Плач по Эдельвейсу (гет)

Наступил май; все горы и долины вокруг Хогвартса усыпало цветами, и они вовсю благоухали, усиливая ощущение весны, радости и предвкушения чего-то прекрасного. Замок напоминал растревоженный улей: все студенты были крайне взволнованы. Предложение двух старост приняли на ура, и все с нетерпением ожидали главного события этой весны. Бал... Традиция устраивать балы родилась еще в незапамятные времена, и теперь появился шанс возродить ее и снова сделать полноправной частью жизни магического мира.

Площадка рядом со школой, которая еще вчера казалась ничем не примечательной, заросшей густой травой полянкой, в этот день, благодаря стараниям эльфов, превратилась в поистине фееричное место. Немного магии (буквально несколько выверенных заклинаний), ловко и со вкусом развешанные украшения — и этот почти спонтанный бал обещал оказаться роскошным мероприятием. Множество букетов, цветущие кусты, деревья, усыпанные распускающимися бутонами, — все было настолько прекрасно, что больше походило на дворцовый парк французских или английских королей, нежели на поляну среди шотландских гор. В центре этого цветущего великолепия соорудили большую танцплощадку, выложенную из идеально отполированных мраморных плит, в которых отражалось голубое небо. С одной стороны от площадки величественно возвышалась сцена, окруженная целыми созвездиями фонариков, готовых зажечься, как только наступит ночь. Справа и слева от сцены таинственно поблескивала поверхность небольших прудиков с фонтанами по центру, откуда вместе со струями воды вырывались мириады бабочек, меняющих свой цвет при каждом взмахе крыльев. Водоемы окружали десятки круглых столиков, а чуть дальше от танцплощадки поставили стол побольше, который ближе к вечеру планировалось уставить самыми изысканными блюдами.

Казалось, все вокруг застыло в ожидании праздника. Наступал тот день, когда долина Хогвартса, засияв тысячами огней, покажется во всем своем великолепии, и это событие станет одним из самых красивых и запоминающихся в истории замка. Но сегодняшнее чудо — подумать только! — могло бы и не случиться, если бы не усилия мисс Грейнджер и мистера Малфоя, подаривших всем обитателям Хогвартса возможность увидеть церемонию точно такой, как двадцать лет назад.

За одним из столиков, прятавшихся в самом темном месте бывшей полянки, Северус Снейп аккуратно и неторопливо готовил лечебное зелье, рецепт которого был известен лишь ему.

— Надеюсь, ты пришла сюда не только для того, чтобы проверить, как я работаю? — спросил он у присевшей рядом Изеллы.

— Вовсе нет, — секунду поколебавшись, ответила она. — Мне просто нужна компания.

Северус саркастически хмыкнул.

— Я несказанно счастлив, что ты выбрала меня в качестве главного развлечения!

Ответом ему была тишина. На мгновение прервав работу, Северус взглянул на Изеллу, отметив ее обеспокоенный вид: опершись локтями о стол, она прижала ладошки к щекам. В том, что она пришла именно к нему, не было ничего удивительного, но визит без какой-либо особой причины взволновал его. Он прекрасно знал, что Изелла очень болтлива, а ее сегодняшнее молчание было тревожным и непривычным.

— Ты так и не ответила, — прервал паузу Северус, одновременно пытаясь привлечь ее внимание и не упустить зелье.

Не ответила она и сейчас.

— Не нравится мне это. Обычно молчат мужчины, и если тебя что-то беспокоит, ты должна…

— Мне снился Сент-Ло, — внезапно перебила его Изелла.

Во вновь наступившей тишине удар металлической ложки о стенку полупустого котелка прозвучал колокольным звоном. Северус шокированно уставился на Изеллу, а та даже бровью не повела, вот только взгляд ее почти неуловимо изменился, как будто темная пелена набежала на прежде янтарную прозрачность глаз.

Взяв себя в руки, Северус тихо спросил:

— Когда?

— Вчера ночью, — абсолютно спокойно ответила Изелла, — и позавчера, и за день до этого; он снится мне уже почти две недели. Такого не случалось с тех самых пор, как он пытался меня изнасиловать. Мне кажется, Сент-Ло здесь. Он, мой отец, да и все остальные тоже. Что-то готовится... я не знаю, что именно, но явно ничего хорошего нас не ждет.

