Горячее солнце в холодной воде (джен)

…Вот только мысли о Гарри не давали Рону покоя, мешая достигать тех успехов, на которые он, по мнению Рут, был способен. Что бы они ни делали, куда бы ни ходили вместе, в какой-то момент разговор обязательно возвращался к Поттеру. Рут понравился Гарри. И она знала теперь всю историю его — и их общей с Роном и Гермионой — жизни. Но её раздражало постоянное невидимое присутствие Гарри между ней и Роном. Рут не была такой умной, как Джинни, но отлично умела наблюдать и делать правильные выводы, однако загадка «Как убрать невидимого третьего» пока не поддавалась решению. У Рут не было и мысли окончательно разбивать дружбу Гарри и Рона. Она хотела помочь, очень внимательно слушала всё, что рассказывал ей Уизли про послевоенную жизнь знаменитой тройки, и видела, что Рон рано решил, будто баланс их отношений с Поттером восстановлен.

«Будь я Гарри, меня больше всего беспокоила бы выходка Рона после анонимки. Уж очень это попахивает предательством. А Рон, кажется, вообще забыл, что чуть не бросился на него со смертельным заклятием. А на месте Рона я... — размышляла однажды Рут, когда они расстались после встречи, полной очередных планов и страхов Уизли, — сначала сказала бы Поттеру, что у меня и в мыслях не было убивать его. Что кидаться на него из ревности было глупо. И это правда. А потом просто перестроила свою жизнь так, чтобы общаться с ним на равных, а не чувствовать себя тенью Мальчика-Который-Выжил. Ведь Поттер не может прожить жизнь за Рона, даже из самых благородных побуждений». Проблема была лишь в том, что Рут не знала, как объяснить это всё Уизли.

Когда Рон перешагнул порог дома родителей Рут, его трясло. Едва взглянув на него, она поняла, что надежды на лидерство и на чемпионат Европы стали под большим вопросом. Но Рут любила Рона и хотела быть счастливой вместе с ним. И понимала, что единственный способ заставить его измениться — незаметно ткнуть носом в его же дерьмо. Она глубоко с сожалением вздохнула. Разговор был неизбежен.

Вечер у родителей прошёл на удивление спокойно. Рон произвёл впечатление вдумчивого и вежливого молодого человека, потому что бóльшую часть времени молчал или надолго задумывался перед ответом, полностью занятый своими мыслями. Прощаясь, родители с одобрением поглядывали на дочь, а оба гостя с облегчением вздохнули, когда за их спинами негромко захлопнулась входная дверь.

Самым значимым событием начала нового года обещала стать свадьба Драко Малфоя и Джинни Уизли, которая сразу после выхода Гарри из больницы была назначена на второе февраля. В Министерстве поговаривали, что шафером со стороны жениха на ней будет Руководитель Штаб-квартиры мракоборцев, но большинство — конечно же! — в это не верило, посмеиваясь над болтунами. Однако задавать вопросы непосредственным участникам этих слухов не решались ни те, ни другие.

Вторым по значимости стало давно ожидаемое всеми назначение Гарри Поттера на должность начальника Отдела обеспечения магического правопорядка. При этом он продолжал оставаться в рядах мракоборцев и отвечать за работу Штаб-квартиры. Гарри долго спорил по этому вопросу с самим Министром магии и уступил только тогда, когда — на удивление всем, даже Кингсли — на сторону Министра встала Гермиона Грейнджер.

— Вы понимаете, что отдел будет брошенным каждый раз, когда я буду уезжать в командировки! Меня месяцами не бывает на месте, — горячился Гарри, с упрёком посмотрев на Гермиону, которая только что выложила перед ним все доводы за то, что лучшего руководителя для этого отдела найти всё равно невозможно, а с Бруствера это снимет кучу работы, потому что последние десять лет эти обязанности исполнял он.

— Найди себе хорошего заместителя, — в один голос сказали Министр и его первый заместитель. — Которому ты будешь полностью доверять.

— Я одобрю любой твой выбор, — многозначительно добавил Кингсли. И Гарри сдался.

— Что вы узнали про неё? — наконец спросил Гарри, когда довольная Гермиона ушла к себе в кабинет. Этот вопрос мучил его всё время, что он провёл в больнице, и неделю после того, как его отпустили домой. Гарри вышел на работу на полмесяца раньше назначенного врачами срока, потому что не мог больше переносить эту безызвестность и страдать дома от одиночества, которое напоминало ему заточение Сириуса.

— Ничего, — с удивлением ответил Бруствер. — Мы и не пробовали. После того, как её поставили на ноги… А силёнок у Малфоя хватает, я тебе скажу! Его заклинание ослабило взрыв, частично рассеялось, но она всё равно приходила в себя несколько дней, а потом неделю едва могла говорила.

Слушая его, Гарри чувствовал, что благодарен Драко за то, что тот успел сделать. Он вспомнил, как, несмотря на страх, быстро и чётко проводил Малфой обыск в номере в «Котле», и к благодарности добавилось уважение.

— В общем, после того, как забрали архив, а её подлатали и обезвредили, решили, что ты должен сам закончить это дело. Так что, она полностью твоя, — подытожил Кингсли, потом кашлянул и добавил, — если, конечно, ты уверен, что готов к этой встрече.

Гарри вспомнил всю боль, которая свалилась на него за последние несколько месяцев, и его снова, как при встрече с Роном в баре, захлестнула холодная ненависть.

— Я готов. Ты не представляешь, насколько, — ответил Гарри, и хотя сказано это было спокойно и даже тихо, Министр, глядя на него, нервно заёрзал на стуле.

