Между ударами сердца (гет)

Утром, стоя под прохладными струйками душа, Гермиона с облегчением обнаружила, что вчерашнее открытие хоть и оказалось неожиданным, но не лишило ее способности рационально мыслить и быстро подстраиваться под меняющиеся обстоятельства. Первым делом, проснувшись, она взвесила для себя внезапно обнаружившееся увлечение и со всей уверенностью сделала вывод, что это просто физиология. Пусть она в высшей степени рациональна и организована, по своей природе она все же женщина, и не стоит себя винить в том, что она не всегда в силах контролировать эмоциональные всплески, пробужденные гормонами. Угораздило же ее в самый расцвет подростковой перестройки организма «влюбиться» в профессора Локхарта — самовлюбленного павлина, афериста и болвана, каких свет не видывал. Какое объяснение, кроме как про взбесившиеся гормоны, можно придумать для настолько абсолютного помутнения рассудка? Правильно — никакого. Вот и со Снейпом, по всей видимости, произошло также. Не стоит себя винить за странные проявления организма и не стоит таким вещам уделять особое внимание. Пройдет как простуда или, в худшем случае, как приступ аргентинского магического гриппа, длящегося около трех месяцев и сопровождаемого жаром и головными болями, но проходящим так же внезапно, как и наступил, без каких-либо долговременных последствий для пациента. Как иногда полезно бывает, что она учится именно на факультете колдомедицины и целительства. Знания — это сила!

Пообещав себе быть более внимательной и не допускать таких оплошностей, как на последнем уроке зельеварения, Гермиона вышла из душа, завернутая в пушистое полотенце, и отправилась на кухню готовить завтрак.

— Сначала новая мантия, а теперь еще татуировка? Это так на тебя не похоже, милая, ты случайно не влюбилась в этом своем новомодном университете? — со смехом в голосе произнесла миссис Грейнджер, заходя на кухню и наливая себе кофе.

— И тебе доброе утро, мама! — ответила Гермиона, не отворачиваясь от сковороды с шипящим беконом и омлетом. — И нет, я определенно не влюбилась, и у меня нет никаких татуировок.

— Это какой-то временный рисунок? — все также беззаботно переспросила Джейн, перекладывая себе со сковороды половину бекона. — Я слышала, сейчас делают такие. Мода, пришедшая из Индии, или что-то вроде того.

— Какой еще рисунок, мама? Ты, видимо, хочешь довести меня до мигрени раньше, чем я успею выпить свой утренний кофе, — проворчала Гермиона, удерживая вилкой омлет, на который также подумывала покуситься ее чрезмерно общительная по утрам мама.

— Вот этот рисунок, милая. И ты слишком молода для мигреней, — ткнув пальцем в левое плечо ворчливой дочери, ответила миссис Грейнджер, и, прихватив с собой половинку разрезанного Гермионой яблока, упорхнула в свою комнату одеваться на работу.

Сама Гермиона с округлившимися до размера чайных блюдец глазами уже бежала в свою комнату. Схватив с прикроватной тумбочки волшебную палочку, она направила ее краешек на левое плечо и произнесла очищающее заклинание. Не получив результата, она перебрала по памяти все заклинания и чары, которые когда-либо помогали избавиться от следов продукции близнецов Уизли, но красовавшийся на ее плече герб сестринства Нимуэ никуда не делся и даже не побледнел.

«Вот черт», — выругалась Гермиона, поспешно собирая волосы в хаотичный пучок на затылке и натягивая привычную зеленую мантию поверх джинсов и водолазки. Первым занятием сегодня должна быть трансфигурация, и в случае опоздания она рисковала быть выставленной в коридор и лишенной десятка баллов за «неспособность трансфигурировать подушку в точный будильник». Аппарировав прямо перед зданием университета и услышав колокольный звон, Гермиона вдруг ощутила поток незнакомой магии и тут же заметила, что вместо зеленой мантии факультета целительства на ней оказалась бледно-голубая, судя по ощущениям скольжения прохладного шелка по коже, надетая прямо на нижнее белье. «Черт» во второй раз за утро вырвалось изо рта девушки. «Никто не предупреждал меня о магическом клейме и обязательном ношении униформы. Не нравится мне все это», — промелькнуло в голове бывшей гриффиндорки, когда она нервно потянула ручку двери в аудиторию.

Профессор Мальсибер не только не выгнал ее за опоздание, но и был с ней в высшей степени любезен и внимателен, трижды за занятие обратившись к ней с вопросом и наградив за верно данные ответы пятнадцатью баллами. Это было приятно, но несколько странно, учитывая, что до этого единственные заслуженные баллы по трансфигурации были получены ею за обязательные письменные задания, и никогда за устные ответы.

