Middle (джен)

Джагсон по-прежнему стоял перед Лестрейнджем — буквально в трёх шагах — и говорил:

— Смотрите! Посмотрите все. Внимательно! Вот ваш начальник! Любой из вас точно так же целовал нам ноги, я отлично это помню! Если вам, конечно, позволяли. Я отлично помню, как другой начальник Аврората целовал кое-кому край мантии, а потом… но он ещё об этом пожалеет! — пообещал он с ненавистью. — А пока мы это повторим, — сказал он. — Ну? Целуй! — велел Джагсон, слегка тряхнув полой своей мантии. — Давай: подползаешь на коленях, берёшь в руку и целуешь. Ну! — он навёл свою палочку на заложниц. — Живей!

Лестрейндж сделал шаг — если его нынешний способ перемещения можно было так назвать — другой, остановился совсем рядом с Джагсоном, склонился, прижимая правую руку почему-то к животу, потянулся левой к краю его мантии… и вдруг в его правой руке что-то блеснуло, и он взмахнул ей в сторону и вверх, делая нечто вроде полупетли. Что-то тонкое, блестящее взметнулось вверх, правая рука Джагсона с зажатой в ней палочкой вдруг дёрнулась, он как-то тонко заорал, откуда-то брызнула кровь и что-то, кажется, отлетело куда-то в сторону… Лестрейндж крутанулся вокруг своей оси, и Гарри опять увидел тот же блеск, теперь уже возле ног Джагсона, а потом тот рухнул на колени, а Лестрейндж, легко вскочив, отпрыгнул в сторону и, подняв что-то с пола, продемонстрировал всем… кисть руки, в которой до сих пор была зажата палочка.

Всё это случилось буквально за несколько секунд, и Гарри не успел опомниться и толком осознать произошедшее, когда Лестрейндж извлёк из уже неживых пальцев палочку и снова помахал кистью, словно тряпкой. Затем навёл палочку себе на горло и сказал, явно усилив свой голос Сонорусом:

— Здесь всё в порядке, но на двери чары. Мы сейчас закончим. Тэмз, Марго, Констанс — Вейн там. А здесь Дольф, — он отбросил кисть корчащегося на полу Джагсона и помахал ошеломлённым заложницам уже своей рукой, а затем двумя движениями волшебной палочки, похоже, отлично его слушавшейся, развязал верёвки. — Не спешите, на двери есть чары, — повторил он. — И кое-кто сейчас их снимет… ах да, — он подошёл к Джагсону и ловко и легко, не хуже целителя, заживил его культю. — Дверь открой, — велел он, поднимая Джагсона и ставя его на колени, от чего тот взвыл, а под ними начала растекаться кровь.

— Охренеть, — услышал Гарри голос Праудфута и увидел, как Робардс и его дочь буквально кинулись друг к другу и обнялись.

— Нет, ну я представлял что-то такое, — широко улыбаясь, сказал Сэвидж. — Но… это впечатляет.

Гарри посмотрел на них, потом на с трудом отрывающегося от дочери Робардса и перевёл взгляд на дом.

— Сам попробуй, — с ненавистью сплюнул на ботинки Джагсон — плевок не долетел, шлёпнувшись буквально в паре дюймов на пол. — Ты…

— Ты понимаешь, — сказал ему Лестрейндж, — мне ведь, в сущности, не нужен целый ты. Мне, собственно, будет вполне довольно тела с головой. Всё остальное лишнее… и я не думаю, что кто-нибудь задаст мне хоть один вопрос о том, куда всё остальное делось. Жить ты будешь, обещаю, вопрос в том, какая часть тебя при этом при тебе останется. Начнём с чего-нибудь совсем ненужного… дамы, вам не стоит это видеть, — сказал он, и уже поднявшиеся на ноги и обнимавшиеся Тэмзин с дочерями демонстративно отвернулись.

— Ты не посмеешь, — помотал головой Джагсон. — Не посмеешь.

— Я? — Лестрейндж рассмеялся. — Ты забыл, кто я? И из какой семьи?

— А ведь он это сделает, — уверенно сказал Праудфут. — Ставлю свою шляпу, сделает!

— Надеюсь, нет, — подошедший Робардс даже не пытался скрыть улыбку. Он всё ещё был очень бледен, но губы уже порозовели, и вообще его лицо выглядело, наконец, опять живым.

— Брось, — вступился за Лестрейнджа Праудфут. — Лично я могу его понять.

