Назгул страны Рун (гет)

Ветер насвистывает тоскливую мелодию среди болотных пустошей, а бархатные складки мха в тусклом свете заходящего солнца выглядят искусной резьбой на темно-зеленом камне, неосторожно обронененном в зарослях вороньей ягоды. Волшебник, замерший у подножия одного из десятков разбросанных в округе холмов, навевающих ассоциации с усыпальницами древних королей, держит в руках самую необычную курительную трубку, которую только Эрэндис приходилось видеть в своей жизни, и принцесса помимо воли заинтересованно подается вперед, чтобы лучше ее рассмотреть.

Украшающие длинный изогнутый мундштук фигурки из кости мумакил изображают жизненный путь человека, с младенчества и до гробовой доски, а белоснежный череп, предназначенный для того, чтобы закладывать внутрь листья табака, зловеще скалится, будто с высоты незримых миров, в которых ныне пребывает некогда заключенная в нем душа, все мысли Эрэндис видны, как на ладони. Алатар рассеянно пускает колечки дыма, а болота окутывает изумрудное свечение, предвещающее появление призраков. Сколько Эрэндис ни напоминает себе, что лорд Амандил распорядился выставить патрули на подъездах к его родовому гнезду и по всему городу, что сегодня это едва ли не самое безопасное место во всем Средиземье, не считая королевства Гил-Галада, и невозможно представить здесь даже отголоски тени былого могущества Врага, ей все же не удается отделаться от неприятного чувства, будто за ней следят сотни внимательных глаз. Зеленая вспышка, еще одно воображаемое отражение потустороннего мира, на миг сверкает в камне, украшавшем магический перстень Алатара. Смеркается. Пора возвращаться в замок.

— Вашему высочеству понравилась моя трубка? — замечает с усмешкой Алатар. — Я получил этот подарок из рук королевы Зейры, когда гостил в ее владениях в восточной части современного Кханда. Почтение к гостям не является обязательным элементом культуры вариагов, что отличает их, к примеру, от харадрим, но мы с Палландо были первыми путешественниками с запада, кому удалось забраться так далеко, и королева сочла нерациональным избавляться от нас прежде, чем мы поделимся с ее народом своими знаниями. Во дворце нам оказывались всевозможные знаки внимания… впрочем, когда настало время бежать, из всех даров при мне оказались только эта трубка и расшитый драгоценными камнями кисет для табака.

— Неужели вы были знакомы с самой Зейрой? — Эрэндис твердо настроена не поддаваться на уловки синих магов и с самого приезда держится подчеркнуто холодно, но невозможно оставаться равнодушной, услышав о легендарной правительнице, излюбленном персонаже песенок и считалок, запомнившихся ей едва ли не с колыбели. Среди вастаков королева Зейра, никогда не бывавшая в их землях, считалась образцом мудрости и рассудительности, едва ли не человеческим воплощением девы моря Рун. Лорду Кхамулу приписывали слова, будто из всех когда либо живших эдайн, лишь Зейра была достойна обучаться магии. И теперь Эрэндис не имеет права упустить возможность узнать чуть больше об этой необычной женщине.

— Почти год я ел и пил за одним с ней столом, — охотно подтверждает Алатар. — Ее величество чрезмерно печалилась о будущем своего королевства. Прознав о дружбе, связывавшей меня с народом эльдар, она убедила себя в том, что нам с Палландо по силам создать нечто вроде завесы Мелиан, много веков защищавшей Дориат. Наши неудачи Зейра была склонна объяснять нежеланием сотрудничать, и мне пришлось приложить недюжинные усилия к тому, чтобы переубедить ее обращаться за помощью к Мордору.

— Но у вас не вышло и этого, — хмыкает Эрэндис. — Иначе вы бы уехали с почестями, а не спасались бегством.

— Смею предположить, что меня охотнее отпустили бы из Барад Дура, чем из Лоргана под властью Зейры, — ничуть не смущается Алатар. — То была до крайности суеверная и склонная к постоянным тревогам женщина. Зейра верила, что этот мир уже был однажды юным, до того, как его разрушили, и невозможно знать наверняка, сделал ли то Эру, Моргот или оба сообща. Что история цикл за циклом пишет себя заново, и расхождения между этими версиями незначительны, лишь в мелочах. Ее подданные называли себя народом повозок. Они умели изготавливать машины — для строительства, для работы в горах и шахтах, для перемещения и войны. У Зейры не было наследников — она считала, что на ней замкнулся род, и это — предвестье Дагор Дагорат. Очередной и далеко не последней Дагор Дагорат, после которой мир обновится и снова примется воплощать уже многократно свершившееся.

