Смерть, уходи (гет)

— Внимание! Нериман-султан!

Нериман, в черном платье и черном платке, полностью покрывавшем голову, надеялась, что никто не заметит ее появления, но стражник, увидев ее, сразу об этом закричал. Девушки выстроились в ряд, но Нериман не вышла к ним на веранду, поэтому они беспрепятственно перешептывались.

— Аллах, что она здесь делает?

— Бедная госпожа. Сколько горя она вынесла!

— Но ведь ее должны были задушить вместе с сыном или хотя бы отослать в Старый дворец!

— Она столько дел натворила, но до сих пор жива и здравствует! Точно ведьма! Сговорилась с Махидевран-султан!

— Аллах воздал ей по заслугам!

Нериман прошла мимо — ей выделили бывшие покои, в которых она жила до того, как отправиться во дворец шехзаде, — а Сюмбюль закричал:

— Быстро умолкли! Чего раскудахтались? Нериман-султан вас прекрасно слышит!

Наложницы собирались раскладывать вещи, но Нериман всех прогнала и вызвала к себе Байрама.

— Я все сделал, госпожа, — сказал он. — Мы спрятали Айше-султан в одном из дворцов Хюррем-султан. Никому не придет в голову искать ее там.

— Аллах да убережет ее от всех этих несчастий, — прошептала Нериман.

— Аминь.

Нурбану никому не сказала о заявлении Нериман. Она в глубине души надеялась, что она родит девочку, хоть и это могло обернуться для нее неприятностями. Но Аллах не посчитал нужным даровать ей ребенка, и у нее случился выкидыш. Нурбану действительно расстроилась, узнав об этом. Нериман столько пережила, и Нурбану мечтала, что хотя бы дочь станет ее отрадой, но этого не произошло.

Пока тела шехзаде Баязида и его детей везли из Казвина, где они были казнены, Султан Сулейман не мог определиться, где хоронить сына-предателя и внуков. Он не хотел ввозить их в столицу вовсе, но Михримах удалось убедить его устроить торжественный вынос гроба из дворца. Решающими стали брошенные в гневе слова:

— Хорошо, что моя валиде не дожила до этого кошмарного дня! Иначе она умерла бы снова!

Вдруг двери открылись, и во двор, расталкивая стражников, выбежала женщина без уличного одеяния. Она даже не покрыла голову, черный платок упал на землю, пока она бежала.

— Пустите меня! — кричала Нериман. Все стражники, несшие гроб, остановились, не зная, что делать, а султан Сулейман и шехзаде Селим, идущие во главе, развернулись с растерянными лицами. — Я должна попрощаться!

Селим быстро сориентировался и бросился к ней, но Нериман крикнула:

— Ты не остановишь меня, убийца!

— О, Аллах! — Михримах, стоявшая в Башне Справедливости, закрыла рот рукой. — Как она там оказалась? Когда успела выйти? — Наложницы и аги молчали, поэтому она крикнула: — Что вы стоите?! Остановите ее!

Нериман, наконец, добежала до гроба и, встав прямо перед Селимом, опять закричала на него:

— Тебе никогда не стать таким же, как султан Сулейман, потому что ты пьяница и ничтожество. И ты не просто убийца. Ты трус!

В толпе пашей и беев, стоящих вдоль дороги, пронесся волнительный шепот, а султан Сулейман, еще ни разу не заговаривавший с сыном о смерти Баязида, вдруг стал громко дышать и схватился за сердце. Один из стражников бросился ему на помощь.

— Ты не стал пачкать руки. Ты отдал приказ, чтобы его задушили, а сам отвернулся. Не смог смотреть. Ведь я права? Я слишком хорошо тебя знаю. Чудовище! — безжалостно продолжала Нериман, а потом, едва она коснулась рукой гроба, упала без сознания.

Селиму пришлось подхватить ее, а потом он сказал тихо и растерянно:

— Отнесите ее в лазарет. — Что он мог еще делать?

Выбежали слуги Михримах и унесли Нериман. Нурбану, оставшаяся рядом с Михримах-султан, сказала шепотом, для себя:

— Аллах, спаси ее душу.

Никто ее не слышал и не должен был услышать.

— Почему ты не отошлешь ее в Старый дворец?! — восклицала Нурбану. — Какой смысл держать ее тут? Она не принадлежит твоему гарему или гарему повелителя! Она не может здесь находиться! Повелитель сейчас не в том состоянии, чтобы принимать решения, поэтому ты можешь повлиять на него.

