Middle (джен)

Допрос Петтигрю Гарри разозлил и одновременно произвёл тяжёлое впечатление. Весь день он потом ходил и думал, что если бы не этот жалкий человечек, который теперь ещё и обвинял всех окружающих в том, что ему пришлось сделать, сотни людей были бы живы, а сам Гарри вырос бы с родителями. Всё, вообще всё пошло бы по-другому — и что самым страшным злом оказался в истории Волдеморта маленький обиженный — Гарри так и не понял, на что именно — человек, просто не нашедший иного способа самоутвердиться. Не Беллатрикс Лестрейндж, не Фенрир Грейбек, даже не Люциус Малфой и не Антонин Долохов — а маленький трусливый, в общем-то, и даже не слишком кровожадный человек.

В таком же мрачном настроении Гарри проходил всю неделю: допросы Петтигрю продолжались, и тот держался точно так же. Ничего нового при этом Гарри не узнал — разве что детали, с одной стороны, важные, с другой — уже не имеющие никакого смысла и значения. Среди прочего авроров ждал совершенно неожиданный подарок, внезапно снявший проблему описания ритуала воскрешения на допросе: вероятно, Волдеморт рассуждал так же, как они, и совершенно не хотел, чтобы кто-то догадался о хоркруксах, выведав подробности ритуала. Поэтому память Петтигрю он просто стёр, убрав оттуда абсолютно всё от побега из Воющей хижины и до появления на кладбище сторонников Волдеморта.

— Никогда не думал, что когда-нибудь за что-то буду благодарен Волдеморту, — прокомментировал эту новость Робардс, — но сегодня это случилось. Он избавил нас от очень неприятной проблемы. Жаль только, что мы так и не узнаем, как Петтигрю сделал то, что не удалось всему Аврорату, — добавил он, чуть хмыкнув.

— Я это переживу, — заявил Сэвидж. — Крыса же. Вот и нашёл какими-то своими крысиными методами.

Суд над Петтигрю сперва назначили на понедельник, но потом сочли, что выходит слишком символично: понедельник, тринадцатое, это, конечно, не пятница, тринадцатое, но тоже значит кое-что. И передвинули процесс, но почему-то не на вторник, а на среду, видимо, решив продлить выходные ещё на один день.

В понедельник Лестрейндж в Аврорате не появился, и Гарри не ждал его раньше начала следующей недели. Однако когда они все в среду собрались в восемь часов у Робардса — само слушанье было назначено на десять, но зрители должны были начать собираться с девяти, и к этому времени охрана в зале уже должна была стоять — Лестрейндж появился там с совершенно невозмутимым видом.

— Сэр, вы совсем вернулись, или вас просто отпустили на день? — спросил Гарри, и Лестрейндж обрадовал его:

— Совсем. Десять дней — минимальный срок для подтверждения возможности работать в должности аврора. Я даже не помню, когда я столько бегал, колдовал и, честно говоря, ругался. Так же в академии, наверное.

— Вас восстановили! — радостно воскликнул Гарри.

— Полагаю, Уильямсон счёл неправильным лишить меня возможности увидеть это заседание Визенгамота, — заметил Лестрейндж. — Тем более что сам он тоже будет.

Для заседания был выбран самый большой зал, который, как показалось Гарри, ещё несколько расширили чарами — и всё равно мест не хватило. Двери в зал отрыли в девять, и буквально через пять минут он был заполнен до отказа — остались лишь места для членов Визенгамота, зрители же сидели даже на ступеньках. Оставшиеся снаружи несостоявшиеся зрители, крайне недовольные сим фактом, продолжали напирать, и Гарри оставалось только радоваться, что его пост был не в дверях, а возле судейских мест. Кое-кто прорывался и тут же занимал место на ступенях, тесня остальных или буквально втискиваясь между чьих-то ног. К десяти утра, когда об открытии заседания Визенгамота было, наконец, объявлено официально, в зал набилось, на взгляд Гарри, раза в два больше зрителей, нежели было мест для них. А ведь скамьи прессы тоже были забиты под завязку, и Гарри был уверен, что наверняка «Пророк» выпустит почти дословную стенограмму.

