Плач по Эдельвейсу (гет)

Гарри бежал в Больничное крыло, прижимая к груди промокшее до нитки тело Гермионы. За ним, не отставая ни на шаг, мчался Рон. Мадам Помфри встретила их у входа. Поттер и Уизли с грехом пополам, постоянно перебивая друг друга, рассказали о случившемся несчастье. На этот раз медсестра обошлась без привычных нравоучений: даже она была шокирована произошедшим, поэтому тут же выставила парней за дверь и принялась колдовать над уже лежащей на кровати Гермионой. Очень скоро к Гарри и Рону присоединились Ремус и Сириус. Они ушли с фанатских трибун, когда заметили странное поведение Гарри на поле. Через пару мгновений подошел и Дамблдор. Директор изо всех сил пытался скрыть волнение, вызванное этим происшествием. По его просьбе Гарри пришлось повторить свой рассказ. Дамблдор обменялся двусмысленными взглядами с Люпином и Блэком, но никто из них так и не решился высказать свои подозрения вслух. В проеме двери появилась уставшая мадам Помфри, она только что закончила оказывать Гермионе первую помощь, предварительно погрузив ее в глубокий сон.

— Я полагаю, что вы с Роном захотите остаться с мисс Грейнджер до тех пор, пока она не придет в себя? — обратился Дамблдор к Гарри.

Поттер кивнул.

— Это очень хорошо, — директор улыбнулся. — Присматривайте за ней, а когда она очнется, пожалуйста, сообщите мне.

— Вы не останетесь? — удивился рыжий.

— Нет, мистер Уизли, нам с коллегами необходимо прояснить некоторые детали, касающиеся этой истории, — ответил Дамблдор. — Кстати, в начале матча ваша сестра была вместе с мисс Грейнджер?

— Да, разумеется.

— Я поговорю с ней, — тут же отозвался Люпин.

Дамблдор, Ремус и Сириус быстро удалились. Отголоски их взволнованных речей еще доносились до Гарри, когда тот заходил в больничное крыло. Ему показалось, что в этом гомоне он различил одну фразу: «Она наверняка захочет ее навестить».

* * *

Ни Уизли, ни Поттер не произнесли ни единого слова с тех пор, как остались наедине со спящей Гермионой. Гарри взял стул и сел рядом с кроватью, опустив голову на одеяло. Рон устроился на деревянной скамейке у изножья. Он не сводил взгляда с Гермионы, которая неподвижно на белых простынях. Сколько часов они здесь просидели? Никто не знал. Беспокойство заглушило чувство времени. Тишина царила в больничном крыле, пока чьи-то торопливые шаги не нарушили тягостную атмосферу. Гарри и Рон одновременно повернулись в направлении двери, чтобы узнать, кто пришел. В дверях, смущенно улыбаясь, стояла Изелла Эдельвейс. Уизли тут же улыбнулся в ответ, а Поттер продолжал вопросительным взглядом изучать гостью. Она подошла к кровати Гермионы и нежно погладила ее по щеке. Этот ласковый жест удивил Поттера.

— Мадам Помфри сказала, что с Гермионой все будет в порядке, — тут же доложил Рон. — Она должна скоро проснуться.

Изелла поблагодарила Уизли улыбкой, а потом сказала:

— Я думаю, пришло время вернуться в реальность, — она наклонилась к уху Гермионы и прошептала: «Reveillaruminstantae».

Веки Гермионы затрепетали.

— Мама? — пробормотала она хриплым голосом.

Осознав, что только что произошло, Рон вскочил со скамейки и кинулся ближе к Гермионе, чтобы убедиться, что ему это не почудилось. Уизли улыбался во весь рот, он был несказанно рад вновь услышать родной голос. Поттер переводил взгляд с матери на сестру и обратно, удивленный поведением одной и радостный за другую.

— Ты нас очень испугала, ты знаешь? — продолжила Изелла. — Эти молодые люди не отходили от тебя не на шаг и ждали твоего пробуждения. Тебе очень повезло, что у тебя такие друзья.

Гермиона с благодарностью посмотрела на Гарри и Рона и вновь сосредоточила свое внимание на мисс Эдельвейс, присевшую на край кровати.

— Почему ты здесь? — обеспокоенно спросила Грейнджер.