— Готова поспорить, при ее дворе были посланники Мордора, — уверенно заявляет Эрэндис. Воспоминания Алатара перекликаются с идеями, высказываемыми Лангоном, и принцесса убеждена, что у этой философии один источник.

— Об этом вы не прочтете в дворцовых хрониках, — вздыхает Алатар, — но до нашего с Палландо приезда Зейра никогда не контактировала с Мордором напрямую. В те времена народ повозок представлял собой неважных воинов, а орки были слишком глупы, чтобы приспособить к бою изобретения лорганцев. Не в интересах Саурона было вербовать себе там солдат.

— Они назвали свою страну Лорганом, — Эрэндис отворачивается, чтобы маг не заметил ее улыбки. — В честь вождя Лоргана, не так ли? Народ повозок пришел в Кханд из Хитлума.

— Королевство Зейры не имело названия, — возражает Алатар. — Лорган — крупнейший из городов-государств, образовавших нечто вроде союза под властью одной династии. Предкам Зейры было предсказано, что их род будет править вечно, хотя, согласно их законам, в случае отсутствия наследников право на трон может перейти правителям одного из этих городов. Зейра была в этом крайне не заинтересована и активно распространяла слухи о том, что угасание ее рода предвещает закат всей цивилизации атани, — маг недолго молчит. — Этого, к счастью, так и не случилось. Зейра умерла, не оставив сыновей, а королевство распалось, подобно Рун, превратившись в земли бродяг и кочевников, воюющих между собой. Что до судьбы единственной дочери Зейры, мне она неизвестна. Девочка была слишком юна и не вполне здорова, чтобы справиться со свалившимся на нее бременем, и этим не преминули воспользоваться....

— И что же, как и в Рун, народ повозок ждет возвращения истинного Короля? — недоверчиво спрашивает Эрэндис. — Или, может быть, Королевы?

Алатар качает головой.

— Они пошли много дальше. Зейра много советовалась со жрецами, служившими в возведенном в отдалении от Лоргана доме молитвы. Поверьте, принцесса, то было место мрачное и таинственное. Прошло немало времени, прежде чем мы с Палландо отважились предпринять рискованную вылазку в горы и разведать, что там творится. Жрецы убедили Зейру — и их пророчества совпали с результатами изысканий ее дворцовых ученых и личного звездочета, — что Дагор Дагорат начнется в предместьях Лоргана. Указали даже место в горах, где разверзнутся Двери безвременной ночи. На заре своего правления Зейра объявила эти земли священными и приказала построить храм. Многие горожане, да и их соседи, мечтали поселиться как можно ближе к храму, чтобы иметь возможность первыми приветствовать Врага после его триумфального возвращения.

— Поразительно, — Эрэндис на миг прикрывает глаза, словно пытаясь уложить в сознании рассказ волшебника. — Но разве такое возможно? Всем известно, что Двери ночи находятся в Валиноре, и ни один человек не в состоянии не только приблизиться к ним, но и даже добраться до благословенных земель!

— Лорганцев это не останавливало, — разводит руками Алатар, и Эрэндис делает мысленную отметку: непременно упомянуть об этом разговоре в присутствии Ар-Фаразона. — Нашу неспособность увидеть Валинор они объясняли чрезмерной погруженностью в мир страстей. Что до освобождения Моргота, здесь их прогнозы приобретали довольно мрачный оттенок. Согласно их верованиям, Дагор Дагорат должна предшествовать катастрофа, которой суждено навсегда изменить облик Арды. Их календарь даже позволял назвать приблизительную дату бедствия. И у нас с вами, ваше высочество, есть все шансы присутствовать при развенчании этого заблуждения. Если бы Зейра была жива, она, конечно, распорядилась бы подобрать привлекательно звучащее объяснение тому, почему реальность в который раз опровергла ее псевдонаучные выкладки, но теперь, надеюсь, здравый смысл восторжествует.

И снова туман, ниспадающий на болота мертвенно-зеленым пологом, будто сгущается, а от слабого порыва пахнущего гнилью ветра принцессе хочется обхватить себя руками и в мгновение ока перенестись в кажущийся безопасным Арменелос. Некстати вспоминаются рассказ Тхурингветиль об одном из кольценосцев, лорде Анорроде, чьи исследования надвигающегося катаклизма пугающим образом подтверждают убеждения Зейры, предостережения Лангона и собственные сны, преисполненные смутной, гнетущей тревоги.

