Обратная сторона луны (джен)

Он аппарировал сразу домой — но не к Гвеннит, а к себе, на Оркнеи, в свой немного заброшенный, но совсем не забытый дом. Однако просто сидеть там он, конечно, не мог — выскочил сразу наружу и пошёл бродить по своему острову, пиная попадающиеся на пути камни и время от времени выпуская в никуда какие-нибудь заклятья — самые разные, просто чтобы… Чтобы, собственно, что? Почему ему вообще есть дело до этой стаи? Он никогда, кроме, как в ранней юности, не считал себя её частью — впрочем, как и Грейбек никогда не настаивал на обратном: даже в общих работах много лет он, Скабиор, участия не принимал, всегда занятый чем-то более важным… какое ему до них дело? Да и сами они, насколько он понял, его предателем не считали — иначе бы не стали даже и говорить. И он ведь читал в газетах об уничтожении лагеря ещё тогда — но в тот раз ему не было больно, досадно только и грустно.

А теперь…

Он бродил так весь вечер и половину ночи — пока не устал и совсем не замёрз, и не вспомнил, что обещал вернуться не слишком поздно. Как незаметно это стало для него серьёзнейшим аргументом… он посмеялся бы, но на это сейчас не было сил. Так что он всё же вернулся — и застал Гвеннит нервно ходящей взад-вперёд по гостиной. Увидев его, она кинулась ему на шею, и он, ощутив неприятный укол совести, обнял её и сказал слегка виновато:

— Прости, маленькая. Не было у меня сил.

— Что случилось? — тут же спросила она, поднимая голову и глядя на него очень встревоженно.

— Ничего, — покачал головой он. — Вернее, ничего не случилось сейчас. Я просто увидел одно очень старое воспоминание. Всё хорошо, — он прижал её к себе и зарылся лицом в её спутанные и явно не мытые сегодня волосы, чувствуя, наконец, так необходимое ему сейчас тепло.

— Тебе плохо, — еле слышно прошептала она, привычно обнимая его подмышками и пряча лицо у него на груди. — И ты холодный… Я не буду расспрашивать, если не хочешь.

— Не хочу, — благодарно кивнул он. — Пойдём спать. Позволишь мне лечь с вами сегодня?

— Зачем ты спрашиваешь? — отозвалась она, гладя его по спине. — Всегда можно… ты пойдёшь в душ?

— Не сейчас, — он прижал её к себе ещё крепче, а потом подхватил на руки и отнес в спальню, где в своей кроватке уже спал его крестник, уложил на кровать и рухнул рядом, не раздеваясь. Они и уснули так — оба, обнявшись и не раздевшись, а перемазанные грязью с его ботинок простыни наутро просто отправились в стирку.

…Ему снилось, что он там, в лагере — с остальными… но не один, а с Гвеннит и маленьким Кристианом — и они тоже бегут, он пытается увести их, но увязает в невесть откуда взявшемся там болоте, проваливается в него по колено и не может выбраться, а они бегут — прямо в пламя, и горят, горят в нём, крича и пытаясь вырваться, и он видит, как сперва лопается, сворачиваясь мелкими ошмётками, кожа на их руках и лицах, как потом она начинает обугливаться — а они всё кричат и кричат, и он кричит, до сорванного голоса, вместе с ними…

…и просыпается от голоса перепуганной Гвеннит, которая трясла его за плечи и звала:

— Крис! Крис, проснись! Крис, пожалуйста!

Он резко открыл глаза — и всё ещё видя пламя вокруг её лица, сделал резкий, лихорадочный жест, словно сбивая его, и напугал им Гвеннит ещё больше: она отшатнулась и опять позвала его, чуть не плача:

— Крис! Крис, это же я…

Он вздрогнул — и проснулся, наконец, окончательно. Мотнул волосами, притянул её к себе резко и, прижав с силой, замер так, выравнивая дыхание.

— Я тебя напугал? — спросил он негромко. — Я кричал, да?

— Да, — проговорила она, обнимая его и гладя по спине и плечам. — Тебе снилось что-то страшное, да?