— Я должна была прийти и убедиться, что с тобой все в порядке, — простодушно ответила та.

— Тебе не следовало покидать южную башню, это... — Гермиона пыталась возразить, но Эдельвейс ее перебила.

— Т-с-с, девочка моя, сейчас это не имеет значения, самое главное — это твое выздоровление.

Изелла взяла Гермиону за руку и нежно сжала холодные пальцы, а потом запечатлела на лбу ласковый поцелуй. Гарри с сомнением наблюдал за этим обменом нежностями. Мама — это слово звучало в голове, как чарующее заклинание. Гермиона в первый раз назвала Изеллу мамой. Это смутило Гарри и выбило из колеи. Он всегда думал, что в устах подруги слово «мама» должно иметь какое-то другое значение, хотя сам не понимал, какое. Словно приклеенный, Поттер наблюдал за Гермионой и Изеллой. Они вели себя, как родные люди, а он опять был лишним. Хотелось ли ему почувствовать и понять, что такое настоящая материнская любовь? Все эти мысли и эмоции переполняли голову Гарри, когда он вдруг почувствовал, что Рон тянет его за рукав.

— Им надо побыть вдвоем, — прошептал он.

— Что? — Гарри как будто вынырнул ото сна. — Ты о чем?

Рон кивнул головой в сторону ничего не замечающих Гермионы и Изеллы, Поттер вздохнул и молча согласился. Оставшись в палате, он ничего не выиграет.

— Пойдем, Гарри, — на этот раз сказал Рон во весь голос. — Надо... надо найти мадам Помфри.

Пока они не покинули больничное крыло, Уизли продолжал тянуть друга за рукав.

Когда друзья скрылись из вида, Изелла пристально посмотрела на Гермиону, ожидая объяснений:

— Я не понимаю, что произошло, — начала Грейнджер. — Я услышала голос, который просил меня сделать что-то странное. Я ничего не могла с собой поделать, пришлось подчиниться. Такое чувство, как будто и тело, и разум вдруг стали принадлежать кому-то помимо меня. Я... я...

Гермиона пыталась подобрать слова, чтобы описать свое состояние, но безуспешно. В памяти тут же всплыли все кошмары и страхи. Она вдруг почувствовала себя безумно виноватой за то, что молчала все это время и прятала в себе переживания. Может, доверься она кому-нибудь, последствия были бы не такими плачевными.

— Мне так жаль, — пробормотала Грейнджер.

— Милая, ты ни в чем не виновата.

— Нет, виновата, — настаивала Гермиона. — Я должна была рассказать, должна была дать понять, что со мной происходит, мне всего лишь надо было...

Грейнджер вновь принялась себя укорять. Изелла прекрасно понимала, к чему ведет этот разговор. Когда Северус пришел к ней в Южную башню, она тут же обо всем догадалась; слишком хорошо знала, что происходит. Страх, тревога и одиночество — чувства, которые испытывала Гермиона ? были ей хорошо знакомы. Эдельвейс испытала их двадцать лет назад. Но даже в самых страшных кошмарах ей не могло привидеться, что дочку постигнет та же участь. Всю жизнь она пыталась защитить детей от беды, но, видимо, все было напрасно. И Гарри, и Гермиона постоянно подвергались опасности, и она была тому причиной. Эта мысль тяжелым грузом легла на сердце. Представляя, как Гермиона дрожит от страха и непонимания, Изелла еще сильнее почувствовала свою вину во всем происходящем. Ласковым жестом она привлекла Грейнджер к себе и обняла, чтобы хоть немного успокоить.

— Если бы ты знала, мамочка, — тихо плакала Гермиона, — если бы ты все знала.

— Забудь, — прошептала Изелла. — Все будет хорошо, я тебе обещаю.

— Это трудно, не знаю, смогу ли я, — щеки Гермионы были мокрыми от слез.

— Все получится, поверь. Ты одна из Эдельвейсов, а Эдельвейсы ничего не боятся. А теперь тебе надо как следует отдохнуть.

— Я не могу, — у Гермионы не получалось заглушить рыдания, — я не хочу снова видеть кошмары.

— Ты знаешь, я не раз чувствовала себя такой же потерянной, как и ты сейчас, и тогда я вспоминала песенку, которую напевали в приюте.

