Смерть, уходи (гет)

Нериман пришла в себя в лазарете и, не помня себя, скинула одеяло на пол и побежала в свои покои.

— Госпожа, вам нельзя вставать… — бросилась к ней лекарка, но Нериман только отмахнулась от нее.

— Пусти меня. Где Ахсен? Ахсен!

Нериман бежала по коридору и только кричала:

— Немедленно найдите мне Ахсен! Сюмбюль-ага!

— Кто тут так раскричался?! — сам закричал Сюмбюль, выбегая в коридор. — Ой… Госпожа, простите… Вы уже на ногах? А вот и Ахсен…

Служанка появилась, словно из ниоткуда, а Нериман закричала на нее:

— Что ты наделала?! — Она схватила ее за локоть и больно сжала. — Что там было? Что я выпила?!

— Успокоительное, госпожа, — пискнула та и присела в поклоне, а Нериман пораженно взглянула на нее.

— Аллах, дай мне терпение! Я так доверяла тебе! — Нериман заломила руки. Но, быстро придя в себя, она добавила: — Готовьте мои вещи. Я отправляюсь во дворец в Бурсе, который мне подарил шехзаде Баязид.

— Госпожа, но вы не можете уехать без позволения повелителя…

— Повелитель умер! — громко объявила Нериман, не дав Сюмбюлю договорить.

— Госпожа, побойтесь Аллаха… — испуганно закрыл глаза Сюмбюль и оглянулся, как бы госпожу никто не услышал. Но наложницы уже выбежали на крик и, перешептываясь, наблюдали.

— Я вырву твою печень, если доложишь ему раньше, чем я уеду, Сюмбюль! — прошипела Нериман, угрожая ему пальцем. — Немедленно готовь мою карету! Ты не помешаешь мне! Я не пробуду здесь больше ни минуты.

Не дождавшись ответа, Нериман унеслась прочь, лишь взмахнув волосами и полами платья.

— Слушаюсь, госпожа… — сказал Сюмбюль ей в спину, и они Ахсен бросились исполнять поручения. Сюмбюль причитал на ходу: — Ах, Аллах, спаси меня, но иногда кажется, будто в нее вселился дух самой Хюррем-султан!

— Оставьте все, что подарил мне Баязид, а остальное раздайте бедным.

Наложницы суетливо сновали по покоям Нериман и складывали вещи в сундуки. Платья, платки, накидки, украшения… Нериман велела снять даже шторы с окна, потому что Баязид однажды сказал, что они ему нравятся. Она больше не останется во дворце, где находится Селим и его хасеки-змея. Пришел Байрам и сообщил, что Михримах-султан тоже поспешно уезжает в свой дворец, но она выйдет поприветствовать Селима, хотя ей и не хочется.

— Где Нериман-султан?

Селим несколько раз велел стражникам вызвать к нему Нериман-султан, но его требования почему-то игнорировались, и ему пришлось лично отправиться в ее покои. Как ей только хватает смелости не подчиняться?.. Теперь он — повелитель!

Когда он ворвался в комнату, единственная наложница, прибиравшая там, испуганно пискнула:

— Она уехала.

И только сейчас Селим заметил, что здесь стало как-то пустынно, половина вещей пропала, и не было даже ковра. Будто бы не поверив наложнице, он распахнул первый попавшийся шкаф, но там было пусто.

— Как это — уехала? Без моего разрешения? Куда?!

— В Сивас, — ответила наложница, глядя в пол. Селим так изумился, что замолчал, но наложница все равно добавила неловко: — Навестить могилы шехзаде. Ведь их запретили хоронить в столице, и Нериман-султан…

— Как вы это допустили?! Почему мне никто не сообщил?! — закричал Селим, а потом открыл другой шкаф, но там тоже было пусто. Словно в этой комнате никто никогда не жил. — Да что здесь происходит?

— Простите, повелитель.

Злой Селим сам открыл двери и выскочил из покоев, но встретил Нурбану.

— Ты не можешь так врываться в покои Нериман, — не преминула сказать она. — Она вообще не может так долго оставаться здесь.

— Ее здесь больше нет, Нурбану.

Вскоре выяснилось, что уехала, не попрощавшись, и Михримах с дочерью. Она лишь сухо поздоровалась с братом и даже не поклонилась ему, а потом сразу же велела приготовить карету. Вещи были собраны давно — очевидно, что когда-то пришлось бы уехать.

Нериман в черном платье, замотавшись в черный платок, шла вдоль дороги по голой земле уже продолжительное время, но ничего похожего на могилы пока не обнаружила. Но она рассчитывала найти их во что бы то ни стало. Не так-то просто было добраться до Сиваса, и она не могла уехать ни с чем. Карета осталась далеко позади, и даже Ахсен не было позволено пойти вместе. Нериман шла одна. Дул сильный ветер, и приходилось придерживать платок; собирался дождь. Здесь ничего толком не было, лишь пара деревьев, и те уже голые. Не росла даже трава. Вот, где бросили тела ее любимых. Зарыли, словно собак, на пустыре.