— Ты говорила об этом Люциусу? — поинтересовался Северус, взмахом палочки доставая упавшую в котелок ложку.

— Нет.

— Как глупо с твоей стороны! — он не на шутку рассердился. — Если тебя так беспокоят эти сны, молчанием и бездействием ты горю не поможешь. Только Люциус может ответить на мучающие тебя вопросы — коль скоро ответы на них вообще существуют.

— Не хочу ему ни о чем говорить, — отрезала Изелла.

— На это есть какая-то разумная причина?

— Никакой.

Северус нахмурился и посмотрел ей прямо в глаза.

— Не обманывай меня, ты же знаешь, я этого не люблю, — буркнул он. — Ты не сказала ему, потому что посчитала это бесполезным. Если Малфой вообще заслуживает такой откровенности.

— Ты не прав, Северус, — возразила Изелла. — Я… я просто не хочу ему об этом говорить. И все.

— О том и речь, — снисходительно улыбнулся он. — Давай сменим тему.

— Нет уж, не будем мы ее менять! Все не так! Я сказала тебе, что ты ошибаешься, но это не совсем правда.

— Тогда в чем же дело?

Изелла снова замолчала, с потерянным видом уставившись в гладкую поверхность стола.

— Ты странная, по-другому твое поведение сегодня не назовешь, — с легкой усмешкой заметил Северус и, поймав удивленный взгляд Изеллы, пояснил, стараясь, чтобы в голосе не было укора, который мог бы ее обидеть: — У тебя есть человек, любящий тебя всей душой, а ты не можешь ему довериться.

— Я не уверена, что Люциус действительно меня любит, — с грустью призналась Изелла.

— Мужчина не станет изменять всем своим принципам ради первой встречной, только ради той, в кого влюблен или из-за которой потерял разум. Либо и то и другое одновременно.

— В таком случае, Люциус точно сошел с ума.

— Это ты сошла с ума, Изелла, — возразил Северус. — Ты ставишь под сомнение чувства Люциуса, хотя лучше кого бы то ни было должна понимать, что не можешь разобраться со своими собственными...

Эдельвейс выдержала его выпад, не произнеся ни слова.

— Черт побери, Изелла! — внезапно вспылил он. — Я думал, что ты сумела позабыть прошлое и начала жизнь с нового листа. Твой святой Поттер мертв и похоронен! Ты должна принять это и запомнить раз и навсегда!

Изелла отвернулась. Должна? Возможно. Но она не могла и не сможет, никогда не сможет. Горло сдавило. Она годами пыталась отказаться от своих чувств, забыть их, воспринимать так, будто они принадлежали кому-то другому. Казалось, ей это удалось, но сейчас, глядя в глаза Северусу — глядя в глаза правде, — она не могла больше обманываться и чувствовала себя ужасно глупой. Почти восемнадцать лет прошло с тех пор, как она видела его в последний раз, восемнадцать лет с тех пор, как его не стало, а у нее и по сей день сжимался желудок и сердце разрывалось от эмоций, колотилось о грудную клетку каждый раз, когда она вспоминала о нем. О Джеймсе... О да, Изелла знала, что способна испытывать нечто подобное к Люциусу, она даже чувствовала, как зарождалась в ней эта любовь, однако вина перед Поттером тут же глушила робкие ростки будущего счастья. Глупо, но она обвиняла себя в том, что полюбила другого, и лишь изредка задавалась вопросом: а разве Джеймс не любил Лили? А может статься, он даже любил ее больше, чем Изеллу?

Северус догадывался, о чем она так упорно размышляет, но не собирался покорно ожидать, чтобы узнать, чем кончится дело. Склонившись над ней, он надавил на ее подбородок, заставляя приподнять голову: ему хотелось видеть реакцию на свои слова.

— Поттер не интересовался тобой, Изелла, — жестко произнес он. — Ты слышишь? Ему было наплевать, счастлива ты или нет. Ты была для него всего лишь юношеской любовью. Его первой — возможно! — но явно не последней любовью.

— Зачем ты это говоришь, Северус? — резко спросила она. — Почему ты так строг к нему?

— Потому что это правда. Ни больше, ни меньше.

— Как жестоко с твой стороны!

