Назгул страны Рун (гет)

Принцесса осваивается в Вусте быстрее, чем можно себе предположить. Связь с некогда оставленной землей восстанавливается с такой легкостью, словно встает на место недостающий паззл, и казавшаяся прежде несовершенной картина наконец-то обретает законченный смысл. Ничего общего с безуспешными попытками привыкнуть к дворцовым ритуалам Арменелоса и позабыть трагические сцены, развернувшиеся на последней из стоянок клана, когда ни долгое путешествие через море, ни множество новых лиц и впечатлений не способны были стереть случившееся из памяти. Возвращаться к некогда пережитому и видеть, как на месте руин прошлого продолжается жизнь, кажется непосильной задачей, однако то ли дело в том, что Вуста и ее пустынные предместья нисколько не похожи на тающие в тумане забвения пейзажи Рун, то ли местный уклад изначально отличается от нуменорского, но уже по прошествии какого-то месяца Эрэндис успевает познакомиться со всеми соседками, прокатиться на диковинном двугорбом животном, идеально подходящем для путешествий по пустыне, увидеть настоящего мумака, доставленного в подарок падишаху, почувствовать себя абсолютно уверенно, изъясняясь на местном наречии, и приобрести изумительные ткани для платья, почти не переплатив торговцу, при том ни разу не вспомнив об оставленном доме. Приглашения во дворец она получает довольно часто, перед каждым визитом охотно внимая советам своей свиты, но наиболее важное из них попадает в ее руки весьма странным образом.

Симин перехватывает ее незадолго до захода солнца, когда переполненная эмоциями Эрэндис возвращается от Фиддии, супруги главного казначея правителя Безарта, с которой у нее складываются очень теплые отношения, и неуловимым движением вкладывает в ее руки серебряный футляр, предназначенный для доставки писем. Металлический цилиндр неприятно холодит кожу, и отчего-то первым порывом Эрэндис, пусть всего лишь на долю секунды, становится отбросить послание прочь, будто бы она сжимает в руке ядовитую змею, вот-вот готовую укусить.

— Приказано передать это госпоже, когда та будет одна, — шепотом сообщает Симин. — Доставили прямо из дворца.

— Письмо для меня? — принцесса с недоумением рассматривает щедро украшенный орнаментом футляр, не представляя, кому из семьи падишаха пришло бы в голову присылать ей тайные письма. — А ты его как раздобыла?

— Симин встретили, когда она была на базаре по распоряжению господина Лангона, — служанка распознает в ее голосе недоверие и недовольно фыркает: — Госпоже лучше не задерживаться с ответом, ее светлость Асавир не любит ждать.

— Асавир? — Эрэндис удивляется еще больше, услышав незнакомое имя. — Это еще кто такая?

— Пусть госпожа остережется задавать подобные вопросы! — Симин шипит на нее, как рассерженная гусыня. — Где это видано? Ее светлость Асавир — супруга падишаха. Ничто в городе не скроется от ее зоркого взгляда. Говорят, что падишах не принимает ни одного решения, предварительно не испросив ее совета.

— Отчего же я раньше ее не видела? — спрашивает Эрэндис. — Ни на одном приеме, ни на одном званом ужине меня ей не представляли. Я была уверена, что это леди Мауза — жена Безарта, ведь именно она сопровождает его на всех официальных мероприятиях.

— Ее светлость уже много лет не показывается подданным, — каждый новый вопрос принцессы раздражает служанку все сильнее. — Что до леди Маузы, бывшей рабыне никогда не править Харадвейтом, будь она хоть трижды раскрасавица. Наследники, которых она родила и еще родит, принадлежат династии и матерью своей назовут госпожу Асавир. Как можно этого не знать? Неужели родители госпожи ничему ее не научили?

Эрэндис качает головой, разворачивая странное письмо и гадая, с чего бы загадочной правительнице Харадвейта, серому кардиналу при падишахе Безарте, интересоваться ее скромной персоной. Слог леди Асавир сух и лаконичен: она извещает принцессу Нуменора об оказанной ей чести и ожидает гостью не далее как этой ночью. В завершение письма королева настоятельно просит сохранить этот визит втайне ото всех, в особенности — лорда Лангона, и Эрэндис чувствует себя в по-настоящему затруднительном положении.

— Что госпожа прикажет сообщить? — Симин испытующе смотрит на принцессу. — Рабыня ожидает вестей возле особняка, а уж господин Лангон наверняка узнает посланницу ее светлости.

— Побудь пока здесь, — коротко бросает Эрэндис, поднимаясь по лестнице. — Я скоро вернусь и дам ответ. А если лорд Лангон появится раньше обычного, твоя задача — отвлекать его всеми возможными способами.