Открыв глаза и с раздражением махнув палочкой в сторону будильника, Драко положил голову на руки и стал смотреть, как солнечные зайчики от стёкол играют в прятки с тенью от раздуваемых ветром гардин. После объявления о помолвке они с Джинни стали открыто жить вместе, наплевав на злобное ворчание миссис Уизли и язвительные намёки родителей Драко. Несколько дней назад Джинни отправилась в Бирмингем, и Малфою очень не хватало при пробуждении её тепла, вкусных губ и счастливых глаз, которыми она встречала его по утрам.

Подумав про тепло и счастливые глаза, Драко вспомнил, как они наряжали ёлку у Поттеров. После наблюдений за Гарри и Гермионой в нерабочей обстановке он уже не мог называть их отдельно по фамилиям, они казались ему одним целым.

* * *

— Какой чудесный был вечер! — пропела Джинни, сидя дома перед зеркалом и готовясь ко сну, в тот день, когда они отмечали на площади Гриммо возвращение Гарри из больницы. Уставший от непривычной обстановки Драко только согласно хмыкнул в ответ. Приглашение Поттера привело его в недоумение, он слишком хорошо помнил замечание Гермионы о том, что вряд ли Гарри станет с ним дружить.

— Да, было неплохо. Только зачем он всё это устроил? — спросил Малфой. Его слизеринская натура всегда всё анализировала или пыталась найти подвох и личную выгоду. Джинни повернулась к нему с банкой чего-то абсолютно розового в руках.

— Неплохо или хорошо? — с улыбкой уточнила она. Драко заворчал от того, что она всегда переиначивала все его оценки, превращая их из осторожных в категоричные. И чаще всего — положительные. Но он был совсем не против.

— Да. Хорошо. Я это и имел ввиду, — согласился он, не открывая глаз. Ему действительно понравилось на Гриммо практически всё. Джинни поставила на столик перед зеркалом банку и щёлкнула пальцами, выключая свет. «Совсем, как Поттер», — подумал Малфой, которого беспалочковая магия Гарри сильно раздражала, и почувствовал на своей щеке горячую ладонь. От Джинни пахло мятой и корицей. Драко обожал корицу.

— Он устроил это потому, что ты ему нравишься, — прошептала Джинни прямо в ухо Драко. — И ещё потому, что он знает, что нравится тебе.

Малфой поймал себя на том, что рад этому. Ему тоже было комфортно общаться с Поттером. Он фыркнул от этой мысли и подумал, что Джинни почти всегда бывает права. А её горячие тонкие пальцы уже легко гладили его по груди, животу и опускались всё ниже и ниже.

— Мне нравишься ты, — ответил он, нежно прикусывая её губу вместо поцелуя. Пальцы достигли своей цели и заставили Драко замереть от наслаждения. Но последней мыслью перед тем, как удовольствие полностью отключило его разум, была та, что он давно уже не чувствовал себя так непринуждённо, как весь сегодняшний вечер в доме на Гриммо.

* * *

Драко взглянул на будильник и вскочил с постели. Сегодня нельзя опаздывать. В 10-30 утра у Министра состоится совещание начальников всех Отделов в связи с назначением Поттера. А Гарри хотел заглянуть к нему до. Сказал, нужно время, чтобы поговорить. Малфой на пару минут забежал в душ, потом закинул, на ходу одеваясь, в рот горячий тост, оставленный на столе домовиком, и чертыхнулся от боли. За шесть минут до начала рабочего дня он был полностью готов. Драко взял щепотку летучего пороха из хрустальной вазочки на камине, шагнул внутрь, прикрыл глаза, бросил порох под ноги и чётко произнёс "Атриум Министерства магии". Прижал к бокам руки и исчез во вспышке зелёного пламени.

В замке было очень холодно. Мальчик ненавидел холод, и снег, и мокрую одежду, которую почти невозможно высушить. Место у камина всегда доставалось старшекурсникам, а младшим приходилось ютиться по краям, прижимаясь к холодным стенам и дуя на пальцы, чтобы можно было писать. Поэтому он ненавидел старших, он хотел быстрее стать старшим сам.

Когда он жил дома, у него всегда была теплая одежда, вкусная еда и теплые мамины руки. Дом был маленький, а мама была красивая и добрая.

— Когда ты вырастешь, ты станешь хорошим волшебником, — говорила мама, укладывая его спать и гладя по голове. — Тебя будут уважать, а я буду гордиться тобой.

Мальчик не знал, что такое «уважать» и «гордиться», но он хотел, чтобы мама была довольна, и поэтому мечтал стать хорошим волшебником.

Но мама умерла. Её убили, когда мальчику было всего три. После этого он начал жить у бабушки, в большом красивом доме. Бабушка не гладила его по голове, но она рассказывала на ночь сказки, особенно одну, про великого волшебника Геллерта Грин-де-Вальда, который хотел изменить волшебный мир, но у него не вышло.

— Когда ты вырастешь, ты станешь великим волшебником, — говорила бабушка, укладывая его спать. — И тебя все будут бояться и слушаться.

Что такое «бояться» и «слушаться» мальчик знал, и он хотел стать великим. Вот только не знал, понравилось бы это маме или нет. Зато когда его станут бояться, он сможет найти и наказать тех, кто забрал у него маму. И мальчик засыпал со счастливой улыбкой на губах.

Мальчик рос, учился, становился сильнее и умнее, некоторые его боялись, некоторые уважали, и те, и другие слушались. Но для великих дел мальчик еще был маленький. Пока…