— Так кто же из нас двоих более жесток, — сощурился Северус, продолжая держать ее за подбородок, — я, открывая тебе глаза на реальность, или ты, когда пытаешься спрятаться от нее, причиняя этим боль и себе, и тем, кому ты не безразлична? Забудь Сент-Ло, забудь Поттера и всех остальных. Они не стоят того, чтобы калечить свою жизнь!

Изелла снова отвернулась. Голову будто окутал туман, мысли смешались, но слова Северуса продолжали откровением звучать где-то внутри. На мгновение ее взгляд задержался на запястье, где так же ярко, как и в день свадьбы, сиял подаренный Люциусом браслет. Разве тогда она не была счастлива? Неужели ей дарят радость лишь воспоминания о Джеймсе? Люциус сделал свой выбор, когда взял ее в жены, а она — какой выбор сделала она? Никакого. Отказалась ли хоть от чего-нибудь, пожертвовала хоть чем-то? Нет.

Кажется, она сходила с ума... Ее то и дело накрывало бурей комом застревающих в горле эмоций, которые приходилось сдерживать изо всех сил, а за последние несколько дней ей бесчисленное количество раз хотелось разрыдаться, хотя прежде она никогда и слезинки не проронила.

— Я устала, — с трудом произнесла Изелла.

— Ничего удивительного, — участливо отозвался Северус. — Посмотри на себя. Ты пугающе бледна и куда больше похожа на больную, чем в тот день, когда попала в школу. Это все твои воспоминания: они разрушают тебя.

Изелла взглянула на него, и он в который раз удивился, до чего юной она выглядит — будто время не властно над ней. Однако в глазах ее таилась глубокая печаль.

— Ты же ни капли не постарела, — продолжил он, проводя рукой по ее гладкой щеке. — Но где-то глубоко в сердце, в душе ты стала другой, Иззи. Пока не поздно, прошу, прими то, что дарит тебе судьба. Прими — и будь счастлива, не терзай себя чувством вины.

Впервые с начала разговора Изелла по-настоящему улыбнулась. Черные глаза Северуса отражали блики уже зажегшихся фонарей и смотрели так доброжелательно, что она порозовела и не уловила момента, когда одинокая слезинка покатилась по ее щеке. Ласково обняв ладонями ее лицо, Северус аккуратным поцелуем убрал случайно появившуюся слезинку с нежной кожи.

— Ты так добр со мной, — прошептала она дрожащим голосом.

— Говори тише, а то об этом узнают в школе, — с легкой улыбкой предупредил Северус.

— Даже если узнают, мне все равно никто не поверит.

* * *

Стоя в маминой комнате, Гермиона с пристрастием разглядывала себя в большом зеркале. Она с самого начала очень сильно переживала по поводу платья для бала: где найти такое, чтобы и округлившийся животик скрыть, и не выглядеть слишком нелепо? В конце концов Изелла взяла на себя ответственность подготовить первый в её жизни бальный наряд. Результат превзошел все ожидания: Гермиона раскрыла рот от удивления и восхищения. Платье из легкой кисеи и атласа с перламутровыми переливами село на нее просто идеально. Она провела рукой по ткани, чтобы почувствовать ее нежность и мягкость. Очень странно, но ощущение кисеи и атласа под пальцами напомнило ей прикосновения Драко. «У него кожа как у младенца», — подумала Гермиона и улыбнулась этой мысли. Она пригладила пояс, расположенный чуть выше уровня талии, коснулась вышивки на бретелях, удовлетворенно улыбнулась своему отражению в зеркале и закружилась на месте, как маленькая девочка, придерживая юбку и наблюдая, как та развевается от малейшего дуновения воздуха.

— Я думала, в твоем возрасте уже не играют с одеждой, — слегка посмеиваясь, заметила Изелла.

— Ничего не могу с собой поделать. Это платье просто чудо!

— Ты такая красивая, — с восхищением выдохнула Джинни — она стояла рядом и тоже разглядывала Гермиону в зеркале.

— Не стесняйся, Джинни, — засмеялась Грейнджер, — ты выглядишь бесподобно, и парни не смогут отвести от тебя глаз.

Джинни молча улыбнулась и покраснела от смущения. Между прочим, Гермиона не ошиблась, она просто сияла в украшенном вставками из шелка белом перкалевом платье, которое приподнимало грудь и слегка прикрывало хрупкие плечи.