— Вы не ответили, как в племени, настолько удалившемся от побережья Белегаэра и не ведущем дел с Мордором, появились служители культа Врага, — напоминает Эрэндис. — Не верю я в такую сильную историческую память. Даже в Рун все меньше помнят о событиях прошлой эпохи.

— За это народу повозок следует поблагодарить соседей, — неприязненно отвечает Алатар. — Я, конечно, говорю об эльфах, хотя и не уверен, что лорганская ветвь этой расы сохранила за собой право называться подобно их благородным собратьям. Они отделились от них, едва успев пробудиться, и долго скитались, прежде чем осели на склонах гор на востоке. Влияние Врага на этих несчастных созданий всегда было велико. Они не видели света Валинора и жили по своим законам. Разумеется, с орками их не перепутать, но и на перворожденных детей Илуватора они похожи мало. К тому же, — и тут в его голосе звучат особенно мрачные нотки, — они никогда не были одни.

— Что вы имеете в виду? — хмурится Эрэндис. — Что Моргот за ними следил? Он что-то сделал с ними?

— Небольшое племя авари, живущее тихо и замкнуто, вряд ли могло заинтересовать Моргота — он был слишком занят делами военными. Однако в его распоряжении находилось достаточно майар, готовых отправиться на самый край земли по одному слову своего повелителя. Ваша подруга, леди Тхурингветиль, когда-нибудь упоминала в вашем присутствии имя Умуйан?

— Умуйан? — Эрэндис пытается восстановить в памяти разговоры с Иштар и Сауроном, а также бабушкины сказки, но не находит даже намека на каких-либо других майар, не считая Лангона. — Впервые слышу. Кто это такой?

— Умуйан — майэ, — поправляет ее Алатар. — Она никогда не жила в Ангбанде и даже непосредственным участникам войн Белерианда известна мало. Мало чести признаться в том, что даже нас с Палландо она обвела вокруг пальца… Ни для кого не секрет, что вы держите обиду на Палландо, ваше высочество. Не стану скрывать, мой старый приятель прямолинеен и несдержан на язык, особенно если искренне беспокоится, а вы все же росли у нас на глазах, и мы чувствуем ответственность... Я расскажу вам историю нашего путешествия, и тогда вы поймете, почему с самого начала мы не были согласны с королевой Ар-Зимрафель и не считали леди Тхурингветиль подходящей компанией для принцессы.

— Сомневаюсь, что у меня все еще есть желание слушать, — холодно останавливает его Эрэндис. — Я не должна надолго оставлять Исилиэль. Она и так почти дар речи потеряла в тени этой ужасной женщины, леди Морвен. Исилиэль — моя подруга, и мне ее жаль. Надеюсь, мы скоро уедем отсюда.

— Я наслышан о вашем желании поехать на юг, — подслеповато щурит глаза Алатар. — Умбар — по-своему просвещенный город. Знания никогда не бывают лишними, а вы, принцесса, не похожи на пустышку, что без колебаний повернется к новому знанию спиной.

— Знания я уважаю, — подтверждает Эрэндис. — А вот нравоучений не терплю. Я всегда была верной слугой ее величества и исполняла то, о чем королева меня попросит. Вы не смеете меня осуждать.

— Я прошу прощения, если мои слова прозвучали для вас оскорбительно, — покорно склоняет голову Алатар. — И впредь буду осторожнее выбирать выражения. Итак, до того, как оказаться в Лоргане, мы с Палландо успели вдоволь постранствовать по солнечным землям. Мы пешком обошли весь Рун и значительную часть Харадвейта, узнали о существовании множества народов, изучали их языки, рассказывали о валар и законах, по которым надлежит жить каждому человеку, да и представителю любой другой расы, в Средиземье. К тому моменту, как мы сделали передышку в Умбаре, Палландо и я были сыты по горло степями, пустынями, стоянками кочевников и раскаленными на солнце каменными городами. Наша миссия оказалась намного сложнее и, в то же время, однообразнее, чем мы представляли себе там, откуда явились.

— То есть, в Валиноре, — пристально смотрит на него Эрэндис. — Называйте вещи своими именами. Я ведь уже знаю, что леди Тхурингветиль — из рода майар, как и лорд Лангон. Вы тоже один из них.