— Спой мне ее, мама, — тихим голосом попросила Грейнджер.

Изелла помогла Гермионе удобнее устроиться на подушке, а сама облокотилась на изголовье кровати. Но Грейнджер переместилась поближе к матери, Изелла обняла ее за дрожащие плечи. Пока Гермиона слушала мягкий голос мисс Эдельвейс, напевающий нехитрые строки, ее сердце окутывали тепло и забота:

Ночные тени — я их не боюсь,

Лесные волки — я их не боюсь,

Монстры под кроватью — я их не боюсь,

Нет, не боюсь, не боюсь.

Пауки в паутине — я их не боюсь,

Зубастые людоеды — я их не боюсь,

Ужасные привидения — я их не боюсь,

Нет, не боюсь, не боюсь.

Ведь в моем сердце — отвага и мужество,

И я теперь совсем ничего не боюсь.

— Странно, но у меня такое ощущение, будто я знаю эту песенку, — грустным голосом заметила Гермиона.

— Я часто пела ее во время беременности и в первые дни после вашего рождения, — объяснила Изелла. — Она всегда действовала успокаивающе не только на меня, но и на тебя. Если ты начинала плакать, то мне достаточно было всего лишь взять тебя на руки и пропеть эти куплеты. Вижу, что с тех пор ничего не изменилось, — с легкой улыбкой сказала она.

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Грейнджер.

Спрятавшись за дверью, Гарри слушал перешептывания Гермионы и Изеллы. Ему эта песня тоже показалась очень знакомой; создавалось впечатление, что слова сами всплывают в памяти. Его сбивали с толку отголоски прошлого, от которого он так рьяно отказывался. Если бы он следовал только голосу разума, то остался бы безучастным к зарождающимся эмоциям, но все было как раз наоборот. Нежная привязанность Изеллы к Гермионе рушила все предрассудки. Гарри аккуратно посмотрел на мать и сестру. Да, это была она, настоящая мама должна быть именно такой: брать на руки, когда грустно, петь мелодичные песни, чтобы прогнать кошмары, нежно улыбаться и согревать детское сердечко своей теплотой. Гарри никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Никто и никогда не был с ним так нежен, и сегодня он почувствовал это особенно остро. Гермионе, несмотря на все, что она пережила, повезло. Конечно, Гарри должен был ревновать. И он ревновал, хотя больше всего на свете сейчас мечтал никогда не испытывать это чувство. Поттер разглядывал лицо своей матери, и его вновь захлестнула волна горечи. Если бы он мог, он бы сейчас даже заплакал.

— Гермиона, мне кажется, что один твой друг хочет с тобой поговорить, — заметила Изелла.

— Кто? — Грейнджер чуть приподнялась на кровати.

Изелла кивнула головой в сторону молодого слизеринца, внезапно появившегося в дверях больничного крыла. Когда она встретилась с ним взглядом, Драко позволил себе подойти ближе. Гермиона удивилась его появлению, удивилась, но обрадовалась. Улыбка не сходила с ее лица до тех пор, пока она не вспомнила все, что произошло в башне, и особенно то, в чем она должна была ему признаться. Надо ли делать это сейчас? Изелла наклонилась поближе и прошептала ей на ухо:

— Поделись тем, что у тебя на сердце, Гермиона. Не имеет смысла скрывать свои чувства, иначе они убьют тебя изнутри, поверь моему опыту.

Смущенная Гермиона посмотрела на мать, которая хитро ей подмигнула. Грейнджер хотелось бы знать, на что та намекала, что ей было известно, знала ли она о ее тайных отношениях с Малфоем. Вопросы были готовы сорваться с губ, но Изелла уже уступила место Драко. Тот остановился в изножье кровати и посмотрел Гермионе прямо в глаза, от чего по телу Грейнджер пробежала дрожь. Но приятная радость от встречи моментально улетучилась, когда Гарри одним рывком ворвался в больничное крыло с бешеным выражением на лице:

— Не приближайся к ней! — закричал он Драко, который от удивления отступил на несколько шагов.

Тут же откуда ни возьмись, появился Рон с намерением вмешаться, но увидел причину злости Гарри и предпочел остаться в стороне.

— Ты не расслышал, Малфой? — повторил Гарри. — Я велел тебе отойти от нее.