— Не переживай, Гермиона, — добавила Изелла, увидев, как та с опаской приложила руки к животу. — Никто ничего не заметит.

— Твоя мама права, — подтвердила Джинни. — Даже я бы ничего не заметила, если бы не знала.

Гермиона благодарно улыбнулась, но тем не менее не перестала терзаться опасениями. У них с Малфоем было четко сформулированное правило: ни в коем случае не предавать огласке их общий секрет. И это правило влекло за собой необходимость за пределами личных покоев свести контакты к минимуму. Не то чтобы это было сложно: несмотря на взаимные чувства, в присутствии друзей Драко и Гермиона почти автоматически придерживались привычной манеры общения. Но именно сегодня Гермиона сильнее всего желала нарушить опостылевшее правило. Хотя бы один раз. Ей так хотелось станцевать с Малфоем на балу — на площадке, освещенной светом звезд, под аккомпанемент скрипки! Желание довольно легкомысленное, но тем сложнее было отказаться от своего первого «беременного» каприза.

— Осталось сделать прически, и вы готовы, — улыбнулась Изелла. — Только надо определиться для начала, какие цветы вам подойдут.

Сказано — сделано. Эдельвейс по очереди прикоснулась палочкой сначала к голове Гермионы, потом Джинни и прошептала:

— Fleurus patronus.

В тот же миг в волосах девушек появились нежные соцветия: у Гермионы в каштановых кудрях благоухала розовая жимолость, почти такая же, какая была на голове у Изеллы в день, когда они с Джеймсом закружились в своем первом вальсе, а у Джинни — зеленоватые бутоны липы, прекрасно подходившие по цвету к ее длинным, медного оттенка волосам.

— Какой приятный запах, Джинни, — заметила Грейнджер, наклоняясь и глубоко вдыхая аромат цветов.

Та скромно улыбнулась.

Когда девушки в десятый раз убедились, что выглядят безупречно, они направились к выходу из замка. Но перед этим Гермиона повернулась к маме и спросила:

— А что на языке цветов означает жимолость?

Изелла улыбнулась:

— Жимолость — «узы любви». Это значит, что ты даришь свое сердце возлюбленному.

* * *

— Ну, как я выгляжу? — с ходу спросила Гермиона у Гарри и Рона, едва они встретились.

— Я бы сказал, что ты очень милая, возможно даже сексуальная, — ответил Уизли, внимательно разглядывая прыгающую от нетерпения подругу. — Но тот факт, что через несколько месяцев ты из стройной милой девушки превратишься в слонопотама, который объелся пончиков, несколько притупляет волшебство момента.

— Рон! — возмущенная Гермиона даже не смогла подобрать слов. Она-то ждала пылких комплиментов, а в итоге получила весьма невежливое замечание.

Уизли с наивным видом обратился к Гарри:

— А что? Что я такого сказал?

— Да ничего особенного, все как обычно, — с улыбкой ответил Поттер. — А где Джинни? Она разве не с тобой была? — уточнил он, повернувшись к Гермионе.

— Была, пока я не встретила вас, — она вертела головой, пытаясь разглядеть Джинни среди прибывающих школьников, толпившихся перед столом регистрации.

— М-да, я бы не хотел, чтобы она встречалась с этим болваном Аланом Патерсоном, — пробурчал Рон, скрещивая руки на груди. — Кто вообще решил, что пуффендуйцы — порядочные?

— Алан Патерсон в душе настоящий слизеринец, хотя никогда не признается в этом даже самому себе, — заметил Поттер. — Это всем известно.

— Всем, кроме моей сестры.

— Рон, не стоит ворчать из-за того, что твоя сестра нравится парням. Джинни не привыкла к такому вниманию, вполне естественно, что это ее впечатляет.

— Не привыкла? — Уизли, по-видимому, с трудом удержался, чтобы не съязвить. — А потом она привыкнет, что парни вокруг нее вьются, как стервятники? Ну уж нет! Я бы предпочел запереть ее в погребе до тех пор, пока она не состарится. Да и чем в этом Алане восхищаться? Бледным париком? Слизеринец в форме пуффендуйца — это еще хуже, чем слизеринец в чистом виде, правда, Гермиона?

