Строя воздушные замки на камне (гет)

Лили открыла глаза.

В доме было тихо. Рядом в своей колыбельке спала Гарриет; в льющемся из окон серебристом лунном свете она походила на маленький мягкий холмик.

"Всего лишь кошмар", — подумала Лили. О чем именно, она не запомнила — вообще не помнила, что ей снилось, только смутно чувствовала, что ничего хорошего. Так что она лежала под одеялами, слушала, как за стенами гудит студеный ноябрьский ветер, и понимала, что сегодня уже не уснет.

Выскользнув из постели, она накинула мантию, обула тапочки. Наколдовала согревающие чары, чтобы не замерзнуть, и вышла из комнаты — по пятам за ней следовал крошечный огонек, а его двойник остался висеть над головой у Гарриет. Подарок Аделии — заклинание, которое следило за малышкой и сообщало, если той что-то требовалось.

В лунном свете дом казался загадочным и чужим. Преобразившимся. Лили словно видела его впервые.

На кухне она сделала себе какао. Села за обеденный стол и взглянула на номер "Ежедневного пророка", который их нынешний постоялец читал за ужином. Газета была раскрыта на заметке о каком-то магазине, который открылся в Косом переулке. В последние месяцы все статьи походили одна на другую — одни и те же жизнерадостные благоглупости. Альбус сказал, Тот-Кого-Нельзя-Называть взял "Пророк" под контроль еще в июле.

Временами Лили и думать боялась о том, что творится сейчас в Англии.

Она успела выпить полчашки, как вдруг услышала какой-то звук — далекий звон, доносящийся со стороны моря. По коже побежали мурашки. "Колокольный звон", — подумала Лили и тут же одернула себя: невозможно, в Ангва Бич колокольни не было. Как не было поблизости и каких-либо маггловских деревень.

Она вышла на крыльцо. Замерла и прислушалась. Точно колокола — и сколько же их... Они вторили один другому, выводя единую мелодию. Что, кто-то запоздало решил отпраздновать Хэллоуин? Но звук доносился со стороны моря, что вообще не лезло ни в какие ворота.

Поплотнее запахнувшись в мантию, Лили поспешила на берег. Песок набивался в тапочки; над головой у нее мерцала звездочка Гарриет. С моря дул ветер, принося с собой отголоски далекого звона.

Воздух пах чем-то сладким — был как клевер и мед на вкус. Как магия.

"Что-то случилось", — подумала Лили.

Она наколдовала патронус — белая лань унеслась навстречу ветру; становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в крошечную точку, затерявшись среди звезд. Колокола не смолкали. Лили знала: звон идет не с моря. Он доносится из Англии.

Что он означает? Она не знала. Не представляла, к добру это все или к худу. Может, пора бежать в дом и будить Аделию? Или хватать в охапку Гарриет и удирать куда подальше — за океан в Америку?

И, поскольку Лили не могла решить, что теперь делать, она уселась на песок и стала ждать, глядя, как волны одна за другой накатывают на берег.

И вскоре появились совы.

Поначалу она не поняла, что это именно они — ей никогда не доводилось видеть столько сов сразу. Целая стая — темные точки на усыпанном звездами небе; серые, бурые, белые — лунный свет заливал их серебром. Когда они подлетели еще ближе, ее лица коснулся мягкий ветер от биения сотен крыльев.

— Эй! — крикнула Лили. — Я тут, внизу!

Несколько сов свернули к ней — всего несколько, остальные были слишком хорошо обучены; они приземлились на берег, сжимая в клювах конверты. Она распечатала первый попавшийся — печать показалась незнакомой.

Аделия, война закончилась.

Лили уставилась на буквы с завитушками. Перевернула листок на другую сторону; ничего. Война закончилась — и все. Но кто победил?

Она вырвала другое письмо, у второй совы. Оно оказалось от Ремуса — он позаботился надписать конверт. Она разорвала его — руки у нее дрожали.

Лили, я не могу особо вдаваться в подробности — строго говоря, я все еще скрываюсь. Но война закончилась. Сама-Знаешь-Кто мертв. Ты можешь вернуться домой.

Листок выпал у нее из рук. Спланировал на песок. Одна из сов ухнула и захлопала крыльями; подступила ближе, подсовывая Лили свое письмо, но та его не взяла. Колокола зазвучали громче; их музыка лилась и лилась — ликование, которое доносилось сюда даже из Англии.

Ты можешь вернуться домой. Увидеть Сева.

— Отнесите письма в дом, — скомандовала она совам, а затем поднялась и помчалась вперед, напрямик через дюны — из-под ног у нее летел песок, мантия развевалась, а позади росчерком неслась звездочка Гарриет.

В доме горел свет. Лили взбежала на крыльцо — за дверью смеялись. Смеялись и плакали.

Она вошла внутрь — и сразу увидела Аделию и их единственного постояльца, раненного в сентябре аврора. Они сжимали друг друга в объятиях, и на глазах у них были слезы — а в руках конверты; остальные письма валялись на полу.

— Лили! — позвала Аделия. Голос ее дрожал. — Ты слышала?

Она кивнула — не в силах вымолвить ни слова, не в силах думать ни о чем, кроме Сева. Он все-таки увидит Гарриет...

— Как это случилось? — спросила Аделия.

— Не знаю, — ей показалось, что ее голос идет откуда-то издалека. — Ты слышала звон? В Англии бьют в колокола.

— Да, — кивнула Аделия. Подхватила с пола пригоршню писем: — Ну хоть кто-нибудь напишет подробней? Хотя бы кто грохнул сукиного сына...

И вместе с их постояльцем принялась разрывать конверты — они пробегали письма глазами и отбрасывали в сторону; подбрасывали их вверх, как конфетти.

Лили поднялась в свою комнату.

Гарриет все еще спала. Будить ее не хотелось, поэтому Лили достала свой альбом; пустым он уже не был — за этот год там появились снимки ее самой и Гарриет. Раскрыла его на странице с двумя Севами — они оба уставились на нее из своего колдографического зазеркалья, отделенные тонким слоем глянцевой бумаги.

— Война закончилась, — сказала им Лили. — Закончилась. Мы победили.

Тот Сев, что постарше, хлопнул глазами. И она заплакала — от счастья, от тоски, от всего, что накипело у нее на душе с того дня, как она переехала в этот дом, в тайное убежище Ордена.

— Ты свободен, — проговорила она.