Смерть, уходи (гет)

— Госпожа, клянусь Аллахом, не знаю, что происходит.

Байрам-ага вошел, поклонившись, и велел другим служанкам выйти из покоев. Он застал Нериман-султан за сбором вещей. Уже все было уложено, и оставалось лишь завтра утром поехать в порт. Ахсен воспротивилась замужеству, впрочем, отправиться вместе с госпожой ей тоже не было позволено. Нериман твердо решила ехать одна.

— Я не сказал вам сразу…

Наконец, Нериман оторвалась от вещей, догадавшись, что случилось что-то нехорошее. Впрочем, что хорошего с ней может случиться?

— Вы велели не пускать во дворец никого, кроме Румейсы-султан, — продолжил Байрам. — Я следую вашим указаниям из последних сил. Но вот уже последние несколько дней во дворец пытается попасть какой-то эфенди.

— Какой еще эфенди? — Удивившись, Нериман захлопала глазами.

— Я и сам не знаю. — Евнух развел руками и добавил: — Каждый день ко мне приходит стража и докладывает, что какой-то господин представляется то имамом, которого вы желали видеть, то продавцом тканей, то доверенным лицом из вашего вакфа! Он уже все должности перебрал, даже на пашу замахнулся, но его так ни разу и не впустили. Мошенник!

Нериман, разозлившись, швырнула шаль на пол и воскликнула возмущенно:

— Какое имеет право этот эфенди заявляться сюда?

— Я потому вам и не сказал, — отвечал Байрам. — Мало ли, какие любопытные снова пришли поглазеть. Ведь всем известно, где вы живете, госпожа.

— Немедленно вызови его сюда! — сказала Нериман. — Я хочу видеть этого человека!

Байрам вышел, а Нериман стала нервно ходить по комнате. Даже сейчас ей уже не дождаться покоя. Еще с тех пор, когда она открыла первый вакф, и стало известно, кому он принадлежит, все узнали, что она живет в Бурсе по соседству с Махидевран-султан. Завистники говорили — ведьмы объединились залечивать свои раны. Приходили к их дворцам, закидывали мусором и кричали оскорбления, пока их не прогоняла стража. Но сторонников все же у них было больше, потому что у Махидевран-султан тоже был фонд для поддержания мавзолея Мустафы. Мустафа пользовался таким уважением народа, что его казнь до сих пор не могли забыть, хоть и прошло уже столько лет.

— Кто вы такой?

За ширмой стоял неизвестный господин, а разгневанная, спрятанная в платок, Нериман продолжила суровым голосом:

— Как вы смеете приходить во дворец одинокой женщины? Я — Нериман-султан!

— Нериман-султан.

Этот голос. Знакомый голос. Голос, который когда-то перевернул весь ее мир, сердце и душу. Чтобы слушать этот голос, она пожертвовала всем.

А потом из-за ширмы вышел он.

Ее Баязид.

Еще даже ничего не сказав, — в этот раз это точно не обман зрения, — Нериман упала на колени, схватилась за грудь и стала громко дышать, но дыхание перехватило, словно что-то застряло в горле. Потекли слезы; она уже ничего не видела. Баязид бросился ей на помощь; он обнял ее и прошептал в ухо:

— Дыши. Я здесь. Дыши, Нериман.

Но Нериман забыла, что это; как это сейчас возможно — дышать? В последнее время она пренебрегала отваром — Ахсен исправно приносила его каждый вечер, а Нериман выливала его на ковер, когда та выходила из покоев. А еще она перестала обтирать виски настойкой. Вот приступы и участились, а теперь еще и разыгралось воображение. Она сошла с ума.

— Баязид…

— Я рядом. Это я. Теперь я никуда не уйду.

Он обнимал ее, гладил по голове и покачивал, словно маленького ребенка. А он ли это был? Больше похоже на сон; у Нериман кружилась голова, пропал голос, и она боялась, что мираж сейчас растает и никогда больше не вернется. Но, вдруг опомнившись, Нериман вскрикнула, вырвалась из объятий.

— Ты… Ты умер! Я… Было столько всего… Орхан… Осман… Мурад… Селим?..

Она путалась в словах, а потом еще случайно перешла на русский. Она столько лет на нем не говорила, хотя раньше она разговаривала с Хюррем-султан, а после ее смерти — сама с собой. И детям она пела песни на русском. Она думала, что уже забыла его.

— Аллах, пощади меня… Я не заслужила все это… — шептала Нериман. Она сидела на коленях, вытянув руку, чтобы Баязид к ней не приближался. — Но ты продолжаешь меня испытывать…

Услышав шум, вбежала Ахсен, но, увидев шехзаде, остановилась, как вкопанная, и побледнела. Госпожа была на полу, но Ахсен никак не могла заставить себя пошевелиться. Шехзаде не сильно изменился со временем, только борода стала длиннее; но она все равно узнала, кто это. Она бы и дальше разглядывала его огромными глазами, но из оцепенения ее вывел суровый крик шехзаде:

— Выйди!

Ахсен, казалось, вот-вот упадет в обморок, поэтому она бросилась вон.