— Да, — кивнул он, закрывая глаза и чувствуя невероятное облегчение. — Снилось. Прости, что разбудил.

— Что ты видел? — спросила она тихонько.

— Не важно… Не хочу вспоминать даже, — он откинулся назад, увлекая её за собой. — Просто сон, маленькая, — проговорил он, помогая ей удобно устроиться у него на плече. — Давай спать.

На следующий день он проснулся поздно и совсем ненадолго: разделся, бросив одежду рядом с кроватью (ни Гвеннит, ни Кристи в комнате уже не было — когда малыш, проснувшись, заплакал, она, наложив заглушающие чары, ушла с сыном в другую комнату), дошёл до ванной, умылся, выпил воды… вернулся в постель и снова заснул — почти до обеда. А, проснувшись, услышал негромкий голос Гвеннит, о чём-то ворковавшей с сыном.

— Гвен, — позвал он. Она подошла тут же — одна, без ребёнка, который, как он увидел, присмотревшись в сумраке спальни, лежал в кроватке и, похоже, тоже собирался заснуть. — Иди ко мне, — он протянул руку, и она привычно обняла его и прильнула к его плечу. — Прости за этот бардак, маленькая, — попросил он, гладя её по голове.

— Ничего, — прошептала она, и он, чувствуя её тревогу, вздохнул и сказал:

— Мне надо тебе сказать кое-что. Не бойся, — он прижал её к себе. — Ничего особенно страшного… но знать нужно. Я попал тут в одну историю, — он усмехнулся слегка кривовато, — и в итоге однажды мисс Скитер может написать какую-нибудь невероятную гадость.

Гвеннит выдохнула и почти счастливо рассмеялась:

— Это такая ерунда… пусть пишет, что хочет. Тебе это важно?

— Не обо мне, — мотнул он головой. — О тебе.

— Обо мне? — изумилась она. — Мерлин, Крис, что можно обо мне написать? Что мы с тобою любовники? Ну, так пусть её — я уверена, когда Ари вернётся, он только посмеётся над этим… да и все, кто нас знает — никто не поверит. Ну что ты? — она ласково погладила его по волосам.

— Не со мной, — вздохнул он, успокаиваясь от подобной её реакции. — С Поттером.

— Что? — она даже голову приподняла от удивления — и рассмеялась. — Почему?

— Ну, а зачем он ходит сюда еженедельно, как на работу? — он, наконец, улыбнулся тоже. — К одинокой молодой женщине?

— Да пусть пишет, — весело проговорила Гвеннит — но потом, нахмурившись, спросила: — Но его жена же не поверит в подобную ерунду? Это же, наверное, будет не в первый раз, когда...

— Понятия не имею — вот уж кто меня вообще не интересует, — сказал он, совсем успокоившись. — Вряд ли она придёт убивать тебя — ну, и ты права, полагаю, ей это читать не впервой. А тебя, значит, это не расстроит?

— Нет, конечно, — она тоже выглядела совсем успокоившейся. — Ты поэтому был вчера так расстроен?

— И это тоже, — соврал он. — Но, в целом, я вчера посмотрел одно старое воспоминание… и это было неприятно, — он вновь прижал Гвеннит к себе, и какое-то время они лежали, не двигаясь, пока она не спросила тихонько:

— Можно тебя спросить?

— Можно, — так же негромко ответил он.

— У тебя есть свои дети?

— Нет, — ответил он очень уверенно. — Я всегда очень слежу за этим… да и девочки тоже.

— А ты хотел их когда-нибудь?

— Нет, — повторил он с той же уверенностью.

— Почему? — спросила она с непонятной настойчивостью.

— У нас редко бывают дети, — подумав, начал он объяснять. — Ты, скорей, исключение… но ты вообще исключение, — рассмеялся он тихо. — Во всём. А так… в юности я никаких детей не хотел, а сейчас — ну представь, каково им жить было бы с моим именем. Даже Кристи будет непросто, но у него всё же ты работаешь в министерстве, отец и дед — авроры…

— Ты поэтому так хотел помириться с мистером Долишем? — спросила она, вновь поднимая голову и глядя на него с переходящим в понимание удивлением.