— Доброе утро, сестренка, — весело прощебетала Рейчел, встречая Гермиону на выходе из кабинета трансфигурации. — Как начался твой первый день в роли представительницы нашего славного ордена?

— Неплохо, наверное, хотя Мальсибер сегодня явно не в себе, — удивленная, но вместе с тем польщенная вниманием к себе, ответила бывшая гриффиндорка.

— Он оказывал тебе знаки внимания? Начислял баллы? Приглашал в свое поместье на уикэнд? Рассказывай в мельчайших подробностях, мы хотим знать все! — воодушевилась Рейчел. — Мы с Элеонор собирались позавтракать в кафетерии у западной башни, это негласная традиция нашей компании. Ты можешь пойти с нами, и по дороге расскажешь нам все о Мальсибере.

Есть абсолютно не хотелось, но Элеонор и Рейчел уже подхватили ее под руки с обеих сторон и потянули в сторону башни.

— Так что там насчет тебя и Мальсибера,— напомнила Элеонор, как только они уселись за маленький столик в уютном университетском кафе.

— Ничего особенного,— смутилась Гермиона. — Не то чтобы он вел себя как-то необычно… Он только позволил мне остаться на лекции, хотя я опоздала. И после занятий упомянул что-то о редком издании в его личной библиотеке, и что я всегда могу ею воспользоваться, если пожелаю. — До нее вдруг дошла двусмысленность подобного предложения из уст профессора, и она смутилась еще больше.

— Так держать, сестренка! — с живым интересом отозвалась подсевшая за их столик Инга, отрываясь от кружки с горячим шоколадом. — Несколько кокетливых взглядов с твоей стороны, и он предложит перенести половину своей библиотеки в твои апартаменты.

Девушки хором засмеялись, а Гермиона вдруг почувствовала себя героиней низкосортного бразильского сериала. Профессор Мальсибер был немолодым, но еще весьма привлекательным мужчиной. Его ясно-синие глаза и отменный вкус в одежде заставляли многих юных и не очень женщин останавливать на нем взгляд. К тому же, он был непревзойденным мастером в трансфигурации, ее самом любимом предмете еще с Хогвартса. Внимание такого умного и привлекательного мужчины, безусловно, льстило ее самолюбию, однако причины столь внезапно обращенного к ней внимания были абсолютно не ясны. Кроме того, из подслушанного в библиотеке разговора Гермиона четко помнила, что у профессора Мальсибера был роман с Мери, симпатичной светловолосой девушкой с третьего курса. Всплывший в голове образ кожаного ремня с заклепками заставил Гермиону поспешно отложить в сторону надкушенный кекс. Рассказывать сидящим за столом девушкам о подслушанном разговоре и портить только зарождающиеся отношения не хотелось, потому она решила промолчать. Но для себя с уверенностью отметила, что внезапное внимание профессора Мальсибера ее не заинтересует. Передернув плечами в попытке отогнать навязчивый образ ремня, Гермиона встала из-за стола и вместе с двумя новыми подругами отправилась на зельеварение.

Профессор Снейп, в отличие от профессора Мальсибера, определенно не подобрел за прошедшие сутки и не собирался проявлять к ней особое снисхождение. Едва она вошла в аудиторию, как мастер зелий взглянул на ее мантию и одарил таким презрительным взглядом, словно она посмела явиться в святая святых кабинет зельеварения в одном исподнем. Гермиона не придала этому значения, за долгие годы в Хогвартсе привыкшая ко всему широкому репертуару уничижающих взглядов профессора. Видимо, чтобы напомнить о старых счастливых школьных днях, на протяжении всего урока Снейп подчеркнуто игнорировал ее вытянутую руку, а под конец лекции, когда Гермиона не выдержала и шепнула ответ сидящему рядом Стивену, зельевар снял с нее двадцать баллов за подсказку и впервые за этот год назвал невыносимой всезнайкой. Несмотря на привычность его действий, под левой лопаткой как-то неприятно кольнуло, и звонка колокола Гермиона дожидалась абсолютно молча, не поднимая головы, чтобы очередным неловким движением не спровоцировать гнев преподавателя.

— Вы это видели? — то ли в ужасе, то ли в воодушевлении обратился Стивен к Рейчел и Элеонор, шептавших Гермионе слова утешения на выходе из аудитории. — Какая муха его укусила? Еще никогда не видел, чтобы он так злился на кого-то. Не знаю, как ты это выдержала, я бы, наверное, спрятался под парту после первого такого взгляда, — продолжил он, на сей раз обращаясь к самой Гермионе.

— Это потому, что он не вел у тебя зелья в школе. После первых пяти-шести лет начинаешь вырабатывать иммунитет к убийственным взглядам профессора Снейпа, — мрачно заметила бывшая гриффиндорка.

