Плач по Эдельвейсу (гет)

Сидя на холодном каменном полу, Гарри, Рон и Гермиона прятались от назойливых взглядов в туалете плаксы Миртл. Только здесь была возможность сделать то, что они давно задумали: используя карту мародеров, получить новые сведения об Изелле Эдельвейс. Когда Рон подал эту идею, Гарри был просто в восторге, но сейчас, как следует поразмыслив, он спрашивал себя, не слишком ли большие надежды возлагает на кусок пергамента. К тому же он никогда до этого не «общался» с создателями карты. Подобную возможность Гарри случайно подсказал Снейп, когда Гарри стал невольным свидетелем его «разговора» с мародерами. Но с тех пор никогда не пытался сделать это самостоятельно. Конечно, Сириус уже говорил Гарри, что карта может быть полезной, ведь она показывает местонахождение каждого человека, животного или привидения в Хогвартсе, но он ни словом не обмолвился о других ее возможностях.

Впрочем, в голове Гарри сейчас крутились совсем другие мысли. Он все еще думал о словах Гермионы. Может быть, она была права, когда упрекнула его в эгоизме? Почему ему так нужно узнать больше об Изелле? Какие ответы ему нужны? Делает ли он это из лучших побуждений или только из собственного интереса? В этот момент Гарри, больше чем кто бы то ни было, был уверен, что его расследование полностью абсурдно и бессмысленно. В то время когда его собственный мир трещал по швам, когда он сам страдал из-за этого, он все глубже погружался в прошлое, которое ему не принадлежало. Но, несмотря на это, внутренний голос постоянно советовал продолжать, не останавливаться. Его отец наверняка одобрил бы такое поведение. Гарри хотелось воскресить память об Изелле, ведь таким образом он снова дарует жизнь человеку, которого весь мир пытается забыть. Попытка предать забвению воспоминания об Изелле казалась Гарри несправедливой. Печальные были эти воспоминания или нет, но никто не может перечеркнуть жизнь другого человека. Родители Гарри, хоть они и умерли, оживали в его мыслях каждый раз, когда он вспоминал их. И Гарри хотел, чтобы так же было и с ней, с девушкой, которая еще недавно была так любима.

— Давай, Гарри, — вклинился в его размышления Рон, — сделай что-нибудь.

— Говори потише, — прошептала Гермиона, сидя напротив. — Я не хочу, чтобы «ты-сам-знаешь-кто» помешал нам своим нытьем.

— Она все равно придет нас повидать, — без тени сомнения отозвался Рон. — После того, сколько мы провели здесь времени, готовя разные пакости, наше присутствие ее вряд ли удивит. Я уверен, что она будет даже рада нас видеть, не так ли, Гарри? — Рон бросил недвусмысленный взгляд на друга.

Гарри смущенно улыбнулся. Он знал, что плакса Миртл была к нему неравнодушна. Начиная со второго курса она, не переставая, пела хвалебные оды в его адрес, доставая ими всех и каждого, кто только попадался ей на пути. Гарри никогда не одобрял такого поведения, поэтому сегодня предпочел бы сидеть тише воды, ниже травы, лишь бы Миртл не догадалась, что они здесь.

— Говори за себя, Рон Уизли, я никогда не делала никаких пакостей, — возмутилась Гермиона.

— Ага, рассказывай сказки кому-нибудь другому, «мисс Совершенство», — возразил Рон. — Гарри, давай уже, поторопись. Напоминаю, что у нас потом тренировка.

— Есть, капитан! Как скажете, капитан!

Гарри с улыбкой и едва заметным напряжением вытащил из кармана драгоценный пергамент.

— Как это происходит, Гарри? — Рон был весь в нетерпении. — Ты должен что-то написать на нем? Или произнести заклинание?

— На самом деле, я не уверен, что именно надо делать, — ответил парень. — Снейп просто произнес несколько слов, прикоснулся палочкой к пергаменту, а потом там появилась надпись.

— Ты должен что-нибудь написать, — Гермиона как всегда была уверена в своей правоте. — Пергамент действует по тому же принципу, что и дневник Тома Реддла.

— Это-то как раз и не внушает доверия, — забеспокоился Рон.

— Так как эта карта принадлежала мародерам, то не надо создавать себе лишние проблемы, — заметила девушка. Она вытащила из сумки перо и протянула его Гарри.

— Я не думаю, что это должен делать именно я, — перебил он.

