Обратная сторона луны (джен)

— Они хотят помочь, — сказал Арвид.

Сейчас их в камере было лишь четверо: кроме него самого, рядом с Причардом расположился Пикс, а Фоссет, едва-едва пришедшая в себя после очередного «урока», привалилась к его плечу. Наконец у них была возможность, выпадающая не так уж часто, спокойно поговорить.

То, что произошло с Причардом, сильно ударило по всем, наглядно и жестоко продемонстрировав бессмысленность сопротивления, и едва не заставив их полностью утратить остатки надежды увидеть когда-нибудь внешний мир. Мысли о том, что здесь, в общем-то, не так уж и плохо, учитывая, что жизнь их в каком-то смысле налаживалась и вошла в размеренную колею, и ранее их посещали, а вот слабое точащее изнутри сомнение, ждёт ли их кто-нибудь там, на свободе, теперь становилось сильней. И только Грэхем Причард, словно с разгоревшимся в нём огнём, упрямо твердил им, что то, что он облажался — это всего лишь один эпизод, досадный, обидный до мордредовых печёнок, но как бы то ни было, во-первых, он всё ещё жив, а во-вторых, проиграна только первая игра в этом сезоне, и они ещё вполне смогут побороться за кубок и даже выиграть чемпионат. О побеге как таковом он, впрочем, больше не заговаривал — но план, вернее, пока только часть плана, которую он им предложил, казалась им такой нереальной, что даже не опасной эту затею назвать было трудно. Всё равно, как если бы Причард предложил им начать осваивать анимагию, чтобы затем, дружно превратившись в простых земляных червей, прогрызть себе путь на свободу и уползти с гордо поднятой головой.

Пожалуй, никто из них, кроме Причарда, давно уже не считал побег не только возможным, но даже необходимым, всё больше и больше склоняясь к тому, чтобы просто продолжить жить. И, наверное, как и говорили в их новом и всё ещё странном и непривычном для Арвида окружении, с которыми он в силу характера нашел общий язык, постараться почувствовать кожей свет и перестать мучить себя. Но Причард идей этих не разделял, зато был очень настойчив — и они просто не спорили, каждый раз начиная очередное обсуждение неохотно и вяло, но заканчивая его почти с азартом. А возникшая перед ними загадка тройных девяток и последующее за ней появление Дойлов, просящих о помощи, все же подстегнули их интерес к этим беседам, вернув им часть чего-то почти утраченного в общении друг с другом.

Никому, кроме Долиша, почему-то не удалось установить контакт с юными Дойлами: после того, как Арвид нашел способ коммуникации, больше никто, кроме него, не оказывался внутри того дома — но зато и Фоссет, и Пикс, и даже, к своему огромному удивлению, Причард время от времени обнаруживали себя в разных частях маггловского городка, где их водили по улицам, время от времени подводя с разных сторон к девятьсот девяносто девятому дому по Элм-стрит, однако не слишком близко — впрочем, Причард чаще оказывался в сквере, а если ходил по улицам, то те, как правило, бывали совершенно пусты, а справа или слева на расстоянии вытянутой руки всегда оказывалась живая изгородь, вдоль которой он мог спокойно идти. Догадаться, кто автор этих видений, было нетрудно, но общаться дети желали теперь только с Арвидом, который начинал вспоминать, как это, быть аврором, а после, придя в себя, подробно и долго обсуждал с остальными коллегами каждый разговор с детьми, после чего они все вместе готовили следующий.