— Не вижу смысла отрицать очевидное, — улыбается Алатар. — Я майя, посланник валар, и оказавшись в Средиземье, я провалился в первом же серьезном испытании. Я хотел нести просвещение и процветание тем странам, по которым путешествовал. Ожидал, что эти дикие народы с радостью ухватятся за возможность учиться у настоящего волшебника. Образ жизни, принятый в Валиноре, казался мне настолько правильным и естественным, что я не сразу распознал нежелание истерлингов что-либо менять. Мы готовы были подарить им весь свет Валинора, а они ждали спасения совсем с другой стороны. Когда я увидел, что наша кропотливая работа почти не приносит результатов, я почувствовал разочарование. Не в себе, не в валар — в атани, людях. Я не понимал, что такого особенного в этих варварах, почему я должен тратить свои силы и время на то, чтобы уберечь их от ошибки, которую они сами желают совершить? Как я могу отвечать за них, если они сами, по доброй воле, готовы умереть за Саурона? Или того, другого, которого даже их праотцы едва помнят? Я почти готов был бросить все и вернуться в Серые Гавани. Только эльдар казались мне достойными того, чтобы в Валиноре беспокоились о них.

— И что же заставило вас передумать? — спрашивает Эрэндис. Исповедь мага ей неприятна — Алатар представляется ей надменным и эгоистичным стариком, заведомо проигрывающим в сравнении с Сауроном. На волшебнике нелепая мантия из пестрого харадского шелка и множество украшений, явно не работы местных мастеров; непохоже, чтобы он действительно пережил все те тяготы бесконечной дороги, о которых теперь вспоминает, так комично переигрывая. Вне всяких сомнений, единственное значимое для Алатара неудобство путешествия — это отсутствие абсолютного и всеобщего преклонения, восторгов, к которым он, должно быть, привык среди валинорских эльдар.

— Я пал жертвой собственного тщеславия, — признается Алатар. — О народе повозок и их королеве я слышал немало, но никогда не задумывался о том, чтобы отправиться в Лорган. В начале эпохе это королевство даже не фигурировало на картах. Западная часть Кханда — а дальше белое пятно, неисследованные края. Рассказывали легенды, будто там доводилось бывать Эарендилю в его путешествиях, но мне никогда не представлялось случая спросить об этом напрямую. Да что там говорить, до самого последнего дня Лорган не числился в списке государств Средиземья — а потом его и вовсе не стало. Но не буду забегать вперед. В одной из умбарских таверен неподалеку от порта мы с Палландо встретили женщину. Она представилась каким-то распространенным в Хараде именем, разумеется, подложным. Бродила по улицам, гадала, словом, пользовалась репутацией городской сумасшедшей. Не помню, почему мы согласились на ее предложение прочитать наше будущее по линиям руки, не иначе как от скуки. Умуйан — а то была именно она, — умела убеждать. Вероятно, этим навыком она обзавелась еще на острове Альмарен. Какое-то время, до того, как уйти к Морготу, она состояла в свите вала Ирмо. Наведение иллюзий, гипнотических чар — это ее конек. Да и выглядит она, как существо не из этого мира. Умуйан имела обыкновение говорить нараспев. Самое невинное заявление из ее уст звучало, как нечто среднее между лихорадочным бредом и зловещим пророчеством. По обычаю, принятому на Альмарене, она украшала волосы цветами, вот только всего в ее облике присутствовало чересчур, словно картина мира, предпетого на заре творения, застыла в ее памяти отраженной в кривом зеркале. Увядшие и засыхающие соцветия громоздились в спутанных волосах, по-кошачьи раскосые глаза всегда смотрели чуть в сторону от собеседника, и казалось, будто Умуйан не только видит демона, по поверьям некоторых племен атани прячущегося за плечом своей жертвы, но и ведет с ним одной ей понятный мысленный диалог. Я до сих пор не могу понять, зачем это нелепое существо понадобилось Морготу. Разве что из-за ее умения сбрасывать человеческую оболочку и обращаться зверем.

— Как леди Тхурингветиль, — отзывается Эрэндис. — Умуйан — тоже летучая мышь?

— Она кошка, — сообщает Алатар. — Довольно крупная кошка черепаховой окраски. С Тхурингветиль они были дружны. При Морготе Умуйан задержалась ненадолго. Она входила в число майар, служащих под началом Саурона, — после недолгого молчания он продолжает: — Их было несколько. Ойкерой приходился Умуйан братом еще в замыслах Илуватора, умел превращаться в огромного полосатого кота со свирепым и воинственным нравом. Обычно духи, между которыми устанавливалась подобная связь, входили в свиту одного и того же вала, но если первым домом Умуйан стали сады Лориэна, гордость и украшение Альмарена, Ойкерой долгие годы провел подле вала Оромэ, в совершенстве овладев охотничьим мастерством. Наиболее опасным из них был Тэвильдо, огромный черный кот, свой звериный облик предпочитающий человеческому. Я знал всего нескольких приверженцев подобного мировоззрения в Арде. Унголиант, например, отвратительное создание, паразитирующее на всех доступных ему источниках света, гигантский паук... Тэвильдо был существом вальяжным, склонным к кривлянию и лени. Не представляю, что стало с ним и Ойкероем. Эта троица бесследно исчезла накануне Битвы Гнева, предав Моргота. Поди узнай, что скрывалось за этим решением: банальная трусость, коварный расчет или один из бесчисленных тайных планов Врага, в которых его последователи играли заранее предначертанные им роли, зачастую не отдавая себе в этом отчета. Вот Умуайн обосновалась среди авари Лоргана. Кошек в том королевстве почитали за священных животных — и люди, и эльфы.

