… и она Лорелей. Лорелей — не Идэсса. Глупо будет ошибиться — если её вдруг спросят, конечно.
— Ну, что вы? — приветливо улыбнулась она. — Это ваш дом — вам ли спрашивать разрешения.
— Он сейчас ваш, — тоже улыбнувшись, правда, одними губами, проговорила миссис Вейси.
Мерибет Вейси очень старалась быть любезной, хотя ей это давалось непросто. Она не понимала… с того самого неожиданного явления своего сына не понимала — почему?! Почему он выбрал себе такую женщину? Впрочем, занимало её, прежде всего, вовсе не это — а его состояние. Наркоман… Это слово пугало и заслоняло собой даже «проститутку»: в конце концов, не он же был… шлюхой — об этом можно будет подумать попозже.
А ещё она вспоминала недавний разговор с мужем, результатом которого, собственно, и стал этот её визит. Дня три назад мистер Вейси уже привычно за ужином завёл возмущённый разговор про их непутёвого сына, который мало того, что… бла-бла-бла — она устала уже слушать одни и те же вполне справедливые обвинения, и поэтому просто пропускала их мимо ушей — так ещё и шлюху в их дом притащил!
— Он ко мне, — горячился Вейси, — ко мне в дом шлюху привёл! Нет, ну ты можешь мне объяснить, почему, а? Вот что, что он нашёл в ней?! — в сотый раз вопрошал он — и тут она, наконец, не выдержала.
— Ну, ты должен куда лучше меня знать ответ на этот вопрос, — сказала Мерибет, спокойно ставя чашку с чаем на блюдце.
— Не понял? — удивлённо проговорил Колин, перестав мешать маленькой фарфоровой ложечкой свой вечерний чай с молоком.
— Ты думаешь, — со спокойной и милой улыбкой проговорила его жена, — я не знала, что пока я ходила беременной — оба раза — и пока я кормила, ты регулярно ходил к ним? К шлюхам? Не смотри так, — добавила она почти мягко. — Это было очень давно — и я тогда сказала себе, что ты имеешь на это право: беременности были тяжёлыми, дети — беспокойными, и чувствовала я себя плохо. Конечно, тебе хотелось женщину. Однако я всё же не понимаю, почему ты задаёшь подобные вопросы мне. Согласись, это странно. Я понятия не имею, что находят в них обычно мужчины — так что, это ты скажи мне, что он мог найти в ней. А, Колин?
Колин Вейси, кажется, даже дышать перестал — сидел и смотрел на свою всегда такую безупречную и воспитанную жену и только открывал и закрывал рот. А та, усмехнувшись одними глазами, похоже, вовсе не собиралась помогать своему супругу:
— Итак, Колин? Что дают мужчинам подобные женщины?
— Ты… Боже, — он отпустил, наконец, ложку и провёл дрожащими пальцами по давно начавшим редеть волосам. — Я и помыслить не мог, что ты знаешь…
— Это было лет тридцать назад, Колин, — слегка пожала она плечами. — Я полагаю, теперь об этом уже вполне можно сказать. И мы сейчас говорим вовсе не о себе, помнишь?
— Это же совершенно другое! — воскликнул он нервно. — Вот именно потому, что я знаю, что это за женщины — я не желаю видеть ни одну из них в своём доме… Мерлин! Бет, как ты не…
— То есть, — спокойно уточнила она, — ты собираешься встречаться с ними только на их территории?
— Я вообще не собираюсь с нею встречаться! — взвился он. — Ты с ума сошла?!
— И как ты себе это представляешь? — поинтересовалась она с вежливой полуулыбкой. — Мы запретим Лео появляться на семейных праздниках? Или потребуем, чтобы он приходил туда без жены?
— Да он разведётся с ней через пару недель! — запальчиво проговорил Колин Вейси.
— Они уже живут почти три, — с едва заметной насмешкой напомнила ему Мерибет.
— Ну, через месяц. Или через год. Бет, опомнись! Ты представляешь, ЧЕМ она всю жизнь занималась?!
— Я — не очень, — не смогла она удержаться от сарказма, — откуда бы мне? Ты ведь отказываешься мне рассказать.
Он вспыхнул — и смолчал, явно смешавшись, но быстро взял себя в руки и сказал:
— Я не знаю. Не думал ещё об этом. Но это же совершенно немыслимо — впускать эту шваль в дом.
Миссис Вейси молчала, задумчиво глядя на мужа, и он, занервничав, вскочил и заходил взад-вперёд по столовой.