Заклеивать холодильник розовыми листками с вопросами и ждать, пока на них же возникнет ответ, было и неудобно, и долго, и Арвид, в очередной раз оказываясь в доме у Дойлов, искал какие-нибудь другие, более действенные способы — и со временем ответы начали возникать в виде ожившего в электронных часах радио, из которого с помехами доносились детские голоса. Иногда включался и телевизор, и на его экране Арвид смог насладиться картиной загадочного тумана в Ирландском лесу, который предпочёл бы никогда в жизни не видеть. Однако главным открытием и настоящим прорывом стал для Арвида телефон. В академии им рассказывали и даже показывали их, но с тех пор прошло уже много времени, да и, честно сказать, он тогда не слишком обращал внимание на такие детали, поскольку даже его природная любознательность капитулировала под нагрузками первого года. Теперь же устройство, которое Арвид держал в руках, и которое даже отдаленно не было похоже на картинки в учебниках, всерьез заставляло его задумываться о «магии магглов» — даже сквозные зеркала меркли перед открывавшимися возможностями.

В одну из таких бесед, приводивших Арвида до сих пор в некоторое замешательство, он всё же спросил Дойлов, почему из всех взрослых они общаются только с ним, и услышал в ответ:

— Но вы не страшный, и вы… вы в волшебной гарде⁽¹⁾ служите, хоть вы англичанин, — ответил Киф.

— И похожи на настоящего детектива, — закончила Ниса.

«Не страшный»… о, это он понимал. Причард и прежде никогда, сколько Арвид его помнил, даже не пытался выглядеть милым и безопасным, а теперь и вправду вполне мог напугать детей одним своим внешним видом — да и Пикс, честно сказать, выглядел немногим лучше. Они, судя по тому, как сейчас выглядели, вдвоём могли бы успешно наводить в Лютном ужас на одиноких прохожих и даже на патрули ДМП. Но Фоссет? Она, как минимум, была женщиной — и хотя бы поэтому должна была, по его мнению, вызывать у детей меньше опасений и больше доверия, чем они все.

— Даже та мэм? — спросил Арвид, не называя, на всякий случай, её по имени.

— Ну, — замялись на том конце провода, — именно потому, что она мэм, — наконец выразил свою позицию Киф.

— Мне кажется, — сказал Арвид, — как раз поэтому она не должна бы была пугать вас.

— Мы не боимся! — возмущенно ответила Ниса.

— А с девчонками связываться… — Киф шмыгнул носом, — они, даже взрослые…

Слышно было, как Ниса фыркнула, но промолчала согласно.

Фоссет, когда он рассказал об этом ей с Причардом, рассмеялась, а Причард, фыркнув, сказал:

— Вот-вот, с девчонками связываться себе дороже.

— Они не правы, — горячо запротестовал Арвид.

— Они дети, — улыбаясь, сказала Фоссет, и ткнула Причарда локтем в бок, — и мы ничего не знаем про их семью. Судя по тому, что уже удалось узнать, у них мама, вероятно, такая, что они мало кого из женщин считают надёжными.

— И даже наверняка, — поддержал её Причард. — Помните: «маме будет трудно без нас»?

Конечно же, они помнили. Об этом Дойлы сообщили Арвиду во время второй же «беседы», тогда ещё на стикере появилось: «Нам надо домой», а затем вот это, «маме будет трудно без нас».

— Хороша мать, — поморщился Причард, — если за неё такие крохи волнуются. Да и не известно теперь, нужны ли они сейчас ей вообще, или она про них и думать забыла.

— Детям свойственно брать на себя больше, чем надо, — возразила тогда ему Фоссет.

— Что-то я не помню, чтобы я или кто-то из нас в восемь лет волновался, что «родителям будет трудно без нас», — фыркнул Причард. — Даже при том, что я был старшим и за своими мелкими обязан был приглядывать.