— И что же она предсказала вам? — с любопытством спрашивает Эрэндис.

— Умуйан сделала все для того, чтобы я по собственной воле пожелал отправиться в гости к Зейре, — с сожалением признается Алатар. — Много позже я узнал, что она следила за нами чуть ли не с самых Серых Гаваней. Саурон прознал о том, что два волшебника явилось в Средиземье, и захотел узнать о нас больше — кто мы такие, какие цели преследуем, кто стоит у нас за спиной. Умуйан выждала момент, когда наша миссия окончательно нам опротивела, и подсказала мысль, ставшую буквально глотком свежего воздуха. Лорган. Королевство, в котором занимаются наукой, создают произведения искусства, строят дома молитвы... Умуйан предрекла, что мне суждены великие свершения в этой неизученной стране. И хотя путешествие так далеко на восток заставляло нас отклониться от изначальной цели, оставив народы востока уязвимыми перед влиянием Саурона, я так и не смог побороть соблазн почувствовать себя важным и уважаемым просветителем. Я был уверен, что укрепившись при дворе Зейры, смогу действовать от ее имени. Увы, реальность оказалась много прозаичнее. В знаменитом лорганском храме практиковали человеческие жертвоприношения, эти несчастные искаженные авари размножились до безобразия, заселили горы и даже подземные пещеры, и похищали человеческих детей. От этих союзов рождалось множество полукровок, зачастую с самой незавидной судьбой, а Умуйан пользовалась безусловным расположением Зейры. Она обучила королеву примитивной, но весьма действенной магии, и даже обещала ей бессмертие. Мы с Палландо обнаружили в окрестностях Лоргана немало беглых майар в звериных оболочках — многие из них, наподобие Тэвильдо, и думать забыли о том, как выглядели изначально. Я оказался в весьма двусмысленном положении — мирно отправиться восвояси мы не могли, а восстать против Зейры означало открыто передать Лорган в руки Саурона.

— И как же вам удалось спастись? — затаив дыхание, спрашивает Эрэндис. — Кто помог вам бежать?

— Вы не поверите, принцесса, — усмехнувшись, отвечает Алатар. — Это была леди Тхурингветиль. Еще одна старая знакомая.

— Иштар? — казалось, ничто уже не может удивить принцессу сильнее. — Как такое возможно? Откуда она взялась в Лоргане?

— Тхурингветиль не находилась неотлучно в Мордоре, о чем, вероятно, вам рассказывала. Что до Иштар… этой оболочки тогда попросту не существовало. Леди Тхурингветиль в день нашей встречи выглядела совершенно иначе, и лишь опытный маг, тонко чувствующий и различающий чужие фэар, мог бы установить ее личность. Вы, моя дорогая Эрэндис, ни за что бы ее не узнали, — Алатар развязывает кисет и добавляет табака в свою трубку. — Традиционно считается, что майар, которым довелось немало времени провести вдали от бессмертных земель, обретают необычайно прочную связь с выбранным ими обличием, маска эта намертво прирастает к лицу, и лишь из ряда вон выходящие, зачастую трагические события вынуждают их принять иной облик, но Тхурингветиль… Внешность ее, вопреки этому правилу, изменялась с завидной регулярностью, и она никогда не пребывала в неизменном состоянии дольше одной человеческой жизни, — отчего-то маг лукаво ухмыляется и пристально смотрит на принцессу. — Я встретил странницу, сероглазую женщину с коротко остриженными темными волосами, явно немалую долю своей жизни проведшую в дороге и сражениях. Непосвященный наблюдатель счел бы, что она родом из тех минхириатрим, что приветствовали растущее могущество Саурона. Королеве Зейре она представилась именем Гера.

