Назгул страны Рун (гет)

Зо­лотит­ся край ладьи ог­ненноокой Ари­ен, нес­пешно вер­ша­щей свой путь по бес­край­не­му не­бос­кло­ну над дис­ком, а ле­дяная де­ва за­пад­но­го мо­ря под­став­ля­ет ли­цо под об­жи­га­ющие лу­чи и до­воль­но жму­рит­ся, рас­че­сывая ла­зур­ны­ми паль­ца­ми спу­тан­ные пря­ди чер­ных во­дорос­лей-во­лос. В пор­ту идет раз­груз­ка ко­раб­ля, при­быв­ше­го с кон­ти­нен­та: го­ловок­ру­житель­ная смесь за­пахов ко­рицы, тми­на и крас­но­го пер­ца ще­кочет ноз­дри, и де­ва ог­лу­шитель­но чи­ха­ет, уда­ряя ру­кой по де­ревян­ной кор­ме, цеп­ля­ясь за яр­ко-си­ние ры­боло­вец­кие се­ти, а от ее ус­по­ко­ен­но­го вы­доха по во­де во все сто­роны рас­хо­дят­ся дро­жащие кру­ги.

Де­ву мо­ря Рун не пе­репу­та­ет с ней да­же не обу­чен­ный го­ворить на язы­ке сти­хий: за день зас­тывшие в сво­ем без­разли­чии, буд­то под­кра­шен­ные баг­рянцем во­ды, бы­ва­ет, и не ше­лох­нутся, веч­ный штиль, прок­ля­тие ну­менор­ских мо­ряков и бла­гос­ло­вение для лов­цов жем­чу­га. Эрэн­дис зак­ры­ва­ет гла­за и вспо­мина­ет неж­ный пер­ла­мут­ро­вый блеск сва­лен­ных гор­кой на пес­ке ра­ковин, из ко­торых они, вас­так­ские дев­чонки, вык­ла­дыва­ют ве­нец из се­ми кам­ней — зер­каль­ное от­ра­жение да­леко­го соз­вездия над сги­нув­ши­ми гор­ны­ми пи­ками се­вера.

На­ряды де­вы мо­ря Рун всег­да алые, не то от от­блес­ка ран­них юж­ных за­катов, не то от сте­ка­ющей по чер­но­му жер­твен­но­му кам­ню кро­ви.

— В ушед­шие вре­мена, о ко­торых ны­не лишь бес­смертные сла­га­ют свои пес­ни, зем­ли эти при­над­ле­жали веч­но­му сум­ра­ку, — та­инс­твен­ным го­лосом за­водит ба­буш­ка свою лю­бимую сказ­ку. — Не бы­ло ни­чего, ни ко­сы на бе­регу, ни кур­га­нов, ни ухо­дящих на юг пус­то­шей, не странс­тво­вали в пес­ках ис­терлин­ги со сво­ими ка­рава­нами, не ма­нили ше­потом бь­ющие из го­лых скал ис­точни­ки. Толь­ко ог­ромный хрус­таль­ный шар на ка­мен­ном стол­пе воз­вы­шал­ся над бес­плод­ной зем­лей и лил на нее мер­твый свет.

— Где же тог­да бы­ли мы? — удив­ля­ет­ся ма­лень­кая Хинд. — Ес­ли те зем­ли не при­над­ле­жали ни­кому, мы мог­ли бы заб­рать их и пас­ти там свои ста­да.

Ба­буш­ка нем­но­го виз­гли­во сме­ет­ся, щи­па­ет внуч­ку за ще­ку — и Эрэн­дис не­воль­но вски­дыва­ет ру­ку к ли­цу, буд­то на­де­ясь вновь по­чувс­тво­вать это поч­ти стер­ше­еся из па­мяти при­кос­но­вение.

— Все мы тог­да бро­дили в не­бес­ных чер­то­гах за Вра­тами Но­чи и пас­ли звез­дных овец на по­лях Вла­дыки, — рас­ска­зыва­ет она с та­кой под­ку­па­ющей теп­ло­той, что Хинд не­мед­ленно го­това по­верить в то, что и са­ма поч­ти что пом­нит те не­ведо­мые по­ля и шел­ко­вис­тую ка­ракуль ру­на под паль­ца­ми. — И кра­соты нес­лы­хан­ной бы­ла де­ва мо­ря Хэл­кар, что в оди­ночес­тве пле­ла свой та­нец у под­но­жия ве­лико­го све­тиль­ни­ка, и хо­тя ча­ры ее ма­нили ду­хов не­ис­ся­ка­емо­го пла­мени, не мог­ли они к ней приб­ли­зить­ся из-за све­та хрус­таль­но­го ша­ра, что был для них боль­нее ос­тро­го клин­ка, — ба­буш­ка лу­каво улы­ба­ет­ся. — И на ла­донях той де­вы по­ко­ил­ся ос­тров, кра­ше ко­торо­го во всей Ар­де не сы­щет­ся. И бы­ло там все, что ду­ше угод­но: гус­тые ле­са, прес­ные во­ды, пло­доно­сящие де­ревья и нес­лы­хан­ные бо­гатс­тва, и яв­ля­ла со­бой жизнь хо­зя­ев то­го ос­тро­ва веч­ный праз­дник.

— Я знаю, как он на­зыва­ет­ся, — ра­ду­ет­ся Хинд, гор­дая тем, что мо­жет до­пол­нить ба­буш­ки­ну ис­то­рию — не­даром она так вни­матель­но прис­лу­шива­ет­ся к раз­го­ворам, что ве­дет отец у ко­лод­ца с дру­гими ко­чев­ни­ками, ес­ли те де­ла­ют при­вал на их сто­ян­ке, же­лая на­по­ить сво­их вер­блю­дов. — Ну-ме-но-рэ.

Ста­руха сно­ва сме­ет­ся, на этот раз с за­та­ен­ной го­речью.

— Ошиб­лась, моя сер­на, сказ этот о дав­но ми­нув­ших днях, и не бы­ло тог­да Ну­мено­рэ и в по­мине, а ос­тров тот на­зывал­ся Аль­ма­рен, и жи­ли на нем бо­ги, вку­сив­шие веч­ной жиз­ни и юнос­ти. Не­ког­да и они бро­дили на­шими тро­пами, по­ка не пре­сыти­лись и не по­забы­ли об этой зем­ле. И лишь один из них от до­ли веч­но­го бла­женс­тва от­рекся, и об­ру­шил хрус­таль­ный шар на ска­лы, и на­веки сги­нул Аль­ма­рен, а зем­ля на­ша для нас, лю­дей, при­год­ной сде­лалась. И уш­ла в не­бытие ве­ликая пра­матерь всех озер и мо­рей, трех до­черей ос­та­вив: де­ву мо­ря Рун, что нам бла­гово­лит, и ее мень­ших сес­тер, де­ву озе­ра Ку­иви­энен, что сре­ди на­рода на­шего прок­ля­та, и де­ву мо­ря Нур­нен, ко­торой тан­це­вать до кон­ца Ар­ды в зем­ле Мор­дор.

Хинд ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за: иног­да странс­тву­ющие вас­та­ки го­ворят и о Мор­до­ре, и в ее во­об­ра­жении зем­ля эта вмес­те со сво­им зло­вещим пра­вите­лем оку­тана оре­олом не­раз­ре­шимой за­гад­ки.

— По­чему прок­ля­та? — быс­тро ин­те­ресу­ет­ся она, хо­тя зна­ет от­вет, и ба­буш­ка уже не скры­ва­ет не­годо­вания, по­яс­няя:

— По­тому что жизнь да­ла прок­ля­тым ал­баи, что зо­вут­ся квен­ди на язы­ке сок­ры­тых зе­мель. Бы­ли у на­шего на­рода по­чет и ува­жение, и креп­кая сталь, и слав­ная бит­ва. А эти не­дос­той­ные толь­ко и ду­мали, что роп­тать про­тив Вла­дыки, и мы сра­жались под Его зна­мена­ми, и зна­вала де­ва мо­ря Рун дос­той­ные жер­твы, — она с нос­таль­ги­ей взды­ха­ет. — А по­том взре­вела зем­ля, и не­беса по­лыха­ли ог­нем, и на го­ловы стра­жам се­вера сы­пал­ся дождь из кам­ней и рас­плав­ленно­го же­леза, и все умер­ло: муд­рые го­воря­щие змеи, и ве­ликие во­ины вас­так­ских пле­мен, и все ве­личие се­вера. И те из нас, кто уце­лел, бе­жали ис­кать за­щиты под алой дланью Рун, а по сле­дам их гна­лись выр­вавши­еся на сво­боду ужас­ные те­ни. И не­кото­рые из на­шего на­рода от­ста­ли в пу­ти, и наш­ли стра­ну се­бе под стать на юге, и ста­ли их на­зывать ха­рад­рим. Но мно­гие су­мели вер­нуть­ся до­мой, и де­ва мо­ря Рун да­рова­ла нам свою ми­лость, и суж­де­но нам жить в ее бла­гой те­ни, по­ка Вла­дыка вновь не при­зовет нас ис­полнить клят­ву.

— Раз­ве Вла­дыка не по­гиб вмес­те со сво­ей ци­таделью? — не­уве­рен­но ос­ве­дом­ля­ет­ся Хинд, и гла­за ста­рухи гнев­но свер­ка­ют.

— Глу­пос­ти бол­та­ешь, не та­ков Вла­дыка, что­бы он мог уме­реть, — воз­ра­жа­ет она. — Я на огонь смот­ре­ла, и по во­де чи­тала, зна­ки о Его воз­вра­щении по всей Ар­де раз­бро­саны, и ме­ня мать учи­ла, как их рас­познать. Вы­рас­тешь, и те­бя обу­чу то­му, что дол­жно знать до­чери вож­дя. Ан-нет, да и зас­та­нешь те бла­гос­ло­вен­ные вре­мена, ког­да по зем­ле на­шей зо­лотые ре­ки по­бегут, а то и лю­дей в бой по­ведешь, от брат­ца-то тво­его, уже сей­час ви­жу, не бу­дет боль­шо­го тол­ку. В на­шей семье из­вечно жен­щи­ны силь­нее рож­да­лись. Ты, знай, де­ву мо­ря о зас­тупни­чес­тве ча­ще про­си, да доб­ры­ми жер­тва­ми ее во­ды оро­шай, чем силь­ней кровь, тем луч­ше, во­да все пог­ло­тит без сле­да.

Хинд слу­шала ба­буш­ку, как за­чаро­ван­ная, и нес­терпи­мо хо­телось, что­бы дни, так соб­лазни­тель­но опи­сан­ные в ее сказ­ках, нас­ту­пили как мож­но ско­рее. Вла­дыка не­из­менно пред­став­лялся ей мо­гущес­твен­ным во­ином в чер­ных дос­пе­хах, в ру­ках у ко­торо­го меч мель­кал по­доб­но язы­ку пла­мени. В детс­тве она не­час­то за­думы­валась о том, что бу­дет пос­ле, ког­да Он рас­пра­вит­ся с ал­баи и эдайн, отом­стив за нес­пра­вед­ли­вые го­нения, ко­торым под­вер­гся их на­род, — кар­ти­на все­об­ще­го счастья ка­залась та­кой не­зыб­ле­мой, что прес­тупно бы­ло бы по­пытать­ся ра­зоб­рать ее на де­тали.

— Ба­буш­ка, а рас­ска­жи об Уль­фан­ге из Тар­ге­ли­она и его сы­новь­ях? — Хинд по­вер­ну­лась на дру­гой бок, с тру­дом сдер­жи­ва­ясь от то­го, что­бы зев­нуть: час был уже поз­дний.

Ста­руха лас­ко­во пог­ла­дила ее по го­лове.

— В дру­гой раз, ди­тя, сей­час от­прав­ляй­ся-ка спать. Зав­тра нас ждет мно­го ра­боты: пой­дешь со мной к ис­точни­ку, бу­дешь по­могать про­цежи­вать пе­сок. Ко­ли дя­дя твой уве­ря­ет, буд­то на­пал на зо­лотую жи­лу, не сто­ит сло­вами его пре­неб­ре­гать. В прош­лый раз мы слав­но вы­меня­ли зо­лото на тка­ни. Уль­рик, раз­бой­ник эда­кий, уве­ря­ет, буд­то они из са­мого Ну­мено­рэ. Сла­дим те­бе на­ряд, бу­дешь как прин­цесса ще­голять!

— Не хо­чу как прин­цесса, — ужас­ну­лась по­доб­ной пер­спек­ти­ве Хинд. — Хо­чу быть вож­дем и сра­жать­ся с ал­баи, ког­да вер­нется Вла­дыка!

— Да свер­шится это в ско­ром вре­мени, в на­ши дни, — ба­буш­ка скло­нилась над ее пос­телью, неж­но це­луя в ви­сок. — Пусть ду­хи из иных ми­ров не тре­вожат те­бя, и ни один сон не ом­ра­чит твой ра­зум.

Сре­ди вас­та­ков бы­това­ло мно­жес­тво раз­ных по­верий — сог­ласно од­но­му из них, сны по­чита­лись за прок­ля­тие, и стра­дав­ший от это­го не­дуга, по-ви­димо­му, слиш­ком ма­ло тру­дил­ся и с не­дос­та­точ­ным рве­ни­ем воз­но­сил мо­лит­вы де­ве мо­ря.

Их клан сре­ди ко­чевых счи­тал­ся од­ним из са­мых не­зави­симых и са­модос­та­точ­ных в ок­рес­тнос­тях Рун, а воз­можно, да­же и в Ха­раде. Не за­дер­жи­ва­ясь доль­ше нес­коль­ких не­дель на од­ном мес­те, они бро­дили сре­ди пус­тынь и со­лон­ча­ка, ста­ра­ясь, все же, не уда­лять­ся от мо­ря. Го­вори­ли, что дру­гие пле­мена все ча­ще из­би­ра­ют осед­лый об­раз жиз­ни и да­же воз­во­дят по­добия го­родов — отец през­ри­тель­но спле­вывал, на­зывая их по­селе­ния жал­ким под­ра­жани­ем эль­фам. Го­вори­ли, что во мра­ке Ба­рад-Ду­ра Влас­те­лин Мор­до­ра при­зыва­ет вас­та­ков на служ­бу под чер­ным зна­менем из ба­буш­ки­ных ска­зок — но Мор­дор ле­жал слиш­ком да­леко от Рун, а пред­стать пе­ред взо­ром Са­уро­на, ко­торо­го, по тем же слу­хам, не мог вы­дер­жать ни один че­ловек... — Хинд да­же пе­редер­ги­вало от та­кой пер­спек­ти­вы. Нет, они не нуж­да­лись ни в ли­дере, ни в го­сударс­тве — их ко­ролевс­тво по­доб­но пе­река­ти-по­лю и, ка­залось, бу­дет су­щес­тво­вать веч­но, по­ка не вы­сох­нет пос­ледняя кап­ля в мо­ре Рун.

На сле­ду­ющее ут­ро Хинд с ба­буш­кой не от­пра­вились к зо­лото­нос­но­му ручью. Ска­зать по прав­де, Хинд боль­ше ни­ког­да не ви­дела та­ких ис­точни­ков — за­то ей до­велось свес­ти близ­кое зна­комс­тво с де­вой за­пад­но­го мо­ря, и она с пер­во­го взгля­да по­няла, что луч­ши­ми под­ру­гами они не ста­нут.

Проз­рачные во­ды вок­руг Ну­мено­рэ от­ра­жали в се­бе неж­но-го­лубое не­бо и сол­нечный свет — но они пот­ре­бова­ли от Хинд ку­да бо­лее серь­ез­ных жертв, чем род­ная с детс­тва Рун. Для на­чала, они при­каза­ли ей от­речь­ся от собс­твен­но­го име­ни.

— Прин­цесса Эрэн­дис, — зо­вет ее слу­жан­ка, что сле­ду­ет пов­сю­ду не­от­лучной тенью. — Мы здесь уже вто­рой час про­гули­ва­ем­ся. Ес­ли вы не же­ла­ете по­сетить ба­зар, от­че­го бы ни вер­нуть­ся во дво­рец? Вы же зна­ете, его ве­личес­тво не одоб­ря­ет эти ва­ши про­гул­ки по ниж­не­му го­роду. Толь­ко по­тому что вы так лю­бите мо­ре...

Эрэн­дис ми­ло улы­ба­ет­ся и ки­ва­ет, не слиш­ком вслу­шива­ясь в чу­жую бол­товню. Уж прис­лу­ге точ­но ни к че­му по­доз­ре­вать, что это мо­ре она не­нави­дит нас­толь­ко, что с ра­достью ок­ра­сила бы его в ре­гуляр­но яв­лявший­ся в гре­зах о детс­тве баг­ро­во-крас­ный.

Слиш­ком мно­го прок­ля­тий по­сыла­ли вас­та­ки этим зем­лям — с тех пор, как Эрэн­дис бы­ла дос­тавле­на во дво­рец ко­роля Ар-Фа­разо­на и его суп­ру­ги, ко­роле­вы Ар-Зим­ра­фель, сны бес­по­ко­или ее поч­ти каж­дую ночь. В пле­мени бы ее дав­но соч­ли от­ме­чен­ной пер­стом ро­ка.

Ес­ли бы, ко­неч­но, кто-то из пле­мени уце­лел.

— Еще нем­но­го, и пой­дем, — спо­кой­но от­ве­ча­ет она. — Нуж­но ведь под­бодрить ко­роле­ву, по­ка его ве­личес­тво не вер­нулся с вой­ны. Она так бес­по­ко­ит­ся в ожи­дании гон­цов...

— По­нят­ное де­ло, — раз­во­дит ру­ками слу­жан­ка. — От­пра­вить­ся в Мор­дор! Страх-то ка­кой! Сох­ра­ни нас Уй­нен от его чер­ной дла­ни!

Эрэн­дис улы­ба­ет­ся. За со­бой де­ва за­пад­но­го мо­ря ос­та­вила пра­во на имя, и ну­менор­цы, осо­бен­но прос­то­люди­ны и прис­лу­га, по­чита­ют ее по­рой ед­ва ли не боль­ше Эру и ва­лар.

Эрэн­дис ве­селят мес­тные су­еве­рия. Она, вос­пи­тан­ни­ца ко­роля Ар-Фа­разо­на, по­лучи­ла блес­тя­щее об­ра­зова­ние — хо­тя ни в од­ной из книг не наш­ла под­твержде­ний муд­рости, ко­торой обу­чали ее ба­буш­ка и ста­рей­шие жен­щи­ны кла­на. В дей­стви­тель­нос­ти, на­коп­ленные ну­менор­ца­ми трак­та­ты со­дер­жа­ли в се­бе пол­ностью про­тиво­полож­ный вздор.

Она не­воз­му­тимо идет вдоль прис­та­ни, по нап­равле­нию к до­кам, где обыч­но не встре­тить лю­бопытс­тву­ющих зе­вак, и, убе­див­шись, что слу­жан­ка смот­рит в дру­гую сто­рону, не­замет­но бро­са­ет в во­ду не­боль­шой свер­ток из тка­ни, с ошиб­ка­ми и, дол­жно быть, ужас­ным про­из­но­шени­ем пов­то­ряя по­луза­бытую мо­лит­ву. В те­ни де­ревян­ных свай во­да ка­жет­ся поч­ти чер­ной, и кро­ви не рас­смот­реть, да и жер­твы Эрэн­дис выг­ля­дят, ско­рее, нас­мешкой над ри­ту­алом, но ни­чего луч­ше пред­ло­жить сво­ей да­лекой пок­ро­витель­ни­це она не мо­жет.

По­ка не мо­жет.

Да и так ли это важ­но, ес­ли ве­рить ба­буш­ке?

Эрэн­дис ак­ку­рат­но, что­бы не пов­ре­дить слож­ную при­чес­ку, в ко­торую сей­час уло­жены ее ис­си­ня-чер­ные во­лосы, наб­ра­сыва­ет ка­пюшон и мед­ленно под­ни­ма­ет­ся по лес­тни­це на мос­тик.

При­меча­ние: по од­ной из вер­сий, рас­смат­ри­ва­емых Тол­ки­ном, си­ние ма­ги, Ала­тар и Пал­ландо, при­были в Сре­диземье на эпо­ху рань­ше ос­таль­ных ис­та­ри, во вре­мя соз­да­ния Еди­ного Коль­ца. Имен­но так они и пос­ту­па­ют в этой ис­то­рии...

Во двор­цо­вом пар­ке всег­да жар­ко: нес­мотря на бли­зость мо­ря, сю­да не до­лета­ет и кро­хот­но­го ду­нове­ния ве­тер­ка. Бе­лые ка­мен­ные пли­ты, ко­торы­ми выс­тла­на пло­щадь пе­ред глав­ны­ми во­рота­ми и до­рож­ки, к по­луд­ню уже рас­ка­ля­ют­ся нас­толь­ко, что ед­ва ли воз­можно пе­ред­ви­гать­ся по ним в мяг­ких ат­ласных туф­лях, ко­торые Эрэн­дис при­вык­ла но­сить во двор­це. По­дош­вы их бы­ли нас­толь­ко тон­ки­ми, что с зак­ры­тыми гла­зами поз­во­ляли чи­тать ули­цу — и не­уго­мон­ная Хинд, при­вык­шая бе­гать по сте­пям и пес­кам ок­рес­тнос­тей мо­ря Рун в рас­ши­тых вой­лоч­ных са­пож­ках, вы­дер­жи­вав­ших да­же дли­тель­ный ноч­ной пе­реход по хо­лод­ной пус­ты­не, не­ког­да пос­ме­ялась бы над не­лепым пред­по­ложе­ни­ем, буд­то од­нажды она сог­ла­сит­ся на­деть на но­ги эту бес­по­лез­ную кра­соту.

— Что с ва­ми, прин­цесса? — соп­ро­вож­да­ющая ее де­вица, че­рес­чур вни­матель­ная, как и по­ложе­но прис­лу­ге ко­ролев­ских особ, взвол­но­ван­но по­да­ет­ся впе­ред. — Ког­да вы по­рани­ли ру­ку?

Эрэн­дис опус­ка­ет гла­за с ед­ва за­мет­ным ра­зоча­рова­ни­ем. Край ру­кава платья из не­бес­но-го­лубо­го ши­фона за­пач­кан в кры­синой кро­ви — оче­вид­но, она слиш­ком креп­ко при­жима­ла к се­бе свер­ток по до­роге к до­кам.

— Пус­тя­ки, поз­же я заг­ля­ну к двор­цо­вому ле­карю, — мяг­ко улы­ба­ет­ся она, поз­во­ляя слу­жан­ке за­мас­ки­ровать пят­но склад­ка­ми одеж­ды. Ес­ли бы ко­роль не от­пра­вил­ся в по­ход, обе­щание приш­лось бы сдер­жать — по­рой Эрэн­дис ка­жет­ся, что Ар-Фа­разо­ну док­ла­дыва­ют о каж­дом ее ша­ге, и он ис­пы­тыва­ет не­под­дель­ное бес­по­кой­ство, как ес­ли бы она яв­ля­лась его род­ной до­черью.

В та­кие мо­мен­ты она осо­бен­но ос­тро со­жале­ет о том, что не­ког­да ко­роль не поз­во­лил ей уме­реть.

Спус­тя поч­ти сем­надцать лет Эрэн­дис все еще от­четли­во пред­став­ля­ет­ся нек­ра­сивое, но оп­ре­делен­но за­поми­на­юще­еся ли­цо А­ин, с ко­торой ее свя­зыва­ет ма­гия древ­нее са­мого ми­роз­да­ния — долг жиз­ни, хит­ростью и са­мопо­жер­тво­вани­ем вы­цара­пан­ной из рук пус­то­ты, со­зыва­ющей под свои крылья по­терян­ных де­тей, лишь не­надол­го сбро­шен­ных в ниж­ние ми­ры ски­таний и ожи­дания. А­ин — дочь куз­не­ца, доб­ро­душ­но­го вас­та­ка с ши­рокой ок­ла­дис­той бо­родой, в ко­торую он впле­та­ет би­рюзо­вые и оран­же­вые бу­сины и перья птиц с по­бережья. По­томс­твом сво­им куз­нец гор­дится, по­жалуй, мень­ше, чем бо­родой: нес­мотря на бес­числен­ные мо­лит­вы, де­ва мо­ря Рун по­сыла­ет ему ис­клю­читель­но до­черей. Сми­рив­шись, на­конец, с тем, что нас­ледни­ка ему не дож­дать­ся, куз­нец мах­нул ру­кой на пе­ресу­ды соп­ле­мен­ни­ков и обу­чил де­вочек сво­ему ис­кусс­тву. А­ин, по­жалуй, пре­ус­пе­ва­ет боль­ше сво­их сес­тер, дер­жится гор­до и не­зави­симо, и под­шу­чивать над ней ма­ло кто ос­ме­лива­ет­ся. Ночью не­ред­ко мож­но уви­деть ее, в за­дум­чи­вос­ти си­дящей у вхо­да в ша­тер и раз­гля­дыва­ющей звез­ды.

Ре­мес­ло мас­те­ра по ра­боте с ме­тал­ла­ми счи­та­ет­ся од­ним из са­мых по­чет­ных: куз­нец ед­ва ли не единс­твен­ный не до­быва­ет зо­лота гра­бежом и не по­сыла­ет сво­их до­черей в ва­ди ис­кать его в рус­лах хи­лых ручь­ев. Ба­буш­ка рас­ска­зыва­ет, что обу­чал­ся ков­ке он в да­леких зем­лях, а кто был его нас­тавни­ком, то­го он ни­ког­да не упо­минал. Жер­твы А­ин и ее сес­тер не ок­ра­шива­ют платье де­вы мо­ря Рун в при­выч­ный баг­ря­нец, — они ук­ра­ша­ют ее ру­ки брас­ле­тами и коль­ца­ми, че­ло — бо­гаты­ми ди­аде­мами, и го­ворят, ес­ли в лун­ную ночь дол­го вгля­дывать­ся в мор­ские глу­бины, мож­но уви­деть, как рас­плав­ленным се­реб­ром пе­рели­ва­ют­ся ра­дуж­ки глаз их пок­ро­витель­ни­цы. Каж­дое пол­но­луние куз­нец при­носит в дар де­ве луч­шее из сде­лан­ных им ук­ра­шений — хо­тя, ко­неч­но, в Ну­мено­рэ с пре­неб­ре­жени­ем от­неслись бы да­же к тем се­реб­ря­ным зме­ям-брас­ле­там с гра­нато­выми глаз­ка­ми, что Хинд не­ког­да ка­зались воп­ло­щени­ем кра­соты и изя­щес­тва..

Хо­тя ее отец — гла­ва кла­на и са­мый силь­ный его во­ин, он не за­казы­ва­ет куз­не­цу ни­чего, кро­ме под­ков для ло­шадей и чер­ных стрел для вра­гов.

— Там, от­ку­да мы приш­ли и ку­да ра­но или поз­дно воз­вра­тим­ся, зо­лото име­ет не боль­ше цен­ности, чем прах под но­гами, — с кри­вой ус­мешкой го­ворит он. — Это ну­менор­ские ви­тязи воз­во­дят се­бе ог­ромные усы­паль­ни­цы, да­бы воз­ле­жать там по­доб­но дра­конам на сок­ро­вищах. Ког­да вер­нется Вла­дыка, зо­лото са­ми по­течет из зем­ли ог­ненны­ми ре­ками, как во вре­мя ве­ликих битв прош­лой эпо­хи.

Хинд, приз­нать­ся, А­ин нем­но­го по­ба­ива­ет­ся: де­вуш­ка ни­ког­да не ста­ра­ет­ся ка­зать­ся дру­желюб­ной — да­же с ней, до­черью вож­дя. Вы­тас­ки­вая их с бра­том из по­лыха­юще­го шат­ра, А­ин все­го лишь ис­полня­ет свою обя­зан­ность — и тог­да, вгля­дыва­ясь в ее пе­репач­канное са­жей ли­цо с го­рящи­ми эй­фо­ри­ей бит­вы чер­ны­ми уголь­ями глаз, Хинд чувс­тву­ет, буд­то заг­ля­дыва­ет в без­донную ду­шу собс­твен­ной смер­ти.

Чувс­тво дол­га в А­ин мно­го силь­нее родс­твен­ных уз — она так и не воз­вра­ща­ет­ся к до­гора­ющей сто­ян­ке вы­яс­нить, что ста­ло с ее сес­тра­ми.

— Тех, кто мог сра­жать­ся, ко­неч­но, сра­зу уби­ли, — с пу­га­ющей не­воз­му­тимостью пред­по­лага­ет она. — Млад­ших про­дадут на не­воль­ничь­ем рын­ке. Ес­ли по­везет, ста­нут ра­быня­ми в ка­ком-ни­будь бо­гатом до­ме Ха­рада.

— Кто это был? — про­ис­хо­дящее ка­жет­ся Хинд страш­ным сном, не скла­дыва­ющей­ся в еди­ное це­лое сюр­ре­ли­алис­ти­чес­кой кар­тинкой. — За­чем они это сде­лали? Сей­час же нет вой­ны.

А­ин смот­рит на нее с от­кро­вен­ной жа­лостью.

— По­хоже, у те­бя и вправ­ду ума не боль­ше, чем у ме­дузы. Вой­на не за­кан­чи­валась ни­ког­да. В пос­леднее вре­мя в этих кра­ях бро­дили стран­ные лю­ди. Мой отец пре­дуп­реждал вож­дя, чем де­ло кон­чится. И вот те­перь все, что нам уда­лось на­копить, унич­то­жено, а я ос­та­лась пос­ре­ди пус­то­ши с ре­вущим маль­чиш­кой на ру­ках, — А­ин неп­ри­яз­ненно кри­вит­ся в сто­рону бра­та Хинд. — Да к то­му же еще и го­лод­ным, — она ре­шитель­но под­ни­ма­ет­ся на но­ги. — Пой­дем, по­можешь мне раз­до­быть что-то по­есть.

Хинд в тот день и крош­ки в рот не взя­ла, буд­то ра­зом ут­ра­тив спо­соб­ность ощу­щать го­лод. Она от­ка­зыва­ет­ся по­нимать, как А­ин мо­жет за обе ще­ки уп­ле­тать ры­бу, слов­но она не по­теря­ла семью в на­беге, и это нес­частье пос­тигло од­ну лишь Хинд.

— Я по­веду вас на юг, — за­яв­ля­ет А­ин на сле­ду­ющее ут­ро. — Есть там од­но ко­чу­ющее пле­мя, с ко­торым еще до мо­его рож­де­ния уш­ла тет­ка, от­цо­ва сес­тра. Там о вас по­забо­тят­ся, а я даль­ше пой­ду.

— На юг? — хо­тя Хинд еще сов­сем ма­ла, она все же хо­рошо пред­став­ля­ет се­бе, где на­ходит­ся. — Но мы и так уже на юге.

— Не на юж­ное по­бережье, — за­каты­ва­ет гла­за А­ин. — Да­леко на юг. В зем­ли, гра­нича­щие с Мор­до­ром.

— Я ни­куда не уй­ду от мо­ря, — пы­та­ет­ся про­тес­то­вать Хинд. — И брат мой не уй­дет. Де­ва мо­ря Рун не смо­жет нас за­щитить, ес­ли мы слиш­ком от­да­лим­ся от по­бережья, так всег­да го­вори­ла ба­буш­ка, и на­ши жер­твы…

— Для жер­твоп­ри­ноше­ний у вас очень ско­ро не ос­та­нет­ся ни­кого, кро­ме друг дру­га, — с за­та­ен­ным зло­радс­твом ус­ме­ха­ет­ся А­ин. — Ос­та­вай­ся, ес­ли угод­но. Дож­дись, по­ка за ва­ми вер­нутся и про­дадут вмес­те с ос­таль­ны­ми. Мно­го поль­зы вы тог­да при­несе­те.

В том, что­бы ти­хо не­нави­деть А­ин, нет ров­ным сче­том ни­чего ис­клю­читель­но­го или слож­но­го; Хинд пред­по­чита­ет де­лать вид, что не слы­шит, как их про­вожа­тая пла­чет по но­чам, и сле­дит толь­ко за тем, что­бы брат не слиш­ком тя­жело пе­рено­сил тя­готы пу­ти. Ее собс­твен­ные чувс­тва буд­то зак­лю­чены в ко­кон стран­но­го оце­пене­ния: оно при­да­ет сил, что­бы про­дол­жать ид­ти, но на­чис­то ли­ша­ет спо­соб­ности раз­де­лить чу­жую боль.

— Ког­да я вы­рас­ту, я на­учусь уби­вать и най­ду их, — за­яв­ля­ет брат на тре­тий день. — Ку­да они нап­ра­вились? Кто их пред­во­дитель?

Ра­ди это­го воп­ро­са Хинд на­руша­ет свой обет мол­ча­ния. Дочь куз­не­ца нас­мешли­во ска­лит­ся, но все же от­ве­ча­ет.

— Все на­чалось, ког­да в Сре­диземье приш­ли си­ние ма­ги.

— Си­ние ма­ги? — Хинд ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за в пред­вку­шении сказ­ки. — Приш­ли от­ку­да?

— Хо­дили слу­хи, буд­то из са­мого Ва­лино­ра, скры­той стра­ны бо­гов и эль­фов. Так мне рас­ска­зывал отец. Выг­ля­дят, как стар­цы, но гла­за у них сов­сем не ус­та­лые от гне­та лет. Но­сят ла­зур­ные ман­тии. Да­леко на се­вере есть мо­ре — во­да в нем точ­но та­кого цве­та.

— А ты их ви­дела? — с опас­кой спра­шива­ет Хинд. По опи­санию си­ние ма­ги по­хожи на ко­вар­ных эль­фий­ских ча­роде­ев из ба­буш­ки­ных ис­то­рий.

— Ко­неч­но, нет, — сму­щен­но от­зы­ва­ет­ся А­ин. — Один из них при­ходил к вож­дю. Пред­ла­гал обу­чить нас на­укам и ре­мес­лам, что­бы мы за­жили как дру­гие на­роды. А в об­мен хо­тел, что­бы мы от­реклись от пок­ло­нения Вла­дыке, и не учас­тво­вали в вой­нах, ко­торые ве­дут­ся от его име­ни. С Мор­до­ром. Вер­нее, не учас­тво­вали на сто­роне Мор­до­ра.

— Отец от­ка­зал­ся? — уже пре­дуга­дывая от­вет, уточ­ня­ет Хинд. А­ин ки­ва­ет.

— От­ка­зал­ся и был прав. Для че­го кла­ну вождь, что за­водит се­бе со­вет­ни­ков? Маг по­терял к нам ин­те­рес, ушел к дру­гим пле­менам, и все вне­зап­но на­чали ссо­рить­ся. Кла­ны с се­вер­но­го по­бережья объ­еди­нились и ста­ли на­падать на тех, кто знал­ся с на­рода­ми Мор­до­ра. Маг их, ко­неч­но, все­му это­му не учил, но что взять с не­вежд, ко­торые во всем хо­тят по­ходить на ал­баи и их дру­зей! Есть сре­ди них да­же та­кие, кто нав­сегда по­кида­ет Рун и у­ез­жа­ет ту­да, к мо­рю. Тор­гу­ет с ал­баи, учит­ся у них. Вот к ко­му по­пасть — ху­же смер­ти.

— По­чему? — ин­те­ресу­ет­ся Хинд. — У них нас­толь­ко пло­хо жи­вет­ся?

— Мо­жет, и не пло­хо, — по­жима­ет пле­чами А­ин. — Толь­ко это уже не сов­сем жизнь. Сна­чала ты ста­ра­ешь­ся не вы­делять­ся из тол­пы, что­бы те­бя не драз­ни­ли не­оте­сан­ной ди­кар­кой, а по­том поп­росту сли­ва­ешь­ся с ней. И за­быва­ешь, неп­ре­мен­но за­быва­ешь о том, кто ты и от­ку­да ро­дом. Отец го­ворил, для то­го си­ние ма­ги и приш­ли на вос­ток. Это они сво­ими не­ос­то­рож­ны­ми ре­чами под­ня­ли раз­го­рев­шу­юся сму­ту. Ина­че все мы жи­ли бы в ми­ре. И Вла­дыка дав­но бы вер­нулся.

Хинд не­мало раз­мышля­ет над ус­лы­шан­ным, преж­де чем воз­вра­ща­ет­ся к бра­ту с от­ве­том.

— Тех, кто убил от­ца с ма­терью и ба­буш­ку, мы уже ни­ког­да не най­дем, — вес­ко за­яв­ля­ет она. — Они при­ходи­ли не за на­шим зо­лотом и не за на­шими ло­шадь­ми. Мы не смо­жем им отом­стить. Убить нуж­но ма­га.

— Ма­га? — брат смот­рит на нее, как за­чаро­ван­ный. — А имя у не­го есть, у это­го ма­га?

— Доб­рое ут­ро, прин­цесса Эрэн­дис!

Гром­кий звуч­ный го­лос по­добен кам­ню, бро­шен­но­му на гладь чер­ных вод па­мяти, и Эрэн­дис рез­ко обо­рачи­ва­ет­ся, от­части бла­годар­ная стра­жу ци­таде­ли за то, что на вре­мя из­ба­вил ее от прок­ля­тия вновь и вновь про­живать эти кош­марные дни. В этом сос­то­ит единс­твен­ный спо­соб сох­ра­нить се­бя в Ну­мено­рэ — вос­про­из­во­дить их путь мыс­ленно, день за днем, ми­нуту за ми­нутой. Ли­ца, го­лоса, раз­го­воры, одеж­ду, за­пах со­ли, все сла­бе­ющий по ме­ре то­го, как ис­че­за­ет за го­ризон­том мо­ре, су­хую и ко­лючую тра­ву, выж­женную сол­нцем поч­ти до со­ломы, ис­ца­рапан­ные паль­цы и пок­ры­тые до­рож­ной пылью са­поги — вспо­минать, а не за­писы­вать, да­же ког­да ее обу­ча­ют гра­моте, ведь ба­буш­ка всег­да го­вори­ла, что ис­то­рии, по­верен­ные бу­маге, буд­то от­части уми­ра­ют, а до­пус­тить это­го ни в ко­ем слу­чае нель­зя. Да и язык, на ко­тором по­лага­ет­ся рас­ска­зывать об их ски­тани­ях, в Ну­мено­рэ счи­та­ет­ся все­го лишь од­ним из со­тен вар­вар­ских на­речий.

У си­него ма­га, ко­неч­но же, есть имя. Пал­ландо. Пал­ландо и его друг Ала­тар. Эрэн­дис до сих пор не зна­ет на­вер­ня­ка, бы­вали ли они ког­да-ни­будь в Ва­лино­ре — прос­то од­нажды при­были на прек­расном ко­раб­ле и от­пра­вились в бес­ко­неч­ное пу­тешес­твие по вос­то­ку. Они ста­ли пер­вы­ми, а за ни­ми, воз­можно, при­дут и дру­гие… Ко­роль Ар-Фа­разон зна­ком с вол­шебни­ками не по­нас­лышке, он во­об­ще пи­та­ет оп­ре­делен­ную сла­бость к ок­куль­тным на­укам, но с вос­пи­тан­ни­цей лиш­ни­ми под­робнос­тя­ми не де­лит­ся.

Эрэн­дис не­весе­ло улы­ба­ет­ся. Вот в чем зак­лю­ча­ет­ся ее роль во двор­це. Лю­бими­ца ко­роля. Наз­ванная дочь. Оча­рова­тель­ная ком­па­ния и ук­ра­шение дво­ра. Ни­ког­да — за­кон­ная нас­ледни­ца. Да­же ес­ли ко­роле­ва Ар-Зим­ра­фель так и не смо­жет про­из­вести на свет ди­тя, не вас­так­ской дев­чонке Хинд нас­ле­довать прес­тол, пусть да­же та­лан­тов и спо­соб­ностей для то­го у нее боль­ше, чем у доб­рой по­лови­ны приб­ли­жен­ных его ве­личес­тва.

— Доб­рое ут­ро, Ал­лас, — ос­та­нав­ли­ва­ет­ся она воз­ле при­ветс­тво­вав­ше­го ее стра­жа. — Я и за­была, что се­год­ня ты не­сешь ка­ра­ул во двор­це. Ка­кие но­вос­ти? Из­вес­тно ли что-то с боль­шой зем­ли?

Страж — сов­сем не по­хожий на Хинд, ры­жево­лосый, го­лубог­ла­зый, с ши­роки­ми ску­лами и смеш­ным кур­но­сым но­сом, — охот­но от­чи­тыва­ет­ся:

— Ну, в го­роде по­ка не объ­яви­ли, од­на­ко за сте­нами двор­ца толь­ко и раз­го­воров, что о по­бедо­нос­ном шес­твии Его Ве­личес­тва. Пе­ред мо­гущес­твом ко­роля Ар-Фа­разо­на низ­верга­ют­ся са­ми го­ры! Ко­неч­но, у Тем­но­го Влас­те­лина не бы­ло ни­каких шан­сов!

— Глу­пос­ти бол­та­ешь, Ал­лас, — ужа­са­ет­ся слу­жан­ка, убе­див­шись пред­ва­ритель­но, что их не слы­шит ник­то, кро­ме прин­цессы. — Как буд­то так прос­то по­бедить пра­вите­ля Мор­до­ра! Я уве­рена, ко­роль ис­поль­зо­вал ве­ликие тай­ные си­лы, не­дос­тупные прос­тым смер­тным. Ина­че с че­го бы са­мому Са­уро­ну сда­вать­ся ему?

Во­ин неб­режно по­жима­ет пле­чами.

— Мо­жет быть, Мор­до­ру все это, на­конец, на­до­ело? Сто­лети­ями жить од­ной вой­ной, по­коле­ние за по­коле­ни­ем. Я бы не по­желал та­кого сво­им де­тям.

— Что ор­кам за де­ло до их де­тей? — со зна­ни­ем де­ла за­яв­ля­ет спут­ни­ца Эрэн­дис. — Ди­кие зве­ри луч­ше за­ботят­ся о сво­их. Или взять тех же вар­ва­ров. Жи­вут се­бе ог­ромны­ми ка­гала­ми, рож­да­ют­ся, рас­тут и уми­ра­ют с то­пором в ру­ках. От­прыс­ков сво­их да­же не счи­та­ют, они там все друг дру­гу ка­кие-ни­будь братья да сес­тры. Од­ним боль­ше, од­ним мень­ше… Нет, я уве­рена, здесь кро­ет­ся ка­кая-то за­гад­ка.

Эрэн­дис за­дум­чи­во улы­ба­ет­ся, од­на­ко мыс­ленно уже ты­сячу раз на мес­те ис­пе­пели­ла бол­тли­вую слу­жан­ку. Хо­тя во двор­це ник­то не зна­ет о ее ис­тинном про­ис­хожде­нии, вся­кому оче­вид­но, что в жи­лах прин­цессы те­чет кровь ис­терлин­гов, и от по­доб­ной бес­так­тнос­ти в глу­бине ду­ши под­ни­ма­ет­ся не­замут­ненная ярость.

— Ду­маю, мы очень ско­ро уз­на­ем, как бы­ло де­ло, от Его Ве­личес­тва, ког­да он вер­нется с по­бедой, — сде­лав над со­бой уси­лие, го­ворит она и вновь по­вора­чива­ет­ся к Ал­ла­су: — А что сде­лали с Са­уро­ном? Он ведь кол­дун как-ни­как. Су­щес­тву­ет ли тем­ни­ца, ко­торая его удер­жит?

Страж ци­таде­ли раз­во­дит ру­ками.

— Я че­ловек ма­лень­кий, прин­цесса, от­ку­да же мне знать? Это уж ко­роль сам со­об­ра­зит, да­ром что у не­го эль­фы да муд­рые в друзь­ях хо­дят. Хо­тя, — тут он ус­ме­ха­ет­ся, — в со­вете Ски­пет­ра об этом, по­хоже, точ­но так же ни сном, ни ду­хом. Они се­год­ня со­бира­ют­ся. Те из них, что не от­пра­вились на вой­ну.

— Прав­да? — Эрэн­дис ожив­ля­ет­ся — эта но­вость зву­чит по-нас­то­яще­му ин­те­рес­но. — Лю­бопыт­но уз­нать, по­чему. Со­вет ни­ког­да не за­седа­ет, ес­ли ко­роль на­ходит­ся в по­ходе, ведь Ну­мено­рэ в его от­сутс­твие пра­вит Ее Ве­личес­тво, а она пред­по­чита­ет от­кла­дывать серь­ез­ные воп­ро­сы до воз­вра­щения суп­ру­га. И кто про­ведет соб­ра­ние?

— Лорд Аман­дил, — док­ла­дыва­ет Ал­лас. — Он и пред­ло­жил не от­кла­дывать за­седа­ние, пос­ле то­го, как ему дос­та­вили пос­ла­ние ко­роля. А ее ве­личес­тву он ни­чего не на­писал. Я слы­шал, как лорд Аман­дил го­ворил об этом сво­ему сы­ну.

Эрэн­дис ки­ва­ет, при­нимая ин­форма­цию к све­дению.

— Что же, еще нем­но­го, и жизнь вер­нется в при­выч­ное рус­ло. Нам ос­та­ет­ся толь­ко мо­лить­ся о том, что­бы Ну­мено­ру боль­ше ни­ког­да не до­велось во­евать с Мор­до­ром. А кто бу­дет нес­ти ка­ра­ул во вре­мя за­седа­ния со­вета Ски­пет­ра, те­бе что-ни­будь из­вес­тно об этом?

— Я уж точ­но та­кого не удос­то­юсь, — огор­ченно приз­на­ет­ся Ал­лас. — Не про­бить­ся ту­да при всем же­лании. Лорд Аман­дил сам не свой в пос­ледние дни. Пос­та­вит, ко­неч­но же, вер­ных ему лю­дей.

Эрэн­дис вы­рази­тель­но за­ламы­ва­ет бровь — она обо­жа­ет слу­чай­ные, но, в то же вре­мя, весь­ма по­каза­тель­ные ого­вор­ки, осо­бен­но в при­сутс­твии не в ме­ру раз­го­вор­чи­вых слу­жанок.

— Вер­ных ко­роне лю­дей, ты хо­чешь ска­зать? — за­меча­ет она. — Не­лепо ведь ду­мать, буд­то сре­ди двор­цо­вой стра­жи мо­гут быть те, кто ло­ялен ну­менор­ским князь­ям и при этом пре­неб­ре­га­ет служ­бой са­мому мо­нар­ху.

— Ко­неч­но, прин­цесса, вы аб­со­лют­но пра­вы, — спох­ва­тыва­ет­ся Ал­лас. — Вер­ных Его Ве­личес­тву лю­дей. У ме­ня по­ка не бы­ло слу­чая про­явить се­бя.

— Я дав­но наб­лю­даю за тем, как ты слу­жишь. Мно­гие мог­ли бы взять с те­бя при­мер. Ду­маю, прос­то не­кому за­мол­вить за те­бя сло­веч­ко пе­ред ко­ролем или лор­дом Ала­нором. Жаль, нам да­же не из­вес­тно, ког­да ждать по­беди­телей до­мой... Ес­ли бы я толь­ко мог­ла уз­нать, о чем бу­дут го­ворить на со­вете… Ну да лад­но, не име­ет зна­чения! Лорд Аман­дил сам обо всем рас­ска­жет, ведь у не­го не мо­жет быть сек­ре­тов от Ее Ве­личес­тва ко­роле­вы.

Ал­лас смот­рит на Эрэн­дис с та­ким не­веря­щим вы­раже­ни­ем, буд­то толь­ко что ему по­обе­щали го­ры зо­лота и се­реб­ра за со­вер­шенно пус­тя­ковую ра­ботен­ку, с ко­торой спра­вит­ся лю­бой маль­чиш­ка.

— Ес­ли у ме­ня бу­дут но­вос­ти, прин­цесса, я не­мед­ленно дам вам знать! По­нимаю, как вы при­вяза­ны к Его Ве­личес­тву и с ка­ким бес­по­кой­ством жде­те его воз­вра­щения. Сам ви­дел, как вы пос­то­ян­но мо­литесь... Нес­пра­вед­ли­во зас­тавлять вас и даль­ше му­чить­ся в не­веде­нии. Да и мас­тер Ала­нор… сда­ет­ся мне, он слиш­ком стар для та­ких по­ходов… Вы ведь зна­ете его очень дав­но?

Эрэн­дис ед­ва за­мет­но вздра­гива­ет от воп­ро­са: от­сту­пив­шие бы­ло вос­по­мина­ния, по­чу­яв бла­годат­ную поч­ву для воз­вра­щения, наб­ра­сыва­ют­ся на нее, как аку­лы на све­жую ра­ну.

Да, она зна­ет Ала­нора дав­но. Слиш­ком дав­но, ес­ли счи­тать то вре­мя, ког­да ее все еще на­зыва­ли Хинд, а он был зна­менос­цем ко­роля, спас­шим ее из не­воли. В тот бе­зум­ный и страш­ный день она нав­сегда раз­лу­чилась со сво­им бра­том, и од­но­му Вла­дыке из­вес­тно, где он те­перь мог скры­вать­ся. Эрэн­дис не зна­ла да­же его име­ни — сог­ласно древ­ней вас­так­ской тра­диции, ис­тинное имя маль­чи­ка рас­кры­валось лишь в день его со­вер­шенно­летия, а до тех пор да­же са­мые близ­кие родс­твен­ни­ки ис­поль­зо­вали ни­чего не зна­чащие проз­ви­ща. Эрэн­дис не мог­ла пред­по­ложить да­же, до­жил ли он во­об­ще до сво­его со­вер­шенно­летия по за­конам ис­терлин­гов..

Имен­но Ала­нор не­ког­да сжа­лил­ся над уми­ра­ющей ма­лень­кой де­воч­кой и ра­ди нее про­сил ко­роля о ми­лос­ти. И как бы ни тя­жело бы­ло Эрэн­дис приз­нать, их от­ны­не свя­зыва­ют узы не ме­нее проч­ные, чем с бед­няжкой А­ин.

Эрэн­дис так и не уда­ет­ся вы­яс­нить, что ста­ло с до­черью куз­не­ца пос­ле то­го, как по до­роге к гра­ницам Мор­до­ра они глу­по по­пада­ют­ся од­но­му из враж­дебных ко­чу­ющих пле­мен. В пос­ледний раз она ви­дит свою спа­ситель­ни­цу убе­га­ющей в сто­рону мрач­но­го на вид ле­са. И ес­ли рань­ше прин­цесса втай­не на­де­ялась, что А­ин все-та­ки уда­лось доб­рать­ся до Мор­до­ра, те­перь, пос­ле но­вос­тей стра­жа, она ей со­вер­шенно не за­виду­ет.

Го­лос ко­роле­вы Ар-Зим­ра­фель зву­чит сдер­жанно и хо­лод­но, слов­но да­же свою речь пе­ред зер­ка­лом во вре­мя ут­ренне­го ту­але­та она тща­тель­но ре­пети­ру­ет и не поз­во­ля­ет ус­лы­шать и слу­жан­кам, преж­де чем не до­ведет до от­то­чен­но­го со­вер­шенс­тва. Од­на из де­вушек под­но­сит ей лет­нее платье из пер­си­ковой пар­чи, но ее ве­личес­тво лишь ску­ча­юще по­водит пле­чом и от­во­рачи­ва­ет­ся. С Эрэн­дис ее дол­жно бы объ­еди­нять внут­реннее родс­тво: до за­мужес­тва прин­цесса Ми­ри­эль бы­ла за­кон­ной нас­ледни­цей прес­то­ла, од­на­ко по­лучи­ла мно­го мень­ше то­го, на что мог­ла на­де­ять­ся. И все же с пер­вых дней во двор­це Эрэн­дис пе­рес­ту­па­ет по­рог этих по­ко­ев с за­мира­ни­ем сер­дца, ибо про­ница­тель­ные се­рые гла­за смот­рят оце­нива­юще и по­рица­юще, и поч­ти ни­ког­да — с теп­лом и учас­ти­ем.

— Мы дол­жны дос­той­но под­го­товить­ся к встре­че пос­лов, — раз­ме­рен­но пе­речис­ля­ет ко­роле­ва пер­во­оче­ред­ные за­дачи. — Ха­рад­рим, эти бес­прин­ципные прис­по­соб­ленцы, ко­неч­но, уже ищут спо­собы за­верить нас в сво­ей ло­яль­нос­ти, коль ско­ро их пок­ро­витель ока­зал­ся не та­ким уж все­силь­ным. Воз­му­титель­но, не на­ходи­те?

Де­вуш­ка с би­рюзо­вым плать­ем в ру­ках, что сос­то­ит в ус­лу­жении сов­сем не­дав­но, ло­вит на се­бе тре­бова­тель­ный взгляд Ар-Зим­ра­фель и, му­читель­но крас­нея, под­твержда­ет:

— Да, моя гос­по­жа.

Ко­роле­ва чуть щу­рит на­сурь­млен­ные гла­за, а за­тем взма­хом ру­ки от­сы­ла­ет и эту слу­жан­ку.

— Убе­дитесь за­тем, что во двор­це есть все не­об­хо­димое для тор­жес­тва. Я хо­чу под­го­товить боль­шой праз­дник к воз­вра­щению го­суда­ря. Пусть лю­дям в го­роде раз­да­дут по­дар­ки и уго­щения.

Она, на­конец, ос­та­нав­ли­ва­ет вы­бор на на­ряде олив­ко­вого цве­та и об­ра­ща­ет свое вни­мание к шка­тул­ке с дра­гоцен­ностя­ми.

— На­де­юсь, мой до­рогой друг Пал­ландо при­будет, что­бы раз­де­лить на­шу ра­дость. По­беда над Мор­до­ром — на­ше об­щее де­ло. Аде­нэль, пос­ле зав­тра­ка я хо­чу про­дик­то­вать ему пись­мо.

Аде­нэль, вы­пол­ня­ющая при дво­ре роль по­верен­ной ко­роле­вы, поч­ти­тель­но скло­ня­ет­ся, но с ее язы­ка все же сры­ва­ет­ся сла­бое воз­ра­жение.

— Моя гос­по­жа, ра­зум­но ли приг­ла­шать мас­те­ра Пал­ландо, не дож­давшись на­шего по­вели­теля? На­кану­не по­хода они не слиш­ком хо­рошо рас­ста­лись. Мо­жет быть, вы за­хоти­те при­нять лор­да Аман­ди­ла и об­су­дить с ним де­тали праз­дни­ка?

Вот те­перь ко­роле­ва не­доволь­на по-нас­то­яще­му: в го­лосе ее про­резы­ва­ют­ся ме­тал­ли­чес­кие нот­ки.

— Не при­поми­наю, что­бы в ком­пе­тен­цию лор­да Аман­ди­ла вхо­дило уп­равле­ние де­лами двор­ца, — хо­лод­но от­зы­ва­ет­ся она. — Хва­тит с нас и то­го, что по ту сто­рону двор­цо­вых стен ко­мар не про­летит без его ве­дома. Мы уви­дим­ся ве­чером на за­седа­нии со­вета. Я пос­тавлю лор­да в из­вес­тность.

Аде­нэль угод­ли­во ки­ва­ет и по­мога­ет ко­роле­ве на­деть рас­ши­тый жем­чу­гом жи­лет. Ар-Зим­ра­фель от­во­дит взгляд от зер­ка­ла и за­меча­ет, на­конец, Эрэн­дис.

— Я на­де­юсь, что мо­гу рас­счи­тывать на ва­шу по­мощь, прин­цесса? — пос­леднее сло­во она ухит­ря­ет­ся про­из­нести с тща­тель­но за­ву­али­рован­ной нас­мешкой. — Мне так не­об­хо­димы ва­ши бес­ценные со­веты.

— Ра­зуме­ет­ся, ва­ше ве­личес­тво, я бу­ду ра­да сде­лать все, что в мо­их си­лах, что­бы этот ве­чер стал осо­бен­ным, — Эрэн­дис при­седа­ет в ре­веран­се. И ког­да ей ка­жет­ся, что худ­ше­го на­чала дня пред­ста­вить се­бе уже не­воз­можно, Ар-Зим­ра­фель от­сту­па­ет на шаг и, уны­ло ос­матри­вая свой на­ряд, до­бав­ля­ет:

— Ве­лико­леп­но. По­зав­тра­кай­те со мной, Эрэн­дис. Нам най­дет­ся, о чем по­бесе­довать.

Приг­ла­шение ко­роле­вы — ис­клю­читель­ная ред­кость. В пос­ледние го­ды не так прос­то зас­тать ее в хо­рошем рас­по­ложе­нии ду­ха, и са­дить­ся за тра­пезу она пред­по­чита­ет в оди­ночес­тве. Ста­ра­ясь не вы­давать удив­ле­ния, Эрэн­дис сно­ва скло­ня­ет го­лову в знак приз­на­тель­нос­ти. Все это на­поми­на­ет иде­аль­но сре­жис­си­рован­ный та­нец — бла­го, в от­ли­чие от про­чих дам при дво­ре она ос­во­бож­де­на от не­об­хо­димос­ти це­ловать ко­роле­ве ру­ку.

Зав­трак по­да­ют на ве­ран­де: низ­кий сто­лик зас­тавлен под­но­сами с са­мыми луч­ши­ми фрук­та­ми, блю­дами с до­маш­ним тво­рогом, све­жевы­печен­ным хле­бом, мно­жес­твом сор­тов тра­дици­он­ной для Ну­мено­рэ ры­бы. Да­же для с детс­тва при­выч­ной к зною Эрэн­дис зав­тра­кать на та­ком сол­нце­пеке срод­ни пыт­ке, од­на­ко Ар-Зим­ра­фель буд­то бы не за­меча­ет сол­нца и ве­личес­твен­но вос­се­да­ет на са­мом краю рос­кошно­го крес­ла, дер­жа осан­ку. Эрэн­дис вдруг ло­вит се­бя на мыс­ли о том, что ее ве­личес­тву ку­да боль­ше пош­ла бы роль суп­ру­ги ка­кого-ни­будь ха­рад­ско­го пра­вите­ля: она бы дер­жа­ла в же­лез­ных ру­кави­цах вы­водок мно­гочис­ленных до­черей и с блес­ком бы ко­ман­до­вала слу­жан­ка­ми и га­ремом. Об Ар-Зим­ра­фель хо­дят раз­ные слу­хи: один из них гла­сит, буд­то бы ко­роле­ва уме­ет чи­тать чу­жие мыс­ли, и сей­час Эрэн­дис всерь­ез го­това по­верить в их обос­но­ван­ность.

— Вы ведь ро­дом с вос­то­ка, прин­цесса, не прав­да ли? — де­лови­то ин­те­ресу­ет­ся Ар-Зим­ра­фель, по­ка мол­ча­ливый слу­га на­пол­ня­ет ви­ном ее бо­кал. — Я хо­рошо пом­ню тот день, ког­да лорд Ала­нор дос­та­вил вас в Эль­да­лон­дэ. Он рас­ска­зывал, что на­шел вас на не­воль­ничь­ем рын­ке. От­ряд на­ших вер­ных ви­тязей был от­прав­лен, да­бы ос­во­бодить ра­бов, вы по­пыта­лись вос­поль­зо­вать­ся су­мато­хой и бе­жать, но бы­ли ра­нены.

— Я ма­ло что пом­ню о сво­ем детс­тве и чу­дес­ном спа­сении, ва­ше ве­личес­тво, — при­выч­но от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Но это не ме­ша­ет мне быть бес­ко­неч­но бла­годар­ной лор­ду Ала­нору и, ра­зуме­ет­ся, на­шему го­суда­рю и вам.

Ар-Зим­ра­фель, ни­ког­да не упус­ка­ющая слу­чая под­чер­кнуть ока­зан­ную Эрэн­дис ми­лость, поз­во­ля­ет се­бе лег­ко улыб­нуть­ся.

— Как мно­го вы пом­ни­те о сво­их соп­ле­мен­ни­ках? — спра­шива­ет она. — О тра­дици­ях, куль­ту­ре, мен­таль­нос­ти? Ска­жем, сей­час, по про­шес­твии всех этих лет, вам бы­ло бы про­ще най­ти об­щий язык с ис­терлин­гом или вы­ход­цем из Ну­мено­ра?

— Мне слож­но су­дить, ва­ше ве­личес­тво, — ли­цо Эрэн­дис тем­не­ет. — Слиш­ком дав­но я не ви­дела ни од­но­го ис­терлин­га. По­лагаю, сре­ди них я бы выг­ля­дела бе­лой во­роной. Свое прош­лое мне приш­лось уз­на­вать за­ново — из книг в двор­цо­вой биб­ли­оте­ке. Не удив­люсь, ес­ли в зна­нии вос­то­ка вы ос­та­вите ме­ня да­леко по­зади.

— Од­на­ко я — ко­роле­ва Ну­мено­рэ, и ос­та­нусь ей, да­же ес­ли на вре­мя сни­му ко­рону и за­гово­рю на ка­ком-ни­будь ма­ло­из­вес­тном вас­так­ском ди­алек­те, — воз­ра­жа­ет Ар-Зим­ра­фель. — А вот твоя не­типич­ная для здеш­них кра­ев кра­сота мо­жет ока­зать­ся весь­ма по­лез­ной.

Эрэн­дис ос­то­рож­но от­ре­за­ет се­бе ку­сочек пер­си­ка, ло­вя каж­дое сло­во ко­роле­вы. С са­мого на­чала оче­вид­но бы­ло, что ее поп­ро­сили ос­тать­ся не ра­ди праз­дных раз­го­воров за зав­тра­ком, но те­перь ин­ту­иция под­ска­зыва­ет де­вуш­ке, что все ку­да серь­ез­нее, чем она пред­по­лага­ла.

— Не сов­сем по­нимаю, что ва­ше ве­личес­тво име­ет в ви­ду, — ко­роле­ва яв­но ждет расс­про­сов и без­гра­нич­но­го лю­бопытс­тва, и Эрэн­дис ре­ша­ет ей по­дыг­рать. — От­ку­да та­кая за­ин­те­ресо­ван­ность вос­то­ком? Ду­ма­ете, те­перь, из­ба­вив нас от уг­ро­зы со сто­роны Мор­до­ра, го­сударь вплот­ную зай­мет­ся его со­юз­ни­ками?

— И да, и нет, — Ар-Зим­ра­фель от­став­ля­ет в сто­рону опус­тевший бо­кал, но ее ще­ки сох­ра­ня­ют не­ес­тес­твен­ную блед­ность, слов­но то бы­ла все­го лишь хо­лод­ная во­да. — Вас­та­ки — хит­рый на­род, им па­лец в рот не кла­ди. Они не ста­нут до­жидать­ся, по­ка ко­роль по­ведет на них свое во­инс­тво, а по­пыта­ют­ся до­гово­рить­ся, — ко­роле­ва вдруг щу­рит­ся с хит­ре­цой: — Мне ведь не нуж­ны до­несе­ния лор­да Аман­ди­ла, что­бы знать, что тво­рит­ся на боль­шой зем­ле. Из­вестие о по­беде мо­его му­жа-ко­роля я по­лучи­ла не из ад­ре­сован­ных лор­ду пи­сем. Зна­читель­но рань­ше, ког­да в Ну­мено­рэ мог­ли лишь га­дать о судь­бе ушед­ших в Мор­дор ар­мий, мне дос­та­вили лич­ное пос­ла­ние из зем­ли Кханд.

— Кханд? — Эрэн­дис не уда­ет­ся сдер­жать изум­ленно­го воз­гла­са. — Да прос­тит ме­ня ее ве­личес­тво, но край­не слож­но по­верить, буд­то кто-то из тех ди­ких кра­ев дос­та­точ­но гра­мотен, что­бы на­писать и дос­та­вить пись­мо ко­роле­ве Ну­мено­ра!

— Бе­зус­ловно, — под­твержда­ет Ар-Зим­ра­фель. — Пись­мо бы­ло на­писа­но в Мор­до­ре, на­до по­нимать. Не лич­но Са­уро­ном, ра­зуме­ет­ся, но ру­ка, дер­жавшая пе­ро, дви­галась оп­ре­делен­но по его указ­ке.

Эрэн­дис с тру­дом удер­жи­ва­ет­ся от то­го, что­бы не прой­тись взвол­но­ван­но по ве­ран­де. К ва­ри­агам, ко­рен­но­му на­роду Кхан­да, она не пи­та­ет ни грам­ма теп­лых чувств: мож­но бы­ло обой­ти все пус­то­ши к се­веру, югу, за­паду и вос­то­ку от мо­ря Рун и не сыс­кать дру­гих столь же во­инс­твен­ных ко­чев­ни­ков. Ма­лень­кая Хинд бо­яз­ли­во ежит­ся, си­дя у по­лыха­юще­го кос­тра, а язы­ки пла­мени тан­цу­ют в гла­зах ба­буш­ки, ког­да та рас­ска­зыва­ет оче­ред­ную страш­ную сказ­ку ее бра­ту.

— Вот уз­на­ешь, что бы­ва­ет с ша­лов­ли­выми, не­пос­лушны­ми маль­чиш­ка­ми, — вы­гова­рива­ет она и треп­лет его за ухо. — На­летят ва­ри­аги и ук­ра­дут, ищи по­том вет­ра в по­ле.

— За­чем ук­ра­дут? — аха­ет Хинд, мыс­ленно обе­щая се­бе боль­ше ни­ког­да не уда­лять­ся от сто­ян­ки без соп­ро­вож­де­ния взрос­лых де­вочек, вла­де­ющих ору­жи­ем. Ва­ри­аги пред­став­ля­ют­ся ей сви­репы­ми на вид во­ина­ми в свер­ка­ющих ро­гатых шле­мах и вер­хом на ог­ромных чер­ных ло­шадях, буд­то бы выр­вавших­ся из-за са­мих Врат Но­чи.

— Из­вес­тное де­ло, — мор­щится ба­буш­ка. — На сквер­ной зем­ле они жи­вут, злой, су­хой зем­ле, нет над ни­ми де­вы-за­щит­ни­цы, не бла­гос­ло­вил их Вла­дыка бо­гатс­тва­ми и ра­зуме­ни­ем. Пок­ло­ня­ют­ся они са­мой Ар­де, ибо счи­та­ют, что зем­ля ее и Вла­дыка — есть еди­ное и не­дели­мое це­лое. — она вы­дер­жи­ва­ет дол­гую па­узу. — И что­бы зем­ля пло­доно­сила и не по­жира­ла сво­их де­тей рань­ше вре­мени, оро­ша­ют они ее кровью и ве­рят, буд­то кровь та са­мому Вла­дыке сил при­да­ет, что­бы вер­нуть­ся он мог до ус­та­нов­ленно­го сро­ка. Че­лове­чес­кая кровь, — за­вер­ша­ет она ле­деня­щим ду­шу по­луше­потом.

Брат Хинд, во­об­ра­зив­ший все воз­можные пос­ледс­твия сво­его по­хище­ния зло­вещи­ми ва­ри­ага­ми, раз­ра­жа­ет­ся ог­лу­шитель­ным ре­вом. Ба­буш­ка кри­вит гу­бу с нес­кры­ва­емым през­ре­ни­ем: сла­боха­рак­терность вну­ка ей яв­но не по ду­ше.

— Пол­но, в мо­ре и без тво­их слез во­да со­лона, — сер­ди­то осаж­да­ет его она. — Ва­ри­ага, ес­ли уж до­ведет­ся те­бе то­го повс­тре­чать, сле­зами не уми­лос­ти­вить. Ты для не­го не че­ловек, а жер­тва, по­тому на сан­ти­мен­ты вре­мя не трать, а сра­зу го­лову ру­би. Вла­дыка вер­нется — раз­бе­рет­ся, кто был прав, кто ви­новат, а твоя за­дача — до то­го дня до­жить.

— Эрэн­дис, вы как буд­то ме­ня не слу­ша­ете, — не­доволь­но хму­рит­ся ко­роле­ва. — Не­уже­ли упо­мина­ние Мор­до­ра про­из­ве­ло на вас та­кое впе­чат­ле­ние? С ва­шим умом бы­ло бы на­ив­но счи­тать, буд­то Са­урон не пре­дус­мотрел воз­можно­го по­раже­ния. До не­дав­не­го вре­мени Кханд, и в са­мом де­ле, яв­лял со­бой заб­ро­шен­ное мес­то, оби­тате­ли ко­торо­го уме­ли лишь жечь ле­са и ис­то­щать поч­ву. Так бы­ло не­задол­го до при­бытия на вос­ток Пал­ландо. Поз­же до нас ста­ли до­ходить слу­хи, буд­то Са­урон пред­при­нима­ет по­пыт­ки как-то кон­со­лиди­ровать эти пле­мена. По­дарить им по­добие ци­вили­зации. Ту ее фор­му, ко­торую ва­ри­аги го­товы вос­при­нять на дан­ном эта­пе. Си­ние ма­ги пы­тались пе­рех­ва­тить эту ини­ци­ати­ву, но, ка­жет­ся, не­до­оце­нили лю­дей. Пред­ло­жение Са­уро­на приш­лось тем боль­ше по ду­ше. Глу­по, ко­неч­но, счи­тать, буд­то эти кла­ны в од­но­часье соз­да­ли жиз­неспо­соб­ное го­сударс­тво, но все же они под­чи­ня­ют­ся еди­ному со­вету ста­рей­шин и да­же го­товы прис­лать в Ну­мено­рэ пос­ла. И вот здесь вы мо­жете ока­зать мне ус­лу­гу, прин­цесса.

— Да не усом­нится ее ве­личес­тво в мо­ей пре­дан­ности, — рас­те­рян­но от­ве­ча­ет Эрэн­дис, — но ва­ри­аги сов­сем не по­хожи на мой на­род. Вряд ли, ес­ли я рас­ска­жу их пос­лу, что вы­рос­ла в Рун, он пре­ис­полнит­ся вос­торгом.

— Преж­де, чем де­лать вы­воды, нуж­но знать, ко­го они выб­ра­ли пос­лом, — сме­ет­ся Ар-Зим­ра­фель. — Вам, ко­неч­но, имя Иш­тар ни о чем не го­ворит, а вот тот же лорд Аман­дил нас­лы­шан об этой жен­щи­не. При­меча­тель­но в ней, в пер­вую оче­редь, то, что по про­ис­хожде­нию она ну­менор­ка. И в Кханд ее за­нес­ло по схо­жей слу­чай­нос­ти, что и вас на за­пад.

— Она по­теря­ла семью? — ти­хо спра­шива­ет Эрэн­дис. — Ее по­хити­ли?

— Они са­ми пред­почли уй­ти, вер­нее, бе­жать, по­доб­но кры­сам, еще во вре­мена прав­ле­ния мо­их пред­ков. Иш­тар ве­дет свой род от из­вес­тно­го уче­ного. По ме­ре то­го, как рос­ли его зна­ния, рос­ли и ам­би­ции, он ув­лекся ма­ги­ей, по­нача­лу в том не бы­ло ни­чего дур­но­го, по­ка жизнь не све­ла его с Са­уро­ном. Та­лан­ты та­кого мас­шта­ба ред­ко ос­та­ют­ся не­заме­чен­ны­ми. Сло­вом, он стал од­ним из его ула­ири. Од­ним из де­вяте­рых.

Вне­зап­но Эрэн­дис по­нима­ет, от­че­го Ар-Зим­ра­фель не чувс­тву­ет лет­не­го зноя — сей­час ей и са­мой ка­жет­ся, что с мо­ря ду­ет ле­дяной, про­низы­ва­ющий ве­тер, при­нося­щий с со­бой все­ля­ющую ужас тень. Об ула­ири лиш­ний раз не за­гова­рива­ла да­же ба­буш­ка: ес­ли Вла­дыка в ее сказ­ках оли­цет­во­рял ми­лосер­дие к сво­ему на­роду и воп­ло­щен­ную спра­вед­ли­вость, то мо­гущес­твен­ные слу­ги лор­да Са­уро­на бы­ли его ка­ра­ющим ме­чом.

— Ког­да этот че­ловек, имя ко­торо­го бы­ло стер­то из книг и го­род­ских ле­топи­сей, ос­та­вил Ну­менор, да­бы слу­жить сво­ему но­вому хо­зя­ину, его семья ка­кое-то вре­мя еще пы­талась вес­ти бла­гоп­ристой­ную жизнь, но до­верия им бы­ло ма­ло, к то­му же дур­ная кровь ра­но или поз­дно всег­да даст о се­бе знать. Они дол­го ски­тались по Сре­диземью, в ка­кой-то мо­мент встре­тились все же с тем, ко­го ис­ка­ли. Все эти го­ды до­верен­ные лю­ди при Со­вете Ски­пет­ра про­дол­жа­ли сле­дить за тем, чем они за­нима­ют­ся. Иш­тар ро­дилась уже в Мор­до­ре. Она кра­сива, по опи­сани­ям тех, кто ее ви­дел. Длин­ные ры­жие во­лосы, хо­рошо сло­жена… Ум­на, зна­ет мно­жес­тво язы­ков… дос­той­ная про­дол­жа­тель­ни­ца ро­да, что ска­зать. Кхан­дом она на­чала за­нимать­ся под ру­ководс­твом сво­его омер­зи­тель­но­го пред­ка по­ряд­ка де­сяти лет на­зад. Зас­лу­жить до­верие ста­рей­шин с ула­ири за спи­ной не так уж слож­но… сло­вом, те­перь она счи­та­ет, что мо­жет го­ворить от ли­ца мо­лодо­го го­сударс­тва и да­же за­яв­лять­ся сю­да. Иш­тар пи­шет, что хо­чет до­гово­рить­ся. С на­рода­ми Рун, нас­коль­ко мне из­вес­тно, ва­ри­аги во­юют и по сей день, а вот с Ха­радом у них пре­вос­ходные от­но­шения. Воз­можно, по­тому что сре­ди ула­ири, ес­ли я вер­но ос­ве­дом­ле­на, есть да­же не один ха­радец. Об этом мож­но рас­суждать бес­ко­неч­но, ис­то­рия дол­гая и сквер­ная, ее вы и в кни­гах оты­щете без тру­да. Но мы не мо­жем вес­ти ус­пешные пе­рего­воры с ха­рад­рим, про­иг­но­риро­вав Кханд. По край­ней ме­ре, по­ка.

— Но вы же не поз­во­лите Иш­тар при­ехать сю­да? — изум­ленно спра­шива­ет Эрэн­дис. — Ва­ше ве­личес­тво, это ис­тинное бе­зумие! Яс­но, что у нее на уме вов­се не дип­ло­матия! Еще и этот пра­дед-кол­дун! Это очень опас­но, го­сударь бу­дет в ярос­ти!

— Са­урон пал, и это все ме­ня­ет, — ка­ча­ет го­ловой Ар-Зим­ра­фель. — Его прок­ля­тые приз­ра­ки ни на что не спо­соб­ны без сво­его влас­те­лина. А мы не мо­жем поз­во­лить ис­терлин­гам объ­еди­нять­ся в аль­ян­сы у нас за спи­ной. Ра­зуме­ет­ся, ес­ли Иш­тар, и в са­мом де­ле, при­будет в Ну­менор, она уже ни­ког­да не вер­нется в Кханд. Я най­ду под­хо­дящие ар­гу­мен­ты, что­бы убе­дить ее за­дер­жать­ся здесь на не­оп­ре­делен­ный срок, и вы мне в этом по­може­те. У вас мно­го об­ще­го. Вы обе, увы, бы­ли ли­шены нор­маль­но­го детс­тва, вы­рос­ли вда­ли от ро­дины, в чу­жой зем­ле. Ва­ша роль при дво­ре из­вес­тна: ник­то и не по­дума­ет, что вы мо­жете ин­те­ресо­вать­ся по­лити­кой. Лю­бого умель­ца из лю­дей лор­да Аман­ди­ла Иш­тар рас­ку­сит рань­ше, чем он ус­пе­ет пред­ста­вить­ся и по­желать ей доб­ро­го дня, к то­му же, я вов­се не хо­чу об­ра­щать­ся за по­мощью имен­но к лор­ду Аман­ди­лу и его семье. Что до ма­гии, не слу­чай­но имен­но сей­час я приг­ла­шаю сю­да Пал­ландо.

— А ес­ли Са­урон имен­но на это и рас­счи­тывал? — не­довер­чи­во спра­шива­ет Эрэн­дис. — Вы не за­думы­вались о том, что он мог от­пра­вить сю­да Иш­тар с ка­ким-то за­дани­ем? Убить ко­роля, нап­ри­мер? Или ко­го-то из его со­вет­ни­ков?

— Ес­ли бы Са­урон хо­тел убить ко­роля, сде­лал бы это мно­го рань­ше, — от­ве­ча­ет Ар-Зим­ра­фель. — Ска­зать по прав­де, это не пер­вое пись­мо Иш­тар ко мне. Мы с ней под­держи­ва­ем связь уже не пер­вый год, и до сих пор это ско­рее я уз­наю от нее не­мало по­лез­но­го. Ти­рания Са­уро­на на­чина­ет тя­готить да­же его слуг, этих на­ив­ных не­об­ра­зован­ных лю­дей с их смеш­ны­ми ве­рова­ни­ями и вы­мира­ющи­ми куль­та­ми. Эта жен­щи­на нам не­об­хо­дима, ибо ей из­вес­тны мно­гие сек­ре­ты Са­уро­на, ко­торые ме­чом и кровью не су­ме­ет вы­ведать Фа­разон, — она сни­ма­ет с ко­лен сал­фетку с вы­шиты­ми вен­зе­лями и под­ни­ма­ет­ся, оп­равляя платье. — Вы дол­жны стать тенью Иш­тар, ког­да она ока­жет­ся в Ну­мено­рэ, и чем боль­ше смо­жете у нее вы­яс­нить, тем луч­ше. И еще, Эрэн­дис, — вес­ко до­бав­ля­ет она, гля­дя де­вуш­ке пря­мо в гла­за: — взду­ма­ете ме­ня пре­дать, и я при­кажу пос­ту­пить с ва­ми так, как пос­ту­па­ют с из­менни­ками и от­ступ­ни­ками.

— Ва­ше ве­личес­тво, как вам толь­ко приш­ло в го­лову, что я… — пы­та­ет­ся Эрэн­дис воз­ра­зить, но Ар-Зим­ра­фель мол­ча воз­вра­ща­ет­ся в по­кои, да­вая по­нять, что а­уди­ен­ция окон­че­на.

При­езд Иш­тар об­став­лен скром­но. Ко­рабль ее бро­са­ет якорь в пор­ту поз­дно ве­чером, и, прос­ка­кав по при­чалу в ком­па­нии все­го од­но­го соп­ро­вож­да­юще­го — смуг­ло­го юно­ши лет двад­ца­ти, — она уже че­рез пят­надцать ми­нут под­ни­ма­ет­ся по лес­тни­цам лет­не­го двор­ца, что­бы вру­чить ко­роле­ве по­добие ве­ритель­ных гра­мот, пе­редан­ных ей ста­рей­ши­нами на­родов Кхан­да. Внеш­ность ее осо­бен­но­го впе­чат­ле­ния на Эрэн­дис не про­из­во­дит: воз­можно, в гла­зах ис­терлин­гов Иш­тар и оку­тана а­урой зло­вещей эк­зо­тики, но в Ро­мен­не дос­та­точ­но вый­ти на ули­цу, что­бы встре­тить по­хожую ус­та­лую го­рожан­ку с ог­ненны­ми во­лоса­ми и гла­зами оре­хово­го цве­та. Ку­да боль­ше вни­мания прив­ле­ка­ет кос­тюм: Эрэн­дис ста­ра­ет­ся заг­нать пог­лубже ту­пую боль уз­на­вания, ведь неч­то по­хожее но­сили и жен­щи­ны их кла­на.

— Моя ко­роле­ва, — Иш­тар ши­роко улы­ба­ет­ся, и да­веш­ние рас­ска­зы о ее пред­ке-коль­це­нос­це вне­зап­но на­чина­ют выг­ля­деть дур­ной шут­кой, — как же при­ят­но, на­конец, лич­но убе­дить­ся в том, что ва­ша стра­на — по­ис­ти­не бла­гос­ло­вен­ный край! С ко­раб­ля я смог­ла уви­деть нем­но­гое, но с не­тер­пе­ни­ем жду воз­можнос­ти по­гулять по Ар­ме­нело­су.

— Мы от­пра­вим­ся в сто­лицу не­мед­ленно пос­ле воз­вра­щения го­суда­ря и за­вер­ше­ния праз­днеств в честь его блис­та­тель­ной по­беды, — обе­ща­ет Ар-Зим­ра­фель. — На­де­юсь, ожи­дание не по­кажет­ся вам слиш­ком скуч­ным.

— Го­рожа­не ли­ку­ют, — вме­шива­ет­ся од­на из прид­ворных дам, со­об­щая пос­ледние но­вос­ти. — Бла­гос­лавля­ют Уй­ненн за то, что ко­роле­ва ре­шила до­жидать­ся его ве­личес­тво в Ро­мен­не, а не ос­та­лась в сто­лице! На рын­ке толь­ко и раз­го­воров о бу­дущем праз­дни­ке! Ду­маю, в бли­жай­шую не­делю там бу­дет не про­тол­кнуть­ся: все, ко­му не лень, съ­едут­ся в го­род! А что еще нуж­но тор­говцам!

— Пос­ле сте­пей Кхан­да да­же Ро­мен­на — че­рес­чур ожив­ленное мес­то, — сме­ет­ся Иш­тар. — Чувс­твую се­бя так, слов­но ока­залась внут­ри ги­гант­ско­го му­равей­ни­ка.

— Вы ус­пе­ете при­вык­нуть к мес­тной су­ете, — от­зы­ва­ет­ся Ар-Зим­ра­фель. — Да­же ес­ли муж мой от­пра­вит­ся в путь не­мед­ленно, ему пред­сто­ит неб­лизкая до­рога. Вот ва­шим пре­дус­мотри­тель­нос­ти и даль­но­вид­ности мож­но по­зави­довать…

— Вы ме­ня пе­ре­оце­нива­ете, ва­ше ве­личес­тво, — ка­ча­ет го­ловой Иш­тар. — Я не бо­лее чем пос­ланни­ца и мо­гу лишь от­дать дол­жное пред­ви­дению ста­рей­шин, вер­но уга­дав­ших ис­ход этой вой­ны. Я ед­ва ли вли­яю на их ре­шения. Судь­ба жен­щин в том краю, где я вос­пи­тыва­лась, — ос­та­вать­ся скры­тыми в те­ни.

— По­веде­ние ра­зум­ное, — с ехидс­твом от­ме­ча­ет ко­роле­ва, — да­ру­ющее да­же прос­то­людин­кам кру­пицу ко­ролев­ско­го дос­то­инс­тва. И все же вы доб­ра­лись сю­да из Кхан­да в ре­кор­дно ко­рот­кие сро­ки…

— Я хо­рошо знаю пря­мую до­рогу че­рез го­ры, — гла­за Иш­тар мер­ца­ют, слов­но у ог­ромной ле­тучей мы­ши, при­та­ив­шей­ся в по­лум­ра­ке пе­щеры. — Вре­мя про­мель­кну­ло не­замет­но, буд­то бы я и вов­се ле­тела по воз­ду­ху. Не каж­дый день вы­пада­ет воз­можность по­бывать в ко­ролев­ском двор­це, — она встря­хива­ет во­лоса­ми, и ох­ва­тив­шее Эрэн­дис не­хоро­шее оце­пене­ние от­сту­па­ет, как вол­на от бе­рега. — Уве­рена, я с поль­зой про­веду вре­мя. Че­го в Кхан­де не­дос­та­ет, так это книг.

— Прин­цесса Эрэн­дис бу­дет ра­да пред­ло­жить вам свою ком­па­нию, — не упус­ка­ет сво­его Ар-Зим­ра­фель. — Я по­рой чувс­твую се­бя ви­нова­той. Мои пле­мян­ни­цы вос­пи­тыва­ют­ся вда­ли от Ар­ме­нело­са, и Эрэн­дис ужас­но не хва­та­ет об­щес­тва ее сверс­тниц. Прин­цесса по­может вам ус­тро­ить­ся и ос­во­ить­ся, по­кажет двор­цо­вую биб­ли­оте­ку, она там час­тая гостья. Че­рез нес­коль­ко дней мы ожи­да­ем мо­его доб­ро­го дру­га, мас­те­ра Пал­ландо, тог­да и нас­та­нет вре­мя об­су­дить на­ши де­ла, а по­ка раз­вле­кай­тесь.

Ес­ли но­вость о ма­ге и неп­ри­ят­на Иш­тар, она ни­чем не вы­казы­ва­ет сво­его не­доволь­ства.

— С пре­вели­ким удо­воль­стви­ем и приз­на­тель­ностью, моя ко­роле­ва. Ви­жу, слу­хи прав­ди­вы, жизнь в Ну­мено­рэ — и вправ­ду неп­ре­рыв­ный праз­дник.

— Та­кое впе­чат­ле­ние мо­жет сло­жить­ся, ес­ли вы здесь в гос­тях, — ко­роле­ву так прос­то не обес­ку­ражить дру­желюб­ным то­ном, и от пос­ланни­цы она дер­жится на рас­сто­янии. — Вы ведь то­же мо­жете рас­ска­зать нам о за­меча­тель­ных праз­дни­ках сво­ей стра­ны.

— Ис­терлин­гам да­леко до ва­шего раз­ма­ха, — от­ве­ча­ет Иш­тар. — Ког­да ва­лар раз­да­вали свои бла­гос­ло­вения, мы ока­зались слиш­ком да­леко на вос­то­ке и не ус­пе­ли встать в оче­редь. Но те­перь-то, — она мно­гоз­на­читель­но улы­ба­ет­ся, — жизнь пой­дет со­вер­шенно ина­че. Нель­зя пе­ре­оце­нить важ­ность то­го, что не­дав­но про­изош­ло в Мор­до­ре.

— Вы пра­вы, су­дары­ня, — Ар-Зим­ра­фель яв­но не нас­тро­ена го­ворить о по­лити­ке в при­сутс­твии лю­бопыт­ных прид­ворных дам. — Мы еще вер­немся к этой те­ме, ког­да со­берет­ся Со­вет Ски­пет­ра. Ду­маю, лор­ду Аман­ди­лу бу­дет лю­бопыт­но выс­лу­шать ва­ши со­об­ра­жения. А сей­час, ду­маю, вам сто­ит хо­рошень­ко от­дохнуть.

От­че­го-то Эрэн­дис чувс­тву­ет се­бя не­лов­ко, про­вожая гостью в вы­делен­ные ей по­кои. Спут­ник Иш­тар с лю­бопытс­твом вер­тит го­ловой по сто­ронам. И не­уди­витель­но: су­дя по внеш­ности он, в от­ли­чие от сво­ей гос­по­жи, уро­женец Кхан­да и до сих пор ед­ва ли бы­вал где-то за его пре­дела­ми. Пой­мав нас­то­рожен­ный взгляд юно­ши, прин­цесса обод­ря­юще ему улы­ба­ет­ся и ве­селит­ся, за­метив, что тот крас­не­ет.

— Ко­роле­ва рас­по­ряди­лась при­гото­вить вам ком­на­ты с ви­дом на мо­ре, — го­лос ее зву­чит стран­но на фо­не бар­хатно­го шо­роха лег­ких ша­гов. — Дол­жно быть, вам неп­ри­выч­ны та­кие пей­за­жи пос­ле кханд­ских пус­тынь.

— Нап­расно вы так счи­та­ете, — лу­каво ус­ме­ха­ет­ся Иш­тар. — Я се­верян­ка не толь­ко по кро­ви. Боль­шую часть жиз­ни про­вела до­воль­но да­леко от Кхан­да. Ви­дела и Рун, и Нур­нен… и Ве­ликое мо­ре не раз. Но кра­соты ни­ког­да не бы­ва­ет слиш­ком мно­го, вер­но?

— Вы столь­ко пу­тешес­тво­вали? — не­воль­но гла­за Эрэн­дис за­гора­ют­ся не­под­дель­ным лю­бопытс­твом. — А в Кхан­де по­чему осе­ли?

— По­чувс­тво­вала, что там я нуж­нее, — за­гадоч­но от­зы­ва­ет­ся Иш­тар. — Вы то­же дол­жны неп­ре­мен­но по­бывать у нас, прин­цесса. Мо­лодость быс­тро­теч­на, ког­да у вас по­явит­ся своя семья, уже не ос­та­нет­ся вре­мени на прик­лю­чения.

Эрэн­дис не­весе­ло ду­ма­ет о том, что прик­лю­чений в свое вре­мя ей хва­тило с из­бытком — впро­чем, от­ка­зывать­ся от приг­ла­шения Иш­тар не спе­шит.

— А что нас­чет ва­шей семьи? — не удер­жи­ва­ет­ся она от воп­ро­са, за­дать ко­торый од­ной из бла­город­ных дам Ар­ме­нело­са ей бы ни за что не поз­во­лил эти­кет. — Они ос­та­лись там, ждут вас?

— Я сов­сем од­на, ва­ше вы­сочес­тво, — ли­цо Иш­тар мрач­не­ет. — Вой­на заб­ра­ла поч­ти всех мо­их близ­ких, не­кото­рым по­вез­ло еще мень­ше, и они по­пали в плен. И ни­каких вес­тей вот уже мно­го лет…

— Мо­жет быть, те­перь, ког­да Мор­дор боль­ше не име­ет над ва­ми влас­ти, что-то из­ме­нит­ся? — с со­чувс­тви­ем пред­по­лага­ет Эрэн­дис. — Всег­да ос­та­ет­ся шанс на счас­тли­вый ис­ход. Вы еще мо­жете встре­тить­ся. Наш го­сударь неп­ре­мен­но ос­во­бодит всех ра­бов и плен­ни­ков.

— Вот по­чему я здесь, — раз­во­дит ру­ками Иш­тар. — И я твер­до на­мере­на ис­поль­зо­вать этот приз­рачный шанс, прин­цесса.

Од­на из прис­тавлен­ных к Иш­тар де­виц рас­па­хива­ет пе­ред ни­ми две­ри по­ко­ев, но не­ожи­дан­но та ос­ту­па­ет­ся и не­лов­ко осе­да­ет на пол на са­мом по­роге. Слу­жан­ка ис­пу­ган­но аха­ет, по­могая пос­ланни­це под­нять­ся, и толь­ко вни­матель­ный взгляд прин­цессы под­ме­ча­ет, как от­то­чен­ным дви­жени­ем фо­кус­ни­ка Иш­тар пря­чет что-то в от­ступ меж­ду пу­шис­тым ков­ром и сте­ной.

— Пос­ле дол­го­го пу­ти ме­ня но­ги не дер­жат, — нес­коль­ко ис­кусс­твен­но улы­ба­ет­ся она, отс­тра­няя де­вицу. — Я бу­ду вам бла­годар­на, ми­лая, ес­ли вы ус­тро­ите где-то мо­его слу­гу. Фад, по­жалуй, ус­тал еще боль­ше, чем я, ведь он глаз не сом­кнул все пла­вание. Он не до­веря­ет мо­рю.

Эрэн­дис от­да­ет рас­по­ряже­ния слу­жан­кам, в глу­бине ду­ши ра­ду­ясь воз­можнос­ти из­ба­вить­ся от этих до­нос­чиц ко­роле­вы. Они с Иш­тар еще не­дол­го сто­ят в опус­тевшем ко­ридо­ре.

— Бед­ный маль­чик, — взды­ха­ет та. — Слу­жит мне уже поч­ти де­сять лет. Си­рота, я вы­купи­ла его из рабс­тва. Как толь­ко Фад дос­тиг со­вер­шенно­летия, я вер­ну­ла ему сво­боду, но он по­желал ос­тать­ся в мо­ем до­ме. Я и не пред­по­лага­ла брать его с со­бой в Ну­менор, но в ито­ге ус­ту­пила нас­то­яни­ям… Ду­маю, приш­ло вре­мя ус­тро­ить его брак, коль ско­ро на зем­лях вас­та­ков вот-вот во­царит­ся мир.

— Я ду­мала, ваш слу­га — ва­ри­аг, — удив­ленно от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. Сер­дце вдруг уча­щен­но бь­ет­ся от пер­вой за дол­гие го­ды встре­чи с зем­ля­ком.

— Зас­та­вить ва­ри­ага ра­ботать на ко­го-то? — Иш­тар сме­ет­ся. — Пра­во, прин­цесса, этот на­род уме­ет лишь во­евать. Они са­ми се­бе гос­по­да. Вот у ме­ня есть боль­шой не­дос­та­ток: я при­вязы­ва­юсь к лю­дям из сво­его ок­ру­жения. В Мор­до­ре у ме­ня в ус­лу­жении сос­то­яла де­вица, так она умо­ляла ра­зыс­кать это­го нес­час­тно­го ре­бен­ка. Я так по­нимаю, он ее единс­твен­ная род­ня.

Эрэн­дис ма­ло­ин­те­рес­ны раз­го­воры о маль­чи­ке-слу­ге: она цеп­ля­ет­ся за ого­вор­ку пос­ланни­цы.

— Вам при­ходи­лось жить в Мор­до­ре, су­дары­ня? — за­та­ив ды­хание, спра­шива­ет она. — Зна­чит, вы и с Са­уро­ном хо­рошо зна­комы?

Иш­тар снис­хо­дитель­но улы­ба­ет­ся.

— Ме­ня всег­да ве­селят при­нятые у вас в Ну­мено­ре за­бав­ные эль­фий­ские проз­ви­ща. Я зна­ла его под дру­гим име­нем. Лорд Май­рон, так мы на­зыва­ли его. Тар-Май­рон, ес­ли пе­рево­дить на ваш язык. От ко­го-то я слы­шала, это имя у не­го с са­мого Аль­ма­рена. Вы ведь зна­ете ле­ген­ду об Аль­ма­рене, прин­цесса?

— Я чи­тала в ста­рин­ных хро­никах, — ос­то­рож­но за­меча­ет Эрэн­дис. — Так на­зывал­ся ос­тров, ко­торый он по­мог раз­ру­шить. В ре­зуль­та­те па­дения Ил­лу­ина и Ор­ма­ла, — она еще не­кото­рое вре­мя ци­тиру­ет сво­их нас­тавни­ков, но в кон­це кон­цов, не­уве­рен­но осе­ка­ет­ся, по­няв, что Иш­тар ед­ва ли ее слу­ша­ет.

— Вы ведь пок­ло­ня­етесь Эру, как и все на за­паде, не так ли, ва­ше вы­сочес­тво? — мяг­ко за­меча­ет она. — Ва­ша ве­ра стро­ит­ся на его аб­со­лют­ном все­могу­щес­тве. Ес­ли этот ос­тров — та­кое бе­зус­ловное бла­го, Эру ведь мог его спас­ти, но не по­желал это­го де­лать, — Иш­тар рез­ко за­мол­ка­ет, слов­но ска­зала боль­ше, чем на­мере­валась. — Не пой­ми­те прев­ратно мои сло­ва, я про­дол­жаю счи­тать, что мы все дол­жны быть бла­годар­ны ко­ролю Ар-Фа­разо­ну. Да­же боль­ше, чем мож­но се­бе пред­ста­вить. А те­перь, про­шу ме­ня из­ви­нить, прин­цесса, чувс­твую, си­лы мои на ис­хо­де.

Эрэн­дис нес­коль­ко рас­те­рян­но и с со­жале­ни­ем ки­ва­ет: сто­ило раз­го­вору при­нять ин­те­ресу­ющий ее обо­рот, как Иш­тар ее от­сы­ла­ет. По­обе­щав вер­нуть­ся на сле­ду­ющее ут­ро, что­бы по­казать ей дво­рец и биб­ли­оте­ку, она зак­ры­ва­ет за со­бой две­ри по­ко­ев, и все же не мо­жет удер­жать­ся от то­го, что­бы не про­верить ма­яча­щую на краю соз­на­ния смут­ную до­гад­ку. Ста­ра­ясь про­из­во­дить как мож­но мень­ше шу­ма, она от­ги­ба­ет край ков­ра и дро­жащи­ми паль­ца­ми дос­та­ет бар­хатный ме­шочек, пе­ретя­нутый шел­ко­вым шнур­ком.

Внут­ри она на­ходит не­боль­шую горсть пес­ка, нес­коль­ко ро­зовых ра­ковин и жем­чу­жину. Край од­ной из ра­ковин ок­ра­шен чем-то бу­рым, и Хинд чувс­тву­ет, как хо­лод­ное ды­хание бес­ко­неч­ности вновь ка­са­ет­ся ее ко­жи, от­зы­ва­ясь где-то внут­ри еле слыш­ным стар­ческим го­лосом.

— За­копай это у вхо­да в ша­тер, где бы ты ни на­ходи­лась, преж­де чем пе­рес­ту­пить его по­рог, и де­ва мо­ря Рун и над то­бой спле­тет сень сво­их чар, хра­нящих от бе­ды и не­покоя, от по­жара и ди­кого зве­ря, от бо­лез­ни и пре­датель­ства, — на­поми­на­ет ба­буш­ка. — И не за­будь ска­зать мо­лит­ву, уж я то знаю, что ты веч­но ку­да-то спе­шишь, за то­бой не уго­нишь­ся!

Прин­цесса Эрэн­дис боль­ше ни­куда не спе­шит — у нее слиш­ком мно­го сво­бод­но­го вре­мени, по­это­му она воз­вра­ща­ет ме­шочек на мес­то и сры­ва­ющим­ся го­лосом про­из­но­сит сло­ва, что не­весть от­ку­да по­яв­ля­ют­ся в па­мяти, хо­тя об­раз ба­буш­ки и ее нас­тавле­ния дав­но скры­ты пок­ро­вом веч­ности.

Ночью прин­цессу Эрэн­дис за­час­тую на­веща­ют приз­ра­ки; она при­вык­ла к их не­навяз­чи­вому при­сутс­твию, лег­кой по­лу­улыб­кой встре­чая ве­рени­цу поч­ти от­живших свое кош­ма­ров — они не име­ют здесь си­лы, они ве­тошь, рас­сы­па­юща­яся на клочья пы­ли и ту­мана. Оди­нако­во жел­тогла­зые и се­роли­цые, от­пе­чат­ки па­мяти; толь­ко ин­то­нации еще род­нят эти те­ни с ба­буш­кой, ма­терью и ее сес­тра­ми, под­ружка­ми по дет­ским иг­рам. Од­на­ко се­год­ня про­ис­хо­дит неч­то не­обыч­ное: в тре­вож­ном по­лус­не ей яв­ля­ет­ся об­раз от­ца.

Смерть от­ца — единс­твен­ная, ко­торую она ви­дела сво­ими гла­зами, од­на­ко имен­но он снит­ся ей край­не ред­ко и ни­ког­да не удос­та­ива­ет да­же улыб­кой. При жиз­ни ве­селый и жиз­не­радос­тный че­ловек, обо­жав­ший свою ма­лень­кую прин­цессу, в по­тус­то­рон­нем ми­ре он об­рел об­лик ду­ха мрач­но­го, да­же гру­бого, и до край­нос­ти не­ужив­чи­вого. Мо­жет быть, за­думы­ва­ет­ся Хинд, Вла­дыка не­дово­лен от­цом или вов­се не же­ла­ет его при­сутс­твия в сво­их чер­то­гах по ту сто­рону бес­ко­неч­ности? Хинд стра­шит­ся да­же пред­по­ложить по­доб­ное — впро­чем, сто­ит ли удив­лять­ся, у Вла­дыки пре­дос­та­точ­но во­инов, мно­гие из ко­торых сра­жались за не­го с не­запа­мят­ных вре­мен — о них рас­ска­зыва­ют ле­ген­ды, их име­на вы­веде­ны кал­лигра­фичес­ким по­чер­ком в древ­них ру­копи­сях. А ес­ли го­сударь и вправ­ду ре­шит зак­ре­пить свою по­беду в Мор­до­ре и при­кажет каз­нить Са­уро­на, у от­ца, по­жалуй, и вов­се не ос­та­ет­ся шан­сов. Не­даром ведь ба­буш­ка рас­ска­зыва­ла, что из сво­их слуг Вла­дыка бо­лее все­го це­нил имен­но Влас­те­лина Мор­до­ра.

О Са­уро­не рас­ска­зыва­ют раз­ное. Счи­та­ют да­же, что его нель­зя убить. Хинд зак­ры­ва­ет гла­за и сно­ва ви­дит, как те­ло от­ца прон­за­ет кри­вой, на­подо­бие пи­рат­ско­го, кли­нок. В чу­жую не­уяз­ви­мость ей ве­рит­ся сла­бо. Лю­бого мож­но убить. Не ока­жет­ся же Са­урон силь­нее Вла­дыки?

Отец сно­ва сер­дит и от­части оза­дачен; Хинд вдруг вспо­мина­ет­ся пер­си­ково-ро­зовое не­бо и си­зое ма­рево над во­дами Рун где-то да­леко, за го­ризон­том. Они раз­би­ли сто­ян­ку у под­но­жия хол­мов, и те­перь ре­бят­ню от­ту­да не от­ва­дить — кто-то из жен­щин об­молвил­ся, буд­то не­кие ко­чев­ни­ки хо­рони­ли здесь сво­их вож­дей по обы­чаю се­вер­ных на­родов: в кур­га­нах, с рос­сы­пями зо­лота, дра­гоцен­ностей и прек­расных ред­ких кам­ней, что встре­чались лишь на руд­ни­ках за­тонув­ше­го Бе­лери­ан­да. Брат пред­по­лага­ет, что не­боль­шая брошь или коль­цо мог­ли за­терять­ся в су­мато­хе и те­перь ожи­да­ют лишь удач­ли­вого пут­ни­ка, и они с ут­ра до ве­чера го­товы бро­дить здесь, выс­матри­вая сол­нечных зай­чи­ков и за­дор­ную иг­ру све­та в гра­нях ал­ма­за или аме­тис­та, а мо­жет быть, и че­го-то бо­лее вол­шебно­го. Отец их за­бав не по­ощ­ря­ет: с са­мого ут­ра он мес­та се­бе не на­ходит, буд­то ожи­дая ко­го-то.

Стран­ник при­ходит с юга — вы­сокие ску­лы, слег­ка рас­ко­сые гла­за, ко­жа — ма­ло то­го, что смуг­лая от при­роды, так еще и за­горе­лая вследс­твие дол­гих блуж­да­ний по сте­пи, ти­пич­ный вас­так — ес­ли бы от­ца пе­ре­одеть в на­ряд по мо­де да­леких зе­мель, так их и не раз­ли­чить. Тот, к сло­ву, встре­ча­ет южа­нина, как до­рого­го гос­тя, уса­жива­ет воз­ле кос­тра ря­дом с со­бой и вни­матель­но вгля­дыва­ет­ся в его ли­цо, слов­но пы­та­ясь за­пом­нить каж­дую чер­точку. Хинд нап­расно тщит­ся ра­зыс­кать в ду­ше хоть кру­пицу родс­твен­ных чувств: пусть ей ска­зали, что та­инс­твен­ный пу­тешес­твен­ник — ее род­ной дя­дя, ей он ка­жет­ся ви­дени­ем из дру­гого ми­ра или да­же вре­мени.

Дя­дя — стар­ший брат от­ца, не­ког­да не по­желав­ший при­нять на се­бя ру­ководс­тво кла­ном; яв­ле­ние ред­кое, мож­но да­же ска­зать, ис­клю­читель­ное. Хинд слы­шала о семь­ях, ко­торые за та­кое не пог­ну­шались бы и от­пра­вить сво­ен­равно­го нас­ледни­ка на корм ры­бам, но их в та­кой бес­ком­про­мис­снос­ти уп­рекнуть нель­зя, нап­ро­тив: ба­буш­ка гор­дится, что ее пер­ве­нец жи­вет в боль­шом го­роде и да­же стал там не пос­ледним че­лове­ком. Хинд, приз­нать­ся, с тру­дом по­нима­ет раз­го­воры взрос­лых: за­поми­на­ет толь­ко наз­ва­ние — Ум­бар, — а даль­ше ее вни­мание от­вле­ка­ют ди­ковин­ные ве­щицы, что дя­дя дос­та­ет из до­рож­но­го меш­ка — ник­то из их жен­щин не уме­ет из­го­тав­ли­вать по­доб­ной тка­ни. Один из по­дар­ков нра­вит­ся от­цу осо­бен­но — дя­дя на­зыва­ет эту иг­ру шах­ма­тами, дол­го и под­робно объ­яс­няя пра­вила иг­ры. Хинд тог­да за­сыпа­ет на ко­ленях у ба­буш­ки: шах­ма­ты ка­жут­ся ей весь­ма сом­ни­тель­ным раз­вле­чени­ем. В са­мом де­ле, луч­ше бы дя­дя вмес­те с ни­ми от­пра­вил­ся ис­кать зо­лото заб­ро­шен­ных кур­га­нов или при­нес бла­годарс­твен­ную жер­тву де­ве мо­ря Рун — ви­дела же Хинд, у не­го от­личная ло­шадь, од­на­ко он так и не удо­сужил­ся дос­ка­кать до по­бережья.

Отец с лю­бопытс­твом вер­тит в ру­ках вы­точен­ные из не­из­вес­тно­го ма­тери­ала фи­гур­ки ко­ролей, прин­цев и во­инов — А­ин поз­же рас­ска­зыва­ет, что то бы­ли бив­ни нас­то­ящих му­макил, уди­витель­ных су­ществ, что во­дят­ся где-то в Кхан­де. Хинд уве­рена, что А­ин при­дума­ла это для крас­но­го слов­ца: она уже зна­ет, что му­мак сво­ей ве­личи­ной ед­ва ли не срав­ним с го­рой, а рев его страш­нее рас­ка­тов гро­ма. Толь­ко нас­то­ящий ге­рой мо­жет по­бедить та­кого, а ба­буш­ка всег­да го­ворит, что в их эпо­ху ге­рои боль­ше не рож­да­ют­ся, ибо ве­ликие во­ите­ли древ­ности уш­ли и не ус­пе­ли вос­пи­тать по­коле­ние се­бе на сме­ну. Дя­дя, не в оби­ду ему ска­зано, сов­сем не по­хож на ге­роя или во­ите­ля — ско­рее, на бро­дяче­го фо­кус­ни­ка, су­дя по озор­но­му ви­ду, с ко­торым он рас­став­ля­ет эти кро­шеч­ные фи­гур­ки на де­ревян­ной дос­ке в круп­ную клет­ку. На этот раз иг­ра скла­дыва­ет­ся не в поль­зу от­ца — и Эрэн­дис уже не зна­ет, явь ли то, за­поз­да­лый ли сон из детс­тва или пос­ланное свы­ше ви­дение; дя­дя то­же здесь, толь­ко с не­ба над его го­ловой смот­рят хо­лод­ные звез­ды Ро­мен­ны, и он лу­каво улы­ба­ет­ся пле­мян­ни­це, слов­но все ее мыс­ли из­вес­тны ему на­перед.

— А в Ум­ба­ре вы то­же бы­вали? — спра­шива­ет она Иш­тар во вре­мя про­гул­ки в са­ду. Пос­ле дол­гих ча­сов, про­веден­ных в двор­цо­вой биб­ли­оте­ке осо­бен­но при­ят­но нас­лаждать­ся аро­матом цве­тущих де­ревь­ев, и да­же прон­зи­тель­ный за­пах со­ли, до­нося­щий­ся с мо­ря, не спо­собен ис­портить ей удо­воль­ствие.

— Вы шу­тите? — улы­ба­ет­ся Иш­тар. — Что­бы я да не по­быва­ла в круп­ней­шем пор­ту, в са­мом кра­сивом го­роде юга? Или, ес­ли быть точ­ной, единс­твен­ном мес­те в зем­лях ха­рад­рим, что хо­тя бы от­да­лен­но по­хоже на го­род, а не на боль­шую сто­ян­ку ко­чев­ни­ков? Зна­ете, что род­нит Ум­бар с Ар­ме­нело­сом? Толь­ко од­но: каж­дый в сво­ей жиз­ни обя­зан по­сетить его хоть раз.

— Ви­жу, вы го­вори­те об Ум­ба­ре с боль­шой теп­ло­той, — от­ме­ча­ет Эрэн­дис. — На­де­юсь толь­ко, Ну­менор ос­та­вит о се­бе та­кие же при­ят­ные вос­по­мина­ния.

Иш­тар от­ве­ча­ет не сра­зу, буд­то про­буя на вкус до сих не при­ходив­шую ей в го­лову идею.

— В Ум­ба­ре прош­ла зна­читель­ная часть мо­ей жиз­ни, прин­цесса, от­сю­да же я у­еду, ед­ва за­кон­чатся праз­дни­ки. Я бы­ла бы ра­да по­любить Ну­менор, но бо­юсь, у ме­ня нет на это вре­мени. Глав­ный дар Эру сво­им де­тям, бе­зус­ловно, не­оце­ним, но уж слиш­ком вне­запен.

Эрэн­дис сно­ва ста­новит­ся не по се­бе — пос­ланни­ца Кхан­да уме­ет сму­тить весь­ма не­ожи­дан­ны­ми выс­ка­зыва­ни­ями, осо­бен­но ког­да речь за­ходит о ее — об их — ве­ре. Не­замет­но она ог­ля­дыва­ет­ся по сто­ронам — иног­да ей ка­жет­ся, го­ды нег­ласно­го про­тивос­то­яния с лор­дом Аман­ди­лом на­учи­ли Ар-Зим­ра­фель да­же птиц и тва­рей, что ко­пошат­ся в зем­ле, ис­поль­зо­вать в ка­чес­тве сво­их ос­ве­доми­телей.

— Пра­во, что за раз­го­воры в та­кой прек­расный день! — ужа­са­ет­ся она. — Ее ве­личес­тво неп­ре­мен­но за­хочет поз­на­комить вас с ос­тро­вом. Уве­рена, в Ум­ба­ре вы не ви­дели та­ких прек­расных двор­цов, та­ких уди­витель­ных га­лерей и ог­ромных рын­ков. К то­му же, бли­зит­ся день се­реди­ны ле­та. Хо­тя го­сударь не слиш­ком ре­лиги­озен, ста­рый обы­чай под­ни­мать­ся на Ме­нель­тар­му еще уце­лел. Его ве­личес­тво, ко­неч­но, за­хочет сде­лать при­ят­ное ко­роле­ве и воз­вра­тит­ся в срок, что­бы ус­петь воз­гла­вить тор­жес­твен­ное шес­твие.

Вспы­хива­ют ли на мгно­вение не­хоро­шие огонь­ки в гла­зах Иш­тар, или то все­го лишь иг­ра све­та и во­об­ра­жения прин­цессы?

— Не­вер­но счи­тать Ум­бар от­ста­лой про­вин­ци­ей, пер­вые по­селе­ния в тех кра­ях по­яви­лись зна­читель­но рань­ше той же Ро­мен­ны, — от­че­кани­ва­ет она. — Хва­та­ет там и ци­таде­лей, и рын­ков, и хра­мов, пусть с ва­шими они по­хожи, как ночь и день. Что до Ме­нель­тар­мы, бо­юсь, прин­цесса, ее ве­личес­тво ни­ког­да не поз­во­лит се­бе так ос­канда­лить­ся, пред­ло­жив мне явить­ся ту­да. И вам, ко­неч­но, хо­рошо из­вес­тны при­чины та­ких пре­дос­то­рож­ностей.

Эрэн­дис вски­дыва­ет на Иш­тар ис­пу­ган­ный взгляд: хит­рая пос­ланни­ца вновь зас­та­ет прин­цессу врас­плох. Ар-Зим­ра­фель пре­дуп­режда­ла не вос­при­нимать всерь­ез по­рывы ее мни­мой ис­крен­ности, и все же за­готов­ленные фра­зы вы­лета­ют из го­ловы вся­кий раз, ког­да Иш­тар от­ка­зыва­ет­ся вес­ти се­бя по сце­нарию.

— Я не хо­тела ста­вить вас в не­удоб­ное по­ложе­ние, гос­по­жа. Ко­роле­ва стро­га, ес­ли де­ло ка­са­ет­ся по­чита­ния Эру, но ведь ей из­вес­тно, что вы ну­менор­ка по кро­ви.

— Из­вес­тно, моя до­рогая, нас­толь­ко хо­рошо из­вес­тно, что мою ро­дос­ловную она мо­жет пов­то­рить ед­ва ли не уве­рен­ней, чем мо­лит­ву ва­шей пок­ро­витель­ни­це Уй­ненн, — сме­ет­ся Иш­тар. — Од­на­ко да­же ес­ли бы она нас­та­ива­ла на мо­ем учас­тии в вос­хожде­нии, я бы­ла бы вы­нуж­де­на от­кло­нить ее приг­ла­шение. Мир дав­но бы ска­тил­ся в Без­дну, ес­ли бы мы не дер­жа­лись сво­их прин­ци­пов, не прав­да ли?

С та­ким выс­ка­зыва­ни­ем Эрэн­дис пос­по­рить не мо­жет, по­это­му ей ос­та­ет­ся лишь сдав­ленно кив­нуть. Об­сто­ятель­ства не поз­во­ля­ют им раз­вить опас­ную те­му: двор­цо­вый парк — мес­то ожив­ленное, и навс­тре­чу им по­пада­ет­ся шум­ная ком­па­ния мо­лодых лю­дей, ко­торых прин­цесса, увы, не мо­жет иг­но­риро­вать.

— Ва­ше вы­сочес­тво, — их ли­дер скло­ня­ет­ся в изыс­канном по­лупок­ло­не, и Эрэн­дис на­де­ет­ся, что ру­мянец на ее ще­ках все при­сутс­тву­ющие не за­метят, ли­бо спи­шут на нес­терпи­мую жа­ру, — боль­шая честь встре­тить вас… и ва­шу спут­ни­цу.

— Гос­по­жа по­сол стра­ны Кханд, — от­че­го-то с не­охо­той пред­став­ля­ет она Иш­тар. — Пе­ред ва­ми Исил­дур, внук лор­да Аман­ди­ла, кня­зя Ан­ду­ниэ, с ко­торым вы уже име­ли воз­можность поз­на­комить­ся на за­седа­нии Со­вета Ски­пет­ра.

— Гос­по­жа по­сол, — с по­нима­ни­ем от­зы­ва­ет­ся Исил­дур, и Эрэн­дис от­четли­во слы­шит­ся нас­мешка в его го­лосе. — О ва­шем при­ез­де и ва­шей стра­не мно­го го­вори­ли… пос­ле за­седа­ния Со­вета.

И об этом Эрэн­дис хо­рошо из­вес­тно — она дол­жна быть бла­годар­на Ал­ла­су, ко­торо­му так удач­но уда­ет­ся по­пасть в пра­виль­ную сме­ну ка­ра­ула, что­бы пе­редать ей ес­ли не суть проб­лем, об­сужда­емых Со­ветом, так хо­тя бы об­рывки за­кулис­ных раз­го­воров. По­жалуй, ее обе­щание со­дей­ство­вать прод­ви­жению карь­еры юно­ши ока­залось очень кста­ти. Ме­нее под­робно прос­ве­тила ее и ко­роле­ва: лорд Аман­дил бе­седо­вал с Иш­тар, и он не был ей рад.

— Мне дос­та­вило нес­ка­зан­ное удо­воль­ствие встре­ча с ва­шим ува­жа­емым де­душ­кой, — с на­рочи­той веж­ли­востью от­зы­ва­ет­ся Иш­тар. — Что за дос­той­ный муж, да еще и та­ких бла­город­ных кро­вей! Ес­ли бы мне пос­час­тли­вилось ро­дить­ся сре­ди чис­ла по­том­ков ле­ген­дарных Бе­рена и Лю­ти­эн, свет­лей­ше­го Э­арен­ди­ла и прек­расной Силь­ма­ри­эн, я бы уми­рала от гор­дости.

— Ес­ли бы вам пос­час­тли­вилось ро­дить­ся в на­шей семье, вас бы вряд ли за­нес­ло в Кханд, су­дары­ня, — не ос­та­ет­ся в дол­гу юно­ша. — Мой дед, мой отец, я — все мы вы­рос­ли в Ну­мено­рэ, по­кидая дом, толь­ко ког­да то­го тре­бовал долг слу­жения ро­дине. Нам не при­ходи­лось ни бе­жать, ни скры­вать­ся, ни по­вора­чивать­ся к вра­гу спи­ной, здесь мы ро­дились и ум­рем.

— Ник­то не зна­ет сво­ей судь­бы, да­же тот, в чь­их жи­лах те­чет кровь ко­ролей, лорд Исил­дур, — мяг­ко на­поми­на­ет Иш­тар, хо­тя в гла­зах ее тан­цу­ют опас­ные ис­корки. — Те­чение жиз­ни неп­ред­ска­зу­емо, ни­ког­да не зна­ешь за­ранее, ку­да она вас заб­ро­сит, в Ну­менор или в Мор­дор. И ког­да этот путь вне­зап­но обор­вется.

Эрэн­дис, на­конец, спох­ва­тыва­ет­ся, пос­пешно вме­шива­ясь в раз­го­вор, что гро­зит вот-вот вый­ти из-под кон­тро­ля.

— Вы уже зна­ете, Исил­дур? При­было пись­мо от мас­те­ра Пал­ландо, не се­год­ня-зав­тра встре­ча­ем его ко­рабль. Вы ведь то­же приг­ла­шены на пир, что ус­тра­ива­ет ко­роле­ва в его честь?

— Я удос­то­ил­ся быть в сви­те мо­его де­да и от­ца, ва­ше вы­сочес­тво, — Исил­дур все еще не сво­дит ис­пе­пеля­юще­го взгля­да с Иш­тар, но от­ве­ча­ет сдер­жанно и лю­без­но. — Сей­час я убеж­ден, что до воз­вра­щения го­суда­ря вок­руг ее ве­личес­тва дол­жно на­ходить­ся как мож­но боль­ше вер­ных ей и ко­роне лю­дей.

Эрэн­дис не пом­нит, что за ма­ло­убе­дитель­ную от­го­вор­ку изоб­ре­та­ет, что­бы ско­рее по­кинуть сад и увес­ти от­ту­да пос­ланни­цу. Вне вся­ких сом­не­ний, Ар-Зим­ра­фель уз­на­ет об этом об­ме­не кол­костя­ми, не ус­пе­ют они доб­рать­ся до ком­нат Иш­тар — и не­доволь­ство свое не пре­минет выс­ка­зать имен­но прин­цессе. Что до ви­нов­ни­цы ссо­ры, она ве­дет се­бя так, слов­но ни­чего, зас­лу­жива­юще­го вни­мания, не про­изош­ло, и Эрэн­дис са­ма не за­меча­ет, как ос­та­ет­ся у нее на ужин. Сум­рак мед­ленно об­во­лаки­ва­ет дво­рец, неж­но сколь­зя не­види­мыми паль­ца­ми по ще­кам и во­лосам, на­шеп­ты­вая на ухо свою нес­лышную песнь.

— А на юге тем­не­ет ра­но, — вспо­мина­ет вдруг Иш­тар. Фад, слу­га, по­да­ет ей не­боль­шой ла­рец с це­леб­ны­ми тра­вами, что та до­бав­ля­ет в свою ме­довую во­ду. — И всег­да вне­зап­но — не ус­пе­ешь и гла­зом мор­гнуть, а сол­нце уже буд­то об­ру­шилось в мо­ре. Мес­тные жи­тели каж­дый день мо­лят­ся о том, что­бы уж те­перь это слу­чилось раз и нав­сегда.

— Мо­лят­ся о кон­це све­та? — изум­ля­ет­ся Эрэн­дис. Та­кой тра­диции сре­ди южан она не при­поми­на­ет — по­хоже, за эти го­ды из­ме­нилась не толь­ко де­вуш­ка, но и мир, ко­торый она по­мимо во­ли ос­та­вила. — Как та­кое воз­можно?

— Вы ведь по­лучи­ли прек­расное об­ра­зова­ние, слы­шали о про­рочес­твах о Да­гор Да­гор­рат, — Иш­тар сно­ва ре­ша­ет не хо­дить вок­руг да око­ло. — Как и на за­ре вре­мен, с ги­бели све­тил все нач­нется, но этим не за­кон­чится. Не сто­ит смот­реть на ме­ня с та­ким ужа­сом, мир не од­ну эпо­ху су­щес­тво­вал без сол­нца и лу­ны, это все­го лишь мы нас­толь­ко ог­ра­ниче­ны, что не пред­став­ля­ем се­бе иной ре­аль­нос­ти.

— Вы так го­вори­те, как буд­то са­ми зас­та­ли те вре­мена, это зву­чит жут­ко­вато, — ежит­ся Эрэн­дис, на­де­ясь свес­ти раз­го­вор к шут­ке, но Иш­тар со­вер­шенно серь­ез­но по­жима­ет пле­чами.

— Я встре­чала тех, кто пом­нит мир с его сот­во­рения. Жи­тели Ну­мено­рэ из­вес­тны сво­ей тро­гатель­ной друж­бой с на­родом эль­фов, ког­да-то по Ан­ду­ниэ не­воз­можно бы­ло и ша­гу сту­пить, не стол­кнув­шись с ва­шими ос­тро­ухи­ми со­юз­ни­ками, но есть в Сре­диземье си­лы и бо­лее мо­гущес­твен­ные. Тем боль­ше гор­дости ис­пы­тыва­ешь за свою ра­су, ког­да сво­ими гла­зами ви­дишь, как эти си­лы скло­ня­ют­ся пе­ред во­лей лю­дей, — с улыб­кой от­ве­ча­ет Иш­тар.

— Вы име­ете в ви­ду Са­уро­на… Тар-Май­ро­на? — поп­равля­ет­ся прин­цесса, за­метив не­доволь­ную гри­масу пос­ланни­цы. — Я всег­да счи­тала, что ве­рить его сло­вам нель­зя.

— А вы слы­шали мно­гие из его ре­чений? — па­риру­ет Иш­тар. — Лорд Май­рон, бе­зус­ловно, ста­рей­ший из всех зна­комых мне лич­но оби­тате­лей Сре­диземья, но кто я та­кая, что­бы он тра­тил на ме­ня свое дра­гоцен­ное вре­мя. В Мор­до­ре то­же есть свои пер­во­рож­денные, ал­баи на орочь­ем на­речии. Не­кото­рые из них пом­нят са­мого Вла­дыку.

— Быть та­кого не мо­жет, — ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за Эрэн­дис. — Ведь все это бы­ло так дав­но!

Иш­тар вне­зап­но вста­ет и рас­па­хива­ет двер­цы сво­его пла­тяно­го шка­фа, дос­та­вая от­ту­да кра­сивую се­реб­ристо-чер­ную на­кид­ку с кро­ваво-крас­ной ото­роч­кой, и де­монс­три­ру­ет на­ряд прин­цессе.

— Ви­дите? Плащ этот стар­ше лю­бого дол­го­жите­ля ва­шей стра­ны. За­нят­ная ве­щица, что я при­вез­ла из Мор­до­ра, не­весть сколь­ко про­лежав­шая в Чер­ной ци­таде­ли сре­ди дру­гого хла­ма. Ста­рой хо­зяй­ке она уже вряд ли по­надо­бит­ся.

— А кто она? — Эрэн­дис сно­ва не уда­ет­ся сдер­жать лю­бопытс­тва — рас­ска­зы о Мор­до­ре ее бук­валь­но за­вора­жива­ют. — Она то­же жи­вет в кре­пос­ти Тар-Май­ро­на?

— Жи­ла, — поп­равля­ет ее Иш­тар. — Прав­да, не в Ба­рад-Ду­ре, его воз­ве­ли спус­тя мно­го лет пос­ле то­го, как она про­пала. Мно­гие ду­ма­ют, что она умер­ла, во вся­ком слу­чае, в по­нима­нии лю­дей. Прав­да, луч­ше не поз­во­лять се­бе по­доб­ные за­меча­ния в при­сутс­твии лор­да Май­ро­на. Ее зва­ли Тху­рин­гве­тиль, кста­ти. Ви­жу, вы слы­шали о ней.

Ко­неч­но. Слы­шала прин­цесса Эрэн­дис — за­сижи­ва­ясь над древ­ни­ми ле­топи­сями, ча­сами бе­седуя со сво­ими нас­тавни­ками, что рас­ска­зыва­ли ей о зло­вещей те­ни, ви­тав­шей над Бе­лери­ан­дом и пи­та­ющей­ся кровью не ху­же де­вы мо­ря Рун. Слы­шала ма­лень­кая Хинд — ба­буш­ка прос­то не мог­ла обой­ти сво­им вни­мани­ем столь при­меча­тель­но­го пер­со­нажа. На­до от­дать ей дол­жное, в дан­ном слу­чае на дос­то­вер­ность вас­так­ских ле­генд мож­но бы­ло по­ложить­ся, ибо и они опи­сыва­ли тем­ную майя, как су­щес­тво опас­ное, мсти­тель­ное и все­цело пре­дан­ное сво­ему гос­по­дину.

— Зна­ете, я всег­да счи­тала, что эти древ­ние ле­ген­ды неп­ре­мен­но дол­жен кто-то за­писы­вать, — про­дол­жа­ет Иш­тар, от­ла­мывая ку­сочек за­саха­рен­но­го ман­го. — У южан пол­но су­еве­рий, нас­то­ящая ве­ра, па­мять в пер­воздан­ном ви­де сох­ра­нились раз­ве что в круп­ных го­родах, вок­руг хра­мов. Но ор­ки, пре­тен­ду­ющие на дос­то­вер­ное зна­ние ис­то­рии, — это зре­лище осо­бен­но умо­ритель­ное. Зна­ете, что они рас­ска­зыва­ли мне об этом? — она неб­режно на­киды­ва­ет плащ на пле­чи. — Буд­то бы в мо­их ру­ках та са­мая ле­ген­дарная на­кид­ка, что Тху­рин­гве­тиль ис­поль­зо­вала для то­го, что­бы при­нимать об­лик ги­гант­ской ле­тучей мы­ши-кро­восо­са, ко­торую Лю­ти­эн заб­ра­ла у нее на ос­тро­ве обо­рот­ней. За­бав­нее все­го, что они дей­стви­тель­но счи­та­ют этот плащ вол­шебным. Не пред­став­ля­ете, ка­кое соп­ро­тив­ле­ние мне приш­лось пре­одо­леть, что­бы за­полу­чить его. И ка­кую це­ну мне наз­на­чат за та­кую кол­лекци­он­ную ред­кость в том же Ха­раде!

Эрэн­дис с за­мира­ни­ем сер­дца ка­са­ет­ся тон­кой тка­ни, что бук­валь­но лас­тится к ее паль­цам. Плащ вов­се нель­зя наз­вать кра­сивым и хоть в чем-то осо­бен­ным — прин­цесса поч­ти уве­рена, что у вся­кого ува­жа­юще­го се­бя тор­говца Ха­рада най­дет­ся доб­рая дю­жина по­доб­ных древ­ностей, при­над­ле­жав­ших хоть са­мому Вла­дыке — один ее дя­дя че­го сто­ил, да во вре­мя ко­чевья встре­чали они не­мало бро­дячих южан с ки­бит­ка­ми, гру­жены­ми то­вара­ми, у каж­до­го из ко­торых бы­ла своя ле­ген­да. В сло­вах Иш­тар, од­на­ко, она ни од­ной ми­нуты не сом­не­ва­ет­ся — как и в под­линнос­ти ее до­бычи.

— А что, ес­ли они не лгут? — спра­шива­ет Эрэн­дис, и Иш­тар нас­мешли­во вы­гиба­ет бровь.

— На­мере­ния сол­гать у ор­ков, бе­зус­ловно, нет, мож­но ли счи­тать ложью то, во что они са­ми ис­крен­не ве­рят? И на­кид­ка дей­стви­тель­но при­над­ле­жала Тху­рин­гве­тиль, лорд Май­рон по не­из­вес­тным мне при­чинам сох­ра­нил мно­гое из то­го, что дав­но по­ра пре­дать ог­ню. Од­на­ко за все то вре­мя, что я ее но­шу, я ни ра­зу не об­ра­тилась вам­пи­ром, — она раз­во­дит ру­ками. — Мо­жет быть, де­ло в том, что у ме­ня со­вер­шенно нет кол­дов­ских спо­соб­ностей, в этом пла­не мне да­леко до жриц и мат­ри­ар­хов ис­терлинг­ских пле­мен, да и обу­чать­ся это­му, от­кро­вен­но го­воря, бы­ло нег­де… — Иш­тар вдруг лу­каво щу­рит­ся. — Я ви­жу, плащ вам пон­ра­вил­ся, прин­цесса. Хо­тите, по­дарю?

Эрэн­дис ис­пу­ган­но от­дерги­ва­ет ру­ку — пред­ло­жение пос­ланни­цы зву­чит для нее, как гром сре­ди яс­но­го не­ба.

— Что вы, гос­по­жа, я не мо­гу при­нять та­кой до­рогой по­дарок, — быс­тро от­ве­ча­ет она. — Раз­ве вы толь­ко что не приз­на­лись, что со­бира­етесь про­дать плащ?

— Сда­ет­ся мне, он слиш­ком це­нен, что­бы об­ме­нять его на день­ги, — ус­ме­ха­ет­ся Иш­тар. — Вы мо­жете от­пла­тить мне, прин­цесса, прос­тым обе­щани­ем, ко­торое вам ров­ным сче­том ни­чего не бу­дет сто­ить.

— О чем вы го­вори­те, Иш­тар, — от вол­не­ния Эрэн­дис неп­ро­из­воль­но на­зыва­ет ее по име­ни. — Что я мо­гу при дво­ре!

— Вы единс­твен­ная вос­пи­тан­ни­ца ко­роля, и он лю­бит вас, как род­ную дочь, — за­меча­ет Иш­тар. — Ва­ше мне­ние мно­го для не­го зна­чит — или бу­дет зна­чить од­нажды, ибо муд­рей­шим не по си­лам чи­тать в сер­дцах лю­дей. Вы ви­дите, что ме­ня здесь не встре­ча­ют с рас­прос­терты­ми объ­яти­ями, хо­тя Вла­дыке из­вес­тно, я ни­чего не сде­лала для то­го, что­бы зас­лу­жить та­кое от­но­шение. Ко­роле­ва прис­та­вила вас ко мне, что­бы дер­жать в по­ле зре­ния… не тру­дитесь от­ри­цать, я луч­ше дру­гих знаю, что та­кое жизнь в чу­жой стра­не, — она ус­по­ка­ива­ще ка­са­ет­ся ру­ки Эрэн­дис, сей­час ле­дяной, как лед. — И я вас нис­коль­ко не ви­ню. Де­ло лишь в том, что я не­под­дель­но за­ин­те­ресо­вана в бла­гопо­лучии Кхан­да. Его жи­тели слиш­ком дол­го про­зяба­ли на пе­рифе­рии, и сей­час, ког­да у них есть все шан­сы спус­тя ве­ка пол­но­го без­влас­тия соз­дать, на­конец, свое ко­ролевс­тво, я хо­чу чувс­тво­вать се­бя при­час­тной. Но нам ни­ког­да не до­бить­ся это­го без пок­ро­витель­ства Ну­мено­ра. Юг не вы­дер­жит еще од­ной вой­ны с ва­ми, и Тар-Май­рон это прек­расно по­нимал.

— Хо­тите ска­зать, что ар­мия Мор­до­ра ка­питу­лиро­вала, что­бы сох­ра­нить жизнь ва­шим лю­дям? — Эрэн­дис ста­ра­ет­ся до­бавить в го­лос сар­казма, но вы­ходит не слиш­ком убе­дитель­но. Иш­тар на мгно­вение сжи­ма­ет ее ру­ку.

— В на­ших зем­лях жизнь име­ет на­ивыс­шую цен­ность, ес­ли толь­ко она не от­да­на во сла­ву Вла­дыке, — со зна­чени­ем про­из­но­сит она. — Я ду­мала, ми­ровоз­зре­ние, при­нятое в Ну­мено­рэ, ма­ло чем от­ли­ча­ет­ся от на­шего в этом смыс­ле. Фад мне рас­ска­зывал, по­хоже­го уче­ния при­дер­жи­ва­ют­ся и у вас, в стра­не Рун.

— От­ку­да вы зна­ете про Рун? — из­ме­нив­шимся го­лосом спра­шива­ет прин­цесса.

— Вы не­до­оце­нива­ете мой жиз­ненный опыт, Эрэн­дис, — от­ве­ча­ет Иш­тар. — Как го­ворят у нас, волк мо­жет сбро­сить шку­ру, но ус­лы­шит зов сво­ей стаи при пол­ной лу­не. Уж я-то сра­зу уз­наю ис­терлин­га, да­же ес­ли он бу­дет бе­зуп­речно го­ворить хоть на ан­ду­ина­ке, хоть на квенья, — она сно­ва улы­ба­ет­ся и до­бав­ля­ет: — Я не взы­ваю пе­ред ва­ми к па­мяти на­ших пред­ков, что шли в бой за об­щее де­ло, но пос­та­рай­тесь убе­дить ко­роля не су­дить ме­ня слиш­ком стро­го, вот и все, что я хо­чу от вас. Обе­щай­те мне, что я по­кину Ну­менор жи­вой и нев­ре­димой.

— Иш­тар, я вас умо­ляю, та­кие раз­го­воры мо­гут нам обе­им слиш­ком до­рого обой­тись, — Эрэн­дис по­рывис­то под­ни­ма­ет­ся. — Вы здесь в пол­ной бе­зопас­ности. Ко­роль и ко­роле­ва во всем сле­ду­ют за­конам чес­ти и гос­тепри­имс­тва, ник­то не пос­ме­ет уг­ро­жать пос­ланни­це. Это я вам га­ран­ти­рую без вся­ких по­дар­ков!

— И я вам без­гра­нич­но приз­на­тель­на, Эрэн­дис, — пос­ле не­боль­шой за­мин­ки Иш­тар все же спра­шива­ет: — Это имя вам да­ли ва­ши пок­ро­вите­ли, ко­неч­но? Дол­жно быть, вы и не пом­ни­те, как вас на­рек­ли при рож­де­нии…

— Пом­ню, — не­ожи­дан­но для се­бя от­ве­ча­ет Эрэн­дис. — Я пом­ню все. Я дол­жна ид­ти, гос­по­жа по­сол, мне еще нуж­но под­го­товить­ся к встре­че мас­те­ра Пал­ландо.

— Уви­дим­ся на пи­ру, — ки­ва­ет Иш­тар и бро­са­ет вслед прин­цессе, ког­да та уже поч­ти до­ходит до две­рей: — Я не бе­ру на­зад слов о сво­ем по­дар­ке. Ва­ша друж­ба — ве­ликая дра­гоцен­ность для ме­ня, Эрэн­дис, и на­кид­ка бу­дет ждать вас — за­бере­те, ког­да по­чувс­тву­ете в том не­об­хо­димость.

Эрэн­дис так и не рас­ска­зыва­ет ко­роле­ве о по­дар­ке. Ар-Зим­ра­фель, вне вся­ких сом­не­ний, пот­ре­бу­ет с бла­годар­ностью при­нять плащ, пос­ле че­го ар­те­факт без­воз­врат­но сги­нет в ко­ролев­ских сок­ро­вищ­ни­цах, не го­воря уже о том, что сам факт по­яв­ле­ния ве­щицы с та­кой не­од­нознач­ной ре­пута­ци­ей в Ро­мен­не гро­зит стать по­водом для гран­ди­оз­но­го скан­да­ла. Про­верять ис­тинность и обос­но­ван­ность орочь­их ле­генд во­ена­чаль­ни­ки го­суда­ря и не по­дума­ют, пред­почтут пе­рес­тра­ховать­ся, и тог­да га­ран­тии бе­зопас­ности, что прин­цесса да­ла Иш­тар, ни­чего не бу­дут сто­ить.

И все же мис­сии Эрэн­дис, рав­но как и не­об­хо­димос­ти от­чи­тывать­ся пе­ред ко­роле­вой, ник­то не от­ме­нял, по­это­му с все­воз­раста­ющим неп­ри­ят­ным чувс­твом на ду­ше она пос­лушно док­ла­дыва­ет:

— Иш­тар го­ворит о Са­уро­не мно­го, но ни­чего по­лез­но­го для вой­ны. По боль­шей час­ти вспо­мина­ет то, что слу­чилось за­дол­го до мо­его рож­де­ния, в Бе­лери­ан­де. То, что и са­ма она зна­ет лишь из чу­жих рас­ска­зов. О сы­нах Фе­ана­ро. О ги­бели древ. Или, нап­ри­мер, об Ун­го­ли­ант. По­хоже, эта ис­то­рия не вы­мысел...

— Ог­ромный па­ук, явив­ший­ся из не­поз­нанно­го мра­ка, — Ар-Зим­ра­фель вздра­гива­ет, — пот­ребность ко­торо­го в све­те не­воз­можно бы­ло уто­лить. Пог­ло­тив­ший са­мого се­бя в не­насыт­ной жад­ности. Ко­неч­но, я слы­шала о ней.

— По сло­вам Иш­тар, на са­мом де­ле она не па­ук, а дух, — Эрэн­дис не­воль­но по­нижа­ет го­лос. — Дух, ко­торой мо­жет при­нимать и об­лик кра­сивой жен­щи­ны, ес­ли по­жела­ет. Ее по­том­ки до сих пор жи­вут в ок­рес­тнос­тях Ба­рад Ду­ра. И са­му ее нель­зя унич­то­жить, как и лю­бого из ва­лар.

— По­чему Иш­тар вспом­ни­ла об Ун­го­ли­ант? — Ар-Зим­ра­фель по­доз­ри­тель­но щу­рит­ся. — Са­уро­ну из­вес­тно, где ее ис­кать? Мо­жет быть, они уже сго­вори­лись за на­шей спи­ной? Од­нажды Ун­го­ли­ант по­мог­ла Вра­гу при­вес­ти в этот мир ха­ос, и мы не об­ла­да­ем за­щит­ным пан­ци­рем Ва­лино­ра, что­бы про­тивос­то­ять ему.

— Ес­ли бы на сто­роне Са­уро­на сра­жалась Ун­го­ли­ант, по­беда на­шему го­суда­рю дос­та­лась бы че­рес­чур до­рогой це­ной, — приз­на­ет Эрэн­дис. — Для то­го я и расс­пра­шива­ла Иш­тар, ка­кие еще май­ар уце­лели пос­ле па­дения Ан­гбан­да. Она наз­ва­ла имя не­ко­его Лан­го­на. Оно вам о чем-то го­ворит?

Ар-Зим­ра­фель ни­чего не от­ве­ча­ет и толь­ко, нах­му­рив­шись, сжи­ма­ет пе­рено­сицу боль­шим и ука­затель­ным паль­ца­ми. Эрэн­дис ос­то­рож­но про­дол­жа­ет — ин­форма­цию сле­ду­ет вы­давать по кру­пицам, ина­че ее ос­ве­дом­ленность мо­жет нас­то­рожить ко­роле­ву.

— Иш­тар с ним не встре­чалась, но зна­ет, что он из чис­ла дав­них пос­ле­дова­телей Мор­го­та и ни­ког­да не счи­тал, что Са­урон дос­то­ин вы­соко­го по­ложе­ния, ко­торое за­нима­ет. Не знаю, как ему уда­лось спря­тать­ся от ва­лар, но толь­ко он обос­но­вал­ся где-то на се­вере, в рай­оне Же­лез­ных хол­мов. Хо­дят слу­хи, что он одер­жим иде­ей отыс­кать Силь­ма­рил­лы.

— Силь­ма­рил­лы? — ка­жет­ся, ей уда­ет­ся по-нас­то­яще­му уди­вить Ар-Зим­ра­фель. — Но ведь кам­ни дав­но по­теря­ны. Пред­ска­зано, что им не быть най­ден­ны­ми или соб­ранны­ми вмес­те до кру­шения и об­новле­ния при­выч­но­го нам ми­ра.

— Про­рочес­тво о Да­гор Да­гор­рат, — мрач­ным ше­потом от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Этот Лан­гон на­де­ет­ся обой­ти ус­ло­вия. Он ве­рит, что кам­ни по­могут... — раз­го­вор да­ет­ся ей не­лег­ко, и она рез­ко за­мол­ка­ет.

Ко­роле­ве, впро­чем, не тре­бу­ет­ся объ­яс­нять оче­вид­ное.

— Мо­жете не про­дол­жать, — ка­са­ет­ся она ру­ки де­вуш­ки. — Я знаю, на чье воз­вра­щение они рас­счи­тыва­ют и че­го хо­тят до­бить­ся. Иш­тар за­гово­рила о дру­гих май­ар не слу­чай­но… Воз­можно, та­ким об­ра­зом, они рас­счи­тыва­ют от­влечь на­ше вни­мание от Мор­до­ра и дру­жес­твен­ных ему ко­ролевств. И ни­точ­ки этих ин­триг тя­нут­ся из Ум­ба­ра.

— Ес­ли вни­мание го­суда­ря вдруг об­ра­тит­ся на се­вер, это впол­не от­ве­ча­ет ин­те­ресам Ха­рада, — пов­то­ря­ет прин­цесса ус­лы­шан­ную ра­нее фра­зу. — Ес­ли толь­ко его ве­личес­тво не ос­та­вит дос­той­но­го на­мес­тни­ка. Нап­ри­мер, лор­да Элен­ди­ла.

Ко­роле­ва в пос­ледний мо­мент сдер­жи­ва­ет рву­ще­еся с ее язы­ка рез­кое за­меча­ние.

— Ва­ше де­ло — вни­матель­но слу­шать и за­поми­нать, прин­цесса, а не пы­тать­ся ду­мать за ко­роля, — ле­дяным го­лосом от­ре­за­ет она. — У лор­да Элен­ди­ла дос­та­точ­но обя­зан­ностей, тре­бу­ющих его без­раздель­но­го вни­мания. К то­му же, да­же вы зна­ете Мор­дор луч­ше, чем он.

Ког­да хрип­лое труб­ле­ние ро­га и на­вяз­чи­во гром­кое для столь ран­не­го ча­са объ­яв­ле­ние гла­шатая воз­ве­ща­ют о при­бытии на прис­тань ко­роле­вы, лишь край­не вни­матель­ный наб­лю­датель за­метит на ли­це Ар-Зим­ра­фель стран­ную смесь не­тер­пе­ния и до­сады. Но­силь­щи­ки ос­то­рож­но опус­ка­ют на зем­лю па­лан­кин, и кто-то из слу­жанок по­да­ет Эрэн­дис ру­ку, по­могая сой­ти на зем­лю. В на­деж­де из­бе­жать не­желан­но­го вни­мания, прин­цесса бла­гора­зум­но от­сту­па­ет на вто­рой план, ос­та­нав­ли­ва­ясь по со­седс­тву с Ал­ла­сом.

Се­год­ня она ос­во­бож­де­на от сом­ни­тель­ной при­виле­гии раз­вле­кать пос­ла Кхан­да. Иш­тар, оче­вид­но, ре­шив ус­ла­дить взор ну­менор­цев сот­канным из сте­ре­оти­пов об­ра­зом знат­ной да­мы из древ­не­го вос­точно­го ро­да за­во­ева­телей и охот­ни­ков за сок­ро­вища­ми, по­яв­ля­ет­ся на на­береж­ной, с го­ловы до ног уве­шан­ная зо­лоты­ми ук­ра­шени­ями, пе­рез­вон ко­торых дей­ству­ет Ар-Зим­ра­фель на нер­вы по­чище нес­молка­юще­го гу­ла тол­пы, соб­равшей­ся встре­чать ма­га Пал­ландо.

От вни­матель­но­го взо­ра Эрэн­дис не ук­рыть­ся крат­ко­му и, по всей ви­димос­ти, да­леко не дру­желюб­но­му об­ме­ну лю­без­ностя­ми меж­ду пос­лом и Исил­ду­ром. Впро­чем, от­но­шение юно­ши ее не удив­ля­ет: коль ско­ро стар­шее по­коле­ние кня­зей Ан­ду­ниэ не при­няло от­ступ­ни­цу, глу­по ожи­дать иной ре­ак­ции от их нас­ледни­ка. А вот Ал­ла­су в ле­ди Иш­тар ви­дит­ся не ина­че, как ожив­ший идол, и он то­же ко­сит­ся на нее с от­кро­вен­ной враж­дебностью.

— Она сде­лала это на­роч­но, — с ус­мешкой от­ме­ча­ет прин­цесса, — что­бы поз­лить Пал­ландо и ко­роле­ву. Иш­тар иг­ра­ет с ог­нем, ког­да го­сударь вер­нется, ей ед­ва ли сой­дут с рук бес­ко­неч­ные нас­мешки и зу­бос­каль­ство.

Страж не­пони­ма­юще хму­рит­ся, и Эрэн­дис все же не мо­жет сдер­жать ис­крен­не­го сме­ха.

— Я все вре­мя за­бываю, что ты не ви­дел в сво­ей жиз­ни ни­чего, кро­ме Ну­мено­рэ. Кханд­ская жен­щи­на ско­рее убь­ет се­бя, чем по­кажет­ся в та­кой ви­де на лю­дях, Ал­лас. Ва­ри­аги ведь кро­вожад­ные ко­чев­ни­ки, быс­тро­ногий конь и ос­трый кин­жал всег­да це­нились сре­ди них вы­ше зо­лота и дра­гоцен­ных кам­ней и все­го это­го през­ренно­го стя­жатель­ства. А та­кие на­ряды ско­рее при­личес­тву­ют на­лож­ни­це бо­гато­го вель­мо­жи где-ни­будь в Ум­ба­ре.

Ал­лас окон­ча­тель­но при­ходит в за­меша­тель­ство.

— За­чем же тог­да она так вы­ряди­лась? — не­до­умен­но спра­шива­ет он. — И по­чему это дол­жно ра­зоз­лить ее ве­личес­тво?

