Смерть, уходи (гет)

Нериман распорядилась вернуть Рукие из Старого дворца хотя бы до тех пор, пока она не родит ребенка, но Осман все равно не простил свою валиде. Нериман было горько. Он наговорил ей столько плохих вещей, разбил ей сердце, но ему даже не было жаль. Он действительно больше не хотел знать ее никогда.

Утром, когда Нериман втирала в шею масла, глядя на себя в ручное зеркало, в покои вошел Байрам-ага и сказал:

— Госпожа, я даже не знаю, как и сказать, но… в гареме драка. — Нериман вскочила с места и захлопала глазами, ожидая услышать продолжение. — Рукие-хатун устроила потасовку с одной из рабынь. Девушек, конечно, уже успокоили, но вы должны были узнать, чтобы принять решение об их наказании…

Конец Нериман не дослушала, потому что уже выбежала из покоев. Хоть Байрам и сказал, что девушек разняли, уже с лестницы Нериман услышала, словно у диких кошек, крики. Евнух и калфа тоже кричали, но, увидев Нериман-султан, все затихли и присели в поклоне. Посмотрев по очереди на Рукие и на другую девушку, Нериман воскликнула:

— Как ты можешь рисковать здоровьем моего внука и вступать в драку, хатун? — Она сурово поглядела на царапины на ее щеке и на руке. Повернувшись к другой девушке, она сказала: — А ты кто такая? — Изумившись, разглядывала ее лицо, ведь она, кажется, ни разу ее не видела. Впрочем, в последнее время Нериман больше волновали другие дела, нежели гарем.

— Я лишь пыталась постоять за себя! — ответила Рукие. — Хатун напала на меня, подсыпала мне яд в шербет. Я защищала вашего внука, Нериман-султан!

Нериман не успела справиться с удивлением — она кричит ее имя ей в лицо! — как другая девушка ответила:

— Это неправда!

Резко развернувшись, так, что никто не ожидал, Нериман, уже по пути к лестнице, велела Байраму:

— Рукие в мои покои, а вторую в темницу. Я позже подумаю, что с ней делать.

Послышался крик второй девушки, но Нериман даже не оглянулась. Она не сразу разрешила Рукие войти — пыталась прийти в себя, испугалась, что она слишком похожа на нее.

— Я не потерплю склок в гареме, — сказала Нериман, сидя на диване, когда Рукие вошла. Ахсен принесла кофе и вышла, а Нериман добавила, взяв чашку: — Особенно сейчас. Ты должна беречь свое здоровье.

— Я прекрасно это знаю, госпожа! — воинственно ответила Рукие, но вдруг, пошатнувшись, она села на край дивана с другой стороны, словно силы ее покинули.

— Я не позволяла тебе сесть! — поразилась Нериман, даже перестав пить кофе. Рукие встала, но Нериман, заметив ее состояние, повелительно махнула рукой, и она села снова.

— Они все нападают на меня, потому что боятся, — заявила Рукие. — Они думают победить меня количеством. Но неважно, сколько их. Я буду сражаться, пока в моей груди бьется любовь.

Нериман только хлопала глазами, застыв с чашкой кофе, словно вдруг оказалась в прошлом и увидела себя со стороны, а Рукие сказала:

— Знаете, почему я не боюсь их? Потому что я победила даже вас, Нериман-султан. — Нериман в изумлении открыла рот, а Рукие добавила: — Если вы на моей стороне, мне ничего не страшно. Вы помиловали меня и моего ребенка. Да будет доволен вами Аллах.

Нериман многое хотела ей сказать. Хотела отчитать за отсутствие манер, грубость, за то, что она продолжает кататься на лошади. Хотела пообещать ей, что будет защищать ее хотя бы на время беременности. Но она сказала просто и спокойно:

— Можешь выйти.

