Обратная сторона луны (джен)

Понедельник и вторник пролетели, как в лихорадке — пока ещё не все были опрошены, не ко всем применена легилименция, не всё исследовано, Поттер жил с ощущением, что вот сейчас, ещё совсем немного, ещё чуть-чуть, и в руки им попадет что-то, что позволит им отыскать пропавших детей, а заодно и продвинуться в том старом деле и узнать о судьбе их товарищей. Однако часы шли, не принося никаких особенных новостей, и ниточки одна за другой рвались — так же, как это было и год назад. И когда закончились третьи сутки и пришло понимание, что скоро оборвётся последняя нить и они упрутся в ту же стену, когда все вопросы уже будут заданы и все возможные ответы получены, не принеся с собой ничего, Гарри ощутил, пожалуй, одно из сильнейших разочарований в своей жизни. Если бы прошлым летом он докопался до истины, дети сейчас были бы дома, и вообще никто больше не пострадал бы. Но тогда они так и не сумели найти отгадку — и теперь, похоже, результат грозил стать таким же. Ещё и Отдел Тайн молчал третий день — он пару раз связывался с Монтегю, и тот отвечал что-то неопределённое.

Гарри посмотрел на фотографию — обычную, неподвижную, маггловскую фотографию пропавших детей. Они казались ровесниками, хотя девочка была младше на год — но в этом возрасте девочки часто обгоняют мальчиков в росте, и Ниса была ниже брата не более, чем на дюйм. Оба коротко стрижены, волосы тёмные… оба вроде бы улыбаются, но смотрят серьёзно. У Кифа на кончике носа забавная маленькая родинка…

Усталость навалилась внезапно — и остаток рабочего дня в четверг Поттер хоть и пытался сосредоточиться на делах, но отчаянно боролся с желанием всё к Мордреду бросить и уйти в отпуск, а то и вообще оставить Аврорат и… Он думал об этом не всерьёз, конечно, поэтому никакого «и» не было — но каким же слабым и никчемным Гарри себя сейчас ощущал! Главный Аврор, тоже мне… ну какой он аврор? Скорее, чиновник, который, вместо того, чтобы работать и делать что-то действительно нужное, просиживает штаны у министра, а самому ему даже на поиски отправиться по должности не положено — он может, разве что, людей для этого выделить, да и то, если они у него есть в резерве. Чиновник, такой же бесполезный, как Пий Тикнесс в кресле Министра, человек, который не справляется со своими обязанностями, что бы он ни делал сейчас — пусть даже он и делает очень много — но на фоне несчастной матери, потерявшей своих детей, это всё прах и тлен. Ибо кому нужны те жулики и аферисты, которых аврорат под его началом успешно ловит, и кому нужны волшебники, которые, убегая от прозы жизни, сначала травят сами себя, а потом совершают что-нибудь омерзительное? И как хорошо было бы сдать дела, сложить полномочия и начать проводить время со своими детьми — пока они ещё дети, и у него есть такая возможность? Джеймс вот уже вырос и уехал в школу — скоро и Ал, и Лили за ним последуют… а он, Гарри, так и пропустит всё их детство.

Он гнал от себя мысли, что так же исчезнуть, растаяв в тумане, могли и его дети — или дети кого-то из его близких. Или, напротив, как раз НЕ могли — именно потому, что они дети Гарри Поттера или тех, кто близок ему. И Гарри не смог бы сказать, какой из вариантов казался ему страшнее и отвратительнее.

