Посмотри в глаза чудовищ (джен)

От Малфоя — и снова через Драко, очень удивлённо посмотревшего на его засыпанную пыльцой одежду, да и волосы — Гарри получил довольно большой пергамент с действительно подробными описаниями, касавшимися, правда, только шестерых арестованных и пятерых оставшихся на свободе кандидатов в пожиратели. Жаль, что Малфой успел написать не обо всех, но здесь, по крайней мере, была довольно подробная информация, по большей мере, о родне — а также не только о времени обучения и факультетах, но и, например, участии в квиддичных коммандах. У Гарри даже начала вырисовываться какая-никакая схема, он даже успел было этому обрадоваться — когда, разглядывая её, понял, что, на самом деле, она не даёт им ничего конкретного. Схема стремительно разрасталась, но пересечений никаких полезных не давала — а время утекало.

Перед Гарри вдруг опустилась тарелка с большим сэндвичем и кружка с кофе, и голос Сэвиджа велел:

— Поешь. Ты остаёшься завтра за дежурного. Ты бы почистился, — добавил он, широким движением стряхнув с его плеча пыльцу.

— Спасибо, — Гарри повернулся к нему и показал исчерченный линиями пергамент. — Я пока ничего полезного не вижу.

— Сейчас пойдёшь к Мальсиберу, потом — к Малфою. А что мы будем делать завтра — я не знаю, — признался Сэвидж.

Он выглядел усталым и ужасно злым, и Гарри даже не сразу рискнул задать вопрос:

— Вы думаете, мы не успеем?

— Да я не об этом, — отмахнулся Сэвидж. — Завтра же ещё этот артефактор-букинист. На него ещё пол аврората надо. И тоже утром! Гавейн обещает подтянуть ирландцев, но всё равно на грани. Кто же знал, что всё так совпадёт… — он скривился.

Гарри только кивнул. К своему стыду, завтрашнее задержание возможного автора зачарованных зеркал просто вылетело у него из головы — а ведь оно тоже ждать не могло. И правда, как всё нехорошо сошлось! Словно специально. Хорошо хоть с этой непонятной дочкой Джервиса пока не начинали.

— Ешь и иди к Мальсиберу с Малфоем — тебе ещё схему дорабатывать, — велел Сэвидж. — Нам сегодня никому не спать. Зайди потом, кстати, к Джервису и Яксли — они тоже что-то там писали. Вроде. Я пока посмотрю, что тут у тебя.

Гарри посмотрел на часы — почти девять. Он быстро съел сэндвич — тот оказался с бараниной, и довольно жёсткой — выпил кофе и отправился в палатку, гадая, завершилась ли там битва.

Внутри палатки было тихо — и очень, очень ярко. Разноцветная пыльца покрывала вообще всё, от еды на столе до пола, и её никто не собирал — Гарри подумал, что некоторые зельевары и аптекари бы поседели при взгляде на такое расточительство. Одолжившие Мальсиберу Прытко Пишущее перо и заодно пергаменты невыразимцы, почти привычно сидевшие возле дальнего от входа стола, посмотрели на Гарри и вернулись к своим бумагам, среди которых сейчас стоял ещё и странный, незнакомый ему прибор, состоящий из тонких палочек и дисков, и над ним тихонько вращалось небольшое облачко пыльцы.

Мальсибер обнаружился в своей комнате: сидел в изножии кровати с тарелкой на коленях и ел курицу — обычную, не радужную. У его ног на полу устроился крупный черный кот с порванными ушами и ярко-зелёными глазами, с которым Мальсибер щедро делился своим ужином.

— Добрый вечер, мистер Поттер, — он обернулся на звук открывшейся двери. Мальсибер выглядел ещё более уставшим, и Гарри поймал себя на мысли, что на месте судьбы он бы прямо сейчас подкинул тому ещё какую-нибудь срочную задачу. — Я, вроде бы, закончил с теми, кто остался жив и начал умерших — посмотрите, там у тумбочки флаконы с воспоминаниями и записки. Воспоминания лучше переместить — из меня трансфигуратор так себе, я очень устал, а нужно было много и быстро.

