Плач по Эдельвейсу (гет)

Странное место — Эйзенбах, а самое странное было в нем то, что для большинства смертных он просто не существовал. Его видели лишь волшебники, причем злые языки утверждали, что только чистокровные, но правда была чуть сложнее. Эйзенбах появлялся лишь перед теми, кто умел видеть, не важно, магглами или магами. Он мог бы стать для меня лучшим местом этого мира, островком радости в моей нелегкой жизни, но, к сожалению, этого не случилось. Все, что осталось мне от него, — редкие несвязные воспоминания о тех моментах, когда я была рядом с отцом, этих единичных встречах под носом у дедушки, и о всех тех, кто пытался оградить меня от якобы ужасного будущего. Возможно, кто-то удивится, а то и ужаснется, но мне нравились те времена, когда отец был в первую очередь моим отцом, а все остальное не имело никакого значения. Да, я знала, кто он и какие вещи творит, в какой-то мере даже помогала ему, осознавая весь риск и то, где проходят границы, за которые лучше не заходить. Но в Эйзенбахе я была счастлива, и его стены часто оглашал мой радостный смех...

Да, это место вполне могло бы стать домом для меня и моих детей, но все мечты о зеленых холмах и голубом небе умерли вместе с мамой. Эйзенбах словно погас после ее ухода. На что он похож теперь? Хотелось бы мне увидеть... Наверняка он лежит в руинах, и, кто бы ни жил там сегодня, наследие моих предков безвозвратно утрачено. Чувствуется ли среди старых стен присутствие духа моей матери, ощущают ли их обитатели его дыхание за спиной и в каждом камне? Сомневаюсь, как сомневалась и раньше. Если ты в Эйзенбахе, отец, будь осторожен: душа Цинии способна разбудить самых страшных демонов, погребенных в дальних уголках твоей памяти...

* * *

Сквозь витражи пробивался неяркий свет, а белая плитка не отражала и толики этих поблекших лучей. В комнате царил холод — почти зловещий, разрушающий обычно мирную атмосферу. В углу, скрытый за белой ширмой, спал Гарри — по крайней мере, казалось, что он спит; но бледное неподвижное лицо могло принадлежать лишь человеку, норовившему ускользнуть из этого мира. Тело его находилось здесь, но душа витала где-то очень далеко. Как давно он в таком состоянии? Даже мадам Помфри не могла ответить на этот вопрос, да и причины внезапной болезни были для нее тайной за семью печатями. Гарри впал в кому — это все, что она могла сейчас сказать точно.

Новость повергла в шок всех, кто находился в больничном крыле. Что делать? Сейчас ничего, только ждать. И они ждали... Изелла, примостившись рядом с кроватью, уткнулась подбородком в белое одеяло — какое же тут все белое! — и не спускала глаз с неподвижного тела. Сердце Гарри билось, он был жив — разве это не главное? Когда она увидела его на полу перед Южной башней, не подумала ли она, что сын мертв? Не остановилось ли в тот момент ее собственное сердце?

Но что с ним случилось? Этот вопрос мучил ее все время. Глядя на Гарри, она продолжала размышлять о возможных причинах его состояния. Дедушка, как всегда, объяснил все просто, обвинив Волдеморта. В принципе, эта гипотеза лежала на поверхности, и никто не нашел, что возразить. Гарри никогда раньше не жаловался на слабое здоровье, поэтому вряд ли кома была вызвана обычной болезнью. Очевидно, что виноват Волдеморт. Но как? Зачем?

Впрочем, на последний вопрос ответить было проще всего. Когда, по настоянию преподавателей, Рон и Гермиона покинули больничное крыло, Дамблдор заметил:

— Я думаю, у Гарри до сих пор сохранилась некая связь между его сознанием и сознанием Волдеморта; как и на тебе в свое время, Изелла, тот оставил на Гарри свою метку. Однако, в отличие от тебя, у него никогда не было никакой защиты, никакого амулета, чтобы как-то уменьшить последствия такого влияния. Я знаю, ты хочешь сказать, что до настоящего времени не было заметно каких-либо следов внешнего воздействия, но это тоже достаточно просто объяснить.

Директор замолчал и многозначительно уставился на Изеллу. Она прекрасно понимала, к чему тот клонит, и это ее отнюдь не успокаивало.

— Нетрудно догадаться. До настоящего момента Гарри и не предполагал, что на самом деле связывает его с моим отцом. И пока он не знал, он был более или менее способен защитить себя. Но теперь все иначе... — прервавшись на середине фразы, Изелла снова обратила взгляд на неподвижное тело сына.

— Неужели эта связь так сильна? — громко спросил Сириус, пытаясь скрыть беспокойство. — Разве ничего нельзя сделать? Может, можно изготовить амулет, похожий на твой, Изелла?

Реакции не последовало, и за нее ответил Дамблдор:

— Увы, это на самом деле очень трудно, я бы даже сказал — невозможно. Амулет пропитан кровью Цинии, именно она его создала. Он уникален, его невозможно воспроизвести.

В комнате вновь воцарилось молчание. Все погрузились в размышления, пока наконец Ремус не нарушил гнетущую тишину:

— Мы могли бы попробовать разделить медальон, поделить его силу между матерью и сыном.

— Невозможно, я протестую, — отрезал Северус.

— Ну что опять, Снейп? — Сириус нахмурился. — Всем наплевать, согласен ты или нет. Самое главное — это помочь Гарри.

Чувствовалось, что Северус готов был парировать со всем доступным ему сарказмом, но один взгляд Изеллы заставил его умерить свой пыл.

— Решать Изелле, — подвел итог Дамблдор. — Только она может судить, что лучше для Гарри.

— Спасибо, дедушка...

Посетители один за другим потянулись к выходу, и вскоре она осталась одна. Не совсем одна, разумеется: Гарри лежал на кровати в глубокой коме, и никто не мог сказать, выйдет ли он из нее и когда все это закончится. Изелла позабыла обо всем: о Гермионе и ее ребенке, о Джеймсе, угрозах отца, даже о Люциусе, который остался один в ее спальне на самом верху Южной башни. Больше всего она напоминала сейчас Гарри — такая же безразличная и беспомощная. Возможно, ее присутствие поможет ему... Изелла не была в этом уверена, но отчаянно надеялась, что права. Конечно, предложение Ремуса казалось единственно возможным выходом, но, как и Северус, она предпочла бы другой способ. Кто даст гарантию, что они получат требуемый результат? А если и получат, в применении подобного волшебства всегда кроется опасность возникновения побочных эффектов, и даже такие эксперты в области черной магии, как она и Северус, не возьмутся предугадать последствия.

Сжимая руку Гарри, Изелла с нотками ностальгической грусти в голосе рассказывала ему о прошлом.