Ахсен и Байрам провожали ее взглядом издалека, боясь, что с ней может что-то случиться.

— Какая же несчастливая жизнь, Ахсен, — качал головой Байрам-ага. — Чем мы все это заслужили?

— Бедные шехзаде, да пребудут они в раю, — грустно ответила Ахсен. — Задушили на конюшне, везли на телеге, как скотину, и просто выбросили по пути возле дороги… Даже простолюдин хоронят с большим уважением…

Ахсен порывалась пойти за Нериман, но Байрам призывал оставить госпожу одну.

Наконец, они нашлись. Могилы без опознавательных знаков, просто три горки, словно кто-то пытался скрыть преступление. Нериман упала на колени, и Ахсен и Байрам все поняли. Нериман думала, что слез уже не осталось, но это было не так; они потекли сами, без рыданий. Она только сейчас осознала, что их больше нет. Они здесь, рядом, но их нет. И она боялась представлять, что они пережили.

Нериман так долго сидела на земле, что Байрам уже думал сходить за ней. Даже когда пошел дождь, она не сдвинулась с места. Наконец, уже начало темнеть, и Байрам все-таки отправился за госпожой. Нериман хотела остаться здесь навсегда и просто тихо умереть рядом с ними.

Даже дома, в Бурсе, Нериман не снимала черных одежд и сидела на голом полу с чашкой холодного отвара из ромашки. На столе горела одна единственная свеча, и Нериман сливалась с окружавшей ее темнотой. После того, как она выпила яд и не отравилась, казалось, ей стало еще хуже. И вид Селима, которого она так долго не видела, разбередил старые раны. За столько лет она так и не оправилась от пережитого.

— Госпожа, вам нужно немного поесть, — сказала Ахсен, склонившись над ней. — Пересядьте хотя бы на диван. Вы можете застудиться и подхватить воспаление легких…

— Оставь меня, Ахсен. Может, я этого и жду, чтобы умереть. Я жду дня, когда Всевышний соединит меня с Баязидом и моими детьми.

— Что вы, госпожа? Побойтесь Аллаха. Отвар уже остыл. Давайте я вылью и заварю новый.

Ахсен хотела забрать чашку, но Нериман вцепилась в нее, словно это было важно.

— Я выпью, только оставь меня одну. Я так долго была счастливой… Наверное, Всевышний посчитал, что мне этого достаточно…

В другой руке у Нериман был дневник Баязида, где были записаны стихи, посвященные ей. Она прочитала его уже несколько сотен раз. Он всегда был теплым, потому что Нериман никогда его не отпускала. Ахсен еще суетилась вокруг своей госпожи с подносом, раскладывала еду, которую она не ела, в третий раз за сегодня, распахивала шторы на окнах, которые Нериман все время закрывала, открыла окно, чтобы проветрить комнату, как вдруг за дверью закричал стражник:

— Внимание! Султан Селим хан хазретлери!

Еще раньше, чем он вошел, Ахсен присела в поклоне и опустила голову, а у Нериман только открылся рот. Рука, которой она придерживала платок, ослабла, и он спал с головы на плечи. Селим сделал повелительный жест, и Ахсен вышла из покоев, впрочем, на покои это было мало похоже. Здесь был только диван, стол, шторы и ковер — те вещи, которые она не постыдилась забрать из дворца. Селим, переодетый в купца, серьезным взглядом смотрел на Нериман. Та усмехнулась и сказала:

— Это все, чего ты достоин. Султан, одетый, как бродяга.

И еще раз усмехнулась, как-то нервно. А потом улыбка резко исчезла, потому что она вспомнила, как давно, словно в прошлой жизни, они с Баязидом так же переодевались в лохмотья, чтобы погулять. Словно забытый сон.

— Как ты посмела уехать, не спросив меня? И почему я должен разыскивать тебя? Ты действительно ездила в Сивас?

Селим, несмотря на одежду, величественно возвышался в центре комнаты и сверху вниз сурово смотрел на Нериман, сидящую на полу. Она уже пришла в себя после его появления, отложила чашку и снова покрыла голову платком.

— И что ты сделаешь? Я ни за что не уеду отсюда. Этот дворец построил для меня Баязид. Можешь хоть сжечь его, но только вместе со мной, — гордо ответила Нериман. Огонек свечи — единственный источник света — придавал ей зловещий вид.

— Ты унизила меня на глазах у всей столицы во время выноса гроба. Я должен был там же задушить тебя, но я ничего не сделал. Даже теперь ты не проявишь хоть немного уважения? Перед тобой повелитель мира!

