Смерть, уходи (гет)

— Я не пойду! Какой позор! Почему я должна? Пусти меня, Сюклюм-ага! Я буду кричать! Никуда не пойду! — Екатерина вырывалась так, словно ее вели на казнь, пыталась ногами отбиться от евнуха и наложниц. Крики стояли такие, будто на нее уже напали с мечом.

Сначала, когда ей сказали это слово — «хальвет», она решила, что это какой-то вид наказания, удары плетьми или три дня в темнице без еды и воды. Но потом Сесилия все ей разъяснила, и Екатерина пришла в такой ужас, что едва не потеряла сознание. Сесилия даже усмехнулась, беззлобно, но надменно, потому что не понимала причин такой паники, когда Екатерина вновь принялась кричать по-русски. Все здесь было таким чужим и враждебным, что она боялась забыть родной язык. Наверное, потому и кричала.

— Уймись, сумасшедшая! — воскликнул Сюмбюль. — Твои крики сейчас услышит повелитель! И вот тогда уж берегись, девочка!

Но Екатерина продолжала буйствовать. Еще повезло, что у нее сумели отобрать кинжал. И где она умудрилась достать его?.. Наверное, вытащила у стражника, словно хорошо обученная воровка. Все девушки гарема хоть и собрались посмотреть и похихикать, теперь не только сторонились ее, но и откровенно боялись. Не было никого, кто понимал бы эту чужестранку. Екатерина не обращала на это внимания — она не намеревалась ни с кем здесь водить дружбу. А Сесилия, теперь считавшая себя ее подругой, и вовсе обрадовалась, потому что не хотела, чтобы к ним кто-то совался. Хорошо, что Екатерина всех напугала. Сама Сесилия не выглядела устрашающей, и, возможно, у нее были бы из-за этого неприятности, не будь у нее щита в виде новой подруги.

— Аллах, спаси меня! — причитал Сюмбюль. — Весь дворец на уши поставила! А вы чего столпились? — закричал он наложницам. — Марш спать! Идите вон!

Сесилия хотела помочь своей подруге, но Сюмбюль прогнал и ее:

— Не суй свой нос, куда не просят! Ступай!

Когда Екатерину втолкнули в покои шехзаде, она едва не упала на пол, потеряв равновесие. Баязид уже из коридора услышал крики, но подумал, что ему послышалось, — никого еще силой к нему не затаскивали. Ведь каждая девушка мечтает сюда попасть! Потом он и вовсе выбежал из комнаты, испугавшись, что что-то случилось или кому-то резко стало плохо. Действительно это были крики, словно кто-то уже умер! Сюмбюль, не помня себя от волнения, не знал, как оправдываться.

— Простите, шехзаде, — кланялся он так низко, что видел перед собой только свои ноги и ковер. — Она, видимо, решила, что вы вызвали ее, чтобы отрубить голову. Замолчи же, хатун! — шепнул он ей, взмахнув рукой. — Я предупреждал, что она плохо понимает наш язык…

— Можешь идти, Сюмбюль.

Едва за ним закрылась дверь, Екатерина бросилась ее открывать, но, кажется, ее держали снаружи. Баязид, стоявший в центре комнаты, собрав руки за спиной, изумленно наблюдал за ней. Его лицо превратилось в маску — он не знал, что и думать. Эта хатун либо не знала правил, либо откровенно ими пренебрегала! Не поклонилась, а теперь еще рассматривала его с каким-то пренебрежением. Она не выдержала его взгляда долго — украдкой, как-то хитро, посмотрела по сторонам, словно в поисках оружия, а потом в окно, будто думала, не выпрыгнуть ли. В самом деле, какая странная эта заморская девушка!

— Я долгое время мечтала заглянуть вам в глаза, — наконец, сказала Екатерина, уверенно подняв голову. Оружия в комнате не обнаружилось, поэтому ей оставалась только ее смелость.

Он обрадовался. Эта девушка просто прибыла с других земель. Она не знакома с их обычаями и оттого так странно себя ведет. Но не показал это, а лишь напустил на себя маску холодной суровости — он сын повелителя, и должен вести себя соответствующе. А еще она забавно разговаривала — ставила слова в странном порядке, окончания произносила неразборчиво, а ее «р» было рычащим, как у дикого волка, и сложно было удержаться от улыбки.

Но она вдруг закричала:

— Вы — разбойник! — А задумавшийся Баязид резко моргнул и даже изменился в лице, позабыл о своей маске, и теперь стоял растерянный, как ребенок. — Вы — бандит, похитили меня у моего отца! — У него даже вспыхнули щеки от такой неслыханной наглости. Никто еще не вел себя так в его присутствии, и он не знал, что следует делать. — Пират и варвар!