— Не вмешивайся, Нурбану, — холодно бросил Селим. — Баязид очень любил ее. Я не могу и не хочу поступать с ней плохо.

— Ты уже отнял у нее все. Селим, очнись!

— Нурбану! — вдруг повысил голос тот. — Это ты, ты за моей спиной отдала приказ задушить Мурада. Ты причинила ей столько же зла, сколько и я.

— Но какая теперь разница? Ты нарушаешь установленные порядки, Селим, — спорила Нурбану. — Как наложницу покойного шехзаде ее должны были либо выдать замуж, либо выгнать из дворца.

— Ни то и ни другое с ней не случится, и я не собираюсь больше это с тобой обсуждать, Нурбану, — отрезал Селим.

— Почему ты не подыщешь ей мужа? Может, она создаст новую семью, и обо всем забудет…

— Нурбану!

О случившемся во время выноса гроба узнали даже в гареме, и теперь об этом судачила вся столица. Султана Сулеймана слова Нериман так подкосили, что он снова слег в постель и велел никого к себе не пускать. Его время пришло, он это знал, и теперь даже не с кем было посоветоваться. Хюррем нет, все сыновья погибли; есть только Селим, которому нельзя доверять. Остается только вверить это государство милостивому Аллаху.

Михрумах-султан выдали замуж за Дамат Музаффера-пашу, и она уехала из дворца так быстро, словно повелитель стремился, как можно скорее, избавиться от внучки — он велел Михримах поторопиться с этим делом. Но на самом деле он просто не мог смотреть ей в глаза.

Нериман не выходила из покоев и даже не вставала до тех пор, пока Селим не вернулся в свой санджак. Весь дворец будто бы чувствовал ее настроение. Девушки в гареме затихали, когда проходила Нериман-султан, потому что она блуждала, словно привидение, по коридорам. Выходя во двор, она могла целый день бродить среди деревьев или просто сидеть на земле, не обращая внимания на холод, до тех пор, пока Ахсен не уводила ее обратно.

После смерти Хюррем гаремом управляла Михримах-султан, потому что больше было некому. Хоть со смерти Баязида прошло несколько лет, дворец все еще был в трауре, потому что Михримах не устраивала никаких праздников. Султан Сулейман, до сих пор горевавший по своей хасеки, полностью поддерживал это решение и, более того, приказал избавиться от всех излишеств, продать дорогие вещи и отдать деньги нуждающимся и больше не готовить слишком много еды. Отныне этот дворец-призрак стал пристанищем для тоскующих.

Во дворце мало, с кем можно было поговорить, поэтому Михримах-султан однажды навестила Нериман. От других наложниц она услышала, что она до сих пор не может оправиться от горя, и решила поддержать ее. С тех пор она часто посещала ее покои. Они иногда выходили в сад, но ничего не могло вернуть Нериман к жизни. Михримах и подняла ее с постели, потому что Нериман надеялась уже никогда больше не вставать и встретить свою смерть так. Да у нее и не было сил подниматься.

— Я скучаю по нему, Нериман, — сказала Михримах, когда они вдвоем прогуливались по саду.

Михримах знала, что Баязид подарил своей хасеки лошадь, но Нериман уже не каталась на ней, только кормила ее, гладила и разговаривала с ней. Слугам не было позволено даже подходить к ней. Она была уже довольно пожилой для животного, и Нериман боялась, что с ней может что-то случиться, и у нее не останется даже этой памяти от Баязида.

Служанки шли позади и ничего не слышали.

— Вы — все, что от него осталось. Когда я с вами, госпожа, я вижу его. И Селим. Мне больно, когда я вижу его, не только потому, что это он убил его. — Михримах вздохнула, и Нериман добавила: — Это было секретом, но… когда я ездила к нему, мы провели никях. Поэтому теперь мы связаны в обоих мирах.

После молчания Михримах вдруг сказала:

— Я не оставлю это так просто. Надо было придушить эту гадюку, пока она еще не успела вырасти. — Она воинственно вскинула голову.

— Я уже кое-что придумала, Михримах-султан, — тихо сказала Нериман. Эта была просто мысль; но мысль, которая каждый день возвращалась в ее голову. Может, даже ничего не получится. Тяжело во что-то верить, когда потеряла все самое дорогое.

— Говори же, Нериман!