Она застает Тхурингветиль за очередным гаданием: выстраивая одной ей понятные цепочки из костяных рун, майэ рассеянно улыбается собственным мыслям — так, что Эрэндис становится слегка не по себе от случайно подсмотренной сцены. Запоздало постучавшись, она поднимает на подругу виноватый взгляд — в последнее время та почти не выходит из комнаты, недолюбливая южное солнце, и беспокоить ее сверх необходимости кажется принцессе неприемлемым.

— Вы выглядите так, словно за вами дикий зверь гнался, ваше высочество, — подмечает Тхурингветиль и аккуратно собирает руны в инкрустированную драгоценными камнями шкатулку. — Произошло что-то неприятное?

— Об этом уж вам судить, — вздыхает Эрэндис, протягивая ей свиток. — Доставили только что от королевы Асавир. Если, конечно, это не какая-то ловушка. Эта женщина действительно существует?

— Разумеется, существует, — Тхурингветиль без особого интереса просматривает письмо. — И почерк принадлежит ей, не подделан, можете не беспокоиться и смело отправляться на аудиенцию. Леди Асавир известна на все Средиземье, как женщина праведная и справедливая, так что во время встречи вас, скорее всего, не отравят и не задушат.

— По вашему, мне стоит идти? — спрашивает Эрэндис. — Что за странная идея — встречаться ночью? И как я объясню свое отсутствие Лангону? Ведь королева недвусмысленно дала понять, что я ни с кем не могу обсуждать ее приглашение.

— Когда-то для вас не представляло особенного труда незаметно прокрасться даже в самое охраняемое помещение на свете, — усмехается Тхурингветиль. — Полагаю, подаренная мной накидка все еще при вас и сослужит вам неплохую службу. Пусть рабыня расскажет вам, как найти покои королевы, дальше сориентируетесь сами.

— Разве рабыне не покажется странным, что я отказываюсь от провожатых? — удивляется Эрэндис. — Вряд ли королева сочтет забавным, что каждый гость может без труда проникнуть в ее покои.

— Как вы уже, должно быть, успели понять, Асавир — исключительно проницательная женщина, — невозмутимо отзывается Тхурингветиль. — А когда вы ее увидите и услышите ее историю, еще больше в этом уверитесь. К тому же, она не из тех, кто задает неудобные вопросы, особенно если ответ на них очевиден. В свое время я неплохо знала ее — тогда она еще находилась во дворце на тех же смехотворных правах, что и остальные наложницы. Уже потом и не без подсказки со стороны ей хватило ума заручиться поддержкой Совета жрецов Умбара, хоть и заплатить за это пришлось немалую цену...

— Сдается мне, это вы ее интересуете, а вовсе не я, — догадывается принцесса. — Не означает ли ее приглашение, что именно вам надлежит быть этой ночью во дворце?

— Если бы леди Асавир хотела видеть меня, ни вы, ни Лангон бы об этом даже не узнали, — в ответе майэ проскальзывают нотки самодовольства, и Эрэндис вновь задается вопросом, как много дел той удается проворачивать за ее спиной, создавая иллюзию бездействия. — На вашем месте, я бы не стала пренебрегать такой редкой возможностью. Если однажды вы рассчитываете укрепить в этих землях власть короля Ар-Фаразона или же свою собственную, расположение Асавир не станет лишним. Кроме того, — добавляет она, выдержав паузу, — угадайте, к совету какого жреца королева обращается чаще всего, и какую выгоду это может сулить лично вам?

Эрэндис и сама не понимает позже, почему позволяет Тхурингветиль убедить себя согласиться на это безумное предприятие. Отчего-то необходимость обманывать Лангона впервые в жизни вызывает в ней чувство смутной досады и беспокойства, пусть она и понимает, что у темного майя полным-полно от нее секретов. Верный обещанию, данному королю, он должным образом за ней присматривает, представляя нужным людям и сопровождая во время визитов ко двору, однако все остальное время мысли его витают очень далеко, и Эрэндис не без оснований считает, что рассеянность эта связана с зародившей сомнение в его душе давней оговоркой о Сильмариллах.

После длительного перерыва внеплановое превращение забирает чересчур много сил. Эрэндис приходится приложить недюжинные усилия к тому, чтобы сосредоточиться на трансформации, она даже успевает отчаяться из-за того, что точно не успеет к назначенному своенравной королевой сроку. Вопреки ожиданиям, нужное окно она находит почти моментально, да это и не представляет особенных сложностей — в нем единственном во всей башне горит одинокая свеча. Разумеется, это не покои ее величества — принцесса едва успевает принять свой истинный облик и, как и было уговорено, трижды постучать в дверь, как в крошечную каморку входит один из слуг Асавир — судя по внешности, выходец из южного Харада, высокий, темнокожий, молчаливый.

