Хроники одного Города (джен)

— Ты в этом уверена?

На этот раз, ради исключения, Мафусаил сидел на кровати в моей квартире и пил горячий чай. Он все еще покашливал, но простуда медленно сходила на нет, видимо, потому, что наш врач, наконец, приняла сложные роды и обратила внимание на здоровье того, за чей счет существует.

Хотя, я, конечно, была неправа. И именно поэтому молчала.

Вернее, говорила о другом.

— В том письме так и было сказано. Не пойму только, как они умудрились выйти на мага Вольфганта, тем более такого сильного. И не пойму, чего добивались.

Мафусаил окинул меня сочувствующим взглядом и пожал плечами.

— Брось, Энни, все ты знаешь. Они хотят тебя вернуть, иначе…

Меня все еще потряхивало от напряжения и страха, которые пришлось пережить в первую и пробную вылазку в особняк Вольфганта. Но голова, занятая обдумыванием того, что я смогла там увидеть, помогала справиться с трясучкой.

Наше присутствие в доме прошло незамеченным, хотя меня страшно напугали Змеи, заменяющие Вольфганту охранников. Эти существа, так похожие на людей, или нет — так похожие на меня в минуты злости или голода, выматывали нервы хорошей реакцией. Они слышали все, ну, почти все, а сами же передвигались настолько бесшумно, что я дважды чуть не попалась. И это при том, что я практически сидела на одном месте, удерживая Гаррета под заклятием невидимости.

Мы забрались внутрь через подвал, миновали ощетинившегося от холодного воздуха Змея и пробрались на первый этаж — жилой, наскоро отделанный коврами, чтобы не дуло из щелей, и жарко натопленный. Там я и осталась, забравшись в чей-то пустой кабинет.

Вольфгант покинул свой дом до этого, и Хранители были уверены, что в нашем распоряжении была вся ночь. Что было, в общем, вполне удачно, поскольку что я, что Гаррет давно уже стали ночными людьми, и днем был велик риск быть не настолько внимательными, как это требовалось. Поэтому ночную вылазку я посчитала хорошим знаком, хоть и не была суеверна.

И там, в том кабинете, мне пришлось осознать, что я забралась в место обитания Вольфганта. Ну или того, кто за него занимался всеми делами. Бумаг было много, писем еще больше, а Гаррет слишком быстр.

Оценить, насколько важные сведения мне удалось обнаружить, было невозможно, но Вольфгант вел достаточно переписок. Мне удалось подтвердить догадку Артемуса о непричастности Вольфганта к появлению тварей в Городе. Он сам, как выяснилось, достаточно ими интересовался, пару раз в письмах проскальзывала фамилия Крейчер из соседнего острова-государства, и я на всякий случай постаралась запомнить информацию. Проверить ее потом было бы достаточно интересно — но потом, если нам удастся разобраться с Вольфгантом. Если мы не утонем, захлебнувшись в бессмысленной войне за власть и месть. И за Город — за живой, притягивающий магнитом всех, кого ни попадя, Город.

Были записи-размышления о куршоках — об их слабостях, тщеславии, на котором так легко играть, о приверженности к учету и об их ненадежности. В трех письмах мне удалось вычленить мысль сквозь строки, что их стараются удерживать под землей с тех пор, как они убили «девчонку из общины, мстя за убитых сородичей».

Мне неожиданно понравился стиль письма Вольфганта — чуть витиеватый, с подробными разъяснениями, он как будто говорил сам с собой, а не записывал важные сведения. Он пытался не забыть все нужные детали, оставлял художественность. Не будь он Вольфгантом, он мог бы вызвать во мне симпатию.

Я вспомнила, как увидела его еще тогда, когда он зачем-то говорил речь куршокам. Вольфгант был убедителен, красив, обаятелен. Так почему он пошел по такому пути? Зачем ему власть, что она такого дает, раз он готов жертвовать всем ради нее?

Там же я нашла письмо, заинтересовавшее меня больше остальных. Писавший Вольфганту был магом, и он описывал, как к нему обратилась «уважаемая чета оборотней», прося на время поменять им внешность. Далее шло описание, точь-в-точь совпавшее с описанием моих таинственных друзей, появившихся сразу после моих мнимых похорон. Тогда я решила об этом не думать, боялась сбить себя с толку, но потом, когда вернулся Гаррет, видимый мной одной, мы покинули старый особняк. Потом, когда потянулся заснеженный тракт, не могла выкинуть из головы строки письма. Оно как-то резко рассорило меня с миром и своими привычками. Неожиданно показалось — всего на секунду — что их могла расстроить моя смерть. Разумеется, оставались вопросы, и всякие разные, начиная с «Откуда они про меня слышали», ведь то же ограбление музея было гораздо более громким делом, чем похороны никому не нужной девицы, и кончая «А если я не права?».