— У меня есть наложница. Ее нашел Байрам-ага. Пожалел, когда ее хотели продать какому-то бедняку, — сказала Нериман неуверенно.

Она все еще сомневалась, стоит ли Михримах-султан об этом знать. Каждый раз, когда она ее видела, она вспоминала тот день. Последний день, когда она видела Баязида. Михримах, словно предчувствуя, примчалась в Кютахью и прождала до самой ночи, чтобы сказать надменно: «Кто бы ни оказался на престоле, я буду сестрой султана». Слова до сих пор, словно эхом, повторялись в голове.

Но Нериман все равно продолжила:

— Она преданна мне, исправно служит, потому что это я взяла ее. Мне не нужны были еще наложницы, но она умоляла не выгонять ее.

— Что ты хочешь сказать, Нериман? Ты меня сейчас сведешь с ума этими загадками, — воскликнула Михримах.

— Я собираюсь подослать ее к шехзаде Мураду, — наконец, объявила Нериман. — Но я не знаю, как ввести ее во дворец. Как вы знаете, Мурад сейчас санджак-бей Акшехира, но у меня слишком мало влияния, чтобы добраться туда.

— Нурбану во всем подражает матушке, — едко ответила Михримах. — Она должна была уехать в Акшехир с сыном, но осталась рядом с Селимом в Манисе, и мы можем использовать это. Я хочу видеть эту наложницу. Если она действительно верна тебе, я подарю ее гарему Мурада от своего имени, и Нурбану даже ничего не узнает.

Когда Нериман вернулась в свои покои, ее уже ждал Байрам-ага.

— Я к вам не с пустыми руками, — сказал Байрам. — Один ага, которому я доверяю, проник во дворец шехзаде Баязида, как вы и велели. — Он кивнул на дверь, и в покои вошли два евнуха. — В этом сундуке все, что вы просили, — сказал Байрам. Евнухи вышли, а он добавил шепотом, с подозрением глядя на наложниц: — Кафтан, перстни, книги, стихи и… дневник.

Михримах осуществила свой план — выставила все так, будто бы Сафие-хатун была ее рабыней. Даже оформила купчую на всякий случай. А потом, посоветовавшись с повелителем, отправила ее во дворец к Мураду. Ей было велено слушать и запоминать все, что происходит во дворце, но ее целью был не Мурад, а Нурбану. Михримах не могла и не хотела причинять зло племяннику, а устранить Нурбану было выгодно всем. Братья Мурада от других наложниц еще слишком юны, поэтому, вероятно, он будет главным наследником престола. Сафие, если ей удастся покорить сердце шехзаде, впоследствие станет хасеки султана, и ей не будет мешать валиде-султан. Михримах и Нериман были убеждены, что никто не видел лица Сафие во дворце, кроме личных слуг — девушка во время захвата в плен пиратами была так сильно избита, что она прятала лицо платком, хотя не была мусульманкой.

В одно утро весь мир потрясло известие — во время похода султан Сулейман предстал перед Аллахом. Михримах в ту ночь не спала — будто бы предчувствовала беду. Селим видел кошмары. Даже Махидевран, которая после смерти сына уже никогда не спала крепко, увидев, как вдруг погасла ее свеча, поняла — время пришло. Селим со своим гаремом сразу же, как об этом узнал, выехал в столицу. Он был спокоен — никто, кроме него, трон не займет. Он просто возвращается домой. Тело Сулеймана было привезено в Стамбул и похоронено рядом с тюрбой Хюррем-султан.

— Вот и настал этот день, Ахсен, — сказала Нериман, ожидая появления Селима у окна.

Карета уже стояла, и из нее выбиралась Нурбану. Главный наследник шехзаде Мурад был назначен санджак-беем Манисы, и Нурбану должна была отправиться вместе с ним, как мать, но она и в этот раз нарушила традиции и приехала вслед за мужем в столицу.

— День, когда они празднуют победу, а мы до сих пор плачем. — Увидев через окно Селима, Нериман задвинула штору, встала с дивана и направилась к шкатулке. — Я готова.

У всех женщин в этом дворце были планы отступления. Они хранили яды в сундуках с платьями, под подушкой, даже насыпали его в кольца и прятали в рукаве. Все женщины здесь были предусмотрительными. И раньше, чем Ахсен успела что-либо предпринять, Нериман выпила яд, который приготовила еще больше двадцати лет назад, задолго до смерти Баязида.