Малую гостиную, выбранную местом тайной встречи, от остальных комнат башни отделяет узкий извилистый коридор, деревянные стены которого украшены столь замысловатой резьбой, что создается впечатление, будто дело происходит глубоко под землей, в волшебных чертогах работы существ древних и фантастических. Окажись Эрэндис здесь с официальным визитом, впору было бы остановиться и полюбоваться красотой арок и сводов, цветных витражей и роскошных гобеленов, отличавших покои Асавир от других помещений дворца. Если верны описания Дориата и Нарготронда, встречавшиеся принцессе в древних трактатах, нет никаких сомнений, что представляли они собой нечто подобное — и королева явно не обошла своим вниманием эти же самые легенды.

Провожатый оставляет ее перед дверью из черного дерева, выглядящей таким же произведением искусства, как и все в этой части дворца. Эрэндис колеблется, прежде чем испросить дозволения войти, а голос леди Асавир, низкий и звучный, отчего-то и вовсе ввергает ее в состояние паники.

Королева сидит в глубоком кресле, словно на троне, и даже сквозь густую вуаль чувствуется ее взгляд, изучающий и читающий собеседника, словно открытую книгу. Принцесса догадывается, почему эта таинственная особа нашла общий язык с Тхурингветиль — нынешний мрачный стиль майэ неуловимым образом перекликается с образом, избранным леди Асавир.

Когда молчание становится нестерпимым, принцесса решает взять дело в свои руки.

— Пусть звезды осветят благополучие этого дома, — произносит она традиционное приветствие, — и ниспошлют здоровье и процветание леди Асавир и всему ее роду. Для меня большая честь удостоиться этой встречи.

— Верно, — кивает королева. — У нас здесь нечасто бывают гости. Однако, мы сочли возможным сделать исключение для представительницы династии.

— Ее светлость преувеличивает, — осторожно замечает Эрэндис, пока не распознав, как именно следует держать себя с этой королевой. — Строго говоря, я не могу причислять себя к династии, ведь я всего лишь воспитанница короля, а не родная его дочь.

— А с чего вы решили, что мы говорим об Ар-Фаразоне? — удивляется Асавир. — С правителями Нуменорэ, безусловно, следует считаться, однако для нас очевидно, что эта страна никогда не являлась нашим другом и союзником. Мы имеем в виду другую династию, потомков Тени Востока. Или вы полагаете, юная Хинд, что мы не навели справки о девушке, которую наш друг Лангон обязался доставить в Вусту?

— Обязался доставить? — Эрэндис вдруг озаряет вспышка понимания. — Так это по вашему распоряжению лорд Лангон убедил государя выдать меня замуж за вашего сына?

— Наследник Сонам не сын нам, что за невежество, — качает головой королева. — И в невесты ему вы никоим образом не годитесь. Чем только занимается этот бездельник Ангра? Мы ведь вполне определенно дали ему понять, что вас следует обучить надлежащим образом.

— Ангра? Торговец благовониями подчиняется вам? — теперь Эрэндис чувствует себя по-настоящему не уютно. — Значит, вы все это время следили за мной? Не соизволите ли пояснить, зачем?

— В этом дворце мы задаем вопросы, — холодно обрывает ее королева. — Хотя наше уважение к наследнице престола Древнего Королевства велико, мы не потерпим неучтивости. Впрочем, вас извиняет волнение. Мы давно обратили внимание на воспитанницу короля Ар-Фаразона. Пусть вы почти никогда не покидали дворца, слухи о вашей красоте, полученном вами образовании распространились далеко за его пределы. А для кого-то с нашей заинтересованностью и возможностями, не остались в тайне и ваши периодические прогулки в порт Роменны с весьма странными для принцессы целями. Не нужно делать испуганное лицо, Хинд, ваши действия заслуживают лишь уважения. Немногие девы из местных семей столь же трепетно относятся к нашему наследию. Мы справедливо сочли, что подобный цветок не должен увядать вдали от родины и, всецело полагаясь на мудрость падишаха, нашли достойное решение.

— И это все? — спрашивает Эрэндис, когда пауза, наступившая после слов королевы, становится неловкой. — Вы решили забрать меня из Нуменорэ только по доброте душевной, не поинтересовавшись тем, чего желаю я?