Екатерина услышала и запомнила все, что ей сказали. Она знала, что с ней могут сделать эти проклятые, если она не будет делать то, что они велят, но сейчас буря эмоций захлестнула ее. А может, она и ожидала, что ее убьют? В конце концов, это единственный путь на свободу. Но Баязид, хоть его и осыпали оскорблениями, вдруг рассмеялся, громко расхохотался, запрокинув голову. Он не мог воспринимать всерьез эту маленькую, невысокую девушку с детским лицом. Екатерина теперь окончательно разозлилась. Она готова была постоять за себя любыми способами — она даже оглянулась в поисках средства самозащиты. Неважно, кто перед ней, — султан, принц или шехзаде. Неважно, насколько он сильный, высокий и красивый… Она не даст себя в обиду. И все же ей было страшно оказаться запертой наедине с этим османом, но она старалась этого не показывать. Сейчас она вспоминала слова братьев — «никогда не бойся!», и их лица стояли у нее перед глазами. Правда, Баязид все равно заметил, как бедняжка, побледнев, едва не тряслась от испуга, и глаза у нее были такие большие, словно у лани, перед которой лев, готовившийся растерзать ее. Екатерина, всю жизнь находившаяся под защитой братьев, была просто выброшена в другой мир, оторвана от теплого и родного дома, и она до сих пор не осознавала, что происходит.

— Ты русская, правда? — сказал он. — Ты забавно разговариваешь.

Но Екатерина, до этого яростно объявлявшая проклятия, теперь замолчала и только, злобно надувшись, взглянула на него. В ее глазах горел настоящий огонь.

— Не бойся меня, — сказал Баязид мягко, но его слова вызвали новый взрыв негодования. Не так-то просто сговориться с девушкой, которая только и шипит, выпустив когти, словно тигрица!

— Я не боюсь! — воскликнула она. — Кто ты такой, чтобы тебя бояться?

За все эти слова ее полагается бросить в темницу — один ее взгляд достоин смертной казни, — но Баязида чрезвычайно взволновала эта наложница. Может, это не бойкость, а глупое безрассудство, но за ней хотелось наблюдать; интересно, что будет дальше, потому что таких живых девушек он еще ни разу не встречал.

— Спой мне по-русски, — сказал он вдруг. Баязид хотел подойти к ней ближе — нужно было налаживать связь, но он не решался, не хотел напугать ее еще больше. Она и так стояла у самых дверей, словно приготовившись вот-вот броситься вон.

— Думаешь, я стану делать все, что ты скажешь, только потому что ты принц? — вдруг сказала она. — Меня не интересуют ничьи титулы! Лучше смерть, чем подчиняться кому-то.

Все, что она говорила, становилось для Баязида полной неожиданностью. Наверное, это самый интересный день за всю его скучную жизнь во дворце, ведь самое захватывающее событие, которое с ним происходило, это драка с Селимом на глазах у матери и новая лошадь!

— Нет, я так не думаю, — спокойно ответил Баязид и сел на диван. Жестом он пригласил Екатерину, но она продолжала стоять с таким лицом, словно ее это только оскорбило. Он усмехнулся ее упорству, а потом добавил: — Моя матушка русская. В детстве она пела нам русские песни. Я хотел бы услышать их снова, но она больше не поет.

Екатерина вдруг успокоилась и задумалась о Хюррем-султан. Когда-то и эта великая госпожа проходила через все то, через что сейчас проходит Екатерина. Даже по отношению к ней поступали несправедливо, но госпожа не потеряла лица и силу духа; она стойко переносила все удары судьбы. Даже к Баязиду Екатерина почему-то смягчилась. Очевидно, его жизнь не была так тяжела, но он просто хочет окунуться в прошлое, ненадолго перенестись в детство, где было так хорошо.

— Я знаю колыбельную, — неожиданно сказала она с недовольством, будто ее вынудили говорить. — Я пела ее младшему брату.

— С колыбельной стоит подождать. Не хочу, чтобы ты усыпила меня и сбежала, — сказал Баязид с доброй улыбкой, а Екатерина сразу опустила глаза, чтобы не поддаться на нее. Теперь он не казался ей таким чужим и злобным, хоть она все еще и пребывала в волнении, с трудом пыталась устоять на дрожащих ногах. Она даже невольно, сама и не заметила, как, сомкнула перед собой руки, как все наложницы, но тут же выпрямилась и уверенно вскинула подбородок.

— Я знаю много песен, — сказала она. — Мой брат любит, когда я ему пою.

Екатерина, вспомнив лица братьев, папы и мамы, вдруг усомнилась в их существовании. Сейчас она была так далеко от них, что они казались ей сном. Стало больно от этой мысли, а Баязид сказал:

— Как зовут твоего брата?