— Кем ты себя возомнил, Поттер? — спросил Драко с недобрым блеском в глазах. — Не тебе решать, кто имеет право находиться с ней рядом, а кто нет.

Гарри одним прыжком преодолел расстояние, разделяющее его с Малфоем, и оказался с ним лицом к лицу. Он не мог дольше сдерживать свою ярость, слишком много эмоций накопилось внутри, и они требовали выхода любым способом. А этот противный хорек стал всего лишь последней каплей; какая разница, что гнев, направленный в его сторону, был вызван отнюдь не его присутствием здесь; скорее наоборот, слизеринец стал живым воплощением всего, что преследовало Гарри последнее время, и этого оказалось достаточно, чтобы пламя гнева превратилось в настоящий пожар. Изелла хотела их разнять, но вдруг раздался голос Гермионы:

— Он мой брат, — закричала она, — Гарри мой брат. Он имеет право защищать меня так, как считает нужным, — добавила Грейнджер уже более спокойно, — даже если я прекрасно понимаю, что с тобой мне нечего бояться, он тебе не доверяет.

Окружающие уставили на Гермиону круглыми от удивления глазами. Если до этого атмосфера хотя бы немного напоминала дружескую, то сейчас в больничном крыле повисло напряжение. Никто не произносил ни слова, пытаясь осознать, что происходит.

— Гермиона! Зачем ты ему это сказала? Ты сошла с ума? — Гарри был похож на безумца.

— Он все знает, — мрачно ответила Грейнджер. — Он знает, что я Эдельвейс.

— Откуда? — Поттер вмиг растерял всю самоуверенность.

— Мистер Поттер в некотором роде прав, как случилось, что мой сын скрывал от меня столь важную информацию?

Все разом повернулись в направлении, откуда раздался этот самоуверенный голос. Изелла могла бы этого и не делать, потому что прекрасно знала, кому он принадлежит. В дверном проеме, опираясь на трость из эбенового дерева, стоял Люциус Малфой. Худшего развития событий мисс Эдельвейс даже представить не могла.

— Я понял, что произошло нечто весьма необычное, когда услышал, как ученики обсуждают ваше купание в озере, мисс Грейнджер, — продолжил он голосом победителя. — Теперь я вынужден констатировать, что мое предположение оказалось верным.

— Мне так жаль, — прошептала Гермиона, боясь поднять глаза на Изеллу.

— Я прошу вас, мисс Грейнджер, — вежливый тон Малфоя-старшего был безупречен. — Ваши слова не сыграли никакой роли, я мог бы догадаться и сам. Вы так похожи на мать, что предположить причину не составило труда. Что касается молодого Поттера, то тут все немного сложнее. Кто бы мог представить, что он наследник двух могущественных семей: Волдемортов и Эдельвейсов, ? Люциус посмотрел Изелле прямо в глаза.

Мадам Помфри волей случая нарушила эту казавшуюся нереальной беседу. Она вошла в больничное крыло, не обращая внимания на посетителя, загородившего дверной проем.

— Сколько народу! — запричитала медсестра. — Гермиона только-только пришла в себя, а уже собралась целая толпа. Вам не приходило в голову, что ей нужен покой? У бедной девочки был трудный день. Мне только что пришлось отбиваться от толпы учеников, которые желают знать все о состоянии мисс Грейнджер, поэтому у меня нет желания еще и в больничном крыле устраивать собрание национальной ассамблеи.

— Мы уже собирались уходить, — успокоила медсестру Изелла.

— Хорошо, я рада, Элла, — подобрела мадам Помфри и повернулась к остальным. — Вы слышали, господа? Время посещений закончено.

Молодые люди нехотя подчинились. Угрюмой вереницей они направились к выходу, рассчитывая наткнуться на Люциуса Малфоя, но тот, воспользовавшись шумным приходом мадам Помфри, исчез.

— Я должен его догнать, — Драко был готов отправиться на поиски.

— Не надо, Драко, — остановила его Изелла, — Я сама этим займусь.

— Но... — на лице Малфоя-младшего появилась неуверенность.

— Не беспокойтесь, мистер Малфой. Лучше найдите профессора Дамблдора. Скорее всего, он сейчас в южной башне. Расскажите ему, что здесь произошло и что я самостоятельно все улажу. Могу я на вас рассчитывать?