— Ну, что ты так смотришь? — спросил, наконец, он.
— Пытаюсь себе представить нашу дальнейшую жизнь, — честно сказала она. — Хорошо, если ты прав. А вдруг нет? Если он так и останется с ней? Тогда как?
— Да ну, как останется? — Он даже головой помотал. — Что ты такое говоришь? Нет, конечно. Я думаю, эта дрянь просто его окрутила, пока он был не в себе — наркомания страшное дело… воспользовалась его болезнью — и женила его. Но он вылечится — и разведётся, конечно. Да и контракт наверняка нужно просто проверить — и можно будет его разорвать как-то. Вряд ли они заключили брак без возможности развода — слишком уж сложно, — сказал он очень уверенно.
— Ну, посмотрим, — ответила Мерибет с сомнением.
А через несколько дней решила всё же прийти и посмотреть на свою невестку.
На самом деле, она, конечно, не раз бывала здесь — незаметно, наложив дезилюминационные чары, подходила к окнам, а то и внутрь заходила ночами. Не могла же она бросить сына совсем без присмотра! И потому некоторое представление о его жене составить успела.
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Alteya Может, это вообще она ему разобьёт сердце!Понимаю но Erin Go Bragh!😁 Не... Если не поэтому, то всякое бывает. А если только из-за того что Гвен оборотень!.. 2 |
Alteya
Vhlamingo Хм. Да, такое может быть. Но т. к. перс мне близко не знаком, ему трудно сопереживать.Может, это вообще она ему разобьёт сердце! И да, "свои" для меня всегда значат больше. |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Alteya Ну это нормально. )Хм. Да, такое может быть. Но т. к. перс мне близко не знаком, ему трудно сопереживать. И да, "свои" для меня всегда значат больше. 1 |
Alteya
А вы всегда всем отвечаете?) Из всех персонажей Вы мне больше всех напоминаете или Мальсибера (насколько я могла с ним познакомиться) либо Люциуса. Сори если че-то не то сказала. |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Alteya Ну это же мои истории, конечно, я всем отвечаю. ) Зачем иначе вообще выкладывать-то? )) А вы всегда всем отвечаете?) Из всех персонажей Вы мне больше всех напоминаете или Мальсибера (насколько я могла с ним познакомиться) либо Люциуса. Сори если че-то не то сказала. Почему не то? Я комплименты люблю! ) 2 |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Alteya Давайте! ) Хахахах Какой прекрасный ответ) Не буду дальше душнить) Лучше окунусь в прекрасную историю🫶🦩 Приходите комментировать дальше. ) 1 |
Ну имеет право англичанин не любить ирландцев. ) Так он валлиец |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Показать полностью
А вот... Да, все так и есть.((Я тут подумала... Оборотни, они, получается, самая незащищенная часть населения. То есть к этому же Эндрю можно подойти под обороткой. (под оборотным к оборотню)) и похитить его. Вряд ли его семья обратится в аврорат. Он ведь не человек теперь. Так, тварь тёмная. Сбежал в леса и бегает с такими как он под луной. (а на самом деле он сидит у меня в подвале, и я на нем экспериментальные зелья или заклятия испытываю. Ну и что, что помрёт через три луны, следующего такого найду. Жаль кншн что что-то долгосрочное нельзя испытывать, но краткосрочное вполне. Или просто я садист и люблю мучить людей. Оборотни ведь опасны только одну ночь, на которую их можно запирать в клетку. А так сидит в кандалах, а я над ним издеваюсь как хочу. И никто не узнает. И никто не поможет.) Вообще конечно ещё одному человеку повезло с Крисом❤️ Повезло, да.) А Крису понравилось спасать.) isomori Так он валлиец Тоже верно. Но и валлиец имеет право!) |
miledinecromantбета
|
|
Vhlamingo
Да магглорожденного у которого семья понятия не имеет что делать? А что мешает похитить маггла - вот вообще всем будет пофигу. ))) 2 |
Alteya