— Когда мы были на третьем курсе, твой отец заболел, совсем как ты. За исключением того, что случилось это по его вине. Как-то раз, сговорившись с Сирусом, с которым они никогда не расставались, он решил перейти Черное озеро. Стояла середина февраля, было еще очень холодно, но лед уже был недостаточно крепким. Наплевав на осторожность, Сириус и Джеймс решили, что с помощью небольшого колдовства они решат эту проблему, и, произнеся нужное заклинание, ступили на лед. К сожалению, на середине пути под весом Джеймса он проломился, и твой отец оказался в ледяной воде. Когда Сириус его вытащил, Джеймса всего трясло.

Изелла на мгновение остановилась, воскрешая в памяти давно минувшие дни. Как странно, событие такой давности, много лет хранившееся на задворках памяти, теперь словно оживало перед глазами.

— Ему прописали постельный режим в течение двух недель. Для Джеймса, который жил только квиддичем и весьма сомнительными розыгрышами, это была настоящая пытка. Думаю, именно в то время он и изобрел «Тысяча и один способ удачного побега». Мне до сих пор смешно, хотя тогда мы очень за него волновались.

— Ты очень волновалась, — произнес кто-то за ее спиной. — Даже не пытайся это отрицать. Даже если этого и не показывала, ты всегда переживала больше, чем кто бы то ни было.

— Сириус?! Разве ты сейчас не должен быть на собрании Ордена?

— Изелла, собрание закончилось два часа назад... Я думал составить тебе компанию за обедом, но ты так и не ответила на зов. Гермиона хотела прийти сюда, но я ее отговорил.

— Правильно сделал, ей нужен отдых, — кивнула она.

— Не ей одной, — заметил Сириус, улыбаясь уголками губ.

Изелла изобразила искреннее удивление и хохотнула:

— Ты меня имеешь в виду? Но со мной все в порядке...

Однако Сириуса не так просто было обмануть.

— Как скажешь, — согласился он уже не так радостно и присел рядом, глядя на бледное лицо Гарри. Мерлин, до чего же похож на Джеймса! У Сириуса сердце сжималось от невозможности хоть чем-то ему помочь. На мгновение он отвернулся и взглянул на Изеллу, такую близкую и одновременно такую далекую в этот момент. Беспокойство, плескавшееся в ее глазах, казалось, можно было пощупать. Но она точно знала, что Гарри вернется к ним, — хотел бы и Сириус быть так же уверен! Несмотря на кажущуюся уверенность в положительном исходе, в комнате царила тяжелая атмосфера, не предвещавшая ничего хорошего.

— Я тоже помню... помню тот день, когда Джеймс заболел.

— Ты тогда спас ему жизнь.

— У меня всегда была предрасположенность к геройским поступкам, — с гордостью заявил Сириус.

— И к скромности, — улыбнулась Изелла.

— Это одно из моих лучших качеств.

— Уж не об этом ли говорила Эдвина Беллафонт? — шаловливо уточнила она. — Или Лола Мей, или Адели Свон и эта маленькая зараза Эмма фон Блум…

— Стоп. Ты же не намерена перечислять всех моих подружек? — в притворном гневе прервал ее Сириус.

— Нет, это было бы слишком долго!

Они хитро улыбнулись друг другу. Сириус хотел было продолжить веселую пикировку, но его взгляд снова упал на Гарри, а потом на Изеллу. В тот же миг в памяти всплыла картинка: лицо молодой женщины, утопающее в солнечном свете. Это было летом, тем самым летом, которое стало счастливейшим в его жизни — когда он наконец понял, как сильно привязан к ней. Глядя на Изеллу, он вспоминал ее в голубом перкалевом платье, складки которого трепал легкий ветерок Брайтона. Воспоминания были очень счастливые, но почему-то в этот момент повергли Сириуса в глубокую печаль.

— Когда-то я был таким беззаботным, — мрачно проговорил он.

— Мы были молоды, — просто сказала Изелла, пытаясь улыбнуться.

Сириус снова посмотрел на Гарри:

— Теперь все иначе.

Она увидела в его глазах тревогу и отвернулась. Чувство вины вновь заполнило материнское сердце, присутствие Сириуса заставило ее почти забыть об этом. Внезапно Изелла ощутила, как он ободряюще сжал ее ладонь. И тут же все ее существо затопила волна теплой благодарности.

— Все будет хорошо, не переживай.

Изелла снова попыталась улыбнуться, а Сириус, дотронувшись до золотой цепочки на ее шее, продолжил:

— Как только ты разделишь медальон, Гарри поправится.

— Надо подождать, пока Северус закончит зелье, — задумчиво протянула она. — Он заверил, что через пару дней все будет готово.

— Он может быть весьма любезным, когда захочет, — попытался пошутить Сириус и с недовольной гримасой закончил: — Что для него совсем несвойственно.

Изелла предпочла не обращать на это внимания. По крайней мере, ей удалось ненадолго отвлечь Сириуса от терзавших его забот.

Ни тот, ни другая так и не заметили поблескивающих в полумраке глаз застывшего в дверном проеме человека. Люциус последний раз взглянул на сидевших в нескольких метрах от него Изеллу и Сириуса, обратив особое внимание на руку последнего, которую тот так и не убрал — жест почти невинный, но сильно раздражающий, — запахнулся в мантию и бесшумно вышел. Выражение готовой к броску гадюки ожесточило обычно привлекательные аристократические черты его лица.

* * *

На самом верху Южной башни, в комнате, освещенной лишь несколькими свечами, с трудом разгонявшими ночную тьму, Изелла со всем тщанием готовилась к ритуалу. Бросив последний взгляд на рубиново-красную жидкость в серебряном кубке, она посмотрела на Северуса, словно бы в поисках поддержки. Он пришел несколько часов назад, принес с собой все необходимое и, по его собственным словам, надеялся, что ритуал пройдет гладко.

Лунный свет коснулся поверхности алеющего зелья, и Изелла глубоко вздохнула. Время пришло. Монотонно повторяя защитную формулу, она сняла с шеи цепочку с медальоном и поднесла к кубку. Упавшая на его содержимое тень от медальона непостижимым образом вызвала образование золотого осадка, который вскоре снова исчез, растворившись в по-прежнему красной жидкости.

Темнота ночи, владыки потустороннего мира,

Восстановите вашу защиту.

Пусть пролитая кровь сегодня разделится надвое,

Пусть один амулет превратится в два,

Мальхут будет отблагодарен.

С этими словами Изелла опустила медальон в серебряный кубок. От зелья тотчас поднялся оранжевый дымок, распространяя вокруг резкий запах с отчетливыми металлическими нотками. Как только медальон погрузился полностью, Изелла небольшим серебряным ножом чиркнула себе по пальцу. Прежде чем добавить в зелье свою кровь, она еще раз глубоко вздохнула, прижимая ладонь к груди, где начала пульсировать боль, а затем уверенным жестом завершила ритуал, погрузив указательный палец в сверкающую жидкость.