Гаррет, я видела, удивлялся моему молчанию, и в конце концов рассказал все сам. Он сумел найти тайник и понять, как к нему пробраться, но, разумеется, не сумел увидеть ни следа магии. Теперь вместе с ним должен был прийти кто-то из хранителей и снять защиту, если она имеется. Книга хранилась в сейфе, вскрыть который было сложно, но ничего невозможного, уж тем более для Гаррета — мастера над замками — не было.

В конце концов, он поинтересовался, в порядке ли я, и мне пришлось спешно кивать головой и засовывать свои мысли еще дальше. Обсуждать с Гарретом то открытие, что передо мной встало, я не хотела — не та компания, не тот опыт и не те отношения. В этой жизни был только один человек, с которым я могла говорить о родителях, и он их люто ненавидел.

* * *

— Иначе что?

Мафусаил темнил и явно не хотел озвучивать свое «иначе». Это было странно, учитывая, откуда я недавно вернулась и какая обстановка царила в Городе. Он сжимал в руках кружку с чаем, скреб ногтями краску, и я поняла.

— Они хотят вернуть меня. Чтобы выдать замуж?

Он облегченно кивнул.

— Твой брат уже давно женился, но ребенка у них все нет и нет. Они сменили жену, и выяснилось, что проблема в нем. Теперь…

— Теперь ни в коем случае мне нельзя оказываться в живых, — закончила я. — Иначе они не оставят меня в покое. Чего ты так испугался?

Раньше такие мысли меня ужасали — оказаться женой, той, кто всецело должна принадлежать мужу, причем женой неизвестно кого. Сейчас эти мысли словно обтекали меня, не смешиваясь с эмоциями.

— Нервы мои берег? Не нужно. Ну, хотят, ну замуж, но прежде им нужно до меня добраться. А еще до этого узнать, что я жива. Или… ну не важно.

— Не важно?

— Именно. Я просто хотела убедиться, что они не… расстроились моей смерти.

— Ты не можешь знать, расстроились ли они, — сказал Мафусаил и резко поставил кружку. — Это ведь традиция ваша — прилюдно радоваться смерти низвергнутого из семьи дитя? Внешне они радовались, а что там внутри, ты не знаешь.

Подбежал проснувшийся Пожиратель и задумчиво понюхал морщинистые руки Мафусаила, на что тот раздраженно отмахнулся. А я удивленно всматривалась в яркие мафусаиловы глаза.

— Не слышу привычной ненависти, что такое? Ты заподозрил, что у моего отца вдруг появилось сердце?

— Я предполагаю, Энни. Тебе не стоит быть такой категоричной. Я не прошу тебя туда вернуться или дать им повод тебя вернуть, пусть и не силой. Я прошу допускать, что твои родители могут быть иногда просто родителями.

— Зачем? — Я не понимала.

Но он не успел мне ответить, и наш странный разговор прервало появление Гаррета, окончательно решившего оставить привычку стучать в дверь. Он застыл на пороге комнаты, словно бы застигнутый врасплох.

— Привет, — излишнее приветствие резануло слух, и я поморщилась. — Я не хотел мешать.

— Да, ты просто забыл постучаться, — кивнула я. — Подожди на кухне.

— Нет, не стоит. Я ухожу, Энни.

— Да что с тобой? — удивилась я. — Куда ты уходишь, мы ведь даже не…

— Домой ухожу, там сейчас тоже целая куча дел, а наш с тобой разговор может и подождать. И Энни… забудь о том, что я говорил в прошлый раз, я, кажется, сам все понял.

В растерянности я поднялась, проводила до двери и, не выдержав, еще раз спросила, все ли в порядке. Мафусаил немного нервничал и явно сбился с настроения разговора и с темы, которую хотел развивать. Почему — я не понимала. И эти его предположения…

— Все будет в порядке, — поправил он меня с улыбкой, крепко обнял и вышел.

* * *

Гаррет привычно сидел на подоконнике, задумчиво хмурясь и ежась, видимо, не отойдя еще от уличного холода.

— Садись ближе к огню, — предложила я. — Чай, кофе, ужинать?

Мне нужно было немного подумать, прежде чем переходить на другую тему, и я постаралась использовать любую возможность. Но Гаррет жестокосердно помотал головой, разрушив мои надежды на небольшое уединение. За окном взвыло, и я в унисон вздохнула.