Драко кивнул.

— Зачем просить Малфоя? Мы с Роном можем и вдвоем справиться, — возмутился Гарри.

— Я думаю, вам лучше пойти переодеться, — объяснила Изелла, выразительно глядя на насквозь мокрые мантии для квиддича. — Отдыхай, Гермиона. И вам тоже надо прийти в себя, — добавила Эдейльвейс, повернувшись в сторону мальчишек. — День был долгий, вам стоит отдохнуть.

Стуча каблуками по каменному полу, она отправилась на поиски Люциуса Малфоя. Его нужно было найти. Он не может просто так уйти после того, как узнал самую главную тайну. Жизнь ее детей теперь под угрозой. Судьба опять сыграла с ней злую шутку. Еще пару дней назад Изелла не могла и мечтать о том, чтобы так свободно гулять по коридорам Хогвартса. В другое время Эдельвейс с радостью наслаждалась бы столь внезапно обретенной возможностью прогуляться по замку, но сейчас все стало слишком серьезно и некогда было предаваться ностальгическим воспоминаниям о школьных временах. Она подвергалась риску, находясь за пределами южной башни, но не имела права и дальше прятаться после того, что случилось с Гермионой. Да, она должна быть осторожной, но цена больше не имеет значения. Изелла не представляла, какие доводы приведется привести, чтобы убедить Люциуса не выдавать тайну, но у нее должно получиться. Чем быстрее она шла, тем сильнее росло беспокойство. Где же Люциус? Она осматривала коридор в поисках знакомого силуэта, когда ее кто-то крепко схватил за руку и потащил в темную комнату.

— Не меня ищешь?

— Возможно... Я не единственная, кто кого-то ищет в Хогвартсе, Люциус, — ответила Изелла, не в силах сдержать довольную улыбку. — Осталось только узнать, кто из нас двоих сильнее хотел найти другого.

— Ты, конечно, — сказал Малфой, словно это была непреложная истина. — Ты хотела со мной поговорить, я прав? Я здесь, чтобы облегчить тебе задачу. Пользуйся, пока я добрый.

— Конечно, твоя доброта тебя задушит однажды, — с весельем в голосе отозвалась Изелла.

— Довольно шуток! — Люциус вмиг стал серьезным.

Он приблизился на несколько шагов к Эдельвейс, которая опиралась на один из пыльных столов, нагроможденных в этом забытом кабинете. Малфой посмотрел на нее уверенным взглядом, какой-то неясный блеск читался в его холодных глазах.

— Итак, у тебя есть дети, — с насмешливой ухмылкой начал Люциус. — Какая ошеломляющая новость!

— Хоть что-то нас с тобой объединяет, — не осталась в долгу Изелла.

— Пф! — он погрозил ей указательным пальцем. — Я надеялся, что ты дождешься меня, и дети у нас будут общие. Тебе же хуже! Твой Поттер просто жалок. Я бы сделал тебе такого красивого малыша... но думаю, что уже слишком поздно.

Люциус ближе подошел к Изелле Еще один шаг, и он переступит опасную черту; прижавшись к ее телу, Малфой почувствовал охватившую ее дрожь, когда оперся руками о стол позади нее, фактически взяв ее в кольцо своих рук и лишая возможности сбежать.

— Что ты делаешь, Люциус? — грозно спросила Изелла, попытавшись скрыть волнение.

— Я знаю, что ты меня искала, — прошептал он ей на ухо и потянулся губами к шее.

— И что? — напряжение в голосе нарастало.

— Скажем так, о некоторых вещах можно умолчать, если...

— Если?

Люциус посмотрел Изелле в глаза. Вся ее уверенность тут же растворилась, как дым. С удовлетворением глядя, как она не находит себе места, Малфой двусмысленно улыбнулся.

— Ты знаешь, чего я хочу: того же, чего и всегда. Решать тебе! Думаю, ты согласишься, что обмен вполне справедливый.

— Я решительно не понимаю, на что ты намекаешь.

— Все очень просто. Я готов забыть все твои слова, если ты согласишься выйти за меня замуж.

— За тебя? За пожирателя смерти? ? растерянно спросила она. — Это невозможно, Люциус, не в данном случае.

— Невозможно, говоришь? Другого предложения от меня ты не услышишь, — бросил он небрежно.