— Но Гарри, это же ты хотел узнать о ней больше, — поразился Рон.

— Я знаю, Рон, но что я могу написать?

— «Здравствуйте, меня зовут Гарри Поттер и я хочу получить сведения об Изелле Эдельвейс». Видишь, все не так уж сложно.

— Но я не хочу говорить им свое имя, — не остался в долгу Гарри. — Они же начнут задавать массу вопросов, я не хочу им говорить, кто я есть на самом деле.

— Как хочешь, — буркнул Рон, — я просто сказал все, как есть.

— Гарри, дай мне, — Гермиона взяла пергамент, — если вы так и будете препираться, мы никогда не закончим.

Она легла на пол, чтобы было удобнее писать.

«Здравствуйте, меня зовут Гермиона Грейнджер».

Девушка аккуратно вывела несколько слов на пергаменте. Надпись моментально испарилась. Вместо нее появилась другая, написанная корявым и неаккуратным почерком.

«Господа Хвост, Лунатик, Бродяга и Сохатый приветствуют вас, мисс Грейнджер».

— Смотрите, сработало! — обрадовалась девушка.

— Продолжай, Гермиона, — взмолился Гарри.

«Мне нужна ваша помощь», — аккуратно вывела девушка.

«Мы тебя слушаем»

«Не могли бы вы мне рассказать про Изеллу Эдельвейс?»

«Иззи? Почему ты просишь рассказать о ней? И как ты вообще можешь быть уверена, что мы можем тебе помочь?»

— Мне кажется, они не слишком довольны, — предположил Рон.

— Они просто пытаются понять наши намерения, — успокоил его Гарри.

Гермиона вновь склонилась к карте и быстро написала ответ.

«Потому что я знаю, что вы ее друзья: Ремус Люпин, Сириус Блэк, Питер Петтигрю и Джеймс Поттер».

Надпись моментально испарилась, но больше ничего не происходило, ответ не появлялся. К большому удивлению друзей из краев пергамента появился легкий дымок. Все трое моментально отодвинулись подальше на всякий случай. Через несколько секунд туманная дымка стала плотнее и оформилась в четыре крошечные фигурки. Гарри без труда узнал своего отца и его друзей.

— Я так полагаю, что Гермиона Грейнджер — это ты, — сказала фигурка, похожая на Сириуса.

Гермиона что-то попыталась пробормотать в знак согласия, потом взяла себя в руки и добавила:

— А это мои лучшие друзья: Рон и Гарри.

Четыре фигурки повернулись в направлении Гарри и Рона, которые сидели полностью ошеломленные и остолбеневшие, с открытыми ртами.

— Вы не слишком хорошо себя чувствуете, господа? — спросил тоненьким голоском Питер.

— Я бы даже сказал, что они выглядят как люди, увидевшие привидение, вы не находите? — добавил в свою очередь Ремус.

— А я бы сказал: четырех приведений, — поправил Джеймс, широко улыбаясь.

— Мы просто немного удивлены, что вы появились именно таким способом прямо из куска пергамента, — сумел, наконец, ответить Рон.

— Ты! Ты же Уизли, так? — спросил Джеймс. — У тебя такие же волосы, я не могу ошибаться.

Рон кивнул.

— Я сын Артура Уизли, — добавил он.

— Его сын? О! Так ты, получается, брат близнецов Фреда и Джорджа, — обрадовался Ремус. — Потрясающая парочка!

Мародеры лукаво переглянулись. Не было никаких сомнений, что они в курсе всех проделок близнецов Уизли. А возможно, ещё и непосредственные участники некоторых из них.

— Итак, — вернулся к теме Сириус, — почему вы спрашиваете про нашу Изеллу?

Гермиона почувствовала на себе пристальный взгляд молодого человека, но не смутилась. Наоборот, она открыто посмотрела Сириусу в глаза, и он тут же отвернулся. Девушке была понятна попытка Сириуса и его друзей произвести впечатление, дабы она и Гарри с Роном не думали, что можно провести самих мародеров. С другой стороны, это было смешно, двое старост-семикурсников и парни-пятикурсники, старающиеся их впечатлить.

— Держу пари, что Иззи ваш преподаватель, — выкрикнул Питер.

— Ты наверняка прав, — вновь взял слово Ремус. — Я уверен, что вы на нее слюнки пускаете, должно быть, уроки с ней сущее мучение для учеников.