Vhlamingo Жесть какаяДа, все так и есть.(( Повезло, да.) А Крису понравилось спасать.) Я ж думала вы меня опровергнете Мб там есть хоть какие-то законы которые защищают оборотней. А их нет. Рил, быть оборотнем это пипец. Я б сама наверное подумывала бы вскрыться после обращения. И дело не в самой ликантропии, что само по себе штука не шибко приятная, хоть есть и преимущества. Ахахахахах да) спасатель) злится но возится. Хороший человек. Зачем ему? А не бросил. Спасал. Он такое солнышко, я не могу. А щас надо перерыв. Потому что сперва я чуть не поседела когда Долиш "произнёс два слова" задерживая Гвен. Я рил же думала что он её убил! И в следующей главе приходит МакДугал и говорит что Крис его клиент! Поступил из аврората! Ааааа! А тут говорили что он не умрёт! Потом выдохнула конечно) 1 |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Показать полностью
Alteya Нет там таких законов. Жесть какая Я ж думала вы меня опровергнете Мб там есть хоть какие-то законы которые защищают оборотней. А их нет. Рил, быть оборотнем это пипец. Я б сама наверное подумывала бы вскрыться после обращения. И дело не в самой ликантропии, что само по себе штука не шибко приятная, хоть есть и преимущества. Ахахахахах да) спасатель) злится но возится. Хороший человек. Зачем ему? А не бросил. Спасал. Он такое солнышко, я не могу. А щас надо перерыв. Потому что сперва я чуть не поседела когда Долиш "произнёс два слова" задерживая Гвен. Я рил же думала что он её убил! И в следующей главе приходит МакДугал и говорит что Крис его клиент! Поступил из аврората! Ааааа! А тут говорили что он не умрёт! Потом выдохнула конечно) Слушайте, там оборотни вообще не люди: они то существа, то твари, в зависимости от того, что решит министерство. Какие законы, о чём вы. Ну... А что делать-то? Кто, кроме него? Как бросить? Его вот бросили когда-то. Он так не желает! Ну зачем же перерыв. Там всё только начинается! 1 |
Alteya
Vhlamingo А судят как людей! Какое-то хреновое правосудие! Права тварей, а обязанности людей!Нет там таких законов. Слушайте, там оборотни вообще не люди: они то существа, то твари, в зависимости от того, что решит министерство. Какие законы, о чём вы. Ну... А что делать-то? Кто, кроме него? Как бросить? Его вот бросили когда-то. Он так не желает! Ну зачем же перерыв. Там всё только начинается! Да уж. Кому они нужны кроме него. Ни даже хваленому Мунго. Тч! Я очень сочувствую маленькому Крису. Мог бы наоборот, желать чтобы все пережили то что он. А он спасает. Нене Слишком эмоционально) надо время)) |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Alteya А вот. А судят как людей! Какое-то хреновое правосудие! Права тварей, а обязанности людей! Да уж. Кому они нужны кроме него. Ни даже хваленому Мунго. Тч! Я очень сочувствую маленькому Крису. Мог бы наоборот, желать чтобы все пережили то что он. А он спасает. Нене Слишком эмоционально) надо время)) Никому они не нужны. Ну, у него есть объект ненависти: это волшебники. А раз все волшебники сволочи, должны быть и свои - а кто свой? Оборотни! Эх. Ну я буду вас ждать. ) 1 |
Ах да. И то что сделал Долиш-старший с Гвен...
Вроде как и его можно понять Но не хочу я такого понимать! Он просто *нецензурно* |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Ах да. И то что сделал Долиш-старший с Гвен... О! То ли ещё будет!Вроде как и его можно понять Но не хочу я такого понимать! Он просто *нецензурно* Его можно понять, да. Единственный сын - и вот это. Он-то хорошо знает, что такое оборотни. 1 |
Alteya
Vhlamingo Спасибо 🦩🫶А вот. Никому они не нужны. Ну, у него есть объект ненависти: это волшебники. А раз все волшебники сволочи, должны быть и свои - а кто свой? Оборотни! Эх. Ну я буду вас ждать. ) Это волшебно, когда можно пообщаться с таким восхитительным автором! |
Alteyaавтор
|
|
Vhlamingo
Alteya Приходите! ) Автор любит таких читателей. Спасибо 🦩🫶 Это волшебно, когда можно пообщаться с таким восхитительным автором! И второй автор тоже, только он очень занят пока. 1 |
miledinecromant
Vhlamingo На магглах наверное не имеет смысла зелья испытывать. Они вроде на них слабее действуют.Да магглорожденного у которого семья понятия не имеет что делать? А что мешает похитить маггла - вот вообще всем будет пофигу. ))) А именно мучить оборотня намного интереснее. Повышенная регенерация и все заживает при трансформации. А если выпускать погулять(в ограниченном чарами пространстве) , чтоб не помер в клетке, то мучить можно годами. |