— Спасибо! — вполне искренне ответил Гарри.

На тумбочке обнаружилось… Гарри пришлось считать — восемнадцать одинаковых флаконов, к счастью, подписанных, и несколько листов пергамента. Гарри взял верхний и кивнул: Мальсибер даже подчеркнул фамилии и имена, выделяя их из сплошного текста. Весьма любезно с его стороны.

— Я понимаю, вы торопитесь, — сказал Мальсибер. — Дайте мне поесть, и я продолжу. Постараюсь закончить к часу ночи. И я молю Мерлина, чтобы на её остаток у вас снова не нашлось работы для меня, — он чуть улыбнулся.

— Мы бы тоже обошлись, — заверил его Гарри. — Омут я вам пока оставляю. Если бы вы сказали про флаконы, я бы вам принёс.

— Я думал, это очевидно, — мягко проговорил Мальсибер. — Но не важно. Я всё сделаю. Я хочу помочь, — добавил он серьёзно.

— Вы обязаны, — возразил Гарри, собирая флаконы в уменьшенную им коробку от Омута.

— Обязан, — согласился Мальсибер. — И хочу. Люди умирают. — Гарри посмотрел на него вопросительно и недоверчиво, и тот пояснил: — Я не люблю смерть. И мне нравится её обыгрывать.

— Вы не думаете, что предаёте их? — тихо спросил Гарри.

— Нет, — равнодушно ответил Мальсибер. — Я им ни в чём не клялся.

— Но они вам верили.

— И зря, — он отставил тарелку с недоеденной курицей на кровать и встал. — Вы ведь его не знали. Волдеморта.

— Знал лучше, чем хотелось бы, — отрезал Гарри. Вот зачем он вообще завёл этот разговор? — Не буду вам мешать — работы много, — он развернулся и ушёл.

У Малфоев его снова встретил Драко и, отдавая пергамент, поинтересовался, могут ли они ещё хоть чем-нибудь помочь. Получив отказ, он любезно попрощался, а Гарри с ворохом бумаг и с коробкой воспоминаний отправился в отдел.

Там было пусто. Как, впрочем, и во всём министерстве: кто сидит тут летом в десятом часу вечера? Зато в его распоряжении был весь кабинет, и Гарри первым делом увеличил свой стол втрое, а затем разложил на нём пергаменты, устроился поудобнее и принялся их изучать.

В отличии от списков Малфоя, в которых содержалась куча сведений о родных, друзьях и соучениках кандидатов в Пожиратели, в пергаментах Мальсибера говорилось об их взглядах, интересах, способностях и навыках, и ещё немного тоже о друзьях и близких — совсем не обязательно родных.

И о мотивах, которые привели этих кандидатов к Волдеморту. И хотя это не имело никакого отношения к расследованию, Гарри не смог удержаться, чтобы не прочесть. И чем больше читал — тем меньше понимал: что им всем сделали магглорождённые? Они все в самом деле верили в этот идиотизм с кражей магии? О возрождении каких традиций они все так мечтали? У волшебников традиции и так, на его взгляд, не менялись со времён Статута! Достатутные?

Гарри с раздражением отложил пергамент и закрыл глаза. Об этом он может почитать и позже — сейчас нужно закончить схему. Мальсибер, кроме прочего, указывал и склонность подчиняться или лидерствовать — и это было важно в данном случае. Или вот ещё организаторские способности…

Гарри увлечённо достраивал схему, раскидывая новые фамилии и добавляя характеристики к старым, когда очередная заставила его буквально поперхнуться.

Гарри замер. Потом даже зажмурился — и снова посмотрел на написанные на пергаменте идеальным почерком Прытко Пишущего пера два слова: «Патриция Мюррей».

Ему потребовалась целая секунда, чтобы вернуться к началу предложения и прочитать: «Из соучеников дружил с…» — это Гарри уже поместил на схему — и вот: «…с Патрицией Мюррей».

