Химическая свадьба (гет)

Конец 1983 г. — 1984 г.,

Дурмштранг, воспоминания Иванны.

Помимо ночных посиделок и исследовательской работы в новом учебном году у Иванны нашлось свежее оригинальное развлечение. Профессор Сальватьерра в середине января вдруг заявил, что лекции читать он больше не желает, мотивируя тем, что в лекционном зале ему стоять холодно, и вообще, чем один раз рассказать, ему проще сто раз показать. Каркаров, не доверяя ни одному из четырёх подведомственных Сальватьерре доцентов, решил взять дело в свои руки. Позже, уже занимаясь подготовкой первой лекции, он признался Иванне, что выступление в лекционном зале наверняка будет стоить ему нервов — непереносимость помещений типа амфитеатра с определённых времён шла у него рука об руку с непереносимостью браслетов. Иванна великодушно сказала, что может поприсутствовать на его лекции, если ему кажется, что это поможет. Каркаров её предложение принял с энтузиазмом, так что в один прекрасный день — точнее, раннее утро — ей пришлось заставить себя проснуться, забросить дела в мастерской и идти вместе со студентами выпускного курса в лекционный зал. Место на самом верхнем ряду пришлось отвоёвывать у сонных лоботрясов, которые, очевидно, на утренние лекции ходили исключительно с целью досмотреть последние сны. Она разложила перед собой заметки и блокнот, собираясь по обыкновению попытаться упорядочить свои хаотичные записи, но воплотить эти планы в жизнь ей не удалось.

Каркаров всегда был блестящим лектором, способным c лёгкостью держать любую аудиторию, но во времена своего ученичества Иванна не особенно любила его лекции. Никакая ораторская харизма и захватывающая подача материала не могла скрыть от неё едва заметный идеологический и политический оттенок этих лекций. Ни Янко, ни Аде, например, это совсем не мешало в усвоении материала.

У Иванны же был несколько иной взгляд на всё это. Как-то раз, отец при ней весьма экспрессивно высказался в адрес одного древнего французского рода, ратующего за чистоту крови, поименовав его представителей мужеложцами и кровосмесителями. Объяснить ребёнку значение своих слов он затруднился, спихнув эту головную боль на Елизавету. Та мужественно призвав на помощь науку, популярно растолковала ей оба явления. Первое было объяснено на примере двух котов дочери елизаветиной подруги-магглы. Коты были кастрированные, но это не мешало им периодически изъявлять друг к другу страсть ко взаимному удовольствию, что довольно часто приводило наблюдателей в сильное замешательство. Мужеложцы, говорила мать, хоть штука и противоестественная, но не очень вредная для рода человеческого — от их любви генофонд не портится, потому, в целом, пусть живут. Неизвестно, насколько, в данном случае, стерилизация повлияла на их половое поведение, причины явления сложны и не до конца изучены. На примере египетских фараонов Елизавета подробно расписала, чем чреваты близкородственные браки. Иванна была очень удивлена, так как на слух ей показалось, что кровосмесители — это как раз те волшебники, кто не сильно заботятся о чистоте крови, и заводят семьи с магглами. Таким образом, вооружённая знаниями, она всегда кривилась, когда после лекций её сокурсники с горящими глазами обсуждали какую-нибудь идею из области чистоты крови, прозвучавшую глубоко между строк. При этом она не могла не восхищаться, как же ловко удаётся Каркарову вложить в их головы ту или иную мысль так, что казалось, будто они сами до неё дошли.

Сейчас, спустя несколько лет, Иванна слушала уже слышанную ранее лекцию по родовым проклятиям, внимая с открытым ртом. Ни малейшего намёка на идеологию — чистая информация, аккуратно и логично систематизированная, разбавленная реальными примерами. Окинув аудиторию взглядом, Иванна обнаружила, что внимание всех студентов находится во власти Каркарова. Даже её нерадивые соседи слушали, затаив дыхание. Факт того, что в рейтингах популярности у женского населения Дурмштранга директор с лёгкостью обходил молодых доцентов и уверенно делил первое место с очевидным красавчиком Сальватьеррой переставал вызывать недоумение после первых пяти минут лекции.