Люциус пошарил в складках своей длинной черной мантии, вытащил оттуда маленький предмет и положил его на доверчиво подставленную ладошку Изеллы. Это был небольшой серебряный ключ.

— Я даю тебе на раздумья ровно двадцать четыре часа, — пояснил он. — По истечении срока воспользуйся этим порталом, чтобы дать мне ответ.

— Как я узнаю, что он не приведет меня прямо в темницу отца? — спросила Изелла.

— Никак...

* * *

— Изелла! Мы тебя заждались! — воскликнул Ремус, когда мисс Эдельвейс вошла в кабинет прорицаний.

Действительно, в южной башне было полно народа: Дамблдор, Северус, Люпин, Сириус, даже Гарри, но его присутствие не удивило Изеллу. Он уже успел переодеть форму и сейчас сидел с серьезным выражением лица рядом с крестным.

— Простите, возникли непредвиденные обстоятельства, — попыталась объяснить свое опоздание Изелла.

— Мистер Малфой нас предупредил, что ты задержишься, — ответил Дамблдор.

— Почему ты попросила именно сына пожирателя смерти нас предупредить? — в голосе Сириуса послышалась плохо скрытая злость.

— Не стоит судить человека по его семье, — не осталась в долгу Эдельвейс, — думаю, ты лучше других это знаешь, Блэк. К тому же я считаю, что мы можем ему доверять.

Гарри нахмурился после этих слов, выражая свое полное несогласие.

— Настанет день, когда мистеру Малфою придется выбирать, на чьей он стороне, и наша задача — помочь ему сделать правильный выбор, — пояснил Дамблдор. — Но сейчас речь не об этом. Есть проблемы поважнее.

— Гермиона... — выдохнул Поттер.

— Именно, — директор кивнул. — Я думаю, каждый из нас понимает, как далеко все зашло. К сожалению, тот факт, что Люциус Малфой случайно стал свидетелем разговора, не предназначенного для его ушей, добавляет беспокойства.

— Это больше не проблема, — быстро добавила Изелла.

— Ты стерла ему память? — пошутил Сириус.

— Это невозможно, черная метка защищает его от подобного рода заклинаний, — без эмоций в голосе объяснил Снейп.

— Тогда что же ты сделала? — вид у Блэка был подозрительный.

— Какая разница, что я сделала, самое главное, что теперь все в порядке, — сухо ответила Изелла.

— Да, это самое главное, — вмешался Дамблдор. — Не будем заострять на этом внимание, нам надо сконцентрироваться на том, что произошло с Гермионой.

— Нетрудно догадаться, кто за этим стоит, — добавил Сириус.

— Волдеморт. Наверняка, он хотел заманить Гермиону так же, как он раньше заманил Изеллу. История повторяется, — подвел итог Ремус.

— Но почему Гермиону? — спросил Гарри. — Он же не знает, кто она.

— Он целился не в Гермиону, а в Изеллу, — объяснил Люпин. — Но перепутал мать и дочь.

— Но как? — Поттер все еще сомневался.

— Его вела кровь, — тягучим голосом ответил Снейп.

— Кровь?

— Да, Гарри, — объяснил Люпин, — ты должен понимать, что кровь — это важнейшая составляющая для тех, кто практикует черную магию. А Волдеморт более чем другие чувствителен к крови.

— Особенно, когда речь идет о его собственной крови, — добавила Изелла. — Благодаря ей он без труда узнает местоположение своих кровных родственников. Эта связь сильнее, чем та, которую используют пожиратели смерти. В конце концов, он думал, что нашел именно меня. Пока что он не догадывается, что я не единственная, в чьих жилах течет его кровь.

От последней фразы Гарри бросило в дрожь. Было в этом выражении что-то обыденное, что никак не вязалось с основной мыслью. Делить одну кровь с Волдемортом — не является ли это одним из доказательств его собственного проклятия? К чему может привести такая могущественная связь?

— Рано или поздно мой отец проявит себя открыто, он уже проявил, — продолжила Изелла. — Совершенно точно могу сказать, что он проник в ее сознание с помощью снов.

— Случившегося не изменишь, — хмуро добавил Ремус.

— Когда мы вместе жили в Брайтоне, — перебил Гарри, — Гермиона часто просыпалась по ночам с криками, ты помнишь, Сириус?