— Иш­тар не­высо­кого мне­ния о Ну­мено­рэ и его жи­телях, и ко­роле­ве из­вес­тно об этом, — по­яс­ня­ет Эрэн­дис. — Ис­терлин­ги во­об­ще счи­та­ют лю­дей за­пада всем до­воль­ны­ми и за­цик­ленны­ми на се­бе обы­вате­лями, ко­торых свя­зыва­ют с ре­аль­ностью лишь кон­такты с эль­фа­ми Лин­до­на. Од­на­ко куль­ту­ра Вос­то­ка ни­ког­да не вхо­дила в сфе­ру на­ших ин­те­ресов. Да­же ее ве­личес­тву из­вес­тно об этом прис­кор­бно ма­ло. Го­това пос­по­рить, внеш­ний вид Иш­тар не сму­тит се­год­ня ни­кого, кро­ме ме­ня. А пос­коль­ку гос­по­дину Пал­ландо из­вечно не­дос­та­ет тон­кости в по­нима­нии та­ких воп­ро­сов, он и ока­жет­ся тем, кто ука­жет ко­роле­ве на ее заб­лужде­ние.

— Ее ве­личес­тво не лю­бит оши­бать­ся, — с опас­кой под­твержда­ет Ал­лас. — Осо­бен­но оши­бать­ся в ме­лочах, — по­мол­чав, он до­бав­ля­ет: — О ко­ролев­ской гостье раз­ные сплет­ни раз­но­сят­ся. Не­кото­рые го­рожа­не да­же от­кры­то на­зыва­ют ее ведь­мой. Го­ворят, где сту­па­ет но­га ва­ри­ага, зем­ля обаг­ря­ет­ся кровью. А она еще рас­ха­жива­ет по ули­цам Ро­мен­ны во всем этом зо­лоте, как буд­то толь­ко что выб­ра­лась пря­мо из кур­га­на. Или из са­мого Же­лез­но­го ада, — поч­ти шеп­чет он, по­низив го­лос.

— Она же ну­менор­ка по кро­ви, Ал­лас, — воз­му­ща­ет­ся Эрэн­дис. — Об этом из­вес­тно да­же де­тям. Где ты толь­ко нах­ва­тал­ся всех этих глу­пос­тей!

— Что ме­ня­ет кровь! — от­ма­хива­ет­ся страж­ник. — Гос­по­жа по­сол сре­ди нас не вос­пи­тыва­лась. А те, ко­го она при­еха­ла пред­став­лять, с ко­лыбе­ли счи­та­ют нас вра­гами. Вы бы по­гово­рили с ней, ва­ше вы­сочес­тво. Здесь ей не Кханд. Слу­чись что в го­роде, не­дол­го бу­дут ис­кать ви­нова­того.

От­че­го-то опа­сения Ал­ла­са ока­зыва­ют­ся ужас­но за­рази­тель­ны­ми. Ле­ди Иш­тар, ко­неч­но, слож­но за­подоз­рить в без­за­щит­ности и нес­по­соб­ности про­тивос­то­ять чу­жой аг­рессии, но ведь и отец Хинд был не пос­ледним во­ином, од­на­ко вы­да­ющи­еся на­выки его так и не спас­ли.

Ко­рабль Пал­ландо при­чали­ва­ет к бе­регу, ког­да ко­роле­ва уже ус­пе­ва­ет рас­по­рядить­ся по­дать фрук­ты и прох­ла­дитель­ные на­пит­ки. Эрэн­дис, при­щурив­шись, взгля­дыва­ет­ся в ли­цо по­жило­го ма­га, хо­тя с ее мес­та до­воль­но труд­но оп­ре­делить, рад ли тот сво­ему ви­зиту, мра­чен ли, ис­крен­на ли улыб­ка, что он по­сыла­ет Ар-Зим­ра­фель. Об­лик его ра­зитель­но не со­от­ветс­тву­ет из­бран­но­му пу­ти: Пал­ландо буд­то опе­режа­ет вре­мя, вы­деля­ясь да­же сре­ди сво­их ос­тро­ухих спут­ни­ков одеж­дой не­обыч­но­го кроя и ко­рот­ки­ми гус­ты­ми во­лоса­ми, то­пор­ща­мищи­ся в раз­ные сто­роны. От­части он по­ходит на ал­хи­миков, что Эрэн­дис не­ред­ко встре­чала в биб­ли­оте­ке — ма­га буд­то ок­ру­жа­ет а­ура бе­зум­но­го ге­ния, во­дово­ротом вре­мени выр­ванно­го из ла­бора­тории и пе­рене­сен­но­го на нес­коль­ко эпох на­зад, к при­митив­но­му пле­мени, ко­торо­му не­об­хо­димо за­ново от­кры­вать огонь.

Не­уди­витель­но, что его ве­личес­тву за­час­тую не­дос­та­ет тер­пе­ния в об­ще­нии с Пал­ландо. Ко­роль Ар-Фа­разон еще мень­ше, чем его суп­ру­га, скло­нен приз­на­вать чу­жой ав­то­ритет.

Эрэн­дис при­седа­ет в за­учен­ном ре­веран­се, не слиш­ком удив­ля­ясь то­му, что для вол­шебни­ка с дет­ских лет бы­ла не­видим­кой — от­кро­вен­но го­воря, да­же сре­ди эль­фов не сыс­кать вто­рого та­кого са­модо­воль­но­го ти­па, как этот вред­ный ста­рик. Вот за­кадыч­ный при­ятель его, Ала­тар, нап­ро­тив, от­ли­ча­ет­ся раз­дра­жа­ющей на­вяз­чи­востью и веч­но тас­ка­ет с со­бой пол­ные кар­ма­ны сла­дос­тей, при­тор­ный вкус ко­торых по­том прес­ле­ду­ет Эрэн­дис весь день. Пал­ландо то­же ос­тавля­ет пос­ле се­бя неп­ри­ят­ный оса­док — но его уже не за­пить чаш­кой горь­ко­го ко­фе.

— Гос­по­дин час­то бы­ва­ет здесь? — по­вер­нувшись, Эрэн­дис улы­ба­ет­ся, уз­нав Фа­да. На ее па­мяти это пер­вый слу­чай, ког­да тот ос­тавля­ет Иш­тар и, тем бо­лее, ре­ша­ет­ся за­гово­рить с кем-то из двор­ца. Юно­ша не сво­дит глаз с ху­дой фи­гуры ма­га — по­хоже, и он не в вос­торге от па­мят­ных по­хож­де­ний Пал­ландо в вос­точных зем­лях.

— Го­сударь име­ет обык­но­вение приг­ла­шать си­них ма­гов на праз­дни­ки и пи­ры. И, ко­неч­но, на вос­хожде­ние на Ме­нель­тар­му, это дав­няя тра­диция, что бы­ла вве­дена еще его пред­шес­твен­ни­ками, — охот­но со­об­ща­ет прин­цесса, но, за­метив па­нику в гла­зах Фа­да, пе­рехо­дит на его род­ной язык. — Я нем­но­го знаю ва­ше на­речие. Учи­теля, ко­торых на­нял для ме­ня го­сударь, счи­тали, что у ме­ня хо­рошие спо­соб­ности к язы­кам.

От­че­го-то каж­дое сло­во буд­то прип­равле­но об­жи­га­юще ос­трым пер­цем — так мно­го лет не про­из­но­ся на язы­ке ис­терлин­гов ни­чего, кро­ме по­луза­бытых мо­литв, те­перь Эрэн­дис чувс­тву­ет не­лов­кость и да­же ви­ну.

— Гос­по­жа ска­зала Фа­ду сле­дить за со­бой и лиш­не­го не бол­тать, — прос­то­душ­но приз­на­ет­ся слу­га. — Вот она уди­вит­ся, что прин­цесса мо­жет раз­го­вари­вать, как вас­так­ская княж­на! И вас всех во двор­це это­му учат?

— Толь­ко осо­бен­ных, та­ких, как я, — сме­ет­ся Эрэн­дис. — Пле­мян­ни­цы ее ве­личес­тва да­же син­да­рин не в сос­то­янии ос­во­ить. Чи­та­ют еще бо­лее или ме­нее снос­но, но сто­ит им за­гово­рить, как хо­чет­ся зат­кнуть уши!

— Син­да­рин — слож­ный язык, — серь­ез­но ки­ва­ет юно­ша. — Гос­по­жа бра­ла Фа­да с со­бой, ког­да пу­тешес­тво­вала. Фад час­то слы­шал, как она го­вори­ла с ал­баи на син­да­рине. На­учил­ся да­же нем­но­го их по­нимать, хо­тя они обыч­но та­рато­рят, как со­роки.

— Здесь луч­ше не на­зывать их ал­баи, — быс­тро поп­равля­ет его Эрэн­дис. — Осо­бен­но в при­сутс­твие тех, ко­го Пал­ландо при­тащил с со­бой. В Лин­до­не лю­бое сло­во на тем­ном на­речии счи­та­ет­ся ос­кор­бле­ни­ем, еще пос­ле то­го, что слу­чилось в Эре­ги­оне. Ви­дишь, как они ра­ду­ют­ся? — она ука­зыва­ет на эль­фа, в дан­ный мо­мент во­оду­шев­ленно бе­седу­юще­го с ко­роле­вой. — Го­суда­ря это при­ведет в бе­шенс­тво. Он не­нави­дит без­за­бот­ность. Ни­чего не сде­лать для по­беды над Мор­до­ром, но не про­пус­тить праз­дненс­тво!

Фад с не­кото­рой опас­кой смот­рит на по­доз­ри­тель­но наб­лю­да­юще­го за ни­ми Ал­ла­са, слов­но страж спо­собен их по­нимать и да­же чи­тать по­та­ен­ные мыс­ли, но все же ре­ша­ет­ся на сле­ду­ющее за­меча­ние:

— Ба­буш­ка Фа­да всег­да го­вори­ла, что лор­да Май­ро­на нель­зя по­бедить. Как это уда­лось ва­шему ко­ролю? Раз­ве он ве­ликий кол­дун или вел в бой во­инс­тво из-за мо­ря? Там, от­ку­да Фад ро­дом, — Фад поз­во­ля­ет се­бе то, что ма­лень­кая Хинд при лю­бых об­сто­ятель­ствах соч­ла бы ве­ликим свя­тотатс­твом: — го­вори­ли, что лорд Май­рон прев­зо­шел в мо­гущес­тве са­мого Вла­дыку в его пос­ледние дни. И ес­ли бы Вла­дыка встре­тил­ся с ним сей­час…

— Да от­сохнет твой язык за та­кую дер­зость! — Эрэн­дис ре­аги­ру­ет преж­де, чем ус­пе­ва­ет осоз­нать са­мо­убий­ствен­ный смысл сво­их слов. Фад гля­дит изум­ленно, и ей не­об­хо­димо сроч­но при­думать убе­дитель­ную от­го­вор­ку, ведь ни ра­зу за все го­ды, про­веден­ные в Ну­мено­рэ, прин­цесса не поз­во­ляла се­бе та­ких неп­рости­тель­ных оши­бок.

— Как ты сме­ешь сом­не­вать­ся в на­шем го­суда­ре! — из­во­рачи­ва­ет­ся она. — Наш пра­витель — ве­ликий пол­ко­водец, как и его пре­дан­ные во­ины, а Са­урон, ес­ли мне вер­но пом­нится, не вы­иг­рал еще ни од­ной вой­ны.

— Вой­ны не всег­да вы­иг­ры­ва­ют ору­жи­ем, — ре­зон­но воз­ра­жа­ет юно­ша. — Это то­же сло­ва ба­буш­ки Фа­да.

— Ви­жу, она бы­ла муд­рой жен­щи­ной, — Эрэн­дис не­воль­но улы­ба­ет­ся, ду­мая о том, что, дол­жно быть, все вас­так­ские ба­буш­ки в чем-то по­хожи. — Но она не на­учи­ла те­бя ос­то­рож­ности, Фад. При дво­ре лю­бой не­об­ду­ман­ный пос­ту­пок мо­жет сто­ить те­бе го­ловы. Пусть, ес­ли ве­рить Иш­тар, сво­бодой ты не так уж до­рожишь, твоя гос­по­жа бу­дет уби­та го­рем, ес­ли с то­бой здесь что-то слу­чит­ся.

— Фад обе­щал гос­по­же, что бу­дет ос­то­рожен, — он улы­ба­ет­ся в от­вет. — Не вол­нуй­тесь за Фа­да, ва­ше вы­сочес­тво. Фад всю жизнь меч­тал од­нажды по­бывать в Ну­мено­рэ. Уви­деть ко­роля и ко­роле­ву. Уви­деть си­них ма­гов. А ему до­велось да­же по­гово­рить с прин­цессой!

— Ра­ди раз­го­вора со мной сю­да ехать точ­но не сто­ило, — сме­ет­ся Эрэн­дис. — Ес­ли хо­чешь, я поз­на­ком­лю те­бя с Пал­ландо. Он не­мало по­ез­дил по Рун, зна­ет твою ро­дину, как свои пять паль­цев. Как мно­го там, дол­жно быть, из­ме­нилось за эти го­ды…

— Доб­ро­та прин­цессы не зна­ет гра­ниц, — она ед­ва ус­пе­ва­ет по­мешать Фа­ду пасть ниц к ее но­гам. — Фад очень хо­чет по­гово­рить с гос­по­дином Пал­ландо. Фад бу­дет бла­года­рен прин­цессе до кон­ца жиз­ни!

— Как ма­ло не­кото­рым на­до для счастья, — воз­во­дит гла­за Эрэн­дис. Ар-Зим­ра­фель, ра­зуме­ет­ся, поп­росту за­была ее дож­дать­ся, и те­перь де­вуш­ку ожи­да­ет пе­шая про­гул­ка до двор­ца в ком­па­нии вер­но­го Ал­ла­са и ее но­вого дру­га. — Впро­чем, ты мо­жешь кое-что сде­лать для ме­ня, Фад. Рас­ска­жи мне про твою стра­ну.

Фад не слиш­ком удив­ля­ет­ся. В Ну­мено­рэ Иш­тар срод­ни ред­кой птич­ке, и ему не при­выкать слы­шать ад­ре­сован­ные им воп­ро­сы о да­леких кра­ях.

— Что же, Фад с ра­достью рас­ска­жет вам, — по­мол­чав, он вдруг до­бав­ля­ет: — Мо­жет быть, до то­го, как ро­дить­ся сре­ди лю­дей за­пада, в прош­лой жиз­ни, прин­цесса то­же пас­ла звез­дных овец на по­лях Вла­дыки за Вра­тами Но­чи? Вы так по­хожи на де­вушек из кла­на Фа­да. И на его сес­тру.

— Твою сес­тру? — нес­мотря на зной­ный день, Эрэн­дис ста­новит­ся не по се­бе. — Ты име­ешь в ви­ду ту де­вуш­ку, с ко­торой Иш­тар поз­на­коми­лась в Мор­до­ре?

— Нет, — от­зы­ва­ет­ся Фад с на­рочи­тым спо­кой­стви­ем. — В Сре­диземье Фа­ду сес­тру уже не встре­тить. Еще мно­го лет на­зад она удос­то­илась пред­стать пе­ред тро­ном Вла­дыки и про­сить его о ми­лос­ти для всех нас. Фа­ду толь­ко пред­сто­ит зас­лу­жить эту честь, от­дав за Не­го свою жизнь.

— Не го­вори так, — Эрэн­дис по­рывис­то хва­та­ет его за ру­ку. — Ты слиш­ком дол­го про­жил сре­ди ва­ри­агов. Вла­дыке не нуж­на твоя ско­рая смерть. Ты, вер­но, был сов­сем ре­бен­ком, ког­да по­терял семью, и поч­ти не пом­нишь их?

— Смут­но, — с грустью под­твержда­ет Фад. — Да­же име­ни сес­тры не знал, по­ка чу­жие лю­ди не ска­зали. Ес­ли Фад бы­ва­ет в род­ных кра­ях, всег­да де­ву мо­ря Рун за нее про­сит.

— А как зва­ли твою сес­тру? — ти­хо ин­те­ресу­ет­ся Эрэн­дис, ста­ратель­но иг­но­рируя под­сту­па­ющие к гла­зам сле­зы. — У нас, как ты ус­пел за­метить, то­же есть свое мо­ре. Мо­жешь и здесь за нее поп­ро­сить. Я ска­жу слу­гам, что­бы в дру­гой день по­каза­ли те­бе порт.

Эрэн­дис ка­жет­ся, что она пре­быва­ет в по­лус­не, и сле­ду­ющие сло­ва юно­ши до­носят­ся до нее, слов­но че­рез тол­стый слой стек­ла, раз­бить ко­торое не­воз­можно, не из­ра­нив рук об ос­трые ос­колки.

— Фа­ду ска­зали, что ее зва­ли Хинд, — от­ве­ча­ет ее по­терян­ный брат. — Толь­ко вы не смей­тесь. Над Фа­дом здесь уже пос­ме­ялись, ска­зав, что на­ши име­на по­хожи на со­бачьи клич­ки. А это имя да­же сре­ди вас­та­ков ред­кое. Зна­ете, что оно оз­на­ча­ет?

— Ртуть, — по­мер­твев­ши­ми гу­бами от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Ме­талл. Его нет в Рун, по­это­му и име­ни та­кого обыч­но нет. Это сло­во зна­ют толь­ко куз­не­цы. Те, кто ухо­дил обу­чать­ся в да­лекие зем­ли.

— Нас­тавни­ки прин­цессы дей­стви­тель­но рас­ска­зали ей очень мно­го, — удив­ля­ет­ся Фад. — Фад пом­нит, от­цу из­вечно при­ходи­лось объ­яс­нять, по­чему стар­шие выб­ра­ли та­кое стран­ное имя. А не­кото­рые и пос­ле это­го не ве­рили, счи­тали, что отец все вы­думы­ва­ет. Что го­вори­ли, за ме­талл та­кой, ко­торый те­чет, как во­да, да еще и от­равля­ет все, к че­му при­каса­ет­ся. Ни ко­лец, ни оже­релий из не­го не ску­ешь, и де­ве мо­ря Рун в дар не при­несешь, так ка­кая от не­го поль­за…

Во­оду­шев­ленный не­ожи­дан­ной под­дер­жкой Фад про­дол­жа­ет бол­тать без умол­ку, впер­вые в жиз­ни рас­ска­зывая ко­му-то, кро­ме Иш­тар, о сво­ей семье, а Эрэн­дис чувс­тву­ет, что за­дыха­ет­ся в го­роде, на этом ос­тро­ве, в од­но­часье прев­ра­тив­шемся для нее в тем­ни­цу. Ря­дом с ней по ули­цам Ро­мен­ны идет ее род­ной брат, ко­торо­го она счи­тала по­гиб­шим, их род не прер­вется на ней, а по­лучит про­дол­же­ние, и ро­дите­ли, ве­ро­ят­но, улы­ба­ют­ся, ког­да степ­ной су­ховей, нас­квозь про­питан­ный мор­ской солью, до­носит до них вес­ти о судь­бах сы­на и до­чери. По край­ней ме­ре, Фад не стал для них жес­то­ким ра­зоча­рова­ни­ем, а зна­чит, и у нее ос­та­ет­ся шанс.

Эрэн­дис не мо­жет ни об­нять Фа­да, ни да­же поб­ла­года­рить Иш­тар за его спа­сение, но от­ны­не зна­ет, что сдер­жит дан­ное ей обе­щание. Лю­бой це­ной.

По­пыт­ки расс­про­сить Фа­да о дет­ских вос­по­мина­ни­ях обо­рачи­ва­ют­ся для прин­цессы ра­зоча­ровы­ва­ющим про­валом. Каж­дый ца­рапа­ющий сво­ими вы­верен­ностью и хо­лод­ностью рас­сказ, по­хожий на вы­сушен­ный ске­лет ры­бы, выб­ро­шен­ной на бе­рег при­бо­ем, юно­ша пред­ва­ря­ет ре­мар­ка­ми о том, что прав­да из­вес­тна ему лишь с чу­жих слов. Ли­шен­ный кра­сок от­пе­чаток чу­жого во­об­ра­жения, блес­тя­щая об­манка, пус­тая рас­ко­лотая пинь­ята.

Не­ког­да толь­ко пос­то­ян­ное при­сутс­твие А­ин по­меша­ло Хинд свя­зать бра­та клят­вой при пер­вой же воз­можнос­ти отом­стить Пал­ландо. Идея, не­ког­да ка­зав­ша­яся ге­ро­ичес­кой и да­же по-ры­цар­ски бла­город­ной, те­перь пред­став­ля­ет­ся са­мо­убий­ствен­ным бе­зуми­ем. Ес­ли Фад уго­ворил Иш­тар при­вез­ти его на ос­тров ра­ди воз­мездия, лю­бая вы­ход­ка мо­жет а­ук­нуть­ся не толь­ко его пок­ро­витель­ни­це, но и ис­терлин­гам, за ко­торых она яви­лась хо­датай­ство­вать.

Враг мно­го лет на­ходит­ся от Эрэн­дис на рас­сто­янии вы­тяну­той ру­ки. Не сле­ду­ет об­ма­нывать­ся воз­растом Пал­ландо — ре­пута­ци­ей сво­ей си­ние ма­ги об­за­велись нес­прос­та, и ед­ва ли их мо­жет убить удар клин­ка или под­сы­пан­ный в ви­но яд.

Впро­чем, Пал­ландо ни­ког­да не пь­ет ви­на, да­же из ко­ролев­ских ви­ноде­лен, вы­ше са­мых изыс­канных на­пит­ков це­ня клю­чевую во­ду. Эрэн­дис наб­лю­да­ет за ста­риком весь ужин, и от ее вни­мания не ук­рыть­ся то­му, с ка­ким снис­хо­дитель­ным рав­но­души­ем он от­ре­за­ет кро­шеч­ные ку­соч­ки от за­жарен­но­го на вер­те­ле гу­ся. Слов­но это не он про­делал да­лекий путь с кон­ти­нен­та, и раз­де­ля­ет с ни­ми тра­пезу, лишь сле­дуя двор­цо­вому эти­кету, а на де­ле вов­се не по­лучая удо­воль­ствия от еды.

К вя­щему об­легче­нию Эрэн­дис, Иш­тар яв­ля­ет­ся на пир без сви­ты. По­вара се­год­ня пос­та­рались на сла­ву, но от­че­го-то у прин­цессы, как и у ма­га, нет ап­пе­тита. Вмес­те с за­катом на го­ры опус­ка­ет­ся крас­но­ватый ту­ман, и ес­ли не сво­дить взгля­да с го­ризон­та, мож­но пред­ста­вить, что скру­тив­ше­еся прос­транс­тво са­мо пе­ренес­ло те­бя на сот­ни ки­ломет­ров к югу.

Эрэн­дис ужас­но хо­чет­ся отос­лать по­даль­ше на­вяз­чи­вых пле­мян­ниц ко­роле­вы, что, не ус­пев при­ехать, уже соб­ра­лись вок­руг Иш­тар стай­кой гал­дя­щих со­рок. Каж­дой ин­те­рес­но ус­лы­шать об Ум­ба­ре, и прин­цесса те­ря­ет­ся сре­ди опи­саний вос­точно­го рын­ка, аро­матов пар­фю­мер­ных ма­сел и гор­ча­щих пус­тырни­ком зе­лий, шо­рохов бо­гатых тка­ней, рас­ши­тых зо­лотом, и блес­ка вы­точен­ных из бе­лос­нежной кос­ти ру­ко­яток кин­жа­лов и ста­ту­эток ка­нув­ших в без­вес­тность бо­гов.

— Кость эле­фан­тов — од­на из са­мых при­быль­ных ста­тей эк­спор­та из Кхан­да, — с гор­достью со­об­ща­ет Иш­тар, слов­но нев­зна­чая де­монс­три­руя один из та­ких рез­ных брас­ле­тов. Над­пись на нем вы­пол­не­на столь тон­ко, что в по­лум­ра­ке ко­ролев­ских по­ко­ев, при од­ном лишь све­те оп­лывших све­чей, Эрэн­дис не мо­жет про­читать пле­тение рун. — В Ум­ба­ре да­же не­боль­шую часть бив­ня мож­но про­дать за ог­ромные день­ги. Кро­ме то­го, у нас есть ал­ма­зы ска­зоч­ной кра­соты. Ста­рей­ши­ны еще пом­нят кро­вавые вой­ны, что ве­лись за эти кам­ни. Сто­ило од­но­му из пле­мен на­пасть на са­мое по­вер­хностное мес­то­рож­де­ние, как они тут же на­чина­ли во­евать с со­седя­ми. У нас счи­тали, что это прок­ля­тие, дов­ле­ющее над Силь­ма­рил­ла­ми, наш­ло та­кое не­ожи­дан­ное вы­раже­ние. Ведь один из кам­ней сги­нул в ог­ненной рас­се­лине, пусть и да­леко от­сю­да, а о свой­стве Силь­ма­рил­лов вли­ять на судь­бы всех трех сти­хий из­вес­тно еще из эль­фий­ских ска­заний и пе­сен. За­ново кру­пицы это­го све­та уже не соб­рать, но по­рой и от­ра­жен­ный блеск мо­жет ос­ле­пить.

Эрэн­дис не удер­жи­ва­ет­ся от пре­неб­ре­житель­но­го взгля­да — ед­ва ли наз­ванные ку­зины по­нима­ют что-то в пре­дани­ях эль­фов. Поз­на­ния их не прос­ти­ра­ют­ся даль­ше ска­зок о Бе­рене и Лю­ти­эн, в ин­тер­пре­тации ма­терей и ня­нюшек об­росших пре­уве­личе­ни­ями.

Прин­цесса ока­зыва­ет­ся пра­ва: лю­боз­на­тель­ность ку­зин име­ет свои пре­делы, и вни­мание их вско­ре все­цело сос­ре­дота­чива­ет­ся на тан­цах.

— Лю­дям За­пада удоб­нее счи­тать нас эда­кой ко­лони­ей Мор­до­ра, "ра­бами Са­уро­на", — нас­мешли­во под­ме­ча­ет Иш­тар, кру­тя в ру­ках пус­той хрус­таль­ный бо­кал. — И я мо­гу по­нять ваш об­раз мыш­ле­ния. Ког­да я впер­вые ока­залась в Кхан­де, мне вне­зап­но пон­ра­вилось чувс­тво­вать се­бя бла­годе­тель­ни­цей. Это ль­сти­ло мо­ему са­молю­бию.

— Вы не ве­рите, что ва­ри­аги при­мут власть на­шего го­суда­ря? — ос­то­рож­но спра­шива­ет Эрэн­дис. Обыч­но Иш­тар ак­ку­рат­но об­хо­дит раз­го­воры о по­лити­ке. — Они мо­гут под­нять вос­ста­ние?

— Для вос­ста­ния не­об­хо­димы оп­ре­делен­ные единс­тво и дис­ципли­на, вы со мной сог­ла­ситесь? — от­ве­ча­ет Иш­тар. — Ва­ри­агов и ис­терлин­гов не при­мири­ли да­же го­ды войн под зна­мена­ми Вла­дыки. Смер­тно­му это, тем бо­лее, не по си­лам. Од­на­ко, вам, прин­цесса, тре­вожить­ся не о чем. Ес­ли на юге и вспых­нет но­вая вой­на, до ва­шей стра­ны она не до­катит­ся. А вот на­ше об­щес­тво очень быс­тро вер­нется к то­му, с че­го на­чина­ло — к бра­то­убий­ствен­ным вой­нам, гра­бежам, ра­ботор­говле и че­лове­чес­ким жер­твоп­ри­ноше­ни­ям. К то­му, с чем бо­рол­ся лорд Май­рон, по­ка бла­гопо­лучие зе­мель вос­то­ка не от­сту­пило для не­го на вто­рой план.

— Ес­ли жизнь в Кхан­де при Тар-Май­ро­не бы­ла та­кой прек­расной, от­че­го же ва­ши кла­ны не выс­ту­пили со­об­ща про­тив вой­ск на­шего го­суда­ря? — не вы­дер­жи­ва­ет Эрэн­дис. — И не го­вори­те мне о том, как вы­соко у вас це­нят че­лове­чес­кую жизнь. Я хо­рошо пом­ню, что ва­ри­аги не бы­ли так при­веред­ли­вы в вы­боре средств, со­вер­шая на­леты на Рун.

— Лю­ди ред­ко вы­бира­ют то, что яв­ля­ет­ся для них нас­то­ящим бла­гом, — по­жима­ет пле­чами Иш­тар. — Вы не пред­став­ля­ете, Эрэн­дис, что зна­чит пы­тать­ся ру­ково­дить де­сят­ка­ми пле­мен, ко­торых не объ­еди­ня­ет нич­то, кро­ме го­ряче­го же­лания го­лыми ру­ками вце­пить­ся в гор­ло со­седям. Вы мо­жете скеп­ти­чес­ки от­но­сить­ся к ин­теллек­ту ор­ков, но их, по край­ней ме­ре, спо­собен обуз­дать под­созна­тель­ный ужас пе­ред си­лой, ко­торой они обя­заны сво­им по­яв­ле­ни­ем на свет. Лю­дей, ли­шен­ных стра­ха пе­ред смертью и опас­ностя­ми, кон­тро­лиро­вать не­воз­можно, — она с ти­хим зво­ном ста­вит бо­кал на под­нос. — Без про­тек­то­рата Тар-Май­ро­на Ха­рад очень быс­тро по­пыта­ет­ся ус­та­новить над Кхан­дом свою власть. Лю­ди мель­ча­ют, вмес­те с ни­ми мель­ча­ют их це­ли и их сок­ро­вища.

Иш­тар — пре­вос­ходная рас­сказ­чи­ца, с этим не пос­по­рить. Ко­ролев­ский ме­нес­трель за­водит оче­ред­ную пе­сен­ку с не­замыс­ло­ватым мо­тивом, а Эрэн­дис чувс­тву­ет, как у нее не­умо­лимо пор­тится нас­тро­ение.

— По­лити­ку Ха­рада оп­ре­деля­ет не его пра­витель, — про­дол­жа­ет Иш­тар. — Да, у не­го есть дво­рец, же­ны, на­лож­ни­цы, ве­лико­леп­ные ло­шади… це­лый го­род, что фор­маль­но счи­та­ет­ся сто­лицей ха­рад­рим, а на де­ле пред­став­ля­ет со­бой ог­ромную пе­рена­селен­ную сто­ян­ку ко­чев­ни­ков, дав­но пе­рес­тавшую оку­пать зат­ра­ты на свое со­дер­жа­ние. По-нас­то­яще­му важ­ные де­ла вер­шатся в Ум­ба­ре, хо­тя по ря­ду при­чин они и пред­по­чита­ют име­новать се­бя се­бя не­зави­симым го­родом-го­сударс­твом. Мно­гие чу­жезем­цы, кста­ти, так и счи­та­ют, не вни­кая в под­робнос­ти. И Ум­бар, прин­цесса, не приш­лет в Ну­мено­рэ сво­их пос­лов. Я мо­гу под­пи­сать де­сят­ки до­гово­ров о ми­ре с ко­ролем Ар-Фа­разо­ном, с де­лега­ци­ей, что при­будет от ны­неш­не­го пра­вите­ля, но сго­дят­ся эти гру­ды пер­га­мен­та раз­ве что на рас­топку кос­тра. О чем тут го­ворить, ког­да чуть ли не у каж­до­го кла­на есть свое наз­ва­ние для этой зем­ли, и им не свой­ствен­но ско­вывать се­бя гра­ница­ми и обя­затель­ства­ми?

— Кто же все ре­ша­ет, ес­ли пра­витель так слаб? — удив­ленно смот­рит Эрэн­дис. — Приб­ли­жен­ные и ми­нис­тры? Его ко­роле­ва? Его пол­ко­вод­цы?

Ес­ли на мгно­вение под­дать­ся ил­лю­зии от иг­ры све­та, мо­жет по­казать­ся, что в гла­зах Иш­тар вски­дыва­ет­ся зо­лотис­тое пла­мя.

— Я-то ду­мала, что рас­ска­зала дос­та­точ­но об обы­ча­ях вос­то­ка, что­бы вы все по­няли, Эрэн­дис. Ум­бар — это го­род жер­твен­ни­ков и хра­мов, единс­твен­ное мес­то, где па­мять о прош­лом сох­ра­нилась в пер­воздан­ном ви­де, изу­чен­ная и за­писан­ная, не ис­ка­жен­ная мно­жес­твом пред­рассуд­ков и тол­ко­ваний. Кто об­ла­да­ет там вли­яни­ем, так это жре­цы. Я здесь, по­тому что на­де­юсь, что ми­лость ко­роля по­может мне скло­нить жре­цов к ре­шению, вы­год­но­му для Кхан­да. Уж они-то зна­ют, что Ар-Фа­разон ни за что не ввя­жет­ся в из­ну­ритель­ное про­тивос­то­яние с пле­мена­ми, во­ору­жен­ны­ми копь­ями и при­митив­ны­ми ка­тапуль­та­ми. За­то он с лег­костью мо­жет срав­нять Ум­бар с зем­лей, и сил кор­сар­ско­го фло­та не хва­тит на вой­ну с объ­еди­нен­ны­ми ар­ми­ями лю­дей и эль­фов.

— Сом­не­ва­юсь, что его ве­личес­тво об­ра­тит­ся к ко­ролю Гил-Га­ладу, — воз­ра­жа­ет Эрэн­дис. — От­но­шения с эль­фа­ми из­ме­нились… Сей­час да­же мне слож­но по­верить в то, что их кровь тек­ла в жи­лах пер­во­го ко­роля Ну­мено­рэ… Сре­ди под­данных Гил-Га­лада есть те, кто пом­нит Вой­ну Гне­ва и то, что ей пред­шес­тво­вало, пом­нит ги­бель Гвайт-и-Мир­дайн. Они толь­ко по­раду­ют­ся, ес­ли Ум­ба­ра и при­нятых в нем по­ряд­ков не ста­нет. Так кар­ти­на их иде­аль­но­го ми­ра бу­дет за­вер­ше­на.

— Тем важ­нее для ха­рад­рим за­ручить­ся под­дер­жкой лю­дей за­пада, — от­ве­ча­ет Иш­тар. — Боль при­туп­ля­ет­ся, все за­быва­ет­ся и про­ходит. Вмес­те с Бе­лери­ан­дом бы­ли уте­ряны не толь­ко вос­по­мина­ния о Вла­дыке, эль­фы унич­то­жили часть и сво­ей ис­то­рии. Луч­шие пред­ста­вите­ли их на­рода дав­но в Ва­лино­ре. Они не ста­ли про­дол­жать вой­ну с Мор­до­ром, без осо­бой нуж­ды не на­падут и на Ум­бар. Ес­ли на­ши ин­те­ресы с ко­ролем Ар-Фа­разо­ном сов­па­дут, вмес­те нам удас­тся убе­дить жре­цов сот­рудни­чать. В сущ­ности, нас­то­ящую проб­ле­му пред­став­ля­ет толь­ко один.

— Кто он? — ти­хо спра­шива­ет Эрэн­дис. — Че­го он до­бива­ет­ся?

— Я ма­ло знаю это­го че­лове­ка, ни­ког­да его не встре­чала, — раз­во­дит ру­ками Иш­тар. — По про­ис­хожде­нию он вас­так. Край­не не­тер­пим к ва­ри­агам. През­ре­ние, вре­мена­ми гра­нича­щее с не­навистью. При­чины он не оз­ву­чива­ет. Впро­чем, — он лег­ко улы­ба­ет­ся, — не все так без­на­деж­но. Чем даль­ше, тем боль­ше я ве­рю в то, что смо­гу сде­лать ему дос­той­ное пред­ло­жение, — она пе­рево­дит хит­рый взгляд в дру­гую часть за­ла. — Мне ка­жет­ся, или ва­ша ку­зина пы­та­ет­ся про­из­вести впе­чат­ле­ние на лор­да Исил­ду­ра?

Эрэн­дис не­хотя по­вора­чива­ет­ся, и ли­цо ее пред­ска­зу­емо мрач­не­ет. Встре­ча­ясь с родс­твен­ни­цами толь­ко по нас­то­янию ко­роле­вы, она ус­пе­ва­ет от­выкнуть от их из­вечных же­манс­тва и ко­кетс­тва, вы­рабо­тан­ных го­дами жиз­ни при дво­ре.

— Глу­пос­ти, — сквозь зу­бы це­дит она и раз­дра­жен­но бе­рет с под­но­са гроздь ви­ног­ра­да. — Иси­ли­эль глу­пее дрес­си­рован­ной обезь­ян­ки ее ве­личес­тва. О чем Исил­ду­ру с ней го­ворить? О том, что те­перь, ког­да на юге яко­бы нас­ту­пил мир, мож­но при­возить в Ро­мен­ну в два ра­за боль­ше шел­ко­вых тка­ней и за­саха­рен­ных фрук­тов?

Иш­тар ве­село сме­ет­ся, зап­ро­кинув го­лову, и уве­сис­тые серь­ги в ее ушах из­де­ватель­ски поз­вя­кива­ют.

— Ва­ше вос­пи­тание за­бав­ля­ет ме­ня, Эрэн­дис. Сда­ет­ся мне, вы не слиш­ком уж со­от­ветс­тву­ете пред­став­ле­ни­ям ко­роле­вы о том, как дол­жна вес­ти се­бя де­вуш­ка из бла­город­но­го до­ма. Но еще мень­ше вы по­хожи на вас­так­скую жен­щи­ну. Вы не во­ин, вы лю­бите кни­ги, ин­три­ги, за­гад­ки… Не оши­бусь, пред­по­ложив, что вы не раз пред­став­ля­ли се­бя в Со­вете Ски­пет­ра вмес­то этих зам­ше­лых ста­риков, иг­ра ко­торых дав­но окон­че­на...

— Мои же­лания не име­ют зна­чения, Иш­тар, — не сра­зу от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Не мне пе­репи­сывать ве­ками за­веден­ные в Ну­мено­рэ тра­диции прес­то­лонас­ле­дова­ния. Как бы вы вы­соко ме­ня ни це­нили, я не дочь ко­роля и ни­ког­да ей не ста­ну. Вы луч­ше дру­гих пред­став­ля­ете, что зна­чит счи­тать­ся по­том­ка­ми пре­дате­лей. Со мной эта дур­ная сла­ва то­же ос­та­нет­ся на всю жизнь.

— Вы кое-ко­го на­поми­на­ете мне, прин­цесса, — за­дум­чи­во, буд­то раз­мышляя вслух, про­тяги­ва­ет Иш­тар. — Ту, что рань­ше но­сила мой вам по­дарок.

— Не срав­ни­вай­те ме­ня с этой чу­довищ­ной тварью! — Эрэн­дис сод­ро­га­ет­ся от ужа­са. — От­ку­да вам знать, ка­кой она бы­ла? Она дав­но на дне мо­ря, и прош­лое, над ко­торым вы так тря­сетесь, ос­та­лось там же, — к ее гла­зам под­сту­па­ют пре­датель­ские сле­зы. — Нич­то и ни­ког­да не воз­вра­ща­ет­ся, Иш­тар.

— Да­же ес­ли ос­та­ет­ся кто-то, жду­щий те­бя по ту сто­рону чер­то­гов Ман­до­са? — по­водит та пле­чом. — Мель­ко­ру слу­жили мно­гие май­ар, и лишь от­дель­ные удос­то­ились то­го, что­бы их име­на бы­ли за­писа­ны. Ум­бар­ские жре­цы счи­та­ют, ре­аль­но лишь то, что от­ра­жено в Кни­ге Су­деб. И вы, Эрэн­дис, оп­ре­делен­но не из тех, кто ста­нет до­воль­ство­вать­ся ролью без­ли­кой те­ни. Ес­ли это неп­равда, зна­чит, я со­вер­шенно не раз­би­ра­юсь в жиз­ни, — она вдруг ука­зыва­ет в центр за­ла. — Вы толь­ко пос­мотри­те! Они при­вез­ли дрес­си­рован­ных тиг­рят! Ее ве­личес­тво приг­ла­шала ме­ня по­сетить ко­ролев­ский зве­ринец треть­его дня, вы же сос­та­вите мне ком­па­нию?

— С ра­достью, Иш­тар, — бес­цвет­но от­ве­ча­ет Эрэн­дис. Тиг­ря­та сей­час пос­леднее, что спо­соб­но вер­нуть ей рас­по­ложе­ние ду­ха.

Ког­да Эрэн­дис вы­ходит на ог­ромный бал­кон, ог­ражден­ный мра­мор­ны­ми ко­лон­на­ми, она не сра­зу за­меча­ет пос­ле­довав­шую за ней тень. Где-то на го­ризон­те де­ва Ве­лико­го мо­ря, за­кутан­ная в рас­ши­тый ка­пель­ка­ми звезд и брыз­гов мор­ской пе­ны плащ, бро­дит по сво­им вла­дени­ям. В све­те Ти­ли­она пря­ди ее об­лачных куд­рей ка­жут­ся се­дыми, а под при­целом вни­матель­ных глаз не­лов­ко и да­же страш­но раз­мышлять об ус­лы­шан­ном.

Ког­да Пал­ландо ос­то­рож­но ка­са­ет­ся лок­тя прин­цессы, та не­лов­ко от­ша­тыва­ет­ся, слов­но от уку­са змеи.

— Ми­леди, — весь ве­чер маг рас­то­чал лю­без­ности пе­ред прид­ворны­ми да­мами, и Эрэн­дис не сра­зу по­нима­ет, что сей­час он ис­кал имен­но ее: — Уди­витель­ный ве­чер, не прав­да ли?

— Вы пра­вы, — Эрэн­дис по­сыла­ет ему са­мую не­вин­ную из ар­се­нала сво­их улы­бок. — На­поми­на­ет на­ши праз­дни­ки в сто­лице. Вы же на­вес­ти­те Ар­ме­нелос по пу­ти на Ме­нель­тар­му, ког­да его ве­личес­тво вер­нется?

— Очень ве­ро­ят­но, — ту­ман­но от­зы­ва­ет­ся Пал­ландо. — За­висит от то­го, с ка­кими ре­зуль­та­тами он вер­нется.

— Что вы име­ете в ви­ду? — удив­ля­ет­ся прин­цесса. — О ре­зуль­та­тах всем дав­но из­вес­тно. Или вы сом­не­ва­етесь в на­шей по­беде?

— Смот­ря что вы под­ра­зуме­ва­ете под по­бедой. Под ва­шей по­бедой, в час­тнос­ти, — про­дол­жа­ет под­на­чивать ее Пал­ландо. — Я об­ра­тил вни­мание на то, что вы мно­го вре­мени про­води­те с ле­ди Иш­тар, Эрэн­дис. Не луч­шая ком­па­ния для прин­цессы, дол­жен за­метить.

— По­ложе­ние обя­зыва­ет ме­ня быть лю­без­ной, — внут­ри Эрэн­дис вспы­хива­ет не­ожи­дан­ная ярость. Ка­кое пра­во име­ет зло­коз­ненный вол­шебник от­чи­тывать ее, буд­то про­винив­ше­гося ре­бен­ка! — Ле­ди Иш­тар пло­хо схо­дит­ся с людь­ми, а я изу­чала вос­точные язы­ки. К то­му же, у ме­ня мно­го сво­бод­но­го вре­мени.

— Ле­ди Иш­тар пре­вос­ходно и очень быс­тро за­водит дру­зей, ес­ли это в ее ин­те­ресах, — рез­ко об­ры­ва­ет ее Пал­ландо. — Я ведь знаю эту осо­бу с са­мого детс­тва. Она силь­но из­ме­нилась с тех пор. Кто бы мог пред­ста­вить, что из гад­ко­го утен­ка вы­рас­тет та­кая кра­сави­ца. И убеж­дать уме­ет, это­го не от­нять. Дол­жно быть, Иш­тар уже сде­лала все для то­го, что­бы вы по­жале­ли, что не вы­рос­ли где-ни­будь на зад­ворках ци­вили­зации сре­ди ди­карей и го­лово­резов.

Эрэн­дис мыс­ленно счи­та­ет до де­сяти, что не слиш­ком по­мога­ет ей ус­по­ко­ить­ся.

— Ле­ди Иш­тар, ко­неч­но, рас­ска­зыва­ет о ро­дине, — мед­ленно от­ве­ча­ет она. — Ко­роле­ве, пле­мян­ни­цам ко­роле­вы, иног­да мне. За­чем вы де­ла­ете это, гос­по­дин Пал­ландо?

— Что­бы из­ба­вить вас от глу­пых ил­лю­зий, — фыр­ка­ет маг. — Я по­видал ба­рышень ва­шего скла­да. Вы обо­жа­ете все ро­ман­ти­зиро­вать. В ва­шем во­об­ра­жении все кра­сивы, мо­лоды и веч­но счас­тли­вы, ес­ли стра­да­ют, то неп­ре­мен­но ок­ру­жен­ные аро­матом роз и си­яни­ем звезд, а сра­жа­ют­ся ис­клю­читель­но на де­ревян­ных клин­ках. Я по­ез­дил по ва­шему обо­жа­емо­му Кхан­ду, по Рун, и вдо­воль нас­лу­шал­ся мес­тных ле­генд. Чуть бы­ло не рас­пла­кал­ся от уми­ления. Всех, кто не раз­де­ля­ет эту са­хар­ную эй­фо­рию, там край­не не­долюб­ли­ва­ют. Спа­сибо им за это. Эру сох­ра­ни, пох­ва­лят — нуж­но бу­дет бе­жать из Сре­диземья по­даль­ше. Толь­ко по­чему-то они край­не ред­ко рас­ска­зыва­ют о ре­ках кро­ви и так­ти­ке выж­женной зем­ли, ко­торой при­дер­жи­вались в Ан­гбан­де. И о тех ис­терлин­гах, что ока­зались заг­на­ны в ло­вуш­ку пре­датель­ством Мор­го­та, не прод­ви­нув­шись даль­ше Хит­лу­ма. Ле­ди Иш­тар лю­бит прит­во­рять­ся, что у нее ко­рот­кая па­мять, но вы дол­жны по­нимать, с кем име­ете де­ло, Эрэн­дис. Эти су­щес­тва не лю­ди. Они жес­то­ки и бес­по­щад­ны к вра­гам, дву­лич­ны по от­но­шению к слу­гам и вре­мен­ным со­юз­ни­кам, а друзья им не нуж­ны.

— А что же го­ворить о вас? — на­мере­ние Пал­ландо за­те­ять ссо­ру столь оче­вид­но, что вы­ше сил Эрэн­дис про­мол­чать. — Вы ведь то­же не че­ловек. Вы ут­вер­жда­ете, что вла­де­ете ма­ги­ей. Тем, ко­го я встре­чала рань­ше, та­кое не­дос­тупно. Са­мые древ­ние ста­рики счи­та­ют, что вы жи­ли в Сре­диземье всег­да. В Ну­мено­рэ дав­но уже нет та­ких дол­го­жите­лей. Вы во­дите друж­бу с эль­фа­ми. Вы то­же од­но из та­ких су­ществ, так по­чему я дол­жна ду­мать, что вы же­ла­ете мне доб­ра?

— Вы со сво­ей глу­постью мне без­различ­ны, — па­риру­ет Пал­ландо. — Ме­ня тре­вожит бу­дущее Сре­диземья. Ес­ли мои по­доз­ре­ния от­но­ситель­но ле­ди Иш­тар вер­ны, вы да­же пред­ста­вить се­бе не мо­жете, в ка­кое бо­лото за­тянет ос­тров са­мона­де­ян­ность ва­шей ко­роле­вы.

Эрэн­дис все же ос­тавля­ет пос­леднее сло­во за со­бой.

— Ес­ли у вас есть до­каза­тель­ства, гос­по­дин Пал­ландо, не упус­ти­те шанс по­гово­рить с го­суда­рем. Его ведь всег­да так вол­ну­ет ва­ше мне­ние.

Ча­сы рас­све­та об­ру­шива­ют­ся на Эрэн­дис ве­рени­цей го­лосов, до­нося­щих­ся из са­да, и хо­тя край не­ба ед­ва тро­нула пер­си­ковая по­лос­ка лу­чей вос­хо­дяще­го сол­нца, она при­казы­ва­ет по­дать лег­кий зав­трак. Слу­жан­ка рас­став­ля­ет на низ­ком сто­лике фрук­ты и го­рячую вы­печ­ку — ко­роле­ва час­то стра­да­ет от бес­сонни­цы, и на двор­цо­вой кух­не в лю­бое вре­мя ца­рит бо­евая го­тов­ность, — и рас­ска­зыва­ет о том, что лорд Ала­нор с от­ря­дом сво­их вер­ных во­инов сту­пил на ну­менор­ский бе­рег в тот са­мый мо­мент, ког­да прин­цесса уми­рала от не­годо­вания, выс­лу­шивая дер­зости Пал­ландо.

— Как, Ала­нор здесь? — Эрэн­дис, от вол­не­ния по­забыв обуть­ся, спры­гива­ет на ле­дяные кам­ни ос­тывше­го за ночь по­ла. — Но по­чему они раз­де­лились?

— Гос­по­да мне о сво­их де­лах не док­ла­дыва­ют, — под­жи­ма­ет гу­бы де­вуш­ка. — Но я слы­шала раз­го­вор гос­по­жи Адэ­нель с на­чаль­ни­ком ох­ра­ны. По­хоже, да­же ее ве­личес­тво ни­чего тол­ком не ра­зоб­ра­ли. Лорд Ала­нор по­вел се­бя очень стран­но.

— Ала­нор всег­да был нем­но­го эк­сцентри­чен, — прин­цесса хму­рит­ся, по­нимая, что уж вер­ной Адэ­нели сплет­ни­чать не свой­ствен­но, и бес­по­кой­ство ее, ско­рее все­го, со­вер­шенно ис­крен­нее. — Я пе­реду­мала, я не го­лод­на. Мо­жешь взять фрук­ты и пи­рог для сво­их брать­ев и сес­тер.

Лишь от­махнув­шись от бла­годар­ностей слу­жан­ки, Эрэн­дис спе­шит в го­род, не поп­ро­сив при­гото­вить па­лан­кин. Ес­ли за эти ме­сяцы при­выч­ки лор­да Ала­нора не пре­тер­пе­ли кар­ди­наль­ных из­ме­нений, она зна­ет, где его ис­кать.

Дверь от­кры­ва­ет бо­гато оде­тая жен­щи­на, нас­толь­ко ста­рая, что за мор­щи­нами поч­ти не раз­гля­деть ее нас­то­яще­го ли­ца. Дер­жится, впро­чем, она впол­не мо­лод­це­вато, а ук­ра­шен­ная дра­гоцен­ны­ми кам­ня­ми рез­ная трость, по­забы­тая, пы­лит­ся в уг­лу.

— Ва­ше вы­сочес­тво! — те­туш­ка И­орет, единс­твен­ная родс­твен­ни­ца лор­да Ала­нора, еще не ушед­шая в мир иной, ши­роко улы­ба­ет­ся — этой гостье она всег­да ра­да. — Вот так при­ят­ный сюр­приз! Ала­нор го­ворил, что вы при­бежи­те, как толь­ко ус­лы­шите но­вос­ти, и про­сил пе­редать, что­бы вы не тре­вожи­лись по­пус­ту. С го­суда­рем все в по­ряд­ке, он бу­дет в Ро­мен­не че­рез не­делю.

— По­чему они вер­ну­лись по­рознь? — удив­ля­ет­ся Эрэн­дис. — Не­похо­же на его ве­личес­тво, отос­лать от се­бя Ала­нора. Я на­де­юсь, де­ло не в ссо­ре?

— Ко­неч­но, нет, ми­леди, от­ку­да та­кие мыс­ли! У го­суда­ря бы­ло важ­ное по­руче­ние для мо­его маль­чи­ка. Кое-что, не тер­пе­щее от­ла­гатель­ств.

— Вот как? — Эрэн­дис не­довер­чи­во за­кусы­ва­ет гу­бу. — А где сей­час Ала­нор? Я по не­му ску­чала, хо­чу ско­рее уви­деть­ся.

— Ми­лая, се­год­ня не по­лучит­ся, ес­ли толь­ко у вас нет быс­тро­ного­го ко­ня, — ка­ча­ет го­ловой те­туш­ка И­орет. — Вы раз­ми­нулись, сей­час Ала­нор, дол­жно быть, на пол­пу­ти к Ар­ме­нело­су. Вер­нулся из са­мой Тем­ной Баш­ни, а до­ма и ча­са не про­вел, вот это ни­куда не го­дит­ся!

— Ар­ме­нелос? — оза­дачен­но про­из­но­сит Эрэн­дис. — Это зна­чит, го­сударь не пла­ниру­ет за­дер­жать­ся в Ро­мен­не? Я ду­мала, он, как обыч­но, за­хочет про­вес­ти пос­ледние дни ле­та у мо­ря...

— Зна­чит, пла­ны Фа­разо­на из­ме­нились, и что с то­го? Ко­роль не стал бы по­сылать мо­его пле­мян­ни­ка в Ар­ме­нелос по пус­тя­кам. Я уже от­да­ла при­каз со­бирать ве­щи. Че­рез нес­коль­ко дней Ала­нор при­ведет наш сто­лич­ный дом в по­рядок, и я пе­ре­еду сле­дом за ним. Сей­час я не мо­гу дос­той­но при­нять вас, Эрэн­дис, но вы ведь не соч­те­те за труд на­вес­тить ста­рую жен­щи­ну в сто­лице?

— Фа­разон не стал бы по­сылать его в Ар­ме­нелос по пус­тя­кам, — до край­нос­ти раз­дра­жен­ная Ар-Зим­ра­фель пов­то­ря­ет сло­ва те­туш­ки И­орет, и хо­рошо зна­комая с жес­тким нра­вом ко­роле­вы Эрэн­дис ста­ра­ет­ся дер­жать­ся в те­ни, что­бы не по­пасть под го­рячую ру­ку. — Мой муж что-то от ме­ня скры­ва­ет. Он дал лор­ду Ала­нору пись­мо, вос­пре­ща­ющее чи­нить ему пре­пятс­твия и до­саж­дать воп­ро­сами, пись­мо, скреп­ленное ко­ролев­ской пе­чатью! Один из луч­ших пол­ко­вод­цев ко­ролевс­тва воз­вра­ща­ет­ся с вой­ны и вмес­то то­го, что­бы дер­жать от­вет пе­ред сво­ей ко­роле­вой, ед­ва ли не бе­жит из го­рода, слов­но он прес­тупник или маль­чиш­ка-по­сыль­ный! К че­му эта сек­ретность? Не­уже­ли вой­на прош­ла не так ус­пешно, как мы ду­мали? — она все боль­ше мрач­не­ет. — Что-то пош­ло не по пла­ну... Или мо­жет быть, — за­мира­ет она от не­ожи­дан­ной мыс­ли, — Фа­разон при­вез с кон­ти­нен­та жен­щи­ну и хо­чет скрыть ее от ме­ня?

— Ка­кие не­лепые пред­по­ложе­ния, ва­ше ве­личес­тво! — спе­шит вме­шать­ся Эрэн­дис, по­ка во­об­ра­жение Ар-Зим­ра­фель не за­вело ее на опас­ную тро­пу. — Уве­рена, мо­тивы ко­роля со­вер­шенно проз­рачны. Вре­мени на под­го­тов­ку к вос­хожде­нию на Ме­нель­тар­му ос­та­ет­ся все мень­ше, на­вер­ня­ка, мис­сия лор­да Ала­нора — в том, что­бы в срок за­вер­шить при­готов­ле­ния.

— Вы са­ми не ве­рите в то, что го­вори­те, — сер­ди­то смот­рит на нее Ар-Зим­ра­фель. — Фа­разон с ра­достью бы по­во­евал еще ме­сяц-дру­гой, лишь бы про­пус­тить праз­дник и из­бе­жать свя­зан­ной с ним го­лов­ной бо­ли. Нет, Ала­нор что-то за­мыш­ля­ет. И вы вы­яс­ни­те, что имен­но.

— Я? — ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за Эрэн­дис. — Но как я это сде­лаю, моя гос­по­жа?

Ко­роле­ва дол­го си­дит не­под­вижно, сце­пив пе­ред со­бой ру­ки.

— Это приг­ла­шение его тет­ки, ле­ди И­орет, приш­лось весь­ма кста­ти, — на­конец, от­кли­ка­ет­ся она. — Всем из­вес­тно, что вы в хо­роших от­но­шени­ях. Вы мо­жете соп­ро­вож­дать ее до Ар­ме­нело­са и до­жидать­ся нас там. По­жилым жен­щи­нам не­хоро­шо в оди­ночес­тве со­вер­шать по­ез­дки на боль­шие рас­сто­яния. Ма­ло ли что мо­жет слу­чить­ся в пу­ти.

— Но что я бу­ду де­лать в до­ме лор­да Ала­нора? — удив­ля­ет­ся Эрэн­дис. — Сле­дить за ним, как я сле­дила за Иш­тар? Не ду­маю, что он ока­жет­ся так же раз­го­вор­чив, как бы вы­соко ме­ня ни це­нил.

— А вам и не нуж­но на­до­едать ему пус­той бол­товней, — ко­роле­ва не­доб­ро щу­рит­ся. — Смот­ри­те. Слу­шай­те. Наб­лю­дай­те. Ро­мен­на не единс­твен­ный порт Ну­мено­рэ. Ко­раб­ли с юга про­ходят Нин­да­мос, и ни у ко­го не воз­никнет по­доз­ре­ний, ес­ли од­но или два суд­на приш­варту­ют­ся в мес­тной га­вани. От­ту­да нес­ложно под­нять­ся по ре­ке и доб­рать­ся до Ар­ме­нело­са рань­ше нас. Ес­ли Фа­разон рас­счи­тыва­ет что-то или ко­го-то от ме­ня спря­тать, луч­ше­го спо­соба не най­ти. Ду­маю, сто­ит пря­мо сей­час пре­дуп­ре­дить ле­ди И­орет, что­бы вклю­чила вас в свои пла­ны. Я пе­редам для нее по­дарок. Она не смо­жет от­ве­тить от­ка­зом.

— А как же Иш­тар? — обес­по­ко­ен­но спра­шива­ет прин­цесса. В ее пла­ны сов­сем не вхо­дит ос­тавлять Фа­да сво­бод­но бро­дить по лет­не­му двор­цу в не­пос­редс­твен­ной бли­зос­ти от Пал­ландо. Не ро­вен счет, хит­рый маг за­подоз­рит что-то, а ее не ока­жет­ся ря­дом, что­бы от­вести бе­ду.

— Она по­едет с ва­ми, — ре­шитель­но от­ве­ча­ет Ар-Зим­ра­фель. — Фа­разон пе­режи­вет, ес­ли Иш­тар не явит­ся при­ветс­тво­вать его в пор­ту. Не хва­тало еще, что­бы в этой су­мато­хе она сбе­жала или по­пыта­лась за­моро­чить го­лову пред­ста­вите­лям южан, что бу­дут здесь со дня на день. Я уже дав­но ис­ка­ла по­вод отос­лать ее в сто­лицу. Иш­тар на­де­ет­ся че­рез вас по­доб­рать­ся к нам. Пусть ду­ма­ет, что ей это уда­лось.

— Кто-то из двор­ца по­едет с на­ми? — ос­то­рож­но ос­ве­дом­ля­ет­ся Эрэн­дис. — Или вы пред­почте­те, что­бы нас ок­ру­жали пос­то­рон­ние, не­за­ин­те­ресо­ван­ные лю­ди?

— Не ви­жу боль­шой проб­ле­мы, ес­ли Иш­тар за­берет сво­его слу­гу, от не­го все рав­но ни­какой поль­зы, — поз­во­ля­ет ко­роле­ва. — Ес­ли де­вуш­ка, что слу­жила вам все ле­то, по­дой­дет, мо­жете взять с со­бой и ее. И, ра­зуме­ет­ся, кто-то дол­жен ох­ра­нять вас в пу­ти, ина­че Фа­разо­ну ва­ше пу­тешес­твие сов­сем не пон­ра­вит­ся...

Эрэн­дис скло­ня­ет го­лову, что­бы скрыть тор­жес­тву­ющую улыб­ку. У нее нет ни кап­ли сом­не­ний на пред­мет то­го, кто из двор­цо­вых стра­жей иде­аль­но по­дой­дет на пред­ло­жен­ную роль.

И лишь мно­го поз­же, воз­вра­ща­ясь от без­гра­нич­но бла­годар­ной ко­ролев­ской семье за учас­тие те­туш­ки И­орет, она вдруг по­нима­ет, что за мысль все это вре­мя под­спуд­но то­чила ее ра­зум, впи­ва­ясь в сол­нечное спле­тение ос­тры­ми ко­шачь­ими ко­гот­ка­ми. Де­ло не в воз­му­титель­ной наг­лости Пал­ландо и не в сек­ре­тах ко­роля. Ее бес­по­ко­ит Иш­тар.

Иш­тар наз­ва­ла Вла­дыку по име­ни, так, слов­но в этом не бы­ло ни­чего осо­бен­но­го, и, по­хоже, са­ма не за­мети­ла ого­вор­ки.

Неп­ри­вет­ли­вые сво­ды лет­не­го двор­ца и уто­па­ющая в ос­трых за­пахах и вор­ча­нии рас­тре­вожен­но­го улья ры­ноч­ная пло­щадь дав­но ос­та­лись по­зади, за сте­нами та­ющей в мор­ском ту­мане Ро­мен­ны. И все же те­ни не ос­тавля­ют Эрэн­дис, цеп­ля­ясь за двер­цу ка­реты, пу­та­ясь лип­ки­ми крюч­ко­ваты­ми паль­ца­ми в ши­роких ру­кавах на­кид­ки, об­жи­гая шею пре­рывис­тым ды­хани­ем ко­лодез­но­го хо­лода. Прин­цессе не уда­ет­ся с омер­зе­ни­ем отс­тра­нить­ся. Те­ло буд­то па­рали­зова­но сталь­ной во­лей дур­но­го сна, а про­нося­щи­еся за ок­ном пас­то­раль­ные пей­за­жи пот­рескав­шей­ся крас­кой осы­па­ют­ся под ко­пыта ко­ней, выц­ве­тая в ли­лово-мед­ную, пок­ры­тую пеп­лом пус­тошь и взмы­вая под са­мые об­ла­ка ос­тро­конеч­ны­ми зуб­ца­ми же­лез­но­го вен­ца Ба­рад Ду­ра.

Ка­ким бы бес­ко­неч­но-глу­пым соз­да­ни­ем Эрэн­дис ни пред­став­ля­лась Пал­ландо, кру­гозор ее не ог­ра­ничи­вал­ся пар­ко­выми пей­за­жами ко­ролев­ских ре­зиден­ций. В до­воль­но юном воз­расте ус­пев по­нять, нас­коль­ко об­щес­тво книг по­рой пред­почти­тель­нее сом­ни­тель­ной ком­па­нии боль­шинс­тва лю­дей, де­вуш­ка с жад­ностью всмат­ри­валась в чер­но-бе­лые гра­вюры, при дос­та­точ­но раз­ви­том во­об­ра­жении зри­теля в мгно­вение ока пе­рено­сив­шие его в лю­бую точ­ку ми­ра, будь то нав­сегда сги­нув­ший в мор­ской без­дне Бе­лери­анд, ве­лико­леп­ные са­ды Лот­ло­ри­эна или да­же ее по­терян­ная ро­дина. Нес­коль­ко стра­ниц го­суда­ревы ле­топис­цы от­ве­ли и Мор­до­ру. На них ци­тадель Тем­но­го Влас­те­лина ка­залась буд­то вы­точен­ной из цель­но­го кус­ка гра­нита, вы­сечен­ной гру­бым рез­цом внут­ри мо­нолит­ной ска­лы, и по­ходи­ла на рос­кошную усы­паль­ни­цу ра­боты не­веро­ят­но ис­кусных мас­те­ров, без­жизнен­ную и не­зыб­ле­мую.

Пред­став­ший ее гла­зам Ба­рад Дур ско­рее по­добен вы­жида­ющей хо­леной реп­ти­лии в че­шуе, усе­ян­ной длин­ны­ми чер­ны­ми ши­пами, воз­ле­га­ющей на рас­ка­лен­ном пус­тынным зно­ем бу­лыж­ни­ке и жад­но ло­вящей лу­чи уми­ра­юще­го сол­нца. Хинд, на­конец, уда­ет­ся сбро­сить бо­лез­ненное оце­пене­ние, но от каж­до­го не­уве­рен­но­го ша­га кар­тинка пе­ред гла­зами ко­лышет­ся, слов­но ми­раж, а фи­гуры вок­руг так вне­зап­но при­бав­ля­ют в рос­те, буд­то вре­мя от­бро­сило ее на мно­го лет на­зад, в объ­ятия приз­ра­ка собс­твен­но­го детс­тва.

— Ска­жи, че­го ты же­ла­ешь, де­теныш? — су­щес­тво, раз­го­вари­ва­ющее с ней, оп­ре­делен­но, при­над­ле­жит к ра­се ор­ков, хо­тя мор­да его, по­жалуй, чуть ме­нее урод­ли­ва, не­жели у сви­репых во­инов, ох­ра­ня­ющих во­рота. — Ты го­лод­на? Те­бе хо­лод­но?

Хинд хо­чет от­ве­тить, но из гор­ла ее не вы­рыва­ет­ся ни зву­ка, и го­лос свой она слы­шит буд­то со сто­роны.

— Где ма­ма?

Орк — вер­нее, ес­ли су­дить по на­ряду, орк­ская жен­щи­на, с ли­цом, по­хожим на вы­сох­шую сли­ву, оза­дачен­но мор­щится. С ее точ­ки зре­ния, при­сутс­твие ма­тери от­нюдь не вхо­дит в на­бор ба­зовых пот­ребнос­тей ока­зав­ше­гося в нез­на­комом мес­те ре­бен­ка.

— Уш­ла, — на­ходит­ся она с от­ве­том. — По­том те­бя за­берет. В кре­пость иди. Ты дол­жна по­есть и ус­нуть. Бу­ду те­бя сто­рожить.

Пред­ло­жения ее об­ры­вис­ты и од­нослож­ны, язык с за­мет­ным тру­дом по­вину­ет­ся, вы­гова­ривая неп­ри­выч­ные диф­тонги ис­терлинг­ской ре­чи. Преж­нюю Хинд эти за­бав­ные крив­ля­ния не­мало бы по­весе­лили, но она, ка­жет­ся, окон­ча­тель­но заб­лу­дилась где-то в сте­пи к югу от мо­ря Рун. До Мор­до­ра доб­ра­лась лишь ее блед­ная ко­пия, ли­шен­ная спо­соб­ности чувс­тво­вать.

— Где мой брат? — тре­бова­тель­но спра­шива­ет Хинд и са­ма же удив­ля­ет­ся сво­им сло­вам. Они рас­ста­лись с бра­том в ста­не ра­ботор­говцев, и шанс на то, что его про­дали имен­но в Мор­дор, нич­тожно мал. Да и са­ма она — раз­ве не дол­жна сей­час на­ходить­ся на бор­ту ко­раб­ля, ве­зуще­го ее в Ну­мено­рэ?

— Гос­по­дину не пон­ра­вит­ся, что де­теныш за­да­ет воп­ро­сы, — сер­дится над­зи­ратель­ни­ца. — Ска­зано — на­кор­мить и вы­лечить. Не ска­зано — бол­тать по­пус­ту.

— Вы­пус­ти­те ме­ня от­сю­да! — Хинд кри­чит так гром­ко, что, ка­залось бы, мо­гут ус­лы­шать да­же ор­ки на кре­пос­тных сте­нах, но ее от­ча­ян­ный воз­глас те­ря­ет­ся сре­ди свис­та вет­ра. Ли­цо ее про­вожа­той ис­ка­жа­ет­ся от гне­ва и ста­новит­ся по-нас­то­яще­му по­хожим на зве­риное.

— Не­пос­лушный де­теныш дол­го не про­живет, — ска­лит она ос­трые зу­бы. — Вы­пей, — и ед­ва ли не че­рез си­лу вли­ва­ет Хинд в гор­ло от­вра­титель­ное на вку­се ва­рево. Гли­няная мис­ка боль­но уда­ря­ет­ся о зу­бы и ниж­нюю гу­бу, и на гла­зах де­воч­ки выс­ту­па­ют сле­зы. Горь­кое зелье де­ла­ет свое де­ло — кре­пость, пус­ты­ня, ве­тер, ее но­во­яв­ленная нянь­ка вне­зап­но от­сту­па­ют на вто­рой план. Гла­за зак­ры­ва­ют­ся са­ми со­бой, и да­же приг­лу­шен­ные раз­го­воры ка­жут­ся по­рож­де­ни­ем бес­по­кой­но­го сна.

— Не бу­дет гос­по­дину доб­ра от это­го де­тены­ша, — вор­чит ста­руха, взва­ливая дрем­лю­щую де­воч­ку на пле­чо. — Од­ни толь­ко хло­поты да бе­ды. Что хо­роше­го мо­жет при­нес­ти ма­лень­кая ведь­ма?

При­рож­денное чувс­тво про­тиво­речия так и под­талки­ва­ет Хинд воз­ра­зить, но вмес­то это­го она лишь глуб­же про­вали­ва­ет­ся в сон, за­путы­ва­ясь, как му­ха в па­ути­не, и пос­леднее, что ей за­поми­на­ет­ся — это не­весо­мое при­кос­но­вение хо­лод­ных рук к ее вис­кам. Впро­чем, ско­рее все­го, это уже иг­ра во­об­ра­жения — паль­цы ее над­зи­ратель­ни­цы, крюч­ко­ватые и шер­ша­вые, мо­гут при­нес­ти боль, но не ис­це­ление.

Воз­вра­щение к ре­аль­нос­ти ока­зыва­ет­ся сум­бурным и поч­ти бо­лез­ненным — прин­цесса мор­щится от су­хос­ти в гла­зах и нес­коль­ко ми­нут глу­боко и раз­ме­рен­но ды­шит, ста­ра­ясь унять сер­дце­би­ение.

Ли­цо отс­тра­нен­но сле­дящей за до­рогой Иш­тар неп­ри­выч­но серь­ез­но — слов­но сей­час, в от­сутс­твие жад­но наб­лю­да­ющих за ней зри­телей, она мо­жет, на­конец, поз­во­лить се­бе на вре­мя по­забыть о на­вязан­ной ро­ли. Эрэн­дис не­воль­но лю­бу­ет­ся ее по­ис­ти­не ко­ролев­ской осан­кой и прек­расным об­ли­ком, что ни­как не мо­жет при­над­ле­жать обык­но­вен­ной жен­щи­не, пусть да­же и знат­но­го ро­да, а ско­рее су­щес­тву древ­не­му и не­со­из­ме­римо бо­лее мо­гущес­твен­но­му. Все же об­ще­ние с бес­смертны­ми ос­тавля­ет свой след, как бы ни из­бе­гала Иш­тар вос­по­мина­ний о сво­ем прош­лом.

Про­буж­де­ние Эрэн­дис она ка­ким-то об­ра­зом чувс­тву­ет, да­же не по­вора­чивая го­ловы.

— Как вы се­бя чувс­тву­ете, ва­ше вы­сочес­тво? — ос­ве­дом­ля­ет­ся Иш­тар. — Вы так бес­по­кой­но спа­ли.

— Вам сле­дова­ло ме­ня раз­бу­дить, — прин­цесса по­водит пле­чами, раз­ми­ная за­тек­шую шею. — Бли­зит­ся се­зон дож­дей. Что-то тре­вож­ное в воз­ду­хе. Ко­торую ночь ме­ня му­ча­ют кош­ма­ры.

— На Вос­то­ке бегс­тво от про­вид­ческих снов по­чита­ет­ся за сла­бость, — по­жима­ет пле­чами Иш­тар. — Сны — пред­вес­тник бу­дущих тре­вог, до­рогая, ок­на в дру­гой мир, и луч­ше пе­режить их в бе­зопас­ности, в сво­ем во­об­ра­жении, чем поз­во­лить воп­ло­тить­ся в ре­аль­ность. Вы ведь зна­ете, что здесь вам не уг­ро­жа­ет ни­чего, кро­ме ва­ших собс­твен­ных стра­хов.

— Вы го­вори­те так, буд­то ни­ког­да не про­сыпа­лись вне се­бя от ужа­са, — оби­жен­но под­жи­ма­ет гу­бы Эрэн­дис. — Не­кото­рые ве­щи слиш­ком боль­но ви­деть во вто­рой раз.

— Вы пра­вы, прин­цесса, — Иш­тар с пре­уве­личен­ной за­ин­те­ресо­ван­ностью рас­смат­ри­ва­ет об­шивку ка­реты. — Я не ви­жу снов. Ни­ког­да. А вот как ис­то­рия пов­то­ря­ет­ся, наб­лю­даю очень час­то.

Не­кото­рое вре­мя они едут мол­ча; внут­ри ка­реты от­четли­во пах­нет сы­ростью, и Эрэн­дис прид­ви­га­ет­ся бли­же к окош­ку, с нас­лажде­ни­ем вды­хая бла­го­уха­ющий цве­тами и соч­ной тра­вой воз­дух, в кои-то ве­ки без при­меси мор­ской со­ли.

— Мы бу­дем в Ар­ме­нело­се еще до нас­тупле­ния тем­но­ты, — оп­ти­мис­тично со­об­ща­ет она. — Ус­тро­им­ся во двор­це и от­дохнем с до­роги, а зав­тра с ут­ра от­пра­вим­ся на­вес­тить те­туш­ку И­орет. За­од­но поп­ро­бу­ем вы­яс­нить, что за­думал ее пле­мян­ник.

— На­де­етесь с лег­костью раз­га­дать пла­ны лор­да Ала­нора? — ус­ме­ха­ет­ся Иш­тар. — Чле­ны Со­вета Ски­пет­ра от­зы­вались о нем, как о че­лове­ке скрыт­ном и изоб­ре­татель­ном. Ду­маю, он пре­дус­мотрел и бо­лее серь­ез­ных про­тив­ни­ков, го­товых по­кусить­ся на тай­ны ко­роля.

— Нез­на­читель­ные сек­ре­ты не сто­ят при­ложен­ных уси­лий, — ка­ча­ет го­ловой Эрэн­дис. — А для серь­ез­ных тайн Ну­мено­рэ слиш­ком мал. Всег­да най­дет­ся тот, кто ви­дел или слы­шал что-то ему не пред­назна­чен­ное. А ко­роле­ву по­раду­ет лю­бое до­каза­тель­ство вер­ности ко­роля. Она слиш­ком… — прин­цесса за­пина­ет­ся, но Иш­тар по­нима­ет ее с по­луна­мека.

— Не­уве­рена, — под­ска­зыва­ет она. — Она так и не смог­ла ро­дить Ар-Фа­разо­ну нас­ледни­ка. По­ка ко­роль еще не нас­толь­ко си­лен, что­бы без пос­ледс­твий раз­вестись, но ес­ли най­дет­ся жен­щи­на, со­юз с ко­торой ока­жет­ся вы­год­ным для го­сударс­тва, я бы на мес­те ва­шей ко­роле­вы об­за­велась все­ми воз­можны­ми про­тиво­яди­ями и па­роч­кой про­верен­ных те­лох­ра­ните­лей. В ог­ромных зам­ках то и де­ло слу­ча­ют­ся вся­кие не­дора­зуме­ния.

— Го­сударь так ни­ког­да не пос­ту­пит! — с жа­ром воз­ра­жа­ет Эрэн­дис. — Он бла­горо­ден и ми­лосер­ден, и всей ду­шой лю­бит ее ве­личес­тво. Ког­да вы уз­на­ете его, пой­ме­те, что он не спо­собен на жес­то­кость. Он мо­гучий во­ин, но ис­поль­зу­ет си­лу, что­бы за­щищать свой на­род. Вой­на дик­ту­ет оп­ре­делен­ные пра­вила, ко­торые мог­ли ввес­ти вас в заб­лужде­ние.

— Вой­ны ме­ня­ют силь­нее, чем вы мо­жете се­бе пред­ста­вить, ми­лая, — не­воз­му­тимо от­ме­ча­ет Иш­тар. — Зна­ете, их очень труд­но за­кан­чи­вать, осо­бен­но пос­ле то­го, как ору­жие уже сло­жено. Взгля­ните, нап­ри­мер, на ва­шего при­яте­ля Пал­ландо. Это для вас прош­лая эпо­ха — не бо­лее, чем соб­ра­ние кра­сивых ле­генд, ко­торые так ув­ле­катель­но мож­но об­суждать за чаш­кой чая или вы­шивать на шел­ке. Не то маг. Для не­го эти со­бытия что вче­раш­ний день. В его ушах еще не смол­кли шум бит­вы и плач по пав­шим, а мы пред­ла­га­ем ему пе­рего­воры, воз­можность мир­но­го со­сущес­тво­вания под од­ним не­бом... Дол­жно быть, на­ши при­ятель­ские от­но­шения при­вели его в под­линное бе­шенс­тво.

— Ду­ма­ете, он то­же был там? — Эрэн­дис ши­роко рас­па­хива­ет гла­за. — На вой­не с... с... на вой­не Гне­ва? Мне ни­ког­да не при­ходи­ло в го­лову расс­про­сить об этом го­суда­ря.

— Вот уж кто вряд ли смо­жет рас­ска­зать вам мно­гое, — Иш­тар стран­но улы­ба­ет­ся. — Гос­по­дин маг по­лон сюр­при­зов, и ему нра­вит­ся изоб­ра­жать та­инс­твен­ность. Но ес­ли за­думать­ся, есть ли смысл по­ручать ему важ­ную мис­сию в зем­лях, ко­торые он сов­сем не зна­ет? Си­ние ма­ги, ес­ли ве­рить слу­хам о них, неп­ло­хо изу­чили лю­дей Вос­то­ка, их куль­ту­ру, мен­таль­ность... Та­кие зна­ния не при­ходят в од­но­часье. Да, мо­гу пред­по­ложить, что рань­ше они уже по­кида­ли Ва­линор, соп­ро­вож­дая тех ва­лар, ко­торым слу­жат, и неп­ло­хо зна­ли на­роды, от ко­торых про­изош­ли ны­неш­ние ис­терлин­ги.

Эрэн­дис сно­ва мрач­не­ет; ка­залось бы, Пал­ландо не мог пасть ни­же в ее гла­зах, но те­перь в па­мяти не­умо­лимо зву­чит ка­тего­рич­ный вер­дикт ба­буш­ки — прок­ля­тие не­из­бежно па­дет на го­лову каж­до­го, кто ос­ме­лил­ся под­нять свой меч про­тив Вла­дыки. Ей сов­сем не нра­вит­ся, что слу­га не­ко­его не­из­вес­тно­го ва­лы сво­бод­но по­сеща­ет их дво­рец и мо­жет вкла­дывать вы­год­ные ему идеи в го­лову го­суда­ря.

— Я пра­виль­но пос­ту­пила, от­пра­вив Ал­ла­са в Нин­да­нос на раз­ведку, — мед­ленно про­из­но­сит она, что­бы от­влечь­ся от без­ра­дос­тных мыс­лей. — Наш при­езд на­делал бы мно­го шу­ма, а у не­го есть от­личный пред­лог — на­вес­тить семью. По­вез­ло, что он ро­дом от­ту­да. Ес­ли в пор­ту Нин­да­носа бро­сил якорь хоть один по­доз­ри­тель­ный ко­рабль, Ал­лас это вы­яс­нит.

— Мно­го­обе­ща­ющий юно­ша, — сог­ла­ша­ет­ся Иш­тар. — И ва­ша слу­жан­ка, — За­мин, ка­жет­ся? — очень пре­дана вам. Вы уме­ете ок­ру­жать се­бя пра­виль­ны­ми людь­ми, прин­цесса. Это ред­кое ка­чес­тво.

От­че­го-то Эрэн­дис очень при­ят­на пох­ва­ла, и она с тру­дом сдер­жи­ва­ет са­модо­воль­ную улыб­ку.

— Вам по­вез­ло не мень­ше, гос­по­жа по­сол, — с де­лан­ной без­за­бот­ностью от­ве­ча­ет она. — Один Фад сто­ит де­сяте­рых, и у се­бя, в Кхан­де, я уве­рена, вы ос­та­вили блес­тя­щую сви­ту.

— О нет, — ус­ме­ха­ет­ся Иш­тар. — Я по на­туре волк-оди­ноч­ка. Не уве­рена, что в ны­неш­них об­сто­ятель­ствах ра­зум­но поз­во­лять се­бе лиш­ние при­вязан­ности или, еще то­го ху­же, до­верие. Я не стрем­люсь об­за­водить­ся слу­гами, а с близ­ки­ми друзь­ями в пос­ледний раз ви­делась очень дав­но.

Ар-Зим­ра­фель на мес­те прин­цессы неп­ре­мен­но вос­поль­зо­валась бы слу­ча­ем, что­бы зат­ро­нуть в раз­го­воре те­му ула­ири, но Эрэн­дис сей­час вол­ну­ет дру­гое.

— Пом­ни­те, вы рас­ска­зыва­ли мне ис­то­рию Фа­да? Вы тог­да упо­мяну­ли его родс­твен­ни­цу в Мор­до­ре, я не оши­ба­юсь? Имен­но по ее прось­бе вы вы­купи­ли его из рабс­тва.

— Да, бы­ла у ме­ня там де­вуш­ка в ус­лу­жении, — Иш­тар сос­ре­дото­чен­но прик­ры­ва­ет гла­за, вспо­миная: — От­кро­вен­но го­воря, не пом­ню, кем она ему при­ходи­лась. Я тог­да соч­ла воз­можным пой­ти ей навс­тре­чу. Она на со­весть ис­полня­ла свои обя­зан­ности, бы­ла ми­ла и вос­пи­тана, а в кре­пос­ти, пе­репол­ненной гад­ки­ми ор­ка­ми, та­кие ка­чес­тва на­чина­ешь осо­бен­но це­нить. Ба­рад Ду­ру, ко­неч­но, до Ан­гбан­да да­леко, но это яв­но не то мес­то, ку­да сле­ду­ет от­прав­лять­ся в по­ис­ках эс­те­тики.

Эрэн­дис не­воль­но при­поми­на­ет го­речь ле­карс­тва, и не­лепый сон о встре­тив­шей ее орк­ской ста­рухе сно­ва выг­ля­дит до ужа­са ре­алис­тичным.

— За­бав­но, вас­так­ские име­на та­кие ко­рот­кие, а за­пом­нить их слож­нее, не­жели эти мно­гос­ложные конс­трук­ции, ко­торые обо­жа­ют квен­ди, — кри­вит гу­бу Иш­тар. — Как же ее зва­ли? Эй­на? Ай­на?

— А­ин, — по­луше­потом от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Есть у них та­кое имя. А­ин...

В гру­ди вне­зап­но раз­ли­ва­ет­ся ще­мящее теп­ло. Столь­ко лет она оп­ла­кива­ла ту, что не­ког­да спас­ла жизнь ей и бра­ту, а ока­залось, что дочь куз­не­ца все же уме­ет до­бивать­ся пос­тавлен­ных це­лей. Ес­ли ис­хо­дить из слов Иш­тар, А­ин неп­ло­хо ус­тро­илась, коль ско­ро ей по­руче­но бы­ло ока­зывать ус­лу­ги гос­тям лор­да Май­ро­на.

Клас­си­чес­кие го­род­ские ле­ген­ды о Мор­до­ре неп­ре­мен­но вклю­чали в се­бя опи­сание не­завид­ной судь­бы нес­час­тных, ко­торых жес­то­кая судь­ба за­носи­ла слиш­ком да­леко на юг. Ес­ли ве­рить рас­сказ­чи­кам, тем ле­жала пря­мая до­рога на руд­ни­ки, ес­ли, ра­зуме­ет­ся, рань­ше им не слу­чалось пасть смертью храб­рых в не­рав­ном бою с пол­чи­щами ор­ков или сви­репы­ми тем­ны­ми тва­рями. А­ин сво­им при­мером до­казы­вала ве­ро­ят­ность пря­мо про­тиво­полож­но­го ис­хо­да. Или куз­нец в свое вре­мя и вправ­ду не пос­ку­пил­ся на бо­гатые под­но­шения де­ве мо­ря Рун, и та не ос­тавля­ла де­вуш­ку сво­им пок­ро­витель­ством, или в Ба­рад Ду­ре поп­росту не наш­лось дос­та­точ­но руд­ни­ков для то­го, что­бы най­ти за­нятие всем ра­бам.

По до­роге в сто­лицу им встре­ча­ет­ся нес­коль­ко пат­ру­лей, сос­то­ящих из во­инов, но­сящих от­ли­читель­ный знак гвар­дии ко­роля, и те­перь уже Эрэн­дис на­чина­ет­ся ка­зать­ся, что Ар-Зим­ра­фель не так да­леко заш­ла в сво­ей па­ранойе. И не то что бы ее уди­вил тща­тель­но ох­ра­ня­емый тракт — пусть ле­са не ки­шели раз­бой­ни­ками, в пред­ве­рии мас­со­вого па­лом­ни­чес­тва к под­но­жию Ме­нель­тар­мы до­пол­ни­тель­ная ос­то­рож­ность не пов­ре­дит. Де­ло бы­ло, ско­рее, в по­веде­нии са­мих стра­жей. Вов­се не так в пред­став­ле­нии прин­цессы дол­жны выг­ля­деть по­беди­тели — во­ору­жен­ные до зу­бов, на­пич­канные мас­сой про­тиво­речи­вых инс­трук­ций, взи­ра­ющие на них с Иш­тар, как на пер­вых вра­гов ко­ролевс­тва.

— Зна­чит, лорд Ала­нор в кур­се, что вы при­еде­те? — не­довер­чи­во свер­лит ее взгля­дом уже чет­вертый по сче­ту страж­ник. — И он вам поз­во­лил? Что же вы не ос­та­лись встре­чать Его ве­личес­тво вмес­те с ос­таль­ны­ми под­данны­ми?

— Я не обя­зана ин­форми­ровать лор­да Ала­нора о сво­их по­ез­дках, — не вы­дер­жи­ва­ет Эрэн­дис. — И уж тем бо­лее, от­чи­тывать­ся о них пе­ред ва­ми. Я при­над­ле­жу к ко­ролев­ско­му до­му Ну­мено­рэ. Для вас лю­бое мое ре­шение рав­но­силь­но во­ле ко­роля.

Сто­ит их ка­рете тро­нуть­ся с мес­та, она жа­ле­ет о сор­вавших­ся с язы­ка сло­вах. Ес­ли об этом до­несут Ар-Зим­ра­фель, та, ра­зуме­ет­ся, не упус­тит шанс на­пом­нить прин­цессе о ее ис­тинном мес­те в при­сутс­твии сво­их прид­ворных дам и слу­жанок.

Иш­тар от­кро­вен­но ве­селит­ся.

— Ес­ли бы я не бы­ла нас­лы­шана об Ала­норе, как о пре­дан­ном ры­царе Ар-Фа­разо­на, по­дума­ла бы, что он, по мень­шей ме­ре, го­товит го­сударс­твен­ный пе­рево­рот. Я бы по­забо­тилась о том, что­бы пос­лать впе­ред гон­ца, ва­ше вы­сочес­тво. Ина­че мы рис­ку­ем ос­тать­ся без кры­ши над го­ловой на ночь гля­дя или про­сить лю­без­ную те­туш­ку И­орет при­ютить нас.

Ко­неч­но, во двор­це их уже ждут — Эрэн­дис не сом­не­ва­ет­ся, что И­орет наш­ла спо­соб пе­редать со­об­ще­ние пле­мян­ни­ку, ед­ва уз­на­ла о во­ле ко­роле­вы. По­ка Иш­тар сле­дит за тем, как слу­ги выг­ру­жа­ют из вто­рой ка­реты ее мно­гочис­ленный ба­гаж, и инс­трук­ти­ру­ет бед­няжку За­мин, прин­цесса де­ла­ет то, что еще ме­сяц на­зад и не ду­мала се­бе поз­во­лить — пря­чет под­ле по­рога точ­но та­кой же ме­шочек-аму­лет, как при­вез­ла ее гостья с боль­шой зем­ли. И пусть со­дер­жи­мое его, соб­ранное на ну­менор­ском по­бережье, мно­го ус­ту­па­ет обе­регу, ос­тавше­муся в Ро­мен­не, внут­ри раз­ли­ва­ет­ся при­ят­ное чувс­тво за­щищен­ности и соп­ри­час­тнос­ти.

На этот раз Ар­ме­нелос уже не ка­жет­ся ей ра­душ­ным сол­нечным го­родом на пе­рек­рес­тке вет­ров. Го­род на­поми­на­ет шар, под­ве­шен­ный на тон­кую нить — а не­бо на го­ризон­те уже тем­не­ет, гро­зя дож­дя­ми и ура­гана­ми. В яс­ную по­году, ес­ли под­нять­ся на баш­ню, мож­но рас­смот­реть и са­му Ме­нель­тар­му, но се­год­ня ря­дом нет Ар-Зим­ра­фель, под при­дир­чи­вым взгля­дом ко­торой над­ле­жит со­вер­шить обя­затель­ную мо­лит­ву, и Эрэн­дис не хо­чет­ся не­ис­крен­ни­ми сло­вами прив­ле­кать к се­бе вни­мание бо­жес­твен­ных пок­ро­вите­лей го­рода — ес­ли, ко­неч­но, сре­ди сво­их ве­ликих тру­дов они во­об­ще на­ходят вре­мя по­раз­мыслить о ком-то столь не­замет­ном.

К со­жале­нию, она не мо­жет ска­зать то­го же об оби­тате­лях двор­ца. Те­перь уже не уда­ет­ся спи­сать все на пре­дус­мотри­тель­ность и же­лание уго­дить — от­че­го-то скла­дыва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что единс­твен­ная цель этой не­весть от­ку­да взяв­шей­ся раз­но­воз­рас­тной род­ни пра­вящей че­ты — от­влечь вни­мание Эрэн­дис от то­го прос­то­го фак­та, что лорд Ала­нор во двор­це от­сутс­тву­ет. При этом са­ми они, ка­жет­ся, не луч­ше прин­цессы по­нима­ют, за­чем во­об­ще это де­ла­ют.

— Уда­лось что-ни­будь вы­яс­нить? — Эрэн­дис не пи­та­ет в от­но­шении в За­мин осо­бен­ных на­дежд, но де­вуш­ке уда­ет­ся ее уди­вить.

— Ник­то тол­ком ни­чего не раз­бе­рет, ва­ше вы­сочес­тво, — со­об­ща­ет она. — Все боль­ше слу­хи да сплет­ни. Не­кото­рые счи­та­ют, что вой­на за­кон­чи­лась не так удач­но, как хо­чет нас уве­рить го­сударь. Вот по­чему он не то­ропит­ся воз­вра­щать­ся. А здесь у не­го пол­но не­доб­ро­жела­телей и за­вис­тни­ков, са­ми зна­ете.

— А об Ала­норе что го­ворят? — нер­вно спра­шива­ет Эрэн­дис. — Что еще за не­от­ложные де­ла? Не­уже­ли и вправ­ду на­лож­ни­ца с кон­ти­нен­та?

— Все это глу­пос­ти, — ка­ча­ет го­ловой За­мин. — На­лож­ни­цу не бе­рег­ли бы, как зе­ницу ока. Ни­ког­да еще на мо­ей па­мяти во дво­рец не бы­ло стя­нуто столь­ко стра­жей. Я нем­но­го пос­пра­шива­ла в го­роде. Во­инов здесь сей­час по­боль­ше, чем в са­мом Ба­рад Ду­ре, не к но­чи будь по­мянут. Ох­ра­ня­ют да­же пус­ту­ющие ко­ролев­ские тем­ни­цы, ко­торы­ми не при­ходи­лось поль­зо­вать­ся с тех са­мых вре­мен, как в го­роде по­явил­ся пре­датель, пе­ремет­нувший­ся за­тем на сто­рону Вра­га. Мо­жет быть, — она по­нижа­ет го­лос, — да прос­тит ме­ня ее вы­сочес­тво, го­сударь пос­ле этой вой­ны нем­но­го не в се­бе?

— Ты со­об­ра­жа­ешь, что го­воришь? — за­каты­ва­ет гла­за Эрэн­дис. — Не взду­май де­лить­ся та­кими до­гад­ка­ми с ко­роле­вой. Го­сударь про­шел мно­жес­тво войн, и ра­зум всег­да ос­та­вал­ся ясен.

— Всем из­вес­тно, что Са­уро­на ма­ло кто мо­жет прев­зой­ти в кол­довс­тве, — хму­рит­ся За­мин. — Ему уда­валось об­ма­нуть да­же сво­их соб­рать­ев, да­же Пер­во­рож­денных, а го­сударь — все­го лишь смер­тный, из­ви­ните мою дер­зость. А ес­ли Са­урон тут и ни при­чем, я бы на мес­те его ве­личес­тва то­же стра­шилась. Вот уви­дите, сто­ит нем­но­го улечь­ся шу­му пос­ле их воз­вра­щения, как по го­роду по­пол­зут раз­го­воры.

— Раз­го­воры о чем? — Эрэн­дис ста­ра­ет­ся дер­жать­ся снис­хо­дитель­но, но на­пуган­ный вид слу­жан­ки и в ее ду­шу все­ля­ет не­воль­ное смя­тение.

— О кон­це све­та, ко­неч­но, — по­жима­ет пле­чами За­мин, слов­но кон­ста­тируя не­из­бежность. — Ес­ли Са­урон по­беж­ден, зна­чит, бли­зит­ся вре­мя воз­вра­щения Ве­лико­го Вра­га. Гне­вай­тесь как хо­тите, но уж про­тив не­го бес­силь­ны лю­бые на­ши ар­мии. И мы пер­вые, с кем он за­хочет пок­ви­тать­ся.

— Это очень опас­ные сло­ва, За­мин, — хо­лод­но от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Чре­ватые неп­ри­ят­ны­ми пос­ледс­тви­ями для прос­той слу­жан­ки. От­ку­да во­об­ще в тво­ей го­лове мыс­ли о Ве­ликом Вра­ге?

— Я ведь не мес­тная уро­жен­ка, ва­ше вы­сочес­тво, — от­ве­ча­ет За­мин с лег­кой улыб­кой. — Вы­рос­ла по ту сто­рону про­лива. Отец во­евал на­ем­ни­ком на юге, да­же вы­учил нем­но­го их язык. И в го­роде на­шем ко­го толь­ко ни встре­тить бы­ло, и эль­фы при­ез­жа­ли, и гно­мы, и лю­ди всех мас­тей. Во­лей-не­волей нас­лу­ша­ешь­ся. А бы­ли и та­кие, кто по звез­дам бу­дущее чи­тать уме­ет, так они рас­ска­зыва­ли, что в не­бесах зна­ки ви­дят, точь-в-точь, как бы­ли пе­ред тем, как часть боль­шой зем­ли под мо­ре уш­ла. Го­ворят, не­доб­рое то пред­зна­мено­вание. Пред­вес­тник боль­ших пе­ремен.

— Толь­ко это­го мне не хва­тало, — сер­ди­то раз­во­рачи­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Вы­ис­ка­лась пред­ска­затель­ни­ца! Я не ве­рю во всю эту че­пуху и те­бе не со­ветую. Вмес­то то­го, что­бы за­бивать се­бе го­лову вся­кой мис­ти­кой, луч­ше смот­ри в оба и за­поми­най все, что бу­дут го­ворить о лор­де Ала­норе. Ко­роле­ва спро­сит с нас обе­их и ес­ли ре­шит, что от те­бя ма­ло поль­зы, ты при мне на­дол­го не за­дер­жишь­ся.

От­пустив За­мин, Эрэн­дис еще дол­го взвол­но­ван­но рас­ха­жива­ет по ком­на­те, ста­ра­ясь са­му се­бя убе­дить в том, что на­поми­нание о про­рочес­твах древ­ности ее нис­коль­ко не вол­ну­ет. Рас­сказ де­вуш­ки уди­витель­ным об­ра­зом сов­па­да­ет с ба­буш­ки­ными ис­то­ри­ями — но ведь За­мин ни­ког­да не бы­вала в зем­ле Рун и ле­генд о зло­вещих хвос­та­тых звез­дах, пред­ре­ка­ющих бе­ду, не слы­шала. И сом­ни­тель­но, что их при­нял бы всерь­ез и за­пом­нил на­ем­ник, сра­жа­ющий­ся на гра­нице Ха­рада.

Пер­вая же по­пыт­ка прин­цессы ис­сле­довать под­зе­мелья двор­ца за­кан­чи­ва­ет­ся не­уда­чей — она не ус­пе­ва­ет спус­тить­ся и на пер­вый уро­вень, как ли­цом к ли­цу стал­ки­ва­ет­ся с весь­ма ка­тего­рич­но нас­тро­ен­ным страж­ни­ком. С неп­ро­ница­емым ли­цом он со­об­ща­ет ей, что по при­казу лор­да Ала­нора тем­ни­цы зак­ры­ты для лю­бопытс­тву­ющих по­сети­телей, будь то хоть са­ма ко­роле­ва Ну­мено­ра.

На об­ратном пу­ти прин­цессе вспо­мина­ет­ся один из пер­вых их раз­го­воров с Иш­тар, и в ее ком­на­ты она нап­равля­ет­ся в сме­шан­ных чувс­твах.

— Лорд Ала­нор го­товит­ся при­нять во­ен­ноплен­ных, вот для че­го он вер­нулся рань­ше, — без пре­дис­ло­вий на­чина­ет она. — Вы ведь зна­ли об этом. Вы с са­мого пер­во­го дня го­вори­ли, что при­еха­ли хо­датай­ство­вать об их судь­бах, а я не при­дала зна­чения ва­шим сло­вам, по­думать не мог­ла, что го­сударь впер­вые за столь­ко лет ре­шит со­дер­жать плен­ни­ков в Ар­ме­нело­се, под на­шей собс­твен­ной кры­шей! Дей­стви­тель­но, в го­род­ской тюрь­ме и мес­та столь­ко не най­дет­ся! Вы мог­ли бы еще в Ро­мен­не по­делить­ся сво­ими до­гад­ка­ми, мне не приш­лось бы воз­вра­щать­ся до­мой в ка­чес­тве шпи­он­ки.

— Ко­роле­ва все рав­но бы при­дума­ла дру­гой, ме­нее удо­бова­римый пред­лог для на­шей ссыл­ки, — с ус­мешкой от­ве­ча­ет Иш­тар. — Пре­быва­ние в Ар­ме­нело­се ли­ша­ет ме­ня воз­можнос­ти не­мед­ленно сесть на ко­рабль и по­кинуть ос­тров. Кто зна­ет, воз­можно, од­на из тех тем­ниц при­готов­ле­на для ме­ня.

Ес­ли Эрэн­дис и на­мере­валась пос­по­рить с Иш­тар, эти сло­ва вы­бива­ют поч­ву у нее из-под ног. Ко­роле­ва всег­да ка­залась ей жес­ткой и са­мо­уве­рен­ной, но вов­се не ко­вар­ной жен­щи­ной, хо­тя сей­час она уже не мо­жет ру­чать­ся да­же за са­му се­бя.

От­че­го-то мысль об арес­те Иш­тар вы­зыва­ет у нее чувс­тво, по­хожее на па­нику. Ес­ли ве­рить Ал­ла­су, пос­ла Кхан­да в стра­не нас­толь­ко не­долюб­ли­ва­ют, что и по­вод для то­го, что­бы от нее из­ба­вить­ся, дол­го ис­кать не при­дет­ся. Ка­кая судь­ба тог­да ожи­да­ет Фа­да? И что бу­дет де­лать са­ма Эрэн­дис, ос­тавшись без единс­твен­но­го че­лове­ка, зна­юще­го, кто она та­кая, и при­нима­юще­го это, как дан­ность?

— Не го­вори­те так да­же в шут­ку, — встря­хива­ет она го­ловой. — Я пом­ню о сво­ем обе­щании. А у вас есть пред­по­ложе­ния, что это мо­гут быть за плен­ные? Дол­жно быть, вы­соко­пос­тавлен­ные, ина­че для че­го вез­ти их сю­да че­рез все Сре­диземье? Вы го­вори­ли о проб­ле­мах с Ум­ба­ром, мо­жет быть, кто-то из их пол­ко­вод­цев, выс­ту­пив­ших на сто­роне лор­да Май­ро­на? Или ва­ши, кханд­ские, во­ины? Прав­да, не при­пом­ню, что­бы кто-то из тех кра­ев поль­зо­вал­ся боль­шим вли­яни­ем, а я дос­та­точ­но раз­го­воров ко­роля с лор­дом Аман­ди­лом ус­пе­ла нас­лу­шать­ся… — она осе­ка­ет­ся, за­метив вы­раже­ние ли­ца Иш­тар. — Пос­лу­шай­те, вы так мол­чи­те, что ес­ли бы я не зна­ла, что приз­ра­ков не­воз­можно пле­нить, ре­шила бы, что речь идет о Де­вяте­рых. А ведь мне ник­то так тол­ком и не объ­яс­нил, что с ни­ми ста­ло…

— Нет, ра­зуме­ет­ся, не о Де­вяте­рых, — в по­лум­ра­ке ком­на­ты гла­за Иш­тар сно­ва ка­жут­ся Эрэн­дис не­чело­вечес­ки­ми, с вер­ти­каль­ным длин­ным зрач­ком. — Я не умею чи­тать мыс­ли на рас­сто­янии и, как вы уже под­ме­тили, слиш­ком пло­хо знаю Ар-Фа­разо­на, но все же по­вида­ла на сво­ем ве­ку дос­та­точ­но ко­ролей. По­беда где-то там, да­леко, в Мор­до­ре, лю­дей не убе­дит и не вдох­но­вит. Вот ес­ли они уви­дят ее пло­ды сво­ими гла­зами… Ес­ли уз­на­ют, что лорд Май­рон не так все­силен, как хо­тел ка­зать­ся…

— Вы пы­та­етесь ска­зать, что эта тем­ни­ца, — мед­ленно про­из­но­сит Эрэн­дис, — пред­назна­чена для лор­да Май­ро­на? — пос­ле про­дол­жи­тель­но­го мол­ча­ния она до­бав­ля­ет: — Тог­да моя слу­жан­ка пра­ва. Го­сударь со­шел с ума.

— Ар-Фа­разон, в пер­вую оче­редь, по­литик, зна­ете ли, — Иш­тар плав­но пе­реме­ща­ет­ся в очер­ченный све­чами по­лук­руг све­та, и гла­за ее сно­ва при­об­ре­та­ют обык­но­вен­ный вид. — Нем­но­го рас­те­ряв­ший чувс­тво ре­аль­нос­ти, но при­нимая во вни­мание об­ста­нов­ку у вас при дво­ре, ре­шишь­ся и не на та­кие от­ча­ян­ные ша­ги.

Эрэн­дис ед­ва ли прис­лу­шива­ет­ся к объ­яс­не­ни­ям Иш­тар. Нес­мотря на по­ложе­ние их кла­на, ник­то из ее ро­дичей, да­же ум­бар­ский дя­дя, о ро­де за­нятий ко­торо­го она поч­ти ни­чего не зна­ла, а по­тому счи­тала его жут­ко вли­ятель­ным и та­инс­твен­ным, не удос­то­ил­ся нас­толь­ко приб­ли­зить­ся к Вла­дыке Мор­до­ра. Ей же, воз­можно, до­ведет­ся жить с ним в од­ном двор­це, где она бу­дет прин­цессой, а он — плен­ни­ком. Эрэн­дис буд­то на­яву ви­дит пе­ред со­бой неп­ри­выч­но серь­ез­ную ба­буш­ку — и впер­вые за столь­ко лет та ни­чего ей не го­ворит, лишь ра­зоча­рован­но ка­ча­ет го­ловой.

— Вам не сто­ит так тре­вожить­ся, Эрэн­дис, — мяг­ко ка­са­ет­ся ее пле­ча Иш­тар, и ба­буш­ка бес­след­но рас­тво­ря­ет­ся в воз­ду­хе. — Вы са­ми мог­ли убе­дить­ся, что в тем­ни­цу и ле­тучая мышь не про­летит без ве­дома стра­жи. В худ­шем слу­чае, вы уви­дите лор­да Май­ро­на, ког­да его дос­та­вят в Ар­ме­нелос, а по­том мо­жете бла­гопо­луч­но о нем по­забыть. Ва­шему по­кою нич­то не уг­ро­жа­ет.

— Он же бес­смер­тен, — ти­хо от­зы­ва­ет­ся прин­цесса. — Ко­роль сос­та­рит­ся. При­дут его нас­ледни­ки. И что бу­дет тог­да?

— Вы за­гады­ва­ете слиш­ком да­леко впе­ред, — улы­ба­ет­ся Иш­тар. — Знать на­вер­ня­ка мо­жет раз­ве что Вла­дыка Су­деб, но по­ка что это ваш ко­роль дик­ту­ет ус­ло­вия, а вов­се не лорд Май­рон.

— Ска­жите мне, Иш­тар, — Эрэн­дис, втай­не при­ходя в ужас от собс­твен­но­го без­рассудс­тва, под­ни­ма­ет на со­бесед­ни­цу прон­зи­тель­ный взгляд: — Вы здесь из-за не­го, не так ли? Вы зна­ли о на­мере­нии ко­роля дос­та­вить сю­да Тар-Май­ро­на, еще ког­да пос­ла­ли то пись­мо Ар-Зим­ра­фель. Он при­чина ва­шего при­ез­да в Ну­мено­рэ.

— И че­го же, по-ва­шему, я рас­счи­тыва­ла до­бить­ся? — Иш­тар сно­ва сме­ет­ся. — Ор­га­низо­вать ему по­бег? По­верь­те, ес­ли бы его ре­шили со­дер­жать в чер­то­гах Ман­до­са, я бы и то спра­вилась луч­ше.

— Вы с та­кой лег­костью го­вори­те о чер­то­гах Ман­до­са, слов­но не по­нас­лышке зна­ете, что это за мес­то, — не ус­ту­па­ет Эрэн­дис. — Вы на­зыва­ете Вра­га по име­ни и да­же не за­меча­ете это­го. Та­кой фа­миль­яр­ности не поз­во­лили бы се­бе слу­жите­ли его куль­та. Вы с уве­рен­ностью вспо­мина­ете что-то об Ан­гбан­де. Да­же в Ба­рад-Ду­ре у вас бы­ла собс­твен­ная слу­жан­ка! Вам не удас­тся ме­ня за­путать, Иш­тар, я знаю, кто вы.

На ли­це Иш­тар не дер­га­ет­ся ни еди­ный мус­кул, и толь­ко в гла­зах за­гора­ют­ся опас­ные огонь­ки.

— Вот как? И кто же я, да поз­во­лено мне бу­дет спро­сить? — це­ремон­но ос­ве­дом­ля­ет­ся она.

— Вы то­же при­няли от не­го коль­цо, как и ваш пре­док-ну­мено­рец, — уже не за­думы­ва­ясь о пос­ледс­тви­ях, вос­кли­ца­ет Эрэн­дис. — Вы не че­ловек. Вы од­на из ула­ири.

Иш­тар за­мет­но рас­слаб­ля­ет­ся и ис­крен­не сме­ет­ся — так, что прин­цессе в од­но­часье ста­новит­ся оче­вид­ной вся глу­пость сде­лан­но­го ею за­яв­ле­ния.

— Ес­ли бы я по­пыта­лась мыс­лить, как лорд Май­рон, в пос­леднюю оче­редь мне бы приш­ло в го­лову по­сылать сю­да слу­гу, ко­торо­го так лег­ко ра­зоб­ла­чить, — на­конец, ус­по­ко­ив­шись, от­ве­ча­ет она. — Будь я на­поло­вину приз­ра­ком, не уш­ла бы так лег­ко от Пал­ландо. По­лагаю, Ар-Зим­ра­фель му­чили схо­жие по­доз­ре­ния, за­тем она и приг­ла­сила сю­да ма­га и да­же нес­коль­ких квен­ди. Вы­нуж­де­на ра­зоча­ровать ва­ше вы­сочес­тво: ко­лец мне лорд Май­рон ни­ког­да не да­рил. Хо­тя в ос­таль­ном вы пра­вы: нас слиш­ком мно­гое свя­зыва­ет, и я, ра­зуме­ет­ся, при­вык­ла го­ворить о Вла­дыке так, как это де­ла­ет он. Мо­жете на­писать об этом в сво­ем оче­ред­ном док­ла­де ко­роле­ве.

— Прос­ти­те ме­ня, Иш­тар, — ви­нова­то от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Все эти но­вос­ти бук­валь­но вы­били у ме­ня поч­ву из-под ног. Не пред­став­ляю, как ре­аги­ровать, ес­ли на­ши до­гад­ки под­твер­дятся. Еще и Ал­ла­са нет уже тре­тий день, а ведь он зна­ет, как я его жду.

— Впол­не воз­можно, нес­коль­ко дней он ре­шил про­вес­ти с семь­ей, — пред­по­лага­ет Иш­тар. — Или его за­дание пот­ре­бова­ло боль­ше вре­мени, чем мы пред­по­лага­ли. Не сто­ит су­дить его стро­го. Ско­ро лорд Ала­нор вер­нется в го­род и вне­сет не­об­хо­димую яс­ность.

Эрэн­дис уже го­товит­ся ко сну, ког­да За­мин сту­чит в дверь ее по­ко­ев и со­об­ща­ет о воз­вра­щении со­вет­ни­ка ко­роля.

— Лорд Ала­нор силь­но не в ду­хе, — пре­дуп­режда­ет она. — Но у вас про­сит а­уди­ен­ции, как толь­ко вы по­жела­ете его при­нять.

— Лю­бопытс­тво все рав­но не поз­во­лит мне спать спо­кой­но, — ре­ша­ет Эрэн­дис. — Пе­редай лор­ду Ала­нору, что я встре­чусь с ним че­рез чет­верть ча­са. И... ни­чего по­ка не го­вори об этом Иш­тар.

Ала­нор выг­ля­дит ус­тавшим и из­му­чен­ным, как че­ловек, не спав­ший нес­коль­ко су­ток. Эрэн­дис чувс­тву­ет се­бя не­лов­ко — на­вер­ня­ка ему со­об­щи­ли о ее по­пыт­ках до­копать­ся до ис­ти­ны, и вмес­то зас­лу­жен­но­го от­ды­ха он те­перь вы­нуж­ден дер­жать пе­ред ней от­вет.

— Эрэн­дис, моя де­воч­ка, — рас­па­хива­ет он объ­ятия, как в ста­рые-доб­рые вре­мена. — И­орет уже рас­ска­зала, что ты скра­сила ей дни оди­ночес­тва. Не ска­жу, что удив­лен, встре­тив те­бя здесь. Я пре­дуп­реждал Фа­разо­на, что ши­ла в меш­ке не ута­ишь, но ты же зна­ешь, ка­ким уп­рямцем он иног­да ста­новит­ся.

— Ала­нор, я не ста­ну хо­дить вок­руг да око­ло, — вы­бира­ет Эрэн­дис по­лити­ку пре­дель­ной ис­крен­ности. — Я дос­та­точ­но наб­лю­датель­на, что­бы сде­лать са­мос­то­ятель­ные вы­воды. Го­сударь пла­ниру­ет при­вез­ти Са­уро­на в Ну­мено­рэ. Ты при­ехал рань­ше, что­бы все под­го­товить. Нет смыс­ла от­ри­цать, ты бы не при­шел го­ворить со мной не­мед­ленно по при­ез­ду, ес­ли бы де­ло бы­ло в чем-то ме­нее важ­ном.

— Об этом не дол­жны знать в Со­вете Ски­пет­ра, — мрач­но ки­ва­ет Ала­нор, под­тверждая ее до­гад­ки. — До по­ры до вре­мени не дол­жна знать да­же Ми­ри­эль. Я не ста­ну го­ворить, что сог­ла­сен с дей­стви­ями ко­роля, моя де­воч­ка. Но ес­ли но­вос­ти до сро­ка дос­тигнут Ро­мен­ны, Са­уро­ну удас­тся по­се­ять раз­ногла­сия и враж­ду меж­ду на­ми, да­же не ус­пев сту­пить на ну­менор­скую зем­лю.

Эрэн­дис сдав­ленно ки­ва­ет. Гор­ло буд­то стис­ки­ва­ет сталь­ной хват­кой не­види­мая ру­ка, так, что не от­ды­шать­ся.

— Ког­да он бу­дет здесь? — ти­хо спра­шива­ет она. — Вмес­те с его ве­личес­твом?

Ала­нор от­ри­цатель­но ка­ча­ет го­ловой.

— Рань­ше. Ар-Фа­разон сна­рядил для не­го от­дель­ный ко­рабль. Са­урон по­явит­ся в Ар­ме­нело­се уже сле­ду­ющей ночью, — по­мол­чав, он ус­ме­ха­ет­ся: — Еже­ли же­ла­ете, прин­цесса, мо­жете прий­ти пос­мотреть на это зре­лище. В кон­це кон­цов, дол­жен ведь кто-то пред­став­лять офи­ци­аль­ную ко­ролев­скую власть при зак­лю­чении под стра­жу пра­вите­ля Мор­до­ра.

Уда­ля­ющи­еся ша­ги лор­да Ала­нора от­зы­ва­ют­ся в ушах прин­цессы рав­но­мер­ны­ми уда­рами мет­ро­нома, а за­тем страж зак­ры­ва­ет за его спи­ной дверь трон­но­го за­ла, и на де­вуш­ку об­ру­шива­ет­ся ог­лу­шитель­ная ти­шина. От­че­го-то ка­жет­ся, что по­ка она не спе­шит воз­вра­щать­ся в свои по­кои и сто­ит, за­мерев, воз­ле тро­на, вре­мя буд­то зас­ты­ва­ет кап­ля­ми смо­лы, а пу­га­ющая ее встре­ча те­ря­ет­ся в ту­мане не­оп­ре­делен­ности.

Ког­да За­мин все же ре­ша­ет­ся по­бес­по­ко­ить ее, Эрэн­дис прос­то поз­во­ля­ет вы­вес­ти се­бя из за­ла под ру­ку. Сло­жен­ный из хо­лод­но­го ро­зово­го кам­ня дво­рец Ар­ме­нело­са не по­хож на с нас­лажде­ни­ем рас­ки­нув­шу­юся под сол­нцем лет­нюю ре­зиден­цию Ро­мен­ны — в лег­ких ту­фель­ках из тка­ни здесь лег­ко мож­но за­рабо­тать прос­ту­ду. Эрэн­дис, прик­рыв гла­за, слу­ша­ет, как мас­сивные де­ревян­ные по­дош­вы ее обу­ви соп­ри­каса­ют­ся с по­лом, и ма­шиналь­но от­счи­тыва­ет ша­ги до ком­на­ты. Пер­вый, вто­рой, как буд­то на смот­ре ко­ролев­ских вой­ск во вре­мя па­рада.

До пос­ледне­го мо­мен­та она на­де­ет­ся, что Ала­нор оп­ро­вер­гнет ее сло­ва, пос­ме­ет­ся над не­лепостью пред­по­ложе­ний. Бла­гос­клон­ность Ар-Зим­ра­фель обус­ловле­на ее же­лани­ем сто­ять за все­ми зна­чимы­ми ре­шени­ями го­суда­ря, и вы­зов, что он по­пытал­ся бро­сить од­новре­мен­но и ей, и со­вету, мо­жет ока­зать­ся фа­таль­ным, в пер­вую оче­редь, для прин­цессы, не го­воря уже об опас­ности, в ко­торой, сам то­го не ве­дая, на­ходит­ся ее брат.

— Моя гос­по­жа? — За­мин встре­вожен­но смот­рит на нее, ожи­дая даль­ней­ших рас­по­ряже­ний. — Раз­ве вы не со­бира­етесь ло­жить­ся? Ее свет­лость, — так она на­зыва­ет Иш­тар, — еще час на­зад про­сили по­гасить све­чи.

— В Кхан­де очень ра­но тем­не­ет, — Эрэн­дис тя­жело опус­ка­ет­ся на край кро­вати и чувс­тву­ет не­помер­ную ус­та­лость. — И све­тать на­чина­ет поз­же, чем у нас. Са­мая длин­ная в Сре­диземье ночь. А не­бо над Мор­до­ром, го­ворят, всег­да за­тяну­то тя­желы­ми пе­пель­ны­ми об­ла­ками. На­вер­но, ей ужас­но тя­жело при­вык­нуть к жиз­ни на ос­тро­ве…

— Гос­по­жа? — от­зы­ва­ет­ся За­мин в лег­ком за­меша­тель­стве. — Вы, вер­но, хо­тите от­пра­вить гон­ца ее ве­личес­тву? Приз­на­ние лор­да Ала­нора…

— Ты ни­чего не ска­жешь ее ве­личес­тву о приз­на­нии лор­да Ала­нора, яс­но? — от­ре­шен­ность Эрэн­дис как ру­кой сни­ма­ет. — Ты слиш­ком мно­го под­ме­ча­ешь и вни­матель­но слу­ша­ешь для слу­жан­ки. Это де­ло ка­са­ет­ся толь­ко ко­роля.

— И вы ис­полни­те прось­бу лор­да Ала­нора? — ти­хо спра­шива­ет За­мин. — От­пра­витесь в Нин­да­мос вмес­те с ним, что­бы быть на прис­та­ни пос­ле за­ката? Это мо­жет быть так опас­но! Что, ес­ли Са­урон за­думал от­пла­тить го­суда­рю той же мо­нетой? Ес­ли он зах­ва­тит вас в за­лож­ни­цы, смо­жет пот­ре­бовать все, что угод­но!

— Тог­да пе­чаль­но бу­дет осоз­нать, что кол­дун и ти­ран, ко­торо­го мы стра­шились всю свою жизнь, ока­зал­ся за­кон­ченным глуп­цом, — с не­весе­лой ус­мешкой от­ве­ча­ет Эрэн­дис. — Будь я до­черью ко­роля, за ме­ня, воз­можно, и всту­пились бы, хоть за­кон о прес­то­лонас­ле­дии для жен­щин в пос­леднее вре­мя не в чес­ти… Од­на­ко, в све­те об­сто­ятель­ств, да­же Иш­тар — бо­лее цен­ная за­лож­ни­ца, чем я.

— Ей вы то­же не рас­ска­жете? — с лю­бопытс­твом ин­те­ресу­ет­ся За­мин, на что Эрэн­дис лишь прик­ры­ва­ет гла­за и от­ве­ча­ет не­оп­ре­делен­ным взма­хом ру­ки. — Не ду­маю, что ее свет­лость за­хочет встре­чать­ся со сво­им быв­шим гос­по­дином. Она, на­вер­но, бу­дет ужас­но на­пуга­на. Ведь од­но­го его сло­ва дос­та­точ­но, что­бы ее по­губить. Го­сударь ее в сто­лицу не приг­ла­шал...

— Лиш­нее бол­та­ешь, — сквозь зу­бы ши­пит Эрэн­дис, боль­ше все­го на све­те же­лая ос­тать­ся в бла­гос­ло­вен­ном оди­ночес­тве. — Ни­какой он ей не гос­по­дин, мно­го бы ты по­нима­ла. Нас­лу­шалась страш­ных ска­зочек от на­ем­ни­ков и мо­ряков...

— О Са­уро­не раз­ное го­вори­ли, — нис­коль­ко не сму­тив­шись, от­зы­ва­ет­ся За­мин. — Не­кото­рые на­зыва­ли его ко­ролем, пре­вос­хо­дящим в мо­гущес­тве пра­вите­лей Ну­мено­ра. Дру­гие счи­тали, что выс­ши­ми си­лами он пос­тавлен на­мес­тни­ком на­до всем Сре­диземь­ем, и соп­ро­тив­лять­ся ему срод­ни ере­си.

— Го­това по­бить­ся о зак­лад, пос­ледние ро­дом с Юга, — не­воль­но улы­ба­ет­ся Эрэн­дис. — Сре­ди ха­рад­рим бы­ту­ет по­верье, буд­то ва­лар на­мерен­но ос­та­вили Са­уро­на в по­кое пос­ле Вой­ны Гне­ва, хо­тя с лег­костью мог­ли до не­го доб­рать­ся и раз­вопло­тить сле­дом за его по­вели­телем. Мне это всег­да ка­залось за­бав­ным. Не мо­гу да­же пред­ста­вить, за ка­кое гран­ди­оз­ное пре­датель­ство они мог­ли ода­рить его сво­ей ми­лостью.

— А бы­ли и та­кие, — серь­ез­но про­дол­жа­ет За­мин, — что на­зыва­ли Са­уро­на воп­ло­щени­ем зла, воз­можно да­же, ду­хом вер­нувше­гося из-за Гра­ни Мор­го­та. Над та­кими мы сме­ялись, но что ес­ли… Ва­ше вы­сочес­тво, не в мо­их пра­вилах вме­шивать­ся в де­ла гос­под, но ее свет­лость иног­да ве­дет се­бя очень стран­но. Я слы­шала, как она чи­та­ет мо­лит­вы, сло­ва ко­торых ни­ког­да не дол­жны зву­чать на бла­гос­ло­вен­ной зем­ле Ну­мено­рэ. Она уме­ет де­лать не­обыч­ные ве­щи, и при го­суда­ре Тар-Па­лан­ти­ре за та­кие фо­кусы ее, по мень­шей ме­ре, выс­ла­ли бы с ос­тро­ва.

— Иш­тар вы­рос­ла там, где к Ве­лико­му Вра­гу от­но­сят­ся так же, как мы к Эру, — по­жима­ет пле­чами Эрэн­дис. — Я мно­го лет изу­чала ре­лиги­оз­ную тра­дицию на­родов, жи­вущих на вос­точном бе­регу Ан­ду­ина. Во­юя меж­ду со­бой, без­жа­лос­тно вы­резая кла­ны, с ко­торы­ми они не по­дели­ли слу­чай­ное пас­тби­ще, они при этом по­рази­тель­но еди­ны в сво­ей ве­ре. Иш­тар ве­дет се­бя так, как ее на­учи­ли, не бо­лее то­го. Ка­кой вред мо­жет при­чинить прос­тая мо­лит­ва?

— Они счи­та­ют, что Мор­гот — соз­да­тель лю­дей, пред­став­ля­ете? — слов­но ве­личай­шей тай­ной де­лит­ся За­мин, по­низив го­лос. — Толь­ко не го­вори­те ее свет­лости, я спра­шива­ла Фа­да, прав­да ли это. Он ведь то­же один из них. Из ис­терлин­гов, пок­ло­ня­ющих­ся Вра­гу.

— Не соз­да­тель, а ос­во­боди­тель, — ма­шиналь­но поп­равля­ет ее За­мин. — Ду­ши лю­дей и пер­во­рож­денных де­тей Илю­вато­ра яви­лись из раз­ных ис­точни­ков. Эль­фы про­буди­лись по во­ле Эру, лю­дям же до­рогу в Ар­ду от­крыл Мор­гот, об­на­ружив­ший их в сво­их странс­тви­ях по бес­ко­неч­ным прос­то­рам пус­то­ты. Вот по­чему квен­ди дер­жат дис­танцию и не сме­шива­ют­ся с на­ми. Об этом не при­нято го­ворить от­кры­то, но мы на­поми­на­ем им… Его. Так по­лага­ют вас­та­ки, — пос­пешно до­бав­ля­ет она, по­ка раз­го­вор не на­чал по­ходить на ис­по­ведь. — Ес­ли бы не Мор­гот, ду­ши смер­тных про­дол­жа­ли бы ски­тать­ся по по­лям все­лен­ной и пас­ти звез­дных овец. Ведь да­же муд­рей­шие до сих пор не от­ве­тили на воп­рос, ку­да мы ухо­дим пос­ле смер­ти. Квен­ди не сво­бод­ны в сво­ем вы­боре, в от­ли­чие от нас.

— Ее вы­сочес­тво зат­мит ве­личай­шие умы сто­лицы в сво­их поз­на­ни­ях, — вос­хи­ща­ет­ся За­мин. — Вам бы кни­ги пи­сать с ва­шей фе­номе­наль­ной па­мятью. Да­же Фад, вы­рос­ший в тех кра­ях, не зна­ет та­ких под­робнос­тей. Что го­ворить обо мне, вы­учи­лась чи­тать и счи­тать — и на том спа­сибо. Кста­ти, — за­говор­щи­чес­ки при­щури­ва­ет­ся она, — ес­ли ее свет­лость ре­шит ос­тать­ся, ес­ли го­сударь поз­во­лит ей… Фад ведь про­дол­жит ей прис­лу­живать?

— Фад не раб, он пос­ту­пит, как соч­тет нуж­ным, — от­зы­ва­ет­ся прин­цесса. — Не ис­клю­чено, что он по­жела­ет вер­нуть­ся к сво­ему на­роду. А те­бе что с то­го?

— Ес­ли вы поп­ро­сите, он ос­та­нет­ся, — заг­ля­дыва­ет ей в гла­за За­мин. — Он ва­ми втай­не вос­хи­ща­ет­ся, да­же боль­ше, чем ее свет­лостью, и бу­дет рад уго­дить. И я то­же бу­ду ра­да. Я млад­ше его все­го на па­ру лет, в мо­ем го­роде хо­роше­го же­ниха днем с ог­нем не сы­щешь, а Фад — па­рень ра­ботя­щий, сра­зу вид­но, что да­леко пой­дет. Ес­ли ее вы­сочес­тво не соч­тет для се­бя ос­корби­тель­ным вы­разить учас­тие в мо­ей судь­бе, мне по­каза­лось, что мы мог­ли бы...

— Вот имен­но, по­каза­лось, — хо­лод­но об­ры­ва­ет ее Эрэн­дис. — Ты, вер­но, ре­шила, что я го­жусь те­бе в под­ружки и имен­но сей­час, ког­да на­ша раз­ме­рен­ная жизнь под уг­ро­зой, взду­мала мо­рочить мне го­лову?

— Я и в мыс­лях не име­ла, ва­ше вы­сочес­тво, прос­ти­те мою дер­зость, — ис­пу­ган­но от­ве­ча­ет За­мин, но прин­цесса, воз­можно, рез­че, чем сле­дова­ло, ука­зыва­ет ей на вы­ход. Ее пе­репол­ня­ет до­сада.

Наг­лость этой слу­жан­ки пе­рехо­дит все воз­можные гра­ницы. Сна­чала та поз­во­ля­ет се­бе рас­суждать о Вла­дыке с та­кой воз­му­титель­ной лег­костью, слов­но Он не мо­жет слы­шать каж­дое ее сло­во и не на­пом­нит ей о них в день воз­вра­щения и су­да. За­тем бук­валь­но бь­ет по боль­но­му, под­тверждая не­уте­шитель­ные вы­вод Эрэн­дис: Фад поч­ти ни­чего не пом­нит об их жиз­ни у мо­ря Рун, о том, че­му учи­ли их ба­буш­ка и отец, и ве­дет се­бя по­рой, как кро­вожад­ный и не­об­ра­зован­ный ва­ри­аг. И, буд­то все­го это­го не­дос­та­точ­но, За­мин сме­ет пред­ла­гать се­бя в же­ны сы­ну и единс­твен­но­му нас­ледни­ку гла­вы кла­на, чис­токров­но­му ис­терлин­гу кня­жес­ких кро­вей, чьи пред­ки, воз­можно, от­да­ли свои жиз­ни, сра­жа­ясь под сте­нами Ан­гбан­да, — яв­но не для то­го, что­бы их кровь в бу­дущем сме­шалась с кровью двор­цо­вой прис­лу­ги, до­чери на­ем­ни­ка с За­пада.

Эрэн­дис де­ла­ет глу­бокий вдох, ста­ра­ясь ус­по­ко­ить­ся. Эта бес­то­лочь За­мин ни­чего не зна­ет о про­ис­хожде­нии Фа­да, она да­же пред­ста­вить се­бе не мо­жет, что у объ­ек­та ее воз­ды­ханий есть сес­тра, ко­торая ни за что не поз­во­лит ему со­вер­шить глу­пость. Это мень­шая из ее обя­зан­ностей пе­ред ро­дом, коль ско­ро Де­ва мо­ря Рун по­сыла­ет им счас­тли­вую воз­можность вос­ста­новить семью бук­валь­но из пеп­ла.

Прин­цесса поч­ти не спит этой ночью, и лорд Ала­нор выг­ля­дит встре­вожен­ным, ког­да она спус­ка­ет­ся к ожи­да­ющей ее ка­рете.

— Ты уве­рена, что ра­зум­ным бу­дет ехать, моя де­воч­ка? — спра­шива­ет он. — Мне ка­жет­ся, сей­час те­бе не по­меша­ет как сле­ду­ет от­дохнуть.

— И пус­тить де­ла на са­мотек? — ус­ме­ха­ет­ся Эрэн­дис. — Я знаю, вы все счи­та­ете, что от ме­ня ни­какой поль­зы. Но пусть уж луч­ше я сво­ими гла­зами уви­жу, с кем при­дет­ся иметь де­ло, чем про­веду день, выс­лу­шивая до­гад­ки и пе­решеп­ты­вания.

— Как зна­ешь, Эрэн­дис, как зна­ешь, — не спо­рит с ней Ала­нор. — Вот толь­ко не за­бывай, что бы ты ни уви­дела, не верь гла­зам сво­им. Те, кто го­ворит, что Са­урон был са­мым ко­вар­ным, опас­ным и зло­коз­ненным из со­рат­ни­ков Мо­рин­готто, заб­лужда­ют­ся толь­ко в од­ном: го­воря о его мо­гущес­тве в про­шед­шем вре­мени.

Эрэн­дис сдав­ленно ки­ва­ет. В мыс­лях за­рож­да­ет­ся неп­ри­ят­ное по­доз­ре­ние, что сов­сем ско­ро она бу­дет знать об этом не по­нас­лышке и ку­да луч­ше лор­да Ала­нора.

До Нин­да­моса они до­бира­ют­ся к по­луд­ню, и, преж­де чем Эрэн­дис ус­пе­ва­ет что-то со­об­ра­зить, улыб­чи­вая тол­сто­щекая де­вица утас­ки­ва­ет ее в де­ревян­ный дом, сло­жен­ный из гру­бо об­те­сан­ных бре­вен, и уго­ща­ет толь­ко что сва­рен­ной го­рячей ухой, еже­минут­но из­ви­ня­ясь за то, что ее скром­ное жи­лище сов­сем не прис­по­соб­ле­но к то­му, что­бы при­нимать прин­цессу. Ког­да Эрэн­дис пос­пешно за­вер­ша­ет тра­пезу и по­яв­ля­ет­ся на крыль­це, лор­да Ала­нора, ра­зуме­ет­ся, в ее по­ле зре­ния уже нет.

— Что вы вол­ну­етесь, ва­ше вы­сочес­тво? — удив­ля­ет­ся де­вица, вы­тирая мок­рые ру­ки о пе­ред­ник. — Мас­тер Ала­нор по­бывал в Мор­до­ре и вер­нулся, что с ним здесь мо­жет слу­чить­ся! Хо­тя не пос­по­ришь, все они ве­дут се­бя чуд­но.

— Что вы име­ете в ви­ду? — при­щури­ва­ет­ся Эрэн­дис. — И кто эти за­гадоч­ные все?

— А вы не за­мети­ли страж­ни­ков на до­рогах? — фыр­ка­ет ее со­бесед­ни­ца. — Го­ворят, их выс­та­вили во всех га­ванях, да­же в Мо­ри­он­де, на каж­дом ма­ло-маль­ски зна­чимом трак­те, чуть ли не в ле­су! И в пор­ту что-то стран­ное тво­рит­ся. Вто­рую не­делю ры­бац­кие су­да от­прав­ля­ют раз­гру­жать­ся се­вер­нее, вон за тот мыс. Ду­ма­ют, что об­ма­нули ме­ня, — с ух­мылкой по­дыто­жива­ет она. — Я сра­зу по­няла, что к че­му.

— И что же вы ре­шили? — спра­шива­ет Эрэн­дис, пред­вку­шая за­баву. И де­вуш­ка не об­ма­ныва­ет ее ожи­даний.

— Это все го­сударь при­думал, — снис­хо­дитель­но, слов­но ре­бен­ку, разъ­яс­ня­ет она. — Эру зна­ет, сколь­ко его не бы­ло в стра­не. А те­перь он ре­шил ус­тро­ить про­вер­ку, пос­мотреть, как мы тут без не­го жи­вем, все ли в по­ряд­ке. На­вер­ня­ка явит­ся пе­ре­оде­тый и про­едет по всей стра­не, преж­де чем явит­ся к ко­роле­ве.

— Ви­жу, ва­ше вы­сочес­тво, вы уже поз­на­коми­лись с мо­ей до­рогой сес­три­цей, — раз­да­ет­ся за спи­ной Эрэн­дис уг­рю­мый зна­комый го­лос, и она ра­дос­тно взма­хива­ет ру­кой:

— Ал­лас! Я уж и не ча­яла те­бя дож­дать­ся! Вот это я на­зываю уда­чей.

Ли­цо юной трак­тирщи­цы вы­ража­ет не­под­дель­ное изум­ле­ние.

— Так ты не сов­рал, — по­ража­ет­ся она. — Ты и в са­мом де­ле на ко­рот­кой но­ге с прин­цессой! Рас­ска­зать — ник­то не по­верит! Что же она в те­бе наш­ла?

— Ми­ри­эль, не по­зорь ме­ня, — с моль­бой в го­лосе про­из­но­сит Ал­лас, в то вре­мя, как Эрэн­дис лишь по­каты­ва­ет­ся со сме­ху. — Те­перь вы по­нима­ете, ва­ше вы­сочес­тво, по­чему я так ред­ко про­шу об от­пуске? Моя обо­жа­емая сес­тра по­лучи­ла имя в честь ее ве­личес­тва, но, увы, ни ума, ни гра­ции, ни вы­да­ющих­ся та­лан­тов ко­роле­вы ей так и не пе­репа­ло. Впро­чем, на­до от­дать ей дол­жное, рыб­ная пох­лебка у нее вы­ходит — объ­еде­ние!

— Ва­лар пос­ла­ли мне неб­ла­годар­но­го бра­та, — сми­рен­но от­зы­ва­ет­ся Ми­ри­эль, хо­тя в гла­зах ее тан­цу­ют за­дор­ные огонь­ки. — До­ма поч­ти не бы­ва­ет, а ес­ли и наг­ря­нет, то во всем Нин­да­носе не най­дет­ся вто­рого та­кого же мол­чу­на и вру­на. Пос­той-ка, — вдруг хму­рит­ся она. — Раз про прин­цессу прав­да, мо­жет, и та ноч­ная ис­то­рия не вы­дум­ка? И ока­жет­ся, что я уз­наю обо всем пос­ледняя?

— Ты упус­ти­ла свой шанс, Ми­ри­эль, — по­казы­ва­ет ей язык Ал­лас. — Воз­вра­щай­ся луч­ше к де­лам. Я дол­жен от­чи­тать­ся прин­цессе Эрэн­дис о сво­ем за­дании.

— За­дание, как же! Стро­ит из се­бя важ­ную пти­цу, — фыр­ка­ет Ми­ри­эль, и Эрэн­дис не сом­не­ва­ет­ся, что та пос­та­ра­ет­ся все­ми прав­да­ми и неп­равда­ми вы­тянуть из Ал­ла­са под­робней­ший рас­сказ, преж­де чем от­пустит об­ратно на служ­бу. Она по­нима­юще улы­ба­ет­ся и, взяв юно­шу под ру­ку, ув­ле­ка­ет его к бе­регу.

— Сно­ва это мо­ре, — мор­щится она, про­вожая взгля­дом прон­зи­тель­но кри­чащую чай­ку. — Но хо­тя здесь мы у всех на ви­ду, на де­ле ник­то не по­меша­ет нам спо­кой­но по­гово­рить. Оче­вид­но, о глав­ном я уже уз­на­ла без те­бя. Он здесь.

— Его ко­рабль при­был ночью, — под­твержда­ет Ал­лас. — Я был там, ва­ше вы­сочес­тво. Мес­тные жи­тели по прось­бе лор­да Ала­нора ор­га­низо­вали пат­руль сво­ими си­лами, и я нап­ро­сил­ся де­журить вмес­те с ос­таль­ны­ми. Лу­на све­тила так яр­ко, что мы за­мети­ли па­руса из­да­лека. Вет­ра поч­ти не бы­ло, но ко­раб­ли дви­гались, буд­то их под­го­няла не­ведо­мая нам си­ла. А по­том вдруг под­ня­лась ог­ромная вол­на, и их бук­валь­но выб­ро­сило на бе­рег. На пер­вом из них сто­ял че­ловек. По край­ней ме­ре… он хо­тел ка­зать­ся че­лове­ком.

— Он сво­бод­но рас­ха­живал по ко­раб­лю? — Эрэн­дис в ужа­се смот­рит на страж­ни­ка. — А я еще в сво­ей на­ив­ности по­лага­ла, что го­сударь по­жела­ет дос­та­вить его сю­да в це­пях, что­бы про­демонс­три­ровать всю убе­дитель­ность сво­ей по­беды.

— Ка­кие це­пи его удер­жат, — не­воль­но улы­ба­ет­ся Ал­лас. — Он го­ворил с на­ми, и лю­ди слу­шали. Будь там моя сес­три­ца, она бы пер­вой за­писа­лась в ря­ды его пок­лонниц, я уве­рен. Она до сих пор бре­дит эль­фа­ми и вся­кими чу­деса­ми. А он мно­гим по­казал­ся бла­город­ным и прек­расным. И пу­га­ющим, как сти­хия, ко­торую ты не мо­жет по­нять и кон­тро­лиро­вать. Зи­гур, ча­родей, так они от­ны­не на­зыва­ют его.

— А те­бе? — прис­таль­но смот­рит на не­го прин­цесса. — Ка­ким он за­пом­нился те­бе?

— Рос­том он вы­ше лю­бого ну­менор­ца, — за­думав­шись, мед­ленно про­из­но­сит юно­ша. — Воз­раст так прос­то не оп­ре­делить. Из­да­ли он ка­жет­ся ро­вес­ни­ком го­суда­ря, а то и млад­ше, а вбли­зи... Уди­витель­но, но я ед­ва мо­гу при­пом­нить и опи­сать его ли­цо. Он выг­ля­дел ус­тавшим, но дер­жался дос­той­но.

— Что он ска­зал? — взвол­но­ван­но спра­шива­ет Эрэн­дис. — Кто-то из лю­дей от­ве­чал ему? Они за­дава­ли воп­ро­сы?

— Он наз­вал свое имя, — от­ве­ча­ет Ал­лас. — Приз­нался, что ук­ро­тил мо­ре, что­бы по­казать свою си­лу. И еще, ска­зал, что на­зовет на­шего ко­роля сво­им ко­ролем, и мир по­корит­ся его ру­ке и во­ле. Нам всем сде­лалось не по се­бе пос­ле этих слов.

— Он не при­зывал к бун­ту? Не де­монс­три­ровал не­покор­ность? Ни сло­ва не ска­зал об ос­тавлен­ных на боль­шой зем­ле со­юз­ни­ках? Об Ум­ба­ре? — нас­та­ива­ет Эрэн­дис. — Толь­ко за­верил всех в сво­ей вер­ности Ар-Фа­разо­ну? Сей­час я бы не­доро­го да­ла за та­кие клят­вы.

— Ни­чего сверх то­го, что я вам со­об­щил, прин­цесса, — скло­ня­ет­ся Ал­лас. — Да, вот еще. Он на­зывал се­бя слу­гой… Силь­но­го или Мо­гуче­го, я не за­пом­нил точ­но. Но по­чему-то мне ка­жет­ся, он имел в ви­ду не на­шего ко­роля.

Эрэн­дис на­ходит лор­да Ала­нора в трак­ти­ре Ми­ри­эль в ком­па­нии еще нес­коль­ких чи­нов ко­ролев­ской ар­мии. Ка­жет­ся, не­тер­пе­ние бук­валь­но на­писа­но у нее на ли­це, пос­коль­ко сот­ра­пез­ни­ки Ала­нора очень ско­ро на­чина­ют пос­пешно рас­хо­дить­ся, по­ка, на­конец, они с пос­ланни­ком го­суда­ря не ос­та­ют­ся од­ни.

— При­ят­но про­гуля­лись, ва­ше вы­сочес­тво? — оп­ти­мис­тично ин­те­ресу­ет­ся он. — Мор­ской воз­дух для те­бя по­лезен. Уве­рен, все ле­то ты не вы­леза­ла из биб­ли­оте­ки.

— Я по­об­ща­лась с мес­тны­ми жи­теля­ми, — ехид­но от­зы­ва­ет­ся прин­цесса. — У них вы­далась за­нима­тель­ная ноч­ка. На об­ратный путь до го­рода вы то­же при­пас­ли сюр­при­зы? Ме­нель­тар­ма вне­зап­но ока­жет­ся дей­ству­ющим вул­ка­ном, ког­да Влас­те­лину Мор­до­ра в оче­ред­ной раз взду­ма­ет­ся по­казать свои си­лы?

— Не­дора­зуме­ний, по­доб­ных вче­раш­не­му, бо­лее не пов­то­рит­ся, — с уве­рен­ностью от­ве­ча­ет Ала­нор. — Са­уро­ну нет смыс­ла про­воци­ровать бес­по­ряд­ки и раз­ру­шение. Его ин­те­ресы в Сре­диземье сей­час нап­ря­мую за­висят от его от­но­шений с Ар­ме­нело­сом. Мы, зна­ешь ли, уч­ли все воз­можные сце­нарии. Са­урон, ко­неч­но, не упус­тит сво­его, но пос­леднее, к чем он сей­час стре­мит­ся, — это пос­со­рить­ся с Ар-Фа­разо­ном.

— Поп­ро­бую вам по­верить, — под­жи­ма­ет гу­бы Эрэн­дис. — А к че­му бы­ло пред­став­ле­ние пе­ред страж­ни­ками и эти­ми нес­час­тны­ми ры­бака­ми? Сом­не­ва­юсь, что он ре­шил вер­бо­вать со­рат­ни­ков сре­ди прос­то­го лю­да.

— Зем­ля слу­хами пол­нится, — с ус­мешкой от­зы­ва­ет­ся Ала­нор. — Са­урон са­молю­бив. Ему важ­но по­казать, что он при­был сю­да, как гость го­суда­ря, а не как его плен­ник. Пов­то­ря­юсь, при мне он не пос­ме­ет про­дол­жать по­доб­ные вы­ход­ки. Я знаю, как пов­ли­ять на не­го при не­об­хо­димос­ти.

— Хо­рошо, дер­жи­те свои тай­ны при се­бе, — фыр­ка­ет Эрэн­дис. — Взгля­нуть хо­тя бы на не­го мож­но? Чем я ху­же нин­да­нос­ских ры­боло­вов?

— На твой страх и риск, — прон­зи­тель­но смот­рет на нее Ала­нор. — Будь моя во­ля, мы ос­та­вались бы здесь, по­куда страс­ти не уля­гут­ся, но я свя­зан сло­вом, дан­ным ко­ролю. Ве­чером я обя­зан дос­та­вить Са­уро­на в Ар­ме­нелос и зак­лю­чить под стра­жу. Мо­жешь пос­лу­шать, как я со­об­щу ему об этом.

Са­уро­на дер­жат в од­ном из де­ревян­ных до­миков, ма­ло чем от­ли­ча­ющих­ся от дру­гих пос­тро­ек Нин­да­носа, и Эрэн­дис ста­новит­ся не по се­бе — не знай она за­ранее, ка­кую ве­ликую си­лу скры­ва­ет го­род, и она прош­ла бы по этой ули­це, не по­доз­ре­вая о страш­ном со­седс­тве. Дверь от­кры­ва­ет­ся со скри­пом, и Ала­нор вхо­дит пер­вым, ос­тавляя двух страж­ни­ков у вхо­да и еще двух — внут­ри. А за­тем Эрэн­дис ос­то­рож­но пе­рес­ту­па­ет по­рог, и ей с тру­дом уда­ет­ся от­де­лать­ся от ощу­щения, буд­то за ним нет по­ла, а лишь хо­рошо за­мас­ки­рован­ная без­донная про­пасть.

Ала­нор ос­тавля­ет ее в не­боль­шой ком­натке на вто­ром эта­же с плот­но за­наве­шен­ным окош­ком, смот­ря­щим пря­мо в гос­ти­ную вни­зу. По­хоже, хо­зя­ева по­кину­ли дом вто­ропях: на кро­вать неб­режно бро­шено не­закон­ченное ру­коде­лие, на сто­ле — боль­шое круг­лое зер­ка­ло, в ко­тором ли­цо Эрэн­дис от­ра­жа­ет­ся неп­равдо­подоб­но уве­личен­ным и чрез­мерно блед­ным. Ал­лас был прав, прос­каль­зы­ва­ет в го­лове единс­твен­ная связ­ная мысль. Од­но при­сутс­твие Са­уро­на где-то поб­ли­зос­ти спо­соб­но вы­зывать страх.

— Еже­ли те­бе вы­пала не­зас­лу­жен­ная честь повс­тре­чать Са­мого Влас­те­лина или же пос­ланни­ков его, пер­во-на­пер­во пок­ло­нись, как я те­бя учи­ла, — су­рово смот­рит на Хинд вез­де­сущая ба­буш­ка, на­чищая реч­ным пес­ком блес­тя­щий на сол­нце под­нос, по фор­ме на­поми­на­ющий щит. — И пов­то­ри при­сягу, сло­во в сло­во, да смот­ри, чет­ко вы­гова­ривай сло­ва, ше­вели гу­бами, что­бы не по­дума­ли, что пе­ред ни­ми нег­ра­мот­ная ди­кар­ка. При­сягу ты дол­жна пом­нить луч­ше мо­лит­вы. Ты пом­нишь, что по­лага­ет­ся тем, кто не зна­ет слов?

— Смерть, — ше­потом от­зы­ва­ет­ся Хинд, и ей ка­жет­ся, что Са­урон слы­шит каж­дое сло­во древ­ней, как веч­ность, клят­вы вер­ности, что столь­ко раз раз­да­валась под сво­дами Ан­гбан­да, над ту­ман­ны­ми бо­лота­ми ос­тро­ва Обо­рот­ней, в за­путан­ных ла­бирин­тах Утум­но, а те­перь эхом от­зы­ва­ет­ся у нее в ушах. — За нез­на­ние по­лага­ет­ся смерть, — пов­то­ря­ет она ба­буш­ке для убе­дитель­нос­ти, и вос­по­мина­ния, дол­жно быть, так яс­но от­ра­жа­ют­ся в ее гла­зах, что Са­уро­ну да­же не пот­ре­бова­лось бы при­бегать к кол­довс­тву, что­бы про­читать их, знай он о том, что прин­цесса сей­час в со­сед­ней ком­на­те.