— Каждый желает воссоединиться со своими корнями, даже если не отдает себе в этом отчета, — отвечает Асавир. — Мы обратились к верному слуге падишаха, Лангону, с просьбой содействовать нам в исполнении нашей воли. Разумеется, в наши намерения не входило устраивать вашу личную жизнь, но об этом Лангону знать не обязательно. Мы наблюдали за вашей жизнью в Вусте. Даже несколько раз выходили в нижний город, чтобы получше присмотреться к вам. Нас глубоко тронул тот случай, когда вы приобрели драгоценные благовония, чтобы приподнести их в дар нашему учителю и наставнику, магистру Шие, да продлит Владыка его годы до дня последней битвы. Мы сочли возможным выкупить прекрасное ожерелье, с которым вы расстались, дабы позволить себе подобный жест, — она указывает на низкий столик, на котором Эрэндис с изумлением замечает некогда проданное колье. — Не подумайте, принцесса, что таким образом мы хотим украсть ваши заслуги. Вы принесете свое подношение в назначенный час.

— Зачем ваша светлость делает все это? — Эрэндис чувствует, что не в состоянии справиться с путаницей у себя в голове. — Подношения… ожерелье… эти разговоры о лорде Кхамуле… я никогда в жизни не видела его, совсем недавно узнала о нашем дальнем родстве! Если вы рассчитываете, что я обладаю хоть каким-то влиянием на улаири, вы глубоко заблуждаетесь!

— Мы заметили так же, — не обращая внимания на ее вопросы, произносит королева, — что вы стали очень близки с нашим добрым другом, леди Иштар из Кханда. Мы встретились много лет назад, когда моя жизнь при дворе не стоила и ломаного каури. Леди Иштар была ко мне добра и сумела показать, что кровь дома Ульфаста из Умбара значит много больше внешней миловидности. Понимание этого позволило нам выжить в гареме и воспитать в схожем духе наших детей. Вам мы позволим взглянуть на нас, — с этими словами Асавир отводит от лица скрывающую его вуаль.

Эрэндис с трудом сдерживает потрясенный возглас. Королева Асавир и в свои годы могла бы показаться привлекательной женщиной, если бы не несколько глубоких уродливых шрамов, пересекающих ее левую щеку.

— Что с вами произошло? — тихо спрашивает она. — Несчастный случай?

— В некотором роде, — Асавир снова прячет лицо под вуалью. — Другие наложницы не слишком обрадовались нашему появлению во дворце. Мы никогда не были простой рабыней — и стремились стать не меньше, чем госпожой над каждым, кто осмелится бросить на нас неподобающий взгляд. К тому же, наличие сильной соправительницы при падишахе существенно снижало шансы его братьев когда-либо завладеть короной. Мать одного из наследных принцев подкупила девушку в гареме, и та выплеснула ядовитый отвар нам в лицо. Это могло стоит нам жизни, но нас успели спасти.

— Леди Иштар? — догадывается Эрэндис, но Асавир снова ее удивляет.

— Из Иштар лекарь не лучше, чем из нас, а яд был очень редким и действенным. Нет, нам помог сам лорд Майрон. В те годы он еще позволял себе отлучаться из Земли Теней, иногда бывал и в Харадвейте. Ему мы обязаны возможностью говорить сегодня с вами.

— И что же, падишах… несмотря на это… — Эрэндис окончательно смешалась. — Простите мне, я взволнована и сама не понимаю, что говорю.

— Отчего же, — по голосу ясно, что королева улыбается. — Вы выросли на Западе, где все пропитано культурой эльфов. Преклонение перед внешней красотой, стремление судить лишь по видимой оболочке благородства и успешности пропитали ваше сознание, пусть вы и пытались бороться. Когда-то мы были такими же, как вы, Хинд. В Умбаре все чаще появлялись нуменорские суда, эта культура казалась нам страшно привлекательной. Иштар помогла нам обрести почву под ногами. Показала, что внешний облик ничего не значит, что наше происхождение всегда будет затмевать шрамы на нашем лице. И мы сумели то, что не удавалось глупым девочкам из гарема, — стали для падишаха другом и верным соратником.

— А та женщина, что сделала это с вами? — рискует поинтересоваться Эрэндис. — Какова ее судьба? Ведь это преступление, попытка убийства!

Королева смеется.

— Мы не стали отвечать ей той же монетой, всего лишь удалили ее от двора, равно как и ее сына. Насколько нам известно, сегодня он преуспевает в Мордоре и мало интересуется делами Вусты. Вынуждены, впрочем, признаться, что и нас не так уж сильно беспокоит участь этого города. Вуста всегда была лишь временным убежищем, ступенькой на пути к восстановлению Древнего Королевства. Вот почему мы пожелали видеть вас. Вы обладаете всеми качествами для того, чтобы повести за собой людей, Хинд. Если, разумеется, будете прислушиваться к советам, которые получаете.