— Аллах, прости мне все грехи мои… — только шептала она себе, прислонившись к дверям. Байрам, увидев испуганную Ахсен, бросился к ней. — Там… там… там покойник, Байрам-ага!

— Аллах! С нашей госпожой что-то случилось? — воскликнул он, закрыв рот рукой, и уже собирался ворваться в покои, но Ахсен задержала его.

— Нет… Она все это время… Мы думали, что она заболела, и лечили ее… — Ахсен прерывалась; дыхание сбивалось, словно она бежала. — Но ей не мерещилось… Там Баязид…

В комнате для переговоров, тем временем, Нериман упрямо отказалась от помощи и, качаясь из стороны в сторону, как дерево, неуклюже поднялась с пола. Неповоротливо, небрежно, словно просто забиралась на лошадь. Перед Баязидом снова была не госпожа, а русская наложница, любившая драться с братьями. У Нериман не было сил, никак не удавалось совладать с собой.

— Последние двадцать лет, — наконец, с трудом заговорила Нериман не своим голосом, срывающимся, ледяным тоном, — каждый день я оплакивала твою смерть.

Баязид хотел подойти к ней, чтобы снова обнять, но Нериман остановила его жестом, каким обычно останавливала слуг — и он остановился.

— Они убили Мурада. Махмуда. Выдали Айше за престарелого пашу, и она умерла во время родов. Султан Сулейман слег и уже больше не встал. — После каждого предложения Нериман закрывала глаза, чтобы успокоиться, прямо как матушка, Хюррем-султан, перед тем, как затеять скандал. — А где ты был все это время?

— Нериман, слушай меня внимательно и не теряй сознание, — наконец, ответил Баязид, а у Нериман побежали мурашки по коже. Напрягаясь каждой клеточкой тела, она слушала его, одной рукой держась за стену. Она все еще не была уверена в том, что происходит. Может, побледневшая от страха Ахсен ей тоже померещилась? — Мы с Селимом договорились. Никто не знал, кроме нас и Аллаха. Орхан и Осман в Европе, но мы никогда не сможем их увидеть. Селим…

— Что ты говоришь, Баязид? — закричала Нериман, перебив, и закрыла рот руками, не в силах поверить в это. — Как такое может быть? Ведь он больше всех переживал за трон! И твои дети… Трус! Я поняла это, еще когда ты сбежал к сефевидам. Как можно было так низко пасть? Ты просто не смог явиться к повелителю…

— Нериман! — воскликнул Баязид, и она резко умолкла.

Она еще собралась ударить его, но он перехватил ее запястье. Как раньше, когда она позволяла себе дерзость, он смотрел на нее, сурово сдвинув брови. Нериман опустила глаза и поняла, что между ними ничего не изменилось. Но он не стал ее ругать; вместо этого он одним шагом сократил расстояние между ними и обнял, прижал к груди, положил подбородок на макушку.

— Нериман-султан, госпожа сердца моего, весна души моей. — Он поцеловал ее в лоб. Нериман молчала и слушала. Было так приятно снова оказаться в этих объятиях; лучше умереть, чем не остаться в них навсегда. — Было слишком опасно выходить с тобой на связь. Я не мог послать к тебе даже агу. Но я следил за тобой. Я знал все, что ты делаешь. И я… не смог их остановить.

— Ты не представляешь, — сказала, наконец, Нериман глухо, бесцветно, дыша в грудь своему шехзаде, — сколько боли ты мне доставил. Я столько раз пыталась покончить с собой, и во мне правда что-то умерло, Баязид… Я каждый день просыпалась и надеялась, что это просто кошмар. Это не жизнь, а ад.

Пока она это говорила, снова стало трудно дышать, и она не закончила. А потом она обняла его, сжала так крепко, чтобы уже никогда больше не выпускать.

— Ты подарил мне весь мир… Но потом отобрал.

И все-таки вырвавшись, нехотя, она вернулась к сборам вещей. Она, хоть и была так счастлива, что не страшно было умереть в этот же момент, не могла простить его, даже если бы он попросил прощения. Она сказала:

— Утром я уплыву в Крым. — Она недовольно бросала вещи в сундук, не складывая. — Я рада, что ты жив, но твоя дальнейшая судьба меня совсем не интересует.

Нериман было трудно произносить эти слова, потому что он грустно смотрел на нее, желая подойти ближе. Словно ножом по сердцу, она продолжала:

— И я не хочу, чтобы ты пытался связаться со мной. Не пиши мне. Я не стану читать. И…

— Я поплыву с тобой, — перебил он. — Там нас точно не найдут. Никто даже не узнает, кто мы такие. Как ты считаешь, Байрам-ага сможет достать еще одно место?

— Ты никуда не поплывешь! — воскликнула Нериман, размахивая перчаткой перед его лицом. — Я не хочу тебя видеть. Ты… — Не договорив, она вдруг снова расплакалась и закрыла лицо руками.

— Я останусь с тобой. И буду пытаться заслужить твое прощение до конца своих дней, Нериман.

Примечания:

вот и все, финал! следующая глава — эпилог) нужен ли он? сначала его не было)