— Возможно, — легко согласился Стивен, — но я бы не хотел случайно оказаться у него на пути. У меня от одного его взгляда волосы дыбом встают, не хотелось бы знать, как себя чувствуют волшебники, оказавшись на обратном конце его волшебной палочки.

От этих слов у всех четверых по спине пробежал холодок. Гермиона никому бы не пожелала иметь врага в лице ее профессора зельеварения. Даже в роли союзника он временами был поистине ужасающим…

Остаток дня и несколько последующих прошли в гораздо более легком настроении. Гермиона наслаждалась повышенным вниманием со стороны студентов и преподавателей, подаренным ей благодаря новому статусу. Другие студенты с разных курсов и факультетов в таких же голубых мантиях стали останавливаться и заговаривать с ней, обращаясь по имени. В считанные дни из никому неизвестной заучки-первокурсницы она превратилась в одну из самых популярных девушек университета и познакомилась с большим количеством людей, чем за три предыдущих месяца вместе взятых. В эйфории от новых впечатлений, Гермиона окончательно выбросила из головы неприятный инцидент на зельях, списав его на никак не связанное с ней плохое настроение преподавателя и понадеявшись, что это было досадным исключением, но не правилом.

Однако уже следующий урок по зельям разбил ее надежды в пух и прах. Снейп был буквально в ярости, и вся сила его негодования вновь обрушилась на ее голову. Сделав несколько дежурных язвительных замечаний и оставив рецепт задания на доске, мастер зелий традиционно удалился, оставляя студентов самих разбираться с процессом приготовления. К тому моменту, когда Гермиона осознала, что в рецепте неизвестного ей (или вовсе несуществующего?) зелья допущена ошибка, было уже слишком поздно. Основная часть ингредиентов была израсходована, до конца урока оставались считанные минуты, а жалкое подобие зелья в ее котле свернулось на дне отвратительной бурой жижей. Отчаянная попытка что-то исправить и нейтрализовать действие свертывающего вещества привела к тому, что из котла начал валить едкий сизый дым, от которого девушка и ее соседи по партам хрипло закашляли и похватались за горло. В таком виде и застал их Снейп, триумфально прошествовавший по проходу между партами с заклинанием головного пузыря.

— Мисс Грейнджер, похоже, бессмертная слава мистера Лонгботтома не дает вам покоя, и вы решили превзойти его в своей колоссальной бездарности. Минус пятьдесят баллов и эссе на восемь свитков на тему «недопустимое комбинирование несочетаемых ингредиентов в лекарственных зельях» к следующему занятию.

— Но, сэр, в данном вами рецепте была ошибка, — попыталась возразить Гермиона, а в следующее мгновение осознала собственную ошибку, встретившись с испепеляющим взглядом черных глаз.

— А вы неспособны думать своей головой и внимательно изучить рецепт ПРЕЖДЕ, чем начинать варить неизвестный вам состав? Или, может, вам неизвестно, что попытка растворить свернувшийся коагулянт мгновенно высвобождает двуокись серы? Я ошибочно предполагал, что обучаю студентов, обладающих достаточным запасом знаний, чтобы не совершать элементарных ошибок, а не бестолковых школьников-первогодок, способных даже самое безобидное зелье превратить во взрывоопасную субстанцию. Уберите бардак, который натворили в своей провальной попытке научиться тонкому искусству зельеварения. Самое сложное, что вам можно доверить в этой профессии — это заваривать чай. Занятие окончено. Все свободны.

Еле сдерживая слезы, Гермиона одним взмахом палочки испарила чадящее зелье вместе с котлом и выбежала из аудитории. Говорить ни с кем не хотелось, а тем более обсуждать произошедшее с Рейчел или Элеонор, видевших все своими глазами, поэтому она прямиком направилась в единственное место, всегда дарившее ей покой и уединение, — библиотеку.

Гермиона медленно прохаживалась между высоких стеллажей, бережно поглаживая корешки древних фолиантов и жадно вдыхая любимый аромат пергамента и кожаных переплетов. Желая отвлечься от мрачных мыслей, она потянулась рукой за одной из самых увлекательных книг по теории трансфигурации, но не обнаружила ее на полке.

— Добрый вечер, мистер Перкинс, — вежливо поздоровалась девушка, подойдя к столику заведующего. — Вы не подскажете, где я могу найти третий том теории трансфигурации Гамильтона?

Пожилой волшебник поднял на нее свои добрые серые глаза с лучиками морщинок в уголках, но его взгляд моментально посуровел, и он неодобрительно поджал дрожащие губы.