Они замолчали, и пауза эта была тяжёлой и мрачной. Арвид вполне мог догадаться, о чём думает сейчас каждый из них: находясь здесь вместе так долго, они — кто забываясь, а кто сознательно — иногда делились друг с другом горькими мыслями, бродившими в их головах, ощущениями, какими-то воспоминаниями, рассказывая о себе то, что вряд ли рассказали бы, оставаясь во внешнем мире, а иногда выговаривались после тяжёлых или, наоборот, светлых видений, пусть и опуская подробности. Так Арвид узнал, что Причард, который в последнее время всё чаще начал упоминать в разговорах свою семью, делал это именно потому, что больше уже не ощущал себя её частью и старался удержать хотя бы призрак этого ощущения в разговорах. А Фоссет один раз всё же проговорилась, что в каждом своём видении видит тень, ощущает присутствие, а иногда видит, как наяву, давно уже мёртвого человека, который портил собою даже кошмары, а в самые сладостные видения привносил какой-то горький и ядовитый оттенок, отдающий привкусом пепла на языке. Она ещё что-то говорила об одном из самых позорных обломов, случившихся в её жизни… а затем делала вид, что её не посещают мысли о смерти, и эти мысли она находит заманчивыми и успокаивающими, дарящими ложное ощущение, что выбор за ней, но Арвид по её взглядам и оговоркам знал, что это не так. А еще он знал, что Пикс, выросший в Тинворте, хорошо помнит море, но давно уже забыл лица родителей, школьных друзей, учителей и коллег — они все незаметно стёрлись из его памяти, и порою ему казалось, что вместо них колыхаются водоросли, но это его больше не беспокоило. Лишь одно лицо и одно имя он до сих пор хранил в памяти, но называть его опасался, мрачно пошутив как-то в ответ на прямой вопрос, что это как с именем Того-Кого-Нельзя-Называть: назовёшь — и случится что-то плохое, правда, до конца непонятно, с кем. А ещё он помнил, что он аврор — но боялся, что скоро начнёт забывать, что это вообще такое, и вся та, прежняя, жизнь представлялась ему всё более нереальной, напоминая колыхания очертаний предметов где-то в мутной толще воды. Пожалуй, и его товарищи знали об Арвиде теперь больше, чем он был бы готов рассказать, сложись их судьба иначе.

И видя сейчас на их лицах эту жутковатую отрешённость, Арвид снова задумался о том, что, может быть, ему больше нет места в жизни Гвен, а в её доме живет теперь кто-то другой, и, засыпая с ним рядом, она счастлива и чувствует себя в безопасности. Говорить же про Аврорат, где на место младшего аврора каждый год появляется по несколько претендентов, даже если речь идет о работе штабистов, вообще не имело смысла.

* * *

Таким образом, всё общение с их неожиданными маленькими сторонниками легло на плечи Арвида. Он общался с ними в видениях и планировал дальнейшие разговоры, сидя в камере и даже во время работ, когда его не отвлекали: его руки механически выполняли нужные действия, но сам он был погружен в обрывки фраз.

И однажды, когда он разбрасывал золу между рядами одинаковых зелёных кустов картошки, росшей на этой подземной плантации в пещере с высоким сводом, с которого лился золотистый свет, он услышал очень тихое:

— Эй!

Оставив в покое плошку с золой, Арвид огляделся, но никого не увидел: пленников здесь оставляли одних, потому что единственный выход отсюда вёл в коридор, где обычно находился один из охранников, а сам характер работы предполагал единение с природой этого места.

— Выше! — прошептал голос, и Арвид, поднял голову, увидел в одной из стен трещину, сквозь которую прорастал толстый корень, кроша камень вокруг себя — вероятно, он уходил куда-то в одну из соседних пещер. Трещина была слишком высоко для того, чтобы просто так до неё дотянуться, и Арвиду пришлось поставить пару ящиков, из которых он черпал золу и неизвестное ему удобрение, и взобраться на них. — Это мы, — прошептал возбуждённый мальчишеский голос. — Вернее, я, Киф. Мы не боимся — но если что, знаем, где спрятаться! — выпалил он.

— Спрятаться? — переспросил Арвид. — Вы… это хорошо, — ответил он немного рассеянно — не в силах быстро сосредоточиться и оглядываясь на выход пещеры, в большей степени опасаясь за детей, чем за себя.