— Александр.

— Как великий полководец Александр Невский. Должно быть, он такой же смелый и сильный юноша, как и его сестра. — Баязид снова с улыбкой оглядел Екатерину — казалось, он не мог ей налюбоваться, такой уж диковинной она ему казалась, — но она не заметила, хмуро смотрела в сторону. Она рассматривала ковры, шторы, стены. Все здесь было другим; это неизвестный мир, который ей вряд ли удастся когда-нибудь понять. — Ты скучаешь по нему?

Его голос вывел ее из тяжелых раздумий, и она сказала:

— А если бы тебя разлучили с твоими братьями, ты бы не скучал?

Неожиданный вопрос застиг его врасплох, — он вспомнил, как они с Селимом заплакали, когда Мустафа уехал в санджак, — поэтому он ответил с усмешкой:

— Ну, если бы Селим вдруг уехал из дворца, я бы не расстроился.

— Кто это — Селим?

— Мой брат. Он тоже шехзаде. — Баязид вдруг стал каким-то хмурым, даже суровым, но он все равно продолжал: — Мы с самого детства ссоримся и деремся. У него отвратительный характер.

— Возможно, он думает о тебе также. Чтобы решить проблему, надо о ней поговорить, — сказала Екатерина, а Баязид посмотрел на нее с удивлением. Она так просто сказала это, не испугавшись его гнева даже в такой ситуации! Подумать только, что один человек, так просто, в один день, смог перевернуть все его представление о мире. Определенно в этой девушке-загадке скрывается нечто большее, чем просто желание бунтовать.

— В твоих словах есть доля истины, — сказал Баязид. — За всю жизнь мы и минуты не говорили спокойно. — А потом неожиданно добавил: — Давай не будем вспоминать о Селиме хотя бы сегодня. Так ты согласна мне спеть? А я за это в качестве подарка закрою глаза на твое неподобающее поведение.

Он говорил серьезные вещи, но при этом улыбался, поэтому Екатерина поняла, что бояться ей нечего. Его добрая улыбка, добрые глаза вдруг внушили ей покой. Этот человек на миг показался ей родным, и Екатерина потрясла головой, чтобы стряхнуть с себя наваждение. Такого просто не может быть. Она не просто в гостях — она в плену.

— Хорошо, я спою, если ты так этого хочешь, — заявила, наконец, она с высокомерным видом, а Баязид снова подавил усмешку. Ему начинало нравиться, как гордо она держится даже в такой ситуации; видимо, она принадлежала к господам у себя на родине и привыкла к тому, что все перед ней склоняются, так он подумал.

И Екатерина, наконец, села на диван рядом с шехзаде, но как-то далеко, боязливо, на краешек, стыдливо сомкнула колени и сложила на них руки. Постепенно она с тоской и страхом начинала осознавать, что перед ней — не ее служанка, не ее портниха и даже не ее старший брат, готовый повиноваться любым прихотям единственной сестры. Теперь она одна, да еще и в таком невыгодном положении! И никто ее не услышит. Баязид, чтобы подбодрить ее, ласково накрыл ее руку своей, но она вздрогнула, дернулась, а потом вся сжалась, напряглась, нахмурилась, но не убрала руку, потому что не смогла. Страх будто парализовал ее. Рука Баязида была теплой, мягкой и приятной на ощупь, но Екатерина боялась пошевелиться, словно это была лапа спящего льва.

Но оцепенение прошло, когда она запела любимую песню младшего брата. Текст в ней был совсем не детским — о смерти, но брат был слишком юн, чтобы вдумываться; ему больше нравилась мелодия и голос сестры. Баязиду этот голос тоже понравился — нежный, переливающийся, как колокольчик, проникновенный и западающий в душу; он закрыл глаза, слушая, держал ее за руку, просто перебирал пальцы, даже не замечая этого. Екатерина размеренно покачивалась в такт своей песне и смотрела в окно. Там была хорошая и, видимо, теплая погода — совершенно не такая, какая у нее в душе. Но вместо звезд и месяца она видела перед собой дом. Как же далеко она находится!

Каждый день Екатерина представляла, что происходит дома без нее. Не дай бог, мама, услышав новость о похищении, слегла. Как на единственную дочь, она возлагала большие надежды на нее и ее удачное замужество. Отец и старшие братья, наверное, винят себя в том, что они не предотвратили случившееся. А что будет делать самый младший? Ведь он всегда так полагался на нее! Брата любили не меньше ее, как и остальных братьев, ведь благодаря им благородный род не прервется, и именно поэтому младшему нужна была опека старшей, более разумной сестры, пока он еще не вырос. За двоих старших братьев она не переживала, ведь они такие взрослые и такие сильные. Это они всегда о ней заботились, а не она о них. Остается только надеяться, что теперь они не дадут матушке сойти с ума от горя. Екатерина поняла — домой она уже не вернется.