— Вашим советам? — Эрэндис склоняет голову набок. — Или советам леди Иштар? Или лорда Лангона? Или государя? Или падишаха? Боюсь, что в каждом случае речь идет о совершенно разных и подчас несовместимых советах.

— Советам Владыки, в первую очередь, — отвечает королева. — Воля его записана в каждом объекте творения, в каждом действии или бездействии, стоит лишь пожелать ее увидеть. Мы взяли на себя смелость написать письмо вашему дяде, магистру Шие, что по счастливому совпадению является нашим духовником, и пригласили его прибыть ко двору. Надеюсь, вы простите нам эту инициативу, ведь не далее как несколько недель назад вы просили нашу подругу, Иштар, устроить эту встречу. Боюсь, для вас нет никакой возможности выехать в Умбар, избежав внимания Лангона, а мне бы не хотелось вставать между ним и падишахом. Тем более, что супруг мой, не желая конфронтации с Нуменорэ, склонен дать положительный ответ на ваше обручение с наследником Сонамом.

— Магистр Шия будет здесь? — Эрэндис широко раскрывает глаза. — Когда это случится?

— Путь из Умбара неблизок, но мы ожидаем его к началу будущего месяца, — отвечает королева. — До тех пор постарайтесь вести себя скромно и не вызвать подозрений Лангона. Мы хорошо осознаем ваши затруднения. Сонам, сын рабыни, не пара наследнице Тени Востока. Мы были бы рады подобрать для вас достойного жениха из своего рода, но Владыка послал нам лишь дочерей. Еще одна трудность, которую нам предстояло преодолеть, ища свое место под солнцем. Впрочем, по словам леди Иштар, и за это мы должны беспрестанно благодарить судьбу. Она близка с нашими дочерьми, до войны навещала их очень часто.

— Я все же не понимаю, — останавливает ее Эрэндис. — Что вы выигрываете, если я встречусь со своим дядей? Как это спасет меня от нежеланного замужества? Какое значение имеет моя кровь?

— Не старайтесь показаться перед нами глупее, чем вы есть на самом деле, — жестко произносит Асавир. — Для вас теперь остается только один возможный путь — путь служения, и ваш дядя — единственный, кто согласится вас хотя бы выслушать. Ни один жрец не решится противостоять сразу двум могущественным правителям, и только магистр Шия известен своей бескомпромиссностью, ибо признает над собой лишь одного Властелина. Вы попросите его принять вас в ученицы, и мы также будем просить за вас. В обмен на это вы не отдадите Кханд наследнику Сонаму и поможете одной из наших дочерей заключить брак с тем, кто взойдет на престол в землях Древнего Королевства. Нам известно о том, что у вас есть брат, Хинд. Нам известно, что его зовут Фад, сын Зейда, и что ему удалось бежать из темниц Виньялондэ. Наши шпионы донесли, что он отправился на север, в предместья Карн Дума, но он не сможет вечно скрываться в этом пристанище и однажды непременно себя обнаружит. Королевскую кровь скрыть нельзя.

— А что будет, если я откажусь следовать пути, который вы избрали для меня? — спрашивает Эрэндис. — Если расскажу о ваших намерениях королю Ар-Фаразону?

— О своем брате тоже расскажете? — усмехается Асавир. — Или о том, как тайно встречались с улаири? Или как обещали леди Иштар помощь в побеге, думая, что вас никто не подслушивает? Или как таинственным образом проникли в закрытые покои королевы Вусты, никому не доложившись? Вы уже успели понять законы гарема, Хинд. В Вусте никто не в безопасности, если только он не зорок, как сокол, и не хитер, как лисица. Всякое может произойти — вспомните мое лицо. А лорд Майрон слишком далеко, чтобы и вам прийти на помощь.

Эрэндис возвращается в особняк совершенно разбитой. Сказочно красивый город вдруг показывает ей самую неприятную свою сторону. Отныне в каждой радушной улыбке ей будет мерещиться рассчетливая вежливость шпионов жены падишаха, и даже перспектива такой желанной ранее встречи с дядей больше не кажется ей долгожданным свободным выбором — все оказывается хорошо срежиссированным спектаклем Асавир. Если, разумеется, королева и сама не является пешкой в чьей-то игре. Вот только кого считать игроком? Лангона, мотивы которого до сих пор остаются для принцессы загадочными и туманными? Тхурингветиль, которая и в этом коварном плане остается где-то в стороне, сосредоточенная лишь на освобождении Саурона, что в контексте произошедших событий выглядит крайне маловероятным исходом? А может быть, за всем этим скрывается и вовсе неизвестная Эрэндис личность — не подозревала же она до этого момента о существовании королевы Асавир и степени ее влияния на падишаха и на события мирового масштаба?