— И что же, интересно, ей понадобилось от Зейры? — хмурится Эрэндис. Весь разговор ее не оставляет подозрение, будто Алатар пытается навести ее на какую-то мысль касательно Тхурингветиль, вот только ей никак не удается выделить намеки волшебника среди моря разномастной информации. Несомненно, Палландо не оставил бы ее блуждать в потемках и выложил свои соображения как на духу, в самой нелицеприятной форме, вот только после злополучного покушения маг держится подчеркнуто холодно, словно даже принцессу подозревает в участии в заговоре против него.

— В этом, полагаю, и состоял замысел Саурона, — пожимает плечами Алатар. — К моменту появления Тхурингветиль мы уже порядком утомились бороться против интриг Умуйан и ее своенравных, абсолютно лишенных понятия нравственности подопечных. Тхурингветиль должна была стать тем самым меньшим злом, которое мы в итоге бы выбрали. Палландо оказался сильнее. Он предпочел оставаться пленником Зейры до самой ее смерти, но отказался от всяких договоренностей со слугами Саурона. Я же вынужден сделать признание, которое навсегда уронит меня в ваших глазах, ваше высочество. Мне предложение Тхурингветиль показалось допустимым компромиссом, ценой, которую необходимо заплатить за право в дальнейшем выполнять нашу миссию. Я уступил. И тогда Тхурингветиль помогла мне покинуть Лорган. Я продолжил странствовать по востоку и, поверьте, не прошло и дня, чтобы я не упрекал себя в том, будто делаю это все равно что с благословения Саурона. Наше пребывание у Зейры позволило ему понять, с кем он имеет дело и каковы планы Валинора на его счет, для того Умуйан и затевала всю эту авантюру. Вероятно, Саурон тоже нашел в нашем лице меньшее зло.

— А Палландо? — уточняет Эрэндис, изменившись в лице. — Вы оставили его одного в Лоргане? В плену у Зейры и этой… Умуайн?

— Мой друг немного рассказывал о годах, что мы провели в разлуке, — вздыхает Алатар. — И не мне винить его за скрытность. В конце концов, обоим нам в сложившейся ситуации нечем гордиться. Мы не смогли уничтожить храм Моргота и изгнать жрецов, а лорганские авари обретаются так далеко, что никто из правителей Запада не станет рисковать своими воинами, чтобы вмешаться в творящиеся в их землях бесчинства. Да и хватит ли нам сил вести войну на два фронта, когда все силы уходят на то, чтобы сдерживать натиск Мордора и не допустить восстания среди истерлингов, а между эдайн и эльдар больше нет мира и согласия?

— Но сейчас-то Саурон в плену, — отзывается Эрэндис. — И вы просто обязаны предупредить государя об опасности, что подстрегает нас на востоке.

— У Ар-Фаразона достаточно шпионов, чтобы чувствовать себя в безопасности, — кривится Алатар. — Да и королева Ар-Зимрафель не случайно уделяет так много внимания Кханду в лице его очаровательного посла. Возрождение Лоргана или любого другого королевства, наследующего его территории и принципы, чрезвычайно опасно. Предшественники Зейры под предлогом жертвоприношений темным богам уничтожали всех несогласных с проводимой ими политикой, насаждали самые нелепые, но сверхестественным образом порабощающие людей верования и традиции. Традиции, взывающие к самым грязным инстинктам человеческой души. Такие идеи имеют свойство распространяться… как эпидемия. И абсолютным иммунитетом против этой болезни, моя госпожа, не обладает, увы, никто.

— Чтобы кто-то на западе увлекся этой кровавой философией? — немного нервно смеется принцесса. — Не могу себе такого представить, вы уж простите, господин Алатар. Кроме того, в действиях и рассуждениях леди Иштар я не заметила ни малейшего намерения возрождать и укреплять эти традиции даже в самом Кханде. Конечно, за один день невозможно переписать ментальность с чистого листа. Кханд не примет другую веру, но жертвоприношения, я убеждена, со временем останутся лишь мрачным пережитком прошлого. В конце концов, таких ритуалов не проводят даже в Мордоре. Насколько я могу судить, Саурон не склонен к бессмысленным убийствам. Я имею в виду, бессмысленным в его понимании, — быстро добавляет она. — Не может же он, в самом деле, верить в эффективность черной магии в наши дни?