— Вер­но, — сталь­ной взгляд ба­буш­ки нем­но­го смяг­ча­ет­ся. — Как за­кон­чишь — сми­рен­но от­сту­пи и жди при­каза­ний. Не взду­май под­ни­мать взгляд или за­давать глу­пые воп­ро­сы. Луч­ше бы те­бе во­об­ще по­мал­ки­вать. Не то что бы Вла­дыке ког­да-ли­бо взбре­дет в го­лову тра­тить вре­мя на бес­по­лез­ную дев­чонку.

Эрэн­дис под­хо­дит бли­же к ок­ну и вне­зап­но осоз­на­ет, что со­вер­шенно не пред­став­ля­ет, как дол­жна вес­ти се­бя с плен­ни­ком та, что взя­ла на се­бя сме­лость пред­став­лять ко­ролев­скую ди­нас­тию. Хо­рошо, что Ала­нор и слы­шать не за­хотел о том, что­бы поз­во­лить ей вмес­те с ним вой­ти в гос­ти­ную.

На­до от­дать Са­уро­ну дол­жное — на плен­ни­ка он не слиш­ком по­хож, или толь­ко в от­сутс­твие ко­роля дер­жится с той же за­вора­жива­ющей наг­лостью, что от­части свой­ствен­на и Иш­тар. Эрэн­дис рас­се­ян­но от­ме­ча­ет де­тали: на­чина­ющие се­реб­рить­ся на вис­ках длин­ные во­лосы, мяг­кой вол­ной нис­па­да­ющие на пле­чи, чер­ный кам­зол, пред­став­ля­ющий со­бой неч­то сред­нее меж­ду одеж­дой, при­нятой в ее род­ных кра­ях, и тем, что обыч­но но­сили эль­фы-пу­тешес­твен­ни­ки... Взгляд неп­ро­из­воль­но па­да­ет на его ру­ки, но уве­сис­тый пер­стень с оран­же­вым кам­нем сов­сем не по­хож на зло­вещее Еди­ное коль­цо, о ко­тором да­же ле­ген­ды пе­реда­вались ше­потом.

Впро­чем, Эрэн­дис тут же уп­ре­ка­ет се­бя за глу­пые мыс­ли. Са­урон мо­жет при­нять лю­бой об­лик, те­ла для су­ществ, по­доб­ных ему, — не бо­лее, чем по­ношен­ная одеж­да, слу­жащая тем или иным це­лям. В детс­тве она удив­ля­лась, по­чему не­навис­тные си­ние ма­ги не мо­гут вос­поль­зо­вать­ся сво­им кол­дов­ским да­ром, что­бы на­кол­до­вать се­бе веч­ную мо­лодость. Со­пос­та­вить об­лик Пал­ландо с тра­дици­он­ным для их кла­нов ува­жени­ем к стар­шим ей тог­да поп­росту не при­ходи­ло в го­лову.

Эрэн­дис ед­ва за­мет­но вздра­гива­ет от ко­щунс­твен­ной мыс­ли о том, что ес­ли бы ба­буш­ка мог­ла сво­ими гла­зами уви­деть Са­уро­на, ее без­гра­нич­ная ве­ра во все­могу­щес­тво уче­ника Вла­дыки за­мет­но бы по­шат­ну­лась. Лич­но ей ви­дят­ся лишь бес­ко­неч­ная ус­та­лость и тор­жес­твен­но-мрач­ная от­ре­шен­ность, что бы­ва­ет свой­ствен­на лю­дям, сми­рив­шимся с пре­доп­ре­делен­ностью судь­бы. Рас­сказ Ал­ла­са ка­жет­ся ей не­лепым пре­уве­личе­ни­ем де­ревен­ско­го прос­та­ка, что кро­ме трак­ти­ра сво­ей бес­толко­вой сес­тры и служ­бы в ко­ролев­ской ар­мии ни­чего тол­ком и не по­видал. Ес­ли бы не взгляд, Эрэн­дис ед­ва ли вы­дели­ла бы Са­уро­на сре­ди зна­комых ей квен­ди.

— Его ве­личес­тво по­ручил мне преп­ро­водить вас в Ар­ме­нелос, где вам бу­дет воз­вра­щена сво­бода, — с неп­ри­язнью в го­лосе на­чина­ет раз­го­вор Ала­нор. Са­урон мол­чит ров­но на столь­ко се­кунд доль­ше, что­бы его со­бесед­ник мог по­чувс­тво­вать се­бя не­уют­но.

— Сво­бода? — от­зы­ва­ет­ся он, на­конец, с лег­кой иро­ни­ей. — Раз­ве я в тюрь­ме?

— Ко­неч­но же, нет, — раз­дра­жен­но от­зы­ва­ет­ся Ала­нор. — Будь вы в тюрь­ме, вы не мог­ли бы кол­до­вать. Тем не ме­нее, го­сударь в сво­ей ми­лос­ти по­ручил мне прос­ле­дить за тем, что­бы вы ни в чем не нуж­да­лись до его воз­вра­щения. В сто­лице у вас бу­дут под­хо­дящие ком­на­ты, кни­ги, ох­ра­на. Ис­клю­читель­но ра­ди ва­шей бе­зопас­ности.

— По­лагаю, это был изыс­канный спо­соб опи­сать ко­ролев­ские тем­ни­цы, — та­кое впе­чат­ле­ние, что Са­уро­на их бе­седа раз­вле­ка­ет. — Спра­вед­ли­во: я при­нимал ва­шего ко­роля в сво­ей ци­таде­ли, он приг­ла­ша­ет ме­ня в свой дво­рец. На­де­юсь, мои лю­ди ока­жут ему та­кое же гос­тепри­имс­тво в Мор­до­ре, ка­кое ока­зыва­ете мне здесь вы.

Эрэн­дис дос­та­точ­но хо­рошо зна­ет Ала­нора, что­бы по­нимать: ее ста­рый друг уже пре­быва­ет в бе­шенс­тве, хоть и пы­та­ет­ся дер­жать­ся бесс­трас­тно.

— Вам не ху­же ме­ня из­вес­тно, ми­лорд, что доб­рая по­лови­на ва­ших лю­дей, вмес­то то­го, что­бы явить­ся к го­суда­рю на пок­лон, как это сде­лали вы, бес­след­но ис­па­рилась, — чет­ко че­каня каж­дое сло­во, про­из­но­сит он. — И ко­неч­но же, все­го лишь сов­па­дение, что имен­но эти ва­ши та­инс­твен­но от­сутс­тву­ющие приб­ли­жен­ные все, как один, свя­заны с Ум­ба­ром.

— Моя вой­на уже за­кон­че­на, что прев­ра­ща­ет Мор­дор в од­ну из ко­лоний Ну­мено­ра, — бар­хатным го­лосом на­поми­на­ет ему Са­урон. — Не­жела­ние быв­ших со­юз­ни­ков при­нять мое ре­шение мне очень по­нят­но. Ум­бар мно­го лет нас­лаждал­ся сво­ей не­зави­симостью, бо­гатс­тва­ми и все­ми бла­гами, что су­лит ста­тус круп­ней­ше­го юж­но­го пор­та. На­ив­но ожи­дать, что они по­жела­ют все это по­терять ис­клю­читель­но в знак вер­ности.

— Ум­бар — ну­менор­ская кре­пость, — сквозь зу­бы на­поми­на­ет ему Ала­нор. — Ни у ха­рад­рим, ни у Мор­до­ра нет прав да­же на пядь этой зем­ли!

— Ну­менор­ская кре­пость, воз­ве­ден­ная в са­мом сер­дце Ха­рада, воз­ле го­рода-го­сударс­тва ис­терлин­гов, явив­шихся с се­вера, ког­да Ну­мено­ра еще не су­щес­тво­вало, — па­риру­ет Са­урон. — Рас­ска­жите им о сво­их пра­вах на эту зем­лю. Пос­ле ка­питу­ляции мое вли­яние сре­ди них прев­ра­ща­ет­ся в нич­то.

— Вы нап­расно ду­ма­ете, что хит­рость и улов­ки — ва­ши на­деж­ные по­мощ­ни­ки, ми­лорд, — ка­ча­ет го­ловой Ала­нор. — Мы не хо­тим кро­воп­ро­лития и не стре­мим­ся ус­тра­ивать по­голов­ные рас­пра­вы. Нас ин­те­ресу­ют де­вять ва­ших ула­ири. С каж­дым днем, что они ос­та­ют­ся на сво­боде, ва­ше по­ложе­ние ста­новит­ся все бо­лее шат­ким. Тер­пе­ние го­суда­ря не без­гра­нич­но.

— Вы же­ла­ете, что­бы я приз­вал их пря­мо в Ар­ме­нелос? — ус­лужли­во ин­те­ресу­ет­ся Са­урон и, от­ме­тив вспыш­ку ярос­ти в гла­зах Ала­нора, про­дол­жа­ет: — В лю­бом слу­чае, вы­нуж­ден ра­зоча­ровать вас. Для это­го не­об­хо­димо про­вес­ти со­от­ветс­тву­ющий ри­ту­ал, здесь та­ких воз­можнос­тей у ме­ня нет. К то­му же, с че­тырь­ми из мо­их дру­зей ваш ко­роль уже по­бесе­довал.

— Но толь­ко не с тем, кто мо­жет пов­ли­ять на ход про­дол­жа­ющей­ся вой­ны с ис­терлин­га­ми, — гнев­но пе­реби­ва­ет его Ала­нор. — Во­ин, при жиз­ни но­сив­ший имя Кха­мул, ны­не из­вес­тный, как Тень Вос­то­ка. Пусть он явит­ся пе­ред го­суда­рем, ми­лорд, и ва­ша жизнь в Ну­мено­ре ста­нет нам­но­го про­ще и при­ят­нее.

— Вам ведь из­вес­тно, что ро­дина Кха­мула — зем­ля Рун, — по­жима­ет пле­чами Са­урон. — Его по­том­ки до сих пор ко­чу­ют там в рас­се­янии, ес­ли, ко­неч­но, пе­режи­ли бра­то­убий­ствен­ную вой­ну кла­нов. Ес­ли он ре­шил скрыть­ся от не­от­вра­тимо­го гне­ва ва­шего ко­роля, ско­рее все­го, от­пра­вит­ся имен­но ту­да.

Эрэн­дис вы­ходит из до­ма преж­де лор­да Ала­нора, и сол­нце неп­ри­ят­но об­жи­га­ет ее ли­цо сво­им ог­ненным ды­хани­ем. Пос­ланник ко­роля по­яв­ля­ет­ся спус­тя нес­коль­ко ми­нут, и вид у не­го до край­нос­ти ра­зоча­рован­ный.

— Да­же мла­ден­цу яс­но, что эта ка­питу­ляция — не бо­лее чем фик­ция, — пря­моли­ней­но за­яв­ля­ет он. — Не мо­гу по­нять, че­го до­бива­ет­ся Ар-Фа­разон. Не­уже­ли это та­кой стран­ный спо­соб зак­лю­чить со­юз с Мор­до­ром, не нас­тро­ив при этом про­тив се­бя все го­сударс­тво? Я пом­нил его та­ким при жиз­ни лор­да Ги­миль­ха­да, его по­кой­но­го от­ца, все­ми си­лами про­тивос­то­яв­ше­го го­суда­рю Тар-Па­лан­ти­ру. Ду­мал, что те вре­мена без­воз­врат­но уш­ли. Ви­димо, оши­бал­ся.

— По­чему вы рас­ска­зыва­ете мне все это? — прис­таль­но смот­рит на не­го Эрэн­дис. — Для че­го поз­во­лили ус­лы­шать этот раз­го­вор? Вам ведь из­вес­тно, что я не за­нима­юсь по­лити­кой, да ме­ня ник­то и не до­пус­тит до важ­ных дел.

— Ты взрос­ле­ешь, моя прин­цесса, — от­ве­ча­ет Ала­нор. — Хо­чешь ты то­го или нет, ты бы­ла рож­де­на на Вос­то­ке, и ра­но или поз­дно об этом за­гово­рят. Вмес­те с ко­ролем в Ар­ме­нелос при­едут пред­ста­вите­ли Ум­ба­ра, и ты не дол­жна поз­во­лять се­бя ис­поль­зо­вать.

— Я да­же не пом­ню сво­их ро­дите­лей, — быс­тро го­ворит Эрэн­дис. — Вой­на то ути­хала, то сно­ва на­чина­лась, ма­ло ли ра­бынь ос­во­бодил го­сударь за все эти го­ды!

— Но толь­ко од­на из них ста­ла его наз­ванной до­черью, — серь­ез­но смот­рит на нее Ала­нор. — Чем мень­ше ты зна­ешь о сво­ей нас­то­ящей семье, моя де­воч­ка, тем бо­лее опас­ным ко­зырем в ру­ках вра­гов она мо­жет стать. Те­бе мо­гут по­пытать­ся вну­шить все, что угод­но, Эрэн­дис. Ты не дол­жна под­да­вать­ся.

Эрэн­дис отс­тра­нен­но ки­ва­ет в от­вет на пре­дуп­режде­ния лор­да Ала­нора, так за­бав­но пе­рек­ли­ка­ющи­еся с яз­ви­тель­ны­ми за­меча­ни­ями Пал­ландо, и ло­вит се­бя на мыс­ли о том, что до отъ­ез­да еще ус­пе­ет про­гулять­ся вдоль при­чала и вдо­воль по­шеп­тать­ся с вол­на­ми. В кон­це кон­цов, ес­ли бес­смертный пра­витель зем­ли Рун, единс­твен­ный, ко­му не­ког­да уда­лось объ­еди­нить раз­рознен­ные пле­мена под еди­ным зна­менем, и в са­мом де­ле, вер­нулся на ро­дину, как ут­вер­жда­ет Са­урон, его пер­вый и ос­новной долг — при­нес­ти жер­твы за всех, кто не мо­жет это­го сде­лать сам под гне­том об­сто­ятель­ств. А зна­чит, де­ва мо­ря Рун еще не­кото­рое вре­мя, воз­можно, сог­ла­сит­ся тер­петь ее прис­кор­бно скром­ные под­но­шения.

Уда­ча, что ра­нее она при­мети­ла в трак­ти­ре Ми­ри­эль нес­коль­ко кры­соло­вок

Вол­ны скре­бут­ся ког­тя­ми о кор­му ко­раб­ля, как стай­ка не­уго­мон­ных мы­шей — ка­жет­ся, что они вот-вот вы­берут­ся из глу­бин Си­рила и хлы­нут на па­лубу по­током чер­ных бу­син. Эрэн­дис поч­ти с за­вистью вспо­мина­ет За­мин, что за­сыпа­ет мгно­вен­но, ед­ва ус­пев опус­тить го­лову на по­душ­ку. Ког­да-то и ее не пу­гали шо­рохи но­чи и ро­кот нед­ремлю­щих вод, но, став прин­цессой, она слиш­ком при­вык­ла к не­воз­му­тимо­му спо­кой­ствию ко­ролев­ских по­ко­ев, от­ку­да ед­ва слыш­ны осуж­да­ющие пе­решеп­ты­вания вод­ных ду­хов.

На нес­коль­ко ми­нут ей, ка­жет­ся, уда­ет­ся за­быть­ся тре­вож­ным сном. В нем сме­шалось все и сра­зу: гром­кие го­лоса бе­гущих ку­да-то лю­дей, шум дож­дя, вспыш­ки зар­ниц над го­ризон­том, ог­лу­шитель­ный со­бачий лай. Эрэн­дис все же те­ря­ет рав­но­весие от об­ру­шив­ше­гося на нее мно­гого­лосия зву­ков и бес­ко­неч­но па­да­ет, по­ка, ма­шиналь­но вце­пив­шись паль­ца­ми в край оде­яла, не рас­па­хива­ет в ужа­се гла­за. Пол­ная лу­на све­тит пря­мо в окош­ко ка­юты, прин­цесса по­рывис­то под­ни­ма­ет­ся с пос­те­ли и, наб­ро­сив плащ, вы­ходит на па­лубу.

— Ра­но вы вста­ли, ва­ше вы­сочес­тво, — хму­рит­ся при ви­де нее ка­питан, единс­твен­ный из не­боль­шой ко­ман­ды ос­ве­дом­ленный об ис­тинной лич­ности их пас­са­жир­ки — Мы бу­дем в га­вани не рань­ше, чем че­рез час. Же­ла­ете, что­бы вам по­дали что-ни­будь лег­кое в ка­юту? В кам­бу­зе для вас най­дут­ся фрук­ты и слад­кая во­да.

— В ка­юту я не вер­нусь, — быс­тро от­ка­зыва­ет­ся Эрэн­дис. — Я не при­вык­ла пу­тешес­тво­вать по во­де. Ду­маю, что вновь об­ре­ту уве­рен­ность, толь­ко ког­да по­чувс­твую твер­дую зем­лю под но­гами.

— Сто­ило вам пос­лу­шать лор­да Ала­нора и ехать по трак­ту, — се­ту­ет ка­питан. — Уже бы­ли бы на мес­те. Мое суд­но не пред­назна­чено для важ­ных пер­сон, тем бо­лее, ко­ролев­ско­го до­ма. Да и не ду­ше мне ви­деть жен­щи­ну на ко­раб­ле, вы уж прос­ти­те, ва­ше вы­сочес­тво. Впро­чем, ко­му-то по­вез­ло еще мень­ше, — и он с не­хоро­шей ус­мешкой обо­рачи­ва­ет­ся че­рез пле­чо, гля­дя на сле­ду­ющую за ни­ми по­хожую лег­ко­вес­ную ладью.

Со сво­его мес­та Эрэн­дис мо­жет раз­гля­деть лишь ос­ве­щен­ный ог­ня­ми нос суд­на. Слов­но в за­бытье, она мед­ленно идет к даль­не­му бор­ту, по­ка ее взгляд не вых­ва­тыва­ет из сгус­тков ть­мы оди­нокую фи­гуру, за­кутан­ную в чер­ный плащ. И хо­тя на та­ком рас­сто­янии не раз­ли­чить лиц, от­че­го-то она сра­зу же бе­зоши­боч­но уга­дыва­ет, ко­му по не­ос­то­рож­ности по­палась на гла­за.

Нес­коль­ко ми­нут она смот­рит на Са­уро­на, как за­чаро­ван­ная, не в си­лах сдви­нуть­ся с мес­та от ох­ва­тив­ше­го ее су­евер­но­го ужа­са. Из стран­но­го оце­пене­ния ее вы­водит не­ожи­дан­ный удар: что-то, по­хожее на боль­шую пти­цу, про­лета­ет сов­сем низ­ко над го­ловой и не упус­ка­ет воз­можнос­ти за­деть ее кры­лом, по­пут­но ца­рап­нув ос­тры­ми ког­тя­ми по во­лосам.

— Ва­ше вы­сочес­тво, вы в по­ряд­ке? — ря­дом мо­мен­таль­но вы­рас­та­ет не те­ря­ющий бди­тель­нос­ти Ал­лас, ко­торо­му лорд Ала­нор лич­но по­ручил сле­дить за ее бе­зопас­ностью. — Это су­щес­тво вас не ра­нило?

— Все от­лично, — Эрэн­дис с тру­дом от­во­дит взгляд от вто­рого ко­раб­ля и об­хва­тыва­ет се­бя ру­ками. — Не ду­маю, что оно пы­талось на ме­ня на­пасть. Прос­то чуть бы­ло не вре­залось в по­лете.

— Ноч­ные пти­цы хо­рошо ви­дят в тем­но­те, — с сом­не­ни­ем про­тяги­ва­ет Ал­лас. — Ин­те­рес­но, что это бы­ло... Не очень-то по­хоже на со­ву.

— Не­нави­жу ле­са и все, что в них оби­та­ет, — Эрэн­дис зас­тавля­ет се­бя отой­ти от бор­та, и они воз­вра­ща­ют­ся к штур­ва­лу. На по­вер­хнос­ти ре­ки пе­ред ни­ми по­дер­ги­ва­ет­ся мел­кой рябью лун­ная до­рож­ка.

— В детс­тве я чи­тала сказ­ку, — про­из­но­сит она вслух, ско­рее для са­мой се­бя, не­жели об­ра­ща­ясь к сво­им спут­ни­кам. — Од­на лод­ка точ­но так же, как на­ша, шла ночью по ре­ке, и ког­да все ус­ну­ли, сби­лась с кур­са и уп­лы­ла пря­мо в не­беса, сле­дуя за лун­ным све­том.

— Ни­ког­да не слы­шал та­кого, а ведь вы­рас­тил тро­их де­тей, — уг­рю­мо бор­мо­чет ка­питан. — Будь мы в от­кры­том мо­ре, ва­ше вы­сочес­тво, ни за что бы не стал вас слу­шать.

Эрэн­дис ти­хо сме­ет­ся — вор­ча­ние ка­пита­на ее раз­вле­ка­ет.

— Ког­да пу­тешес­твен­ни­ки прос­ну­лись, они еще дол­го не за­меча­ли не­лад­но­го. Прос­то их пла­вание все не за­кан­чи­валось и не за­кан­чи­валось, а по обе сто­роны ре­ки изо дня в день пов­то­рялась од­на и та же кар­ти­на, аб­со­лют­но од­но­об­разные пей­за­жи.

— А как они уз­на­ли, что заб­лу­дились? — жи­во ин­те­ресу­ет­ся Ал­лас. — На­де­юсь, на них не на­пало чу­дови­ще? Мес­тные мо­реп­ла­вате­ли су­евер­ны, ка­питан нас за борт выб­ро­сит за та­кие про­рочес­тва.

Эрэн­дис все еще от­ре­шен­но сколь­зит взгля­дом по тем­но­му ле­су на бе­регу.

— Как уз­на­ли? Они по­пыта­лись вес­ти за­писи о сво­ем пу­ти и за­мети­ли стран­ные сов­па­дения. А в тот мо­мент, ког­да они пе­рес­та­ли ве­рить в то, что ре­ка нас­то­ящая, об­манчи­вые де­кора­ции прев­ра­тились в дым. Их лод­ка не смог­ла дви­гать­ся в пус­то­те и упа­ла с ог­ромной вы­соты.

— Ка­кая-то не очень доб­рая сказ­ка, ва­ше вы­сочес­тво, — фыр­ка­ет Ал­лас, и с ним яв­но сог­ла­сен все силь­нее мрач­не­ющий ка­питан. — Точ­но не ну­менор­ская. Где это вы ее вы­чита­ли?

— О, это сказ­ка по­пуляр­на сре­ди тех ха­рад­рим, что ко­чу­ют на гра­нице с Кхан­дом и у ис­то­ков ре­ки Хар­нен, — ус­ме­ха­ет­ся Эрэн­дис. — Зем­ля веч­ной вой­ны. Еще лет двад­цать на­зад не­кото­рые из них стро­или лод­ки и от­прав­ля­лись по те­чению ре­ки в сто­рону Бел­фа­ласа, сле­дуя за сол­нцем. Кто-то на­ходил прис­та­нище в пу­ти и осе­дал на но­вом мес­те, а ко­му-то да­же уда­валось доб­рать­ся до Ве­лико­го мо­ря и, ско­пив или ук­рав нем­но­го де­нег, сесть на ко­рабль до Ум­ба­ра. Яс­но од­но: до­мой поч­ти ник­то уже не воз­вра­щал­ся, и об их судь­бах рас­ска­зыва­ли все бо­лее и бо­лее не­веро­ят­ные ис­то­рии. Не­уди­витель­но, что не­бесам там не слиш­ком-то до­веря­ют.

— Вот толь­ко да­же это не от­би­ло у них охо­ту странс­тво­вать, — с ис­крен­ним со­жале­ни­ем от­зы­ва­ет­ся ка­питан. — К югу от Бел­фа­ласа, я слы­шал, не­воз­можно спо­кой­но пла­вать ни тор­го­вым, ни ры­боло­вец­ким су­дам — мо­ре ки­шит по­ганы­ми пи­рата­ми. Луч­ше бы они и даль­ше про­дол­жа­ли ре­зать друг дру­га в сво­ей сте­пи, лич­но я ру­ками и но­гами за.

Эрэн­дис ее пу­тешес­твие нра­вит­ся все мень­ше, и она ис­поль­зу­ет пер­вый же при­шед­ший в го­лову пред­лог, что­бы за­кон­чить на­до­ев­ший раз­го­вор.

— По­жалуй, я все же на­веда­юсь в кам­буз, — улы­ба­ет­ся она. — Ду­маю, лорд Ала­нор не за­хочет за­дер­жи­вать­ся в га­вани ра­ди зав­тра­ка и ве­лит не­мед­ленно ехать в го­род, а я ужас­но го­лод­на.

Ког­да лес с двух сто­рон, на­конец, ре­де­ет, а не­бо на го­ризон­те на­чина­ет свет­леть, Эрэн­дис чувс­тву­ет се­бя так, буд­то с ее плеч сва­лил­ся ог­ромный ка­мень. И хо­тя Са­урон, ко­торо­го она все это вре­мя не те­ряла из по­ля зре­ния, дав­но ис­чез с па­лубы, ее не ос­тавля­ет чувс­тво, буд­то она на­ходит­ся под при­цель­ным взгля­дом цеп­ких и вни­матель­ных глаз.

Оку­тан­ная пред­рас­свет­ным ту­маном га­вань с чер­не­ющи­ми ске­лета­ми ры­бац­ких шхун и не­боль­ших ко­раб­лей про­из­во­дит на прин­цессу уг­не­та­ющее впе­чат­ле­ние, а при ви­де сну­ющих тут и там сол­дат ко­ролев­ской ар­мии в го­лове вдруг про­носит­ся не­лепая мысль, буд­то им при­ходит­ся обо­ронять, ес­ли не за­ново зах­ва­тывать их собс­твен­ный го­род.

По­ка для них го­товят эки­пажи, лорд Ала­нор, ле­ниво сле­дя за по­ряд­ком, рас­ска­зыва­ет о тя­готах вой­ны и жиз­ни тех оби­тате­лей Сре­диземья, вла­дения ко­торых про­ходи­ла ар­мия. От­влек­ша­яся на раз­го­вор Эрэн­дис не ус­пе­ва­ет не­замет­но прос­коль­знуть в свою ка­рету, преж­де чем Са­уро­ну поз­во­ля­ют сой­ти на бе­рег, и они, на­конец, стал­ки­ва­ют­ся ли­цом к ли­цу — впро­чем, ес­ли ее при­сутс­твие и вы­зыва­ет у не­го хоть сколь­ко-ни­будь лю­бопытс­тва, он ни­ко­им об­ра­зом его не вы­ража­ет. Да­же его бес­цвет­но-лю­без­ные сло­ва при­ветс­твия и бла­годар­ности зву­чат так, буд­то об­ра­щены, ско­рее, к пред­ста­вив­ше­му ее Ала­нору. Эрэн­дис са­ма на се­бя злит­ся за рас­те­рян­ный глу­пый вид, ни­как не по­доба­ющий пред­ста­витель­ни­це ди­нас­тии; ес­ли бы ее сей­час уви­дела Ар-Зим­ра­фель — на мес­те ис­пе­пели­ла бы взгля­дом.

— Не бес­по­кой­ся, де­воч­ка моя, во двор­це те­бе не гро­зит сом­ни­тель­ное удо­воль­ствие ли­цез­реть это­го не­годяя, — за­веря­ет ее Ала­нор по до­роге в Ар­ме­нелос. — На­де­юсь, я все же ошиб­ся, и Ар-Фа­разо­ну хва­тит здра­вого смыс­ла из­ба­вить­ся от не­го. Как знать, воз­можно, оно и к луч­ше­му… В Мор­до­ре нам бы не хва­тило сил раз­вопло­тить его, но здесь, в не­пос­редс­твен­ной бли­зос­ти от Ме­нель­тар­мы, за­ручись мы под­дер­жкой эль­фов и ма­гов, смо­жем от­пра­вить эту тварь ту­да, от­ку­да она яви­лась.

— Вот что вы под­ра­зуме­вали под обе­щани­ем вер­нуть ему сво­боду, — по­нима­юще ки­ва­ет Эрэн­дис. — Вот толь­ко бо­юсь, ни­чего у вас не вый­дет. Го­сударь и слу­шать не за­хочет о том, что­бы ус­ту­пить хоть кру­пицу сво­ей по­беды лор­ду Гил-Га­ладу. Не го­воря уже о том, что без жи­вого и здо­рово­го Са­уро­на на на­шей сто­роне Ну­мено­ру ни­ког­да не до­гово­рить­ся с Ум­ба­ром. А по­ка у нас нет сог­ла­сия их жре­цов, прос­тых ха­рад­рим мож­но толь­ко уг­нать в рабс­тво, но не зас­та­вить под­чи­нять­ся. А на при­мене­ние си­лы го­сударь не пой­дет, ведь он всег­да выс­ту­пал за ос­во­бож­де­ние ра­бов.

Лорд Ала­нор смот­рит на нее изум­ленно.

— Да ты пос­кром­ни­чала, за­явив да­веча, что не ин­те­ресу­ешь­ся по­лити­кой! За ме­сяцы на­шего от­сутс­твия ты вре­мени да­ром не те­ряла. Пом­нится, до то­го, как у­ехать на вой­ну, я не­ред­ко ви­дел те­бя в ком­па­нии сы­на Элен­ди­ла. Ви­жу, его об­щес­тво бла­гот­ворно на те­бя вли­яет, и я пос­пе­шил вче­ра со сво­ими опа­сени­ями.

— Исил­дур здесь не при­чем, я прос­то мно­го чи­таю, — сму­тив­шись, от­ве­ча­ет Эрэн­дис и вдруг осоз­на­ет, что пос­ле то­го, как она взя­лась за по­руче­ние ко­роле­вы, у нее поч­ти не бы­ло вре­мени да­же прой­тись с юно­шей по пар­ку. — Да и ле­ди Иш­тар всег­да ра­да по­гово­рить о сво­ей ро­дине.

— Вот уж в ком я нис­коль­ко не сом­не­ва­юсь, — пред­ска­зу­емо мрач­не­ет Ала­нор. — Иш­тар — в рав­ной сте­пени пло­хой дип­ло­мат и пло­хая ак­три­са. Са­урон — ее единс­твен­ная на­деж­да до­гово­рить­ся со жре­цами, но бо­юсь, в Ум­ба­ре ее вос­при­мут всерь­ез, раз­ве толь­ко вы­яс­нив, что у нее в Сре­диземье тай­ная мис­сия, лич­но по­ручен­ная са­мим Мор­го­том. И то не раз по­дума­ют. Ты дол­жна мне кое-что по­обе­щать, Эрэн­дис, — серь­ез­но смот­рит он на нее. — Дай мне сло­во, что ни при ка­ких об­сто­ятель­ствах не ста­нешь по­могать им уви­деть­ся. Са­уро­ну и Иш­тар. Я не смо­гу спать спо­кой­но, зная, что по двор­цу раз­гу­лива­ет его со­об­щни­ца.

— Ра­зуме­ет­ся, я не сде­лаю та­кую глу­пость, — воз­му­щен­но от­кли­ка­ет­ся прин­цесса. — Да и как бы мне уда­лось обой­ти стра­жу, что вы выс­та­вили вок­руг тем­ниц? Ни я, ни Иш­тар не уме­ем ста­новить­ся не­види­мыми.

Ког­да Эрэн­дис, на­конец, ока­зыва­ет­ся в сво­их по­ко­ях, она дол­го ле­жит на не­разоб­ранной пос­те­ли, не ше­велясь, не в си­лах по­верить, что не­обыч­ное пу­тешес­твие, на­конец, по­дош­ло к кон­цу. Ра­нее она обе­щала оту­жинать в до­ме те­туш­ки И­орет и про­дол­жить их с Ала­нором не­закон­ченную бе­седу о вой­не, но сей­час ее сил хва­та­ет лишь на то, что­бы поз­вать За­мин и ос­ве­домить­ся о том, чем за­нима­лась Иш­тар в ее от­сутс­твие.

— Ее свет­лость не­важ­но се­бя чувс­тво­вала, — со­об­ща­ет слу­жан­ка. — Нес­коль­ко дней про­вела в пос­те­ли, из­ви­нялась, что не мо­жет ни­кого при­нимать в та­ком сос­то­янии. Я, как и бы­ло ве­лено, ни­чего не го­вори­ла о том, что вы в отъ­ез­де.

— Вот и пре­вос­ходно, — Эрэн­дис ра­ду­ет­ся то­му, что уда­лось из­бе­жать не­нуж­ных объ­яс­не­ний. — Про­дол­жай дер­жать язык за зу­бами.

— Ко­неч­но, ва­ше вы­сочес­тво, — ки­ва­ет За­мин и все же не удер­жи­ва­ет­ся от воп­ро­са: — Ес­ли мне поз­во­лено бу­дет уз­нать… вы ви­дели его? Раз­го­вари­вали с ним?

— Нас поз­на­коми­ли, — ос­то­рож­но от­ве­ча­ет Эрэн­дис. — И не на­пус­кай на се­бя та­кой ис­пу­ган­ный вид, он и не ду­мал вес­ти со мной свет­ские бе­седы и во­об­ще ед­ва за­метил.

— Вот и слав­но, — ра­ду­ет­ся За­мин. — Я се­бе мес­та не на­ходи­ла, бес­ко­неч­но мо­лилась Эру, что­бы до­рога ско­рее при­вела вас до­мой, в це­лос­ти и сох­раннос­ти.

Эрэн­дис ед­ва за­мет­но под­жи­ма­ет гу­бы. От­че­го-то за­бота де­вуш­ки на этот раз не вы­зыва­ет у нее ни­чего, кро­ме раз­дра­жения. И она с тру­дом удер­жи­ва­ет­ся от яз­ви­тель­но­го со­вета За­мин по­молить­ся в сле­ду­ющий раз о том, что­бы она не по­теря­ла свою ра­боту из-за из­лишне­го стрем­ле­ния под­ру­жить­ся с той, ко­му она обя­зана по­вино­вать­ся.

Те­туш­ка И­орет ус­тра­ива­ет в честь воз­вра­щения Ала­нора нас­то­ящий праз­дник, и Эрэн­дис при­ят­но чувс­тво­вать се­бя частью это­го тор­жес­тва, не го­воря уже о том, что ужин в срав­не­нии с пре­об­ла­да­ющи­ми в Нин­да­носе рыб­ны­ми блю­дами ка­жет­ся прос­то вос­хи­титель­ным. Раз­го­вор не сра­зу пе­рете­ка­ет в ин­те­ресу­ющее ее рус­ло, Ала­нор буд­то на­мерен­но из­бе­га­ет вся­ких упо­мина­ний о Кха­муле, но тут ей на по­мощь не­ожи­дан­но при­ходит са­ма И­орет.

— А что с те­ми пре­дате­лями, ко­торые пе­ребе­жали на сто­рону Мор­до­ра в об­мен на веч­ную жизнь? — пря­мо ин­те­ресу­ет­ся она у пле­мян­ни­ка. — Ты их всех пе­рело­вил?

— Часть из них, — ук­лончи­во от­ве­ча­ет Ала­нор. — Но бла­года­ря по­лучен­ной ин­форма­ции на­де­ем­ся вый­ти и на ос­таль­ных. Го­сударь опа­са­ет­ся, что они мо­гут на­чать се­ять сму­ту сре­ди южан. Ду­маю, пра­витель Ум­ба­ра же­ла­ет это­го не боль­ше на­шего.

— Ра­зуме­ет­ся, ес­ли учи­тывать, что его дол­жность — фик­ция, — за­меча­ет Эрэн­дис. — Вот Ко­роль Рун, нап­ри­мер. Ес­тес­твен­но, что вся­кий жрец под­держит став­ленни­ка про­дол­жа­теля де­ла Мор­го­та, ус­пешно­го во­ина, а не жад­но­го прой­до­ху, за­нято­го толь­ко сво­им га­ремом.

— В том-то и де­ло, что не вся­кий, — воз­ра­жа­ет Ала­нор. — Есть у них один на ред­кость прин­ци­пи­аль­ный тип. Уче­ный муж, да­ром что вы­рос в сте­пях в ок­рес­тнос­тях Рун. Поль­зу­ет­ся боль­шим ав­то­рите­том. На­ши лю­ди в Ха­раде за столь­ко лет так и не смог­ли вте­реть­ся к не­му в до­верие. Ког­да мес­тные о нем го­ворят, шу­тят, что ес­ли бы Мор­гот, не при­веди Эру, вер­нулся в Ар­ду и пред­стал пе­ред этим че­лове­ком, тот бы поп­росту раз­жа­ловал его из тем­ных влас­те­линов за не­дос­та­точ­ное со­от­ветс­твие иде­алам, ко­торых он при­дер­жи­ва­ет­ся.

Эрэн­дис вспо­мина­ет­ся раз­го­вор с Иш­тар на пи­ру у ко­роле­вы Ар-Зим­ра­фель. Та то­же упо­мина­ла не­ко­его нес­го­вор­чи­вого жре­ца, без доз­во­ления ко­торо­го Ха­рад не сог­ла­сит­ся по­корить­ся Ар-Фа­разо­ну и по­пыта­ет­ся, вос­поль­зо­вав­шись си­ту­аци­ей, за­во­евать Кханд. Ес­ли сле­ду­ющей их целью ста­нет Рун, ко­роль рис­ку­ет не толь­ко на дол­гие го­ды увяз­нуть в из­ну­ритель­ной и бес­смыс­ленной вой­не без пра­вил, но и пре­ем­ни­ку сво­ему ос­та­вит край­не сом­ни­тель­ное нас­ле­дие.

— А по­чему вы ду­ма­ете, что он нас­тро­ен про­тив Кха­мула? — спра­шива­ет Эрэн­дис. — Я ду­мала, ула­ири в Ум­ба­ре по­ба­ива­ют­ся. А этот жрец, ка­ким бы вли­ятель­ным он ни был, все­го лишь че­ловек из пло­ти и кро­ви.

— Са­урон боль­ше не пок­ро­витель­ству­ет Кха­мулу, — на­поми­на­ет ей Ала­нор. — Пла­ниро­вал ли он от­сту­пить или сдал­ся в плен под гне­том об­сто­ятель­ств, он нед­вусмыс­ленно дал по­нять, что сни­ма­ет с се­бя от­ветс­твен­ность за даль­ней­шие дей­ствия сво­их лю­дей. А без те­ни по­вели­теля за спи­ной Кха­мул в гла­зах жре­цов — не бо­лее чем пе­режи­ток прош­ло­го. Бес­смер­тия он в лю­бой мо­мент мо­жет ли­шить­ся, сто­ит Са­уро­ну по­желать. Те, кто пом­нил его еще че­лове­ком, дав­но умер­ли. В Рун уже мно­го лет нет да­же на­мека на раз­ви­тую го­сударс­твен­ность. Над ле­ген­дой о воз­вра­щении Ко­роля там толь­ко пос­ме­ют­ся.

— Ха­рад­рим и вас­та­ки Рун — фак­ти­чес­ки один на­род, — от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Кха­мулу не обя­затель­но воз­рождать в тех зем­лях древ­нее ко­ролевс­тво. За­дай­те воп­рос в лю­бой сто­ян­ке ко­чев­ни­ков по ту сто­рону Ан­ду­ина, и вам от­ве­тят, что хо­тят жизнь, как в Ум­ба­ре.

— Толь­ко от­то­го, что ум­бар­ские жре­цы ре­гуляр­но по­сыла­ют на вос­ток сво­их про­повед­ни­ков, — сар­кастич­но по­яс­ня­ет Ала­нор. — Ма­гистр Шия, о ко­тором мы толь­ко что го­вори­ли, на­чинал свою карь­еру с та­ких пу­тешес­твий. Ты мо­жешь спро­сить у Пал­ландо, он рас­ска­жет те­бе, ка­кую наг­лую ложь эти воз­му­тите­ли спо­кой­ствия се­яли сре­ди вас­так­ских кла­нов. Один толь­ко миф о не­зави­симос­ти Ум­ба­ра че­го сто­ит. Мог ли я по­думать еще двад­цать лет на­зад, что нам при­дет­ся уг­ро­зами при­мене­ния си­лы до­бивать­ся доз­во­ления вы­садить­ся в ум­бар­ском пор­ту? Что ну­менор­ская кре­пость бу­дет со всех сто­рон ок­ру­жена их ба­зара­ми и гнус­ны­ми до­мами соб­ра­ний, ко­торые они име­ну­ют хра­мами, и мы бу­дем чувс­тво­вать се­бя там зах­ватчи­ками? Что мне, раз­ра­зи их гром, при­дет­ся хо­дить по од­ним ули­цам с кор­са­рами и раз­бой­ни­ками?

— Но ведь ну­менор­цы пос­тро­или кре­пость на мес­те их го­рода, — не вы­дер­жи­ва­ет Эрэн­дис. — Ос­но­вате­ли Ум­ба­ра не мог­ли не по­нимать, что ис­терлин­ги вер­нутся. Они всег­да воз­вра­ща­ют­ся на мес­та сво­их по­селе­ний, осо­бен­но ес­ли там сто­яли хра­мы.

— А нам что же те­перь, встре­чать их с рас­прос­терты­ми объ­яти­ями? — воз­му­ща­ет­ся те­туш­ка И­орет. — Та­кими тем­па­ми, сле­ду­ющий храм они пос­тро­ят в Ну­мено­рэ! Вам еще по­вез­ло, ва­ше вы­сочес­тво, что ни­ког­да в жиз­ни вам не при­ходи­лось об­щать­ся с ис­терлин­га­ми. Вот ко­му па­лец в рот не кла­ди. Взять да­же гостью ва­шу, уж на что мер­зкий на­род ва­ри­аги, а сколь­ко лет она с ни­ми рос­ла, и се­мей­ка ее не по­вод для гор­дости, но врож­денное ну­менор­ское бла­городс­тво не ут­ра­тить, ку­да бы ни за­нес­ла те­бя судь­ба. И пос­мотри­те на ее сви­ту. Нас­то­ящие ди­кари!

Изыс­канные блю­да гос­по­жи И­орет вне­зап­но пе­рес­та­ют ка­зать­ся Эрэн­дис та­кими уж ап­пе­тит­ны­ми, а жар­кое при­об­ре­та­ет неп­ри­ят­ный прив­кус кар­то­на. Лорд Ала­нор пос­пешно ме­ня­ет те­му, но прин­цесса вы­дер­жи­ва­ет лишь пред­пи­сан­ный эти­кетом ми­нимум вре­мени и, сос­лавшись на ус­та­лость, воз­вра­ща­ет­ся в дво­рец.

— Все это глу­пос­ти, — на­поми­на­ет она се­бе, гля­дя в зер­ка­ло. — А че­го ты ожи­дала пос­ле вой­ны?

На сле­ду­ющий день са­мочувс­твие Иш­тар зна­читель­но улуч­ша­ет­ся, и она на­ходит в се­бе си­лы вый­ти на про­гул­ку в сад. На до­лю се­кун­ды Эрэн­дис ох­ва­тыва­ет со­жале­ние о том, что она не мо­жет рас­ска­зать под­ру­ге о пе­репол­ня­ющих ее впе­чат­ле­ни­ях. Вмес­то это­го она, не ви­дя смыс­ла скры­вать оче­вид­ное, под­твержда­ет пра­виль­ность их до­гадок.

— Зна­чит, он в Ар­ме­нело­се, — Иш­тар как буд­то не­веря­ще ка­ча­ет го­ловой. — Мне до сих пор слож­но по­верить, что он на это все-та­ки ре­шил­ся.

— Кто ре­шил­ся? — с ус­мешкой спра­шива­ет Эрэн­дис. — Тар-Май­рон или ко­роль?

— Им обо­им уда­лось ме­ня уди­вить, — Иш­тар улы­ба­ет­ся в от­вет. — По­жалуй, не сто­ит упо­минать об этом в ре­чи, ко­торую я под­го­тови­ла для встре­чи с его ве­личес­твом. И что же, те­перь он так и бу­дет ос­та­вать­ся в тем­ни­цах?

— Ско­ро мы уз­на­ем, — Эрэн­дис поп­равля­ет на­кид­ку: они сто­ят на смот­ро­вой пло­щад­ке двор­цо­вого пар­ка, от­кры­той всем вет­рам, — и не­ожи­дан­но спра­шива­ет: — Иш­тар, рас­ска­жите мне о ма­гис­тре Шие.

— Я не зна­кома с ним, я ведь го­вори­ла вам преж­де, — без те­ни удив­ле­ния от­ве­ча­ет та. — И ес­ли хоть по­лови­на слу­хов прав­ди­ва, пред­почла бы не встре­чать­ся как мож­но доль­ше.

— А ва­ши… ва­ши при­яте­ли… то есть, те, с кем вам при­ходи­лось встре­чать­ся в Мор­до­ре, — Эрэн­дис тща­тель­но под­би­ра­ет сло­ва, — они, воз­можно, зна­ют боль­ше?

— Шия при­ходил в Мор­дор, ког­да я бы­ла в дру­гом мес­те, — тон Иш­тар вдруг ста­новит­ся очень хо­лод­ным, буд­то она вспом­ни­ла о чем-то неп­ри­ят­ном. — Он тог­да еще не был ма­гис­тром, а я… по­жалуй, мож­но ска­зать, бы­ла весь­ма да­лека от то­го, что­бы стать со­бой се­год­няшней. Май­рон его не учил, с жи­теля­ми ци­таде­ли он ха­рак­те­рами не со­шел­ся. Они ведь все по на­туре во­ины, а Шия — че­ловек сов­сем дру­гого скла­да. Ник­то и не ожи­дал, что он вер­нется, да еще и при тра­гичес­ких об­сто­ятель­ствах.

— Что у не­го про­изош­ло? — Эрэн­дис ка­жет­ся, что она уже зна­ет от­вет. Что, в кон­це кон­цов, мог­ло про­изой­ти с прос­тым вас­та­ком в те нес­по­кой­ные вре­мена, ес­ли да­же Мор­дор по­казал­ся ему под­хо­дящим прис­та­нищем.

— Он по­терял семью, мать, лю­бимо­го бра­та, — оз­ву­чива­ет ее по­доз­ре­ния Иш­тар. — Чу­дом смог спас­ти од­ну из пле­мян­ниц. Он ос­та­вил ее на по­пече­ние жен­щин ци­таде­ли. Орк­ских жен­щин, ра­зуме­ет­ся.

— Бед­ная де­воч­ка, — сод­ро­га­ет­ся Эрэн­дис от од­ной мыс­ли. — Ужас­ная судь­ба — быть вос­пи­тан­ной ор­ка­ми.

— С каж­дым днем я все боль­ше убеж­да­юсь, что быть вос­пи­тан­ной людь­ми или эль­фа­ми — не нас­толь­ко уж боль­шая при­виле­гия, — из­ги­ба­ет бровь Иш­тар. — Ор­ки от­ли­ча­ют­ся лишь тем, что в их слу­чае фор­ма со­от­ветс­тву­ет со­дер­жа­нию, и те­бе тре­бу­ет­ся ку­да мень­ше вре­мени, что­бы на­чать их не­нави­деть. Шие, во вся­ком слу­чае, все это не ме­шало. Он ос­та­вил ре­бен­ка в Ба­рад Ду­ре и ушел.

— И что с ней ста­ло по­том? С этой де­воч­кой? — взвол­но­ван­но спра­шива­ет Эрэн­дис. Иш­тар рав­но­душ­но по­жима­ет пле­чами.

— Она рос­ла, как и по­лага­ет­ся ре­бен­ку. Я ви­дела ее, ког­да впер­вые при­еха­ла в Мор­дор. Ка­жет­ся, по­том Май­рон го­ворил мне, что ког­да она ок­репла и ус­по­ко­илась, ее пе­реда­ли на по­пече­ние лю­дям. Шия мно­го лет не вспо­минал о пле­мян­ни­це. А ког­да сно­ва за­ин­те­ресо­вал­ся ее судь­бой, ра­зыс­кать уже не смог.

— Ду­ма­ете, по­это­му он хо­чет за­во­евать Кханд? — за­думы­ва­ет­ся прин­цесса. — Из мес­ти? Ведь его род­ные на­вер­ня­ка бы­ли уби­ты ва­ри­ага­ми.

— Здесь все сме­шалось — месть, по­лити­ка, про­рочес­тва, — от­ве­ча­ет Иш­тар. — Ма­гистр Шия при­над­ле­жит к те­чению, по­лага­юще­му, что прос­тых мо­литв для приб­ли­жения воз­вра­щения Мель­ко­ра не­дос­та­точ­но. И ес­ли на жер­твен­ник суж­де­но про­лить­ся кро­ви, он от­даст пред­почте­ние кро­ви чу­жезем­ца. Это ве­яние пе­ри­оди­чес­ки воз­рожда­ет­ся и сно­ва до по­ры ис­че­за­ет. Весь­ма рас­простра­нен­ный сре­ди вель­мож ха­рад­рим ме­тод све­дения сче­тов и ус­тра­нения кон­ку­рен­тов.

— Как же вы не бо­итесь воз­вра­щать­ся ту­да, Иш­тар! — пот­ря­сен­но вы­дыха­ет Эрэн­дис. — Ведь вы то­же чу­жезем­ка сре­ди ва­ри­агов и в слу­чае че­го уже не смо­жете ук­рыть­ся в Мор­до­ре.

— Я ни­ког­да не со­бира­лась бе­жать в Мор­дор пря­тать­ся, — не­до­умен­но смот­рит на нее Иш­тар. — Я ви­дела вой­ну бли­же, чем вы мо­жете се­бе пред­ста­вить, моя ми­лая, и, к то­му же, слиш­ком по­лез­на для Кхан­да, что­бы они пы­тались от ме­ня из­ба­вить­ся. Что ка­са­ет­ся Шии, он мне до край­нос­ти не­сим­па­тичен, но я его не бо­юсь. Хо­тя и в их за­бав­ное про­тивос­то­яние с Кха­мулом вме­шивать­ся не ста­ну.

— Вам и об этом из­вес­тно? — ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за Эрэн­дис. Ес­ли бы она не зна­ла, что это не­воз­можно, ре­шила бы, что жен­щи­на весь вче­раш­ний ужин прос­то­яла у нее за пле­чом, вни­матель­но прис­лу­шива­ясь к каж­до­му сло­ву.

— Об этом из­вес­тно каж­до­му, за ис­клю­чени­ем во­ена­чаль­ни­ков ва­шего ко­роля, — ве­село от­ве­ча­ет Иш­тар. — А вот этот мо­мент, нап­ро­тив, неп­ре­мен­но сто­ит от­ра­зить в мо­ей ре­чи. Не спра­шивай­те ме­ня, по­чему, я всег­да те­ря­юсь, ког­да речь за­ходит об от­но­шени­ях меж­ду родс­твен­ни­ками. Зна­ла я од­ну семью, у от­ца бы­ло три сы­на и мно­жес­тво вну­ков… каж­дая се­мей­ная ссо­ра от­зы­валась ре­зонан­сом в жиз­ни всех, ко­му не пос­час­тли­вилось с ни­ми повс­тре­чать­ся или, что еще ху­же, по­род­нить­ся...

— По­дож­ди­те, — ос­та­нав­ли­ва­ет ее Эрэн­дис, чувс­твуя, как от изо­билия ин­форма­ции в без­за­бот­ной бол­товне Иш­тар у нее го­лова идет кру­гом. — Ма­гистр Шия и Кха­мул — родс­твен­ни­ки? Но раз­ве у Кха­мула бы­ла семья?

— А по­чему вас это удив­ля­ет? — по­водит пле­чом Иш­тар. — Хра­ните­ли де­вяти ко­лец до то­го, как приш­ли к Май­ро­ну, бы­ли людь­ми. Каж­дый с при­меча­тель­ной по-сво­ему би­ог­ра­фи­ей. Ес­тес­твен­но, у них бы­ли же­ны, де­ти, у боль­шинс­тва — впол­не счас­тли­вые семьи. Шия — ка­кой-то даль­ний по­томок Кха­мула. Та­ких в зем­ле Рун мно­го, ес­ли за­дать­ся целью ис­кать. Прос­то не­кото­рые семьи пе­реда­ют эту па­мять из по­коле­ния в по­коле­ние, а не­кото­рые пос­те­пен­но за­быва­ют. Или вы ду­мали, вли­яние кла­на оп­ре­деля­ет­ся толь­ко ко­личес­твом овец?

— Я… я не зна­ла, — ти­хо от­ве­ча­ет Эрэн­дис. В этот мо­мент ей вдруг ста­новит­ся поч­ти что фи­зичес­ки боль­но от мыс­ли о том, как мно­го ее ро­дите­ли и ба­буш­ка поп­росту не ус­пе­ли ей рас­ска­зать.

— Ра­дуй­тесь, что у ме­ня фо­тог­ра­фичес­кая па­мять, — не за­метив или на­мерен­но про­иг­но­риро­вав сме­ну ее нас­тро­ения, про­дол­жа­ет Иш­тар. — В Мор­до­ре то­же есть свои двор­цо­вые хро­ники, и я пом­ню на­изусть все, что ког­да-ли­бо про­чита­ла. О каж­дом. Про­фес­си­ональ­ная де­фор­ма­ция, я на­чина­ла с то­го, что дос­тавля­ла кор­респон­денцию, то­же в весь­ма нес­по­кой­ное вре­мя. За­час­тую пос­ла­ния пе­реда­вались на сло­вах, и не­точ­ности мог­ли очень до­рого мне сто­ить. И сей­час все это на­чина­ет, на­конец-то, при­носить пло­ды, — за­дум­чи­во до­бав­ля­ет она.

Еще че­рез нес­коль­ко дней Эрэн­дис в по­кои при­носят пись­мо из Ро­мен­ны, пе­ревя­зан­ное шел­ко­вой лен­той с кис­точка­ми. Ар-Зим­ра­фель в свой­ствен­ной ей сдер­жанной ма­нере со­об­ща­ет о воз­вра­щении в ну­менор­ские га­вани ко­ролев­ско­го фло­та. Его ве­личес­тво, ко­роль Ар-Фа­разон, рас­счи­тыва­ет быть в Ар­ме­нело­се не­замед­ли­тель­но пос­ле окон­ча­ния под­го­тов­ленных для не­го праз­дненств, в ак­ку­рат к еже­год­но­му вос­хожде­нию на Ме­нель­тар­му.

Да­же в зной­ный лет­ний день власть в До­лине Гроб­ниц при­над­ле­жит лишь про­низы­ва­юще­му до са­мых кос­тей не­умо­лимо­му хо­лоду. Эрэн­дис чувс­тву­ет при­кос­но­вение его ле­дяных паль­цев, ког­да, сле­дом за ко­роле­вой про­водит ру­кой по из­го­ловью вы­точен­но­го из бе­лого мра­мора ло­жа, при­над­ле­жаще­го дрем­лю­щему ка­мен­но­му ры­царю в бо­евом об­ла­чении. В по­лум­ра­ке пе­щеры по­чив­ший пра­витель ма­ло по­хож на из­ва­яние, и ка­жет­ся, буд­то он вот-вот от­кро­ет гла­за и вый­дет к ожи­да­юще­му его на­роду, что­бы воз­гла­вить тор­жес­твен­ное вос­хожде­ние на Ми­нул-Та­рик и про­из­нести по­ложен­ные мо­лит­вы Илу­вато­ру.

Эрэн­дис это мес­то не по ду­ше: под­чер­кну­тый ми­нима­лизм за­хоро­нений в Ной­ри­нен буд­то на­мерен­но про­тиво­пос­тавлен рос­ко­ши ис­терлинг­ских кур­га­нов. Про­вожая сво­их пред­во­дите­лей в их пос­леднее пу­тешес­твие, ну­менор­цы про­яв­ля­ют по­рази­тель­ную бес­печность, не ос­тавляя им ни зо­лота, что­бы пре­под­нести в дар пок­ро­витель­ни­це Ве­лико­го мо­ря, ни ору­жия, что­бы за­щитить­ся от воз­можных опас­ностей, под­сте­рега­ющих в дол­гой до­роге. Единс­твен­ные клин­ки здесь вы­точе­ны из мяг­ко­го из­вес­тня­ка, ибо зап­рет вно­сить на Ме­нель­тар­му все, что мо­жет быть ис­поль­зо­вано для тво­рения или унич­то­жения, рас­простра­ня­ет­ся да­леко за пре­делы свя­тили­ща.

— Мой отец, — го­лос Ар-Зим­ра­фель зву­чит над­трес­ну­то, хо­тя гла­за ее су­хи и об­лик по­лон царс­твен­но­го спо­кой­ствия, — по­ложив­ший свою жизнь на ал­тарь бла­гопо­лучия Ну­мено­рэ, воз­ро­дил древ­ний обы­чай три ра­за в год под­ни­мать­ся на вер­ши­ну свя­щен­ной го­ры, да­бы прос­ла­вить Эру. Се­год­ня один из та­ких дней, Эру­лай­та­лэ, день се­реди­ны ле­та, и бла­года­ря Эру за да­рован­ные Им ве­личай­шие бла­га, мы вспо­мина­ем и тех, кто уже не мо­жет быть ря­дом с на­ми.

Ко­роле­ва шес­тву­ет в глубь пе­щеры, не за­мечая, что по­дол ее платья нас­квозь про­питал­ся осе­да­ющей на се­рых кам­нях ро­сой. Эту речь с нез­на­читель­ны­ми от­ступ­ле­ни­ями она про­из­но­сит каж­дый праз­дник, от­да­вая долг па­мяти пред­кам, и хо­тя прид­ворные да­мы уже, дол­жно быть, вы­учи­ли ее на­изусть, ник­то не ре­ша­ет­ся да­же ше­потом на­рушить тор­жес­твен­ную ти­шину, по­ка Ар-Зим­ра­фель в за­дум­чи­вос­ти сто­ит над со­сед­ней мо­гилой.

— Здесь по­ко­ит­ся мой дед, ко­роль Ар-Ги­миль­зор, — те­перь на ее ли­це от­четли­во чи­та­ет­ся неп­ри­язнь. — В сво­ем заб­лужде­нии он пы­тал­ся ос­та­вить тра­диции по­чита­ния Эру и ва­лар в прош­лом. Мы мо­жем толь­ко пред­по­лагать, как бы из­ме­нил бу­дущее Ну­мено­рэ ус­пех его пла­нов. Его ве­личес­тво был прос­лавлен­ным го­сударс­твен­ным му­жем, хо­тя дни его прав­ле­ния нель­зя наз­вать свет­лы­ми и без­мя­теж­ны­ми. От­го­лос­ки бы­лых раз­до­ров мы слы­шим и се­год­ня, хо­тя я счас­тли­ва соз­на­вать, что мой суп­руг, да прод­лит Эру его го­ды, де­ла­ет все воз­можное для то­го, что­бы вер­нуть мир и проц­ве­тание этим зем­лям, а так­же друж­бу с квен­ди, так не­ос­то­рож­но на­ми ут­ра­чен­ную. Мое сер­дце осо­бен­но ра­ду­ет при­езд на­шего до­рого­го дру­га Пал­ландо, что се­год­ня вмес­те с на­ми со­вер­шит вос­хожде­ние и бу­дет про­сить Эру за Ну­мено­рэ и всех нас.

Эрэн­дис не зна­ет, о чем го­ворит ко­роль Ар-Фа­разон, по­сещая гроб­ни­цы Ной­ри­нен — он ни­ког­да не бе­рет с со­бой соп­ро­вож­да­ющих, — од­на­ко от­че­го-то ей ка­жет­ся, что его об­ра­щение к ушед­шим ко­ролям ра­зитель­но от­ли­ча­ет­ся от по­хожих на са­мо­убеж­де­ние слов Ар-Зим­ра­фель. Прин­цесса без­различ­но сколь­зит взгля­дом по су­рово­му и да­же в пос­мертии отя­гощен­но­му за­бота­ми и пе­чаля­ми ли­цу Ар-Ги­миль­зо­ра, а в па­мяти ее так нек­ста­ти зву­чит ве­селый го­лос Иш­тар.

— Ва­шего по­кой­но­го го­суда­ря пре­воз­но­сят со­вер­шенно не­оп­равдан­но, — от­вле­чен­но рас­сужда­ет та, си­дя пря­мо на тра­ве, прис­ло­нив­шись спи­ной к де­реву. — Прос­тым от­ри­цани­ем влас­ти ва­лар мож­но бы­ло уди­вить ко­го-то во вре­мена его пра­деда, ко­роля Ар-Аду­нако­ра, лю­ди тог­да во­об­ще бы­ли кон­серва­тив­нее, чем се­год­ня. Что до нас­ледни­ков, они, ско­рее, дей­ство­вали по инер­ции, доб­лести в этом ма­ло.

— Что же еще вы от них хо­тите? — удив­ля­ет­ся Эрэн­дис. — Сре­ди ну­менор­цев в этом воп­ро­се по-преж­не­му нет единс­тва.

— И со­вер­шенно спра­вед­ли­во, — по­жима­ет пле­чами Иш­тар. — Вы не мо­жете пе­речер­кнуть ты­сячи лет ис­то­рии, все­го лишь зап­ре­тив ис­поль­зо­вать эль­фий­ские язы­ки и взяв вы­соко­пар­ное имя на аду­на­ике. Ба­ланс нель­зя на­рушать. За­бирая, не­об­хо­димо пред­ло­жить что-то вза­мен. Тог­да и пе­реме­ны не бу­дут столь бо­лез­ненны­ми.

— Ко­роль Тар-Па­лан­тир го­ворил о не­об­хо­димос­ти воз­рожде­ния от­но­шений с эль­фа­ми, — на­поми­на­ет Эрэн­дис. — Пусть из-за мо­ря боль­ше не при­ходят ко­раб­ли, мы еще мо­жем най­ти со­юз­ни­ков на боль­шой зем­ле. По­ка что го­сударь не слиш­ком бла­гос­кло­нен к этой идее, но ко­роле­ва го­рит же­лани­ем про­дол­жить де­ло сво­его от­ца. Про­дол­жить са­мос­то­ятель­но, а не ста­рани­ями лор­да Аман­ди­ла.

— Все это за­бав­но, но так и ос­та­нет­ся праз­дны­ми раз­го­вора­ми, — пре­неб­ре­житель­но от­ма­хива­ет­ся Иш­тар. — Воз­вра­та к прош­ло­му быть не мо­жет. Не вы ли да­веча на­поми­нали: нич­то не вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся. За эти го­ды из­ме­нились и эль­фы, и лю­ди, и са­ма Ар­да.

— Раз­ве кра­еуголь­ный ка­мень ва­шей ве­ры не воз­вра­щение к прош­ло­му? — не вы­дер­жи­ва­ет Эрэн­дис и тут же при­кусы­ва­ет язык, та­ким об­жи­га­юще хо­лод­ным взгля­дом оки­дыва­ет ее Иш­тар.

— У вас в го­лове все сме­шалось, — с со­жале­ни­ем кон­ста­тиру­ет она. — Для Мель­ко­ра не су­щес­тву­ет та­кого по­нятия, как вре­мя, оно, ско­рее, нуж­но прос­тым смер­тным, что­бы не по­терять­ся в том оке­ане воз­можнос­тей, что от­кры­ты для их фэа. Нас­то­ящая сво­бода ни­чем не мо­жет быть ог­ра­ниче­на, но не бо­ят­ся ли лю­ди боль­ше все­го на све­те имен­но сво­боды и от­ветс­твен­ности за сде­лан­ный вы­бор? В не­запа­мят­ные вре­мена ва­ши обо­жа­емые квен­ди по­кину­ли Ва­линор, на собс­твен­ной шку­ре из­ве­дав, что вле­чет за со­бой сво­бода вы­бора. Им, ка­жет­ся, не пон­ра­вилось. Ра­ди то­го, что­бы вер­нуть­ся об­ратно, они бук­валь­но бы­ли го­товы пе­ревер­нуть не­бо и зем­лю, а те, что ос­та­лись в Сре­диземье, жи­вут в пле­ну вос­по­мина­ний, со­жале­ний и меч­та­ний о нес­бывшем­ся, ни во что ни вме­шива­ют­ся, ни к че­му не стре­мят­ся. И от ко­го, ес­ли не от них, лю­ди впи­тали этот бес­смыс­ленный страх? — Иш­тар не­дол­го мол­чит. — Для Мель­ко­ра нет вре­мени. А ес­ли вре­мени нет, зна­чит, нет прош­ло­го или бу­дуще­го. И нет смер­ти.

— Вре­мя здесь как буд­то ос­та­нови­лось, — зву­чит пря­мо над ухом Эрэн­дис го­лос Ар-Зим­ра­фель, и де­вуш­ка вы­нуж­де­на вер­нуть­ся к ре­аль­нос­ти. По­сеще­ние гроб­ниц под­хо­дит к кон­цу, а зна­чит, ее ждет дол­гий и уто­митель­ный подъ­ем, а за­тем нес­коль­ко ча­сов мо­лит­вы, каж­дую се­кун­ду ко­торой она бу­дет чувс­тво­вать се­бя пре­датель­ни­цей — не­из­вес­тно, ка­кого на­рода в боль­шей сте­пени. Впро­чем, на ли­це ко­роле­вы на этот раз она то­же не ви­дит ра­дос­тно­го пред­вку­шения.

— В До­лине гроб­ниц я всег­да чувс­твую се­бя по­терян­ной, — приз­на­ет­ся Эрэн­дис. — Ведь где-то по­хоро­нены и мои ро­дите­ли, ба­буш­ки и де­душ­ки. А я уже ни­ког­да не уз­наю, ка­кими они бы­ли, и не смо­гу по­сетить их мо­гилы. Ес­ли им во­об­ще вы­пала та­кая рос­кошь, как дос­той­ное пог­ре­бение.

Прин­цесса ожи­да­ет от Ар-Зим­ра­фель яз­ви­тель­ной от­по­веди, но та не­ожи­дан­но креп­ко стис­ки­ва­ет ее ла­донь.

— Фа­разон ког­да-то пы­тал­ся уз­нать, кем бы­ли ва­ши ро­дите­ли, — глу­хо про­из­но­сит она. — Воз­можно, возь­мись он за де­ло сра­зу, ва­ши пе­реме­щения еще мож­но бы­ло от­сле­дить. Но, са­ми по­нима­ете, вой­на... И мно­гие ну­менор­цы так и не вер­ну­лись с нее до­мой и да­же не удос­то­ились упо­ко­ить­ся на род­ной зем­ле.

— На­ша род­ная зем­ля — Бе­лери­анд, — не­ожи­дан­но рез­ко от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Так, по край­ней ме­ре, счи­та­ет Иш­тар. И его боль­ше нет.

— Я сов­сем за­была об Иш­тар во всей этой су­мато­хе, — под­жи­ма­ет гу­бы Ар-Зим­ра­фель. — Вы­ходит, зря я отос­ла­ла вас так ра­но из Ро­мен­ны. Фа­разо­ну ваш отъ­езд при­шел­ся не по ду­ше, а о его тай­ных де­лах вы так ни­чего и не уз­на­ли.

— Лорд Ала­нор по­доз­ре­ва­ет всех и вся, как обыч­но, — не­вин­но раз­во­дит ру­ками Эрэн­дис. — А ле­ди И­орет — вы ведь зна­ете ее веч­ные чу­дачес­тва. Я ни­чего не мог­ла по­делать.

— По край­ней ме­ре, од­на по­ложи­тель­ная сто­рона в этом все же име­ет­ся, — приз­на­ет ко­роле­ва. — Иш­тар не встре­тилась с пос­лом Ха­рада преж­де мо­его суп­ру­га, а зна­чит, у них не бы­ло вре­мени сго­ворить­ся.

— Что ме­шало им сде­лать это рань­ше, до ка­питу­ляции Мор­до­ра? — они, на­конец, вы­ходят из пе­щеры, и Эрэн­дис жму­рит­ся от ос­ле­питель­но­го сол­нечно­го све­та. — Не ду­маю, что Иш­тар пус­ти­лась бы в путь, не пре­дус­мотрев все воз­можные ва­ри­ан­ты.

— И все же кое-че­го она учесть не мог­ла, — ко­роле­ва поз­во­ля­ет се­бе лег­кую по­лу­улыб­ку. — Ха­рад­рим от­пра­вили в Ар­ме­нелос вов­се не то­го пос­ла, ко­торо­го пла­ниро­вали из­на­чаль­но. Этот че­ловек по­явил­ся в ок­ру­жении пра­вите­ля Ха­рада сов­сем не­дав­но и уже ус­пел до­казать свою спо­соб­ность к ве­дению пе­рего­воров без клин­ка, прис­тавлен­но­го к гор­лу. Он да­же за­ин­те­ресо­вал Фа­разо­на. Пос­ле их встре­чи мой суп­руг был весь­ма во­оду­шев­лен.

— А вы не на­ходи­те это стран­ным? — за­мед­ля­ет шаг Эрэн­дис. — В Ха­раде че­ловек, по­явив­ший­ся из ни­от­ку­да, не мо­жет сде­лать столь стре­митель­ную карь­еру. Он дол­жен был пред­ло­жить их пра­вите­лю что-то очень ве­сомое.

— Он маг, — па­риру­ет Ар-Зим­ра­фель. — Не ба­зар­ный фо­кус­ник, ка­ких сре­ди южан сот­ни, а нас­то­ящий вол­шебник, на­делен­ный да­ром и боль­шой муд­ростью. Ха­раду дав­но не да­вали по­коя при­виле­гии, ко­торы­ми поль­зу­ет­ся ко­роль Ну­мено­ра, под­дер­жка си­них ма­гов — сре­ди все­го про­чего, и они бы­ли счас­тли­вы нем­но­го урав­нять счет.

— И вас это не пу­га­ет? — хму­рит­ся Эрэн­дис. — Где был этот вол­шебник рань­ше и по­чему ре­шил за­явить о се­бе имен­но сей­час, в та­кой удоб­ный мо­мент? Не то, что бы я не­до­оце­нива­ла гос­по­дина Пал­ландо, но…

— Я по­нимаю твои тре­воги, но за­будь их, — ос­та­нав­ли­ва­ет ее ко­роле­ва. — Лан­гон на на­шей сто­роне. До по­ры.

— Лан­гон? — имя ма­га вне­зап­но ка­жет­ся Эрэн­дис смут­но зна­комым. — Вы­ходит, он не ис­терлинг?

— По­хоже, что нет, — от­ве­ча­ет ко­роле­ва. — Он ро­дом из се­вер­ных зе­мель. Мне дос­та­точ­но то­го, что Ала­тар зна­ет, что эта за пти­ца и от­ку­да яви­лась. Во вся­ком слу­чае, этот че­ловек точ­но не став­ленник Мор­до­ра. Са­уро­на и все, что с ним свя­зано, он не­нави­дит лю­той не­навистью и счи­та­ет нас­то­ящей по­гибелью для Ха­рада. Ула­ири его не за­пугать. Ес­ли им с Фа­разо­ном удас­тся най­ти об­щий язык, твою мис­сию в от­но­шение Иш­тар мож­но бу­дет счи­тать ис­полнен­ной.

— Как это? — не­пони­ма­юще смот­рит на нее Эрэн­дис. — Вы ду­ма­ете, Лан­гон сог­ла­сит­ся на ее ус­ло­вия? А как же жре­цы?

— О чем вы толь­ко ду­ма­ете? — со смеш­ком от­кли­ка­ет­ся ко­роле­ва. — Ес­ли че­рез Лан­го­на нам удас­тся зак­лю­чить до­говор с Ха­радом, Иш­тар поп­росту ста­новит­ся нам не нуж­на. Бу­дущее Юга — за прос­ве­щен­ны­ми и та­лан­тли­выми ли­дера­ми, а не кли­кой от­ста­лых жре­цов. Ес­ли они ос­та­нут­ся в мень­шинс­тве, мы смо­жем, на­конец, вер­нуть Ум­бар, а они по­лучат Кханд и столь свя­то ве­ру­ющих в их от­вра­титель­ное уче­ние ва­ри­агов, и на дол­гие го­ды бу­дут изо­лиро­ваны по ту сто­рону Ан­ду­ина. В кон­це кон­цов, — до­бав­ля­ет она, — ес­ли да­же са­ма Иш­тар приз­на­ет, что их ро­дина — за­тонув­ший Бе­лери­анд, у них не ос­та­ет­ся ни­каких прав на ну­менор­скую зем­лю.

— А что бу­дет с Иш­тар? — с сом­не­ни­ем смот­рит на нее Эрэн­дис. — Ей вы то­же поз­во­лите у­ехать?

— Ни в ко­ем слу­чае, — удив­ля­ет­ся Ар-Зим­ра­фель. — Я ведь дав­ным-дав­но ска­зала те­бе, что но­ги этой не­годяй­ки в Сре­диземье боль­ше не бу­дет. Пос­мотрим, нас­коль­ко она до­рога родс­твен­ничкам, что ны­не за­та­ились где-то, как кры­сы. Впро­чем, в их вза­имо­выруч­ку я нис­коль­ко не ве­рю. Так что, по­лагаю, ее ждет та­кая же судь­ба, как и всех про­чих го­сударс­твен­ных прес­тупни­ков.

— Но ведь Иш­тар ни­чего не сде­лала! — воз­му­щен­но вос­кли­ца­ет Эрэн­дис, с тру­дом вос­ста­нав­ли­вая са­мокон­троль. Нес­лы­хан­ная глу­пость — поз­во­лять ко­роле­ве уви­деть ее сла­бос­ти. Од­на­ко Ар-Зим­ра­фель не об­ра­ща­ет вни­мания на ее не­годо­вание, нас­лажда­ясь сво­ей про­думан­ной местью.

— Что нас­чет об­ви­нений в шпи­она­же? Родс­тва с от­ступ­ни­ком, при­гово­рен­ным к смер­ти во всех сво­бод­ных зем­лях? Не­од­нократ­ных ви­зитов в Мор­дор, факт ко­торых она да­же не тру­дит­ся от­ри­цать? Я уже мол­чу об их мер­зос­тном ве­ро­уче­нии, что она, как мне до­нес­ли, прак­ти­ку­ет и здесь, в са­мом сер­дце Ну­мено­рэ, на­кану­не свя­щен­но­го дня Эру­лай­та­лэ! К то­му же, ес­ли од­нажды она уже пре­дала Са­уро­на, что по­меша­ет ей пос­ту­пить так же по от­но­шению к нам? У вас слиш­ком мяг­кое сер­дце, прин­цесса. Поз­воль­те на­пом­нить, что вы дол­жны ду­мать, в пер­вую оче­редь, о бла­ге ди­нас­тии.

— Ваш отец ду­мал о бла­ге ди­нас­тии, — пе­реби­ва­ет ее Эрэн­дис, — и всю жизнь бо­рол­ся с бес­смыс­ленным кро­воп­ро­лити­ем! Ес­ли вы в это не ве­рите, к че­му бы­ли кра­сивые сло­ва над его мо­гилой? И в чем был смысл на­шей по­беды над Мор­до­ром, ес­ли она оз­на­мену­ет­ся каз­ня­ми и рас­пра­вами? Судь­ба Кхан­да, судь­ба Рун не мо­жет за­висеть от то­го, кто из ва­ших со­юз­ни­ков не­нави­дит Са­уро­на!

— По­жалуй­ста, не утом­ляй­те ме­ня этим вздо­ром, — воз­во­дит взгляд Ар-Зим­ра­фель. — Ес­ли мне по­надо­бит­ся кон­суль­та­ция вос­пи­тан­ни­цы мо­его суп­ру­га при уп­равле­нии го­сударс­твом, я вас не­мед­ленно из­ве­щу. А по­ка из­воль­те про­из­но­сить бла­гос­ло­вение на каж­дое ре­шение ва­шей ко­роле­вы, — она не­хоро­шо улы­ба­ет­ся. — Иш­тар свою роль сыг­ра­ла до кон­ца. На ва­шем мес­те я бы боль­ше тре­вожи­лась о собс­твен­ном бу­дущем.

Ар-Зим­ра­фель рез­ко вы­пус­ка­ет ее ру­ку и под­ни­ма­ет­ся в од­ну из ка­рет, что дол­жна дос­та­вить их к мес­ту на­чала шес­твия. Эки­паж тро­га­ет­ся с мес­та, а Эрэн­дис все еще сто­ит не­под­вижно, по­ка на ка­менис­той пло­щад­ке не на­чина­ют по­яв­лять­ся сле­довав­шие за ни­ми прид­ворные да­мы.

По­доз­вав За­мин зна­ком, она де­ла­ет то, о чем, вне вся­ких сом­не­ний, впос­ледс­твии по­жале­ет, — имен­но по­это­му от­кла­дывать мол­ни­енос­но при­нятое ре­шение ни в ко­ем слу­чае не сле­ду­ет.

— Воз­вра­щай­ся в Ар­ме­нелос, — ти­хо от­да­ет она рас­по­ряже­ние. — Пе­редай от ме­ня со­об­ще­ние ле­ди Иш­тар. Толь­ко лич­но, с гла­зу на глаз, и не взду­май об­суждать это ни с кем во двор­це, да­же с ее людь­ми.

— Как мож­но, ва­ше вы­сочес­тво, — то­роп­ли­во за­веря­ет ее За­мин. — Что я дол­жна ска­зать?

— Толь­ко од­но, — соб­равшись с ду­хом, от­ве­ча­ет Эрэн­дис. — Ска­жи ей, что по­сол Ха­рада — вол­шебник по име­ни Лан­гон. У не­го что-то есть про­тив нее. Ес­ли это во­об­ще име­ет ка­кое-то зна­чение, име­ни бу­дет дос­та­точ­но.

— Ее свет­лости гро­зит опас­ность? — взвол­но­ван­но спра­шива­ет За­мин. — И… Фа­ду то­же?

Эрэн­дис раз­дра­жен­но смот­рит на слу­жан­ку, но по­том ре­ша­ет, что в дан­ный мо­мент ее не­жела­тель­ное ув­ле­чение мо­жет пос­лу­жить все­об­ще­му бла­гу.

— И ему, — под­твержда­ет она, ис­крен­не на­де­ясь, что ее сло­ва не ус­лы­шит не­наро­ком ка­кой-ни­будь злоб­ный дух. — А вот до ка­кой сте­пени — пусть Иш­тар са­ма де­ла­ет вы­воды. От­прав­ляй­ся не­мед­ленно и пос­та­рай­ся уп­ра­вить­ся как мож­но ско­рее.

За­мин пос­лушно ки­ва­ет и ис­че­за­ет в тол­пе, а Эрэн­дис де­лит эки­паж с вез­де­сущей те­туш­кой И­орет. День толь­ко на­чина­ет­ся, и до окон­ча­ния мо­лит­вы она не мо­жет поз­во­лить се­бе да­же гло­ток слад­кой во­ды. Спут­ни­ца ее, впро­чем, без­застен­чи­во поль­зу­ет­ся при­виле­ги­ями воз­раста и с удо­воль­стви­ем пь­ет си­роп, прип­равлен­ный ко­рицей — на­вер­ня­ка, втай­не от пле­мян­ни­ка, не по­ощ­рявше­го ее ув­ле­чение слад­ким.

Прин­цесса на­де­ет­ся пе­рех­ва­тить ко­роля до на­чала вос­хожде­ния, но к Ар-Фа­разо­ну не так лег­ко про­бить­ся сквозь тол­пу, и Эрэн­дис при­ходит­ся за­нять скром­ное мес­то где-то в се­реди­не про­цес­сии. До­рога пет­ля­ет, об­ви­вая го­ру по­доб­но змее, а где-то сре­ди се­реб­ристых об­ла­ков ви­та­ют три ог­ромных ор­ла — кар­ти­на, хо­рошо зна­комая каж­до­му па­лом­ни­ку. Эрэн­дис ста­ра­ет­ся дер­жать­ся даль­ше от края уз­кой тро­пы и ис­пу­ган­но вздра­гива­ет, ког­да ее под­хва­тыва­ет под ло­коть уве­рен­ная ру­ка.

— Го­сударь уже спра­шивал о вас, Эрэн­дис, — ве­село за­меча­ет не­весть от­ку­да по­явив­ший­ся Исил­дур. — Ее ве­личес­тво ска­зала, что вы раз­ми­нулись у гроб­ниц.

— Я за­дер­жа­лась, — ми­ло улы­ба­ет­ся прин­цесса и, как обыч­но, крас­не­ет: — А по­том ока­залась в од­ной ка­рете с те­туш­кой лор­да Ала­нора, а она, са­ми зна­ете, ко­го угод­но за­гово­рит до смер­ти. Не мо­гу вы­разить, как хо­чу ско­рее по­видать­ся с го­суда­рем! Ка­жет­ся, он у­ехал ты­сячу лет на­зад!

— Ско­ро ва­ше же­лание ис­полнит­ся, ведь он пос­лал ме­ня най­ти вас. Во вре­мя мо­лит­вы вы дол­жны бу­дете сто­ять ря­дом с ко­роле­вой и ее род­ней.

Эрэн­дис ус­та­ло за­каты­ва­ет гла­за — по­рой обя­зан­ности прин­цессы ока­зыва­ют­ся слиш­ком об­ре­мени­тель­ны­ми. Уди­витель­но, но не ви­дя Иш­тар нес­коль­ко дней, она уже на­чина­ет чувс­тво­вать, что ску­ча­ет по ее об­щес­тву и ос­тро­ум­ным реп­ли­кам, и пер­спек­ти­ва тер­петь жа­лобы и бес­ко­неч­ные сплет­ни млад­ших прин­цесс при­водит ее в от­ча­яние.

Впро­чем, Иш­тар ско­рее бро­сит­ся в мо­ре, чем по доб­рой во­ле приб­ли­зит­ся к свя­тили­щу на Ме­нель­тар­ме. При­дер­жи­ва­ясь не­об­хо­димых для собс­твен­ной бе­зопас­ности при­личий, она с боль­шим пре­дубеж­де­ни­ем от­но­сит­ся ко все­му, что на­поми­на­ет о Ва­лино­ре. Эрэн­дис мог­ла бы уди­вить­ся — ес­ли бы не наб­лю­дала схо­жее по­веде­ние у не­кото­рых осо­бен­но убеж­денных сто­рон­ни­ков идей по­кой­но­го ко­роля Ар-Ги­миль­зо­ра.

— Хо­рошо, что он до­ма, — пов­то­ря­ет Эрэн­дис. Эта мысль ее буд­то ус­по­ка­ива­ет. Исил­дур сог­ласно ки­ва­ет.

— Ко­роле­ва твер­до на­мере­на про­дол­жить че­реду праз­дни­ков, что на­чала еще в Ро­мен­не. Жаль, что вас там не бы­ло, Эрэн­дис, фей­ер­верки бы­ли ве­лико­леп­ны. А се­год­ня, по­лагаю, бу­дут еще луч­ше. Вы ведь еще не зна­ете, что пос­ле мо­лит­вы и це­ремо­нии в трон­ном за­ле его ве­личес­тво ожи­да­ет уз­кий круг гос­тей в сво­их по­ко­ях, оту­жинать с ним. Ду­ма­ет­ся мне, он хо­чет со­об­щить что-то важ­ное ка­сатель­но вой­ны. Мои отец и дед то­же приг­ла­шены. Го­сударь из­вестил о сво­их пла­нах, как толь­ко вер­нулся. И все оку­тано тай­ной.

— Вот как? — Эрэн­дис чувс­тву­ет, что по­тус­то­рон­ний хо­лод, скры­ва­ющий­ся в гроб­ни­цах, сле­ду­ет за ней по пя­там, слов­но тень, и да­же свя­тос­ти Ме­нель­тар­мы не по си­лам по­бедить его злую во­лю. Еще она по­доз­ре­ва­ет, что Исил­дур на­де­ет­ся вы­тянуть из нее ин­форма­цию о за­мыс­ле ко­роля, на­вер­ня­ка, по прось­бе сво­его от­ца, и от это­го ста­новит­ся еще хо­лод­нее. — Что же… я на­де­юсь, это бу­дут хо­рошие но­вос­ти. Толь­ко бы не но­вый по­ход.

— А вот мой дед так не ду­ма­ет, — серь­ез­но воз­ра­жа­ет Исил­дур. — Те­перь, ког­да на­ша глав­ная уг­ро­за — Са­урон — ней­тра­лизо­вана, про­тивос­то­яние Вер­ных и лю­дей ко­роля вы­ходит на но­вый ви­ток. И по­ход — от­личный спо­соб ук­ре­пить свое вли­яние. Ко­ролю по ду­ше по­беди­тели. Вы ведь уже слы­шали о пред­ло­жении лор­да Ала­нора по Ум­ба­ру?

— Ког­да бы я толь­ко ус­пе­ла? — взды­ха­ет Эрэн­дис. — Исил­дур, это же глу­по. Лорд Ала­нор не же­ла­ет зла кня­жес­ко­му до­му Ан­ду­ниэ. Он все­го лишь ис­полня­ет при­казы его ве­личес­тва, как, собс­твен­но, и все мы.

Впер­вые в жиз­ни Эрэн­дис ра­да, ког­да на вер­ши­не го­ры од­на из де­виц из ко­ролев­ской сви­ты бес­це­ремон­но вме­шива­ет­ся в раз­го­вор с ка­ким-то глу­пым воп­ро­сом, утя­гивая ее за со­бой. Те­перь в пол­ной ме­ре ста­новит­ся яс­на иро­ния Ала­нора, с ко­торой тот расс­пра­шивал ее об от­но­шени­ях с Исил­ду­ром. В од­ном вер­ный слу­га го­суда­ря ока­зал­ся прав: год за го­дом про­ходил, и прин­цессой ник­то не ин­те­ресо­вал­ся, она прес­по­кой­но мог­ла чи­тать кни­ги, тан­це­вать на ба­лах и про­водить ле­то у мо­ря, но в од­но­часье все пе­реме­нилось. От­ны­не ее рас­смат­ри­вали, оце­нива­ли и, нис­коль­ко не бес­по­ко­ясь о ее мне­нии, сде­лали частью иг­ры с до­воль­но жес­тки­ми и, глав­ное, со­вер­шенно не­понят­ны­ми пра­вила­ми.

Ар-Зим­ра­фель и стай­ка ок­ру­жа­ющих ее де­вушек при­леж­но пов­то­ря­ют сло­ва древ­ней мо­лит­вы, а Эрэн­дис все тя­желее сто­ять на мес­те, бо­рясь с под­сту­па­ющей дур­но­той. Де­ло ли в нес­терпи­мой да­же для се­реди­ны ле­та жа­ре, на­копив­шихся ус­та­лос­ти и про­тиво­речи­вых впе­чат­ле­ни­ях, ра­зыг­равших­ся нер­вах или пе­ри­оди­чес­ки про­рыва­ющем­ся сквозь мо­нотон­ный го­лос Ар-Фа­разо­на раз­дра­жении, но звон в ушах прин­цессы все на­рас­та­ет, а но­ги вне­зап­но ка­жут­ся сде­лан­ны­ми из пес­ка.

Эрэн­дис от­тя­гива­ет во­рот плот­но об­ле­га­ющей шею на­кид­ки, но во влаж­ном воз­ду­хе, сов­сем не ха­рак­терном для гор, ей чу­дит­ся лишь гор­ча­щий прив­кус ди­ких трав. Ор­лы кру­жат сов­сем низ­ко над зем­лей, сол­нца уже дав­но не вид­но за на­бежав­ши­ми на не­бо мрач­ны­ми об­ла­ками, а спус­тя нес­коль­ко ми­нут вне­зап­но на­чина­ет нак­ра­пывать мел­кий дождь.

— В пер­вый раз на мо­ей па­мяти та­кое, — за­меча­ет ле­ди И­орет. — Эру ни­ког­да не по­сыла­ет дождь во вре­мя мо­лит­вы. Не­хоро­шо это, зна­чит, на­ше слу­жение ему не по нра­ву.

— Что за пред­рассуд­ки! — фыр­ка­ет Иси­ли­эль, од­на из ко­ролев­ских ку­зин. — Прос­то слег­ка мо­росит.

Эрэн­дис зак­ры­ва­ет гла­за, слов­но это мо­жет приг­лу­шить зву­ки вок­руг и при­тупить за­пахи, но тем­но­та, сме­ясь над тщет­ны­ми по­пыт­ка­ми, ув­ле­ка­ет ее в свой та­нец, и она ма­шиналь­но хва­та­ет­ся за ру­ку сто­ящей поб­ли­зос­ти да­мы, что­бы сох­ра­нить рав­но­весие.

— Ва­ше вы­сочес­тво, что с ва­ми? — да­ма обес­по­ко­ен­но по­вора­чива­ет­ся. — Да вы же вся блед­ная, и ру­ки ле­дяные! При­кажи­те по­дать сю­да во­ды не­мед­ленно!

— Эрэн­дис, вы в по­ряд­ке? — при­щури­ва­ет­ся те­туш­ка И­орет. — Вы буд­то при­виде­ние уви­дели!

Эрэн­дис, и в са­мом де­ле, чувс­тву­ет се­бя так, слов­но грань меж­ду ми­рами на нес­коль­ко се­кунд сде­лалась со­вер­шенно эфе­мер­ной, а ок­ру­жа­ющие ее лю­ди прев­ра­тились в свои приз­рачные от­ра­жения. Да­ма скло­ня­ет­ся сов­сем близ­ко к ней, и ее ли­цо со сбе­га­ющи­ми по ще­кам дож­де­выми кап­ля­ми ка­жет­ся без­жизнен­но-се­рым. Прин­цесса не зна­ет, к ко­му об­ра­тить­ся в тол­пе: все вдруг об­ре­та­ют нас­толь­ко от­талки­ва­ющий об­лик, буд­то хо­рошо зна­комых ей лю­дей под­ме­нили на не­из­вес­тно ка­ким чу­дом выб­равших­ся из до­лины Гроб­ниц ду­хов. Сквозь ее па­нику уже не до­лета­ет ни од­ной раз­борчи­вой фра­зы, толь­ко бе­зуп­речно пос­тавлен­ный го­рос ко­роля, чет­ко и вы­рази­тель­но про­из­но­сяще­го бла­годарс­твен­ную мо­лит­ву.

Од­на из птиц в вы­шине из­да­ет ду­шераз­ди­ра­ющий кле­кот, и Эрэн­дис уже не чувс­тву­ет под­хва­тив­ших ее рук. Ме­нель­тар­ма пог­ру­жа­ет­ся в бес­прос­ветную мглу.

По­хоже, ей снит­ся сон, вот толь­ко кар­тинки в нем сме­ня­ют­ся так быс­тро, что ус­ле­дить за пос­ле­дова­тель­ностью не­воз­можно. Дождь над свя­тили­щем прев­ра­ща­ет­ся в нас­то­ящий по­топ, и це­лые ре­ки сте­ка­ют вниз, за­тап­ли­вая по­лыха­ющие в от­блес­ках мол­ний гроб­ни­цы. Иш­тар, раз­ря­жен­ная в од­но из сво­их пыш­ных вос­точных плать­ев, рас­ши­тых зо­лотом, над чем-то за­рази­тель­но сме­ет­ся, а спус­тя мгно­вение уже без­жизнен­но ле­жит на крас­ном от кро­ви пес­ке. Вы­сокий стат­ный тем­но­воло­сый муж­чи­на в ко­роне сто­ит к ней спи­ной, и Эрэн­дис из пос­ледних сил тя­нет к не­му ру­ку, не то взы­вая о по­мощи, не то, нап­ро­тив, ста­ра­ясь за­щитить от опас­ности. Го­сударь неп­ри­выч­но мол­ча­лив, но ког­да она, от­ча­яв­шись, ок­ли­ка­ет его по име­ни, рез­ко обо­рачи­ва­ет­ся. Прин­цесса не мо­жет сдер­жать по­ражен­но­го воз­гла­са — в одеж­дах ко­роля Ар-Фа­разо­на пе­ред ней сто­ит Исил­дур и снис­хо­дитель­но улы­ба­ет­ся.

Эрэн­дис зна­ет лишь один спо­соб по­лучить эту ко­рону.

— Где… где его ве­личес­тво? — шеп­чут не­пос­лушные гу­бы. — Где ко­роль?

— Гос­по­дину не пон­ра­вит­ся, что де­теныш за­да­ет воп­ро­сы, — кар­ка­ющим го­лосом хри­пит со сто­роны орк­ская слу­жан­ка Са­уро­на из дав­не­го сна. — Ма­лень­кая ведь­ма при­носит с со­бой бе­ду.

Исил­дур вдруг ис­че­за­ет, буд­то рас­сы­па­ет­ся в прах, а на его мес­те воз­ни­ка­ет дру­гая фи­гура, ли­ца ко­торой не раз­гля­деть за низ­ко опу­щен­ным ка­пюшо­ном. Ру­ки, что ка­са­ют­ся ли­ца де­вуш­ки, го­рячи нас­толь­ко, что она в не­до­уме­нии от­ша­тыва­ет­ся, а го­лос — го­лос ка­жет­ся ей од­новре­мен­но чу­жим и хо­рошо зна­комым.

— Я ос­тавляю те­бя, что­бы вер­нуть­ся, Хинд, — го­ворит нез­на­комец на вас­так­ском на­речии. — Где бы ты ни бы­ла, зов де­вы мо­ря Рун при­ведет те­бя до­мой.

— Где ко­роль? — встря­хива­ет она го­ловой и чувс­тву­ет, что на­чина­ет про­сыпать­ся. Нез­на­комец, как и дру­гие об­ра­зы из ее сна, рас­тво­ря­ет­ся в не­из­вес­тнос­ти, и она тщет­но пы­та­ет­ся ух­ва­тить его за ши­рокий ру­кав ман­тии. — Что вы сде­лали с ко­ролем?

— Со­об­щи­те его ве­личес­тву, не­мед­ленно, — че­рес­чур гром­кий жен­ский го­лос окон­ча­тель­но раз­ве­ива­ет ви­дение. — Она оч­ну­лась.

Хло­па­ющие две­ри, шум­ные раз­го­воры, су­ета вок­руг — ког­да Эрэн­дис от­кры­ва­ет гла­за, она не сра­зу уз­на­ет ком­на­ту, в ко­торую ее пе­ренес­ли. Це­литель­ни­ца, что хло­почет ря­дом, вы­дыха­ет с яв­ным об­легче­ни­ем.

— Вы нас по­ряд­ком на­пуга­ли, ва­ше вы­сочес­тво, — она поп­равля­ет по­душ­ки и тут же под­но­сит к ее гу­бам ку­бок с тем­ной жид­костью. — Вы­пей­те, вам ста­нет лег­че. Вам сей­час нуж­но мно­го пить и еще боль­ше — от­ды­хать.

— Что со мной про­изош­ло? — Эрэн­дис пы­та­ет­ся при­под­нять­ся и мор­щится от ло­мящей бо­ли во всем те­ле. — Я пом­ню толь­ко Ми­нул-Та­рик… и ор­лов… тог­да еще по­шел дождь…

— Вы два дня про­лежа­ли в ли­хорад­ке, гос­по­жа, — от­ве­ча­ет це­литель­ни­ца. — По­теря­ли соз­на­ние пря­мо во вре­мя мо­лит­вы. Го­сударь при­казал поз­вать луч­ших док­то­ров и не­мед­ленно из­вестить его, как толь­ко нас­ту­пят улуч­ше­ния. Вы зас­та­вили всех по­вол­но­вать­ся.

— Два дня? — Эрэн­дис не­веря­ще ка­ча­ет го­ловой. — Я не при­ходи­ла в се­бя два дня? Но где же я сей­час?

— Ра­зуме­ет­ся, во двор­це, — це­литель­ни­ца за­бира­ет пус­той ку­бок и тут же на­пол­ня­ет его но­вым ле­карс­твом. — Его ве­личес­тво был так сер­дит. Ска­зал, нас­то­ящее бе­зумие — ус­тра­ивать шес­твие в та­кую страш­ную жа­ру. Вы, к то­му же, бы­ли в то ут­ро го­лод­ны и, вер­но, сов­сем без сил. Я ни­ког­да не бы­ла сто­рон­ни­цей это­го ре­лиги­оз­но­го фа­натиз­ма…

— Эрэн­дис! — Ар-Фа­разон вхо­дит в по­меще­ние быс­тро, по­рывис­то, и по­лы ман­тии раз­ви­ва­ют­ся за его спи­ной. Це­литель­ни­ца тут же вска­кива­ет на но­ги и скло­ня­ет­ся пе­ред ним в глу­боком пок­ло­не.

— Как ты се­бя чувс­тву­ешь? — ко­роль за­нима­ет мес­то под­ле ее пос­те­ли и при­каса­ет­ся ру­кой ко лбу. — В ка­ком она сос­то­янии? — спра­шива­ет он це­литель­ни­цу.

— Прин­цесса пош­ла на поп­равку, — угод­ли­во от­ве­ча­ет та. — Хо­тя ночь в бре­ду ме­ня очень обес­по­ко­ила. Ду­маю, не мень­ше не­дели ей сле­ду­ет про­вес­ти под наб­лю­дени­ем. Она все вре­мя зва­ла вас. Да­же сей­час, пер­вым де­лом спро­сила, где его ве­личес­тво.

— Этот сон, — вспо­мина­ет Эрэн­дис и ежит­ся от ох­ва­тив­ше­го ее су­евер­но­го стра­ха. — Я ни­как не мог­ла най­ти вас, вы все вре­мя ку­да-то ис­че­зали. А по­том Иш­тар… и Исил­дур, да, я со­вер­шенно точ­но ви­дела Исил­ду­ра в ва­шей ко­роне. Еще и при­няла его за вас. Прос­ти­те, ва­ше ве­личес­тво, я бол­таю глу­пос­ти, — поп­равля­ет­ся она, за­метив пом­рачнев­шее ли­цо Ар-Фа­разо­на.

Взма­хом ру­ки тот от­сы­ла­ет це­литель­ни­цу, од­на­ко не спе­шит уп­ре­кать Эрэн­дис за не­подо­ба­ющие раз­го­воры.

— Ты еще очень сла­ба, — го­ворит он. — Я ве­лю прис­лать сю­да твою слу­жан­ку. И ле­ди И­орет очень хо­тела те­бя на­вес­тить. Ка­жет­ся, она при­да­ет осо­бое мис­ти­чес­кое зна­чение про­изо­шед­ше­му на Ми­нул-Та­рик. По ее сло­вам, те­бе мог­ло от­крыть­ся ви­дение, ко­торое те­бя и на­пуга­ло. Сны, что яв­ля­ют­ся в свя­тили­ще, как пра­вило, ве­щие.

— Я так не ду­маю, — со­вер­шенно ис­крен­не ус­ме­ха­ет­ся де­вуш­ка. — Я не ви­дела ни­чего, кро­ме дож­дя. Я так ра­да, что вы здесь. Те­перь я очень быс­тро поп­равлюсь. Я жда­ла вас.

— Я знаю, — доб­ро­душ­но улы­ба­ет­ся ко­роль. — Так жда­ла, что сбе­жала от ме­ня в сто­лицу. Хо­тя осу­дить те­бя за лю­бопытс­тво я не мо­гу, здесь бы­ло, на что взгля­нуть. Я бла­года­рен, что ты ни­чего не ска­зала Ар-Зим­ра­фель. Она под­ня­ла бы мно­го шу­ма, вме­шались бы эти крюч­котво­ры из со­вета Ски­пет­ра и дос­та­вили бы Ала­нору не­мало проб­лем. Я уже со­об­щил им. Ве­чером пос­ле мо­лит­вы, за ужи­ном.

— И как ко­роле­ва от­неслась… ко все­му? — ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за Эрэн­дис. — По­верить не мо­гу, что я это про­пус­ти­ла.

— Она пе­режи­вет, — по­жима­ет пле­чами ко­роль. — Она при­няла мои ар­гу­мен­ты. Мы не мог­ли ос­та­вить Са­уро­на в Мор­до­ре. Его си­лу не­об­хо­димо дер­жать под кон­тро­лем. Ког­да те­бе ста­нет луч­ше, мы по­гово­рим об этом.

— Будь­те с ним ос­то­рож­ны, — вне­зап­но про­сит Эрэн­дис, креп­че сжав его ру­ку. — Я не смею со­вето­вать и не знаю, как вы со­бира­етесь ре­шить его судь­бу, но мно­го раз все об­ду­май­те.

— Я хо­рошо по­нимаю, с кем имею де­ло, моя до­рогая, — ки­ва­ет ко­роль. — Не ду­май сей­час о Са­уро­не. Ты дол­жна сос­ре­дото­чить­ся толь­ко на сво­ем выз­до­ров­ле­нии.

— А Иш­тар? — не удер­жи­ва­ет­ся она от тре­вожа­щего ее воп­ро­са. — Что те­перь бу­дет с ней? Ко­роле­ва рас­ска­зала мне о Лан­го­не...

— И, как обыч­но, мно­гое пре­уве­личи­ла, де­лясь с то­бой сво­ими со­об­ра­жени­ями, — с ус­мешкой про­дол­жа­ет Ар-Фа­разон. — Ле­ди Иш­тар ме­ня впе­чат­ли­ла сво­ей ре­шитель­ностью в на­мере­ни­ях бо­роть­ся за ос­во­бож­де­ние во­еноп­ленных из Кхан­да. Она про­дол­жит поль­зо­вать­ся на­шим гос­тепри­имс­твом до тех пор, по­ка мы не при­дем к сог­ла­шению по Ум­ба­ру.

— Зна­чит, она ос­та­нет­ся здесь нав­сегда, — не­воль­но вы­рыва­ет­ся у Эрэн­дис. — Я не ве­рю, что нам удас­тся вер­нуть го­род без вой­ны. Лорд Ала­нор го­ворит, что ва­ши дип­ло­маты свою го­лову не в сос­то­янии най­ти без ге­ог­ра­фичес­кой кар­ты. Боль­шинс­тво в сво­ей жиз­ни не ви­дело ни­чего, кро­ме Ну­мено­рэ.

Ар-Фа­разо­на ее пря­моли­ней­ность, по­хоже, раз­вле­ка­ет.

— Не вре­мя и не мес­то стро­ить прог­но­зы, — от­зы­ва­ет­ся он. — Твое соз­на­ние еще за­тума­нено зель­ями и ле­карс­тва­ми. Ска­жу толь­ко, что не­обя­затель­но пре­давать Ум­бар ог­ню, что­бы до­бить­ся от его жи­телей по­вино­вения. Есть и дру­гие спо­собы. Но го­лову та­кой оча­рова­тель­ной юной де­вицы дол­жны за­нимать бо­лее при­ят­ные хло­поты. Ког­да я воз­вра­щал­ся до­мой из Мор­до­ра, я о мно­гом ус­пел по­думать. В том чис­ле, о том, как до­рога для че­лове­ка семья. И как важ­но, что­бы его вто­рая по­лови­на бы­ла из то­го же тес­та, что и он.

— К че­му вы это го­вори­те? — нас­то­ражи­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Не­уже­ли опа­сения ко­роле­вы не бес­почвен­ны? Вы нес­час­тли­вы с ней?

— Речь сей­час не обо мне и ко­роле­ве, — ос­та­нав­ли­ва­ет ее Ар-Фа­разон. — Я го­ворил о те­бе. В тво­ем воз­расте моя мать уже зак­лю­чила по­мол­вку с мо­им от­цом. Суп­ру­га моя, как и по­лага­ет­ся доб­рой те­туш­ке, взя­ла на се­бя за­боты об ус­трой­стве судь­бы тво­ей ку­зины Иси­ли­эль. Вот я и по­думал, что за тя­гота­ми вой­ны мы не дол­жны за­бывать, ра­ди че­го бе­рем в ру­ки ору­жие — ра­ди счас­тли­вого бу­дуще­го на­ших де­тей и про­дол­же­ния на­шего ро­да под мир­ным не­бом.

Эрэн­дис не сра­зу на­ходит­ся с от­ве­том, слов­но все про­ис­хо­дящее вок­руг — не бо­лее, чем про­дол­же­ние ее кош­марно­го сна. Сос­ре­дото­чить­ся на глав­ном не уда­ет­ся — вмес­то это­го прин­цесса за­чем-то от­ме­ча­ет не­ров­ный юж­ный за­гар ко­роля, его осо­бен­но за­мет­ную в па­рад­ных одеж­дах ху­добу, выц­ветшие пря­ди во­лос. За­бав­но, в род­ных кра­ях она ни­ког­да не пред­став­ля­ла, что чер­ный цвет то­же мо­жет вы­горать на сол­нце, слов­но во­лосы ис­терлин­гов не бы­ли под­властны ма­гии Ари­эн.

— Вы хо­тите вы­дать ме­ня за­муж? — уточ­ня­ет она, ста­ра­ясь до по­ры до вре­мени не вы­казы­вать ра­зоча­рова­ния, и ко­роль до­воль­но улы­ба­ет­ся.

— Раз­ве не об этом меч­та­ет лю­бая де­вуш­ка? Я не ста­ну скры­вать от те­бя свои мо­тивы, Эрэн­дис. Ум­бар ско­ро вер­нется под наш кон­троль, а со вре­менем — и дру­гие зем­ли под властью ха­рад­рим. Мы не мо­жем поз­во­лить Вра­гу и про­дол­жа­телям его де­ла и даль­ше уг­ро­жать на­шей бе­зопас­ности из Мор­до­ра. Мне ну­жен на юге на­деж­ный че­ловек, из мес­тных, пе­кущий­ся об ин­те­ресах ди­нас­тии. И хо­тя поч­ти вся твоя жизнь прош­ла в Ну­мено­рэ, в тво­их жи­лах те­чет ис­терлинг­ская кровь, и ха­рак­те­ром ты не по­хожа на мес­тных де­виц. Вот по­чему я убеж­ден, что брак с ко­рен­ным ну­менор­цем вряд ли сде­ла­ет те­бя счас­тли­вой. Ты зна­ешь, я не до­веряю ма­гам, но этот лорд Лан­гон вов­ре­мя ока­зал­ся здесь. Он сам пред­ло­жил выс­ту­пить пос­редни­ком при зак­лю­чении тво­ей по­мол­вки с сы­ном пра­вите­ля Ха­рада, и я не ви­жу при­чин от­ве­тить от­ка­зом.

— Вы го­вори­те о том, что же­ла­ете мне счастья, и од­новре­мен­но нас­та­ива­ете на по­мол­вке в по­лити­чес­ких ин­те­ресах? — не­веря­ще пе­рес­пра­шива­ет Эрэн­дис. — И мне да­же не бу­дет поз­во­лено уви­деть мо­его же­ниха?

— Ра­зуме­ет­ся, все за­висит лишь от тво­его ре­шения, Эрэн­дис, — сво­дит бро­ви на пе­рено­сице Ар-Фа­разон. — Но поз­воль на­пом­нить те­бе, что и я в свое вре­мя пос­та­вил ин­те­ресы ди­нас­тии на пер­вое мес­то. Ина­че, воз­можно, выб­рал бы се­бе со­вер­шенно дру­гую же­ну.

— А Иси­ли­эль? — бес­цвет­но ин­те­ресу­ет­ся прин­цесса. — Для нее вы то­же прис­мотре­ли ха­рад­ско­го прин­ца?

— К за­мужес­тву Иси­ли­эль я от­но­шения не имею, все это де­ла ее ве­личес­тва, — сжи­ма­ет гу­бы Ар-Фа­разон. — Впро­чем, ре­шение ее ра­зум­но, и я охот­но дам свое бла­гос­ло­вение на ее брак с сы­ном Элен­ди­ла.

— Вы име­ете в ви­ду Ана­ри­она? — Эрэн­дис изо всех сил стис­ки­ва­ет край по­душ­ки, что­бы не выз­вать у ко­роля не­нуж­ных по­доз­ре­ний, но тот ни­ког­да не об­ла­дал дос­та­точ­ной ду­шев­ной чут­костью, что­бы за­метить что-то.

— Нет, ка­жет­ся, Ар-Зим­ра­фель го­вори­ла об Исил­ду­ре... Вер­ные в пос­леднее вре­мя об­ре­та­ют все боль­шую си­лу, и я не ви­жу дру­гого спо­соба бо­роть­ся с Аман­ди­лом, кро­ме как свя­зав его не­руши­мыми уза­ми с на­шей семь­ей. По­нача­лу я ду­мал о те­бе, но пу­тешес­твие на юг зас­та­вило ме­ня пе­рес­мотреть при­ори­теты. Лю­ди там жи­вут иной жизнью... И да­же ес­ли бы Исил­дур сам про­сил тво­ей ру­ки, я бы с ве­личай­шим не­одоб­ре­ни­ем при­нял та­кой со­юз. Так что не ви­дать ему мо­ей ко­роны, кро­ме как в тво­их снах, до­рогая Эрэн­дис. Но, по­жалуй, мы слиш­ком за­гово­рились о де­лах, а я бы не хо­тел утом­лять те­бя, по­ка ты не оп­ра­вишь­ся от бо­лез­ни. На­де­юсь, что доб­рые вес­ти ус­ко­рят твое выз­до­ров­ле­ние.

Ког­да Ар-Фа­разон ухо­дит, а пе­ред Эрэн­дис вы­рас­та­ет це­лая го­ра пу­зырь­ков и фи­алов с раз­но­об­разны­ми сна­добь­ями, ее сил хва­та­ет лишь на то, что­бы вы­мучен­но улы­бать­ся на за­меча­ния це­литель­ни­цы. Бед­ная ба­буш­ка да­же в са­мых сме­лых фан­та­зи­ях пред­ста­вить се­бе не мог­ла, что веч­но но­сяща­яся по по­бережью и кур­га­нам Хинд с раз­би­тыми ко­лен­ка­ми и спу­тан­ны­ми во­лоса­ми в один прек­расный день ста­нет не­вес­той пра­вите­ля… нет, по­жалуй, сто­ит на­зывать ве­щи сво­ими име­нами, не­вес­той на­мес­тни­ка ну­менор­ско­го ко­роля в Ха­раде. Ни од­на вас­так­ская де­воч­ка из зем­ли Рун не удос­та­ива­лась по­доб­ной чес­ти.

— Зна­ете, в Ум­ба­ре дол­гое вре­мя бы­това­ло рас­простра­нен­ное заб­лужде­ние, буд­то бы ваш го­сударь — са­мов­люблен­ный и не­даль­но­вид­ный бол­ван, за­полу­чив­ший прес­тол лишь бла­года­ря хит­рости сво­его от­ца, — па­рой не­дель рань­ше ту­ман­но за­меча­ет Иш­тар. — При­ят­но бы­ло поз­на­комить­ся с ва­ми и по­нять, что жизнь ку­да мно­гог­раннее и ин­те­рес­нее, чем мы толь­ко мо­жем се­бе пред­ста­вить.

— Что же я сде­лала та­кого не­обыч­но­го? — удив­ля­ет­ся Эрэн­дис. — Во мне нет ни­чего осо­бен­но­го.

— Как дав­но ко­роль при­вез вас в Ну­менор? — при­щури­ва­ет­ся Иш­тар. — Боль­ше де­сяти лет на­зад, это точ­но. Тог­да ник­то не сом­не­вал­ся в том, что Май­рон вы­иг­ра­ет вой­ну. Он всег­да вы­иг­ры­ва­ет, хо­тя за­час­тую не зна­ет по­том, что де­лать с эти­ми по­беда­ми… А вот Ар-Фа­разон да­же за­ведо­мо без­на­деж­ную си­ту­ацию уме­ет об­ра­тить се­бе на поль­зу. Вы­рас­тить в сво­ем до­ме ис­терлинг­скую де­воч­ку, вос­пи­тать эда­кое со­чета­ние ну­менор­ской спе­си и вас­так­ско­го тем­пе­рамен­та да и еще и га­ран­ти­ровать ей под­дер­жку ди­нас­тии… За ва­шу ру­ку и сер­дце раз­вернут­ся не­шуточ­ные ба­талии, ес­ли толь­ко Ар-Фа­разон за­ранее не ре­шил ва­шу судь­бу. И я не удив­люсь, ес­ли этот план от­части был про­думан им уже тог­да.

— Вы, дол­жно быть, шу­тите, — от­не­кива­ет­ся Эрэн­дис. — Го­сударь так со мной не пос­ту­пит.

— Но раз­ве вы не на­ходи­те это стран­ным? — вкрад­чи­во за­меча­ет Иш­тар. — Ма­ло ли бед­ных и нес­час­тных де­тей по­пада­ло на не­воль­ничьи рын­ки? Ни до вас, ни пос­ле я не за­меча­ла за Ар-Фа­разо­ном стрем­ле­ния дать кров всем си­ротам. Он выб­рал вас, та­кую кра­сивую… Вы ут­вер­жда­ете, что не пом­ни­те сво­его прош­ло­го, но как знать, воз­можно, ва­ши ро­дите­ли за­нима­ли вы­сокое по­ложе­ние по мер­кам сво­ей стра­ны. Воз­можно, кто-то из ва­ших ро­дичей уце­лел, и на не­го мож­но пов­ли­ять че­рез вас.

— Вы слиш­ком дол­го об­ща­лись с Тар-Май­ро­ном, — жес­тко об­ры­ва­ет ее Эрэн­дис, — и сей­час рас­сужда­ете так, как пос­ту­пил бы он. Я не же­лаю это­го слу­шать.

— Но вы не смо­жете от­ве­тить так ко­ролю, ес­ли он взду­ма­ет удач­но вы­дать вас за­муж где-ни­будь на Вос­то­ке, — не ос­та­ет­ся в дол­гу Иш­тар. — Так уду­ша­юще мно­го для си­роты из сте­пей Рун и так ос­корби­тель­но ма­ло для прин­цессы Ну­мено­рэ. Но выб­рать для вас же­ниха сре­ди ну­менор­цев — слиш­ком боль­шой вы­зов об­щес­тву да­же для Ар-Фа­разо­на. Мо­литесь, что­бы я оши­балась, ва­ше вы­сочес­тво.

Иш­тар ни­ког­да не оши­ба­ет­ся, в этом Эрэн­дис уже ус­пе­ла убе­дить­ся. Она прик­ры­ва­ет гла­за, на миг пред­став­ляя се­бя в зве­нящей тя­желы­ми зо­лоты­ми под­веска­ми тра­дици­он­ной ди­аде­ме ко­роле­вы Ха­рада. Вый­дя за­муж за прин­ца, она смо­жет, на­конец, по­кинуть в пос­ледние дни все бо­лее тя­готив­ший ее ос­тров, вер­нуть­ся до­мой, пос­та­рать­ся сде­лать луч­ше жизнь на­рода, с ко­торым она бы­ла столь нес­пра­вед­ли­во раз­лу­чена. Смо­жет вспом­нить род­ной язык и мо­лит­вы, за про­из­не­сение ко­торых в Ар­ме­нело­се в лю­бой мо­мент рис­ку­ет впасть в не­милость ко­роля, при­нес­ти нас­то­ящие жер­твы де­ве мо­ря Рун и из­ба­вить Фа­да от уни­зитель­ной учас­ти слу­ги. Воз­можно да­же, Иш­тар смо­жет при­ехать ее на­вес­тить, и им не при­дет­ся бе­седо­вать по­луше­потом, опа­са­ясь под­слу­шива­ния. И ес­ли Са­урон в один прек­расный день все же ре­шит вспом­нить о мес­ти, она, Эрэн­дис, бу­дет уже да­леко. В кон­це кон­цов, за­дум­ка го­суда­ря вов­се не так пло­ха, как мог­ло бы по­казать­ся на пер­вый взгляд.

Вот толь­ко Эрэн­дис по­чему-то хо­чет­ся пла­кать от бес­си­лия.

Хо­тя по­нача­лу Эрэн­дис ка­жет­ся, что прой­дет не­мало вре­мени, преж­де чем ей удас­тся вос­ста­новить си­лы пос­ле про­ис­шес­твия на Ме­нель­тар­ме, вско­ре она на­чина­ет ску­чать и под­счи­тывать дни до воз­вра­щения к нор­маль­ной жиз­ни. Це­литель­ни­ца жа­лобы прин­цессы про­пус­ка­ет ми­мо ушей с по­нима­ющей ус­мешкой, од­на­ко, ис­прав­но от­чи­тыва­ясь пе­ред ре­гуляр­но по­сеща­ющим гос­пи­таль ко­ролем, не то­ропит­ся пре­дос­та­вить ей сво­боду. Ар-Фа­разон пре­датель­ски еди­ноду­шен с ней, твер­до убеж­денный в том, что Эрэн­дис ни­чего не те­ря­ет, дер­жась в сто­роне от раз­ди­ра­емо­го спо­рами и про­тиво­борс­твом дво­ра.

— Ты ду­мала, те­перь я за­буду о те­бе? — де­лан­но изум­ля­ет­ся ко­роль, по­явив­шись в ком­на­те сут­ки спус­тя пос­ле сво­его пре­дыду­щего ви­зита. — Или, мо­жет быть, да­же на­де­ялась на это? Да­вай же, будь чес­тна со мной. Вче­ра ты го­това бы­ла ме­ня воз­не­нави­деть и, дол­жно быть, с не­тер­пе­ни­ем жда­ла ви­зита ле­ди Иш­тар, что­бы… нет, не по­жало­вать­ся на все­лен­скую нес­пра­вед­ли­вость, та­кое не в тво­ем ха­рак­те­ре… но вмес­те при­думать ра­бота­ющий план, спо­соб­ный сде­лать мой даль­ней­ший ди­алог с Лан­го­ном... зат­рудни­тель­ным.

Эрэн­дис не в си­лах воз­ра­жать это­му го­лосу, рас­сужда­юще­му о ее пла­нах со спо­кой­ной и всеп­ро­ща­ющей уве­рен­ностью. Ей ни­ког­да не уда­ет­ся об­вести ко­роля вок­руг паль­ца в чем-то гло­баль­ном — мер­твые гры­зуны и по­луза­бытые мо­лит­вы все­го лишь не вхо­дят в сфе­ру его ин­те­ресов, ина­че не­дол­го бы ей до­велось нас­лаждать­ся про­гул­ка­ми в ниж­ний го­род Ро­мен­ны. Бла­году­шие ко­роля мо­жет быть об­манчи­вым, по­это­му Эрэн­дис сму­щен­но опус­ка­ет гла­за и вы­жида­юще мол­чит.

— Мо­гу лишь от­ме­тить твое уме­ние вы­бирать эф­фектив­ных со­юз­ни­ков, — пох­ва­ла зву­чит бо­лее, чем не­ожи­дан­но. — Лан­гон нем­но­гим вну­ша­ет до­верие. Кто-то ви­дит в его по­яв­ле­нии приз­на­ки сбли­жения с эль­фа­ми — об­ли­ком, как ты ско­ро убе­дишь­ся, он от­части на­поми­на­ет эль­дар. Кто-то счи­та­ет, что он стре­мит­ся ввер­гнуть Ха­рад в бес­ко­неч­ную бра­то­убий­ствен­ную вой­ну и воз­вы­сить­ся в этом ха­осе. Ее ве­личес­тво не да­лее, как вче­ра, по­дели­лась со мной сом­не­ни­ями, буд­то Лан­гон рас­счи­тыва­ет ис­поль­зо­вать ме­ня, что­бы ос­ла­бить жре­цов и са­мому за­нять мес­то пра­вите­ля Ха­рада — стать нас­то­ящим го­сударс­твен­ным му­жем, не в при­мер ны­неш­ней ма­ри­онет­ке. Все­ми эти­ми людь­ми дви­жут раз­ные со­об­ра­жения: од­ни­ми чес­то­любие, дру­гими — жаж­да лег­кой на­живы, треть­ими — стрем­ле­ние приб­ли­зить­ся к власть­иму­щим. И толь­ко ле­ди Иш­тар уп­равля­ет са­мый нас­то­ящий и не­под­дель­ный страх. А это де­ла­ет ее силь­нее лю­бого праг­ма­тич­но­го и даль­но­вид­но­го по­лити­ка.

— Я ду­мала, вы счи­та­ете страх сла­бостью, — ос­то­рож­но за­меча­ет Эрэн­дис. Ко­роль се­год­ня раз­го­вор­чив, а зна­чит, у нее есть шан­сы уз­нать чуть боль­ше о его ис­тинном от­но­шении к пос­лу Кхан­да. — На вой­не страх — не­вер­ный со­юз­ник.

— Нель­зя не­до­оце­нивать изоб­ре­татель­ность че­лове­ка, на­мерен­но­го вы­жить лю­бой це­ной, — ка­ча­ет го­ловой Ар-Фа­разон. — Для ко­го-то страх — слов­но ядо­витый па­ук, чей укус па­рали­зу­ет жер­тву и, в ко­неч­ном ито­ге, уби­ва­ет ее, а дру­гих он зас­тавля­ет бе­жать с двой­ной ско­ростью, бо­роть­ся в пол­ную си­лу, вы­ходить за гра­ницы собс­твен­ных воз­можнос­тей. Ес­ли бы я по­нял, что ле­ди Иш­тар боль­ше не спо­соб­на ис­пы­тывать страх, в при­сутс­твии Лан­го­на не бы­ло бы ни­како­го смыс­ла. Я бы по­верил, что она дос­тигла край­ней сте­пени от­ча­яния, и со­жалел.

— Зна­чит, так бы­ло за­дума­но? — прис­таль­но смот­рит на не­го прин­цесса. — Вы на­мерен­но поз­во­лили си­ним ма­гам при­вез­ти его сю­да?

— Этот прин­цип ра­бота­ет и в об­ратную сто­рону, — не­воз­му­тимо па­риру­ет Ар-Фа­разон. — Моя же­на приг­ла­сила ле­ди Иш­тар, ког­да по­яв­ле­ние Лан­го­на ста­ло не­из­бежным. Они урав­но­веши­ва­ют друг дру­га и зас­лу­жива­ют воз­можнос­ти вы­яс­нить от­но­шения здесь, в Ар­ме­нело­се, где за каж­дым из них не сто­ит по мно­готы­сяч­ной ар­мии.

— Ра­но или поз­дно вам при­дет­ся выб­рать, — за­меча­ет Эрэн­дис. — От вас ждут ре­шения. Все: Со­вет ски­пет­ра, ма­ги, ко­роль эль­фов…

— Ко­ролю эль­фов не да­ют по­коя лав­ры ва­линор­ских нол­дор, — пре­неб­ре­житель­но от­ма­хива­ет­ся Ар-Фа­разон. — Он хо­тел бы, что­бы и о его по­беде над Вра­гом сла­гали ге­ро­ичес­кие бал­ла­ды. Для это­го ему ну­жен Са­урон, его ка­питу­ляция, и по­ка тот в на­ших ру­ках, Гил-Га­лад не ста­нет вме­шивать­ся в пе­рего­воры о судь­бе юж­ных ко­ролевств. Я знаю, что мне еще удас­тся ра­зыг­рать этот ко­зырь.

— Го­това пос­по­рить, лорд Аман­дил так не счи­та­ет, — Эрэн­дис об­хва­тыва­ет ко­лени ру­ками. — И ес­ли ему при­дет­ся из двух зол вы­бирать мень­шее, он, а сле­дом за ним и все Вер­ные, под­держат Лан­го­на.

— Лан­гон то­же мо­жет при­нес­ти поль­зу, — вне­зап­но в ру­ках Ар-Фа­разо­на ока­зыва­ет­ся кли­нок — не­боль­шое лез­вие, что ед­ва ли бу­дет хо­рошим под­спорь­ем в нас­то­ящем бою. — Взгля­ни, что он пре­под­нес мне сре­ди про­чих да­ров от сво­его пра­вите­ля. За та­кую без­де­лицу на рын­ках Ум­ба­ра, не тор­гу­ясь, зап­ла­тили бы мно­го зо­лота.

— В чем его цен­ность? — не­пони­ма­юще по­жима­ет пле­чами прин­цесса, рас­смат­ри­вая нез­на­комые ру­ны, вы­битые на ру­ко­яти. — Ред­кий ме­талл? Миф­рил из гномь­их ко­пей? Или при­над­ле­жал ко­му-то… снис­кавше­му сла­ву?

— На пер­вый взгляд, обык­но­вен­ный меч, сго­дит­ся для маль­чиш­ки, толь­ко не­дав­но на­учив­ше­гося об­ра­щать­ся с ору­жи­ем, — по­яс­ня­ет Ар-Фа­разон. — А на са­мом де­ле, кли­нок вол­шебный. В том зна­чении, в ко­тором ис­поль­зу­ют это сло­во эль­фы. Этой ста­ли под­властно не­воз­можное — убить то­го, кто и так мертв. Ты слы­шала ле­ген­ды, Эрэн­дис, — под­твержда­ет он, гля­дя пря­мо в рас­ши­рив­ши­еся гла­за прин­цессы. — Не­жить, под­ни­ма­юща­яся из кур­га­нов, блуж­да­ющая в ту­ман­ных по­лях и бо­лотах. Ну­менор­цы при­вык­ли счи­тать, буд­то из-за Гра­ни не воз­вра­ща­ют­ся, а вот ис­терлин­ги рас­ска­зыва­ют о пос­ледней бит­ве каж­дый на свой лад, и хо­тя я не скло­нен по­нимать все их из­мышле­ния бук­валь­но... Лан­гон знал, что Са­урон не пог­ну­ша­ет­ся ис­поль­зо­вать ожив­ших мер­тве­цов, и дол­гие го­ды ра­ботал над этим ору­жи­ем.

— И ра­ди че­го? — през­ри­тель­но хмы­ка­ет Эрэн­дис. — Ес­ли бы Са­урон и вправ­ду об­ла­дал та­ким мо­гущес­твом, не­уже­ли он не пус­тил бы его в ход? Ес­ли не­жить и вправ­ду су­щес­тву­ет, в чем я бу­ду сом­не­вать­ся до тех пор, по­ка не уви­жу од­но­го из мер­тве­цов сво­ими гла­зами, они ни­ког­да не вы­бира­лись из сво­их кур­га­нов.

— Клин­ки пред­назна­чены не для борь­бы с не­житью, — от­зы­ва­ет­ся Ар-Фа­разон. — А вот за­думы­валась ли ты ког­да-ни­будь о том, как мож­но убить наз­гу­ла? Или на­нес­ти ему хоть сколь­ко-ни­будь ощу­тимый фи­зичес­кий ущерб, са­мому не пе­рехо­дя в мир те­ней?

Эрэн­дис от­ве­ча­ет не сра­зу, но сей­час ей осо­бен­но хо­чет­ся, что­бы го­сударь как мож­но ско­рее выб­ро­сил эту от­вра­титель­ную вещь за ок­но и нав­сегда из­гнал Лан­го­на из ко­ролевс­тва.

— Та­кая си­ла не мо­жет та­ить­ся в ру­ках прос­то­го смер­тно­го, — ше­потом про­из­но­сит она. — Да­же са­мым ис­кусным мас­те­рам Сре­диземья не­из­вес­тны по­доб­ные спла­вы. Ес­ли это ору­жие из­го­тов­ле­но не эль­фа­ми, тог­да кем? От­ку­да у Лан­го­на эти зна­ния?

Прин­цесса вски­дыва­ет ру­ку к вис­ку, ко­торый не­ожи­дан­но прон­за­ет вспыш­ка мол­ни­енос­ной ос­трой бо­ли. От­сту­па­ет боль так же быс­тро, ос­тавляя пос­левку­сие мрач­но­го бес­по­кой­ства — Эрэн­дис чувс­тву­ет се­бя так, слов­но за­да­ет воп­ро­сы, ко­торым ни в ко­ем слу­чае нель­зя зву­чать в этой ком­на­те.

— Важ­но не то, где этот про­ходи­мец их по­лучил, — вдруг под­ми­гива­ет ей ко­роль, — а как он на­мерен ими рас­по­рядить­ся. По­ка что он не го­тов пе­редать свои сек­ре­ты на­роду Ну­мено­ра. На­ша за­дача — под­тол­кнуть его к это­му ре­шению. Без Са­уро­на ула­ири вряд ли выс­ту­пят еди­ным фрон­том, но впол­не спо­соб­ны вре­дить по оди­ноч­ке, в раз­ных час­тях све­та. Мы не смо­жем во­евать сра­зу на де­вяти фрон­тах.

— У вас не по­лучит­ся при­казать Лан­го­ну, — уве­рен­но го­ворит Эрэн­дис. — Уго­ворить — тем бо­лее. Пред­став­ляю, ка­кую це­ну он зап­ро­сит, он дос­та­точ­но дол­го про­жил сре­ди ха­рад­рим. И ник­то не по­меша­ет ему об­ма­нуть вас, ес­ли он за­дас­тся та­кой целью.

— Мы мо­жем поз­во­лить се­бе не­боль­шой ре­веранс в его ад­рес, — Ар-Фа­разон с улыб­кой нак­ло­ня­ет­ся, что­бы по­цело­вать ее в лоб. — За­од­но про­верим, кто пер­вым пос­пе­шит вы­разить ему свою под­дер­жку. А о ле­ди Иш­тар не бес­по­кой­ся. Вра­гов у нее хва­та­ет, это прав­да, но, ес­ли ве­рить ста­рине Пал­ландо, она зна­вала и худ­шие вре­мена.

— Пал­ландо рас­ска­зывал о ней? — ожив­ля­ет­ся прин­цесса. — Что имен­но?

Од­на­ко свой ли­мит воп­ро­сов на се­год­ня она, по­хоже, ис­черпа­ла: ко­роль все еще выг­ля­дит доб­ро­жела­тель­ным, но ухо­дит от пря­мого от­ве­та. И пе­ред тем, как по­кинуть гос­пи­таль, все же бро­са­ет не на шут­ку встре­вожив­шую ее реп­ли­ку:

— Ес­ли гос­по­же пос­лу ну­жен мой со­вет, пусть луч­ше сле­дит за сво­ими слу­гами. Этот маль­чиш­ка, что при­ехал с ней из Кхан­да, слиш­ком на­зой­лив. Я уже дваж­ды встре­чал его бро­дящим, где не сле­ду­ет, су­ющим нос не в свои де­ла.

— Вы же не ду­ма­ете, что Фад шпи­онит для нее? — го­това воз­му­тить­ся Эрэн­дис, но ко­роль, по­хоже, гро­зит не всерь­ез.

— Нам приш­лось бы по­ломать го­лову, что­бы вы­чис­лить ее нас­то­ящих шпи­онов. Маль­чиш­ка дей­ству­ет на свой страх и риск. Но за чрез­мерное лю­бопытс­тво по­рой до­рого пла­тят. Я бы не хо­тел вновь воз­вра­щать­ся к раз­го­вору об этом ва­ри­аге.

— Он вас­так, — ти­хо поп­равля­ет Эрэн­дис, об­ра­ща­ясь к зат­во­рив­шей­ся две­ри. Ко­роль, ко­неч­но же, прек­расно уме­ет раз­ли­чать на­род­ности южан. За­то он, на­вер­ня­ка, уже ос­ве­дом­лен о прош­лом Фа­да, и не ду­ма­ет скры­вать сво­его през­ре­ния к то­му, кто, имея воз­можность вы­бора, сде­лал его не в поль­зу сво­бод­ной жиз­ни.

Про­ходят три бес­ко­неч­ных дня, единс­твен­ным за­нима­тель­ным со­быти­ем ко­торых ос­та­ют­ся ви­зиты го­суда­ря, преж­де чем и Иш­тар, на­конец, пе­рес­ту­па­ет по­рог двор­цо­вого гос­пи­таля.

— Вой­ди­те в мое по­ложе­ние, ва­ше вы­сочес­тво, — в при­сутс­твии пос­то­рон­них она дер­жится це­ремон­но, да­же хо­лод­но. — Я дня­ми и но­чами мо­лилась о ва­шем выз­до­ров­ле­нии. Все это вре­мя я жи­ла с ощу­щени­ем ме­ча, под­ве­шен­но­го над го­ловой. Ко­роль слов­но на­мерен­но всю­ду сво­дит ме­ня с пос­ланни­ками Ха­рада, а о на­чале пе­рего­воров и ре­чи не идет.

— Го­сударь ед­ва ус­пел прий­ти в се­бя пос­ле по­хода, — от­че­го-то ста­ра­ет­ся оп­равдать его Эрэн­дис, — и на не­го тут же со всех сто­рон наб­ро­сились прид­ворные с про­шени­ями и хо­датай­ства­ми. На­бери­тесь тер­пе­ния.

— Ар-Фа­разон не­дол­го про­был бы ко­ролем, ес­ли бы не­деля­ми, как вы вы­рази­лись, при­ходил в се­бя, — кол­ко ус­ме­ха­ет­ся Иш­тар. — Сле­дова­ло ожи­дать, что он пред­почтет иметь де­ло с Лан­го­ном. Он сох­ра­нил жизнь лор­ду Май­ро­ну, не то­ропит­ся пе­реда­вать его в ру­ки эль­фов, од­на­ко не ста­нет до­гова­ривать­ся с те­ми, чьи име­на так или ина­че свя­зыва­ют с Мор­до­ром. Ме­ня опе­режа­ет моя ре­пута­ция.

Эрэн­дис бро­са­ет тре­вож­ный взгляд на хло­почу­щую воз­ле сто­ла це­литель­ни­цу и взма­хом ру­ки от­сы­ла­ет ее прочь. Во вся­ком слу­чае, те­перь та не смо­жет под­слу­шивать их раз­го­вор на та­ком близ­ком рас­сто­янии.

— Что слыш­но при дво­ре, Иш­тар? Я ни­кого не ви­жу, кро­ме его ве­личес­тва, ко мне да­же За­мин не пус­ка­ют. А о го­сударс­твен­ных де­лах он пред­по­чита­ет мол­чать, что­бы вол­не­ния не ме­шали мо­ему выз­до­ров­ле­нию. Как ко­роле­ва при­няла но­вость?

— Дос­той­но, — одоб­ри­тель­но ка­ча­ет го­ловой Иш­тар. — Как и по­лага­ет­ся пер­вой сре­ди бла­город­ных дам ко­ролевс­тва. Хо­тя от ме­ня не ук­ры­лась ее рас­те­рян­ность. Ар-Фа­разо­ну дос­тавля­ет удо­воль­ствие иг­рать все­ми на­ми, по­куда не пе­реме­нит­ся ве­тер.

— Его ве­личес­тво лю­бит же­ну, — ти­хо про­из­но­сит прин­цесса, — но не поз­во­лит ей вме­шивать­ся. С воз­растом он все ча­ще об­ща­ет­ся к при­мерам сво­его от­ца и де­да, а их ко­роле­вы прос­ла­вились ис­клю­читель­но как без­мол­вные и доб­ро­детель­ные суп­ру­ги.

— Оп­ро­мет­чи­во с его сто­роны, — от­ве­ча­ет Иш­тар. — Иног­да для ре­шения проб­ле­мы не­об­хо­дим неп­ред­взя­тый жен­ский взгляд. Че­ловек без же­ны скло­нен при­нимать не­раци­ональ­ные ре­шения. Встре­чал­ся мне один та­кой, ве­домый од­ни­ми толь­ко эмо­ци­ями ге­ний. Же­на от не­го очень ско­ро уш­ла, не пос­мотрев на се­мерых де­тей. Не вы­дер­жа­ла аб­со­лют­но­го и не­из­менно­го пре­неб­ре­жения ее мне­ни­ем.

— И что с ним ста­ло пос­ле раз­лу­ки? — лю­бопытс­тву­ет прин­цесса. Иш­тар ска­лит зу­бы в не­хоро­шей ус­мешке.

— Все так пред­ска­зу­емо, ва­ше вы­сочес­тво. Сго­рел в пла­мени собс­твен­ных страс­тей. В пря­мом смыс­ле это­го сло­ва, — она вдруг по­рывис­то вста­ет и от­хо­дит к ок­ну. — По­яв­ле­ние лор­да Май­ро­на про­из­ве­ло… впе­чат­ля­ющий эф­фект на двор. Столь­ко за­нима­тель­ных мне­ний… Столь­ко но­вых и рас­павших­ся аль­ян­сов... Это на­поми­на­ет мне вре­мена Гвайт-и-Мир­дайн. Од­но его при­сутс­твие про­воци­ру­ет кон­фликт.

— Вас это раз­вле­ка­ет! — уко­риз­ненно хму­рит­ся Эрэн­дис. — Кто зна­ет, как это из­ме­нит на­шу жизнь. Не хо­чу да­же ду­мать о гос­по­дах из Со­вета, ко­торых ко­роль поп­росту пос­та­вил пе­ред фак­том.

— Ар-Фа­разон имел весь­ма неп­ри­ят­ную бе­седу с гос­по­дином Пал­ландо се­год­ня на вы­ходе из за­ла соб­ра­ний, — нев­зна­чай от­ме­ча­ет Иш­тар. — Я ста­ла не­воль­ной сви­детель­ни­цей их ссо­ры. Пал­ландо в свой­ствен­ной ему бес­ком­про­мис­сной ма­нере дал по­нять, что пра­витель эль­фов Гил-Га­лад весь­ма не­гатив­но от­не­сет­ся к вы­бору ко­роля, и его лич­ные сим­па­тии, в та­ком слу­чае, все­цело бу­дут на сто­роне эль­фов.

Эрэн­дис утом­ленно прик­ры­ва­ет гла­за: она слиш­ком хо­рошо изу­чила ха­рак­тер ко­роля, что­бы пре­дуга­дать его единс­твен­но воз­можную ре­ак­цию на по­доб­ные вы­пады.

— Его ве­личес­тво и в луч­шие вре­мена не до­пус­кал пуб­личной кри­тики сво­их ре­шений. Пал­ландо хо­рошо об этом из­вес­тно. Ес­ли он ре­шил­ся на уль­ти­матум, зна­чит, ис­черпал дру­гие спо­собы убеж­де­ния. Вот уви­дите, те­перь ко­роль Тар-Май­ро­на наз­ло всем в сто­лице ос­та­вит.

— Ар-Фа­разон по­сове­товал вол­шебни­ку по­ос­те­речь­ся, — ух­мы­ля­ет­ся Иш­тар. — А в этом двор­це пре­дос­та­точ­но лю­бопыт­ных ос­трых ушей. Вес­ти дой­дут до Лин­до­на быс­трее, чем ко­рабль Пал­ландо ус­пе­ет бро­сить якорь в га­вани.

— Он у­ез­жа­ет? — с за­мет­ным об­легче­ни­ем от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Так ско­ро? Что же, воз­можно, оно и к луч­ше­му. Ин­те­ресы Ну­мено­рэ Пал­ландо за­нима­ют лишь до тех пор, по­ка пе­рек­ли­ка­ют­ся с его собс­твен­ны­ми. А я еще не ус­пе­ла ра­зоб­рать­ся, кто имен­но нап­равля­ет его во­лю.

— Си­ние ма­ги злы на Ар-Фа­разо­на, — по­жима­ет пле­чами Иш­тар. — На од­ном ос­тро­ве с лор­дом Май­ро­ном им слиш­ком тес­но, но они, ко­неч­но, не пос­ме­ют выс­ту­пить про­тив не­го в по­един­ке. Мор­дор ка­питу­лиро­вал пе­ред ар­ми­ей Ну­мено­рэ из по­лити­чес­ких со­об­ра­жений, но прес­мы­кать­ся пе­ред эти­ми ва­линор­ски­ми выс­кочка­ми Май­рон не ста­нет. А они не пой­дут на не­оп­равдан­ный риск… ведь их воз­вра­щение на ро­дину мо­жет ока­зать­ся очень по­зор­ным… и быс­трым… и бо­лез­ненным.

— Го­сударь и мне по­обе­щал по­дыс­кать суп­ру­га, — прин­цесса все же воз­вра­ща­ет­ся к бес­по­ко­ящей ее те­ме. — Ис­терлин­га.

Иш­тар не выг­ля­дит удив­ленной — на­вер­ня­ка, вспо­мина­ет сей­час их дав­нюю бе­седу. Не дож­давшись от­ве­та, Эрэн­дис про­дол­жа­ет:

— Ес­ли я вый­ду за­муж, мне, по всей ви­димос­ти, при­дет­ся от­пра­вить­ся в Ум­бар. Или, ес­ли по­везет, в Рун. Сно­ва уви­деть мес­та мо­его детс­тва… Я столь­ко меч­та­ла об этом, а те­перь не знаю, как и ре­аги­ровать.

— Ар-Фа­разон не ста­нет по­сылать вас в Рун, — слег­ка раз­дра­жен­но от­зы­ва­ет­ся Иш­тар. — Не в ва­шем по­ложе­нии поз­во­лять се­бе та­кую рос­кошь, как на­ив­ность, ва­ше вы­сочес­тво. У Ар-Фа­разо­на име­ет­ся впол­не кон­крет­ная проб­ле­ма на юге, и это не вас­так­ские ко­чев­ни­ки.

— Зна­чит, все-та­ки Ум­бар? — Эрэн­дис го­рес­тно хму­рит­ся. — Что же, по край­ней ме­ре, это дол­жно быть ин­те­рес­но. Ког­да-то у ме­ня там бы­ла род­ня. Толь­ко най­ти их вряд ли удас­тся.

— Ум­бар? — взды­ха­ет Иш­тар. — О нет, Ум­бар слиш­ком бо­гат, что­бы Ар-Фа­разон сог­ла­сил­ся пе­редать его в ру­ки ис­терлин­гов, да­же ло­яль­ных его влас­ти. Проб­ле­ма его оче­вид­на — это Мор­дор. Влас­те­лина там боль­ше нет, все дер­жа­лось на лич­ности Са­уро­на. Это ха­рад­ских пра­вите­лей мож­но тра­вить це­лыми ди­нас­ти­ями, го­сударс­тво от это­го фун­кци­они­ровать не пе­рес­та­нет.

— Нет, Иш­тар, вы не мо­жете ве­рить в то, о чем го­вори­те! — в ужа­се пе­реби­ва­ет ее Эрэн­дис. — Я не пос­мею от­пра­вить­ся в Мор­дор. Я не мо­гу по­пытать­ся за­нять мес­то… Я да­же вслух про­из­нести это­го не мо­гу!

— А я бы на ва­шем мес­те не спе­шила от­ка­зывать­ся, — за­яв­ля­ет Иш­тар. — Нап­ро­тив, нас­та­ива­ла бы имен­но на та­ком рас­кла­де. Об эти­чес­кой сто­роне воп­ро­са пусть ваш бу­дущий суп­руг пе­чалит­ся. Я бы хо­тела пос­мотреть на ту бес­прин­ципную тварь, что при­мер пред­ло­жение Ар-Фа­разо­на. По­лагаю, вы­бирать ваш ко­роль рас­счи­тыва­ет все же сре­ди лю­дей по­рядоч­ных, и ни один вас­так не по­жела­ет за­полу­чить наз­на­чение на­мес­тни­ком Ба­рад Ду­ра из рук то­го, ко­го они счи­та­ют узур­па­тором. Да­же ес­ли лич­но лорд Май­рон даст вам свое бла­гос­ло­вение.

— Его ве­личес­тво на­мерен прис­лу­шивать­ся к ре­комен­да­ци­ям гос­по­дина Лан­го­на, — воз­ра­жа­ет прин­цесса. — Кол­ду­на, ко­торый нас­толь­ко си­лен, что мо­жет, ес­ли ве­рить слу­хам, убить да­же ула­ири. Я не знаю, ко­го он со­бира­ет­ся мне пре­дол­жить, но этот же­них за­ранее вы­зыва­ет у ме­ня лишь страх.

— Вы ведь зна­ете, что в Кхан­де нет сво­их свя­щен­нослу­жите­лей? — спра­шива­ет вдруг ее Иш­тар. — Ког­да ва­ри­аги нуж­да­ют­ся в со­вете и ру­ководс­тве, что про­ис­хо­дит до­воль­но ред­ко, они по­сыла­ют уче­ных лю­дей в Ум­бар. Там те бе­седу­ют с жре­цами Хра­ма и воз­вра­ща­ют­ся на ро­дину, что­бы пе­редать их от­вет. Не­писа­ное пра­вило гла­сит — не об­ра­щать­ся к жре­цу с ины­ми воп­ро­сами, кро­ме то­го, ко­торый упол­но­мочи­ло те­бя за­дать пле­мя. По­том те, кто ушел и вер­нулся, как пра­вило, ста­новят­ся ста­рей­ши­нами. Ког­да я впер­вые по­сети­ла Кханд, я спро­сила, не­уже­ли не на­ходи­лось тех, кто пре­неб­ре­гал этим обы­ча­ем? Ведь нам­но­го ра­зум­нее бы­ло бы пос­лать сво­их пред­ста­вите­лей учить­ся у жре­цов их муд­рости, пос­тро­ить жер­твен­ни­ки, но­вые хра­мы… Ва­ри­аги мно­го во­юют, зах­ва­тыва­ют бо­гатую до­бычу, они мог­ли бы сос­та­вить дос­той­ную кон­ку­рен­цию ха­рад­ским кор­са­рам с их под­но­шени­ями. Зна­ете, что мне от­ве­тили? В Кхан­де счи­та­ют, что жрец — лишь ка­нал, че­рез ко­торый Вла­дыка, где бы он сей­час ни на­ходил­ся, вы­ража­ет свою во­лю. А еще они ве­рят, что все на све­те пре­доп­ре­деле­но: не толь­ко раз­ви­тие и уга­сание это­го ми­ра, но и каж­дое кро­шеч­ное дви­жение са­мой жал­кой тва­ри, что ког­да-ли­бо по­рож­да­ла Ть­ма. Ва­ши вас­та­ки, все, кто про­ис­хо­дит от не­ког­да бе­жав­ших с Се­вера эдайн, сла­га­ют ле­ген­ды о том, что Мель­кор вер­нется для то­го, что­бы ва­ми пра­вить. У ва­ри­агов нет этой тра­диции. Они зна­ют, что Он ум­рет.

— Зна­ют, и все рав­но мо­лят­ся о кон­це све­та? — го­лос с тру­дом по­вину­ет­ся Эрэн­дис, хо­тя она до сих пор не по­нима­ет, к че­му кло­нит Иш­тар.

