Плач по Эдельвейсу (гет)

Гермионе очень понравилась просторная комната. Все было замечательно до того момента, пока краем глаза она не заметила Малфоя, о котором успела позабыть за то время, пока любовалась гостиной. Слизеринец все так же стоял с угрюмым выражением лица, подпирая плечом стену. Казалось, присутствие МакГонагалл еще больше его злило.

— Как вы могли заметить, эта комната находится в вашем общем пользовании, равно как и ванная, расположенная справа от вас, мисс Грейнджер. На дверях личных комнат уже написаны ваши имена — над портретами, как вы видите. Пароль вы можете выбрать самостоятельно, — МакГонагалл примолкла, обдумывая что-то. — Так, вроде бы это все. Ваши обязанности в качестве старост вам уже объяснили. Помните, что вы должны следить за соблюдением школьных правил и являть собой пример для подражания, — последнюю фразу профессор произнесла чуть с нажимом, бросив выразительный взгляд на Малфоя. — Доброй ночи!

— Да уж, — вздохнул Драко, глядя на силуэт удаляющейся женщины.

— Ты, как всегда, в таком превосходном настроении, Малфой, наше соседство кажется таким многообещающим, — сыронизировала Гермиона.

— Не выводи меня из себя, Грейнджер, или ты пожалеешь, что вообще родилась на свет, — небрежно бросил парень.

— Опять эти пустые угрозы. Я вынуждена признать, что ты ничего другого и делать-то не умеешь. Слабовато для «чистокровного», не находишь?

Гермиона посмотрела на него свысока, она прекрасно понимала, что ее слова ни к чему хорошему не приведут, но не смогла себя сдержать. У этого парня был дар раздражать ее одним своим присутствием. И без сомнения, это чувство было взаимным. Драко позволил ярости, плескавшейся в его глазах, вырваться наружу. Он решительным шагом подошел к девушке, чтобы грубо ее схватить. Но тоненький голосок предупредил его жест. Картина, висевшая на двери комнаты Гермионы, внезапно ожила.

— Я уже успела забыть, какой скверный характер у слизеринцев, — небрежно заметил портрет беспечным тоном.

— Думай, что хочешь. Но именно гриффиндорка начала первая докучать моему молодому хозяину, — сразу же отозвался второй портрет, указав на Гермиону кивком головы.

— Ты болтаешь ерунду, мой бедный Герберт. Слизеринцев я не видела уже довольно давно, но прекрасно помню, какие они нервные и раздражительные.

— Не слушайте эту идиотку Леони, она жутко злая. Наконец, если позволите, сэр...

Последние слова портрет адресовал Малфою.

На портрете был изображен мужчина неопределенного возраста. Его шутовское одеяние придавало ему поистине смешной и нелепый вид. Он полностью оправдывал свое название: «Герберт, зеленый шут». А вот второй портрет сразу же вызывал симпатию. Молодая девушка, изображенная на нем, была, по мнению Гермионы, очень обаятельной.

Казалось, она заблудилась в окружавшей ее лесной чаще. Необъяснимая чистота исходила от всего ее облика. Белое платье, босые ноги в густой траве, спокойное окружение — все это делало ее похожей на ребенка. Чистота и невинность. А вот речи и взгляды наоборот выдавали ее шаловливый нрав. Гермиона прочла на дощечке под картиной название: «Леони или потерянное детство, Эндрю Локк, 1910». На первый взгляд название никоим образом не соответствовало жизнерадостному персонажу, изображенному на полотне.

Драко молча наблюдал из противоположного конца комнаты. Он уже успел отойти от Гермионы, но та даже не обратила внимания, полностью поглощенная созерцанием портретов. Парню же ругань картин уже наскучила, и он бесшумно направился к своей комнате.

Гермиона украдкой оглянулась ему вслед. Странно, что он не пригрозил ей в очередной раз после того, что она сказала. Леони и Герберт явно спасли ее от жестокой стычки с Малфоем. «Борьба не на жизнь, а на смерть откладывается на неопределенный срок», — подумала девушка.

— Простите ее, господин, — тем временем вновь подал голос Герберт, отвесив несколько глубоких поклонов в сторону идущего Драко. — Эта бедная Леони не в ладах с головой. Лучше всего делать вид, будто ее и не существует вовсе. Именно так я и поступил, когда в очередной раз остался с ней в этой комнате один на один. Это было лет двадцать назад, если не ошибаюсь. Мы были вдвоем в этой же самой комнате. Настоящий кошмар для моих бедных ушей, она болтала без умолку: и то, и другое, и пятое, и десятое. Весь год я был вынужден терпеть ее непрекращающийся треп...