— Получается, вам нужна компрометирующая информация на нее? — спросил Джеймс. — Если это так, то на нас не рассчитывайте, это не в духе гриффиндорцев — сплетничать.

— Мы никогда не скажем ни одного плохого слова в адрес нашей Изеллы, — тут же добавил Питер, — даже если бы было, что сказать.

— Нет, нет, мы хотели поговорить совсем на другую тему, — быстро ответила Гермиона.

— Тогда на какую? — в свою очередь задал вопрос Сириус.

Девушка посмотрела на своих друзей: они хранили молчание. Ни Гарри, ни Рон даже не пытались что-нибудь сказать, тогда Гермиона с долей сомнения в голосе предприняла новую попытку вызвать доверие у мародеров.

— Ну, вы знаете... — бормотала она. — Я хочу больше узнать об Изелле, потому что... потому что она моя мать.

Она произнесла это, почти не раздумывая, в едином порыве, до конца не осознавая всю значимость своих слов. Гарри и Рон, сидя по бокам от девушки, просто остолбенели от удивления. Гермиона прекрасно понимала, какой переворот сейчас происходит в умах мародеров.

— Ее дочь? Вот это новость, — бросил Питер.

— У нее есть дочь, — мечтательно перебил Ремус. — Ты и правда на нее похожа, если присмотреться получше, я уверен, что взгляд у вас один и тот же.

— А за кого из нас она вышла замуж? — Сириус перестал хмуриться и обворожительно улыбнулся.

— Ни за кого, — произнес Джеймс с легкой горечью. — Ты забыл, что мисс представилась, как Гермиона Грейнджер, а эта фамилия никому из нас не принадлежит.

— Точно, — Сириус был явно огорчен, — твой отец просто везунчик, Гермиона.

Девушка поблагодарила его слегка нервной улыбкой.

— Но она же обещала выйти замуж за кого-нибудь из нас, — попытался с милой улыбочкой исправить Питер.

— Надо полагать, что она нашла кого-то лучше, чем мы.

В голосе Джеймса Поттера проскользнула нотка грусти, что не ускользнуло от внимания Гарри, который в полном молчании слушал беседу.

— Если это твоя мать, — вновь начал Сириус с преувеличенной любезностью, — то почему ты хочешь поговорить с нами? Почему не спросишь у нее напрямую?

— Действительно, спроси прямо у нее, — добавил Питер.

Молодая девушка помедлила, прежде чем ответить, она надеялась, что Гарри или Рон придут на помощь, скажут хоть что-нибудь. Но Гарри вообще был неспособен сформулировать членораздельную фразу, да и Рон выглядел не лучше.

— Моя мама... — начала девушка, — мои родители... моих родителей не стало, когда я только появилась на свет. Они погибли в результате несчастного случая, — поспешно уточнила она, не желая, чтобы мародеры задавали лишние вопросы.

В комнате повисла гнетущая тишина. Известие о смерти друга не может быть радостным.

— Сожалею, — пробормотал Джеймс.

— Мы все сожалеем, — добавил Ремус.

После первой неудачной попытки общения, мародеры изменили стиль беседы и старались рассказать в мельчайших деталях все о той Изелле, которую они знали. Гермиона слушала их с замиранием, восхищаясь нескончаемыми рассказами и историями. В этот самый момент она представляла, что слышит истории о своей собственной матери. Подобная мысль радовала. Она чувствовала, как в душе у нее растет легкость и благодушие. Гарри тоже по достоинству оценил эти мгновения, но совсем по другим причинам. Его очаровал отец — парень шестнадцати лет, который шутил без устали и рассказывал смешные истории. Только для него и из-за него Гарри так и не произнес ни одного слова за все время беседы. Он не хотел разрушать магию момента. Первый раз в жизни Гарри слышал голос своего отца и с его помощью он прикоснулся к прошлому, он получил воспоминания, которых ему так отчаянно не хватало. Хотя, как следует поразмыслив, он не мог не отметить, что некоторые вещи его смущали. Чем дольше он об этом думал, тем сильнее становилось его волнение. Хвалебные речи, пылающий взгляд, сладостная ностальгия — мародеры были единодушны в проявлении чувств, и все эти чувства были направлены на одного конкретного человека. Казалось, что все их внимание было обращено только к этой девушке, и Гарри очень сожалел, что речь шла не о его матери. Не из-за Лили Эванс лицо молодого Джеймса освещала радость, не к ней был обращен его сверкающий взгляд. Не осталось вообще никаких сомнений, что Джеймс Поттер искренне и глубоко любил Изеллу Эдельвейс. А чувствовал ли он что-нибудь подобное к Лили? Гарри сомневался. Вещи, которые раньше казались ему очевидными, вдруг стали зыбкими, выбивая почву у него из-под ног.