Но всем хотелось лично увидеть человека, возродившего к жизни Волдеморта — и какое же их ждало разочарование! Гарри ожидал его, конечно, и с любопытством вглядывался в лица зрителей и судей в тот момент, когда в зал ввели скованного цепями Петтигрю. Первым ни них появилось недоверчивое недоумение, которое, впрочем, очень быстро сменилось быстро возрастающим разочарованием, а после — смехом. Да, в зале засмеялись — сперва в одном месте, потом в другом, в третьем, и хотя смех так и не стал всеобщим, Петтигрю его услышал и вполне правильно истолковал — и сжался, как-то сморщился и замер в своём кресле, глядя на свои колени. Он был таким маленьким и жалким в этом слишком большом для него кресле, что Гарри, глядя то на него, то на зрителей, думал, что тем, наверное, должно быть просто оскорбительно обнаружить, что такое чудовищное, с их точки зрения, деяние совершил вот этот человечек.

Начался процесс, и Гарри снова слушал эти возмущённо-хнычущие интонации и снова ощущал смесь удивления и отвращения. Он вдруг подумал, как, наверное, невыносимо было Беллатрикс знать, кто возродил Волдеморта. И понимать, что тот обязан своим возвращением не ей, а этому ничтожеству. Понятно, почему она так ненавидела его и ревновала! Наверное, сделай это какой-нибудь Долохов или даже Малфой, она бы смирилась с этим легче… хотя нет, подумав, решил Гарри. Малфою она бы тоже не простила. Но Петтигрю! Конечно, она должна была воспринять подаренную ему Волдемортом статуэтку как пощёчину.

В два часа в процессе объявили перерыв для всех, кроме дежурящих авроров — потому что кроме судей и подсудимого из зала, разумеется, никто не вышел. Зато у всех обнаружилась взятая с собой еда, и зал наполнился ароматами, от которых у Гарри буквально подвело желудок. Но пришлось терпеть — впрочем, к его радости, недолго, потому что неожиданно его пришли сменить двое ребят из отряда ДМП. Правда, всего на полчаса, но этого времени должно было хватить добраться до столовой и поесть.

Однако в столовую Гарри не попал: прямо на выходе его перехватила Гор и затащила в какую-то комнатку неподалёку от зала суда, о которой он даже не подозревал. Где обнаружился весь их отдел в полном составе и накрытый стол. В нос Гарри ударил запах жареной баранины, к которому примешивался кисло-сладкий аромат соуса.

— Садись, — велел Сэвидж, как раз кладущий себе на тарелку рёбрышки с кусками мяса. — Там столпотворение в столовой.

— Так никто из зала не ушёл же, — удивился Гарри, беря себе тарелку.

— Так половина в зал не влезла, — хмыкнул Сэвидж.

— И что? — непонимающе спросил Гарри, кладя себе мясо и поливая его соусом.

— Процесс-то открытый, — весело ответил Праудфут.

— Я всё равно не понимаю, — признался Гарри.

— Тут все волшебники, — засмеялся Праудфут. — И все умеют делать стены прозрачными. Мы не запрещаем в таких случаях, а то снесут же.

Гарри только удивлённо заморгал и тоже засмеялся. В самом деле, почему бы нет? Отличное решение: зал всё равно не вместит всех желающих, и почему те, кому не повезло захватить местечко, должен лишаться возможности увидеть всё происходящее? Тем более что сделать это было просто.

Баранина была настолько вкусной, что весьма внушительных размеров блюдо опустело в четверть часа.

— Ты всё-таки вредитель, — проговорил Праудфут, откидываясь на спинку своего кресла. — Как нам теперь стоять ещё четыре часа?

— Сытыми, — улыбнулся Лестрейндж, видимо, принёсший угощение. — Я эльфам передам, что вам понравилось.

— Не понимаю, как ты в форме держишься, — продолжил Праудфут, — с такой-то кухней.

— Привык, — ответил Лестрейндж, наливая себе воды и кидая туда ломтик лимона. — Я с ними с рождения живу. И в школе поначалу не понимал, что я тут буду есть, потому что еда казалась мне ужасной.

— Почему? — искренне удивился Гарри.