Шехзаде так внимательно ее слушал, словно ему действительно это было важно, поэтому Екатерина, заметив, постаралась вложить в песню всю душу, все свои чувства.

— Это не похоже на то, что поют у нас. Мне нравится. — Баязид открыл глаза и улыбнулся, а потом, продолжая держать ее за руку, сказал: — Может, ты еще и танцевать умеешь?

Но Екатерина ответила с каким-то презрением:

— У нас считается неприличным танцевать.

Он, снова приняв ее грубость за шутку, как-то недоуменно покачал головой и похлопал ее по колену, а она добавила:

— Жаль, ты не понимаешь русский и не знаешь, о чем песня.

— Можешь попробовать перевести, хоть ты и с трудом изъясняешься.

Екатерина опять бросила на него недовольный взгляд, а Баязид весело рассмеялся. Иной раз она оговаривалась, и ему самому приходилось догадываться, что она хотела сказать.

— О смерти, — сказала она. — Можно попросить ее уйти или попытаться сбежать, но она все равно вернется потом. Все мы беззащитны перед Всевышним.

— У нас тоже есть такая песня. Называется «Смерть, уходи и приходи в другой раз». Хочешь, я тебе спою? — вдруг сказал Баязид. Екатерина посмотрела на него с удивлением, — наконец, у нее появилась возможность разглядеть его, — он говорил искренне и серьезно. — Почему ты так смотришь?

— Не думала, что ты поешь, ведь ты не наложница, — бросила она небрежно.

Шехзаде развеселили ее слова; впрочем, само ее присутствие радовало его; она, словно сладкий туман, заполнила собой все комнату. Она могла бы просто сидеть здесь, не двигаясь, а он бы заворожено смотрел.

— Скажу тебе по секрету, — он наклонился к ней, прямо к ее лицу, и заглянул в глаза, — только никому не говори.

Екатерина, еще недавно апатичная ко всему, что связано с дворцом, округлила глаза и утвердительно закивала, как заинтересованный ребенок, а Баязид продолжил:

— Даже повелитель иногда поет.

Она резко отстранилась, явно разочарованная таким секретом, фыркнула и сказала:

— И что в этом такого? У нас дома все поют во время обеда, когда приходят гости, прямо за столом, а иногда кто-нибудь выйдет сыграть на фортепиано, и все опять поют. А у вас, видимо, это занятие только для женщин и евнухов.

Баязид, хоть она и снова перепутала половину слов, удовлетворенно слушал ее — ему было интересно, как проходит простая жизнь в других государствах, но ни в каких книжках об этом не написано.

— Так ты хочешь послушать? Но только это будет нашей с тобой тайной.

Баязид снова наклонился, чтобы быть ближе к ней, а она будто бы в нерешительности задумалась, а потом улыбнулась. Баязид впервые мог увидеть ее улыбку — она солнцем озарила его покои. А Екатерина сказала:

— У тебя приятный голос. Думаю, у тебя получится хорошо.

— Рад, что вы так думаете, госпожа.

Впервые за этот вечер Екатерина расслабилась, сняла свою маску злобы и ненависти. Она даже откинулась на спинку дивана и, убедившись, что шехзаде позволит, аккуратно положила голову ему на плечо. Не хотелось сейчас смотреть на него; хотелось слушать, и чтобы ничего ее не отвлекало, поэтому она закрыла глаза. Многие слова она не поняла, но это было неважно. Никто для нее еще не пел.

Проснувшись утром и поняв, где она находится, она вздрогнула. Уснула на его коленях! А он, кажется, даже не побеспокоил ее, сторожил сон всю ночь. Минуту Екатерина не двигалась, думая. А если он уже проснулся? Что ей следует сделать?

Набравшись храбрости, она осторожно поднялась, но он еще спал, уронив голову на спинку дивана. Почему он не разбудил ее? Не прогнал?

Он не был похож на остальных шехзаде, которых она успела увидеть. Убедившись, что он точно спит, она подвинулась, чтобы лучше разглядеть его. Не шевелясь и не дыша, она погладила его по щеке, по волосам, а потом не удержалась и поцеловала в щеку. Только встав и собравшись уходить, она поняла, что он не спал — он резко открыл глаза и улыбнулся. А она, ничего не сказав, бросилась вон.

Подхватив юбки, бежала по коридору, словно ее преследует стража с мечами. Наверное, все стало еще хуже, чем было.