— Конечно, — ответил крестный. — Я считал, что кошмары вызваны недавней смертью ее родителей, — объяснил он. — Разве можно было предположить, что все обстоит иначе?

— Смерть родителей сделала нашу Гермиону еще более уязвимой. Возможно, поэтому Волдеморт с такой легкостью вошел с ней в контакт, — в свою очередь заметил Дамблдор.

Все вокруг кивнули. Гарри попытался собрать воедино, что он сегодня узнал. Осознание того, что его сестра уже давным-давно стала жертвой самого могущественного в мире монстра, пробудило в нем ощущение вины, смешанное с глухой тоской.

— Теперь, когда все стало более-менее понятно, — продолжил Дамблдор, — нам необходимо найти способ защитить Гермиону.

— Его план провалился, — объяснил Северус, — и он попытается добиться своей цели другими путями. Волдеморту прекрасно известно, что только при помощи власти Эдельвейсов он сможет вернуть себе то, чего лишил его Гарри.

— Гермиону надо спрятать в надежном месте, — сделала вывод Изелла.

— И что ты предлагаешь? — возмутился Сириус. — Закрыть ее вместе с тобой в башне до того неведомого дня, когда Волдеморт потерпит поражение?

— Нет, конечно нет.

— Тогда нам остается только одно, — вмешался Дамблдор. — Изелла, тебе решать, готова ли ты пойти на такое.

— Арумы? Ты хочешь позвать их? — спросила Эдельвейс с подозрением в голосе. — Я не хочу, — она вздрогнула.

— Ну же, Изелла, ты прекрасно понимаешь, что только они могут нам помочь, — мягким голосом убеждал Ремус.

— Я знаю, — произнесла она. — Но ни один из них не придет просто так, за все нужно платить.

— Посмотрим, всему свое время, — ответил Дамблдор. — А теперь тебе задание: отдохни как следует. Тебе надо беречь силы, никто не знает, какие трудности ждут нас в будущем.

Дамблдор мягко поцеловал в лоб любимую внучку, та в свою очередь поблагодарила его нежной улыбкой, но такой слабой, что ее почти никто не заметил. Директор и все, за исключением Изеллы, покинули южную башню; она же была настолько погружена в свои мысли, что даже не посмотрела им вслед.

— Арумы? Кто это? — спросил Гарри у крестного, как только дверь за ними закрылась.

— Те, кто похищают души.

— Похищают души?

— Да, ты правильно расслышал, — в голосе Сириуса слышалась усталость. — Они умеют влиять на время и на пространство и способны видеть души, которые постоянно находятся вокруг нас. А еще они умеют, в отличие от многих других, контролировать эти души.

— Мне кажется, Изелла не слишком им доверяет, — заметил Гарри.

— Это потому, что Арумы тут же заметят связь между ней и Волдемортом. Они единственные могут видеть то, что человек так отчаянно пытается скрыть.

* * *

Гермиона мирно спала. Лекарства мадам Помфри действовали безупречно. Она могла бы еще долго спать, если бы вдруг не почувствовала чье-то прикосновение к своей щеке. Очень медленно Грейндежр приоткрыла глаза, ее ресницы тихо подрагивали, пока она не сфокусировала сонный взгляд на человеке, склонившемся над ее кроватью.

— Что ты тут делаешь? — полушепотом спросила Гермиона.

— Твоя мать сказала, что ты наверняка захочешь со мной поговорить, — ответил он глухо.

— И ты пришел ради этого посреди ночи?

— Зато здесь никого нет, кроме нас, — в голосе послышалось раздражение.

— Я не ждала тебя.

Драко хранил молчание. Он присел на край соседней кровати. Малфой выглядел таким измученным, таким уставшим, как будто он пришел не в больничное крыло, а на эшафот. Возможно, эту усталость вызвали мысли и переживания, которые не давали ему покоя с того матча по квиддичу. Он вздохнул, рассеянно блуждая взглядом по полу, потом снова посмотрел на Гермиону — ее глаза сверкали от непонятного напряжения. Грейнджер смутилась и отвернулась, утомленная молчанием, которое становилось все более и более тягостным. А потом она вдруг вспомнила. Вспомнила, что произошло до того, как мадам Помфри дала ей успокоительное.