Гарри вспомнил вышедшую в понедельник статью и в очередной раз скривился от её тона, порадовавшись, что мисс Дойл «Пророк» недоступен. Ибо в статье с омерзительным, на его взгляд, снобистским возмущением вина за случившееся с детьми возлагалась, прежде всего, на мать, которая не уследила за своими отпрысками, после чего шли рассуждения о том, что такие, как она, одержимые религиозными или иными маггловскими идеями фанатики, воспитывают непонятно кого из своих детей-волшебников и воспитывают их непонятно как, не осознавая подарка, который сделала им судьба, а затем эти дети приходят в наш мир — и что же в итоге? Эти дети с огромным трудом адаптируются в волшебном мире, они не способны принять его реалии и законы! Магглы вообще создания весьма странные — а уж когда они идут на поводу безумных и, подчас, страшных идей, то уж тут хоть плачь и вспоминай историю магии, так как представить себе, кем вырастут воспитанные подобными образом дети, попросту невозможно. А потом эти, одержимые религиозными маггловским идеями молодые люди либо остаются в волшебном мире и пытаются его изменить под себя (что вызывает у магов отрицательную реакцию и бросают тень на всех магглорождённых, которые, проливая кровь, боролись за свои права не один год), либо стараются злостно нарушить Статут.

Просчитывать и представлять, кому и зачем дети могли понадобиться, было отвратительно, но необходимо — и Гарри в который раз снова и снова перебирал все имеющиеся у них версии. Его люди, вероятно, пропали именно потому, что не просто раскопали, но и лично наткнулись на что-то серьёзное — но всё началось с детей и продолжалось… сколько? Пять, десять лет, да нет, значительно больше — и все авроры Британии, во главе с ним самим, не замечали ничего, пока Арвид Долиш однажды не сел за квартальный отчет и не обнаружил это — случайно. Если это, конечно, и вправду сознательные деяния, а не некая жуткая тварь, которая время от времени… возможно, в тёплое время года активизируется и попросту хочет жрать.

Гарри невесело усмехнулся и позволил себе пару минут попредставлять огромную бесформенную и жуткую тварь, которая умеет, как Дракула из старых фильмов, превращаться в туман и в таком виде охотиться. Почему бы, в конце-то концов, и нет? Кого только нет в этом мире — почему бы в нём и не быть такой жуткой твари?

Впрочем, он был совершенно уверен в том, что никакая это не тварь. Твари, лишенные разума, не покупают волшебные палочки и не платят за это золотом. А те, кто разумом не обделён, и вполне мог это делать, во-первых, давно уже отнесены к существам, и вот совсем недавно с его, Гарри, подачи получили благотворительный фонд, а во-вторых, они вообще не имели обыкновения за что-то платить, тем более — золотом, и тем более — покупать волшебные палочки. Шутка вышла не слишком смешной, и Гарри разозлился на себя за неё — и за то, что одной из первых его версий была шайка оборотней — каких-нибудь остатков грейбековской стаи, следующая его заветам. «Кусайте их юными»… А ведь семь-восемь лет — как раз тот самый возраст, который предпочитал Фенрир.

Впрочем, была версия и с каргами — у тех-то как раз было достаточно золота, и палочки они покупали, но версия эта отпала так же быстро, как и предыдущая — они обе оказались нежизнеспособными, что выяснилось практически сразу. Да и молчание невыразимцев, как подсказывали ему опыт и интуиция, говорили в пользу чего-то намного более неприятного. Таинственные секреты он перестал любить ещё в подростковом возрасте.

Даже раздумья о том, как преступникам удалось выйти на двух юных волшебников Кифа и Нису, не принесли особых плодов: об их существовании была наслышана вся округа, а слухи в волшебном мире разносятся быстрей, чем лесной пожар. Но случаев исчезновения было слишком уж много, чтобы полагаться в каждом из них лишь на сплетников... информация должна была попадать к преступникам каким-то более надёжным способом — и нужно понять, каким. Если это было важно… если верить записям, среди пропавших без вести числились, в основном, магглорождённые, но встречались и заявления о пропаже нескольких полукровок, из тех семей, которые бы обычно и не стали искать... Гарри подозревал, что среди пропавших могли быть и чистокровные, и объяснений, почему об их пропаже так и не узнал Аврорат, даже он сам легко мог назвать с десяток. Вызвав Долиша — который всё равно занимался этим делом, как личным — Поттер выслушал очередной отчёт и отправил его к Финнигану в Ирландию, так как знал, что тому нужно увидеть место преступления своими глазами, иначе он себя совсем изведет, а Финнигану сейчас не помешают лишние люди.