Одним взглядом Малфой заставил замолчать слизеринского шута. Наступившая внезапно тишина казалась бесконечной. Гермиона с интересом наблюдала за развернувшейся сценой. Ярость Драко была почти осязаемой, он быстро сжал пальцы в кулак в попытке успокоиться и прийти в себя.

— Открой дверь, — приказал он портрету, охранявшему его комнату.

— Конечно, господин, не будете ли вы так любезны сказать мне ваш новый пароль? — спросил Герберт медовым голоском.

— Открой, я тебе сказал! — Драко уже кричал.

Герберт беспрекословно подчинился. Деревянная дверь открылась, предоставив Драко возможность ворваться в комнату.

— Все, что вам будет угодно, господин, — продолжал лебезить портрет. — Надеюсь, комната вам понравится, если же нет, то не стесняйтесь сообщить мне об этом! Я лично прослежу, чтобы все переделали по вашему вкусу!

Но для Драко голос портрета уже звучал еле разборчивым бормотанием. Дверь моментально захлопнулась, оставляя его в тишине и покое, о которых он так мечтал.

— «Все, что вам будет угодно, господин», — передразнила приторно-любезный голос Герберта Леони.

— Да замолкни ты, идиотка! — не остался в долгу Герберт. Дружелюбность мужчины моментально сменилась гневом. — Это из-за тебя мой господин ушел! Он, наверное, подумал, что мы тут все такие же, как ты: ничтожные и дерзкие. Только-только я встретил моего господина, как тут же потерял. Он меня ненавидит. Точно ненавидит...

Ворчание Герберта прервалось хрипами и кашлем, единственными признаками той боли, которую он испытывал.

— Не волнуйся так, душка-Герберт. Я уверена, что твой дорогой «господин», — последнее слова Леони почти выплюнула, — не ненавидит тебя.

— Кто тебе это сказал? — он взглянул на нее с надеждой.

— Всем уже давно известно, что Малфои ничего не чувствуют: у них нет сердца.

Это замечание окончательно ввело в транс бедного Герберта. А Леони между тем продолжала мило улыбаться Гермионе. «Ну, хотя бы я не единственная в этой комнате, кто считает, что Малфои лишены всех человеческих чувств», — подумала гриффиндорка. Однозначно, Леони была ей очень и очень симпатична.

— Кажется, ты хорошо осведомлена о Малфоях, — начала разговор Гермиона.

— Я просто делаю выводы из того, что вижу, — легко отозвалась Леони. — За всю историю Хогвартса ни один из Малфоев не был лишен поста старосты.

— Они весьма умны, поэтому получают эту должность, — тут же возразил Герберт.

— Ну да, конечно. Именно поэтому на них возлагается такая ответственность, — говоря это, Леони выразительно переглянулась с Гермионой, и обе прыснули со смеху.

Герберт от раздражения принялся пыхтеть, как паровоз, а потом ушел и спрятался за занавесом в глубине своей картины.

— Какой же он иногда смешной, — добавила Леони. — Такой же, как раньше. Ну, совсем не изменился!

— Как давно вы уже не виделись? — поинтересовалась Гермиона.

— Целую вечность. Это было не так уж плохо. Хотя, по моим наблюдениям, идея поселить представителей Гриффиндора и Слизерина в одной комнате ни к чему хорошему не приведет. Поверь моему опыту. Последний раз, лет двадцать назад, окончание было весьма печальным.

Голос Леони приобрел более темные, грустные нотки, черты лица изменились. Она больше не походила на беспечного ребенка, как до этого.

— Слизеринцем, о котором я говорю, был Люциус Малфой. Но кто вообще мог подумать, что подобное может произойти? Уже стало почти традицией, что старосты в конце концов влюбляются друг в друга, но из всех правил есть исключения... Гриффиндорка и слизеринец просто не способны испытывать романтические чувства друг к другу. В противном случае одному из них придется горько пожалеть... — внезапно Леони спохватилась: — Ох, прости, я наверняка утомила тебя своими историями.

— Нет, совсем нет, — попыталась возразить Гермиона. Напрасно.

— Да, да, я в этом уверена. К тому же уже поздно, тебе пора спать — завтра будет трудный день. Не беспокойся ни о чем: я разбужу тебя вовремя.

Голос Леони вновь звучал чисто и звонко. Гермиона нехотя последовала ее совету и прошла в комнату, предварительно сообщив портрету выбранный пароль. Все ее вещи уже были аккуратно разложены школьными домовиками. Сумочка лежала на письменном столе. Девушка сразу же бросилась к ней, чтобы проверить, все ли на месте. К большому облегчению, фотография матери никуда не делась. Там же были и документы, которые Гермионе удалось собрать за все время. Ничего серьезного, так, несколько ничего не значащих статей. Она прекрасно понимала, что, этого явно не достаточно, чтобы найти маму. Удастся ли ей это когда-нибудь?