— Посмотрим, — Робардс обернулся на стоящую поодаль дочь, кивнул ей и снова повернулся к дому, где Джагсон говорил:

— Это ты забыл, — он обхватил свою свежую культю оставшейся рукой, и его лицо исказила гримаса то ли боли, то ли ненависти. — Забыл, кто ты. Родольфус проклял бы тебя.

— А Беллатрикс убила, — согласился Лестрейндж. — Но их здесь нет — есть я. И ты. И мы начнём — как меня учили — с чего-нибудь, что тебе больше точно не понадобится. Например, вот с этого, — он одним движением распахнул его мантию и вторым — стянул брюки, оставив, впрочем, нижнее бельё. Джагсон даже не побелел — посерел и отшатнулся и, не удержавшись, упал было назад, но Лестрейндж подхватил его заклятьем и поставил снова на колени. — Когда я им расскажу то, что знаю о том, как ты его использовал, — сказал Лестрейндж, — меня, пожалуй, даже наградят. Возможно, неофициально… но это неважно: я никогда не гнался за наградами. Ну что? Откроешь, или… — он сделал выразительный жест, и Гарри понял, что тот не называет всё своими именами из-за женщин. — Ты же меня знаешь. Я это сделаю. С огромным удовольствием. А потом выберу что-нибудь ещё. Как ты там говорил? Слишком много ушей и глаз? Пока сюда прибудут взломщики и выпустят нас — а они нас выпустят, потому что ты, конечно, многое умеешь, но они не хуже, — я многое успею. Стоит ли оно того?

— Я проклинаю тебя, — даже не сказал — проклокотал Джагсон, и Лестрейндж вдруг почти мгновенным движением сотворил между ними зеркало.

— Не стоит, — проговорил он почти мягко. — Ты его не прошибёшь — только навредишь себе. А я хочу, чтобы ты жил долго. Очень долго. Просто открой дверь и сдайся, как мужчина.

— Как твои два братца? — с отвращением спросил Джагсон.

— Ну, это у тебя не выйдет, — ответил Лестрейндж, опуская, но не убирая пока зеркало. — Для этого нужно иметь мужество. Просто сдайся. Я срезал тебе связки, если хочешь, чтобы отрастили новые, поторопись, времени немного.

Праудфут присвистнул.

— Пошлю я, пожалуй, за взломщиками, — сказал Сэвидж.

— Погоди, — остановил его Робардс. — Успеем.

— Они и так не станут, — прохрипел меж тем с тоской и ненавистью Джагсон, и Лестрейндж кивнул:

— Пожалуй. А вот я могу. Если откроешь дверь. Сейчас.

— Рука! — Джагсон почти что выкрикнул, протягивая ему культю. — Верни её, и я…

— Так поздно, — пожал Лестрейндж плечами. — Я рану заживил. Уж как сумел. Теперь не прирастить обратно, сам же знаешь. Можно вырастить, но я это не умею, это к целителям. Но те раны я не трогал — время ещё есть. Но очень мало. Решай, будешь ли ты ползать на коленях в камере, или всё-таки ходить.

— Подонок! — выдохнул Джагсон. — Сука! Мразь! — вдруг заорал он истерично.

— Очень мало времени, — сказал в ответ Лестрейндж спокойно. — Ткань быстро отмирает. Вещь, конечно, маггловская, — усмехнулся он, — но очень скоро это потеряет значение.

— Маггловская? — недоверчиво переспросил Джагсон, кажется, от неожиданности резко успокоившись. — Маггловская, — повторил он медленно с пониманием.

— Абсолютно, — усмехнулся Лестрейндж, поднимая с пола возле своих ног… клинок. Узкий и довольно длинный. — Достатутная ещё. Одно время в Толедо эти шпаги были в большой моде… веке так в шестнадцатом, поэтому чары ничего не засекли. Ну что, откроешь дверь? — спросил он, сложным движением палочки очищая окровавленный и запылившийся клинок. — Или… — он выразительно перевёл палочку на пах.

— Мразь, — выплюнул Джагсон. Его полные губы тряслись то ли от страха, то ли от отвращения, то ли от обиды. — Ты мразь. Надо было удавить тебя тогда.

— Поздно, — пожал плечами Лестрейндж. — Смотри: кровь останавливается, — сказал он, выразительно поглядев на пол под его коленями. — Ещё немного, и будет слишком поздно. Рискнёшь дождаться целителей?

— Ненавижу, — просипел Джагсон, резко потянув ворот мантии вниз. — Ненавижу тебя!

— Твоё чувство не взаимно, — сказал Лестрейндж. — Лорда я и вправду ненавидел. Но тебя… Невозможно ненавидеть плесень. Дверь.