Закончив с делами, Поттер отправился, как и обычно по четвергам, к Гвеннит и Скабиору, куда пришёл совершенно вымотанным и уставшим. Гвеннит, конечно, заметила это — и, первым делом предложив ему ужин, лишь в самом конце спросила:

— Простите, если я интересуюсь тем, что меня не касается — но я хотела спросить, нашлись ли те дети, что пропали в Ирландии?

— Увы, — расстроенно и устало ответил Поттер. — Но мы ищем их — вместе с маггловской полицией.

— Бедная женщина, — тихонько вздохнула Гвеннит. — Их мама… Я даже представить себе не могу, насколько это ужасно. То, как о ней написал «Пророк» — это ужасно…

— А когда и о ком «Пророк» писал приятно и хорошо? — попытался пошутить Поттер. — Не стоит обращать на это внимания — и, в любом случае, сама она это никогда не прочтёт.

— Мне сложно не обращать на это внимания, — возразила Гвеннит. — Я тоже могла бы быть такой вот, — она запнулась, — неподходящей мамой, если бы жила лет двадцать назад.

— Но ты живёшь сейчас, — вмешался Скабиор. — Чему можно просто порадоваться — и не думать о том, что было бы, если бы.

— Можно, — слегка улыбнулась она. — А как это случилось? С детьми?

— Сложно сказать, — неопределённо ответил Поттер. Лгать ему не хотелось — но и раскрывать обстоятельства нераскрытого дела он тоже не мог.

— У магглов это называется, по-моему, тайна следствия, — неожиданно пришёл ему на выручку Скабиор. Поттер улыбнулся ему с признательностью, и тот заговорил об экзаменах, очень забавно описывая членов комиссии, себя самого и свои ощущения. Наконец, Гвеннит, извинившись, унесла укладывать Кристи, и едва они вышли, Скабиор согнал с лица легкомысленную улыбку и, напряжённо и вопросительно глянув на Поттера, спросил:

— Ведь дело не только в детях, верно?

— Ну да, — помолчав, кивнул тот. — Как вы поняли?

— Иначе бы вам было проще смотреть Гвеннит сегодня в глаза, — усмехнулся он и пояснил: — Арвид раскопал что-то на контрабандистов и Киддела перед тем, как пропасть с коллегами в этой командировке... Киддел — это палочки и, учитывая подробности той истории, палочки «серые», за продажей которых никто не следит. А «серые» палочки — это, как правило, беглецы, таящиеся от закона, или же... дети.

— Из вас бы вышел хороший аврор, — очень грустно заметил Гарри. — Вы правы… обстоятельства самого исчезновения очень похожи. И мы снова ничего не нашли, но, возможно, скоро будут какие-нибудь новости — и я не поручусь, что хорошие. Вы присмотрите же за ней, если что? — проговорил он почти утвердительно.

— Конечно, — кивнул Скабиор, задумчиво глядя в огонь.

Что он, собственно, чувствовал? Должен был бы — надежду, вероятно, вкупе с тревогой. Тревога, определённо, была — да и надежда явно тоже присутствовала, но вот на что? Не собираясь ни с кем обсуждать это, он прислушался сам к себе. Надежда, тревога, страх — правильный, ожидаемый набор ощущений в такой ситуации. Но чего он боялся — и на что надеялся? Смерти своего зятя, или же его возвращения? Потому что, если Арвид вернётся, его нынешняя жизнь полетит к дракклам — и ведь у него самого вряд ли хватит совести даже попытаться изменить это. Волчица остаётся со своей парой — он это знал превосходно. А значит, если эта пара вернётся, никому больше не будет места с ней рядом — во всяком случае, так близко, как сейчас. Конечно, Гвеннит не выставит его из своей жизни совсем — но всё это будет уже не то. Он слишком привык считать этот дом своим, читать Кристи на ночь книжки — и просто видеть его и Гвен каждый день. Ну, или же почти каждый.

Но означало ли это, что он хочет, чтобы её муж никогда не вернулся, и она навсегда осталась тосковать по нему?

Скабиор был достаточно честен с собой, чтобы признать, что у него нет ответа на этот вопрос.