Девушка пробежала глазами сегодняшний выпуск «Пророка». На третьей странице была большая фотография новых старост Хогвартса. Их с Драко объединили в одно маловероятное фото — результат тщательного монтажа. Малфой держался, как обычно, высокомерно, нос по ветру, он смотрел на всех с пренебрежением. Леони была стопроцентно права, когда сказала, что гриффиндорка и слизеринец не способны полюбить друг друга. Но все же...

С этой мыслью Гермиона уснула.

Крик.

Драко проснулся. Он был уверен, что крик ему приснился, пока шум не повторился снова. Теперь это было похоже на стон.

Юноша поднялся с кровати и вышел из комнаты. По мере того как он шел по большой общей гостиной, шум становился все отчетливей. Наконец, Драко очутился прямо перед портретом Леони. Источник шума, казалось, находился за дверью, скрытой этим портретом. «Это Грейнджер», — подумал Драко, решая, как поступить дальше.

Молодая девушка на портрете рассматривала его, пока он стоял, погруженный в свои мысли.

— Волнуешься? — спросила она шепотом.

Малфой подпрыгнул. Он не ожидал услышать что-то кроме криков Гермионы, которые все еще раздавались в тишине ночи.

— Что? О чем ты? — ответил он вопросом на вопрос.

— Тебе не следует так беспокоиться, мой дорогой Малфой, она всего лишь видит сон, — продолжила Леони с легкой улыбкой на губах.

— Ты называешь это просто сном? Да ее крики слышно даже в моей комнате! — Драко был рассержен, поэтому не слишком заботился о любезном тоне. — Я не думаю, что это приятные сны. И вообще, перестань так улыбаться, тупая картина.

— Ты все еще нервничаешь, Малфой, не так ли?

Драко передернул плечами, демонстрируя свое раздражение. Леони своим добродушным видом лишь подливала масла в огонь.

Парень прислонил ухо к стене. Что эта чертова Грейнджер там говорит? Что ее так волнует? Крики превратились в сдавленные стоны. Он попытался сконцентрироваться на словах, но у него так и не получилось разобрать хоть что-то внятное в этом шуме.

— Да, я была права, ты действительно очень обеспокоен, — вновь подала голос девушка с портрета, все это время внимательно изучающая его лицо, — как это мило видеть столько доброжелательности у слизеринца, который к тому же принадлежит к роду Малфоев. Кто бы мог подумать!

Драко поднял взгляд. На мгновение смутившись, как будто попался на чем-то неприличном, он тут же взял себя в руки и нацепил на лицо одно из презрительных выражений, в которых был большим мастером.

— Не выдавай желаемое за действительное, балда. Грейнджер может задохнуться во сне, что, естественно, меня совсем не волнует. Даже наоборот — радует, — объявил он высокомерно. — Если я здесь, это только из-за...

— Любопытства, — закончила за него девушка на портрете, но её улыбка говорила о том, что она ни на йоту не поверила в его уверенную тираду.

— Да, именно. Ты меня поняла.

— Если ты так говоришь, значит, так и есть, — Леони всё-таки сделала вид, что он её убедил. — Я вынуждена тебе поверить. И к тому же, меня такой вариант больше устраивает.

— В каком смысле тебя это больше устраивает? — тут же захотел выяснить Малфой.

— Мне не хотелось бы думать, что ты ухаживаешь за этой молодой девушкой. Надеюсь, мы поняли друг друга.

Драко с интересом уловил угрозу в её голосе.

— Не беспокойся на этот счет, я бы предпочел, чтобы мой мозг сожрали флобберчерви, чем встречаться с ней, — выплюнул он.

— Прекрасная перспектива, малыш Малфой.

— И не называй меня так больше! Не уверен, что смогу вынести это еще хотя бы раз, — глаза Драко пылали от бешенства.

На этих словах, он отвернулся и зашагал в свою комнату.

— Как пожелаете, мой дорогой Драко Малфой, господин зеленого шута Герберта, — подражая любезному голосу второго портрета, крикнула ему вдогонку Леони. Малфой последний раз обернулся, чтобы бросить на нее в качестве предостережения угрожающий взгляд. Довольный произведенным эффектом, он проскользнул в приоткрытую дверь комнаты. Леони до последнего следила за его перемещениями — он был похож на принца в густой черноте ночи.

— Ты мне не нравишься, малыш Малфой, ты мне совсем не нравишься, — произнесла она вслух. — Ты слишком похож на своего отца. Не волнуйся, дорогая Гермиона, в этот раз я буду тщательнее следить за своей хозяйкой, я обещаю тебе, что эта змеюка не посмеет к тебе приблизиться, слово Леони!

Вновь воцарилась тишина. Ни один шум не нарушал её, кроме жалобных стонов ветра, стучавшего в окно маленькой спальни, где спала мисс Гермиона Грейнджер.