— Почему ты спрашиваешь об этом меня? — недоверчиво уточнила она.

— Не обращай внимания, Гермиона, — посоветовал Гарри, бросив на нее заговорщицкий взгляд. — Ты прекрасно знаешь, что Джинни для нашей квиддичной звезды — больное место.

— Я уже согласился на одного альбиноса с глазами замороженной скумбрии и не хочу, чтобы нарисовался еще один, — продолжал ворчать Уизли, не замечая, что перегибает палку.

— И кого именно ты считаешь альбиносом? — интонации в голосе Грейнджер не предвещали ничего хорошего, она уже готова была взорваться от ярости.

— Никого конкретного, — спохватился Рон.

Гермиона с подозрением оглядела его, и Уизли натянуто улыбнулся в ответ. Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы злить ее. И стоило, определенно стоило научиться помягче высказываться в адрес Малфоев. Процесс обещал быть долгим и нелегким, но когда-нибудь у него точно получится.

На пару секунд в кругу друзей воцарилась тишина, а потом лицо Гермионы приняло привычное дружелюбное выражение, и она мягко произнесла:

— Я должна вас поблагодарить.

— За что? — в унисон удивились Гарри и Рон.

— За то, что вы с такой легкостью приняли все, что со мной случилось, — робко уточнила Гермиона. — Я знаю, для вас это было непросто.

— И это еще мягко сказано, — усмехнулся Уизли.

— Верно, — Гарри с любовью посмотрел ей в глаза. — Но ты очень важна для нас. Это меньшее, что мы могли сделать.

— Спасибо вам обоим.

Гермиона быстро подошла к Гарри, поднялась на носочки и легко поцеловала его в щеку, потом так же чмокнула моментально покрасневшего Рона. Наконец-то она сказала то, что должна была, и поэтому теперь со спокойной душой оставила друзей и отправилась на поиски Джинни.

— Она говорила так, словно собирается замуж уже сегодня. Это ведь не правда, да, Гарри? — внезапно не на шутку разволновался Уизли. — Ты же мне скажешь, если она решит выйти замуж за хорька, да?

— Не беспокойся, Рон, — попытался привести друга в чувство Поттер. — Если такое случится, то ты одним из первых получишь именное приглашение на гербовой бумаге.

— А твоя мама ничего не говорила о том, что наши голубки решили связать себя узами брака? — не унимался тот.

— Нет, но учитывая, сколько всего случилось за последнее время, свадьба — это последнее, о чем нужно беспокоиться.

Уизли вдруг непривычно посерьезнел.

— Возможно, ты не в курсе, — заметил он, — но в волшебном мире незаконнорожденный ребенок — далеко не самое одобряемое событие.

— Изелла не была замужем за отцом, когда родились мы с Гермионой, — возразил Гарри.

— Да, но ведь никто об этом не знал.

— Не понимаю, почему в обществе такое негативное отношение к внебрачным детям.

— Я не в курсе, как у магглов, — попытался объяснить Рон, — но, как говорила Гермиона, волшебный мир несколько старомоден. Чистокровные семьи, такие, как Малфои, например, слишком щепетильны, и те, кто позволяет себе нарушать подобные правила, в лучшем случае становятся изгоями, я уже молчу про смертную казнь.

Гарри недоверчиво хмыкнул:

— Ты же не думаешь, что отец Малфоя допустит такое?

— Не стоит полагать, что он сильно изменился только потому, что женился на Изелле.

— Хотелось бы тебе возразить, но нечего. Никогда не знаешь, чего еще ожидать от этих Малфоев.

* * *

Все вокруг было точно таким же, как двадцать лет назад: и аромат тех же цветов, и пьянящая атмосфера праздника. Если бы Изелла закрыла глаза, то в один миг вернулась бы в день, когда впервые поцеловалась с Джеймсом, снова ощутила себя шестнадцатилетней девчонкой, почувствовала тепло его тела, прижимающегося к ней под успокаивающие звуки музыки... Она могла бы, но не стала. Эти воспоминания, какими бы счастливыми они ни были, причиняли ей боль. Никогда больше она не позволит этому щемящему чувству овладеть собой: она пообещала это себе, пообещала Северусу.

— Я виделся со Снейпом, он сказал, что ты здесь, среди этой толпы похотливых бездельников.