— Дай палочку, — Джагсон протянул ему уцелевшую руку, и Лестрейндж рассмеялся:

— Ну нельзя же всех считать за идиотов. Что за чары? Говори.

— Ты не знаешь, — Джагсон криво ухмыльнулся.

— Значит, мы дождёмся взломщиков, — Лестрейндж пожал плечами и отступил на шаг назад. — У нас есть время. Много. А твоё почти закончилось, — он указал рукой на колени Джагсона, продолжая держать того под прицелом.

— Мразь, — бессильно повторил тот и грязно выругался. — Мразь… подонок!

— Лестрейндж, одно слово, — усмехнулся тот, и Гарри услышал, что кто-то — он не понял, кто из троих — рядом тихо фыркнул.

— Ладно, — Джагсон обтёр лицо оставшейся ладонью. — Ладно. Не боишься? — спросил он, облизнув губы. — Что я всё обрушу тут?

— Нет, — спокойно сказал Лестрейндж. — У тебя мозгов бы не хватило на подобную ловушку.

— Сука! — Джагсон рванулся было к нему, но наткнулся на тут же выставленную невидимую стену. — Какая же ты мразь. Тварь.

— Уставшая, — почти доверительно признался Лестрейндж. — И голодная. Я мотался ночью в Азкабан и непередаваемо хочу жрать. Я подожду, конечно, но лучше бы тебе не злить меня, — казалось, он даёт совет. — Ты или назовёшь мне запирающие чары, или я сделаю то, о чём мечтаю много лет, — он снова выразительно ткнул палочкой в направлении паха Джагсона. — И мы оба знаем, что мне это сойдёт с рук.

— Однажды ты заплатишь, — тихо проговорил Джагсон. — Предателей всегда находит наказание.

— Предателей находит, — согласился Лестрейндж. — Чары.

Джагсон произнёс два незнакомых Гарри заклинания, и Лестрейндж кивнул:

— Неплохо.

А затем навёл палочку на дверь и, как показалось Гарри, повторил движение, что делал Джагсон прежде.

Дверь открылась.

— Иди, — велел Лестрейндж Джагсону. — Ты первый. Разумеется.

Джагсон как-то хмыкнул и сказал устало:

— Ладно, — и назвал ещё одно заклятье. — Если знаешь, — не удержался он.

— Представь себе, — ответил Лестрейндж, рисуя палочкой круг и перечёркивая её. Дверной проём слабо вспыхнул алым. — Иди.

— Как? — зло огрызнулся Джагсон. — Ты мне обещал!

— Да, верно. Ляг ничком.

Джагсон послушался. На сей раз Лестрейндж провозился несколько минут, а когда закончил, приказал:

— Вставай. Медленно и осторожно. Очень медленно.

Едва Джагсон поднялся, Лестрейндж сковал его ноги, а затем и руки кандалами.

— Страшно, да? — с деланным презрением спросил Джагсон.

Сэвидж тем временем подал стоявшим немного поодаль аврорам и ударному отряду ДМП знак и пошёл вместе с ними к дому.

— Бегать неохота, — отозвался Лестрейндж и добавил скучным и официальным тоном: — Мистер Джагсон, вы арестованы по обвинению в тяжёлых преступлениях против волшебников и магглов, а также в принадлежности к преступной организации Пожирателей смерти. Полный список будет оглашён при оформлении ареста в Аврорате. Я Радольфус Лестрейндж, старший аврор британского Аврората. Ваша палочка конфискована. Теперь иди вперёд, — закончил он и улыбнулся идущим к ним навстречу товарищам.

Джагсон сделал шаг, другой и вышел, и безвольно дался в руки подошедшим аврорам, тут же наложившим на него Петрификус. Лестрейндж… Гарри, честно говоря, так и не понял, что тот сделал с клинком — тот просто словно бы куда-то делся — вышел следом, и только за ним через порог переступили Тэмзин с дочерями, и Лестрейндж прежде, чем начать собирать валяющиеся у двери вещи, показал им на щит, из-за которого теперь вышел наконец и Робардс.

Они побежали друг навстречу другу, с одной стороны — Тэмзин с дочками, с другой — Робардс, и с третьей, издали, из-за щита, третья дочь, Шарлотта, и с разбега обнялись и замерли, и долго так стояли, не стесняясь ничего и никого.

Пока они обнимались, Гарри смотрел то на них, то на авроров и ребят из ДМП, с удивлением и интересом переводящих взгляд с настоящего Робардса на поддельного, и на самого Лестрейнджа. И думал, что никогда ещё не видел того таким счастливым.