Несколько капель крови для Мальхута, тайного духа.

Пусть воплотится мой плач в темноте ночи, во владыках потустороннего мира.

Да свершится заклятие, per fas et nefas!

Дым загустел и кольцом осел вокруг кубка. Когда спустя несколько мгновений он рассеялся, вместо зелья на дне обнаружилась пара небольших алых медальонов с черными и золотыми прожилками. Изелла поспешила надеть один из них. Заранее произнесенная защитная формула уже перестала действовать, и она знала, что темная метка вновь проявилась на ее коже. Знала — и чувствовала, как кровь приливает к этой ране; но стоило медальону вновь оказаться на шее, и мерзкое ощущение исчезло.

Изелла дрожащими руками расстегнула рубашку, чтобы своими глазами убедиться, что метка снова видна, и тут же застегнула обратно, пытаясь скрыть очевидное. Боль вернулась. Сильное жжение чувствовалось каждой клеточкой кожи, а грудь словно клещами раздирало, и ей пришлось на время задержать дыхание, чтобы немного притерпеться. Изелла знала, что сегодня не уснет. Ее опять будут преследовать видения, пока она заново не научится их контролировать. А еще она устала, страшно устала...

* * *

Тишина... полная тишина, ни звука.

Это было первым, на что он обратил внимание, когда очнулся, перед тем как рискнул открыть глаза. Зрение, впрочем, тоже не слишком помогло. Сильный запах шоколада и мяты, яркий свет заставляет жмуриться... Где он?

Гарри на ощупь нашел на прикроватной тумбочке очки и водрузил на нос. Больничное крыло — предсказуемо. И никого, кроме него. Он слегка приподнялся. Голова кружилась, шрам покалывало. В памяти осталось лишь, как он почувствовал сильную боль и отправился в Южную башню, а дальше... дальше ничего.

Не делая попыток встать, Гарри изучал окружающее пространство. Рядом с ним обнаружился уже порядком увядший венок с липовым цветом. Дотронувшись до сухих ветвей, он не удержался, подтянул венок к себе и вдохнул чудесным образом сохранившийся аромат. Он точно знал, что видел похожий совсем недавно, но где и при каких обстоятельствах?

— Слава богу, ты пришел в себя! — в дверях показалась Гермиона, которая тут же бросилась обнимать Гарри со всей силы.

— Перестань, ты его задушишь, — пожурил ее вошедший следом Рон. — Рад снова видеть тебя с нами, — добавил он по-братски, — нагнал ты на нас страху, пять дней тут провалялся.

— Пять дней? — недоверчиво протянул Гарри.

— Ну да, старик, мы уже было подумали, что ты впал в летаргический сон, — неуклюже пошутил Рон.

Гермиона, последовав его совету, оставила Гарри в покое и присела на краешек кровати.

— К счастью, мама была рядом, — улыбнулась она.

— Мама, — задумчиво, так, чтобы никто не услышал, прошептал Гарри.

— Только благодаря ей ты пришел в себя.

— Как это?

Гермиона протянула руку и указала на медальон на шее Гарри. Тот скосил глаза, пытаясь рассмотреть неизвестный предмет, затем вопросительно глянул на друзей.

— Если я правильно понял, — пояснил Рон, — твоя мама разделила свой кулон, чтобы помочь тебе. Это одна половинка, вторая осталась у нее. Сириус сказал, что ты теперь под защитой. Я не знаю, насколько эффективно заклинание, но ты, по крайней мере, очнулся. Как себя чувствуешь?

— Хорошо, — неуверенно протянул Гарри, продолжая разглядывать медальон.

— Уверен? — Гермиона забеспокоилась. — Шрам не болит?

Вместо ответа он помотал головой. На самом деле, шрам у него болел, просто он не обращал на это внимания. Гарри машинально потер пальцем знакомый зигзаг, и ему даже показалось, что тот слегка уменьшился, хотя прекрасно знал, что это невозможно. Вероятно, такое впечатление сложилось потому, что Гарри чувствовал: что-то в нем изменилось. Но как и что именно? Он ухватился за медальон: обычный гладкий камешек. И вдруг...

Per fas et nefas. Ita diis placuit.

Слова сверкнули под его пальцами всего лишь на один короткий миг, но это было очень странное ощущение. Казалось, что в медальоне отразилась вся глубина вселенной, где можно запросто потеряться. В темных прожилках камня Гарри разглядел нечто знакомое. Было ли это безумие Локоли, отчаяние Цинии, грусть Изеллы, жертвенность Джеймса или коварство Тома? Он видел там все это одновременно. Все названные черты смешались и нашли свое отражение в одном человеке — Гарри Поттере. От этой мысли его бросило в дрожь.

— Тебе холодно? — забеспокоилась Гермиона.

Гарри, словно выйдя из транса, слегка вздрогнул, услышав ее голос.

— Ты уверен, что все хорошо? Ты какой-то бледный, — не унималась она, щупая ладонью его влажный лоб.

Рон со смехом перебил ее:

— Перестань изображать мамашу-наседку. После того, что с ним случилось, вполне нормально, что он еще не пришел в себя. Дай ему немного времени.

— Видимо, меня забыли проcветить, что Рон Уизли у нас светило колдомедицины, — вспыхнула от злости Гермиона.

— Не надо быть светилом, чтобы понимать такие элементарные вещи, — съехидничал Рон. — Но вижу, что до тебя это не доходит. Если ты так хочешь показать, что готова к воспитанию ребенка, лучше выбери другой способ.

— Я буду прекрасной матерью, — она гордо задрала нос.

— Ну-ну, посмотрим, — откровенно забавлялся Рон, украдкой бросив на Гарри выжидательный взгляд.

— Рональд Уизли, оставь шуточки про мои материнские качества при себе! — раздраженно буркнула в ответ Гермиона. — Мой малыш будет самым счастливым на свете. Правда ведь, Гарри? — она повернулась к нему с надеждой во взгляде.

— Ну… конечно, — пробормотал застигнутый врасплох Гарри.

— Вот видишь, я же сказал, что Гарри еще не пришел в себя, — тут же вмешался Рон. — Он сам не знает, что говорит.

Вместо ответа он получил чувствительный тычок в плечо.

— Ай! Надеюсь, ты не будешь мучить его так, как меня.

— За уроки не беспокойся, Гарри, — Гермиона снова переключилась на пострадавшего и оседлала любимого конька, — я сделала для тебя копии всех лекций, тебе надо только прочитать. Рон!!! — предупреждающе зарычала она, пока тот не вставил одно из своих хлестких замечаний. — Итак, я говорила, что ты можешь приступить к урокам, когда наберешься сил, а я помогу тебе, если хочешь.