Нериман опять усмехнулась, не поверив, что он действительно стоит перед ней и кичится этим.

— Все, что у тебя есть, это титул. Ты еще ничего не завоевал, ты не был в походе. Ты — никто. — Нериман теперь пила ромашковый отвар, рассчитывая так успокоиться, но он был слишком холодным. Только сейчас она поняла, насколько в комнате было холодно. Ни разу она не позволила затопить камин.

— Я в любой момент могу позвать сюда стражников! — крикнул Селим в изумлении. Никогда в жизни он не слышал таких слов даже от отца. А она произносила их так спокойно, будто между делом… — Ты хоть слышишь, что ты говоришь?

— Мне терять нечего, Селим, потому что у меня ничего нет, — сказала Нериман, смело заглядывая ему в глаза снизу вверх. — Ты можешь себе представить, насколько мне сейчас не страшно? Если ты начнешь пытать меня, я не закричу, потому что худшие пытки я уже вытерпела. Я собиралась выпить яд. И я сделала это, но моя рабыня подлила вместо него успокоительное. Аллах спас меня.

— Нериман! — вскричал Селим, делая шаг вперед, а у Нериман заслезились глаза. Смотреть на него было неприятно. — Знаешь, почему ты еще жива? Тебе не казалось странным, что неприятности слишком ловко обходят тебя стороной? Я хотел… Еще давно, когда ты только попала во дворец… Я хотел, чтобы ты была в моем гареме.

Нериман, с открытым ртом, резко побледнев, схватилась за подлокотник дивана и начала медленно вставать с пола. Сил не было, потому что она толком не ела несколько дней, да и не спала, лишь несколько раз закрывала глаза на пару минут. Зазвенело в ушах, потемнело в глазах. Его слова доносились, как сквозь толщу воды.

— Но я не успел даже ничего предпринять, как ты оказалась в покоях Баязида, — продолжал он, пока слабая Нериман поднималась на ноги. Голова была ватная, и голос Селима будто постепенно исчезал в небытие. — Тогда было уже поздно. Но все эти годы я присматривал за тобой. Помнишь, как ты спаслась, когда на твою карету напали разбойники? Это я послал за тобой стражу, которая ехала в отдалении. Просто на всякий случай. А когда матушка бросила тебя в темницу, я приказал выпустить тебя раньше, чем кто-либо узнал об этом. Я всегда… помогал тебе.

Теперь уже Селим встал так близко к Нериман, что смог взять ее за руку.

— Как ты смеешь касаться меня? — закричала она и, резко вырвав руку, сделала два больших шага назад, но запуталась в своем платье. — Как?.. Почему?.. — Она захлопала глазами, чтобы не расплакаться.

— Не волнуйся, — перебил ее Селим. — Я здесь лишь затем, чтобы удостовериться, что ты в порядке. — Он оглянулся по сторонам и добавил: — Ты отослала всех своих наложниц. И избавилась от вещей.

— Я оставила только то, что напоминает мне Баязида, — со злостью прошипела Нериман, — и я не нуждаюсь в твоей опеке.

— А я все равно привез тебе деньги, мебель и наложниц, — сказал Селим. — И ты мне никак не помешаешь. Я скажу твоей рабыне, что брошу ее в Босфор, если ты продолжишь носить черное.

— Значит, для тебя траур уже закончился? — снова закричала Нериман. — Впрочем, зачем я спрашиваю! Ты забыл о существовании брата в тот момент, когда он перестал дышать!

— Я вижу в нем тебя. Вы будто одно целое, — вдруг сказал Селим серьезно, с грустью. И Нериман это заметила бы, если бы захотела заметить, если бы не была так ослеплена яростью. — Поэтому ты будешь следить за своим здоровьем, Нериман-султан. Ты вверена мне им. Если с тобой что-то случится, я буду отвечать перед ним…

Селим резко развернулся и направился к выходу. Нериман хотела снова осыпать его проклятиями, но голос резко исчез, пропал дар речи, и она просто смотрела, как он уходит. Когда Ахсен ворвалась в комнату, не поклонившись, по лицу госпожи уже катились слезы. Она все смотрела на дверь, через которую только что вышел Селим, а потом бросилась к окну. Когда он, не оглянувшись, сел на лошадь и ускакал, Нериман закричала:

— Немедленно прогони всех этих рабынь! — За дверью уже слышались какие-то голоса.

— Но, госпожа, повелитель сказал…

— Ты будешь меня слушать или нет?! — перебила ее Нериман. — А деньги я оставлю. Позови Байрама-агу. Пусть свяжется с кем надо. Я организую вакф.

— Но без разрешения повелителя…

— Делай, что я говорю, — сказала Нериман. — Пока я еще что-то могу, я буду это делать. Пусть хотя бы у других людей будет шанс в этой жизни.