— Ты уладил проблемы с отцом? — спросила она с ноткой паники в голосе.

— Твоя мать сказала, что в этом деле мы можем на нее положиться, — ответил Малфой. — На самом деле, я не знаю, что это значит, отца трудно переубедить. Но мне кажется, мисс Эдельвейс лучше других знает, как это сделать.

Гермиона вспомнила давнишний разговор с Драко: портрет ее матери все это время стоял на рабочем столе Люциуса Малфоя.

— Получается, твой отец любил мою мать? — спросила она, испугавшись своего вопроса.

— Тебя это удивляет? Сбивает с толку? — в свою очередь разочарованно спросил он.

— Я не знаю, — призналась Грейнджер. — Скажем так, мне трудно это представить.

— А что тебя смущает больше: что между нашими родителями может что-то быть или что Малфой может влюбиться? Как и большинство, ты думаешь, что у нас нет сердца, что мы не способны испытывать эмоции? Если это так, то позволь сказать, что ты ошибаешься. Любовь — это эгоистичное чувство и поэтому Малфоям оно подходит идеально. Это не что иное, как желание обладать. В нашей семье оно становится наваждением, навязчивой идеей. Именно по этой причине мы стараемся держаться подальше от подобных сентиментальных приступов. Они могут нас сломать.

Драко говорил и безотрывно наблюдал, как меняется выражение лица Гермионы. Завороженная его взглядом, Грейнджер не могла позволить себе еще раз отвернуться, опасаясь разрушить то хрупкое доверие, которое установилось между ними. Подобное случилось в первый раз, и она боялась все испортить.

— А ты, Драко, ты тоже старался оградить себя от подобного рода эмоций? — спросила она, думая, что никогда не осмелится задать подобный вопрос.

— Да... — ответил он глухо.

Звук его голоса прозвучал в голове Гермионы отдаленным эхом, которого она предпочла бы не слышать. «Да». Может, таким образом он сказал ей, что никогда не любил, никогда не любил ее? Грейнджер ответила ему неуместной улыбкой, которая тут же исчезла с лица, потом опустила взгляд и принялась разглядывать свои бледные дрожащие руки, лежащие на голубом одеяле. Если он ее не любил, то нет смысла теперь о чем-то с ним говорить. Гермиона была бы рада не показывать разочарование, но у нее не получалось. Она едва сумела скрыть, что ее глаза покраснели от слез, как вдруг почувствовала возле уха его горячее дыхание.

— ... но у меня не получилось, — прошептал Драко.

Пока Гермиона была погружена в свои мысли, он успел тихо подойти к ней. Медленно опустился рядом, чуть-чуть склонился, чтобы его губы коснулись ее волос. Слегка выпрямился, когда Гермиона быстрым движением подняла растрепанную голову и снова несмело посмотрела на Драко. Малфой нежно прикоснулся к ее щеке, такой же горячей, как в ту ночь, когда они первый раз были вместе. Он вспомнил, как начинались их отношения, что он пережил ради нее и вместе с ней за этот короткий год. Драко улыбнулся своим воспоминаниям. Они его и надорвали что-то в глубине души. Малфой встал коленом на толстый матрас и, поддавшись внезапному порыву, крепко обнял Гермиону. Грейнджер не понимала, что с ним творится, но все же позволила заключить себя в объятия; казалось, что все это происходит не с ней. Время замерло, а с ним и оттаявшее сердце Гермионы.

— Прости меня, Гермиона. Прости меня, и я стану, наконец, счастливым, — почти умоляюще произнес Драко.

Грейнджер побледнела. Реальный ли Драко принес ей свои извинения? А вдруг это просто жестокий сон? Гермиона не дала себе времени подумать, а просто обняла его в ответ.По щекам заструились слезы. Малфой еще сильнее притянул Грейнджер к себе, когда почувствовал, что ее тело сотрясается от рыданий. Он осыпал нежными поцелуями ее лицо — аккуратный точеный носик, щеки, мокрые от слез, наконец, он прикоснулся к ее губам, и Гермиона тут же ответила на поцелуй. Как отвечала всегда, отчаянно, словно целовала его в последний раз. В эту ночь они не произнесли больше не слова — поговорить можно и потом.

Убаюканная его близостью, она погрузилась в безмятежный сон.