— Спасибо, вижу, что ты всегда думаешь о главном, — поблагодарил Гарри, бросив на Рона предостерегающий взгляд.

— Не забывай, что это моя обязанность как старосты, — с серьезным видом заметила Гермиона. — Гарри, очень жаль, но мне пора идти, у меня дела. Заодно скажу маме, что ты очнулся. Все будет хорошо.

Гарри кивнул, Гермиона улыбнулась на прощание и ушла, оставив их с Роном вдвоем. Едва ее шаги затихли вдалеке, Рон вытащил из кармана прямоугольную карточку из лощеной бумаги и протянул удивленному другу.

— Это приглашение, — пояснил он, отвечая на незаданный вопрос. — Они назначили дату свадьбы. Через три дня, в этот уик-энд. У тебя как раз будет время прийти в себя.

* * *

— Смотри, смотри, это он! Это же Драко Малфой! — истерическим шепотом переговаривались третьекурсницы с Хаффлпаффа. Одна из них повернулась, наблюдая за Драко, который даже не подозревал, какой переполох вызвал своим появлением в библиотеке.

Кто-то блаженно протянул:

— Какой же он краси-и-ивый!

— О, Великий Мерлин! Он лучшее, что могла сотворить Вселенная! — усердствовала одна из третьекурсниц, неестественно часто хлопая ресницами, от чего ее слишком ярко накрашенные глаза в свете факелов начинали искриться радужными блестками.

— Говорят, в следующем году его в Хогвартсе уже не будет, — полным разочарования голосом заметила девушка с четвертого курса, вогнав всех своих собеседниц в глубокую печаль.

— Как бы я хотела, чтобы он на меня посмотрел, — не унималась третьекурсница с густо накрашенными веками, продолжая преувеличенно манерно хлопать ресницами, — хотя бы один разочек!

— Ах, мечты, мечты! — вздохнула самая младшая, закрывая глаза.

Гермиона краем уха слушала, как они всячески восхваляют Драко Малфоя. С высоты ее семнадцати, почти восемнадцати, лет их вздохи казались ей жалкими. Если бы ее не съедало беспокойство, она могла бы даже посмеяться над полуобморочным состоянием малявок, только лишь подобравшихся к границе пубертатного периода. Гермиона казалась себе совсем другой. Она взрослая, думала она про себя, попутно отметив, что даже в их возрасте не позволяла себе подобного поведения. На мгновение Гермиона задержала взгляд на Малфое, который ходил от одного стеллажа к другому в поисках нужной книги. Ей вдруг отчаянно захотелось окликнуть его, дать понять, что она здесь, совсем близко. Как было бы здорово, если бы он сейчас сел рядом, и они вдвоем готовились бы к урокам. Но Гермиона молчала, подавив это мимолетное желание. Для всего Хогвартса они до сих пор оставались врагами, а корни их взаимного неприятия уходили на несколько поколений в прошлое, и самое большее, что им позволялось на публике, — игнорировать друг друга. Словно ощутив на себе взгляд, Драко вдруг посмотрел на нее в ответ. Гермиона почувствовала себя не в своей тарелке, но постаралась никак этого не показать, тут же отвернувшись. Малфой еще секунду пытался рассмотреть ее лицо, после чего вернулся к изучению книги, которую только что нашел.

Пока третьекурсницы бурно изливали свои восторги, явно не собираясь закругляться, Гермиона искренне пыталась сосредоточиться на домашнем задании. Несмотря на недавние события, ей больше, чем кому-либо из семикурсников, необходимо было продемонстрировать безупречные знания при сдаче ЖАБА. Однако — впервые в жизни! — она чувствовала себя бессильной: в голову ничего не лезло, пронизывающий взгляд Малфоя, который каждый раз заставлял трепетать все ее существо, заполнял все ее мысли. На щеки моментально лег румянец, как только она вспомнила ощущение его шелковистых волос под пальцами. Что бы она сама про себя ни думала, но Гермиона Грейнджер была обычной девушкой, при первой же возможности легко поддававшейся чувствам.

Может, это близость скорой свадьбы сделала ее такой чувствительной, а может, что-то иное, но она не могла не беспокоиться о будущем. Трудно представить свою жизнь с человеком, к которому долгое время испытывал странное, самому себе не понятное влечение, по известным причинам вызывавшее чувство вины. Гермиона отнюдь не гордилась этим. Перед началом года она впервые ощутила в душе некий трепет, желание, которое все росло и росло, и итогом которого, по ее мнению, обязательно стало бы полное разочарование. Но за год все так изменилось, произошло столько неожиданных событий... Хотя, конечно, «неожиданный» — не совсем подходящее слово, чтобы описать все случившееся. Беременность, предстоящая свадьба... Гермиона сама себя не узнавала, словно стала кем-то другим, совсем не той девушкой, что до этого звалась Гермионой Грейнджер. И разумеется, все эти мысли влияли на ее теперешнее состояние. Да, она, безусловно, любила Драко, но сомневалась, по какой причине он на ней женится. Не пожалеет ли он однажды о принятом решении? Гермиона хотела бы уверенно ответить на этот вопрос, но все же допускала, что не знает Малфоя достаточно хорошо, чтобы угадать с ответом. Она полностью ушла в свои размышления, загрустила, мрачное настроение овладело ею целиком, заставив нахмуриться.

Джинни заметила это и прошептала:

— Эй, Гермиона, где ты витаешь? Только не говори, что задумалась над домашним заданием, я тебе все равно не поверю!

— Я просто…

— Гермиона, все будет хорошо. Я понимаю, что ты беспокоишься, но...

— Ну да, трудно отрицать очевидное, — с горькой усмешкой признала та.

— Ты прекрасно знаешь, что я всегда тебя выслушаю.

Затем они обе склонились над своим домашним заданием и продолжили работу. Однако, когда Гермиона посмотрела на свиток пергамента, то не без удивления обнаружила там, где минуту назад ничего не было, изящную надпись:

«Я знаю, о чем ты думаешь, прекрасная Грейнджер. Не беспокойся из-за такой ерунды. Ты и я навсегда вместе, разве тебе этого мало?»

Гермиона огляделась и вновь увидела Малфоя, стоящего посреди библиотеки с огромной книгой в руках. Драко посмотрел ей в глаза и усмехнулся, и она вдруг совсем растерялась.

«Тебе хочется знать, какую магию я использовал, чтобы вот так общаться с тобой, не так ли? Если ты достаточно умна, то я попробую научить тебя ей... вечером, когда мы наконец останемся наедине».