Одним утром Нериман проснулась от крика. Ахсен трясла ее за плечи — видимо, дело не требовало отлагательств. Оказалось, шехзаде Баязид собрал войско и выступил в поход против Селима. Нериман вскочила с постели и бросила одеяло на пол, собираясь одеваться. Она не могла поверить своим ушам. Из заточения своих покоев она продолжала следить за каждым шагом Баязида, но ей все равно не удалось уберечь его от беды. Куда теперь бежать? Как его остановить? Где он? Нериман больше ничего не знала, потому что больше не являлась частью его жизни. Он тайно выехал из дворца ночью, и теперь, наверное, уже был почти в Конье. Что же сделает Селим? Убьет его? Одеваясь дрожащими руками, она крикнула в сторону дверей:

— Байрам! Закладывайте карету немедленно! Ахсен, не оставляй шехзаде ни на секунду, понятно?

Нериман и сама не понимала, зачем ей мчаться туда, сломя голову, взяв с собой только двоих слуг. Она всего лишь женщина! Что она может сделать? Впрочем, ей не удалось добраться до Коньи. На полпути карету остановил стражник и сообщил, что неподалеку идет сражение, и лучше объехать. Он также сообщил, что шехзаде Селим заручился поддержкой самого султана, и войско шехзаде Баязида разбито.

Нериман закрыла глаза, чтобы не потерять сознание. Больше стражник ничего не знал. Он не знал, жив ли шехзаде Баязид. Возничий не ехал, потому что Нериман не отдавала никаких приказов. С силой сжав кулаки, закусив губы, закрыв глаза, она пыталась успокоиться. Только бы он был жив. Только бы он не натворил еще больше глупостей.

Наконец, Нериман удалось собраться с силами, и они понеслись обратно во дворец на полной скорости. Искать Баязида нет смысла — если он жив, он найдется сам. Теперь Нериман должна охранять шехзаде. Но, оказалось, она не успела и тут. Пока ее не было, пришел личный стражник Баязида и велел Орхану и Осману собираться. Их уже не было.

— Он увез моих детей! — вскричала Нериман. — Куда ты смотрела, Ахсен? Я доверила тебе их жизни!

— Я не могла ничего сделать, госпожа, — ответила та, грустно опустив голову. — Я сопротивлялась, но он достал кинжал. Мне удалось защитить только шехзаде Мурада. Стражник искал и шехзаде Махмуда, но он вместе с калфой уехал в Старый дворец, навестить Элеонор-султан.

— Куда он мог поехать с моими детьми? — воскликнула Нериман. — Как он может поступать так, не посоветовавшись?

Нериман не представляла, как успокоиться, поэтому пошла смотреть, как спит Мурад. Слава Аллаху, что хотя бы он здесь, с ней.

Он так и не вернулся. Не прислылал никаких вестей, и Нериман не знала, где он и ее дети. Все во дворце впали в оцепенение, словно предчувствовали беду, и единственной отрадой Нериман стали Мурад и Айше. Нериман бродила, словно призрак, пугая наложниц, — то и дело она вдруг останавливалась и отсутствующим взглядом рассматривала стену минуту-другую. Дворец угнетал ее, поэтому она выезжала куда-то каждый день. То стрелять из лука, то упражняться на мечах, то ловить рыбу. Учителя, которые с ней занимались, приходили в замешательство из-за мужских увлечений, но не могли отказать госпоже.

— Я не знаю, что мне делать, Ахсен, — сказала Нериман, когда они стояли на берегу озера. Нериман учила ее ловить рыбу, но Ахсен отнеслась к затее без удовольствия. Стража стояла неподалеку, отвернувшись. — Мне некому рассказать, не с кем поделиться, но я почти готова убежать отсюда. — Нериман задумчиво наклонилась к озеру, придержав платье, и увидела свое отражение. Улыбнувшись, она добавила: — Хорошо бы прыгнуть туда.

— Что вы, госпожа? — вскинулась Ахсен. — Я уверена, наши молитвы будут услышаны, и мы скоро выясним что-нибудь о шехзаде Баязиде и ваших сыновьях.

— Мне остается просто ждать, пока Аллах заберет мою печаль. — Вздохнув, она сказала: — Принеси накидку из кареты. Холодно.