Тхурингветиль предупреждала ее о том, что Харадвейт заинтересован в том, чтобы распространить влияние на Кханд, — знала она, пусть с чужих слов, и о намерениях магистра Шии и умбарских жрецов, и о возможных планах лорда Хаука, отныне представлявшего интересы Мордора. Ее все еще связывало слово, данное государю, — Ар-Фаразон тоже желал видеть ее среди жрецов, имеющей доступ к их тайнам, а в будущем, возможно, и наместницей на Востоке. Новые обязательства, перед Асавир, сковывали ее по рукам и ногам, но противостоять королеве открыто было бы глупо. Да и государю рассказать обо всем следовало в личной беседе, но никак не в переписке. Эрэндис не сомневается, что первое же написанное ею послание уже через пять минут после отправки окажется либо на столе Асавир, либо у лорда Лангона, — и неизвестно, какой из вариантов повлечет за собой худшие последствия.

И когда Эрэндис уже окончательно уверяется в том, что хуже эта ночь закончиться попросту не может, в собственных покоях ее ожидает весьма неприятный сюрприз. В тот момент она благодарит Владыку, надоумившего ее обратиться в человека по пути в свою комнату, а не за закрытыми дверями спальни. Ибо оказавшись там, она понимает, что ее отсутствие было обнаружено.

Лангон неподвижно созерцает танец пламени в печи, а потому не сразу замечает ее присутствие. В полумраке комнаты он напоминает Эрэндис Саурона — и она усмехается мысли о том, вспоминает ли о ней майя в своем заключении, или уже давным-давно забыл о принцессе, а заодно и о своей посланнице, ставшей фактически пленницей этого богатого и лишенного всякой жизни дома.

— Ваше высочество, — под ее пристальным взглядом Лангон будто бы пробуждается ото сна. — Прошу меня простить за поздний визит. В последнее время у нас не находилось времени побеседовать.

— Я прекрасно понимаю, как занят может быть советник падишаха, — отвечает Эрэндис, ничуть не подавая вида, будто сделала что-то недопустимое. — В Арменелосе я иногда месяцами не видела лорда Аланора, моего доброго друга, хотя даже государь как минимум раз в неделю находил возможность принять меня и поинтересоваться моими успехами.

— А если учесть тот факт, что в сравнении с вашим королем правитель Безарт прискорбно мало времени посвящает государственным делам, — весело отзывается Лангон, — на плечи его приближенных ложится практически непосильная ноша. И все же я не жалуюсь, любой житель этого королевства многое отдал бы за то, чтобы оказаться на моем месте.

— После Утумно Харадвейт — сущие пустяки, верно? — не удерживается от шпильки Эрэндис. — Вы, должно быть, и не замечаете своих ежедневных забот.

— Я бы поспорил с этим утверждением, — неожиданно возражает Лангон. — В Утумно все было до крайности конкретно и ясно. Мы знали, что нас объединяет, каждый из нас мыслил на одной волне с Повелителем. Не возникало ни малейшим сомнений на предмет того, что представляет из себя наш враг и на что он способен ради победы. Харадвейт же напоминает мне одно из тайных королевств эльдар, тихо загнивавших в своем болотце. Хотя бы в одном ваши хроники не лгут, нолдор не так уж далеко ушли от людей в своей борьбе за власть, богатства, земли или лучших женщин. В Утумно, во всяком случае, мне не приходилось иметь дело с обезумевшими от безделья наложницами, претендующими на внимание Повелителя, бесчисленными наследниками или орками, готовящими восстание против его власти... Все было намного проще, ваше высочество… Так что вы думаете о вашем будущем нареченном?

— Простите? — Эрэндис не ожидает такой резкой смены темы. — Разве я уже дала согласие на брак?

— Будем говорить искренне, принцесса Эрэндис, — Лангона нисколько не смущает недовольство в ее голосе. — Вы провели в Вусте немало времени, но, насколько верны мои наблюдения, вовсе не стремились посвятить эти дни тому, чтобы лучше узнать сына Безарта, которого мы, с согласия вашего опекуна, прочили вам в супруги. Куда больше внимания вы уделяете ночным прогулкам, что, позволю себе заметить, наводит на странные мысли.

— У каждого из нас свои скрытые цели, лорд Лангон, — пожимает плечами Эрэндис. — Вы так торопитесь от меня избавиться, чтобы пуститься на поиски Сильмариллов, на охоту за улаири или есть другие причины?