Едва закончив читать, она снова посмотрела на Драко: тот стоял с гордым и самодовольным видом, наслаждаясь эффектом, произведенным своим фокусом. Гермиона нахмурилась и украдкой показала ему язык, как бы говоря: «Ну что за идиот, неужели ты надеялся меня удивить?»

«Не слишком элегантная привычка для такой взрослой девушки».

«Но это не мешает мне любить тебя».

Она в очередной раз поискала глазами Малфоя, чтобы получить хоть какое-то зримое подтверждение его последних слов, но, к своему большому удивлению, увидела только его удаляющуюся спину. Помедлив какое-то время, сидя в этом огромном читальном зале, где царила атмосфера усидчивости и прилежности, Гермиона приняла решение. Ни слова не говоря, она собрала вещи и отправилась искать Драко.

* * *

Длинная узкая комната походила на роскошный коридор, на торцах которого находились камины, излучавшие голубоватый свет. В центре, окруженный огромным количеством стульев, стоял массивный старинный стол. Здесь не было темно, несмотря на полное отсутствие окон, потому что серые, бархатистые на вид стены украшали сверкающие ковры. Миновав тяжелую дверь, Гарри почтительно оглядел помещение; за ним молча следовала Гермиона, а возглавлял их маленькое шествие Малфой-младший. Часть членов Ордена продолжала что-то обсуждать, хотя собрание в общем и целом подошло к концу. Некоторые тепло поприветствовали вошедшую троицу, другие с подозрением уставились на Малфоя. Дамблдор прощался с одним из своих верных друзей, в углу Ремус Люпин и Артур Уизли обменивались последними замечаниями, а Сириус сидел рядом с ними, навострив уши и бросая беглые взгляды на Снейпа. Северус, в свою очередь, не отрываясь смотрел на Изеллу Эдельвейс и казался погруженным в собственные темные мысли. Хотелось бы Гарри знать, что происходило на тайном совещании Ордена, где собрались почти пятьдесят человек... Однако разговор, ради которого позвали трех учеников, начался лишь когда помещение покинул последний из гостей.

Кучка оставшихся заняла места за одним концом этого бесконечного, усыпанного пергаментами стола. Дамблдор как раз собирался что-то сказать, когда одна из величественных дверей приоткрылась и на пороге появился Люциус Малфой. Быстрым шагом он приблизился к столу и опустился на ближайший стул. Судя по его холодному взгляду, можно было предположить, что он далеко не в восторге от необходимости присоединиться к собранию, и Гарри склонен был с ним согласиться, считая безумием пускать сюда пожирателя смерти. Несмотря ни на что, он был против вмешательства этого гнусного типа в свою жизнь и жизнь матери.

Меж тем Изелла улыбнулась Люциусу, а он вернул улыбку, не преминув добавить в нее толику саркастической усмешки.

— Итак, раз все мы наконец-таки собрались, — Дамблдор многозначительно посмотрел на опоздавшего Малфоя, — можно начинать. Предполагаю, каждый в той или иной степени догадывается, зачем мы тут. Поэтому перейду к главному. Нам необходимо определить, знает или нет Волдеморт о связях, которые объединяют его с Гарри и Гермионой.

Взгляды всех присутствующих моментально устремились в одном направлении. Люциус Малфой, ставший объектом всеобщего внимания, снисходительно заметил:

— С моей стороны бесполезно разыгрывать удивление, ведь вопрос обращен ко мне, не так ли?

Он посмотрел на Дамблдора, который по-прежнему спокойно изучал его сквозь линзы очков, и продолжил:

— Повелитель не даст себя провести. Он пытался вернуть Изеллу, и вряд ли для него стало сюрпризом, когда эта… магглокровка попалась в ловушку. Маггла, которая считала, что ничем с ним не связана. Конечно, этот факт не стоит упускать из виду, но, без сомнения, случай мисс Грейнджер его особенно беспокоит. Он уже отправил на тот свет одного из наших людей, чтобы добыть о ней сведения.

— Кого именно? — уточнил Снейп.

— Нашего старого друга Боромэ Поллстера, — Люциус выжидающе посмотрел на Северуса.

— Очевидный выбор.

Это высказывание, больше похожее на мысли вслух, прозвучало слишком резко.

— Могло быть и хуже, я полагаю. Петтигрю, например, смотрелся бы в этой роли просто замечательно.

При упоминании мерзкого имени, вновь пробудившего худшие эмоции, способные заполнять человеческое сердце, Сириус, Ремус и Гарри тут же скривились от отвращения.

— Невозможно, — возразил Люциус, бегло глянув на их перекошенные физиономии. — На него у повелителя другие планы.

— Какие? — поинтересовался Люпин.

Люциус в первый раз за все время посмотрел прямо на него — с презрением.

— Волдеморт достаточно умен, чтобы не распространяться о своих замыслах, — дрогнувшим голосом пояснил он, — и не обсуждать их даже с самыми верными сторонниками. Он всегда был чрезмерно подозрительным, а за последние семнадцать лет паранойя только усилилась. Волдеморт никогда никому не доверял, не станет и теперь, скорее наоборот. Хвост покинул нас три месяца назад, куда он направился? Черт его разберет. Никто из Пожирателей смерти с тех пор не встречал нашего дорогого калеку с отрезанным пальцем, и это единственное, в чем на сегодняшний день я могу быть уверен.

— А этот Боромэ Полл… стер, он опасный? — подала голос Гермиона, сидевшая с необычайно прямой спиной.

— Не более, чем любой другой пожиратель, — ответила Изелла. — Скажем, тот факт, что Боромэ еще и анимаг к тому же, отнюдь не облегчает нам задачу.

Гермиона удивилась:

— Анимаг? Но я почти уверена, что не встречала этого имени в…

— И не встретите, мисс Грейнджер, — перебил ее Северус. — По примеру некоторых других волшебников, — он многозначительно посмотрел на Блэка, — Поллстер не стал регистрироваться в министерстве.

— Неплохое преимущество для пожирателя, — с горькой усмешкой добавил Люциус.

— Боромэ не просто анимаг, — решила пояснить Изелла. — В то время, когда я его знала, он мог принимать форму двух разных животных. Первое — гриф, а второе…

— Никто никогда не видел, — закончил за нее Снейп.

— Нам следует быть начеку, — заметил Дамблдор, с задумчивым видом поглаживая бороду. — Однако пока рядом с тобой Живоглот, Гермиона, за тебя можно не волноваться.

— Но при чем тут мой кот?

— О! У этого кота очень много полезных способностей, — ответила Изелла, — в том числе — умение распознавать анимагов. Если кто-то из них посмеет к тебе приблизиться, Живоглот сделает все, чтобы прогнать его. Хотя это, конечно, временное решение проблемы.