— Вы напрасно считаете, что черная магия осталась глубоко в прошлом, а память о ней покоится на дне Белегаэра, — качает головой Алатар. — Гортхаур Жестокий был способен на страшные вещи. Вы ведь читали об острове оборотней? С тех пор его искусство лишь возросло. Если до сих пор он не прибегал к магии открыто, это не означает, что он не пустит ее в ход в случае необходимости. Не забывайте и о том, что Тхурингветиль — тоже ведьмо. Не нужно ее недооценивать или надеяться заслужить ее дружбу. В храме Лоргана хранились записи, сделанные рукой самого Моргота. Часть из них Палландо удалось уничтожить после смерти королевы Зейры, но мне достоверно известно, что некоторые Тхурингветиль вывезла из Кханда втайне от Умуйан. Передала ли она их Саурону или использовала сама, по доброй воле или следуя последнему завету Моргота, не так уж важно, свитки опасны одним фактом своего существования.

— Вы рассчитываете напугать меня, или это напутствие перед путешествием в компании господина Лангона? — недобро щурится Эрэндис. — Разве не вашей обязанностью было проследить, чтобы ничто из наследия Врага не уцелело? Вы даже не попытались уничтожить Умуйан, а меня упрекаете в дружбе с леди Иштар?

— Не смейте считать, что я бездействовал все эти годы, — гневно обрывает ее Алатар. — Расставшись с Тхурингветиль, я долго и кропотливо изучал ее жизнь с того самого момента, как Моргот оставил Арду и до сегодняшнего дня. Иштар появилась в Средиземье, когда война с Нуменором приняла нежелательный для Мордора оборот, и как удачно совпало, что в ее жилах, если верить предложенной королю легенде, течет нуменорская кровь, пусть даже кровь предателя, принявшего кольцо. Да будем вам известно, что до этого в дворцовых хрониках правителя Харадвейта не раз появлялось имя красавицы Тур из рода потомков небезызвестного лорда Альва, уроженца Кханда, еще одного назгула, которому как раз и пришла в голову идея восстановить кхандскую — или лорганскую, если вам будет угодно, — государственность. А до Тур была Асуан из рода лорда Атии, а до Асуан, если память мне не изменяет, Норна, дочь Хостамира, потомка Аноррода из Нуменора, и Гера, дочь Фреки из Минхириата, с которой судьба свела меня в Лоргане, и еще немало юных дев прелестной наружности и на редкость коварного нрава, в которых по описанию и деяниям я узнавал интересующую нас особу. Каждый раз Тхурингветиль очень тщательно выбирала новую маску, появляясь в разных уголках Средиземья, и я уверяю, ваше высочество, Саурон не поручал ей неважных дел.

— Вы намекаете, что и в Нуменоре она исполняет какой-то приказ Саурона? — пристально смотрит на мага Эрэндис. — Вы сами сказали, что у короля достаточно шпионов, и Иштар, несомненно, проверили со всех сторон, прежде чем допустить во дворец. Если она и приехала ради Саурона, он ее о таком никогда не просил.

— Тхурингветиль подчиняется не только Саурону, — возражает Алатар. — Это Морготу она присягала, когда известного нам мира не было и в помине, а от такой клятвы отказаться можно, лишь расставшись с собственной жизнью. Кроме того, у нее вполне достает личных причин для мести всему роду человеческому, я уже не говорю об эльдар. Но не это меня тревожит, а ваше настойчивое желание ехать на юг.

— Война закончилась, господин волшебник, — сдержанно замечает Эрэндис. — Умбар — нуменорская гавань, и ничто не может помешать мне посетить ее. Я ведь не в Барад Дур отправляюсь, не к ночи будь помянут.

— Пожелай вы поехать в Барад Дур, и я был бы спокоен, весь вас сопровождала бы целая армия, — хмуро отзывается Алатар. — Вы же выбрали огромный город, где потеряетесь, как песчинка, если хоть на миг утратите бдительность. Король не так уж доверяет лорду Лангону. Еще меньше доверяю ему я.

— Но ведь вы сами рекомендовали его государю, — поражается Эрэндис. — Или это был еще один допустимый компромисс?

— Я руководствовался принципом меньшего зла, — с некоторой досадой признает маг. — Его величество со мной согласился. Лангон — редкостный проходимец, но в данный момент он необходим, чтобы нам было, кого противопоставить Саурону. Тхурингветиль — другая сторона медали. Я верю, что не случайно каждые несколько десятилетий она появляется с новыми именем и лицом, а также биографией, неизменной восходящей к одному из улаири. Я не знаю ее конечной цели, не представляю, что за распоряжения оставил ей Моргот и что, в действительности, они с Сауроном задумали. Однако я без тени сомнения могу заявить, что если Лангон, как и обещал, вызовется сопровождать вас в Умбар, Ар-Зимрафель настоит на том, чтобы и Тхурингветиль тоже поехала.