Некоторые говорили, что шехзаде Баязида погубила его хасеки. Из-за нее он потерял голову и стал поступать безрассудно. Поэтому Нериман запретила объявлять, что это ее вакф. Впрочем, такая таинственность только подогревала интерес народа, и вскоре стало известно, что создатель вакфа никто иной как Нериман-султан. Нериман просто хотела оставить что-то после Баязида. Селим, услышав об этом, сразу понял, куда она потратила золото, что он ей выделил, но ничего предпринимать не стал. Если ей так угодно, пусть помогает людям. Ей просто нужно для чего-то жить. На улицах стали возносить Нериман-султан, потому что сама она жила бедно. Султан Селим назначил ей высокое жалование, но почти все она отправляла в вакф.

— Даже не встанешь?

Нурбану — слишком красивая и величественная для такой бедной комнаты — стояла у дверей. Карету ей пришлось оставить на дороге и добираться оставшийся путь пешком, потому что Нериман велела никого не пускать во двор. Но Нурбану-султан все равно попала во дворец.

— Мы так ни разу и не говорили с тех пор, — добавила Нурбану.

— Зачем ты явилась сюда?

Прошли годы, хотя Нериман понятия не имела, сколько времени минуло со смерти Баязида и сыновей, и не хотела знать, когда Ахсен заговаривала об этом. Нериман все еще носила черное, но уже не возражала, когда Ахсен распахивала окна. Она иногда ела через силу, но выглядела изможденной и больной. Лишь украшения, сделанные Баязидом, и уверенный взгляд напоминали о когда-то существовавшей госпоже. В голубых глазах огонь еще не потух.

— Для меня ты не госпожа. Ты рабыня и убийца. И такой и останешься.

Нурбану вздрогнула от таких слов, но быстро пришла в себя и села на диван напротив Нериман. Нериман с отчаянной храбростью смотрела ей в глаза, ждала, что она скажет.

— Это была война. Выжить должен был сильнейший, ты и сама это понимаешь. Ты могла бы оказаться на моем месте, — сказала Нурбану.

— Баязид никогда бы так не поступил. Он бы не убил своего брата и его маленького сына.

— Именно поэтому он сейчас в руках Аллаха. Нам больше нечего делить. Я никогда не желала тебе зла. — Нурбану попыталась положить руку на руку Нериман, но та отодвинулась. — Я просто защищала своего сына. И сейчас хочу, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Я привезла с собой золото и кое-какие платья…

— Как ты можешь говорить такое? Я стояла перед тобой на коленях и умоляла пощадить моего сына. Думаешь, я приму твое кровавое золото? — Нериман была так поражена, что у нее заслезились глаза. Она заморгала, но не помогло. — А зачем мне платья? Куда я в них пойду? Ты в своем уме?

— Екатерина, — вдруг сказала Нурбану. Воспользовавшись изумлением Нериман, она взяла ее за ледяную руку. Сколько лет назад она в последний раз слышала свое настоящее имя? — Думаешь, я хотела этого? Я, как и ты, была маленькой девочкой, жила со своей семьей, в своем дворце, со своими слугами, в своем государстве. Думаешь, я хотела, чтобы меня похитили и продали в рабство?

То, что рассказывала Нурбану, казалось невозможным. Неужели у Нериман была семья? Дворец? Другой дом? Она почти забыла об этом.

— Я никогда не посмею просить у тебя прощения, Нериман, — продолжила Нурбану, — потому что ты меня не простишь. Никто бы не простил. За все я буду отвечать перед Аллахом. Но если бы я могла как-то все исправить, если бы могла сделать так, чтобы мы никогда не встречались, только если в другом месте… Если бы я могла сделать так, чтобы нас не похищали, даже ценой того, что я никогда бы не встретила Селима… Я бы сделала это, так и знай. Потому что ни одна мать не должна переживать своего ребенка.

— Я бы не хотела, — вдруг сказала Нериман. — На все воля Аллаха. Я бы никогда не хотела забыть Баязида. Я не жалею. Ни о чем. Все, что я сделала, было ради него. Только я проиграла.

— Я хочу, чтобы этот счет между нами был закрыт, — сказала Нурбану. — Так или иначе, мы за все будем отвечать перед Аллахом, Нериман. Я просто хочу, чтобы ты знала, как мне жаль. Ты же знаешь, что не деяния определяют человека, а намерения?

Нериман провожала Нурбану взглядом из окна. Она закрыла голову и лицо, и никто бы не догадался, что это она. Только по богатой карете становилось ясно, что внутри уважаемый человек. Когда она окончательно скрылась из виду, Нериман сказала вошедшей Ахсен:

— Помнишь, я давно просила тебя спланировать мой отъезд в Москву? — Ахсен испуганно моргнула, а Нериман добавила: — Когда я смогу отправиться в дорогу?