— Вот в самом деле, — поддержал его Праудфут. — Нормально в школе кормят.

— Я полагаю, вы не обращали внимания, — ответил Лестрейндж, — но у нас пищу очень скупо солят. Зато кладут намного больше трав и специй — и пища в школе мне казалась донельзя солёной и при этом, — он задумался, — я тогда определил это как «пресной», но имел в виду, конечно, недостаток остроты и всех тех ароматов, к которым привык с детства. К тому же я скучал без яблок: у нас дома их готовят очень часто, да и просто так они везде лежат. Однако время, — он допил воду и поднялся.

Несколько взмахов палочки — и чистая посуда аккуратными стопками устроилась в углу чистого же стола. «Молли бы понравилось», — мысленно улыбнулся Гарри и подумал, что, кажется, не видел ни её, ни Артура среди зрителей. Или просто не нашёл их?

Вернувшись в зал, Гарри начал их искать, и обнаружил всех Уизли наверху, на одном из самых задних рядов. Они сидели всей большой семьёй и, заметив взгляд Гарри, даже помахали ему. Гермиона тоже была там — а Гарри-то гадал, куда она пропала!

В зал снова вошли судьи, и заседание продолжилось. И снова не принесло ничего нового для Гарри — впрочем, он этого и не ожидал. Так же, как и того, что приговор сегодня вынесен не будет — более того, они так даже и не добрались до, собственно, воскрешения Волдеморта!

— Зато рано закончили, — прокомментировал Сэвидж, когда они все около семи часов собрались в отделе. — По домам — и завтра снова в восемь. Гарри, — добавил он, — мне же не надо напоминать о том, что это дело обсуждать ни с кем нельзя? И интервью давать нельзя.

— И голым ходить по Атриуму тоже не стоит, — шутливо добавил Лестрейндж, заставив рассмеяться всех и смягчив обидное напоминание.

— Ну почему, — весело возразила Гор. — Гарри как раз можно. И именно сейчас: никто и не заметит, даже если его колдография появится на первой полосе «Пророка».

— Тогда не упустите шанс, Поттер, — согласился Лестрейндж. — Тем более погода соответствует. День жаркий.

— Я обойдусь пожалуй, сэр, — отказался Гарри под всеобщий смех.

— А вообще, будь я преступником, — заметил Лестрейндж, — я бы выбрал именно сегодняшний день. Или вечер.

— Наш рабочий день закончился, — отрезал Сэвидж. — Если что-нибудь случится, меня вызовут. По домам!

Как ни странно, на следующее утро их всех не ждало никакого громкого — или не очень — заявления, и Сэвидж, комментируя эту удачу, предположил, что преступление, возможно, было, но не по их профилю.

— Возможно, «повезло» Флэк, — предположил он. — Или ещё кому.

Гарри очень надеялся, что сегодня всё закончится. Поначалу, впрочем, ничто этого не предвещало: процесс шёл ещё медленней вчерашнего, и Гарри всерьёз начал опасаться, что такими темпами они и за неделю не закончат. Однако судьи, видимо, имели другие планы, и ближе к вечеру стало очевидно, что они хотят всё завершить сейчас. Когда судьи ушли на обсуждение приговора и зал наполнился гуденьем голосов, Гарри понял вдруг, что только сейчас задышал нормально — потому что весь день, с самого утра с напряженьем ждал, запросят ли судьи медиума и захотят ли вызвать призраки его, Гарри, родителей, и Сириуса. И только когда стало очевидно, что этого уже точно не случится, он понял, насколько же не хотел этого. Он скучал, отчаянно скучал по ним, но не менее сильно не желал видеть их так, здесь — и по такому поводу.

Гарри посмотрел на Петтигрю и встретился с ним взглядом. Наверное, встреть он такую смесь отчаяния и обречённости в других глазах, пожалел бы их обладателя, но Петтигрю он пожалеть не мог.

Да и, честно говоря, не хотел.

И приговор встретил с удовлетворением, пусть в том и не было каких-либо сюрпризов. И Гарри полагал, что уж кто-кто, а Петтигрю точно заслужил своё пожизненное.

И не один раз.