Тут вмешался Люциус:

— Я не представляю, как можно изменить ситуацию в нашу пользу. Пока Волдеморту нужны ответы, Боромэ будет продолжать их искать.

Сириус не выдержал и буквально взорвался:

— Ничего этого не случилось бы, не разболтай ты своему дорогому господину про эту историю!

— Я всего лишь подтвердил уже ранее озвученные ему факты, — прошипел Малфой, бросив на Блэка злой взгляд.

Снейп согласно кивнул:

— Не было никаких сомнений, что так или иначе эта информация достигнет ушей Волдеморта.

— К сожалению, всего лишь вопрос времени, когда он узнает о беременности Гермионы, — вернулась к теме Изелла, — не говоря уже об остальном! Для моего отца бессмертие всегда было самой главной целью, и когда он поймет, что у него буквально под ногами валяется способ достичь ее, то не остановится ни перед чем.

От последних слов Гермиону передернуло. Подозрения оказались не беспочвенны: мама тоже боялась, что Волдеморт страстно захочет заполучить ее ребенка, чтобы обеспечить себе вечную жизнь. Все эти разговоры отнюдь не способствовали уменьшению внутреннего напряжения. Она нервно сжала колено Драко, а тот положил свою руку поверх ее, ободряя и стараясь поддержать и придать уверенности. Немного придя в себя, Гермиона благодарно ему улыбнулась.

— Именно поэтому нужно заканчивать с осуществлением наших планов, и чем быстрее, тем лучше, — подвел итог директор.

Люпин напомнил:

— Теперь, когда у нас есть пророчество Локоли, мы должны найти способ исполнить его.

— Как только эффект от церемонии крови будет обращен вспять, оба пророчества — и Цинии, и Локоли — исполнятся на все сто процентов, — заметила Изелла с несвойственным ей прагматизмом.

Услышав это, Гарри застыл. Слова Локоли, словно выжженные у него в голове, неотступно преследовали его, нарушая покой и сон. «Если ты не станешь таким, как он, не будет больше ничего». Стать таким, как Волдеморт... Значит, он должен превратиться в настолько же отвратительное существо? Черного мага, способного на самые худшие зверства? От одной мысли о подобном Гарри пробирала дрожь. Даже если бы иного способа навсегда покончить с Волдемортом не существовало, у него просто не хватило бы смелости на такой шаг. Для Гарри это означало стереть из души последнюю частичку Лили, уничтожить лучшее, что было в его жизни. На такие жертвы он пойти не мог.

— Но для этого, — продолжила Изелла, — нам не хватает одной маленькой детальки.

— Она как-то связана с Эйзенбахом? — предположила Гермиона.

К огромному удивлению всех окружающих Изелла отрицательно покачала головой:

— С Эйзенбахом мы уже разобрались. Нет, точки над «i» в нашем деле расставят сведения, которые добудешь нам ты, Люциус.

Малфой скользнул рукой по волосам и голосом, полным уверенности, произнес:

— Позволь мне угадать: ты хочешь точно знать, где он находится.

На мгновение они впились друг в друга взглядами, и Люциус продолжил:

— Почему ты спрашиваешь, Изелла? Тебе прекрасно известно, что сейчас он может быть только в одном месте. Если это не Эйзенбах и не мой мэнор, то…

— Экилем! Бывший приют для чистокровных.

— Ты абсолютно прав, Северус! — подтвердил Малфой.

Снейп глубоко задумался.

— Он закрыт вот уже несколько десятков лет, и туда невозможно попасть, если ты никогда раньше там не был. Какое удобное место!

Гарри показалось, что за всю свою жизнь он еще ни разу не видел профессора таким мрачным. Не то чтобы он беспокоился о его душевном здоровье, но вряд ли подобное выражение лица могло быть добрым знаком.

— Со временем что-нибудь придумаем, — пообещала Изелла. — А теперь, что касается Гарри…

Тот подскочил с места.

— Мой отец недавно упоминал о нем, да, Люциус? — продолжила она.

— Полагаю, ты не сильно удивишься, если я скажу, что мистер Поттер представляет собой для нашего господина и лорда навязчивую идею, — ответил Малфой с легкой ноткой иронии. — По какой-то неведомой причине, которую нам не сочли нужным озвучить, лорд лелеет в душе надежду поскорее избавиться от твоего дорогого сыночка. — Он небрежно кивнул в сторону Гарри. — На самом деле, я понимаю его обеспокоенность: не следует сохранять жизнь недоноску, одно существование которого способно поставить твою власть под угрозу.

Сириус с трудом подавил сильнейшее раздражение при слове «недоносок», так легко и высокомерно прозвучавшем из уст Малфоя. Опасно сощурив глаза, он готов был дать тому крепкую отповедь, но Изелла оказалась быстрее: ее рука мягко опустилась на его плечо, гася порыв гнева. Люциус, предельно внимательно следивший за каждым движением жены, не упустил из виду это молчаливое прикосновение. Нервное возбуждение росло и росло в нем по мере того, как он все больше убеждался в существовании глубокой связи между его Изеллой и этой паршивой псиной, Блэком.

И тут Эдельвейс поразительно бесстрастно произнесла:

— А может, нам стоит самим все открыть моему отцу. Так у нас будет куда большее преимущество.

Зал мгновенно погрузился в недоверчивую тишину, однако никто не сумел сформулировать адекватное возражение против того, что она предложила. Гарри, обернувшись к Дамблдору, раскрыл было рот, но безуспешно: тот задумчиво смотрел на свою внучку, приложив указательный палец к бледным губам, и среди общего молчания казалось, будто он полностью глух и нем. Гарри повертел головой по сторонам, пытаясь определить, один ли он чувствует себя столь неуверенно, или остальные растеряны не меньше него. Судя по всему, никто не понимал, к чему ведет Изелла. Даже Драко казался раздосадованным; он нахмурился, что свидетельствовало о глубокой задумчивости.

— Ты сейчас о чем вообще, Иззи? — достаточно резко спросил Люпин, прервав-таки неприятную тишину.

— Все очень просто. Отец стремится понять и осознать некоторые вещи, которые от него постоянно ускользают, но рано или поздно он добьется своего — любыми средствами. Так почему бы нам не предоставить ему эту информацию — в том свете и объеме, как мы решим сами. С таким источником, как Люциус, это проще простого.

— Ты хочешь спасти эту вонючую змею, да? — с плохо скрываемой яростью вмешался Сириус, показывая на Малфоя пальцем. — Ты готова пожертвовать своими детьми, лишь бы милая задница твоего ненаглядного сумела избежать Авады?