— Пре­доп­ре­деле­ние, пом­ни­те? — в ин­то­наци­ях той слы­шит­ся бес­ко­неч­ная ус­та­лость. — Бы­ла песнь тво­рения, и бы­ли те из­ме­нения, что внес в нее Мель­кор, и он сам за­ложил в бу­дущее идею сво­ей смер­ти. Не же­лать это­го, на­де­ять­ся от­сро­чить — в пред­став­ле­нии ва­ри­агов, про­тивить­ся во­ле Вла­дыки, а что мо­жет быть страш­нее для че­лове­ка, впи­тав­ше­го ве­ру с мо­локом ма­тери? Так вот, счи­та­ет­ся, что пе­ред сво­ей смертью Вла­дыка бу­дет го­ворить со все­ми, кто ос­тался ве­рен Ему, од­новре­мен­но. И тог­да каж­дый смо­жет за­дать ему лю­бой тре­вожа­щий его воп­рос — по чис­лу жертв, что он при­нес ра­ди приб­ли­жения это­го дня. За вы­четом тем воп­ро­сов, от­ве­ты на ко­торые он уже пос­пе­шил по­лучить опос­ре­дован­но, че­рез жре­цов. Не­уди­витель­но, что нем­но­гие это­го хо­тят, — Иш­тар нек­ра­сиво кри­вит гу­бы. — Май­ро­на это бук­валь­но вы­води­ло из се­бя. Он-то ни­ког­да не ве­рил в та­кие глу­пос­ти. В Мор­до­ре в хо­ду бы­ла сов­сем дру­гая иде­оло­гия.

— По­беда Вла­дыки? — пред­по­лага­ет Эрэн­дис, но Иш­тар не спе­шит с ней сог­ла­шать­ся.

— По­беда? Воз­можно. У каж­до­го из нас бы­ло свое пред­став­ле­ние о по­беде. Но Май­рон счи­та­ет, что сво­бода во­ли спо­соб­на пе­репи­сать лю­бое пре­доп­ре­деле­ние. Сна­чала сто­ит вы­бор, а по­том судь­ба, по­нима­ете? Он зна­ете об этом луч­ше, чем кто бы то ни бы­ло дру­гой. И это все­ля­ет не­кото­рую на­деж­ду. В том чис­ле, и для вас, — она мяг­ко сжи­ма­ет ру­ку прин­цессы. — Не спе­шите от­ча­ивать­ся, ва­ше вы­сочес­тво. Лан­гон — тот еще ин­три­ган, но и он то­же был майя Мель­ко­ра, и я не по­верю, что ра­ди бла­гос­клон­ности ко­го-то вро­де Пал­ландо он от­рекся от преж­них идей. Это бы­ло бы слиш­ком мел­ко.

— Майя Вла­дыки? — Эрэн­дис не сдер­жи­ва­ет воз­гла­са от оче­ред­но­го прис­ту­па го­лов­ной бо­ли. Иш­тар, дол­жно быть, спи­сыва­ет ее эмо­ци­ональ­ность на изум­ле­ние.

— Раз­ве я не рас­ска­зыва­ла вам об этом? Как стран­но, мне ка­залось, прош­лое Лан­го­на — дав­но уже не но­вость. Об этом из­вес­тно и ко­ролю, и ко­роле­ве.

То ли об­щес­тво Иш­тар дей­ству­ет на прин­цессу бла­гот­ворно, то ли не­тер­пе­ние как мож­но ско­рее ока­зать­ся в гу­ще со­бытий под­сте­гива­ет ор­га­низм к ско­рей­ше­му вос­ста­нов­ле­нию, од­на­ко уже в кон­це не­дели це­литель­ни­ца поз­во­ля­ет За­мин при­нес­ти Эрэн­дис одеж­ду и от­пуска­ет ее с це­лым спис­ком на­путс­твий.

— Боль­ше вре­мени про­води­те на воз­ду­хе, не пе­ре­утом­ляй­тесь, ста­рай­тесь не вол­но­вать­ся, — пе­речис­ля­ет она, по­ка Эрэн­дис вни­матель­но раз­гля­дыва­ет в зер­ка­ле свое че­рес­чур блед­ное ли­цо. — Я уже пе­реда­ла гос­по­же Адэ­нель ре­комен­да­ции от­но­ситель­но ва­шего пи­тания. При пер­вых же приз­на­ках ре­циди­ва об­ра­щай­тесь ко мне. Не нра­вит­ся мне ваш вне­зап­ный не­дуг...

Эрэн­дис нас­то­рожен­но по­вора­чива­ет­ся к це­литель­ни­це.

— Что вы име­ете в ви­ду? Этот об­мо­рок мо­жет ока­зать­ся не пос­ледним?

— Ос­мотр не по­казал ни­каких при­чин для тре­вог, ни­каких оче­вид­ных при­чин, но… — та все силь­нее мрач­не­ет. — Вы уве­рены, что ни­чего не ели в тот день пе­ред вос­хожде­ни­ем? Мне вы мо­жете приз­нать­ся, в на­ши дни нем­но­гие стро­го сле­ду­ют обы­чаю соб­лю­дать пост, осо­бен­но сре­ди мо­лоде­жи...

— Я бы не ста­ла лгать, — воз­му­щен­но пре­рыва­ет ее Эрэн­дис. — Но как мое не­домо­гание мо­жет быть свя­зано с пи­щей?

— Ре­шите са­ми, как мне пре­под­нести это ко­ролю, — пос­ле па­узы все же от­ве­ча­ет це­литель­ни­ца. — Я дол­го сом­не­валась, воз­можно, это лишь мои до­гад­ки, про­лис­та­ла все трак­та­ты по те­ме, ка­кие толь­ко уда­лось най­ти. Ока­жись здесь на ва­шем мес­те дру­гой па­ци­ент, я бы по­доз­ре­вала от­равле­ние. Неп­ред­ска­зу­емое, неп­рогно­зиру­емое дей­ствие не­из­вес­тно­го ве­щес­тва — яда или ка­кого-то одур­ма­нива­юще­го сос­та­ва. Про­ще все­го до­бавить его в еду или на­питок, хо­тя есть и дру­гие спо­собы…

— Что за глу­пос­ти, — Эрэн­дис ста­новит­ся не по се­бе. — Ко­му мо­жет быть вы­год­на моя смерть? И кто нас­толь­ко глуп, что­бы по­пытать­ся от­ра­вить ме­ня на гла­зах у ко­роля и доб­рой по­лови­ны жи­телей Ну­мено­рэ?

— Ес­ли толь­ко это не чер­ная ма­гия, ни­чего дру­гого я пред­по­ложить не мо­гу, — раз­во­дит ру­ками це­литель­ни­ца. — Ни од­но из из­вес­тных мне про­тиво­ядий не по­дей­ство­вало. Вы приш­ли в се­бя, до­воль­но ско­ро оп­ра­вились, но мо­ей зас­лу­ги здесь нет. Я не ут­вер­ждаю, что вас хо­тели имен­но убить. Вы­вес­ти из строя на нес­коль­ко дней, за­тума­нить па­мять, по­дор­вать си­лы, на­пугать… С этим пусть ко­ролев­ская стра­жа раз­би­ра­ет­ся. Но вам те­перь ни на ми­нуту нель­зя те­рять бди­тель­ность, ва­ше вы­сочес­тво, у вас есть лов­кий и хит­рый не­доб­ро­жела­тель.

Эрэн­дис от­ре­шен­но ки­ва­ет, при­нимая пре­дуп­режде­ние к све­дению. На пер­вый взгляд, по­доз­ре­ния ка­жут­ся слиш­ком не­веро­ят­ны­ми, что­бы быть прав­дой, — но раз­ве не она са­ма не­дав­но жа­лова­лась на то, что в од­но­часье ее роль при дво­ре из­ме­нилась, а ин­те­рес ок­ру­жа­ющих к ее скром­ной пер­со­не неп­ро­пор­ци­ональ­но воз­рос? Нек­ста­ти вспо­мина­ет­ся раз­го­вор с Иш­тар — та бы­ла убеж­де­на, что уже об­сужда­ла с прин­цессой про­ис­хожде­ние Лан­го­на, Эрэн­дис же вспо­мина­лись лишь ту­ман­ные об­рывки...

— Ко­роль дол­жен уз­нать, — ре­ша­ет она. — Про­боваль­щи­ков блюд от­ме­нили еще при го­суда­ре Тар-Па­лан­ти­ре, но ес­ли в Ар­ме­нело­се и впрямь за­вел­ся от­ра­витель, кто зна­ет, ко­го он вы­берет сво­ей сле­ду­ющей жер­твой.

За пре­дела­ми боль­нич­но­го кры­ла да­же воз­дух ка­жет­ся иным. Бе­зоб­лачно-го­лубое не­бо от­ра­жа­ет­ся в во­де фон­та­на, на пар­ко­вые до­рож­ки об­ле­та­ют ле­пес­тки поз­дних лет­них цве­тов, а вок­руг ви­та­ет за­пах све­жес­ко­жен­ной тра­вы. За­мин ожи­да­ет, что прин­цесса еще слиш­ком сла­ба и не­мед­ленно за­хочет вер­нуть­ся в свои по­кои, но вмес­то это­го они про­гули­ва­ют­ся по пар­ку, и ког­да по до­роге им встре­ча­ет­ся Фад, жизнь впер­вые за дол­гое вре­мя пред­став­ля­ет­ся Эрэн­дис иде­аль­ной.

— Все кол­довс­тво прок­ля­той го­ры, — с уве­рен­ностью из­ре­ка­ет брат, выс­лу­шав ее рас­сказ. — Ба­буш­ка го­вори­ла, что из-за не­го зем­ной диск рас­ко­лет­ся на кус­ки. Вот и вы пос­тра­дали ни за что... Фа­да не бы­ло на вер­ши­не, но Фа­ду опи­сали зло­вещих ог­ромных птиц. Фад ви­дел их на кар­тинках в кни­ге и слы­шал ис­то­рии. Эти пти­цы кра­дут ду­ши и пи­та­ют­ся ими. А ког­да они го­лод­ны, сво­ими крыль­ями они соз­да­ют ве­тер, и тог­да в пус­ты­не бу­шу­ют пес­ча­ные бу­ри, а на зем­лю при­ходит за­суха, и ско­ту не­чего есть.

— Эти пти­цы на­зыва­ют­ся ор­ла­ми, в Рун та­ких боль­ших не во­дит­ся, — сме­ет­ся Эрэн­дис, чувс­твуя, как на­поми­нание о ба­буш­ке вли­ва­ет в нее све­жие си­лы. — Ну­менор­цы их очень по­чита­ют. Счи­та­ет­ся, что это знак от ва­лар — так они при­нима­ют на­ши мо­лит­вы.

— Стран­ные мо­лит­вы, — по­жима­ет пле­чами юно­ша. — Фад по­жил здесь сов­сем нем­но­го, и ему не пон­ра­вилось. Как это царь мо­жет быть жре­цом? Это ведь зап­ре­щено.

— У ха­рад­рим зап­ре­щено, — не вы­дер­жав, вме­шива­ет­ся За­мин. — Все рав­но их царь-ди­карь не мо­жет мо­лить­ся ни о чем, кро­ме зо­лота и но­вых на­лож­ниц.

— За­то у не­го сы­новь­ям нет сче­та, — фыр­ка­ет Фад. — И кур­ган над ним на­сып­лют до са­мых не­бес, так мно­го зо­лота и дра­гоцен­ных кам­ней смо­гут ту­да спря­тать! А ваш ко­роль ум­рет, и не­кому бу­дет за­жечь его пог­ре­баль­ный кос­тер, хоть это и мер­зость. Фад сам слы­шал, как он жа­ловал­ся на это на­зой­ли­вому ста­рику, преж­де чем тот раз­гне­вал его дер­зки­ми сло­вами.

— Те­бе не сле­ду­ет под­слу­шивать, Фад, — вспо­мина­ет прин­цесса о за­меча­нии Ар-Фа­разо­на. — Го­сударь уже те­бя за­метил, и это вов­се не хо­рошо. Ты ведь не хо­чешь, что­бы ле­ди Иш­тар поп­ро­сила те­бя у­ехать? А ес­ли ко­роль от­даст та­кой при­каз, мы уже ни­чего не в си­лах сде­лать.

Ли­цо юно­ши тем­не­ет.

— Фад не зас­лу­жил та­кой доб­рой гос­по­жи, как ле­ди Иш­тар. Она за­мени­ла Фа­ду семью. Фад пок­лялся, что до пос­ледне­го сво­его вздо­ха бу­дет слу­жить ей.

— Вот и слав­но, по­чаще на­поми­най се­бе об этом и не де­лай то­го, что Иш­тар бы не одоб­ри­ла, — под­хва­тыва­ет прин­цесса, вов­се не ус­по­ко­ен­ная по­каз­ным сми­рени­ем Фа­да. Про­дол­жить раз­го­вор им не уда­ет­ся — на го­ризон­те по­яв­ля­ет­ся Иси­ли­эль с под­ру­гами, и еще доб­рых пол­ча­са Эрэн­дис при­ходит­ся бла­года­рить их за ли­цемер­ное со­чувс­твие. Иси­ли­эль, ра­зуме­ет­ся, не упус­ка­ет слу­чая лич­но приг­ла­сить ее на праз­дник по слу­чаю сво­ей по­мол­вки с Исил­ду­ром.

Ги­поте­зу це­литель­ни­цы Ар-Фа­разон при­нима­ет со всей воз­можной серь­ез­ностью, и, по­жалуй, толь­ко это спа­са­ет Эрэн­дис от ма­лоп­ри­ят­ной мис­сии соп­ро­вож­дать Ар-Зим­ра­фель в про­водах смер­тель­но оби­жен­но­го Пал­ландо на ко­рабль. Эта те­ма в их раз­го­ворах на­мерен­но опус­ка­ет­ся, но, ка­жет­ся, весь дво­рец от ма­ла до ве­лика толь­ко и де­ла­ет став­ки, как ско­ро вол­шебник вер­нется на ос­тров в ком­па­нии до зу­бов во­ору­жен­ных квен­ди. Ко­роле­ве яв­но не по ду­ше по­доб­ные пер­спек­ти­вы, по­это­му с ут­ра по­рань­ше она при­казы­ва­ет за­ложить ка­рету и вмес­те с ма­гом от­прав­ля­ет­ся к реч­ной га­вани, хо­тя путь и неб­лизкий.

Эрэн­дис ко­рота­ет вре­мя в трон­ном за­ле, рас­се­ян­но прис­лу­шива­ясь к бе­седе го­суда­ря с пред­ста­вите­лем ку­печес­кой гиль­дии — во­ен­ные по­беды су­лят но­вые воз­можнос­ти, и тор­го­вец ис­крен­не на­де­ет­ся на то, что ну­менор­ско­му фло­ту удас­тся по­ложить ко­нец про­из­во­лу кор­са­ров в юж­ных мо­рях. Тя­гучая, нес­пешная речь туч­но­го куп­ца дей­ству­ет усып­ля­юще, по­это­му прин­цесса вздра­гива­ет, ког­да лорд Ала­нор по­яв­ля­ет­ся в за­ле с встре­вожен­ным ви­дом, гром­ко хлоп­нув дверь­ми.

Он ус­пе­ва­ет ска­зать лишь нес­коль­ко слов на ухо ко­ролю, ког­да тот по­рывис­то вста­ет и вы­ходит прочь, ос­та­вив тор­говца в пол­ном не­до­уме­нии. Эрэн­дис спе­шит сле­дом, но на­ходит в опус­тевшем ко­ридо­ре толь­ко стра­жу. Да­же За­мин, ко­торой она на­каза­ла до­жидать­ся ее воз­вра­щения, нет на при­выч­ном мес­те.

Дво­рец ожи­ва­ет, слов­но рас­тре­вожен­ный улей, и, не в си­лах ни от ко­го до­бить­ся связ­но­го от­ве­та, прин­цесса ис­пы­тыва­ет не­под­дель­ную ра­дость, отыс­кав, на­конец, Ал­ла­са.

— Хва­ла ва­лар, что вас там не бы­ло, ва­ше вы­сочес­тво, — за­бав­но раз­ма­хива­ет он ру­ками, по­забыв о ко­дек­са страж­ни­ка, обя­зыва­юще­го его дер­жать­ся сог­ласно ус­та­ву. — Пы­тались убить ко­роле­ву! А ведь ес­ли бы вы еха­ли вмес­те с ни­ми, стре­ла мог­ла по­пасть и в вас!

Эрэн­дис тут же вспо­мина­ет о сво­ем не­сос­то­яв­шемся от­равле­нии, и ей впер­вые ста­новит­ся страш­но.

— Что ты та­кое го­воришь, — вцеп­ля­ет­ся она в ру­кав его фор­мы. — В ее ве­личес­тво стре­ляли? Где это слу­чилось, она ведь нап­равля­лась в га­вань?

— По до­роге, — при­нима­ет­ся за рас­сказ Ал­лас. — Це­лились из лу­ка с од­ной из вы­соких крыш. Зло­умыш­ленник пря­тал­ся сре­ди ка­мен­ных гор­гу­лий на вер­ши­не баш­ни. К счастью, ко­роле­ва не пос­тра­дала, хо­тя она до сих пор очень на­пуга­на и кля­нет­ся боль­ше ни­ког­да не пу­тешес­тво­вать в от­кры­тых ка­ретах. Стре­ла уго­дила в гос­по­дина Пал­ландо, чуть бы­ло не за­дела сер­дце. Го­сударь убе­дил его при­нять по­мощь во двор­це, от на­ших ле­карей.

— Вот, зна­чит, как, — прин­цесса взвол­но­ван­но об­хва­тыва­ет се­бя ру­ками. — Но по­чему все так уве­рен­но, что по­куша­лись на жизнь ко­роле­вы? Не ло­гич­нее ли пред­по­ложить, что целью был Пал­ландо? И прес­тупни­ку его за­дум­ка прак­ти­чес­ки уда­лась…

— Пал­ландо? — не­довер­чи­во щу­рит­ся Ал­лас. — Но за­чем уби­вать ма­га? Все в го­роде его лю­бят. Не при­пом­ню, что­бы он с кем-то ссо­рил­ся. Раз­ве что… — юно­ша ис­пу­ган­но за­мол­ка­ет, но прин­цессе дос­та­точ­но этой ого­вор­ки, что­бы пред­ста­вить се­бе ход мыс­лей прос­то­го обы­вате­ля.

— Он бы так ни­ког­да не пос­ту­пил, — ярос­тно выс­ка­зыва­ет­ся она пе­ред За­мин, ког­да двор­цо­вая су­ета от­пуска­ет ее, на­конец-та­ки, в ти­шину и у­ют спаль­ни. — Го­сударь и Пал­ландо и рань­ше не­од­нократ­но спо­рили, вол­шебник у­ез­жал и воз­вра­щал­ся, это их стиль об­ще­ния!

— Но ни­ког­да рань­ше они не уг­ро­жали друг дру­гу вой­ной, — за­меча­ет ра­ци­ональ­ная За­мин. — Ко­роль раз­гне­ван. Гро­зит не­из­вес­тно­му стрел­ку са­мыми страш­ны­ми ка­рами. Все что­бы прис­тру­нить злые язы­ки.

— Для мно­гих змей это от­личный по­вод вски­нуть го­ловы и по­пытать­ся ужа­лить, — неп­ри­мири­мо встря­хива­ет го­ловой Эрэн­дис. — Я не ве­рю в при­час­тность ко­роля. Пал­ландо не убить та­ким при­митив­ным спо­собом, и каж­до­му чле­ну ди­нас­тии из­вес­тно об этом.

— Но ко­роль нап­ря­мую уг­ро­жал это­му ста­рому про­хин­дею, — ре­зон­но воз­ра­жа­ет За­мин. — Все это слы­шали. Вспыш­ка ярос­ти или дав­но сдер­жи­ва­емое раз­дра­жение, но они сос­лу­жили го­суда­рю дур­ную служ­бу.

— В лю­бом слу­чае, прес­тупни­ку не­дол­го ос­та­лось нас­лаждать­ся ха­осом, ко­торый ему уда­лось по­се­ять, — с удов­летво­рени­ем от­ме­ча­ет Эрэн­дис. — Ко­роль при­казал уси­лить ох­ра­ну ос­тро­ва. Сбе­жать на кон­ти­нент ему не удат­ся, без на­шего ве­дома да­же пти­ца не про­летит. За­лечь на дно он то­же не смо­жет. Лорд Ала­нор изу­чил стре­лу. Она от­ли­ча­ет­ся от стан­дар­тных стрел, при­нятых в на­шей ар­мии. По та­кой стре­ле мож­но оп­ре­делить ар­ба­лет, из ко­торо­го она бы­ла вы­пуще­на. Най­дем ар­ба­лет — най­дем и убий­цу.

— Так уж он и ста­нет с этим ар­ба­летом во­зить­ся, — фыр­ка­ет За­мин. — Дав­но из­ба­вил­ся от не­го, ес­ли сов­сем не ду­рак.

В оче­ред­ной раз ми­мохо­дом от­ме­тив, что ее слу­жан­ка ку­да ум­нее, чем по­лага­ет­ся при ее со­ци­аль­ном ста­тусе, прин­цесса нап­равля­ет­ся на по­ис­ки Ар-Фа­разо­на. Ниж­ние эта­жи двор­ца бук­валь­но на­вод­не­ны стра­жей — де­вуш­ка чувс­тву­ет се­бя не­уют­но в собс­твен­ном до­ме под не­из­менно по­доз­ри­тель­ны­ми взгля­дами. Апар­та­мен­ты, вы­делен­ные гос­по­дину Лан­го­ну, с ко­торым Эрэн­дис до сих пор так и не до­велось свес­ти близ­ко­го зна­комс­тва, ох­ра­ня­ют его лю­ди — и прин­цесса не­воль­но ус­ко­ря­ет шаг, прек­расно по­нимая, ка­кие раз­го­воры сре­ди ха­рад­рим вы­зыва­ет ее внеш­ность.

В ко­ридо­ре, ку­да она сво­рачи­ва­ет, же­лая сок­ра­тить путь, поч­ти нет страж­ни­ков, и ца­рит ог­лу­шитель­ная ти­шина. Эрэн­дис от при­роды свой­ствен­на лег­кая по­ход­ка — не­уди­витель­но, что зна­комые го­лоса она слы­шит еще из­да­ли и ус­пе­ва­ет тенью мет­нуть­ся за ка­мен­ный выс­туп в сте­не, за­та­ив ды­хание.

— Я смер­тель­но ра­зоча­рован, моя ле­ди, — го­лос Лан­го­на то уда­ля­ет­ся, то приб­ли­жа­ет­ся — ви­димо, тот в за­дум­чи­вос­ти рас­ха­жива­ет по ком­на­те. — Я про­делал гро­мад­ный путь с се­вера, и все ра­ди то­го, что­бы сно­ва ви­деть вас, а вы уже ко­торый день дер­жи­тесь так, слов­но мы нез­на­комы.

Иш­тар от­ве­ча­ет не сра­зу, от­ме­ривая каж­дое сло­во с та­кой ак­ку­рат­ностью, слов­но име­ет де­ло с мгно­вен­но уби­ва­ющим ядом.

— Вы за­гова­рива­етесь. Та, ко­го вы име­ли не­ос­то­рож­ность упо­мянуть, дав­но мер­тва, оп­ла­кана и за­быта. Ва­ше по­веде­ние пу­га­ет ме­ня.

— Уве­ряю, и впо­лови­ну не так силь­но, как сле­дова­ло бы, — буд­то бы до­вери­тель­но по­нижа­ет го­лос Лан­гон. — Во­об­ра­зите се­бе мое изум­ле­ние. Дол­гие го­ды вы жи­вете, свя­то ве­ря в то, что вой­на заб­ра­ла ва­ших близ­ких, все ва­ши жиз­ненные ори­ен­ти­ры, вам не­куда воз­вра­щать­ся, боль­ше не за что бо­роть­ся. Единс­твен­ный якорь, удер­жи­ва­ющий вас на зем­ле — это не­нависть.

— Это чувс­тво мне очень хо­рошо зна­комо, — це­дит сло­ва Иш­тар. — И со­болез­нуя ва­шей ут­ра­те, я все же пре­дос­те­регаю вас от пос­пешных вы­водов. Ос­тавь­те мер­твых там, где им сле­ду­ет на­ходить­ся.

— Из ва­ших уст это зву­чит, как нас­мешка. Я бы и рад, моя ле­ди, но мер­тве­цы са­ми сле­ду­ют за мной по пя­там. Мои ру­ки до сих пор пом­нят, как хо­лод­на бы­ла ко­жа мо­его единс­твен­но­го дру­га. Уди­витель­но, я поч­ти не пом­нил ее ли­ца, за­то ощу­щение хо­лода соп­ро­вож­да­ло ме­ня все эти го­ды. Вок­руг тог­да все го­рело яс­ным пла­менем, огонь вы­рывал­ся из тре­щин в зем­ле, из­вергал­ся из вер­шин Тан­го­род­ри­ма, лил­ся с не­бес дож­дем, по­жира­ющим все жи­вое, а она бы­ла хо­лод­на, слов­но нич­то зем­ное ее уже не тро­га­ет. И я был тем, кто поз­во­лил ей уме­реть. Я сто­лети­ями ви­нил се­бя в тво­ей смер­ти! — Лан­гон с си­лой уда­ря­ет ру­кой по сто­лу, и по­ражен­ная Эрэн­дис ста­ра­ет­ся слить­ся со сте­ной, что­бы ни­ко­им об­ра­зом не вы­дать сво­его при­сутс­твия. — Я ви­дел, как По­вели­теля уво­зили в Ва­линор, а ду­мать мог толь­ко о том, как твои гла­за бес­смыс­ленно смот­ре­ли в не­бо! Как от­вра­титель­но бы­ло ви­деть жал­кие ме­тания Гор­тха­ура, его по­пыт­ки вы­тор­го­вать се­бе про­щение и сво­боду! Я спра­шивал се­бя: и это нич­тожное су­щес­тво По­вели­тель сде­лал сво­им уче­ником, ему Он до­верял? Это его бес­смыс­ленное су­щес­тво­вание ты хо­тела прод­лить, по­жер­тво­вав сво­ей жизнью?

— Ты глу­пец, Лан­гон, — взды­ха­ет Иш­тар. — Мы на­де­ялись пе­ре­иг­рать Э­он­вэ. Ес­ли бы я так глу­по не под­ста­вилась, все бы по­лучи­лось.

— А зна­ешь, — го­лос Лан­го­на те­перь на­поми­на­ет зме­иное ши­пение, — зна­ешь, что са­мое страш­ное лич­но для ме­ня? Что Гор­тха­ур и в этом ос­та­вил всех в ду­раках. Я не пред­став­ляю, что за кол­довс­тво поз­во­ля­ет нам сей­час раз­го­вари­вать, я не хо­чу знать, с ка­кими де­мона­ми этот под­лец зак­лю­чил сдел­ку, что­бы вы­тащить те­бя из не­бытия, но я меч­таю за­дать ему толь­ко один воп­рос. По­чему те­бя, а не Его? Как он мог выб­рать те­бя?

Иш­тар от­зы­ва­ет­ся пос­ле та­кой дол­гой па­узы, что Эрэн­дис на­чина­ет не­шуточ­но за нее бес­по­ко­ить­ся.

— За­бав­но осоз­на­вать, что ког­да-то мы еще бы­ли спо­соб­ны на та­кие не­объ­яс­ни­мые, поч­ти че­лове­чес­кие глу­пос­ти, прав­да? Я не мо­гу ни­чего те­бе от­ве­тить Лан­гон. Я бы се­бя не выб­ра­ла. По­доз­ре­ваю, что Май­рон, та­ким, как я знаю его сей­час, то­же ме­ня не выб­рал бы. Од­на­ко та­кие ри­ту­алы не про­водят­ся по пер­во­му же­ланию, и сде­лан­но­го не об­ра­тить на­зад. Воз­вра­щение Вла­дыки все еще воз­можно. Мы мог­ли бы объ­еди­нить си­лы, а не рас­тра­чивать их на дряз­ги эдайн.

— Ты улы­ба­ешь­ся, — ус­ме­ха­ет­ся Лан­гон. — Ты и са­ма не ве­ришь в то, что та­кой со­юз воз­мо­жен. Слиш­ком мно­гое пош­ло не так пос­ле вой­ны, вер­но?

— Ес­ли я ум­ру во вто­рой раз, из­го­ни пе­чаль из сво­его сер­дца, — в тон ему от­зы­ва­ет­ся Иш­тар. — Те­бе при­дет­ся уй­ти из Ну­мено­рэ, Лан­гон. По­ложе­ние Май­ро­на сей­час не из луч­ших. Ес­ли он ког­да-ни­будь и вер­нется в Мор­дор, то очень не ско­ро. Де­вять фак­ти­чес­ки в бе­гах. Да, пол-Эпо­хи спус­тя ты на­учил­ся ко­вать ору­жие, те­оре­тичес­ки ты те­перь мо­жешь всех нас убить, но что с то­го? Ес­ли ты ко­му-то и смо­жешь ис­портить жизнь, так толь­ко мне. До­воль­но не­ук­лю­жая месть. Уве­ряю те­бя, ес­ли бы я мог­ла уме­реть, приб­ли­зив тем са­мым воз­вра­щение Мель­ко­ра, я бы это сде­лала. Но вре­мя еще не приш­ло.

— Еще не приш­ло, го­воришь? — с сом­не­ни­ем хмы­ка­ет Лан­гон. — Ты­сячи эдайн Сре­диземья каж­дый день воз­но­сят об этом мо­лит­вы. Ког­да же оно при­дет, моя ле­ди?

— Ког­да с не­бес сно­ва поль­ет­ся огонь, — ше­потом от­зы­ва­ет­ся Иш­тар. — На се­вере для те­бя дос­та­точ­но зе­мель. Я до­гады­ва­юсь, по­чему ты так стре­мишь­ся зав­ла­деть клю­чами от Ба­рад-Ду­ра, при­неся в жер­тву бу­дущее этой нес­час­тной де­воч­ки, пред­по­лагаю, че­го до­бива­ешь­ся от жре­цов. На этот раз они не по­могут те­бе.

— Да­же ма­гистр Шия? — вкрад­чи­во ин­те­ресу­ет­ся Лан­гон. — Я всег­да удив­лялся, как та­кой не­ор­ди­нар­ный ум мог воп­ло­тить­ся в те­ле од­но­го из эдайн… Слы­шал о пос­тигшем его нес­частье. Всег­да хо­телось по­мочь это­му бла­город­но­му че­лове­ку...

— Не об­ре­тай вра­га в мо­ем ли­це, Лан­гон, — спо­кой­но пов­то­ря­ет Иш­тар. — Ты зна­ешь, на что я спо­соб­на.

— Жаль, — рав­но­душ­но из­ре­ка­ет он. — Тог­да ты не ос­тавля­ешь мне вы­бора. Я дол­жен за­щитить те­бя от те­бя са­мой. Вла­дыке из­вес­тно, зна­ков и пре­дуп­режде­ний бы­ло боль­ше, чем дос­та­точ­но.

Из сво­его ук­ры­тия Эрэн­дис ви­дит, как, по­качи­ва­ясь, Иш­тар вы­ходит из по­ко­ев Лан­го­на и зат­во­ря­ет за со­бой дверь. Здесь, ос­тавшись на­еди­не со сво­ими мыс­ля­ми, она на миг поз­во­ля­ет се­бе дать во­лю чувс­твам — обес­си­лен­но прис­ло­нив­шись к сте­не, по дру­гую сто­рону от прин­цессы, зап­ро­киды­ва­ет го­лову на­зад, нес­коль­ко ми­нут без­различ­но сколь­зя взгля­дом по рас­писно­му по­тол­ку. И, к вя­щему об­легче­нию Эрэн­дис, дей­стви­тель­но нап­равля­ет­ся в дру­гую сто­рону.

Нас­тро­ение бе­седо­вать с ко­ролем бес­след­но ис­че­за­ет — де­вуш­ке не­об­хо­димо пе­ре­ос­мыслить все, что ей до­велось уз­нать из под­слу­шан­ной бе­седы. Ра­зоб­ла­чения Лан­го­на, как ни стран­но, не про­из­во­дят на нее дол­жно­го впе­чат­ле­ния: дол­жно быть, под­спуд­но она уже дав­но свык­лась с мыслью, что их не­обыч­ная гостья — мно­го боль­ше, чем прос­тая смер­тная. Ку­да боль­ше Эрэн­дис за­нима­ют слож­ные вза­имо­от­но­шения меж­ду май­ар Мель­ко­ра — та­кого она не уз­на­ла бы да­же из ска­зок ба­буш­ки.

Сей­час, как ни­ког­да, Эрэн­дис чувс­тву­ет на се­бе ее ис­пы­тыва­ющий взгляд. Нек­ро­ман­тия, са­мый тем­ный и не­из­ве­дан­но-опас­ный из су­щес­тву­ющих раз­де­лов ма­гии, был под­влас­тен нем­но­гим кол­ду­нам, и Иш­тар, по­жалуй, яв­ля­ет­ся единс­твен­ным жи­вым до­каза­тель­ством то­го, что это не вы­мысел, не глу­пая сказ­ка, вы­думан­ная смер­тны­ми для то­го, что­бы хо­тя бы от­части умень­шить боль от по­тери близ­ких. Лич­но Эрэн­дис ни­ког­да не тре­бова­лась ма­гия, что­бы об­ра­тить­ся к ду­шам тех, кто уже не смо­жет быть ря­дом. Ба­буш­ка при жиз­ни не от­ли­чалась осо­бой фи­зичес­кой си­лой, но сей­час ее ру­ка же­лез­ная хват­кой сжи­ма­ет пред­плечье внуч­ки.

— Бла­гос­ло­венен тот, кто удос­то­ит­ся во­очию уви­деть воз­вра­щение Вла­дыки, — на­рас­пев рас­ска­зыва­ет она. — То­го, кто сра­жа­ет­ся на его сто­роне, удос­то­ит Он ве­ликой ми­лостью сто­ять в те­ни его тро­на. А пос­ле мож­но сме­ло от­прав­лять­ся в не­ведо­мые края, от­ку­да не воз­вра­ща­ют­ся ду­ши, где на­чина­ет­ся нас­то­ящая жизнь. Зна­чит, в этих тем­ных зем­лях мы бро­дили не нап­расно.

Ожи­да­емая злость на Иш­тар за ее ложь так и не при­ходит — не Эрэн­дис уп­ре­кать ко­го-то в дву­личии. По­жалуй, они да­же бы­ли кви­ты — ведь та то­же не зна­ла нас­то­яще­го име­ни прин­цессы. В соз­на­нии кру­тит­ся лю­бопыт­ная мысль — ин­те­рес­но, что про­изош­ло с нас­то­ящей Иш­тар из ро­да од­но­го из ула­ири? Как дав­но эта не­из­вес­тная майэ поль­зу­ет­ся ее име­нем и об­ли­ком? А мо­жет быть, та де­вуш­ка и по сей день жи­вет се­бе мир­но где-ни­будь в Ум­ба­ре и по­нятия не име­ет, что за страс­ти раз­во­рачи­ва­ют­ся вок­руг ее двой­ни­ка?

Прин­цесса чувс­тву­ет се­бя нас­толь­ко по­дав­ленной, что вспо­мина­ет о Фа­де, лишь стол­кнув­шись с ним ли­цом к ли­цу в двор­цо­вом пар­ке. Брат мир­но бе­седу­ет с Ал­ла­сом, и по его ви­ду ни за что не уга­дать, пос­вя­щен ли он в мрач­ные тай­ны сво­ей гос­по­жи. На мгно­вение Эрэн­дис пред­став­ля­ет, ка­кая участь ждет юно­шу, ес­ли Лан­гон ре­шит­ся от­кры­то за­гово­рить о сек­ре­те Иш­тар, и ее ох­ва­тыва­ет нас­то­ящий ужас. В от­ли­чие от это­го су­щес­тва, явив­ше­гося, что­бы пе­ревер­нуть ее жизнь, она вряд ли ис­пы­та­ет мень­шую боль, во вто­рой раз по­хоро­нив единс­твен­но­го бра­та.

— Что с ва­ми, ва­ше вы­сочес­тво? — под­ме­ча­ет ее смя­тение Ал­лас. — Вы опять са­ма не своя. Вам сно­ва не­хоро­шо?

— Мне не­хоро­шо? — Эрэн­дис встря­хива­ет го­ловой, буд­то это по­может при­вес­ти мыс­ли в по­рядок. — Я все еще жи­ва, ме­ня до сих пор не по­пыта­лись зас­тре­лить в собс­твен­ном двор­це, раз­ве это не дол­жно ра­довать? Фад, ты не зна­ешь, где я мо­гу най­ти ле­ди Иш­тар? Хо­тела бы приг­ла­сить ее по­ужи­нать со мной се­год­ня ве­чером. Очень на­де­юсь, что у нее нет дру­гих пла­нов.

— Фад пе­редаст ей ва­ше приг­ла­шение, — без­мя­теж­но улы­ба­ет­ся Фад, ког­да парк вдруг в мгно­вение ока за­пол­ня­ет­ся страж­ни­ками, и один из них прис­тавля­ет меч пря­мо к гор­лу юно­ши. Эрэн­дис в ужа­се вскри­кива­ет, но силь­ные ру­ки уже от­тесня­ют ее в сто­рону, и она ви­дит толь­ко, как Ал­лас вых­ва­тыва­ет кли­нок, ста­новясь на за­щиту Фа­да.

— Что здесь про­ис­хо­дит? — вык­ри­кива­ет он, ста­ра­ясь заг­лу­шить мно­гого­лоси­цу воз­му­щен­ных воз­гла­сов. Страж­ник с ме­чом неп­ри­ят­но ос­ка­лива­ет­ся.

— Мел­ко­го пар­шивца при­каза­но бро­сить в тем­ни­цу за по­пыт­ку убий­ства гос­по­дина Пал­ландо. Как по мне, бы­ло бы спра­вед­ли­вее от­ру­бить ему го­лову пря­мо здесь. Слиш­ком мно­го чес­ти от­прав­лять не­годяя к его хо­зя­ину, ко­торо­го, я на­де­юсь, ско­ро ждет та же участь.

Эрэн­дис, на­конец, вы­рыва­ет­ся и, рас­талки­вая стра­жей, про­бива­ет­ся к бра­ту.

— Ник­то паль­цем его не тро­нет без пря­мого рас­по­ряже­ния ко­роля, — бро­са­ет она в ли­цо страж­ни­ку. — С ка­ких это пор двор­цо­вая стра­жа бе­рет на се­бя сме­лость об­суждать при­казы его ве­личес­тва? И кто это вы­думал, буд­то Фад пы­тал­ся убить Пал­ландо? Он ве­рой и прав­дой слу­жит ле­ди Иш­тар, ко­торая, к сло­ву, поль­зу­ет­ся дип­ло­мати­чес­кой неп­ри­кос­но­вен­ностью.

— И про­дол­жит ей поль­зо­вать­ся по со­седс­тву с Са­уро­ном, — скри­вил­ся страж. — Ник­то и не ду­ма­ет, буд­то маль­чиш­ка при­думал и осу­щес­твил этот план в оди­ноч­ку. Од­на­ко ар­ба­лет, из ко­торо­го был про­из­ве­ден выс­трел, наш­ли в его ве­щах. А сви­дете­ли под­твержда­ют, что он не­од­нократ­но рас­суждал о сво­ей неп­ри­яз­ни к си­ним ма­гам — да­же в ва­шем при­сутс­твии, прин­цесса.

— Вы что же, и ме­ня об­ви­ня­ете? — вски­дыва­ет­ся Эрэн­дис, но на ее пле­чо ло­жит­ся ус­по­ка­ива­ющая ру­ка вов­ре­мя по­дос­певше­го лор­да Ала­нора.

— Моя де­воч­ка, не го­рячи­тесь. Его ве­личес­тво во всем раз­бе­рет­ся, мо­жете быть спо­кой­ны.

Эрэн­дис в от­ча­янии хва­та­ет его за ру­ку.

— Вы же зна­ете, что это глу­пость! Это бы­ла не Иш­тар! Я чем угод­на го­това пок­лясть­ся, что это не она.

— Но вы не мо­жете до­казать ее неп­ри­час­тность, вер­но? — пре­дуп­режда­юще ос­та­нав­ли­ва­ет ее лорд Ала­нор. — По­куше­ние на вол­шебни­ка выз­ва­ло мно­го раз­го­воров в го­роде, слу­хи дош­ли да­же до Ро­мен­ны, а ле­ди Иш­тар за вре­мя, про­веден­ное на ос­тро­ве, не снис­ка­ла все­народ­ной люб­ви. Бе­зопас­нее ос­та­вить ее под ох­ра­ной на вре­мя рас­сле­дова­ния.

— Я мо­гу ее уви­деть? — быс­тро спра­шива­ет прин­цесса, и еще не ус­пев за­кон­чить воп­ро­са, ви­дит в гла­зах Ала­нора от­ри­цатель­ный от­вет.

— Поз­же я зай­ду к вам, что­бы от­чи­тать­ся о ре­зуль­та­тах рас­сле­дова­ния. Его ве­личес­тво яв­ля­ет со­бой спра­вед­ли­вого ко­роля. Ес­ли ле­ди Иш­тар и ее слу­га ни в чем не ви­нова­ты, им бу­дут при­несе­ны при­личес­тву­ющие из­ви­нения.

Эрэн­дис с бес­силь­ной злостью про­вожа­ет гла­зами на­пуган­но­го, но ста­ратель­но дер­жа­щего ли­цо Фа­да, и с каж­дой се­кун­дой все силь­нее уве­ря­ет­ся в том, что Иш­тар не име­ет к про­изо­шед­ше­му ни­како­го от­но­шения. Да­же ес­ли Фад, все эти го­ды взра­щивая в ду­ше зер­на мес­ти Пал­ландо, по­се­ян­ные по глу­пос­ти и не­опыт­ности де­воч­кой-тенью из прош­ло­го, наб­рался от­ча­ян­ной храб­рости и по­пытал­ся зас­тре­лить вол­шебни­ка, он бы ни за что не приз­нался в сво­их на­мере­ни­ях сво­ей гос­по­же. Нап­ро­тив, он бы все­ми си­лами тщил­ся скрыть от нее без­рассуд­ные мыс­ли.

Да и Иш­тар, — вер­нее, зло­вещая нез­на­ком­ка, что скры­валась под ее име­нем, за­шед­шая так да­леко, где не бы­вал еще ни один из смер­тных, — ре­шив­шись на убий­ство, неп­ре­мен­но до­вела бы за­думан­ное до кон­ца. К то­му же — и тут Эрэн­дис за­мира­ет от оче­ред­ной не­веро­ят­ной до­гад­ки — что, ес­ли это и есть воп­ло­тив­ше­еся пре­дуп­режде­ние Лан­го­на? В тем­ни­цах Иш­тар ни­чем не смо­жет быть по­лез­на лор­ду Май­ро­ну, а Лан­гон ока­жет­ся единс­твен­ным пар­тне­ром ну­менор­цев на пе­рего­ворах с ха­рад­рим.

Но­ги так и ве­дут ее в нап­равле­нии ком­нат Иш­тар. По­ка что здесь еще не хо­зяй­ни­ча­ют стра­жи — в кои-то ве­ки ей уда­ет­ся опе­редить лор­да Ала­нора, ес­ли толь­ко он сам не поз­во­ля­ет прин­цессе это сде­лать. Рав­но­душ­но отс­тра­нив за­вере­щав­шую что-то слу­жан­ку, Эрэн­дис, не гля­дя, су­ет ей в ру­ки на­битый зо­лоты­ми мо­нета­ми ко­шель, что но­сит за по­ясом, и идет пря­мо к шка­фу, где до­воль­но быс­тро на­ходит слов­но спе­ци­аль­но под­жи­да­ющий ее за­чаро­ван­ный плащ.

— Вам ни­ког­да не уда­валось прев­ра­тить­ся в ле­тучую мышь с его по­мощью, моя ле­ди? — с ус­мешкой вспо­мина­ет она один из пер­вых их раз­го­воров. — В са­мом де­ле, вы пре­вос­ходно справ­ля­лись и без не­го.

Прин­цесса наб­ра­сыва­ет на­кид­ку на пле­чи и вы­ходит, не за­быв вы­тащить и спря­тать в кар­ма­не за­щища­ющий жи­лище аму­лет, что Иш­тар при­вез­ла с боль­шой зем­ли. Ра­зуме­ет­ся, эти ми­зер­ные уси­лия си­ту­ацию не спа­сут, и стра­жи на­вер­ня­ка оты­щут в по­ко­ях неч­то ком­про­мети­ру­ющее и не­лицеп­ри­ят­ное, та­кова их ра­бота. Од­на­ко сво­им по­дар­ком Эрэн­дис рис­ко­вать не со­бира­лась. И ес­ли судь­ба ее бра­та по во­ле судь­бы за­висит от Иш­тар, она ис­поль­зу­ет все име­ющи­еся в ее рас­по­ряже­нии средс­тва, но добь­ет­ся ее ос­во­бож­де­ния.

— Ал­лас, — по­вели­тель­но про­из­но­сит она, ког­да юный страж­ник, не­уве­рен­но ози­ра­ясь, впер­вые в жиз­ни пе­рес­ту­па­ет по­рог ее ком­на­ты, и За­мин зат­во­ря­ет дверь за его спи­ной, — ду­маю, нас­тал мо­мент, ког­да ты мо­жешь от­пла­тить мне бла­годар­ностью за все, что я для те­бя сде­лала.

— Что угод­но, ва­ше вы­сочес­тво, — пос­пешно от­зы­ва­ет­ся он. — Все, что толь­ко в мо­их си­лах.

— Хо­рошо. Те­бе уда­лось уз­нать, где дер­жат Иш­тар и Фа­да?

— Так ведь вы­бор не­велик, — от­ве­ча­ет Ал­лас. — Под­зе­мелья во двор­це толь­ко од­ни. Фа­да по­мес­ти­ли от­дель­но, с ним не слиш­ком це­ремо­нят­ся. А вот ле­ди Иш­тар — все же по­сол. Ей нуж­ны ус­ло­вия. Лорд Ала­нор лич­но рас­по­рядил­ся от­дать ей тем­ни­цу по со­седс­тву с са­мим Са­уро­ном.

— Са­мое ох­ра­ня­емое мес­то на ос­тро­ве, и имен­но ту­да мне нуж­но по­пасть, — не­весе­ло под­во­дит итог Эрэн­дис. — Ни­чего не по­дела­ешь. Я дол­жна уви­деть Иш­тар преж­де, чем пой­ду го­ворить с ко­ролем, Ал­лас. Мне не­ин­те­рес­но, как имен­но ты это сде­ла­ешь, но ты про­ведешь ме­ня в тем­ни­цу.

Дверь при­от­кры­ва­ет­ся, и Эрэн­дис ско­рее чувс­тву­ет, чем слы­шит, как За­мин тенью прос­каль­зы­ва­ет в ком­на­ту, дер­жа в ру­ках тус­клый све­тиль­ник с ед­ва уло­вимым дро­жащим огонь­ком све­чи. По всей ви­димос­ти, та рас­счи­тыва­ет зас­тать прин­цессу спя­щей, но вот уже нес­коль­ко ча­сов она не­под­вижно си­дит в крес­ле на бал­ко­не, а на ко­лени ее наб­ро­шен плащ из тка­ни цве­та по­тем­невше­го се­реб­ра, в по­лум­ра­ке но­чи ка­жущий­ся неп­рогляд­но чер­ным. Пос­ле за­ката на Ар­ме­нелос опус­ка­ет­ся сум­рачный хо­лод — Эрэн­дис за­думы­ва­ет­ся о том, как ос­тро сме­на су­ток, дол­жно быть, ощу­ща­ет­ся в под­зе­мель­ях, и в ду­ше под­ни­ма­ет­ся но­вая вол­на злос­ти. На Иш­тар с ее ин­три­гами, ско­рого на суж­де­ния ко­роля, глуп­ца Фа­да, уже в ко­торый раз пе­рехо­дяще­го ей до­рогу Пал­ландо… На се­бя, не су­мев­шую вов­ре­мя по­чувс­тво­вать и рас­познать опас­ность.

— Ва­ше вы­сочес­тво, прос­ту­дитесь! — бес­по­ко­ит­ся За­мин. — А гос­по­жа Адэ­нель сно­ва ска­жет, что я ви­нова­та! Я раз­ве­ду огонь в ка­мине.

— Что слыш­но во двор­це? — ос­та­нав­ли­ва­ет ее Эрэн­дис. — Я так и не по­лучи­ла объ­яс­не­ний от лор­да Ала­нора. Прош­ло уже че­тыре дня. Ты пе­реда­ла ему мое пись­мо с прось­бой о встре­че?

— Собс­твен­но­лич­но в ру­ки, — за­веря­ет За­мин. — Вот толь­ко его свет­лость при мне пись­ма не чи­тал. Ска­зал воз­вра­щать­ся к сво­им обя­зан­ностям. За­то я в гос­пи­таль за­ходи­ла, спра­вить­ся о здо­ровье гос­по­дина Пал­ландо. Го­ворят, ра­на не опас­ная, хо­тя ока­жись на мес­те Фа­да опыт­ный ас­са­син…

— Ви­на Фа­да, — че­каня каж­дый слог, от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис, — по­ка еще ни­кем до­каза­на не бы­ла. У ста­рика вздор­ный ха­рак­тер. Не по­нимаю, от­че­го ник­то не до­пус­ка­ет мыс­ли, что все это — де­ло рук его вра­гов. В сто­лице сей­час пол­но ха­рад­рим, а у них не так уж мно­го при­чин пи­тать к не­му свет­лые чувс­тва.

— Я все­го лишь за что ус­лы­шала, за то и про­даю, — оби­жен­но от­зы­ва­ет­ся За­мин. — Не­уже­ли вы ду­ма­ете, я не бес­по­ко­юсь о Фа­де? Но раз­ве его ве­личес­тво ста­нет раз­би­рать­ся, ког­да речь идет о сло­ве слу­ги про­тив сло­ва гос­по­дина? К то­му же, Фад не ну­мено­рец. Не хо­чу и ду­мать, чем бы все за­кон­чи­лось, не ока­жись вас ря­дом.

Эрэн­дис раз­дра­жан­но от­ки­дыва­ет плащ на руч­ку крес­ла и по­рывис­то вста­ет.

— У это­го вол­шебни­ка слов­но на ро­ду на­писа­но при­носить с со­бой лишь го­ре и смерть. И ведь те­перь весь го­род тре­вожит­ся о нем, слов­но уми­ра­ет нас­ледник прес­то­ла. Как буд­то стре­лы мо­гут при­чинить ему вред! Ка­кое ли­цеме­рие! Не удив­люсь, ес­ли он с лег­костью спо­собен из­ле­чить се­бя сам, и ра­зыг­ры­ва­ет этот спек­такль на­мерен­но!

— Вы ведь не со­бира­етесь пов­то­рить все это ко­ролю? — всплес­ки­ва­ет ру­ками За­мин. — Он толь­ко лишь еще боль­ше осер­ча­ет, и это точ­но не по­может спас­ти Фа­да.

— Нет, с ко­ролем та­кое не прой­дет, — с со­жале­ни­ем взды­ха­ет Эрэн­дис. — К этой встре­че я дол­жна под­го­товить­ся. Най­ти до­каза­тель­ства. Сам по се­бе Фад ни­кого не вол­ну­ет, доб­рать­ся, я уве­рена, рас­счи­тыва­ли до Иш­тар. Ес­ли го­сударь убе­дит­ся, что она неп­ри­час­тна к по­куше­нию, по­верит и в то, что Фад все­го лишь стал жер­твой кле­веты, и сог­ла­сит­ся его ос­во­бодить.

— Хо­рошо, ес­ли так, — серь­ез­но ки­ва­ет За­мин. — Вот толь­ко для это­го вам при­дет­ся предъ­явить нас­то­яще­го убий­цу. А это не так уж прос­то, раз да­же луч­шие страж­ни­ки по­ка не пре­ус­пе­ли. Кста­ти, Ал­лас хо­тел вас ви­деть. Я ведь за­тем и приш­ла. Не ре­шалась бес­по­ко­ить вас в поз­дний час, но раз уж вы все рав­но не мо­жете ус­нуть…

— Ал­лас здесь? — рез­ко раз­во­рачи­ва­ет­ся Эрэн­дис. — И ты до сих пор мол­ча­ла? Сколь­ко раз пов­то­рять, Ал­ла­са пус­кать в лю­бое вре­мя, чем бы я ни бы­ла за­нята! Про­си.

Юно­ша не­реши­тель­но пе­рес­ту­па­ет по­рог под тя­желым взгля­дом прин­цессы, слов­но в лю­бой мо­мент ожи­дая под­во­ха. Ин­ту­иция прак­ти­чес­ки сра­зу под­ска­зыва­ет Эрэн­дис, что страж­ник не при­нес ра­дос­тных но­вос­тей, и те­перь она очень ста­ра­ет­ся не вы­казы­вать всей глу­бины сво­его ярос­тно­го ра­зоча­рова­ния.

— Без­на­деж­но это все, ва­ше вы­сочес­тво, — раз­во­дит он ру­ками. — Вы хоть пред­став­ля­ете, как сей­час ох­ра­ня­ют­ся тем­ни­цы? Не по­пав­шись на гла­за стра­жам, ту­да раз­ве что кры­са с ули­цы прос­коль­знет. Пат­ру­ли сме­ня­ют­ся каж­дые нес­коль­ко ча­сов, лорд Ала­нор нап­ра­вил вниз луч­ших сво­их лю­дей. Да­же знай вы под­зе­мелья, как свои пять паль­цев, вам не прой­ти ту­да не­заме­чен­ной, ес­ли толь­ко вы не уме­ете ста­новить­ся не­видим­кой.

— На­учусь, ес­ли по­надо­бит­ся, — сер­ди­то от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Что за поль­за от те­бя, ес­ли ты не мо­жешь ис­полнить од­ну-единс­твен­ную мою прось­бу за столь­ко лет?

— Все, что мне уда­лось, это до­быть для вас кар­ту под­зе­мелий, — ви­нова­то опус­ка­ет го­лову Ал­лас. — Вот, взгля­ните, — и он раз­во­рачи­ва­ет пе­ред ней из­мя­тый лис­ток с на­несен­ны­ми на не­го тушью тон­ки­ми схе­матич­ны­ми ли­ни­ями. — Здесь дер­жат ле­ди Иш­тар, а ос­новные пат­ру­ли я от­ме­тил крас­ным. Хо­тя лорд Ала­нор всег­да мо­жет пос­лать ко­го-то на про­вер­ку, и это­го уже не пре­дуга­да­ешь. Ес­ли кар­та хоть сколь­ко-ни­будь вам по­может…

— Как знать, как знать, — Эрэн­дис расс­тро­ен­но пря­чет лис­ток сре­ди книг. — Ви­димо, те­перь мы пол­ностью за­виси­мы от лор­да Ала­нора. А вре­мени так ма­ло…

— Вре­мя еще есть, — воз­ра­жа­ет Ал­лас. — Ко­роль не ста­нет за­нимать­ся де­лом ле­ди Иш­тар так ско­ро, сей­час у не­го по­яви­лись дру­гие де­ла. Не уве­рен, что вес­ти доб­рые, но для ва­ших дру­зей это пусть не­боль­шая, но от­сроч­ка.

— О чем это ты? — хму­рит­ся Эрэн­дис. — Что еще пло­хого при­нес с со­бой этот день?

— Лорд Элен­дур вер­нулся из вос­точных зе­мель, — со­об­ща­ет Ал­лас. — Ве­чером он пред­стал пе­ред го­суда­рем с док­ла­дом и пре­под­нес ему во­ен­ные тро­феи. Ме­ня в тот мо­мент в трон­ном за­ле не бы­ло, я пы­тал­ся вы­пол­нить ва­ше по­руче­ние, но го­ворят, в бою он снис­кал сла­ву и по­се­ял ужас в сер­дцах ис­терлин­гов.

— Элен­дур — из­вес­тный врун, — Эрэн­дис не мо­жет удер­жать­ся от сме­ха. — Ес­ли бы ни знат­ное про­ис­хожде­ние и ни пок­ро­витель­ство, ко­торое его свет­лость Ги­миль­хад ока­зывал лор­ду Бэль­за­гару, его по­кой­но­му па­паше, сре­ди Лю­дей ко­роля это­го бах­ва­ла ни во что бы не ста­вили.

— Я знаю, что вы не­долюб­ли­ва­ете лор­да Элен­ду­ра, — скло­ня­ет го­лову Ал­лас. — Од­на­ко бит­ва на сей раз вы­далась не­шуточ­ная, где-то в пред­местье мо­ря Рун, в рус­ле пе­ресох­шей ре­ки. Сол­да­ты Ну­мено­рэ до­каза­ли, что не толь­ко пре­вос­хо­дят про­тив­ни­ка в во­ору­жении, но и го­товы на­нес­ти ему сок­ру­шитель­ное по­раже­ние в ру­копаш­ном бою. Лорд Элен­дур обо­гатил каз­ну Ну­мено­рэ, при­везя с со­бой мно­го зо­лота и дра­гоцен­ных кам­ней.

— Где же он их раз­до­был, пе­сок в ва­ди про­се­ивал? — с ус­мешкой ин­те­ресу­ет­ся Эрэн­дис. — Или ре­ки в Рун, как и бы­ло пред­ска­зано, на­конец-то по­тек­ли зо­лотом?

— Вам вряд ли пон­ра­вит­ся прав­да, — мрач­но от­зы­ва­ет­ся Ал­лас. — Лорд Элен­дур всег­да с пре­неб­ре­жени­ем от­но­сит­ся к пра­вилам, осо­бен­но ког­да счи­та­ет се­бя по­беди­телем, вы ведь зна­ете. Ес­ли я вер­но по­нял, они ра­зори­ли один из кур­га­нов. На ос­но­вании уви­ден­но­го, лорд Элен­дур уже за­явил ко­ролю, что ни­каких умер­твий там не во­дит­ся, и гос­по­дин Лан­гон прос­то мо­рочит всем го­лову.

При дру­гих об­сто­ятель­ствах Эрэн­дис зло­рад­но бы улыб­ну­лась, но сей­час она бук­валь­но чувс­тву­ет, как кровь при­лива­ет к вис­кам. Па­рали­зу­ющая смесь гне­ва, пе­чали и ка­кого-то сак­раль­но­го ужа­са же­лез­ной хват­кой впи­ва­ет­ся в гор­ло, и в го­лове не ос­та­ет­ся ни од­ной связ­ной мыс­ли: да­же от Элен­ду­ра она не ожи­дала та­кой под­лости, как на­паде­ние на кур­ган, пре­неб­ре­жение свя­тостью пос­ледне­го прис­та­нища ушед­ших пра­вите­лей древ­ности. Воз­можно, зо­лотые ти­ары и брас­ле­ты, что от­ны­не пе­реко­чу­ют в сок­ро­вищ­ни­цы Ар­ме­нело­са, не­ког­да но­сили на се­бе ее да­лекие пред­ки.

— Зна­чит, мер­твые не под­ня­лись на за­щиту сво­их бо­гатств? — ше­потом спра­шива­ет она. — На мес­те Элен­ду­ра я бы боль­ше ос­те­рега­лась тех, кто еще жив…

— Ко­ролю то­же не пон­ра­вил­ся его пос­ту­пок, — спе­шит уточ­нить Ал­лас. — Он уже уп­рекнул лор­да Элен­ду­ра пе­ред со­ветом за из­лишнюю жес­то­кость. Пос­ле бит­вы… вы дол­жны об этом знать, ва­ше вы­сочес­тво, пос­ле бит­вы он при­казал каз­нить всех, кто был ра­нен или пле­нен и не по­желал доб­ро­воль­но при­нять власть го­суда­ря Ар-Фа­разо­на.

— Как изу­митель­но все по­луча­ет­ся, — ти­хо от­ве­ча­ет Эрэн­дис. — Ока­зыва­ет­ся, мы не на ос­во­боди­тель­ной вой­не, как нас за­веря­ли вна­чале, а на за­во­ева­тель­ной. Элен­дур ко­ман­ду­ет из­бран­ны­ми во­ина­ми, всег­да счи­талось боль­шой честью слу­жить в его от­ря­де. Ты мо­жешь мне пок­лясть­ся, что ко­роль не знал? Или он прос­то пред­по­чел сде­лать вид, что это про­изош­ло без его ве­дома?

— Ва­ше вы­сочес­тво, как мож­но по­доз­ре­вать ко­роля в нес­пра­вед­ли­вос­ти? — изум­ленно вы­дыха­ет Ал­лас. — Не да­лее, как нес­коль­ко дней на­зад вы приш­ли в ярость, ког­да я до­пус­тил по­хожую не­ос­то­рож­ную мысль.

Эрэн­дис наб­ра­сыва­ет плащ на пле­чи — хо­лод, ко­торо­му, в от­ли­чие от лю­дей, ни­почем ни стра­жа, ни за­пер­тые две­ри, про­сачи­ва­ет­ся внутрь по­ко­ев и об­хва­тыва­ет прин­цессу сво­ими кос­тля­выми ла­пами с ос­трым ког­тя­ми.

— Я по-преж­не­му не ве­рю, что это его ве­личес­тво мог при­казать убить Пал­ландо, — от­ве­ча­ет она. — Смерть од­но­го че­лове­ка — это так мел­ко для ве­лико­го пра­вите­ля. Вот смерть де­сят­ков… или со­тен… сколь­ко во­инов по­лег­ло в той бит­ве? Кто-ни­будь счи­тал? — она под­жи­ма­ет гу­бы. — Не ду­маю. Нас­коль­ко я знаю Элен­ду­ра, он спо­собен счи­тать лишь зо­лотые мо­неты.

— Вам не сто­ит го­ворить об этом со мной, ва­ше вы­сочес­тво, — со стра­хом об­ры­ва­ет ее Ал­лас. — Фа­ду так не по­вез­ло, по­тому что он бол­тал мно­го опас­ных ве­щей, где не сле­ду­ет. В этом двор­це ни­кому нель­зя ве­рить, ни те­лох­ра­ните­лям, ни слу­гам, и уж тем бо­лее гос­по­дам. Проз­най, кто из них, что вы по­мога­ете Фа­ду, сра­зу же при­пом­нят вам, что вы од­на из них… Ре­шат, что вы с ни­ми за­од­но.

— Го­сударь всег­да с ува­жени­ем от­но­сил­ся к тем, кто не бо­ит­ся выс­ка­зывать свое мне­ние, да­же очень не­попу­ляр­ное, — от­ве­ча­ет Эрэн­дис. — Ра­зуме­ет­ся, ес­ли это сде­лано не на­рочи­то дер­зко, в при­сутс­твии его под­данных, как поз­во­лял се­бе Пал­ландо. Ес­ли это боль­ше не так, зна­чит, он из­ме­нил­ся силь­нее, чем я ду­мала. И она сно­ва ока­залась пра­ва…

Ал­лас по­дав­ленно мол­чит — Эрэн­дис го­това по­бить­ся о зак­лад, сей­час он с ра­достью ух­ва­тил­ся бы за воз­можность уда­лить из сво­ей па­мяти все вос­по­мина­ния об этом раз­го­воре. Ко­неч­но, глу­по рас­счи­тывать на то, что од­нажды она смо­жет наз­вать это­го маль­чи­ка сво­им дру­гом. Друзья ос­та­лись пре­рога­тивой юной Хинд — прин­цессе же не­поз­во­литель­ны та­кие рос­кошь и сво­бода.

— Сту­пай к се­бе, Ал­лас, — ус­та­ло про­из­но­сит она. — У нас у всех был труд­ный день. А зав­траш­ний обе­ща­ет быть еще тя­желее.

— Обе­щай­те, что не ста­нете де­лать ни­чего не­об­ду­ман­но­го, — не­ожи­дан­но про­сит ее страж­ник. — Го­ворят, ле­ди Иш­тар са­мого Са­уро­на не бо­ялась. Она что-ни­будь при­дума­ет.

— Мне бы та­кую ве­ру в ее все­могу­щес­тво, — взды­ха­ет Эрэн­дис. — Не бес­по­кой­ся, Ал­лас. Что бы ни слу­чилось, я не на­зову тво­его име­ни.

Она сно­ва ос­та­ет­ся в оди­ночес­тве, не­тороп­ли­во про­гули­ва­ясь по ком­на­те в по­дарен­ной ей на­кид­ке. Край пла­ща мяг­ко ше­лес­тит о ворс ков­ра, и на­ряд дей­стви­тель­но на­поми­на­ет ог­ромные крылья не­видан­но­го чу­дови­ща. Лан­гон так ни ра­зу и не наз­вал та­инс­твен­ную майэ по име­ни, но сей­час прин­цесса поч­ти уве­рена, что не от мор­дор­ских ор­ков та уз­на­ла о пред­назна­чении этой па­мят­ной ве­щи.

— Что ме­ня боль­ше все­го удив­ля­ет в этой ис­то­рии, — од­нажды за­меча­ет Эрэн­дис в раз­го­воре с Иш­тар, — так это, для че­го Тху­рин­гве­тиль во­об­ще по­надо­бил­ся вол­шебный плащ, что­бы об­ра­щать­ся ле­тучей мышью. Она ведь майэ. Пе­ревоп­ло­тить­ся для нее дол­жно быть так же прос­то и ес­тес­твен­но, как для че­лове­ка сме­нить платье.

— Ва­ши пред­став­ле­ния о спо­соб­ностях май­ар бы­ли бы для них лес­тны, но увы, они по­ряд­ком пре­уве­личе­ны, — улы­ба­ет­ся Иш­тар. — Каж­дая сле­ду­ющая сме­на фи­зичес­кой фор­мы за­бира­ет все боль­ше и боль­ше внут­ренних ре­сур­сов. Чем доль­ше мы жи­вем, тем проч­нее срас­та­ем­ся с выб­ранны­ми мас­ка­ми. Вы зна­ете об этом луч­ше, чем кто бы то ни бы­ло, не так ли, ва­ше вы­сочес­тво? И тог­да единс­твен­ным воз­можным ре­шени­ем ос­та­ет­ся ма­гия…

Ма­гия. Уже не пер­вый день Эрэн­дис воз­вра­ща­ет­ся к этим мыс­лям, сно­ва и сно­ва заж­му­рива­ет­ся, ста­ратель­но вос­кре­шая в па­мяти об­раз ба­буш­ки. Не­ког­да Иш­тар об­молви­лась, буд­то пла­щом смог­ла бы вос­поль­зо­вать­ся од­на из жриц ис­терлинг­ских пле­мен, та, что с мо­локом ма­тери впи­тала рас­сы­пан­ные сре­ди их на­рода ис­кры кол­дов­ско­го да­ра. Ба­буш­ка не счи­тала се­бя жри­цей, со свой­ствен­ным ей не­одоб­ри­тель­ным пре­неб­ре­жени­ем смот­ре­ла на по­пыт­ки не слиш­ком бла­гора­зум­ных смер­тных вы­гадать кру­пицы уда­чи у судь­бы, но сей­час — вспо­миная от­дель­ные эпи­зоды из детс­тва: вов­ре­мя от­кло­нив­шу­юся стре­лу, хищ­но­го зве­ря, уди­витель­ным об­ра­зом по­забыв­ше­го о пас­шемся пря­мо под его но­сом ско­те, стих­ший жар у стра­да­юще­го от бо­лез­ни мла­ден­ца, зо­лотой са­моро­док, об­на­ружен­ный на бе­регу ре­ки, — Эрэн­дис не мо­жет объ­яс­нить эти пов­седнев­ные чу­деса ина­че, как вол­шебс­твом. И ес­ли в ее до­гад­ках при­сутс­тву­ет ис­ти­на — оз­на­ча­ет ли это, что она, как не­ког­да прек­расная и от­важная Лю­ти­эн Ти­нуви­эль, ге­ро­иня ну­менор­ских дет­ских ска­зок, мо­жет об­ра­тить­ся ог­ромной ле­тучей мышью и по­лететь, ку­да ей толь­ко заб­ла­горас­су­дить­ся — да­же в ох­ра­ня­емые де­сят­ка­ми во­инов тем­ни­цы ко­ролев­ско­го зам­ка?

Она дол­го и прис­таль­но рас­смат­ри­ва­ет се­бя в зер­ка­ле, но ни­чего не про­ис­хо­дит: ес­ли ба­буш­ка и ос­та­вила ей та­кое не­обыч­ное нас­ле­дие, Хинд дав­но сош­ла с пу­ти пред­ков, что­бы най­ти воз­можность им вос­поль­зо­вать­ся. Прин­цесса Эрэн­дис же слиш­ком твер­до сто­ит на зем­ле обе­ими но­гами, что­бы по­лететь, — и ре­шение ей пред­сто­ит ис­кать в ми­ре смер­тных. А зна­чит, зав­тра ей не­об­хо­димо лю­бой це­ной встре­тить­ся с лор­дом Ала­нором, да­же ес­ли тот из­бе­га­ет ее об­щес­тва.

Тре­воги пе­рена­сыщен­но­го со­быти­ями дня не ос­тавля­ют прин­цессу да­же во сне — сквозь ту­ман­ную дым­ку она вновь ви­дит пе­ред со­бой баш­ни Ба­рад-Ду­ра. Двое вни­зу о чем-то ожив­ленно спо­рят, в од­ном из го­воря­щих она вне­зап­но уз­на­ет бра­та сво­его от­ца — то­го са­мого пу­тешес­твен­ни­ка, что не­ког­да ос­та­вил род­ной клан ра­ди но­вой жиз­ни в Ум­ба­ре. Эрэн­дис не ус­пе­ва­ет да­же уди­вить­ся — ведь ее дя­дя ни­ког­да не бы­вал в Мор­до­ре, ина­че не упус­тил бы воз­можнос­ти пох­вастать­ся пе­ред всем пле­менем и, в осо­бен­ности, пе­ред млад­шим бра­том, — как гла­за уже за­лива­ет яр­кий сол­нечный свет. За­мин с из­ви­ня­ющей­ся улыб­кой под­вя­зыва­ет што­ры — Эрэн­дис са­ма про­сила раз­бу­дить ее по­рань­ше.

— Бес­по­лез­но ждать от­ве­та от лор­да Ала­нора, — ре­шитель­но за­яв­ля­ет она, вы­бирая од­но из са­мых яр­ких и кра­сивых сво­их плать­ев. — И уж тем бо­лее до­кучать ко­ролю. Мыс­ли их сей­час за­няты ре­зуль­та­тами по­хода это­го не­годяя Элен­ду­ра. Во­об­ра­жаю, ка­кое впе­чат­ле­ние его вы­ход­ка про­из­ве­ла на ха­рад­рим. Стран­но, что до сих пор не отоз­ва­ли пос­лов.

— И вы, тем не ме­нее, в хо­рошем нас­тро­ении? — не­пони­ма­юще спра­шива­ет За­мин. Эрэн­дис улы­ба­ет­ся.

— Ко­неч­но, это и впрямь об­легча­ет мою за­дачу. Ес­ли весь двор за­нят воз­не­сени­ем Элен­ду­ра на пь­едес­тал ге­роя, по­ра и мне внес­ти свой скром­ный вклад. И я поч­ти уве­рена, что ес­ли лорд Ала­нор все еще не на­вес­тил эту зло­коз­ненную се­мей­ку, он не­мед­ленно ус­тре­мит­ся ту­да, уз­нав, что я ре­шила на­нес­ти им ви­зит веж­ли­вос­ти, — она бро­са­ет взгляд на ми­ни­атюр­ные зо­лотые ча­сики на ле­вой ру­ке, ред­кую да­же по ну­менор­ским мер­кам ди­ковин­ку. — Выж­ди не­кото­рое вре­мя, а за­тем пос­та­рай­ся до­вес­ти это до све­дения Ала­нора.

Прин­цессе из­вес­тно мно­жес­тво спо­собов по­кинуть дво­рец не­заме­чен­ной — го­сударь был бы глу­боко воз­му­щен, проз­най он о том, как час­то Эрэн­дис в ком­па­нии Иси­ли­эль и дру­гих ко­ролев­ских ку­зин та­ким об­ра­зом сбе­гали от осо­бен­но до­куч­ли­вых учи­телей. Вен­це­нос­ные родс­твен­ни­цы, впро­чем, поль­зо­вались эти­ми улов­ка­ми ку­да ча­ще — Эрэн­дис со вре­менем ста­ла на­ходить их ком­па­нию все бо­лее уто­митель­ной. Од­на­ко на этот раз вос­по­мина­ния о да­леком детс­тве мо­гут сос­лу­жить ей хо­рошую служ­бу — и вот спус­тя все­го чет­верть ча­са она уже ша­га­ет по го­роду, на­де­ясь из­бе­жать по до­роге не­жела­тель­ных встреч.

Ска­зать по прав­де, до­бирать­ся до особ­ня­ка лор­да Элен­ду­ра и его семьи ра­зум­нее в ка­рете или на па­лан­ки­не — путь неб­лизкий, и пет­ля­ющая до­рога про­ходит че­рез тор­го­вые ря­ды в ниж­нем го­роде. Элен­дур не мес­тный уро­женец — пред­ки его про­ис­хо­дят из Он­досто, там же и по сей день рас­по­лага­ет­ся их ро­довое гнез­до. Нем­но­гие из бла­город­ных се­мей Фо­рос­та­ра лю­бят прив­ле­кать вни­мание к сво­ему про­ис­хожде­нию — ведь имен­но от их пе­чаль­но из­вес­тно­го зем­ля­ка ве­дет свой род ле­ди Иш­тар. Во вся­ком слу­чае, поп­равля­ет се­бя Эрэн­дис, та, не­сом­ненно, ког­да-то су­щес­тво­вав­шая да­ма, под чь­им об­ли­чи­ем скры­ва­ет­ся Тху­рин­гве­тиль. Сей­час ей осо­бен­но слож­но пред­ста­вить се­бе, что бу­дущий ула­ири ког­да-то так же сво­бод­но рас­ха­живал по ули­цам Он­досто и Ар­ме­нело­са и наб­лю­дал за звез­да­ми из об­серва­тории, воз­ве­ден­ной еще ко­ролем Тар-Ме­нель­ду­ром.

Вне­зап­ная мысль зас­тавля­ет ее за­мед­лить шаг от удив­ле­ния. Ведь ес­ли ве­рить Лан­го­ну, Са­урон вер­нул свою ста­рую со­рат­ни­цу к жиз­ни дав­ным-дав­но — сколь­ко вре­мени уже прош­ло с Вой­ны Гне­ва? Тог­да, дол­жно быть, она выг­ля­дела со­вер­шенно ина­че — собс­твен­но го­воря, до сих пор Эрэн­дис пред­став­ля­ет се­бе Тху­рин­гве­тиль ис­клю­читель­но в об­ли­ке кро­вожад­но­го монс­тра, но ни­как не прив­ле­катель­ной жен­щи­ны.

Тху­рин­гве­тиль фак­ти­чес­ки приз­на­лась прин­цессе, что пе­ревоп­ло­щения и в луч­шие вре­мена да­вались ей чрез­вы­чай­но тя­жело. Так как же ей уда­лось ввес­ти в заб­лужде­ние да­же тех, кто не под­вергал факт су­щес­тво­вания Иш­тар из прок­ля­того ро­да и те­ни сом­не­ния? Выг­ля­дела ли она так с са­мого на­чала, или это прос­тое сов­па­дение? А мо­жет быть, сно­ва ма­гия — ведь Са­урон прос­ла­вил­ся соз­да­ни­ем весь­ма прав­до­подоб­ных ил­лю­зий?… Что-то в этой це­поч­ке раз­мышле­ний не да­ет Эрэн­дис по­коя, но она ни­как не мо­жет ух­ва­тить­ся за нуж­ную мысль…

Вне­зап­но стол­кно­вение с про­хожим зас­тавля­ет ее по­забыть о майэ. Нез­на­комец, нес­мотря на ут­ренний зной, одет в скры­ва­ющий его с ног до го­ловы плащ, под ко­торым не­воз­можно раз­гля­деть ли­ца — ка­жет­ся, что под ка­пюшо­ном клу­бят­ся лишь ть­ма и пус­то­та. Эрэн­дис пос­пешно от­ша­тыва­ет­ся — без вся­ких ви­димых при­чин ее вдруг ох­ва­тыва­ет ужас, как тог­да, на Ме­нель­тар­ме, а сло­ва из­ви­нения буд­то при­липа­ют к гор­лу, от­ка­зыва­ясь сры­вать­ся с язы­ка. Зло­вещий пут­ник при­мири­тель­но скло­ня­ет го­лову, а за­тем ша­га­ет в сто­рону и рас­тво­ря­ет­ся в тол­пе, и лишь по­теряв его из ви­ду, Эрэн­дис мо­жет, на­конец, зас­та­вить се­бя дви­нуть­ся с мес­та.

— Что это бы­ло? — бор­мо­чет она в не­до­уме­нии. — Что за стран­ные лю­ди бро­дят по го­роду…

Даль­ней­ший путь она про­делы­ва­ет в пол­ной по­дав­леннос­ти. Вне­зап­но про­пада­ет вся­кое же­лание выс­лу­шивать от­вра­титель­ные са­мовос­хва­ления Элен­ду­ра и ли­цемер­но вос­хи­щать­ся его мни­мой доб­лестью — эта роль блис­та­тель­но уда­лась бы ко­му-то вро­де Иси­ли­эль. Эрэн­дис и са­ма по­нима­ет, что ее от­но­шение к де­вуш­ке пред­взя­то — кто угод­но при дво­ре без грам­ма лес­ти под­твер­дил бы, что Иси­ли­эль лю­без­на, доб­ра и по­рази­тель­но по­хожа на ко­роле­ву в юнос­ти мяг­костью нра­ва и от­зывчи­востью сер­дца, но до­водов ра­зума по­рой не­дос­та­точ­но для то­го, что­бы ис­ко­ренить в се­бе не­объ­яс­ни­мую неп­ри­язнь.

Дом Элен­ду­ра от­ли­ча­ет­ся от особ­ня­ков те­туш­ки И­орет и дру­гих ста­рожи­лов Ар­ме­нело­са — со сто­роны он про­из­во­дит та­кое впе­чат­ле­ние, буд­то хо­зя­ева въ­еха­ли сов­сем не­дав­но и не ус­пе­ли не толь­ко раз­ло­жить ве­щи, но да­же и за­вер­шить ре­мон­тные ра­боты. Не­дос­тро­ен­ная ман­сарда за­лита сол­нцем и на­поло­вину зас­тавле­на раз­но­мас­тным не­нуж­ным хла­мом: ста­рой ме­белью, до от­ка­за за­биты­ми сун­ду­ками, свер­тка­ми пор­тя­щих­ся от вре­мени тка­ней... На па­мяти Эрэн­дис дом этот выг­ля­дел так всег­да, впол­не воз­можно, еще при де­де Элен­ду­ра, лор­де Бэль­зо­ре, пе­ре­ехав­шем в сто­лицу мно­го лет на­зад. Их семья всег­да бы­ла ку­да луч­ше прис­по­соб­ле­на к су­щес­тво­ванию в по­ход­ных ус­ло­ви­ях, не­жели к раз­ме­рен­ной жиз­ни мир­но­го вре­мени — и лишь Элен­дур вы­деля­ет­ся сре­ди по­коле­ний слав­ных пред­ков, слов­но на нем род на­чина­ет пос­те­пен­но выц­ве­тать.

Ли­цо прив­ратни­ка изум­ленно вы­тяги­ва­ет­ся, ког­да он уз­на­ет вос­пи­тан­ни­цу ко­роля. Эрэн­дис ра­да, что выб­ра­ла для ви­зита столь ран­ний час — по­полуд­ни здесь ша­гу нег­де бу­дет сту­пить от лю­бопытс­тву­ющих прид­ворных.

Хо­зяй­ке до­ма — ле­ди Ин­зиль­мит — не срав­ня­лось еще и пя­тиде­сяти, и в ее ли­це иде­оло­гия лю­дей ко­роля на­ходит са­мое яр­кое вы­раже­ние. В стрем­ле­нии ни в чем не по­ходить на квен­ди они ко­рот­ко стри­жет свои гус­тые свет­лые во­лосы, силь­но вы­гора­ющие на сол­нце, но­сит зак­ры­тые чер­ные платья и ве­лико­леп­ные жем­чужные оже­релья — кто, как не Эрэн­дис, мо­жет с пер­во­го взгля­да оп­ре­делить про­ис­хожде­ние и сто­имость кам­ня? — и од­ной из пер­вых от­ка­зыва­ет­ся от тра­диций, не­ког­да пе­рехо­див­ших в Ну­мено­рэ из по­коле­ния в по­коле­ние. Она не учас­тво­вала в вос­хожде­нии на Ме­нель­тар­му и до­воль­но ред­ко по­яв­ля­ет­ся во двор­це по приг­ла­шению на дух ее не пе­рено­сящей ко­роле­вы — за­то весь­ма охот­но соп­ро­вож­да­ет блис­та­тель­ных муж­чин сво­ей семьи: сна­чала лор­да Бэль­за­гара, сво­его суп­ру­га, а пос­ле его смер­ти — сы­на. К Эрэн­дис она от­но­сит­ся бла­гос­клон­но — а по­тому рас­цве­та­ет в хищ­ной акуль­ей улыб­ке, ед­ва ус­пев спус­тить­ся в гос­ти­ную.

— Ва­ше вы­сочес­тво, — го­лос ее сла­ще ме­да, а на­сыщен­но-жел­тый жем­чуг в брас­ле­те яв­но при­везен с Вос­то­ка, — вы все прек­раснее день ото дня. Ка­кое ра­дос­тное со­бытие для нас при­нимать вас! Ес­ли бы вы пре­дуп­ре­дили за­ранее, я бы под­го­тови­ла праз­дник!

— Не та­кое уж ве­ликое со­бытие мой ви­зит, что­бы под­ни­мать столь­ко шу­ма, — мор­щится Эрэн­дис. — К то­му же, я приш­ла к вам по де­лу. Вер­нее ска­зать, к ва­шему сы­ну.

— Элен­дур ско­ро при­со­еди­нит­ся к нам, — ле­ди Ин­зиль­мит бе­рет ее под ру­ку. — Не хо­тите ли взгля­нуть по­ка на мою оран­же­рею? Осо­бен­но прек­расна она бу­дет осенью, ког­да рас­цве­тут кро­кусы, но и сей­час там есть, на что по­любо­вать­ся.

Эрэн­дис ма­ло­ин­те­рес­ны бес­счет­ные ли­лии и ор­хи­деи ле­ди Ин­зиль­мит, но она все же поз­во­ля­ет вы­вес­ти се­бя в сад и не­кото­рое вре­мя ме­хани­чес­ки от­зы­ва­ет­ся на бес­сю­жет­ную бол­товню хо­зяй­ки, по­ка та не бро­са­ет ми­мохо­дом лю­бопыт­ное за­меча­ние.

— Го­сударь со­вер­ша­ет ошиб­ку, из­лишне до­веряя чу­жезем­цам. Ес­ли бы я не бы­ла уве­рена в си­ле на­шей ар­мии, не мог­ла бы спать спо­кой­но, зная, как мно­го ха­рад­рим бро­дит по го­роду. Ос­та­ет­ся лишь на­де­ять­ся, что Фа­разон очень ско­ро ра­зоча­ру­ет­ся в са­мой идее пе­рего­воров и вер­нется к ста­рым и до­казав­шим свою эф­фектив­ность ме­тодам.

— У вас есть пред­ло­жения, ле­ди Ин­зиль­мит? — прис­таль­но смот­рит на нее Эрэн­дис. Улыб­ка вы­жида­ющая сме­ня­ет­ся на ли­це той на улыб­ку пред­вку­ша­ющую — слов­но рыб­ка зах­ва­тила пред­назна­чен­ную для нее на­жив­ку.

— Но ведь все очень прос­то, — по­жима­ет она пле­чами. — Южа­не де­сяти­лети­ями пла­тили дань Мор­до­ру и ис­полня­ли по­веле­ния его Вла­дыки. Кто зай­мет ос­во­бодив­ше­еся мес­то — по­лучит власть на­до всем ре­ги­оном. Вмес­то то­го, что­бы уле­щивать ха­рад­рим и эту де­вицу из Кхан­да, го­суда­рю сле­дова­ло бы все си­лы бро­сить на по­коре­ние Мор­до­ра.

— По­лага­ете, вся­кий, ко­му удас­тся раз­местить свои гар­ни­зоны в Ба­рад-Ду­ре, ав­то­мати­чес­ки при­об­ре­та­ет ува­жение ис­терлин­гов и ор­ков — или кто еще там оби­та­ет в Мор­до­ре? — ус­ме­ха­ет­ся Эрэн­дис. — Ко­роль зна­ет, как тя­жело най­ти под­хо­дяще­го че­лове­ка, по­тому и не то­ропит­ся с вы­бором.

— И те­ря­ет дра­гоцен­ное вре­мя, — не сда­ет­ся Ин­зиль­мит. — Де­ло не в Ба­рад-Ду­ре, кре­пость мож­но срав­нять с зем­лей и воз­вести на ее мес­те но­вую, она не за­лог влас­ти и да­же не ее сим­вол. Но вот ес­ли ко­му-то удас­тся за­полу­чить Еди­ное коль­цо… — она по­нима­юще ух­мы­ля­ет­ся, — ви­жу, вы уже за­думы­вались об этом. При Са­уро­не коль­ца не наш­ли, но где-то ведь оно спря­тано. И я поч­ти уве­рена, что коль­цо все еще в Мор­до­ре, ле­жит се­бе в бе­зопас­ности и так и про­сит, что­бы его наш­ли.

Эрэн­дис не по ду­ше хо­дить вок­руг да око­ло.

— Ста­ло быть, вы хо­датай­ству­ете за сы­на, ле­ди Ин­зиль­мит? Хо­тите ви­деть его на­мес­тни­ком Мор­до­ра?

— Это мес­то дол­жен за­нять ну­мено­рец, — ни­чуть не сму­тив­шись, от­зы­ва­ет­ся Ин­зиль­мит. — Ис­терлинг, вы­рос­ший в сте­пях и при­учен­ный по­читать и бо­ять­ся Вра­га, ни­ког­да не ста­нет блюс­ти на­ши ин­те­ресы. На­мес­тник дол­жен про­ис­хо­дить из древ­не­го и бла­город­но­го ро­да, и его вер­ность ко­ролю не дол­жна вы­зывать ни ма­лей­ших сом­не­ний. Оче­вид­но, что мой сын удов­летво­ря­ет этим тре­бова­ни­ям, но есть и дру­гие дос­той­ные му­жи, за ко­торых я го­това по­ручить­ся пе­ред Фа­разо­ном. Раз­ве вы со мной не сог­ласны, ва­ше вы­сочес­тво?

Прин­цесса прик­ры­ва­ет гла­за — на­порис­тость Ин­зиль­мит всег­да ее раз­дра­жала, хо­тя пос­по­рить с ней труд­но. Ведь ес­ли до­гад­ка Иш­тар вер­на, и ко­роль рас­счи­тыва­ет вы­дать ее за­муж за бу­дуще­го на­мес­тни­ка, раз­ве она са­ма не пред­почтет знат­но­го ну­менор­ца без­вес­тно­му вас­та­ку, выб­ранно­му для нее по со­вету Лан­го­на, ко­торо­го она в гла­за не ви­дела, но за­оч­но уже ус­пе­ла воз­не­нави­деть? В то же вре­мя, пред­ста­вить се­бя суп­ру­гой Элен­ду­ра она не мог­ла — юный во­ена­чаль­ник воп­ло­щал в се­бе все от­ри­цатель­ные чер­ты ну­менор­цев, ко­торые Эрэн­дис толь­ко мог­ла наз­вать. И уж точ­но лишь в страш­ном сне она смог­ла бы наз­вать Ин­зиль­мит сво­ей свек­ровью.

— Ма­туш­ка, ви­жу, вы сов­сем за­гово­рили на­шу гостью, — объ­яв­ля­ет­ся, на­конец, Элен­дур. — Вы ведь не от­ка­жетесь раз­де­лить с на­ми зав­трак, ва­ше вы­сочес­тво? Ва­ше по­яв­ле­ние — боль­шая честь для нас.

— Бо­юсь, что не рас­по­лагаю та­ким ко­личес­твом вре­мени, — хо­лод­но от­зы­ва­ет­ся прин­цесса. — Я хо­тела ви­деть вас, ми­лорд. У ме­ня есть к вам де­ловое пред­ло­жение.

— Вот как? — Элен­дур за­мет­но удив­лен. — Чем же я мо­гу быть по­лезен ва­шему вы­сочес­тву?

— Нас­лы­шана о ва­шем по­ходе, — от­ве­ча­ет Эрэн­дис. — От­радно ви­деть вас жи­вым и здо­ровым, пусть тем, кто встре­тил­ся вам на пу­ти, по­вез­ло мень­ше. Мне рас­ска­зали о тро­фе­ях, что вы при­вез­ли в Ну­менор. Ук­ра­шения, зо­лото, дра­гоцен­ные кам­ни, при­над­ле­жав­шие ко­му-то из ушед­ших пра­вите­лей Вос­то­ка.

— Это бы­ла удач­ная охо­та, — ух­мы­ля­ет­ся Элен­дур, что де­ла­ет его в гла­зах прин­цессы еще бо­лее от­талки­ва­ющим. — Да­же кровь в жи­лах зве­ря, брю­хо ко­торо­го я вспо­рол, те­чет зо­лотом.

— Боль­шую часть сок­ро­вищ вы пе­реда­ли го­суда­рю, как ве­лит за­кон, — ки­ва­ет Эрэн­дис. — Од­на­ко не­кото­рые цен­ности при­над­ле­жат вам по пра­ву, и их вы ос­та­вили се­бе.

— Эти сок­ро­вища бу­дут пе­реда­вать­ся в на­шей семье от ма­тери к до­чери, — с гор­достью под­твержда­ет Ин­зиль­мит, но Эрэн­дис да­же не по­вора­чива­ет го­ловы.

— Я здесь, что­бы вы­купить ва­шу до­лю сок­ро­вищ, — про­из­но­сит она. — Это вы­год­ное пред­ло­жение, ми­лорд. Го­сударь, нас­коль­ко мне из­вес­тно, не в вос­торге от ва­ших по­хож­де­ний на Вос­то­ке. Эти дра­гоцен­ности всег­да бу­дут на­поми­нать ему о том, что вы на­руши­ли его во­лю. Я го­това вып­ла­тить вам их пол­ную сто­имость.

— Его ве­личес­тво мог толь­ко при­казать, и я не ос­та­вил бы се­бе ни еди­ной мо­неты, — ос­кор­блен­но вски­дыва­ет­ся Элен­дур. — Моя жизнь при­над­ле­жит ко­ролю, так же, как и мое иму­щес­тво.

— Я здесь не пред­став­ляю ко­ролев­ский дом, ми­лорд, — воз­ра­жа­ет Эрэн­дис. — Я го­това зап­ла­тить за каж­дую дра­гоцен­ность из сво­его собс­твен­но­го со­дер­жа­ния. По­лагаю, та­кой пред­при­им­чи­вый че­ловек, как вы, уже по­каза­ли их сво­ему юве­лиру, и зна­ете их ис­тинную це­ну. Пре­дуп­реждаю, что не при­му от вас по­дар­ка. Я хо­чу зап­ла­тить.

Элен­дур по­ряд­ком сбит с тол­ку не­ожи­дан­ным пред­ло­жени­ем, но до­воль­но быс­тро сда­ет­ся. От вни­мания Эрэн­дис не ук­ры­ва­ет­ся жад­ный блеск в гла­зах ле­ди Ин­зиль­мит — прин­цесса в кур­се, что фи­нан­со­вое по­ложе­ние их ро­да не так ста­биль­но, как той хо­телось бы, и ра­дость об­ла­дания ред­ки­ми ук­ра­шени­ями очень ско­ро по­мер­кнет пе­ред на­сущ­ной не­об­хо­димостью го­товить­ся к сле­ду­юще­му по­ходу.

Элен­дур не кри­вит ду­шой — се­бе он, и в са­мом де­ле, ос­та­вил очень нем­но­го. Ру­ки прин­цессы дро­жат, ког­да она при­нима­ет не­боль­шой ла­рец — хо­тя кам­ни и зо­лото до блес­ка от­по­лиро­ваны и уло­жены на тем­ный бар­хат, ей до сих пор ка­жет­ся, что они хра­нят за­пах и сы­рость пот­ре­вожен­ной мо­гилы. Она не хо­чет ду­мать, на чь­их ру­ках рань­ше кра­сова­лись эти перс­тни, и как час­то их обаг­ря­ла све­жая кровь, — она лишь ма­шиналь­но вы­водит раз­ма­шис­тую под­пись на при­казе каз­на­чею, и сле­ду­ет к вы­ходу, не же­лая доль­ше не­об­хо­димо­го ос­та­вать­ся в этом до­ме.

— Вы со­бира­етесь воз­вра­щать­ся пеш­ком, со все­ми эти­ми дра­гоцен­ностя­ми? — по­ражен­но аха­ет ле­ди Ин­зиль­мит. — Об этом не мо­жет быть и ре­чи! Наш слу­га дос­та­вит вас во дво­рец, я при­кажу за­ложить ка­рету. Не воз­ра­жай­те мне, ва­ше вы­сочес­тво, я чувс­твую свою от­ветс­твен­ность пе­ред го­суда­рем!

— Ма­туш­ка пра­ва, — под­да­кива­ет ей Элен­дур. — Вы пос­ту­пили в выс­шей сте­пени не­ос­мотри­тель­но, явив­шись сю­да без соп­ро­вож­де­ния. Го­род уже не так бе­зопа­сен, как преж­де.

— Не сом­не­вай­тесь, я мо­гу о се­бе по­забо­тить­ся, ми­лорд, — це­дит Эрэн­дис. — Но за пред­ло­жение спа­сибо. Я при­му ва­шу по­мощь.

Од­на­ко сто­ит воз­ни­це отъ­ехать на по­рядоч­ное рас­сто­яние от до­ма сво­их гос­под, как прин­цесса не­тер­пе­ливо сту­чит в рез­ное окош­ко внут­ри ка­реты.

— Сна­чала я бы хо­тела по­сетить еще од­но мес­то, — об­ра­ща­ет­ся она к воз­ни­це, пе­реда­вая ему в ру­ки ме­шочек с зо­лотом. — От­ве­зите ме­ня к ре­ке. В до­ме лор­да Элен­ду­ра го­ворить о на­шем мар­шру­те не сле­ду­ет, ес­ли, ко­неч­но, вы не хо­тите нав­лечь на се­бя гнев ко­роля.

Воз­ни­ца и не ду­ма­ет воз­ра­жать прин­цессе, дол­го рас­сы­па­ясь в бла­годар­ностях. Эрэн­дис без­различ­но зак­ры­ва­ет окош­ко и прис­ло­ня­ет­ся ще­кой к плю­шевой обив­ке ка­реты, воз­вра­ща­ясь к сво­им не­весе­лым мыс­лям.

По­куп­ка дра­гоцен­ностей, ко­неч­но, не ло­жит­ся на ее пле­чи не­посиль­ным бре­менем, од­на­ко на­носит не­кото­рый урон сос­то­янию, что ей уда­лось ско­пить за го­ды, про­веден­ные во двор­це. Ко­роль ни­ког­да не ог­ра­ничи­ва­ет ее в пра­ве рас­по­ряжать­ся эти­ми день­га­ми, хо­тя по умол­ча­нию счи­та­ет­ся, что они яв­ля­ют­ся частью ее при­дано­го и за­логом оп­ре­делен­ной не­зави­симос­ти. Преж­де Эрэн­дис не поз­во­ляла се­бе столь гран­ди­оз­ных по­купок — Ар-Фа­разон дос­та­точ­но час­то да­рит ей зо­лото, не за­дава­ясь воп­ро­сами о це­не. Но прин­цесса не в си­лах объ­яс­нить сво­ему опе­куну, по­чему на этот раз она ни­как не мо­жет вос­поль­зо­вать­ся его щед­ростью.

Сей­час она чувс­тву­ет се­бя осо­бен­но нез­на­читель­ной и сла­бой. Ес­ли ее при­тяза­ния на по­нима­ние ха­рак­те­ра лор­да Ала­нора ока­жут­ся пре­уве­личен­ны­ми, воз­можно, эта им­пуль­сив­ная вы­ход­ка — единс­твен­ный дос­тупный спо­соб хо­тя бы от­части по­мочь Фа­ду. Пусть зо­лото не мо­жет рас­пахнуть две­ри тем­ни­цы и под­ку­пить его не­умо­лимых стра­жей, ос­та­ют­ся все же в ми­ре си­лы, с ко­торы­ми пос­редс­твом его мож­но най­ти об­щий язык. Пусть да­же Эрэн­дис изъ­яс­ня­ет­ся на этом язы­ке с боль­шим тру­дом.

— Мир нес­пра­вед­лив, — за­меча­ет Иш­тар не­задол­го до сво­его арес­та. — Ве­личай­ший дар смер­тных — шанс про­дол­жить путь за его пре­дела­ми. Я бы не за­хоте­ла воз­вра­щать­ся сю­да, да­же ес­ли бы мог­ла.

— Вы ве­рите в су­щес­тво­вание дру­гих ми­ров? — сме­ет­ся бы­ло Эрэн­дис, но за­мол­ка­ет, за­метив неп­ри­выч­но серь­ез­ный взгляд со­бесед­ни­цы.

— На­ша ре­аль­ность слиш­ком уди­витель­на, что­бы так уж ка­тего­рич­но от­ме­тать те или иные ве­ро­ят­ности, — по­жима­ет пле­чами Иш­тар. — Мо­жет быть, мы уни­каль­ны и не­пов­то­римы, а мо­жет, все­го лишь од­но из от­ра­жений в бес­ко­неч­ной га­лерее зер­кал. И все на­ши бе­ды про­ис­хо­дят лишь из-за то­го, что мы уп­ря­мо смот­рим не в то зер­ка­ло. Взять, нап­ри­мер, Ман­вэ. Ко­роля Ар­ды, что со дня ги­бели Аль­ма­рена ни ра­зу не сту­пал на эту зем­лю. Раз­ве то, что ему уда­ет­ся раз­гля­деть с вы­соты Ой­лос­сэ — неч­то боль­шее, не­жели кри­вое от­ра­жение сквозь приз­му об­ла­ков? Будь он нас­то­ящим Ко­ролем, раз­ве не прис­та­ло ему спус­тить­ся со сво­их не­бес и по­жить здесь, по­доб­но нас­то­яще­му стран­ни­ку? Ему бы это при­бави­ло ра­зуме­ния, ну а мне, воз­можно, ува­жения.

— Вы бы хо­тели ро­дить­ся в дру­гой Ар­де? — с ин­те­ресом спра­шива­ет Эрэн­дис. — Впро­чем, глу­пый воп­рос, тог­да бы у нее бы­ло дру­гое наз­ва­ние...

— В дру­гом ми­ре? — Иш­тар меч­та­тель­но прик­ры­ва­ет гла­за, слов­но взве­шивая эту воз­можность. — За­бав­но, но сей­час мы поч­ти в точ­ности пов­то­ря­ем раз­го­вор, что сос­то­ял­ся у нас с Май­ро­ном в не­запа­мят­ные вре­мена. Раз­ве это бы­ло бы не за­меча­тель­но? Най­ти там, за Вра­тами Но­чи, за ты­сячи, мил­ли­ар­ды лиг от­сю­да еще один та­кой же диск, как наш, вот толь­ко не об­ре­мен­ный за­вис­тли­выми бо­гами и пе­чаль­ной ис­то­ри­ей. Обус­тро­ить­ся там, воз­двиг­нуть мес­тный ана­лог той же Та­ник­вэ­тиль, нас­лаждать­ся все­об­щим по­чита­ни­ем и под­но­шени­ями, пе­ри­оди­чес­ки яв­лять свое бо­жес­твен­ное при­сутс­твие и ни­ког­да боль­ше вспо­минать об этой ме­лоч­ной дра­ме, что про­изош­ла здесь на за­ре тво­рения. Май­рон, ко­неч­но, убить ме­ня тог­да был го­тов за по­доб­ные ере­тичес­кие мыс­ли, — она ве­село улы­ба­ет­ся. — Иног­да я спра­шиваю се­бя, а мо­жет быть, мы зря так пе­чалим­ся о судь­бе Мель­ко­ра? Мо­жет быть, Он ока­зал­ся мно­го ум­нее нас и уже дав­но по­дыс­кал се­бе все­лен­ную поп­ро­ще, ту, где и ус­ло­вия луч­ше, и пуб­ли­ка бла­годар­нее. Уж кто-кто, а Он ни­ког­да не мог сми­рить­ся с без­дей­стви­ем. Мо­жет быть, и на­мере­ния Май­ро­на вы­тащить Его от­ту­да шли в пол­ный раз­рез с Его ис­тинны­ми пла­нами, от­то­го ни­чего и не выш­ло. А мо­жет быть, Май­ро­ну это нуж­но нам­но­го боль­ше, чем Ему. И всег­да бы­ло нуж­но боль­ше, — она на­дол­го за­мол­ка­ет, и Эрэн­дис, вос­кре­шая в па­мяти этот раз­го­вор, го­това от­ве­сить се­бе под­за­тыль­ник: ка­кой бли­зору­кой нуж­но бы­ло быть, что­бы прий­ти к пра­виль­ным вы­водам от­но­ситель­но Тху­рин­гве­тиль лишь пос­ле под­слу­шан­но­го раз­го­вора.

За окош­ком уже мель­ка­ет лес, а вда­леке зме­ит­ся се­реб­ристая лен­та ре­ки. Прин­цесса сно­ва сту­чит в окош­ко, ок­ли­кая воз­ни­цу.

— Не ве­зите ме­ня к га­вани, — рас­по­ряжа­ет­ся она. — Ос­та­нови­те на кру­том бе­регу и жди­те мо­его воз­вра­щения.

Каб­лу­ки ту­фель вяз­нут в гли­нис­той поч­ве, ког­да Эрэн­дис ша­га­ет к об­ры­ву. Ла­рец ка­жет­ся не­подъ­ем­ной но­шей и бук­валь­но об­жи­га­ет ру­ки. Реч­ные ду­хи не так силь­ны, как де­ва мо­ря Рун, но ес­ли пра­виль­но об­ра­тить­ся к ним, и они мо­гут выс­ту­пить в ка­чес­тве пос­ланни­ков. Дух, с ко­торым при­дет­ся иметь де­ло прин­цессе, пок­ро­витель од­но­го из мно­гочис­ленных при­токов Си­рила, ве­ро­ят­но, сов­сем еще ма­лень­кий и сла­бый, ед­ва ли рас­счи­тыва­ет зас­лу­жить столь рос­кошное под­но­шение, но Эрэн­дис, слов­но за­чаро­ван­ная, вы­тяги­ва­ет ру­ки над проз­рачной во­дой и от­пуска­ет ла­рец. Во­ды смы­ка­ют­ся над ним со звон­ким всплес­ком, по­хожим на чей-то тор­жес­тву­ющий смех.

— По­жалуй­ста, спа­сите его жизнь, — шеп­чет она, впер­вые поз­во­ляя про­лить­ся злым сле­зам оби­ды. — Он еще так мо­лод. Он все, что у ме­ня ос­та­лось в этом ми­ре, единс­твен­ная на­деж­да на воз­рожде­ние на­шей семьи. Он не зас­лу­жил та­кой не­лепой смер­ти. Он не мо­жет пасть от ру­ки тех, кто рас­тил ме­ня, как род­ную дочь. Ес­ли для его бла­га я дол­жна по­мочь Тху­рин­гве­тиль, я сде­лаю все, что от ме­ня пот­ре­бу­ет­ся. Это зо­лото — все, что я мо­гу пред­ло­жить, не вы­дав се­бя ко­ролю. По­жалуй­ста, вспом­ни о да­рах, что при­носи­ли те­бе мои пред­ки. Вспом­ни о кро­ви, что при­нима­ли твои во­ды. Вспом­ни о мо­лит­вах, с ко­торы­ми мы к те­бе об­ра­щались, и до­неси мои сло­ва до Вла­дыки, где бы он сей­час ни на­ходил­ся, за Гранью, или, как пред­по­лага­ла Тху­рин­гве­тиль, в лю­бом из па­рал­лель­ных ми­ров. Всей мо­ей жиз­ни не хва­тит, что­бы рас­пла­тить­ся за та­кую ми­лость, но пусть Он спа­сет мо­его бра­та. Пусть от­ве­дет от Фа­да это прок­ля­тие, эту страш­ную бе­ду. Я про­шу толь­ко о его жиз­ни, боль­ше ни о чем.

Эрэн­дис воз­вра­ща­ет­ся к ка­рете с крас­ны­ми от слез гла­зами, но зо­лото и тут де­ла­ет свое де­ло — воз­ни­ца нем, как ры­ба, и во весь дух ска­чет к го­роду. Прин­цесса ус­пе­ва­ет ус­по­ко­ить­ся и да­же зад­ре­мать, ког­да их ос­та­нав­ли­ва­ют страж­ни­ки. Двер­ца ка­реты от­кры­ва­ет­ся, и пе­ред ней пред­ста­ет весь­ма раз­до­садо­ван­ный лорд Ала­нор — де­вуш­ка сла­бо улы­ба­ет­ся, по­нимая, что здесь она не ошиб­лась.

Лорд Ала­нор пред­ска­зу­емо зол: ни­ког­да еще Эрэн­дис не поз­во­ляла се­бе ис­чезнуть без пре­дуп­режде­ния на нес­коль­ко ча­сов, ни­кого не пос­та­вив в из­вес­тность. Со­об­ще­ние от За­мин на­ходит его в трон­ном за­ле, и ему сто­ит зна­читель­ных уси­лий скрыть свое вол­не­ние от ко­роля.

— На­вес­тить Ин­зиль­мит? — Ала­нор смот­рит на нее с по­доз­ре­ни­ем. — Да ты с детс­тва не­нави­дела всю их фаль­ши­вую се­мей­ку, счи­тала ее не­выно­симой осо­бой, и вдруг при­нима­ешь ее приг­ла­шения? И не пы­тай­ся убе­дить ме­ня, что два ча­са до­бира­лась до пло­щади из ниж­не­го го­рода. Где ты бы­ла?

— На ре­ке, — Эрэн­дис ре­ша­ет пос­ле­довать так­ти­ке Иш­тар и пос­тро­ить свою ложь на чис­той прав­де. — Вос­поль­зо­валась слу­ча­ем по­быть на­еди­не со сво­ими мыс­ля­ми и об­ра­тить­ся к выс­шим си­лам. Вы ведь все рав­но не хо­тите мне по­могать.

— Не хо­чу и не мо­гу — две раз­ные ве­щи, моя де­воч­ка, — сер­ди­то воз­ра­жа­ет Ала­нор. — Я по­ка еще спо­собен рас­познать, ког­да мне лгут. Го­тов до­пус­тить, что у прин­цессы Ну­мено­рэ на то серь­ез­ные ос­но­вания, но обор­ванцу из Кхан­да ве­шать мне лап­шу на уши не поз­во­лю! Маль­чиш­ка ви­новен. Он дав­но вы­наши­вал свои пла­ны. До­пус­каю, что ты к не­му при­вяза­лась, что у не­го есть свои при­чины не­нави­деть Пал­ландо, но кем бы он ни был, он не сто­ит то­го, что­бы бро­сить тень на доб­рое имя ко­роля. Сей­час, ког­да взгля­ды все­го ми­ра ус­трем­ле­ны к Ар­ме­нело­су, его ве­личес­тво не мо­жет поз­во­лить низ­кие на­пад­ки в свой ад­рес.

— Фад по­терял семью по ви­не Пал­ландо, — ти­хо от­зы­ва­ет­ся Эрэн­дис. — Ко­му, как ни мне, знать, что это та­кое? Он бы все рав­но не смог при­чинить вол­шебни­ку вред, он не зас­лу­жива­ет ви­сели­цы!

— Но и от­пустить его с бла­годар­ностя­ми и по­чес­тя­ми мы то­же не мо­жем, — па­риру­ет Ала­нор. — Для то­го, что­бы оп­равдать маль­чиш­ку, пот­ре­бу­ют­ся убе­дитель­ные до­каза­тель­ства. Я мо­гу за­тянуть де­ло, нас­коль­ко это воз­можно, по­пытать­ся свес­ти на­каза­ние к дли­тель­но­му зак­лю­чению, но ты не спа­сешь его, не бро­сив тень на свою ре­пута­цию. Ми­лость ко­роля слиш­ком лег­ко по­терять, а ты и без то­го на­дела­ла се­год­ня глу­пос­тей. За­чем ты ез­ди­ла к лор­ду Элен­ду­ру? Я хо­чу ус­лы­шать прав­ду, Эрэн­дис.

— Я то­же хо­тела ус­лы­шать прав­ду, — при­зыва­ет прин­цесса на по­мощь все свое во­об­ра­жение. — И кое-что мне уз­нать уда­лось. Лорд Элен­дур и его ма­туш­ка че­рес­чур ин­те­ресу­ют­ся Еди­ным Коль­цом. И го­товы на мно­гое пой­ти ра­ди то­го, что­бы го­сударь пос­лал в Мор­дор имен­но Элен­ду­ра. Вы ведь то­же не зна­ете, где Са­урон скры­ва­ет его, вер­но? Я не ви­дела Коль­ца на его паль­це, ког­да мы встре­тились в Нин­да­носе.

— Коль­ца нет на ос­тро­ве, это мне из­вес­тно на­вер­ня­ка, — под­твержда­ет Ала­нор. — Вещь та­кой си­лы и опас­ности не­воз­можно ута­ить, это как уго­лек, спря­тан­ный в меш­ке с со­ломой. Са­урон уве­ря­ет, что Коль­цо унич­то­жено, я ему не ве­рю. Со­вет­ни­ки ко­роля пред­по­лага­ют, что он мог ос­та­вить его од­но­му из ула­ири или скрыть где-то в Мор­до­ре, но в этом есть свои под­водные кам­ни. Коль­цо — не прос­той ар­те­факт. Оно вли­яет на хра­ните­ля, зас­тавля­ет его вес­ти се­бя неп­ри­выч­ным об­ра­зом.

— От­ку­да вам из­вес­тно о том, как дей­ству­ет Коль­цо? — вни­матель­но смот­рит на не­го Эрэн­дис. — Ни­кому из смер­тных не до­води­лось вла­деть им.

— Од­на­ко ос­та­ют­ся квен­ди, в чь­ей па­мяти еще све­жо соз­да­ние ве­ликих ко­лец. Лор­ду Ке­леб­римбо­ру был из­вестен сек­рет Са­уро­на, и не­кото­рыми све­дени­ями он ус­пел по­делить­ся со сво­ими соб­рать­ями. Нем­но­гие из них пе­режи­ли ги­бель Гвайт-и-Мир­дайн, — Ала­нор раз­во­дит ру­ками. — Я не одоб­ряю сле­пое прек­ло­нение пе­ред эль­дар, моя де­воч­ка, но не ви­жу при­чин от­ка­зывать­ся ис­поль­зо­вать нам во бла­го их ве­ликие зна­ния. Мо­гу с уве­рен­ностью ска­зать, что сле­дую в этом пу­ти ко­роля.

— Зна­чит ли это, что хра­нитель коль­ца — не че­ловек? — Эрэн­дис тут же ду­ма­ет об Иш­тар. — Са­урон мог пе­редать его ко­му-то из вер­ных их иде­ям май­ар, стой­ким к этим ча­рам?

— У тво­ей при­ятель­ни­цы, ле­ди Тху­рин­гве­тиль, нет коль­ца, — ка­ча­ет го­ловой Ала­нор и сно­ва рас­плы­ва­ет­ся в кри­вой ух­мылке. — Да, мне из­вес­тно, кто она та­кая. Я бы пер­вым про­сил го­суда­ря ос­во­бодить ме­ня от дол­жнос­ти, ес­ли бы не су­мел раз­гля­деть ее под мас­кой этой де­вицы из семьи от­ступ­ни­ка. Те­бе пот­ре­бова­лось ку­да боль­ше вре­мени, что­бы ра­зоб­рать­ся, но та­кое при­ходит с опы­том. Де­ло в том, что Са­урон не­кото­рым об­ра­зом вы­деля­ет Тху­рин­гве­тиль сре­ди дру­гих сво­их слуг и, как бы па­радок­саль­но это ни зву­чало, по­жер­тву­ет ею лишь в край­нем слу­чае. Он бы не пос­та­вил ее в опас­ность, вру­чив ей Коль­цо. О нет, здесь я скло­нен сог­ла­сить­ся с гос­по­дином Лан­го­ном. Сох­ра­нить Коль­цо мо­жет лишь тот, для ко­го оно — свя­тыня, а не ору­жие Вра­га. Толь­ко та­кого че­лове­ка Коль­цо су­ме­ет прев­ра­тить в сво­его на­деж­но­го стра­жа, сыг­рав на его же сла­бос­тях.

— Жре­цы, — вы­дыха­ет Эрэн­дис, вспо­миная бе­седу Лан­го­на и Иш­тар. — Коль­цо в Ум­ба­ре, вот по­чему го­сударь так стре­мит­ся вер­нуть эти зем­ли. Вот за­чем Лан­го­ну ну­жен ма­гистр Шия…

— Шия — неп­реклон­ный уп­ря­мый ста­рик, фа­натик, — мрач­но ки­ва­ет Ала­нор. — Та­кой да­же под пыт­ка­ми не рас­ска­жет, что ему из­вес­тно, лишь изоб­ра­зит из се­бя го­нимо­го му­чени­ка. У Лан­го­на что-то есть на не­го. Он по­ка не то­ропит­ся по­делить­ся с на­ми этой ин­форма­ци­ей, но я вы­яс­ню, неп­ре­мен­но вы­яс­ню. По­лагаю, ес­ли мне удас­тся раз­га­дать этот сек­рет, он вы­ведет ме­ня пря­миком к Еди­ному Коль­цу.

— Поз­воль­те мне по­гово­рить с Тху­рин­гве­тиль, — про­сит его прин­цесса. — Я уве­рена, что наш раз­го­вор по­может про­лить свет не толь­ко на по­куше­ние на Пал­ландо, но и на сек­рет ма­гис­тра Шии. Я уве­рена, что эти со­бытия так или ина­че свя­заны меж­ду со­бой.

— Те­бе сле­ду­ет за­быть эту майэ, — бес­ком­про­мис­сно от­ре­за­ет Ала­нор. — Тху­рин­гве­тиль — лжи­вая ли­цемер­ная дрянь, все, что ее по-нас­то­яще­му вол­ну­ет — это бла­гопо­лучие Са­уро­на, и ес­ли для это­го ей по­надо­бит­ся пе­рес­ту­пить че­рез те­бя, она, не за­думы­ва­ясь, сде­ла­ет это. Все, что она ска­жет те­бе, бу­дет ложью.

Вер­нувшись во дво­рец, Эрэн­дис от­сы­ла­ет да­же За­мин, ед­ва от­ве­тив на не­тер­пе­ливые воп­ро­сы слу­жан­ки. Ей уда­ет­ся сох­ра­нить по­куп­ку дра­гоцен­ностей в тай­не от Ала­нора — на­дол­го ли, не­из­вес­тно. Пос­ледняя на­деж­да на раз­го­вор с Иш­тар уга­са­ет. Ве­ро­ят­но, к де­ве мо­ря Рун в пос­ледние го­ды пос­ту­па­ет слиш­ком мно­го мо­литв, и прось­бы си­роты Хинд поп­росту за­теря­лись где-то в ее кан­це­лярии.

Прин­цесса ав­то­мати­чес­ки опус­ка­ет ру­ку в кар­ман пла­ща и вздра­гива­ет, об­на­ружив там лис­ток бу­маги. Раз­во­рачи­вая не­весть от­ку­да взяв­ше­еся пись­мо, она чувс­тву­ет, что все внут­ри дро­жит от вол­не­ния. Нез­на­комый по­черк буд­то от­пе­чаты­ва­ет­ся на об­ратной сто­роне век, ког­да она по­нима­ет, что на­писа­но пос­ла­ние от име­ни Иш­тар.

“Ва­ше вы­сочес­тво, прос­ти­те мою дер­зость. Кро­ме Вас, мне не к ко­му об­ра­тить­ся. Вам из­вес­тны име­на мо­их вра­гов, на де­ле их нам­но­го боль­ше. Ко­роле­ва же­ла­ет мо­ей смер­ти, и не­кому за­мол­вить сло­веч­ко в мою за­щиту. Не­ког­да Вы по­обе­щали по­мочь мне по­кинуть ос­тров жи­вой и нев­ре­димой.

Иш­тар”

Нес­коль­ко ми­нут Эрэн­дис гип­но­тизи­ру­ет за­пис­ку пот­ря­сен­ным взгля­дом — она не мо­жет пред­ста­вить се­бе, как эта вещь по­пала в ее кар­ман. А за­тем вдруг вспо­мина­ет стол­кно­вение со стран­ным про­хожим на рын­ке, что так на­пугал ее сво­им зло­вещим ви­дом. Зна­чит, у Тху­рин­гве­тиль и в го­роде свои лю­ди… Что и го­ворить, они за­меча­тель­но под­го­тови­лись.

Эрэн­дис сно­ва пе­речи­тыва­ет пись­мо, и в го­лосе Иш­тар ей слы­шит­ся от­ча­яние. Дан­ное не­ког­да по не­ос­то­рож­ности обе­щание тя­готит, а еще боль­ше стра­шит судь­ба Фа­да. Мо­жет ли она рис­ко­вать его бу­дущим из-за не­лепых обид? Лорд Ала­нор прав, для Тху­рин­гве­тиль она ник­то, лишь оче­ред­ное нез­на­читель­ное пре­пятс­твие на пу­ти к ве­ликой це­ли. Воз­можно, на ее мес­те Эрэн­дис пос­ту­пила бы точ­но так же.

Воз­можно, ее ста­рая ба­буш­ка приш­ла бы в тре­пет, уз­нав, ко­го внуч­ка нес­коль­ко ме­сяцев так бес­печно на­зыва­ла сво­ей единс­твен­ной под­ру­гой.

Она сно­ва дос­та­ет из шка­фа на­кид­ку Тху­рин­гве­тиль. Все это выг­ля­дит со сто­роны так не­лепо — ведь она не чувс­тву­ет в этой ве­щи ни кап­ли ма­гии, то все­го лишь вет­хая ше­лес­тя­щая ткань, по­хожая на сре­зан­ные крылья. Она обык­но­вен­ная смер­тная, а не прек­расней­шая из эль­дар, что­бы за­коны при­роды спе­шили из­ме­нить­ся в уго­ду ее же­лани­ям. Эрэн­дис наб­ра­сыва­ет плащ на пле­чи и мед­ленно по­вора­чива­ет­ся пе­ред зер­ка­лом. С рас­пу­щен­ны­ми чер­ны­ми во­лоса­ми, ло­кона­ми нис­па­да­ющи­ми на пле­чи, и по­тем­невшим от тре­вог взгля­дом она на­поми­на­ет се­бе слу­житель­ни­цу зап­ре­щен­но­го куль­та — во вся­ком слу­чае, имен­но та­кими ведьм изоб­ра­жали кни­ги ска­зок, что ей уда­валось най­ти в двор­цо­вой биб­ли­оте­ке.

Ис­крен­нее же­лание... Эрэн­дис зак­ры­ва­ет гла­за, но ни­чего не вы­ходит. Сол­нечный свет про­бива­ет­ся сквозь за­дер­ну­тые што­ры и сколь­зит по ее ве­ками зо­лотис­ты­ми бли­ками, на­рушая кон­цен­тра­цию. Ари­эн по­кида­ет свой бес­смен­ный пост че­рез нес­коль­ко ча­сов, и прин­цесса всерь­ез сом­не­ва­ет­ся, что ей удас­тся на­учить­ся не­воз­можно­му к за­ходу сол­нца.

Она не ба­буш­ка, что мог­ла уси­ли­ем во­ли за­мед­лить те­чение ре­ки или зас­та­вить ра­куш­ки с жем­чу­гом под­ни­мать­ся к ней из мор­ских глу­бин. Да­же в наз­ва­ни­ях це­леб­ных трав она пу­талась и уз­нать их мог­ла толь­ко на учеб­ных гра­вюрах, а не в ес­тес­твен­ном мес­те про­из­раста­ния.

Впро­чем, на­до от­дать ее родс­твен­ни­цам дол­жное — они край­не ред­ко при­бега­ли к по­доб­ным хит­ростям, счи­тая их пус­той тра­той от­пу­щен­но­го да­ра. Она ни­ког­да уже не смо­жет срав­нить­ся со сво­ими пред­ка­ми — Ну­мено­рэ, по­доб­но мед­ленно­му яду, дав­но пе­реме­шал­ся с ее кровью, и ни­какие су­дорож­ные по­пыт­ки ух­ва­тить­ся за тро­гатель­ные, но, по су­ти, бес­смыс­ленные об­ря­ды прош­ло­го, не сде­ла­ют ее преж­ней Хинд.

Ми­нуты пе­рете­ка­ют в ча­сы, сол­нце уже дав­но опус­ти­лось за го­ризонт, а в го­лове Эрэн­дис сме­ня­ют друг дру­га стран­ные и не­яс­ные ви­дения. От­че­го-то ее оку­тыва­ет не­объ­яс­ни­мое же­лание рас­пахнуть ок­но и оку­нуть­ся в неп­рогляд­ную ночь… по­лететь, как бы аб­сур­дно это ни зву­чало. Тог­да она от­кры­ва­ет гла­за и не уз­на­ет свою ком­на­ту.

А за­тем ей уда­ет­ся, на­конец, пой­мать собс­твен­ный взгляд в зер­ка­ле, и она в па­нике вски­дыва­ет ру­ки — а в от­ра­жении о спин­ку крес­ла ис­пу­ган­но бь­ет­ся чер­ная ле­тучая мышь с ог­ромны­ми крыль­ями, буд­то ото­рочен­ны­ми зо­лотом.

Это по­хоже на дур­ной сон, один из тех кош­ма­ров, что об­во­лаки­ва­ют те­бя, буд­то па­ути­ной. Эрэн­дис все ка­жет­ся, что она вот-вот прос­нется, об­на­ружит се­бя зад­ре­мав­шей в крес­ле и пос­ме­ет­ся над не­лепы­ми при­тяза­ни­ями на роль ве­ликой вол­шебни­цы. Од­на­ко ни­чего не ме­ня­ет­ся — она оп­ре­делен­но зас­тря­ла в но­во­об­ре­тен­ном об­ли­ке и толь­ко сей­час за­поз­да­ло по­нима­ет, что Иш­тар ни­чего не на­писа­ла о том, как прев­ра­тить­ся об­ратно. И прин­цесса слиш­ком взбу­дора­жена этим пу­га­ющим от­кры­ти­ем, что­бы вновь сос­ре­дото­чить­ся и по­пытать­ся пред­ста­вить се­бя преж­ней.

По­хоже, единс­твен­ный спо­соб выр­вать­ся из это­го ви­дения — ис­полнить же­лание Иш­тар и все же по­сетить тем­ни­цы, по воз­можнос­ти, не прив­ле­кая вни­мания слуг, что уж точ­но не об­ра­ду­ют­ся ле­тучей мы­ши в ко­ридо­рах зам­ка.

По­лет ока­зыва­ет­ся весь­ма кро­пот­ли­вым, пусть и ув­ле­катель­ным опы­том. Эрэн­дис чувс­тву­ет не­помер­ную ус­та­лость, ед­ва ус­пев доб­рать­ся до лес­тни­цы, и за­да­ет­ся воп­ро­сом, как Тху­рин­гве­тиль справ­ля­лась с этим бре­менем, ле­тая меж­ду Ан­гбан­дом и Тол-ин-Га­ур­хот. Как ма­ло воп­ро­сов она за­дава­ла майэ, по­ка та на­ходи­лась на сво­боде! Эрэн­дис не ус­та­ет злить­ся на се­бя — сколь­ко все­го она мог­ла бы уз­нать о Вла­дыке, ес­ли бы бы­ла хоть нем­но­го вни­матель­нее и со­об­ра­зитель­нее.

Ал­лас был прав: стра­жи в тем­ни­цах ед­ва ли не боль­ше, чем на во­ен­ном па­раде, и толь­ко ста­рин­ные по­тол­ки с ар­ка­ми и пе­рек­ры­ти­ями поз­во­ля­ют прин­цессе пе­реме­щать­ся бес­шумно. Вот не­лов­ко бу­дет, ес­ли ко­му-то из страж­ни­ков вдруг при­дет в го­лову выс­тре­лить. Уме­реть в об­ли­ке мы­ши — что мо­жет быть уни­зитель­нее?

Кар­ту, при­несен­ную Ал­ла­сом, Эрэн­дис за­ранее вы­учи­ла на­изусть, по­тому без тру­да на­ходит тем­ни­цу, в ко­торой зак­лю­чена Иш­тар. За­та­ив­шись сре­ди те­ней, она ждет, ког­да дверь, на­конец, рас­пахнет­ся. Она да­же не слиш­ком удив­ля­ет­ся, ког­да из ком­на­ты вы­ходит лорд Ала­нор, пусть для доп­ро­сов уже и поз­дний час. Вос­поль­зо­вав­шись по­лум­ра­ком, она не­замет­но вле­та­ет внутрь, и ед­ва ус­пе­ва­ет от­пря­нуть в сто­рону, ког­да за ее спи­ной щел­ка­ет за­мок.

Ком­на­та, в ко­торой она ока­залась, сов­сем не по­хожа на тюрь­му — ско­рее, это весь­ма бла­го­ус­тро­ен­ный и теп­лый ра­бочий ка­бинет без окон, от­де­лан­ный тем­ным де­ревом и кам­нем и яр­ко ос­ве­щен­ный све­чами. В шка­фу мно­го книг на раз­ных язы­ках, чер­ниль­ни­ца пол­на до кра­ев, и име­ет­ся за­пас гу­синых перь­ев. Вот пос­тель нет­ро­нута, что прин­цессу сов­сем не удив­ля­ет — май­ар сон ни к че­му.

От­кро­вен­но го­воря, сей­час прин­цессу во­об­ще ма­ло что спо­соб­но уди­вить, пос­коль­ку вни­мание ее все­цело при­кова­но к од­но­му не­мало­важ­но­му об­сто­ятель­ству. Она не мо­жет отор­вать взгля­да от зак­лю­чен­но­го, си­дяще­го пе­ред сто­лом в ко­жаном крес­ле и вни­матель­но прос­матри­ва­юще­го ка­кой-то ста­рин­ный трак­тат.

Она нап­расно по­наде­ялась на свою па­мять, а мо­жет быть, че­рес­чур раз­волно­валась пос­ле прев­ра­щения, что и ста­ло при­чиной ро­ковой ошиб­ки. Так или ина­че, бе­седо­вать с тем, чье у­еди­нение Эрэн­дис неп­ро­шен­но на­руши­ла, она вов­се не пла­ниро­вала. Не слу­чай­но Ал­лас спе­ци­аль­но от­ме­тил на кар­те со­седс­тву­ющие ка­меры. Эрэн­дис хва­тило глу­пос­ти их пе­репу­тать.

И слов­но по­чувс­тво­вав чу­жое при­сутс­твие, Са­урон от­кла­дыва­ет сви­ток в сто­рону и по­вора­чива­ет­ся пря­мо к прин­цессе.

Эрэндис никогда не думала, что возможно физически почувствовать, как замедляет свой ход время, однако на этот раз все выглядит так, будто она падает на дно огромных песочных часов размером с целый замок, и песчинки, подвластные неведомой магии, замирают над ее головой, готовые в любую секунду сорваться вниз неукротимой пыльной лавиной. Она забывает, как двигаться, даже дышать, — мир сужается до размеров игольного ушка, и все теряет значение, кроме холодного, ничего не выражающего взгляда человека напротив.

Впрочем, нельзя позволить привлекательной внешности себя запутать. Создание, что стоит перед ней, много больше, чем просто человек. И несоизмеримо опаснее.

Арменелос, особенно накануне праздников, притягивает разномастную публику. Встречаются личности нестабильные и даже откровенно безумные. Толпа, охваченная религиозной эйфорией, подхватывает всякие идеи — неудивительно, что зачастую в городе объявляются доморощенные пророки, уверяющие, будто бы они напрямую общаются с валар и даже самим Эру. Конечно, Эрэндис не воспринимает их откровения всерьез, однако и ей приходят в голову мысли о том, как она повела бы себя, повстречайся ей на жизненном пути нечто абсолютно нереальное, то, что она привыкла воспринимать, как полувымышленный сакральный образ.

Сейчас принцессе представляется такая возможность, и с уверенностью она может заявить лишь о том, что пророки все врут. Что бы ни происходило после, о таком не рассказывают.

Изображать и дальше летучую мышь бессмысленно и попросту глупо. Саурон не предпринимает никаких действий, очевидно, ожидая ее превращения. Эрэндис снова безуспешно пытается сосредоточиться, но довольно трудно сделать это, стоит только задуматься о неизбежных объяснениях. Что за невообразимая глупость — так неосторожно последовать совету Иштар! Извиняет принцессу только одно — она и представить себе не могла, что из этого что-то получится.

Саурон, верно истолковав ситуацию, вскидывает руку в повелительном жесте, и голову Эрэндис сдавливают невидимые тиски, будто пространство вокруг резко сжимается, а время возвращается в привычное русло, и замершие мгновения обрушиваются на нее с двойной скоростью, сбивающей с ног волной. Эрэндис закашливается от неожиданности и не сразу понимает, что стоит на каменном полу, придерживаясь рукой за холодную стену. Саурон смотрит на нее изучающе, и сейчас ей снова хочется обернуться крылатой тварью и улететь прочь — или любым другим способом испариться из зловещей темницы.

— Распространенная ошибка, — невозмутимо обращается он к ней, словно только что не произошло ничего из ряда вон выходящего, и мирно беседовать по вечерам для них — обычная практика. — Накидка не предназначена для перевоплощения в человека. Вы используете ту же магию, что при изначальном превращении, впустую тратите силы, а должны сбрасывать с себя облик, как змея сбрасывает кожу. Сделайте это сами.

Эрэндис бы и рада последовать совету — в конце концов, не может же она покинуть эту комнату, позвав стражу, — но оцепенение упорно не желает ее покидать. Если темный майя, подтверждая ходящие о нем слухи, и впрямь умеет читать мысли, сейчас он, должно быть, весьма разочарован, не обнаружив ни единого проблеска разума в ее сознании. Только пустота и парализующий страх — чем, в таком случае, она отличается от его орков?

— Как минимум, тем, что мои орки не являются без приказа или острой необходимости, исключительно ради того, чтобы молча на меня посмотреть, — не упускает он случая заставить ее почувствовать себя еще более нелепо. — И не испытывают душевных метаний, не решаясь озвучить цель своего визита, в силу природного скудоумия. Не ожидал увидеть вас так скоро, принцесса.

— Я… — к Эрэндис, наконец, возвращается подобие голоса, и она нервно стискивает пальцами тонкую ткань плаща. — Я оказалась здесь ненамеренно, мне следует немедленно уйти. Я не должна разговаривать с вами. Как только эта дверь откроется, я покину ваши комнаты… — она запинается, не зная, как правильнее обратиться к собеседнику, и в итоге решает обойтись без имен и титулов, — … тем же способом, что и проникла сюда.

— Разумеется, ваше высочество, — и снова Саурон не выказывает и тени удивления, — лишь дайте мне знать, когда позвать стражу. Я ведь могу быть уверен, что вы знаете, куда лететь, если снова потерпите фиаско?

Эрэндис закусывает губу. Безусловно, он прав — позволить себе навсегда застрять в теле летучей мыши она не может, но брать уроки магии у самого опасного из заключенных Нуменорэ, рискуя в любой момент быть обнаруженной — невозможно даже вообразить, какие последствия это повлечет для нее, брата, Иштар и остатков того мира, что они стремятся защитить.

— Плащ мне дала леди Иштар, — произносит она, со значением глядя ему в глаза. — Она же объяснила, как им пользоваться.

Саурон медленно кивает, и Эрэндис смущенно отводит взгляд. Разумеется, ему известно о происхождении накидки. Тхурингветиль ведь сама говорила: много лет, что она пропадала невесть где, артефакт хранился среди ее прочих вещей в Барад-Дуре.

— В голову не пришло другого быстрого способа тайно встретиться с ней, — с усилием заканчивает она свою мысль. — Леди Иштар слишком хорошо охраняют. Когда я увидела лорда Аланора, сочла, что после нашего недавнего разговора он решил снова ее допросить. Проскользнула в закрывающуюся дверь, не думая.

На мгновение Эрэндис чудится неуловимая вспышка эмоций на лице Саурона — откровенное недовольство, разбавленной толикой презрения.

— Она арестована? Что же, этого следовало ожидать. Я даже впечатлен — тем, что она продержалась так долго, при ее-то таланте обзаводиться врагами.

— Хотите сказать, вы не знали? — пораженно смотрит на него Эрэндис. — Разве вам не ведомо все, что происходит с вашими слугами?

Подспудно она начинает понимать, отчего общество Саурона оказывает на нее, да и многих других, парализующий эффект. Нечто подобное, пусть и в иной форме, она наблюдала, общаясь с немногочисленными знакомыми ей эльдар — ауру бесстрастной отстраненности, разбавленную мрачной иронией, от которой становится не по себе. Саурон выглядит так, словно его мысли давно уже не занимает этот мир, такой крошечный и незначительный, и Эрэндис даже чувствует себя виноватой, будто вопросами и сомнениями вторгается в иную, закрытую для простых смертных вселенную.

Все равно что бесцеремонно бродить по территории храма, открытой только служителям культа, возмущенно отметила бы ее бабушка. В былые времена в земле Рун такое каралось смертью. Маленькая Хинд, как и сотни девочек ее возраста, заслушивалась жутковатыми историями о временах правления Короля, что задолго до начала войн с Нуменором переступил грань между реальностью и миром теней. Кровавые жертвоприношения отжили свое, стоило смерти взяться за те земли всерьез, мрачная традиция пустила корни на Востоке, в Кханде, а нрав девы моря Рун значительно смягчился. И все же по сей день принцесса там и тут встречает подтверждения правдивости передающихся из поколения в поколении историй: помнится, ее глубоко впечатлили результаты одной из экспедиций Палландо, в которой тому удалось обнаружить заброшенный жертвенник, хранивший остатки тысяч раздробленных костей. Синий маг преподнес королю в дар выточенные из бивней мумакил кастаньеты, бронзовые сосуды для меда и вина, наподобие тех, что принято было наполненными до краев оставлять внутри курганов, и даже золотые монеты с выбитым на них чеканным профилем Тени Востока, но в глазах Эрэндис до сих пор стоят выполненные черной тушью зарисовки полуистлевших черепов вариагов, отдавших свою жизнь за веру.

— Тот, кто смеет беспокоить мертвых, будет навеки проклят, — зловещим голосом завершает бабушка свой рассказ, и Эрэндис кажется, что она может физически ощущать эту несмываемую печать: над Палландо, над глупцом Элендуром — а теперь еще и над Сауроном. И от того, что даже высшие силы не могут обмануть смерть, ей становится невообразимо грустно.

— Сомневаюсь, что сейчас могу позволить себе такую роскошь, как слуги, — между тем, насмешливо произносит Саурон. — Да и леди Иштар к их числу я никогда не относил. К тому же, у меня достает иных поводов для беспокойства, нежели ее очередное безумство. Она вообще не должна находиться в Арменелосе, это ее выбор. И только ее личная ответственность.

— Все считают иначе, — вырывается у Эрэндис. — Думают, что вы ее специально подослали, чтобы…

— Чтобы что? — весело интересуется Саурон. — Вызнать государственные тайны и использовать их из соображений выгоды или мести? Или сделать вас своей марионеткой — право, не могу придумать, какая мне от того польза? Леди Иштар отчего-то возомнила себя великой провидицей и решила, что без ее трогательной заботы меня в Нуменорэ ждут всевозможные беды. Пока что, вижу, дела у нее самой идут немногим лучше. Чем она умудрилась досадить королю?

— Ее обвиняют в покушении на мага Палландо, — отвечает Эрэндис и укоризненно хмурится в ответ на короткий смешок Саурона. — Вернее, в организации покушения. Схватили ее слугу, поэтому я здесь. Мальчик ни в чем не виноват, необходимо спасти его от виселицы!

Саурон недолго молчит, сосредоточенно что-то обдумывая.

— Я видел этого мальчишку. Он многого мог бы добиться, будь умен. Сын вождя, чье имя звучало не последним среди могучих воинов их народа, племянник влиятельного жреца… Если бы король догадывался, кому леди Иштар предоставила приют, мальчишка стал бы козырем в их игре, получил бы шанс навсегда забыть о своем рабском прошлом. Однако он этого не желает. Перед ним открывались разные возможности: получить свободу, обрести покровителей, власть, возможно, однажды самому стать правителем. Он отказался, как много лет назад это сделал его отец. Теперь я вижу, ради чего, и повторяю: он глуп.

— Чей племянник? — широко раскрывает глаза Эрэндис: наконец-то в ее голове начинает складываться паззл. — Я знаю лишь одного жреца, имя которого в последнее время звучит чаще, чем имена всех королей Средиземья, вместе взятых. Неужели вы имеете в виду магистра Шию?

— Вижу, вы понимаете, о ком речь, — подтверждает Саурон. — Да, подопечный леди Иштар — тот самый ребенок, считающийся погибшим. За возвращение его магистр, не торгуясь, продаст половину Умбара, поскольку сильнее страха перед нашим Повелителем в нем лишь чувство долга перед семьей, которую он не смог спасти, — он разводит руками. — Вы можете использовать эту информацию, ваше высочество. Я с уважением отнесся к просьбе леди Иштар не рассказывать о происхождении мальчишки королю. А вот вас ничто не связывает. Полагаю, после таких известий Ар-Фаразон выдумает любой невероятный предлог, лишь бы его не казнить.

— Но Фад не пожелал освобождения такой ценой, — качает головой Эрэндис. — Если они узнают правду, никогда уже не оставят его в покое. Я не сомневаюсь в благородстве государя, но его окружение… Фад не рос здесь, он не готов к такой жизни. Даже не представляя, что его ждет, он инстинктивно стремится держаться подальше. Будь все иначе, Иштар рассказала бы мне раньше… или написала в той записке, что передала из заточения.

Она думает о магистре Шие. Пока что сознанию трудно вместить мысль о том, что жрец — тот самый потерянный дядя, что являлся из ниоткуда странником в темных одеждах, приносил забавные безделушки и играл в шахматы с ее отцом. Не просто первенец и законный наследник, единственный выживший, старейшина — но и тот, в чьих жилах, по словам Тхурингветиль, течет кровь одного из улаири, кровь, объясняющая унаследованный ими магический дар. Эрэндис с трудом сдерживает истерический смех. В прошлом она сочувственно размышляла о судьбе Иштар, а жалеть следовало саму себя, происходившую из рода отступника.

Случись государю узнать о том, кто такой Фад, исход суда будет предрешен. Палландо и сам не пожелает безвременной гибели того, кто может помочь им завладеть Единым Кольцом и уничтожить его. Только что Саурон фактически подсказал ей способ навсегда покончить даже с самыми маловероятными перспективами восстановления его власти над Средиземьем. И она категорически отказывается понимать, чего тот рассчитывает этим добиться.

— Записка? — Саурон недоверчиво выгибает бровь. — Сомневаюсь, что она бы так поступила. Кто передал вам ее?

— Странный человек в городе… он напугал меня, — тихо отзывается Эрэндис — воспоминания о безликом существе на рыночной площади до сих пор заставляют холодеть от ужаса. — Вот же она, эта записка, — она достает из кармана платья знакомый измятый листок и протягивает его Саурону.

Майя бросает беглый взгляд на бумагу, а затем переводит его на Эрэндис, и та понимает, что снова не угадала с ответом.

— Это карта дворцовых подземелий.

Эрэндис непонимающе хмурится и на всякий случай еще раз обшаривает карманы. Нет, сомнений быть не может, в руках Саурона тот самый листок с оторванным уголком, который еще этим утром был испещрен необычным и узнаваемым почерком Тхурингветиль — писала та так, словно уже много десятилетий ей не приходилось прикасаться к перу.

— Но мне же не могло это почудиться… человек в капюшоне… письмо… Я уверена, что видела его, — совершенно убитым голосом шепчет она. — Я ведь не схожу с ума, правда?

— Вы обладаете даром, принцесса, глупо отрицать, — отвечает Саурон. — Остается только удивляться, как при всем этом вы не восстановили против себя половину населения острова. Возможно, подсознательно вы сами желали встретиться с леди Иштар. Вы хотели найти способ помочь вашему другу. Магия всего лишь подсказала способ.

— Мне все равно не воспользоваться тем, что я узнала, — справляется с собой Эрэндис. — Отец… его отец не хотел быть правителем, и не Фаду пересматривать решения, которые принимал глава клана. Я не могу превратить его в чиновника на службе у государя или разменную монету в интригах умбарского жречества. Для него такая жизнь будет хуже смерти. Магистр Шия… я не знаю, какой он, и будет ли он к нему добр. К тому же, Фад привязан к леди Иштар, как к родной матери, и наивно рассчитывать, что ему позволят остаться при ней.

— Даже если это поможет его спасти? — вкрадчиво интересуется Саурон, но Эрэндис остается непреклонной.

— Должно быть другое решение. У Палландо много недоброжелателей. Далеко не все харадрим в восторге от его попыток перекроить карту Востока. Если Фад виновен, зачем ему оставлять у себя арбалет, да еще и там, где его с легкостью могут обнаружить? Я надеялась найти хоть одну зацепку, которая убедит лорда Аланора провести нормальное расследование!

— Опасность беспристрастного расследования, ваше высочество, — отмечает Саурон, — в том, что оно может привести совсем не к тем результатам, которые вы ожидаете. Влиятельные враги Палландо, если вы их и найдете, не оставят мальчишке никаких шансов. Ваши благие намерения только сделают его смерть неизбежной.

Эрэндис и сама не понимает, как решается выложить все карты на стол — она будто видит себя со стороны, голова непривычно легкая, ответы на незаданные вопросы сами собой срываются с языка. От Него ничего невозможно скрыть. Ему нельзя говорить неправду.

— Я догадываюсь, кто может стоять за покушением, — сдается она. — Я слышала, как Лангон угрожал леди Тхурингветиль. Да, мне известно ее настоящее имя. И я не единственная. Все так легко поверили в ее причастность, потому что знали, что Палландо может ее разоблачить и изгнать или выдать эльфам. Я уверена, что Лангон убедил в этом и королевскую чету.

На миг ей становится жаль Тхурингветиль — во всем облике Саурона не читается ничего, кроме вежливого внимания, подобающего при беседе с высокопоставленной особой.

— Повторяю, Тхури по собственной воле отправилась на остров, полный майар. У нее всегда оставалась возможность его покинуть. И уж тем более ей не следовало привозить мальчишку. У него на лице написана самоубийственная глупость, проще простого было просчитать его намерения. Что бы ни происходило между Тхури и Лангоном, я не стану вмешиваться. Да и не имею возможности.

— Но она здесь ради вас! — забывшись, Эрэндис повышает голос и тут же испуганно оглядывается на дверь. Однако стражи безмолвствуют, из коридора не доносится ни звука — явно не обошлось без чар. Где-то на краю сознания вертится отчаянная мысль о том, что сейчас Саурону ничего не стоит обратить ее в прах за наглость, и во дворце никто не узнает о печальной судьбе принцессы. Не говоря уже о том, что никакими жертвами не смягчить незавидную участь ее души после такой бесславной гибели. Тем не менее, неведомая сила вытягивает из нее все более дерзкие слова, будто на время в нее вселяется злокозненный дух с дурным чувством юмора.

— Я ни за что не поверю, что вы намерены сидеть здесь, сложа руки! Естественно, Фад для вас ничего не значит, вы считаете ниже своего достоинства даже называть его по имени, но если леди Тхурингветиль все эти столетия беспокоилась о вас так же, как те несколько месяцев, что я ее знаю, значит, у нее невероятное терпение, а в вас нет ни грамма благодарности! И вы ничему не научились у своего Повелителя, потому что он никогда не поступал так по отношению к тем, кто был ему верен!..

Боль приходит с опозданием, и сначала Эрэндис чувствует лишь пробивающийся даже сквозь деревянную обивку холод стены, о которую ударяется затылком. От силы удара ей кажется, что она вот-вот потеряет сознание, однако рука Саурона стальной хваткой держит ее за горло, а глаза его горят пугающим металлическим блеском.

— Вижу, Тхури так и не начала учиться на своих ошибках, — непонятно чему скалится он и продолжает убийственно спокойным голосом: — Ты ничего не знаешь о Мелькоре, чтобы сметь приводить мне его в пример, ничтожное существо. Ты даже о верности представления не имеешь, иначе тебя бы здесь не было. Советники Ар-Фаразона напрасно наперебой убеждают его в том, как опасен я. Им бы поискать врага поближе.

Саурон с брезгливостью отдергивает руку, и Эрэндис стоит колоссальных усилий сохранить после этого равновесие. С трудом сдерживая подступающие к глазам слезы, она все же понимает, что многие из вызвавших неудовольствие Саурона лишились жизни и за меньшие оплошности. А вот ее, похоже, он теперь считает немногим умнее Фада, и по справедливости: ярость укладывается в ней, подобно колдовством погруженному в сон зверю, и место ее занимает суеверный ужас. Маленькая Хинд уже бы в панике косилась на небо в ожидании готовых поразить ее молний. Принцесса Эрэндис знает, что принцип воздаяния за подобные выходки работает иначе, а потому лишь тихо выдыхает, прежде чем последняя надежда в ее душе будет похоронена под грузом бесконечной усталости:

— Он мой родной брат. Вы можете понять, как много это значит?

Судя по взгляду Саурона, аргумент Эрэндис не кажется ему таким уж убедительным. Он знает, разумеется, с досадой думает она. И Тхурингветиль знала все это время. Знала и не потребовала ничего, кроме расплывчатого обещания спасти ее жизнь, и даже его Эрэндис не может выполнить.