— Поэтому, да, — кивнул он. — Чем меньше люди будут ассоциировать его со мною — тем лучше. Ты сама знаешь, что такое школа. Будет куда лучше, если для всех он будет сыном и внуком аврора, а не крестником вора и бывшего егеря. А моим сыновьям пришлось бы жить именно с этим — и путь бы им лежал только в Лютный.

— А ты не хочешь такого? — тихонько спросила она.

— Я не хочу подобной определённости, — подумав, ответил он. — Всегда должен быть выбор… Как я сам когда-то выбрал всё это. А у них никакого выбора не было бы. И потом, — отбросив серьёзный тон, засмеялся он, — у меня есть вы. Куда мне ещё?

* * *

В этот день он никуда не пошёл, однако написал два письма: одно Скитер, с коротким извинением и предложением встречи, а второе — МакТавишу, похожего содержания, но пропустив первую часть и в более деловом тоне. И до конца дня получил ответы: оба с назначенным временем, по счастью, не совпавшим друг с другом. МакТавиш оказался оперативнее, назначив встречу на следующий полдень — и без пары минут двенадцать Скабиор уже был в том ангаре, откуда его порталом опять переправили на задний двор увитого плющом домика с уже гостеприимно приоткрытой дверью.

— Мой дорогой Кристиан! — приветствовал его МакТавиш, встречая его в коридоре. — Рад, очень рад тебя видеть! Чем могу? — он протянул ему руку и крепко пожал протянутую в ответ, обхватив её обеими своими ладонями. — Однако все разговоры потом, — оборвал он сам себя, — сперва выпьем чаю. Устраивайся, где тебе нравится, и расскажи мне, как ты живёшь, — приветливо говорил он, ведя Скабиора за собой в уже известную гостиную, в которой с предыдущего визита ничего не переменилось — и сервиз на столе стоял тот же самый, с бабочками. Вот пирожные были другими — крупнее, воздушнее и смелее украшенные цукатами, цветной глазурью и кремом, а на каждом — крохотная круглая шоколадка с вензелем в виде лихо закрученной «Р». — Садись, садись, — МакТавиш налил ему чая и положил на тарелку пирожное с алой кремовой шапочкой, увенчанной красной апельсиновой долькой.

— Благодарю, всё отлично, — кивнул Скабиор, раздумывая, сказать ли ему про Скитер, или пока что не стоит. — Я, собственно, ненадолго и смущён подобным приёмом… у меня всего лишь пара вопросов, связанных с нашим непростым делом.

— Молодёжь, — посетовал МакТавиш, кладя себе шоколадное пирожное и с удовольствием отправляя в рот отломанный вилкой кусочек. — Не умеете вы ценить простые радости в жизни… как твой крестник? Ему ведь уже месяца… четыре, по-моему? Я помню внуков в этом возрасте — дивное время!

— Всё отлично, — как можно небрежнее ответил Скабиор. МакТавиш посмотрел на него — и рассмеялся:

— Да не гляди так. Неужто ребенка обижу? Рассказывай, что там у тебя.

— Самое главное, я ведь в прошлую нашу встречу и не спросил: тогда, полгода назад, когда вас обнесли явно по чьей-то наводке, удалось найти крысу-то? — светло улыбнувшись, спросил Скабиор, доедая пирожное и потянувшись за следующим. Что это за кондитерская такая, интересно? Где-то он видел такой логотип…

— Вам, молодой человек, всё-таки надо что-то с манерами делать, — вздохнул МакТавиш. — Печально слышать такие речи в приличном обществе, — он покачал головой — и Скабиор, усмехнувшись, поправился:

— Не соблаговолите ли просветить меня на предмет обнаружения чрезмерно нескромного господина или госпожи, неосторожно раскрывшего чуть больше, чем допускают это приличия, не самым близким своим знакомым?