— Леди Иштар, ваша любезная подруга, все еще надеется увлечь меня этими сомнительными историями? — насмешливо интересуется Лангон. — Я умею учиться на чужих ошибках, принцесса, будь примером Алатар или сам Гортхаур. Я не стану танцевать под ее дудочку, я абсолютно убежден, что в лорганском храме не хранится ничего, достойного внимания.

— Я тоже так считаю, — серьезно кивает Эрэндис. — Лорган — островок благоразумия среди далеких от цивилизации племен. Для большей части населения Кханда институт жречества — нечто новое, а свою религиозную традицию они всегда связывали скорее с Умбаром, чем с Лорганом, отправлялись в своих духовных поисках на запад, а не на восток. Я не так хорошо знакома с историей храма, но не удивлюсь, если его уже не раз пытались ограбить. Если там и было что ценное, жрецы давно его перепрятали или утратили. Однако это не означает, что в Средиземье не осталось других тайников. Или что Владыка не мог оставить указаний…

— Не стану отрицать, меня мучает любопытство, — подтверждает Лангон. — Будь моя воля, я давно бы проверил все места, так или иначе отмеченные Повелителем до того, как Он нас покинул. Но не Тхури диктовать мне, когда и как отправляться в путь. И уж тем более не вам, принцесса.

Эрэндис может физически почувствовать, как побледнела, — недопустимый тон Лангона, опасный огонек, загорающийся в его глазах, едва речь заходит о Сильмариллах, ставшая вдруг весьма ощутимой навязанных перемен в жизни пробуждают в ней неведомые прежде отвагу и вдохновение.

— Конечно, Иштар только и рассчитывает, что на ваше недоверие, — с наигранным смирением соглашается она. — Ведь самый лучший способ спрятать что-либо — расположить его у всех на виду. Там, где никто и не догадается искать. Встретилась же она с первым из улаири прямо в Виньялондэ, а вы — ни сном, ни духом…

Вот теперь, кажется, ей удается по-настоящему задеть майя — Лангон яростно вскидывается, словно ему было нанесено личное оскорбление.

— Что вы сказали? — гневно смотрит он на принцессу. — Как вам стало известно об этой встрече, позвольте узнать?

— В гавани я встретила мастера Нарронда, — памятуя о том, что лучшая ложь, со слов той же Тхурингветиль, основана на правде, сообщает Эрэндис. — Помните, когда-то вы рассказывали мне о том, что Нарронд втайне хранит верность лорду Ангмару и его идеям об империи? Нарронда сопровождал странный человек в одеждах моряка. Помню, что в его присутствии я вдруг почувствовала необыкновенный страх, словно попав под действие каких-то парализующих чар. Когда я рассказала об этой встрече леди Иштар, вот тогда-то я и узнала о том, что перед своим уходом Владыка доверил ей какую-то тайну… и ради того, чтобы сохранить эту тайну, ей приходится иметь дело с Ангмаром, которого она на дух не переносит…

— Разумеется, не переносит, — ядовито подмечает Лангон. — Тхури в своей самоуверенности порой забывает о том, что многие смертные обладают довольно сильной волей, в особенности, те, которых собрал вокруг себя Гортхаур. Ангмар чуть было не сорвал ее цепочку возрождений, вынудив несколько лишних десятилетий находиться в стареющей, теряющей привлекательность оболочке — могла ли она простить ему такое?

— Как это? — не понимает Эрэндис. — Она сказала мне, что этому человеку нельзя доверять, что он неблагонадежен и обманывал всех, начиная от короля Тар-Суриона и заканчивая самим Тар-Майроном, что он убил собственную правнучку, считая, что на той лежит проклятие…

— Вот как? — саркастично смеется Лангон. — На будущее, имейте в виду, общаясь с Тхури: правдой она делится очень избирательно. Вероятно, она позабыла упомянуть, что сама и была тем проклятием. У нее имелись свои планы на девчонку Ангмара, Ангмар не согласился стать игрушкой в ее руках, а Гортхаур в очередной раз сделал вид, что он здесь не причем, он в тот момент был занят очередной крайне необходимой войной.

— Какие еще планы? — Эрэндис чувствует, что голос перестает ей повиноваться. — Что Иштар за польза от ребенка?