— Ну хорошо, ты хочешь мне что-то сказать. Что? Мы завтра выдвигаемся обратно?

Гаррет помотал головой.

— Не завтра, но очень скоро. Я виделся с Артемусом, и он пообещал, что с нами пойдет лучший из них. Но только тогда, когда они будут уверены, что Вольфгант покинет особняк.

— А лучший, я так понимаю Рем?

— Рем — Главный Хранитель,, он не может собой рисковать. Лучший у них там Орланд…

И с тех пор дни полетели, словно быстрокрылые птицы. Сменялись листы рукописного календаря — когда я не забывала выдирать страницы, сшитые грубой ниткой, все так же мотал мне нервы своим присутствием Гаррет, не имевший денег снять себе отдельную квартиру, за окном непрерывно мела метель. Через два дня я примирилась с Гарретом и даже пару раз получила удовольствие, заставив его готовить, но мое обычное добродушие в итоге взяло верх, и я переложила на себя кухонные обязанности. Мафусаил больше не появлялся, занятый переправой небоеспособных женщин и детей в безопасные места, и я очень хотела быть с ним, но все же оставалась на месте. А вот Гаррет пропадал довольно часто, но ненадолго, и возвращался с новостями.

— Хаммериты все как один повылезали со всех монастырей, — сказал он однажды. — Я даже представить не мог, душа моя, как их много у нас.

Хаммеритов действительно было много, их религия, единственно официально одобренная, пользовалась популярностью у разных типов людей. Разные строки удачно волновали и кровожадных, и самоотверженных, и милосердных. Последних, впрочем, было меньше, поскольку довольно сложно найти в их книгах что-то о прощении. Но хаммериты среди простых людей, не озадаченных глубоким изучением их веры, всегда ассоциировались именно с милосердием и справедливостью. Их молоты защищали горожан уже много лет, их железо использовалось в работах, их Часовая башня оповещала всех о смене времени, их руками были вымощены почти все улицы, их руками были сооружены каналы. Перечислять можно было до бесконечности.

— Кстати, я тут вдруг подумала, — сказала я. Мы тогда пытались оттащить заупрямившегося Пожирателя от ножки кровати. — Мне интересно, а как тебя Хаммериты смогли простить после того, как ты порушил их башню?

— А кто сказал, что они меня простили? Исключительно терпят под давлением Хранителей. Они тогда были мне в очередной раз страшно благодарны и дали себе труд побеспокоиться о моей безопасности…

И Хаммериты теперь были одной из главных боевых единиц в Городе, вместе с городской стражей. Удерживающая отарков у границ армия могла лишь слать нам обещания о помощи, но и они, видимо, терялись среди снегов, окруживших наш край, словно белый кокон. С другой стороны, Вольфгант оказался в точно такой же ловушке. Он, может, и смог пробраться обратно с Аркула, но отарки — те, что просочились в страну тайно, остались там, где были. Если — если они не оставались здесь, у нас. Но мы с Гарретом были в затопленной цитадели Куршоков и не нашли там ни следа отарков, хотя — я думала об этом раньше — кто знает, какие еще подземелья опутывают Город. И кто о них может знать. Вот Гаррет, проживший здесь явно больше тридцати лет, знал о трех — Язычников, Куршоков и еще о какой-то старой подземной базе, которую не занимал в свое время только ленивый. Потом Гаррет поправился и назвал еще одно.

— Там раньше была база пиратов, потом их вырезали механисты и сами там обосновались. Она соединяется с морем, так что я не думаю, что нам следует рассматривать еще и его, душа моя.

Пять известных нам, не соединяющихся друг с другом цепей пещер — невероятно, как Город до сих пор не рухнул вниз, словно дом из спичек. И в какой из них сейчас могут сидеть и дожидаться своего часа отарки и Змеи?

И когда же — когда? Сколько мы будем сидеть здесь и ждать, как собачонки команды?

Команда была дана вместе с бесцеремонно заявившимся в мою квартиру Орландом. При виде его такого знакомого облика мне неожиданно полегчало, хотя до этого я здорово сомневалась в умственных способностях что Рема, что Артемуса. Все было готово давно, и мне оставалось лишь сказать пару слов Пожирателю.