Ахсен ушла, а Нериман так заслушалась пением птиц, что не сразу увидела человека возле деревьев. Впрочем, он и не решался подойти ближе, а разглядывал ее издалека. Наконец, заметив человека в странной одежде, Нериман испугалась, но даже не подумала бежать. Мало ли, кто это? Но стража рядом. Она решила закрыть лицо, но он, убедившись, что никого поблизости нет, крикнул ей:

— Катя!

Услышав это имя, у нее так бешено забилось сердце, что ей стало дурно. Имя, которое она не слышала, кажется, целую жизнь. И голос, который она не рассчитывала услышать никогда. Прошлое пронеслось перед глазами на одну секунду. Мама, папа, братья, поездки на лошадях, званые обеды в кругу семьи, пение под фортепиано. Она была так счастлива тогда.

Выронив удочку, она, подобрав юбки и оглянувшись по сторонам, побежала в сторону кричавшего.

— Саша! — Она хотела броситься обнять его, но не решалась, поэтому просто взяла его лицо в свои руки. — Неужели ты тот маленький мальчик? Как ты вырос!

Она удивилась, что вообще еще помнит русский.

— Только я уже не маленький, — ответил он. Несколько секунд робко стояли друг напротив друга, а потом Саша первый обнял ее, как в детстве, когда старшая сестра оберегала его. — Господи! Ты так изменилась! Я боялся забыть твое лицо. Слава богу, я нашел тебя.

Она еще раз обернулась посмотреть, не вернулась ли Ахсен, не услышала ли стража. А потом, взяв его за руки, сказала:

— Быстро расскажи мне, как ты здесь оказался. Что происходит дома? Здорова ли матушка? Что случилось с отцом? А где братья?

— Мы все искали тебя, — сказал он, — с братьями. Хоть кто-то и прислал из дворца письмо, что ты в порядке, о тебе хорошо заботятся, и ты счастлива, и у тебя есть дети.

— Какое еще письмо? — захлопала глазами она.

— Прислали отцу, — ответил Саша. — Матушка несчастна без тебя, Катя. И отец до сих пор поражен. Мы живем беднее, чем раньше, с тех пор, как его разжаловали, но все живы и здоровы. Можешь быть спокойна. Ваня женился. На княжне Астафьевой, представляешь?

— Как? Что ты? — ахнула она. На секунду показалось, что всех этих лет не было, и она снова дома.

— Дочку назвали Катей, — добавил Саша, и у нее заслезились глаза. — Я просто хотел увидеть тебя и убедиться, что ты действительно в порядке. Ты же в порядке? Если хочешь, мы уедем отсюда. Я как-нибудь придумаю. Я сам приплыл сюда на корабле, но можно будет устроить и тебя, если ты захочешь, и твоих детей.

Нериман в этот момент не думала о себе. Она только хотела, чтобы с ним ничего не случилось, поэтому ответила, что теперь ее дом здесь, и просила не вспоминать ее больше. Она просила его уехать отсюда, как можно быстрее, и больше не искать ее. И передать всем, что она скучает по ним каждый день и будет любить их до конца жизни.

— Но как же так, Катя? Ты уверена, что…

— Храни тебя Бог, — перебила она и перекрестила его.

Он ушел раньше, чем вернулась Ахсен, затерялся среди деревьев, и Нериман долго провожала его взглядом.

Рукие родила девочку, но даже некому было дать ей имя. Никого особо не взволновало это известие, а Нериман не устроила праздник в ее честь. Только раздала сладости девушкам, но сама не показалась из покоев. Даже не отправила весть о рождении в столицу. Кто знает, может, им и неинтересно вовсе ничего о сбежавшем, словно предатель, шехзаде? Или девочку вообще увезут.

— Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха. Твое имя Ханзаде.

Нериман пришлось самой назвать ее, но имя она едва придумала впопыхах, внутренне обдумывая неприятности. Она боялась, что девочка даже не увидит своего отца. Когда все слуги вышли, Нериман, передавая ребенка матери, сказала:

— И все-таки твое положение было бы лучше, если бы родился мальчик. Впрочем, с позволения Аллаха, вы вдвоем проживете спокойную жизнь.

Нериман грозилась после родов отослать Рукие в Старый дворец, но не сделала этого. Более того, она выделила ей отдельные покои, хоть она и не родила наследника.