Она поймала себя на том, что машинально начала записывать и горько усмехнулась. Да, если бы он раньше не связался с этой дурацкой «сектой»… Зачем ему это понадобилось? Талантливый преподаватель, он без труда увлекал слушателей, но сам увлёкся чёрт-те чем и увлёк за собою многих… Ради чего? Она никогда не пыталась выяснить у него причины, побудившие его примкнуть к рядам сторонников Тёмного Лорда, но сейчас, сопоставляя прошлое и настоящее, она испытывала ярость по отношению к собственному бессилию. Что делать, если нельзя изменить прошлого? Смириться, принять к сведению и не допустить повторения в будущем? Да. Но что делать с болью, рвущей сердце?

Атмосфера напряжённого внимания душила. Иванна опустила голову на подставку для письма и пыталась держать ровный ритм дыхания. Когда лекция закончилась, и студенты стали расходиться, она заставила себя собраться с силами и выпрямилась. Когда за последним студентом закрылась дверь, она встала и медленно побрела вниз к кафедре, рядом с которой стоял Каркаров, не спуская с Иванны встревоженного взгляда.

— Зачем всё так? — только и смогла выдавить Иванна, чувствуя, что из глаз заструились слёзы.

Каким образом Каркаров понял, что именно она имела ввиду — осталось загадкой; может, она что-то невольно транслировала, а может просто логически понял. Он было шагнул к ней, но она прянула назад, отвернулась и, не говоря не слова, выбежала из зала. Звук захлопнувшейся за нею двери слегка привёл Иванну в чувство. Замедлив шаг, она потрясла головой, словно стряхивая остатки дурного сна.

«Так, что это за тупая истерика была?»

Добежав до женского туалета, она умылась холодной водою, окончательно приходя в себя. Подняв голову и встретившись взглядом со своим отражением, Иванна вслух охарактеризовала себя рядом чрезвычайно нелестных эпитетов, из которых «слабоумная истеричка» был самым мягким. Утерев лицо подолом мантии, она побежала обратно в лекционный зал, исправлять последствия своего столь своевременного припадка. Собственная безалаберность сыграла с ней злую шутку. Она так легкомысленно забыла, что в большом скоплении народа нужно закрываться!

Каркаров стоял, облокотившись на кафедру, и пустым взглядом глядел куда-то в пространство. Иванна пребольно стукнула себя кулаком по лбу, подбежала и, неуклюже втиснувшись между ним и кафедрой, обняла его, прижимаясь лбом к его шее.

— Игорь, прости, я идиотка, — стараясь снова не заплакать, выдохнула она. — Мне нужно следить за языком.

— Ива, перестань. Всё нормально… — отозвался Каркаров; чуть помедлив, он обнял её в ответ.

— Не перестану, пока меня не простишь, — мотнула головой она. — Не следовало терять бдительность и позволять себе впитывать столько чужих эмоций. У меня чуть голова не лопнула. С моей стороны было свинством кидаться упрёками, это вообще никакого отношения не имеет… И не спорь…

— Ива, некоторые вещи останутся на моей совести вечно, ты знаешь. Ничего не поделаешь, мне с этим жить. Изменить я уже ничего не могу. Так что, давай забудем. Не нужно терзаться из-за меня, мне от этого только хуже, поверь, — он осторожно поцеловал её в макушку.

Они стояли так некоторое время, успокаиваясь.

— Кстати… Ты знаешь, это была лучшая твоя лекция на моей памяти, — сказала, наконец, Иванна. — Если ты продолжишь в том же духе, я бы ещё раз прослушала весь курс. Ну, разумеется, приняв меры предосторожности.

— Если ты настаиваешь… — протянул Каркаров, выпуская её из объятий.

Иванна уверила, что настаивает и попросила непременно заглянуть вечером на чашку чая с отличной композицией трав. Волнительный день следовало закончить чем-то успокаивающим.

