Горячее солнце в холодной воде (джен)

За три дня тренировок Рон не взял ни одного мяча, у него всё валилось из рук. Он почти не спал по ночам, и однажды, прикрывая кольца, чуть сам не свалился с метлы, после чего часто ловил на себе недоуменные взгляды остальных игроков команды. Он старался успокоиться и сосредоточиться, но ничего не выходило, в голове бесстрастный голос, вопрошающий: «Вы по-прежнему настаиваете на применении сыворотки правды?», сменялся голосом Гарри, который утверждал: «Мы всегда были лучшими друзьями».

Рут молча хмурилась, а Джинни обходила его стороной. Поддавшись неожиданному приступу раскаяния, Рон сам рассказал ей про прошение в Визенгамот и дознание. Выслушав его, Джинни брезгливо скривила губы.

— Ну и скотина ты, Рональд Уизли, — сказала она. — И дурак.

И больше не разговаривала с ним. По мнению Рона, Джинни вообще стала странной после того, как Гарри порвал с ней. Она выглядела абсолютно счастливой, часто напевала себе под нос и играла так, что никто не мог прикрыть кольца от её мячей.

На четвёртый день не выдержала и Рут.

— Стоп, стоп, стоп, — подав сигнальный свисток, закричала она через час после начала тренировки, когда Уизли пропустил очередной гол. — На сегодня достаточно, все свободны. Рон, задержись, пожалуйста, на пару минут.

Огромные трибуны были абсолютно пустыми. Рон забрался на самый верх, и сел, опустив голову и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, ему было стыдно за свою слабость. Рут присела рядом и положила руку на его колено.

— Что происходит, Рон? — тихо спросила она. Рука была мягкой и горячей, а в голосе звучало не осуждение, а тревога. Рон поднял голову, и Рут увидела, как по его щекам медленно потекли слёзы.

Они уже три часа бродили по городу, старательно обходя все людные места, а Рон всё говорил и никак не мог остановиться. Он очень торопился, пытаясь вместить долгие шестнадцать лет в этот маленький отрезок времени, когда рядом был человек, готовый его выслушать. О себе Рон сейчас не думал. Он восстанавливал в памяти и заново складывал в голове вдребезги разбитую картину их с Гарри и Гермионой общей жизни. А Рут молча слушала.

— Знаешь, — сказал вдруг Рон, останавливаясь прямо посреди перекрёстка, ошеломлённый очередным осознанием, — Гарри, конечно, дебил, что не сказал мне всё ещё тогда, в Норе. Только вот я все равно ни черта не стал бы слушать, только взбесился бы.

А еще через час неожиданно замолк на полуслове и стукнул себя по лбу.

— Слушай, весь этот цирк перед свадьбой… Гермиона же просто хотела, чтобы я сам отказался от неё. Если бы я тогда не выдержал, ну или Гарри бы проговорился, она сразу за него и вышла бы. Джинни права, я — дурак!

«Совсем другие глаза!» — с удивлением подумала Рут, вспоминая их первую встречу и гляда на счастливое лицо Рона.

— Что будешь делать? — с улыбкой спросила она, в первый раз за всё это время прерывая свое молчание, и смутилась, встретив его пристальный взгляд.

— Доведу до конца хотя бы одно дело, — серьезно ответил Рон, аккуратно поправив светлый локон, который упрямо падал ей на глаза. — Хочешь, я угощу тебя кофе?

И, взяв её под руку, решительно двинулся к ближайшему кафе.

Джинни сладко потянулась, перевернулась на живот и с удовольствием уткнулась в подушку, спрятав под неё руки. Она всегда, с самого раннего детства, просыпалась до звонка будильника. Когда Джинни была маленькой, эта привычка спасала её от назойливых утренних шуток Фреда и Джорджа, а сейчас ей нравилась тишина и возможность поваляться ни о чём не думая.