— Вы жили без него все эти годы. Разве королевская семья не стала для вас родной?

— Моих близких уничтожили, а с теми, кто уцелел, меня разлучили, — тихо продолжает она. — Со всеми, кого я любила. И я до сих пор помню их лица.

— Это чувство мне хорошо знакомо, — в искренности Саурона принцесса имеет все основания усомниться, но решает оставить в стороне свой сарказм.

— Я пообещала себе, что никогда не забуду, кто я и кем были мои родители. Я люблю государя всем сердцем, никаких слов не хватит, чтобы выразить благодарность за все, что он для меня сделал, но я не смогу стоять в стороне, если речь идет о жизни единственного родного мне человека. Лорд Майрон, я не знаю, что мне делать, — кажется, она все-таки плачет с полной уверенностью в том, что после такого позорного представления ей только и остается, что утопиться в Сириле, предварительно помолившись о том, чтобы не встретить в посмертии бабушку и других родичей.

Саурон рассматривает ее, как редкое насекомое, и в какой-то момент Эрэндис кажется, что сейчас он ее ударит. Но вместо этого он вдруг осторожно помогает ей усестся в кресло — ей, наконец-то удается рассмотреть иллюстрации в трактате, что он читал до ее появления — как ни странно, тот связан с травами и целительством.

— В таком состоянии ничего нельзя предпринимать, леди Хинд, — отвечает он ей в тон. — Для начала восстановите мир в своей душе. Вы жалуетесь на галлюцинации, ваше настроение меняется каждые несколько минут, сегодня вы использовали магию и пережили свое первое превращение, а до рассвета вам предстоят еще несколько. Лучшее, что вы можете сделать — это вернуться к себе и отрешиться ото всех тревог.

— Отдыхать, позволив Палландо снова лишить меня семьи? Пока Иштар в тюрьме, а Лангон плетет замыслы, как бы использовать меня, чтобы усилить влияние на короля?

— При всем сочувствии, принцесса, — усмехается Саурон, — пока не произошло ничего необратимого. Больше всего вы поможете Тхури, если будете следить за собой и держаться подальше от неприятностей. На примере брата вы уже убедились, что бороться с такими, как Палландо, прибегая к силе, бессмысленно.

— Но как еще с ним можно бороться? — разочарованно вздыхает Эрэндис. Она внезапно осознает всю смехотворность своих требований. Если даже она не готова рискнуть с таким трудом обретенным благополучием ради того, чтобы вызволить Фада, с какой стати Саурону о них заботиться? Одно только молчание о ее происхождении — уже милость, которой она совершенно не заслуживает.

— Королю нужен преступник, — пожимает плечами Саурон. — Так дайте ему преступника.

Второе превращение проходит намного легче, чем занявшее долгие часы первое, а вот над возвращением в человеческий облик приходится работать. Когда Эрэндис, наконец, добирается до своих покоев и обессиленно падает, как есть, в накидке и платье, поперек кровати, ей кажется, что комната вокруг свивается в воронку и вертится колесом, увлекая и ее в безумный и безудержный танец.

Она сама не помнит, как проваливается в крепкий сон. Вероятно, в иных мирах ей на этот раз все же довольны — впервые за долгое время она не видит ни одного сновидения.

Эрэндис просыпается на рассвете и долго лежит неподвижно, меланхолично созерцая потолок. Ощущения такие, словно за непродолжительную встречу с Сауроном она повзрослела сразу на несколько жизней. Удивительно, как от вчерашних полетов болят несуществующие крылья. С трудом поднявшись, она прячет накидку в шкаф и неодобрительно поджимает губы, едва завидев свое отражение в зеркале. Право, даже явившаяся с того света Тхурингветиль, должно быть, выглядела лучше.

Ведь она так и не спросила у Саурона о том, что на самом деле случилось тогда после войны. Хотя что-то подсказывает ей, что темный майя никогда не стал бы говорить с ней об этом. А вот упущенной возможности узнать больше о дяде, обстоятельствах гибели их клана, слабых местах синих магов, периодически являющихся ей видениях о Мордоре, было жаль. Не могла же она, в самом деле, снова заявиться в его темницу с надоедливыми замечаниями?

Или могла?

— Все это глупости, — Эрэндис плескает в лицо пригоршней ледяной воды и отрешенно наблюдает, как капли сбегают вниз по волосам, оставляя темные пятна на измятом платье. — Нужно переодеться, пока Замин не проснулась. А потом подумать, как спасти Фада. Лорд Майрон не мог не дать мне подсказки. Я ее просто не увидела. Я должна сообразить…

Если Замин и удивляется подавленному виду госпожи, то не подает виду; в последнее время на ней и самой лица нет, что Эрэндис порядком раздражает. Не хватало еще, чтобы Фад, освободившись, прельстился лицемерными переживаниями служанки. Лично она в великую любовь Замин не верит: девчонка хитра и вперед всех смекнула, что слишком много важных персон готово оказывать Фаду свое покровительство.

— Ее величество напоминает, что вы вместе ужинаете в особняке лорда Амандила, — услужливо сообщает Замин, и Эрэндис морщится, как от зубной боли. — Да, она произнесла это с таким же выражением лица, но сегодня леди Исилиэль впервые посещает дом своего жениха, и этикет требует, чтобы вы ее сопровождали.

— Бесполезная трата времени, — шипит Эрэндис, отодвигая тарелку с фруктами: после ночных приключений желудок сжимается от одних только мыслей о еде. — Исилиэль миллион раз бывала в их доме до своей помолвки, и я не представляю, что с тех пор поменялось. Она мне даже не подруга!

— Но государь так расстроится, если вы откажетесь, — бескомпромиссно заявляет Замин. — Или, не приведи Эру, решит, что вы еще не оправились после болезни, и вернет вас в больничное крыло. Кстати, эта идея не лишена смысла. Вы выглядите…

— Тебя это не касается, — отрезает Эрэндис. — Пригласи сюда Алласа, и срочно! Раз уж я потеряю целый вечер в доме Исилдура, пусть хоть кто-то займется делом.

Аллас выглядит еще более мрачно, чем обычно: их прошлый разговор вселил в его душу нехорошие подозрения, и решительный вид принцессы их лишь подтверждает.

— Если нам удастся привести лорда Аланора к преступнику, Фада освободят, — повторяет она слова Саурона. — А того, кто содействует восстановлению справедливости, наградят и, возможно, даже повысят в должности. Государь высоко ценит свою репутацию.

— Ваше высочество, ну опять вы за свое, — умоляюще воздевает руки Аллас. — Я понятия не имею, кто за этим стоит! Ну не ворвусь же я с обыском в покои лорда Лангона! Он только посмеется надо мной!

— Ты меня не понял, Аллас, — Эрэндис сцепляет руки перед собой и выдерживает паузу. — Меня не интересует, кто стрелял. Не интересует, кто приказал стрелять. Я хочу видеть Фада на свободе. Кто-то должен занять его место.

— Вы отправите на казнь невиновного? — Алласу не удается сдержать изумления, и Эрэндис его не винит. До встречи с братом она и сама не могла представить, что решится на такое.

— Я не выношу смертных приговоров, — кажется, спокойный тон Саурона каким-то волшебным образом перешел и к ней. — Это сделает король. По рекомендации лорда Аланора и других советников. А потому нам важно представить все очень убедительным.

— Но мы не можем просто выдумать историю из воздуха! — взывает к ее разуму Аллас. — Лорд Аланор, по-вашему, вчера на свет родился? Он не поверит!

— Поверит, если захочет, — возражает Эрэндис. — А в особенности — если пожелает государь. Всегда найдется, среди прислуги или стражи, некая сомнительная, гадкая личность, которую легко можно заподозрить в любой подлости. Если представить, что ее направляет некто, неприятный государю… успевший ему досадить… Ведь по сути леди Иштар не сделала ничего, чтобы впасть в немилость. А вот, скажем, тот же лорд Элендур… — она нехорошо ухмыляется, — я не могу помочь ему занять место Саурона, как он того желает, но вот обеспечить место рядом с ним готова с радостью.

— Ваше высочество, — Аллас выглядит совершенно несчастным. — Вы хоть представляете, что нас ждет, если обман раскроется? Я врагу не пожелаю перейти в чем-то дорогу леди Инзильмит.

— Тогда сделай вид, что этого разговора не было, — с притворным удивлением разводит руками Эрэндис. — Я уверена, в Нинданосе, в заведении твоей сестры, всегда найдется работа по плечу настоящему мужчине. Интересная, а главное — безопасная.

Аллас, бледнея, торопливо заверяет принцессу в том, как важно для него ее расположение, и обещает подумать над просьбой. Распрощавшись с ним, Эрэндис некоторое время бродит по балкону, глядя на сад и размышляя над тем, каким дорогим удовольствием оказалось возрождение семьи из небытия. А ведь она делает лишь первые шаги в этом направлении.

Дом лорда Амандила в точности повторяет княжеское родовое гнездо в Андуниэ — Эрэндис охотно понимает желание окружить себя знакомой обстановкой, но среди типичных для Арменелоса построек особняк напоминает белоснежный корабль, выброшенный на рифы приливом. В отличие от владений леди Инзильмит, здесь царит образцовый порядок, и отчего-то принцесса легко представляет Исилиэль хозяйкой этого места с его серебряными подсвечниками в человеческий рост, персиковыми атласными скатертями и резными рамами картин из светлого дерева.

Королева из уважения к Исилиэль скрывает неудовольствие и почти дружелюбно кивает в ответ на замечания Амандила и его домочадцев. Разговор вращается преимущественно вокруг воспоминаний о давно минувших днях, когда глава семейства был молод, его отец, лорд Нумендил, пребывал еще в добром здравии, дружба с королем и лордом Аланором казалась незыблемой и вечной, а лучшим способом времяпрепровождения представлялись морские путешествия.

— Что за бесценный багаж памяти! — улыбается Ар-Зимрафель. — Вы непременно должны написать мемуары, милорд, пережитые вами чудеса необходимо сохранить для потомков.

— Предпочитаю, чтобы внуки увидели мир своими глазами, — возражает Амандил. — Исилдур особенного интереса к мореходческому делу не проявляет, но я возлагаю большие надежды на Анариона.

— Если таково желание вашего внука, государю по силам найти его способностям применение на благо нашей родины, — кивает королева. — Умелые и опытные мореходы всегда были редкостью, как бы странно это ни звучало от исконной жительницы острова. С таким достойным примером перед глазами Анарион имеет все шансы стать гордостью нашего флота.

Эрэндис всерьез сомневается, что Анарион рассчитывает знакомиться с большим миром, стоя на борту королевской галеры, и, судя по его слегка разочарованному выдоху, юноша придерживается того же мнения. Будь он немного старше, вдруг проносится сторонняя мысль, составил бы куда лучшую пару Исилиэль. Эта романтически настроенная особа была бы очарована возможностью увидеть далекие края, а Эрэндис удалось бы, наконец, выслать ее куда подальше.

— Флоту вскоре предстоит колоссальная работа, — включается в разговор лорд Элендил, пожалуй, единственный из собравшейся компании вызывающий у принцессы некое подобие расположения, даже необъяснимой симпатии. — Я надеюсь, ваше величество, король всерьез воспринял мои слова о необходимости очистить южные моря от пиратов?

— Как бы ни так! — сварливо отзывается Амандил, и Эрэндис буквально чувствует нарастающее напряжение Ар-Зимрафель, которую тот посмел опередить. — Нынче Аланор — первый знаток кораблестроения, торговли, освоения океана! Аланор, ни разу в жизни не стоявший за штурвалом корабля!

— Лорд Аланор проявил доблесть и выдающийся талант полководца на недавней войне, — с нажимом произносит королева. — Да, это верно, что мы с ним принадлежим к противоборствующим лагерям, но… откровенно говоря, я уже ни в чем не уверена. Мысли сторонников иногда настораживают меня сильнее, чем возражения противников. К тому же, он верен Фаразону и никогда не предложит того, что может нанести ущерб интересам Нуменорэ.

— Разумеется, вы правы, ваше величество, — спешит согласиться с ней Элендил и укоризненно смотрит на отца. — И все же, договоренности с корсарами чреваты неприятными сюрпризами. Не мы первые сталкиваемся с похожей проблемой.

— Этим людям неведомо понятие чести, — горячо поддерживает его Исилдур. — Они нарушат соглашение в тот же момент, когда почуят выгоду!

— И чтобы избежать этого, ты предлагаешь лишить их самоуправления и запретить ходить под парусом? — не выдерживает Эрэндис. — Да ведь так они еще скорее пойдут за тем, кто пообещает им возврат к старым временам. Не говоря уже о том, что большинство только посмеется над вашими запретами.

— Что принцесса, много лет не покидавшая острова, может знать о борьбе с пиратами? — сердито смотрит на нее лорд Амандил, и Эрэндис может сполна насладиться внутренней борьбой в душе королевы в попытке выбрать, на сторону какого из двух зол становиться в этом споре.

— Эрэндис права, — наконец, нехотя признает Ар-Зимрафель. — Однако пристало ли утомлять леди Исилиэль и ее жениха? Я уверена, что можно найти более приятную, нежели пираты, тему для обсуждения за ее первым ужином в новом доме. О делах она еще наслушается, когда выйдет замуж.

Эрэндис прячет усмешку; уж ей, как никому другому, известны тайные надежды Ар-Зимрафель на то, что прислушиваться к этим разговорам о делах племянница будет весьма внимательно, чтобы затем передать любящей тетушке во всех подробностях. Она сомневается в том, что из Исилиэль получится хорошая шпионка — королева допускает ошибку, делая ставку на ту, что так похожа на нее саму в молодости. Лично принцесса не может представить себе ситуацию, в которой Ар-Зимрафель хоть в чем-то, по-настоящему значимом, пошла бы против воли Ар-Фаразона.

— В самом деле, расскажите еще о своих путешествиях, милорд, — с обезоруживающе милой улыбкой обращается к Амандилу Исилиэль. — За последние месяцы мне довелось узнать так много. Леди Иштар рассказывала о странах Востока и Юга, господин Лангон — о своих странствиях по землям Севера. Скажите, — ее глаза вдруг блеснули, — а приходилось ли вам когда-нибудь путешествовать на Запад?

— Зачем ты задаешь глупые вопросы, дорогая? — смеется королева. — Тебе хорошо известно, что корабли из Нуменорэ уже очень давно не отплывают в направлении Тол-Эрэссеа, да и гости оттуда много лет не являли своего присутствия в наши гавани. Если только лорд Амандил не волшебник и не нарушает прямого приказа короля, он никак не мог бывать там.

— Как по мне, это, должно быть, увлекательнейшее путешествие, — не сдается Исилиэль, и Эрэндис остается лишь в очередной раз подивиться ее самоуверенной и очаровательной наглости, позволяющей без особенных последствий для себя произносить вещи, недопустимые для других. — После всего, что я прочитала о благословенном крае, я загорелась идеей побывать там. Разве не было бы замечательно увидеть землю, в которой нет смерти, населенную созданиями древними и мудрыми, как сама вечность? Узреть, наконец, то знаменитое древо, от которого произошла наша гордость Нуменора?

Лорд Амандил добродушно посмеивается — кажется, своей жаждой познаний и приключений Исилиэль только что завоевала место в его сердце. И даже королеве нечего возразить племяннице на этот раз.

— Мой отец, государь Тар-Палантир, приложил много усилий к тому, чтобы возродить традицию ухаживать за Нимлотом, — подтверждает она. — Во времена правления его предшественника Древо чуть не погибло. Отец предсказывал, будто судьба королей нашего рода неразрывно связана с благополучием Нимлота.

Эрэндис терпеливо молчит, но ей вдруг отчетливо представляется Иштар — вот уж кто при беседе один на один ни за что бы не оставил без комментариев это сомнительное пророчество.

— Поклоняться дереву? — она окидывает Нимлот пренебрежительным взглядом, и в свете ее слов один из самых древних обычаев Арменелоса и Эрэндис начинает казаться лишь глупым пережитком старины. — Я всегда говорила, что эльфы исключительно умны. Даже не появляясь на острове, они продолжают контролировать ваше сознание, лишая свободы воли. Правители самой развитой из всех цивилизаций Средиземья — глупо было бы отрицать, Нуменор опережает все, что мне приходилось видеть до сих пор, — сохраняют и поддерживают очаг преклонения перед эльфийской культурой в самом центре своей столицы.

— Почему Он уничтожил древа? — задает Эрэндис давно волнующий ее вопрос, на который никто так и не дал ей убедительного ответа. — Я понимаю, невозможно знать наверняка Его замыслы, но, возможно, вы слышали когда-нибудь… от лорда Майрона…

— Майрон никогда не вспоминает о веке оков Мелькора, — чуть более резко, чем обычно, отзывается Иштар. — Он перенес этот период… довольно тяжело. Вы переоцениваете мои возможности, если полагаете, будто я могу спрашивать его обо всем, о чем мне заблагорассудится.

— Но вы никогда не рассказывали мне о причинах, — не сдается Эрэндис. — Ни вы, ни… те, кто был до вас. Вы говорили о том, что исчезновение Альмарена соответствовало замыслу Эру, но даже не пытались объяснить, почему это должно было произойти. Сейчас я смотрю на Нимлот и могу лишь приблизительно представить красоту Древ. Если то, что было в Валиноре, хотя бы наполовину соответствовало описаниям легенд, это было… великолепно.

— Вы мыслите такими… земными категориями, — кажется, Иштар впервые рассержена, и Эрэндис отчасти рада ее гневу — в таком настроении она куда более откровенна и прямолинейна, нежели когда старается блюсти дворцовый этикет. — К юго-востоку от Мордора, за много километров от укрепленной границы, я встречала племена, никогда не поднимавшиеся севернее плато Литлад, темнокожих харадрим, за всю свою жизнь ни то что эльфов, даже самого обыкновенного моря в глаза не видевших. Никто, кроме лорда Майрона, ими не интересовался, если в их жилах и течет кровь людей севера, они давно забыли об этом родстве. В этих краях, вообразите себе, не умели обрабатывать металл, и местные женщины с радостью выменивали бесценные изделия из кости мумакил на грубые жестяные украшения, выкованные или чаще награбленные орками. Они тоже считали эту груду мусора великолепной, поскольку не могли воспроизвести ее самостоятельно.

— Вы клоните к тому, что древа имеют ценность лишь потому что они уникальны? — внимательно смотрит на нее Эрэндис. Иштар кривит губы в некрасивой усмешке, похожей на оскал.

— Древа имеют ценность, потому что они символичны. Эльфы привыкли идеализировать Валинор, хотя большая часть их народа родилась вдали от Амана и представляет его так же, как и вы, из красивых и поэтичных песен и преданий. Верить в сказочность Валинора легко и приятно, ведь эта вера ни к чему, в сущности, не обязывает. Квенди никогда не сражались за своих богов, вы не обращали внимания на это, принцесса? Все, что их интересовало — это земли, влияние, клятвы, собственное высокомерие, да хотя бы проклятые Сильмариллы, еще один символ, уничтожить который, к сожалению, оказалось невозможно. Попробуйте спросить хотя бы Фада, какие приоритеты прививались детям в его семье. Вы интересуетесь, в чем был смысл падения Великих Светильников, гибели древ? Никакой великой магии, никаких секретов, потрясающих мироздание, ваше высочество. Мелькор всего лишь оказался первым, кто решился показать всю ничтожность этих примитивных символов по сравнению с вечностью, с первозданным хаосом! В конечном счете, какие бы катаклизмы не происходили, мир от этого не рухнул. Если где что и менялось, так только в сознаниях — наших, квенди, даже эдайн, задолго до их пробуждения. И знаете что, — она бросает последний взгляд на будто потускневший в тени ее дерзких идей Нимлот, — ваш король может сколько угодно хвастаться своей независимостью от эльдар, на самом деле это древо утверждает их силу и влияние на вас каждую секунду своего существования.

Воспоминания об Иштар отступают на второй план, и Эрэндис продолжает рассеянно слушать Исилиэль, рассуждающую о красоте и завораживающей гармонии Валмара, куда с древнейших времен не ступала нога смертного. И где-то на краю сознания проскальзывает почти еретическая мысль о том, что и мифическая недоступность острова — не более, чем один из тех символов, что так презирал Владыка, над которыми смеялась Тхурингветиль. А еще — о том, что после всех глупостей, сказанных Саурону при их встрече, он бы нисколько не удивился вопросу о жизни Мелькора в Валиноре. А возможно, даже что-то бы ей ответил.

Леденящее молчание Ар-Зимрафель на протяжении всего обратного пути звучит почти траурно, и принцесса вздрагивает от неожиданности, когда королева все же заговаривает с ней, распрощавшись с племянницей.

— Этот человек не может продолжать дело моего отца, — глухо произносит она. — Он совершает ту же ошибку, что Алатар и Палландо.

— Ваше величество? — в присутствии королевы Эрэндис предпочитает изображать неосведомленность, в последнее время та и так поглядывает на нее с нескрываемым неодобрением.

— Вместо того, чтобы стоять на страже интересов династии, эти двое меряются силами, как бодливые быки, — раздраженно поясняет свою мысль Ар-Зимрафель. — Амандил и Аланор. Они стареют. Нет ничего ужаснее внутренней дряхлости. Их идеалы закладывались еще во времена правления государя Ар-Гимильзора. К какому будущему они могут привести Нуменор?

— Вы думаете о том, чтобы их отстранить? — если судьба князей Андуниэ принцессе, по большому счету, глубоко безразлична, сердце ее мгновенно наполняется тревогой за лорда Аланора. — Двух ближайших соратников нашего государя? Они ведь росли вместе, этой дружбе уже столько лет!

— Слишком много лет, — сузив глаза, подчеркивает Ар-Зимрафель. — Так много, что многоуважаемые лорды ошибочно начинают полагать, что их мнение равноценно взглядам представителей королевского дома. Не думайте, Эрэндис, что мной руководит ревность или желание повелевать, я действительно убеждена, что Фаразона должны окружать молодые, смотрящие в будущее военачальники. И нет, я не говорю о полном отстранении. Но если лорд Амандил не умерит свой пыл, очень скоро он не будет вызывать у нас ничего, кроме раздражения.

Эрэндис долго обдумывает слова королевы, возвращаясь в свои покои. Она не зажигает на веранде свечи, наслаждаясь ранними сумерками и едва уловимым ароматом утекающего за море лета.

— Найди мне Алласа, пусть явится, как только сможет вырваться, — отдает она распоряжение Замин. — Полагаю, есть смысл внести небольшие изменения в наши планы.

В ут­ренние ча­сы ко­роль пред­по­чита­ет ра­ботать в трон­ном за­ле: не от­жи­ла еще свое ста­рин­ная тра­диция при­нимать пред­ста­вите­лей гиль­дий и про­сите­лей от на­рода, а так­же вы­носить по­каза­тель­ные ре­шения по слу­чай­но отоб­ранным жа­лобам и хо­датай­ствам. Эрэн­дис ед­ва ус­пе­ва­ет прос­коль­знуть в уже зак­ры­ва­ющи­еся за спи­нами по­сети­телей две­ри; хо­тя го­сударь не вы­носит, ког­да его от­вле­ка­ют без по­вода, он все же под­ни­ма­ет удив­ленный взгляд на вос­пи­тан­ни­цу.

— Не уз­наю те­бя в пос­леднее вре­мя, — за­меча­ет он с доб­ро­душ­ной ус­мешкой. — Рань­ше ты на­ходи­ла об­ще­ние с на­шими под­данны­ми са­мым скуч­ным и уто­митель­ным за­няти­ем на све­те.

— Все ме­ня­ет­ся, — прин­цесса на­де­ет­ся, что ее от­вет проз­ву­чит дос­та­точ­но ис­крен­не. — Мне нра­вит­ся смот­реть, как вы ра­бота­ете. Не хо­чу вне­зап­но осоз­нать, что ни­чему не ус­пе­ла у вас на­учить­ся, ес­ли мне при­дет­ся од­нажды по­кинуть Ну­мено­рэ.

Оче­вид­но, что Ар-Фа­разон ни на ми­нуту не ку­пил­ся на ее сом­ни­тель­ную лесть, но не хо­чет ак­центи­ровать на этом вни­мание прид­ворных.

— Что же, пох­валь­ное стрем­ле­ние, — лу­каво от­зы­ва­ет­ся он. — Ду­маю, это нес­коль­ко уто­лит твою жаж­ду поз­на­ния, — с эти­ми сло­вами ко­роль про­тяги­ва­ет ей уве­сис­тую чер­ную пап­ку, что до это­го ле­жала на его ра­бочем сто­ле, и до­бав­ля­ет: — Ку­ратор двор­цо­вой биб­ли­оте­ки до­вел до мо­его све­дения, что кол­лекция пред­став­ленных там книг с не­кото­рых пор пе­рес­та­ла удов­летво­рять ожи­дани­ям прин­цессы, что я счи­таю не­допус­ти­мым.

Эрэн­дис не сов­сем по­нима­ет, что имен­но Ар-Фа­разон име­ет в ви­ду, по­ка не за­нима­ет мес­то за длин­ным, пок­ры­тым бор­до­вой ска­тертью сто­лом у сте­ны и не про­бега­ет взгля­дом вер­хний лист, ис­пи­сан­ный кал­лигра­фичес­ким по­чер­ком про­фес­си­ональ­но­го пис­ца. С этой ми­нуты про­ис­хо­дящее в за­ле до­носит­ся до нее не чет­че ед­ва уло­вимо­го ше­лес­та с дру­гого кон­ца все­лен­ной.

Она уже и не мо­жет при­пом­нить, ког­да ин­те­ресо­валась офи­ци­аль­ны­ми би­ог­ра­фи­ями ула­ири — не ина­че как вско­ре пос­ле по­яв­ле­ния Тху­рин­гве­тиль в Ро­мен­не. Сей­час в ее ру­ках пол­ное досье на каж­до­го из них — ин­форма­ция, со­бира­емая тай­ной служ­бой ко­роля по кру­пицам на про­тяже­нии де­сяти­летий. Эрэн­дис прос­матри­ва­ет очер­ки, вос­по­мина­ния и гра­вюры, стра­ницу за стра­ницей, по­ка не ос­та­нав­ли­ва­ет­ся на том, кто с не­кото­рых пор ин­те­ресу­ет ее боль­ше про­чих.

Лорд Кха­мул, проз­ванный в не­кото­рых зем­лях Тенью Вос­то­ка. Впер­вые прин­цессе до­водит­ся ли­цез­реть его в от­но­ситель­но сов­ре­мен­ном ри­сун­ке: вас­та­ки от­но­сят­ся к жи­вопи­си с су­евер­ной по­доз­ри­тель­ностью, да ес­ли и ос­та­лись те, ко­му слу­чилось зас­тать са­мый за­кат ко­ролевс­тва Рун, се­год­ня они уже глу­бокие ста­рики. Эрэн­дис вгля­дыва­ет­ся в его су­ровое ли­цо в по­пыт­ках отыс­кать хоть ка­кие-то чер­ты фа­миль­но­го сходс­тва, не то же­лая за­ручить­ся под­твержде­ни­ем слов Са­уро­на, не то, нап­ро­тив, на­де­ясь са­му се­бя убе­дить в том, что тем­ный майя оши­ба­ет­ся, как бы ко­щунс­твен­но это ни зву­чало. Кха­мул на пор­тре­те спо­ко­ен и рав­но­душен, он ни­чуть не ста­ра­ет­ся ей по­мочь.

По­жалуй, его мож­но бы­ло бы наз­вать кра­сивым, ес­ли бы не глу­бокие мор­щи­ны и склад­ки меж­ду бро­вями, вы­да­ющие пол­ную нев­згод жизнь и тре­вож­ность на­туры. Сын на­лож­ни­цы пра­вите­ля Рун, треть­ей по сче­ту и са­мой млад­шей, пос­то­ян­но под­вергав­шей­ся прес­ле­дова­ни­ям, за­вис­ти и мно­гочис­ленным по­куше­ни­ям. В день со­вер­шенно­летия прин­ца его пра­ва на прес­тол мож­но бы­ло наз­вать сме­хот­ворны­ми. Cове­ты Са­уро­на он ис­поль­зо­вал, что­бы обой­ти в по­ряд­ке нас­ле­дова­ния один­надцать стар­ших брать­ев, сре­ди ко­торых — сы­новья за­кон­ной ко­роле­вы. Пред­по­ложи­тель­но на­делен кол­дов­ским да­ром, ко­торый пе­редал мно­гочис­ленным по­том­кам, жи­вущим в рас­се­янии к вос­то­ку от Ан­ду­ина — Эрэн­дис иро­нич­но хмы­ка­ет в от­вет на за­мет­ное сом­не­ние, прос­каль­зы­ва­ющее в сло­вах би­ог­ра­фа. По­жалуй, ни од­но го­сударс­тво Сре­диземья не по­дари­ло ми­ру столь­ко убеж­денных ра­ци­она­лис­тов, сколь­ко поль­зо­вав­ший­ся пок­ро­витель­ством ва­лар Ну­менор.

Прин­цесса про­пус­ка­ет нес­коль­ко па­раг­ра­фов, на ред­кость су­хо и бес­цвет­но опи­сыва­ющих за­во­ева­тель­ные по­ходы ко­роля — для нее не сек­рет, что дос­ти­жения эти ока­зались не­дол­го­веч­ны­ми, и по­корен­ные про­вин­ции вновь об­ре­ли не­зави­симость, ког­да лорд Кха­мул ос­та­вил Рун. Она ос­та­нав­ли­ва­ет­ся лишь на сле­ду­ющем име­ни — яв­но аду­на­ик­ско­го про­ис­хожде­ния.

Анор­род, уро­женец Фо­рос­та­ра, уче­ный-ес­тес­тво­ис­пы­татель, ас­тро­ном и це­литель, прос­ла­вил­ся сре­ди жи­телей ос­тро­ва, как че­ловек, мыс­ля­щий с опе­реже­ни­ем сво­его вре­мени. Тху­рин­гве­тиль охот­но де­лилась вос­по­мина­ни­ями о пред­ке выб­ранной ею мас­ки, и в та­кие мо­мен­ты в го­лосе ее зву­чала не­под­дель­ная теп­ло­та. Майэ мож­но по­нять — ко­му, как не ей со зна­ни­ем де­ла рас­суждать о жиз­ни в ус­ло­ви­ях пол­но­го ин­теллек­ту­аль­но­го оди­ночес­тва?

— Вы се­бе и пред­ста­вить не мо­жете, ва­ше вы­сочес­тво, что та­кое ид­ти враз­рез с оди­оз­ны­ми и уве­рен­ны­ми в сво­ей аб­со­лют­ной пра­воте уче­ными ста­рой шко­лы, — взды­ха­ет Иш­тар, ка­чая го­ловой. — Анор­ро­ду при­ходи­лось неп­росто. Де­ло да­же не в его уме, мно­го пре­вос­хо­дящем сред­неста­тис­ти­чес­кий. Он умуд­рился рас­со­рить­ся со все­ми зна­мени­тыми сов­ре­мен­ни­ками: од­них кри­тико­вал за из­лишнюю ту­ман­ность, от­ход от ба­зовых за­конов фун­кци­они­рова­ния ми­ра, дру­гих за ан­га­жиро­ван­ность. Сам при этом ста­рал­ся выб­рать прос­тей­шее объ­яс­не­ние из воз­можных, и боль­ше по­лагал­ся на здра­вый смысл, не­жели на сказ­ки о ва­лар — или о Мель­ко­ре.

— Я ду­мала, в ок­ру­жении лор­да Май­ро­на с та­кими иде­ями дол­го не жи­вут, — по­ража­ет­ся Эрэн­дис. — Раз­ве по­чита­ние Тем­но­го Влас­те­лина не яв­ля­ет­ся обя­затель­ным ус­ло­ви­ем для всех слуг Мор­до­ра?

— Ос­тавь­те, Май­рон же не Выс­ший со­вет жре­цов в Луг­бурзе со­бирал, — за­каты­ва­ет гла­за Иш­тар. — На­обо­рот, его всег­да прив­ле­кали не­зави­симо мыс­ля­щие лич­ности, он сам та­кой. С объ­емом зна­ний Анор­ро­да край­не слож­не не стать ате­ис­том. Ра­зуме­ет­ся, он не от­ри­цал оче­вид­но­го — су­щес­тво­вание Эру и ва­лар ни у ко­го не вы­зыва­ет сом­не­ния. Дру­гое де­ло — сте­пень их вли­яния на мир. У Анор­ро­да мно­жес­тво лю­бопыт­ных ги­потез — нап­ри­мер, он пы­та­ет­ся до­казать по­яв­ле­ние на­шего дис­ка ес­тес­твен­ным пу­тем, а Ай­ну­лин­да­лэ пред­став­ля­ет не­ким соп­рожда­ющим яв­ле­ни­ем, не пер­вопри­чиной. Сог­ла­ситесь, приз­на­ние этой те­ории в кор­не из­ме­нит взгляд на роль то­го же Мель­ко­ра. Собс­твен­но, эти рас­сужде­ния и под­порти­ли знат­но его ре­пута­цию в Ну­мено­ре, — она сме­ет­ся. — Пом­ню, за­яв­ля­ет­ся он как-то с це­лым во­рохом гра­фиков и рас­сче­тов и на­чина­ет убеж­дать Май­ро­на в том, что эта зем­ля об­ре­чена, что по ка­ким-то не­оп­ро­вер­жи­мым за­конам про­изой­дет при­род­ный ка­так­лизм, диск не­об­ра­тимо де­фор­ми­ру­ет­ся, и пла­кали тог­да на­ши кре­пос­ти и за­во­ева­ния. Май­ро­ну, ко­неч­но, та­кие ве­щи не нуж­но объ­яс­нять дваж­ды, он это знал и без вся­ких до­каза­тель­ств, но сам факт, по­нима­ете? Его тог­да по­рази­ло, что прос­той смер­тный, не пос­вя­щен­ный в выс­ший за­мысел, спо­собен са­мос­то­ятель­но пос­тичь та­кие ве­щи. Он мне по­том приз­нался, что в этот мо­мент по­нял, по­чему Мель­кор в свое вре­мя сде­лал став­ку на лю­дей, а не на эль­дар.

— И мно­го у вас та­ких… не­зави­симых мыс­ли­телей? — Эрэн­дис от­кры­ва­ет сле­ду­ющее досье на­угад, а в ушах ее про­дол­жа­ет зву­чать без­за­бот­ный го­лос Иш­тар.

— В этой ком­па­нии их трое, пог­ля­деть со сто­роны, и не пой­мешь, то ли пе­ред то­бой братья, то ли злей­шие вра­ги, — рас­ска­зыва­ет она. — Гун­нульв вот, нап­ри­мер, по­томок лю­дей Эре­ги­она, по­селив­шихся там еще в прош­лую эпо­ху, за­дол­го до при­хода эль­фов. Так он ут­вер­жда­ет, что ос­но­ватель их ро­да с Мель­ко­ром лич­но поз­на­комить­ся удос­то­ил­ся, ког­да тот еще при­ходил к эдайн. Ес­тес­твен­но, он счи­та­ет это ос­но­вани­ем про­воз­гла­сить се­бя хра­ните­лем тра­диции в чис­том ви­де, в от­ли­чие от жре­цов, что все пе­ревер­ну­ли с ног на го­лову. Вып­ро­сил у Май­ро­на коль­цо, что­бы до­жить до воз­вра­щения Мель­ко­ра и пов­то­рить дос­ти­жение сво­его пред­ка. А Уль­фаст, нап­ро­тив, вы­рос в Ум­ба­ре, рас­счи­тывал сде­лать карь­еру свя­щен­нослу­жите­ля, а по­том ра­зоча­ровал­ся во всем на све­те и вы­думал на­писать мас­штаб­ный труд об ис­то­рии и ме­тафи­зике прош­лой эпо­хи, ис­хо­дя из по­ложе­ния, буд­то бы дей­ствия Мель­ко­ра бы­ли угод­ны Эру, пос­коль­ку рас­кры­вали пе­ред че­лове­ком — ис­тинной целью тво­рения — не­ог­ра­ничен­ные воз­можнос­ти вы­бора и са­мораз­ви­тия, а сле­дова­тель­но пок­ло­нять­ся сле­ду­ет двум Твор­цам, как про­тиво­полож­ным на­чалам, име­ющим об­щий ко­рень. От­пра­вил­ся пу­тешес­тво­вать, ис­кать ис­ти­ну, так и встре­тил­ся с Май­ро­ном. Анор­ро­да на­зыва­ет ере­тиком и без­божни­ком, Гун­нуль­ва — ди­летан­том и ска­зоч­ни­ком, лич­но я в ком­па­нии этой тро­ицы дол­го не вы­дер­жи­ваю. А Май­ро­на они раз­вле­ка­ют. По-мо­ему, он ви­дит в них не по го­дам раз­ви­тых де­тей. Мель­кор так же от­но­сил­ся к сво­им дра­конам...

— На­вер­но, это тя­жело, — за­меча­ет Эрэн­дис. — Неп­росто, ког­да ты ни с кем не мо­жешь об­щать­ся на рав­ных. Нам с ва­ми это­го ни­ког­да не по­нять, будь мы да­же се­ми пя­дей во лбу, всег­да най­дет­ся кто-то, спо­соб­ный нас прев­зой­ти.

— Я не ду­маю, что Май­рон нуж­да­ет­ся в ком-то… рав­ном ему, — ос­то­рож­но под­би­рая сло­ва, от­зы­ва­ет­ся Иш­тар. — Пус­то­ту, что об­ра­зова­лась пос­ле ухо­да По­вели­теля, слож­но за­пол­нить та­кими ба­наль­ны­ми ве­щами, как друж­ба… в че­лове­чес­ком ее по­нима­нии. Хо­тя с Фре­кой, нап­ри­мер, они об­ща­ют­ся очень за­бав­но. Не то что бы Май­рон поз­во­лял ему фа­миль­яр­ности, но ес­ли кто и рис­кнет ска­зать ему неп­ри­ят­ную прав­ду, так это Фре­ка. Да­же в тех си­ту­аци­ях, ког­да я ста­ралась дер­жать язык за зу­бами.

— Фре­ка? — за­ин­те­ресо­ван­но пе­рес­пра­шива­ет прин­цесса, ког­да ей впер­вые не уда­ет­ся уга­дать род­ные края ула­ири по име­ни. — От­ку­да он?

— Из Мин­хи­ри­ата, — со зна­чени­ем смот­рит ей в гла­за Иш­тар. — Не нуж­но объ­яс­нять, что при­вело его к Май­ро­ну, прав­да? Фре­ка был пред­во­дите­лем мин­хи­ри­ат­рим, пос­ле дол­го­го про­тивос­то­яния с ну­менор­ца­ми увел сво­их лю­дей в Эрин Ворн, где соз­дал по­добие эда­кого ко­чу­юще­го ко­ролевс­тва. С Май­ро­ном у них так на­зыва­емый вре­мен­ный со­юз. Фре­ка с са­мого на­чала был убеж­ден, что Май­ро­ну здесь ско­ро на­до­ест, что он не ста­нет веч­но пре­бывать в Сре­диземье, а ра­но или поз­дно по­кинет его пос­ле окон­ча­тель­ной по­беды, а власть раз­де­лят меж­ду со­бой те, кто был ему ве­рен. Эта фи­лосо­фия не ме­ша­ет ему раз в нес­коль­ко ме­сяцев тор­жес­твен­но объ­яв­лять, мол, хва­тит, на­до­ело, го­ри оно все в Ород­ру­ине, нель­зя так жить. Сда­ет­ся мне, он единс­твен­ный, кто с са­мого на­чала от­четли­во по­нимал, на что идет, при­нимая коль­цо. Еще, мо­жет быть, Гун­нульв, от­части. Хо­тя тот по­лучил коль­цо в наг­ра­ду, ока­зав Май­ро­ну не­оце­нимую ус­лу­гу.

Эрэн­дис за­дум­чи­во про­водит ру­кой по вет­хой кар­те — ни­ког­да рань­ше ей не при­ходи­ло в го­лову, что ко­рен­ные уро­жен­цы Эре­ги­она — лю­ди, та­кие же, как она, — мог­ли быть не­доволь­ны во­царе­ни­ем Ке­леб­римбо­ра. Она пы­та­ет­ся пред­ста­вить се­бе их жизнь в со­седс­тве с ис­кусны­ми эль­фий­ски­ми куз­не­цами — и тут на кар­ту па­да­ет тень. Прин­цесса под­ни­ма­ет взгляд и с удив­ле­ни­ем об­на­ружи­ва­ет, что трон­ный зал опус­тел, и единс­твен­ные ос­тавши­еся в нем — она и ко­роль.

Ар-Фа­разон ак­ку­рат­но под­но­сит к гла­зам кар­ту, ис­пещрен­ную крас­ны­ми стре­лоч­ка­ми, ил­люс­три­ру­ющи­ми на­паде­ние Са­уро­на, и по­нима­юще ус­ме­ха­ет­ся.

— По­бесе­довать с этим про­нырой до­рого­го сто­ит, но ищи вет­ра в по­ле, — с со­жале­ни­ем кон­ста­тиру­ет он. — А меж­ду тем, же­ла­ющих окон­ча­тель­но от­пра­вить его на тот свет выс­тро­ит­ся це­лая оче­редь. У эль­фов Сре­диземья мо­гут быть раз­ногла­сия, но все они счи­та­ют лор­да Гун­нуль­ва сво­им лич­ным вра­гом. На его ру­ках кровь каж­до­го уби­того в Эре­ги­оне.

— До ме­ня до­ходи­ли слу­хи, буд­то бы эдайн Эре­ги­она не же­лали жить в те­ни эль­дар, — пы­та­ет­ся раз­ве­дать об­ста­нов­ку Эрэн­дис. — Их не при­тес­ня­ли, не бы­ло по­вода вос­стать про­тив влас­ти Ке­леб­римбо­ра, но лю­ди буд­то бы от­хо­дили на вто­рой план. Ста­нови­лись су­щес­тва­ми вто­рого сор­та в собс­твен­ной стра­не. Не­уди­витель­но, что лорд Гун­нульв с на­деж­дой вос­при­нял при­ход Са­уро­на. Эль­фов все­го лишь у­яз­вля­ет, что прос­той смер­тный ока­зал­ся со­об­ра­зитель­нее их ге­ни­аль­но­го пра­вите­ля.

— Гил-Га­лад был бы до бо­ли огор­чен, ус­лы­шав твои сло­ва, — воп­ре­ки ее ожи­дани­ям, Ар-Фа­разон не гне­ва­ет­ся, а сме­ет­ся. — Что же, у лор­да Гун­нуль­ва, не­сом­ненно, име­лись ве­сомые ос­но­вания для пре­датель­ства, а с та­кими за­щит­ни­цами ему да­же не пот­ре­бу­ют­ся ад­во­каты. Од­на­ко фак­ты го­ворят са­ми за се­бя: он знал, что Са­урон под чу­жой ли­чиной го­товит ди­вер­сию в Эре­ги­оне, он стал его по­соб­ни­ком, он при­нял коль­цо вто­рым пос­ле лор­да Ан­гма­ра. Еще од­но­го пре­дате­ля.

— Я не ус­пе­ла про­читать об Ан­гма­ре, — по­жима­ет пле­чами прин­цесса. — Ле­ди Иш­тар его не лю­бит, го­ворит о нем ред­ко. Рас­ска­жите вы.

— Что мож­но ска­зать о не­годяе с чер­ной ду­шой и не­ог­ра­ничен­ны­ми воз­можнос­тя­ми? — раз­во­дит ру­ками Ар-Фа­разон. — Ко­роль Тар-Су­ри­он сде­лал его на­мес­тни­ком в Винь­ялон­дэ. Лорд Ан­гмар не мог не воз­вы­сить­ся, его семья — став­ленни­ки са­мой Тар-Ан­ка­лимэ, дя­дя от­ца дос­лу­жил­ся до боль­шо­го чи­на в ар­мии, а ее ве­личес­тво це­нила тех, кто до­бивал­ся вы­сот без ог­ромно­го сос­то­яния и гром­ко­го име­ни. Лорд Ан­гмар меч­тал об им­пе­рии... Об ог­ромном силь­ном го­сударс­тве на всей тер­ри­тории Сре­диземья. Сох­ра­нились за­писи его выс­тупле­ний в Со­вете Ски­пет­ра, в хо­де ко­торых он при­зывал к пре­ум­но­жению чис­ла ну­менор­ских ко­лоний. Пос­ле смер­ти ко­роля он не­од­нократ­но пы­тал­ся вло­жить эти мыс­ли в го­лову его до­чери, пра­вящей ко­роле­вы Тар-Тэл­пе­ри­ен. В го­ды ее прав­ле­ния эль­дар Эре­ги­она бы­ли из­го­тов­ле­ны Коль­ца Влас­ти, — зло­веще зак­лю­ча­ет он.

Изящ­ную гра­вюру, изоб­ра­жа­ющую Тар-Тэл­пе­ри­ен, Эрэн­дис на­ходит на од­ном из лис­тков, что ра­нее от­ло­жила в сто­рону, сос­ре­дото­чив­шись на Кха­муле. Ко­роле­ва ка­жет­ся та­кой хруп­кой и ме­лан­хо­лич­ной, что сов­сем не удив­ля­ет на­личие за ее спи­ной жес­тко­го и ко­вар­но­го со­вет­ни­ка, пле­туще­го ин­три­ги. Эрэн­дис не ре­ша­ет­ся оз­ву­чить при Ар-Фа­разо­не так и не по­лучив­шие под­твержде­ния слу­хи о том, что связь меж­ду пра­вящей ко­роле­вой и лор­дом Ан­гма­ром от­нюдь не ог­ра­ничи­валась го­сударс­твен­ны­ми де­лами. Иш­тар го­ворит об этом ук­лончи­во, Ан­гмар в ее пред­став­ле­нии без­да­рен и неб­ла­гона­дежен, нас­то­ящая ошиб­ка Са­уро­на. При­бегая к столь лю­бимым ею ме­тафо­рам и срав­не­ни­ям, она на­зыва­ет его бес­кры­лым дра­коном и прит­ворно изум­ля­ет­ся, от­че­го сом­ни­тель­ный ком­пли­мент не встре­ча­ют с вос­торгом.

— Ну­менор­цы во всем опе­режа­ют дру­гие на­роды, — про­дол­жа­ет рас­суждать Ар-Фа­разон, — и в пре­дан­ности, и в ве­роломс­тве. Име­на лор­да Ан­гма­ра и лор­да Анор­ро­да боль­ше не про­из­но­сят в этом ко­ролевс­тве, о них не пи­шут в кни­гах, и все же я счи­таю важ­ным сох­ра­нить эти хро­ники для по­том­ков. Ник­то не уп­рекнет Ар-Фа­разо­на в по­пыт­ках пе­репи­сать ис­то­рию. По­каза­тель­но, что в том же Ум­ба­ре эти лю­ди счи­та­ют­ся ге­ро­ями, че­му, ра­зуме­ет­ся, не­мало спо­собс­тву­ет страх, ко­торый пе­ред ни­ми пи­та­ют. Мне до­води­лось бе­седо­вать с тре­мя из ула­ири. Лор­дом Уль­фас­том из Ум­ба­ра, лор­дом Фре­кой из Мин­хи­ри­ата и Аль­вом из Кхан­да. В чем Са­уро­ну не от­ка­жешь, так это в уме­нии под­би­рать со­юз­ни­ком. Сре­ди эль­дар бы­ту­ет мне­ние, буд­то бы коль­ца сде­лали этих от­ступ­ни­ков те­ми, кем они за­пом­ни­лись ми­ру, воз­несли на не­видан­ные вы­соты. Я счи­таю ина­че. Сла­бого че­лове­ка коль­цо прев­ра­тило бы в ра­ба, ма­ри­онет­ку Са­уро­на. Я бе­седо­вал с ни­ми и не ви­дел пе­ред со­бой ра­бов. Впро­чем, си­ние ма­ги ут­вер­жда­ют, что сос­то­яние ула­ири — зер­каль­ное от­ра­жение са­мого Са­уро­на, слу­чись что с ним, и удар, при­шед­ший­ся на Де­вят­ку, бу­дет сок­ру­шитель­ным. Что же, по край­ней ме­ре, я смог убе­дить­ся, что дер­жу в под­зе­мель­ях двор­ца не бе­зум­ца, — ус­ме­ха­ет­ся ко­роль.

Эрэн­дис рас­се­ян­но ки­ва­ет. Лорд Уль­фаст пред­став­ля­ет­ся ей мед­ли­тель­ным, чу­дако­ватым и до­воль­но за­нуд­ным про­повед­ни­ком, лор­да Фре­ку, лю­то не­нави­дяще­го Ну­менор за ра­зоре­ние Мин­хи­ри­ата и сме­юще­го дер­зить са­мому Са­уро­ну, она поп­росту бо­ит­ся, а вот за­гадоч­ный Альв, под­чер­кну­то из­бе­га­ющий лю­бых прис­та­вок к сво­ему име­ни, ее весь­ма ин­три­гу­ет. Не так час­то в Сре­диземье мож­но встре­тить по­лу­эль­фов, от­ка­зав­шихся от при­виле­гий сво­его по­ложе­ния, — собс­твен­но, Эрэн­дис при­ходит в го­лову лишь го­сударь Эл­рос, по про­шес­твии лет ка­жущий­ся фи­гурой ед­ва ли не ми­фичес­кой. Тем лю­бопыт­нее ус­лы­шать ис­то­рию о воз­люблен­ной Аль­ва.

— Он был слиш­ком в нее влюб­лен, — иро­нич­но скри­вив гу­бы, вспо­мина­ет Иш­тар. — Лю­бовь, что срод­ни одер­жи­мос­ти, мне та­кое всег­да ка­залось не­нор­маль­ным. По­нача­лу она не ду­мала от­ка­зывать­ся от бес­смер­тия, унас­ле­дован­но­го от от­ца, со вре­менем да­же счи­тала воз­можным вер­нуть­ся к сво­им эль­фий­ским ро­дичам, что осе­ли на юге. Мать она по­терял ра­но, Альв был круг­лым си­ротой, по су­ти, с эдайн их ни­чего не свя­зыва­ло. Альв при­нял­ся ис­кать пу­ти, ве­дущие к бес­смер­тию, что­бы ни­ког­да не рас­ста­вать­ся. По­ис­ки при­вели его в Мор­дор, где он уз­нал о Мель­ко­ре. По­том, ка­жет­ся, был ка­кой-то сон, ей яви­лась мать, го­вори­ла о не­ведо­мых пу­тях, ко­торы­ми ухо­дят ду­ши эдайн пос­ле смер­ти… Она еще сов­сем мо­лодой бы­ла, при­няла этот сон за про­рочес­тво, кто зна­ет, мо­жет быть, и не ошиб­лась. Тог­да же она от­ка­залась от бес­смер­тия эль­фов, из­брав дру­гой путь, они с Аль­вом по­жени­лись. Вско­ре он до­бил­ся ог­ромно­го вли­яния сре­ди эдайн, объ­еди­нив нес­коль­ко не­покор­ных кла­нов ва­ри­агов в еди­ную сис­те­му. Это поз­во­лило за­ложить ос­но­вы бу­дущей го­сударс­твен­ности Кхан­да.

— Она от­ка­залась от бес­смер­тия ра­ди то­го, что­бы быть с ним, а он все рав­но при­нял коль­цо? — уточ­ни­ла Эрэн­дис. — Как же он смог пе­режить ее смерть?

Иш­тар по­жима­ет пле­чами.

— Альв ве­рит, что сно­ва встре­тит­ся с ней, ког­да вер­нется Мель­кор, а по­ка что он не име­ет пра­ва бро­сить на про­из­вол судь­бы тех лю­дей, что при­нял на по­пече­ние. Вот по­чему я не ве­рю в слиш­ком силь­ную лю­бовь, — ух­мы­ля­ет­ся она. — Нич­то не веч­но, кро­ме ха­оса, прин­цесса, все ра­но или поз­дно про­ходит. А зап­ретные чувс­тва очень час­то не вы­дер­жи­ва­ют про­вер­ку обы­ден­ностью. Лю­бить воп­ре­ки всег­да про­ще.

— А вот этот — урож­денный ис­терлинг, да еще и из Даль­не­го Ха­рада, тем­но­кожий, — рас­ска­зыва­ет, тем вре­менем, ко­роль. — И все же он сыг­рал зна­читель­ную роль в ис­то­рии Ну­мено­ра. Атия. Еще один бес­след­но ис­чезнув­ший пос­ле ка­питу­ляции Са­уро­на.

— Ка­жет­ся, о нем мне рас­ска­зыва­ли учи­теля на уро­ках ис­то­рии, — при­поми­на­ет Эрэн­дис. — Ему ка­ким-то об­ра­зом уда­лось стать со­вет­ни­ком ко­роля Тар-Ки­ри­ата­на. Не ис­клю­чено, что при по­мощи кол­довс­тва.

— Ме­ня всег­да вос­хи­щала эта не­замут­ненная ве­ра лю­дей оп­ре­делен­но­го скла­да в то, что лю­бые не­дос­тупные им свер­ше­ния име­ют единс­твен­но вер­ное объ­яс­не­ние — кол­довс­тво, — сме­ет­ся ко­роль. — Атия, ко­неч­но, ред­кос­тный мер­за­вец, но в чем ему не от­ка­жешь, так это в уме­нии вы­живать и прис­по­саб­ли­вать­ся. Он доб­рался до Ум­ба­ра… вер­нее, до то­го по­гано­го го­родиш­ки, на мес­те ко­торо­го ну­менор­цы воз­ве­ли кре­пость, бук­валь­но с края зем­ли и су­мел ус­тро­ить­ся у жре­цов. Боль­шо­го ре­лиги­оз­но­го рве­ния он, прав­да, не про­яв­лял, это те­бе не ма­гистр Шия, за­то об­ла­дал очень цен­ным та­лан­том до­бывать бо­гатс­тво ед­ва ли не из воз­ду­ха. Жре­цы ра­ботать не лю­бят и не уме­ют, во­евать, как ты са­ма по­нима­ешь, — тем бо­лее. Они до­воль­ны быс­тро со­об­ра­зили, что не им тя­гать­ся с ну­менор­ским фло­том, кор­са­ры по тем вре­менам толь­ко на­чина­ли раз­во­рачи­вать свою бур­ную де­ятель­ность, и ко­раб­ли их бы­ли ос­на­щены в дос­та­точ­ной сте­пени раз­ве что для мел­ких сты­чек меж­ду со­бой. Атия очень убе­дитель­но изоб­ра­зил пре­дате­ля, вы­дал вож­дей соп­ро­тив­ле­ния ну­менор­цам и та­ким об­ра­зом смог сбли­зить­ся с ко­ролем Тар-Ки­ри­ата­ном. Про­дол­же­ние те­бе из­вес­тно.

— Под его вли­яни­ем Тар-Ки­ри­атан на­чал вес­ти зах­ватни­чес­кие вой­ны, — под­хва­тыва­ет Эрэн­дис. — Об­ла­гать на­роды Сре­диземья данью, зна­читель­ная часть ко­торой нап­равля­лась на раз­ви­тие Ум­ба­ра.

— А фак­ти­чес­ки осе­дала в кар­ма­нах жре­цов и сок­ро­вищ­ни­цах хра­мов, — уточ­ня­ет Ар-Фа­разон. — Атия имел боль­шое вли­яние и на сы­на Тар-Ки­ри­ата­на, бу­дуще­го ко­роля Тар-Ата­нами­ра, ко­торо­го су­мел за­разить иде­ей бес­смер­тия. Он час­то ез­дил на юг, как-то поз­на­комил­ся с Са­уро­ном…

— По­нача­лу он не знал, что пе­ред ним Са­урон, — поп­равля­ет его Эрэн­дис и быс­тро до­бав­ля­ет: — Так мне ле­ди Иш­тар рас­ска­зыва­ла. Са­урон пред­стал пе­ред ним в об­ли­чие эль­фа, как в Эре­ги­оне, и лишь пос­ле рас­крыл свое ин­когни­то. А по­том Атию об­ви­нили в пре­датель­стве и под­го­тов­ке го­сударс­твен­но­го пе­рево­рота. Кто-то из Вер­ных пос­та­рал­ся убе­дить ко­роля, буд­то Атия на­мерен рань­ше сро­ка воз­вести на прес­тол его сы­на, сле­дуя ука­зани­ям, по­лучен­ным из Мор­до­ра. А Тар-Ки­ри­атан к то­му вре­мени уже нас­толь­ко бо­ял­ся, что его мо­гут свер­гнуть, что, не раз­би­ра­ясь, по­шел навс­тре­чу их тре­бова­ни­ям. И Атию он дей­стви­тель­но каз­нил, а по­том вне­зап­но со­шел с ума, и от ко­роны все же приш­лось от­ка­зать­ся.

Эрэн­дис мно­гое опус­ка­ет в этой, по­жалуй, са­мой тем­ной ис­то­рии при ну­менор­ском дво­ре. С точ­ки зре­ния Тху­рин­гве­тиль, бе­зумие ко­роля силь­но пре­уве­личе­но и име­ет впол­не ло­гич­ные объ­яс­не­ния. Нем­но­гим из­вес­тно, что на­кану­не каз­ни Атия по­лучил коль­цо, что, по сло­вам Са­уро­на, бы­ло его единс­твен­ным спо­собом спас­тись от смер­ти. Ник­то не по­верил, что приз­рак обез­глав­ленно­го со­вет­ни­ка мог по­явить­ся во двор­це Ар­ме­нело­са и бро­сить сло­ва уко­ра в ли­цо обе­зумев­ше­го от ужа­са ко­роля. Ник­то, кро­ме юно­го прин­ца, ко­торый со всех сто­рон ус­пел об­ду­мать идею за­гово­ра и пе­рево­рота и счесть ее не та­кой уж дур­ной.

А вот на де­вято­го наз­гу­ла Эрэн­дис не мо­жет смот­реть ина­че, как со смесью жгу­чего лю­бопытс­тва и ужа­са, па­рали­зу­юще­го ку­да эф­фектив­нее ле­ген­дарных чер­ных ко­ней с ле­дяным ды­хани­ем и кро­ваво-крас­ны­ми гла­зами или раз­ве­ва­ющих­ся мрач­ных пла­щей, под ка­пюшо­нами ко­торых не вид­но лиц. Лорд Ха­ук, на­мес­тник Са­уро­на в зем­лях близ мо­ря Нур­нен, ни­ког­да в сво­ей жиз­ни не по­кидав­ший Мор­до­ра, пря­мо и от­кры­то смот­рит на изоб­ра­зив­ше­го его ху­дож­ни­ка, и Эрэн­дис дей­стви­тель­но ин­те­рес­но уз­нать, кто же ре­шил­ся за­печат­леть его об­раз на бу­маге.

По сло­вам Иш­тар, внеш­не лорд Ха­ук уди­витель­ным об­ра­зом на­поми­на­ет Вла­дыку в его луч­шие го­ды, и прин­цесса ка­тего­ричес­ки не в сос­то­янии по­нять, как этот смер­тный мо­жет жить с та­кой но­шей — да и ка­ким об­ра­зом выс­шие си­лы во­об­ще до­пус­ка­ют его су­щес­тво­вание.

— По-ва­шему, это име­ет объ­яс­не­ние? — пот­ря­сен­но смот­рит она на со­бесед­ни­цу. Иш­тар тон­ко улы­ба­ет­ся — ко­неч­но, вот уж у ко­го бы­ло вре­мя при­вык­нуть к та­кому шо­киру­юще­му на­поми­нанию о прош­лом.

— Ни­чего свер­хестес­твен­но­го, рав­но как и ни­чего при­зем­ленно­го, иног­да жизнь пре­под­но­сит нам сюр­при­зы, — оп­ро­вер­га­ет она не­выс­ка­зан­ные по­доз­ре­ния. — Не ре­ин­карна­ция, не по­томок, в ко­тором вдруг за­гово­рила кровь, пос­леднее уж точ­но не­воз­можно, у ва­лар не бы­ва­ет де­тей. Вы дол­жны бы­ли ви­деть ли­цо Май­ро­на, ког­да ему впер­вые по­палось на гла­за это див­ное су­щес­тво. Я да­же не уди­вилась, ког­да Ха­ук, не имея ни­каких дос­ти­жений, кро­ме прив­ле­катель­но­го ли­чика, по­лучил коль­цо, бес­смер­тие и все при­лага­ющи­еся при­виле­гии. Мне и са­мой бы­ло бы не по се­бе от мыс­ли, что ина­че он об­ре­чен уме­реть, и хо­рошо, ес­ли в бою, а не от ста­рос­ти... Бла­го, Ха­ук ока­зал­ся до­воль­но умен. И, во вся­ком слу­чае, его по­яв­ле­ние ре­шило проб­ле­му со ста­ту­ями раз и нав­сегда.

— Со ста­ту­ями? — Эрэн­дис не­пони­ма­юще хму­рит­ся, а Иш­тар сме­ет­ся уже в пол­ный го­лос.

— Ва­ше счастье, прин­цесса, что вы не ви­дели это­го бе­зумия. Расс­про­сите ва­ших во­инов, вам в крас­ках опи­шут тщес­ла­вие Вра­га и зо­лотые ста­туи По­вели­теля в дру­жес­твен­ных Мор­до­ру зем­лях. Мель­ко­ру, бе­зус­ловно, эта бу­тафо­рия бы поль­сти­ла, он всег­да был не­рав­но­душен к по­доб­ным про­яв­ле­ни­ям вос­хи­щения. А лю­дям, как мы уже об­сужда­ли, не­об­хо­димы сим­во­лы. До­воль­но слож­но бы­ло ожи­дать дос­то­вер­но­го об­ра­за Вла­дыки от тех, кто ни­ког­да Его не ви­дел, но в пос­ледние го­ды Май­рон ре­зуль­та­тами до­волен.

— Лорд Ха­ук еще дос­та­вит нам серь­ез­ные проб­ле­мы, — ми­мохо­дом за­меча­ет ко­роль. — Он ведь так и про­дол­жа­ет си­деть в Нур­нен, от­ка­зыва­ясь приз­на­вать ка­питу­ляцию Са­уро­на.

— Как та­кое воз­можно? — воп­ро­ситель­но смот­рит на не­го Эрэн­дис. — Мне ка­залось, ула­ири не спо­соб­ны на ав­то­номию во­ли. Все, что они де­ла­ют, со­от­ветс­тву­ет же­лани­ям Са­уро­на.

— Так оно и есть, — мрач­но под­твержда­ет Ар-Фа­разон. — Так го­ворят те, кто раз­би­ра­ет­ся в при­роде ко­лец Влас­ти. А это оз­на­ча­ет, что Са­урон мо­рочит нам го­лову со сво­им мни­мым рас­ка­яни­ем, прек­расно по­нимая, что я не пош­лю в Мор­дор ар­мию. Прод­ви­гать­ся вглубь стра­ны, к Нур­нен — пол­ное без­рассудс­тво. Мы удер­жи­ва­ем под сво­им кон­тро­лем Ба­рад-Дур, но ни­чего не мо­жем по­делать с ор­ка­ми, бе­жав­ши­ми на юг. Их спо­собен обуз­дать лишь страх пе­ред хо­зя­ином, а лорд Ха­ук — в нас­то­ящий мо­мент единс­твен­ный в Мор­до­ре вы­рази­тель его во­ли. Во вся­ком слу­чае, до тех пор, по­ка в на­ших ру­ках не ока­жет­ся Еди­ное коль­цо… А най­ти его без по­мощи быв­ших прис­пешни­ков Са­уро­на мы не мо­жем. Зам­кну­тый круг… — он прис­таль­но смот­рит на вос­пи­тан­ни­цу. — Вот по­чему ле­ди Тху­рин­гве­тиль все еще жи­ва. Ты ведь из-за нее приш­ла.

Эрэн­дис ис­пу­ган­но от­во­дит взгляд. В от­ли­чие от Са­уро­на, Ар-Фа­разон не на­делен да­ром чте­ния мыс­лей — од­на­ко и без вся­кой ма­гии он с по­луна­мека рас­позна­ет ее пла­ны, что в мо­мент сос­тавле­ния ка­жут­ся ей вер­ши­ной про­думан­ности и та­инс­твен­ности. Не­воль­ные вос­по­мина­ния о пу­тешес­твии в тем­ни­цы вновь от­зы­ва­ют­ся жгу­чей вол­ной сты­да — ка­кое впе­чат­ле­ние она рас­счи­тыва­ла про­из­вести на По­вели­теля Мор­до­ра, ес­ли да­же ко­роль, вос­пи­тывав­ший ее с детс­тва, зас­тавля­ет ее чувс­тво­вать се­бя та­кой на­ив­ной и сла­бой?

— Я приш­ла, по­тому что бес­по­ко­юсь за вас, — со­вер­шенно ис­крен­не приз­на­ет­ся она. — Мне не нра­вит­ся, что эту ис­то­рию с май­ар пы­та­ют­ся ис­поль­зо­вать как ко­зырь в про­тивос­то­янии Вер­ных и Лю­дей ко­роля. Вре­мена Са­уро­на дав­но прош­ли. Я ви­дела его в Нин­да­носе, слы­шала его ре­чи. Он не бо­лее чем тень из дав­но ушед­ших вре­мен. Ме­ня пу­га­ют не его прак­ти­чес­ки не су­щес­тву­ющие шан­сы зах­ва­тить Сре­диземье, а лю­ди, ко­торым вы до­веря­ете и ко­торые, тем вре­менем, рас­счи­тыва­ют ру­ками Са­уро­на раз­вя­зать но­вую вой­ну — внут­ри Ну­мено­ра, — пос­ле не­боль­шой за­мин­ки она все же ре­ша­ет­ся ска­зать глав­ное: — Тху­рин­гве­тиль очень при­вяза­на к сво­ему слу­ге. Ес­ли он ум­рет, она ни­ког­да не рас­ска­жет вам, где коль­цо. Я уве­рена, ес­ли она не зна­ет на­вер­ня­ка, как до не­го доб­рать­ся, то уж точ­но до­гады­ва­ет­ся.

— Уве­рена? — вкрад­чи­во пе­рес­пра­шива­ет ко­роль. — Тху­рин­гве­тиль хит­ра. С ней ты ни­ког­да не мо­жешь поз­во­лить се­бе та­кую рос­кошь, как уве­рен­ность. Она бле­фу­ет, что­бы обе­зопа­сить се­бя. С че­го бы ей пре­давать Са­уро­на, ко­торо­му она слу­жила две эпо­хи?

— Са­урон пер­вым пре­дал ее, — и сей­час Эрэн­дис не ка­жет­ся, что ее сло­ва так уж да­леки от ис­ти­ны. — Ра­ди не­го она прип­лы­ла на ос­тров, ос­та­вила бе­зопас­ное ук­ры­тие. В от­ли­чие от тех же ула­ири, что бы­ли ве­личай­ши­ми пра­вите­лями, ча­роде­ями и уче­ными, Тху­рин­гве­тиль ни для ко­го не пред­став­ля­ет осо­бен­ной цен­ности. Вам лишь дос­та­точ­но пе­редать ее в ру­ки ма­гов и эль­дар, что­бы нав­сегда из­ба­вить­ся от нее. Го­това пос­по­рить, Са­урон ни­чего не сде­лал для то­го, что­бы по­мочь ей. И не сде­ла­ет.

— Тху­рин­гве­тиль ни­как не свя­зана с Коль­ца­ми Влас­ти, — воз­ра­жа­ет ко­роль, од­на­ко блеск его глаз поз­во­ля­ет Эрэн­дис по­верить, что ее сло­ва все же ус­лы­шаны. — О ней ни­чего не ска­зано в зак­ли­нании, за­писан­ном и пе­реве­ден­ном эль­фа­ми. Нам не­из­вес­тно, чем она за­нима­лась, по­ка Са­урон на­ходил­ся в Эре­ги­оне. В сущ­ности, дос­то­вер­ных за­писей о ней не сох­ра­нилось со вре­мен Лю­ти­эн Ти­нуви­эль, все боль­ше слу­хи, ко­торы­ми раз­ве что не­пос­лушных де­тей пу­гать. Лорд Лан­гон го­ворил мне, что нет ни­каких сви­детель­ств да­же ее учас­тия в пос­ледней бит­ве Мор­го­та с ва­лар.

А вот это из­вестие ста­новит­ся для прин­цессы пол­ной не­ожи­дан­ностью — Лан­гон сно­ва со­вер­ша­ет неп­редви­ден­ный ход, раз­би­ва­ющий все ее пред­став­ле­ния о про­ис­хо­дящем вдре­без­ги.

— Лорд Лан­гон ска­зала та­кое? — изум­ленно пов­то­ря­ет она. — Ког­да?

— Не да­лее, как вче­ра ве­чером, — по­жима­ет пле­чами ко­роль. — Вы с ее ве­личес­твом как раз на­веща­ли Аман­ди­ла и его семью. Так что не со­ветую из­лишне тре­вожить­ся, ты не единс­твен­ная, ко­го за­нима­ет даль­ней­шая судь­ба Тху­рин­гве­тиль. По сло­вам Лан­го­на, на­ша ува­жа­емая гостья от­но­сит­ся к чис­лу тех май­ар, что от­реклись от Мор­го­та за­дол­го до его па­дения и раз­бе­жались по все­му Сре­диземью, коль ско­ро об­ратно­го пу­ти в Ва­линор для них уже не бы­ло. Ес­ли опи­рать­ся на до­несе­ния мо­их шпи­онов, она вновь при­со­еди­нилась к Са­уро­ну уже пос­ле Гвайт-и-Мир­дайн, а до то­го край­не ин­те­ресо­валась его наз­гу­лами.

— Вот как? — Эрэн­дис пы­та­ет­ся со­об­ра­зить, для че­го Лан­го­ну пос­ле всех уг­роз по­надо­билось пре­под­но­сить ко­ролю нас­толь­ко бе­зыс­кусную ложь, но не на­ходит удов­летво­ритель­но­го от­ве­та. — Раз­ве это не до­казы­ва­ет, что она мо­жет знать о коль­цах да­же боль­ше, чем ка­жет­ся Са­уро­ну?

— Это не до­казы­ва­ет ни­чего, кро­ме от­сутс­твия в ее дей­стви­ях вся­кой пос­ле­дова­тель­нос­ти, — раз­дра­жен­но от­зы­ва­ет­ся Ар-Фа­разон. — Да, Тху­рин­гве­тиль ин­те­ресо­валась по­том­ка­ми каж­до­го из ула­ири и ни­ког­да не вы­пус­ка­ла их из ви­ду. Да, у них с Аль­вом бы­ли и ос­та­ют­ся боль­шие пла­ны на Кханд. Да, ей да­же дос­та­ет бе­зумия или глу­пос­ти ве­рить в воз­можность фи­зичес­ко­го воз­вра­щения в этот мир су­щес­тва, что бы­ло унич­то­жено сто­летия на­зад. До­верия Са­уро­на не зас­лу­жить та­кими ме­лоча­ми.

“Я твер­до на­мере­на ис­поль­зо­вать этот приз­рачный шанс, прин­цесса”, — за­яв­ля­ет Тху­рин­гве­тиль, ед­ва ус­пев по­кинуть трон­ный зал в свой пер­вый день в Ро­мен­не, и сей­час уже не­воз­можно ска­зать, име­ет ли она в ви­ду ос­во­бож­де­ние во­евав­ших на сто­роне Мор­до­ра и зах­ва­чен­ных в плен во­инов, Са­уро­на — или и вправ­ду са­мого Мель­ко­ра, о чем она с та­кой уве­рен­ностью поз­же за­яв­ля­ет Лан­го­ну.

— Пле­нен, а не унич­то­жен, — ти­хо поп­равля­ет Эрэн­дис. Ар-Фа­разон иро­нич­но ус­ме­ха­ет­ся в от­вет на ее за­меча­ние.

— Взгля­ни на ве­щи трез­во, Эрэн­дис, — го­ворит он. — Вой­на Гне­ва име­ла са­мые раз­ру­шитель­ные пос­ледс­твия, мы се­бе да­же во­об­ра­зить не мо­жем по­доб­но­го раз­ма­ха. Она нав­сегда из­ме­нила струк­ту­ру ми­ра. Ес­ли рань­ше, как уве­ря­ют эль­фы, ва­лар и име­ли воз­можность соз­дать се­бе фи­зичес­кие обо­лоч­ки и не­пос­редс­твен­но вли­ять на судь­бу ми­ра, се­год­ня са­ма ре­аль­ность вос­про­тивит­ся лю­бой их по­пыт­ке вме­шать­ся. Враг был ли­шен сил и выб­ро­шен за кру­ги ми­ра. На­роды из са­мых уда­лен­ных угол­ков Сре­диземья мо­гут сколь­ко угод­но по­эти­зиро­вать эту вой­ну и пред­став­лять его пле­нен­ным му­чени­ком, а жре­цы — воз­во­дить собс­твен­ную пи­рами­ду влас­ти на ос­но­вании этих ве­рова­ний, но суть ос­та­ет­ся не­из­менной — фак­ти­чес­ки Враг мертв и нес­по­собен вос­крес­нуть. На­деж­дам Тху­рин­гве­тиль не суж­де­но сбыть­ся ни­ког­да, и те­бя не дол­жны пу­гать или вво­дить в заб­лужде­ние ее ил­лю­зии.

— Од­на­ко вы ни­чего не мо­жете по­делать с тем, что в ми­ре су­щес­тву­ет сра­зу нес­коль­ко ко­ролевств, где эти ил­лю­зии ед­ва ли не воз­ве­дены в ранг го­сударс­твен­ной по­лити­ки, — па­риру­ет Эрэн­дис. — Ес­ли Элен­дур, или Исил­дур, или лю­бой дру­гой ваш про­теже от­пра­вит­ся в Ба­рад-Дур и по­пыта­ет­ся про­пове­довать по­доб­ные идеи мес­тным жи­телям, над ни­ми, са­мое ма­лое, что пос­ме­ют­ся, — она пе­рево­дит ды­хание. — В знат­ных до­мах Ар­ме­нело­са в пос­леднее вре­мя толь­ко и го­ворят, что о Еди­ном коль­це. Тху­рин­гве­тиль рас­ска­зыва­ла, что оно спо­соб­но по­дарить сво­ему хра­ните­лю ве­ликую си­лу и ус­пех во всех на­чина­ни­ях. И я бы не по­ручи­лась, что это­му че­лове­ку очень ско­ро не за­хочет­ся при­мерить на се­бя и ва­шу ко­рону.

Ар-Фа­разон сно­ва мрач­не­ет, а Эрэн­дис чувс­тву­ет, как от нап­ря­жения у нее на­чина­ют дро­жать ру­ки. Она не слу­чай­но на­поми­на­ет ко­ролю о сво­ем ви­дении на Ме­нель­тар­ме — лю­бые по­доз­ре­ния в ад­рес Исил­ду­ра ав­то­мати­чес­ки зас­та­вят его усом­нить­ся и в Аман­ди­ле. Ей не­чего до­бавить к ска­зан­но­му — те­перь, как бы аб­сурно это ни зву­чало, все ее на­деж­ды лишь на нас­той­чи­вость Ар-Зим­ра­фель.

— Я бы не стал пе­ре­оце­нивать власть коль­ца, — от­ве­ча­ет Ар-Фа­разон пос­ле тя­гос­тной па­узы. — Оно тво­рение Са­уро­на и его же прок­ля­тие. Для то­го, что­бы стать ко­ролем Ну­мено­ра, си­лы и ус­пе­ха не­дос­та­точ­но. Я бла­года­рен те­бе за за­боту, Эрэн­дис, но нет нуж­ны бес­по­ко­ить­ся о проч­ности мо­его по­ложе­ния. Ник­то не пос­ме­ет его ос­по­рить. Не пе­реби­вай ме­ня, — ос­та­нав­ли­ва­ет он уже го­товое сор­вать­ся с ее губ воз­ра­жение. — Не ста­ну скры­вать, я и сам же­лаю най­ти коль­цо — или поз­во­лить ему за­терять­ся, нав­сегда ос­тать­ся там, где оно пре­быва­ет ны­не. Но не по­тому что я пре­выше все­го стрем­люсь из­ба­вить­ся от Са­уро­на. Я не слу­чай­но дал те­бе прос­мотреть эти бу­маги, — он ки­ва­ет на чер­ную пап­ку. — Мне не нуж­ны бес­смыс­ленные жер­твы. Са­урон су­мел соб­рать вок­руг се­бя та­лан­тли­вых пол­ко­вод­цев, ис­сле­дова­телей, ли­деров, за ко­торы­ми го­товы пой­ти лю­ди. Их ус­пе­хи — зас­лу­га вов­се не ко­лец. И я бы хо­тел ви­деть этих лю­дей на служ­бе у ди­нас­тии.

Эрэн­дис не­под­вижно смот­рит на Ар-Фа­разо­на, не пред­став­ляя, как ре­аги­ровать на его го­ловок­ру­житель­ные пла­ны. Он же, тем вре­менем, с не­воз­му­тимым ви­дом со­бира­ет раз­бро­сан­ные на сто­ле до­кумен­ты и выг­ля­дит спо­кой­ным и уми­рот­во­рен­ным, буд­то они толь­ко что не об­сужда­ли ни­чего серь­ез­нее пла­нов на сле­ду­ющее ле­то.

— Как я уже го­ворил, в мои пла­ны не вхо­дит смерть ле­ди Тху­рин­гве­тиль, — про­дол­жа­ет ко­роль. — По­лагаю, в на­ших тем­ни­цах дос­та­точ­но мес­та для то­го, что­бы до по­ры со­дер­жать ее в дос­той­ных ус­ло­ви­ях, как и Са­уро­на. Что ка­са­ет­ся слу­ги, — он по­жима­ет пле­чами, — пусть жи­вет, не­нависть Тху­рин­гве­тиль нам ни к че­му. Од­на­ко по­ка его неп­ри­час­тность не бу­дет до­каза­на, он не вый­дет на сво­боду, Эрэн­дис. Бо­лее то­го, я не ви­жу смыс­ла и даль­ше со­дер­жать его в ко­ролев­ском двор­це. Маль­чиш­ку дос­та­вят в Винь­ялон­дэ, в тюрь­му для прос­то­люди­нов. Я рас­по­ряжусь, что­бы Ала­нор за­нял­ся этим.

В гру­ди Эрэн­дис что-то сжи­ма­ет­ся в пе­рех­ва­тыва­ющий ды­хание ко­мок, и ей сто­ит ко­лос­саль­но­го тру­да не по­казать ко­ролю ох­ва­тив­шей ее па­ники.

— Но ведь тюрь­ма в Винь­ялон­дэ… она ужас­на, — про­из­но­сит она не­пос­лушны­ми гу­бами. — Вы хо­тите бро­сить его к это­му сбро­ду, к во­рам и раз­бой­ни­кам?

— Маль­чиш­ка дол­жен быть бла­года­рен, что его де­лом за­нима­ет­ся лич­но пра­витель Ну­мено­рэ, — жес­тко об­ры­ва­ет ее Ар-Фа­разон. — Я мог бы пос­лать его вглубь кон­ти­нен­та, в ком­па­нию к во­ен­ноплен­ным ха­рад­рим или ор­кам. Од­на­ко я про­яв­ляю ми­лосер­дие. Не нуж­но зло­упот­реблять мо­ей доб­ро­той, Эрэн­дис.

Прин­цесса то­роп­ли­во при­седа­ет в ре­веран­се — не хва­та­ет толь­ко сво­ей не­уме­рен­ностью рас­сердить ко­роля еще боль­ше. Винь­ялон­дэ — не са­мый страш­ный ва­ри­ант, пов­то­ря­ет она се­бе, су­щес­тву­ют спо­собы выб­рать­ся и от­ту­да. Они из­бе­жали смер­тной каз­ни — это глав­ное, все ос­таль­ное поп­ра­вимо.

Ни­чего по­доб­но­го, уг­рю­мо от­зы­ва­ет­ся внут­ренний го­лос. Тху­рин­гве­тиль — не по­луча­ет­ся на­зывать ее ле­ди Иш­тар да­же в мыс­лях, — ус­ло­вия Ар-Фа­разо­на, ко­неч­но, не при­мет, а зна­чит вряд ли они с Эрэн­дис уви­дят­ся в бли­жай­шем бу­дущем. Бра­та от­прав­ля­ют в от­вра­титель­ное мес­то, о ко­тором прин­цесса в дос­та­точ­ной сте­пени нас­лы­шана от За­мин, а все, что она мо­жет сде­лать — это пе­реме­нить его тем­ни­цу на бо­лее ком­фор­тную, и то — лишь вы­дав прав­ду, ко­торую нель­зя рас­кры­вать. И Ар-Фа­разон, слов­но чувс­твуя ее внут­реннее смя­тение и ис­подволь нас­лажда­ясь им, до­бав­ля­ет:

— Че­рез не­делю в ко­ролев­ской вер­фи на во­ду сой­дет но­вый ко­рабль, спо­соб­ный бес­пре­пятс­твен­но пла­вать в во­дах Ум­ба­ра, не рис­куя стать лег­кой до­бычей для пи­ратов. Мы со­бира­ем­ся при­сутс­тво­вать при этом со­бытии: я, ее ве­личес­тво и на­ибо­лее ува­жа­емые лор­ды. Приг­ла­шаю я и Лан­го­на, его ведь это нап­ря­мую ка­са­ет­ся. Мне ка­жет­ся, это прек­расный по­вод вам, на­конец, поз­на­комить­ся. Я бу­ду рад, ес­ли ты соч­тешь воз­можным при­со­еди­нить­ся к нам, Эрэн­дис.

Прин­цессе ос­та­ет­ся толь­ко ус­та­ло кив­нуть. Сей­час ей, как ни­ког­да, хо­чет­ся вновь вос­поль­зо­вать­ся на­кид­кой Тху­рин­гве­тиль и уле­теть, ку­да гла­за гля­дят.

Впро­чем, пос­ле бе­седы с ко­ролем она не мо­жет от­де­лать­ся от мыс­ли о том, что спо­кой­ных для нее мест во всем Сре­диземье поп­росту не ос­та­лось.

Над пенисто-серыми гребнями беспокойных волн носится властный и порывистый ветер, с тучей брызгов разбивая их о каменистый берег. Небо с утра затянуто облаками, с неприятным скрипом на крыше причала раскачивается флюгер, и Эрэндис суеверно отмечает: не иначе, как сам Манвэ, будто вняв язвительным замечаниям Тхурингветиль, спустился с высот сокрытого в небесах замка, дабы своими глазами узреть наречение имени кораблю — первому построенному после войны, родоначальнику обновленного флота, равного которому еще не знали во всем Средиземье. В ясную погоду с этой стороны залива можно разглядеть Калмидон — маяк, возведенный Тар-Алдарионом на острове Тол-Уйнен, — но сегодня горизонт тает в желтоватом тревожном тумане, поднимающемся из самых глубин беснующегося моря, и принцесса поспешно отводит взгляд, когда в мареве ей чудятся не то языки пламени с поднимающими ввысь клубьями дыма, не то оскалившиеся звериные морды.

Мастер Нарронд относится к категории людей, чей возраст невозможно определить по почти что не меняющейся внешности — и хотя для тела его время будто остановилось, сознание движется вперед семимильными шагами. Временами Эрэндис кажется, что даже король не всегда успевает за ходом мысли кораблестроителя, страстно увлеченного своим делом, о каждом судне говорящего, как о собственном ребенке.

— Алькарондас станет жемчужиной вашего флота, государь, — возбужденно сверкая глазами, рассказывает он о своем детище. — Корабль построен из специально подобранной древесины, обит железом, чтобы сокрушать даже ледяные барьеры, каждая мачта проверена и обладает идеальной прочностью! Вы можете не бояться ни течений, ни штиля, ни рифов и подводных скал! А обратите внимание на великолепную резьбу на штевнях, на золотые фигуры на мачтах, указывающие направление ветра, на роспись и барельефы на бортах судна! Оно полностью оправдывает данное ему имя — Морская Твердыня! Как прекрасна будет флотилия, состоящая из таких кораблей! Нуменорэ сможет властвовать над морями так же, как властвует над сушей!

— Восхитительная работа, Нарронд, — Ар-Фаразон искренне впечатлен и откровенно любуется возвышающимся перед ними монстром из золота и железа. — Вы не забыли и о королевском троне. По красоте он превосходит даже тот, что украшает зал приемов во дворце Арменелоса.

— Вы настоящее сокровище, Нарронд, — добавляет Ар-Зимрафель, обычно довольно равнодушная к предметам роскоши, но не скрывающая своего преклонения перед прогрессом. — Истинная удача, что династии удалось заполучить вас к себе на службу. Ведь ваш отец, если мне не изменяет память, не принадлежит к уроженцам нашей земли?

— Мой покойный батюшка, да найдет его душа свой путь среди других миров, родом из окрестностей Виньялондэ, — слегка смутившись, подтверждает Нарронд. — Однако это не помешало ему всей душой быть преданным государю и служить ему и империи верой и правдой. Да, он всегда называл Нуменорэ империей, ибо считал, что необязательно мечом и огнем подчинять себе новые земли, чтобы властвовать над ними. Нуменорэ несет народам свет и просвещение, а на крыльях моих кораблей мы сможем подняться над самыми небесами! Да, это не шутки, — добавляет он, заметив снисходительную улыбку на лице Ар-Фаразона. — Новая вершина, что я собираюсь покорить, — это летающие корабли. И я благодарен лорду Элендуру, который помог мне поверить в то, что мои мечты — не бред старого безумца!

Эрэндис бросает молниеносный взгляд на короля — сердится ли тот, скользит ли тень недовольства по его лицу при упоминании Элендура? — но не может сказать ничего определенного. Ар-Фаразон лишь вопросительно изгибает бровь, ожидая объяснений, зато лорд Аланор хмурится — вот кто с уверенностью заявит, что неблагонадежным и импульсивным юнцам не стоит и приближаться к королевской верфи.

— Взгляните на этот чертеж, — Нарронд с энтузиазмом шуршит бумагами. — Вдохновившись рассказами лорда Элендура о богатых захоронениях, что ему довелось обнаружить в земле Рун, я набросал этот рисунок, взяв за основу истерлингские погребальные корабли. Вам ведь известно, что эта традиция восходит к временам Великого Врага? Ныне прежние обычаи забываются, но в гробницах знатных вастаков, бежавших с севера, можно найти редкой красоты суда, на которых их души должны были совершить свое последнее и величайшее плавание.

— Элендур рассказывал мне о своих находках, — кивает король. — Но, сказать по правде, я не предполагал, что эти корабли имели хотя бы самую слабую способность к настоящим полетам. В противном случае, войны с вастаками стали бы для наших предков настоящим проклятием.

— Цивилизация истерлингов Первой эпохи погибла прежде, чем они успели довести до ума свои изобретения, — неожиданно вмешивается внимательно прислушавающийся к разговору Лангон. — Однако мастер Нарронд не ошибся в своих догадках. Летающие корабли — задача сложная, но вполне достижимая. Властелин Ангбанда использовал эту идею в интересах своего воинства, и, разумеется, нельзя забывать о летающем корабле Эарендила Морехода, вашего благородного предка.

— Это верно, — тут же оживляется Ар-Зимрафель. — При помощи этого корабля был сражен Анкалагон Черный, что своими крыльями, если верить легендам, застилал небосвод. Однако можем ли мы надеяться, что нашим кораблестроителям удастся достичь хотя бы малой толики такого мастерства?

— Я строил корабли всю свою жизнь, ваше величество, — смиренно склоняет голову Нарронд. — Я обучался этому искусству у своего отца, а тот — у моего деда. В своей работе я использовал секреты людей, эльфов и гномов, но уже долгие годы не мог отделаться от мысли о том, что мне скучно. Море стало главной любовью моей жизни, но со временем и этого становится недостаточно. Если еще остался вызов, способный зажечь огонь в моей душе, так это — небо.

Ар-Фаразон посмеивается, качая головой, но неожиданно дает свое согласие.

— Продолжайте свои исследования, мастер Нарронд. Я не испытал радости, узнав о варварском поступке лорда Элендура, но нельзя отрицать, война заставляет нас совершат деяния, которыми в мирное время мы бы отнюдь не гордились. Полагаю, лорд Лангон будет рад предложить вам свою помощь, коль скоро он так хорошо осведомлен о культуре истерлингов былых времен.

— Но погребальные корабли не были предназначены для войны, — не выдерживает Эрэндис. Мастер, с вопиющей бесцеремонностью посягающий на память ее предков, с каждой минутой нравится ей все меньше и меньше. — Истерлинги почитали их за сакральный объект, а не средство для достижения целей в этом мире! Использовать их идею для укрепления своей власти — это все равно что… допустим, поселиться в древнем храме или украшать себя золотом, предназначенным в жертву. Возможно, старые традиции и забыты, но если вам удастся построить такие машины, племена и кланы Востока восстанут против власти государя, и их не остановит самое разрушительное наше оружие.

Эрэндис готова к любой реакции: возмущению, насмешке, гневу короля, которому она осмелилась возразить публично, — но поддержка приходит с совершенно неожиданной стороны.

— Боюсь, ваше величество, я вынужден согласиться с точкой зрения принцессы, — вкрадчиво произносит Лангон. — Если даже предположить, что изыскания мастера Нарронда приведут его к успеху, государству корабли принесут больше бед, чем пользы. Не случайно Саурон никогда не использовал эту технологию, невзирая на преимущество, которое она давала. Он, конечно, величайший лжец, но на одном обмане невозможно построить идеологию, которая позволит увлечь за собой людей.

Нарронд обиженно и непокорно поджимает губы, но не решается спорить с посланником харадского владыки. Ар-Фаразон некоторое время раздумывает, однако не отменяет своего приказа.

— Построить корабли не означает использовать их, — отзывается он, не сводя тяжелого взгляда с Эрэндис. — Мне не по душе мысль о том, что нуменорцам неизвестны секреты строительного мастерства, которыми в совершенстве владели дикие племена севера. Если Нарронд обладает необходимыми знаниями для того, чтобы разгадать этот секрет, я хочу, чтобы он сделал это в кратчайшие сроки. И всякий, кто может оказать ему помощь, но уклоняется от этого, будто замышляет против династии и государства.

Эрэндис чувствует себя подавленной, когда ей, следом за королевской четой и подданными, приходится подняться на палубу. Алькарондас — конструкция столь тяжелая и монументальная, что удары волн о борт совершенно не ощутимы; удивительно, как корабль вообще держится на воде. Что и говорить, король — единственный, кто достоин владеть такой роскошью. Эрэндис невольно любуется отлитыми из драгоценных металлов дельфинами, словно изнутри светящимися неведомыми чудовищами и хищными черными цветками, расписанными золотой краской. Невозможно вообразить, что Нарронд замыслил это великолепие в одиночку, — только высшая сила могла вложить в его голову подобный план.

— Он сказал, что увидел его во сне, — лорд Лангон оказывается рядом неслышно, словно кошка, подкравшаяся к зазевавшейся птице. — Флагман под золотыми парусами во главе отплывающей армады. С тех пор он денно и нощно трудился, желая преподнести его в дар государю после его триумфального возвращения. Когда я окажусь в Хараде, я скажу моему повелителю, что война со свободными людьми Запада Мордором безнадежно проиграна.

— Сомневаюсь, что вашего повелителя, — последнее слово Эрэндис выделяет ядовитой интонацией, — порадуют такие новости. Меня удивила ваша речь перед государем. Человеку непосвященному может показаться, будто, вопреки вашим заверениям, вы отчасти разделяете взгляды Саурона.

Ар-Фаразон официально представляет их друг другу, прежде чем кареты отправляются в сторону Роменны, и у Эрэндис так и не выходит составить о посланнике Харада определенное впечатление. Внешность майар, что она встречала до сих пор, врезается в память подобно вспышке молнии: невозможно перепутать с другими пронзительно-темные глаза Саурона, ярко-рыжие, отливающие на солнце красным кудри леди Иштар, даже почтенная старость Алатара и Палландо делает синих магов фигурами весьма примечательными. Лангон же, кажется, и вовсе лишен всяких предрассудков касательно облика: он не стремится понравиться или расположить к себе, его нисколько не смущают тусклые, небрежно схваченные черной лентой волосы; отдаленно он напоминает одного из минхириатрим, успевшего порядком ассимилироваться, впрочем, в силу отсутствия каких-либо запоминающихся особенностей лица, его можно было принять за представителя любого из народов, проживающих к западу от Андуина.

Голос Лангона — под стать его бесцветному обличию: сейчас, когда он беседует не с Тхурингветиль, майя ни к чему проявлять лишние эмоции, если, конечно, он вообще способен их испытывать.

— Вы еще слишком мало живете на свете, Эрэндис, иначе знали бы, как часто превосходно уживаются вместе подлость и талант. Взять семью того же мастера Нарронда. Не случайно он заговорил о верности. Если вы встречаете сторонника империи родом из Виньялондэ, почти наверняка можно сказать, что его предки были близки к Ангмару. Об этом не принято вспоминать, иначе, как вы выразились, человек непосвященный может подумать, что его визави разделяет и другие взгляды Ангмара. В частности, о том, кто должен стоять во главе этой империи.

— Вы верите, что он сможет построить летающие корабли? — тихо спрашивает Эрэндис. — Но зачем они королю? Ведь не для того же, чтобы гнили в водах Роменны, где их великолепие смогут оценить единицы.

— Взгляд короля устремлен в будущее, — пожимает плечами Лангон. — Военная мощь Нуменорэ подавит мысль народов о восстании в зародыше. Что они смогут противопоставить кораблям, прародитель которых некогда смог добраться до самого Амана?

Слова Лангона отзываются в душе у принцессы обжигающим уколом — вспышка неожиданного озарения трансформируется в безудержную радость, и она с трудом сдерживает улыбку. Майя бы, несомненно, был весьма раздосадован, узнай он, какое неожиданное применение найдется ненароком подброшенной им идее.

— Ты понимаешь, что это означает, Аллас? — взволнованно говорит Эрэндис, когда принимает у себя стражника днем позже и, не в силах усидеть на месте, расхаживает по комнате из угла в угол. — Корабли, которые могут доплыть до Валинора! Легкая дорога к бессмертию, о котором мечтали Тар-Атанамир, Ар-Адунакор, многие другие славные короли прошлого и, как я слышала, даже лорд Гимильхад.

— Но как это поможет отменить приказ короля и освободить Фада? — не понимает Аллас. — Не к валар же за помощью вы поплывете!

— Познания валар о будущем мне бы не повредили, но мой план намного проще, — качает головой принцесса. — Его величество вдохновлен идеей этого глупца Нарронда, но только до тех пор, пока лишь он один пожинает плоды его успеха. Если бы государь и в самом деле поверил, что кто-то рассчитывает использовать корабли для того, чтобы восстановить утраченную связь с Западом, а возможно и повторить подвиг Эарендила, он бы разгневался не только на мастера, что замышляет их создание, но и на того, кто за его спиной сговаривается с эльдар.

Аллас выглядит озадаченным и, в то же время, заинтересованным: в отличие от их предыдущих идей, в этой проглядываются определенные очертания, что делает возможной ее реализацию.

— Лорд Амандил ведь питает большую любовь к морским приключениям, — произносит он и, дождавшись одобрительного кивка принцессы, продолжает: — Там, где король заподозрит одно предательство, подозрения начнут множиться, как грибы после дождя. Но как вы рассчитываете связать лорда Амандила с этим кораблестроителем из Роменны?

— О, я не намерена предпринимать ничего, — Эрэндис холодно улыбается. — Почти ничего. Король сам распорядился поддерживать мастера Нарронда и не препятствовать его исследованиям. А нам поможет Исилиэль, сама того не подозревая.

— Но почему вы считаете, что король так легко в это поверит? с сомнением осведомляется Аллас. — Лорд Амандил не похож на авантюриста или искателя бессмертия. Я бы скорее решил, что его несправедливо оговорили.

Эрэндис отвечает не сразу. Аллас попадает в точку: после разговора с Сауроном она и сама долго об этом думает.

— Поверит, — наконец, отвечает она. — Король захочет в это поверить, потому что отражение этих устремлений обнаружит, если заглянет в свое сердце. Мы только поможем озвучить то, что его величество и без нас желает услышать.

На лице Алласа все еще читается затаенное сомнение, поэтому Эрэндис продолжает:

— Знаешь, в этом дворце долго жила память о лорде Гимильхаде, отце государя. Это был непростой человек… и особенно невыносимым его характер сделался в последние годы жизни. Он умирал от неизлечимой болезни, очень мучительной. Страдал сам и, надо отдать ему должное, сделал все, чтобы окружающие страдали не меньше. Его величество тогда не был даже наследным принцем, он состоял при дворе короля Тар-Палантира, почти неотлучно находился в городе, и все ожидали, что он позаботится об умирающем отце. Каждый час, каждая секунда этого безумия навсегда отпечаталась в его памяти. А лорд Гимильхад… он очень боялся умирать, точнее, боялся того посмертия, что может его ожидать. И хотя всю жизнь он был неверующим человеком, болезнь заставила его испытывать страх, — ее губ касается кривая усмешка. — Государь говорил мне, что страх может стать великой силой, и это, наверно, единственное из его наставлений, которому я не верю.

Эрэндис и сама не может объяснить, что сейчас заставляет ее откровенничать с Алласом — но в душе отчего-то живет непоколебимая уверенность: эта детская дружба не погибнет от ядовитых испарений, что, подобно болоту, источает атмосфера двора, если и есть кто, не способный на предательство, так это юноша, что сейчас стоит перед ней. И принцесса благодарна ему за тот глоток тепла и спокойствия, что он неосознанно дарит ей каждым своим появлением.

Замин находит Эрэндис в отрешенной задумчивости на балконе — летом обыкновение читать здесь, музицировать или просто размышлять входит в привычку, и с каждым годом все сложнее оказывается приспособиться к осени, когда проливные дожди заставляют их прятаться в душных дворцовых покоях. Заметив служанку, Эрэндис небрежно кивает в сторону огромной корзины с фруктами, что доставили несколько часов назад.

— Отдай это на кухню, пусть повара разберут для своих детей. И себе что-нибудь возьми, если любишь. Не хочу принимать ничего от этого человека. Он мне не нравится.

— Как же так, ваше высочество? — Замин с сожалением рассматривает корзину — ей уж точно не дарят таких подарков. — Будто вы не знаете нашу прислугу! Слухи тут же по дворцу разлетятся, не пройдет и часа, как лорду Лангону донесут, что вы пренебрегли его вниманием. Вам оно надо?

— Напомни на минутку, кому принадлежит дворец, в котором мы находимся, государю Ар-Фаразону, моему опекуну и наставнику, или лорду Лангону без рода и племени? — прищуривается Эрэндис. — Меня не обманут нарочитые попытки поддержать меня перед королем. Я не забываю о том, какую неблаговидную роль он в любой момент может сыграть в моей жизни.

— Фрукты я возьму, но никому не скажу, — упрямо возражает Замин. — Спрячу у себя, а вынесу, как только стемнеет. Ну что за ребячество! — она уже собирается оставить принцессу, как вдруг замечает что-то на кровати. — А что здесь делает этот плащ? Никогда не видела, чтобы вы его носили, прикажете отложить его вместе с другими вещами до осени?

— Оставь! — громче, чем требуется, обрывает ее Эрэндис, порывисто поднявшись с кресла. — Мне больше ничего не нужно, до утра ты можешь быть свободна. Я хочу пораньше лечь спать. Поездка на верфи меня измотала.

Эрэндис не кривит душой: в подаренном государю корабле ей видится нечто зловещее, с первого взгляда в душе вспыхивает неприязнь к мастеру Нарронду, а беседа с лордом Лангоном оставляет гадостное чувство, словно ее касается ледяное дыхание потусторонней и враждебно настроенной силы. Отчасти она понимает выбор Тхурингветиль: верно, Саурон подавляет своим присутствием и вызывает иррациональный, порой парализующий страх, но с таким же успехом можно бояться пламени или молнии, проявления стихий, искренних в своем неуправляемом безумии. Лангон же, в представлении принцессы, настолько подобен человеку, хитроумному, расчетливому и опасному, что это скорее роднит его с синими магами или, скорее даже, со старшим поколением нуменорской аристократии, сомнительным окружением, унаследованным Ар-Фаразоном от отца.

— Его величество гордится вашими разносторонними интересами, — замечает Лангон и, щурясь, устремляет взгляд к облакам, сквозь которые пробиваются пушистые от небесной пыли лучи света. — Девушку с вашей красотой, образованием, происхождением ждет великое будущее. Разумеется, при условии того, что ко всем перечисленным достоинствам прилагается мудрость.

Отметив про себя, что прожитые столетия так и не научили майя мастерству комплиментов, Эрэндис все же заинтересованно оборачивается:

— Его величество, несомненно, просил вас поговорить со мной о важности удачного замужества, я угадала? — смеется она. — В последнее время эта тема занимает мысли всего двора!

— Вы не сможете всю жизнь провести под опекой государя, — отвечает Лангон. — Хотите дружеский совет, моя госпожа? Уделите должное внимание устройству своей судьбы — по возможности, как можно дальше от Нуменора.

— С чего бы это? — хмурится Эрэндис. — Зачем мне бежать из страны, куда весь остальной мир мечтает попасть? В моих жилах течет истерлингская кровь, я никогда не скрывала, но вы всерьез считаете, что жизнь, о которой я почти ничего не помню, сделает меня счастливой?

Лангон неторопливо прогуливается вдоль почти бесконечной верхней палубы Алькарондаса, и принцессе кажется, что там, внизу, под их ногами, разворачивается не морская гладь, а сама бездна.

— Вы, моя госпожа, — медленно произносит он, — и сами еще не понимаете, как вам повезло в игре, где всем управляет лотерея. Что есть Нуменор, если не бесконечная игра случайностей?

— Что вы имеете в виду? — Эрэндис сводит брови на переносице. — Похоже на довольно бестактную попытку напомнить мне, что всем на свете я обязана моему благодетелю. Должна возразить на это тем, что все мы здесь находимся лишь по его милости.

— Вы неверно истолковали мои слова, ваше высочество, — церемонно склоняется перед ней Лангон. — И ошибаетесь, утверждая, будто правила игры устанавливает ваш король, или правитель страны, из которой прибыл я, или даже властелин Мордора. Эа подчиняется иным законам, бесконечно повторяя и воспроизводя себя согласно заданной мелодии. Ваши проповедники и ученые рассуждают о природе диссонанса, приводят примеры потрясающих воображение ужасов, не отдавая себе отчета в том, что его единственное проявление на уровне Арды — это случай. Случай привел вас во дворец. По воле иного случая девочку, похищенную у родителей, продали в рабство раньше, чем воинство короля Ар-Фаразона положило конец существованию невольничьего рынка. А возможно, лорд Аланор в тот день выбрал не вас, а одну из ваших подруг по несчастью. Не менее вероятно, что он и вовсе не отправился смотреть на рабов, а сражался плечом к плечу с государем. Или ваше ранение оказалось настолько серьезным, что вы не перенесли путешествие через океан. Дело могло и вовсе не дойти до освобождения — вас захватила эпидемия, вспыхнувшая в лагере, или задел удар орочьего ятагана где-то в пути. А еще вы могли долго и счастливо жить со своей семьей на просторах земли Востока.

— Наша жизнь состоит из таких мелких случайностей, — принцессе не по себе, и она хочет как можно скорее закончить этот странный разговор. — Главное — в том, что все это так и осталось несбывшимися сценариями разной степени вероятности.

— И снова неверно, — Лангон улыбается. — Впрочем, нельзя винить вас в неспособности видеть, ваше высочество. Немногие наделены подобным даром, и единицы из них смогли выдержать такую привилегию. Вам ведь известна история Хурина из дома Хадора?

— Покажите мне нуменорца, который бы ее не знал, — отзывается Эрэндис. — Если государь обсуждал с вами мои интересы, он, конечно, назвал историю одним из первых.

— В таком случае, вы знаете, как именно Повелитель Тьмы проклял Хурина, — констатирует Лангон и ухмыляется. — Надеюсь, принцесса простит, что в беседах в узком кругу ее верный слуга позволяет себе называть непосредственных участников событий по старой памяти.

Эрэндис подчеркнуто игнорирует его замечания и, прикрыв глаза, по памяти цитирует текст древней рукописи.

— Тень моих помыслов падет на них, куда бы ни направили они шаг, и ненависть моя станет преследовать их до самых границ мира, — она запинается, чувствуя, как горло будто стискивает невидимая рука. Бабушка никогда не рассказывает о семье Хурина, очевидно, полагая, что жизнеописание очередных захватчиков с Запада ничему не может научить ее детей и внуков, а может быть, попросту ничего не знает о нем. Об этой стороне войны принцесса слышит уже от своих нуменорских наставников, читает в составленных эльдар рукописях, и несоответствие проклятий Владыки тому образу, что успел сложиться у нее в подсознании, всякий раз воспринимается довольно болезненно. Она глубоко вдыхает и все же закачивает свою мысль: — Гляди на земли, где зло и отчаяние настигнут тех, кого ты предал мне в руки, ибо посмел ты насмехаться надо мной и усомнился в могуществе Мелькора, Владыки судеб Арды. Моим взором будешь ты видеть отныне, моим слухом слышать, и ничто не укроется от тебя.

Лангон кривится так, будто только что угостился премерзким на вкус настоем из горьких трав.

— Речи Владыки, конечно, порядком переврали, но суть проклятия вы уловили верно. Вот только смысл его от вас сокрыт. Окажись вы в том самом каменном кресле, и вы увидели бы себя.

— В этом и состоит наказание? — снова смеется Эрэндис. — В крайнем случае, я бы умерла от скуки. В моей жизни нет ничего примечательного.

— В какой из ваших жизней? — странно смотрит на нее Лангон. — Ранее я перечислил лишь некоторые из приходящих в голову вероятностей. Поверьте, ваше высочество, все тысячи, миллион существующих и переплетающихся между собой проявлений этой множественной вселенной свели бы вас с ума так же, как они привели к безумию Хурина. Личность, с каждой секундой, с каждым сделанным или несделанным выбором рассыпающаяся на десятки своих производных, действующих одновременно, подлежащих осознанию одним-единственным мозгом. Человеческое хроа такое хрупкое и слабое… Только валар могут справиться с подобным, хотя и они предпочитают роль сторонних наблюдателей, не заключенных в физическое тело. Вала Мелькор видел все это постоянно, вот почему он называл себя Владыкой Судеб. Он мог действовать одновременно в каждом из этих измерений, вот почему ныне говорят о том, что он рассеял свою силу, слишком много вложив в Арду.

— Звучит совершенно фантастически, — качает головой Эрэндис. — Что же, я не валиэ, и сейчас особенно остро чувствую, насколько ограничен мой ум. Надеюсь, что среди моих сценариев нет такого, при котором я могла бы испытать нечто подобное на собственной шкуре. Во всяком случае, это объясняет действия Хурина после ангбандского плена.

— Владыка не желал безумия для этого наглеца, — отзывается Лангон. — Его целью было позволить Хурину иначе взглянуть на природу диссонанса. Среди эльдар бытует мнение, якобы Владыка не мог творить. Это предположение в корне неверно. Миллиарды параллельных реальностей, не только в Арде, но и за ее пределами получили потенциал к возникновению и самовоспроизведению благодаря тем изменениям, что вала Мелькор внес в песнь айнур. Верно, они по своей природы вторичны, но кто сказал, что Эру сотворил Эа из абсолютного ничего?

— Вот что имела в виду леди Иштар, когда говорила о своей мечте сбежать отсюда подальше в какую-нибудь другую Арду, — вспоминает вдруг Эрэндис. — Мне известен ее секрет, думаю, при дворе осведомлены многие, если не все. Вы не боитесь, что король изгонит вас, если узнает, что вы ведете со мной беседы о Враге?

— Обо всем сказанном ранее я держал речь перед лицом государя, — бесстрастно произносит Лангон. — Его величество счел, что наша беседа может стать для вас поучительной. Эльдар превыше всего ставят внутреннюю целостность, буквально возводят это состояние в культ. Странствуя по миру людей, я обнаружил, что они более открыты для пути и поиска. Я рассказал это не для того, чтобы вас запутать, моя госпожа. Я лишь призываю вас подумать. У вас слишком мало опыта, чтобы узнавать о жизни лишь со слов прислужницы Саурона. Одна нелепая случайность, один неправильный выбор может стоит вам несчастливого билета в лотерее. А когда ставки так высоки, расплата может оказаться чудовищной.

— И между кем и кем я должна выбирать? — Эрэндис дерзко склоняет голову набок. — Между валар и творениями диссонанса? Между Верными и Людьми Короля? Между Востоком и Западом? Или все-таки между вами и Сауроном?

— Вы смотрите слишком высоко, — отвечает Лангон. — Роковой выбор обычно кажется такой заурядной повседневностью, что оценить все его значение можно, лишь отстранившись и повзрослев на несколько человеческих жизней.

Эрэндис не хочет вдумываться в слова Лангона, ей невообразимо страшно представить иную версию своей жизни: повзрослевших себя и Фада в окружении родителей и соплеменников. Могла ли она, хотела ли променять блеск и роскошь двора на бесконечный цикл странствий по одному и тому же маршруту вдоль побережья безмолвного моря? Была ли готова постоянно задавать себе вопрос, какая из двух Хинд настоящая?

Если бы Лангон знал немного больше о прошлом принцессы, он бы понял, что отчасти испытание Хурина коснулось и ее — две грани личности, две абсолютно разные истории разворачивались для нее в непосредственной близости друг от друга, и это порой повергало в настоящее отчаяние. Сны-воспоминания о Мордоре возвращались все чаще — и в свете услышанного невозможно было с уверенностью сказать, происходило ли это с ней на самом деле, или смутные образы прорываются сквозь тонкую грань, отделяющую один иллюзорный мир от другого? А может быть, и Нуменорэ — не более, чем сон, что снится еще одной Хинд, с которой принцессе только предстоит встретиться?

— Вы тоже можете видеть? Так же, как Повелитель Тьмы? — понизив голос, спрашивает она. Лангон мрачнеет.

— Владыка Мелькор был очень избирателен в том, когда и кому передавать крупицы своего дара. Я не входил в число его приближенных майар. Глашатай, посланник, герольд — таков предел моих полномочий. Я приветствовал валар перед вратами Утумно, я служил посредником между Владыкой и Гортхауром, когда Тхурингветиль после своего ранения на острове Оборотней временно не смогла исполнять эту роль… Я никогда не имел оснований считать себя отверженным, но значительная часть помыслов моего бывшего учителя осталась для меня сокрытой.

— А Саурон? — не удается ей сдержать любопытства. — Его Он учил?

Лицо Лангона на миг искажает гримаса отвращения — пожалуй, первая яркая эмоция за все то время, что Эрэндис за ним наблюдает.

— Саурона — учил, — коротко отвечает майя. — Не случайно немногие могли выдержат его взгляд. Знания такого рода нельзя не почувствовать, а понимание своей ничтожности порождает только ужас. Впоследствие Саурон вложил часть этой магии в затею с кольцами, но здесь я не смогу сказать ничего определенного, пока не увижу хотя бы некоторые из них, я уже не говорю о Едином.

Эрэндис задумчиво проводит рукой по складкам струящейся мантии, с ленивым удивлением отмечая вдруг, что, возможно, ее дядя сейчас хранит у себя самую могущественную вещь во всем Средиземье. Согласился бы он расстаться с Кольцом ради встречи с племянницей, которую когда-то не пожелал даже растить в своем доме? Почему из всех сторонников Саурон накануне пленения выделил именно его — Эрэндис не сомневается, что нашлись бы и более доблестные или способные, не известные никому из его врагов. Впрочем, откровения Лангона уже позволили ей оценить, насколько иначе мыслили майар, и как бессильна в таких случаях ее логика.

Очередное превращение дается ей значительно легче — да и полет больше не вызывает яростного сопротивления сознания, в котором четко заложена сухопутная природа всякого смертного. Пожалуй, он может даже приносить удовольствие — Эрэндис теперь чуть лучше понимает мастера Нарронда, мечтающего любой ценой оторваться от земли и почувствовать себя существом высшего порядка. Тело будто проделывает процедуру, к которой давно привычно — летучая мышь укрывается на прежнем месте за балками отсыревшего потолка подземелий и ждет своего часа. Вот только когда дверь в камеру леди Иштар, наконец, открывается, и оттуда выходит стражник, что приносит по ее просьбе книги и бумагу с чернилами, принцесса не двигается с места.

Сейчас она уже не может точно сказать, чье присутствие тянет ее в подземелья, будто магнитом — посла Кханда или ее зловещего соседа.

Лорд Аланор появляется несколькими часами позже, и их разговор с пленником длится недолго. Эрэндис снова, беспомощно замерев, гипнотизирует взглядом медленно закрывающуюся дверь. Теперь уже поздно менять решение, до следующего дня посетителей у Саурона не будет — да оно и к лучшему. Сказать по правде, как бы она объяснила свое новое появление? Жаловаться на точащий душу страх, что вселили в нее завуалированные предупреждения Лангона, любопытствовать на тему того, что из сказанного им соответствует истине, задавать вопросы — со всеми этими разговорами надлежит пойти к королю, а не к его злейшему врагу. Да и, к тому же, с какой стати Саурону отрываться от созерцания открывающихся перед ним тысяч неизведанных миров ради того, чтобы беседовать с ничего не значащей в его игре девчонкой?

Эрэндис возвращается в свои покои совершенно разбитой. Поутру Замин с воодушевлением и благодарностью рассказывает, как обрадовались великолепным фруктам ее братья и сестры. Принцесса изображает вялую заинтересованность и отстраненно замечает, какой бессмысленно-мелкой ей вдруг стала казаться ее повседневная жизнь. Если нечто подобное переживали обитатели Белерианда, наслушавшиеся речей Мелькора и его слуг, неудивительно, что находились среди них и такие, что без сожаления оставляли в прошлом дом, семью, прежние связи и устремлялись навстречу темному и неясному, но такому заманчиво-яркому будущему.

После завтрака ей приносят записку от королевы. Готовящаяся к скорой свадьбе Исилиэль собирается совершить поездку в Андуниэ, на родину жениха, чтобы познакомиться с будущими родственниками и больше свыкнуться со своей новой судьбой. Эрэндис возглавляет список сопровождающих ее придворных дам, и если раньше эта новость вызвала бы у нее лишь возмущение и ярость, сейчас она легко улыбается.

Ар-Зимрафель весьма удачно, хоть и ненамеренно, делает еще один шаг навстречу ее планам.

Огненная радуга рассекает облака жирным росчерком пушистого белоснежного пера над контуром горной гряды, словно Владыка ветров, со всем вниманием выслушав и обдумав вознесенные молитвы, вершит строгий суд над вселенной и выводит вердикт прямо поперек пасмурного неба, скрепляя подписью королевский указ. Причудливая игра солнечных лучей завораживает: разговоры в карете стихают сами собой, и лишь Эрэндис вынуждена прикрыть глаза в мнимом приступе головной боли, лишь бы не присоединяться к бурным восторгам Исилиэль и ее свиты.

Радуга в земле Рун почитается дурным предзнаменованием: некстати вспоминаются рассказы бабушки о неограниченном и разрушительном свете далеких и непостижимых миров и светил, отделенных от Арды лишь хрупкой, эфемерной завесой, сквозь прорехи в которой из небытия могут являться враждебно настроенные духи и опасные сущности. Человек, прошедший под радугой, соприкасается с вечно голодной пустотой, и та высасывает его силы, лишая тени и отражения, подобно тому, как паук выпивает попавшуюся в расставленные ловушки муху, и даже смотреть на это свидетельство недолговечности и иллюзорности всего сущего опасно.

Принцессам Нуменора мрачные пророчества бесконечно чужды; когда преувеличенные восторги вокруг диковинной радуги становятся им скучны, беседа возвращается в привычное русло — невеста не без тревоги представляет себе будни в княжеских владениях в Андуниэ, и подруги спешат уверить ее в том, что семья лорда Исилдура очаровательна сверх всякой меры.

— Все это так, все верно, милая моя, — отмечает вскользь вездесущая тетушка Иорет. Эрэндис затрудняется сказать, почему ее пригласили, каким образом эта преклонных лет женщина вообще затесалась в компанию незамужних девиц, однако каждое ее слово здесь ловят с почти священным восторгом. — Вот только делами в замке заправляет леди Морвен, да продлит Эру ее годы. Незамужняя сестрица твоего будущего свекра. Понравишься ей — и за свою будущую семейную жизнь можешь более не тревожиться. Не понравишься — уповай только на небеса и королеву.

— Почему она не замужем? — осторожно осведомляется кто-то из подруг Исилиэль. — Она ведь уже не молода, если мне позволено будет заметить.

— Морвен — служительница валар, — несколько пренебрежительно поясняет Иорет, явно наслаждаясь выгодами, что несет ее осведомленность. — В юные годы поклялась, что не вступит в брак, посвятив себя распространению учения о Едином Творце и его посланниках. Утверждает, что вера требует от нее полной самоотдачи, и быть хорошей супругой и матерью она все равно не сможет. До замужества Мириэль они были подругами, но с появлением на горизонте Фаразона все быстро разладилось…

— Мириэль? — непонимающе переспрашивает Исилиэль и тут же испуганно прижимает ладошку к губам. — Вы имеете в виду королеву Ар-Зимрафель?

— Морвен продолжает называть ее прежним именем, потрудитесь не выказывать удивления или недовольства, — предупреждает Иорет. — Исилдура она любит, как родного сына и, конечно, мечтает подобрать ему скромную и благочестивую жену. Тем любопытнее выбор ее величества, предложившей вам в компаньонки меня или, скажем, ее высочество принцессу Эрэндис.

Эрэндис вопросительно выгибает бровь: о несговорчивой княгине ее никто не предупреждал, а о служителях валар она хоть и была порядочно наслышана, в жизни никогда их не встречала — случаи принятия на себя обета безбрачия были весьма редки.

— Я успела вызвать чем-то недовольство леди Морвен? Не припоминаю, чтобы она появлялась при дворе.

— Неудивительно, в представлении Морвен двор — это сборище безбожников, второй Ангамандо, — смеется Иорет. — И все же это не мешает ей с неослабевающим вниманием следить за последними новостями. А вы, моя красавица, вызвали немало разговоров своим приятельством с недавно арестованной южанкой. Прибавить к этому ваш неординарный ум, яркую внешность, начитанность, знание иноземных традиций и покровительство государя... Морвен была бы дурой, если бы вам доверяла.

— А вам? — по мере приближения к городу Исилиэль все сильнее нервничает. — Чем ей не угодили вы?

Тетушка Иорет гадко ухмыляется.

— Я бы не задержалась так долго при дворе, моя дорогая, если бы не умела угождать. У леди Морвен ко мне претензии иного рода. Я воплощаю собой все, чем не стала она. Наслаждаться выбранным путем благочестия без точащего изнутри червячка сомнения можно, лишь если ты окружен сонмом таких же святых, в противном случае жизнь превращается в беспрерывную борьбу. Получать удовольствие от борьбы, в сущности, способны единицы. И Морвен не из их числа. Вот кому пришлась бы по душе жизнь среди эльфов, если бы она только могла насовсем оставить семью. Вечная любовь на все времена, клятвы верности и единство душ… Нерушимые законы, преступить которые противно самой сути души любого квенди, — не насилие над грешной натурой, а естественное продолжение самое себя. Впрочем, — с гадкой улыбкой завершает Иорет свою тираду, — Морвен сама расскажет вам, насколько мы скверные создания.

Эрэндис не сомневается, что стала свидетельницей первого серьезного разговора Исилиэль с кем бы то ни было по поводу предстоящей свадьбы, и начинает подозревать, что не все с этой помолвкой так гладко, как пытался преподнести король. Ар-Зимрафель по натуре была игроком, хитрым и опытным, и не стала бы стравливать племянницу с будущими родственниками, если бы это не несло выгод в долгосрочной перспективе. Попытавшись представить, каким резонансом может отозваться недовольство леди Морвен, и прийдя к неутешительному выводу о недостатке исходных данных, принцесса равнодушно отворачивается к окну, скользя взглядом по апельсиновым деревьям, высаженным вдоль дороги. Проклятая радуга не уступает завоеванных позиций, рея над их каретой зловещим знаменем.

Алласу удается перехватить Эрэндис за день до путешествия, по пути из библиотеки — в последнее время принцесса немало времени посвящает работе с судебными хрониками, во всех подробностях изучая дела о государственной измене. Параноидальный настрой предшественников Ар-Фаразона приводит к закономерному итогу: суровые приговоры отнюдь не редкость, хотя зачастую смертная казнь заменяется изгнанием. Сказать по правде, это вызывает в душе принцессы затаенную радость. Несмотря ни на что, она не стремится добиться освобождения Фада ценой чьей-либо гибели.

— Это случится во время вашей поездки в Андуниэ, — вполголоса сообщает стражник, убедившись, что поблизости нет нежелательных свидетелей их разговора. — Фада доставят на континент отбывать заключение в тюрьме Виньялондэ. Мне вряд ли удастся добиться разрешения его конвоировать. Его величество распорядился, чтобы лорд Аланор лично занялся вашим делом.

— На слово лорда Аланора можно положиться, — Эрэндис не удается скрыть бледность, хотя она и старается держаться бесстрастно. — Меня тревожит не путь через океан, а те долгие дни и ночи, что Фад проведет среди убийц и разбойников.

— Парень сумеет за себя постоять, он ведь не с золотой ложкой во рту родился, — замечает было Аллас, но вспышка ярости принцессы пресекает дальнейшие возражения.

— Ты не можешь оценивать Фада общими мерками, он не похож на других истерлингов! В своей осознанной жизни он не видел ничего, кроме дома Иштар, получал все самое лучшее, пусть и по стандартам Кханда. Его никогда не окружал всякий сброд. Стоит представить себе, кого только не сыщешь в этой тюрьме… — Эрэндис резко замолкает, пораженная внезапным озарением.

Аллас, уже успевший хорошо изучить поведение госпожи, обеспокоенно хмурится.

— Что у Вас на уме, Ваше высочество? — осторожно интересуется он. — Даже задействуй вы все свои знакомства, едва ли среди них найдутся те, кто способен помочь Фаду по ту сторону моря, за решеткой. Вам остается надеяться лишь на помощь свыше.

— Именно так я и собираюсь поступить, Аллас, — с загадочной улыбкой замечает она. — Аппелировать к высшему правосудию, какую бы цену мне не пришлось за это заплатить.

Превращение дается ей неожиданно тяжело: от волнения сознание будто перегружено лишними, обременительными мыслями и образами, тело сопротивляется противоестественной магии, а накидка будто обжигает кожу. Опьяняющую радость от полета практически сразу вытесняет усталость — с каждым взмахом крыльев невидимый груз, камнем лежащий на плечах, кажется Эрэндис все тяжелее. Запретив себе концентрироваться на малодушном страхе, она с трудом подавляет желание увидеться с леди Иштар и расплакаться у нее на коленях, дав, наконец, выход мучающим ее сомнениям и тревогам. Едва не столкнувшись с выходящим из камеры Саурона стражником, она занимает прежнее место в углу и терпеливо ждет, когда на нее соизволят обратить внимание.

Саурона, кажется, вовсе не подавляет вынужденное бездействие в заключении. На какую-то долю секунды Эрэндис даже завидует свойственному майар специфическому ощущению времени. Но затем она вспоминает о брате, подобными привилегиями не наделенном, и преисполняется немой яростью. Фад не сможет вернуть ни одной минуты жизни, проведенной в тюрьме, и она согласна умолять Саурона о милости, если никто другой не соглашается ее даже выслушать.

— Вижу, вы полностью пренебрегли советами, что я дал вам во время нашей последней встречи, — с усмешкой произнес майя, едва удостоив ее взглядом. — Любопытно вы понимаете принцип невмешательства, ваше высочество.

Прислушавшись к себе, Эрэндис с удивлением обнаруживает, что, в отличие от прошлого ее визита в темницы, непонятная эйфория, неизменно зарождающаяся в душе всякий раз, когда события вокруг начинают развиваться со стремительной скоростью, перевешивает сковывающий ее в присутствии Саурона почти сакральный ужас — и начинает говорить, ведомая этим необъяснимым вдохновением.

— Вы говорили, что не можете читать мысли. Но, я знаю, умеете кое-что получше — читать души. Мою вы видели насквозь, знаете, что я сделала ради того, чтобы сохранить хотя бы призрачную память о своей семье — и предвидите, что сделала бы — в других мирах, вселенных, назовите, как считаете правильным, я не слишком разбираюсь в этих теологических дебрях, о которых толковал Лангон, — она прерывисто вздохнула, переводя дыхание. — Тхурингветиль говорила, что вы ненавидите вариагские обычаи, их право на вопрос Владыке. Вастаки, в отличие от племен Кханда, не верят в вопросы. Моя… наша с Фадом бабушка говорила, что всякий вопрос уже заключает в себе ответ. У меня нет времени дожидаться Владыку, но я принесла ему жертв больше, чем любой житель Нуменорэ, и в Арде сейчас пребываете только вы. Единственный, кто может принимать решения от Его имени. Его именем.

Долгая речь выпивает все оставшиеся у нее силы — Эрэндис опустошенно прикрывает глаза и инстинктивно ищет опору, цепляясь рукой за резную спинку излишней и даже неуместной в этой комнате кровати. Сорвавшиеся с языка слова будто повисают в воздухе — неуместные, резкие, фальшивые ноты в мелодии мира, не способные принять совместимую с ним материальную форму. И все же в глубине души принцесса почти гордится собой — по губам Иштар непременно скользнула бы довольная полуулыбка, доведись ей ее услышать.

— Его именем? — отчего-то Саурон не гневается, впрочем, кем себя мнит Эрэндис, если считает хоть в какой бы то ни было мере заслуживающей его гнева? — Вы не знаете его истинного имени, принцесса. Слова ваши пусты, а требования ничего не стоят.

— У Него нет истинного имени, — взгляд не может остановиться ни на чем, способном хоть немного ободрить и успокоить, и Эрэндис неотрывно смотрит на трещину в стене за спиной Саурона. — Лишь то, что пребывает за гранью Арды, можно назвать и определить. Здесь же — мир лжи и иллюзий, где добро и зло ежеминутно меняются местами. Но я знаю его изначальное имя. Алкар.

— Вы внимательно слушали истории Тхури, но какая в том ценность? — ни один мускул не дергается на лице Саурона. — Опасно верить всему, что она говорит. Иначе в один прекрасный день вы не обнаружите в собственной голове ни единой оригинальной мысли.

— Я знаю это не от Тхурингветиль, — с толикой обиды возражает Эрэндис. — Дядя говорил об этом, когда племя впервые на моей памяти сделало остановку на западе. Тогда я узнала о том, что солнце, уходя за горизонт, тонет не в море Рун, а над затопленными землями Таргелиона, что Арда — это диск, и как долго бы путешественник ни плыл на восток, он никогда не доберется до Стен мира и Вайя, великого океана, где странствует Ульмо. А еще я узнала, что Владыка единственный из валар многократно преодолевал этот рубеж, из-за которого явились и души эдайн, и услышала Его истинное имя. Единственный раз в своей жизни.

Кажется, ей удается заинтересовать Саурона — тот, хотя и продолжает держать в руках книгу, уже не посвящает чтению все свое внимание и давно не перелистывает страницы; это одновременно льстит и пугает.

— Самонадеянно настолько полагаться на память, — свистящим шепотом произносит он. — Возможно ли, чтобы ребенок, переживший много потерь и печали, сохранил воспоминания о прошлом в таких подробностях? Люди чаще стремятся забыть, потому что боятся боли...

— Вы сами подчеркнули, что у меня есть дар, — Эрэндис находит в себе силы слабо улыбнуться. — Не исключено, что мой единственный дар — моя память.

— И как же вам удалось добиться таких впечатляющих результатов? — пристально смотрит на нее Саурон. — Вы вели записи?

— Никогда! — Эрэндис оскорбляется подобному предположению. — Все, что записано, рискует уже в следующий миг обратиться в ложь. Я повторяла. Изо дня в день, просыпаясь утром и готовясь ко сну вечером, в дороге и в ожидании, как верующий человек повторяет слова молитвы. Я не могла позволить себе роскоши забыть. Сначала я много плакала. Потом, видимо, разучилась. Случившееся стало для меня частью истории. Я рассказывала себе сказки. Наши легенды, традиции, во всех деталях описывала, какие травы и в какой последовательности собирать для оберега в дорогу, как просеивать воду в поисках золотого песка, какого цвета сапоги были у дочери кузнеца, а какие — у женщины, что пекла лепешки на горячих камнях, как звали лошадей в табуне моего отца и сколько у каждой было жеребят. Я запрещала себе засыпать, пока не проговаривала вслух имена всего клана, каждого, кто погиб в ту ночь.

Саурон склоняет голову набок, будто размышляя, что делать с назойливой, но весьма любопытной гостьей, и принцессе хочется обхватить себя руками и отшатнуться в ужасе — столь нереальным ей кажется этот никоим образом не запланированный разговор. Кажется, она не сказала ни слова из тех заготовок, что отрепетировала перед зеркалом, прежде чем лететь в подземелья — Саурон снова, ни приложив ни единого видимого усилия, вытянул из нее море невероятных признаний, даже сотая часть которых может стоит ей жизни.

— Лорд Аланор, мой уважаемый надзиратель, однажды говорил о вас, — неожиданно меняет он тему. — Одна из самых завидных невест Средиземья, так он выразился, — и в этот момент Эрэндис особенно остро хочется провалиться сквозь землю, прихватив заодно и своего спасителя, так неудачно выбравшего слушателя для подобных рассуждений. — Ар-Фаразон строит на ваш счет большие планы.

— Государь желает устроить мой брак, — не поднимая взгляда, отзывается она. — С кем-то из высокопоставленных истерлингов, лояльных короне. Тем, кого впоследствии можно будет назначить наместником в присягнувших нам землях.

— Ее высочество в совершенстве изучило курс дипломатии, — ухмыляется Саурон. — Однако после всего, что уже прозвучало в стенах этой темницы, глупо ходить вокруг да около. Короля интересует Мордор, а поскольку добровольно присягать Нуменору Хаук не станет, Ар-Фаразон может лишь бросить армию на завоевание юга. Я уже не имею власти вмешиваться в дела южан. В их глазах я побежденный правитель, потерпевший поражение не единожды, и никто не станет меня слушать. А вот вам хорошо известно, как дорого Нуменору обойдется эта война.

— Остаюсь я, — глухо продолжает Эрэндис. — Прямая наследница последнего Короля Рун. Племянница жреца Владыки. При всем уважении, обладающая правами большими, чем наместник, поставленный вами, отошедшим от дел. Его величество, конечно, не знает о том, кто я такая. Зато, подозреваю, догадывается лорд Лангон. Ведь это он подкинул королю мысль о моей помолвке. Каким-то чудом леди Иштар удалось сохранить историю Фада в тайне, но если в окружении государя о чем-то догадаются, мой брат станет разменной картой в этой игре. Марионеткой Нуменора на юге. Отец отрекся бы от него, если бы дожил до этого дня.

Саурон слушает ее не слишком внимательно, нетерпеливо что-то обдумывая, и принцесса вовремя останавливает себя — не пристало жаловаться, когда цель ее посещения — вовсе не сожаления об участи, которой уже не изменить. Пусть темный майя, если верить Тхурингветиль, и считает иначе, полагая, будто из книги судеб ничего не стоит вырвать страницу, чтобы заново вписать удобную в данный момент историю, вряд ли великие станут таким образом заботиться о ее, Хинд, персональном счастье.

— Скажите, ваше высочество, — вдруг интересуется он, — как родные отнеслись к выбору, сделанному вашим дядей? Первенец, законный наследник, вдруг решает посвятить себя служению, причем не самому распространенному культу в Рун, да даже и в Умбаре. Я неоднократно бывал в вашей стране. Все эти морские девы, духи природы, жены энтов, — он делает неопределенный жест рукой. — Скорый конец света и подношения земле и стихиям, все это существовало и в первую эпоху, когда Мелькор для большинства истерлингов был скорее историческим персонажем, вождем, нежели богом. В глазах ваших старейшин выбор магистра Шии должен был выглядеть сродни некоей ереси.

— Только не в нашем клане, — быстро поправляет его Эрэндис. — Мои предки приняли на себя обязательства перед Владыкой. Вот племена по соседству, особенно те, что ушли дальше на восток и не ограничивали свои путешествия землями у моря, сохранили древние верования, но я в них, признаться, не сильно сведуща. Бабушка дядей всегда гордилась, говорила, что он поднимется выше других. К тому же, у нее были и другие сыновья. Оставалось, кому продолжить род и взять на себя руководство кланом.

— Ваша бабушка была, несомненно, мудрой женщиной, — склоняет голову Саурон. — И весьма образованной для жительницы степей. Скажите, принцесса, что вам известно о законах о наследовании в соответствии со старой верой?

— По старшинству, — растерянно отвечает Эрэндис, не в силах уследить за логикой собеседника. — По мужской линии. Допустимы случаи, когда женщина временно руководит кланом — до совершеннолетия наследника, но на практике такого почти не случалось. В древнем королевстве… — что-то очень важное вертится на уме, но принцессе никак не удается сосредоточиться на этой мысли: — Нет, не могу вспомнить. В древнем королевстве, бывало, правили женщины. Регентство?

— Нет, — качает головой Саурон. — Не регентство. В Рун серьезно относились к кандидатуре наследника... или наследницы. В частности, к их обучению. История древнего королевства насчитывает восемь правящих королев — и только шестерых королей, лорд Кхамул — последний из них. Однако все имело свою цену. Женщина могла взойти на престол, если разбиралась в законах старой веры, иными словами, становилась одной из жриц. Разумеется, это имело силу, если у нее оставались младшие братья или сестры, способные произвести на свет следующего наследника. Жрицу никто не мог обязать заключить брак.

Несколько секунд Эрэндис непонимающе смотрит на Саурона, прежде чем смысл его слов обрушивается на нее со страшной силой.

— Вы же не всерьез предлагаете мне…

— Я? — с притворным изумлением прерывает ее Саурон. — Я всего лишь лишенный прав и власти пленник правителя Нуменорэ. Мордор ныне — практически полностью завоеванные вами земли, небольшой участок вокруг Нурнен не в счет, Лугбурз уже давно под контролем королевской армии. Однако, подумайте: зачем Ар-Фаразону вручать власть над югом истерлингу, что в любой момент может возжелать большего или, еще того хуже, переметнуться на сторону Врага? Куда дальновиднее, действуя в полном соответствии с местным законом, передать эти полномочия собственной воспитаннице. Если верить словам все того же Аланора, Ар-Фаразон любит вас. Могу представить, как его тяготит невозможность сделать вас наследной принцессой. Вы сохраните инкогнито и, возможно, восстановите справедливость для своего народа.

— А у вас какой в этом интерес? — прищуривается Эрэндис. — Вы же не рассчитываете всерьез, что я предам государя и стану исполнять вашу волю в качестве наместницы в землях востока и юга?

— Это было бы слишком примитивно, — тихо смеется Саурон. — Устроит ли вас версия, согласно которой я рассчитываю таким образом сохранить своих людей и орков? Хаук, конечно, не может быть убит, а его упрямства хватит и на вечную осаду, но, что бы обо мне ни говорили, я не стремлюсь к перманентной войне. Войны, знаете ли, удивительным образом дезорганизуют. И после их окончания народы чрезвычайно сложно приучить к порядку.

— Но за мной нет ни армии, ни покровителей, ни талантов к чародейству, — встряхивает головой Эрэндис. — Кто поверит, что я вообще справлюсь? Государь посмеется над моими притязаниями — а поведать ему все детали я ни за что не соглашусь! Я не могу следовать пути дяди, а о старой вере не знаю ничего, кроме детских сказок... да и моим убеждениям она противна.

Саурон, однако, вовсе не торопится давать ей подсказки.

— Не далее, как четверть часа назад вы сообщили мне, ваше высочество, что всякий вопрос содержит в себе ответ. Следовательно, вы не нуждаетесь в том, чтобы я повторял очевидное. Вы лучше меня знаете Ар-Фаразона. Довольно неплохо помните дядю, а теперь еще и осведомлены о своих правах. Если такой вариант развития будущего вас интересует, не вижу причин считать его невозможным. А вот как вы этого добьетесь — меня интересовать не должно, — он ядовито скалится. — Должно быть, я утомил ваше высочество разговорами. Вы ведь пришли сюда по делу, леди Хинд.

Для Эрэндис, все еще ошарашенной немыслимым предложением, даже собственное имя в данный момент звучит чужеродно и дико, однако она не позволяет себе проявлять слабость — в первую очередь, сейчас следует думать о Фаде.

— Моего брата переводят в тюрьму Виньялондэ, — отвечает она. — Он не справится один. Ему нужен друг. Человек, который сможет подставить ему плечо, заступиться… и поможет бежать, если представится подходящий случай, а я к тому времени все еще не смогу оправдать его перед королевским правосудием.

Неизвестно, что ожидал услышать от нее Саурон, но в ответ на просьбу он смеется.

— Что же заставило миледи предположить, будто у меня обширные знакомства в нуменорской тюрьме? У вашего короля есть прескверная привычка — казнить всех, кто сослужил мне более или менее значимую службу. Смею заверить, преступники, что собрались в Виньялондэ, — все сплошь сторонники Света, так что мальчишка Тхури окажется в хорошей компании.

— Не смейтесь, это очень серьезно, — Эрэндис упрямо вздергивает подбородок. — Фад — единственная надежда моего рода, какое бы решение касательно своего будущего я ни приняла. Я, конечно, не ваших знакомых имела в виду. Но мне известно, что лорд Ангмар по-прежнему имеет некоторое влияние в той провинции.

— Я не могу общаться с улаири, находясь за решеткой, — разводит руками Саурон. — К тому же, местонахождение лорда Ангмара не известно даже ищейкам короля, а они хорошо знают свое ремесло.

— Я не верю в ту версию, что вы рассказываете королю, — не сдается Эрэндис. — Я не верю, что все эти месяцы вы смиренно читали тут книги и размышляли о мироустройстве. Не верю, что записка от Иштар мне померещилась. У вас — или у Иштар, — есть свои люди в городе, значит, должен быть способ связаться с ними. Я не успокоюсь, пока Фад не будет в безопасности. Хотя бы той хрупкой иллюзии безопасности, что я могу ему обеспечить.

Саурон рассматривает ее, словно диковинное насекомое, — Эрэндис уверена, что майя уже не раз подумал о том, как ошибочно было даже в шутку представить ее в качестве правящей жрицы.

— Кое-что вы унаследовали от Кхамула, — задумчиво произносит майя. — Судя по вашему дядюшке, это фамильная черта. Он тоже недостаток аргументов блестяще компенсирует настойчивостью, опасно граничащей с занудством. И это не комплимент, — в противовес своим словам он усмехается. — Будут еще какие-нибудь пожелания, принцесса?

— Да, — Эрэндис решает идти ва-банк, раз уж до сих пор, несмотря на проявленную дерзость, ее никто не убил и даже не проклял. — У меня бывают видения, расходящиеся с моими воспоминаниями. Тхурингветиль рассказывала о девочке, племяннице магистра Шии, которую тот принес в Лугбурз много лет назад. Но это я племянница магистра Шии — и я точно помню, что работорговцы напали на нас прежде, чем мы добрались до южных границ Рун. Я никогда не бывала в Мордоре. Как это объяснить?

На дне глаз Саурона играют опасные багровые огоньки — Эрэндис инстинктивно осознает, что переступила черту дозволенного, но отказаться от своих слов уже не может, слишком сильно желание докопаться до истины, пролить хоть крупицу света на тайны, кроющиеся в прошлом.

— У вас нет причин жаловаться на память, — сухо отзывается Саурон. — Иногда сны — это всего лишь сны. Я бы советовал вам скептически относиться ко всему, что исходит из Валинора.

— Но Тхурингветиль говорила…

— Тхурингветиль слишком много говорит, — а вот теперь в его голосе отчетливо читается угроза. — Если бы я имел честь принимать вас в своей крепости, леди Хинд, я бы точно этого не забыл. Вы никогда прежде не посещали Мордор, хотя, как я упоминал ранее, у вас есть все возможности это исправить, — выдержав значительную паузу, он добавляет: — Я не смею вас задерживать.

Когда Эрэндис, измученная и напуганная, наконец, возвращается в свои покои, она не может отделаться от впечатления, будто настоящий тронный зал дворца Арменелоса внезапно перекочевал в подземелья, и не она допрашивала преступника, а он милостиво согласился на аудиенцию.

Кучер не слишком внимательно следит за дорогой — карету ощутимо встряхивает, когда колесо проваливается в выбоину на сельской дороге. Принцессе быстро надоедает наблюдать за работающими в поле крестьянами — над идеей, высказанной Сауроном, она думала всю ночь, так и не сомкнув глаз, сожалея о невозможности обсудить ее хоть с кем-то кроме предположительно наблюдавших за ней со звездных полей Владыки предков. Впрочем, бабушка, скорее всего, слишком занята, чтобы тратить время на пустые разговоры там, где решение представляется очевидным.

В одном Саурон точно не ошибается: нужно хорошо знать короля, чтобы почувствовать, о чем в его присутствии не рекомендуется говорить прямо. Ар-Фаразон никогда не допустил бы ее встречи с магистром, не вытянув из нее всю историю рода со времен пробуждения эдайн, — но ведь совершенно необязательно во всеуслышанье объявлять о своих намерениях. Эрэндис нужно всего лишь добраться до Умбара, оставаясь при этом любимой воспитанницей короля, и только потом — встретиться с дядей... если магистр Шия все еще заинтересован в воссоединении семьи.

Пользуясь тем, что Исилиэль с подругами целиком и полностью поглощены разговорами о малоинтересной истории, произошедшей при дворе, принцесса обращается к дремлющей, но не пропускающей даже комариного жужжания тетушке Иорет.

— А вот скажите, — начинает она издалека, — как леди Морвен удалось стать служительницей валар? Разве для такого решения не нужно специального указа, подписанного королем?

— Строго говоря, дело добровольное, — оживляется Иорет, которой неизменно льстит выступать в роли единственного источника информации. — Но Фаразон любит быть при делах. И это правильно. Такие вещи нужно контролировать. Если спросите мое мнение, игры в жриц и волшебниц до добра не доводят, не люблю я эти сверхестественные штучки. Если бы Эру хотел обратного, он бы валар среди нас поселил, а не на далеком континенте за тридевять земель, куда не добраться ни одному кораблю. Есть праздники, есть государь, занявший трон волей Илуватора. Вырази уважение Единому, как заведено, в полагающиеся дни, на полагающемся месте, и живи себе, стоя обеими ногами на земле. Все эти жрицы не в своем уме, а безумие заразительно. Помяните мое слово, девочки, нет ничего страшнее свихнувшегося монарха.

— Но его величество, видимо, с вами не согласен, — предполагает Эрэндис. — Он ведь разрешил леди Морвен…

— Когда Морвен связалась со своей престранной компанией, Фаразон еще пешком под стол ходил, — сварливо поясняет Иорет. — Хотя будь его воля, он бы весь княжеский дом Андуниэ на служение валар отписал и за море отправил. Решение принимал еще государь Тар-Палантир, и Морвен долго просить не пришлось. Предложение об ученичестве ей поступило, она дала обет, а от такого не отказываются. В древние времена можно было, испросив Эру и валар, да только сегодня с ними напрямую никто уже не общается, и в снах они не являются даже квенди. Не спрашивай, что за предложение, от кого, чего не знаю — того не знаю. По слухам, их эльфийские друзья постарались. Непроста твоя будущая родственница, Исилиэль, ох не проста. Вот доберемся до дворца — сами ее спросите, а еще лучше Алатара — вот кто знатное трепло, возможности посплетничать не упустит.

— Алатар? — Эрэндис не удается сдержать изумленного возгласа. — Синий маг? Он в Андуниэ?

— Он самый, он самый, — весело подтверждает Иорет, забавно тряся головой. — Ар-Зимрафель и об этом не упоминала? Алатар частенько гостит у лорда Амандила, а тут его компания и вовсе кстати придется, — она лукаво смотрит на принцессу. — Может быть, тебя вразумит? Какую замечательную партию он мог бы тебе подыскать при помощи лорда Лангона, а ты все недовольна…

— Зачем же заставлять беспокоиться таких людей, — мягко улыбается Эрэндис. — Я уже приняла решение и счастлива буду сообщить его господину Аланору. Если, конечно, вы считаете правильным известить его прежде государя.

— Приняла решение? — с лица Иорет слетают последние следы сонливости, и она жадно подается вперед, словно страждущий в пустыне в поисках глотка свежей воды. — Надеюсь, ты не натворишь глупостей? Завоевать доверие Фаразона — дело непростое, а вот потерять — ничего не стоит. Ты не принцесса крови, твое положение шаткое.

— Не волнуйтесь за меня, леди Иорет, — Эрэндис ласково накрывает ее ладони своими. — Королю нет нужды гневаться. Я решила принять помощь лорда Лангона и выйти замуж.

Лицо Исилиэль озаряется радостной улыбкой.

— Какие же прекрасные новости! — восклицает она. — Ты сделала правильный, очень правильный выбор, Эрэндис. Если поторопишься, мы даже можем сыграть свадьбы одновременно! Его величество будет очень рад, и королева, разумеется, тоже!

Эрэндис на миг прикрывает глаза — предложение Исилиэль, даже при всей маловероятности его исполнения, звучит в высшей степени раздражающе и абсурдно.

— Думаю, будет несправедливо заставлять тебя ждать так долго, милая, — отвечает она. — Дело в том, что у меня к лорду Лангону есть одно небольшое условие. Вы с Исилдуром выросли вместе и успели хорошо друг друга узнать, прежде чем решили пожениться. Я такой привилегии лишена, мой будущий муж, кем бы он ни был, — абсолютно посторонний человек. Прежде, чем дать согласие на помолку, я хочу увидеть моего жениха.

— Разумеется, ты его увидишь, — пожимает плечами Исилиэль. — Он предстанет перед государем и проведет некоторое время при дворе, чтобы ты могла свыкнуться с мыслью о замужестве. Это и обсуждать незачем.