— Вовсе нет, — по-прежнему спокойно ответила Изелла. — Узнает мой отец обо всем сейчас или чуть позже, нет никакой разницы, только что в первом случае мы упрочим положение Люциуса в окружении Темного Лорда. А это немаловажно для выполнения следующей части нашего плана, к тому же можно будет не опасаться присутствия Борроме в окрестностях Хогвартса. Придется, правда, открыть отцу положение Гермионы, равно как и ее отношения с Драко...

— Ты совсем рехнулась? — Сириус выпучил глаза. — Почему бы тогда просто не завернуть Гермиону в подарочную упаковку и не отправить в Экилем, пока ты тут прохлаждаешься?

— Возможно, Сириус слегка преувеличивает, — с серьезным видом вмешался Ремус, — но нельзя сказать, что он совсем неправ. Как ты планируешь после такого защищать Гермиону и ее ребенка?

Внезапно под сводами комнаты прокатился голос Дамблдора, моментально завладевшего вниманием всех присутствующих:

— Есть множество мест, где мы могли бы их спрятать и обеспечить достаточный уровень безопасности. Зато поиски внучки заставят Тома позабыть о других важных вещах.

Изелла тут же подхватила его мысль, будто они с Альбусом думали сообща:

— Гарри перестанет быть его главной и единственной заботой, а мы с легкостью провернем наш план.

На мгновение Поттера смутил такой прагматичный подход, продемонстрированный Дамблдором и Изеллой. Он не считал победу любой ценой лучшим способом достижения цели.

Изелла тем временем внимательно посмотрела на Гермиону и Драко.

— Естественно, мы не можем принимать подобные решения самостоятельно, не узнав мнения главных заинтересованных лиц, — уточнила она. — Итак, что вы скажете?

Снова повисла тишина, пока все ждали ответа. Грейнджер неуверенно взглянула на Изеллу, потом на Драко, надеясь увидеть в его глазах отражение и подтверждение собственных чувств, и Малфой-младший, который все еще не отрываясь любовался глянцевито поблескивающей лакированной столешницей, тут же завладел всеобщим вниманием. Наконец он поднялся, желая придать больший вес тому, что собирался сказать.

— По правде говоря, мне не очень-то нравится идея разглашать информацию такого рода, — начал он церемонно. — Как и каждый присутствующий, я знаю, что это поставит Гермиону в уязвимое положение, и мне трудно решиться на подобный шаг.

Драко почувствовал, как та, о которой шла речь, дотронулась до его руки, приободряя и давая силы продолжать, словно могла прочесть его мысли.

— Но также я знаю, что пока он жив, ни один из нас не может чувствовать себя в безопасности. Как уже было сказано, рано или поздно все тайное станет явным. И единственная возможность противостоять этой угрозе — полностью устранить ее. Увы, ни один способ достижения цели не кажется мне достаточно надежным, но если мы будем мыслить здраво и действовать рассудительно, взвешивая каждый шаг, мы своего добьемся. Никоим образом не хочу принуждать Гермиону, но если это единственный шанс обеспечить нашему ребенку спокойное будущее, я готов согласиться.

Грейнджер, глядя на него, слегка улыбнулась, выражая свое полное одобрение, и он с облегчением вернул ей улыбку.

Нет, Драко Малфой вовсе не был похож на своего отца, глядя сейчас на них, Гермиона все больше и больше в этом убеждалась. Он словно излучал чувство собственного достоинства и представительность, чего даже Гарри не мог отрицать. Оказавшись в центре внимания, Малфой не тушевался и был, несомненно, на своем месте. Его речь произвела на всех сильное впечатление и повлияла на окончательное решение каждого в зале. Зрелость и вдумчивость... Гермиона даже ощутила гордость за то, что Поттер в кои-то веки по достоинству оценил Драко и не возражал против его вмешательства в их жизнь.

Когда Изелла вопросительно посмотрела на нее, она лишь кивнула в знак полной солидарности с говорившим.

— Тогда, думаю, нет смысла больше это обсуждать, — подвел итог Люпин.

Ответом ему было молчаливое согласие. Сириус бросил короткий взгляд на Изеллу, та слегка улыбнулась, словно пытаясь примирить Блэка с его же мыслями. А он с тайной нежностью в самой глубине глаз мягко улыбнулся ей в ответ. Люциус и сейчас не пропустил ни единого мгновения этого молчаливого общения прямо у себя под носом, чувствуя, как злоба обручем сдавливает грудь, и будто опасаясь, что темная сущность Блэка может бросить тень на его волшебную Эдельвейс и запятнать ее чистоту.

— Как вы уже знаете, после свадебного обряда защита Гермионы естественным образом усилится, — абсолютно спокойно пояснил Дамблдор, — что создаст определенные трудности для Волдеморта. Предлагаю дождаться окончания одной церемонии, прежде чем начинать следующую.

— А нам… нам надо сообщать остальным? — с легкой ноткой сомнения уточнила Гермиона. — Я имею в виду, про Драко и меня.

— Молчание было бы лучшей защитой, моя дорогая, — заботливо заметил Дамблдор. — В этом случае в школе вам гарантировано спокойствие, по крайней мере, настолько, насколько это вообще возможно.

Внезапно раздался прервавший директора на полуслове возглас:

— Прекрати немедленно! Грязная псина!

Все тут же обернулись в сторону возмутителя спокойствия и оценили его весьма угрожающую позу.

— Что такое, Малфой? Тебе захотелось продемонстрировать нам приступ слабоумия? — с плохо скрываемым раздражением поинтересовался Сириус, которому, судя по всему, и была адресована претензия.

— Не умничай, Блэк, — взорвался Люциус, опасно нахмурившись, — я прекрасно видел, как ты выделывался перед моей женой, словно прыщавый подросток, так что перестань строить из себя невинность.

— Ах вот оно что, тогда причина твоего внезапного невроза вполне ясна, господин Облезлая Ящерица, перед нами ярчайший пример приступа ревности, — со злорадным удовлетворением прошипел Сириус. — Неужели у тебя настолько низкая самооценка, что ты боишься малейшей конкуренции?

— Продолжай в том же духе, грязный гриффиндорец, и я вспомню, что значит быть Пожирателем смерти!

Малфой явно был готов наброситься на противника, пока не успел вмешаться сидящий рядом Снейп.

— А я другого и не ждал, — с вызовом и ликованием от предвкушения предстоящей потасовки в голосе заметил Сириус. — Наконец-то появится повод как следует набить тебе морду.