— Почему ты сказала, что ты дочь Изеллы? — спросил Рон, когда они втроем уже шли по коридору.

Гермиона склонила голову, а потом уверенно посмотрела на друзей.

— А что я должна была им ответить? Смею напомнить, что ни один из вас не прервал меня и не помог выкрутиться, — возмутилась девушка.

— Прости нас, Гермиона, — перебил Рона Гарри, проявив чуть больше деликатности. — Мы были слегка шокированы.

— Это меньшее, что мы можем сказать, — добавил Рон. — Гарри, ты наконец-то увидел своего отца. Должно быть, ты неимоверно счастлив?

Гарри поспешно кивнул головой.

— Ммм, — это все, что он смог из себя выдавить.

— Я думала, ты проявишь больше энтузиазма, Гарри, — заметила Гермиона с некоторым беспокойством.

— Это почему еще? Почему я его должен проявлять? — спросил Гарри серьезным тоном.

— Ты увидел отца своими собственными глазами, — вклинился Рон, — да и мародеры немало поведали нам об Изелле. Разве это не то, что ты хотел?

— Рон прав, на твоем месте я была бы довольна, — добавила Гермиона.

— Но ты не на моем месте, — слишком резко ответил Гарри.

Гермиона и Рон замерли на месте, пораженные внезапной агрессивностью друга.

— Почему то, что я услышал, должно меня радовать? — вновь начала он тем же тоном. — Эта Изелла... эта Изелла, да она всего лишь ... потаскуха!

— Гарри! — Гермиона была шокирована его словами.

— Ты не имеешь права так говорить о ней, — добавил ошеломленный Рон.

— Почему я не имею права говорить правду? Она их всех совратила, всех четырех! Мой отец попался в ловушку, — от возмущения Гарри тяжело дышал.

— Мы ничего об этом не знаем, Гарри, — перебила его девушка. — Ни один из нас не знает точно, что же там произошло. Почему ты хочешь сделать Изеллу виноватой во всей этой истории? В конце концов, именно она утонула в озере. Ее бесследное исчезновение причинило немало боли твоему отцу и его друзьям. И это единственное, в чем мы можем ее винить.

— Ты знаешь ее ничуть не лучше меня, поэтому будь добра, перестань приписывать ей, что она могла сделать, а что нет, — упрямо возразил Гарри.

Он повернулся к друзьям спиной и направился к полю для квиддича, оставив Рона и Гермиону в недоумении.

— Я-то думал, что после нашей затеи он, наконец, перестанет думать об этой истории, — сказал Рон. — Видимо, я жестоко ошибался.

— Кто же знал, что он так отреагирует, — с грустью Гермиона. — Эта история повлияла на Гарри гораздо больше, чем мы думали.

— Надеюсь, что во время тренировки он успокоится, — добавил Рон. — Не хотелось бы, чтобы он распугал всех новичков.

— Ты, как всегда, прагматичен в своих суждениях.

— Как всегда, особенно в кризисных ситуациях, — Рон хитро улыбался. — Ладно, пойду проверю, не срывает ли злость наш бунтарь на новой команде.

Парень быстро поцеловал Гермиону в щеку и поспешил к выходу из замка. Девушка смотрела ему вслед, а на сердце было тяжело. Короткий миг счастья, воцарившийся в душе во время беседы с мародерами, бесследно сгинул под натиском разочарования и горечи.