* * *

Тоскливая вьюга хорошо заметала наши следы в снегу, как и весь обзор, но Орланд был довольно категоричен, когда я его переспросила о местонахождении Вольфганта. Категоричен в своей резкой и уничижительной манере — он совсем не изменился с те пор, как его выгнали с поста, только еще больше озлобился. Но не на нас, что странно, я выслушала свою положенную порцию помоев и не уловила чего-то припрятанного. И успокоилась окончательно. Я вообще была достаточно спокойна и испытывала трусливое облегчение, что мне нужно только прикрыть их обоих магией и не высовываться, пока не придет время возвращаться. Лишь бы они не попались Змеям, слишком чутко слышавшим каждый шорох.

Лес встретил нас непроглядной, замогильной тьмой и сбросил на нас тонны снега, стоило нам вступить под его крону. Он задерживал нас ветвями, появляющимися неизвестно откуда, колючими кустами, призрачными, ненастоящими голосами, порожденных ветром. Он гнал нас прочь, просил оставить место лишь вьюге, но в конце концов смирился под властной ладонью Орланда. Я почти не ощутила силы, исходящей от него, и на всякий случай прикрыла нас уже там. Ветер испугался чужой воли и выл теперь вокруг нас, не мешая и не заметая снегом лица и головы. В особняк мы почти уткнулись, заметив его, практически ударившись головой о стены.

Холодный пустой подвал, первый этаж, прощальный взгляд Гаррета и равнодушный — Орланда. Я опустилась на пол в пустой кладовой, уверенная, что туда никто не зайдет, и глубоко вздохнула. Нужно было только подождать, всего лишь подождать и продумать все до мельчайших деталей — что я буду делать, если их поймают. Разум колебался между «бежать» и «попробовать помочь». И то, и другое было бессмысленным, в первом случае только я останусь в живых, а во втором глупо погибну вслед за Гарретом. У меня была надежда на Орланда, он, может, и был безумцем, как твердили Артемус и Гаррет, но он не последний маг — должен справиться со Змеями, или же должен удержать их и дать Гаррету уйти с книгой, или же уйти с ней сам. Ни тот, ни другой варианты мне не нравились, но отвлекаться мне не хотелось, уж лучше быть ко всему готовой.

Прямо за дверью моего чулана кто-то громко прошел, и я напряглась, но потом шаги стихли и больше не появлялись. И я решила послушать дом — закрыла глаза, погрузилась в звуки, окутывающие особняк. Вой ветра, шаги, что я недавно слышала, тихое шипение наверху и какой-то треск. Я поняла спустя час, что это огонь трещал в большом камине наверху. И облегченно вздохнула, потому что страшных полчаса представляла, как Змеи пытают Гаррета, пытаясь узнать, куда пропала книга. А Орланд так ожидаемо уже на полпути в Город, и я буду ждать-ждать-ждать, надеяться на то, что воображение всего лишь разыгралось. Хотелось поблагодарить кого-нибудь, что и правда разыгралось, и я мысленно прошептала «Спасибо» в грязный потолок.

Кому — не знаю, до сих пор я не хотела думать о вере, боялась того, к чему меня такие мысли приведут.

Время растянулось тягучей резиной, окутало все вокруг невидимой сетью. Мир замедлился до тиканья часов в паре футов от меня через стену. Время требовалось Орланду, чтобы снять заклятия с книги Памяти, чтобы никого не встревожить, вернуться назад. Я это прекрасно понимала, но молила их обоих поторопиться.

Они вернулись, когда я почти закоченела от холода, и были в крови и уставшие. Гаррет махнул мне рукой, и я пошатнулась, когда поднялась на ноги.

Тихие коридоры, ни единого охранника, заплесневелые ковры на стенах, спертый воздух. А грудь распирало от незаданных вопросов и страха — что теперь будет, когда Вольфгант заметит. И еще от осознания, что по-настоящему, совсем по-настоящему. Нужно уходить-уходить-уходить.

Вьюга приняла нас в себя, как гроб принимает покойника — незаметно и обыденно, но уже навсегда.

«Все, — подумалось мне. — Здесь нас не догонят».

Обратный путь растянулся еще дольше, чем ожидание, и я ужасно замерзла. Ноги слабели под нескончаемым ветром. Орланд больше не усмирял вьюгу, только шел впереди, ведя нас в темную, холодную, снежную пустоту. Мне казалось, что мы идем бесконечно по одному и тому же месту, я не заметила даже, как кончился лес — просто однажды обнаружила, что поднятая рука не задевает деревьев. Но тракт под нашими ногами тянулся, и Орланд вывел нас прямо к раскрытым настежь городским воротам.

Ни стражи, ни огонька в крепости, словно все вымерло.

А вдали, перекрикивая вой ветра, надрывались колокола в соборах.