Изелла не потрудилась обернуться: сильные руки, заключившие ее в объятия, служили лучшим ответом, кто это. Она узнала его даже не по голосу — по горячему дыханию.

— Теперь я поняла, почему тебе никогда не хотелось стать преподавателем, — ответила Изелла, не отводя взгляда от быстро сменяющих одна другую танцующих пар.

— А что ты хотела, я же не выношу чужих детей, — Люциус слегка переусердствовал с холодностью.

— К счастью для твоего сына, — с иронией заметила она.

Люциус ухмыльнулся.

— Скажем так, твою дочь я смог бы принять, но только после того, как мой сын возьмет на себя некоторые обязательства. Тогда я приложу определенные усилия к налаживанию отношений с мисс Грейнджер. Что касается Поттера, то это совсем другое дело. Мы всегда можем отправить его в очень-очень отдаленный пансионат.

— Я смотрю, ты серьезно над этим размышлял.

— Я очень предусмотрительный человек.

— Тебе нет нужды беспокоиться насчет Гарри, вряд ли он изъявит желание жить с нами, — с легкой ноткой горечи сказала Изелла.

— Да какая разница! Он всегда сможет поселиться у своего горячо любимого крестного, — отмахнулся Люциус. — Блэк будет счастлив, а я смогу полностью посвятить себя куда более важному занятию.

Малфой чуть сильнее сжал ее в объятиях. Его руки, первое время лежавшие на талии, рискнули подняться чуть выше, восхитительно сжимая грудь под складками атласного платья.

— Могу ли я позволить себе попросить тебя выражаться более определенно?

— Ты — конечно, — прошептал он ей на ухо, внезапно потянув за руку. — Пойдем потанцуем.

Изелла хотела было возразить, но зачем? Красивая ночь, приятная атмосфера, глупо было упускать такой волшебный момент. Кто знает, когда еще раз представится возможность безмятежно наслаждаться жизнью. И она позволила увести себя в центр большой танцевальной площадки из полированного мрамора, в котором отражалась красота ночного звездного неба.

— Кстати говоря, ты должна мне танец, — подмигнул Люциус.

Изелла встала напротив него.

— Если ты намекаешь на наш весенний праздник, то хочу заметить, что у меня и в мыслях не было танцевать с тобой в этот вечер, скорей бы уж я дала себя раздавить толпе геликонов*, — прошептала она, скорчив недовольную гримаску.

— Только и всего? — Малфой был слегка озадачен. — К счастью, с недавних пор я знаю, как изменить твое мнение.

— Предсказуемо, но, думаю, у тебя получится, — она слегка улыбнулась.

— Очарование — мое лучшее оружие, — добавил Люциус с нескрываемой надменностью.

Изелла подняла глаза. Соблазнительная улыбка осветила ее лицо. Люциус был прав, очарование было самым главным его богатством, и в этом она никогда не сомневалась. Никогда — с тех самых пор, как жизнь впервые столкнула ее с маленьким мальчиком с необычайно светлыми волосами и невероятно голубыми глазами.

Это случилось зимним вечером: еще более холодным, чем другие, еще более снежным. Изелле едва исполнилось четыре года, и все четыре она провела в стенах Экилема, приюта для волшебников с исключительно чистой кровью, как гордо называли его между собой дети. Из окна своей комнаты, которую она делила с дюжиной девочек примерно ее возраста, Изелла увидела приближающуюся карету: черный силуэт резко контрастировал с белым снежным покрывалом. Карета остановилась в нескольких метрах от входа, прямо под окном, и из нее, сгибаясь от сильных порывов ветра, выбрались две темные фигуры, похожие друг на друга как две капли воды, только одна явно принадлежала взрослому, а другая — ребенку.

Изелла прижалась носом к стеклу, чтобы получше разглядеть посетителей.

Первого она узнала без труда: это был Лакас Малфой, благодетель того самого места, где ей предоставили кров и тепло. Подталкиваемая детским любопытством, она распахнула окно, и вихрь снежных колючек больно хлестнул ее по лицу и белой россыпью испятнал лакированный паркет. Изелла встала на цыпочки, вытянула шею... покачнулась и, в поисках равновесия взмахнув рукой, случайно смахнула с подоконника собравшуюся на нем большую и пушистую снежную шапку. Сугроб охотно сорвался вниз, приковав к себе внимание мальчика, одетого в великолепную темную мантию. Он поднял голову и остановил взгляд на маленькой фигурке, подглядывающей за ним из одного из многочисленных окон приюта, — девочке с огромными глазами и длинными волнистыми волосами.