— Все не так просто, — медово возражает Эрэндис. — При дворе можно надеть любую маску, изобразить из себя того, кем ты не являешься. Когда мы впервые увидели леди Иштар, разве кто-то мог подумать, что она, в конце концов, окажется в темнице по таким страшным обвинениям? Она выглядела такой милой и доброжелательной… Я хочу увидеть своего жениха там, где у него не будет возможностей притвориться и обмануть мое доверие. Я хочу поехать на юг. Таково мое условие.

Ветер насвистывает тоскливую мелодию среди болотных пустошей, а бархатные складки мха в тусклом свете заходящего солнца выглядят искусной резьбой на темно-зеленом камне, неосторожно обронененном в зарослях вороньей ягоды. Волшебник, замерший у подножия одного из десятков разбросанных в округе холмов, навевающих ассоциации с усыпальницами древних королей, держит в руках самую необычную курительную трубку, которую только Эрэндис приходилось видеть в своей жизни, и принцесса помимо воли заинтересованно подается вперед, чтобы лучше ее рассмотреть.

Украшающие длинный изогнутый мундштук фигурки из кости мумакил изображают жизненный путь человека, с младенчества и до гробовой доски, а белоснежный череп, предназначенный для того, чтобы закладывать внутрь листья табака, зловеще скалится, будто с высоты незримых миров, в которых ныне пребывает некогда заключенная в нем душа, все мысли Эрэндис видны, как на ладони. Алатар рассеянно пускает колечки дыма, а болота окутывает изумрудное свечение, предвещающее появление призраков. Сколько Эрэндис ни напоминает себе, что лорд Амандил распорядился выставить патрули на подъездах к его родовому гнезду и по всему городу, что сегодня это едва ли не самое безопасное место во всем Средиземье, не считая королевства Гил-Галада, и невозможно представить здесь даже отголоски тени былого могущества Врага, ей все же не удается отделаться от неприятного чувства, будто за ней следят сотни внимательных глаз. Зеленая вспышка, еще одно воображаемое отражение потустороннего мира, на миг сверкает в камне, украшавшем магический перстень Алатара. Смеркается. Пора возвращаться в замок.

— Вашему высочеству понравилась моя трубка? — замечает с усмешкой Алатар. — Я получил этот подарок из рук королевы Зейры, когда гостил в ее владениях в восточной части современного Кханда. Почтение к гостям не является обязательным элементом культуры вариагов, что отличает их, к примеру, от харадрим, но мы с Палландо были первыми путешественниками с запада, кому удалось забраться так далеко, и королева сочла нерациональным избавляться от нас прежде, чем мы поделимся с ее народом своими знаниями. Во дворце нам оказывались всевозможные знаки внимания… впрочем, когда настало время бежать, из всех даров при мне оказались только эта трубка и расшитый драгоценными камнями кисет для табака.

— Неужели вы были знакомы с самой Зейрой? — Эрэндис твердо настроена не поддаваться на уловки синих магов и с самого приезда держится подчеркнуто холодно, но невозможно оставаться равнодушной, услышав о легендарной правительнице, излюбленном персонаже песенок и считалок, запомнившихся ей едва ли не с колыбели. Среди вастаков королева Зейра, никогда не бывавшая в их землях, считалась образцом мудрости и рассудительности, едва ли не человеческим воплощением девы моря Рун. Лорду Кхамулу приписывали слова, будто из всех когда либо живших эдайн, лишь Зейра была достойна обучаться магии. И теперь Эрэндис не имеет права упустить возможность узнать чуть больше об этой необычной женщине.

— Почти год я ел и пил за одним с ней столом, — охотно подтверждает Алатар. — Ее величество чрезмерно печалилась о будущем своего королевства. Прознав о дружбе, связывавшей меня с народом эльдар, она убедила себя в том, что нам с Палландо по силам создать нечто вроде завесы Мелиан, много веков защищавшей Дориат. Наши неудачи Зейра была склонна объяснять нежеланием сотрудничать, и мне пришлось приложить недюжинные усилия к тому, чтобы переубедить ее обращаться за помощью к Мордору.

— Но у вас не вышло и этого, — хмыкает Эрэндис. — Иначе вы бы уехали с почестями, а не спасались бегством.

— Смею предположить, что меня охотнее отпустили бы из Барад Дура, чем из Лоргана под властью Зейры, — ничуть не смущается Алатар. — То была до крайности суеверная и склонная к постоянным тревогам женщина. Зейра верила, что этот мир уже был однажды юным, до того, как его разрушили, и невозможно знать наверняка, сделал ли то Эру, Моргот или оба сообща. Что история цикл за циклом пишет себя заново, и расхождения между этими версиями незначительны, лишь в мелочах. Ее подданные называли себя народом повозок. Они умели изготавливать машины — для строительства, для работы в горах и шахтах, для перемещения и войны. У Зейры не было наследников — она считала, что на ней замкнулся род, и это — предвестье Дагор Дагорат. Очередной и далеко не последней Дагор Дагорат, после которой мир обновится и снова примется воплощать уже многократно свершившееся.

— Готова поспорить, при ее дворе были посланники Мордора, — уверенно заявляет Эрэндис. Воспоминания Алатара перекликаются с идеями, высказываемыми Лангоном, и принцесса убеждена, что у этой философии один источник.

— Об этом вы не прочтете в дворцовых хрониках, — вздыхает Алатар, — но до нашего с Палландо приезда Зейра никогда не контактировала с Мордором напрямую. В те времена народ повозок представлял собой неважных воинов, а орки были слишком глупы, чтобы приспособить к бою изобретения лорганцев. Не в интересах Саурона было вербовать себе там солдат.

— Они назвали свою страну Лорганом, — Эрэндис отворачивается, чтобы маг не заметил ее улыбки. — В честь вождя Лоргана, не так ли? Народ повозок пришел в Кханд из Хитлума.

— Королевство Зейры не имело названия, — возражает Алатар. — Лорган — крупнейший из городов-государств, образовавших нечто вроде союза под властью одной династии. Предкам Зейры было предсказано, что их род будет править вечно, хотя, согласно их законам, в случае отсутствия наследников право на трон может перейти правителям одного из этих городов. Зейра была в этом крайне не заинтересована и активно распространяла слухи о том, что угасание ее рода предвещает закат всей цивилизации атани, — маг недолго молчит. — Этого, к счастью, так и не случилось. Зейра умерла, не оставив сыновей, а королевство распалось, подобно Рун, превратившись в земли бродяг и кочевников, воюющих между собой. Что до судьбы единственной дочери Зейры, мне она неизвестна. Девочка была слишком юна и не вполне здорова, чтобы справиться со свалившимся на нее бременем, и этим не преминули воспользоваться....

— И что же, как и в Рун, народ повозок ждет возвращения истинного Короля? — недоверчиво спрашивает Эрэндис. — Или, может быть, Королевы?

Алатар качает головой.

— Они пошли много дальше. Зейра много советовалась со жрецами, служившими в возведенном в отдалении от Лоргана доме молитвы. Поверьте, принцесса, то было место мрачное и таинственное. Прошло немало времени, прежде чем мы с Палландо отважились предпринять рискованную вылазку в горы и разведать, что там творится. Жрецы убедили Зейру — и их пророчества совпали с результатами изысканий ее дворцовых ученых и личного звездочета, — что Дагор Дагорат начнется в предместьях Лоргана. Указали даже место в горах, где разверзнутся Двери безвременной ночи. На заре своего правления Зейра объявила эти земли священными и приказала построить храм. Многие горожане, да и их соседи, мечтали поселиться как можно ближе к храму, чтобы иметь возможность первыми приветствовать Врага после его триумфального возвращения.

— Поразительно, — Эрэндис на миг прикрывает глаза, словно пытаясь уложить в сознании рассказ волшебника. — Но разве такое возможно? Всем известно, что Двери ночи находятся в Валиноре, и ни один человек не в состоянии не только приблизиться к ним, но и даже добраться до благословенных земель!

— Лорганцев это не останавливало, — разводит руками Алатар, и Эрэндис делает мысленную отметку: непременно упомянуть об этом разговоре в присутствии Ар-Фаразона. — Нашу неспособность увидеть Валинор они объясняли чрезмерной погруженностью в мир страстей. Что до освобождения Моргота, здесь их прогнозы приобретали довольно мрачный оттенок. Согласно их верованиям, Дагор Дагорат должна предшествовать катастрофа, которой суждено навсегда изменить облик Арды. Их календарь даже позволял назвать приблизительную дату бедствия. И у нас с вами, ваше высочество, есть все шансы присутствовать при развенчании этого заблуждения. Если бы Зейра была жива, она, конечно, распорядилась бы подобрать привлекательно звучащее объяснение тому, почему реальность в который раз опровергла ее псевдонаучные выкладки, но теперь, надеюсь, здравый смысл восторжествует.

И снова туман, ниспадающий на болота мертвенно-зеленым пологом, будто сгущается, а от слабого порыва пахнущего гнилью ветра принцессе хочется обхватить себя руками и в мгновение ока перенестись в кажущийся безопасным Арменелос. Некстати вспоминаются рассказ Тхурингветиль об одном из кольценосцев, лорде Анорроде, чьи исследования надвигающегося катаклизма пугающим образом подтверждают убеждения Зейры, предостережения Лангона и собственные сны, преисполненные смутной, гнетущей тревоги.

— Вы не ответили, как в племени, настолько удалившемся от побережья Белегаэра и не ведущем дел с Мордором, появились служители культа Врага, — напоминает Эрэндис. — Не верю я в такую сильную историческую память. Даже в Рун все меньше помнят о событиях прошлой эпохи.

— За это народу повозок следует поблагодарить соседей, — неприязненно отвечает Алатар. — Я, конечно, говорю об эльфах, хотя и не уверен, что лорганская ветвь этой расы сохранила за собой право называться подобно их благородным собратьям. Они отделились от них, едва успев пробудиться, и долго скитались, прежде чем осели на склонах гор на востоке. Влияние Врага на этих несчастных созданий всегда было велико. Они не видели света Валинора и жили по своим законам. Разумеется, с орками их не перепутать, но и на перворожденных детей Илуватора они похожи мало. К тому же, — и тут в его голосе звучат особенно мрачные нотки, — они никогда не были одни.

— Что вы имеете в виду? — хмурится Эрэндис. — Что Моргот за ними следил? Он что-то сделал с ними?

— Небольшое племя авари, живущее тихо и замкнуто, вряд ли могло заинтересовать Моргота — он был слишком занят делами военными. Однако в его распоряжении находилось достаточно майар, готовых отправиться на самый край земли по одному слову своего повелителя. Ваша подруга, леди Тхурингветиль, когда-нибудь упоминала в вашем присутствии имя Умуйан?

— Умуйан? — Эрэндис пытается восстановить в памяти разговоры с Иштар и Сауроном, а также бабушкины сказки, но не находит даже намека на каких-либо других майар, не считая Лангона. — Впервые слышу. Кто это такой?

— Умуйан — майэ, — поправляет ее Алатар. — Она никогда не жила в Ангбанде и даже непосредственным участникам войн Белерианда известна мало. Мало чести признаться в том, что даже нас с Палландо она обвела вокруг пальца… Ни для кого не секрет, что вы держите обиду на Палландо, ваше высочество. Не стану скрывать, мой старый приятель прямолинеен и несдержан на язык, особенно если искренне беспокоится, а вы все же росли у нас на глазах, и мы чувствуем ответственность... Я расскажу вам историю нашего путешествия, и тогда вы поймете, почему с самого начала мы не были согласны с королевой Ар-Зимрафель и не считали леди Тхурингветиль подходящей компанией для принцессы.

— Сомневаюсь, что у меня все еще есть желание слушать, — холодно останавливает его Эрэндис. — Я не должна надолго оставлять Исилиэль. Она и так почти дар речи потеряла в тени этой ужасной женщины, леди Морвен. Исилиэль — моя подруга, и мне ее жаль. Надеюсь, мы скоро уедем отсюда.

— Я наслышан о вашем желании поехать на юг, — подслеповато щурит глаза Алатар. — Умбар — по-своему просвещенный город. Знания никогда не бывают лишними, а вы, принцесса, не похожи на пустышку, что без колебаний повернется к новому знанию спиной.

— Знания я уважаю, — подтверждает Эрэндис. — А вот нравоучений не терплю. Я всегда была верной слугой ее величества и исполняла то, о чем королева меня попросит. Вы не смеете меня осуждать.

— Я прошу прощения, если мои слова прозвучали для вас оскорбительно, — покорно склоняет голову Алатар. — И впредь буду осторожнее выбирать выражения. Итак, до того, как оказаться в Лоргане, мы с Палландо успели вдоволь постранствовать по солнечным землям. Мы пешком обошли весь Рун и значительную часть Харадвейта, узнали о существовании множества народов, изучали их языки, рассказывали о валар и законах, по которым надлежит жить каждому человеку, да и представителю любой другой расы, в Средиземье. К тому моменту, как мы сделали передышку в Умбаре, Палландо и я были сыты по горло степями, пустынями, стоянками кочевников и раскаленными на солнце каменными городами. Наша миссия оказалась намного сложнее и, в то же время, однообразнее, чем мы представляли себе там, откуда явились.

— То есть, в Валиноре, — пристально смотрит на него Эрэндис. — Называйте вещи своими именами. Я ведь уже знаю, что леди Тхурингветиль — из рода майар, как и лорд Лангон. Вы тоже один из них.

— Не вижу смысла отрицать очевидное, — улыбается Алатар. — Я майя, посланник валар, и оказавшись в Средиземье, я провалился в первом же серьезном испытании. Я хотел нести просвещение и процветание тем странам, по которым путешествовал. Ожидал, что эти дикие народы с радостью ухватятся за возможность учиться у настоящего волшебника. Образ жизни, принятый в Валиноре, казался мне настолько правильным и естественным, что я не сразу распознал нежелание истерлингов что-либо менять. Мы готовы были подарить им весь свет Валинора, а они ждали спасения совсем с другой стороны. Когда я увидел, что наша кропотливая работа почти не приносит результатов, я почувствовал разочарование. Не в себе, не в валар — в атани, людях. Я не понимал, что такого особенного в этих варварах, почему я должен тратить свои силы и время на то, чтобы уберечь их от ошибки, которую они сами желают совершить? Как я могу отвечать за них, если они сами, по доброй воле, готовы умереть за Саурона? Или того, другого, которого даже их праотцы едва помнят? Я почти готов был бросить все и вернуться в Серые Гавани. Только эльдар казались мне достойными того, чтобы в Валиноре беспокоились о них.

— И что же заставило вас передумать? — спрашивает Эрэндис. Исповедь мага ей неприятна — Алатар представляется ей надменным и эгоистичным стариком, заведомо проигрывающим в сравнении с Сауроном. На волшебнике нелепая мантия из пестрого харадского шелка и множество украшений, явно не работы местных мастеров; непохоже, чтобы он действительно пережил все те тяготы бесконечной дороги, о которых теперь вспоминает, так комично переигрывая. Вне всяких сомнений, единственное значимое для Алатара неудобство путешествия — это отсутствие абсолютного и всеобщего преклонения, восторгов, к которым он, должно быть, привык среди валинорских эльдар.

— Я пал жертвой собственного тщеславия, — признается Алатар. — О народе повозок и их королеве я слышал немало, но никогда не задумывался о том, чтобы отправиться в Лорган. В начале эпохе это королевство даже не фигурировало на картах. Западная часть Кханда — а дальше белое пятно, неисследованные края. Рассказывали легенды, будто там доводилось бывать Эарендилю в его путешествиях, но мне никогда не представлялось случая спросить об этом напрямую. Да что там говорить, до самого последнего дня Лорган не числился в списке государств Средиземья — а потом его и вовсе не стало. Но не буду забегать вперед. В одной из умбарских таверен неподалеку от порта мы с Палландо встретили женщину. Она представилась каким-то распространенным в Хараде именем, разумеется, подложным. Бродила по улицам, гадала, словом, пользовалась репутацией городской сумасшедшей. Не помню, почему мы согласились на ее предложение прочитать наше будущее по линиям руки, не иначе как от скуки. Умуйан — а то была именно она, — умела убеждать. Вероятно, этим навыком она обзавелась еще на острове Альмарен. Какое-то время, до того, как уйти к Морготу, она состояла в свите вала Ирмо. Наведение иллюзий, гипнотических чар — это ее конек. Да и выглядит она, как существо не из этого мира. Умуйан имела обыкновение говорить нараспев. Самое невинное заявление из ее уст звучало, как нечто среднее между лихорадочным бредом и зловещим пророчеством. По обычаю, принятому на Альмарене, она украшала волосы цветами, вот только всего в ее облике присутствовало чересчур, словно картина мира, предпетого на заре творения, застыла в ее памяти отраженной в кривом зеркале. Увядшие и засыхающие соцветия громоздились в спутанных волосах, по-кошачьи раскосые глаза всегда смотрели чуть в сторону от собеседника, и казалось, будто Умуйан не только видит демона, по поверьям некоторых племен атани прячущегося за плечом своей жертвы, но и ведет с ним одной ей понятный мысленный диалог. Я до сих пор не могу понять, зачем это нелепое существо понадобилось Морготу. Разве что из-за ее умения сбрасывать человеческую оболочку и обращаться зверем.

— Как леди Тхурингветиль, — отзывается Эрэндис. — Умуйан — тоже летучая мышь?

— Она кошка, — сообщает Алатар. — Довольно крупная кошка черепаховой окраски. С Тхурингветиль они были дружны. При Морготе Умуйан задержалась ненадолго. Она входила в число майар, служащих под началом Саурона, — после недолгого молчания он продолжает: — Их было несколько. Ойкерой приходился Умуйан братом еще в замыслах Илуватора, умел превращаться в огромного полосатого кота со свирепым и воинственным нравом. Обычно духи, между которыми устанавливалась подобная связь, входили в свиту одного и того же вала, но если первым домом Умуйан стали сады Лориэна, гордость и украшение Альмарена, Ойкерой долгие годы провел подле вала Оромэ, в совершенстве овладев охотничьим мастерством. Наиболее опасным из них был Тэвильдо, огромный черный кот, свой звериный облик предпочитающий человеческому. Я знал всего нескольких приверженцев подобного мировоззрения в Арде. Унголиант, например, отвратительное создание, паразитирующее на всех доступных ему источниках света, гигантский паук... Тэвильдо был существом вальяжным, склонным к кривлянию и лени. Не представляю, что стало с ним и Ойкероем. Эта троица бесследно исчезла накануне Битвы Гнева, предав Моргота. Поди узнай, что скрывалось за этим решением: банальная трусость, коварный расчет или один из бесчисленных тайных планов Врага, в которых его последователи играли заранее предначертанные им роли, зачастую не отдавая себе в этом отчета. Вот Умуайн обосновалась среди авари Лоргана. Кошек в том королевстве почитали за священных животных — и люди, и эльфы.

— И что же она предсказала вам? — с любопытством спрашивает Эрэндис.

— Умуйан сделала все для того, чтобы я по собственной воле пожелал отправиться в гости к Зейре, — с сожалением признается Алатар. — Много позже я узнал, что она следила за нами чуть ли не с самых Серых Гаваней. Саурон прознал о том, что два волшебника явилось в Средиземье, и захотел узнать о нас больше — кто мы такие, какие цели преследуем, кто стоит у нас за спиной. Умуйан выждала момент, когда наша миссия окончательно нам опротивела, и подсказала мысль, ставшую буквально глотком свежего воздуха. Лорган. Королевство, в котором занимаются наукой, создают произведения искусства, строят дома молитвы... Умуйан предрекла, что мне суждены великие свершения в этой неизученной стране. И хотя путешествие так далеко на восток заставляло нас отклониться от изначальной цели, оставив народы востока уязвимыми перед влиянием Саурона, я так и не смог побороть соблазн почувствовать себя важным и уважаемым просветителем. Я был уверен, что укрепившись при дворе Зейры, смогу действовать от ее имени. Увы, реальность оказалась много прозаичнее. В знаменитом лорганском храме практиковали человеческие жертвоприношения, эти несчастные искаженные авари размножились до безобразия, заселили горы и даже подземные пещеры, и похищали человеческих детей. От этих союзов рождалось множество полукровок, зачастую с самой незавидной судьбой, а Умуйан пользовалась безусловным расположением Зейры. Она обучила королеву примитивной, но весьма действенной магии, и даже обещала ей бессмертие. Мы с Палландо обнаружили в окрестностях Лоргана немало беглых майар в звериных оболочках — многие из них, наподобие Тэвильдо, и думать забыли о том, как выглядели изначально. Я оказался в весьма двусмысленном положении — мирно отправиться восвояси мы не могли, а восстать против Зейры означало открыто передать Лорган в руки Саурона.

— И как же вам удалось спастись? — затаив дыхание, спрашивает Эрэндис. — Кто помог вам бежать?

— Вы не поверите, принцесса, — усмехнувшись, отвечает Алатар. — Это была леди Тхурингветиль. Еще одна старая знакомая.

— Иштар? — казалось, ничто уже не может удивить принцессу сильнее. — Как такое возможно? Откуда она взялась в Лоргане?

— Тхурингветиль не находилась неотлучно в Мордоре, о чем, вероятно, вам рассказывала. Что до Иштар… этой оболочки тогда попросту не существовало. Леди Тхурингветиль в день нашей встречи выглядела совершенно иначе, и лишь опытный маг, тонко чувствующий и различающий чужие фэар, мог бы установить ее личность. Вы, моя дорогая Эрэндис, ни за что бы ее не узнали, — Алатар развязывает кисет и добавляет табака в свою трубку. — Традиционно считается, что майар, которым довелось немало времени провести вдали от бессмертных земель, обретают необычайно прочную связь с выбранным ими обличием, маска эта намертво прирастает к лицу, и лишь из ряда вон выходящие, зачастую трагические события вынуждают их принять иной облик, но Тхурингветиль… Внешность ее, вопреки этому правилу, изменялась с завидной регулярностью, и она никогда не пребывала в неизменном состоянии дольше одной человеческой жизни, — отчего-то маг лукаво ухмыляется и пристально смотрит на принцессу. — Я встретил странницу, сероглазую женщину с коротко остриженными темными волосами, явно немалую долю своей жизни проведшую в дороге и сражениях. Непосвященный наблюдатель счел бы, что она родом из тех минхириатрим, что приветствовали растущее могущество Саурона. Королеве Зейре она представилась именем Гера.

— И что же, интересно, ей понадобилось от Зейры? — хмурится Эрэндис. Весь разговор ее не оставляет подозрение, будто Алатар пытается навести ее на какую-то мысль касательно Тхурингветиль, вот только ей никак не удается выделить намеки волшебника среди моря разномастной информации. Несомненно, Палландо не оставил бы ее блуждать в потемках и выложил свои соображения как на духу, в самой нелицеприятной форме, вот только после злополучного покушения маг держится подчеркнуто холодно, словно даже принцессу подозревает в участии в заговоре против него.

— В этом, полагаю, и состоял замысел Саурона, — пожимает плечами Алатар. — К моменту появления Тхурингветиль мы уже порядком утомились бороться против интриг Умуйан и ее своенравных, абсолютно лишенных понятия нравственности подопечных. Тхурингветиль должна была стать тем самым меньшим злом, которое мы в итоге бы выбрали. Палландо оказался сильнее. Он предпочел оставаться пленником Зейры до самой ее смерти, но отказался от всяких договоренностей со слугами Саурона. Я же вынужден сделать признание, которое навсегда уронит меня в ваших глазах, ваше высочество. Мне предложение Тхурингветиль показалось допустимым компромиссом, ценой, которую необходимо заплатить за право в дальнейшем выполнять нашу миссию. Я уступил. И тогда Тхурингветиль помогла мне покинуть Лорган. Я продолжил странствовать по востоку и, поверьте, не прошло и дня, чтобы я не упрекал себя в том, будто делаю это все равно что с благословения Саурона. Наше пребывание у Зейры позволило ему понять, с кем он имеет дело и каковы планы Валинора на его счет, для того Умуйан и затевала всю эту авантюру. Вероятно, Саурон тоже нашел в нашем лице меньшее зло.

— А Палландо? — уточняет Эрэндис, изменившись в лице. — Вы оставили его одного в Лоргане? В плену у Зейры и этой… Умуайн?

— Мой друг немного рассказывал о годах, что мы провели в разлуке, — вздыхает Алатар. — И не мне винить его за скрытность. В конце концов, обоим нам в сложившейся ситуации нечем гордиться. Мы не смогли уничтожить храм Моргота и изгнать жрецов, а лорганские авари обретаются так далеко, что никто из правителей Запада не станет рисковать своими воинами, чтобы вмешаться в творящиеся в их землях бесчинства. Да и хватит ли нам сил вести войну на два фронта, когда все силы уходят на то, чтобы сдерживать натиск Мордора и не допустить восстания среди истерлингов, а между эдайн и эльдар больше нет мира и согласия?

— Но сейчас-то Саурон в плену, — отзывается Эрэндис. — И вы просто обязаны предупредить государя об опасности, что подстрегает нас на востоке.

— У Ар-Фаразона достаточно шпионов, чтобы чувствовать себя в безопасности, — кривится Алатар. — Да и королева Ар-Зимрафель не случайно уделяет так много внимания Кханду в лице его очаровательного посла. Возрождение Лоргана или любого другого королевства, наследующего его территории и принципы, чрезвычайно опасно. Предшественники Зейры под предлогом жертвоприношений темным богам уничтожали всех несогласных с проводимой ими политикой, насаждали самые нелепые, но сверхестественным образом порабощающие людей верования и традиции. Традиции, взывающие к самым грязным инстинктам человеческой души. Такие идеи имеют свойство распространяться… как эпидемия. И абсолютным иммунитетом против этой болезни, моя госпожа, не обладает, увы, никто.

— Чтобы кто-то на западе увлекся этой кровавой философией? — немного нервно смеется принцесса. — Не могу себе такого представить, вы уж простите, господин Алатар. Кроме того, в действиях и рассуждениях леди Иштар я не заметила ни малейшего намерения возрождать и укреплять эти традиции даже в самом Кханде. Конечно, за один день невозможно переписать ментальность с чистого листа. Кханд не примет другую веру, но жертвоприношения, я убеждена, со временем останутся лишь мрачным пережитком прошлого. В конце концов, таких ритуалов не проводят даже в Мордоре. Насколько я могу судить, Саурон не склонен к бессмысленным убийствам. Я имею в виду, бессмысленным в его понимании, — быстро добавляет она. — Не может же он, в самом деле, верить в эффективность черной магии в наши дни?

— Вы напрасно считаете, что черная магия осталась глубоко в прошлом, а память о ней покоится на дне Белегаэра, — качает головой Алатар. — Гортхаур Жестокий был способен на страшные вещи. Вы ведь читали об острове оборотней? С тех пор его искусство лишь возросло. Если до сих пор он не прибегал к магии открыто, это не означает, что он не пустит ее в ход в случае необходимости. Не забывайте и о том, что Тхурингветиль — тоже ведьмо. Не нужно ее недооценивать или надеяться заслужить ее дружбу. В храме Лоргана хранились записи, сделанные рукой самого Моргота. Часть из них Палландо удалось уничтожить после смерти королевы Зейры, но мне достоверно известно, что некоторые Тхурингветиль вывезла из Кханда втайне от Умуйан. Передала ли она их Саурону или использовала сама, по доброй воле или следуя последнему завету Моргота, не так уж важно, свитки опасны одним фактом своего существования.

— Вы рассчитываете напугать меня, или это напутствие перед путешествием в компании господина Лангона? — недобро щурится Эрэндис. — Разве не вашей обязанностью было проследить, чтобы ничто из наследия Врага не уцелело? Вы даже не попытались уничтожить Умуйан, а меня упрекаете в дружбе с леди Иштар?

— Не смейте считать, что я бездействовал все эти годы, — гневно обрывает ее Алатар. — Расставшись с Тхурингветиль, я долго и кропотливо изучал ее жизнь с того самого момента, как Моргот оставил Арду и до сегодняшнего дня. Иштар появилась в Средиземье, когда война с Нуменором приняла нежелательный для Мордора оборот, и как удачно совпало, что в ее жилах, если верить предложенной королю легенде, течет нуменорская кровь, пусть даже кровь предателя, принявшего кольцо. Да будем вам известно, что до этого в дворцовых хрониках правителя Харадвейта не раз появлялось имя красавицы Тур из рода потомков небезызвестного лорда Альва, уроженца Кханда, еще одного назгула, которому как раз и пришла в голову идея восстановить кхандскую — или лорганскую, если вам будет угодно, — государственность. А до Тур была Асуан из рода лорда Атии, а до Асуан, если память мне не изменяет, Норна, дочь Хостамира, потомка Аноррода из Нуменора, и Гера, дочь Фреки из Минхириата, с которой судьба свела меня в Лоргане, и еще немало юных дев прелестной наружности и на редкость коварного нрава, в которых по описанию и деяниям я узнавал интересующую нас особу. Каждый раз Тхурингветиль очень тщательно выбирала новую маску, появляясь в разных уголках Средиземья, и я уверяю, ваше высочество, Саурон не поручал ей неважных дел.

— Вы намекаете, что и в Нуменоре она исполняет какой-то приказ Саурона? — пристально смотрит на мага Эрэндис. — Вы сами сказали, что у короля достаточно шпионов, и Иштар, несомненно, проверили со всех сторон, прежде чем допустить во дворец. Если она и приехала ради Саурона, он ее о таком никогда не просил.

— Тхурингветиль подчиняется не только Саурону, — возражает Алатар. — Это Морготу она присягала, когда известного нам мира не было и в помине, а от такой клятвы отказаться можно, лишь расставшись с собственной жизнью. Кроме того, у нее вполне достает личных причин для мести всему роду человеческому, я уже не говорю об эльдар. Но не это меня тревожит, а ваше настойчивое желание ехать на юг.

— Война закончилась, господин волшебник, — сдержанно замечает Эрэндис. — Умбар — нуменорская гавань, и ничто не может помешать мне посетить ее. Я ведь не в Барад Дур отправляюсь, не к ночи будь помянут.

— Пожелай вы поехать в Барад Дур, и я был бы спокоен, весь вас сопровождала бы целая армия, — хмуро отзывается Алатар. — Вы же выбрали огромный город, где потеряетесь, как песчинка, если хоть на миг утратите бдительность. Король не так уж доверяет лорду Лангону. Еще меньше доверяю ему я.

— Но ведь вы сами рекомендовали его государю, — поражается Эрэндис. — Или это был еще один допустимый компромисс?

— Я руководствовался принципом меньшего зла, — с некоторой досадой признает маг. — Его величество со мной согласился. Лангон — редкостный проходимец, но в данный момент он необходим, чтобы нам было, кого противопоставить Саурону. Тхурингветиль — другая сторона медали. Я верю, что не случайно каждые несколько десятилетий она появляется с новыми именем и лицом, а также биографией, неизменной восходящей к одному из улаири. Я не знаю ее конечной цели, не представляю, что за распоряжения оставил ей Моргот и что, в действительности, они с Сауроном задумали. Однако я без тени сомнения могу заявить, что если Лангон, как и обещал, вызовется сопровождать вас в Умбар, Ар-Зимрафель настоит на том, чтобы и Тхурингветиль тоже поехала.

— Что? — Эрэндис резко разворачивается и впервые за все время разговора смотрит Алатару прямо в глаза. — Она не сделает этого! После того, как Тхурингветиль, по их мнению, попыталась убить господина Палландо, они не позволят ей и на пушечный выстрел приблизиться к принцессе! Королева не поступит так со мной!

— Королева и не так поступит с вами, если речь будет идти о благе ее супруга и государства, — назидательно произносит Алатар. — Однако вы не должны злиться. У Ар-Зимрафель есть одна крайне весомая причина не слишком беспокоиться за вашу жизнь и безопасность, и здесь я склонен с ней согласиться.

— Вот как? Что же помешает Тхурингветиль перерезать мне ночью горло, ведь она, если верить королевской страже с их так называемым расследованием — самое настоящее чудовище? — саркастично осведомляется Эрэндис. — Вы сами сказали, что ее дружба мне ничего не гарантирует.

— Саурон все еще в темницах Арменелоса, — разводит руками волшебник. — Если с вами что-то случится, отвечать придется ему. Тхурингветиль уже успела оценить, насколько к вам привязан Ар-Фаразон. Она не поставит под удар тщательно выверенный план ради бессмысленной мести. Я достаточно хорошо успел понять мотивацию этой майэ. У Саурона она научилась терпению и умению расставлять приоритеты.

Эрэндис устало прикрывает глаза, а затем разворачивается и медленно бредет к дому. Ей не нужно оборачиваться, чтобы почувствовать, что Алатар следует за ней по пятам, подобно мрачному и молчаливому стражу. Незавершенность их разговора горчит, как дурно сваренный кофе, а поездка на юг уже не кажется удивительной возможностью помочь Фаду, восстановить память о потерянной семье и подняться так высоко, как не удавалось никому из клана. Пожалуй, впервые Эрэндис в полной мере осознает, что за непосильная ноша выпала государю, и с какими хитрыми и опасными противниками он ежеминутно сходится в непрекращающемся бою, где рана, нанесенная мечом, представляется самой безопасной. И что заставляет ее наивно верить, будто никому не интересную девушку по имени Хинд этот бушующий океан чудотворной волной вынесет на безопасный берег?

— А что все-таки стало с потомками Зейры? — рассеянно спрашивает она. — Неужели никто не пытался узнать, как сложилась жизнь ее дочери?

— Слишком многие хотели, чтобы эта девочка навсегда исчезла, — отвечает Алатар. — Темна и полна превратностей судьба правителя без наследников. Ар-Фаразон недаром с каждым годом встревожен все сильнее. Смею предположить, единственная причина, по которой восхождение на Менельтарму еще не предано забвению, — это надежда короля вымолить себе у валар сына. Но с каждым годом вера его все слабее. Королева Зейра тоже исступленно молилась о сыне, — по лицу волшебника пробегает тень. — Правда, добивалась своего иными методами. Чтобы вырвать душу из цепких рук Повелителя мертвых, другую жизнь надо отдать, так учила ее Умуйан. Равновесие — как непременное условие, базовый закон некромантии. Вероятно, единственная форма равновесия, которую почитали в Ангамандо. Зейра очень боялась, что право на престол безвозвратно уйдет в руки одного из ее князей. И Ар-Фаразон этого тоже опасается. Не случаен этот брак Исилиэль и Исилдура.

— Вы считаете, лорд Амандил решится претендовать на корону Нуменора, если, не приведи Эру, с его величеством что-то случится? — сердце Эрэндис начинает учащенно биться, когда она чувствует, что нащупала ниточку, потянув за которую можно отчасти распутать клубок ее проблем. Но волшебник снова преподносит ей сюрприз.

— Я считаю, что его величество именно на это и рассчитывает, — говорит он. — Правители Андуниэ связаны с королевской четой близкими и прочными родственными узами, они мудры и влиятельны, а также пользуются любовью простого народа. Вот только по-настоящему править им никогда не позволят. Ар-Фаразон уже проделывал подобно однажды. Думаю, это Исилиэль он хочет видеть правящей королевой. Ваша подруга и сама не понимает масштаб игры, пешкой в которой она стала.

Какое-то время Эрэндис молчит. Мысли в ее голове лениво сменяют одна другую; над откровениями мага она подумает позже, по дороге в Арменелос, а впереди у нее ужин по личному приглашению леди Морвен. До сих пор они почти не беседовали, ограничиваясь формальностями, но в свой последний вечер в доме лорда Амандила принцессе все же придется забраться в логово дракона. И в сравнении с беседой с леди Морвен путешествие синих магов на восток кажется ей приятной увеселительной прогулкой.

Пламя свечи юркой саламандрой скользит среди граней разноцветного стекла подвесных светильников, и его блики на темной стене напоминают Эрэндис о болотных огоньках, что чудились ей среди поросших мхом кочек во время беседы с магом. Раньше этих светильников, чей облик явно выдает харадское происхождение, в покоях короля не было; впрочем, многое здесь могло измениться, ведь и принцессу Ар-Фаразон в последний раз принимал у себя еще до отъезда на войну. Резные двери, ведущие на отделанный зеленым мрамором балкон обычно распахнуты настежь, позволяя лучам яркого солнца беспрепятственно литься в комнату, но только не сегодня: с самого утра горизонт застлан ядовито-желтым туманом, сквозь пелену которого не разглядеть не то что возвышающейся вдалеке Менельтармы — даже зданий в нижнем городе или деревьев в саду. Ветер вздымает в воздух столпы пыли, и все окна во дворце затянуты полупрозрачной, уже окрасившейся с внешней стороны в неприятно-серый оттенок тканью, а беседовать приходится при свете свечей, будто долгими зимними вечерами.

— Твои обвинения серьезны, — задумчиво произносит король, отрешенно рассматривая орнамент на гобеленовой спинке кресла. — Слишком серьезны при столь скудных доказательствах.

— Я никого не обвиняла, — тихо возражает Эрэндис, но ее реплика остается без внимания.

— Кроме того, — продолжает Ар-Фаразон, чуть повысив голос, — они не отменяют последствий твоего своевольного поступка. И твоей лжи.

— Я полагала, его величество ждет от меня решения, — Эрэндис вздыхает, всеми силами стараясь сохранять терпение. — Сожалею, что вы узнали о нем от посторонних людей. Я не приняла во внимание болтливость дам в окружении Исилиэль.

— Свита этой юной особы подобрана на редкость бездарно, — сурово замечает Ар-Фаразон. — Скучающие бездельницы, вроде леди Иорет, и карьеристки, рассчитывающие при помощи нашей племянницы обрести влияние и власть при дворе для себя или своих супругов. Я ожидал, что ты займешь достойное место возле Исилиэль, а ты вместо этого пускаешься в авантюру с путешествием на юг. И все еще продолжаешь лгать своему королю, которому клялась в верности.

Обладай Ар-Фаразон способностью читать мысли, он бы узнал, что в момент принесения присяги юная Хинд имела в виду вовсе не правителя Нуменора, но того, кто, по ее мнению, единственный имеет право именовать себя Королем Арды; прояви он немного дополнительной проницательности, и понял бы, что его воспитанница, коротая время на пути из Андуниэ, вдруг отчетливо осознала, что если будущая правящая королева целиком и полностью станет зависеть от подруги, она, Эрэндис, сможет не только править Мордором и странами Востока, как наместница, но и определять нуменорскую политику после смерти своего благодетеля, если, конечно, тот не оставит прямого наследника.

Насладившись выражением растерянности на лице принцессы, Ар-Фаразон подводит итог их долгим реверансам.

— Ты ведь задумала поехать в Умбар вовсе не ради заключения брака.

Эрэндис прекрасно сознает, что ее попытки смотреть на короля непонимающими, невинными глазами производят смехотворный эффект. Ее тщетные намерения определить, каким образом государю стало известно о решении, озвученном лишь за запертыми дверями темницы, разбиваются вдребезги о выбранную им сегодня маску невозмутимости, как волна, ударившаяся о камни.

— Рассказ о споре с Морвен лишь подтвердил мои подозрения, — мягко добавляет Ар-Фаразон. — Я и ранее не сомневался, что ты найдешь способ обмануть Лангона, слишком уж явно ты выразила свою к нему неприязнь. Должен признаться, ход твоей мысли меня удивил. Стать жрицей, воспользовавшись возможностью, которой любой другой мой приближенный лишен по факту рождения, да еще и использовать для этого Лангона, известного своей нетерпимостью к религиозному сословию Умбара, — решение, впечатляющее своим изяществом. Не понимаю только, почему ты не доверилась мне.

— Это означает, — Эрэндис не удается скрыть неподдельного изумления, — что вы не возражаете? Вы позволите мне попытаться сблизиться с магистром Шией или другим влиятельным жрецом из умбарской касты?

— Я буду очень горд, если у тебя получится, девочка моя, — усмехается Ар-Фаразон. — Ты достойно держалась в диспуте с Морвен, хоть я и предостерегал тебя против споров с сумасшедшими. С удовольствием послушаю, что ты сможешь ответить ей, посвятив несколько лет учебе.

— Но вы же понимаете, — осторожно уточняет Эрэндис, — что верования, распространные в тех землях, имеют очень мало общего с почитанием валар? Истерлинги поклоняются духам, обитающим в нижнем и верхнем мирах и привязанным к предметам и природным явлениям. Я однажды рассказывала вам сказку о деве моря Рун…

— Ты была рождена в этой вере, Эрэндис, — пожимает плечами Ар-Фаразон. — До тех пор, пока вастаки не призывают к государственному перевороту и свержению династии, мне нет дела до их божеств, будь то хоть девы всех морей Средиземья. Напротив, мне нравится мысль о том, что наместница будет столь близка народу, которым ей предстоит править. Это расположит к ней сердца простых людей и, в то же время, воспрепятствует распространению сравнительно молодой, но весьма кровавой веры, что уже успела охватить часть земель Кханда. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.

— Культ Врага, — Эрэндис быстро опускает взгляд. — Вернее, культ в его современном толковании. Человеческие жертвоприношения вариагов, пророчество о Дагор Дагорат и гибели мира… Вы действительно верите, что за всем этим стоит Саурон? После того, что мне рассказал господин Алатар, я уже решительно ничего не понимаю.

— След, оставленный Врагом в этом мире, никогда не изживет себя до конца, — отзывается король. — Сказать по правде, я не лучший собеседник, если речь касается столь высоких материй. Думаю, куда больше меня тебе расскажут жрецы, если тебе, конечно, удастся стать одной из них. Я только надеюсь, это не сделает тебя подобием Морвен. Нуменор не выдержит еще одного религиозного фанатика.

— Дело не в Морвен, а в самом содержании ее веры, вынуждающей людей гнаться за иллюзией, — возмущенно вскидывается принцесса. — Эта женщина разрывается между прошлым, которого никогда не видела, а лишь придумала, исходя из обрывочных легенд, дошедших до наших дней, и будущим, так же произвольно толкуемым по невнятному предсказанию! Мы даже не знаем, в самом ли деле оно принадлежит Мандосу. Ни одни из заслуживающих доверие хроник на него не ссылаются. Но Морвен не переубедить. Бедная Исилиэль не могла и слова вставить. А когда я спросила Морвен, какие знаки она получает от Эру, что так уверена в своей правоте, она упрекнула меня в крамольных мыслях. В ее представлении любая магия или открытое чудо — пресловутый легкий путь, ведущий во тьму.

— Ты не была на войне, Эрэндис, — возражает Ар-Фаразон. — Ты не видела, до какого состояния может довести людей магия, практикуемая с враждебными целями.

— Истерлинги древности использовали простейшие целительские ритуалы, чтобы буквально вытащить человека с того света, — не соглашается принцесса. — Это искусство почти забыто всеми, за исключением кочующих далеко на востоке кланов. А вот эльфы до сих пор делают это, хоть и не торопятся раскрывать свои секреты людям. Может быть, традиции вастаков порой и наивны, но они могут спасти жизнь, если не остается другого выбора.

Ар-Фаразон снисходительно улыбается.

— Сохрани в себе эти уверенность в своей правоте и страсть до конца обучения, и, вижу наперед, у тебя всегда найдутся благодарные слушатели. Однако, ужин с леди Морвен, судя по всему, и впрямь стал для тебя тяжелым испытанием. Насколько мне известно, даже Амандил сторонится общества этой престранной женщины, хоть она и приходится ему родной сестрой.

— Если вы не желаете, чтобы новые родственники завоевали сердце Исилиэль, отвратив его от вас, — вкрадчиво замечает Эрэндис, — вам следует позволить им с леди Морвен получше узнать друг друга. Уверена, еще несколько таких разговоров, и ничто не заставить Исилиэль проводить время в Андуниэ и внимать исходящим оттуда советам.

— И это вновь приводит нас к самому началу нашей беседы, — отвечает Ар-Фаразон. — Твои обвинения в адрес княжеского рода. Хорошо, не обвинения, — вскидывает он руку, заметив протестующий взгляд Эрэндис. — Подозрения. Осмотр не выявил следов яда.

— Однако симптомы в точности повторили те, что мучили меня после восхождения на Менельтарму, — неприязненно морщится принцесса, вспоминая пережитый приступ, вынудивший ее еще на несколько дней задержаться в доме лорда Амандила. — Обморок, бессмысленные и пугающие видения, предшествовавшие ему провалы в памяти… И на этот раз леди Тхурингветиль не было поблизости. У нее не осталось ни единой возможности навредить мне.

— Тхурингветиль могла попытаться отравить тебя раньше, — рассеянно предполагает король, явно не воспринимая всерьез эту гипотезу. — И все это время яд медленно разрушал твой организм...

— Тогда бы осмотр показал присутствие в крови отравляющего вещества, — качает головой Эрэндис. — Нет, речь идет о яде, что очень быстро выводится из организма. Следовательно, я могу подозревать лишь тех, кто находился в доме. И если исключить Исилиэль и синих магов, остаются лишь родственники лорда Амандила и его слуги.

— Мы не можем это доказать, — Ар-Фаразон яростно хмурится и трет пальцами морщину между бровей. — Пока не можем. Благо, очень скоро ты будешь далеко и больше никогда не вернешься в этот дом. Я внимательно слежу за Амандилом, Эрэндис. Тебе не следует беспокоиться, — он недолго молчит. — Иорет всем рассказывает, что вы с Морвен сильно повздорили из-за будущей свадьбы Исилиэль, и ей с трудом удалось спасти ситуацию за ужином.

— Иначе и быть не могло, — усмехается принцесса. — Мы с Морвен — носительницы двух противоположных мировоззрений. Непохожих взглядов на жизнь, на веру, на супружество. В сущности, обе мы спорили о том, о чем понятия не имеем. Морвен отказалась от перспективы удачного замужества ради служения валар, а жрица древней религии хоть в теории и может выйти замуж, как правило, при этом все-таки не является принцессой Нуменора, пусть и не по крови. А ведь эти две роли подразумевают взаимоисключающие требования. Не предложите же вы мне кого-то вроде простака Элендура с его варварскими устремлениями и интриганкой-матерью, этой леди Инзильмит! Вот уж кто оставит Саурона далеко позади в стремлении к власти над Мордором — да и над всем Средиземьем, включая Нуменор!

— Ты выбрала непростой путь, Эрэндис, — с улыбкой отзывается король. — Меня успокаивает лишь понимание того, что ты единственная, кто может справиться с этой миссией.

— Есть еще кое-что, — нарочито случайно вспоминает принцесса. — Один из кузенов Исильдура пытался за мной ухаживать. Это было забавно… до тех пор, пока я не услышала от него о кораблях.

— Кораблях? — Ар-Фаразон едва уловимо мрачнеет, но Эрэндис безошибочно угадывает верную ниточку, за которую следует потянуть. В конце концов, недаром она сама инициировала этот опасный разговор с чересчур болтливым и восторженным поклонником.

— Летающих кораблях истерлингов, что могут добраться до самого Валинора раньше, чем наступит катастрофа, которую в последнее время все чаще предсказывают на востоке, — поясняет она. — Кораблях, построить которые вы поручили мастеру Нарронду. Диор, кузен Исильдура, упоминал, что мастер Нарронд — не единственный талантливый кораблестроитель, и если обратиться за помощью к эльфам…

— Мы не станем обращаться за помощью к эльфам, — раздраженно перебивает ее король. — И семье Амандила не помешало бы помнить о том, что Нуменор, а не Линдон — морская держава Средиземья! Нолдор никогда не были специалистами в искусстве кораблестроения! Если обратиться к истории их народа, все, что они умели — это красть и уничтожать!

— Именно так я и ответила Диору, — с готовностью подтверждает Эрэндис. — Не верю, что это он всерьез говорил. Скорее всего, нахватался чужих мыслей то там, то здесь. Не только ведь мне не по душе учение Морвен. Вот люди и придумывают себе, будто можно доплыть до Амана, пообщаться с валар напрямую, а не через едва ли действующие молитвы, — она выдерживает небольшую паузу. — Сложно быть королем для тех, кто постоянно пытается аппелировать к стоящей над тобой высшей силе, никак себя в этом мире не проявившей. Разумеется, удобно при всяком случае ссылаться на волю валар или даже самого Эру, ведь они не смогут ни подтвердить ее, ни опровергнуть.

— Сдается мне, ты вообще не слишком веришь ни в валар, ни в Эру, — снова ухмыляется Ар-Фаразон. Эрэндис виновато отводит взгляд.

— Я прочитала множество книг и трактатов, ваше величество, — отзывается она. — Познакомилась с разными взглядами и мнениями, порой различными, как день и ночь, но относящимися к одному и тому же событию или деятелю. Это научило меня ничего не отвергать, как невозможное. Как знать, вдруг по ту сторону моря и нет никаких Иных Земель? Вдруг там всего лишь еще одно богатое государство эльдар, спрятанное при помощи магии, как древний Дориат, окутанный завесой королевы Мелиан, и пришельцам там не рады? Вдруг за красивыми словами о плаваниях в далекие края и верностью валар скрывается банальное желание сделать так, чтобы все эти блага достались не династии, имеющей на них полные права, а тем, кто сам претендует на корону?

Ар-Фаразон долго хранит молчание, и Эрэндис иррационально угадывает, что озвучила сейчас один из тайных страхов короля, о которых тот бы никогда и ни с кем, за исключением разве что Ар-Зимрафель, не заговорил открыто.

— Что же, во всяком случае, рациональному мышлению я тебя научил. Вот только не кажется ли тебе, что все эти твои морские девы — существа того же сорта?

— Чудеса, творимые духами-покровителями, не столь велики и значительны, как те, что описаны в эльфийском эпосе, — говорит Эрэндис. — Но они не канули в небытие, не ушли в неизвестность с переломом эпохи. Дева моря Рун никогда не оставляла народ вастаков своим покровительством, ее видели, и тому есть множество свидетельств даже в рукописях в библиотеке Арменелоса. Она не может усилием воли создать новый мир, но каждую секунду своего вечного танца пытается улучшить существующий. Что до Эру… — Эрэндис не сразу находится с нужными словами, кажется, впервые в жизни она разговаривает с Ар-Фаразоном по-настоящему искренне: — Даже в легендах эльфов о нем не сказано ни слова. Эру никогда не беседовал с людьми, ничему их не учил, ни к чему не обязал, не дал им никакого морального кодекса. Он просто выполнил свою задачу демиурга и ушел. Вот поэтому я не верю в искренность веры Морвен. Нельзя любить то, чего не понимаешь. А в то, что не любишь, невозможно по-настоящему верить.

Ар-Фаразон неопределенно улыбается, словно остается довольным ответом воспитанницы.

— Королева также желает, чтобы Иштар поехала с тобой. У нее в Умбаре остались полезные знакомства. Вы присмотрите друг за другом. А мы немного успокоим общественность. Для всех вы отправляетесь на юг на подготовку торжественного открытия монумента в Умбаре. Через несколько месяцев мы снова встретимся в нашей южной цитадели.

— Монумент? — удивленно переспрашивает Эрэндис. Прежде король ничего не говорил о монументе, поэтому она даже забывает подчеркнуто изумиться пожеланию Ар-Зимрафель, о котором предупреждал ее Алатар.

— Золотая статуя, символизирующая власть Нуменора над морем и сушей, — поясняет король. — Если говорить прямо, мое изваяние, над которым работали лучшие мастера. Что символично, возведен монумент будет на той же площади, где находится один из главных храмов вашего народа. Я выбрал это место еще во время войны, когда во главе наших воинов высадился в городе.

— Не думала, что государь — сторонник подобных мер, — растерянно отзывается Эрэндис. — Прославления, статуи… Вастаки, как и большинство харадрим, традиционно не изготавливают изваяний. На это нет прямого запрета, но единственные статуи, что до сих пор допускались в Умбаре, изображают…

— Врага, я знаю, — кивает Ар-Фаразон — Но не станешь же ты утверждать, что мы можем и дальше допускать подобный ход вещей? Нуменор обязан сделать все возможное для возвращения Умбара под свой полный контроль и искоренения пиратства. Корсары представляют собой серьезную угрозу торговым судам, наши купцы терпят на юге огромный убыток, а награбленное оседает во дворцах и сокровищницах харадской элиты или приносится в жертву неведомым божествам. Все это будет продолжаться до тех пор, пока мы не заставим истерлингов с собой считаться, а такое невозможно, пока изваяния Моргота на каждом шагу напоминают местным, что мы — не более чем временная власть.

— Вы, как всегда, мудры и дальновидны, ваше величество, — склоняет голову Эрэндис. — И в такой момент вы хотите, чтобы люди видели леди Иштар рядом со мной? Даже зная, что она собой представляет?

— Лангона, за исключением посвященных, там помнят, лишь как неизвестно откуда взявшегося советника харадского падишаха, обманным путем занявшего место под солнцем, — небрежно отзывается Ар-Фаразон. — А вот о связи Тхурингветиль с Мордором и лично Сауроном не наслышан только ленивый. Люди многое рассказывают, а еще больше домысливают. Не забывай, что тебя ждет не увеселительная прогулка. Даже в Умбаре все еще чувствуются отголоски войны. Лорд Хаук удерживает часть Мордора под своим контролем и на его сторону регулярно переходят недовольные нашей политикой на востоке. Я не решился бы отпустить тебя, если бы не Аланор. За исполнение своего желания не забудь поблагодарить его.

— Лорда Аланора в мою жизнь точно послали добрые духи, — мягко отзывается принцесса. — И я непременно поговорю с ним после того, как закончу свои дела в библиотеке. Я подумала, что не лишним будет заранее разобраться в иерархии умбарских жрецов… во всяком случае, до того, как Тхурингветиль сможет хоть что-нибудь мне рассказать. Если мне позволено будет узнать, когда вы намерены освободить ее из темницы?

— Ты должна понимать, Эрэндис, что я не освобождаю эту женщину, — строго напоминает король. — Я по-прежнему убежден, что Тхурингветиль хитра и чрезвычайно опасна, а отчаяние делает ее хитрее и опаснее во стократ. Алатара, этого хитрого лиса, обвела вокруг пальца всего лишь второстепенной значимости майэ, засевшая в какой-то глиняной норе в предместьях Лоргана, и ему не помогла даже хваленая магия. Тхурингветиль же Моргот принимал в своей крепости в любое время дня и ночи без прошения об аудиенции, и она была посвящена в самые темные его планы. Я лишь немного изменяю антураж ее темницы. Пусть не думает, что ей дозволено будет беспрепятственно бродить по Умбару. Аланор приставит к ней лучших стражей.

— Кстати, о стражах, — вспоминает принцесса. — Смогу ли я взять с собой слуг, к которым привыкла во дворце? Мне будет спокойнее, если Замин продолжит прислуживать мне, а Аллас — охранять. Так мне будет казаться, будто я и не покидала дома.

— Не вижу причин отказывать тебе в такой малости, — усмехается король. — Отдай соответствующее распоряжение Адэнель. Что до твоего первого вопроса, я был бы рад, если бы ты увиделась с Тхурингветиль только на борту корабля, отбывающего на континент. Я не могу предоставить ей возможность сговориться с кем-либо за нашей спиной. Однако, судя по всему, мне все же придется выпустить ее за несколько дней до отплытия, чтобы она могла подготовиться к поездке.

Принцесса вспоминает разговор с Ар-Фаразоном, сидя в сумрачной тишине библиотеки, наполненной лишь беззвучным дрожанием непрочитанных слов, и невольно улыбается — несмотря на все, что она узнала о леди Иштар, та все же стала первым за долгие годы существом, с которым она могла поговорить по душам, кто видел в ней серьезного игрока, а не безликую тень в свите королевы. Ар-Фаразон упоминает, что первой остановкой в их путешествии станет Виньялондэ, где они задержатся на несколько дней, после чего взойдут на борт корабля, что доставит их к северной границе Харадвейта, после чего они продолжат путь по суше, дабы избежать неприятных столкновений с корсарами. Эрэндис даже в мыслях не забегает так далеко в будущее — куда более живо ее волнует время, что они проведут в Виньялондэ, и возможности, которые перед ней открываются, если только Тхурингветиль согласится ей помочь.

Ход размышлений Эрэндис нарушает тактичное покашливание хранителя библиотеки.

— Я прошу прощения за беспокойство, ваше высочество, — церемонно раскланивается он. — Если вам понадобится помощь, или же вы пожелаете переменить книгу, только скажите.

Эрэндис опускает взгляд на толстый справочник, который держит в руках уже двадцать минут, так и не продвинувшись дальше первой страницы с благодарностями. Биографии наиболее известных священослужителей Умбара уже не кажутся ей таким занимательным чтением — в голову приходит довольно неожиданная и, сказать по правде, нежелательная мысль.

— Есть кое-что, заинтересовавшее меня, — признается она. — Вот только не знаю, следует ли искать эту информацию в дворцовых хрониках, летописях или в собраниях сказок и легенд.

— Я готов помочь, — доброжелательно повторяет хранитель. — О чем изволит говорить ее высочество принцесса?

— Мне нужны книги с любым упоминанием одной из этих женщин, — осторожно замечает Эрэндис. — Не могу даже предположить, когда они жили и чем прославились. Их имена — Тур из Харадвейта, Норна, дочь… к сожалению, уже не помню, кому она приходилась дочерью… Гера, дочь Фреки из Минхирриата. И Асуан. Если я запомнила правильно.

Хранитель выглядит озадаченным, и Эрэндис успевает ощутить едкую горечь разочарования, когда в его глазах вдруг мелькает огонек узнавания.

— Не имею чести знать перечисленных вами леди, ваше высочество, — отвечает он, — за исключением последней. Вот только… боюсь, речь действительно пойдет о народных байках. Во временя правления безумного короля Тар-Кириатана на улицах распевали песенку — сказание об Асуан. Я принесу вам книги.

Книг находится не меньше десятка — хранитель, и вправду, знаток своего дела. Эрэндис сдувает пыль с бархатной обложки и готовится к увлекательному путешествию в чужое прошлое, где предвкушение неразделимо переплетено с червячком гнетущего страха: она одновременно желает узнать правду и страшится ее.

История короля Тар-Кирьятана и его приближенного Атии, ставшего, впоследствии одним из улаири, и казненного за государственную измену, известна принцессе с детских лет, но только сейчас ей становится ясно, что набившая оскомину детская считалка, одна из первых, что она выучила в Нуменоре, в оригинале — лишь крошечный отрывок из песни, состоящей из множества куплетов весьма фривольного содержания. Полную ее версию не приводит не один из источников, но по крупицам Эрэндис удается восстановить приблизительную картину событий. Удивительно, что в со всей доскональностью собранном досье на лорда Атию, что не так давно продемонстрировал принцессе Ар-Фаразон, об Асуан не было сказано ни слова. Очевидно, шпионы короля, хорошо знавшие его прагматический склад ума, не считали целесообразным обращать внимание на глупые росказни, бытующие среди народа.

Сказание об Асуан гласило, что эта чернокожая рабыня была привезена Атией из очередного путешествия господина королевского советника на юг. Неизвестно, произошло это до или после его знакомства с Сауроном, или же эти два события неразрывно связаны. Асуан запоминалась экзотической для Нуменора красотой, превосходно танцевала, а также умела вызывать духов умерших и гадать на внутренностях коз. После того, как Атия был казнен, а затем его неупокоившийся дух явился беспокоить неблагодарного короля Тар-Кирьятана, по городу поползли разговоры, будто это дело рук рабыни-колдуньи, и наследник, будущий правитель Тар-Атанамир, решил избавиться от Асуан. Эрэндис так и не удается узнать наверняка, когда именно ее казнили: Тар-Атанамир сделал все, чтобы стереть в народе память о столь неоднозначном персонаже, и очень скоро Асуан превратилась в некое подобие городской легенды. Только старожилы дворца могли сказать, существовала ли эта женщина в самом деле, была ли она такой могущественной ведьмой, что сама смерть отступала перед ее волей, или же речь шла всего лишь об одной из многочисленных наложниц любившего красивую жизнь и роскошь лорда Атии.

При других обстоятельствах Эрэндис едва ли придала бы особенное значение этому сказанию — на улицах Арменелоса и рынках Роменны распевали множество песенок с самыми невероятными существами в качестве главных героев, но в увесистом труде под малопривлекательным названием “Смерти в городских легендах. Всеобъемлющий обзор выдающихся казней в истории Нуменорэ” приводилось мнение некоего Хадора, сына Харета, королевского историка.

“Ежели говорить о коварных замыслах Саурона, Владыки Темных Земель и Повелителя Мордора, презлейшим из них следует считать чары порабощения, которыми он в совершенстве владел сам и коим обучал своих слуг и приверженцев. И коли встречалась на их пути душа слабая и потерянная, не укрепившаяся в вере и уповании на всемилость Эру Илуватора и валар, покровительствующих Арде и денно и нощно пекущихся о ее благе, то могла душа эта быть порабощена духом падшего айну, хоть и привязанного к земле и материальному миру, но все же природой своей отличающегося от человеческой натуры. И вселялись порождения тьмы в оболочки покорных им людей, и вытесняли, и подавляли их души, и могли даже убивать их истинные личности, присваивая тела себе, ибо лишь в таком виде умели они существовать где-либо, кроме чертогов Мандоса, влиять на физический мир и изменять его.

И говорили немногие отважившиеся из Верных, будто решение короля было нашептано ему духом неупокоившимся советника короля Тар-Кириатана, призванным казненной рабыней Асуан из-за Грани при помощи черной магии, чтобы и ее душа впоследствии могла вернуться и причинить Нуменорэ немало зла своими деяниями, но слухи подобные гневили короля, и распространявшие их подвергались гонениям и выплачивали в казну штраф в размере пятидесяти золотых монет, ежели был злословящий рода знатного и по происхождению нуменорец, и восьмидесяти золотых монет, ежели был он рода знатного и по происхождению иноземец, и тридцати золотых монет, ежели был злословящий простолюдином из народа Нуменорэ, и приговаривался он к наказанию плетьми, ежели был простолюдин и иноземец, и было по слову короля Тар-Атанамира”.

Хадор, сын Харета, весьма подробно останавливается на перечислении имен неосторожных в своих высказываниях вельмож, чтобы от этой темы плавно перейти к непростым взаимоотношениям Верных и так называемых людей Короля, именно в годы правления Тар-Атанамира оформившихся в самостоятельные политические партии, но Эрэндис, не найдя больше ни одного упоминания имени Асуан, откладывает книгу в сторону и несколько минут неподвижно смотрит прямо перед собой, а затем вновь зовет хранителя.

— Хадор, сын Харета, — спрашивает она, — кем он был? Откуда он так хорошо осведомлен о чарах, к которым прибегал Саурон?

— Помилуйте, ваше высочество, — укоризненно качает головой хранитель, — кто же не знает Хадора? Хадор пережил трех королей, и ни одна книга в те годы не имела шанса попасть на эти полки без его печати на титульном листе. Они с государем Тар-Минастиром, в те годы командующим нуменорского флота, вместе воевали в битве при Гватло, и Саурона Хадор видел собственными глазами. Взойдя на престол, Тар-Минастир сделал из него королевского летописца, и Хадору довелось послужить его сыну и даже немного внуку.

— Значит, он лицезрел гибель лорда Келебримбора, — тихо произносит Эрэндис. — И не мог не узнать Асуан, если это действительно была она…

— Узнать? — хранитель непонимающе хмурится. — В те годы, когда наложница Асуан предположительно появилась во дворце, Хадор достиг уже весьма преклонного возраста, ей же едва исполнилось пятнадцать. Уверен, что ранее они никогда не встречались.

— Разумеется, — Эрэндис раздраженно передергивает плечами и не удерживается от того, чтобы не добавить: — И она не была наложницей лорда Атии. Она была его родственницей. Все в этой легенде перевернуто с ног на голову.

Принцесса покидает библиотеку в смешанных чувствах: пусть гипотезы Хадора до ужаса совпадают с мрачными намеками Алатара, Эрэндис легенда о чернокожей рабыне кажется неправдоподобной, и она воспринимает ее, как еще одну восточную сказку, прошедшую сквозь призму весьма своеобразного видения мира эльфами, под чьим влиянием, несомненно, находился летописец Тар-Минастира.

— Ваше высочество, — Замин бросается к ней от порога с покрасневшими от волнения щеками, — госпожа Адэнель не шутила? Я действительно еду с вами в Умбар?

— Если тебе так хочется, — улыбается Эрэндис. — Иначе, боюсь, я очень скоро разучусь говорить на адунаике. Молись, чтобы лорд Лангон нашел мне образованного мужа.

— Мне все еще сложно представить себе вас рядом с одним из дикарей из Харадвейта, — сетует Замин. — Простите, что лишнее болтаю. Все еще не могу поверить, что окажусь на другом краю земли и увижу все то, о чем мне когда-то рассказывал отец. Вот только его самым верным помощником в тех краях была сталь, а нам придется расточать улыбки и заключать союзы.

— Думаю, что смогу тебя удивить, — глаза Эрэндис озорно сверкают. Разумеется, она не намерена посвящать в их с королем замысел никого, даже самых близких, и Замин до самого последнего момента будет считать, что принцесса едет на юг выбирать себе жениха. Но все же, когда она остается одна, не может удержаться от тихого задорного смеха. Обмануть Замин несложно — куда труднее будет обвести вокруг пальца пронырливого Лангона.

Перед тем, как заснуть, Эрэндис ненадолго позволяет себе отдаться на волю фантазии и представляет себя достигшей своей цели — в традиционном наряде жрицы, который описывала ей бабушка, с украшениями и вплетенными в волосы сушеной вороньей ягодой и черными перьями, символизирующими связь с птицами, существами, наделенными даром пророчества и не принадлежащими в полной мере к материальному миру. Ей предначертано судьбой соединить в себе традиции востока и культурные достижения запада; у нее будет достаточно времени, чтобы, наконец, запечатлеть на бумаге все то, что на протяжении долгих лет она твердила вслух, стараясь не забыть ни единой детали. Бабушка не одобрила бы ее намерений — в ее представлении чернила являлись ничем иным как потусторонним морем, утягивающим на дно всякую свежую идею, тем вернее, чем больше силы и могущества в ней заключено, — но бабушкин мир неумолимо предавался забвению, а Эрэндис вовсе не хотелось, чтобы цепочка поколений вастакских жрецов прервалась на ней и ее дяде. Если Ар-Фаразон действительно воплотит в жизнь намерение сделать ее своей наместницей на юге, у нее будет достаточно времени и для записей, и для размышлений.

Принцесса так четко воображает себя за огромным дубовым столом с разложенными на нем свитками и рукописями, что почти не удивляется, когда, подняв глаза, и вправду видит перед собой убранство одного из залов Барад Дура, уже неоднократно являвшегося ей в сновидениях.

— Ни к чему не прикасайся, — она резко разворачивается, услышав за спиной голос Саурона. Сейчас тот выглядит иначе, лишь отдаленно напоминая человека, с которым Эрэндис беседовала во дворцовых темницах Арменелоса. От неожиданности ее рука все же скользит по поверхности стола, задевая документы. Вернее, ее пальцы попросту проходят сквозь бумагу, словно перед ней всего лишь очередная иллюзия, или же будто она медленно увязает в одном из ставших привычными мучительных полуосознанных видений о прошлом не то в этом мире, не то в одном из его бесчисленных вероятных отражений.

Саурон с легкостью считывает ее эмоции — едва заметно усмехается в ответ на смесь испуга и удивления и поясняет:

— Разумеется, они не настоящие. Оригиналы все еще находятся в Эрегионе, а я бы хотел ознакомиться с их планом защиты, прежде чем мы сожжем его вместе с городом и его жителями.

Эрэндис склоняется над столом, и у нее кружится голова от изобилия линий, схем и убористой вязи тенгвар. От желтоватого пергамента исходит дрожащее свечение, и только внимательный взгляд сможет отличить эту искуственно выполненную бесплотную копию от настоящих свитков. Принцесса справедливо жаждет поинтересоваться, настоящая ли в этом зал она, или ее душа неизвестным образом оказалась затянута в опасное путешествие против собственной воли, но вместо этого с ее губ срываются совсем иные слова — да и голос ей будто не принадлежит.

— Прежде, чем я появилась в Эрегионе, Кхамул пообещал, что Хостамиру и его семье будет позволено покинуть королевство до того, как мы начнем наступление. Не думаю, что это мудро. После того, что узнал Келебримбор, нолдор могут подозревать кого угодно из твоего бывшего окружения. Гуннульв уже бежал, положение Ангмара при Тар-Тэлпериэн шатко, как никогда. Если за домом Хостамира следят, его спешный отъезд выдаст наши планы.

— Верно, — Саурон скривился в хищной полуулыбке, ожидая дальнейших слов Эрэндис, или, вернее сказать, той, чьими глазами она смотрела на мир.

— Но ты не отдал приказа, отменяющего мою прежнюю глупую просьбу.

— Ты в состоянии сделать это сама, — усмехается он. — Надеюсь, Аноррод не предастся скорби по племяннику, павшему жертвой твоей черной неблагодарности.

— Хостамир с гордостью называет себя другом эльфов, — качает головой принцесса. — Анорроду не слишком повезло с потомками, но разве нашлось бы более идеальное место для того, чтобы спрятаться? И разве не высшее проявление преданности — разделить судьбу того, кого ты так любишь?

— В таком случае, Хостамир окончит свои дни в подземельях моей цитадели, — холодно замечает Саурон. — Поскольку судьба Келебримбора — умереть здесь. Если я о чем и пожалею, так это о том, что не смог собственноручно убить всю его семью, весь его проклятый род.

— Нетрудно вычислить, кому достались отосланные Келебримбором кольца, — Эрэндис требовательно смотрит на него. — Этот нолдо всегда был слишком предсказуем. Как бы то ни было, сейчас они для нас временно недосягаемы. Майрон, мы должны сосредоточиться на семи. Если гномы станут нашими верными слугами, Лангону будет куда сложнее продолжать свои поиски... — она осекается, заметив, что Саурон теряет интерес к ее словам и с не свойственным ему мягким выражением смотрит куда-то ей за плечо. Принцесса медленно поворачивается и тут же утомленно возводит глаза.

— Вы посмотрите, кто здесь. Ойкерой. Все никак не избавишься от своей кошачьей привычки входить без предупреждения всякий раз, как тебе вздумается. А вас я не… — обращается она было к его спутнику, чуть прищурившись, и медленно заканчивает, когда тот вступает в освещенный факелами круг света, — … вас я здесь раньше не встречала...

Хотя у Эрэндис нет никакого повода беспокоиться, сердце ее сейчас стучит с такой силой, будто вот-вот вырвется из груди. В огромном холодном зале почему-то становится слишком мало воздуха и пространства.

— Я не успел тебя предупредить, — ей это кажется? — извиняющимся тоном произносит Саурон. — Это Хаук. Хаук, позволь представить тебе моего близкого друга, Норну.

Эрэндис вздрагивает, и крепость вместе с ее ужасными обитателями черными осколками ускользающего сна осыпается к ее ногам. Сейчас она перепугана сильнее обычнее — если раньше видения можно было принять за призрачные воспоминания детства, сейчас они беспорядочно смешались с переживаниями прошлого дня, изученными хрониками и недосказанными мыслями. В этот момент Эрэндис, как никогда, желает поверить заявлению Саурона, будто она никогда не появлялась, да и ни при каких обстоятельствах не могла побывать в Барад Дуре, будто давний рассказ Тхурингветиль — политически выгодная ложь, будто Норны, дочери Хостамира, которого та с такой легкостью позволяет уничтожить, и вовсе никогда не существовало, коль скоро о ней ничего не написано в книгах. И хотя к завтраку принцессе почти удается убедить себя в смехотворности ночных страхов, лицо девятого назгула безотчетно преследует ее и за разговором с лордом Аланором, и за наставлениями королевы, и за обычно раздражающей, но сейчас такой своевременной болтовней Исилиэль. Эрэндис не уверена, что вообще когда-нибудь сможет забыть этот пронзительный взгляд, так напоминавший другой, отраженный в песнопениях и преданиях, что она еще несколько часов назад намеревалась сохранить для потомков.

Невозможно утверждать наверняка, решает ли король нарушить собственное постановление из не чуждых и ему чувств солидарности и своеобразной формы жалости, или же из неочевидных для Эрэндис политических соображений, но сообщение Замин о том, что леди Иштар незадолго до рассвета была освобождена из темницы и препровождена в покои, что занимала накануне своего ареста, застает принцессу врасплох. До запланированной даты отъезда остается больше двух недель, и поначалу ей кажется, что лорд Аланор изменил свои намерения и перенес отплытие, чтобы запутать возможных недоброжелателей на континенте и сбить их со следа; даже невзирая на приставленную к ним охрану и сопровождающий корабль, полный лучших воинов его величества, путешествие остается весьма рискованным предприятием, пролегай их путь по морю или суше.

— Госпожа Адэнель ничего не говорила о том, что сборы следует ускорить, — заверяет ее Замин. — Думаю, государь просто решил сделать вам приятное. Вы ведь столько раз просили его помиловать эту женщину…

— Сомневаюсь, что речь идет о помиловании, — качает головой Эрэндис. — Государь наблюдает. И выжидает. Хочет посмотреть, как Иштар поведет себя на свободе. И как поведут себя те, кто с ней связан. Ты сама ее видела?

— Видела, как ее вели из темницы, — подтверждает Замин. — Очень быстро, мимоходом. Едва успела ее рассмотреть, опешила от неожиданности. Представляете, ночь, во дворце почти никого, луна светит прямо в окна, и она идет по коридору, вся в черном, бледная, глаза горят… И при ней всего два стражника. Я их не сразу заметила, подумала сначала, что она сбежала и теперь всех нас перебьет во сне!

— Не говори глупости! — сердито обрывает ее Эрэндис. — Леди Иштар неважно выглядит? Она тяжело перенесла заключение?

— Госпоже лучше самой навестить ее, — уклончиво отвечает Замин. — Право, вам виднее. У знатных барышень свои представления о том, как следует выглядеть. Вот только, скажу вам я, тюрьма еще никого не сделала красивее и здоровее, — подумав, она язвительно добавляет: — И добрее.

Эрэндис с трудом сдерживает порыв немедленно последовать совету служанки и наносит визит лишь после полудня следующего дня, как того требует этикет — предоставив Тхурингветиль достаточно времени для того, чтобы ликвидировать наиболее бросающиеся в глаза следы пребывания в темнице. Встреча выходит неожиданно трогательной — так уж случилось, что никогда прежде Эрэндис не приходилось после долгого перерыва вновь видеть тех, с кем разводила ее судьба — расставания, если уж они написаны ей на роду, отличаются стабильной необратимостью. Леди Иштар становится приятным исключением, и хотя в намерения принцессы вовсе не входит бросаться гостье на шею, к обоюдному замешательству, она все же стремительно подходит к ней, на мгновение сжимая неестественно холодные руки.

Поначалу ей кажется, что она прикоснулась к ледяной статуе — похожей на одну из тех, что в ее далеком детстве привезли в подарок государю откуда-то из северных земель. В корабле, доставившем странные изваяния, была сооружена специальная сохраняющая низкую температуру каюта, заполненная льдом, и отчего-то при взгляде на заключенную в обжигающе-холодную оболочку неподвижно замерших фигур стихию маленькая Эрэндис испытывала затаенный страх.

На ее родине почти никогда не выпадает снег.

— Вы даже представить себе не можете, как я рада снова видеть вас… — принцесса не заканчивает предложение, затрудняясь подобрать правильные слова. Невозможно вообразить ничего более пошлого, нежели жалкие попытки лицемерить перед той, кто сделал ложь своим вторым именем: и она, и Тхурингветиль превосходно понимают, что нынешнее состояние последней является чем угодно, только не свободой, а отвратительные в своей банальности светские беседы о погоде или воодушевлении перед путешествием станут лишь хрупкой ширмой, с трудом сдерживающей натиск взаимных обид и недоговоренности. А потому, пристально взглянув в сощуренные, с нескрываемым огоньком насмешки, глаза майэ, сейчас особенно отчетливо напоминающие звериные, принцесса переходит прямо к делу: — Вы мне нужны, как никогда. Мы не можем упустить наш единственный шанс освободить Фада.

Кажется, ей снова удается застать Тхурингветиль врасплох: брови майэ удивленно ползут вверх, а губы кривит неприятная ухмылка.

— Должно быть, между нами возникло опасное недопонимание, ваше высочество. Не с моей дурной репутацией жаловаться на избыток самых невероятных историй, превозносящих мои скромные возможности до небес, но если бы я в совершенстве владела искусством побега из тюрем, я бы ни минуты не стала злоупотреблять гостеприимством вашего государя. Фаду, к моему прискорбию, я в состоянии помочь лишь молитвами, но с этим вы и без меня прекрасно справляетесь, не так ли?

— Несколько дней в Виньялондэ, — отчетливо выговаривает Эрэндис. — Три или четыре, но если потребуется, я найду предлог задержаться. Я не справлюсь одна, Иштар. Он обещал мне помочь, вернее, не отказался наотрез, а в его случае это дорогого стоит, но я не знаю, не могу знать, как много он готов и способен сделать оттуда...

— Он? Оттуда? — теперь Тхурингветиль смотрит обеспокоенно. — О ком вы говорите, Эрэндис?

Принцесса отвечает не сразу, окидывая комнату цепким взглядом и отводя собеседницу как можно дальше от двери, словно стража даже из коридора может различить что-то крамольное в ее едва слышном полушепоте.

— О Тар-Майроне. Я была у него. Пару раз. Вообще-то, я думала навестить вас, но получилось совсем не то, что я планировала…

— Вы разговаривали с Тар-Майроном? Ему позволены посетители? — Тхурингветиль до боли сжимает пальцы принцессы, но та не решается отнять руку. — Как Ар-Фаразон решился на такое? Вы, и в самом деле, встретились без свидетелей?

— Иштар, пока вы отсутствовали, здесь случилось слишком много всего, — качает головой Эрэндис. — Рассказы, пожалуй, — лишь бледное отражение реальности. Лучше вам все увидеть своими глазами, — и с этими словами она накидывает на плечи зачарованный серебристый плащ.

Превращение производит на майэ неизгладимое впечатление — она радуется так, словно все это время сама обучала принцессу основам колдовства, и теперь с гордостью наблюдает за достигнутыми ее воспитанницей блестящими результатами. Летучая мышь делает несколько неровных кругов над ее головой, а затем плавно опускается на землю, в полете превращаясь обратно в девушку. Эрэндис знает, что над техникой приземлений ей еще работать и работать, но не может отказать себе в удовольствии похвастаться — исполнять подобные трюки перед Сауроном ей не хватает решимости и дерзости.

— Давно мне не приходилось видеть эту накидку в действии, — тихо произносит Тхурингветиль. — Настоящие превращения в моем нынешнем состоянии — непозволительная трата энергии, но летать при помощи этого суррогата — увольте. Чувствуешь себя так, будто крылья отделили от тела и предоставили им существовать самостоятельно, а ты лишь пытаешься ухватить отголоски некогда неповторимого чувства полета. А вот вы выглядите так, словно были рождены в небе... Как много времени вы потратили на то, чтобы научиться?

— Одну ночь, — фыркает принцесса. — Я слишком боялась доставшегося мне учителя, чтобы проявлять непонятливость. Все, о чем я тогда думала, так это скорее бы превратиться и улететь из темниц куда глаза глядят. Разве Тар-Майрон вам ничего не говорил обо мне?

— Мы не вели задушевных разговоров, знаете ли, — иронично отвечает майэ. — Этому несколько мешала каменная стена.

— Неужели за все эти месяцы вы ни разу не попытались дать ему понять, что находитесь так близко? — решается поинтересоваться Эрэндис. — На этот случай не существует какого-то специального заклинания?

— На этот случай существует осанвэ, — непонимающе пожимает плечами Тхурингветиль. — И та особенная связь, что установилась между нами после моего… несостоявшегося путешествия за Грань. Но это на исключительный случай. Что заставляет вас считать, будто Майрон оставит в стороне свои размышления и планы ради того, чтобы скрасить дни моего пребывания за решеткой? В сущности, он совершенно прав. Свою судьбу я выбрала сама, он не отдавал мне приказа пожертвовать свободой и ни к чему не принуждал.

— Я должна снова поговорить с ним, — после небольшой заминки отзывается Эрэндис. — И сделать это как можно скорее. Сегодняшний вечер идеально подходит для того, что пробраться в темницы. Во дворце никого не удивит мое отсутствие, если все будут уверены, что я провожу это время у вас.

— Вы играете с огнем, ваше высочество, — Тхурингветиль резко отворачивается к окну, будто не желая позволить принцессе распознать ее истинные чувства. — Не в натуре Майрона заниматься благотворительностью. Его помощь может обойтись вам слишком дорого, и все ради чего? Знаете, Мелькор всегда называл альтруизм в его крайнем проявлении завуалированной тягой к самоуничтожению. В стремлении взять на себя заботы о том, кто этой помощи не просит и, вполне возможно, не так уж в ней нуждается, есть что-то валинорское. А что есть стремление походить на валар и их Создателя, как не отказ от жизни в материальном мире? Что это, если не смерть?

— Когда же вы успели растерять всю решимость? — вскидывается Эрэндис. — Не пытайтесь оправдать свое бездействие словами Владыки! За моими поступками кроется вовсе не желание облагодетельствовать всех несправедливо обиженных! Что же, Тар-Майрону все равно известна правда… Фад — мой родной брат. Я — та самая девочка, с которой он разминулся в степях Рун, когда на нас напали кочевники. Его жизнь — залог будущего моего рода. Если вы этого не понимаете, Иштар, вы не стоите того, чтобы вас спасали!

На яростную речь принцессы майэ отзывается неожиданно — заливистым смехом, будто только что она услышала невероятно забавную шутку. Эрэндис обескураженно замолкает, а Тхурингветиль со снисходительной улыбкой обнимает ее за плечи.

— Вы абсолютно правы, ваше высочество, уж я совершенно точно не стою таких усилий. Да вам бы и не удалось меня спасти, даже задайтесь вы этой бессмысленной целью. Отправляйтесь к Майрону. В конце концов, когда еще у вас будет такая возможность — явиться к нему без предупреждения и потребовать исполнения своих условий? Я прошу только об одном — позвольте и мне полететь с вами.

Эрэндис неловко замирает на месте — хотя вся ее душа рвется немедленно перенестись в подземелья, ни на секунду не оставляя надежды добиться от Саурона хотя бы самой незначительной помощи, от высказанного непривычно просящим тоном пожелания Тхурингветиль ей становится не по себе. Принцесса внимательно взглядывается в лицо подруги, пытаясь определить, что именно кажется ей необычным: тень усталости, а может быть, непривычная отстраненность во взгляде?

— Но ведь вы сами признались, как много сил забирают эти превращения, — осторожно замечает она. — Вы не использовали свой дар для того, чтобы освободиться из заключения, но сейчас намерены пойти на риск — ради чего? Вам нужно набраться сил перед поездкой. Не думаю, что Лангон окажется приятным попутчиком. Во всяком случае, для вас.

— Если он не попытается утопить меня в проливе, путешествие можно будет по праву назвать успешным, — усмехается Тхурингветиль. — Я чувствую себя великолепно, сам воздух свободы возвращает мне силы. Эту историю можно было бы даже назвать забавным приключением. Кажется, я единственная из обитателей Мордора все эти столетия парадоксальным образом избегала темниц и тюрем. И тогда, раньше, тоже… — он едва заметно мрачнеет. — Если уж говорить начистоту, вы кажетесь куда более изможденной, чем я, моя дорогая Эрэндис. Переживания за брата совсем лишили вас сна и покоя?

— Дело не только в Фаде, — качает головой Эрэндис. — Меня пытались отравить, снова, как тогда, на Менельтарме. Только на этот раз все произошло в Андуниэ. И мои видения, они снова вернулись. Целительница утверждает, что всему виной яд, что у него есть какой-то странный побочный, одурманивающий эффект. Мне страшно, Иштар. Страшно, что однажды я могу не вспомнить, кто я такая и кем была раньше. Что кто-то из людей, на глазах у которых я выросла, может попытаться убить меня.

— Вдали от Арменелоса вы непременно почувствуете себя лучше, — Тхурингветиль слушает ее очень внимательно, с самым живым участием. — Отравитель, кем бы он ни был, отлично вас изучил, Эрэндис. Ему известно о той особой роли, что играют в вашей жизни воспоминания, и намеренно путает их, чтобы заставить вас испытывать страх и подозревать самых близких, — она ласково накрывает второй ладонью ее руку. — Если бы вас действительно хотели убить, ваше высочество, дело нетрудно было бы довести до конца. Вот моя жизнь теперь недорого стоит. Я не знаю, переживу ли это путешествие...

— Не говорите глупости! — возмущенно обрывает ее Эрэндис. — Государь не поступит так со мной! Он обещал!

— Для девушки, выросшей в Нуменоре, мои слова прозвучат, как хорошая шутка, но миром правят силы, неподвластные вашему государю, — улыбается Тхурингветиль. — Я не знаю, не могу знать, встречу ли еще когда-нибудь Майрона, и какой она будет, наша следующая встреча. Может быть, оставив Нуменор, я потеряю его навсегда. Позвольте мне увидеть его, возможно, в последний раз.

— Вам не нужно мое разрешение, — тихо отзывается Эрэндис. — Ради брата я совершаю, возможно, самый опрометчивый поступок в своей жизни, и не имею права отговаривать вас. Я только не хочу, чтобы с вами что-то случилось, прежде чем… — она поспешно осекается, но собеседница только понимающе качает головой.

— Прежде чем я не исполню то, ради чего вы все еще поддерживаете эту странную дружбу и до сих пор не объявили меня во всеуслышание прислужницей Врага, — подхватывает она. — Я все понимаю. И уже говорила однажды, что мы похожи больше, чем вы думаете, ваше высочество. Я и сама не знаю, стоит ли игра свеч. Мы с Майроном расстались, когда он еще безраздельно правил Мордором. Может быть, разумнее и правильнее было бы запомнить его таким, как прежде: могущественным, всесильным, невыразимо красивым, на много ходов вперед предвидящим то, что было, будет, или то, чему не дано свершиться. Таким в моей памяти остался Мелькор, — она вдруг резко отстраняется, обхватывая себя руками. — Таким в моей памяти остался и Эру.

Сердце Эрэндис начинает биться чаще обычного. Отчего-то ей кажется, что сейчас Тхурингветиль не играет, и внезапно это беспощадная искренность несет в себе гораздо больше тьмы и боли, чем самая тщательно выверенная ложь.

— Вы никогда не заговаривали об Эру прежде, — не сразу отвечает она. — Я настолько привыкла к мысли о том, что вы всегда были рядом с Владыкой, что никогда не задавалась вопросом, как и почему вы пришли к Нему.

— Тот, кому довелось хоть раз взглянуть в лицо Эру, забыть такое уже не сможет, — произносит Тхурингветиль. — Равно как и рассказать об этом на любом из языков людей и эльдар. Я помню о том, как была сотворена, как будто это случилось несколько мгновений назад. Я помню дыхание великой, безграничной, абсолютной силы, волей которой в пустоте возникла жизнь, помню преломление ослепительного света — даже наши фэар не могли вместить его, а потому впоследствии описали через музыку. Эльфы бесконечно глупы в своем непрерывном ожидании — и я говорю не только об изгнанниках, но и об их валинорских собратьях. В песни творения не может быть новой, более совершенной темы, потому что изначальная тема ее еще не завершена, и у каждого из нас есть в ней своя партия — и у Майрона, и у его противников, и у вашего короля, и у вас… и у меня. Это моя Айнулиндалэ — и мой Дагор Дагорат. Люди тоже глупы — молятся об исполнении пророчества, внутри которого живут уже много столетий, — Тхурингветиль останавливается, чтобы перевести дыхание. — Я никогда не считала свою преданность Мелькору падением, моя дорогая принцесса. Если Эру всесилен, разве не может быть моим предопределением способность с этим же предопределением бороться?

— В ваших словах мне впервые видится восхищение замыслом, — неуверенно предполагает Эрэндис. — Но тогда я не понимаю… Почему все же Владыка, но не Эру?

— Потому что вы человек и смотрите лишь на один фрагмент мозаики, — разводит руками Тхурингветиль. — А я видела слишком яркий свет, чтобы удовлетвориться зрением моей земной оболочки. Лорд Ульфаст в своих трудах писал о двух противоположных друг другу Творцах, а я просто не вижу, где заканчивается один и начинается другой.

За превращением Тхурингветиль принцесса наблюдает с затаенной завистью — ей, сколько бы она ни тренировалась, никогда не обрести этих врожденных грации и изящества. На минуту она даже жалеет, что не имела возможности лицезреть это великолепное зрелище в Первую эпоху — ее спутница не просто крылатая тварь, с легкостью сменяющая оболочку, — она будто материализуется из тьмы и тумана, обретая завораживающе изменчивую форму, то будто выточенную из горной породы, то словно набросанную тонким грифелем на сероватом пергаменте. Эрэндис даже не пытается сравниться с ней в полете — только досадует на собственную тяжесть и чересчур громкий шелест крыльев. Хотя тренируется она при всякой удобной возможности, на этот раз она чувствует себя так, словно летит с привязанным к лапкам внушительным грузом.

Тхурингветиль нервничает — и состояние ее оказывается весьма заразительным. Эрэндис нетерпеливо поглядывает на настенные часы: хотя верная Замин предупреждена никого не пускать в покои леди Иштар, этот запрет теряет всякую силу, взбреди кому-то из правящей четы почтить их своим визитом. Однако дело близится к вечеру, а навещать Саурона никто не торопится, и принцесса задается вопросом, как много сил Тхурингветиль тратит на то, чтобы оставаться в зверином облике.

Когда дверь темницы, наконец, открывается перед лордом Аланором, обе они выдыхают с облегчением. Эрэндис гипнотизирует взглядом минутную стрелку, вершащую свой путь, сегодня — особенно неторопливый. Беседа военачальника короля с его самым опасным заключенным кажется ей такой долгой, как никогда прежде.

Когда они, наконец, оказываются в темнице, Эрэндис впервые с благодарностью думает о том, кто догадался поместить здесь кровать — хотя Тхурингветиль всеми силами старается показать, что перелет ее нисколько не утомил, она все же не отказывается от возможности с наслаждением опереться о мягкие подушки. Саурон не поднимается с кресла чтобы ее приветствовать, но рассматривает бывшую соратницу с насмешливым любопытством.

— Немного же времени прошло, прежде чем ты вернулась сюда, — отрывисто замечает он. — Амнистия короля Ар-Фаразона еще короче, чем была в Цитадели.

— Тебе виднее, — не остается в долгу Тхурингветиль. — В темницы Цитадели я спускалась только по приказу Повелителя, а не по его приговору.

— Ты еще вспомнишь о тех темницах с ностальгией, если решишь наведаться в Мордор, — весело отзывается Саурон. — Улаири считают тебя предательницей, и Хаук — первый среди них.

— Тем хуже для тебя. Ведь это тебе придется объяснять им, почему нам срочно необходима их помощь в освобождении моего воспитанника… простите, наследного князя, которому покровительствует принцесса Нуменора.

До сих пор Эрэндис отчетливо чувствует себя лишней в этой странной компании, но Саурон переводит на нее вопросительный взгляд, и слова сами срываются с ее уст:

— Вы ведь сказали, что поможете мне. Вернее… не сказали, что не поможете. Государь отпускает меня в Умбар. Он знает о том, что я задумала, и готов поддержать меня. Но Фад для него ничего не значит, а сказать правду я никак не могу. Мы проведем в Виньялондэ несколько дней. Я не смогу спать по ночам, зная, что в получасе ходьбы от меня находится тюрьма, в которой держат моего брата. Я не могу его спасти и не знаю, что нужно сделать, — под тяжелым взглядом Саурона в ее голосе остается все меньше уверенности. — Кажется, я почти потеряла надежду. Тар-Майрон… я прошу вас.

— Это хорошо, — одобрительно кивает Саурон. — Надежда всегда только мешает. Вам бы следовало больше думать и меньше надеяться, принцесса. Вы ведь даже сами не понимаете, о чем пришли меня просить.

Эрэндис подавленно склоняет голову. Саурон прав — у нее нет даже намека на продуманный план. Не обрушат же они, в самом деле, стены тюрьмы Виньялондэ, чтобы ее брат мог обрести долгожданную свободу. Тхурингветиль раздраженно вздыхает и обнимает крепче такую неуместную здесь белоснежную пуховую подушку.

— Послушай, нет такой беды, которую не решало бы золото, — отчего-то сердито обращается она к Саурону. — Пусть они найдут похожего мальчишку. Заплатите его семье, и он займет место брата принцессы. Мало ли вастаков, что усмотрят в этом счастливый случай, возможность обеспечить родных на годы вперед? К тому же, я уверена, если замыслы Эрэндис исполнятся, она в долгу не останется.

— Ее высочество слишком рано отказалось от мысли оправдать своего брата, — усмехается Саурон. — Какое его ждет будущее? Беглого преступника? Изгнанника?

— Я обязательно сделаю это! — горячо заявляет Эрэндис. — Добиться оправдания Фада — для меня дело чести. Я не допущу, чтобы невинный человек провел жизнь за решеткой. Но если я могу выбирать… если я должна выбрать… я согласна на план леди Тхурингветиль. Главное, чтобы мой брат был в безопасности. У меня остались украшения, что дарил мне государь. За них дадут много золота.

— Слишком много, — подтверждает Саурон. — Мало кто в Нуменорэ, да и по ту сторону пролива в состоянии заплатить такие деньги.

— Ваши украшения узнаваемы, Эрэндис, — добавляет Тхурингветиль. — Будь я на место любой из придворных дам, я бы не рискнула носить такое великолепие, ведь не удастся избежать вопросов. А чем дальше на Восток, тем сильнее драгоценности теряют в цене, оставаясь, разве что, вариантом для богатого жертвоприношения.

— И то, лишь в пределах границы Рун и западного Кханда, — ехидно уточняет Саурон. — Ритуальные практики Лоргана редко подразумевают интерес к золоту.

— Словом, пусть оплата вас не тревожит, — подводит итог Тхурингветиль. — У меня в этом деле личный интерес. Я люблю вашего брата, как родного сына. Я понимаю, Майрон, что услышанное тебя развлекает, но советовала бы подумать лучше о том, кто сможет все устроить. Ко мне приставили почти круглосуточную охрану, а в городе с меня Лангон глаз не спустит. До меня доходили слухи о том, что Альв посещал Арменелос накануне моего ареста. Где он сейчас?

— Насколько мне известно, все, чья деятельность так или иначе связана с Кхандом и его новообретенной государственностью, покинули Нуменор, как только тебя заподозрили в покушении на мага и королеву, — невозмутимо отзывается Саурон. — Альв в данном деле бесполезен. Тебе нужен Ангмар.

— Нет, — немедленно отвечает Тхурингветиль. — Ангмар мне не нужен.

— Тогда разбирайся сама, — пожимает плечами Саурон. — Вот принцесса, кажется, не возражает против помощи Ангмара, не так ли?

— Все, что меня интересует, — это скорейшее освобождение брата, мне все равно, кто это сделает, — осторожно замечает Эрэндис, вопросительно глядя на Тхурингветиль. — Но, возможно, я не знаю чего-то важного?...

— Скажем так, я не стала бы поручать лорду Ангмару заботу о детях, — ядовито поясняет Тхурингветиль. — Расспросите его, Эрэндис, вдруг он пожелает вспомнить о том, при каких обстоятельствах погибла его единственная правнучка.

— Ты выслушала мое предложение, — холодно произносит Саурон. — Принимать его или нет — решать тебе. Ты ведь не рассчитываешь, что я стану собирать здесь всю девятку ради одного мальчишки. После того, как вы покинете Нуменор, его судьба — полностью в твоих руках.

Тхурингветиль недовольно поджимает губы, с заметным усилием поднимается с постели и ненадолго останавливается возле кресла Саурона.

— Магистр Амес всякий раз спрашивает, когда же ты его навестишь, — загадочно говорит она. — Сколько лет уже прошло — тридцать? сорок?

— Амес еще жив? — по интонации можно предположить, что Саурона эта новость радует. — И до сих пор помнит то мое обещание? Сколько же ему сейчас?

— Он совсем стар. Больше всего боится тебя не дождаться. Говорит, незаконченный спор у вас. Книги все собирает. Когда была у него в прошлый раз, томов тридцать уже написал. И у каждого на титульной странице — лорду Майрону на добрую память.

— Последние тени старого Умбара, — качает головой Саурон. — Единственный человек, что отказался служить в храме до возвращения Мелькора. Сейчас таких уже не рождается.

— Не единственный, помнишь Прию и ее грандиозный костер до неба? — отвечает Тхурингветиль. — Зейре она потом в ночных кошмарах являлась. И Эша… бедный Атия, я как вспомню ту жуткую ночь… После этого он ведь с нами больше и не путешествовал...

— Кстати, об Эше. На исходе пятого месяца…

— Я помню. Сделаю. Или найду того, кто сделает.

Темные майар едва заметно улыбаются друг другу, а Эрэндис снова кажется, что она стала невольной и незваной свидетельницей не предназначенных для ее глаз фрагментов чужой жизни. В их прежних беседах Тхурингветиль никогда не упоминала имен всех этих людей, равно как и не рассказывала ничего, позволяющего заподозрить, будто в их с Сауроном жизни имели место совместные путешествия, приключения, знакомства. Эрэндис ловит себя на мысли о том, что никогда и не представляла ничего, кроме зловещего черного замка — словно распространенные в Нуменоре верования вкупе со сказками ее бабушки застили ее глаза пеленой, позволяющей видеть лишь крошечную часть картины — как было сказано несколькими часами раньше, фрагмент мозаики.

— Пусть Ангмар не попадается мне на глаза, — сухо бросает Тхурингветиль, прежде чем обратиться. — Все вопросы — к принцессе, я же постараюсь отвлечь внимание Лангона.

— Не сомневаюсь, что в этом ты преуспеешь, — с усмешкой комментирует Саурон и вдруг добавляет. — Не трать сейчас силы. От умирающей тебя в Хараде пользы не будет.

— Зато как много народу порадуется, — смеется майэ, а затем ее окутывает вспышка черного сияния — и вот небольшая летучая мышь уже кружит под потолком. Эрэндис снова набрасывает волшебный плащ на плечи.

— Тогда… увидимся с вами, когда я вернусь, — нерешительно говорит она. Саурон кривится в нехорошей усмешке.

— Если у вас есть хоть сколько-нибудь здравого смысла, леди Хинд, вы воспользуетесь выпавшим вам шансом и не вернетесь. В Мордоре у вас больше шансов выжить, чем при дворе. Вы ведь можете бежать вместе со своим братом.

— Вот только вы не найдете подходящую девушку, чтобы меня заменить, — качает головой Эрэндис. — А государь перевернет небо и горы, лишь бы вернуть меня домой. Выбор невелик, или трудиться на благо династии, или снова стать никем.

— Благо династии предписывает вам доносить на собственного дядю? — осведомляется Саурон, и принцесса непроизвольно ежится — столь угнетающее впечатление на нее производят обычно нехарактерные для повелителя Мордора попытки мрачно иронизировать. — Или это дяде вы собираетесь докладывать об известных вам планах короля?

Эрэндис не успевает ответить — Саурон обращает ледяной взгляд на прислушивающуюся к их разговору Тхурингветиль, и лицо его на миг искажает странная гримаса, призванная выражать не то крайнюю степень раздражения, не то какие-то другие эмоции, что принцессе пока что сложно прочитать.

— В твоем состоянии только осанвэ не хватало, — цедит он сквозь зубы и поворачивается к Эрэндис. — Не смею вас задерживать, принцесса. Должно быть, вам уже не терпится начать готовиться к отплытию.

Позже, вспоминая этот день, Эрэндис не раз приходит к выводу о том, что их определенно оберегает неведомое колдовство или покровительство какой-то высшей силы — дорога от темниц до апартаментов госпожи посла занимает чуть ли не час, несколько раз они чуть было не попадаются на глаза прислуге, и еще один — самой Адэнели. Обратное превращение, кажется, вытягивает из Тхурингветиль остатки сил — словно она провела в заточении не несколько месяцев, а долгие годы.

— Мне не следовало идти у вас на поводу и допускать это безумие, — с упреком произносит Эрэндис, подавая той бокал с холодной водой. — Я ожидала, что Тар-Майрон примет вас иначе. А вы вели себя так, словно завтра встретитесь снова и сможете рассказать ему о том, что нового в Умбаре. К чему же тогда вся эта трагедия о последней возможности посмотреть на него?

— Майрон не любит расставаний, — Тхурингветиль отставляет бокал в сторону и, не раздеваясь, укутывается в одеяло. Ее руки едва заметно дрожат. — А уж тем более — драматических прощаний. Однажды я спросила, как выглядел их последний разговор с Мелькором. Мне тогда казалось, что в его последних словах непременно должна заключаться некая важная истина, объясняющая, как жить дальше, после всего, что произошло. Знаете, Майрон мне ответил, что просто не помнит. Да и разговора, как такового не было, каждый занимался своим делом, Ангбанд рушился у нас на глазах. Майрон, когда осознал, был в настоящем ужасе от этого.

— Почему вы думаете, что он сказал вам правду? — пожимает плечами Эрэндис. — Возможно, Тар-Майрон просто не хотел делиться с вами подробностями.

— Случись это сегодня, и я бы рассуждала точно так же, — Тхурингветиль задумчиво смотрит в окно. — Вам, принцесса, не доводилось выживать в реалиях той войны. Мир не знал и, вероятно, не узнает ничего подобного — если только мироздание не услышит молитвы ваших соплеменников, мечтающих о том, чтобы солнце завтра не взошло. Мы были частью этой войны — и она создавала нас, в то время еще не умеющих правдоподобно лгать друг другу — и только не в тех случаях, если речь заходила о Мелькоре.

Некоторое время они молчат.

— Что у вас произошло с лордом Ангмаром? — спрашивает, наконец, Эрэндис. — Должна ведь быть причина вашей ненависти. Что случилось с его правнучкой?

— Он убил ее, — ровным голосом сообщает Тхурингветиль после напряженной паузы. — Своими же руками заколол девочку, последнюю в роду, потому что считал, что на ней лежит проклятие. Я при этом присутствовала.

— Что это было за проклятие? — тихо спрашивает Эрэндис. — И почему после всего, что вы повидали, именно поступок Ангмара так вас поразил? Бабушка рассказывала мне, когда-то матери боялись выпускать по вечерам из дома своих детей — только из-за вас.

— Ангмар — человек, какие бы идеи о бессмертии и превосходстве не вкладывал ему в голову Майрон, — туманно отвечает Тхурингветиль. — Убеждения и взгляды его принадлежат человеку, причем смертельно уставшему. Эльфийские источники гласят, будто Мелькор сократил жизни атани лишь из вечной жажды разрушения, но это неправда. Улаири благословлены бессмертием тела, но их душа продолжает стареть и необратимо меняться. Когда Ангмар столкнулся с противоположным явлением — смертной плотью при вечно молодой душе, — его это напугало, и он поступил… необдуманно. Я не могла его остановить, но вовсе не обязана отныне питать к нему какую-либо симпатию. К тому же… — добавляет она, — будь на месте этой бедной девочки наследник, он бы не обратил против него свой клинок.

— Вы считаете Ангмара неблагонадежным? — спрашивает Эрэндис, понимая, что ее собеседница не прибавит ни слова к уже сказанному, и отчаявшись разобраться до конца в этой странной истории. — Опасно надеяться на его помощь?

— Майрон уже дал вам понять, что думает по поводу целесообразности любой надежды, — Тхурингветиль опустилась на подушки и прикрыла глаза. — Я знаю, мы сможем помочь Фаду. У нас есть для этого все возможности. Вы оказали мне большую услугу, принцесса, не думаю, что когда-нибудь смогу расплатиться.

— Сможете, — твердо говорит Эрэндис. — Если случившееся с правнучкой Ангмара так вас потрясло, вы можете представить себе, как много значит для меня спасение рода. Помогите мне вытащить брата, помогите встретиться с дядей, и это я буду вашей вечной должницей.

— Вы так легко разбрасываетесь обещаниями, — Тхурингветиль улыбается. — Вы увидите, это свойственно многим из вашего народа. Их друзья очень быстро становятся частью семьи, со всеми плюсами и минусами этого положения. Амес, о котором мы говорили с Майроном, тоже вастак. Если я верно угадываю происхождение Шии, из одного из родственных вам кланов.

— Вы еще увидите его, Иштар, — Эрэндис смотрит на майэ с сочувствием. — Вот еще одно мое обещание. Вы обязательно вернетесь со мной в Нуменор и увидите Тар-Майрона.

Тхурингветиль неопределенно хмыкает, не то смеясь над нелепым предположением, не то маскируя рвущуюся с языка благодарность. Прежде, чем оставить ее, Эрэндис все же решается задать вопрос, уже некоторое время крутящийся у нее в голове, подобно надоедливой мелодии.

— А последние слова Владыки вам — вы помните?

Тхурингветиль не дает ответа — ее дыхание звучит тихо и размеренно, словно майэ давным-давно погружена в глубокий тяжелый сон.

Волны бьются о борт корабля, и если потянуться рукой к зеленовато-сизой глади моря, можно почувствовать солоновато-льдистые уколы россыпи серебристых брызгов. На западе горизонт застлан тучами, и Эрэндис не удается полюбоваться напоследок видами искрящейся в рассветных лучах Роменны. На корабль поднимаются, едва успев прибыть в порт, почти второпях, и принцесса не раз ловит на себе и своей спутнице неодобрительные взгляды моряков и торговцев. Вспоминаются невольно предупреждения Замин о нехороших слухах, ходящих в городе вокруг загадочной личности посла Кханда, да и Аллас настороже — от внимания Эрэндис не укрывается машинальный жест, когда рука словно невзначай поудобнее ложится на эфес. Нет, во время проводов Роменна предстает перед ними не любящей матерью, считающей дни до долгожданного возвращения детей домой, а, скорее, мачехой, раздосадованной вынужденными хлопотами по благоустройству падчериц и выдыхающей с облегчением, стоит тем выйти за порог.

Единственным чужеродным элементом в этой атмосфере всеобщей недоброжелательности становится Исилиэль, близко к сердцу принявшая отъезд подруги. Эрэндис обещает писать — так часто, как будет представляться возможность передать весточку на остров, — сожалеет, что не сможет присутствовать на свадьбе будущей княгини Андуниэ, и просит ту присмотреть за лордом Аланором — на всякий случай. Тхурингветиль хранит равнодушное молчание — с того самого момента, как они покинули Арменелос, от нее не удается добиться и двух слов, так что принцессе остается лишь коротать время за чтением и размышлениями.

Путь на запад, проделанный в детстве, запоминается ей смутно — смесью непонимания и страха. Маленькая Хинд не боится встречи с воинственно настроенными вариагами — вскоре после бегства Аин отдала ей один из своих кинжалов, а вот молодой правитель и его военачальники пугают ее почти до священного ужаса. Нуменорэ из бабушкиных сказок переплетается в подсознании с легендарным Альмареном, и Хинд не знает, что откроется ей за расступающимся туманом: не то обещанный прекрасный остров с реками, текущими золотом, не то бессмертные земли, откуда не возвращаются, не то и вовсе бескрайние звездные поля Владыки, где бабушке, несомненно, сразу по прибытию досталась самая большая отара пушистых сонных овец.

Путь навстречу лучезарной ладье Ариэн, к залитому солнцем восточному берегу, ужасает принцессу Эрэндис не меньше призраков прошлого. Воспоминания, готовые вот-вот зажить самостоятельной жизнью, обретают законченную форму, словно рука мастера, все эти годы восстанавливающая их в мельчайших подробностях, наконец, достигла совершенства и готова пустить в дело законченный инструмент. Эрэндис улыбается, отвечает на шутки воодушевленного новым и определенно опасным заданием Алласа, расспрашивает весьма подозрительно относящуюся к предстоящим им свершениями Замин о ее родном доме, сдержанно беседует с периодически покидающим свою каюту лордом Лангоном, — но когда над морем сгущаются сумерки, она остается на палубе одна и рассеянно считает звезды, отражающиеся в черной воде, будто в зеркале.

— На рассвете мы достигнем континента, другой возможности спокойно поговорить, возможно, уже не будет, — голос Тхурингветиль так внезапно разрезает тишину, что принцесса вздрагивает от неожиданности — непривычно слышать открыто звучащий, перекатывающийся на языке гортанными звуками вастакский язык. — Перед тем, как уйти, он сказал мне, где спрятал камни.

Эрэндис встряхивает головой, прогоняя остатки окутавшего ее полусонного забвения. А затем переспрашивает, искренне надеясь, что поняла собеседницу неверно.

— Что, простите? О ком идет речь?

— Ваше высочество желало знать, о чем говорил со мной Мелькор, прежде чем наши пути разошлись. Я слышала ваш вопрос. Мелькор сказал мне, где спрятал камни так, чтобы валар не смогли их обнаружить. Когда он вернется, Сильмариллы снова украсят его корону.

— Вы снова меня разыгрываете, Иштар? — Эрэндис устало возводит глаза. — Всем известно, что после падения Цитадели Сильмариллы хранились у предводителя воинства Валинора, пока не были похищены сыновьями Феанаро.

— И вы оказались настолько наивны, что приняли этот факт на веру? — изгибает бровь Тхурингветиль. — Думаете, Эонвэ ошибки прошлого ничему не научили, и он бы позволил настоящим Сильмариллам с такой легкостью снова уплыть в руки феанорингов? Или что Мелькор, безвозратно утратив один из камней, — она, недобро прищурившись, смотрит на небо, словно рассчитывая разглядеть там самого Эарендила, — преподнес бы их врагу, выйдя на бой в своей короне? Нет, он не стал дожидаться печального финала. К моменту высадки валинорских нолдор на побережье, Сильмариллов не было уже не только в Цитадели, но и во всем Белерианде. Майтимо, старший из феанорингов, был смертельно разочарован, когда обнаружил обман. И никто не знал об этом, кроме меня, даже Майрон.

— А теперь вы раскрываете мне свой секрет? — с сомнением уточняет Эрэндис. — Что я сделала такого особенного, что удостоилась этого знания?

— Нашли подход к Лангону, разумеется, — загадочно улыбается Тхурингветиль. — Известно, что он одержим идеей поиска Сильмариллов, по крайней мере, камня, доставшегося Майтимо, предположительно, затерявшегося в недрах земли. Лангон столетиями исследовал горные массивы на севере и побережье — и ничего, ни следа желаемого.

— Я бы на его месте искала утонувший камень, — рассеянно отзывается принцесса, не сводя глаз с разговаривающей с ними ласковым шепотом воды. — Бабушка говорила, что если долго плыть на запад и внимательно считать отражающиеся в море звезды, то непременно настанет момент, когда ты поймешь, что в воде их всегда на одну больше. Тогда и нужно нырять как можно глубже — и если хватит силы и смелости, камень — твой, очищенный и освобожденный от проклятия. И тогда его нужно принести в дар деве моря Рун, чтобы на небе никогда не погасла звезда, хранящая наши земли.

— Вастакские легенды прекрасны, но основаны на великом заблуждении, — качает головой Тхурингветиль. — Первый дом так и не смог вернуть себе камни, а валар слишком поздно поняли, что их обвели вокруг пальца — Мелькор уже преспокойно находился себе за Вратами Ночи, а я… даже если бы кому-то в тот момент пришло в голову расспросить именно меня, ничего бы у него не вышло, я была развоплощена, практически уничтожена, — она смеется. — Несчастный Лангон, он съест от досады собственную шляпу, когда осознает, что открыто сожалел о том, как Майрон смог вытащить из-за Грани меня, но не Мелькора. Окажись он на месте Майрона, сделай иной выбор, и Мелькору он ничем бы не помог, зато Сильмариллы были бы потеряны до дня последней битвы, если бы только валар не вздумалось перевернуть каждый камешек в Средиземье.

— Вы рассчитываете, что я донесу на вас лорду Лангону? — широко раскрывает глаза Эрэндис. — И поэтому посвятите меня в тайну, что доверил вам Владыка?

— Конечно же, нет, — недоуменно пожимает плечами Тхурингветиль. — Сильмариллы ни в коем случае не должны быть обнаружены до возвращения Мелькора. Но поразмыслите сами, Эрэндис, как еще нам переломить ход войны? Ваш государь и его преемники продолжат продвигаться на восток, покоряя все новые земли. Кханд не располагает ни искушенными политиками, ни организованной армией, население его состоит из кочевников, не успевших научиться жить в государстве западного образца, и бывших подданных Зейры, привыкших гордиться величием предков, ничего не добившись своими силами. Среди старейшин еще при мне наметился раскол, а для вариагов этого достаточно, чтобы снова начать уничтожать друг друга во имя несуществующей цели. Если Нуменор вмешается, за пять лет Кханд окажется отброшен на столетия назад. Все, чего удалось добиться Майрону, будет сведено к нулю, но в Арменелосе об этом даже не узнают. Кханд падет. В самом сердце Умбара уже, по вашим словам, готовятся возвести монумент, прославляющий Ар-Фаразона. А следующим падет Мордор.

— Но ведь лорд Хаук бессмертен, — неуверенно замечает принцесса. — Разве ему не по силам выдержать любую осаду?

— Хаук не заменит собой целую армию, — качает головой Тхурингветиль. — Люди имеют обыкновение уставать даже от войны за то, во что искренне верят. Сколько лет пройдет, прежде чем они забудут Майрона, начнут видеть в нем не более, чем отживший свое символ, как это произошло с Мелькором, приписывать ему несуществующие идеи и черты? Мы не можем себе этого позволить, ваше высочество. В том числе, потому что тогда под ударом окажется ваша родина. О Рун много лет не беспокоился никто, кроме синих магов. Сегодня система кланов и власть племенных вождей доказала свою неэффективность. Алатар и Палландо лишь ждут подходящего момента, чтобы обратить внимание короля на богатство этих земель. А если прибавить к нуменорской армии неуправляемых вариагов и бежавших из Мордора южан и орочьи племена, боюсь, судьбу вашей с Фадом семьи разделят еще очень, очень многие. Теперь вы меня понимаете?

— Не до конца, — Эрэндис озадаченно накручивает на палец выпавшую из прически прядь волос. — Вместо того, чтобы воевать за земли, они начнут воевать за земли и Сильмариллы, только и всего. К тому, не понимаю, как все это сочетается с вашим нежеланием раскрывать их истинное местоположение. Или… — догадывается она, — вы хотите пустить лорда Лангона по ложному следу?

— Спутать ему все планы, — объясняет Тхурингветиль. — Отвлечь внимание от вас и от меня, в Виньялондэ и, чуть позже, в Умбаре. Мы не можем в одиночку выиграть войну, принцесса, но в наших силах изменить ее направление — с востока на запад. Среди истерлингов и родственных им народов не сыщется ни одного хоть сколько-нибудь влиятельного безумца, что пожелал бы заполучить Сильмариллы. В глазах любого вастака, любого лорганца камни священны, неприкосновенны, и только Мелькор обладает достаточной силой, чтобы владеть ими. А вот эльдар не столь щепетильны в этом вопросе.

— Но все феаноринги мертвы! — всплескивает руками Эрэндис. — Не осталось больше никого, связанного той страшной клятвой!

— Маглор так и не вернулся в Валинор, если верить слухам, он до сих пор странствует где-то в Средиземье, — качает головой Тхурингветиль. — Его бедная жена уплыла за море, а вот одну из его дочерей в свое время видели в Эрегионе. До меня доходили слухи, что у Келебримбора оставался сын, о существовании которого Майрон, в ту пору называвшийся Аннатаром, так и не смог ничего узнать наверняка. Король Гил-Галад принадлежит ко Второму дому нолдор, к тому же при его дворе состоит младший из сыновей Эарендила. Кто еще остается? Галадриэль, светлая леди Лориэна, дочь Финарфина. Орофер, один из дориатских синдар, не забывший, что стало косвенной причиной гибели его короля. Возможно, ни один из этих эльдар не начал бы войну из-за ценности Сильмариллов, однако допустить, чтобы они достались Лангону, прислужнику Врага, — нет, для них это было бы невыносимо. Остаются и синие маги, посланцы Валинора. До сих пор они поддерживали Лангона в пику Майрону, но как они заговорят теперь, когда на кон будет поставлено средство для возрождения Древ — вы же знаете, что говорится на сей счет в пророчестве? Помните, принцесса, что я однажды говорила вам о символах? Многие высокопоставленные нуменорцы готовы на все, лишь бы завладеть Единым кольцом, вы сами рассказывали мне о леди Инзильмит и ее сыне, так представьте, что произойдет, если перед ними откроется перспектива получить камни, за которые эльфы и не только заплатят любую цену? К тому же, — она лукаво улыбается, — вы забываете, что в Валиноре со всем вниманием следят за событиями в Средиземье, пусть иногда нам и кажется, что о нас забыли…

— То, что вы предлагаете, Иштар, никак не может снискать моего одобрения, — потрясенно выговаривает Эрэндис. — Стравить нуменорцев и эльдар ради, возможно, несуществующих камней? Откуда мне знать, что все это правда? Что вы не выдумали эту историю вместе с Тар-Майроном, чтобы избавиться от лорда Лангона, что Тар-Майрон не сдался государю в плен именно ради того, чтобы… — она широко раскрывает глаза, — чтобы война сама пришла в Нуменорэ…

Тхуренгветиль раздраженно закатывает глаза и порывисто проходится по палубе, убеждаясь, что у их беседы нет нежелательных свидетелей.

— А кто сказал, принцесса, что мы не имеем права защищать себя всеми доступными способами? Валар благословили Сильмариллы и благословили Нуменор, так где еще достойны храниться эти камни? Нуменор прекрасно вооружен и изолирован почти от любой внешней угрозы, ваши мастера работают над чертежами летающих кораблей, ваше оружие превосходит собой все, что когда-либо производилось в Мордоре, а отношения с эльдар и без того безнадежно испорчены, их уже не исправить. Ар-Фаразону ничем не повредит война с королевствами эльдар, находись они хоть в Средиземье, хоть в Амане, зато Восток, если срочно что-то не предпринять, окажется почти беззащитен. Вы так много говорите о любви к своей стране, будущем своего рода, Эрэндис. Если мы оставим все, как есть, не будет никакого будущего.

— Вам нет никакого дела ни до Рун, ни до Кханда, — с горечью произносит Эрэндис. — Вы делаете это, чтобы скомпрометировать лорда Лангона и заставить государя освободить Тар-Майрона и поддерживать его, только и всего. И я чувствую, что меня используют.

— А кого не используют? — Тхурингветиль пожимает плечами. — Любой из нас — орудие в чужих руках. Часть замысла, если угодно так считать. Видите ли, Эрэндис, времена изменились. Мне до сих пор снится наша первая крепость, мы с Майроном можем сколько угодно тосковать по Цитадели, но даже если Мелькор освободится, возврата к прошлому уже не будет. Эпоха клятв и песенных поединков ушла, она похоронена на дне Белегаэра, за эти годы изменился каждый из нас. Я чувствую, что стала слишком стара для того, чтобы продолжать летать по лесам в облике вампира. Войны отныне ведутся при помощи другой магии — магии человеческих душ. Если моя помощь вас так оскорбляет, вы можете позволить Ар-Фаразону использовать вас в своих целях — но только не забывайте, что он вам выбора не предоставит, — майэ начинает говорить все быстрее, но не повышает голос, и Эрэндис чувствует, что не в состоянии произнести ни слова в ответ. — Да, я убеждена, что Майрон, как никто другой, заслуживает свободы. Ваш король не имел никакого права являться в наши земли и требовать сложить оружие. Нуменор не может представлять Средиземье хотя бы потому, что во время войны Гнева большинство людей сражалось на стороне Мелькора — в том числе и ваши предки, Эрэндис. Нуменор, хочет он того или нет, все еще представляет интересы и ценности эльдар — так пусть узрит их истинное лицо.

Тхурингветиль замолкает, окидывая цепким взглядом нижнюю палубу, а Эрэндис опирается о перила, чувствуя, как на плечи непомерным грузом опускается накопившаяся усталость. Ее состояние замечает и майэ, потому как спокойно советует:

— Нам предстоит непростой день, ваше высочество. Через несколько часов вы должны быть на ногах. Отдохните немного.

— А вы? — скорее из вежливости спрашивает Эрэндис — сейчас ей больше всего хочется остаться наедине со своими мыслями. — Вам нужно экономить силы, Иштар. Если вы всерьез задумали то, о чем говорите, вы не можете позволить себе бессонные ночи и лишние превращения. Вы ведь так смогли выбраться ко мне? Я знаю, что люди лорда Лангона следят за вашей каютой.

— А еще я не могу позволить себе тратить драгоценные минуты на сон, ваше высочество. Не беспокойтесь обо мне. Бывало и хуже.

Эрэндис качает головой, но все же интересуется, прежде чем удалиться:

— Иштар, то, что вы сказали о Сильмариллах, — правда? Эльфы были обмануты, камни не потеряны?

— Так мы скажем нашему драгоценному лорду Лангону, — усмехается майэ, высматривая что-то одной ей понятное в непроглядной черной мгле за бортом. — А потом полюбуемся тем, какую форму примут его поиски.

Эрэндис, однако, не намерена довольствоваться таким ответом.

— А на самом деле? — настойчиво спрашивает она. — Если это не ложь, почему вы не отдали камни Тар-Майрону?

Тхурингветиль пожимает плечами.

— Восторги вокруг камней сильно преувеличены. Мелькору они были нужны, чтобы ослабить эльфов и помешать им выступить против нас единым фронтом, Майрона они и вовсе никогда не интересовали. А знаете, что в этом самое забавное? — она улыбнулась. — Майрон тоже считает, что все это — моя выдумка, пусть и очень удачная, учитывая ход войны.

— Это означает, что Тар-Майрон заблуждается на ваш счет? — уточняет Эрэндис.

— А как бы вам хотелось? — Тхурингветиль, по обыкновению, не дает прямого ответа. — Пока что это означает лишь то, что я умею держать данное слово. А приведет ли это к тому, что остаткам эльдар придется покинуть Средиземье, или люди совершат невозможное, двинувшись на запад, чтобы бросить вызов бессмертным, я предсказать не вольна, да и не мое это дело. В конце концов, какой вред вообще может причинить случайно брошенное слово? И стоит ли воспринимать меня всерьез, я ведь совсем не думаю о том, что болтаю…

Эрэндис возвращается в свою каюту с еще большим беспорядком в голове, но ей так и не удается сосредоточиться и попытаться разобраться в этой запутанной картине — прямо у дверей ее перехватывает Аллас.

— Ваше высочество, вы с ума сошли! Вы хоть представляете, что было бы, если бы вас обнаружили! Я целый час провел, дежуря на палубе, с трудом избавился сначала от кока, а потом от бестолковой Замин! А если бы лорд Лангон следил за вами? Вы подвергаете себя огромной опасности!

— А с чего весь переполох? — удивляется Эрэндис. — Разве я скрываю свое расположение к леди Иштар? Она сопровождает меня по воле самой королевы.

— Да причем тут королева! — досадливо отмахивается Аллас. — Если услышат, что вы свободно говорите на этом проклятом языке, да еще с кем!..

— Вастакский мне преподавали по желанию государя, — принцессу этот разговор начинает приводит во все большее недоумение. — Всем известно, что я свободно говорю на нем, где и с кем мне вздумается.

— Но, ваше высочество, зачем вы меня обманываете? — укоризненно отвечает Аллас. — Я ведь здесь для того, чтобы вас защищать. Вы говорили совсем не на вастакском, а на черном наречии Мордора. Не мне ведь вам говорить, такие познания нужно держать в секрете!

Эрэндис смеется — обвинения Алласа звучат совершенно нелепо.

— Как же, по-твоему, я могла говорить на языке, которого не знаю? Все восточные языки для выходца из Нуменорэ звучат одинаково, к тому же, в них много заимствований. Ты ошибся. Я говорила на вастакском.

— Нет, не ошибся, — Аллас морщится. — Как будто я недостаточно прислужников Саурона повидал… Этот язык я ни с чем не перепутаю. Он не похож ни на лающий говор орков, ни на диалекты восточных стран. Не подумайте, что я позволяю себе вам указывать, принцесса, кто я такой, чтобы давать вам советы! Но лорд Лангон вам не друг. И если он узнает, что вы понимаете язык Мордора…

— Прекрати повторять эти глупости, — сердится Эрэндис. — Я не знаю ни слова на черном наречии, никогда не знала и не испытываю ни малейшего желания узнать. Если на то пошло, по всему выходит, что и леди Иштар отвечала мне на том же языке, а уж это точно неправда, потому что я понимала ее от первого до последнего слова. Вместо того, чтобы фантазировать, пойди лучше и проверь, добралась ли она благополучно до своей каюты. А насчет лорда Лангона ты абсолютно прав. Он мне не друг. И никогда, к слову, не вызывался им быть.

Засыпает Эрэндис быстро, втихомолку посмеиваясь над забавной ошибкой Алласа. Если бы государь был рядом, она бы непременно поделилась с ним этим разговором — по легендам, основанное на искаженном валарине черное наречие было чрезвычайно сложным для изучения, и даже принцессе с ее способностями пришлось бы для начала обзавестись бессмертием, как у улаири, чтобы хоть сколько-нибудь преуспеть в достижении поставленной цели.

Когда утром принцесса, приведя себя в порядок и набросив на плечи дорожный плащ, поднимается на палубу, Тхурингветиль и Лангон уже невозмутимо беседуют о встреченной последним группе горных троллей, спустившейся к тракту от переправы в Синих горах и терроризирующей редких путников. Троллям, по словам Лангона, недоставало сообразительности подыскать более прибыльное место, зато они немало раздражали местных гномов. Подробностями этой истории принцесса не интересуется — широко раскрыв глаза, она смотрит на вырастающую прямо перед ними судостроительную верфь, совсем не похожую на ту, что она видела в Нуменорэ.

— Это Виньялондэ? — тихо спрашивает она, столько лет не покидавшая острова и пораженная видом совершенно новой и, казалось бы, навсегда оставленной в прошлом земли.

— Лонд Даэр Энед, — уточняет Лангон, бросив быстрый взгляд на Тхурингветиль. — Виньялондэ этот город называют на квенья — что выдает или друзей эльфов, или сторонников империи.

После ночного разговора принцесса избегает смотреть советнику в глаза, словно опасаясь выдать замыслы своей союзницы действием или неосторожной мыслью. Вдруг думается, что попытки Лангона завладеть Сильмариллами немедленно настроят против него весь высший свет Харадвейта и умбарское жречество, и невыразимо страшно чувствовать себя тем мелким камешком, что повлечет за собой лавину.

— Если не возникнет осложнений, уже послезавтра корабль будет готов к отплытию, ваше высочество, — медовым голосом сообщает Лангон. — Морем мы спустимся до границы с Харадвейтом, оттуда продолжим путь на юг по суше. Его величество с маршрутом подробно ознакомился и утвердил его, как наиболее безопасный. Он также счел нелишним для вас встретиться с наиболее уважаемыми жителями города. В порту нас ожидают посланники мэра, а после того, как вы немного отдохнете, по вашему желанию вам покажут город. Леди Иштар, разумеется, не стоит лишний раз появляться на людях.

Эрэндис резко разворачивается к нему прежде, чем Тхурингветиль успевает что-то возразить.

— Мне казалось, подобные решения принимаю лично я, а не мои спутники, — с вызовом произносит она. — Леди Иштар приглашена нами не для того, чтобы коротать дни в гостиницах. Ее ценные советы придутся весьма кстати.

— Неразумно, ваше высочество, — укоризненно останавливает ее Лангон. — Репутация леди Иштар оставляет желать лучшего. Здесь слишком многим известно о покушении. Из соображений ее же безопасности леди Иштар нечего делать на улицах нуменорского города.

Тхурингветиль мягко касается ее руки.

— Лорд Лангон абсолютно прав, ваше высочество, — неожиданно покладисто отвечает она. — Я уже много лет не бывала в Лонд Даэр, вряд ли смогу быть вам чем-то полезной. Я и сама хотела просить позволения остаться на постоялом дворе.

Эрэндис становится ясна игра майэ — вот уже и Лангон смотрит на ту с явным подозрением, не решаясь, впрочем, открыто отдать страже распоряжение глаз с Тхурингветиль не сводить. Корабль причаливает к берегу, и на какое-то время принцессе кажется, что ее спутник и думать забыл об этом разговоре. Впечатления обрушиваются на нее, словно водопад, — встречают ее с величайшим почтением, размещают со всеми удобствами. Виньялондэ не похож на другие города Нуменорэ — здесь всего чересчур, и шума, и запахов, и странных людей. Принцесса скользит взглядом по деревянным домам и решает, что жить здесь постоянно не согласилась бы.

Лишь после знакомства Эрэндис с мэром — довольно посредственным низкорослым человечком в круглой фетровой шляпе без полей — лорд Лангон снова напоминает о себе, выбрав для разговора удобный момент, когда поблизости нет Тхурингветиль.

— Вы ведь понимаете, ваше высочество, что король отдал мне вполне определенные распоряжения касательно леди Иштар и условий вашего совместного путешествия?

Эрэндис отвечает не сразу, обводя внимательным взглядом большой зал ратуши, где в ее честь устроили настоящий пир, и кивая в ответ на ободряющую улыбку одного из ее телохранителей, лучшего из людей лорда Аланора.

— Вы ведь понимаете, лорд Лангон, что похожие указания, по всей видимости, получила и сама леди Иштар — в отношении вас?

Майа нехорошо усмехается, и принцесса замечает в его глазах столь редкий для него проблеск эмоций.

— Получила, — кивает он. — Вопрос только в том, от кого. Не знаю, что за ценную информацию она выдала Ар-Зимрафель в обмен на освобождение, но она не оставила бы Саурона ради какой-то мелочи. Иштар что-то задумала, и вам известно, что это, принцесса. Вы расскажете мне.

— Вы мне приказываете? — недоуменно смотрит на него Эрэндис. — Вы забываетесь, милорд. С чего вы решили, что это каким-то образом касается вас? Если я и сочту нужным с кем-то посоветоваться, этим человеком будет только государь.

— Пройдет не меньше полутора суток, прежде чем ваше послание попадет в руки государю, — возражает Лангон. — И еще столько же — на доставку ответа. Достаточно для того, чтобы успело случиться непоправимое. Я предупреждал, что леди Иштар опасна и ни в коем случае не должна покидать темниц Нуменора, но ее величество, увы, поддалась ложному обаянию этого существа и поверила в его невиновность. Нравится вам то или нет, но по эту сторону пролива я единственный, кто может встать между леди Иштар и вами, принцесса. Если ее намерения причинят вам вред…

Эрэндис понимает, что обстановка не слишком подходящая, но как знать, ждет ли их в будущем еще один столь же удачный поворот разговора, и порывисто произносит:

— Не мне, — осекшись, она испуганно смотрит на Лангона. — Возможно, вообще не причинят. Я думаю, что она все лжет. Вернее даже, не лжет, а предпочитает и дальше заблуждаться, убеждая в своей правоте и окружающих. Не думаю, что в наши дни кто-то еще поверит сказке о Сильмариллах…

Остаток дня Эрэндис внимательно наблюдает за лордом Лангоном, однако непохоже, чтобы ее слова затронули хотя бы какую-то струнку в его душе. Поделиться информацией с Тхурингветиль удается не сразу, однако та выглядит исключительно довольной.

— Я знаю Лангона много дольше, чем вы, Эрэндис, — улыбается она. — Вот увидите, он теперь глаз с меня не спустит.

— И что же в этом хорошего? — не выдерживает девушка. — Под надзором лорда Лангона нам точно не удастся встретиться с Ангмаром или кого там еще пошлет нам на помощь Тар-Майрон.

— Я ведь еще в Арменелосе предупредила, что не собираюсь вести никаких дел с Ангмаром, — удивленно отзывается Тхурингветиль. — В этом вопросе я целиком и полностью полагаюсь на Майрона. Он ухитрялся тайно встречаться с Мелькором на Альмарене, под самым носом у валар, так неужели не найдет способ вытащить Фада из какой-то жалкой человеческой тюрьмы? На встрече с Ангмаром я вам, моя госпожа, не нужна.

Эрэндис бросает в холод от этих ее слов.

— Вы отказываетесь мне помогать, Иштар? — восклицает она. — Как же я узнаю Ангмара? Где вообще я должна искать его в незнакомом городе?

— Говорите тише, здесь даже у стен есть уши, — останавливает ее Тхурингветиль. — Ангмар сам вас найдет, можете не сомневаться. И тогда вы ни с кем его не перепутаете.

— Но Лангон нам даже заговорить друг с другом не позволит, — не сдается Эрэндис. Тхурингветиль покровительственно обнимает ее за плечи.

— Лангона я беру на себя.

Поездку по Лонд Даэр намечают на послеобеденные часы следующего дня, и здесь принцессу ожидает первый сюрприз. Лангон, до последней минуты не выдававший своих намерений, внезапно изменяет планы и отказывается от затеи составить ей компанию.

— Полагаю, что на нуменорской земле все еще могу с чистой совестью оставить вас на попечение воинов, которых выбрал для вашей охраны лорд Аланор, — искусственно улыбается он. — Выяснилось, что существуют вопросы чрезвычайной важности, решение которых требует моего личного участия. Вы и не заметите моего отсутствия, ваше высочество. Похоже, вы совершенно очаровали господина мэра.

К великому сожалению Эрэндис, здесь Лангон не ошибается — мэр действительно всеми силами тщится произвести на нее впечатление и, очевидно, добиться положительной рекомендации перед государем, а потому не умолкает ни на минуту, ведя речь то о достопримечательностях города, то о местных сплетнях, в потоке которых принцесса очень скоро перестает ориентироваться. В обществе Тхурингветиль эта прогулка могла бы даже показаться приятным развлечением, но в сложившихся обстоятельствах все, что интересует Эрэндис — это о чем в ее отсутствие беседуют майар Владыки.

Климат на континенте отличается от островного — Эрэндис всем своим существом ощущает наступление настоящей осени. Там, куда они скоро отправятся, царит вечное лето, и огненно-красный шар солнца до позднего часа висит над горизонтом, золотя полукруглые крыши храмов и неспокойную рябь моря, так что она наслаждается непривычной ветренной прохладой и любуется едва различимыми очертаниями резных деревянных зданий в вечернем полумраке. Карета огибает ратушу и устремляется к верфям — мэр горит желанием показать принцессе новые корабли, и, к вящему удивлению, здесь Эрэндис сталкивается со старым знакомым.

Не сказать, что появление мастера Нарронда вызывает у принцессы особенную радость — из памяти еще не изгладились его возмутительные намерения строить новый нуменорский флот, взяв за основу погребальные корабли истерлингов. Нарронд замечает ее не сразу: деловито семеня по мосту между доками, в самой гуще событий, он поминутно задает работникам вопросы и делает пометки в обтянутой синим бархатом записной книжице, полностью поглощенный своим ремеслом.

— Мастер Нарронд, — изображает Эрэндис приветливую улыбку, когда становится очевидным, что светской беседы не избежать. — Какая неожиданная встреча. Я думала, вы все еще трудитесь над строительством Алькарондас и не покидаете острова.

— Лонд Даэр Энед с радостью поставляет государю самую качественную древесену, — немедленно сообщает мэр. — Нарронд — частый наш гость, приезжает лично убедиться в том, что товар оправдывает свою цену.

— Для настоящего мастера всякое его творение — словно родное дитя, — с присущей ему высокопарностью изрекает Нарронд. — А в использовании материалов, порожденных моей второй родиной, я вижу особенный символизм. Работа над Алькарондас почти завершена — однако свой первый вздох судно сделает, когда сможет расправить крылья.

— Выходит, вы уже разобрались в технологиях, что использовали истерлинги Первой эпохи? — насмешливо осведомляется Эрэндис. — Да государь осыплет вас золотом!

— Пока не разобрался, пока не разобрался, ваше высочество, — сварливо трясет головой Нарронд. — Тонкое искусство кораблестроения не терпит суеты. Я вижу, Алькарондас предначертан великий путь и грандиозные свершения, и я сделаю корабль воплощенным совершенством, пусть даже на это уйдут долгие годы.

— Суда, о которых вы говорите, могут стать опасным оружием, — подмечает мэр. — Полагаю, простому обывателю спокойнее будет продолжать считать, что это очередная восточная сказка. У них там и драконы разговаривают, и вздорный подземный народец похищает детей, оставляя вместо них в колыбели уродливых чудовищ. Богатое воображение!

— Летающие корабли обеспечат Нуменорэ господство на суше, в море и на небе на столетия вперед! — с лихорадочным блеском в глазах заявляет Нарронд. — Люди смогут стать равными богам, достигнув бессмертных земель, смогут покорить новые вершины, расширить горизонты!

— Сомневаюсь, что боги встретят их с распростертыми объятиями, — не удерживается от критического замечания Эрэндис. — Во всяком случае, майар в таких ситуациях не так уж сильно отличаются от людей. Подозреваю, что валар тоже чрезвычайно ценят спокойствие и уединение в своем Валиноре. Незваные гости им не нужны.

— Вы рассуждаете приземленно, ваше высочество, — довольно дерзко отзывается Нарронд. — Появление летающих кораблей навсегда изменит само понятие войны. Когда вы вернетесь в Нуменорэ через несколько лет, вы не узнаете своей родины.

— Я уже начинаю подозревать нечто подобное, — мрачно кивает Эрэндис. Мастер бы нашел общий язык с Тхурингветиль — его, судя по всему, тоже совершенно не устраивает предсказуемая и размеренная жизнь.

Мэр и Нарронд, похоже, отлично ладят — Эрэндис решительно нечего добавить к их спору, давно уже вышедшему за рамки обычного делового визита, поэтому она ненадолго оставляет мужчин, желая осмотреться. Атмосфера портов и верфей с юных лет кажется ей завораживающей, и она уходит все дальше, любуясь грациозными скелетами будущих кораблей, их расписными парусами с символикой королевства и стройными, устремленными ввысь мачтами. Совсем иными ее бабушка описывала драккары умбарских корсаров — длинные и изящные корабли с черными парусами и декоративными веслами, которые на практике уже много лет не использовались. Именно из опасения столкновений с непредсказуемыми пиратами лорд Лангон принял решение не заплывать южнее границы Харада. За себя майа мог не опасаться, а вот две женщины на борту грозили создать нежелательные осложнения.

— Он чересчур много болтает, этот корабел, — замечает вдруг невесть откуда взявшийся матрос, без дела бродящий по пристани, и только теперь Эрэндис понимает, как далеко отошла от своих спутников. — И только что купил у старины Анора никуда не годную лиственницу.

Что-то в голосе моряка заставляет принцессу взглянуть на него повнимательнее. Стоящему перед ней человеку не больше сорока, светлые волосы небрежно убраны под шляпу, выразительные глаза медно-орехового цвета глядят настороженно, будто ожидая подвоха. Эрэндис отчего-то кажется, будто она уже видела у кого-то похожий цвет глаз, вот только вспомнить, у кого именно, никак не удается. Впрочем, все эти детали очень скоро теряют значение, — возможно, дело в самой ауре, что распространяет вокруг себя этот странный матрос: холода, пронзительной тишины и тьмы. Воспоминания будто переносят Эрэндис на несколько месяцев в прошлое: мимолетное столкновение на улицах города, парализующий ужас, падение в пустоту. Наваждение едва ли длится несколько секунд, но она поспешно отшатывается от незнакомца, догадавшись, наконец, с кем только что повстречалась.

— Значит, вы и есть леди Хинд из Рун, потерянное дитя, о котором было столько странных разговоров, — полувопросительно констатирует назгул. — Легче пробиться на прием к королю, чем застать вас в одиночестве.

— Вы что, правда, лорд Ангмар? — Эрэндис сознает, что выглядит глупо, но не преуспевает в попытках скрыть изумление. — Я вас совсем иначе представляла.

— Разочарованы? — ухмыляется Ангмар, потешаясь над ее растерянностью. — Сожалею, но Лонд Даэр — давно уже не тот город, где можно без риска для репутации надеть черное.

— Никак не ожидала увидеть вас именно здесь, — Эрэндис неловко улыбается, кивая на сложенные в огромную пирамиду бочки, возле которых они остановились. — Леди Иштар предупреждала, что вы сами меня разыщете.

— И я это сделал, — подтверждает Ангмар. — Хотя, не стану скрывать, был удивлен. Не припоминаю, чтобы до сих пор Повелитель обращался к нам с такими… своеобразными просьбами.

— Это заслуга леди Иштар, не моя, — отзывается Эрэндис. — Вам удалось найти мальчика?

— Надзиратели будут убеждены, что Фад, сын Зейда, отбывает наказание в соответствии с приговором, — уверенно произносит Ангмар. — Если вы задержитесь в городе еще на день, сможете попрощаться с братом.

— Куда он поедет? — тихо спрашивает Эрэндис. — В Кханд? Как я могу быть уверена, что его там не убьют? Ведь леди Иштар уже не будет рядом с ним…

— Всем, кто когда-либо встречал леди Иштар, — холодно возражает Ангмар, — безопаснее находиться от нее как можно дальше. Когда-нибудь вы это поймете.

Эрэндис невесело улыбается.

— Значит, его звали Зейд… Забавно, что я узнаю об этом от вас. Как Тар-Майрон узнал?

— Мне сообщил не Повелитель, — пожимает плечами Ангмар. — Выходит, вы не помнили имени собственного отца?

— Я его не знала, — виновато признается Эрэндис. — У нас не принято было обращаться к родителям по имени. Особенно если ты дочь вождя. Уважение проявляется в мелочах. А потом отец погиб, и я тысячи раз пожалела, что не могу даже должным образом почтить его память. Спасибо вам, что помогли это исправить.

— Вас легко порадовать, — фыркает Ангмар. — Будьте готовы завтра на закате. А сейчас не заставляйте своих провожатых вас разыскивать.

— Подождите, — вскидывает руку принцесса. — Этот мальчик, который займет место Фада… кто он? Из какой семьи? Почему согласился?

Судя по выражению лица лорда Ангмара, при подборе подходящего кандидата он и не подумал обременять свой разум подобными вопросами. Эрэндис огорченно качает головой. С каждой минутой затея нравится ей все меньше, и приходится регулярно напоминать себе о том, что на карту поставлено будущее самого близкого ей на всем белом свете человека.

Довольно странно вернуться в карету и слушать беззаботную болтовню мэра после знакомства с предводителем улаири. На какое-то мгновение Эрэндис даже хочется вернуться к докам, чтобы убедиться, что этот призрачный моряк ей попросту не почудился.

Мэр непременно желает показать ей местную оранжерею и фиолетовые розы, представляющие собой особую гордость его супруги. Принцесса делает вид, что любуется великолепными цветами, но мысли ее далеко.

В комнату Тхурингветиль она поднимается едва ли не бегом.

Майэ сидит перед зеркалом и расплетает уложенные в сложную прическу рыжие локоны. На появление Эрэндис она реагирует слабым кивком, словно та не может сообщить ей ничего нового.

— Я видела лорда Ангмара, — робко начинает принцесса. — В порту. Он выглядел… необычно. Носил камзол, как у капитана корабля. И шляпу. Настоящую корсарскую шляпу.

— Вы же за информацией туда пошли, а не за представлением, — отзывается Тхурингветиль. — Если хотите взглянуть на форменную одежду с гербами Мордора, за этим отправляйтесь в Лугбурз.

— Он сказал, что завтра на закате мы сможем увидеть Фада. Сможем, ведь правда? Я думаю, Фад больше будет рад увидеть вас, чем меня. Ведь он не знает…

— Если узнает, может и передумать ехать, — замечает майэ. — Не стоит портить красоту момента ненужными откровениями. Однажды вы ему во всем признаетесь, и тогда он будет благодарен вдвойне.

— Он был очень любезен со мной. Лорд Ангмар. Как будто все эти ужасы рассказывали и не про него, — видя, что Тхурингветиль даже слышать ничего не хочет о предмете своей антипатии, Эрэндис поспешно меняет тему. — А что у вас? Лангон говорил что-то о камнях?

— Мы прогулялись, — отвечает Тхурингветиль. — Какое-то время он преследовал меня, полагая, что держится незаметно. Я привела его на местное кладбище. Отличное место для разговора. Разумеется, я все отрицала.

— В чем тогда был смысл? — непонимающе смотрит на нее Эрэндис. — Отвлечь его на один вечер? Во второй раз эта уловка не сработает.

— Эта уловка уже сработала лучше, чем вы можете себе представить, — мило улыбается Тхурингветиль. — Укажи я Лангону хотя бы примерные координаты тайника — и он бы тотчас уверился, что я лгу.

— Ваш план все еще кажется мне абсолютно непродуманным, — вздыхает Эрэндис. — Не могу представить себе, чтобы все те мудрые правители, имена которых вы называли, поверили в такую чушь. Уж не наш государь — это точно.

— Мне и не нужны все, какое мне вообще дело до того, во что они верят, — смеется Тхурингветиль. — Достаточно, чтобы поверил один. Все они, ваше высочество, связаны невидимыми, но очень крепкими узами — достаточно одной шестеренке пойти в другую сторону, и от механизма в считанные минуты ничего не останется.

На этот раз Эрэндис уходит с неприятным подозрением о том, что пресловутой шестеренкой в этой игре стала она сама. По прошествии нескольких бессонных часов принцесса машинально отмечает, что Асуан, с историей которой она могла ознакомиться благодаря "Смерти в городских легендах", после своей нашумевшей казни была похоронена именно на кладбище для бедняков в Виньялондэ. Воображение решительно отказывается представлять Тхурингветиль, отправившуюся посетить собственную могилу, и очень скоро Эрэндис забывается тревожным поверхностным сном.