— Ребенка, в жилах которого текла кровь одного из улаири? — Лангон кривится в язвительной ухмылке. — Вы ведь неглупая девушка, принцесса, так неужели никогда не задавались вопросом, за счет чего возможны эти ее бесконечные перевоплощения? Та Тхури, с которой мы когда-то сражались бок-о-бок, умерла уже очень давно, во время Битвы Гнева… а возможно, еще раньше, на Тол ин Гаурхот, когда внезапно осознала, что ее драгоценному Гортхауру реально причинить довольно-таки фатальный ущерб. То, что вы видите перед собой, — всего лишь тень, вернувшаяся из-за Грани, фанатичная и озлобленная против всего мира. Тхури необходимы маги, находящиеся под властью Единого кольца, все ее предыдущие воплощения были так или иначе связаны с одним из улаири. Она бы дорого заплатила, лишь бы добраться до одного из эльфийских колец, но те защищены слишком надежно, а гномы никогда не были достаточно хороши для ее целей.

— А почему вы мне это рассказываете? — сердито сводит брови Эрэндис. — Кто вы такой, чтобы я вам верила? Может быть, вы всего лишь злитесь, что леди Иштар так предана Саурону, а не вам? Или сами хотите меня отвлечь, чтобы я не заметила тех интриг, что вы через своего нынешнего правителя плетете против нуменорского трона?

— Надеюсь, вы сознаете, что всякие слова имеют свои последствия, принцесса? — внимательно смотрит на нее Лангон. — Ваши обвинения очень серьезны, в то время, как вы не желаете замечать очевидного. Единственная цель Тхурингветиль состоит в том, чтобы сохранить власть над востоком для Гортхаура, когда тому, наконец, надоест играть с нуменорским королем в кошки-мышки и вздумается вернуться в Мордор. Использовать в этих целях она готова Ар-Фаразона, вас, меня, падишаха, любого из девятки. Ангмара в Вусте нет, мне точно известно, что его видели на севере, так с кем из улаири вы сейчас встречались? Атия? Альв? Кто еще мог прибыть сюда в кратчайшие сроки? Ульфаст?

Эрэндис возмущена обвинениями Лангона, но в то же время испытывает облегчение: если майя действительно поверит в то, что она встречалась с кем-то из девяти, он не станет раскручивать этот змеиный клубок дальше и не узнает о предложении Асавир. Было бы слишком обидно в последний момент потерять надежду на воссоединение с дядей из-за глупой ошибки.

— Я не желаю слушать этот вздор, — высокомерно отзывается она в лучших традициях нуменорских кузин. — Вы верно заметили, всякие слова имеют последствия. И я хотела бы посмотреть, как вы ответите за такое оскорбление перед королем Ар-Фаразоном. В его отсутствие я представляю здесь династию. Оскорбляя меня, вы оскорбляете каждого из них, — уроки Асавир не прошли даром, Эрэндис действительно имеет в виду то, что говорит.

Лангон нехорошо ухмыляется.

— Возможно, в последний момент вы еще успеете осознать, что сделала с вами Тхурингветиль, — бросает он, прежде чем покинуть ее покои. — И что я был единственным, кто еще мог помочь вам избежать такого исхода. Но будет уже слишком поздно для сожалений, принцесса.

Эрэндис с силой захлопывает дверь за его спиной. В коридоре слышится голос проснувшейся Замин, но ей не хочется отвечать. Сознание лихорадочно осмысливает слова Лангона — случись этот разговор еще утром, и она, возможно, умирала бы от страха за собственную жизнь, но в свете разговора с королевой Асавир его признания приобретают совершенно иной характер.

Асавир сама призналась в том, что Тхурингветиль весьма внимательно следит за судьбой ее дочерей. Прямых потомков Ульфаста из Умбара, одного из улаири.

Не для того ли им так важно, чтобы одна из этих девушек стала женой Фада и получила прямые права на престол королевства Кхамула? Магистр Шия, не слишком жалующий своего предка-кольценосца, только приветствовал бы подобный исход, а Саурон, как и желает Тхурингветиль, смог бы через нее сохранять контроль над Востоком. Даже мудрейшие не заподозрили бы, кто скрывается за очаровательным обликом дочери падишаха Безарта.

Эрэндис встряхивает копной волос, пытаясь сосреточиться. Она обязана придумать какой-то выход из сложившейся ситуации. Только сейчас она понимает, что совершенно не хочет отдавать не только дочери Асавир, но и самому Фаду то, что по праву принадлежит ей. Ведь это она обеспечила выживание их рода в той войне. Это она поднялась до королевской династии Нуменорэ. Это от ее решения зависит, в каком направлении потечет река истории. Леди Асавир может быть очень могущественна, но она все же не королева Зейра. Даже ее можно переиграть.

От переизбытка информации голова идет кругом, и Эрэндис по старой привычке садится в кресло на балконе. Пусть над головой ее этой ночью светят совершенные другие, незнакомые звезды, сегодня она снова не сможет уснуть до самого рассвета.

Эрэндис неожиданно ловит себя на мысли о том, как приятно вновь называться старым именем.