Именно тогда Изелла в первый раз посмотрела в глаза молодому Люциусу Малфою; и сегодня, много лет спустя, танцуя с ним на школьном празднике в Хогвартсе, она снова видела все тот же загадочный взгляд.

— Ты знаешь, что бы я сейчас сделал, если бы вокруг никого не было? — вновь заговорил Малфой, не сводя с нее глаз.

Изелла улыбнулась, прижалась к нему сильнее и шепнула:

— Думаю, тогда мое платье не выжило бы.

— Не только платье не устояло бы под моим натиском, — чарующим голосом промурлыкал он ей прямо на ушко.

Чуть поодаль стайка слизеринцев со стаканами тыквенного сока в руках обменивалась взаимными колкостями.

— Драко, а я и не знала, что наш профессор прорицаний и твой отец так близки, — со злобной усмешкой заметила Биргюль Манбург, разглядывая танцующую пару.

— Перед чарами Малфоев никто не сможет устоять, так что неудивительно, — откликнулся тот, покосившись на приклеившуюся к нему Паркинсон.

— Это правда, мой Драко, — выдохнула Панси, цепляясь за его руку еще сильнее.

Малфой не обратил на это внимания. Он наблюдал за отцом с характерным для него насмешливым выражением, но в глазах его нет-нет да и мелькало отражение совсем иных чувств. Драко ощущал гнев. Он завидовал. Нет, не отцу и Изелле (их недавняя свадьба, по правде говоря, оставила его равнодушным), а тому ощущению свободы, что у них было. Малфой гневно посмотрел на Гермиону: вот она, его проблема, танцует в нескольких метрах в стороне, прекрасная, как лесная фея. Драко не мог оторвать от нее восхищенного взгляда. Она кружилась в танце с Поттером, доверчиво прижимаясь к его груди. Малфой перехватывал каждую их улыбку и прикосновение, он разглядывал их почти не скрываясь. Гриффиндорский кретин, Дмитрий Мур, тоже постоянно вертелся вокруг Грейнджер, и не только он. Драко замечал всех: вот Дмитрий предложил Гермионе танец, потом два когтевранца, а потом братья Мидли. «Эти болваны еще поплатятся за свою дерзость», — подумал он, сгорая от ревности.

Но вот на короткое мгновение их взгляды встретились. Бег времени замедлился, когда Гермиона тепло ему улыбнулась. Малфой тут же отвернулся с выражением притворного презрения. Почему она улыбнулась ему прямо в толпе? А если кто-то заметил? Она же прекрасно знает, что им нельзя показывать свои чувства, даже в таких мелочах, как улыбка и взгляды. А потом Драко подумал о ее улыбке. Ее улыбка... Он снова посмотрел на Гермиону, но та уже обратила все свое внимание на нового кавалера. Малфой слышал ее кристально чистый смех, звучавший в унисон с мелодией, пока Гермиона с Роном вальсировали от одного края площадки до другого. Проклятый Уизли!

* * *

Усталая Гермиона вошла в гостиную: Рон и Гарри весь вечер не давали ей скучать и сидеть на месте. Бал по-настоящему удался! Все могло бы быть просто идеально: и волшебство момента, и прекрасный отдых с друзьями, — если бы она не заметила лихорадочно блестевшие глаза стоявшего среди своры слизеринцев Малфоя. Тогда она впервые обратила на него внимание на празднике: красивый, стройный, с королевской осанкой — он словно излучал величие. Никто не мог с ним сравниться. Возможно, он и сам это понимал, поскольку поглядывал на окружающих со снисходительной усмешкой. Гермиона словно попала под неведомые доселе чары, когда заметила, как жадно он на нее смотрит. Желание струилось по воздуху, проникая в самое сердце.

— Твоя мать неплохо постаралась, приводя тебя в порядок.