Гарри спокойно наблюдал за происходящим. Он ожидал, что сейчас раздастся голос Изеллы, которая быстро положит конец ссоре крестного с Малфоем-старшим, но напрасно. Она молчала, и Гарри бросил на нее вопросительный взгляд. Увиденное поразило его: выражение лица Эдельвейс казалось таким отстраненным, будто сейчас она находилась за многие километры отсюда, хотя место проведения собрания надежно отделяло их от всего мира; хаотично бегающие глаза словно неустанно прослеживали изгибы крошечных трещинок, змеившихся по полированной поверхности стола, а стиснутой в кулак ладонью Изелла украдкой потирала верхнюю часть груди, стараясь попасть в вырез рубашки. Несмотря на это, ее странное поведение, похоже, никто, кроме Гарри, не замечал. Ему почудилось, будто Изелла неуловимо изменилась с тех пор, как он последний раз смотрел на нее: прекрасные, чуть спутавшиеся волосы по непонятной причине потемнели, глаза тоже стали более темными, мрачными, тревожными, без золотистых искорок на радужке, которые у нее и Гермионы были абсолютно одинаковые. Изменения эти придавали ее взгляду какую-то тайную силу и власть, которой раньше никогда не было. Что все это могло значить?

Гарри помотал головой, словно пытаясь избавиться от докучавшего ему видения, чтобы Изелла вновь предстала перед ним такой, как на первом уроке прорицания. Увы, она уже не излучала внутренний свет, почти зримым ореолом окружавший ее, куда бы она ни пошла. Все ее существо постепенно теряло столь привычный материнский облик, глубже и глубже погружаясь в мир, неизведанность которого так пугала Гарри.

Изелла была... странной.

Гарри припомнил, как мама пришла к нему в больничное крыло через несколько часов после его пробуждения — вместе с Люпином. В тот день он заметил, что взгляд у нее потухший, не такой, как раньше. Он надеялся на теплые объятия — как обнимала она Гермиону несколько месяцев назад, — но нет: Эдельвейс ограничилась мягкой улыбкой, а глаза ее уже тогда заполнялись тревожной пустотой. Когда она ушла, оставив Гарри наедине с Люпином, тот, заметив его растерянность, попытался приободрить:

— Не волнуйся за нее, Гарри. Возможно, Изелла показалась тебе слегка отстраненной, но она просто устала, потратила слишком много сил на разделение медальона. Дай ей время, и все наладится.

Гарри не был так уверен, более того, ему показалось, что Люпин пытается убедить сам себя и не слишком преуспевает; лично его эти аргументы совсем не впечатлили. Он, конечно, кивнул в ответ, но ничего не сказал: под ложечкой уже екало от беспокойства, и волнение непременно проявилось бы дрожью в голосе.

Пока Гарри меланхолично предавался грустным воспоминаниям о сцене в больничном крыле, Люциус и Сириус продолжали с яростью поносить друг друга. Их прервал шорох ткани: Изелла поднялась со своего места. Казалось, глубоко безразличная ко всему вокруг, она молча прошествовала через всю комнату и только перед дверью промолвила:

— Серьезно поговорим, когда вы закончите со своими важными делами.

Невозмутимый тон, плохо сочетавшийся с презрительным взглядом, ошеломил не только спорщиков. Люциус и вовсе застыл, пока дверь за женой не закрылась. Тут им овладел приступ безудержного гнева; ему захотелось броситься за ней следом, потребовать объяснений — но Дамблдор помешал. Собрание не закончено, детали предстоящего бракосочетания не обговорены...

— Дайте ей побыть одной, — твердо приказал директор.

Короткая фраза чудесным образом изменила настроение Люциуса, и он спокойно опустился на стул с таким видом, будто ничего особенного не произошло.

Гарри снова повертел головой по сторонам, случайно столкнулся со Снейпом взглядами и вздрогнул: тот словно хотел обвинить его во всех грехах мира. Это выбило Гарри из колеи.

Люциус, в этот момент тоже посмотревший на Северуса, немало удивился, обнаружив, как недобро он пялится на Поттера. Желая понять, что же заинтересовало Снейпа в этом отвратительном типе, Малфой перевел взгляд на «выродка», это ничтожество, этот плод чересчур пылкого Поттера-старшего; присмотрелся... и похолодел. На цыплячьей шейке поблескивала тонкая цепочка с золотым медальоном, знакомым Люциусу до последней царапинки. Он понял всё и сразу, все части головоломки вдруг встали по своим местам, а ненависть к несуразному мальчишке, виновному лишь в том, что его угораздило быть сыном Изеллы, поднялась на новый, недоступный прежде уровень.

Убийственный взгляд Малфоя не ускользнул от внимания Гарри и Гермионы, и они запоздало осознали, что упустили из виду нечто важное.

* * *

Хлопнув дверью, Изелла, с трудом передвигая ноги, пошла куда глаза глядят. За поворотом в очередной пустынный коридор она рухнула на колени: боль убивала, словно яд по горящим венам растекалась по всему телу. Метка на груди пылала жаром, сжигала кожу, и, казалось, от Изеллы не осталось уже ничего, кроме этой всепоглощающей муки. Волдеморт начинал брать верх! Надо поскорее приводить план в действие, времени осталось так мало, совсем мало...

Дрожащей рукой, словно пытаясь унять боль, она дотронулась до проклятой отметины. Черные изгибы, изрезавшие грудь, горели огнем, Изелла чувствовала это, когда ослабевшие пальцы задевали обнаженную кожу в вырезе рубашки.

И голос, его голос, она тоже чувствовала. Не слышала — он раздавался в голове, будто был ее собственным. «Присоединяйся ко мне, будь со мной, моя девочка, теперь ты знаешь, что принадлежишь мне». Отец добрался до нее! Теперь, когда защита Цинии потихоньку рассеивалась, переходя на Гарри, Волдеморт чувствовал это и знал, что дочь его услышит. Может, сегодня он наконец-таки добьется своего? Нет! Изелла решительно встряхнула головой, не позволяя себе погрузиться в чужие мысли. Если она не будет защищаться, то потеряет рассудок, подчинившись воле Темного Лорда.

Легкая усмешка появилась на ее устах. Нет, только не сегодня! Теперь, когда видения вернулись, проявившись с небывалой четкостью, она понимала, что все может быть совершенно иначе. Видения дали ей ключ к разгадке. Нужно лишь было действовать так, чтобы все происходило по ее собственной воле. И не важно, какими будут последствия, если в итоге Изелла сможет избавиться от этой изматывающей боли, охватившей и тело, и разум. Она вернет себе себя, чего бы это ни стоило.

Изелле показалось, что кризис миновал; она собиралась встать и отправиться дальше, но тут ее захлестнул новый приступ. На сей раз боль поднималась откуда-то из легких и туманила взор. Дыхание стало прерывистым и неглубоким, в горле появился странный острый привкус, от которого её стошнило на каменный пол. Пятна на нем в тусклом свете отливали колдовской чернотой. Изелла вытерла рукавом кровь, выступившую в уголках рта, с трудом поднялась и медленно пошла в сторону Южной башни. Да, скоро все закончится…