Обратная сторона луны (джен)

— Тоже выход, — кивнул Скабиор, получив недоверчивый, но вовсе не злой взгляд в ответ. — Я серьёзно. Может, твоим даже и легче так будет. Хотя я бы не спешил на твоём месте. А боль пройдёт, — мягче добавил он. — После первой же трансформации. И шрамы эти сойдут. Все. Ничего не останется.

— Я видел оборотней. Они все…

— Это следующие, — перебил его теперь уже Скабиор. — А эти сойдут. Остальные — да, будут всегда оставаться. Но этих не будет. Так что, не переживай — станешь, как был, и даже лучше. Мы, знаешь ли, очень здоровые, — он подмигнул ему и поднялся. — Пора мне. Могу через час ещё заглянуть.

Мужчина ничего не ответил — а Скабиор и не стал ждать ответа. Однако, когда он вернулся через обещанный час, тот был на месте и даже слегка кивнул, когда он подошёл и снова сел рядом.

— И как это? — спросил раненый… или, правильнее сказать, обращённый.

— Что «как»? — уточнил Скабиор. — Оборотнем быть? Да обычно… Зависит от того, как к себе относиться. На самом деле, никакой особенной разницы — так, мелочи вроде… да правда мелочи, — ему показалось лишним сейчас вдаваться в подробности. — Ты чувствуешь какие-то перемены? — насмешливо поинтересовался он. — Ощущаешь уже себя монстром? Хочешь закусить кем-нибудь?

— Всегда ненавидел таких, как ты, — с отвращением проговорил мужчина.

Строго говоря, это не было правдой: его отношение неправильно было бы назвать именно ненавистью. Как и большинство британских, да и не только, волшебников, он испытывал, скорее, неприятную мрачную смесь из отвращения, брезгливости, презрения — и подсознательного необъяснимого страха. Если бы оборотни не выглядели большую часть времени в точности, как обычные люди, наверное, к ним относились бы по-другому — именно это подобие многим, и ему в том числе, казалось самым омерзительным в этих тварях. Это — и их необъяснимое желание убивать в своей звериной ипостаси именно и только людей, настолько сильное, что они не различали уже никого и были способны сожрать даже собственное дитя или мать. Даже мантикоры не делают подобных вещей! Вероятно… но, даже если и делают — это же мантикоры, и никому в голову не придёт ждать от них чего-то другого. А тут вроде бы люди — а получше присмотришься…

— Тогда не мучайся, — пожал плечами Скабиор. — Здесь низковато, конечно — но можно сесть на метлу и врезаться в землю. Ну, или у магглов есть очень высокие здания — тебе хватит. И да, мы же живем на острове — море со всех сторон, и какие есть дивные скалы…

— У меня дети есть, — тоскливо проговорил раненый. — В школе учатся.

Зачем он это сказал? Зачем он вообще разговаривает с этим существом в человечьем обличье? Совсем недавно он бы просто мимо прошёл — может, скривился бы в спину да попенял министерству, которое непонятно с чего возится с ними в последнее время, будто с кем-то достойным внимания, вон, даже, говорят, в Хогвартс их принимать теперь стали… должны. Куда катится мир: оборотни в школе… Хотя он теперь не мог не припомнить того несчастного и замученного… нет, не человека, конечно, но всё же погибшего, как герой, преподававшего у них целый год Люпина. Который, видимо, тоже предпочёл смерть такому существованию.

— Курс какой? — с видимым любопытством спросил Скабиор.

— Второй. И четвёртый. Лоуренс… и Лоис — старшая. И жена ещё есть.

— Ясно. Ну… Им будет непросто, — подумав, признал Скабиор. — С другой стороны, отец есть отец… Тебе их ещё вырастить надо.

— Эмили вырастит, — мужчина поморщился и отвернулся.

Как же ему хотелось с кем-то поговорить. С кем-то, кто понял бы — и помог. Только нечем тут помогать — и понимать нечего. Сам себе идиот… почему, ну почему же он тоже там не погиб? Его бы оплакали и похоронили — и жизнь потекла бы своим чередом. Зачем же он выжил… зачем!

— Эмили, — повторил Скабиор и спросил дружелюбно: — Как-то нелепо вышло: я их все имена знаю, а твоё — нет… Тебя как зовут? Я Кристиан, — руку он протягивать не стал — момент был уж очень неподходящий, но улыбнулся как можно приятнее.

— Эндрю, — равнодушно ответил тот. — Лучше б я тоже умер. Как остальные.

— Как тебя угораздило-то? — с непробиваемым добродушием спросил Скабиор, вспомнив почему-то Поттера и подумав, что вот бы его сейчас сюда — поглядеть и послушать.

— Не важно, — мужчина поднялся и, тяжело припадая на левую ногу, скрылся в своей палате.

Потому что не рассказывать же было, как это вышло. Ибо, пожалуй, эта история вполне могла претендовать на самое идиотское обращение, какое вряд ли удастся найти в хрониках волшебного мира — и от этого становилась ещё более страшной.

Просто трое приятелей решили порыбачить в тихом безлюдном месте. Тот, кто говорит, что ловить карпа зимой бесполезная и бессмысленная затея — просто не смыслит ничего в рыбной ловле, надо лишь знать места да грамотно прикормить рыбу. А эта зима стояла на удивление мрачная, небо не очищалось неделями, и никто из них не следил за лунными циклами — вроде бы в тех краях ни о каких оборотнях давно не слышали… Впрочем, один из них — неунывающий весельчак Саймон «Ваши тряпки намылятся сами» Паффет — утверждал, что на всякий случай заглянул в календарь, и что полнолуние уже пару дней, как прошло. А другие с лёгкостью ему и поверили…

До места добирались на мётлах, потом долго обустраивались, разводили костёр, палатку ставили… Потом приготовили ужин, выпили — может быть, излишне, конечно — и с шутками и громким, разносящимся по всему лесу хохотом начали подготавливать снасти, чтобы с первыми лучами рассвета приступить к самому интересному.