Драко, давно снявший парадную мантию и оставшийся в темных брюках и идеально белой рубашке, стоял, облокотившись на мраморную каминную полку, и внимательно изучал янтарную жидкость, плескавшуюся в его стакане, иногда, впрочем, поглядывая на Гермиону.

— Я должна воспринимать это как комплимент? — ничуть не смутившись, уточнила та, стягивая с себя воздушную шаль, прикрывавшую плечи. — Мне бы он даже мог понравиться, — продолжила она, снимая с головы венок из цветов.

Под пристальным взглядом Малфоя Гермиона оставила венок на столике перед зеркалом и не спеша вытащила из волос шпильки, позволив кудрям свободно упасть на обнаженные плечи.

— Ни один человек не остался в стороне, мне все делали комплименты по поводу моего внешнего вида, — добавила она, повернувшись к Драко, а затем подпорхнула ближе и с невинной улыбкой спросила: — Неужели у меня такое плохое платье? Мне кажется, оно очень красивое. А ты что думаешь?

Драко промолчал. Он сделал большой глоток сладкого ликера, не отрывая взгляда от Гермионы, которая все не умолкала:

— Оно очень красивое. Попробуй, какая мягкая ткань!

Притянув Драко за руку, она опустила его ладонь себе на талию. Ладонь словно сама собой скользнула вверх, от пояса до груди, и взгляд Драко следовал за нею, а Гермиона смотрела на него и удовлетворенно улыбалась. Дыхание Малфоя стало глубже, она уловила это, прижавшись к нему. Он отбросил стакан с ликером в сторону, мягко провел рукой по ее щеке и склонился, потянувшись губами, а затем сжал в объятиях и приподнял над полом, чтобы удобнее было целовать. Язык Драко проник в ее рот, едва только губы приоткрылись ему навстречу. От невероятного сочетания его близости и сладкого аромата ликера кружилась голова; Гермиона слегка отстранилась, чтобы перевести дух, и Драко прошептал ей прямо на ушко:

— Мне не нравится видеть тебя с другими мужчинами...

Гермиона, не выпуская его из объятий, улыбнулась:

— Ты намекаешь на моего брата и моего лучшего друга?

— На них и на всех остальных тоже, — глухо ответил Драко. — Мне не нравится, когда эти идиоты так на тебя смотрят.

— Неужели Драко Малфой ревнует? — Гермиона не скрывала веселья.

— Совсем нет.

— Что ж, поверим, — без особого энтузиазма отозвалась она, высвободилась из его крепких рук, достала из складок платья палочку, взмахнула ей и произнесла: «Musica».

Тут же из ниоткуда под сводами комнаты раздались первые аккорды прекрасной мелодии.

Драко с подозрением наблюдал за ее действиями.

— Что ты делаешь?

Гермиона взяла его за руку и потянула к центру зала.

— Я исполняю свою мечту, — прошептала она, приглашая Драко на танец.

Ни слова не говоря, он подчинился ее капризу.

— Подожди минутку, — она остановилась и взяла венок из жимолости, а затем робко протянула его Драко. Тот слегка пригнулся, позволяя Гермионе надеть венок ему на голову. Когда Драко выпрямился, она заметила улыбку на его лице.

— Надеюсь, тебе нравится? — соблазнительным шепотом уточнил он.

— Безумно...

Драко нежно обнял ее и прижал к себе.

— Вы сегодня такая красивая, мисс Грейнджер, — с любовью выдохнул он.

* * *

Ночь подходила к концу, над горизонтом появилась первая светлая полоска, означающая приближение нового дня. Свежесть темноты уступала место приятным согревающим лучам. В этой утренней возвышенной тишине, в которой все казалось таким неопределенным, Изелла уже не спала, она разглядывала прекрасное тело Люциуса, мирно спавшего рядом. Бесшумно выбравшись из постели и наскоро накинув рубашку на голое тело, Изелла встала у окна, наблюдая, как рождается утро. Она полностью погрузилась в мечты, как вдруг страшная картина против воли ворвалась в ее разум. Гарри! Изелла бросилась прочь из комнаты. С колотящимся сердцем она сбежала вниз по ступенькам, промчалась через класс и оказалась у входа в Южную башню. Безмолвный крик сорвался с губ: на гладком полу лежало бесчувственное тело ее сына.

___

*геликоны — звери с очень большой массой, которых могут видеть только волшебники