— Отделение трансфигурации в третьем ряду справа, — сухо прохрипел библиотекарь и незамедлительно отвернулся, делая вид, что чем-то очень занят.

Гермиону сильно удивила холодность всегда приветливого и охочего поболтать с ней мистера Перкинса, потому она решила поинтересоваться самочувствием добродушного старичка.

— У вас все в порядке, сэр? — осторожно спросила она.

— У меня все в порядке, мисс. Займитесь лучше делом, — резко отрезал он.

Расстроенная еще больше прежнего, Гермиона побрела к показавшимся вдруг чужими и неживыми книжным полкам.

— Позвольте дать вам один совет, юная леди, — услышала она за спиной все тот же сухой голос библиотекаря. — Вы совершили чудовищную ошибку, когда надели эту мантию. И попомните мои слова, однажды вы сильно пожалеете о своем решении.

«Черт бы побрал эту мантию», — пробурчала себе под нос девушка и спряталась за первым попавшимся учебником, лишь бы не видеть неодобрительный взгляд серых глаз. Время за чтением пролетело незаметно. Вот уже за окном прозвонил колокол, и свечи, освещающие помещение, начали гаснуть одна за другой. Домой идти решительно не хотелось, но и оставаться в темнеющей пустой библиотеке не имело смысла. Впереди ждала пара насыщенных выходных, но ни мысли о походах по магазинам с мамой, ни предвкушение шумного воскресного ужина в семействе Уизли в окружении друзей не помогали развеять тяжелое мрачное чувство, тисками сдавливавшее грудь.

Выйдя из библиотеки, Гермиона медленно брела по опустевшим темным коридорам, гулким эхом отражавшим звук ее шагов. «Совсем как в Хогвартсе», — мелькнула непрошеная мысль. В дальнем конце коридора (может, померещилось?) показалась знакомая темная фигура, она постепенно приближалась, не издавая шума шагов, словно вовсе не касалась земли, а плыла над ней в вихре неизменных черных мантий. Образ Хогвартса все четче вырисовывался в памяти, принося с собой нежелательные ассоциации. Ночь, холод, пробирающийся в самую душу, языки пламени, пожирающие астрономическую башню, запах гари и крови. И все та же черная фигура, сломленная и лишенная воли к жизни, на грязном полу в луже собственной остывающей липкой крови, глухой удар сердца о грудную клетку и бесконечно долгая агония тишины. Перед глазами внезапно все поплыло. Грудь сдавило так, что невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть, а горло жгло, словно всего мгновение назад она наглоталась черного дыма, скрываясь от преследователей в закопченных коридорах рушащегося замка.

В отчаянной попытке спастись от преследовавших ее призраков прошлого, Гермиона сделала несколько быстрых шагов к приближающейся темной фигуре и, словно утопающий за соломинку, ухватилась за края жесткой шерстяной мантии. Прижимаясь к его груди, там, где под плотной тканью неизменной учительской мантии отсчитывало ровный ритм сильное живое сердце, и, вдыхая полной грудью терпкий аромат можжевельника и кедра, она почувствовала, как тьма постепенно отступает, ослабляя мертвую хватку на ее груди. Мир перед глазами потихоньку возвращал свои четкие очертания, и еще раз вдохнув поглубже, словно желая забрать с собой как можно больше такого теплого манящего аромата, она сделала шаг в сторону, с сожалением разжимая пальцы и выпуская из рук ткань мантии.

— Простите, профессор, я не хотела на вас набрасываться, — извинилась она, стараясь не подымать глаза, избегая еще большей неловкости.

— Вы в порядке, мисс Грейнджер? — произнес бархатный голос где-то совсем близко, показавшийся скорее обеспокоенным, чем недовольным. От мягких интонаций в знакомом голосе у нее по спине побежали мурашки.

— Все хорошо,профессор, — смущаясь, ответила бывшая гриффиндорка. -Просто паническая атака. Такое со многими случается, — продолжила она, как бы извиняясь. Он только кивнул в ответ и исчез в темноте коридоров.

Лежа на своей кровати и тщетно пытаясь сдаться во власть сна, Гермиона все еще ощущала на себе его запах, словно кожа на ее пальцах, ее одежда и волосы полностью пропитались им за те короткие мгновения украденных объятий. «Вот вам и физиология…» — мрачно подумала она. Выдрессированная за долгие годы фотографическая память тут же подкинула прочитанный когда-то отрывок из древнеиндийского трактата «Ветка персика».

«Три источника имеют влечения человека: тело, разум и душа. Влечение тела порождает желание. Влечение ума порождает уважение. Влечение душ порождает дружбу. Соединение трех влечений порождает любовь».

Что ж, если верить древнеиндийским мудрецам, у тебя большие неприятности, Гермиона Грейнджер…