Путешественники покидают Виньялондэ задолго до рассвета, предвосхищая выход из гавани грузовых судов, и Эрэндис долго вглядывается в клубящуюся над водами порта туманную дымку, будто надеясь разглядеть среди пустынных доков и подпирающих небеса корабельных мачт одинокий силуэт призрачного капитана. Лорд Ангмар исполняет обещанное — незадолго до отплытия они все же встречаются с Фадом, и на какое-то мгновение радость, с которой брат бросается к Тхурингветиль, отзывается в сердце принцессы болезненным уколом: время не повернуть вспять, и, невзирая на любые ее усилия, юноша продолжит считать своей настоящей семьей тех, с кем его пути никогда не пересеклись бы, продолжи он привычный кочевой образ жизни среди родного клана и займи даже место отца. Эрэндис торопливо отводит взгляд от ранящей сцены: в разворачивающемся спектакле ей полагается исключительно роль молчаливой благодетельницы. Майэ, несомненно, чувствует ее смятение, касаясь ее руки в неуловимом жесте поддержки.

— Фад не понимает, — юноша упрямо закусывает губу, всем своим видом выражая нетерпение, — почему он не может поехать вместе с госпожой? Фад не глупец, он не станет подниматься на корабль, он найдет хорошего скакуна и будет в Умбаре лишь немногим позже!

— Все ты прекрасно понимаешь, — Тхурингветиль рассеянно проводит кончиками пальцев по его руке. — Умбар сейчас кишит нуменорцами, а ты, мой друг, стал слишком узнаваем. Еще хуже, если ты привлечешь внимание Лангона. Все наши усилия пойдут прахом. Допустим, ты совсем не думаешь обо мне, так представь, что скажет Владыка, когда ты предстанешь перед его троном раньше назначенного срока, так бездумно пренебрегая шансом на вторую жизнь, что был тебе дарован исключительно милостью Майрона.

— Госпожа совсем не верит в Фада, — обиженно отзывается тот. — Фад быстр, как сокол, и неуловим, как ветер. В тюрьме говорили всякое о том, что сейчас творится на юге. Фад не станет, подобно крысе, прятаться в лорганском храме, покуда госпоже угрожает опасность!

— От кого же ты думаешь меня защищать? — насмешливо интересуется Тхурингветиль. — От профессиональных убийц на службе у короля Нуменорэ? От придворных отравителей правителя Харадвейта или его звездочетов? От мстителей-одиночек, воюющих с нуменорской армией в Мордоре и узревших в моих действиях предательство всех наших идеалов? От албаи? С таким-то количеством врагов я была бы беспросветно глупа, если бы надеялась спастись благодаря превосходству в силе. Своей героической смертью, мальчик, ты мне никак не поможешь. Покушение на Палландо должно было научить тебя тому, что противник наш хитер и очень опасен.

— Госпожа ведь знает, что Фад не справился, — юноша сжимает кулаки, бледнея от ярости, и сердце Эрэндис на миг замирает, а затем стучит с удвоенной силой — именно этого признания она одновременно боялась и ждала. — Фад опозорил род своего отца. Позволил украсть свой арбалет. Позволил вору попытаться свершить за него месть. Оставил госпожу без охраны. Из-за Фада она оказалась в темнице. Если бы господин Майрон судил только по справедливости, он приказал бы своему военачальнику утопить меня в Великом Море!

— Значит, арбалет у тебя украли? — оживленно переспрашивает до сих пор хранившая молчание Эрэндис. — Отчего же ты не признался в этом лорду Аланору?

— Лорд Аланор не приходил допрашивать Фада, — угрюмо отвечает брат. — Приходили другие. Спрашивали, хотел ли Фад убить синего мага. Фад сказал правду. Сказал, что хотел, но не успел. Кто-то его опередил. Спрашивали, раскаивается ли Фад в своих намерениях. Фад ответил, что если выйдет из тюрьмы, снова возьмет арбалет и пойдет убивать мага. Сказал, не сможет убить сам, значит, завещает сыну, если дева моря Рун пошлет ему свое благословение и одарит новой семьей.

После откровений брата Эрэндис отчетливо хочется схватиться за голову и застонать — неудивительно, что государь и слышать не хочет о его возможном помиловании и освобождении; Тхурингветиль, судя по ее раздраженному виду, с ней полностью солидарна, но свои эмоции выражает куда более красноречиво — и принцесса машинально отмечает, что сила пощечины майэ значительно превосходит то, что можно ожидать от хрупкой на вид аданет. Фад, впрочем, не выдает свою обиду ни словом, ни взглядом — Эрэндис с детства запомнилось это выражение молчаливой покорности, что принимали все без исключения дети их клана, стоило бабушке хоть на мгновение принять недовольный вид.

— Я должна была тысячу раз подумать, прежде чем связаться с кем-то из вашего народца, — голос майэ сейчас напоминает шипение потревоженной змеи. — Глупость, бесконечная эгоистичная глупость, не видите ничего за пределами своего уязвленного самолюбия, и время вас нисколько не меняет! Как будто один и тот же жалкий человек раз за разом умирает и перерождается в новом поколении!

— Фад, тебе не следовало так открыто объявлять о своих намерениях, — обеспокоенно покосившись на спутницу, Эрэндис пытается смягчить ее резкую отповедь. — Ты знал, на какой риск идешь, отправляясь в чужую страну, и не должен был позволять себе таких ошибок. Ты должен пообещать мне, что прекратишь упорствовать и стремиться к неосуществимому. Только на таких условиях я согласна отпустить тебя в Кханд.

— Вы можете отправить Фада обратно в тюрьму, если сомневаетесь, — неприятно осклабился брат, глядя ей прямо в глаза. — А вот запрещать Фаду умереть, чтобы отомстить за его народ, не имеете права. Вы не посланница Владыки.

— Но что ты докажешь этой глупой и бессмысленной смертью! — Эрэндис не может удержаться от того, чтобы повысить голос. — Тебе повезет, если в Нуменоре обратят внимание на смерть еще одного сумасшедшего вастака! Палландо живуч, как кошка, не уверена, что обычное оружие вообще способно нанести ему какой-либо ущерб!

— Да простит мне ее высочество это замечание, — осторожно прерывает ее Тхурингветиль, — однако вы рискуете потратить всю ночь на убеждения, но так и остаться неуслышанной. Нравится это Фаду или нет, но Майрон не привык к тому, чтобы его дары столь дерзко и самонадеянно отвергали. Последний, кто позволил себе нечто подобное, окончил свои дни весьма печально… и болезненно, хоть и остался воспет в балладах своего народа. Фаду, впрочем, посмертная слава не грозит, ведь он, если мне не изменяет память, последний представитель своего клана?

— Госпожа знает, что должен сделать Фад, чтобы лорд Майрон освободил его от обета? — исподлобья взглянул на нее юноша. — Госпожа для этого хочет, чтобы Фад вернулся домой?

По задумчивой ухмылке Тхурингветиль ни за что не определить, о чем она думает, но пока та неторопливо отвечает Фаду, Эрэндис по необъяснимой причине охватывает ледяная дрожь.

— Забавно, но сейчас мне кажется, что история в очередной раз повторяется… точнее, движется по спирали, ведь в одну реку не войти дважды, — тихо отзывается майэ. — Когда-то передо мной стояла женщина, исключительно умная и проницательная молодая женщина, и умоляла освободить от связывавшего ее с Мордором обязательства, дабы распорядиться отпущенным ей сроком жизни по своему усмотрению. Я ответила ей, что наша сделка будет расторгнута после того, как она приведет нам на службу своих сыновей. Разумеется, тогда она находилась на грани отчаяния и даже помыслить не могла о том, чтобы заключить брак и, уж тем более, обзавестись потомством.

— И что же? — рискует поинтересоваться Фад, когда молчание майэ становится почти невыносимым. — Что она решила?

— Она честно попыталась выполнить поставленные перед ней условия, — отвечает Тхурингветиль. — Больше я ее никогда не видела. Знаю, что она умерла, считая себя абсолютно счастливым человеком. Довольно редкое состояние души для эдайн — если, конечно, речь идет о чем-то подлинном, а не о самообмане. Еще при ее жизни один из сыновей по собственной воле присягнул на верность Майрону. А о своей мести она, став матерью, забыла. Продолжение рода стало для нее важнее мелочных обид прошлого.

— Не надейтесь, что это произойдет с Фадом, — упрямо отзывается Фад. — Однажды Фад все равно уничтожит этого мага и сотрет с лица земли все, что с ним связано. Завтра или через десятки лет, или даже в день последней битвы, но кровь моего рода будет отомщена.

— Ты услышал мое единственное условие, — качает головой Тхурингветиль. — Хотя бы к этому отнесись с уважением, если смеешь отказывать самой принцессе Нуменорэ.

Эрэндис закрывает глаза, но фигурка брата, склонившегося перед своей госпожой, будто каленым железом выжжена у нее на сетчатке — не выбросить из головы, не стереть из памяти, как ни старайся. Она тянется за спелым яблоком на расписном глиняном блюде и едва заметно морщится от несмолкающего крика чаек, всю дорогу кружащих над палубой.

— Не понимаю, почему лорд Аланор солгал мне, — тихо произносит она. — Ведь я просила его провести допрос собственнолично. Я знаю, он бы понял, что Фад все это говорит по юношеской глупости… он бы нашел способ оправдать его без этого унизительного побега. И невинные люди бы не пострадали…

— Вы так безоговорочно доверяете Аланору? — внимательно смотрит на нее Тхурингветиль. — Не забывайте, при дворе каждый печется, в первую очередь, о своих личных интересах. Аланору куда спокойнее видеть меня рядом с Майроном, в темницах, но уж никак не здесь, не с вами.

— И ради этого он готов позволить настоящему убийце разгуливать на свободе? — возмущенно вскидывается Эрэндис. — Рискуя благополучием династии? Никогда не поверю!

— Для того, чтобы устранить настоящего убийцу, вовсе не обязательно устраивать над ним показательный суд, — усмехается майэ. — Аланор отвечает за безопасность короля. Вот и обеспечивает ее всеми доступными способами.

— Даже невзирая на то, что вы не виноваты в покушении? — Эрэндис неприятно даже задумываться о подобном, не то что произносить вслух. Тхурингветиль возводит взгляд, посмеиваясь над ее наивностью.

— Не виновата в покушении — так уж в чем-то другом наверняка виновата, — подмигивает она. — Если вы хотите заниматься политикой, вам следует научиться мыслить не столь буквально. Как знать, возможно, я еще поблагодарю Аланора, да и вашего короля, за это решение.

— За то, что они без суда позволили бросить вас в темницу? — недоверчиво переспрашивает Эрэндис, и теперь майэ уже не сдерживает заливистого смеха.

— Мы ведь не знаем, какие цели преследовал злоумышленник. Это для Фада господин Палландо — кровный враг, а его смерть — дело чести. Кто-то другой, не сумев достать одного из высокопоставленных гостей Ар-Фаразона, без колебаний мог бы переключить свое внимание на кого-то менее защищенного. А я, как ни крути, иностранный посол, магией не пользуюсь, с охраной по дворцу не хожу… Выбор очевиден.

— Не надо так шутить, — Эрэндис опасливо ежится, словно даже за сотни километров от дворца они все еще не в безопасности. — Не представляю, как вы можете говорить об этом так спокойно.

— Смерть учит иначе смотреть на жизнь, — пожимает плечами майэ. — А я видела этот мир задолго до того, как он обрел цель и форму. Думаю, Аланор прекрасно понимает, насколько иначе я ощущаю течение времени… насколько вообще такое способен понять человек.

— Иштар, я никогда прежде не задавала вам этот вопрос, — осторожно интересуется Эрэндис. — Тогда… до сотворения мира — вы ведь не сразу стали майэ Владыки? Насколько я понимаю из эльфийских хроник, у него вообще не было своих майар. Лорд Майрон… он перешел на его сторону… эльфы называли это предательством…

— Разумеется, только эльфам судить о том, что известно им лишь из чужих воспоминаний, — морщится Тхурингветиль. — Предательство — слишком человеческое слово, когда речь идет о космологических процессах. Отвечая на ваш вопрос, принцесса, я не была сотворена ни Мелькором, ни для того, чтобы поступить на службу к Мелькору. На заре времен… у меня была госпожа. Одна из бесчисленных не названных по имени айнур, слишком могущественных для того, чтобы спуститься в Арду, растрачивая свои силы на слабую, непостоянную материю. В замысле Эру им была отведена иная, менее заметная, но куда более сложная роль. Мелькор тоже входил в их число, если говорить начистоту. Именно поэтому Эру не приветствовал его намерение придать своим идеям материальное воплощение. Только не в масштабах Арды. Мелькор предпочел сделать собственный выбор, и это стоило ему больших потерь и огромной боли. Я знаю это, потому что сама прошла через подобное, выбрав не следовать за своей госпожой. Я многое потеряла, но многое и привнесла в этот мир.

— Эта валиэ, о которой вы говорите, — спрашивает Эрэндис, — чему же она покровительствовала, чего нет сегодня в Средиземье? И есть ли человеческие слова, позволяющие говорить о таком?

— Моя госпожа воплощала собой магию, — улыбается Тхурингветиль. — Магию куда более сложную и опасную, чем в состоянии представить ваше ограниченное условностями воображение. Если бы госпожа пошла по пути Мелькора, и люди, и эльфы, и даже воплощенные майар обладали бы совсем иными возможностями. Не уверена, что Арда в состоянии такое выдержать, если даже эксперименты Мелькора то и дело приводили к всевозможным катаклизмам. Может быть, в других, иначе задуманных и реализованных мирах, далеко отсюда… Так или иначе, именно я сделала возможным перевоплощения и превращения. Мелькор мастерски владеет иллюзиями, и значительная доля искусства моей госпожи подвластна и ему, как величайшему среди айнур, но именно майар наделены силой принести дары своих покровителей существам, стоящим на более низкой ступени. Магия вампиров и оборотней, а также чародеев, способных на короткий или долгий срок изменять свое лицо — это мой незначительный вклад в мироздание. Вот вам, собственно, и ответ, почему меня так ценил мой повелитель.

“Леди Иштар лжет. Ложь составляет самую ее природу и, убедительности ради, всегда основана на правде”, набатом звучит в ушах принцессы каркающий голос Палландо. И все же, сейчас Эрэндис необходимо слышать эту ложь, каких бы чудовищных масштабов она не достигала: хотя бы ради хрупкой иллюзии безопасности для Фада, пусть путь, на который ступает брат, кроется в сгущающейся над их головами тьме.

— Вы верите ему? — хрипло спрашивает она. — Верите, что Фад прислушается к вашей просьбе и не станет совершать глупостей?

— Ангмар, конечно, безответственный мерзавец, но за ним он присмотрит, — отзывается Тхурингветиль. — Существуют клятвы, которые не принято нарушать даже среди тех, чье слово не стоит ломаного гроша. В жизни каждого должно оставаться нечто незыблемое. Кроме того, Фад слишком похож на свою бабушку. Из него получится достойный вождь.

— Вы знали нашу бабушку? — Эрэндис резко вскидывает на нее взгляд. — Откуда, бабушка ведь никогда не разлучалась с семьей!

— А вы до сих пор не догадались, кем была та женщина, чью историю я поведала Фаду? — лукаво смотрит на нее Тхурингветиль. — Я знала о вашей бабушке, пожалуй, больше, чем любой из ее многочисленной родни. Майрон всегда возлагал большие надежды на Рун, и никого из потомков Хамула из виду я не теряла. Эдайн далеких земель верят, что в высших мирах у каждого народа есть свой покровитель. Можете так расценивать мое покровительство истерлингам, мне нравится находить в своих действиях свидетельства божественной миссии.

— Что привело к вам бабушку? — Эрэндис изо всех сил вцепляется в руку собеседницы. — Что, во имя всего святого, могло связывать ее с Мордором?

— Я не вправе разглашать чужие тайны, пусть даже те, кому они принадлежат, уже и не с нами, — Тхурингветиль мягко высвобождает рукав из ее похолодевших пальцев. — Вашу бабушку и ее семью некогда разделяли серьезные разногласия. Разногласия такого характера, что однажды они стали представлять собой нешуточную угрозу ее независимости и даже жизни. Будучи женщиной умной, она нашла способ выкупить свою свободу — это сделало одного из ее сыновей одним из самых влиятельных жрецов, а вас — принцессой Нуменора. Никогда нельзя знать, куда заведет выбор.

— Вы снова говорите загадками, леди Иштар, — с сожалением вздыхает Эрэндис. — И всякий раз, когда мне кажется, что я уже приблизилась к правильному ответу, меня снова отбрасывает назад.

— Вы себя недооцениваете, ваше высочество, — усмехается Тхурингветиль. — Ваша бабушка подавала большие надежды, но вы превосходите ее во всех отношениях, пусть пока и не научились этим пользоваться. Время это исправит, не сомневайтесь.

В Харадвейте принцесса и ее спутники снова сходят на берег, бросив якорь в одной из небольших, полузаброшенных гаваней. Путешествовать морем в южном направлении опасно — море кишит корсарами, и стража не желает вступать в бессмысленный бой, да еще и с такими ценными пассажирами на борту. Наслаждаясь растерянностью на лицах слуг, Эрэндис отказывается от привезенной из Роменны громоздкой кареты и с удовольствием скачет верхом наравне со своими спутниками.

Средиземье очаровывает принцессу с первого взгляда: впервые переживая опыт жизни за пределами Нуменора, она влюблена в каждое новое впечатление, каждого встреченного ими человека и с трудом сдерживает переполняющие ее эмоции. Палящее солнце Харадвейта молниеносно выжигает из памяти погружающийся в зимний сон Арменелос и будто наполняет светом изнутри — даже Тхурингветиль, чье здоровье на протяжении путешествия, признаться, беспокоило Эрэндис, выглядит куда свежее и жизнерадостнее. Ее ироничные диалоги с лордом Лангоном до поры веселят принцессу: она даже забывает, что перед ней непримиримые противники, а вовсе не старые-добрые друзья. Все расставляет по местам странный ужин в одной из придорожных таверн, где они решают остановиться на ночь.

Поначалу Эрэндис с удивлением смотрит на пышущую огнем в центре зала печь странной формы, из которой то и дело вылетают гаснущие на песчаном полу искры. Позднее она понимает, как необходим этот источник тепла в Харадвейте, ночами превращающемся в ледяную пустыню. Тхурингветиль, утомленная долгой дорогой, с видимым облегчением опускается на мягкие подушки и начинает болтать с хозяином на неизвестном принцессе наречии — ничего общего с переливающимся языком вастаков оно не имеет и по грубости могло бы сравниться с языком орков, хотя его Эрэндис слышала лишь в сильно смягченном произношении своих учителей.

К счастью, им удается избегать досаждающе любопытных взглядов — дело ли в магии или в умело подобранных Тхурингветиль восточных одеждах, но ужин проходит без происшествий или навязчивого интереса со стороны. Другие гости увлечены трапезой и неспешной беседой, майар почти не переговариваются между собой, будто выжидая чего-то — и развязка наступает неожиданно, когда старик-трактирщик, низко склонившись перед Лангоном, подает ему шелковый мешочек на подносе.

— Не припомните, когда мы играли в последний раз, леди Иштар? — нехорошо ухмыляется он, глядя майэ прямо в глаза. — Немало воды с тех пор утекло, не правда ли?

— Континенты не раз сошли с установленных мест, лорд Лангон, — в тон ему отвечает Тхурингветиль, и Эрэндис в очередной раз отмечает, насколько пренебрежительно может прозвучать подчеркнуто вежливое обращение в ее исполнении. — Боюсь, я подрастеряла навыки за прошедшие эпохи.

— Что это такое? — с любопытством подается вперед принцесса. — Кости? Какие-то особенные карты?

— Никогда не понимала этого пошлого пристрастия южан, — поджимает губы Тхурингветиль, одной рукой развязывая узелок на мешочке. — Вечерами напролет готовы убивать время за бессмысленными играми. Нет, здесь у нас кое-что поинтереснее, — она делает приглашающий взмах рукой, предоставляя Лангону право сделать первый ход.

Лангон долго и вдумчиво изучает содержимое мешочка, пока, наконец, не извлекает оттуда выкрашенный в темно-фиолетовый цвет кусочек дерева с выжженными на нем непонятными знаками и не бросает его в центр низкого круглого стола, вокруг которого они расположились. Тхурингветиль прищуривается, присматриваясь к странному предмету повнимательнее, и придвигает к себе мешочек, что-то увлеченно в нем ища.

— Позвольте познакомить вас с правилами, ваше высочество, — понижает голос Лангон. — Начну издалека. Эа полнится весьма разнообразными версиями того, как протекал процесс творения. Эльдар и вся западная цивилизация, склонные к художественному восприятию мира и признающие тонкое, непознанное вмешательство высших сил, склонны полагать, что Творец создал Арду посредством песни, причем детям Илуватора доподлинно неизвестно, была ли то несоизмеримо сложная для восприятия смертных баллада, заклятие — или нечто принципиально отличное, именованное песней лишь за отсутствием подходящих слов. Другие культуры, как вам, несомненно, известно, сохранили собственные предания о том, что следует понимать под Айнулиндалэ. Так, с древних времен находились те, кто считал, будто Арда была буквально выжжена в ткани мироздания при помощи сорока четырех рун.

— Некогда старейшины народов востока получили знание о рунах, и существует поверье, будто любую историю, когда-либо случившуюся или лишь предначертанную в будущем, можно описать при помощи этих сорока четырех знаков, — подхватывает Тхурингветиль, останавливая свой выбор на символе, с точки зрения Эрэндис, напоминающим туго закрученную спираль. — Эта легенда настолько древняя, что давно уже утратила свое сакральное значение. Зато сохранилась игра — двое выбирают некую историю, что еще не получила логического завершения, и начинают рассказывать ее поочередно, воздерживаясь от слов. Выбирают они из тех рун, что содержатся в мешочке, ни разу не повторяясь. Если они все делают правильно, и боги на их стороне, история начинает рассказывать себя сама. Проигрывает тот, кто обрывает цепочку, не в силах подобрать верного хода. Рассказывают даже, что таким образом можно предсказать будущее. Я не слишком в это верю.

— Неправда, верите, — неожиданно жестко обрывает ее Лангон. — Разве не таким образом было предсказано создание Сильмариллов, что повлекло за собой падение Утумно и определило ход всей Первой Эпохи? И разве это не доказывает, что легенда о рунах много древнее самого рода человеческого?

— Вы ведь не полагаете всерьез, что Мелькор принимал решения, полагаясь на эту детскую забаву? — недоуменно вскидывает бровь Тхурингветиль. — У нас было слишком много свободного времени, а подобное развлечение может длиться годами, если подойти к нему творчески. Когда Светильники пали, никто и не помышлял о создании сосудов для высвободившегося света: Мелькор очень быстро установил, что в таком количестве он не пригоден для изменения материи и даже разрушить ее толком не может, лишь помогает ей раствориться в небытие, в тех измерениях, где до сих пор господствует лишь воля Эру. Если бы не решение одного безумного нолдо, предсказание, о котором вы до сих пор помните, осталось бы в моих глазах сущей бессмыслицей.

— Вы столько лет прожили среди вариагов и все еще верите в свободу воли, Иштар? — иронично ухмыляется Лангон. — Возможно, руны нас рассудят. Вы ведь уже поняли, что я обращаю свой взор к этой древней, как мир истории. Видите, ваше высочество? — он указывает растерянной Эрэндис на лежащие рядом руны. — Это Лхар Так, руна пророчества. Если всмотреться, она напоминает длань, бросающую кости. Я попытался бросить вызов леди Иштар, воскресив в ее памяти события, давно сгинувшие в густом тумане прошлого, но она, кажется, меня перехитрила, ловко переменив тему. У Лхар Так есть более общее толкование, обозначающее человека на перепутье. От его решения зависит, потечет ли судьба по одному руслу или по другому, и боги бросают жребий на его счет. Вторая руна, ответ леди Иштар, называется Аум А — бесконечное повторение одного и того же цикла, способное в конце концов привести к поставленной цели, — на его лбу отчетливо обозначаются морщины. — В таком случае, возможно, подойдет это… — Лангон выбирает третью руну, и Эрэндис готова поклясться, что черные символы как будто слегка приподнимаются над деревом, окутывая его зловещей дымкой едва уловимого сияния.

— Лех Хун, — глаза Тхурингветиль увлеченно мерцают, когда она внимательно рассматривает руну. — Древние свитки. Символ тайного знания, — ее губы искривляются в ухмылке, призванной, скорее, замаскировать досаду. — Я не сомневалась, что вы зададите этот вопрос, Лангон. Тха Так, вы ведь и сами подозревали, каким будет мой ответ.

— Разве эта руна не повторяет первую? — спрашивает Эрэндис. — Символ — в точности такая же рука.

— Длань в этой игре означает пророчество, — рассеянно поясняет Тхурингветиль. — Название первой руны на общепринятое наречие переводится, как “момент пророчества”, мой же выбор — “дом пророчества”, иначе говоря, Храм. Прошедший посвящение в Храме может использовать длань на своем гербе, удостоившийся прямого откровения свыше окрашивает ее в белый цвет.

— Разве белый цвет не взывает к силам света? — удивляется принцесса, но майэ только поводит плечами.

— Вариаги и некоторые кланы вастаков отождествяляют его с трауром и смертью.

— Нгавт Анк Тун, — глаза Лангона нехорошо сверкают, и он, кажется, почти не задумывается над следующим ходом, молниеносно выбрасывая следующую руну. Тхурингветиль снова не выглядит удивленной — у нее давно заготовлен ответ.

— Танг Зел Тех. С вами стало скучно играть, лорд Лангон. Боюсь, что усну, не дождавшись окончания игры.

— А сейчас что происходит? — подает голос Эрэндис после того, как на стол ложатся еще несколько пар на первый взгляд идентичных рун с непроизносимыми названиями. Разъяснения берет на себя Лангон.

— Яд. Болезнь. Жертвоприношение. Воскрешение. Слияние. Письмо. Малый Храм. Волшебник. Снова жертва, на этот раз добровольная. Кажется, леди Иштар переживает некоторые затруднения?

— О чем здесь вообще идет речь? — Эрэндис чувствует, что окончательно запуталась. — О Дагор Дагорат? О Его возвращении? И… чья жертва?

— Того, чья судьба стоит на кону в этой игре, — тихо произносит Иштар. — Или той, у рун тысячи толкований. Энгма Хму Ло, — она вдруг выбрасывает на стол пустой кусочек дерева, и все руны на мгновение окутывает сияние, и теперь уже принцессе не удается списать этот эффект на отвратительное освещение таверны или неспокойный танец отзвуков свечей в драпировках на стенах.

— Что это такое? — немедленно спрашивает она Лангона. Майя выглядит неприятно изумленным, даже потрясенным, и смотрит на Тхурингветиль так, словно увидел ее впервые в жизни.

— Энгма Хму Ло — это последняя руна, — с торжествующей улыбкой отзывается та. — Ей полагается заканчивать игру. После нее новых ходов уже быть не может, лишь полное обновление. Конец истории.

— Но почему же? — хмурится Эрэндис — подспудно ей начинает казаться, будто произошло нечто плохое. — Разве не могу я сейчас взять любую следующую руну и… — она осекается, когда ее рука в мешочке нащупывает лишь пустоту. — Разве вы не говорили, что их должно быть сорок четыре?

— В этом и состоит магия рун, — произносит Тхурингветиль. — После закрывающей руны нет продолжения. Можно лишь собрать все руны в мешок и начать игру заново. Использовать Энгма Хму Ло можно только в одном случае.

— В каком же? — Эрэндис непроизвольно берет ее за руку, словно уже зная ответ.

— Когда цикл завершен, — отвечает за майэ мрачный, как ночь, Лангон. — Когда судьба уже записана на небесах и скреплена печатью, и приговор вот-вот свершится, — жестом он приказывает убрать руны. — Наши комнаты, должно быть уже готовы. Вам следует отдохнуть, ваше высочество. Путь до Вусты неблизкий, а сегодняшнее путешествие вас, должно быть, утомило.

Эрэндис готова поклясться, что усталость непосильной ношей навалилась на нее лишь после зловещей игры, но не смеет возражать — все участники ужина выглядят настолько отчужденными и погруженными в мир собственных предчувствий и воспоминаний, что излишние распросы кажутся принцессе вмешательством во что-то сокровенное и не предназначенное для обсуждения посторонними. Лишь два слова не перестают крутиться в ее памяти: яд и болезнь. Слишком сильны подозрения, что речь, в данном случае, с огромной вероятностью может идти о ней.

Сны принцессу посещают беспокойные и тревожные: ей представляется, будто прибыв в Вусту, официальную столицу Харадвейта, они видят сияющую на солнце золотую статую Ар-Фаразона, воздвигнутую на центральной городской площади. По правую руку от себя она видит леди Иштар; предпочитающая шелковые наряды тропической расцветки майэ на сей раз облечена в угольно-черный, на фоне которого ее волосы кажутся буквально объятыми огнем.

— До сих пор я слышала только о золотых памятниках, посвященных Владыке, — осторожно произносит принцесса, не узнавая собственный голос. — Государь говорил о том, что такие изваяния — насмешка над властью династии, и что их необходимо разрушать, а обычай сей предавать забвению.

— Я предупреждала, ваш государь совсем не тот, за кого себя выдает, — насмешливо обрывает ее Тхурингветиль. — Он желает сравниться с творцами этого мира. Все это было предсказано.

— Кем? — Эрэндис резко разворачивается к майэ, но красочная, пестрящая красками и ароматами Вуста вдруг словно растворяется в воздухе, и вместо нее из пустоты выступают ставшие почти привычными по ночным кошмарам очертания Барад Дура. — Кем предсказано?

Тхурингветиль также куда-то исчезает, и вместо ее мелодичного голоса принцесса слышит отрешенное ворчание старой оркской прислужницы в крепости.

— Ведьма еще совсем глупая. Ведьма не умеет читать руны, а они везде. В воде. В земле. В огне. В воздухе. В блеске металла клинков и в узорах, сотканных на песке. Все в мире говорит о конце времен. Люди вознесутся в своих глазах и падут ниже прежнего. Им будет недоставать почтения. Так уже было и повторится вновь.

Эрэндис со сдавленным криком садится на кровати, надеясь, что беспокойством своим не привлекла внимания соседей. Замин, что делит с ней комнату, лишь поворачивается на другой бок, глубже кутаясь в пушистое одеяло — много лет не покидавшая королевского дворца девушка боится лошадей, и путешествие становится для нее непростым испытанием. Неудивительно, что сейчас она настолько измучена. Эрэндис уже пришлось пообещать служанке, что в Вусте они ни за что не станут отказываться от кареты.

Принцесса нетвердым шагом подходит к окну, рассеянно любуясь жадно ловящим первые солнечные лучи городком с домами, фасады которых выложены золотисто-розовым камнем. Здесь, где каждый новый день представляется неповторимым приключением, жаль и даже совестно тратить время на такое бесполезное занятие, как сон. Эрэндис уже предвкушает, как сможет блеснуть в Вусте великолепными познаниями в восточных языках и истории, как прямо на глазах оживут столь занимавшие ее в Арменелосе уморительные истории Иштар о чудаковатом и превыше всего ценящем развлечения правителе Харадвейта и его коварных, вечно соперничающих между собой вельможах, — и как в один прекрасный день ей, возможно, доведется и самой править этими землями и окончательно влюбиться в свой народ, до сих пор знакомый лишь по лелеемым с детства воспоминаниям. Эрэндис даже самой себе не признается в том, что уже борется с предательским желанием сбежать от своих провожатых на восток и своими глазами увидеть то, о чем рассказывал ей Алатар.

В конце концов, не случайно она оказалась невольной свидетельницей этого странного хитросплетения рун. Предсказание недвусмысленно указало ей на храм — а единственный известный ей Храм до сих пор находился в окрестностях Лоргана.

Эрэндис обещает себе, что однажды и ее будут вспоминать с таким же предыханием, как королеву Зейру, — и возвращается в постель, лишь когда над горизонтом показывается медный диск восходящего солнца. Она крепко спит до самого полудня, и сны ее больше не беспокоят.

Дорога до Вусты, самопровозглашенной столицы Харадвейта, лежит вглубь континента, и с каждым днем Эрэндис все более явно чувствует в воздухе обжигающее дыхание пустыни. Свирепствующий на востоке суховей не в силах обрушиться на наиболее плодородные земли потомков беглецов из Хитлума со всей присущей ему первородной яростью, однако небо над городом уже успело подернуться песчаной дымкой языков его неукротимого медного пламени, в водовороте крошечных песчинок скрывающего солнце не хуже ядовитого черного дыма, некогда клубившегося над Тангородримом. Южные тракты многолюдны: от побережья до крупных городов то и дело курсируют торговые обозы, а жители окрестных деревень выносят на дорогу лучшие из выращенных плодов или изготовленных товаров, — разительный контаст с описанием торжественно-мрачного в своем молчании Севера, где несколько дней можно скакать без надежды встретить хоть одну живую душу. И хотя из услышанных разговоров харадрим Эрэндис, кажется, узнает о Вусте все, от вида вырастающих из-за горизонта городских стен и башен, окутанных нежно-голубым сиянием окрашенного особым составом камня, у нее перехватывает дыхание. И еще сильнее хочется увидеть Умбар — ведь по словам леди Иштар, Вуста в сравнении с древним оплотом жречества лишь провинциальный пригород.

— Они все-таки построили новую водонапорную башню, — будничным тоном замечает Тхурингветиль, равнодушная к обаянию ожившей сказки, и поправляет полупрозрачную вуаль, призванную защищать дыхательные пути от все кругом пропитавшей пыли. — Это кто же раскошелился, неужели верховный правитель?

— О башне только начали поговаривать в момент моего отъезда, — с усмешкой отвечает Лангон. — Дочери падишаха помогли увидеть сон. Видно, при дворе ее откровение произвело определенное впечатление.

— Из снов пока что не научились получать золото, даже их великий отступник на том поражение потерпел, — веселится майэ. — Сдается мне, кто-то снова начал приторговывать реликвиями из Ангбанда, как тогда, накануне обновления фасада амфитеатра.

— Реликвии из Ангбанда? — изумленно повторяет принцесса. — Разве из затопленной крепости удалось хоть что-то спасти?

— Как же, — ухмыляется Лангон. — Сразу видно, что ее высочество не частный гость на местных базарах. Если бы я собрал вместе все камни, что по словам их владельцев, были вынуты из основания трона Повелителя, я бы мог возвести самую величественную крепость из всех, что когда-либо знало Средиземье.

— На самом деле, именно так мы и строили Лугбурз, только смотрите не проговоритесь, — подмигивает Тхурингветиль. — Оружие валинорских нолдор, загадочным образом уцелевшее со времен Войны Гнева, по-прежнему в большой цене, и я бы не хотела, чтобы в один прекрасный день его обратили против нас.

— Только вы можете шутить подобными вещами, — качает головой принцесса, снова обращая взор на Вусту. Приближаясь к городу, она может рассмотреть тонкие шпили и округлые купола дворцов и храмов, все, как один, окрашенных в неповторимый оттенок синего, словно сошедших с ее, Эрэндис, детских рисунков. Очерки путешественников и скупые гравюры не могли передать этого калейдоскопа красок, запахов и ощущений, припорошенных скрипящим на зубах песком, — иначе она давно бы уже влюбилась в этот город окончательно и бесповоротно.

Краем глаза Эрэндис следит за Лангоном — по мере приближения к цели их путешествия он становится все более настороженным и внимательным. Несколько ночей назад майа застает ее на берегу пересыхающего ручья: в сезон дождей его русло снова наполнится водой, которая, возможно, затопит всю долину, теперь же его течение неохотно уносит окровавленный трупик полевой мыши — нехитрой жертвы, повоевать за которую принцессе пришлось с кошкой трактирщика. Лангон ничем не выдает удивления или несогласия, лишь с легкой брезгливостью замечает:

— Если ее высочество желает совершить жертвоприношение, она может сделать это неузнанной в одном из святилищ Вусты. Избрать для этих целей рекомендую нормальное здоровое животное, а не грязную крысу.

— Мой отец делал это лишь однажды, — запинаясь, зачем-то рассказывает она. — Должно быть, на кону тогда стояло что-то важное. Не только для него — для всех. Отец убил козу, и кровь ее смешалась с водами Рун. А мясо потом пожарили на углях и раздали всему клану.

— Отчего-то я уверен, что в Вусте нет недостатка в козах, — губы Лангона трогает едва заметная улыбка. — И уж точно подобного не скажешь о храмах. Этот город по восточным меркам слишком молод, и падишах отлично знает, что ему не сравниться по значимости с Умбаром и уж тем более с тенью воспоминаний о Лоргане, но он очень старается укрепить свою мощь. Оттого храмов тут на единицу площади едва ли не больше, чем в самом Умбаре. У каждой богатой семьи, а таковых тут большинство, есть свое святилище. Я не стал исключением и буду счастлив, если принцесса воспользуется моим гостеприимством.

Эрэндис никогда в жизни не доводилось убивать животное крупнее кролика, потому, превозмогая неловкость, она обращается за помощью к Тхурингветиль. Майэ в городе чувствует себя, как рыба в воде, на каждом шагу сталкиваясь со старыми знакомыми, и хотя ее нуменорские разноцветные одежды смотрелись бы в обрамлении небесно-голубых зданий и мостовых невероятно органично, при первой же возможности она облачается в черное — и потому ее присутствие в домашнем храме Лангона представляется принцессе едва ли не неотъемлемой частью ритуала.

Горло жертвенной козе Тхурингветиль перерезает одним молниеносным движением, с дьявольским спокойствием, и Эрэндис невольно вздрагивает, представляя, как часто в путешествии она беспечно засыпала рядом с той, что десятки раз могла оборвать ее жизнь одним мановением руки и едва ли оплакивала бы ее больше, чем это невезучее животное.

— Еще одной козочке прямая дорога на звездные поля, — замечает Тхурингветиль. — Все лучше, чем несколько лет кормить своим молоком бестолковых отпрысков какого-нибудь фермера и закончить жизнь в качестве жаркого на его же столе. Оставляю вас наедине с вашей молитвой, моя дорогая, и пусть они будут приняты и услышаны во всех мирах.

Прежде Эрэндис не заготавливала предварительного текста молитвы — с Девой моря Рун она привыкла беседовать, словно с доброй, внимательной ко всем мелочам тетушкой, всегда готовой прийти на помощь, — но в родовом святилище лорда Лангона бесхитростные просьбы будто прилипают к гортани, не смея сорваться с языка. Эрэндис не знает, кому поклоняются в этом леденящем душу храме, в противовес вычурным молельным домам харадрим, отделанным сусальным золотом, из предметов мебели содержащем лишь темно-фиолетовый алтарь с мерцающими пурпурными прожилками, она вообще сомневается в том, что применительно к майар, лично знакомым со стихиями и творцами миров, возможно говорить о вере, как таковой, однако одно она чувствует наверняка: незримому хозяину этого места едва ли придутся по душе ее мелочные тревоги. Лангон полагает, что накануне знакомства с высшим светом Харадвейта и предполагаемыми женихами дозволительно обратиться к высшим силам с молитвой; Эрэндис же почти беззвучно просит Владыку принять ее служение и помочь в принесении необходимых обетов и встрече с магистром Шией.

Марафон, что начинается в жизни принцессы на следующий же день, становится одним из пренеприятнейших ее воспоминаний: знакомства с молодыми и амбициозными князьями и вождями кланов, коротающими дни за развлечениями, значимое место среди которых занимают интриги и междуусобная вражда, лишь отвлекают ее от завораживающей красоты Вусты и очарования ее менее влиятельных, но куда более симпатичных жителей. Эрэндис чувствует небывалую свободу, перемещаясь по городу без кареты или паланкина, она с нетерпением дожидается каждой мимолетной, но рождающей улыбку на лице беседы с торговкой фруктами или парфюмером, поставляющим благовония ко двору. По лицу Ангры не определить его точного возраста, а от одежд его исходит запах сотен ингредиентов самых необыкновенных ароматических масел. Именно он совершенно неожиданно наводит принцессу на исключительно удачную мысль.

— А что за травы вы держите в этом маленьком бочонке? — указывает она на глиняный сосуд, заботливо укрытый куском ткани. — Какой-то диковинный цветок?

— Госпоже они не пригодятся, — уклончиво отвечает Ангра. — Для умащения эти травы не используют, лишь для воскурения. Умбарские жрецы заплатят за них много золота.

Эрэндис моментально настораживается, но вида не подает.

— Зачем же умбарским жрецам заказывать травы для службы у тебя? Разве в Гавани нет своих торговцев? Или твоя смесь какая-то особенная?

— Война пожгла много славных полей, — мрачнеет Ангра. — С тех, как Нуменор пришел на юг, ветер из Гавани приносит лишь запах пожаров. Немногие знают особые места, где еще можно найти правильные травы для смеси. У Ангры все записано и сохранено у поверенного. В день, когда Ангра отправится на аудиенцию к Владыке Тьмы, это знание перейдет к его наследникам, если, увы, до тех пор все еще не случится Последней Битвы.

— Но, Ангра, — лукаво улыбается Эрэндис, — если Последняя Битва все же случится, твои наследники не смогут больше торговать благовониями, разве это хорошо?

— Когда отгремит Дагор Дагорат, и Владыка снова воцарится на Черном престоле, не понадобится больше совершать воскурения, — Ангра возмущается ее мнимой неосведомленности. — Аромат самых удивительных благовоний будет разлит в воздухе, а каждое животное на земле будет пригодны для жертвы. Да простит меня госпожа, но разве ее родители ничему ее не научили? Разве в доме госпожи не читали откровение королевы Зейры, оставленное той для потомков?

— Я рано потеряла родителей, Ангра, — вздыхает Эрэндис. — Меня воспитывали чужие люди. Мой дядя… он жрец, и он не мог позволить себе взять меня в Умбар.

— Так госпожа происходит из благородных семьи служителей Храма? — оживляется Ангра. — Я сразу догадался, что вы прибыли издалека. Ваша речь слишком правильна для местной уроженки.

— Мои близкие — из истерлингов Рун, — позволяет себе небольшую откровенность Эрэндис и невольно косится на Замин, увлеченно рассматривающую ткани на другой стороне улице. — Дядя стал первым жрецом в семье. Как вы думаете, Ангра, — неожиданно озаряет ее шальная идея, — если я куплю бочонок этой смеси для него, станет ли она достойным подарком после долгой разлуки?

Глаза Ангры пораженно округляются.

— Бочонок? Одна щепотка этих редких трав стоит пять золотых монет! Или госпожа богаче самого падишаха, или попросту не понимает, о чем толкует.

Эрэндис сомневается недолго и расстегивает скрытое под плащом алмазное ожерелье, некогда — по ощущениям, будто в прошлой жизни — подаренное государем.

— Если вы поможете мне найти хорошего оценщика, — мягко отвечает она предельно изумленному Ангре, — возможно, мы и сторгуемся.

Замин находит ее поступок непозволительным расточительством и всю дорогу до дома лорда Лангона едва сдерживает возмущение. Эрэндис прижимает сосуд к груди, словно драгоценный дар, — не то что бы она надеялась снискать расположение дяди дорогими подарками, но все же просить об ученичестве, явившись с пустыми руками, казалось вопиющей дерзостью, а золото и драгоценные камни, в отличие от торговца Ангры, магистр Шия едва ли оценил бы. Спрятав восхитительную смесь среди личных вещей, принцесса приводит себя в порядок и спускается во внутренний двор особняка — с утра до вечера там можно лицезреть не меньше дюжины женщин, помогающих Лангону по хозяйству. Признаться, Эрэндис с трудом представляет себе, зачем одинокому мужчине, по сути, способному ограничиваться минимумом пищи или вовсе обходиться без таковой, немыслимое количество шумной и болтливой прислуги. Леди Иштар эта стая заметно побаивается, хоть та почти не покидает своих покоев, — а вот с принцессой, к вящему недовольству Замин, они держатся почти на равных, развлекая ее забавными историями, песнями и танцами.

— Если бы на кухне дворца в Арменелосе прислуга позволяла себе часами трепать языками в парке, госпожа Адэнель пинками выставила бы нас на улицу, — ядовито замечает Замин. — А эти нахалки вовсю пользуются своим положением. Если бы мне достался такой добрый господин, как лорд Лангон, я бы день и ночь возносила благодарности валар.

— Слышал бы он тебя, — возводит взгляд Эрэндис. — Иногда мне кажется, что я готова раздать этим девам свои лучшие украшения, лишь бы только они доставляли нашему лорду как можно больше неприятностей. От женихов, что он так настойчиво мне сватает, у меня уже голова кругом идет.

— Немудрено, — осторожно подмечает Замин. — Сложно остановиться на простом истерлинге, пусть даже и принце, с кем-то вроде лорда Лангона поблизости.

— Снова глупости болтаешь, — от неожиданности Эрэндис даже забывает рассердиться. — Хорошенькая перспектива — нестареющий супруг, перешедший дорожку самому Саурону.

— Властелин Мордора в плену у нашего короля, забыли? — возражает Замин. — А лорд Лангон при дворе падишаха в почете. Все эти вельможи, что сейчас смотрят на нас, задрав нос, низко кланяться да заверять в преданности будут.

— А в кармане при этом прятать шелковую удавку да яд, — парирует Эрэндис. — К тому же, плен Саурона не вечен. Это мы не молодеем, а они вот уже тысячи лет нисколько не меняются. Смертные сходили с ума от горя, полюбив эльфов, а ты предлагаешь мне думать о майар? Слышала бы нас с тобой леди Морвен, провозгласила бы прислужницами Врага.

— А вы предпочитаете, чтобы вас выдали замуж за старика? — резонно отвечает служанка. — Впрочем, верно вы говорите, не мне вас жизни учить. Вот только в доме лорда Лангона вы выглядите счастливее, чем за все годы, что я знала вас в Нуменорэ, а поди узнай, будет ли оно так же с кем-то из этих напыщенных принцев, — она фыркает. — Вот если бы у нас при дворе было столько принцев, каждый из которых какой-то там по счету наследник, они бы давным-давно все друг друга поубивали, никакой темный властелин бы не понадобился.

— Просто в Вусте за столько лет научились с этим жить, — пожимает плечами Эрэндис, прежде чем отпустить Замин. — Позволь мне не напоминать тебе о противостоянии верных и людей короля. Или о недавнем покушении на мага.

Замин качает головой и удаляется на кухню — ее обязанностью является следить за приготовлением всех блюд, что попадают на стол к принцессе. Эрэндис провожает ее рассеянным взглядом, попутно отмечая, что только невероятное вмешательство судьбы могло навсегда разделить Фада и Тхурингветиль, помешав этой ушлой девице строить на него матримониальные планы, и за одно это она должна быть благодарна неведомому злоумышленнику. Погруженная в собственные мысли, она сама не замечает, как погружается в глубокий сон.

Место, где оказывается Эрэндис, совершенно не похоже ни на живописные пейзажи Нуменора, ни на охваченный песчаной бурей Харадвейт, — по-минималистски скупой каменистый склон с едва заметными следами растительности обволакивает странный, будто проникающий из других измерений свет неизвестного происхождения. Ей не нужно оборачиваться, чтобы почувствовать приближение Лангона, хотя тот появляется неслышно, словно соткав очередной образ прямо из воздуха.

— Пришли меня проводить, дорогой друг? — вкрадчиво произносит она чужим голосом. — Или все же переменили мнение?

— Пришел попытаться вас удержать, моя леди, — в тон ей отвечает майа, и Эрэндис, наконец, поворачивается. Лангон выглядит… не то что бы моложе, но значительно менее изнуренным и уставшим от груза прожитых лет, словно разговор этот происходит в совершенно ином отрезке времени. — Вам незачем пока возвращаться в Ангбанд, вы и сами это прекрасно понимаете.

— Мои аргументы вы нашли неубедительными? — она полунасмешливо изгибает бровь. — Как же полные праведного гнева речи о верности, о том, чтобы продолжить дело Мелькора, пока он находится в Валиноре с важнейшей миссией? Или всего вашего боевого задора хватило лишь на то, чтобы покрасоваться перед валар в роли глашатая?

— Тхури, это же самоубийственная глупость, — раздраженно взмахивает руками Лангон, а Эрэндис остается лишь с недоумением отметить, что ее почему-то совершенно не смущает неверное обращение. — Для Повелителя должно подготовить тайное убежище, а не возлагать все надежды на Ангбанд, один раз уже не выдержавший осаду! — он переводит дыхание и добавляет уже спокойнее: — Я знаю, почему ты так стремишься снова оказаться там. Ты надеешься встретить там этого негодяя, эту трусливую крысу.

— Если под трусливой крысой ты подразумеваешь Майрона, — усмехается она, — знай, что я никогда не позволяла пустым надеждам руководить моими действиями. Мне нет нужды на что-то надеяться, его магию, его стиль я ни с чем не перепутаю. К тому же, не тебе упрекать его в недостатке мужества. Из всех нас лишь Оссэ вернулся под крылышко валар, изображая искреннее раскаяние, и не могу сказать, что я преисполнена уважения к этому его решению.

— Однако никто из нас не поспешил занять освободившееся место Повелителя, собирая силы под своими знаменами, — презрительно отзывается Лангон. — И все же не о Майроне я пришел говорить. Вы нужны мне, моя леди. Едва ли это речи, достойные преданного слуги Владыки, но ваше, а не Его благополучие составляло все мои мысли во время Битвы Могуществ. Я не могу теперь отпустить вас на верную гибель.

— Для этого, по-твоему, я покинула Альмарен? — лицо Эрэндис искривляется в несвойственной ей гримасе. — Прятаться, подобно орку, в этих подземных чертогах, скрашивая твою повседневность, денно и нощно ожидая возвращения Мелькора, чтобы не преподнести ему ничего, кроме разрушенной крепости, одичавших орков и утративших всякое чувство трепета и почтения эльдар, расплодившихся по всему Белерианду? В таком случае, даже в свите Ваны я бы принесла больше пользы. Я искренне ценю твою дружбу, Лангон, но мое будущее — вопрос решенный. Энгма Хму Ло.

— Ты так решила, — отчужденно отзывается Лангон. — Мы еще встретимся, когда вернется Повелитель. Не может быть и речи о том, чтобы я присягнул на верность его самопровозглашенному наследнику.

— Я и не смела просить вас о таком, мой дорогой друг, — медовым голосом отвечает Эрэндис… точнее, Тхурингветиль, каким-то образом оказавшаяся в ее голове. — Едва ли я смогла бы высоко оценить подобный поступок. Более того, согласись Майрон принять вашу присягу, он бы меня до крайности разочаровал.

Эрэндис нехотя открывает глаза, несколько минут бессмысленно разглядывая просвечивающее сквозь резную крышу дворика желтое небо. Странно, что расписная плитка на полу не покрыта толстым слоем песка, ведь уже который день не утихает буря. Душа ее пребывает в полнейшем смятении: среди череды странных снов этот кажется наиболее реалистичным, а от того — пугающим.

— Госпоже нехорошо? — склоняется к ней одна из служанок. — Воды принести? Фруктов? Или госпожа желает отужинать?

— Не сейчас, — придерживаясь рукой за спинку дивана, Эрэндис с трудом приподнимается. — Ничего особенного, всего лишь дурной сон.

Служанка, впрочем, ее беспечности отнюдь не разделяет.

— Дурной сон — это очень нехорошо, — обеспокоенно изрекает она. — Госпоже должно побеседовать с фонтаном. В другой день Симин проводила бы ее до источника, но сейчас нельзя. Злой ветер, порождение магии отступников. Третьего дня жрец говорил на площади, запретил выходить за городскую черту, пока суховей не отступит.

— Побеседовать с фонтаном? — непонимающе смотрит на нее Эрэндис. — Это что еще за новости?

— Чтобы дурной сон силы над госпожой не имел, нужно льющейся воде его рассказать, — таинственным голосом сообщает Симин. — Разве родители госпожи ничему ее не научили?

— Я рано потеряла родителей, — металлическим голосом повторяет принцесса набившую оскомину фразу. — Впрочем, раньше я никогда не видела снов. В моем родном краю их считали проклятием, уж не припомню почему. А недавно один умный человек сказал мне, что иногда сны — это просто сны, и не стоит воспринимать их всерьез. Сегодня я, как никогда, склонна прислушаться к его мнению.

— Значит, ничего этот ваш человек не смыслит в магии, — авторитетно заявляет Симин. — Что до родного края, то уж простите, госпожа, но, видно, жили там люди простые и неученые. В Вусте каждый младенец знает, что Владыка даровал нам сон, чтобы защитить от колдовства отступников из-за Великого Моря, и опаснейший из них сотворил сновидения, чтобы не позволить нашим душам подняться на звездные поля Владыки, а вынудить их блуждать между небом и землей.

— Это вы… о Владыке садов Лориэна сейчас говорите? — уточняет Эрэндис. — О вале Ирмо?

— Не знаю я, что там за сады, — хмурится Симин, — но имени его мы не произносим, чтобы не накликать кошмаров. Матушка Симин рассказывала, что есть у него слуги с длинными когтями, что ночами выцарапывают неведомые письмена прямо на теле человека, и так внушают ему чужие мысли, которых он раньше и думать не думал. А еще пустынные духи, что заставляют тебя видеть прекрасные сады и финиковые пальмы в пустыне и так уводят далеко от города, прямо во власть суховея. А от старой Дэрьи я слышала об огромных котах, которые на деле и не коты вовсе, а злые духи, под песни которых путник засыпает, а они подкрадываются поближе и пожирают его. И есть еще много демонов у него на службе, что душат младенцев в колыбели, да посещают девиц в ночь перед свадьбой, и потом у тех рождаются маленькие демонята… Так что если хочешь отвадить от себя духов, ступай к фонтану и расскажи ему о своих снах, да ничего не утаивай, и пусть вода унесет их прочь.

— Сдается мне, половины этих существ никогда и не существовало, — смеется Эрэндис. — А другую половину истребили еще в Первую Эпоху.

— Госпожа напрасно насмехается, — обиженно отвечает Симин. — Чем ближе поколение к дню Последней Битвы, тем более оно беззащитно перед отступниками, ведь немногих из нас оберегают заслуги предков. Рассказывают, что когда эльфы затонувшей земли появились на берегу Великого озера, всех их погрузили в заколдованный сон. И потом явился к ним Черный Всадник, и сильнейшие из эльфов пробудились раньше собратьев и сражались под знаменами Владыки, а слабейшие еще долго пребывали во сне, некоторые — до самого конца Великой войны богов, и повелитель снов полностью поработил их разум. С тех пор они не умели различить между иллюзией и реальностью, и многие из них восстали против Владыки.

— Какая интересная трактовка Битвы Стихий, — качает головой Эрэндис. — Мне следует начать записывать эти легенды, слишком уж они разняться от места к месту. В Мордоре, я слышала, их рассказывают совсем иначе.

— Властелин Мордора сам живет под властью иллюзий, — пренебрежительно фыркает Симин. — Иначе он бы не отправился к этому западному корольку. Известное дело — до возвращения настоящего Владыки воевать с отступниками — дело гиблое. Надобно затаиться и переждать, время уже почти настало.

— Энгма Хму Ло, — наугад отвечает Эрэндис, и лицо служанки каменеет, а поведение ее вмиг преисполняется почтительности.

— Прекрасную госпожу не поймешь, — разводит она руками. — То она задает чудные вопросы, словно потерянное дитя, то на языке мудрости речи ведет. Симин не станет вмешиваться. Симин будет наблюдать. И все же не стоит шутить со снами. Когда повелитель снов хочет сыграть с человеком злую шутку, он уводит его в несуществующие миры, ведь в отличие от Владыки он может творить лишь фантазии. А чем больше человек погружается в эти фантазии, тем дальше он от предопределения. Если бы не эти сны да глупости, день Последней битвы настал бы много быстрее.

Завершить разговор с Симин на мирной ноте удается, лишь показательно проследовав к фонтану в центре дворика и демонстративно пошептав что-то воде. Впрочем, Эрэндис слишком хорошо понимает, что ни одна стихия не ответит ей на накопившиеся вопросы — во всем мире на это способно лишь одно существо.

Покои леди Иштар настолько темные и мрачные, что на какое-то мгновение она действительно напоминает принцессе огромную летучую мышь, притаившуюся в своем логове. Сквозь занавешенные окна почти не пробивается света, а тусклые свечи служат, скорее, источником ярких ароматов. Если бы Эрэндис пожелала прочесть книгу или написать письмо, вряд ли она смогла бы сделать это в комнате майэ.

— В последние дни я почти не вижу вас, — садится она подле подруги. — Вы ведет затворнический образ жизни, не думаю, что падишах в восторге.

— Не думаете? — усмехается Тхурингветиль. — Да он на радостях не знает, каким богам дары приносить. У нас с правителем Безартом давняя история вражды, вы тогда еще на свет не успели появиться. Когда он был четвертым в линии престолонаследования, Майрон его не поддержал. Вот он и злится. И боится меня. Считает, что я явилась его свергать. Ведь ставленник Мордора все еще жив и произвел на свет достаточно наследников, чтобы можно было не тревожиться за будущее его рода.

— А кто это? — с любопытством спрашивает Эрэндис. — Еще какой-то наследный принц?

— Илли, он сейчас один из генералов Хаука. Безарт — сын предыдущего падишаха от кхандской наложницы, а он — от рабыни с севера, которую привезли сюда чуть ли не с самих Мглистых гор. Красивые места. Ваш приятель Ангмар имеет на эти земли большие планы. Успел даже заложить там краеугольный камень своей будущей крепости, Карн Дум. Вот только строить ее пока что некому: жители предгорий упорствуют в своем невежестве, а возлагать надежды на орков… сами понимаете.

— Если мать падишаха была из Кханда, вряд ли ему по душе планы государя завоевать вашу страну, — замечает Эрэндис. — Так вот почему он послал Лангона в Нуменор....

— Вы и вправду думаете, что это падишах управляет Лангоном, а не наоборот? — усмехается Тхурингветиль. — Вы мыслите в пределах одной человеческой жизни, принцесса, а Лангон — майа, как ни крути. Я вас сильно удивлю, если скажу, что Безарт даже не родился бы, не спланируй это Лангон или кто-то вроде него еще до того, как прадед этой будущей кхандской рабыни впервые отправился на войну?

— Вы уже ничем меня не удивите, Иштар, — говорит Эрэндис. — Вероятно, это побочный эффект от избыточного общения с майар. Знаете, что? Расскажите мне о других последователях Владыки. Ведь на его сторону встало множество майар.

— И лишь единицы сохранили имена, — отвечает Тхурингветиль. — Не всем удалось подняться так высоко, как Лангону. Да и ему просто повезло.

— А Оссэ? — вдруг вспоминает принцесса давешний сон. — Вы ведь на него сердиты, верно?

— Сердита я на дракона, подпалившего мне мантию, — поджимает губы Тхурингветиль. — Об Оссэ я не в силах вспоминать без ярости. Всеми нашими идеалами он пожертвовал ради какой-то майэ. Непозволительная слабость. Майрон бы никогда не позволил личным привязанностям стать на пути его планов.

— Даже если бы в результате пострадали вы? — осмеливается спросить Эрэндис. Тхурингветиль отвечает не сразу.

— Если это нужно Мелькору, о каком страдании вообще может идти речь? Если же Мелькора дело не касается… — она встряхивает волосами, — нет, среди планов Майрона не может быть ничего подобного.

— А Умуйан? — принцесса спешит сменить тему, постепенно подбираясь к интересующему ее вопросу. — Какой была она?

— Почему была? Есть. Повелительница иллюзий, — протягивает Тхурингветиль. — Безумная эльдиэ, таков ее излюбленный образ. Помню, как она в свадебном наряде эльдар бродила по болотам вблизи охотничьих угодий и поселений эльфов и наводила на всех ужас. Вплетала в волосы водоросли, паутину… собирала по лесам разную дрянь, чаще всего несъедобную... Я предпочитала держаться от нее подальше. Зато ее очень любили драконы, особенно бескрылые потомки Глаурунга. Возможно, потому что она тоже предпочитала укрываться в норах и пещерах, не случайно потом так сдружилась с авари.

— Алатар рассказывал мне о вашей встрече в Лоргане, — пристально смотрит на нее Эрэндис. — И о ваших других лице и имени. Даже Владыка не обладал запасом бесконечных перевоплощений, как же это удается вам?

— Вот к чему этот разговор, — Тхурингветиль посмеивается. — На службе у Ваны я научилась перевоплощаться и узнала секрет вечной молодости. Какой смертный познает в полной мере все способности айнур?

— И когда же вы состояли в свите Ваны? — прищуривается принцесса. — Разве не вы говорили мне, что от своей таинственной госпожи из высших сфер мироздания вы сразу же перешли на сторону Владыки?

— На сторону, но не под знамена, умей различать нюансы, — на губах Тхурингветиль змеится опасная ухмылка. — Мелькор никогда не приветствовал громких клятв и заверений в верности, это все же прерогатива нолдор. И я, и Майрон, и многие другие, уверившись в правильности выбранного Мелькором пути, еще очень долго оставались среди валар, добывая информацию, распознавая их замыслы. Согласись, очень полезно иметь верное существо в окружении супруги Оромэ. Многие наши подопечные пали от руки Охотника, но еще больше удалось спасти, потому что я оказалась в нужном месте в нужное время.

— Значит, даже если с вами что-то случится, вы сможете восстановить свое тело? — спрашивает Эрэндис.

— Не в нынешнем виде, эта внешность, боюсь, будет потеряна для меня навсегда. В данном способе перевоплощений есть одновременно весомое преимущество и существенный недостаток. Нельзя повторяться.

— И сейчас вы даже примерно не представляете, как будете выглядеть в будущем? — не сдается Эрэндис. Тхурингветиль, наконец, не выдерживает и смеется в голос.

— Еще немного, и я поверю, что ты задумала меня убить, чтобы это проверить. Одно я могу сказать тебе наверняка. Я буду очень, очень красива.

Эрэндис кивает, собираясь с мыслями. Дольше откладывать этот разговор невозможно, иначе майэ начнет подозревать невесть что.

— Иштар, при дворе и без меня достаточно желающих вас убить. Вы не можете дольше рисковать собой, здесь вам не свита очередной валиэ. Возвращаться в Нуменор вам нельзя.

— О чем вы говорите, ваше высочество? — удивленно смотрит на нее Тхурингветиль. — Я под охраной воинов государя, отобранных, между прочим, вами. Никто не станет спрашивать о моем желании, когда придет пора возвращаться.

— Я могу помочь вам бежать, — решается Эрэндис. — В Мордор, в Лорган, в Рун, куда вашей душе угодно.

— И зачем бы вам это делать? — склоняет голову набок Тхурингветиль. — Ведь наивно с моей стороны полагать, что вы ничего не попросите взамен?

— Попрошу, — голос Эрэндис звучит решительно и твердо. — Я никогда не скрывала от вас, что не желаю навязанного мне брака. Я хочу, чтобы вы помогли мне встретиться с моим дядей. Если мы обе хотим свободы, мы должны оказаться в Умбаре, Иштар. И вы должны придумать, как мы это сделаем, ибо мое воображение мне отказывает. Когда я встречусь с магистром Шией, я позволю вам уехать, и ни один из моих людей не посмеет вас преследовать.

Молчание длится так долго, что принцесса успевает забеспокоиться.

— Конечно, я помогу вам, — отзывается, наконец, Тхурингветиль. — Из дружеского расположения, не в рамках сделки. Я не стану убегать, ваше высочество. Несколько дней назад я сказала это Лангону, повторю и вам — моя судьба все еще в Нуменорэ. Или я покину остров рука об руку с Майроном, или все Средиземье станет для меня большой клеткой.

Принцесса осваивается в Вусте быстрее, чем можно себе предположить. Связь с некогда оставленной землей восстанавливается с такой легкостью, словно встает на место недостающий паззл, и казавшаяся прежде несовершенной картина наконец-то обретает законченный смысл. Ничего общего с безуспешными попытками привыкнуть к дворцовым ритуалам Арменелоса и позабыть трагические сцены, развернувшиеся на последней из стоянок клана, когда ни долгое путешествие через море, ни множество новых лиц и впечатлений не способны были стереть случившееся из памяти. Возвращаться к некогда пережитому и видеть, как на месте руин прошлого продолжается жизнь, кажется непосильной задачей, однако то ли дело в том, что Вуста и ее пустынные предместья нисколько не похожи на тающие в тумане забвения пейзажи Рун, то ли местный уклад изначально отличается от нуменорского, но уже по прошествии какого-то месяца Эрэндис успевает познакомиться со всеми соседками, прокатиться на диковинном двугорбом животном, идеально подходящем для путешествий по пустыне, увидеть настоящего мумака, доставленного в подарок падишаху, почувствовать себя абсолютно уверенно, изъясняясь на местном наречии, и приобрести изумительные ткани для платья, почти не переплатив торговцу, при том ни разу не вспомнив об оставленном доме. Приглашения во дворец она получает довольно часто, перед каждым визитом охотно внимая советам своей свиты, но наиболее важное из них попадает в ее руки весьма странным образом.

Симин перехватывает ее незадолго до захода солнца, когда переполненная эмоциями Эрэндис возвращается от Фиддии, супруги главного казначея правителя Безарта, с которой у нее складываются очень теплые отношения, и неуловимым движением вкладывает в ее руки серебряный футляр, предназначенный для доставки писем. Металлический цилиндр неприятно холодит кожу, и отчего-то первым порывом Эрэндис, пусть всего лишь на долю секунды, становится отбросить послание прочь, будто бы она сжимает в руке ядовитую змею, вот-вот готовую укусить.

— Приказано передать это госпоже, когда та будет одна, — шепотом сообщает Симин. — Доставили прямо из дворца.

— Письмо для меня? — принцесса с недоумением рассматривает щедро украшенный орнаментом футляр, не представляя, кому из семьи падишаха пришло бы в голову присылать ей тайные письма. — А ты его как раздобыла?

— Симин встретили, когда она была на базаре по распоряжению господина Лангона, — служанка распознает в ее голосе недоверие и недовольно фыркает: — Госпоже лучше не задерживаться с ответом, ее светлость Асавир не любит ждать.

— Асавир? — Эрэндис удивляется еще больше, услышав незнакомое имя. — Это еще кто такая?

— Пусть госпожа остережется задавать подобные вопросы! — Симин шипит на нее, как рассерженная гусыня. — Где это видано? Ее светлость Асавир — супруга падишаха. Ничто в городе не скроется от ее зоркого взгляда. Говорят, что падишах не принимает ни одного решения, предварительно не испросив ее совета.

— Отчего же я раньше ее не видела? — спрашивает Эрэндис. — Ни на одном приеме, ни на одном званом ужине меня ей не представляли. Я была уверена, что это леди Мауза — жена Безарта, ведь именно она сопровождает его на всех официальных мероприятиях.

— Ее светлость уже много лет не показывается подданным, — каждый новый вопрос принцессы раздражает служанку все сильнее. — Что до леди Маузы, бывшей рабыне никогда не править Харадвейтом, будь она хоть трижды раскрасавица. Наследники, которых она родила и еще родит, принадлежат династии и матерью своей назовут госпожу Асавир. Как можно этого не знать? Неужели родители госпожи ничему ее не научили?

Эрэндис качает головой, разворачивая странное письмо и гадая, с чего бы загадочной правительнице Харадвейта, серому кардиналу при падишахе Безарте, интересоваться ее скромной персоной. Слог леди Асавир сух и лаконичен: она извещает принцессу Нуменора об оказанной ей чести и ожидает гостью не далее как этой ночью. В завершение письма королева настоятельно просит сохранить этот визит втайне ото всех, в особенности — лорда Лангона, и Эрэндис чувствует себя в по-настоящему затруднительном положении.

— Что госпожа прикажет сообщить? — Симин испытующе смотрит на принцессу. — Рабыня ожидает вестей возле особняка, а уж господин Лангон наверняка узнает посланницу ее светлости.

— Побудь пока здесь, — коротко бросает Эрэндис, поднимаясь по лестнице. — Я скоро вернусь и дам ответ. А если лорд Лангон появится раньше обычного, твоя задача — отвлекать его всеми возможными способами.

Она застает Тхурингветиль за очередным гаданием: выстраивая одной ей понятные цепочки из костяных рун, майэ рассеянно улыбается собственным мыслям — так, что Эрэндис становится слегка не по себе от случайно подсмотренной сцены. Запоздало постучавшись, она поднимает на подругу виноватый взгляд — в последнее время та почти не выходит из комнаты, недолюбливая южное солнце, и беспокоить ее сверх необходимости кажется принцессе неприемлемым.

— Вы выглядите так, словно за вами дикий зверь гнался, ваше высочество, — подмечает Тхурингветиль и аккуратно собирает руны в инкрустированную драгоценными камнями шкатулку. — Произошло что-то неприятное?

— Об этом уж вам судить, — вздыхает Эрэндис, протягивая ей свиток. — Доставили только что от королевы Асавир. Если, конечно, это не какая-то ловушка. Эта женщина действительно существует?

— Разумеется, существует, — Тхурингветиль без особого интереса просматривает письмо. — И почерк принадлежит ей, не подделан, можете не беспокоиться и смело отправляться на аудиенцию. Леди Асавир известна на все Средиземье, как женщина праведная и справедливая, так что во время встречи вас, скорее всего, не отравят и не задушат.

— По вашему, мне стоит идти? — спрашивает Эрэндис. — Что за странная идея — встречаться ночью? И как я объясню свое отсутствие Лангону? Ведь королева недвусмысленно дала понять, что я ни с кем не могу обсуждать ее приглашение.

— Когда-то для вас не представляло особенного труда незаметно прокрасться даже в самое охраняемое помещение на свете, — усмехается Тхурингветиль. — Полагаю, подаренная мной накидка все еще при вас и сослужит вам неплохую службу. Пусть рабыня расскажет вам, как найти покои королевы, дальше сориентируетесь сами.

— Разве рабыне не покажется странным, что я отказываюсь от провожатых? — удивляется Эрэндис. — Вряд ли королева сочтет забавным, что каждый гость может без труда проникнуть в ее покои.

— Как вы уже, должно быть, успели понять, Асавир — исключительно проницательная женщина, — невозмутимо отзывается Тхурингветиль. — А когда вы ее увидите и услышите ее историю, еще больше в этом уверитесь. К тому же, она не из тех, кто задает неудобные вопросы, особенно если ответ на них очевиден. В свое время я неплохо знала ее — тогда она еще находилась во дворце на тех же смехотворных правах, что и остальные наложницы. Уже потом и не без подсказки со стороны ей хватило ума заручиться поддержкой Совета жрецов Умбара, хоть и заплатить за это пришлось немалую цену...

— Сдается мне, это вы ее интересуете, а вовсе не я, — догадывается принцесса. — Не означает ли ее приглашение, что именно вам надлежит быть этой ночью во дворце?

— Если бы леди Асавир хотела видеть меня, ни вы, ни Лангон бы об этом даже не узнали, — в ответе майэ проскальзывают нотки самодовольства, и Эрэндис вновь задается вопросом, как много дел той удается проворачивать за ее спиной, создавая иллюзию бездействия. — На вашем месте, я бы не стала пренебрегать такой редкой возможностью. Если однажды вы рассчитываете укрепить в этих землях власть короля Ар-Фаразона или же свою собственную, расположение Асавир не станет лишним. Кроме того, — добавляет она, выдержав паузу, — угадайте, к совету какого жреца королева обращается чаще всего, и какую выгоду это может сулить лично вам?

Эрэндис и сама не понимает позже, почему позволяет Тхурингветиль убедить себя согласиться на это безумное предприятие. Отчего-то необходимость обманывать Лангона впервые в жизни вызывает в ней чувство смутной досады и беспокойства, пусть она и понимает, что у темного майя полным-полно от нее секретов. Верный обещанию, данному королю, он должным образом за ней присматривает, представляя нужным людям и сопровождая во время визитов ко двору, однако все остальное время мысли его витают очень далеко, и Эрэндис не без оснований считает, что рассеянность эта связана с зародившей сомнение в его душе давней оговоркой о Сильмариллах.

После длительного перерыва внеплановое превращение забирает чересчур много сил. Эрэндис приходится приложить недюжинные усилия к тому, чтобы сосредоточиться на трансформации, она даже успевает отчаяться из-за того, что точно не успеет к назначенному своенравной королевой сроку. Вопреки ожиданиям, нужное окно она находит почти моментально, да это и не представляет особенных сложностей — в нем единственном во всей башне горит одинокая свеча. Разумеется, это не покои ее величества — принцесса едва успевает принять свой истинный облик и, как и было уговорено, трижды постучать в дверь, как в крошечную каморку входит один из слуг Асавир — судя по внешности, выходец из южного Харада, высокий, темнокожий, молчаливый.

Малую гостиную, выбранную местом тайной встречи, от остальных комнат башни отделяет узкий извилистый коридор, деревянные стены которого украшены столь замысловатой резьбой, что создается впечатление, будто дело происходит глубоко под землей, в волшебных чертогах работы существ древних и фантастических. Окажись Эрэндис здесь с официальным визитом, впору было бы остановиться и полюбоваться красотой арок и сводов, цветных витражей и роскошных гобеленов, отличавших покои Асавир от других помещений дворца. Если верны описания Дориата и Нарготронда, встречавшиеся принцессе в древних трактатах, нет никаких сомнений, что представляли они собой нечто подобное — и королева явно не обошла своим вниманием эти же самые легенды.

Провожатый оставляет ее перед дверью из черного дерева, выглядящей таким же произведением искусства, как и все в этой части дворца. Эрэндис колеблется, прежде чем испросить дозволения войти, а голос леди Асавир, низкий и звучный, отчего-то и вовсе ввергает ее в состояние паники.

Королева сидит в глубоком кресле, словно на троне, и даже сквозь густую вуаль чувствуется ее взгляд, изучающий и читающий собеседника, словно открытую книгу. Принцесса догадывается, почему эта таинственная особа нашла общий язык с Тхурингветиль — нынешний мрачный стиль майэ неуловимым образом перекликается с образом, избранным леди Асавир.

Когда молчание становится нестерпимым, принцесса решает взять дело в свои руки.

— Пусть звезды осветят благополучие этого дома, — произносит она традиционное приветствие, — и ниспошлют здоровье и процветание леди Асавир и всему ее роду. Для меня большая честь удостоиться этой встречи.

— Верно, — кивает королева. — У нас здесь нечасто бывают гости. Однако, мы сочли возможным сделать исключение для представительницы династии.

— Ее светлость преувеличивает, — осторожно замечает Эрэндис, пока не распознав, как именно следует держать себя с этой королевой. — Строго говоря, я не могу причислять себя к династии, ведь я всего лишь воспитанница короля, а не родная его дочь.

— А с чего вы решили, что мы говорим об Ар-Фаразоне? — удивляется Асавир. — С правителями Нуменорэ, безусловно, следует считаться, однако для нас очевидно, что эта страна никогда не являлась нашим другом и союзником. Мы имеем в виду другую династию, потомков Тени Востока. Или вы полагаете, юная Хинд, что мы не навели справки о девушке, которую наш друг Лангон обязался доставить в Вусту?

— Обязался доставить? — Эрэндис вдруг озаряет вспышка понимания. — Так это по вашему распоряжению лорд Лангон убедил государя выдать меня замуж за вашего сына?

— Наследник Сонам не сын нам, что за невежество, — качает головой королева. — И в невесты ему вы никоим образом не годитесь. Чем только занимается этот бездельник Ангра? Мы ведь вполне определенно дали ему понять, что вас следует обучить надлежащим образом.

— Ангра? Торговец благовониями подчиняется вам? — теперь Эрэндис чувствует себя по-настоящему не уютно. — Значит, вы все это время следили за мной? Не соизволите ли пояснить, зачем?

— В этом дворце мы задаем вопросы, — холодно обрывает ее королева. — Хотя наше уважение к наследнице престола Древнего Королевства велико, мы не потерпим неучтивости. Впрочем, вас извиняет волнение. Мы давно обратили внимание на воспитанницу короля Ар-Фаразона. Пусть вы почти никогда не покидали дворца, слухи о вашей красоте, полученном вами образовании распространились далеко за его пределы. А для кого-то с нашей заинтересованностью и возможностями, не остались в тайне и ваши периодические прогулки в порт Роменны с весьма странными для принцессы целями. Не нужно делать испуганное лицо, Хинд, ваши действия заслуживают лишь уважения. Немногие девы из местных семей столь же трепетно относятся к нашему наследию. Мы справедливо сочли, что подобный цветок не должен увядать вдали от родины и, всецело полагаясь на мудрость падишаха, нашли достойное решение.

— И это все? — спрашивает Эрэндис, когда пауза, наступившая после слов королевы, становится неловкой. — Вы решили забрать меня из Нуменорэ только по доброте душевной, не поинтересовавшись тем, чего желаю я?

— Каждый желает воссоединиться со своими корнями, даже если не отдает себе в этом отчета, — отвечает Асавир. — Мы обратились к верному слуге падишаха, Лангону, с просьбой содействовать нам в исполнении нашей воли. Разумеется, в наши намерения не входило устраивать вашу личную жизнь, но об этом Лангону знать не обязательно. Мы наблюдали за вашей жизнью в Вусте. Даже несколько раз выходили в нижний город, чтобы получше присмотреться к вам. Нас глубоко тронул тот случай, когда вы приобрели драгоценные благовония, чтобы приподнести их в дар нашему учителю и наставнику, магистру Шие, да продлит Владыка его годы до дня последней битвы. Мы сочли возможным выкупить прекрасное ожерелье, с которым вы расстались, дабы позволить себе подобный жест, — она указывает на низкий столик, на котором Эрэндис с изумлением замечает некогда проданное колье. — Не подумайте, принцесса, что таким образом мы хотим украсть ваши заслуги. Вы принесете свое подношение в назначенный час.

— Зачем ваша светлость делает все это? — Эрэндис чувствует, что не в состоянии справиться с путаницей у себя в голове. — Подношения… ожерелье… эти разговоры о лорде Кхамуле… я никогда в жизни не видела его, совсем недавно узнала о нашем дальнем родстве! Если вы рассчитываете, что я обладаю хоть каким-то влиянием на улаири, вы глубоко заблуждаетесь!

— Мы заметили так же, — не обращая внимания на ее вопросы, произносит королева, — что вы стали очень близки с нашим добрым другом, леди Иштар из Кханда. Мы встретились много лет назад, когда моя жизнь при дворе не стоила и ломаного каури. Леди Иштар была ко мне добра и сумела показать, что кровь дома Ульфаста из Умбара значит много больше внешней миловидности. Понимание этого позволило нам выжить в гареме и воспитать в схожем духе наших детей. Вам мы позволим взглянуть на нас, — с этими словами Асавир отводит от лица скрывающую его вуаль.

Эрэндис с трудом сдерживает потрясенный возглас. Королева Асавир и в свои годы могла бы показаться привлекательной женщиной, если бы не несколько глубоких уродливых шрамов, пересекающих ее левую щеку.

— Что с вами произошло? — тихо спрашивает она. — Несчастный случай?

— В некотором роде, — Асавир снова прячет лицо под вуалью. — Другие наложницы не слишком обрадовались нашему появлению во дворце. Мы никогда не были простой рабыней — и стремились стать не меньше, чем госпожой над каждым, кто осмелится бросить на нас неподобающий взгляд. К тому же, наличие сильной соправительницы при падишахе существенно снижало шансы его братьев когда-либо завладеть короной. Мать одного из наследных принцев подкупила девушку в гареме, и та выплеснула ядовитый отвар нам в лицо. Это могло стоит нам жизни, но нас успели спасти.

— Леди Иштар? — догадывается Эрэндис, но Асавир снова ее удивляет.

— Из Иштар лекарь не лучше, чем из нас, а яд был очень редким и действенным. Нет, нам помог сам лорд Майрон. В те годы он еще позволял себе отлучаться из Земли Теней, иногда бывал и в Харадвейте. Ему мы обязаны возможностью говорить сегодня с вами.

— И что же, падишах… несмотря на это… — Эрэндис окончательно смешалась. — Простите мне, я взволнована и сама не понимаю, что говорю.

— Отчего же, — по голосу ясно, что королева улыбается. — Вы выросли на Западе, где все пропитано культурой эльфов. Преклонение перед внешней красотой, стремление судить лишь по видимой оболочке благородства и успешности пропитали ваше сознание, пусть вы и пытались бороться. Когда-то мы были такими же, как вы, Хинд. В Умбаре все чаще появлялись нуменорские суда, эта культура казалась нам страшно привлекательной. Иштар помогла нам обрести почву под ногами. Показала, что внешний облик ничего не значит, что наше происхождение всегда будет затмевать шрамы на нашем лице. И мы сумели то, что не удавалось глупым девочкам из гарема, — стали для падишаха другом и верным соратником.

— А та женщина, что сделала это с вами? — рискует поинтересоваться Эрэндис. — Какова ее судьба? Ведь это преступление, попытка убийства!

Королева смеется.

— Мы не стали отвечать ей той же монетой, всего лишь удалили ее от двора, равно как и ее сына. Насколько нам известно, сегодня он преуспевает в Мордоре и мало интересуется делами Вусты. Вынуждены, впрочем, признаться, что и нас не так уж сильно беспокоит участь этого города. Вуста всегда была лишь временным убежищем, ступенькой на пути к восстановлению Древнего Королевства. Вот почему мы пожелали видеть вас. Вы обладаете всеми качествами для того, чтобы повести за собой людей, Хинд. Если, разумеется, будете прислушиваться к советам, которые получаете.

— Вашим советам? — Эрэндис склоняет голову набок. — Или советам леди Иштар? Или лорда Лангона? Или государя? Или падишаха? Боюсь, что в каждом случае речь идет о совершенно разных и подчас несовместимых советах.

— Советам Владыки, в первую очередь, — отвечает королева. — Воля его записана в каждом объекте творения, в каждом действии или бездействии, стоит лишь пожелать ее увидеть. Мы взяли на себя смелость написать письмо вашему дяде, магистру Шие, что по счастливому совпадению является нашим духовником, и пригласили его прибыть ко двору. Надеюсь, вы простите нам эту инициативу, ведь не далее как несколько недель назад вы просили нашу подругу, Иштар, устроить эту встречу. Боюсь, для вас нет никакой возможности выехать в Умбар, избежав внимания Лангона, а мне бы не хотелось вставать между ним и падишахом. Тем более, что супруг мой, не желая конфронтации с Нуменорэ, склонен дать положительный ответ на ваше обручение с наследником Сонамом.

— Магистр Шия будет здесь? — Эрэндис широко раскрывает глаза. — Когда это случится?

— Путь из Умбара неблизок, но мы ожидаем его к началу будущего месяца, — отвечает королева. — До тех пор постарайтесь вести себя скромно и не вызвать подозрений Лангона. Мы хорошо осознаем ваши затруднения. Сонам, сын рабыни, не пара наследнице Тени Востока. Мы были бы рады подобрать для вас достойного жениха из своего рода, но Владыка послал нам лишь дочерей. Еще одна трудность, которую нам предстояло преодолеть, ища свое место под солнцем. Впрочем, по словам леди Иштар, и за это мы должны беспрестанно благодарить судьбу. Она близка с нашими дочерьми, до войны навещала их очень часто.

— Я все же не понимаю, — останавливает ее Эрэндис. — Что вы выигрываете, если я встречусь со своим дядей? Как это спасет меня от нежеланного замужества? Какое значение имеет моя кровь?

— Не старайтесь показаться перед нами глупее, чем вы есть на самом деле, — жестко произносит Асавир. — Для вас теперь остается только один возможный путь — путь служения, и ваш дядя — единственный, кто согласится вас хотя бы выслушать. Ни один жрец не решится противостоять сразу двум могущественным правителям, и только магистр Шия известен своей бескомпромиссностью, ибо признает над собой лишь одного Властелина. Вы попросите его принять вас в ученицы, и мы также будем просить за вас. В обмен на это вы не отдадите Кханд наследнику Сонаму и поможете одной из наших дочерей заключить брак с тем, кто взойдет на престол в землях Древнего Королевства. Нам известно о том, что у вас есть брат, Хинд. Нам известно, что его зовут Фад, сын Зейда, и что ему удалось бежать из темниц Виньялондэ. Наши шпионы донесли, что он отправился на север, в предместья Карн Дума, но он не сможет вечно скрываться в этом пристанище и однажды непременно себя обнаружит. Королевскую кровь скрыть нельзя.

— А что будет, если я откажусь следовать пути, который вы избрали для меня? — спрашивает Эрэндис. — Если расскажу о ваших намерениях королю Ар-Фаразону?

— О своем брате тоже расскажете? — усмехается Асавир. — Или о том, как тайно встречались с улаири? Или как обещали леди Иштар помощь в побеге, думая, что вас никто не подслушивает? Или как таинственным образом проникли в закрытые покои королевы Вусты, никому не доложившись? Вы уже успели понять законы гарема, Хинд. В Вусте никто не в безопасности, если только он не зорок, как сокол, и не хитер, как лисица. Всякое может произойти — вспомните мое лицо. А лорд Майрон слишком далеко, чтобы и вам прийти на помощь.

Эрэндис возвращается в особняк совершенно разбитой. Сказочно красивый город вдруг показывает ей самую неприятную свою сторону. Отныне в каждой радушной улыбке ей будет мерещиться рассчетливая вежливость шпионов жены падишаха, и даже перспектива такой желанной ранее встречи с дядей больше не кажется ей долгожданным свободным выбором — все оказывается хорошо срежиссированным спектаклем Асавир. Если, разумеется, королева и сама не является пешкой в чьей-то игре. Вот только кого считать игроком? Лангона, мотивы которого до сих пор остаются для принцессы загадочными и туманными? Тхурингветиль, которая и в этом коварном плане остается где-то в стороне, сосредоточенная лишь на освобождении Саурона, что в контексте произошедших событий выглядит крайне маловероятным исходом? А может быть, за всем этим скрывается и вовсе неизвестная Эрэндис личность — не подозревала же она до этого момента о существовании королевы Асавир и степени ее влияния на падишаха и на события мирового масштаба?

Тхурингветиль предупреждала ее о том, что Харадвейт заинтересован в том, чтобы распространить влияние на Кханд, — знала она, пусть с чужих слов, и о намерениях магистра Шии и умбарских жрецов, и о возможных планах лорда Хаука, отныне представлявшего интересы Мордора. Ее все еще связывало слово, данное государю, — Ар-Фаразон тоже желал видеть ее среди жрецов, имеющей доступ к их тайнам, а в будущем, возможно, и наместницей на Востоке. Новые обязательства, перед Асавир, сковывали ее по рукам и ногам, но противостоять королеве открыто было бы глупо. Да и государю рассказать обо всем следовало в личной беседе, но никак не в переписке. Эрэндис не сомневается, что первое же написанное ею послание уже через пять минут после отправки окажется либо на столе Асавир, либо у лорда Лангона, — и неизвестно, какой из вариантов повлечет за собой худшие последствия.

И когда Эрэндис уже окончательно уверяется в том, что хуже эта ночь закончиться попросту не может, в собственных покоях ее ожидает весьма неприятный сюрприз. В тот момент она благодарит Владыку, надоумившего ее обратиться в человека по пути в свою комнату, а не за закрытыми дверями спальни. Ибо оказавшись там, она понимает, что ее отсутствие было обнаружено.

Лангон неподвижно созерцает танец пламени в печи, а потому не сразу замечает ее присутствие. В полумраке комнаты он напоминает Эрэндис Саурона — и она усмехается мысли о том, вспоминает ли о ней майя в своем заключении, или уже давным-давно забыл о принцессе, а заодно и о своей посланнице, ставшей фактически пленницей этого богатого и лишенного всякой жизни дома.

— Ваше высочество, — под ее пристальным взглядом Лангон будто бы пробуждается ото сна. — Прошу меня простить за поздний визит. В последнее время у нас не находилось времени побеседовать.

— Я прекрасно понимаю, как занят может быть советник падишаха, — отвечает Эрэндис, ничуть не подавая вида, будто сделала что-то недопустимое. — В Арменелосе я иногда месяцами не видела лорда Аланора, моего доброго друга, хотя даже государь как минимум раз в неделю находил возможность принять меня и поинтересоваться моими успехами.

— А если учесть тот факт, что в сравнении с вашим королем правитель Безарт прискорбно мало времени посвящает государственным делам, — весело отзывается Лангон, — на плечи его приближенных ложится практически непосильная ноша. И все же я не жалуюсь, любой житель этого королевства многое отдал бы за то, чтобы оказаться на моем месте.

— После Утумно Харадвейт — сущие пустяки, верно? — не удерживается от шпильки Эрэндис. — Вы, должно быть, и не замечаете своих ежедневных забот.

— Я бы поспорил с этим утверждением, — неожиданно возражает Лангон. — В Утумно все было до крайности конкретно и ясно. Мы знали, что нас объединяет, каждый из нас мыслил на одной волне с Повелителем. Не возникало ни малейшим сомнений на предмет того, что представляет из себя наш враг и на что он способен ради победы. Харадвейт же напоминает мне одно из тайных королевств эльдар, тихо загнивавших в своем болотце. Хотя бы в одном ваши хроники не лгут, нолдор не так уж далеко ушли от людей в своей борьбе за власть, богатства, земли или лучших женщин. В Утумно, во всяком случае, мне не приходилось иметь дело с обезумевшими от безделья наложницами, претендующими на внимание Повелителя, бесчисленными наследниками или орками, готовящими восстание против его власти... Все было намного проще, ваше высочество… Так что вы думаете о вашем будущем нареченном?

— Простите? — Эрэндис не ожидает такой резкой смены темы. — Разве я уже дала согласие на брак?

— Будем говорить искренне, принцесса Эрэндис, — Лангона нисколько не смущает недовольство в ее голосе. — Вы провели в Вусте немало времени, но, насколько верны мои наблюдения, вовсе не стремились посвятить эти дни тому, чтобы лучше узнать сына Безарта, которого мы, с согласия вашего опекуна, прочили вам в супруги. Куда больше внимания вы уделяете ночным прогулкам, что, позволю себе заметить, наводит на странные мысли.

— У каждого из нас свои скрытые цели, лорд Лангон, — пожимает плечами Эрэндис. — Вы так торопитесь от меня избавиться, чтобы пуститься на поиски Сильмариллов, на охоту за улаири или есть другие причины?

— Леди Иштар, ваша любезная подруга, все еще надеется увлечь меня этими сомнительными историями? — насмешливо интересуется Лангон. — Я умею учиться на чужих ошибках, принцесса, будь примером Алатар или сам Гортхаур. Я не стану танцевать под ее дудочку, я абсолютно убежден, что в лорганском храме не хранится ничего, достойного внимания.

— Я тоже так считаю, — серьезно кивает Эрэндис. — Лорган — островок благоразумия среди далеких от цивилизации племен. Для большей части населения Кханда институт жречества — нечто новое, а свою религиозную традицию они всегда связывали скорее с Умбаром, чем с Лорганом, отправлялись в своих духовных поисках на запад, а не на восток. Я не так хорошо знакома с историей храма, но не удивлюсь, если его уже не раз пытались ограбить. Если там и было что ценное, жрецы давно его перепрятали или утратили. Однако это не означает, что в Средиземье не осталось других тайников. Или что Владыка не мог оставить указаний…

— Не стану отрицать, меня мучает любопытство, — подтверждает Лангон. — Будь моя воля, я давно бы проверил все места, так или иначе отмеченные Повелителем до того, как Он нас покинул. Но не Тхури диктовать мне, когда и как отправляться в путь. И уж тем более не вам, принцесса.

Эрэндис может физически почувствовать, как побледнела, — недопустимый тон Лангона, опасный огонек, загорающийся в его глазах, едва речь заходит о Сильмариллах, ставшая вдруг весьма ощутимой навязанных перемен в жизни пробуждают в ней неведомые прежде отвагу и вдохновение.

— Конечно, Иштар только и рассчитывает, что на ваше недоверие, — с наигранным смирением соглашается она. — Ведь самый лучший способ спрятать что-либо — расположить его у всех на виду. Там, где никто и не догадается искать. Встретилась же она с первым из улаири прямо в Виньялондэ, а вы — ни сном, ни духом…

Вот теперь, кажется, ей удается по-настоящему задеть майя — Лангон яростно вскидывается, словно ему было нанесено личное оскорбление.

— Что вы сказали? — гневно смотрит он на принцессу. — Как вам стало известно об этой встрече, позвольте узнать?

— В гавани я встретила мастера Нарронда, — памятуя о том, что лучшая ложь, со слов той же Тхурингветиль, основана на правде, сообщает Эрэндис. — Помните, когда-то вы рассказывали мне о том, что Нарронд втайне хранит верность лорду Ангмару и его идеям об империи? Нарронда сопровождал странный человек в одеждах моряка. Помню, что в его присутствии я вдруг почувствовала необыкновенный страх, словно попав под действие каких-то парализующих чар. Когда я рассказала об этой встрече леди Иштар, вот тогда-то я и узнала о том, что перед своим уходом Владыка доверил ей какую-то тайну… и ради того, чтобы сохранить эту тайну, ей приходится иметь дело с Ангмаром, которого она на дух не переносит…

— Разумеется, не переносит, — ядовито подмечает Лангон. — Тхури в своей самоуверенности порой забывает о том, что многие смертные обладают довольно сильной волей, в особенности, те, которых собрал вокруг себя Гортхаур. Ангмар чуть было не сорвал ее цепочку возрождений, вынудив несколько лишних десятилетий находиться в стареющей, теряющей привлекательность оболочке — могла ли она простить ему такое?

— Как это? — не понимает Эрэндис. — Она сказала мне, что этому человеку нельзя доверять, что он неблагонадежен и обманывал всех, начиная от короля Тар-Суриона и заканчивая самим Тар-Майроном, что он убил собственную правнучку, считая, что на той лежит проклятие…

— Вот как? — саркастично смеется Лангон. — На будущее, имейте в виду, общаясь с Тхури: правдой она делится очень избирательно. Вероятно, она позабыла упомянуть, что сама и была тем проклятием. У нее имелись свои планы на девчонку Ангмара, Ангмар не согласился стать игрушкой в ее руках, а Гортхаур в очередной раз сделал вид, что он здесь не причем, он в тот момент был занят очередной крайне необходимой войной.

— Какие еще планы? — Эрэндис чувствует, что голос перестает ей повиноваться. — Что Иштар за польза от ребенка?

— Ребенка, в жилах которого текла кровь одного из улаири? — Лангон кривится в язвительной ухмылке. — Вы ведь неглупая девушка, принцесса, так неужели никогда не задавались вопросом, за счет чего возможны эти ее бесконечные перевоплощения? Та Тхури, с которой мы когда-то сражались бок-о-бок, умерла уже очень давно, во время Битвы Гнева… а возможно, еще раньше, на Тол ин Гаурхот, когда внезапно осознала, что ее драгоценному Гортхауру реально причинить довольно-таки фатальный ущерб. То, что вы видите перед собой, — всего лишь тень, вернувшаяся из-за Грани, фанатичная и озлобленная против всего мира. Тхури необходимы маги, находящиеся под властью Единого кольца, все ее предыдущие воплощения были так или иначе связаны с одним из улаири. Она бы дорого заплатила, лишь бы добраться до одного из эльфийских колец, но те защищены слишком надежно, а гномы никогда не были достаточно хороши для ее целей.

— А почему вы мне это рассказываете? — сердито сводит брови Эрэндис. — Кто вы такой, чтобы я вам верила? Может быть, вы всего лишь злитесь, что леди Иштар так предана Саурону, а не вам? Или сами хотите меня отвлечь, чтобы я не заметила тех интриг, что вы через своего нынешнего правителя плетете против нуменорского трона?

— Надеюсь, вы сознаете, что всякие слова имеют свои последствия, принцесса? — внимательно смотрит на нее Лангон. — Ваши обвинения очень серьезны, в то время, как вы не желаете замечать очевидного. Единственная цель Тхурингветиль состоит в том, чтобы сохранить власть над востоком для Гортхаура, когда тому, наконец, надоест играть с нуменорским королем в кошки-мышки и вздумается вернуться в Мордор. Использовать в этих целях она готова Ар-Фаразона, вас, меня, падишаха, любого из девятки. Ангмара в Вусте нет, мне точно известно, что его видели на севере, так с кем из улаири вы сейчас встречались? Атия? Альв? Кто еще мог прибыть сюда в кратчайшие сроки? Ульфаст?

Эрэндис возмущена обвинениями Лангона, но в то же время испытывает облегчение: если майя действительно поверит в то, что она встречалась с кем-то из девяти, он не станет раскручивать этот змеиный клубок дальше и не узнает о предложении Асавир. Было бы слишком обидно в последний момент потерять надежду на воссоединение с дядей из-за глупой ошибки.

— Я не желаю слушать этот вздор, — высокомерно отзывается она в лучших традициях нуменорских кузин. — Вы верно заметили, всякие слова имеют последствия. И я хотела бы посмотреть, как вы ответите за такое оскорбление перед королем Ар-Фаразоном. В его отсутствие я представляю здесь династию. Оскорбляя меня, вы оскорбляете каждого из них, — уроки Асавир не прошли даром, Эрэндис действительно имеет в виду то, что говорит.

Лангон нехорошо ухмыляется.

— Возможно, в последний момент вы еще успеете осознать, что сделала с вами Тхурингветиль, — бросает он, прежде чем покинуть ее покои. — И что я был единственным, кто еще мог помочь вам избежать такого исхода. Но будет уже слишком поздно для сожалений, принцесса.

Эрэндис с силой захлопывает дверь за его спиной. В коридоре слышится голос проснувшейся Замин, но ей не хочется отвечать. Сознание лихорадочно осмысливает слова Лангона — случись этот разговор еще утром, и она, возможно, умирала бы от страха за собственную жизнь, но в свете разговора с королевой Асавир его признания приобретают совершенно иной характер.

Асавир сама призналась в том, что Тхурингветиль весьма внимательно следит за судьбой ее дочерей. Прямых потомков Ульфаста из Умбара, одного из улаири.

Не для того ли им так важно, чтобы одна из этих девушек стала женой Фада и получила прямые права на престол королевства Кхамула? Магистр Шия, не слишком жалующий своего предка-кольценосца, только приветствовал бы подобный исход, а Саурон, как и желает Тхурингветиль, смог бы через нее сохранять контроль над Востоком. Даже мудрейшие не заподозрили бы, кто скрывается за очаровательным обликом дочери падишаха Безарта.

Эрэндис встряхивает копной волос, пытаясь сосреточиться. Она обязана придумать какой-то выход из сложившейся ситуации. Только сейчас она понимает, что совершенно не хочет отдавать не только дочери Асавир, но и самому Фаду то, что по праву принадлежит ей. Ведь это она обеспечила выживание их рода в той войне. Это она поднялась до королевской династии Нуменорэ. Это от ее решения зависит, в каком направлении потечет река истории. Леди Асавир может быть очень могущественна, но она все же не королева Зейра. Даже ее можно переиграть.

От переизбытка информации голова идет кругом, и Эрэндис по старой привычке садится в кресло на балконе. Пусть над головой ее этой ночью светят совершенные другие, незнакомые звезды, сегодня она снова не сможет уснуть до самого рассвета.

Эрэндис неожиданно ловит себя на мысли о том, как приятно вновь называться старым именем.

Эрэндис уже достаточно давно знакома с темными майар, чтобы не ожидать представления на публику. Если Лангон и оскорблен вынужденной ложью принцессы о Тхурингветиль или интригами за его спиной, вида он не подаст, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Сама же майэ разве что задерживает на Эрэндис чуть более внимательный, чем обычно, взгляд, преисполненный молчаливого понимания. Что до собственных обид, на фоне событий прошлых дней они внезапно кажутся мелкими и незначительными — куда более весомо отныне непреходящее ощущение опасности. Эрэндис даже не может упрекнуть себя в наивности, с самого начала она подспудно понимала, что помощь Саурона не может быть бескорыстной, и сейчас сердце ее разрывалось: то ли бороться за собственное наследие здесь, на родной земле, то ли под любым благовидным предлогом вернуться в Нуменорэ, где государь, сам того не осознавая, нуждается в ее поддержке. Королева Асавир больше не пытается установить с ней связь, и Эрэндис не может сказать, что пугает ее в большей степени: дружба ее светлости, немилость или подчеркнутое безразличие.

— Что с вами происходит в последнее время? — негласные законы Вусты диктуют условия игры даже в их небольшой компании, и принцессе нечасто удается, как прежде, по душам поговорить с Алласом, но сегодня особняк непривычно безлюден и пуст, и потому страж позволяет себе это исключение из правил: — Сидите здесь целыми днями одна, совсем из дома выходить перестали…

— О чем ты? — Эрэндис по привычке изображает усталое удивление. — Сам же сопровождал меня вчера к падишаху. И третьего дня, и еще на прошлой неделе…

— Поездки во дворец не считаются, — нетерпеливо отмел ее аргументы Аллас. — Вы туда ходите, как будто наказание отбывать. Вы, даже слушая проповеди леди Морвен, выглядели более радостной, чем когда встречаете наследника.

— Наследник скучен и глуп, как рыба, — Эрэндис не удается скрыть презрение. — Не знает элементарных вещей за пределами своего крошечного жалкого мирка. Представить себе не могу, как он сможет однажды стать падишахом. Харадвейт — огромная и такая сложная страна! У Безарта хотя бы… советники, — она едва не упоминает жену, вовремя прикусив язык. Незачем демонстрировать даже перед Алласом излишнюю осведомленность.

— Раньше вы бывали в нижнем городе или хотя бы навещали леди Иштар в ее покоях, — не сдается тот. — А сейчас как будто ко всему интерес потеряли. Сидите только возле фонтана и шепчетесь с водой, как местные сумасшедшие старухи. Я начинаю беспокоиться за ваше здоровье.

— Совершенно напрасно, — искренне возражает принцесса. — Я регулярно получаю вести из города. Симин приносит мне все сплетни, как сорока на хвосте. Иногда приходят послания от государя. Что до интереса… Вуста — совсем не тот город, в плену очарования которого можно пребывать вечно. Ты знаешь, мы не для того оставили Арменелос, чтобы провести остаток дней в гареме. Моей целью с самого начала был Умбар. И государь обещал встретить нас там в день середины лета, но отчего-то больше не заговаривает о поездке.

— Падишаху ваши планы совсем не понравятся, — замечает Аллас, а принцесса, тем временем, задается риторическим вопросом, насколько она может доверять старому другу, и не успела ли Асавир запустить свои цепкие коготки и в его сердце. — Он мне не показался таким уж религиозным человеком… и жрецов он не любит.

— Причем абсолютно взаимно, — хмыкает Эрэндис. — В этом он напоминает мне нашего государя. Один борется с поклонением валар, другой — с верованиями Востока в любом их проявлении. Вот только жрецы всегда оказываются сильнее. Одному человеку не по силам повернуть вспять течение истории.

— Вы хотите сказать, что и усилия государя окажутся бесплодными? — с опаской косится на нее Аллас, словно надеясь услышать немедленное опровержение этой кощунственной мысли. — Не похоже, уже не одно поколение выросло с осознанием того, что культ валар и даже самого Эру — не более чем пережиток старины, навязанный атани эльфами.

— Древние верования живут по своим законам, — задумчиво качает головой Эрэндис. — Если государь хочет заставить народ позабыть о Валиноре, не стоило привозить в самое сердце страны живое доказательство его существования. Успехи, достигнутые за века правления династии, обратятся в ничто, довольно будет Саурону сотворить хотя бы одно очевидное чудо.

— Вы не боялись уезжать, ваше высочество? — спрашивает вдруг Аллас. — Несколько лет вдали от Арменелоса… всякое может случиться в ваше отсутствие. Не знаю, замечали ли вы, но при вас король всегда становился рассудительнее и осторожнее.

— На государе лежит великая ответственность, и он сознает тяжесть своей ноши, — отвечает Эрэндис. — При мне или без меня он денно и нощно печется о благе Нуменорэ. Не тревожься понапрасну, Аллас, он не позволит себя запутать ни Саурону, ни кому бы то ни было другому.

— Только что вы сказали, что силы одного человека ограничены, даже если этот человек наделен величием и властью, — возражает страж, виновато отводя взгляд, словно стыдясь своих сомнений. — Я много наблюдал за падишахом Безартом. Думал: вернусь на остров, увижусь с сестрой, и расскажу ей, сколько всего повидал в чужих краях. Готов поспорить, она и десятой части моих историй не поверит… Так вот, падишах немногим уступает в мудрости нашему королю, только придворные его каждый свои интересы блюдет. А люди — они везде одинаковые, так моя сестренка всегда говорит. Всякий ищет, где лучше.

— И все же, государь может спать спокойно, пока подле него есть такие преданные люди, как ты или лорд Аланор, — наигранно улыбается принцесса. — Или ее величество, мудрая и дальновидная женщина. А это уже немало. Повторюсь: оставь свои страхи за Нуменорэ позади, Аллас. Я уверена, что в наше отсутствие не случится ничего страшного.

То ли беспокойство Алласа оказывается чрезмерно заразительным, то ли верна небрежно оброненная Лангоном шутка о том, что у всякой женщины, хотя бы год прожившей в Харадвейте, пробуждаются способности к колдовству, но Эрэндис, пусть она провела под этим небом всего лишь полгода, охватывают необъяснимые недобрые предчувствия. Страх прорывается наружу в беспокойных снах, мало похожих на прежние отчетливые видения, посещавшие ее после особенно впечатляющих и значимых разговоров и событий, — нет, на сей раз речь идет о калейдоскопе лиц и деталей, запомнить которые выше сил принцессы, но осадок они с успехом оставляют пренеприятнейший.

Может быть, поэтому, когда падишах приглашает Эрэндис на ужин в сопровождении ее свиты, — как лорда Лангона, так и ведущей затворнический образ жизни леди Иштар, — она может только устало прикрыть глаза и вверить себя судьбе, в последнее время щедрой на шутки самого дурного вкуса.

Хотя прежде Эрэндис никогда не замечала, чтобы Тхурингветиль заказывала себе новые наряды, вечером та спускается в незнакомом темно-фиолетовом платье — тем более примечательном, что оттенок этот как в Вусте, так и в Нуменорэ считается редким, а от того особенно дорогим. Рыжие волосы скрывает сложная конструкция из ткани, принятая при дворе падишаха, — нечто подобное носит и королева Асавир, — и все вместе эти элементы гардероба придают майэ вид мистический, если не сказать — зловещий.

У Лангона, впрочем, праздничный образ майэ особенного восторга не вызывает.

— Вы не можете покидать дом без моего позволения, — раздраженно бросает он, скользнув по Тхурингветиль неприятненным взглядом. — Вы, кажется, забываете, что все еще находитесь под наблюдением, и если королю донесут о вашем самоуправстве, это обернется проблемами для каждого из нас.

— Не думала, что вы так боитесь короля, — Тхурингветиль, очевидно, его злость только веселит. — Можете спать спокойно, Лангон, я не выходила в город. Платье мне доставили от Лурца, вы должны его помнить. Вы знали, что он перебрался в Вафру?

— Симин окончательно ума лишилась? — цедит Лангон сквозь зубы. — Я не разрешал пускать в дом орков.

— Но и не запрещали, — подмечает Тхурингветиль и поясняет, заметив, что принцесса прислушивается к их разговору. — Лурц теперь свободный торговец, потомки и подмастерья его — уважаемые горожане, в Мордоре не бывали уже несколько десятков лет, а младшее поколение — так вообще никогда. И он единственный, кто, не глядя, может изготовить для меня наряд, достойный дворца падишаха.

— Интересно, что еще он привез вам, кроме платья? — ядовито усмехается Лангон. — Возможно, следует обыскать вашу комнату, леди Иштар?

— Оставьте это, что за глупости, — не выдерживает Эрэндис и оборачивается к Тхурингветиль. — Вы это серьезно? Орк умеет шить платья?

— И, как видите, очень красивые, — подтверждает майэ. — А в вашем представлении орки способны служить только пушечным мясом?

— Нет, конечно, нет, — отчего-то смущается принцесса. — Правда, мне нечасто приходилось видеть орков. Исилиэль вообще лет до тринадцати считала, что они — что-то наподобие сказочных чудовищ, которыми пугают детей. Но я не думала, что у них присутствует какое-то понимание красоты. Знаю, что они при желании умеют строить и изготавливать оружие, но женские платья…

— Чему только не научишься ради прекрасных глаз леди Иштар, не правда ли? — фыркает Лангон. — Наша карета готова, не заставляйте падишаха ждать. Можете с ним поговорить об орках, он ими чрезвычайно интересуется.

— Из соображений безопасности? — спрашивает принцесса и снова не угадывает.

— Из соображений дешевой рабочей силы, — поправляет ее Лангон. — На Ар-Фаразона работают сотни вастаков, в поисках хорошей жизни устремившихся на запад. Падишаху тоже нужны свои вастаки. И орки отлично подходят на эту роль. Пресловутый Лурц, скорее, исключение. Он чересчур умен для орка, если пережил даже битву Гнева. Не каждому из майар повезло так же.

Тхурингветиль только качает головой, скрывая улыбку за раскрытым веером.

— Лурц обещал отдать нам в услужение своего сына, — произносит она, чтобы позлить Лангона. — Он лично занимается его обучением. Могу себе представить, во что превратился Мордор за годы войны. Там понадобится кто-то, способный на нечто большее, нежели пустое сотрясание воздуха.

Дальнейшая перепалка майар, тянущаяся всю дорогу до дворца, мало интересует Эрэндис. Она отлично понимает, на что пытался намекнуть Лангон: вне всяких сомнений, Тхурингветиль не ради платья призвала старого слугу, бывшего рядом с ней еще до изгнания Владыки. Лурц что-то передал ей, письмо или информацию, и нет никакой возможности выяснить это, если только сама Тхурингветиль не разговорится. Да даже если и так, можно ли верить услышанному? Эрэндис не знает, где находится Вафра, но ей чрезвычайно любопытно взглянуть на этого загадочного орка. Если бы только Лангон не следил за каждым ее шагом…

Вопреки ожиданиям Эрэндис, во дворце Безарта не царит привычного оживления: они оказываются единственными гостями на этой трапезе. Нет даже Маузы, присутствие которой всякий раз ее успокаивает: непреходящее беззаботное веселье наложницы, пусть даже оно не более чем тщательно продуманный спектакль, позволяет ей относиться к происходящему, как к игре, вынужденной необходимости, какой были, например, запомнившиеся из детства визиты в дома различных вельмож, пользовавшихся в тот момент расположением короля. Главное — дождаться, когда подадут десерт, а потом очень скоро можно будет возвращаться домой.

Отчего-то, стоит ей только увидеть падишаха, принцесса понимает: с возвращением домой этот кошмар не закончится.

Леди Иштар Безарт встречает практически радостно, словно старую знакомую. Эрэндис внезапно осознает, что та действительно могла видеть его еще ребенком, и особенно отчетливо представляет разделяющую их с подругой пропасть. Как она вообще могла подумать, что существо, помнящее сотворение мира, способно воспринимать ее, как нечто значительное? Даже с падишахом, несмотря на безукоризненную вежливость, Тхурингветиль держится покровительственно, а когда Эрэндис вспоминает, как именно майэ намеревается использовать его дочь, ей окончательно становится не по себе.

— Вы все молодеете, моя госпожа, — расточает комплименты Безарт. — Я всегда говорил, что время над вами не властно. Может быть, поэтому вы не замечаете его течения. Я ждал вас в гости с лордом Майроном, и с того приглашения минуло уже без малого двадцать пять лет.

— И в самом деле, — Тхурингветиль с сожалением разводит руками. — Мне нечем перед вами оправдаться, ваша светлость. Нас разделяла всего лишь армия, разве же это причина откладывать встречу старых приятелей?

— Поначалу я был даже обижен на вас, — продолжает падишах. — А потом вспомнил вашу любимую присказку: майар никогда не опаздывают, они всегда появляются в нужный момент. В прошлый раз вы пришли, чтобы спасти мою жизнь. Точнее, жизнь той, кого я любил, что для меня равнозначно. И в этот раз вы снова принесли свет в мой дом — на сей раз для моего сына.

Тхурингветиль едва заметно хмурится, а у Эрэндис все холодеет внутри. Только Лангон выглядит невозмутимым, — похоже, он отлично знает о цели этого ужина.

— Я был готов дать разрешение на помолвку в тот самый день, когда увидел принцессу Эрэндис, — признается падишах. — Принцесса прекрасна, хорошо воспитана, знает наши традиции. К тому же, разве возможно сомневаться в той, кто провел хотя бы непродолжительное время в вашем обществе, моя госпожа? Вы изменяете каждого, кто встречается на вашем пути. Не хватало только согласия опекунов невесты. Вот почему едва я получил послание из Нуменорэ, скрепленное королевской печатью, я решил, не откладывая, заняться подготовкой к помолвке наследника с его высочеством.

Эрэндис смотрит прямо перед собой, с трудом сдерживая подступающие слезы. Из всего услышанного в голове рефреном повторяется только одна фраза: королевская печать. Государь, вопреки всем их договоренностям, дал согласие на брак, Тхурингветиль снова оказалась права, говоря, что Эрэндис ничего не знает о своем опекуне и не может полагаться на его слово. И от понимания этого становится только больнее — она почти не слышит обращенных к ней слов падишаха, не придает значения оправданиям майэ, белым шумом звучавшим в ее ушах, не чувствует вкуса подаваемых к столу изысканных блюд. Согласно законам Харадвейта, принятые на себя обязательства исключают ученичество и, тем более, жречество, без соответствующей сложной процедуры, провести которую никто и никогда не позволит. Даже если ей удастся каким-то чудом переубедить Ар-Фаразона, выбранный прежде путь навсегда будет для нее закрыт.

Тхурингветиль незаметно толкает ее под столом, вкладывая в руки золоченый бокал.

— Улыбайтесь и ведите себя достойно представительницы династии, — еле слышно шипит она. — Я ничего не знала, я клянусь вам. Мы обо всем поговорим, когда вернемся. И не смейте больше игнорировать вопросы Безарта!

Взять себя в руки получается не сразу, но Эрэндис все же делает глоток вина и предпринимает попытку поучаствовать в разговоре — как выясняется, выбрав для этого весьма удачный момент.

— Моя фаворитка, Мауза, будет счастлива оказать ее высочеству необходимое содействие, — провозглашает Безарт. — Предоставить своего портного, своего ювелира…

— У меня есть очень удачная идея, — принцесса будто со стороны слышит свой голос. — Ваша светлость изволили высоко отозваться о наряде леди Иштар. Меня тоже потрясла его красота, и хотя я очень высоко ценю помощь леди Маузы, я бы хотела, чтобы платье на мою помолвку изготовил тот же мастер. Он ведь живет в соседнем городе, всего несколько часов пути. К тому же, я, кроме Вусты, в Харадвейте еще ничего толком и не успела увидеть.

Тхурингветиль отзывается быстрее, чем ее успевает остановить Лангон:

— Я с большой радостью устрою встречу с Лурцем для принцессы. Ваша светлость, речь о том самом орке, о котором вы так наслышаны, помните? Я убеждена, его просто не может не заинтересовать ваше щедрое предложение. Королевская свадьба — это все же совсем другой уровень, нежели без пяти минут осужденная преступница.

— Неужели вы такого плохого мнения обо мне, что сочли, будто я ни во что не ставлю старую дружбу? — оскорбляется Безарт. — Да не воспримет принцесса мои слова, как умаление ее достоинства, но одним из условий Харадвейта в рамках брачного соглашения стало ваше немедленное освобождение из-под стражи, моя дорогая леди Иштар. И снятие всех обвинение, само собой. Право, не представляю, что это взбрело в голову Ар-Фаразону.

— Его светлость меня в очередной раз несказанно удивляет, — осторожно произносит Тхурингветиль, словно пытаясь распознать, что за подвох скрывается за, на первый взгляд, хорошей новостью. — Никогда бы не подумала, что вы выдвинете подобное условие.

— Разумеется, оно вступает в силу только в случае заключения брака, — ехидно уточняет падишах, с подозрением посматривая на Эрэндис. — Мне дали понять, что принцесса порой до крайности независима в принятии решений, да и ситуация вокруг Кханда все сгущается. Я хочу быть уверен в том, что у нас в восточных землях союзник, которому можно доверять.

На какое-то мгновение Тхурингветиль напоминает Эрэндис внеземное создание из эльфийских легенд — словно в этот самый момент она обратится крылатым вампиром, готовым вонзить когти Безарту прямо в лицо. Однако наваждение так же молниеносно развеивается, — и вот перед ними снова немного усталая женщина с дежурной улыбкой привыкшей вращаться при дворе светской дамы.

— Выбор союзников — дело, безусловно, важное, — мягко подтверждает она. — Никогда еще верность не значила так много. Вы тоже так считаете, лорд Лангон?

— За последние несколько месяцев вы столько раз сменили сторону, что я бы воздержался от бесед о верности с вами, — насмешливо изгибает он бровь. — Сомневаюсь, что вы вообще в курсе, что означает это слово.

— Вы очень ошибаетесь, — Тхурингветиль не отводит от него пристального взгляда, от которого чувствует себя неуютно не только Эрэндис, но, кажется, даже падишах. — Союзники менялись, но идеи? Нет, не думаю. Разве смысл понятия верности не в том, что это всегда верность кому-то или чему-то одному?

— Я попрошу своих людей сопроводить Лурца в Вусту, — мстительно усмехнувшись, меняет тот тему. — Принцессе не следует путешествовать одной. У нее и так много хлопот накануне помолвки.

— Отчего же, — недоуменно пожимает плечами падишах. — Что может случиться по дороге в Вафру? У принцессы надежная охрана, да и мои солдаты не давали повода в себе сомневаться. Леди Иштар даже не придется утруждаться, отправляясь в путь. Зная, как она привязана к ее высочеству, мы будем рады принимать ее у себя во дворце до самого возвращения ее подруги.

Эрэндис не помнит, как заканчивается вечер: ее переполняют обида и все нарастающая паника. Возможно, падишах и не кажется таким уж грозным противником по другую сторону Великого моря, но на своих землях он полновластный властелин. Да и кто придет ей на помощь, если сам король Нуменорэ желает этой помолвки? От того, что Ар-Фаразон не счел необходимым уведомить ее о своем решении даже письмом, становится особенно горько.

— Как вы могли так поступить со мной! — набрасывается она на Лангона, едва они покидают покои Безарта. — Я не рабыня в гареме падишаха, чтобы так распоряжаться моей судьбой! Кем вы себя возомнили?

— В данном случае — исполнителем воли величайшего из когда-либо живших правителей, — невозмутимо отзывается тот. — Разве не так именует себя каждый нуменорец, хоть сколько-нибудь облеченный властью? Не понимаю, чем вы недовольны, принцесса. Лучшего мужа для вас и представить себе нельзя. Не на престол Нуменорэ же вы рассчитываете претендовать?

— Лорд Лангон прав, — Тхурингветиль предупреждающе сжимает ее руку, подавая знак не спорить. — Из всех зол следует выбирать меньшее. Я всегда поступала только так, — она мило улыбается Лангону, который на этот раз не сопровождает их, а остается во дворце.

Колеса кареты гулко стучат по мостовой опустевшей улицы, и только здесь Эрэндис позволяет себе дать волю слезам.

— Как вы можете оставаться настолько спокойной? — с упреком спрашивает она майэ. — Вас ведь они тоже окружили со всех сторон! Ваша судьба напрямую зависит от того, буду ли я танцевать под дудочку Безарта! А мне придется это делать, иначе они используют все свое влияние, чтобы навредить нам! Как будто все, о чем я мечтала, — это жалкая пустыня!

— Оснований для драмы я не вижу, в конце концов, и, падишах, и его окружение — всего лишь люди, а значит, их история длится недолго, — пожимает плечами Тхурингветиль. — Но вы правы, Харадвейт — отнюдь не предел устремлений. Не оглядывайтесь на меня, принцесса, поступайте, как считаете правильным. Я не склонна полагаться на обещания королей, свобода — вообще понятие относительное. В лучшем случае, одна стража сменится другой, старая клетка — новой, только побольше.

— Я недооценивала Лангона, — вздыхает Эрэндис. — Они превратили вас в мой поводок. А меня — в ваш. И делают вид, как будто так и должно быть.

— Каждый из нас — поводок для кого-то, — Тхурингветиль вновь дает волю философским настроениям. — Для вас — я. Для меня — Майрон. Для Майрона… — она не заканчивает, но, судя по интонациям, подразумевает вовсе не себя. — Вопрос здесь только в том, чего хотите вы, Эрэндис. Что вы позволяете навязать себе в качестве поводка.

— Но какой у меня выход? — всплескивает руками Эрэндис. — Я ухватилась за поездку к Лурцу, как утопающий за соломинку, это было сродни озарению. Но без вас я буду чувствовать себя потерявшимся ребенком.

— Я не всегда буду рядом, пора научиться справляться самой, — немного резко возражает Тхурингветиль. — Я дам вам кое-что в дорогу. Еще один подарок. Возьмите, — и в ладонь Эрэндис ложится неприметное, но, в то же время, особенное кольцо с нежно-сиреневым камнем с лиловыми прожилками. — Та часть Железных гор, где добывались подобные самоцветы, уже давно под водой. Лурц узнает это кольцо. В нем нет ничего важного или опасного, никакой магии, не пугайтесь, — добавляет она с усмешкой. — Но вот от Лангона его лучше прятать.

— И чем мне поможет это кольцо в Вафре? — Эрэндис смотрит на майэ с затаенной надеждой.

— Покажете его Лурцу, как знак. Как весточку от меня и распоряжение оказывать вам любую необходимую помощь. Попросите его спрятать вас, так, чтобы ни люди Безарта, ни сам Лангон не нашли. Орки знают эту землю лучше людей, хоть их и принято недооценивать. Пробудете у Лурца до приезда магистра, а потом известным вам способом вернетесь в город, и да поможет вам Мелькор.

Эрэндис с неким трепетом надевает кольцо на палец. Чуда не происходит.

— Я должна увидеть королеву Асавир, — твердо произносит она. — Я не поставлю вашу жизнь и безопасность под угрозу, если остаются шансы решить все мирно. Я должна услышать, что скажет она. Я хочу, в конце концов, увидеть этот проклятый приказ государя. Не могу поверить, что он мог сделать такое со мной. Я выросла на его руках, Иштар! Не мог он настолько измениться, или же я совсем его не знала.

— К королеве Асавир не являются без приглашения, — пытаеся переубедить ее Тхурингветиль. — Во дворце падишаха без высшего изволения и летучая мышь не пролетит, и это не аллегория. У Асавир полно противников, которые без труда узнают мой почерк, и если вас поймают, никакой Ар-Фаразон не поможет. Да и захочет ли...

— Иштар, я осознаю опасность своей затеи, — возражает Эрэндис. — Но у нас тут вопрос жизни и смерти. Я не из тех, кто выживает в гареме. Я не ради такого будущего пересекла полмира, — в ее взгляде вдруг что-то меняется. — Сам Владыка Мордора знает мой род, его слуги с уважением произносят имя моего отца. Я не стану женой сына рабыни.

— Держитесь незаметно, вот о чем я хочу вас попросить, — вздыхает майэ. — Дождитесь, пока Асавир останется одна, но прежде непременно убедитесь, что для вас еще есть путь к бегству. И помните, что бы вам ни удалось услышать или узнать, не давайте волю эмоциям. Я позволила себе подобную слабость лишь однажды и чуть было жизни не лишилась. Никогда не забуду.

— Как это случилось? — спрашивает Эрэндис, и майэ заметно ежится.

— На Тол ин-Гаурхот. Сейчас не время и не место вспоминать подробности.

Эрэндис нарочито шумно укладывается спать, удостоверившись, что вся прислуга, каждый стражник пожелали ей доброй ночи. При взгляде на Тхурингветиль сложно понять, не приснился ли принцессе и вовсе этот их разговор: позаимствовав из библиотеки какую-то умбарскую рукопись, она усаживается возле печи и невозмутимо погружается в чтение. Эрэндис хочет посоветовать ей отдохнуть, тут же задается неуместным, пожалуй, вопросом, нуждается ли украденное у смертной девушки тело майэ в физическом отдыхе, и торопливо поднимается по лестнице, будто Тхурингветиль может ненароком подслушать ее мысли.

Она покидает дом с грацией первого в жизни полета, задев крылом ветвь чинары. От волнения голова идет кругом.

Видение летучей мыши отличается от человеческого. Теперь дворец падишаха кажется ей совершенно иным, нежели вечером, под надежной защитой свиты майар. Каждый камешек, каждая песчинка здесь источает опасность. Чуть припадая на поврежденное крыло, Эрэндис скользит среди теней, затаив дыхание, и ей едва хватает сосредоточенности, чтобы прислушиваться к болтовне слуг. Те, впрочем, не обсуждают ничего значимого: спорят о поставках продовольствия к столу Безарта, сплетничают о наложницах. Эрэндис пытается представить себя в плену этой бесцветной, оторванной от реальности жизни, и лишь преисполняется решимости разобраться в причинах столь поспешного решения Ар-Фаразона.

Удача улыбается ей на этаже, что единолично занимает Безарт: не то Тхурингветиль преувеличила бдительность охраны падишаха, не то дело в сказочном везении, а может быть, некие чары, вплетенные в магию плаща, делают принцессу незаметной, но ей удается проникнуть в те самые комнаты, где несколько часов назад ей сообщили ужасное известие, и притаиться среди мраморных колонн. Безарт сидит за низким столиком на веранде, погруженный в чтение и рассчеты. Белобородого старика, разделяющего с ним позднюю трапезу, Эрэндис не знает, но по их беседе скоро догадывается, что перед ней один из его министров.

— Ну а что с посланником королевы? — Эрэндис почти что успевает отчаяться, когда министр вдруг решает сделать ей негаданный подарок и поворачивает разговор в нужное русло. — Вы так и не позволите послу встретиться с ним? Одним богам известно, как он может это истолковать.

— Продолжайте тянуть время, — отвечает падишах. — Ваши отговорки до сегодняшнего дня показывали свою эффективность. Как только договор будет скреплен печатью, король Ар-Фаразон уже не сможет отозвать свое решение, не нанеся нам оскорбления.

— Тар-Мириэль сильно рискует, — советник неодобрительно качает головой. — Как бы вы поступили, попытайся одна из ваших наложниц заключить подобное соглашение за вашей спиной, воспользовавшись недоговоренностью, которую каждый может трактовать в удобную ему сторону?

— Несчастная не дожила бы до рассвета, — хмыкает Безарт. — Однако в Нуменорэ ситуация полностью противоположная. Престол по праву принадлежит Тар-Мириэль, это ее супругу полагается статус раба. Впрочем, не думаю, что ему сейчас до судьбы принцессы Эрэндис. Когда он узнает, что его супруга ожидает наследника…

Сейчас Эрэндис приходится кстати совет Тхурингветиль: от удивления она едва может дышать. Слишком много потрясений и открытий для одной маленькой летучей мыши, сердце которой так и заходится от ярости.

— В крайнем случае, нас можно обвинить в слишком формальном следовании инструкциям, — продолжает падишах свою мысль. — А с этим пусть уж Лангон сам разбирается. Ты и сам видел, принцесса ограничена по натуре, все, что ее интересует — это новые платья. Собралась зачем-то в Вафру. Все происки Иштар, сбежать от меня надумала. Не тут-то было, останется во дворце. На этот раз Саурон у меня в руках.

— Осталось убрать Лангона, — пристально смотрит на него министр. — Вы обещали мне его должность, если я поддержу вас в прошлогоднем восстании, повелитель. Этот чужеземец позволяет себе слишком много вольностей.

— Лангон и без того скоро нас покинет, не успеем свадьбу сыграть, — отзывается Безарт. — И вот тут мне понадобится твоя помощь, Лала. Пошли своих воинов, пусть не теряют его след из виду. Если мои догадки верны, скоро в наших руках окажется такой козырь, что никакой Нуменорэ не сможет более диктовать нам свои условия. Наступит эра новой империи — империи Харадвейт.

— Я бы не стал полагаться на слухи, — морщится Лала. — Лангон ведь свои намерения прямо так и не обозначил, всего лишь произвел некоторые проверки…

— Так он и признается, — фыркает Безарт. — Даже с одним Сильмариллом в руках он мог бы провозгласить себя правителем Средиземья, а уж если заполучит все оставшиеся…

— Сильмариллы — ненадежная реликвия, повелитель, — советник Лала отныне представляется Эрэндис самым разумным из обитателей дворца. — Скольких достойных воинов они в свое время свели в могилу? Эльфы опять-таки поднимут шум. А чтобы отобрать камни у Лангона, надо сначала, чтобы те, кто выступает их нынешними хранителями, согласились расстаться со своим сокровищем. И не думаю, что они окажутся настолько сговорчивыми.

— Вот и поглядим, у кого хватит наглости бросить вызов нашей династии, — невозмутимо отвечает Безарт. — У Сильмариллов есть одно удивительное свойство, Лала, они отлично выявляют, кто тебе друг, а кто враг.

— Насколько мне помнится, ни у одного хранителя Сильмариллов друзей не было, — поджимает губы советник. — Вероятно, я не слишком внимательно слушал истории, что рассказывал мне отец. Повелитель Безарт в своей мудрости видит много дальше своего раба.

До самого рассвета удача не оставляет принцессу — и опустив голову на подушку, разворошив плотно свернутые одеяла, она никак не может поверить, что ей действительно удалась эта безумная вылазка. А еще Эрэндис чувствует облегчение — куда проще смириться с мыслью, что все происходящее — результат интриг Ар-Зимрафель, в конце концов, королева никогда ее не любила. Грех был бы не воспользоваться поводом избавиться от нее фактически с дозволения самого Ар-Фаразона.

Скажи кто Эрэндис еще несколько месяцев назад, что она вверит свою судьбу гоблину, и девушка рассмеялась бы в лицо шутнику. Однако теперь Лурц, хочет он того или нет, становится ее единственной надеждой на обретение свободы.

Дорога до Вафры проходит через пустыню, и если поначалу им еще попадаются небольшие оазисы и разбросанные там и тут каменные домики, вскоре взгляду удается выцепить лишь унылые, покрытые слоем пыли чахлые деревца да в изобилии вырытые колодцы. Аллас выглядит абсолютно измученным — климат юга не пришелся ему по душе.

— Много же терпения вам понадобится, ваше высочество, — задыхаясь, бормочет он, поравнявшись с ее паланкином, установленным на спине верблюда. — Южане сами повторяют, что пустыня — проклятое место, обожженное дыханием дракона. Как же вы сможете жить здесь?

— Я не буду жить здесь, Аллас, — шепчет Эрэндис на адунаике. — Я сбегу, вот увидишь.

— Не говорите глупостей, от падишаха Безарта никто не сбежит, — недоверчиво хмыкает Аллас и пришпоривает коня, не иначе как чтобы держаться подальше от опасных бесед. — Да и куда вы пойдете? До ближайшего колодца не доберетесь, свалитесь от истощения.

— Поспорила бы я с тобой, да что у тебя есть, — раздраженно бормочет Эрэндис, тщетно поправляя неудобные подушки. Теперь она прекрасно понимает, почему знатные дамы Вусты предпочитают сходить с ума от безделья, но никогда не покидают город.

На исходе дня на горизонте появляются стены, издали кажущиеся выточенными из песчаной тучи. Принцессе не удается сдержать радостной улыбки — все-таки добрались.

Лурц не похож на орков, чтобы запомнились ей по военным хроникам, — если не всматриваться внимательно, можно даже принять его за очень старого, изможденного человека, с кожей, высушенной солнцем пустыни, и спиной, сгорбленной от тяжелого труда. Образ дедушки успел померкнуть в памяти Эрэндис, но она уверена, что доживи старый вастак до преклонного возраста — и нечто неуловимое роднило бы его с этим древним существом.

Лурц успел обзавестись немалым потомством — возле его мастерской вьется целая стайка юных орков, больше похожих на необычных детей с резкими, непривычными западному взгляду чертами лица. Их отношение к посланникам Безарта читается куда более отчетливо: Эрэндис замечает недоброе перешептывание, а один из малышей посмелее тут же бросает в лошадь камень, чем страшно сердит Алласа. Продолжения истории принцесса уже не видит — хозяин дома приглашает их войти.

— Мне нужно очень необычное платье, господин Лурц, — поясняет принцесса и, убедившись, что ее провожатые находятся достаточно далеко, разворачивает кольцо на пальце камнем наружу. — Моя подруга говорила, что вашему вкусу позавидовали бы лучшие портные.

Бесцветные глаза орка не выражают ни единой эмоции, когда он замечает кольцо. Лурц степенно кивает.

— Если это угодно падишаху. Я изготовлю платье за несколько дней, буду работать, не покладая рук. Однако вашему высочеству придется провести это время в Вафре. Сами понимаете: примерки.

— На это мы и рассчитывали, — тонко улыбается Эрэндис.

Лурц позволяет себе проявить чуть больше эмоций, когда стражники оставляют их наедине. В руках орка появляется сантиметр, и он так быстро снимает мерки, что Эрэндис не может поклясться, что лента не исполняет свой зачарованный танец самостоятельно, без всякой помощи портного.

— В чем же заключается пожелание госпожи? — спрашивает орк. — Лурц счастлив быть полезным, но не понимает…

— Я не хочу выходить замуж за сына Безарта, ясно? — быстро поясняет Эрэндис. — Если я останусь в Вусте, меня заставят заключить помолвку. А это не входит в наши планы. Леди Иштар… Тхурингветиль сказала, что вы можете меня спрятать.

— Если госпоже удастся оторваться от своей охраны, Лурц с радостью предоставит ей укрытие в своем доме, — спешит заверить орк. — Но к чему столько сложностей? Любую помолвку можно разорвать. Если же падишах решит, что госпожа сбежала, поиски будут вестись по всему Харадвейту. И как же вы рассчитываете уйти от преследования?

— Я получу убежище, Лурц, — твердо говорит Эрэндис. — В Умбаре. До храма руки Безарта не дотянутся, не посмеет. Помолвка же уничтожит все мои шансы на ученичество.

— Госпожа желает стать жрицей? — глаза орка удивленно расширяется. — Лурц уже давно не помнит, чтобы магистры брали женщин в ученицы.

— Этот магистр согласится, — Эрэндис не желает вдаваться в подробности. — А охрану я возьму на себя. Я так понимаю, нужно, чтобы как можно больше людей увидело, как я покидаю город, верно? А на полпути я вернусь.

— Госпожа, путешествовать в одиночку по пустыне опасно, — вскидывается орк, но Эрэндис останавливает его предупреждающим жестом.

— У меня свои секреты. Когда я в следующий раз появлюсь в твоем доме, выглядеть буду иначе. Ты сможешь меня узнать?

— Я узнал кольцо, — просто отвечает Лурц. — Я всегда узнаю ту, кто его носит.

Оставшиеся дни в Вафре Эрэндис старается быть на виду. Принимают ее по-королевски — и грех не воспользоваться таким гостеприимством. Ее внешность располагает к себе и знать, и простых людей, — но при первом же упоминании Нуменорэ улыбки становятся искусственными и колючими.

— Что Мордор! — безнадежно машет рукой глава города, которого Эрэндис удается убедить высказаться открыто. — Вы бы видели, во что превратился Рун с началом их военных походов! Эта мода пошла еще при покойном Бэльзоре, сынок его лишь продолжил начатое с попустительства этого старого интригана, папаши ныненего короля. А уж о внуке и говорить не приходится. Его солдаты — самые настоящие головорезы!

Возразить Эрэндис нечего — Элендур снискал себе настолько дурное имя, что подобрать достойные оправдания попросту невозможно. К тому же, она с самого начала подозревала, что одним разоренным курганом дело не ограничится.

— Лорд Элендур претендует на роль наместника короля в Мордоре, — решает она посмотреть на реакцию собеседника. — Их семья влиятельна, а военные победы только прибавляют ему веса в глазах короля.

— Да сохранят нас боги от такого наказания, — меняется в лице глава. — Харадвейт никогда не воевал с Мордором, но если такое случится, здесь даже дети поднимут оружие. Никто не станет мириться с осквернением захоронений. Хотя… он хмурится, — думаю, лорд Майрон бы с этим не согласился.

— Что это значит? — подобное откровение звучит для принцессы в новинку. — Он не стал бы защищать Мордор от нуменорцев?

— Он сдал крепость, едва забрезжила угроза затяжной войны, — пожимает плечами глава. — И из его улаири в Мордоре остался только один. Во всяком случае, в городе так говорят. Это Лорган надо защищать, вот где настоящие святыни. И, разумеется, север. Вы ведь слышали о генерале Илли?

— Вы имеете в виду брата падишаха? — удивляется Эрэндис. — Претендента на трон Харадвейта? А мне сказали, что он сейчас в Мордоре.

— Сегодня в Мордоре, завтра на севере, — делает загадочные глаза глава. — Генерал Илли совсем не похож на падишаха, он не их тех, кто будет отсиживаться за каменными стенами своего роскошного дворца. А еще он настоящий северянин. И если однажды истерлингские племена решатся объединиться и вернуть себе земли, с которых были изгнаны, кто еще достоит будет стать предводителем людей, если не он? Лорд Майрон ему доверяет.

— Я благодарна вам за откровенность, — серьезно произносит Эрэндис. — Но вы большой мечтатель. Скорее небо опрокинется, а земля расколется пополам, чем два истерлинга сумеют договориться и, уж тем более, согласятся поставить третьего командовать ими. Сдается мне, и генерал Илли так популярен, лишь пока не взошел на престол. А ведь у падишаха уже есть наследник.

— Однажды война придет на север, — пожимает плечами глава. — Остановить это нельзя. Вы знаете, какие слухи ходят по городу? Говорят, что Сильмариллы уцелели. Тот, кто сумеет их найти, по праву сможет править севером и владеть богатствами затонувших земель. А еще говорят о том, что лорд Ангмар с повеления самого лорда Майрона воздвиг там новую крепость.

— Карн Дум, — полушепотом подтверждает принцесса, и глава смотрит на нее с неподдельным удивлением.

— Не стану спрашивать, откуда вам это известно, — странным тоном отвечает он. — Но Безарту, кажется, в кои-то веки улыбнулась удача. А как по мне, его сын не заслуживает такую королеву.

— А Харадвейт? — Эрэндис дерзко смотрит ему в глаза. — Харадвейт заслуживает? Вы спите и видите, как заполучить затонувшее золото, которое вам не принадлежит, а потом упрекаете Элендура в жадности? Чем вы все, в таком случае, отличаетесь от нуменорцев, которых так ненавидите?

Глава оскорбленно вскидывается.

— Я золото ищу не для того, чтобы разбогатеть, ваше высочество. Этот удел оставьте падишаху. Вафра никогда не подчинялась Вусте, мы живем наставлениями жрецов Умбара, и любой из них подвергнет нас страшному проклятию, посмей мы отступиться от верного пути. Если бы вы имели возможность побеседовать с генералом Илли, вы бы увидели, что он достойный ставленник Умбара и Мордора. Впрочем, вы еще познакомитесь — когда престол Харадвейта перейдет в его руки.

— Вы так открыто говорите мне о восстании, чтобы я передала эту дерзость падишаху Безарту? — склоняет голову набок Эрэндис. — Зачем же так неосторожно делиться своими планами с кем попало?

— Вы не передадите мои слова падишаху Безарту, — глава неотрывно смотрит на кольцо у нее на пальце. — Полагаю, что и до короля Нуменорэ они не дойдут. Я, скорее, рассчитываю, что генерал Илли в нужный момент услышит, что Бродда из Вафры искренне предан ему и его роду.

— И что я получу взамен? — в тон ему отвечает Эрэндис. — В Вусте у вас нет власти, а именно туда мне предстоит вернуться не далее как завтра утром, как только Лурц закончит платье.

— Хотите, чтобы я помог это предотвратить? — все-таки ей удается раз за разом шокировать Бродду. — Вафра, конечно, не подчиняется Вусте, но падишах сотрет город с лица земли, если мы попытаемся вас удерживать.

— Этого не потребуется, — качает головой Эрэндис. — Помогите мне избавиться от охраны. Да так, чтобы на вас не подумали. Пусть решат, что на нас напали разбойники. Наследник рассказывал, что еще несколько лет назад дорога между городами не считалась безопасной. Сделаем вид, что те времена вернулись. Только одного из стражников, нуменорца, что сопровождает меня сегодня, не трогайте. Этот человек — мой друг. Судьба остальных меня не волнует.

— И куда же вы отправитесь, позвольте спросить? — хмурится Бродда, явно относящийся к ее идее с подозрением.

— Это уж я сама решу, — отзывается принцесса.

Отъезд из Вафры и такое же сумбурное возвращение в город невольно ассоциируются у нее с бегством с разоренной стоянки клана в далеком детстве — только на этот раз рядом нет Аин, на плечи которой можно переложить заботы о поиске укрытия, да и Алласа приходится бросить на произвол судьбы. Дом Лурца приходится искать по памяти, с трудом сопоставляя видение обычного человека с тем удивительным смешением запахов, звуков и расстояний, каким мир предстает перед глазами летучей мыши. Больше всего Эрэндис боится нападения хищной ночной птицы — о подобных инцидентах в Харадвейте периодически рассказывали при дворе Безарта, — однако Владыка, будто сумев услышать благословение Тхурингветиль, позволяет ей добраться до назначенного места без приключений. На вытянутую руку Лурца она падает практически обессиленной.

— Что это? — отвратительно галдящие дети, несмотря на поздний час, полны энергии и любопытства. — Дай сюда! — самый младший нагло тянет лапу, пытаясь ухватить ее за крылья, и тут же получает оплеуху.

— Не лезь, — окрикивает его Лурц, и Эрэндис задумывается, кем может этот детеныш приходиться орку, помнящему еще времена Темной крепости. Должно быть, они страшно гордятся тем, что растут рядом с живой легендой. А может быть, напротив, воспринимают эти чудеса, как должное, ведь и их внешность зачастую обманчива и с трудом выдает возраст.

— Откуда ты это приволок? — хмуро спрашивает существо неопределенного пола, сидящее в углу на груде небрежно сваленных рулонов дорогого шелка. — Я таких в городе не видела. Цвет какой-то странный. И эти когти…

— Обычная летучая мышь, — скалится Лурц. — Меньше разглядывай — здоровее будешь. Было дело, я тоже руки тянул, куда не просят. Крепко же мне тогда досталось от отца. А не вмешайся он, кто знает, как бы дело обернулось. Может быть, вместе с остальными бы сейчас рыб кормил.

— Расскажи, — пусть орочьи дети и были дурно воспитаны, при упоминании старейшего в роду они резко затихли. Эрэндис приходилось видеть такое и в своем клане. Отчего-то в мышином облике намного сложнее бороться с подступающими воспоминаниями, словно вся непомерная тяжесть накопленной памяти обрушивается на слишком крошечное и слабое для таких впечатлений существо.

— Сто раз уже рассказывал, — рявкает Лурц и с сомнением обводит взглядом собравшихся вокруг него детенышей. — Хотя, наверно, и не вам, вы для меня все на одно лицо. Давно это случилось. После первой войны. Когда в озере вода кипела, а из земли вырывалось пламя. Старшие сказали, надо уходить, если жить не надоело. Цитадель, самая первая цитадель Повелителя, говорили, как есть под землю ушла. Разнесли все до камешка.

— А ты видел? — Эрэндис несколько приходит в себя после перелета и в говорящем существе распознает, наконец, особу женского пола. Наряды на ней чересчур роскошные для орка, что не мешает им смотреться мешковато и неряшливо, словно их хозяйка, разжившись лучшей одеждой благородных дам Вафры, так и не сообразила толком, что теперь с ней делать.

— Цитадель? — Лурц кривится. — Вот еще. Нас туда и близко не подпускали. Говорили, сначала надо заслужить. Там жили только древние орки, те, кого породила сама гора. Повелитель их отбирал лично, некоторых поначалу даже учил чему-то. А что толку, все равно все передохли. Или почти все… Да не перебивай же меня! Сама спрашивала про мышь.

— Ну мышь-то, чего мышь? — фыркает его… жена? дочь? далекая правнучка? — Я бы из такой и в худшие времена похлебки не сварила. Мяса на один укус.

— А мне тогда отлично было! — с непередаваемой гримасой перебивает ее Лурц. — Все летело в бездну! Шагу нельзя было ступить, чтобы тебя не придавило каким-нибудь обломком горы. Да еще и эти твари из-за моря. Я мышь подобрал, хотел съесть, когда найдем, где укрыться. Лучше бы не лез. Меня как будто молнией ударило. Вспышка перед глазами — и темнота.

— Все ты выдумываешь, — один из детенышей недоверчиво хмурится, но от Эрэндис отодвигается подальше. — Мыши колдовать не умеют.

— Обычные не умеют, — подтверждает Лурц. — А от той я несколько дней лежал. Отец сказал, луна сменит другую, если на ноги не встану, без меня уйдут. Но я оправился. Тогда он мне за мышью наказал ухаживать. Они теплую кровь любят, так я для нее зверьков мелких ловил. Лететь она не могла, а может, и не хотела. Видно было, и без того ее потрепало, а это колдовство последние силы вытянуло. Потом вроде снаружи все затихло. Повелителя в Арде не стало, долго не было. Мы к Цитадели не возвращались. Говорили, запрещено туда приходить, проклят будешь. И мышь та тоже оправилась. Не улетала от нас. Днем спала. Ночью тоже неподвижно сидела. Летать не хотела. Ничего не хотела. Надоела мне до смерти. Мне отец наказал, попробуй только потерять или навредить. Оберег для племени или что-то вроде этого. А потом к нам сам господин Лангон явился.

Вокруг снова поднимается гул, призванный продемонстрировать глубокое изумление. Лурц наслаждается всеобщим вниманием и, дождавшись тишины, продолжает:

— Явился, говорю, господин Лангон. И сразу к делу, так и так, мышки не видели, на простых кровососов не похожей? Найдете мне мышку, так уж и быть, убивать вас не буду. Ну, отец с него клятву, конечно, стребовал. Не знаю, где храбрости набрался, с майар спорить. А потом мне говорит, неси мол свою любимицу. А мне и жалко стало. Привязался я к ней что ли за те годы. Ерунда какая-то, — он трясет головой. — А потом еще много, много лет прошло, и за мной пришли. Говорят, из самого Ангбанда. Мы все чувствовали, что там творится что-то. Но не шли. Мы там раньше и не были никогда. Ангбандские орки нас равнинными крысами называли. Говорили, проку от нас в бою никакого. А те, которые пришли, держались повежливее. Сказали, господин Майрон мне оказывает великую честь. Я к тому времени про мышь позабыть успел, вот и ломал голову всю дорогу, на что я вообще сдался господину Майрону. Прихожу, там... — Лурц восхищенно разводит руками, словно не в силах описать всего великолепия увиденного. — Мы такого в наших земляных норах и представить себе не могли. И ведут меня, значит, к самому господину Майрону. А с ним леди красивая.