Последующие лекции проходили уже без эксцессов, и каждый раз Иванна отмечала, что ранее ненавистный предмет действительно весьма интересен. В перерывах (лекции обычно содержали материал для нескольких занятий) она занималась не менее увлекательным делом — размышлениями о том, как же всё-таки Каркаров к ней относится, хотя бы приблизительно. Он всегда искренне радовался её присутствию — она не могла этого не чувствовать, но при этом не пытался предпринимать никаких шагов к сближению. Впрочем, точно так же он и не отдалялся, несмотря на то, что необходимость её постоянной помощи, вроде бы, прошла. С одной стороны, это вполне устраивало Иванну, постоянно находящуюся в условиях нехватки свободного времени. С другой — молодой организм всё же периодически требовал своего, а так запросто попросить Каркарова остаться на ночь ей никак не позволяли внутренние принципы. Так что, гадая, сколько ещё она так может протянуть, Иванна продолжала искать удовлетворения в работе.

Её работа продвигалась на удивление легко и непринуждённо. Изучая и сравнивая рукотворные маггловские предметы, она выявляла закономерности в их взаимодействии с магическими субстанциями. После ряда опытов она пришла к выводу, что пластмассы в девяти случаях из десяти практически не взаимодействуют с магией. Отбросив неуместную гордость, она обратилась за консультацией к матери, которая была гораздо более сведуща в маггловских науках. Вместе они смогли понять закономерность — полимеры природного происхождения, вроде целлулоида, вискозы или каучука, магию проводят без проблем, в отличие от полимеров синтетических.

Иванна тут же загорелась идеей эксперимента сплавить природный полимер с синтетическим. Сидя перед камином в подсобке мастерской Хайдараги, она обсуждала эту тему с матерью.

— Я, честно говоря, сомневаюсь в перспективности этого мероприятия, — Елизавета была настроена крайне скептически. — Ты вряд ли сможешь сплавить полиэтилен с янтарём так, чтобы получилось равномерное распределение одного в другом…

— На самом деле, я уже передумала, — тут же переключилась на новую идею Иванна. — Можно попробовать вплавить в янтарный стержень какой-нибудь классический сердечник, а потом этот стержень обернуть пластиковым листом. Со стороны рукояти запаять его, а на кончике оставить выходное отверстие. Таким образом мы получим очень сильный артефакт — пластик будет обеспечивать изоляцию и усиливать тем самым эффект направленного луча…

— Дорогая, у тебя по Чарам какая оценка была? — возмущённо воскликнула до глубины души шокированная Елизавета.

— «Хорошо». А что такое? — не поняла Иванна.

— А ничего, что пластик твой будет изолировать не только внутреннюю магию палочки? Как ты собираешься ей импульс сообщать?

— Ай! — Иванна шлёпнула себя ладонью по лбу. — Идиотка. Ладно, будем считать, что я пошутила.

— Ты пока ещё какую-нибудь бредовую идею роди, а я пойду пенку с варенья сниму, если ты не возражаешь, — предложила Елизавета.

— Ага, давай, — раскисшая Иванна прервала связь.

Лицо матери, сотканное языками пламени, исчезло. Иванна подошла к столу, где лежал её блокнот и, достав из кармана рубашки карандаш, принялась методично зачёркивать последнюю несработавшую идею.

Работа в артефактной мастерской, как в очередной раз убедилась Иванна, могла быть делом не менее грязным, чем работа в алхимической лаборатории. После ряда проб и ошибок она убедилась в правильности выбора профессора Хайдараги, предпочитавшего работать в самых обыкновенных штанах и рубашке, которые не жалко было бы испортить. Идеально удобная для лаборатории, для работы в мастерской мантия категорически не подходила — слишком велик был шанс смахнуть что-нибудь полами с открытых стеллажей и верстаков, которые располагались на нескольких разных высотах. В лаборатории открытые полки всегда были только выше пояса.

— Ива, можно попросить? — в подсобку сунулся профессор Хайдарага. — Я забыл совсем: где у нас медные гвоздики на тройку?

— Сейчас принесу, — кивнула Иванна, откладывая карандаш. — Сколько нужно?

— Пары фунтовых коробок хватит, — ответил профессор и вернулся обратно в мастерскую.

Иванна, которая уже лучше своего научного руководителя выучила, где что лежит, быстро нашла трёхмиллиметровые медные гвозди и вынесла две коробочки в мастерскую, где группа из семи четверокурсников занималась изготовлением футляров для хранения волшебных палочек.