Ей так и не удалось сомкнуть глаз этой ночью. Ворочаясь в кровати и мечтая уснуть, она продолжала думать о событиях, так внезапно ворвавшихся в обыденную школьную жизнь. Напряженно работающий мозг отказывался отдыхать, как бы она ни старалась выбросить из головы все мысли. Будучи не в состоянии успокоиться, Гермиона вышла в гостиную, устроилась на пушистом красном ковре перед камином и позволила, наконец, мыслям увлечь ее за собой. Комнату освещали только языки пламени, танцующие в огромном камине. Повсюду царило спокойствие, ничто не нарушало молчаливую магию ночи. Сидя в полном одиночестве, она включила диск из коллекции родителей. Голос Чета Бейкера разносился под сводами комнаты. Чувственный и надломленный, он полностью соответствовал меланхоличному настроению девушки. Гермиона погрузилась в музыку, прижав колени к груди и глядя на ответы пламени в камине. Беззаветная радость, которую она чувствовала утром, сменилась глубокой печалью. Слова Гарри стали для нее шоком. Еще хуже было то, что прав: она действительно не на его месте, более того, эта история ее совсем не касается. Изелла не была ее матерью. Кто ее родители, кто она сама, почему родители ее бросили — Гермиона безуспешно искала ответы на мучившие ее вопросы. Возможно, она никогда и не узнает всей правды. С самого начала она отдавала себе отчет в безуспешности своих поисков, но вера в себя не давала ей остановиться. Она надеялась, что эта вера поможет сотворить настоящее чудо. Но действительность порой слишком сильно отличается от наших желаний, хотим мы этого или нет. Теперь в жизни Гермиона была так же одинока, как и в этот момент в гостиной.

Оглядев уютную комнату, Гермиона задумалась о Драко Малфое. С тех пор, как она случайно раскрыла свой секрет, они не пересекались. Девушка не переставала терзаться мыслью, почему призналась именно Драко, почему допустила такую глупость. Может быть, ей давно надо было выговориться, снять с себя бремя этого тяжелого секрета. Конечно, открываться Драко было не слишком умно, потому что они находятся по разные стороны баррикад. Но на следующий день после разговора слизеринец вел себя как обычно и ни словом не обмолвился на щекотливую тему. Хотя в поведении Малфоя было что-то странное, но разве могло быть по-другому? До настоящего момента Гермиона никогда ничего ему не рассказывала, а эта ночь перевернула все с ног на голову. Вновь и вновь возвращаясь мыслями к тому разговору, девушка чувствовала нечто вроде удовлетворения. Драко Малфой не был так плох, как они о нем думали. У Драко и Гермионы было гораздо больше общего, чем они того хотели. Во взгляде Малфоя иногда ясно читалась меланхолия, так свойственная в последнее время девушке. Меланхолия, которую она видела каждый раз в своем отражении в зеркале. В то же время оба привыкли скрывать это состояние, каждый по-своему. Но в чем была причина подобной грусти? У Гермионы была идея на этот счет, но она предпочитала не углубляться в предмет, коим не стремилась овладеть в совершенстве. В то же время девушка не могла не испытывать некоторого опасения, что однажды ей придется столкнуться с проблемой лицом к лицу. Как вести себя в такой ситуации, не могла знать даже она. Полностью погруженная в свои мысли, Гермиона не обратила внимания на скрип входной двери.

— Не меня ли ты ждешь?

Гермиона подняла голову. Драко стоял в нескольких метрах от нее, опершись руками на спинку бархатного дивана. Он пристально ее разглядывал в ожидании ответа, но Гермиона отвернулась и снова погрузилась в созерцание языков пламени, танцевавших в камине. Драко неспешно подошел и рухнул в кресло, стоявшее рядом.

— Ты не хочешь со мной разговаривать, Грейнджер? — спросил он игривым тоном.

Гермиона даже не пошевелилась. Она сидела на ковре, обхватив руками колени. «Было бы лучше, если бы в ту ночь его вообще не было», — подумала она. Полностью игнорировать его присутствие было, по ее мнению, единственным верным способом, чтобы он потерял к ней интерес и оставил в покое как можно быстрее. Впрочем, сейчас она была не в состоянии даже на минимальный обмен репликами. Драко все еще сверлил ее взглядом, в комнате они были совсем одни. Только странная убаюкивающая мелодия да потрескивания дров в камине нарушали тишину. Лицо Гермионы освещали блики пламени, придавая ему теплый кремовый оттенок. Все вокруг казалось золотистым. Волосы девушки сверкали, как начищенная медь, в глазах отражался огонь. Весь ее облик казался каким-то нереальным.

— Да ты ли это вообще, Грейнджер? — в голосе Драко проскользнули загадочные нотки.

Молчание.

— Нет, это точно не ты, ты не можешь быть реальной, — вновь предпринял попытку Драко на этот раз с тоской в голосе. — Ты слишком красива, чтобы быть настоящей Грейнджер. Да если бы я каждый раз видел тебя такой, это нанесло бы серьезный удар по моему душевному здоровью.