— Как принцесса Файха? — оказывается, среди орочьих детей тоже есть девочки, Эрэндис определяет это скорее по интонациям, нежели по облику.

Лурц смеется.

— Твоя принцесса Файха рядом с ней уродливее албаи, — возражает он. — Леди намного красивее. Начала со мной говорить, только я ничего и не понял. Будто бы я ее когда-то там спас. Я так честно и сказал, что такую красивую леди, если бы встретил, ни за что бы не забыл. И тогда она превратилась в ту самую мышь, что с нами столько лет жила.

— Так это была?... — глаза девочки озаряются догадкой.

— Госпожа Тхури, она самая, — кивает Лурц. — Я к своим с тех пор так и не вернулся. Господина Майрона я позабавил, так он мне повелел в Ангбанде оставаться и госпоже Тхури прислуживать. Домой я подарков много послал. Но это было уже потом, когда Повелитель вернулся… Госпожа Тхури сказала, что мне учиться надо. Велела Углуку рассказать мне, что к чему. Углук старый был, уже тогда очень старый. Слышал, он один из первых, кто вышел из сердца горы. А теперь уже и горы той нет. Госпожа Тхури нас перед последней битвой на восток отослала. Я в Мордоре осел, а Углук дальше подался. Не было больше от него вестей. Я уже сколько лет собираюсь до Лоргана добрести. Может, еще свидимся. Жив старик, если не убили. Хотя, теперь уже не выберешься. Если падишаху что понадобилось, от их семейки не избавишься.

— А эта мышь? — девочка пристально смотрит прямо в глаза Эрэндис. — Вдруг она тоже колдунья? И тогда господин Майрон меня тоже в крепость возьмет? Я буду за ней ухаживать!

— Самая умная здесь, да? — орчонок постарше бесцеремонно отталкивает ее от стола. — Я буду. Ты безрукая, у тебя эта мышь сдохнет. И господин Майрон тебя скормит своим волколакам.

— Вот и не скормит! — между детьми завязывается спор, а Эрэндис отчего-то впервые за последние несколько месяцев необычайно легко на душе. О том, что в ее отсутствие будет происходить в Вусте, и как отреагирует Ар-Фаразон, когда ему донесут о похищении принцессы, она старается не думать.

Вафру называют жемчужиной пустыни — неисправимые романтики, путешественники или не мыслящие себе иного существования, кроме как яростного выживания в самом сердце бушующих песков, немногочисленные племена детей ночи, в самые жаркие часы укрывающиеся от палящего солнца в вырытых глубоко под землей и изнутри выстланных колючим влажным камнем склепах, и лишь с восходом луны обращающие лица к торжественно сияющему над мрачными пустошами ледяному диску. Эрэндис узнает о них, равно как и о других легендах Харадвейта, из непрекращающейся болтовни хозяина дома и его многочисленной родни. Лурц размещает почетную гостью в главной комнате, оборудованной одновременно под мастерскую и лавку с примыкающей к ним крошечной кухней, и ни одному важному посетителю не избежать самого пристального внимания принцессы Нуменорэ, пусть он и не подозревает о выпавшей ему чести.

— Дедушка помнит все на свете, правда ведь? — интересуется полненькая девочка с тусклыми глазами навыкате; Эрэндис уже начинает узнавать малышей, пусть пока и не различает их по именам — грубым, схожим и, словно в пику традиции эльдар, не несущим глубокого смысла. — И первых смертных тоже помнит? Когда они впервые пришли в Черную крепость?

— Вот только узнаю, что ты спрашиваешь об этом, чтобы снова дразнить ребятню на улицах! — грозит пальцем Лурц, но совсем не сердится; нюансы его настроения со временем тоже становятся чуть более прозрачны, если, конечно, кто-то из живущих может похвастаться тем, что понимает существо столь древнее. — Первые смертные были почти так же глупы, как нынешние. Поклонялись солнцу и другим светилам. Считали, что каждый день солнце умирает, и если они не будут бросать в огонь своих собратьев, день никогда больше не настанет, и на земле воцарится вечная ночь. Ночь на севере, понимаешь ли, может длиться много дольше, чем в землях харадрим. Вот и полыхали костры почем зря. Лурц помнит, как уже в конце войны один из военачальников Владыки привез в Цитадель девицу. Свои-то ее сжечь хотели, а он не позволил. Так и жила у нас, пока не померла. Сдается мне, она немного не от мира сего была. Боялась всех страшно. На языке нашем сносно так говорить и не научилась… Черную крепость возводили не для смертных, и смертным там жизни не было. Вот у госпожи Тхури — другое дело, возле замка большая деревня выросла. Те из ее жителей, кто не ушел на восток, до последнего сражались под знаменами Владыки.

— А у госпожи Тхури был свой замок? — заинтересованно переспрашивает внучка. — Как у настоящей принцессы? Как у принцессы Файхи?

— Посмотрел бы я на одну из местных принцесс в замке на холме, — ухмыляется Лурц. — Им такое и в страшном сне не привидится. Госпожа Тхури и сама там жить не слишком любила. Как только албаи из-за моря стали нарушать порядок на наших землях, Повелитель ей приказал в безопасное место перебраться. А после того, что на острове оборотней приключилось, насовсем ее туда отправил. Были те, кто говорил — изгнал. А были те, кто, как старый Лурц, последовал за своей госпожой, и уж они-то знают правду… И тех смертных, что госпоже на верность присягали, до сих пор в лицо помнят. От них-то и произошли люди этих краев, истерлинги. Старый Лурц мог бы целую книгу об этом написать, да что толку? Ученые нуменорцы над его теориями лишь посмеются, а лорду Майрону эти воспоминания без надобности, ему и своих довольно…

Рассуждения старого орка внучке не так интересны, и она возвращается к расспросам; порой Эрэндис кажется, будто разговоры эти повторяются изо дня в день, словно оркам доставляет удовольствие заново переживать мгновения минувшей эпохи.

— А дедушка так и жил в том замке до войны? Хозяйка его никогда замка не покидала и деда с собой не брала?

— Отчего же нет, — Лурц кривится в привычной полуухмылке. — Глаза старого Лурца повидали немало чудес. Например, зачарованный лес онодрим, которых на общем наречии называют энтами. И их жен-ведьм, заточенных внутри деревьев. Госпожу Тхури в тех краях мучили кошмары. Они с Повелителем очень скоро установили, что если дерево уничтожить, заключенная в нем душа получит свободу, и тогда кошмары уйдут. Лурц помнит то пепелище, — орк почти что мечтательно улыбается. — Многие, если не все жены энтов в ту ночь получили свободу и ушли. Навсегда ушли. А на выжженной земле столетия спустя вырос новый зачарованный лес, где энты прячутся и медленно вымирают. Что Повелитель искал на том плато, о том Он Лурцу не сказывался, и госпожа молчала, а кто такой Лурц, чтобы быть жадным до чужих тайн? Госпожа после того путешествия пообещала все сокровища мира тому, кто выведет ее на спрятанные эльфийские города, и лорд Майрон их долгие годы искал, а что там было спрятано — в том пускай мудрые сами разбираются. Что еще видел Лурц? Майэ, колдунью из королевства синдар. Королеву-волшебницу, дочь которой воспользовалась мастерством матери, чтобы украсть один из камней в короне Повелителя. Все знали, что камнем этим не каждый может владеть, да только что взять с бестолковых албаи? Так, в конце концов, и вышло, как Повелитель говорил. А королева с тех пор больше не приходила. Говорили, Владыка Майрон был с ней в былые времена дружен. Еще до того, как она стала королевой. Говорили, будто потому Дориат и выжидал до последнего, не вмешиваясь открыто в войну… Еще помню старика-сказочника в нелепой шляпе, что бродил по лесу и разбрасывался странными предсказаниями. Госпожа звала его Йарвеном. Лурц сам видел, как однажды они беседовали. Не стану врать, ничего не понял из того, что он госпоже наговорил, вот только рассталась она с ним мрачнее тучи.

Старый орк продолжает рассказ, только иголка с невероятной скоростью танцует у него в руках, а изделие незаметно обретает готовую форму; в воображении Эрэндис проносятся смутные образы майар, эльдар и людей, когда-либо живших или бывавших в Ангбанде и других крепостях Мелькора — о каждом у Лурца находится свое, теплое или насмешливое, но неизменно живое воспоминание. Принцесса почти не различает сна и реальности, и ей остается лишь молчаливо наблюдать за попытками Тхурингветиль обучить первых орков Утумно осмысленной речи и помешать им пожирать себе подобных, за удивительными, столь же причудливыми, сколь и опасными обитателями черного озера в горах, за возникшими из пустоты, но прижившимися в новорожденном мире гигантскими паукообразными тварями, поглощающими свет во всех его проявлениях, и кипящей жизни на нижних ярусах крепости, населенных вечно охваченными пламенем демонами, обладающими властью над стихией огня.

— Значит, госпожа Тхури появилась в Утумно первой? — удивленно переспрашивает внучка. — А господин Майрон — уже потом?

— Это долгая история, темных пятен в ней больше, чем на пузе у дракона, — фыркает Лурц. — Что было, то знает один только Повелитель Тьмы — орков тогда еще и на свете не было. Госпожа так Лурцу рассказывала — она с самого начала, как в Арде оказалась, перешла на сторону Повелителя, а господин Майрон с решением долго тянул. Повелителю были нужны свои шпионы на Альмарене. Госпоже там податься было некуда — покровителей среди спустившихся в Арду валар у нее не нашлось. Тогда она и встретила Повелителя. Потом появилась Черная крепость, и ее магия пробудила первых орков. Углук рассказывал, госпожа поначалу недолюбливала других майар Повелителя. И с лордом Майроном у них разногласия случались на каждом шагу. И с тем, другим, предавшим Повелителя, тоже. Духом моря. Госпожа — она такая, всех насквозь видит. Когда Лурцу выпадала честь с ней говорить, казалось что все его мысли открыты перед ней, как на ладони.

— А госпожа… она тогда была красивая? — как и любого ребенка, оркскую девочку интересуют, в первую очередь, внешние проявления.

— Госпожа тогда брошку носила, — невесть к чему вспоминает Лурц. — Красивая брошка, блестящая, с голубыми камнями. Девять камней, прозрачных, как воды Великого моря. Пристегивалась к плечу. Как сейчас помню, в каком бы наряде госпожа ни появилась, брошка завсегда при ней.

— Как на рисунке? — Эрэндис едва сдерживает любопытство, чтобы не сорваться с места и не взглянуть поближе на измусоленный листок бумаги, что девочка достает из ящика стола. Впрочем, Лурц верно истолковывает ее чувства и будто ненароком поудобнее разворачивает вырванную из книги страницу с детально прорисованным изображением леди Тхурингветиль — первым, что принцессе случается увидеть.

Странно, что раньше она никогда не задавалась вопросом о том, как выглядела ее новая знакомая в древние эпохи — куда привычнее было полагаться на сохранившиеся в хрониках туманные описания ужасного нетопыря-кровососа, держащего в непрестанном ужасе даже самых отважных эльфийских воинов. Настоящая Тхурингветиль, если принять сохраненные орками сведения за истину, вовсе не выглядит таким уж пугающим персонажем — ее можно принять за эльфийку, если посчитать индивидуальной особенностью неправдоподобно большие глаза, правый из которых заметно косит внутрь. Пышные черные волосы переплетены серебряными лентами, а спереди до ног спускается длинная полупрозрачная вуаль фиолетового цвета, закрепленная у висков двумя огромными обрамленными в серебро аметистами, каждый из которых напоминает не то ядовитый цветок, не то глумливо подмигивающее зловещее солнце. На рисунке лицо ее открыто полностью: вуаль ложится на шею тяжелыми искрящимися складками — подобные конструкции, как известно принцессе, и поныне приняты среди знатных женщин Кханда. Точно так же на всех сохранившихся гравюрах одета и Зейра Лорганская — правда, вуаль ее простого красного цвета, словно напоминание о жертвоприношениях, что ее королевский долг принести во славу Владыке.

Принцесса замечает и брошь, о которого говорит Лурц, и непроизвольно вздрагивает, вспоминая, что уже видела похожее украшение у Тхурингветиль в Нуменоре.

Кора, оркская старуха, встреченная Эрэндис в первый вечер в Вафре, после долгих размышлений так и не может назвать степень их родства с Лурцем — похоже, она провела в доме так много времени, что уже успела позабыть, что именно их связывает с его хозяином. Свою вечно запертую комнату она покидает лишь поздним вечером — и всякий раз ворчит на принцессу, принимающую в эти часы человеческий облик.

— Госпожа неблагоразумна, — скалит она зубы. — Госпожа нас всех погубит. Люди падишаха придут за ней. Лурцу снова придется вспомнить пути своих предков, а Лурц уже много лет не брал в руки ничего острее иголки.

— Я не могу постоянно оставаться летучей мышью, — огрызается Эрэндис. — От меня немного будет пользы, если я сойду с ума.

— В день, когда Коре вздумается перестать быть Корой, ее тропа за вратами ночи поростет крапивой и буреломом, — назидательно произносит старуха. — Нехорошо, если госпожа отвергает свою природу. Так и она может потерять предназначенную ей тропу.

— Не думала, что вы верите в предопределение, — поджимает губы Эрэндис. — И что едите лепешки с травой, — с некоторым недоумением косится она на чугунную скороводу, в которой Кора поливает маслом мелко нарубленный кориандр.

— Чем же прикажете мне кормить мужчин и детенышей за ужином? — иронично уточняет Кора. — Орки не должны жить среди песков. Лурцу придется долго, несколько лун работать, чтобы Кора могла сварить похлебку из хорошего мяса. На землях падишаха нельзя охотиться без его дозволения… а на смертных нельзя охотиться без дозволения госпожи. Кора слышала, что у лорда Майрона был договор еще со старым падишахом… очень старым. Два поколения родилось и умерло с тех пор, как правил тот падишах. Хорошие были времена…

— Значит, вы не на стороне Безарта? — интересуется Эрэндис, отстраненно отмечая абсурдность происходящего. Подумать только — обсуждать политику Харадвейта с наименее подходящей для того собеседницей.

— Какой еще Безарт? — Кора произносит имя так, словно слышит его впервые. — Коре не нужно занимать стороны. Когда Владыка Ночи вернется, больше не останется сторон. Говорят, ему достаточно было бы пожелать, чтобы Кора снова стала молода, и о ее позоре позабыли.

— Позоре? — переспрашивает Эрэндис. — Что с тобой произошло?

— Госпожа слишком добра, притворяясь, будто не помнит презренного, называвшего себя сыном Коры, — хмурится старуха. — Господин Ойкерой считал, что в день, когда наступит тишина на небесах, Кора получит столько ударов огненной плетью, сколько орков погибло из-за дезертирства ее недостойного сына. Госпожа Норна не должна щадить Кору, потому что Владыка не пощадит.

— Меня зовут Хинд, — Эрэндис непроизвольно ежится: в голове Коры царит подлинная путаница, и ее постоянные оговорки, в которых та, кажется, вспоминает все когда-либо используемые Тхурингветиль имена, рождают в ней весьма неприятное чувство. — Кто только убедил тебя в этих глупостях? Ни за что не поверю, что у Владыки по возвращению не найдется дел поважнее, нежели воскрешать давно забытые дрязги среди орков. Ваш господин Ойкерой лучше бы о своем будущем печалился. Разве не Лурц на днях рассказывал, как этот майя был верен Саурону — и где же он теперь, когда тот в нуменорской темнице?

Кора смотрит на нее во все глаза и чуть было не сжигает лепешку. Эрэндис сомневается, что та поняла хотя бы треть из сказанного.

— Зачем госпожа запутывает старую Кору? — укоризненно произносит она. — В этих землях осталось еще немало мест силы. За каждым источником должен кто-то присматривать. Лурц слишком привык к сытой и безопасной жизни среди никчемных смертных, иначе не привел бы нас в землю, где магия дремлет, как дракон на куче глиняных черепков, а майар не появляются десятилетиями.

— Места силы? — что-то в словах Коры неприятно царапает изнутри, но Эрэндис не придает этому особенного значения. — Скажи, а Нуменорэ тоже является таким местом? Конечно, — тут же отвечает она сама себе. — Менельтарма... Вот, значит, ради чего он все это затеял… Но какой смысл?

“Колдовство проклятой горы” — именно так Фад когда-то отзывался о главной нуменорской святыне. Брат, выросший под влиянием Тхурингветиль, среди мистически настроенных жителей повозок, конечно же, куда лучше Эрэндис умел прислушиваться к окружающей его природе и распознавать скрытые знаки. Его давние слова о крадущих души птицах, вызывающих песчаных бури, вдруг звучат в ее памяти совершенно иначе — но принцесса снова не успевает ухватиться за нужную мысль, когда ее отвлекает недовольное бормотание Коры.

— Госпожа говорит загадками. Госпоже нужно скрыться в тенях, пока за ней снова не пришли.

Эрэндис напрасно тревожится, что в мастерской Лурца окажется изолирована от новостей из большого мира. К нему приходят другие орки — в Вафре их, отлично владеющих местным языком и напоминающих скорее уродливых людей, нежели создания тьмы, немного, но вечерами появляются и другие, оказавшиеся в городе по стечению обстоятельств, предпочитающие свой варварский диалект и не расстающиеся с самодельным оружием, которое, вопреки запретам, они умудряются проносить с собой в город. К Лурцу они относятся со странной смесью уважения и брезгливости — с протеже самой Тхурингветиль ссориться неразумно, но и образ жизни его кажется им чем-то отвратительно диким. О содержании бесед таких путешественников с Лурцем принцесса может только догадываться: иногда по прошествии времени орк обсуждает их с кем-то из жильцов дома, но полагаться только на его слова довольно рискованно.

Появляются в мастерской и люди — и отнюдь не только богатые дамы, желающие заказать очередное платье. Эрэндис переживает несколько минут подлинного ужаса, когда порог дома переступает один из стражников, которого она когда-то видела во дворце Бродды, прежде чем понимает, что он явился вовсе не по ее душу. Вникать в подробности темных делишек Лурца она не стремится, а потому искренне удивляется, когда однажды вечером мастер врывается в комнату куда более взволнованный, чем обычно, и едва ли не бросает ее клетку вглубь старого деревянного шкафа, наскоро захлопывая дверцы.

В доме поднимается страшная суета — Эрэндис уже готовится по-настоящему испугаться разоблачения. Лурц и Кора ругаются на смеси сразу нескольких языков, из-за гула детских голосов не разобрать ни единого слова, — а потом так же внезапно все стихает. Вот только чувство страха ничуть не притупляется — напротив, он поднимается будто из самых потаенных уголков души ледяной волной, сравнимой разве что с тем оцепенением, которое принцесса когда-то испытала в темницах Арменелоса.

— Ты, похоже, решил, что можешь дурачить меня? — голос говорящего ей не знаком, и этому, пожалуй, можно только порадоваться. — Твои донесения запаздывают. Старик будет в Вусте на рассвете, в то время, как нам ничего не известно об этом.

— Магистр известен своей непредсказуемостью, милорд, — от наигранной простоты Лурца не остается и следа, отвечает он с максимальной почтительностью. — Уверен, без ее светлости дело не обошлось…

— Однако ты потерял связи при дворе Асавир, как и возможность следить за тем, с кем она ведет переписку, — гость явно не отличается терпением. — Шия покинул Умбар тайно, взял с собой только одного последователя, в городе его не ждут. Что означает эта таинственность?

— Милорд, если бы я только мог дать ответы на ваши вопросы, — впервые в голосе орка чувствуется такое отчаяние. — Преданные люди в наши дни редкость. С тех пор, как падишах приказал казнить нашего осведомителя в гареме, ни одному из слуг ее светлости не выпадала честь быть посвященным…

— Довольно, — холодно обрывает его гость. — Я знаю об исчезновении дочери Зейда. И узнаю почерк Асавир. Хоть что-то она сделала правильно.

— Лурц не совсем понимает, милорд… — осторожно начинает орк, а Эрэндис преисполняется досады, что не может разглядеть его собеседника, хотя первые смутные догадки уже начинают оформляться в ее голове.

— Дети Зейда представляют ценность, — заявляет, к ее удивлению, гость. — Но только не для меня. Они не должны достаться дому Безарта. Это создаст ненужные сложности. Если Асавир, понимая это, решила оказать мне услугу… я впечатлен ее смелостью. Король Нуменора не оставит такой удар без последствий. Но если вместо того, чтобы избавиться от девчонки, она решила помочь той ускользнуть и передать Шие, как козырь…

— Не понимаю, почему милорд не избавится от надоедливого старика, — угодливо бормочет Лурц. — Многие этому только порадуются. Ее светлости давно пора обзавестись новым духовным наставником.

— Благодаря своей бесцеремонности и одержимости безумными идеями Шия удостоился покровительства тех, против чьей воли я идти не вправе, — Эрэндис буквально чувствует, как губы гостя кривятся в гримасе омерзения. — Запомни наш разговор, Лурц. Дочь Зейда не должна встретиться с магистром.

Когда ночной визитер, наконец, покидает мастерскую, Эрэндис успевает подготовиться к самому худшему исходу. Как жаль, что в отличие от Тхурингветиль, она не обладает магическим даром и ничего не сумеет противопоставить орку в облике мыши.

Лурц осторожно извлекает клетку из шкафа и несколько минут молча смотрит на свою подопечную ничего не выражающим взглядом.

— Госпожа, Лурцу нужно поговорить с вами, — произносит он, наконец. — Из-за вас Лурц оказался между двух огней. Лурц не может пойти против воли леди Тхурингветиль, но только безумец бросит вызов Тени Востока. Вы не можете больше оставаться в этом доме. Вы слышали, что магистр Шия прибывает в Вусту завтра. Вам придется самой добираться до города, в обличии зверином или человеческом. Лурц не встанет у вас на пути, но и помогать не будет.

Должно быть, бушующие внутри Эрэндис эмоции прорываются наружу даже во взгляде летучей мыши, потому что орк выглядит виноватым.

— Не судите меня строго, госпожа. Вы уедете, Лурц останется здесь. Может, Владыка и ниспошлет ему покровительство, и лорд Кхамул не узнает, что вы скрывались в этом доме. Кора часто говорит Лурцу, что он стал трусом. Слишком много времени прошло с тех пор, как пала цитадель. Лурц почти забыл, что значит — жить, как раньше. И лучше бы вы, госпожа, не напоминали ему об этом. А теперь улетайте. Возвращайтесь домой.

Эрэндис покидает мастерскую орка с тяжелым сердцем. Она уже и сама не может ответить, где теперь находится ее настоящий дом. Впрочем, на повестке дня вопрос куда более важный и неотложный — как летучей мыши попасть из Вафры в Вусту за одну ночь?

Темнокожая наложница в зеленых полупрозрачных одеждах в ужасе взвизгивает, когда будто бы из самых теней, клубящихся в углах покоев, выступает темная фигура.

— Ваше высочество, — Бродда, напротив, откровенно веселится, отсылая перепуганную девицу, — не то, что бы я не рад вас видеть, но лучше бы вам научиться появляться менее экзотическим образом. И в более подходящий момент. Мои рабыни и без того глупы и суеверны, а теперь и вовсе начнут верить в призраков.

— В другой раз постараюсь не забыть об этом, — смеется Эрэндис. — А сейчас мне нужна хорошая лошадь.

— Тот, кто посеет ветер, пожнет бурю, — напоминает ей Бродда. — Вы ведь представляете, сколько шума наделало ваше исчезновение? Если теперь вы открыто объявитесь в городе…

Эрэндис и сама не знает, почему решает довериться этому человеку — жизнь научила ее относиться ко всем со справедливым предубеждением. И все же на этот раз она позволяет себе ни на чем не основанную надежду на то, что Бродда не выдаст ее улаири. Более того, она подозревает, что глава вообще не в курсе, кому вздумалось посетить его город.

— Вы не поедете одна, — наконец, бескомпромиссно заявляет Бродда. — Мне даже не нужно расспрашивать вас, чтобы догадаться, что у вас нет никакого плана действий.

— Добраться до Вусты, — пожимает плечами Эрэндис. — Взять кое-что в доме лорда Лангона. Перехватить магистра Шию перед его в молитвой в храме. Выйти оттуда уже его ученицей, — она тяжело вздыхает. — Согласна, звучит не очень реалистично. Удача мне понадобится.

— В первую очередь, вам понадобятся помощники, — отрезает Бродда. — Розыски продолжаются, и никто не может въехать в Вусту незамеченным.

— Вы уже могли убедиться, что я вполне способна без труда проникнуть в самый охраняемый дворец, — возражает Эрэндис. — Но преодолеть подобным способом весь путь до Вусты я не в силах. А вот там вы мне помочь уже не сможете…

— Я лично — не смогу, к сожалению, — подтверждает Бродда. — Но в моем городе есть тот, кто сможет. Вас ищут не только стражники падишаха. Вы совсем забыли о вашем несчастном провожатом. Бедный юноша места себе не находил от того, что не смог защитить вас от разбойников. Сейчас он в Вафре. Я приказал присматривать за ним, чтобы он не наделал глупостей.

— Аллас? — вот сейчас принцесса испытывает подлинную радость. — Аллас все еще здесь? Прекрасная новость!

— И это означает, что вам понадобятся две лошади, — уточняет Бродда. — И пусть меня на месте поразит молния, если я понимаю, зачем впутываюсь в ваши авантюры, принцесса.

— Хотите заработать хорошие рекомендации для генерала Илли, — с улыбкой подсказывает ему Эрэндис. — И не получить проклятие от магистра Шии за то, что лишили его лучшей ученицы. Или просто бескорыстно хотите сделать доброе дело. Иногда даже у истерлингов возникают такие порывы. Главное, чтобы это не вошло в привычку.

— Безумный, непродуманный, сырой план, — качает головой Бродда. — Вполне может сработать.

Встреча с Алласом оказывается еще более эмоциональной — Эрэндис просто с визгом бросается ему на шею. Три недели в окружении одних только орков заставляют ее по-настоящему соскучиться по простому человеческому общению — сейчас она даже Ар-Зимрафели была бы несказанно рада.

— Вы не представляете, через что я прошел, — с упреком выговаривает ей Аллас. — Я думал, вы погибли, или дети ночи утащили вас в бесконечные пещеры под пустыней! Или что вас похитили работорговцы, и я больше никогда вас не найду!

— Один вариант невероятнее другого, — усмехается Эрэндис. — И все же ты ни на йоту не приблизился к истине. И лучше бы тебе никогда не знать, где я скрывалась.

— Мне не нравится этот Бродда, — немедленно сообщает Аллас. — У него на лице написано, что он проходимец. Откуда нам знать, что нас по дороге не поджидает засада? А меч у нас только один.

Эрэндис не знает, что ему ответить. Лично она скорее ожидает предательства от орков — Лурц, конечно, приверженец политики невмешательства, но если его благоденствию будет угрожать опасность, даже кольцо Тхурингветиль его не остановит. Расстояние до Вусты стремительно сокращается, и с каждой минутой тревога ее становится все сильнее.

Вопреки опасениям Алласа, они без особых приключений добираются до городской черты, и в этот момент Эрэндис понимает, что сейчас ей придется посвятить в свою тайну еще одного человека.

— Почему вы остановились? — разворачивается к ней Аллас. — Если мы будем действовать быстро и согласованно, сумеем миновать стражу.

— Я не пойду на такой риск, — качает головой Эрэндис. — Дело слишком серьезное, Аллас. Ты въедешь в город один и расскажешь стражникам одну из своих версий. Дети ночи, рынок рабов, все, что только может занять их головы на несколько часов. Я проникну в город своим способом.

— И что это за способ? — раздосадованно спрашивает Аллас. — Снова магия?

— Почему ты сразу же подумал о магии? — удивляется принцесса.

Аллас мрачнеет.

— Вы слишком много времени проводили с леди Иштар. Так, что даже стали на нее чем-то похожи. А где леди Иштар — там и ее магические штучки. Она без них жить не может, вот и вас этому научила.

— В магии нет никакого вреда, если это нужно для дела, — пожимает плечами Эрэндис. — Как только избавишься от стражников, отправляйся в особняк лорда Лангона и найди Симин, его рабыню. Сейчас довольно рано, она должна быть дома. Скажи ей, что мне нужен бочонок, который я когда-то взяла у Ангры. Пусть принесет его на храмовую площадь и бережет, как зеницу ока.

— Ваше высочество, мне все это очень не нравится, — Аллас выглядит, как захваченный невероятным приключением ребенок, но старается сохранять трезвый ум. — Откуда вы знаете, что магистр Шия действительно будет там этим утром? О приезде такого человека город всегда гудит заранее!

— Из самых надежных источников, Аллас, уж можешь мне поверить, — улыбается Эрэндис. — Лично услышала от Тени Востока.

Никогда в жизни до этого ей не приходилось видеть своего верного телохранителя таким изумленным.

Измученное постоянными превращениями тело отказывается подчиняться — полет до городских стен оказывается таким неровным и неуверенным, что принцесса боится вызвать подозрение одним своим видом. Неоспоримым преимуществом волшебного плаща оказывается возможность использовать его, как обычную верхнюю одежду — самоубийством было бы пройти по городу, не скрывая лица. Если раньше Эрэндис не была такой уж известной персоной, теперь о предполагаемой невесте принца не знал только ленивый.

Она тяжело опускается на землю, прислоняясь щекой к еще не успевшей нагреться от пробуждающегося солнца стене. Хороша же она будет, представ в таком виде перед дядей — измятое дорожное платье, позаимствованное еще в мастерской Лурца, покрытые пылью ботинки, исцарапанные руки. До сих пор она не рассматривала возможность провала, но мысли о том, что придется делать, если магистр Шия наотрез откажется беседовать с потерянной племянницей или не поверит ее словам, действительно пугают девушку.

Увы, плащ не может подарить так пригодившуюся бы теперь невидимость, поэтому, приведя себя в порядок, Эрэндис поднимается на ноги. До храмовой площади путь не так уж и далек, но город внезапно будто перевоплощается в ее врага — со всех сторон чудятся чересчур внимательные взгляды слуг падишаха, дома будто нависают над головой угрожающими тенями, а подсознание вкрадчивым голосом королевы Ар-Зимрафель нашептывает, что она никогда не преуспеет в своем замысле.

Позже Аллас непременно спросит, почему она не попросила его найти Тхурингветиль, ограничившись лишь скромной помощью простой служанки. Но нет, Эрэндис не хочет привлекать к подруге излишнее внимание — падишах, несомненно, рассчитывает, что именно так она и поступит, и все взгляды сейчас устремлены на майэ. Принцесса не может сдержать усмешки — вероятно, именно в этом и состоял рассчет Тхурингветиль, когда та отказалась от побега.

В наиболее важные моменты жизни Эрэндис та часто чувствовала, что время вокруг будто замедляет свой ход, становятся буквально осязаемым физически. И сейчас, хотя ничего особенного не происходит, она вдруг ловит на себе внимательный взгляд пожилого мужчины в темно-фиолетовом плаще дорогого покроя, идущего по противоположной стороне улицы. Она поспешно подается назад, стараясь затеряться в толпе, когда вдруг понимает, что на этот раз имеет дело не с очередным соглядатаем.

Так обыденно и молниеносно проходит ее первая встреча с величайшим из жрецов современности. Отчего-то сейчас не получается видеть в нем дядю. Эрэндис не замечает ни фамильного сходства, ни необыкновенного волнения, которым, если верить прочитанным романам, обычно сопровождаются подобные события. Переживания ее вполне конкретны: Симин и не думает появляться, а магистр уже поднимается по ступеням храмовой лестницы.

Она нервно обходит площадь по периметру, отрешенно разглядывая мозаику на стенах небольшого святилища какого-то малопопулярного южного культа. Их дух-покровитель изображен в виде огромного мумака с черными бивнями, от следов которого образуются горы и океаны. За все время, проведенное в Вусте, принцесса ни разу не видела, чтобы кто-то заходил в это забавное здание или покидал его. Удивительно, почему такой храм вообще был построен в центре города.

— Кора, а во что верят орки? — спрашивает она однажды родственницу Лурца. — Ну, кроме Повелителя. Вы не можете назвать это верой, многие из вас ведь видели его своими глазами, а если не сами они — то хоть кому-нибудь из их семей да случалось. Это знание, а не вера. Я имею в виду что-то вроде морских дев или волшебных существ.

— Кора не верит в морских дев, — сварливо отзывается старуха. — Но не против, чтобы другие верили. Глупцы приходят на берег и выбрасывают золото. Орки добывают золото из моря. Выброшенная вещь — не украденная вещь. Хранитель земли Нурнен не возражает против этого. Значит, есть кто-то, заставляющий смертных верить в таких богов, что приносят пользу оркам. Возможно, это Владыка посылает смертным такие мысли. А может быть, у Владыки на службе какой-нибудь мелкий бог или дух, — она фыркает. — Он не требует от орков знать его по имени.

— Вы крадете наши жертвоприношения? — возмущенно переспрашивает Эрэндис. — Чем же вы лучше тех, кто разворовывает курганы и захоронения?

— Курган — место силы, оркам не пристало туда соваться, — заявляет Кора. — Говорят, если вынести вещь из гробницы, мертвый явится за ней. Нехорошо красть у мертвых.

— Я своими глазами видела клинок, которым можно убить мертвеца, — вспоминает принцесса о даре Лангона государю. — Или развоплотить призрака.

— Зачем госпожа говорит такие глупости? — щерит зубы Кора. — Нельзя убить того, кто уже мертв.

— Волшебники и не такое могут, Кора, — вздыхает Эрэндис. — Нам с тобой и не представить.

— Если призрак пришел к тебе, значит, он нашел приют в твоем сердце, твоей голове, — разумно возражает Кора. — Значит, он не оставит тебя, пока ты сама его не отпустишь. Для того, чтобы убить себя, не нужен волшебный нож, но кто же на это решится?

От прикосновения к плечу Эрэндис вздрагивает и резко разворачивается. Служанка выглядит совершенно сбитой с толку.

— Симин уж было подумала, что этот негодник ее разыгрывает, — быстро произносит она, передавая принцессе бочонок со специями. — Объявился среди бела дня, говорит, госпожа ее требует. Как будто Симин не знает, что от госпожи нет вестей уже почти месяц! Симин даже ходила к водам за городской стеной, источник вопрошала, но только его дух ничего не ответил.

— И это весьма разумно со стороны духа, — Эрэндис выдыхает с облегчением. — Ну что же, Симин, считай, что ты выполнила свой долг. Мне осталось только зайти в храм, найти магистра, и тогда…

Эрэндис не успевает закончить свою мысль — в этот самый момент на противоположном конце площади она замечает группу стражников, и все они движутся в их сторону.

Расстояние между Эрэндис и стражниками все сокращается, а быстро шагать, удерживая в руках довольно увесистый бочонок с травами, далеко не просто. Впрочем, девушка бросилась бы бежать, если бы верила, что это действительно поможет уйти от преследователей.

В базарный день площадь переполнена: надо признать, движение карет и повозок в Вусте организовано отвратительно, и до сведения Эрэндис прежде доходили некрасивые скандалы и разбирательства, вызванные многочисленными жалобами жрецов, недовольных скоплением торговцев, лошадей, верблюдов и постоянным шумом. Сегодня эта суматоха принцессе на руку: маневрируя в толпе, она медленно, но верно продвигается к храмовой лестнице. Мальчишка с тяжелой корзиной рыбы наступает ей на ногу, даже не подумав извиниться, — Эрэндис морщится от боли, но продолжает идти, лишь крепче прижимая к себе драгоценный бочонок. Мокрая земля невесть каким образом попадает в ботинок — если бы прямо сейчас над головой девушки появилось преследующее ее дождевое облако, она бы нисколько не удивилась. Невезение словно решило стать ее вторым именем в это утро.

На вершине лестницы она не дает себе ни секунды на то, чтобы отдышаться. Нет никаких сомнений: стражники твердо намерены следовать за ней в храм, пусть и задержать ее там они не вправе. Глаза с трудом привыкают к полумраку и прохладе тихого здания — Эрэндис скрывается за коллонадой, высматривая магистра. Только бы он не ушел, только бы оказался один...

— Ваша светлость! — едва заметив знакомую фиолетовую мантию, принцесса бросается к дяде, не давая тому опомниться, и, согласно традиции харадрим, преклоняет перед ним колено. — Прошу защиты и покровительства богов в доме служения и приношу свой дар деве моря Рун, владычице и покровительнице моего народа! — с этими словами она чуть ли не бросает к его ногам бочонок с благовониями, стараясь выровнять сбившееся дыхание.

— Ваша светлость, — стражник появляется за ее спиной, словно неотступно следующий за ней призрак. — Позвольте мне исполнить повеление падишаха. Мы пришли за этой девушкой. Уже много дней она считается пропавшей без вести и нуждается в помощи.

Эрэндис несмело поднимает взгляд на магистра Шию. Дядя смотрит на нее изучающе, словно на редкое насекомое, невесть каким образом попавшее в стены храма, на дар же и вовсе не обращает внимания.

— Вы правы, — медленно произносит он, от чего сердце принцессы будто бы проваливается в бездонный колодец. — Это девушке необходима помощь, и она получит ее. Разве не для того был построен храм, чтобы те, в чьей душе живет искренняя вера, находили здесь приют?

— Падишах приказал доставить леди Эрэндис во дворец, как только она вернется в Вусту, — заикается было страж, но, как принцесса уже знает, спорить с магистром, да еще и на его территории, бесмысленно.

— Между Высшим советом жрецов и падишахами Харадвейта издавна существует договор, — в голосе Шии проскальзывают опасные нотки. — Законы Вусты не распространяются на наши святые места. Леди Эрэндис посчитала возможным вверить свою судьбу богам — и задержать ее вы сможете не раньше, чем она переступит порог храма и выйдет на площадь. Впрочем, если падишах намерен нарушить статус кво…

— Я приношу его светлости свои извинения, — страж злобно косится на Эрэндис. — Разумеется, падишах с большим уважением относится к традициям. Мы подождем снаружи. Леди Эрэндис не сможет оставаться здесь вечно. К тому же, насколько мне известно, о ее исчезновении оповещена и ее семья, и правитель Нуменора крайне встревожен.

Эрэндис смотрит вслед стражу, пока он не исчезает в дверном проеме, и лишь затем медленно поворачивается к человеку, в руках которого находится отныне ее будущее.

— Правосудие богов — обоюдоострый нож, — словно размышляя вслух, заявляет магистр. — Почему принцесса Западных земель взывает к древней богине Востока? Что за дерзость предлагать деве моря Рун дары от лица иноземки, принадлежащей, к тому же, к роду захватчиков?

— Мне уже доводилось делать это раньше, — тихо отзывается Эрэндис. — Только благодаря этому я стою перед вами. Законы жертвоприношений я усвоила с детства.

— Вот как? — магистр насмешливо изгибает бровь. — Кто же обучал вас, позвольте поинтересоваться?

— Вы.

Для самой Эрэндис ее ответ звучит в пустом здании, словно удар набата. Воспользовавшись минутным замешательством собеседника, она начинает очень быстро объяснять на вастакском:

— Дело не только в защите от людей Безарта. Я прибыла в Харадвейт специально, чтобы просить вас об ученичестве. Я Хинд, дочь Зейда. Вы не можете отказать в защите единственной дочери своего брата.

— На мгновение вы действительно напомнили мне мою мать, — чересчур спокойным, вопреки ожиданиям Эрэндис, голосом отзывается магистр. — Имена женщин нашего рода нечасто сохраняются в хрониках, однако ее — запомнили. Мерес из Рун. В вашем распоряжении вся библиотека Нуменора — вы с легкостью сможете узнать о том, что клан наш просуществовал почти на шестьдесят лет дольше благодаря ее стараниям.

Эрэндис с недоумением наблюдает за тем, как Шия возвращается к свиткам, которые разбирал до ее внезапного появления. Не такого холодного приема она ожидала от дяди, который, если верить слухам, столько лет посвятил ее поискам.

— Я помню бабушку, — предпринимает она еще одну попытку. — Вас — думала, что начинаю забывать, пока не увидела. Вы чем-то похожи на моего отца. Лица со временем стираются из памяти — сколько могла, я повторяла традиции, истории, забавные случаи, все, что могло напомнить мне о доме. До определенного возраста я не умела ни записывать, ни делать зарисовки. Потом завела альбом для этого. Все считали, что там я веду личный дневник или же собираю стихотворения и цитаты, как другие девушки при дворе. Знаю, бабушка бы меня осудила, она всегда повторяла, что некоторые вещи никогда не должны быть записаны…

Магистр неторопливо поднимает руку, останавливая ее признания.

— Боюсь, принцесса неверно понимает цели, с которыми приходят в этот храм, — сдержанно произносит он. — Пусть Нуменор в последние годы и отошел от традиции, которую пытается навязать остальному миру, вы выросли, видя перед глазами служение валар. В этих землях все иначе. Нашим богам не нужна ваша исповедь. Тем более, нет никакой надобности пытаться произвести впечатление на меня.

— Но я так надеялась, что вы согласитесь меня выслушать, — растерянно отвечает Эрэндис. — Я проделала долгий путь исключительно ради нашей встречи…

— Вот в чем все дело, ваше высочество, — магистр досадливо морщится. — Мало того, что у меня нет никаких оснований верить вашим словам, основываясь лишь на некотором фамильном сходстве. Вам бы и самой не помешало усомниться в подлинности ваших воспоминаний. Детская память — материя хрупкая и зыбкая. При должном умении не так уж и сложно вложить в голову марионетки картину мира, выгодную кукловоду.

— Вы хотите сказать, что я все выдумала? — глаза Эрэндис расширяются в возмущении. — Я могу поименно перечислить вам всех, кто погиб в тот день, когда на нас напали! Я могу почти дословно пересказать ваши разговоры с отцом в те редкие дни, когда у вас находилось время оторваться от важных дел в Умбаре и нас навестить! У меня до сих пор стоит перед глазами образ бабушки — и вы ни за что не убедите меня в том, что это иллюзия! Я помню, как мы с Фадом и Аин прятались по лесам, пока нас не схватили орки, помню дорогу до Нуменора, помню, как о борт корабля бились волны, а я сожалела только о том, что ранена и не могу считать звезды, как нас учила мама! По-вашему, все это ложь?

— Скорее, очень избирательно сохранившаяся история, — в голосе магистра теперь звучит настоящая грусть. — Впрочем, вина здесь всецело моя. Видите ли, принцесса, довольно большой фрагмент своего прошлого вы не помните, не можете помнить. И это вполне отвечает интересам тех, кто вас ко мне подослал. Вероятно, с вами подобное случалось и позже — события внезапно забывались, будто вас опоили зельем, вы вдруг переставали обращать внимание на нечто доселе важное… Мне знакомы эти методы, ваше высочество. Я много лет наблюдал за тем, как эта техника оттачивалась на моей матери — пока не нашел в себе силы оставить семью.

Внутренний голос сейчас буквально кричит о том, что Эрэндис в ответ должна развернуться и уйти прочь, принимая предназначенную ей судьбу, но слова магистра напоминают ей о видениях — тех, что она поначалу так пугалась и стремилась позабыть.

— Вы имеете в виду мое пребывание в Мордоре? — она пристально смотрит на дядю и с удовольствием отмечает, что на этот раз его невозмутимая маска дает трещину. — Как видите, я и это помню. Вы оставили меня там на попечение незнакомцев. Тех, что не могли и не хотели рассказать мне, что стало с моей мамой. Тех, что говорили: маленькая ведьма не принесет с собой добра. Оркские старухи меня боялись. А вы так и не вернулись за мной, хотя обещали. “Я оставлю тебя, чтобы вернуться” — так вы сказали тогда? А в итоге не нашли ни меня, ни Фада. А теперь вы хотите избавиться от меня, лишь бы не испытывать чувства вины? Тогда, вероятно, вам будет интересно узнать о том, что ваш племянник тоже жив?

— Фад жив? — Шия резко подается вперед. — Каким образом тебе стало об этом известно?

— Я видела его, разговаривала с ним, — Эрэндис позволяет себе легкую улыбку. — Позаботилась о том, чтобы у него все было хорошо, чего вы не сделали.

— Я желаю видеть его, — в голосе магистра отчетливо звучит сталь. — Ты слишком молода, чтобы понять, как это важно… единственный наследник…

— У вас было столько лет, чтобы напасть на его след, а теперь вам нужна помощь принцессы из рода захватчиков? — усмехается она. — Я расскажу вам о том, как сложилась судьба Фада, вы даже сможете увидеть его — если ответите положительно на мою просьбу.

— Просьбу сделать вас жрицей? — Шия смеется. — Хотите превратить меня во всеобщее посмешище, такова твоя месть, Хинд, дочь Зейда? Мне достаточно знать, что мой племянник жив и здоров, а значит, наш род будет продолжен. Что до встречи — рано или поздно все мы встретимся, представ перед Троном… — он выразительно возводит взгляд. — Каждый из моих учеников для меня — что родной сын, не то что племянник. Итак, и вторая ваша попытка обернулась провалом, принцесса. Осталось что-то еще, или я могу перейти к службе, для чего и прибыл в Вусту?

— Вы прибыли в Вусту, чтобы встретиться со мной, магистр, — губы Эрэндис белеют от с трудом сдерживаемой злости. — Королева Асавир написала вам по моей просьбе. Никакая служба не может быть важнее этого разговора.

— В таком случае, королева совершила ошибку, — парирует Шия. — Я не следую воле земных владык, каким бы могуществом они не располагали. В вас, принцесса, я не вижу ни малейших задатков жрицы. Допустить вас в храм означает поддаться воле существ, воплощающих трусость и предательство. Они давно сошли с пути, намеченного тем, кому они клялись в верности, и от людей их теперь отличает разве что дар — или проклятие — вечного существования. Их шпионов — зачастую даже не подозревающих о своей миссии, — я научился распознавать с первого взгляда, и вы не сможете ни подкупить меня, ни разжалобить, ни запугать.

— Мне жаль, что вы видите несуществующую корысть за моей вполне искренней просьбой, — качает головой Эрэндис, решившись в этот момент на последний в степени отчаяния шаг. — Превыше всего на свете я с первых дней жизни ставила будущее нашего клана. Я гордилась тем, что являюсь внучкой Мерес из Рун, и знала о том, что некогда и она мечтала стать жрицей. Мне судьба предоставила несоизмеримо большие возможности — король Нуменора сам, лично благословил мое стремление, надеясь обратить его себе на пользу. В отличие от бабушки я имею все шансы возглавить не забытое небесами племя на краю земли, а страну, которую нуменорцы считают своим первым и самым опасным врагом. Вы бы могли быть к этому причастны, магистр, но если такая перспектива вас пугает…

— Она меня забавляет, не более того, — замечает Шия. — Вы, принцесса, представления не имеете о том, что такое жизнь за пределами вашего сказочного дворца. В вашем воображении все легко и просто. Врата Мордора распахиваются по одному мановению вашей руки, орки склоняются в почтительном поклоне, народы южных земель только и ждут, что вашего появления. И я не вправе винить вас. Ваш король и того глупее, если верит, будто сам Гортхаур хоть на йоту утратил могущество, оказавшись в его так называемой тюрьме, или что королевские стражники способны удержать Тхурингветиль, которая еще в первую эпоху прославилась мастерством в создании миражей. Леди Иштар, посол государства Кханд, — так теперь она себя называет? Впрочем, и куда более светлые умы оказывались ею одурачены. За проявленное простодушие в свое время поплатился король Финрод, чего же ожидать от глупца, отвергающего учение предков и ничего не предлагающего взамен…

— Вы правы, — неожиданно мирно соглашается Эрэндис. — Король глуп, я наивна, а вы единственный, кому удалось не попасться в эту паутину. У вас есть ученики и последователи, а когда Владыка вернется, вы окажетесь в первых рядах у его Трона. Знаете, мне кажется, я догадываюсь, в чем моя проблема. Я неправильно выбрала жертву. По-настоящему высокая цена выплачивается кровью, не золотом.

— И кого же вы намереваетесь убить, Хинд? — иронично интересуется жрец. — Меня? Прямо здесь, не отходя от алтаря?

— Вы мне еще нужны, дядя, — качает головой принцесса. — Вы хотели знать, где сейчас Фад. Имя лорда Ангмара вам о чем-то говорит?

Она с удовольствием отмечает, как полуулыбка сползает с лица магистра. Кажется, этот удар после ряда ошибок все же пришелся в точку.

— Единственной гарантией безопасности моего брата является исполнение моего плана, — продолжает она. — Если же мне сейчас придется покинуть храм ни с чем, Саурону нет никакого интереса сохранять ему жизнь. Сам он его, конечно, не убьет. К тому же, Фадом очень интересовалась королева Асавир. Вот только, боюсь, им даже встретиться не позволят. Еще вчера я слышала от Тени Востока — да, представьте себе, он сейчас в Харадвейте, — что мы, его прямые потомки, не имеем никакой ценности. Если вы того же мнения, дядя, почему бы не покончить со всем прямо сейчас? А это, — она кивает на бочонок, — можете оставить себе, на память, — с этими словами она, наконец, направляется в сторону выхода, острее всего желая сейчас упасть и умереть прямо на храмовой лестнице.

— Хинд! — окрик магистра настигает ее на самом пороге. Принцесса оборачивается, и на мгновение ей становится жаль стоящего перед ней старика. В полумраке храма черты лица смазываются, и если не присматриваться, можно подумать, что это ее отец стоит сейчас перед ней, и черты его лица кривятся в осуждении.

— Вы понимаете, что предлагаете в качестве жертвы весь наш род? — тихо переспрашивает он. — Всех своих предков, включая тех, кто отдал свои жизнь в ту страшную ночь, и всех потомков, нерожденных, тех, кому уже и не дано будет явиться в этот мир? Вы готовы отказаться от всех них ради своей прихоти?

— Вы не оставляете мне иного выбора, магистр, — просто отвечает она. — Вы и сам однажды отказались от нас ради похожей цели. Почему же я должна поступать по-другому?

Когда Эрэндис спускается по каменным ступеням, солнце кажется ей ослепительно-белым, буквально обжигающим глаза. Стражники тут же обступают ее со всех сторон, преграждая путь, возле одной из колонн нерешительно замерла Симин, раздираемая сомнениями: то ли спешить домой с дурными новостями, то ли остаться и дослушать все до конца.

— Вы пойдете с нами, ваше высочество, — повторяет главный стражник. — Падишах и ваш жених, принц, давно ждут ваших объяснений. И в ваших интересах, чтобы речь шла о чудесном спасении из плена.

— Я прошу меня простить, но здесь какая-то ошибка, — принцесса невинно улыбается. — У меня нет и не может быть жениха. Впрочем, если падишах желает меня видеть, я с радостью прибуду во дворец, получив дозволение моего наставника.

— Что вы хотите этим сказать? — стражник непонимающе хмурится, а затем переводит пораженный взгляд на здание храма. — Вы же не за этим приходили сюда?..

— Только что я принесла клятвы, положенные тому, кто желает принять на себя путь жречества, — пожимает плечами Эрэндис. — Магистр Шия принял их у меня вместе с положенным даром, поэтому, позвольте повториться, я более не нахожусь под властью законов правителей Вусты. Впрочем, если падишах желает нарушить статус-кво…

— Мы не можем позволить вам уйти, — с сомнением произносит стражник. — Приказ падишаха…

— Вы всегда сможете найти меня в храме, — с усмешкой поправляет его Эрэндис. — Можете не сомневаться, когда я заберу свои вещи из дома лорда Лангона, я вернусь именно сюда. Передайте его светлости мои сожаления. Я буду молиться о наилучшей партии для принца.

Затихающая к вечеру Вуста в лучах заходящего солнца будто облачена в багрово-пурпурный наряд, и выглядит это по-настоящему зловеще. Свое немногочисленное имущество принцесса отсылает в храм сразу же после принесения клятв, остатки дня же уходят на бесконечные восторги, споры и разногласия. Как она и предвидела, сторонников у ее решения находится немного, готовых же тактично наблюдать за происходящим со стороны — и того меньше.

— Что же вы скажете государю, ваше высочество! — всплескивает руками Замин. — А мне что теперь делать? Я без вас на остров не вернусь, так и знайте! Если надо будет, поеду за вами в самый Умбар, или куда там еще вас занесет!

— Вы абсолютно безумны, — Лангон мог бы сейчас бросить вызов настоящей змее — таким правдоподобным шипением звучит его речь. — Жизнь вас ничему не учит, вы не делаете никаких выводов! В самом страшном бреду я не мог представить себе, в какую пропасть простираются ваши планы!

— Не надейтесь, что Харадвейт проглотит это оскорбление, — передает ей посланник Безарта; сам падишах принимать Эрэндис категорически отказывается. — Наши представители уже направили ноту протеста вашему королю. Вам еще предстоит объясняться с ним по поводу этой дерзости.

— Поздравляю и желаю удачи, — гласит краткое послание, написанное почерком королевы Асавир.

Тхурингветиль позволяет себе сделать исключение из правил и выходит из дома, провожая принцессу до храма. Аллас следует за ними на расстоянии, не сводя с все еще узницы внимательного взгляда. Эрэндис старается не демонстрировать, насколько тревожится за подругу.

— Что вы теперь будете делать? — спрашивает она. — Почему так упорно отказываетесь бежать?

— Пока что я официально принадлежу к вашей свите, — майэ непреклонна. — Зачем создавать себе сложности там, где открываются новые возможности? Ваша служанка ведь сопровождает вас в Умбар? Смею надеяться, что и мои скромные способности там пригодятся. Тем более, что вы так разозлили Лангона, попутно подпортив его отношения с Безартом, что теперь он твердо намерен проверить распространяющиеся по югу слухи о Сильмариллах, а значит, отправится в путешествие и не будет досаждать нам своей постной физиономией.

— Магистр Шия на вас очень зол, — припоминает Эрэндис. — Не думаю, что он будет в восторге от вашего присутствия где-то поблизости. Кстати, что это за история с королем Финродом? Я думала, тогда, на Тол ин-Гаурхот, у вас не было времени как следует познакомиться…

Тхурингветиль смеется.

— Вот за что я люблю Умбар, там всегда отыщут какую-нибудь сомнительную историю из прошлого и найдут, как использовать против тебя. Мне приходилось бывать в Нарготронде. Тогда немного в Белерианде еще слышали обо мне, так что и узнавать было некому. Зато как выглядит король Финрод, я запомнила на всю жизнь. Увы, на острове оборотней мне эти знания не пригодились. Волк Майрона убил Финрода раньше.

— Лурц рассказывает своим детям или внукам, кем там они ему приходятся, о скрытых городах, которые вы стремились найти. Нарготронд и Гондолин, верно? — она испытывающе смотрит на майэ. — Зачем?

— Лурц — болтун, — без особого недовольства поджимает губы Тхурингветиль. — Это страшно, ваше высочество, дожить до возраста, когда о вас рассказывают сказки маленьким оркам. Благо, в отличие от эльфов, они хотя бы песен не пишут… или просто мне пока их слышать не доводилось. Ну что вы надеетесь у меня выведать? — закатывает она глаза в ответ на полный любопытства взгляд принцессы. — Мелькор предвидел свой возможный уход, я уже говорила, потому стремился максимально закрепить свое влияние на Арду, пока еще была такая возможность. Источники волшебства, разломы в материи, содержащие необычайную энергию — в Белерианде их было великое множество, и именно там магия Мелькора имела особенную силу. Представления не имею, как именно он это делал, но валар не случайно потом приняли решение Белерианд затопить. Поначалу они планировали использовать эльдар, чтобы защитить эти источники от нас, но не вышло. Ульмо послал двум эльфийским лордам видения о великих столицах эльфийских королевств, которые надлежит скрыть чарами. Еще одно такое место находилось во владениях Мелиан и, разумеется, на территории наших крепостей, отнюдь не только известных вам.

— И что же, все они теперь на дне моря? — спрашивает Эрэндис. — И эта магия безвозвратно канула в безвестность?

— В Средиземье есть свои источники силы, — возражает Тхурингветиль. — Мы еще не успели обнаружить все, но лорганский храм не случайно был построен там, где стоит, так же, как и Лугбурз. И, конечно, нельзя недооценивать Нуменорэ. На острове можно творить великую магию.

Несколько минут они идут молча, погруженные каждая в свои мысли.

— До меня доходили слухи о непростом положении дел в Совете Скипетра, — уже другим, деловым тоном сообщает Тхурингветиль. — Там намечается серьезный раскол.

— Верные и люди короля? — полуутверждает Эрэндис, но майэ качает головой.

— Сторонники короля и сторонники королевы, — отвечает она. — Ар-Зимрафель не ограничилась попыткой избавиться от вас. Сейчас она всеми силами старается заменить окружение короля, его боевых соратников и друзей детства, на тех, кто разделяет ее воззрения на будущее Нуменора. И на таких условиях я бы не рекомендовала вам возвращаться на остров.

— Неизвестно, когда это вообще теперь произойдет, — произносит Эрэндис. — Нам нужно готовиться к отъезду в Умбар. И послать весточку государю. Если бы я только могла сделать это, не опасаясь, что письмо попадет в руки к падишаху...

— Об этом можете не беспокоиться, — улыбается Тхурингветиль. — Кажется, в Нуменоре вы были дружны с этим самоуверенным юношей из Андуниэ, мужем принцессы Исилиэль. Лангон говорил о том, что государь направил его в Умбар — ради того, чтобы встретиться с вами.

— Исилдура? — Эрэндис пораженно останавливается. — Но почему именно его? Почему не лорда Аланора?

— Возможно, он хочет удалить его от столицы? — предполагает Тхурингветиль. — Разве не принцесса Исилиэль — следующая в очереди престолонаследия?

— У королевы будет долгожданный ребенок, а значит, трон князьям Андуниэ уже не достанется, — отчего-то осознание этого вызывает в душе Эрэндис радость. — Что же, посмотрим, что за новости привезет Исилдур. Будет любопытно взглянуть на него спустя столько времени…

— Вы путешествуете всего несколько месяцев, — напоминает ей майэ.

Эрэндис вздыхает.

— Иногда мне кажется, что прошло уже несколько лет.

Магистр Шия оправдывает худшие надежды Эрэндис — теперь она начинает понимать и встревоженный вид Тхурингветиль, и нелицеприятные намеки Лангона. Майа уверен, что за обликом безобидного старика с лукавой ухмылкой скрывается крайне вздорная и авторитарная личность, и уже в первый вечер в скромном храме Вусты ей представляется возможность в этом убедиться.

— Ну что же, — во всем виде магистра читается, насколько обременительна для него необходимость тратить драгоценное время на племянницу, — как говорится, волк может сбросить шкуру, но услышит зов стаи при полной луне. Вы могли обучаться у лучших из лучших служению валар, но вместо этого угрозами и шантажом заставили меня принять на себя ответственность за несдержанную девицу.

— Простите, дядя, — фыркает Эрэндис, — но кого вы подразумеваете под лучшими? С леди Морвен я и пяти минут не могу беседовать, не поругавшись. А волшебники, истари при дворе короля, тем более, совершенно невыносимы. Палландо — скандальный и неприятный старик, а Алатар — явно не от мира сего...

— Я тебе не дядя, — сердито перебивает ее магистр. — Никаких дядь в храме! Изволь обращаться ко мне, как положено — ваша светлость. И еще — если ты серьезно намерена у меня учиться, впредь я желаю слышать твои слова, а не голос твоей бывшей… подруги, наставницы, кем она привыкла себя считать. Ни слова о леди Иштар!

— Но почему вы ее так ненавидите? — недоумевает принцесса. — Разве вы не разделяете одни и те же ценности?

— У Иштар нет никаких ценностей, — потрясает кулаком магистр. — Ничего святого! Мне не о чем говорить с тем, кто представляет вариагов, да разверзнется земля и поглотит этих предателей, оскверняющих земли Лоргана своим присутствием!

— Я уверена, если бы вы побеседовали с Иштар, вы бы поняли, что ее поддержка Кханда — лишь политический ход, — неуверенно возражает Эрэндис. — Разве нам не выгодно, что таким образом никто не обращает внимание на Рун?

— Никогда в жизни не встречался с этой скверной женщиной и надеюсь не увидеться впредь, — твердо заявляет Шия, сам того не подозревая, повторив слова Тхурингветиль, брошенные ею в каком-то давнем разговоре. — Верно, Роместамо — старый хам, а Моринехтар — льстец и подхалим, и никто не знает наверняка, кому он верен, но наличие общего врага не делает нас с Иштар друзьями. Она — ничто без своего покровителя, равно как и девятка, якобы наводящая ужас на местных шахов. Заблуждение непросвещенных! Бессмертия они могут лишиться в одночасье, а без бессмертия их хваленое могущество тут же пойдет на убыль.

— Лорд Лангон привез в Нуменор клинок, при помощи которого можно убить восставшего из мертвых, — вспоминает Эрэндис. — Я видела этот клинок в руках короля, и тот говорил о том, что теперь улаири уязвимы перед нашими воинами.

— Перед вашими воинами, — голос магистра преисполнен скептицизма. — Армия Нуменорэ — громоздкое и неповоротливое чудовище, которое однажды само себя пожрет. Для того, чтобы воссоздать империю, о которой мечтает Ар-Фаразон, ему понадобится в два раза больше солдат, а кому придется работать, чтобы прокормить такое количество привыкших к безнаказанности бездельников? В свое время это погубило Древнее королевство. Что до клинка, пора бы вам привыкнуть, принцесса, что не всему услышанному можно и следует верить. Если бы Лангон желал вооружить армию Ар-Фаразона, он бы привез десятки клинков или раскрыл вашим придворным магам секрет их производства. Я почти уверен, что этот меч был выкован ради убийства одного-единственного существа, и это не улаири.

Эрэндис непроизвольно ежится. Верно, Лангон далеко способен зайти в своей мести, но не безумец же он?

— Даже думать не хочу, сколько времени займет твое обучение, — магистр презрительно оглядывает племянницу. — Тьма — свидетель, я даже приблизительно не представляю, с чего следует начинать. Уже много лет в Умбаре не готовили верховных жриц. Верно, в каждом племени, каждом клане была своя потомственная колдунья, но искусству своему она училась у матери да у бабки. Что же мне, учить тебя приносить жертвы? Вы, принцессы, падаете в обморок при виде крови.

— Все годы в Нуменоре я приносила жертвы деве западного моря, — возражает Эрэндис. — Крыс, мелких грызунов, кого только удавалось поймать. Пару раз — небольших собак. Только кошек не трогала. Бабушка всегда говорила, что кошка неприкосновенна, и только потом леди Иштар объяснила мне, почему… простите, — осекается она, когда брови магистра сурово сходятся на переносице.

— Крысы, значит, — насмешливо повторяет он. — Твоя история — одно сплошное недоразумение. Боюсь, что в тех краях, куда мы отправимся, требуются жертвы куда более весомые, нежели крысы. Сам не верю, что говорю это, девочка, но если это испытание окажется непосильным для тебя, ты можешь уйти. Это меньшее, что я могу сделать в память о матери.

— Уйти? — принцесса усмехается. — Куда же мне идти, ваша светлость? Вернуться во дворец, чтобы и дальше терпеть там насмешки Ар-Зимрафель? Не думаю, что она простит мне мое бегство. Или мучиться в неведении, гадая, что задумал Тар-Майрон и когда ему, наконец, надоест коротать дни за решеткой?

— Ты беседовала с ним, верно? — проницательно замечает Шия. — Мне известно о вражде Ангмара и Иштар. Ее просьбам он бы не внял, значит, приказ исходил от его повелителя. Как вы познакомились?

— Тар-Майрону меня представил лорд Аланор, — честно отвечает Эрэндис. — Государь приказал привезти его на остров тайно, а я очень некстати вернулась в столицу, и скрыть эти планы от меня не удалось. Лорд Аланор взял меня с собой в Нинданос, а оттуда мы все вместе вернулись в Арменелос.

Принцесса до последнего надеется, что волшебный плащ Тхурингветиль удастся скрыть от магистра, но тот не намерен сдаваться.

— Однако, договорилась ты с ним не в присутствии Аланора, верно? Сомневаюсь, что даже учитывая особое отношение короля к тебе, он дал разрешение на вашу встречу в темницах, значит, ты проникла туда самостоятельно. Как ты это сделала?

— Мне помогли, — уклончиво отвечает она. — Король не знает. И не должен узнать. Думаю, он был бы в ярости.

— Ты не ответила на мой вопрос, — холодно напоминает магистр. — Хинд, твоя бабушка в свое время тоже прибегала к секретам магии, полученным от Иштар… точнее, от Тур из рода Альва из Кханда, так она называла себя до того, как стать Иштар. Эти чары могут показаться простыми и соблазнительными, но цена слишком высока.

— Вы тоже думаете, что Иштар может использовать меня для продления собственной жизни? — догадывается принцесса. — Вы ошибаетесь. Я это точно знаю. Ее цель — дочери королевы Асавир. Единственные прямые потомки Ульфаста из Умбара. Ваша светлость, я знаю, что она ничего не делает просто так. И меня к вам она отправила не случайно. Иштар необходим контроль над Умбаром, она и от Ар-Фаразона ожидала помощи в этом направлении. А вот вы ей очень серьезно мешаете.

Эрэндис и сама не знает, какой из ее аргументов попадает в цель, но Шия действительно на какое-то время отвлекается от мыслей о волшебном плаще.

— Значит, Ульфаст… Эта негодяйка рассчитывает посеять вражду среди жрецов… Что же, подобного следовало ожидать.

— У вас и с Ульфастом какие-то проблемы? — Эрэндис не удерживается от сарказма. — Похоже вы, ваша светлость, не в ладах со всеми улаири, не только с нашим родственником.

— Некромантия — самое отвратительное из известных магических искусств, — выплевывает магистр. — Помешать душе предстать перед Владыкой, выдернуть ее обратно в мир, находящийся под властью враждебных Ему сил — нельзя представить деяния омерзительнее. Я знаю, что вы сейчас возразите, — предупреждающе поднимает он руку. — И повторю, что вы глупы и сами не понимаете, что говорите. Такое ничем не оправдывается. Не говоря уже о том, что Ульфаст был бы мне неприятен, даже не являйся он одним из улаири. Разногласия между мной и его последователями слишком глубоки.

— Идея о двух Творцах, — вспоминает Эрэндис очередной рассказ Тхурингветиль. — Противоположные начала, находящиеся в вечном взаимодействии.

— Возмутительная в своей лживости ересь, — бескомпромиссно отрезает Шия. — Лорд Майрон окружил себя носителями наихудших верований, распространенных среди эдайн. Я не желаю, чтобы подобные идеи звучали в стенах храма.

— А во что верите вы? — интересуется, наконец, Эрэндис. — Как вы представляете себе истину?

— Вопрос, который тебе следовало бы задать до того, как ты изъявила желание у меня учиться, — усмехается магистр. — Атани Запада любят противопоставлять Владыку всем прочим валар, Эру же отводят незавидную роль демиурга, устранившегося от проблем созданного им мира. Схожему заблуждению поддались и многие жрецы Умбара. Мир слишком стар, истина стирается и забывается. Я же полагаю, Творец не оставлял созданную им реальность до самого конца первой эпохи, пока бунт валар не вынудил его земное воплощение отправиться в изгнание.

— Вы считаете Владыку земным воплощением Эру? — с подчеркнутым спокойствием повторяет Эрэндис. — Забавно, но нечто подобное говорила мне и Иштар…

— Эта женщина лжива и порочна, но даже она не станет отрицать очевидное, — мрачно подтверждает магистр. — Тхурингветиль находилась к Повелителю ближе, чем кто-либо из ныне живущих, если не считать Гортхаура. Повелитель планировал изменить Арду таким образом, чтобы та могла вместить его истинное величие. Увы, противостояние валар отнимало слишком много сил его и времени. Он не успел завершить начатое, и чем же теперь занимаются его последователи? Цепляются за власть и благополучие, пытаются переписать будущее?

— Но они стремятся к возвращению Владыки, каждый по-своему, — возражает принцесса. — Может быть, не совсем близкими вам путями, но цель все же одна.

— Их мотивы приземленны и эгоистичны, — отрезает магистр. — Владыка знал, что будущее его воплощения предопределено. Его смерть — свершившийся факт, без нее он не сумеет обрести предначертанное ему могущество, намного превосходящее масштабы Арды. И я молюсь о том, чтобы в этот момент успеть задать ему правильные вопросы.

Принцесса смотрит на дядю во все глаза. Осознанно или нет, Шия повторяет основные положения верования, распространенного среди ненавидимых им вариагов, и она отчетливо понимает, что ни за что не перескажет этот разговор в присутствии Саурона. Трудно даже вообразить его возможную реакцию на такие признания.

— Одно хорошо, — магистр несколько успокаивается и меняет тему, словно только что не произошло ничего особенного. — В Умбаре у тебя не останется времени на все эти глупости. Если родители ничему тебя не научили, придется мне взять на себя эту непростую миссию. Нравится мне это или нет, в покое тебя все равно не оставят. А если уж не вышло с сынком падишаха, с Ар-Фаразона станется в случае неудачи выдать тебя замуж за одного из своих подданных. Да хотя бы за негодяя Элендура, да будет род его проклят во все времена.

— Только не это, — содрогается принцесса. — Элендур оскверняет курганы, по его наводке в Нуменоре начали строиться летающие корабли.

— Все это чушь, — дяде будто доставляет удовольствие ставить под сомнение каждое из ее высказываний. — Только глупцы живут, чтобы побольше золота утащить с собой в курганы. Я и отцу твоему говорил, что эту дурную традицию надлежит истребить на корню. Там, куда отправляются души, богатство им не пригодится. Однако с твоей помощью Элендур имеет все шансы стать наместником, не в Мордоре, так в Рун или Кханде, а такие, как он, — гибель для этой земли. Сам по себе он достаточно ограничен, но вот его мать, леди Инзильбет, — хитра и не заслуживает доверия. При муже она достаточным влиянием не пользовалась, но может попытаться исправить это, возвысившись при сыне. И она уже начала делать первые шаги в этом направлении. Даже у нас говорили о ее попытке избавиться от Роместамо. Не то что бы я не одобрял…

— Роместамо… то есть — Палландо? — изумление принцессы на этот раз подлинное. — Так Вы считаете, что это она приказала его убить?

— Практически уверен в этом, — подтверждает магистр. — В интересах Инзильбет было убрать Иштар со сцены. Ее влияние на вас возрастало. К тому же, эта леди всей душой противится сотрудничеству с чужестранцами. Если тебе все же достанет сил довести начатое до конца, и ты вернешься в Нуменорэ в качестве жрицы, обзаведешься немалым количеством врагов.

Эрэндис понимающе кивает. С другой стороны, до времен, о вероятности наступления которых с таким сомнением говорит дядя, еще очень долго, а ей предстоит задуматься о проблемах куда более насущных. Что бы там ни замышляли магистр или Тхурингветиль, поручение короля никто не отменял, и если не для будущего династии, то для себя лично принцесса обязана выяснить, является ли в самом деле Шия хранителем Единого кольца, и спрятано ли оно и вправду в Умбаре, как они предполагали с лордом Аланором.

Огромное существо с изломанными кожистыми крыльями и искривленным окровавленным клювом занимает стол целиком — одного такого охотничьего трофея хватит на целое пиршество. Впрочем, довольно сложно вообразить того, кто отважится попробовать хоть кусочек, зная, что представлял из себя монстр при жизни. Для того, чтобы убить подобное чудовище, не обойтись без сверхестественных сил — и завораживающе красивый мужчина, неслышно появившийся в комнате, определенно отвечает этим критериям.

— Что ты здесь делаешь? — голос его звучит мягко, но требовательно, и девушка отшатывается от стола, скользнув рукой по царапающей чешуе зверя, будто состоящей из мелкого крошева кристаллов застывшей смолы.

— Простите меня, господин. Я не хотела вторгаться в ваши владения. У меня поручение от Королевы Цветов. Если бы мое внимание не привлекло это создание, я бы давно покинула ваши чертоги.

— Ясно, одна из свиты ее безымянных майар, — понимающе кивает хозяин дома и задерживает взгляд на экзотическом черном цветке, похожем на распахнувшую крылья птицу, которым украшена одежда и прическа девушки. — И как оно тебе? Что скажешь?

— Оно… впечатляет, — медленно произносит майэ. — Завораживает. У него когти…

— Тварь Мелькора, — уточняет охотник, с отвращением глядя на свою добычу. — Опаснейший хищник. Их создатель покинул Арду, но оставил после себя скверное наследие. Дети Эру не смогут существовать бок-о-бок с этими всепожирающими монстрами. Потребуются века, чтобы истребить их всех.

— Но ведь оно не виновато в том, каким создано, — неуверенно предполагает девушка. — Так ли правильно всех их убивать? Ведь на Альмарене тоже есть хищники…

— Нормальным хищникам присуще чувство страха и здравого смысла, — возражает охотник. — Инстинкты не позволяют им нападать на тех, кто заведомо сильнее, убивают они ради того, чтобы прокормиться. Эти же монстры бросаются на все, что движется, разрывают на кусочки ради забавы, игры. Остановить таких может только стрела.

— Разве такое возможно? — майэ удивленно смотрит на собеседника. — Госпожа Вана всегда говорит, что творение отражает суть его создателя, а другие валар повторяют, что вала Мелькор труслив и преисполнен страхов. Почему же созданные им существа так на него непохожи?

Взгляд охотника на пару мгновений тяжелеет.

— А ты не так глупа, как остальные наперсницы моей супруги. Задаешь много вопросов… чересчур много для майэ, покровительствующей розам и орхидеям. Умна… и при этом держишься в тени. Пожалуй, стоит придумать тебе имя. Ты определенно его заслуживаешь.

— Благодарю, что занимаете свой ум такими мелочами, господин Оромэ, — майэ склоняется в почтительном поклоне. — Если госпожа Вана сочтет необходимым… я бы очень хотела получить имя. Много, много имен.

— Много имен? — вала Оромэ смеется. — Перед тобой открыты бесконечные пути, майэ, успеется. А сейчас можешь идти.

Майэ снова кланяется и покидает дом охотника, попутно отмечая, что на вопросы о Мелькоре он так и не ответил. На пороге глаза слепят яркие лучи, исходящие от великих светильников, и она жмурится, отгораживаясь рукой, — чтобы спустя пару мгновений увидеть, как обстановка вокруг фантастическим образом изменяется, и на смену цветущему саду приходят стекло и камень самых невообразимых в мире чертогов, побывать в стенах которых по доброй воле не пожелал бы ни один из обитателей Альмарена.

Никогда прежде Эрэндис в ее видениях не приходилось сталкиваться непосредственно с Мелькором, и теперь она понимает, почему внешность лорда Хаука производит на всех такое неизгладимое впечатление — будь она на месте Тар-Майрона или Тхурингветиль, тоже пришла бы в состояние глубокого шока. Что-то в облике темного вала неуловимо роднит его с Оромэ — что неудивительно, некогда все валар представлялись принцессе если не абсолютно однообразными, то хотя бы похожими друг на друга, как братья и сестры, какими они и были задуманы. И все же этих двух братьев принцесса не перепутала бы ни при каких обстоятельствах. Если чертоги охотника ассоциируются у нее с рабочим кабинетом государя, куда всем посторонним вход заказан, но ей все же случалось попасть по особому случаю, и тогда не происходило ничего особенного, то даже воздух в обители Мелькора впивается в самое сердце тысячами мелких иголочек так же, как в столь нелюбимой Эрэндис Долине Гробниц. И все же, несмотря на мрачность тайной крепости, в ней кипит жизнь — майэ, глазами которой смотрит сейчас на мир Эрэндис, чувствует раздающиеся в отдалении скрежет и грохот, звон стали и шум горна, рычание скрывающихся в темноте тварей, возможно, похожих на ту, что убил вала Оромэ, а может быть, и куда более опасных. Одно из неопознанных существ стоит сейчас рядом с ней — именно оно обнаружило ее в окрестностях Утумно и привело к Мелькору, и от его слов, возможно, зависит ее дальнейшая судьба.

В отличие от айнур Альмарена, Мелькор почти не пользуется словами — во всяком случае, в беседе с этим весьма странно выглядящим майа. Эрэндис сложно описать, каково это — помнить чужой памятью, — но в ее воображении вдруг возникает сцена их первой встречи. Майа тогда выглядит, словно столп белого пламени — прекрасно, и в то же время жутко. Сейчас его облик куда ближе к тому, что был предназначен детям Илуватора, которым было предначертано явиться в будущем. Сквозь тонкую светло-серую кожу отчетливо просвечивают искрящиеся золотистые вены — пламя уснуло, но не погасло, и эту тварь лучше не злить без необходимости. Эрэндис с сомнением косится на небольшие, изящно обрамляющие голову рога и вздрагивает, понимая, что теперь Мелькор обращается непосредственно к ней — впервые за все это время вслух.

— Что же, нам давно следовало поговорить. Я знаю, что ты долгое время пряталась в окрестностях цитадели. Назови свое имя.

Майэ ловит себя на мысли о том, что зачарованно вслушивается в звуки его голоса, так что задерживается с ответом.

— У меня нет имени. Меня никто никогда не называл. Я брожу по Арде в полном одиночестве уже очень давно.

— Вот как? — Мелькор смотрит на нее с любопытством исследователя. — Что же ты здесь делаешь? Шпионишь за нами?

— Как это, “шпионю”? — неподдельно изумляется майэ, и ее искренность, кажется очень веселит собеседника.

— Почему ты не с остальными майар? — снова спрашивает он. — Здесь не самое приятное место для прогулки.

— Я искала, — майэ явно стоит больших усилий собрать свои мысли воедино. — Искала того, чей голос услышала во время великой песни айнур. Я не нашла его в пустоте и спустилась в Эа вместе с остальными, но нигде не могла найти своего места. И тогда я поняла, что ищу неправильно. Я больше не могла слышать голос — и тогда стала искать силу. Поиски привели меня к цитадели. И тогда я увидела их, — она с опаской косится на своего сопровождающего.

— Они называются валараукар, — любезно поясняет Мелькор. — И они такие же айнур, как ты или я, хотя избрали иной, более соответствующий их сущности облик. Разумеется, ради обретения такой силы пришлось чем-то пожертвовать. Валараукар могут беседовать лишь при помощи осанвэ. Если они не захотят, ты их не услышишь…

— Они пришли вслед за вами из-за Врат ночи? — почти что шепотом спрашивает майэ. — Валар уверены, что вы до сих пор скрываетесь там.

— И теперь ты с легкостью сможешь опровергнуть их заблуждение, — кивает Мелькор. — Что же теперь делать с тобой? Сама понимаешь, я не могу отпустить тебя просто так. Мое присутствие в Арде — большая тайна, об этом пока знать никто не должен. Мне еще предстоит подумать, почему именно ты смогла обойти завесу теней, сквозь которую не пробивается даже взор моего всеведущего брата.

— Отпустить? — майэ распахивает глаза в ужасе. — Вы тоже… прогоните меня, как и остальные? Возвращаться к валар я не хочу. Что мне делать там, когда вы здесь? Мне нравятся горы. Я люблю приходить сюда. Здесь красиво и никогда не бывает тишины. Ненавижу тишину. В садах валиэ Ваны всегда так тихо...

— Что скажешь на это, Готмог? — Мелькора ее признания, очевидно, развлекают, равно как и так и не услышанный майэ ответ предводителя валараукар. — Если бы мне пришлось коротать дни, заботясь о творениях Ваны, я бы тоже долго не выдержал.

— Я не всегда находилась в садах, — возражает майэ. — Довольно часто я спускалась посмотреть на горы и вулканы. Раньше ими занимался вала Ауле, но сейчас у него совсем нет на это времени. Он чем-то обеспокоен, трудится в уединении днем и ночью. Зато он научил своих майар. Я видела, как они работают.

— Хотя бы одного из таких майар да нам, — с сожалением отзывается Мелькор, явно не считая майэ, привыкшую иметь дело с хрупкими цветами, полезной для будущего цитадели. — Вот и Готмог со мной согласен. Нам не помешало бы присмотреться к вашему острову, да вот только мне обнаруживать свое присутствие раньше времени нет никакого резона…

— Мне приходят на ум некоторые майар, которые могли бы вам подойти, — задумчиво произносит майэ. — Я запомнила их еще до сошествия в Арду, хоть и последовать за вами они не спешили… Некоторых я знаю хорошо, а одного видела только издали и за работой. Вала Ауле никогда бы не позволил мне вмешиваться в дела его майар. А они всегда слишком заняты, чтобы меня заметить. Я знаю только имя. Слышала, как к нему обращался вала Ауле. Очень завидовала. Мне так хотелось, чтобы у меня было собственное имя…

— Как же мало некоторым надо для счастья, — язвительно отметил Мелькор, обращаясь к Готмогу. — Что же, этому горю нетрудно помочь. Твоя способность путешествовать сквозь тени меня крайне интересует… так почему бы тебе так и не назваться, Тхурингветиль? Где-то я слышал, что имя определяет будущее, а при нашей жизни умение скрываться в тени тебе не раз пригодится.

— Тхурингветиль, — майэ счастливо улыбается, словно пробуя на вкус новообретенное имя. — Мне нравится, очень нравится…

— Великолепно, — Мелькор не позволяет ей увлечься расточением восторгов, возвращаясь к делу. — Ну а то юное дарование, о котором ты заговорила — как его звали?

— У него тоже очень красивое имя, — расцветает Тхурингветиль в улыбке. — Майрон.

И снова картинка сменяется, затягивая Эрэндис все глубже в водоворот чужих воспоминаний, выбраться из которого без посторонней помощи она явно не в состоянии. На сей раз она снова стоит в одном из залов Утумно перед Мелькором, но теперь вместо ставшего за последние дни привычным умиротворения она испытывает страх и недоумение.

— Мелькор, я боюсь, — жалобно произносит она. — У нас кто-то живет. Какое-то существо. Не балрог. Вообще ни на кого не похоже.

— Творения Йаванны вышли за пределы Альмарена и заселяют Арду, — Мелькор хмурится. — Интересно, как им удалось проникнуть в цитадель. На ней столько чар, что здесь спокойно можно переждать конец света, не опасаясь вторжения.

— Оно пришло не от валар, — возражает Тхурингветиль. — Оно родилось здесь, в горе. Появилось, будто из ниоткуда. Я уже видела его, после одного из ритуалов, что ты провел. Но тогда мне показалось, что это всего лишь тени от пламени играют на стенах, — помолчав, она добавляет: — Оно меня укусило. Зубы у него острые.

Тхурингветиль лично руководит поимкой неведомого существа и успокаивается лишь после того, как его, заключенного в уродливую клетку, доставляют на изучение Мелькору. Престранного вида человечек с морщинистым лицом и кривыми клыками на выдающейся вперед нижней челюсти мог бы сойти за одного из детей Илуватора — беспощадно измененного, подвергшегося ряду ужасных и болезненных трансформаций, одновременно приспособивших его тело к выживанию в дикой природе Арды, но и лишивших даже намека на эстетическую составляющую. “За обретение силы всегда приходится чем-то платить”, — вспоминаются Тхурингветиль давние слова Мелькора, сказанные применительно к Готмогу.

— Сразу предупреждаю, это сделал не я, — уточняет Мелькор. — По-твоему, у меня есть время на подобные глупости? Он кажется мне достаточно агрессивным. И плотоядным, здесь нет никаких сомнений. Он может защищаться, значит, станет и охотиться.

— Он не единственный, — сообщает Готмог, с некоторых пор снизошедший до того, чтобы общаться напрямую и с Тхурингветиль. — Я видел его более мелких сородичей, они скрываются в западной части крепости. Они пришли и размножились после ритуалов защиты. Цитадель их позвала.

— Значит, они часть цитадели? — предполагает майэ. — А если ее разрушить, они тоже погибнут? А говорить они умеют?

— Они не очень-то похожи на Перворожденных в том виде, в котором те представлялись мне, — Мелькор задумчиво склоняет голову набок. — Я не чувствую в нем тяги к выполнению приказов. И особенного разума тоже. Конечно, если над ним немного поработать... Вероятно, он станет слушаться меня, как Повелителя цитадели. Верно? — он пристально смотрит на существо, и то, словно нехотя, огрызается в ответ:

— Если Повелитель прикажет, Углук будет говорить. Смысл жизни Углука — служить Повелителю Черной крепости.

— Для новорожденного у него неплохой словарный запас, — иронично отмечает Мелькор. — Наслушались, пока прятались по углам. Теперь, если обратить внимание на этот новый вид энергии, я могу сказать что здесь их порядка тридцати особей.

— Четыре пары с детенышами, — услужливо подсказывает Углук. — Восемь одиночек. Так было, когда госпожа нашла меня. Сейчас не знаю. Не считал.

— Вы продолжаете размножаться? — Мелькор и Тхурингветиль переглядываются. — От чего это зависит?

— Цитадель полна магии, — поясняет Углук. — Орки питаются магией хозяев. Любят сумрак. Не ходят на нижние ярусы. Не любят обжигающий огонь, — он враждебно косится на Готмога. — Слишком много света.

— Ты называешь Тхури госпожой, — произносит Мелькор. — Почему же, в таком случае, ты напал на нее?

— От молодой хозяйки пахло страхом, — премерзко ухмыляется Углук. — Я не сразу признал в ней госпожу. Я подумал, что она еда.

Майэ неприязненно передергивается.

— Значит, одной магии тебе недостаточно? — спрашивает она. — Где же вы достаете пищу внутри цитадели? Никому из нас в ней нет нужды. Здесь ничего не растет и не живет.

— Ничего не живет, — коварно облизывается Углук. — Ничего, кроме орков.

— Ваше высочество? Ваше высочество, очнитесь, — Эрэндис с трудом возвращается к реальности от того, что ее сильно встряхивают за плечи. — Ваше высочество, что же с вами делать?

Замин едва не плачет от осознания собственной беспомощности, и принцесса с трудом цепляется за ее руку, медленно приходя в себя.

— Ваше высочество, — Замин тут же исчезает, чтобы спустя мгновение появиться рядом со стаканом воды в руках. — Умоляю, больше никогда не пугайте меня так! Я ума не могла приложить, что делать, уже хотела бежать к магистру Шие за помощью, хоть вы и запретили рассказывать ему о ваших кошмарах! Право, госпожа, я считаю, вам следует обратиться к целителю. Если вы не доверяете местным, поговорите с государем, когда встретитесь с ним в Умбаре, передайте сообщение через лорда Исилдура…

— Исключено, беспокоить его величество из-за обычных кошмаров, — отмахивается Эрэндис, глубже закутываясь в одеяло. — Это все нервное напряжение. Мне не нравится путешествовать по морю. После всех этих россказней о корсарах… Может, магистр, конечно, и считает, что его герб — панацея от всех бед, и пираты преклоняются перед жречеством, но я бы не стала рассчитывать на их природную порядочность. Успокоюсь, только когда мы высадимся в Умбаре.

— Непохоже на обычные кошмары, — качает головой Замин. — Лучше, если вы услышите от меня, госпожа. Вы постоянно повторяете одно и то же имя уже которую ночь. Я не смею повторять это имя, но если об этом кто-то узнает, не избежать вам беды.

Эрэндис несколько минут молчит, осознавая услышанное.

— Впечатления последних дней, не более того. Полно, Замин. Король знает, что из себя представляет вера жрецов Умбара. Он отдавал себе отчет в том, куда отпускает меня.

— Боюсь, даже вы себе до конца не представляете, во что ввязались, ваше высочество, — обеспокоенно отвечает Замин. — А вот я хорошо помню рассказы отца. Не все в Умбаре почитают морских дев, песчаных странников или звездных овец. Там все еще жива старая религия, память о лорганском храме, народе под холмами и кровавом вине, которым надлежит поить землю, дабы она не пожирала своих обитателей.

— Прекрати нести эту чушь среди ночи, — сердито перебивает ее Эрэндис. — Вот после такого я точно не усну. Раз уж тебе все равно нечем заняться, сходи в камбуз и принеси мне что-нибудь сладкого. Это меня Симин приучила, успокаивать нервы сладкой водой, вот только боюсь, моряки такого у себя не держат…

— С тех пор, как мы расстались с леди Иштар, вы сама не своя, — осуждающе замечает Замин, прежде чем выполнить распоряжение принцессы. — Все говорят, что она плохо на вас влияет, но в ее отсутствие, ваше высочество, вы будто чем-то больны, места себе не находите. Я очень боюсь, что это какая-то магия.

— По твоему описанию, похоже на приворотную, — смеется Эрэндис. — Однако, уверяю тебя, это не так. Я расстроена, что Иштар не путешествует с нами, это верно, но сейчас лучше не сердить без надобности магистра. Скажи спасибо, что он вас с Алласом и еще пару стражников, скрепя сердце, позволил взять с собой. А с Иштар мы воссоединимся в Умбаре, она прибудет туда с остальной стражей всего на несколько дней позже нас, если все будет идти по плану.

— У нас никогда и ничего не идет по плану, — вздыхает Замин. — Я только надеюсь, что вы, госпожа, не совершаете ошибку. Государю, конечно, виднее, какое будущее вам уготовить, вот только не забывайте, что у него вот-вот появится наследник. До вас ли ему будет тогда?

Наследник. Принцесса опускается на подушки с тяжелым вздохом. Их отъезд из Вусты был настолько быстрым и сумбурным, что она почти забыла о грядущем пополнении в королевском семействе. Ар-Фаразон сообщал о своем намерении в неопределенном будущем посетить Умбар — но по прошествии этих месяцев Эрэндис чувствует себя так, словно речь идет о встрече с совершенно посторонним человеком, правителем, которого, если уж говорить начистоту, ненавидит почти все ее нынешнее окружение. С другой стороны, как ни парадоксально, именно его покровительство было единственной причиной, по которой все эти люди принимали ее. Тхурингветиль предупреждала, что будет непросто, но только сейчас Эрэндис начинает понимать, насколько серьезнее следовало тогда отнестись к словам майэ.

Образ Мелькора сопровождает принцессу всю оставшуюся дорогу до Умбара — о нормальном сне и речи быть не может, хотя столь отчетливые видения ее больше не беспокоят. Магистр Шия практически не разговаривает с ней, с утра до вечера погруженный в изучение написанного на неизвестном языке трактата, который тот забрал с собой из Вусты. Ученик его также не отличается разговорчивостью, всякий раз при появлении Эрэндис демонстративно отворачиваясь в другую сторону.

— И это только начало, — назидательно произносит Замин. — Там таких целый город. Не знаю, что вам придется придумать, чтобы они стали воспринимать женщину, как равную им по знаниям.

— Вот увидишь, придумаю, — упрямо вскидывает подбородок Эрэндис. — Не состоит же весь город из одних только мужчин. Женщины тоже советуются со жрецами… и на месте любой из них я бы предпочла пойти ко мне, а не к мрачному и категоричному типу вроде Шии. Нужно не пытаться стать на них похожей, а сыграть на том, чем я от них отличаюсь.

Когда на горизонте из тумана выступают смутные очертания порта Умбара, магистр приглашает Эрэндис в свою каюту для беседы. Здесь принцесса обнаруживает еще одну странность личного корабля своего наставника — здесь нет кровати, спальнями снабжены только гостевые каюты.

— Сон — проклятие сотворенных, — поясняет магистр, верно истолковав заинтересованный взгляд девушки. — Человек должен стремиться походить на своего создателя, а значит, как можно меньше времени тратить на это бесполезное занятие. Я стараюсь обходиться несколькими часами в сутки, а роскошное ложе для этого без надобности.

При других обстоятельствах Эрэндис поделилась бы своими сомнениями: Мелькор из ее видений вовсе не производил впечатления существа, пренебрегающего простыми удовольствиями. Во всяком случае, с Готмогом и Тхурингветиль он держался без торжественной дистанции, которую ему так любили приписывать в современных легендах, и больше походил на того Правителя-за-Вратами-Ночи, о котором любила рассказывать бабушка.

Впрочем, она уже успела понять, что магистр считает себя куда более образованным, нежели его старушка-мать, и ссылаться на пример Мерес в беседах с ним чревато долгой лекцией на тему заблуждений простых вастаков, коим не выпало счастья учиться у лучших представителей умбарского жречества.

— Скоро мы прибудем в Умбар, — холодно сообщает дядя. — В первую очередь, тебе надлежит усвоить несколько простых правил. От своей нуменорской охраны тебе придется избавиться.

— Но его величество не позволит… — начинает было Эрэндис, но оказывается самым бесцеремонным образом прервана.

— В таком случае, пусть он и занимается твоим обучением, — отрезает магистр. — Ты сама пожелала вернуться домой в качестве моей ученицы, а не племянницы, следовательно, я не вижу необходимости как-то выделять тебя из числа прочих последователей. Если твоя свита желает остаться любой ценой, я подыщу им подходящие занятия при храме. Второй момент. Я не могу запретить леди Тхурингветиль появляться в городе, но не желаю видеть ее в своем храме. Если ты намерена продолжить с ней видеться, постарайся, чтобы я ничего не знал об этом. В равной степени это распространяется на прочих прихвостней Гортхаура. Третье. В рамках нашего договора, немедленно по прибытии в город ты отдашь распоряжение освободить твоего брата. Тебе потребуется повторная церемония наречения имени, которую мы проведем на берегах Рун. Можно было бы сделать это и в Умбаре, но тебе не помешает снова увидеть родные края. Пусть Ангмар доставит Фада туда же, и я буду считать твои клятвы исполненными.

Эрэндис едва успевает кивать в ответ на все эти требования, когда дядя переходит к основному.

— Четвертое. Король Нуменора. Возможно, где-то в твоей бестолковой голове гнездится убеждение, будто между нами возможны сотрудничество и даже подобие дружбы. Чтобы развеять это заблуждение, расскажу тебе о любопытном пророчестве…

— Еще одно пророчество? — закатывает глаза Эрэндис, но дядя остается все так же серьезен.

— Одна из обязанностей жрицы — истолкование видений и пророчеств, — сурово изрекает Шия. — Обратная сторона любого дара — проклятие, так и посвятившая себя богам обречена до конца жизни видеть сны и страдать от горького послевкусия, которое они оставляют. Так вот, именно это пророчество интересно для нас тем, что сделано оно было моей матерью.

— Бабушкой? — широко раскрывает глаза Эрэндис. Хотя биография бабушки для нее по-прежнему полна темных пятен, она и не задумывалась раньше, что мнение той может играть важную роль для жрецов, Это удивляет, но в то же время и обнадеживает.

— Это при жизни она была для тебя бабушкой, — поджимает губы магистр. — Смерть разрывает любые узы земного родства, кроме материнства и отцовства. Теперь к ней полагается обращаться сестра Мерес, как и к другим вастакам, ступившим на неведомые звездные пути за Гранью.

— Простите, я совсем забыла, — спохватывается Эрэндис. — Я очень давно не обращалась к воспоминаниям о детстве, в последнее время столько всего случилось… Так что это за пророчество?

— Матушка смотрела вглубь вод моря Рун, и дева явила ей образ человека, пришествие которого станет началом конца для королевств истерлингов, — мрачно произносит магистр. — Он восстанет из темных вод Запада, и свет заморских древ озарит его лицо. Древо то он принесет с собой, чтобы посадить в южных землях, и оно своими корнями будет тянуть из нее кровь, иссушая Арду и лишая ее магии.

— И вы думаете, что это король Ар-Фаразон? — улыбается Эрэндис. — Сразу скажу, что вы ошибаетесь. Он ни за что не привезет сюда саженец Нимлота, будь его воля, он бы с удовольствием избавился от самого Белого Древа, как от напоминания об эльфах.

— Ты собираешься перебивать меня всякий раз, чтобы сказать глупость? — гневно вопрошает магистр. — Матушка видела корабли, летящие на Запад. Хочешь сказать, ваш король не приказал построить флот, равного которому нет во всем мире? Матушка видела слезы и смерть, бушующие волны и разрушение Храма. Не ваш ли король хвалится, что его войска способны дойти до самого Лоргана? Я согласился нянчиться с тобой ради будущего нашего рода, а не династии, потомки которой превратят это будущее в прах!

— Но как же вы предлагаете мне разорвать отношения с королем? — удивляется Эрэндис. — Вы ведь не думаете, что он так просто согласится с этим решением?

— И когда это я предлагал тебе такую нелепую детскую выходку? — недоуменно смотрит на нее магистр. — Сейчас я начинаю сомневаться, что ты и в самом деле беседовала с Гортхауром. Если ты и с ним держалась с такой возмутительной дерзостью, удивительно, что он не убил тебя на месте.

— У него были такие мысли, — помимо воли, Эрэндис улыбается. — Простите, магистр. Я вся внимание. Чего же вы от меня ожидаете?

— У Ар-Фаразона наверняка уже есть свой кандидат на роль наместника Мордора, — констатирует дядя. — Ты нужна ему, как представительница династии, которую хотя бы каким-то сомнительным путем можно увязать с королевствами юга и востока. Принимать самостоятельные решения тебе не позволят, а с твоим характером дело кончится бунтом, едва ты сообразишь, что к чему. Весьма вероятно, что у Тхурингветиль тоже есть свой кандидат на роль наместника Мордора. Хаук любим местным населением, но перед нуменорцами он не склонится, поэтому ей нужна подставная фигура, одобренная королем, под прикрытием которой Мордор, а следом за ним и другие восточные королевства фактически останутся под властью Гортхаура. Принимая во внимание хитрость и предусмотрительность Тхуривенгветиль, весьма вероятно, что ее кандидат и кандидат Ар-Фаразона — одно и то же лицо. Остается еще Лангон, строивший в отношении тебя большие планы, но его Тхурингветиль непостижимым лично для меня способом смогла временно вывести из игры, попутно насолив падишаху Вусты, что, конечно, нельзя не приветствовать… Подведу итог: ты немногого добьешься, если прямо отсюда отправишься в Мордор, и я этого решения никогда не поддержу.

— Но другого решения нет, — удивленно смотрит на него принцесса. — Такова воля государя.

— Ар-Фаразон полагает, что он умный и дальновидный правитель, — скептически подмечает Шия. — Если ты предложишь ему альтернативу, сулящую выгоду в обозримом будущем, он пересмотрит решение касательно Мордора. Ты же сможешь обрести влияние и накопить опыт, не ввязываясь в борьбу за марионеточный трон и, как мне не сложно признавать подобное, сослужишь хорошую службу брату, роду и возрождению Древнего Королевства.

— Но как я это сделаю? — теперь уже Эрэндис по-настоящему заинтригована. — Разве не вы только что сказали, что никто не позволит мне что-либо решать самой?

— Окончив обучение, в день своего двадцатипятилетия ты вернешься в Нуменор, — голосом, не терпящим возражений, заявляет Шия. — Ар-Фаразон желает видеть Арменелос столицей великой империи, следовательно, как и в Вусте, там должны быть представлены молельные дома разных народов. Ты построишь в Арменелосе храм, следуя указаниям, которые я дам тебе. Храм, который со временем превзойдет лорганский в святости и величии.

Эрэндис не удерживается от смеха — и после этого она еще живет в плену иллюзий?

— При всем уважении, ваша светлость, — отзывается она, — наш храм в самом сердце Нуменорэ, напротив Менельтармы — идея еще более неосуществимая, нежели мое правление в Мордоре. Государь даже слушать о таком не станет, не говоря уже о том, что устроит в ответ на это Совет Скипетра. Думаю, они на время даже о своих разногласиях позабудут.

— Все нужно делать постепенно, — качает головой магистр. — Если Харадвейт выдвинет в качестве условия долгосрочного мира строительство скромного святилища морских дев где-то на окраине города, король вряд ли станет упорствовать против такой безделицы. Твоя задача будет состоять в другом. Показать. Убедить. Выбрать верный момент.

— И вы верите, что падишах Вусты после всего случившегося позволит мне стать жрицей этого храма? — недоверчиво спрашивает Эрэндис. — Признайтесь, вы придумали все это, только чтобы поскорее от меня избавиться.

— Пять лет — немалый срок, — удивляет ее своим ответом магистр. — Если бы я хотел от тебя избавиться, согласился бы на все твои безрассудные идеи, а из путешествия к морю Рун ты бы попросту не вернулась. Ни одна жертва не ценится так высоко, как кровь, запомни это, девочка, и кровь королевского рода имеет особенное значение. Выше по своей ценности и силе разве что кровь воплощенных айнур, но подобного жертвоприношения история еще не видела. Подозреваю, только оно и способно привести в этот мир настоящие чудеса…

— Вы не ответили, как собираетесь уговорить падишаха, — не отступает Эрэндис. — Ему я в новом храме точно не нужна.

— Зато ты нужна там Ар-Фаразону, раз уж он повадился использовать тебя в качестве соглядатая, — возражает магистр. — А как показывают события последних лет, король Нуменора умеет добиваться желаемого. Другое дело, что все желания его настолько… самоубийственные.

— Вы тоже считаете, что Саурон только выжидает момента, чтобы навредить династии, и стоило передать его эльфам, как и надеялся король Гил-Галад и как призывали синие маги? — затаив дыхание, спрашивает Эрэндис. Дядя нечасто бывает разговорчив, и она стремится получить от этой ценной беседы как можно больше.

— Вот уж нет, — магистр усмехается в бороду. — Саурон не станет делать за смертных то, что считает их работой. Навредить себе династия в состоянии и без помощи со стороны. Не знаю, какие у него планы на Нуменор, но точно не государственный переворот, и вмешательство Гил-Галада не сыграет ровным счетом никакой роли, что бы этот эльфийский королек о себе не возомнил. Я лишь человек, Хинд, и вполне могу ошибаться в толковании знаков свыше. Иногда я искренне молюсь о том, чтобы мои суждения оказались ошибочными. Всем нам остается надеяться лишь на вмешательство Владыки. Возможно, однажды наши жертвы будут приняты, а молитвы услышаны, и тогда Повелитель избавит нас разом и от Саурона, и от Нуменора.

Повторенные в полумраке заброшенного сада, слова магистра кажутся особенно зловещими, и глаза Тхурингветиль при всем ее видимом спокойствии сверкают сейчас, как у дикого животного.

— Значит, и от Саурона, и от Нуменора? — насмешливо произносит она. — Не то что бы я ожидала от Шии других заявлений, он всегда был мерзавцем, но за эти годы научился мыслить масштабно. Хотелось бы спросить, где была его щепетильность, когда он бросил вас на попечение орков Лугбурза. Или в таких случаях помощь Саурона не считается постыдной?.. А вот идея с храмом хорошая. Мне даже нравится.

— Признайтесь, Иштар, — улыбается Эрэндис. — Нравится вам эта идея только лишь потому, что так мы сможем еще на несколько лет вернуться в Арменелос, и вы будете рядом с Тар-Майроном.

— Я и не думала отрицать, — Тхурингветиль возвращает ей ответную улыбку. — Нет, я, конечно, скучаю и по Мордору, и даже по Кханду. И всей душой скорблю, что не смогу сопровождать вас в поездке к Рун, чтобы увидеть Фада. Хотя здесь я приготовила для вас небольшой сюрприз.

— Что еще за сюрприз? — оживляется Эрэндис, но ответа предсказуемо не получает.

— Увидите на месте. Ничего шокирующего, думаю, даже ваш непробиваемый дядюшка обрадуется. Так вот, как бы я ни хотела вернуться в те места, где пережила так много счастливых мгновений, я нужна Майрону. Даже если он сам считает иначе.

— Иштар, а как вы получили имя? — неожиданно спрашивает Эрэндис, загадав про себя, что если сейчас ответ Тхурингветиль совпадет с ее видением, это знак того, что майэ — иногда, в особых случаях, когда ситуация складывается в пользу тех, кого она считает близкими, — все же можно доверять. — Я имею в виду, ваше настоящее, первое имя. От вашей таинственной госпожи?

— Айнур в высших сферах имена не нужны, — отвечает Тхурингветиль. — Общение там происходит иначе. Это невозможно описать человеческим языком, ни одним. Имя мне дал Мелькор. Точнее сказать, я сама его выпросила. Я умела… отчасти умею и до сих пор перемещаться по теням. Навык в наши дни скорее бесполезный и утомительный, но пару раз спасал мне жизнь. Так и получилась Тхурингветиль. Дева скрытой тени. Та, что скрывается в тенях. Переводов множество, ни один не отражает всей сути.

— А этот дар у вас откуда? — рискует поинтересоваться Эрэндис. — Я думала, вы у Владыки научились всем своим фокусам…

— Называть фокусами тонкое искусство перевоплощений, — притворно оскорбляется Тхурингветиль. — Нет, принцесса, Мелькор только помог довести до совершества талант, уже заложенный во мне. Из-за Стен Ночи никто не возвращался прежним. Каждый из нас таит в себе нечто, инородное для этого мира. Я, Ойкерой, Умуйан, даже это недоразумение Лангон... И Майрон, разумеется.

Эрэндис кивает, чувствуя заметное облегчение, словно с плеч падает тяжелый камень. Как бы ей ни хотелось и дальше расспрашивать майэ, настает время возвращаться домой. Магистру не по душе ее долгие отлучки, к тому же, до завтрашнего дня следует написать и запечатать письмо государю. Исилдур прибывает к полудню, и принцесса не может описать всех противоречивых эмоций, что вызывает в ней предстоящая встреча.

Тишина, нарушаемая лишь журчанием реки, кажется столь пронзительной, что клонит в сон, сквозь который чудятся не то перезвон колокольчиков, не то тонкие и нежные голоса. В воздухе тянет мокрой хвоей, а под ногами ворчат пожелтевшая листва и остатки выгоревшей за лето травы, в которой, словно рассыпанные кристаллы, поблескивают звёздочки поздних осенних цветов.

— Что такого особенного в этих землях? — интересуется она. — Похоже на Мглистые горы… а вот леса вокруг я не узнаю.

— Неудивительно, ты там никогда не бывала, — отзывается Мелькор. — А вот мне уже приходилось задумываться о судьбе этих лесов. Онодрим там размножаются почти бесконтрольно, а мне совсем не выгодно иметь под боком вотчину Йаванны.

Изготовленные руками пленных черные сапожки широковаты в голенище — эльфийские девы никогда не угадывают с размерами, очевидно, представляя себе темную майэ разновидностью женской особи валараукар, — и теперь назойливые капли холодной измороси проникают внутрь, заставляя ее шипеть от раздражения. Воистину, необходимо обладать безумным прекраснодушием эльдар, чтобы находить в себе силы воспевать столь унылую картину в балладах и легендах.

— Онодрим? — озадаченно переспрашивает она. — Впервые слышу. Что за раса?

— Подопечные Йаванны, пастыри деревьев, — поясняет Мелькор. — Подарок, который она выпросила у Илуватора после сотворения гномов. Некоторые называют их энтами. Они давно обосновались здесь, в Эриадоре. Местные леса по красоте и накопленной магии спокойно могут бросить вызов даже королевству Эльвэ. Выглядят онодрим, как гигантские деревья, способные к передвижению.

— Явно не та картинка, что я бы хотела увидеть на сон грядущий, — ежится Тхурингветиль. — Хотя — почему бы и нет? Когда-то нам не требовалось длительных приготовлений, чтобы отправиться на другой конец Белерианда поохотиться на рабочий материал для выведения огненных птиц или хищных рыб в озере возле Утумно. Неужели мы стали слишком привязаны к цитадели? Предлагаю осмотреть лес и познакомиться с энтами поближе. Глядишь, обнаружим уязвимые места Йаванны.

— Не самая безопасная прогулка, — подчеркивает Мелькор. — В Мглистых горах повсюду гнездятся орлы, плато хорошо просматривается. Нам бы пригодился совет твоего приятеля Йарвена, большого специалиста по лесам, но за эти годы я уже успел понять, что тот является, только когда сам считает нужным.

— Экспедиция без страховки, подготовки и особого смысла, — подводит итог Тхурингветиль. — Не понимаю, чего мы вообще ждем.

Картинка перед глазами неуловимо видоизменяется, хотя по ощущениям майэ прошло не более четверти часа. Мелькор, уже в чем-то разобравшись для себя, проводит рукой по обломку скалы, посмеиваясь. Тхурингветиль, не теряя времени даром, складывает в мешок образцы редких пород — Майрону любопытно будет взглянуть на эти трофеи, когда они вернутся в осажденную крепость.

— Теперь я начинаю понимать, почему Йаванна предпочла обезопасить от нас это место, — произносит вала, с прищуром глядя на парящих в высоте орлов. Увидеть их, скрытых чарами, птицы не могли, но чувствовали появление нежеланных гостей. — И готов признать, что тот, кто сумеет заполучить эти земли в единоличное владение и удержать права на них, будет весьма умен… Кстати говоря, ты не замечаешь ничего знакомого? Тут поблизости живут орки.

— Исключено, — с уверенностью отметает эту идею майэ. — Мне известны все орочьи поселения Белерианда. Этот народец слишком ленив и туп, чтобы осваивать новые земли.

— По-твоему, я перепутаю с чем-то собственные творения, — мрачно смотрит на нее Мелькор. — Итак, возможно, необычная магия, незримое присутствие которой ты, несомненно, чувствуешь, и привлекла сюда орков, о которых мы ничего не знаем? Я с самого начала задумывался о том, что связь Арды с другими мирами и реальностями, будь то даже ее собственные нереализованные версии, в определенных местах сильнее и насыщеннее. В то же время, каждый пространственный карман имеет свои пределы. По этой причине, скажем, Варда и Манвэ так противятся тому, что называют колдовством. Завеса между мирами истончается, и тогда образуются такие парадоксы, как это плато. При желании можно даже создать коридор наподобие того, что построил у себя Намо, позволяющий душам уходить за неведомые нам пределы. Сейчас повреждения завесы незначительны, но через несколько столетий трещина начнет разрастаться…

— А что будет, если таких коридоров станет слишком много? — настороженно интересуется Тхурингветиль. — Какое будущее ждет Арду?

— Однажды мы уже вели подобный разговор с Майроном, — напоминает ей Мелькор. — Миры начнут переплетаться, пока однажды не сольются воедино. Вот почему важно держать Сильмариллы в безопасном месте и не пытаться их использовать. Если расколоть оболочку, не зная, как немедленно уничтожить содержимое, результат может быть непредсказуемым.

— Даже в нынешнем виде и под охраной драконов Сильмариллы остаются действующим артефактом, — напоминает Тхурингветиль. — Нужно найти способ обратить чары вспять. Должно быть решение…

— Решение найдется в нужный момент, — чересчур быстро отвечает Мелькор. — Сильмариллы подождут, энты — нет. Их древняя магия может ускорить рост трещины. Беда в том, что их становится все больше и больше. Но не в наших силах как-то ограничить этот процесс. Убить энта, магическое существо, не так-то просто. Родятся новые.

— Но мы не можем пустить дела на самотек, — взмахивает рукой Тхурингветиль. — Возможно, орки нам помогут? Я все еще не могу поверить, что целая группа отбилась от клана и поселилась так далеко от наших крепостей. Мелькор, мы должны их увидеть.

Орки облюбовали для себя лесную опушку, что приводит их создателей в полное недоумение. Майрон не раз проводил эксперименты по принудительному переселению целых орочьих семейств на равнины, но те неизменно возвращались в среду своего естественного обитания — в горы. Среди холмов, где они оказались, нет ничего похожего на орочьи хижины. Орки будто сквозь землю провалились.

— Они могли поселиться под землей? — озвучивает Мелькор ее мысли. — Норы — это, конечно, не пещеры, но, все же, темное и недоступное для врагов место. Подземный образ жизни должен был сказаться на их внешности, хотя куда уж дальше…

— Мелькор, — недовольно косится на него Тхурингветиль. — Ну конечно, как же я сразу не сообразила! Маленькие существа, что жили с нами в Утумно, неудавшийся эксперимент Майрона над авари! — она опускается на колени и, конечно, тут же замечает тщательно замаскированную нору. — Хоббиты, мы называли их хоббитами! Они любят открытые пространства и солнечный свет, просто от нас прячутся.

— И Майрон это создал? — Мелькор неприязненно кривится, глядя на забавных человечков, боязливо выбирающихся из многочисленных норок, которыми, как оказалось, усеяны все окрестные холмы. — В войне от них точно никакой пользы.

— Ну же, Мелькор, ты разве не видишь, какие они забавные? Майрон, должно быть, и думать о них забыл! — Тхури попыталась что-то сказать на черном наречии одному их хоббитов, судя по одежде, женского пола, но существо только испуганно от нее шарахнулось. Похоже, за эти годы они выработали собственный язык.

Ментальная защита хоббитов ненамного уступает эльфийской, но все же удается наладить с ними мысленный контакт. Мелькора они боятся до умопомрачения, ей же по непонятной причине решают довериться. Вскоре вся компания с удобством располагается в тени деревьев, а группа выделившихся из клана лидеров угощает гостей приготовленными на огне кореньями. Не самая вкусная еда, которую, к тому же, поглощать с непривычки было довольно сложно, но обижать радушных хозяев не хочется, и майэ ничего не остается, кроме как разделить с ними трапезу.

— Изумбрас, — важно сообщает коренастый упитанный хоббит, указывая на себя. — Главный, — торопливо добавил он, желая незамедлительно обозначить свое положение в клане. — Прадед был совсем маленьким, когда пришел в волшебный лес с севера.

— Что он рассказывал? — интересуется Тхурингветиль. — Вспоминал что-нибудь про Утумно?

— Изумбрас не помнит, — разочарованно разводит лапками хоббит. — Прадед умер давно. Все старики умерли. На севере не стало покоя. Земля содрогалась и извергала огонь. Все ушли. Изумбрас родился в волшебном лесу.

— Я не зову вас вернуться, — отвечает Мелькор. — На севере, в горах вы жить не сможете. Там много трудностей, там война. И климат совсем не похож на ваш.

— Война? — хоббит сосредоточенно замирает. — Изумбрас не представляет, что такое война. Изумбрас слышал об этом от стариков. Они говорили, это все развлечения верзил, таких, как вы. Негоже хоббитам в это соваться.

Хоббиты, и в самом деле, процветают вопреки всяким законам логики. Пропитание они обеспечивают себе земледелием, собирательством и рыболовством, изготавливают одежду и даже, в случае необходимости, охотятся. Норы изнутри противоречат расхожим представлениям — то весьма уютные подземные домики с круглыми окошками, выходящими на лес.

— А что это за лес по соседству? — как бы между прочим спрашивает майэ. — Почему вы называете его волшебным?

До сих пор беззаботно галдевшие и так же беспорядочно мыслившие хоббиты замолкают.

— Опасный лес, — сдержанно поясняет Изумбрас. — Опасные соседи хоббитов. Их лучше не злить.

— Пастыри деревьев, не так ли? — понимающе кивает Мелькор. — Вы, хоббиты, знаете, о ком я говорю. И вы их боитесь.

— Мы народ мирный, — пожимает плечами Изумбрас. — Если пастыри деревьев захотят выгнать нас из леса, им это ничего не будет стоить. Не след с ними ссориться.

— Расскажи о них, — попросила Тхурингветиль. — Чем они занимаются? Как колдуют?

— Мы держимся от них подальше, — трясет головой Изумбрас. — Кто в лесной чаще бывал, видел всякое. Деревья там ходят и разговаривают на чужом языке. Воду из ручьев лучше без надобности не пить, а не то сам не заметишь, как превратишься в верзилу. Костры лучше не жечь и ветви не обламывать. Сушняк на земле подбирать, это без возражений. Если лесу угрозы нет, так те вековые дубы неподвижно стоят. Вот кого надо опасаться, так это древесных ведьм.

— Древесные ведьмы? — оживленно переспрашивает Мелькор. — Это еще кто такие?

— Жены пастырей деревьев, — сделав страшные глаза, шепчет Изумбрас. — Беспокойные существа. Изумбрас еще мальчишкой рыбу ловил, а она с ним как заговорит, огромная ива! В воду столкнуть хотела! Вот страху натерпелся!

— Кажется, Оромэ не терял времени даром, уничтожая моих домашних любимцев и выставляя их трупы на всеобщее обозрение в собственных чертогах, — задумчиво произносит Мелькор. — Знакомая идея, не правда ли, Тхурингветиль? Что, если они основаны на том же принципе, которым мы руководствовались при выведении волколаков?

— Фэа в растительной оболочке? — Тхурингветиль пренебрежительно фыркает. — Даже Йаванна не может быть настолько глупа. Да что проще, чем уничтожить дерево?

— Зависит от количества и размера этих деревьев, — возражает Мелькор. — Вряд ли они так просто горят. Что же, думаю, главное мы выяснили. Можно двигаться дальше.

— Дальше? — Тхурингветиль недовольно хмурится — ей хочется побольше времени провести среди хоббитов. — Ты имеешь в виду Ангбанд?

— Ангбанд? — удивляется. — Не сейчас. Прежде я хочу взглянуть на этих таинственных жен энтов. Что-то мне подсказывает, твои слова оказались пророческими, и нам удалось обнаружить уязвимое место Йаванны.

Изумбрас весьма подробно описывает, где и при каких обстоятельствах он повстречал общительную иву, на долгие годы ставшую его ночным кошмаром. Небольшая лесная речушка, очевидно, один из притоков большой реки неподалеку от плато, и неспешное журчание ее вод навевает сон, чем и пользуются коварные деревья. Разумеется, среди множества одинаковых на вид ив невозможно с первого взгляда распознать древесную ведьму — да и пускаться с ними в разговоры посреди агрессивно настроенного леса чревато самыми непредсказуемыми последствиями.

— Хоббит сказал, что энты избегают подниматься на плато, — произносит Тхурингветиль. — Судя по всему, магия завесы им не так уж и по душе.

— Энты могут не получать подпитки с той стороны завесы, так как их раса не имеет аналогов в других вселенных, — подтверждает ее предположения Мелькор. — Трещина не прибавляет им новых сил, а вытягивает их собственные. А вот с женами, если верить хоббиту, дело обстоит иначе. Не слишком-то они привязаны к лесу. Можно попытаться выманить их оттуда.

Он насмешливо глядит на Тхурингветиль, которую блуждания по зачарованному краю и долгие беседы с хоббитами порядком утомили. Солнечный диск давно скрылся за кромкой гор, окрасив небо над ними в золотисто-оранжевый цвет, маленькие хозяева долины разжигают костры и увлеченно готовят ужин, намереваясь, очевидно, компенсировать свою изначальную неприветливость по отношению к неожиданным гостям, а это означает, что ночь им предстоит провести по соседству со энтами.

— Завтра продолжим гоняться за этими гигантскими сорняками, — с ухмылкой изрекает Мелькор. — Тебе нужен отдых, и только попробуй со мной поспорить.

— Даже и не думала возражать, — фыркает майэ. — Воздух здесь совершенно особенный. Я чувствую, что готова проспать целую вечность!

Мелькор с сомнением хмыкнул, и, как вскоре выясняется, неспроста относится к ее словам с таким скепсисом: не проходит и пары часов, как Тхурингветиль в ужасе распахивает глаза, резко поднимаясь с импровизированной постели, приготовленной для нее гостеприимными хоббитами.

— В чем дело? — хотя голос Мелькора звучит бесстрастно, во взгляде его можно распознать напряженную заинтересованность. — Ты снова видела кого-то из наших старых знакомых?

— На этот раз не они меня напугали, — Тхурингветиль с благодарностью принимает деревянный стакан, до краев наполненный дождевой водой, и делает несколько жадных глотков, — а древесные ведьмы. Они разговаривали со мной. Я бы спутала их с обычными эльдар. Белокурые волосы, бледная кожа и глаза, — она неприязненно ежится, — страшные, бесцветные глаза. Днем они привязаны к своим древесным темницам, но зато умеют путешествовать по чужим сновидениям. Правда, хоббиты их слишком боятся, считают злобными духами ночи и даже не пытаются выслушать. Такая жизнь делает их очень несчастными. Ты ведь можешь им помочь? — она умоляюще смотрит на Мелькора.

— Счастье жен энтов не входит в сферу моих интересов, — отстраненно произносит тот, обдумывая услышанное. — Означают ли их жалобы, что им есть, с чем сравнивать нынешнее существование? Они помнят, как жили до того, как попали в этот лес?

— Древесные ведьмы знают о большом мире, — подтверждает Тхурингветиль. — Насколько я поняла со слов их предводительницы, эта связь сформировалась еще до твоего путешествия в Валинор. Последствия не снятого вовремя проклятия. Они будут очень благодарны, если нам удастся его разрушить. Тогда они смогут покинуть этот лес и расселиться по всему Белерианду

— А энты останутся последними представителями своего рода, — подхватывает Мелькор. — Решение, гениальное в своей простоте. Готов поспорить, такого Йаванна не предусмотрела!

— К тому же, мы сможем получить контроль над лесами и реками, — добавляет воодушевленная его поддержкой Тхурингветиль. — Представляешь, как это пригодится в войне? Эльдар могут надеяться на силу своего оружия, но вряд ли они рассчитывают сражаться с себе подобными. К тому же, Ульмо проявляет к этим тварям слишком много интереса...

— Ты, как обычно, слишком торопишься, — смеется Мелькор. — Хотя пользы в таком повороте событий определенно больше, чем вреда. Свобода от проклятия, если мои предположения верны, позволят этим духам перемещаться из одного дерева в другое и даже ненадолго обретать облик, схожий с человеческим. Да и Ульмо способен принести намного больше вреда, чем Манвэ с его дешевым маскарадом. После неудачи с Оссэ я не проявлял особого интереса к магии воды, однако Ульмо подконтрольно целое подземное царство, по рекам и морям которого может перемещаться лишь его ладья. Амбиции Ульмо могут простираться намного дальше Арды, и среди всех валар из него получился бы самый опасный отступник. Вода является ключевым элементом жизни, к моему величайшему сожалению. Если бы ему вздумалось изменить привычный ход вещей, знакомый нам мир был бы безвозвратно похоронен. С другой стороны, я не склонен заключать сделки с духами.

— Попробуй помочь хотя бы Златенике! — просит она. — Ты и сам увидишь, что она заслуживает свободы, как никто другой в этом мире.

— Значит, ее зовут Златеника, — язвительно подмечает Мелькор. — А я-то полагал, что ты ненавидишь всех эльфов без исключения. Решила обзавестись подругой? Впрочем, сейчас перед нами стоит вопрос куда более прозаический: где искать твою Златенику? Во сне она запомнилась тебе юной девушкой, но можешь ли ты узнать ее в облике дерева?

Разумеется, самую неприятную новость Тхурингветиль припасает напоследок.

— Я пообещала встретить ее возле реки и вывести из леса, — шепчет она, опустив глаза. — Прости, я знаю, как это опасно. Но другого пути нет. Одной ей в долину в нынешнем состоянии так просто не выбраться. Противостоять ее желанию будут не только энты, но и само дерево, успевшее стать частью ее сущности.

— Одна ты не пойдешь, — категорично заявляет Мелькор и поясняет: — Дело не только в твоей личной безопасности. Не уверен, что мы сможем вести диалог с этим созданием, бодрствуя, иначе они бы уже давно попытались вступить в контакт с хоббитами или иными обитателями земель, прилегающих к лесу с разных его границ. Ты не сможешь одновременно сражаться и спать, Тхурингветиль. А значит, если ты действительно хочешь быть полезной Златенике, тебе придется остаться в поселении.

Хотя зачарованный сон опутывает майэ, словно паук, укутывающий жертву в кокон своих сетей, она чувствует присутствие Мелькора так, словно смотрит на мир его глазами. Крыша из крон деревьев нависает над ним подобно грозовой туче, и из переплетения ветвей доносится зловещий шепот. Пушистые ели, судя по их виду, помнящие еще первую войну с валар, так и сыплют угрозами, непереводимыми на общее наречие, но ощутимыми буквально на физическом уровне. Злобные слова, древние, как само мироздание, сотнями иголок вонзаются под кожу, не помогают ни защитные щиты, ни певучие заклинания Мелькора на валарине. Все сложнее сдерживать ментальный натиск и не поддаваться почти померкшему за последние годы соблазну впасть в тревожное и тяжелое забытье, а Мелькор по-прежнему стоит неподвижно перед раскидистой ивой на берегу ручья. Тхурингветиль опускает взгляд и вздрагивает: вода в ручье окрасилась в багрово-красный цвет, и сквозь эту кровавую пелену смотрит на нее вовсе не собственное отражение.

Древесная ведьма точно такая же, как в первом видении. Больше всего впечатляют и обескураживают ее лишенные радужек глаза с тонким, похожим на глубокую царапину бордовым зрачком. По бледной коже змеится сетка расходящихся кругами подобно годовым кольцам на срезе дерева сосудов, бледные губы силятся что-то произнести, но слышать ведьму может лишь сам Мелькор. Ведьма вскидывает руки, и лицо ее искажается в гримасе боли. А затем, одновременно желая свободы и сопротивляясь безвольно цепляющейся за нее ослабевшими щупальцами неведомой силе, она неловко шагает вперед, прочь из ручья, а затем, словно наткнувшись на преграду, безвольно сползает вниз по невидимому куполу, и впивается пальцами в землю, подобно пустынному цветку, силясь вытянуть побольше энергии, как бы глубоко ни лежал ее источник.

Усилия ее увенчались успехом. Чудовищная бледность отступает, взгляд становится все более осмысленным, и спустя несколько минут ведьма уже почти не напоминает ожившую утопленницу. Мелькор, присев на замшелый камень, приходит в себя после резкого перемещения из одной реальности в другую, а Тхурингветиль заходится в приступе удушливого кашля — и будто проваливается в неизвестность прочь из своего странного видения, чтобы очнуться в собственной постели в Умбаре. На льняной наволочке мышино-серого цвета остаются бурые капли засохшей крови — Эрэндис проводит рукой по подбородку, и чувствует, как неприятно стянута кожа под кончиками пальцев.

Отчего-то рука сама опускается к плечу, будто силясь нащупать несуществующую брошь, любимое украшение Тхурингветиль, с которым та никогда не расстается. Перед глазами еще стоит ужасающая картина: ярко-синие камни с окровавленными гранями и почти нежное обещание Златеники завладеть этим подарком, когда самой майэ уже ничего на свете не пригодится.

— Это бред, ночной кошмар, невозможно видеть нормальные сны, когда здесь даже ночью жара хуже, чем возле Роковой Горы, — упрямо твердит Эрэндис, тщетно пытаясь впустить через распахнутые окна хоть слабое дуновение ветерка. — Хоббиты, привидится же такое! Полная ерунда, всем известно, что никаких хоббитов не существует, и это всего лишь северные сказки!

Виновники плачевного состояния ученицы магистра Шии известны: невыносимый климат города храмов, несносный характер игнорировавших ее жрецов — и, разумеется, посланец Нуменорэ. От беседы с Исилдуром остается странный осадок недосказанности и непонятости, словно невидимая крыса вонзает в сердце свои острые коготки.

Накануне принцесса даже самой себе не признается в том, что подспудно боится этой встречи, — хранить воспоминания о Нуменоре неожиданно оказалось намного сложнее, чем о степях Рун, а старые знакомые больше похожи на призраков прошлого, статично застывших в своем крошечном мирке, где годами ничего не меняется. Эрэндис ожидает пренебрежительных взглядов, замаскированных под придворным этикетом, даже завуалированных упреков — но Исилдур преподносит ей сюрприз, будто для знакомых ему девушек путь жрицы языческого культа — дело совершенно обычное.

— Когда мы узнали о том, что вы пропали, места себе не находили! — признается он. — Я думал, государь всю душу вытрясет из того гонца! С покровительством этого магистра вы замечательно придумали!

— Вы одобряете? — не верит своим ушам Эрэндис. — Я полагала, среди сторонников князя подобные воззрения не в чести. Или после женитьбы на ее высочестве Исилиэль ваши пути с Верными разошлись?

— У нас были все основания опасаться за вашу жизнь, — серьезно произносит Исилдур. — Тут не до войны идеологий. Мне все равно, во что верит магистр, если он может защитить вас от королевы. Эрэндис, мне доподлинно известно, Ее Величество рассчитывала, что из Харадвейта вы уже не вернетесь.

— О чем вы говорите, Исилдур? — принцесса не скрывает своего изумления. — Разумеется, для меня не секрет, что королева Ар-Зимрафель не питает ко мне теплых чувств, но вы понимаете, насколько серьезны ваши обвинения? Я не представляю угрозы при дворе, я не наследую даже пяди земли, не говоря уже о власти, так какой смысл ей желать мне смерти?

— В последние месяцы произошло слишком много странных событий, — признается Исилдур. — Все началось с покушения на мага. Королева сочла нынешнее окружение государя ненадежным и принялась избавляться от тех, кого ее супруг считал и продолжает считать своими добрыми друзьями. Она вносит сумятицу в мысли короля и сомнения в его сердце.

— Королева не может не желать блага своему народу, — дипломатично произносит Эрэндис. — Или ее ставленников вы считаете людьми неблагонадежными? Чем искать врагов во дворце, лучше бы внимательнее присмотрелись к леди Инзильмит. Вы непременно должны предупредить государя об этом семействе.

— Инзильмит? — Исилдур непонимающе хмурится. — Мать Элендура никогда не имела особенного влияния, времена ее успеха и величия безвозвратно ушли. Однако я не могу выбросить из головы тот факт, что именно по идее Ее Величества леди Иштар была приглашена на остров. Я опасаюсь, что королева, сама того не подозревая, может действовать в интересах Саурона или даже находиться под влиянием его приближенных. Отнеситесь к моим словам серьезно, Эрэндис.

— И снова вы сгущаете краски, — качает головой принцесса. — Подумайте сами, как долго бы королеве удавалось сохранять свое положение, пойди она против воли государя. Его Величество не терпит непокорности и, уж тем более, заигрывания с Врагом за его спиной.

— Эрэндис, королева знала о том, что Саурон будет в Арменелосе, с самого начала, — раздраженно перебивает ее Исилдур. — Она знала и все же изобразила неведение и отправила вас в столицу, надеясь, что этот поступок настроит государя против вас. И одному только Эру известно, что за это время удалось выведать леди Иштар, которая в открытую пользуется вашей наивностью!

— Леди Иштар сидит под арестом все наше путешествие, а в столице с нее глаз не спускали слуги короля. Оставьте, Исилдур, сегодня я не в настроении выслушивать подробности этих теорий заговора. Ар-Зимрафель всегда хотела быть на первых ролях, а вы просто обеспокоены судьбой своих рода и княжества.

— Мне бы хотелось верить, что вернувшись домой, вы сохраните свою уверенность, Эрэндис, — мрачно отзывается Исилдур. — У меня для вас письмо от государя. Был счастлив засвидетельствовать вам свое почтение, ваше высочество. Я нанесу вам визит перед отъездом, чтобы забрать ответ.

Летучая мышь в клетке. Разгоняясь, скаля острые кривоватые зубы, она снова и снова бросается на железные прутья. Воздух рассекает движение кожистых крыльев, блики горящей свечи играют фиолетовыми и карминовыми всполохами на безликих стенах.

Иштар. Удивительно, что живое существо могут называть, как ведьму из сказки. Принцесса Эрэндис не пользуется популярностью в Умбаре, но жить в городе, бродить по его улочкам, прислушиваться к болтовне торговцев на его базарах, и не знать местного фольклора — такое и представить себе немыслимо.

Иштар. Хищный дух, витающий над жертвенниками орков и вносящий путаницу в плетение судеб, которые те читают по кишкам козы или кровеносным сосудам кролика.

Иштар. Изменяющая облик сущность, выступающая из тени и уводящая за собой потерянных детей, сирот и простых одиночек. Когда Эрэндис рассказывает подруге подслушанную легенду, та не сдерживает пронзительного смеха.

— До того могло додуматься только исключительно больное сознание, — уверяет она. — В такие минуты я вспоминаю, за что бесконечно люблю этот безумный город. Любопытно, кто из моих недоброжелателей первым пустил этот слух — и когда. Вот уедете на церемонию наречения имени — а я воспользуюсь освободившимся временем, чтобы заняться изучением народного фольклора.

Эрэндис неуверенно улыбается — ей все еще не по душе запрет магистра Шии на въезд Тхурингветиль на территорию Рун. Впрочем, в этом государь с ним полностью солидарен.

— Вы ведь не сомневаетесь в том, кто я на самом деле, ваше высочество? — спустя мгновение почти серьезно уточняет она. — Я уже много веков не занимаюсь подобными глупостями.

— Что стало с женами энтов? — спрашивает Эрэндис, будто продолжая прерванный диалог. — Как сложилась судьба Златеники? Вы и вправду забрали ее с собой в Ангбанд?

— Ненадолго, — Тхурингветиль не удивляется, а лишь растягивает губы в улыбке, которую почти возможно принять за искреннюю. — В цитадели задерживались лишь те, кого ничто не влекло за ее стенами. Златеника очень скоро ушла с Йарвеном, за их дальнейшими перемещениями я не следила, стало не до них.

— А сами энты? — Эрэндис непроизвольно задерживает дыхание. — Они еще существуют?

— Отчего же нет, — с усмешкой отзывается майэ. — Фангорн — вот их вотчина. Валинор крайне ревностно относился к сохранению редких магических рас, если только речь не шла о жителях Дор Даэделот. Онодрим спят, вернее, застыли между сном и реальностью, как некогда — их обожаемые супруги. Такая классическая любовь — сделать объект воздыханий своей тенью. Свет ведь нуждается в тенях, в противном случае, он обречен блуждать в небытии...

— Вы совсем не следите за своей лошадью, Хинд, — сварливо окрикивает ее магистр Шия, выдергивая из кокона меланхолии. Солнце нещадно палит, будто надеясь не только выжечь бесследно худосочную траву, но и испепелить путников, дерзко вторгающихся в земли, уже много столетий погруженные в зачарованный сон. — Никогда не наблюдал более бездарных попыток править кобылой. Будь вы одним из моих учеников… — дядя осекается и лишь безнадежно машет рукой. — Вы неисправимы, — заключает он так, будто племянница только что предала все мыслимые заветы предков.

— Я была слишком маленькой, отец так и не успел обучить меня верховой езде, — обиженно оправдывается она. — А в Нуменорэ держаться в седле принято совершенно иначе, особенно если ты принцесса.

— Вот только вы больше не принцесса, — Шия не упускает возможности напомнить ей, что к чему. — И хорошо бы ваша свита тоже это поняла. Не понимаю, о чем я думал, позволяя этой парочке следовать за нами.

— О том, что Аллас верен и предан, а Замин — уже давно много больше, чем простая служанка, — подсказывает Эрэндис. — О том, что не все кочевники чтут умбарское жречество, и лишняя сабля придется нам кстати. К тому же, вы запретили леди Иштар свидетельствовать за меня из-за ее прошлого, но за моими сопровождающими не числится никаких промахов или недостатков.

— Наречение имени — не простая формальность, — сурово провозглашает Шия. — Это один из способов обмануть судьбу, перепутать дела в небесной канцелярии, ввести в заблуждение Владыку Судеб. Вы легкомысленная девчонка, и еще немало лун растает и возродится, прежде чем вы осознаете смысл моих слов.

— Под сенью этих развалин прекрасно думается о вечном, — Эрэндис обводит многозначительным взглядом крепостную стену, поросшую мхом и лишайником. Вспугнутая эхом ее слов, в фиолетовую гладь неба взлетает стайка встрепанных воронов, оглашающих степь пронзительным карканьем. Принцессе внезапно хочется спрятаться от внимательно наблюдающих за ней, злобных и истосковавшихся по свежей крови камней.

— Эти валуны старше Древнего Королевства, — признается Шия. — Во времена правления Тени Востока жизнь в этих землях кипела, как огонь полыхает в кузнях. Город процветал, торговал с соседями, здесь играли свадьбы и приводили в мир новые души, здесь возносили хвалу Владыке и удобряли землю кровавым дождем, здесь славили морских дев и почитали духов, покоящихся в курганах. Древнее Королевство было не просто государством — оно имело собственную душу и волю, и каждый из жителей был его составной частью, винтиком в отлаженном механизме. Ваш хваленый нуменорский патриотизм ничего не стоит в сравнении с этим неповторимым чувством единения.

— А что потом? — Эрэндис с трудом отводит зачарованный взгляд от наполовину затянутого паутиной булыжника, напоминающего фигуру сгорбившегося старика. — Как случилось, что такое великое королевство пало?

— Правитель предал свой народ, — с горечью произнес магистр. — Кхамул отказался от возложенной на него ответственности, предпочтя иллюзию вечной жизни. Однако подарки Гортхаура имеют обыкновение всегда оборачиваться против одаряемого, а тех, кому он раскрывает малую толику известных ему тайн, дела земные интересовать перестают, даже когда связь обрывается. Такова плата, взимаемая с хранителей колец. Магия покидала эти земли, будто мука высыпалась из прохудившегося мешка, а люди… они ведь всегда были всего лишь людьми. Они были рождены не для великих испытаний.

Эрэндис с непередаваемым чувством благоговения обводит взглядом заброшенный город. Развалины встречаются им едва ли не каждый день пути — некоторые еще хранят следы пребывания частей нуменорской армии, другие же застыли во времени и пространстве, будто оплывшие свечи, и страшно задеть даже засохшую травинку, будто любое вмешательство стронет лавину, и древние замки обрушатся на их головы потоком камня и пыли.

На каждой из стоянок принцесса чувствует отголоски магии. Магистр ошибается — истинный Король, может быть, и сошел со своего пути, покинув вверенные ему земли, но память о нем и его деяниях жила. Эрэндис всматривается в игру черных щупалец надвигающейся ночи, и ей кажется, что вот-вот из-за угла выступит праздничная процессия горожан, приветствующих песчаных странников, или над острым шпилем сверкающей пустыми глазницами окон башни вспыхнет созвездие леопарда, видимое только в неспокойные времена и только теми, кто обладает достаточной силой, чтобы повлиять на судьбу своей страны.

Между тем, в воздухе уже начали витать знакомые нотки запаха выгоревших на солнце водорослей. Эрэндис помнит, как волны моря Рун выбрасывали на берег красно-коричневые косы, будто сплетенные из кружева и окрашивающие воду в багряный цвет. В детстве она была готова часами бродить по берегу, собирая раковины. Бабушка молола разноцветные створки в ручной мельничке, а из полученного порошка изготавливала красители для одежды. Эрэндис отчего-то вспоминается первый наряд, в котором Тхурингветиль предстала при дворе — изображенный на нем орнамент напоминал о доме лучше любых рассказов.

Магистр безжалостно загоняет лошадь — они должны успеть добраться до моря до истечения нынешнего месяца. Аллас радуется, что за время путешествия они так и не встретили людей, Замин же выглядит порядком напуганной.

— Ваше высочество, хотя бы вы его вразумите! — сердито произносит она. — Вам не хуже моего известно, что кочевники в этих краях так и кишели — и где они теперь? Что это за проклятые земли, что за забытые дороги? Отец всегда предостерегал меня против того, чтобы связываться с колдунами!

— Замин, мой дядя не колдун, — мягко улыбается Эрэндис. — Он всего лишь жрец. Не приписывай ему всемогущества.

— Да ну! — Замин совершенно непочтительно и даже дерзко прищуривается. — По мне, все эти его сомнительные ритуалы есть ни что иное, как обычное колдовство. А в Средиземье полным-полно таких волшебных мест, где, глазом моргнуть не успеете, как ноги сами выведут на тропы мертвых. Здесь же повсюду раньше жили эльфы… и совсем не те эльфы, что живут под правлением короля Гил-Галада, а настоящий народ холмов, как в Лоргане. Хотя я и Гил-Галаду не верю.

— Не верь, — поддерживает ее Эрэндис. — Это правильно. Любимая фраза государя — никогда не доверяй эльфу. Но вот остальные твои выдумки звучат, по меньшей мере, странно. Какие еще тропы мертвых, что за дикие суеверия!

— Вы ведь тоже чувствуете: что-то происходит, — умоляюще смотрит на нее Замин. — Разве вас не мучают эти странные сны?

По сравнению с нестихающим оживлением Ангбанда лес Нан-Эльмот кажется островком спокойствия и царственной тишины, словно природа здесь погружена в зачарованный сон. Под ногами хрустят обледеневшие ветки и шишки, прозрачный воздух придает деревьям почти болезненную для глаз четкость, а изо рта шагавшего рядом с ней эльфа при разговоре вырывается пар, что того несказанно удивляет — сказывается привычка к мягкому климату южных пустынь.

Майэ рассуждает вдумчиво и тихо, и собственный голос отчего-то кажется ей чужим.

— Люди, да и эльдар, мой дорогой друг, везде одинаковы, — она тихо смеется. — У одного из известных нам обоим племен существует предание, будто валар сотворили землю прекрасной и гармоничной, соответствовавшей красоте верхнего мира — так они называют Валинор. Однако злые духи, а именно, мы, вмешались, истоптали и расцарапали ее — так появились скалы, обрывы, реки и моря. А еще валар сотворили людей из камня, точь-в-точь как наугрим, и спрятали их в каменном доме, к которому приставили стража. Злые духи проникли в этот дом, подкупив стража, и облили людей грязью.

Обычно этот эльда слушает ее с нечитаемым выражением лица, но сейчас он недоуменно выгибает бровь, озадаченный странным выбором темы для беседы.

— И что же тогда сделали валар? Сразились с вами… то есть, с духами?

— С нами бесполезно сражаться, — подмигивает Тхурингветиль. — Нельзя убить то, что и так мертво. Духов можно изгнать лишь в нижний мир, но те всегда возвращаются — в ином обличии, когда меньше всего ждешь. Валар просто вывернули людей наизнанку, оставив всю эту грязь внутри, — она вздохнула. — А стражника превратили в собаку. Огромного пса, на роду которого написано заговорить лишь трижды и пасть в смертельной схватке. Во всяком случае, такова легенда.

— Вы ведь знаете, леди Тхурингветиль, — внимательно смотрит на нее эльф, — нечто похожее о вале Мелькоре рассказывают среди валинорских нолдор. И если я, как он того желает, смогу осесть в Нан-Эльмоте, мне довольно часто придется слушать подобные обвинения и что-то отвечать на них, хотя, видят звезды, общество нолдор — крайне сомнительное удовольствие.

— Не думаю, что они прельстятся лесом, — повторяет майэ давешние заверения Майрона. — Нан Эльмот не похож на то, к чему они привыкли в Валиноре. Эта земля их не примет, и она им не принадлежит. А значит, кому-то придется уйти.

— Нолдор выдержали Хелкараксэ, — напоминает ей эльф. — Легендарные ледяные пустоши. Я бы не стал недооценивать их жажду мести, особенно после того, как вы поступили с принцем Маэдросом.

— Останутся нолдор или нет, Нан Эльмот для нас стратегически важен, — твердо произносит Тхурингветиль. — Вне зависимости от хода будущей войны нам необходимо доверенное лицо в непосредственной близости к Дориату, а лес — единственная часть королевства, что не охвачена поясом Мелиан. А кто сможет легко договориться с эльфами, если не другой эльф? К тому же, за возможность свободно перемещаться по Нан Эльмот и использовать его богатства не жаль никакой платы.

— Король Тингол назначил высокую цену, — признает эльф. — Выковать меч, достойный правителя эльдар Белерианда, по силам не каждому мастеру, даже из числа учеников валы Ауле. Мне известны секреты железа и камня, сокрытые от великих.

— Меч, что ты изготовил для себя, пришелся бы по сану любому из воплощенных айнур, — выражает она искреннюю похвалу. — Майрон редко высоко отзывается о чужой работе, тем более, в присутствии Мелькора, но даже он выглядел впечатленным. И не язвил, а это говорит само за себя.

— Меч для короля Тингола — почти точная копия моего клинка, — обиженно произносит эльф. — На душе тяжело от одной мысли расстаться с ним. А леди Умуйан отбросила его, едва взяв в руки, словно речь шла о дешевой жестяной безделушке, наподобие тех, что используют ваши орки, охотясь на зверя.

— Ты не должен принимать близко к сердцу поведение Умуйан, — с натянутой улыбкой останавливает его майэ. — Англахэл прекрасен. Лангон говорит, будто женщины мало что понимают в искусстве войны. В их глазах золото самой низкой пробы всегда будет стоить дороже галворна. К тому же, подопечные Майрона всегда отличались некоторыми странностями.

— Странностями? — эльф поджимает губы. — Леди Умуйан прямо сказала, что этот меч опасен, что его судьба отмечена роком, а потому правильнее всего будет его уничтожить. Это не столько похоже на странность, сколько на пророчество. Надеюсь, я не беру на себя слишком много, но мне бы не хотелось приводить в мир то, что мне не дано контролировать.

— Вы не вала, чтобы предвидеть последствия всех своих поступков, Эол, — улыбается Тхурингветиль, и Эрэндис чувствует, как помимо воли пробуждается, не дослушав разговора. — И уж тем более чем-то управлять. Слишком часто случается, что наши лучшие творения обращаются против нас… слишком часто.

Спать под открытым небом непривычно. Эрэндис не торопится изменять положение, бессмысленным взглядом глядя в ту сторону, где по ее расчетам должно находиться море. Глухой рокот волн доносится даже до их импровизированного лагеря, и с трудом удается подавить странное и неуместное желание прогуляться до побережья и убедиться, что слова Замин о потусторонних дорогах — не более чем суеверная болтовня, и она все еще не утратила способности различать сны и реальность.

Принцесса поворачивает голову. Магистр Шия, склонившись над старой книгой, сидит у костра, и с тихим шорохом листает страницы. Медленно шевелит губами, будто повторяя текст про себя, запрокидывает голову и задумчиво глядит в небо, будто надеясь разглядеть там ответы на непрозвучавшие вопросы. Похоже, как и в Умбаре, он почти не спит ночами. Отчего-то Эрэндис кажется неправильным беспокоить дядю в такой момент, и она незаметно наблюдает за ним, пока не засыпает вновь.

Следующим утром, вопреки ожиданиям Эрэндис, они не отправляются в путь.

— Мы ждем прибытия гостей, — поясняет магистр Шия. — Настала пора выполнять обещания, Хинд. Мне — свои, тебе — свои.