— Нет, Мария, дерево совсем не обязательно должно быть того же вида, что и дерево твоей палочки, — пояснял Хайдарага одной из девушек. — Собственно, суть такого футляра в том, чтобы за ночь палочка могла просто «отдохнуть» от вас…

— То есть, хранение палочки просто на прикроватной тумбочке — нормально, профессор? — уточнила Мария; она, должно быть, была отличницей, так как занимала стол ближайший к профессорскому верстаку. — И палочка от этого не портится?

— Разумеется! Ведь до сегодняшнего дня ты так и поступала? Многие не видят в футляре никакой необходимости, — подмигнул Хайдарага. — Любое дерево снимет с палочки остатки магического фона, особенно — если палочка будет им окружена; в нашем случае — это берёза… О, спасибо, Ива… Генрих, возьми у госпожи Мачкевич гвозди, раздай всем по тридцать пять штук. Александра, помоги Генриху…

Иванна отдала юноше гвозди и окинула мастерскую взглядом. Четверокурсники только что закончили выпиливать из листов тонкой древесины прямоугольные заготовки стенок, дна и крышки футляра, и в воздухе висел запах свежей стружки.

— Так вот, дерево футляра важно, но всё же второстепенно по отношению к ткани, которой вы будете обивать футляр изнутри, так как она будет непосредственно соприкасаться с палочкой, и материалу, который пойдёт на набивку… — продолжал профессор. — Как я говорил на прошлом занятии, обычно используют шёлк, а в качестве набивки хорошо идёт хлопковая вата с высушенными травами — каждый из вас должен был подготовить свою индивидуальную композицию исходя из материалов ваших палочек и личных предпочтений… Также хочу добавить, что для придания дереву футляра определённых свойств, вы можете пропитать его тем или иным зельем… Юра, покажи Ярославе, как правильно молоток держать, а то она сейчас отобьёт себе все пальцы или по лбу себе отвесит. И возьмите молоток поменьше. Всё же, для тройки этот великоват… Как я рассказывал в прошлый раз, мы используем именно медные гвозди потому, что… Ай-ай, Петя, внимательнее, — укоризненно покачал головой профессор, когда один из юношей случайно рассыпал выданные ему гвозди.

Иванна бросилась помогать собирать закатившуюся под верстак медную мелочь.

— Спасибо, я сам, — смущённо запротестовал виновник беспорядка, порываясь тоже залезть под верстак, но Иванна не пустила его, справедливо полагая, что он наверняка несколько гвоздиков проворонит.

Трагедии в том, конечно же, никакой не было, просто всех студентов с первого года приучали к аккуратности с казённым оборудованием.

Когда она подобрала последний гвоздик, раздался звук открывающейся двери, затем почти синхронно скрипнули по каменному полу отодвигаемые стулья. Это всегда было признаком того, что в аудиторию заглянул кто-то из преподавателей или директор, так что Иванна — недавняя выпускница тоже рефлекторно попыталась вскочить на ноги и, не рассчитав, приложилась головой о столешницу. Под неизменно бодрое каркаровское «здравствуйте, можете садиться» она вылезла из-под стола и, морщась и потирая макушку, ссыпала собранные гвозди на обложку учебника Артефактологии, лежащего рядом с инструментами.

— Госпожа Мачкевич, вы сильно заняты? — поинтересовался директор.

Было похоже, будто он не знает — покачать ли ему укоризненно головой или же посмеяться.

— Уже нет, можете располагать мною по своему усмотрению, — оторвавшись от растирания ушибленной головы, ответила Иванна и мысленно отругала себя за излишне ядовитый тон.

В конце концов, винить Каркарова за собственную неуклюжесть было как-то совсем не логично. Сделав ручкой на прощание студентам и профессору Хайдараге, Иванна вышла из мастерской вслед за директором, недоумевая, что ему могло понадобиться. Дело явно было безотлагательное, потому что в противном случае он просто вечером заглянул бы на чашку чая и не отрывал её от работы — даже от такой высокоинтеллектуальной, как сбор рассыпавшихся гвоздей.