— Что? — Эрэндис резко разворачивается и впервые за все время разговора смотрит Алатару прямо в глаза. — Она не сделает этого! После того, как Тхурингветиль, по их мнению, попыталась убить господина Палландо, они не позволят ей и на пушечный выстрел приблизиться к принцессе! Королева не поступит так со мной!

— Королева и не так поступит с вами, если речь будет идти о благе ее супруга и государства, — назидательно произносит Алатар. — Однако вы не должны злиться. У Ар-Зимрафель есть одна крайне весомая причина не слишком беспокоиться за вашу жизнь и безопасность, и здесь я склонен с ней согласиться.

— Вот как? Что же помешает Тхурингветиль перерезать мне ночью горло, ведь она, если верить королевской страже с их так называемым расследованием — самое настоящее чудовище? — саркастично осведомляется Эрэндис. — Вы сами сказали, что ее дружба мне ничего не гарантирует.

— Саурон все еще в темницах Арменелоса, — разводит руками волшебник. — Если с вами что-то случится, отвечать придется ему. Тхурингветиль уже успела оценить, насколько к вам привязан Ар-Фаразон. Она не поставит под удар тщательно выверенный план ради бессмысленной мести. Я достаточно хорошо успел понять мотивацию этой майэ. У Саурона она научилась терпению и умению расставлять приоритеты.

Эрэндис устало прикрывает глаза, а затем разворачивается и медленно бредет к дому. Ей не нужно оборачиваться, чтобы почувствовать, что Алатар следует за ней по пятам, подобно мрачному и молчаливому стражу. Незавершенность их разговора горчит, как дурно сваренный кофе, а поездка на юг уже не кажется удивительной возможностью помочь Фаду, восстановить память о потерянной семье и подняться так высоко, как не удавалось никому из клана. Пожалуй, впервые Эрэндис в полной мере осознает, что за непосильная ноша выпала государю, и с какими хитрыми и опасными противниками он ежеминутно сходится в непрекращающемся бою, где рана, нанесенная мечом, представляется самой безопасной. И что заставляет ее наивно верить, будто никому не интересную девушку по имени Хинд этот бушующий океан чудотворной волной вынесет на безопасный берег?

— А что все-таки стало с потомками Зейры? — рассеянно спрашивает она. — Неужели никто не пытался узнать, как сложилась жизнь ее дочери?

— Слишком многие хотели, чтобы эта девочка навсегда исчезла, — отвечает Алатар. — Темна и полна превратностей судьба правителя без наследников. Ар-Фаразон недаром с каждым годом встревожен все сильнее. Смею предположить, единственная причина, по которой восхождение на Менельтарму еще не предано забвению, — это надежда короля вымолить себе у валар сына. Но с каждым годом вера его все слабее. Королева Зейра тоже исступленно молилась о сыне, — по лицу волшебника пробегает тень. — Правда, добивалась своего иными методами. Чтобы вырвать душу из цепких рук Повелителя мертвых, другую жизнь надо отдать, так учила ее Умуйан. Равновесие — как непременное условие, базовый закон некромантии. Вероятно, единственная форма равновесия, которую почитали в Ангамандо. Зейра очень боялась, что право на престол безвозвратно уйдет в руки одного из ее князей. И Ар-Фаразон этого тоже опасается. Не случаен этот брак Исилиэль и Исилдура.

— Вы считаете, лорд Амандил решится претендовать на корону Нуменора, если, не приведи Эру, с его величеством что-то случится? — сердце Эрэндис начинает учащенно биться, когда она чувствует, что нащупала ниточку, потянув за которую можно отчасти распутать клубок ее проблем. Но волшебник снова преподносит ей сюрприз.

— Я считаю, что его величество именно на это и рассчитывает, — говорит он. — Правители Андуниэ связаны с королевской четой близкими и прочными родственными узами, они мудры и влиятельны, а также пользуются любовью простого народа. Вот только по-настоящему править им никогда не позволят. Ар-Фаразон уже проделывал подобно однажды. Думаю, это Исилиэль он хочет видеть правящей королевой. Ваша подруга и сама не понимает масштаб игры, пешкой в которой она стала.

Какое-то время Эрэндис молчит. Мысли в ее голове лениво сменяют одна другую; над откровениями мага она подумает позже, по дороге в Арменелос, а впереди у нее ужин по личному приглашению леди Морвен. До сих пор они почти не беседовали, ограничиваясь формальностями, но в свой последний вечер в доме лорда Амандила принцессе все же придется забраться в логово дракона. И в сравнении с беседой с леди Морвен путешествие синих магов на восток кажется ей приятной увеселительной прогулкой.