Тут-то на них и напали.

Паффет погиб сразу: зверь просто вырвал у него горло. Лео Доддеридж стал следующим — его смерть стала ещё более жуткой: его, отбивающегося, оборотень опрокинул на землю и буквально лишил лица, и Эндрю теперь порой снилось, как из получившегося окровавленного месива звучит и звучит крик…

Сам он оказался последним — и от сковавшего его ужаса даже сопротивляться толком не смог: так и стоял и смотрел, как в неестественных глазах с вертикальными зрачками, которыми зверь глядел на него, разгорается ярость, и как тот, подобравшись, прыгает на него. Всё, что он сумел сделать — жалко прикрыть голову руками, но это ему не помогло совершенно ничем: Эндрю помнил, как воняло у твари из пасти кровью только что им убитых людей, и помнил ощущение вгрызающихся в его кожу клыков, сдирающих скальп и скользящих по кости черепа.

Что из этого он должен был рассказать? Он помнил свой первый допрос: как немолодой суровый аврор… Долиш, кажется, задал ему вопрос, что они делали в полнолуние в этом лесу — и как даже его натренированная невозмутимость дала трещину, когда он услышал честный ответ. Нет, он не сказал ничего — удержался… Но как же, наверное, они потом ржали потом над этой историей там у них в аврорате.

В этот день Скабиор его больше не навещал: пил очередной кофе с девочками, веселя их своими историями и с удовольствием смеясь над теми, что рассказывали они, потом снова разбирал бесконечные папки и снова пил кофе…

Но на следующий день заглянул.

Мужчина сидел на той же скамейке. Поглядел на него мрачно и пристально, спросил тяжело:

— А вы чем занимаетесь?

Он сам не знал, почему так ждал этого странного… кого? Он не был ни целителем, ни медколдуном: на его мантии не было ни герба Мунго, ни таблички с именем, да и не походил он ничем на… людей, со своими странными, подведёнными почему-то глазами, с нечеловеческой, лёгкой, звериной грацией, с покрытыми сеткой мелких белых шрамов руками — и нечеловеческой же бесцеремонностью. Тварь… Такая же тёмная тварь, как и он теперь — наверное, поэтому их и притягивает друг к другу, зло ведь тянется к злу.

А ведь он никакого зла в нём не чувствовал. Раньше наверняка бы почуял — а теперь уже нет. Это потому что он сам становится точно таким же — незаметно сам для себя… Он уже и думает-то о нём как о… человеке — да, верно, он и вправду же думал вечером, что тот делает здесь, да ещё в этой лимонной мантии. Как же незаметно и быстро происходят перемены…

— Я-то? — Скабиор улыбнулся и ответил абсолютно искренне: — Я тут помогаю архив разбирать.

— Вы женаты?

— Нет, — продолжая улыбнуться, качнул он головой.

— А были?

— Нет, — его улыбка стала ещё шире. — Меня никогда не привлекала семейная жизнь. Но если б я захотел — то непременно женился бы. Ты же поэтому спрашиваешь?

— Как это происходит? — со смесью отвращения и жадности спросил Эндрю.

Зачем?! Зачем ему это знать? Он не будет… Не хочет — и не будет до неё доживать. Зачем же он спрашивает? Что с ним такое?

— Трансформация? Тебе не рассказали? — удивился он.

— Рассказали. Но они — не вы. Я хочу знать.

— Быстро. И больно. Ты будешь пить аконитовое — от него человеческое сознание сохраняется, но чувствуешь себя будто пьяным, — ни разу это не было похоже на опьянение, но ему лень было вдаваться сейчас в детали. — Но, в целом, лежишь себе… ждёшь. Потом обратно — и начинается самое неприятное.

— Потом? — нахмурился мужчина.

— Потом, — кивнул Скабиор.

— И что происходит?

— У всех по-разному. Увидишь, как будет у тебя — в первый же раз. Может, повезёт, и будет просто маятно и плохо: тошнит, слабость, пальцы немеют… а может, и нет.

— Если это — «повезёт», то что тогда «нет»?

Он говорил коротко и отрывисто, и так требовательно, словно имел право требовать ответов. Скабиор, не позволивший бы в других обстоятельствах так с собой разговаривать, сейчас не обращал на это внимания, и потому, что понимал своего собеседника, и потому, что ему попросту было интересно: он и не помнил уже, когда разговаривал с новообращённым, да ещё и настолько взрослым.

— «Нет» — это когда от головной боли рвёт весь день, или когда в судорогах бьёшься. Или когда временно, на этот день, слепнешь — ты, кстати, не пугайся, если вдруг, у всех зрение портится, но у кого-то, — он задумался, как попонятнее передать это ощущение, — оно словно с боков сужается, что ли… А кто-то вообще не видит. Как пойдёт. Ты не решал бы пока ничего, — сказал он мягко. — Подожди месяц… Как раз они тебя тут подлечат — проживи первую трансформацию. А там посмотришь.

— Я не просил советов, — отрезал мужчина… Эндрю.

— Не просил, — согласился Скабиор, вставая. — Да и мне пора. Ты подумай.

Тот не ответил.

Не о чем тут было думать. Не место таким, как они, на земле. Наверное, он со временем тоже перестанет понимать это — как не понимает уже этого тот, другой. Поэтому ему следует поспешить — пока он ещё сохранил что-то человеческое в себе, он обязан уничтожить ту тёмную тварь, что поселилась в нём.

Пусть даже вместе с самим собой.