Гарри перевёл взгляд выше. Эдриан Борн. Это за ним сейчас следил Долиш, и это он вышел из Азкабана три месяца назад.

А потом Патрицию арестовали, и… и, видимо, это подтолкнуло Борна… нет, стоп.

Стоп.

Гарри встал и прошёлся по кабинету. Кровь шумела у него в ушах, и руки, кажется, дрожали, и ему нужно было срочно успокоиться. А ещё связаться с Праудфутом — только не совой и не Патронусом, потому что если тот тоже за кем-нибудь следил, то какой уж Патронус.

Так. Где-то должен быть список, кто за кем следит. Где-то на столе у Сэвиджа, наверное.

Список там и вправду был, рядом с доской с Протеевыми чарами и парой небольших дощечек с ними же, которые, при необходимости, можно было взять с собой. Но с их помощью толком не поговоришь, и Гарри, сообщив Праудфуту, что скоро будет с важной новостью и сверившись с картой, решил всё же аппарировать к Праудфуту — тем более что тот сейчас должен был быть совсем недалеко от Лондона.

Аппарировать прямо на место Гарри не мог, потому что никогда там не был, да он и не стал бы делать это, чтобы не привлечь ненужное внимание. Так что он сначала аппарировал домой, взял мантию-невидимку, закутался в неё — и аппарировал на окраину Лондона. Дальше он аппарировал лишь в пределах видимости, перебираясь с одной пригородной улицы на другую. Затем улицы закончились, и Гарри, сосредоточившись, аппарировал к небольшой роще — и когда оказался почти на месте, набрал на своей дощечке: «Я здесь».

Воздух впереди и слева, на другой стороне улицы, сгустился, и Гарри, придерживая мантию, почти побежал туда. Потом замедлил шаг и начал осторожно приближаться, пока не ощутил вытянутой под мантией рукой упругий дезиллюминационный барьер.

— Это я, — громко прошептал Гарри, и только затем шагнул вперёд.

И оказался внутри небольшого прозрачного кокона, окружающего участок между деревьев, на котором в удобном кресле сидел Праудфут.

— Ну? — спросил он. — Что у тебя?

— Вот, — Гарри протянул ему пергамент, на котором красным выделил два слова. «Патриция Мюррей».

— Ух ты ж, — пробормотал Праудфут и резко встал. — Так. Сиди здесь, следи… вон дом, — он указал на стоящий за какими-то кустами двухэтажный дом. — Фото, — он вложил Гарри в руку небольшой прямоугольник. — Это не Малфой… Мальсибер? — он встряхнул пергаментом.

— Ага.

— Жди. И постарайся, если что, и себя не обнаружить, и его не упустить. Камины мы отслеживаем, аппарацию закрыли — ему придётся взять метлу. А тебе — следить за ним с земли и аппарировать. Если доведётся.

Праудфут внимательно вгляделся в дом, затем огляделся по сторонам — и аппарировал.

А Гарри остался сидеть в кресле.

Первым делом он разглядел оставленное ему колдофото и описание. Ничего выдающегося или привлекающего к себе внимание: среднего… нет — немного выше среднего роста, обычного сложения, да и лицо без каких-либо особенных примет. На колдофото волосы казались тёмными, но в описании стояло «тёмно-русые». Правильные черты лица — разве что лоб великоват, а подбородок слишком узкий. В целом, ничего особенного…

Это было ужасно скучно — сидеть здесь и просто ждать. В доме явно не спали: несколько окон на втором этаже были пусть не сильно, но освещены, и иногда за закрывающими их шторами даже виднелись смутные силуэты — и это было всё. Время тянулось невероятно медленно, особенно на контрасте со всем сегодняшним безумным днём. Гарри даже наколдовал часы, и теперь следил, как большая стрелка очень медленно двигалась к двенадцати. Затем она переползла её, и маленькая начала свой путь к одиннадцати — так медленно, что улитка рядом с ней показалась бы стремительнее самого лучшего ловца.

Одиннадцать… Половина двенадцатого…

Полночь.