— Ты что, выпил? — Гермиона не смогла смолчать, когда догадка озарила ее мысли.

— А ты вновь научилась говорить? — задорно отозвался парень.

— Да ты же пьян!

— Возможно, ты права. В гостиной Слизерина сегодня был праздник. Естественно, ты не в курсе, ведь тебя никто не приглашал. Итак, ты меня ждала, моя милая малютка Грейнджер?

Гермиона отвернула взгляд.

— У меня нет никакого желания с тобой разговаривать, Малфой, оставь меня в покое.

Драко захотелось подсесть поближе к девушке, он соскользнул с кресла и тяжело приземлился на ковер.

— Ха-ха, ты права, я чуток перебрал, — забавлялся он. — Можно даже сказать, что я пьян целиком и полностью.

В комнате раздался смех Малфоя. Было что-то безумное в его смехе. Привычное высокомерие полностью исчезло из его взгляда. Гермиона обратила на это внимание, когда посмотрела ему прямо в глаза.

— Прекрати на меня так смотреть, — сказала она тихо.

— Ты такая красивая, — прошептал он, не отводя взгляда.

— Прекрати надо мной издеваться, Малфой, — возмутилась девушка, — я не в настроении слушать твои глупости.

— Я не издеваюсь, — ответил он. — Почему я должен это делать? Ты не видишь, я же слишком пьян, чтобы шутить такими вещами.

Он приблизился к ней и протянул руку, чтобы дотронуться до щеки. Гермиона слегка отстранилась, чтобы избежать контакта.

— Твои щечки, они такие же прекрасные, как пионы, — продолжал Драко шаловливым тоном.

— Это они из-за огня стали такими красными, — попыталась оправдаться девушка.

— Ты уверена в себе? — спросил он. — Если я дотронусь до тебя, тебя это хотя бы чуть-чуть смутит?

Не переставая говорить, он переместился на ковре и очутился прямо напротив девушки. Драко протянул руки, как будто в попытке заключить ее в объятия. Гермиона попыталась было вырваться, но оказалась не столь проворной. Через мгновение она уже находилась в кольце рук слизеринца.

— Почему ты дрожишь, маленькая прекрасная фея? Ты боишься меня? — продолжал он задавать вопросы, приближаясь губами к ее уху. — Не надо бояться. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого.

— Драко... — пробормотала девушка, пока Малфой покрывал ее щеку легкими поцелуями.

— Я хотел всего лишь проверить, насколько горячи твои щечки.

Молодой человек придавил ее своим телом, и они оба упали на пушистый красный ковер. Драко положил голову на ее грудь.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — пробормотал он, — это самая приятная музыка на свете.

Гермиона и сама чувствовала, что ее сердце готово выпрыгнуть из груди. Она боялась этого. Ее страшило само осознание факта, что она не может контролировать волнение, которое вызывал в ней Драко. Все остальное вдруг стало таким далеким, стоило ей почувствовать теплое дыхание Малфоя.

— Ты такая нежная, Гермиона, — его голос становился еле слышным, — как я в вообще мог тебя не любить?

Сердце девушки вновь пустилось в галоп. В ней бушевала целая буря эмоций. Сердце как будто сжимали неведомые ранее тиски. Она чувствовала почти физическую боль. Ее тело все еще дрожало, но не от страха, а от какого-то неведомого чувства, которому она не в состоянии была дать определение. Воцарилась долгая тишина, пока девушка, наконец, не решилась разрушить магию момента.

— Драко, — шепотом позвала она. — Драко.

Но молодой человек не ответил. Гермиона посмотрела на него и убедилась, что он уже крепко спит. Он покоился на ее груди, как ребенок на груди матери. Его лицо освещала мягкость, которую Гермиона никогда у него не видела. Она не осмелилась его разбудить и осталась на месте, придавленная весом Малфоя. Было удивительно осознавать, что ей нравится ощущать тепло его тела. Одинокая слезинка скатилась по щеке девушки. Уже так давно ей никто не говорил, что любит ее. Не важно, кто это сказал, но Гермиона чувствовала, как ее сердце оттаивает от этой мысли.

Она закрыла глаза, чтобы полнее ощутить радость момента. Внезапно, не отдавая себя отчета в своих действиях, она протянула руки и обняла его. А через секунду, чувствуя, как губы расплываются в умиротворенной улыбке, она погрузилась в царство снов, совсем как Драко минуту назад.