— Да, — затараторил мальчишка. — Там вниз ведут несколько коридоров, по которым не ходит никто, и есть одно тайное место — мы случайно наткнулись, когда тут всё изучали… Вообще, нам запретили по коридорам далеко уходить, но это как мама — всегда говорит что-нибудь про то, что мы разозлим духов природы, когда просто…

— Киф! — одёрнула его сестра. — Когда не хочет, чтобы мы что-то делали, — сказала она.

— А как далеко вы обычно уходите — уточнил Арвид, — и что вам ещё разрешают?

В тот раз он вернулся в «общую камеру» взбудораженным — и ему неожиданно повезло, потому что ни Маллигана, ни даже Саджада там не оказалось, зато остальные все были на месте и опять обсуждали безумный план Причарда, который теперь дополнился новыми деталями и даже участниками.

— А ещё нам нужно привлечь внимание к этому месту, — как раз говорил тот. — Чем-то, на что Министерство не сможет не обратить внимание.

— Почему ты считаешь, что они поймут, что это мы? — спросила тогда его Фоссет.

— Потому что нас ищут, — без тени сомнения сказал он. — И наверняка наши внимательно следят за всякими странностями.

— Мы здесь очень давно, — сказал Пикс. — Нас наверняка все просто похоронили.

— И места наши, за легкой подписью руководства, тоже уже давно заняты, — поддержала его Фоссет. — И это правильно и…

— Нас ищут, — упрямо повторил Причард. — Я знаю Поттера и сужу по себе и по всем вам — вы бы бросили поиски? — жёстко спросил он, хмурясь.

— Грэм, — мягко проговорила Фоссет. — Мы здесь уже, наверное, больше года…

— Да хоть десять! — отрезал он. — Я запрещаю вам думать так — и пока вы признаёте меня командиром, исполняйте приказ.

Его твёрдость поддерживала их всех, не давая опустить руки и отступиться — а с момента появления Дойлов план, настолько абсурдный и нереальный, что с каждым обсуждением казался его участникам всё менее странным, а теперь, вопреки всем ожиданиям, словно волшебным образом повинуясь исключительно воле Причарда, неожиданно для всех начал действительно воплощаться в жизнь.

— Вам двоим нужно лучше питаться, — немедленно решил Причард, обращаясь к Пиксу и Арвиду. — Я вам буду отдавать часть своей еды — и, думаю, можно забирать что-нибудь у О'Нил. Остальным я бы не стал до такой степени доверять, хотя наш эгоист Саджад вряд ли заметит.

— Рионе и так плохо, — покачала головой Фоссет.

— Ей уже без разницы, — жёстко отрезал Причард. — Я не собираюсь лишать её пищи полностью — но, скажем, четвёртую, или даже третью часть, как у меня, у неё вполне можно забрать. Если всё получится, в Мунго её откормят — а за несколько дней и даже недель на сниженном рационе ничего ей не будет. Вам нужны силы — вам предстоит упорхнуть отсюда и остаток пути проделать уже на своих двоих.

— Мы не будем вас объедать, — с неожиданно горячим возмущением сказал Пикс, переглянувшись с Арвидом. — Никто из нас не умирает от голода.

— Не впадай в крайности, — поддержала их Фоссет. — Им эти крохи не сильно помогут — а чувствовать себя они будут при этом премерзко. В конце концов, — добавила она с улыбкой, — как говорит нам история, самые известные побеги волшебники совершали как раз на голодный желудок. А по сравнению с Азкабаном нас вообще откармливают, как на убой. Всё получится, — она улыбнулась нервно и преувеличенно бодро.

— Надеюсь, что хотя бы у одного, — кивнул Причард. — И давайте активнее приводить себя в форму, — приказал он. — У нас появился шанс осуществить план, и мы обязаны им воспользоваться.

1) Как уже упоминалось ранее, полиция в Ирландии гордо называется «Гарда».

Это сокращение от «Гвардия мира» (“An Garda Siochana”) — такое официальное название носит национальная полиции Ирландии с 1925 года.

Вернуться к тексту