Она приоткрыла глаза и посмотрела на спящего рядом Драко. «Во сне он похож на греческого бога», — подумала Джинни, любуясь тонкими чертами лица, длинными ресницами и завитками волос на висках. Она читала о греческих богах в какой-то магловской книжке с картинками. Джинни снова потянулась, как котенок, перевернулась на бок и нежно провела кончиками пальцев по губам Драко. Он поймал её руку и медленно, не открывая глаза, по очереди поцеловал каждый пальчик.

— Подглядываешь? — с улыбкой спросил Малфой, подтягивая Джинни к себе и носом утыкаясь в ямочку над её ключицей. Она обняла его обеими руками, заставляя крепче прижаться губами к груди, и спрятала лицо у него в макушке. И замерла от сладкого чувства близости, доходящего до наслаждения. «Я влюбилась», — с восторгом подумала Джинни, ласково проводя рукой по светлым прядям.

— Сколько у нас времени? — спросил Драко, аккуратно опрокидывая Джинни на спину и начиная ласкать руками низ живота и бёдра. Она мурлыкнула в ответ что-то невнятно нежное, на мгновение крепко прижалась к его губам и змеёй выскользнула из тёплых рук, оставив в них тонкую, как паутина, ткань сорочки. Драко с сожалением проводил её взглядом до дверей ванны, улыбаясь, вдохнул терпкий лавандовый запах её тела, снова откинулся на подушку и закрыл глаза.

Через час свежая и сияющая Джинни носилась по стадиону, со скоростью света пасуя и отправляя в ворота мячи. Занятая своими мыслями, она не придала особого значения тому, что Рон, одетый в новую форму команды, отбил больше половины её снарядов, и не заметила, как он весело переговаривается с загонщиком, отгоняющим бладжер от колец. От любви и счастья внутри у Джинни всё пело!

Уличные витрины старого магазина сияли разнообразием. Малфой долго стоял около огромного окна, разглядывая выставленные на черных бархатных подушечках блестящие штучки. Вздохнув, он недовольно поджал губы и отвернулся от манящих сокровищ. Внутреннее чувство подсказывало ему, что для Джинни нужно что-то особенное. «В «Горбин и Бэркес»? — подумал Малфой, не чувствуя особого энтузиазма от этой идеи. — Там бывают очень интересные вещички, хотя местечко для подарка не очень… Ладно, я только одним глазом гляну». Он зашёл в самый пустынный проулок, какой смог найти в будний день в половине десятого утра, с опаской огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, исчез с негромким хлопком.

Невысокая миловидная старушка с крашенными светлыми волосами, тщательно убранными под малиновую шляпку, быстро семенила по Лютному переулку, не обращая внимания на взгляды, которые бросали на неё обитатели этой местности. На губах её застыла лёгкая улыбка, при этом она что-то тихонько напевала себе под нос. Одетая просто, но чисто и с изяществом, она держала в маленьких ручках блестящую женскую сумочку, ловко перебирала коротенькими ножками и выглядела лёгкой добычей для всех любителей быстрой наживы, живущих в этом злачном месте. «Она должна быть где-то здесь, я точно помню», — напряженно думала она, прикрываясь сладкой улыбкой и цепким взглядом окидывая вывески по сторонам.

— Подайте несколько кнатов бездомному, милочка, — прошелестел рядом чей-то голос, а грязная иссохшаяся рука протянулась вперёд и схватила старушку за рукав светлого идеально выглаженного жакета. Раздался громкий крик и на грязную мостовую рухнуло и начало извиваться чье-то сморщенное тело, едва прикрытое лохмотьями, которое в одно мгновение со всех сторон облеплепила огромная стая безобразных летучих мышей.

— Помогите, — отбиваясь от мерзких тварей, сипел несчастный. Старушка аккуратно перешагнула через кричащий комок, с брезгливой улыбкой отряхнула испачканный рукав и подняла глаза.

— Ах, вот же где! — с облегчением воскликнула она, увидев невдалеке вывеску лавки «Горбин и Бэркес» и как ни в чем не бывало посеменила к старой темной двери, закрывающей вход в самое известное заведение в Лондоне, занимающееся скупкой и продажей сильных и приметных волшебных вещей.