Между ударами сердца (гет)

Можно бесконечно смотреть, как струится вода, как полыхает пламя и как дышит человек, который умер у тебя на руках. Широкая грудная клетка, обтянутая плотной тканью, медленно приподнимается при каждом глубоком вдохе и почти незаметно опадает при долгом протяжном выдохе. Это завораживает, гипнотизирует, заставляет твое собственное дыхание помимо воли замедляться, подстраиваясь под чужой размеренный ритм, постепенно подчиняет твое тело, а вслед за ним и разум, пока, наконец, не завладеет чувствами и не поглотит все твое существо.

Гермиона и сама не понимала, как угодила в эту ловушку, искусно расставленную ее собственным разумом. Казалось бы, еще несколько месяцев назад она жила своей обособленной, совершенно независимой жизнью. Были друзья, воссоединение с родителями, подготовка к школьным экзаменам, работы по восстановлению Хогвартса и попытки собрать по частям пеструю мозаику счастливой и беззаботной жизни до войны. Но цветные стеклышки былых радостей и увлечений никак не хотели складываться в цельное полотно новой жизни, оставаясь лишь грудой осколков, ранящих дрожащие пальцы, не способных заполнить пустоту долгих мучительных ночей, безраздельно принадлежащих кошмарам и скомканным простыням. К счастью, Гермионе не снились лица навсегда потерянных друзей или невыносимые пытки безумной Беллатрисы, в ее снах была лишь оглушительная тишина, холод и непроглядная тьма, от которых не спасали ни магические зелья, ни маггловские снотворные. Ничего удивительного или необычного. Звучный и всеобъемлющий маггловский термин «посттравматический синдром» теперь был знаком и понятен многим волшебникам. Многие, сражавшиеся в последней войне маги испытали на себе кошмары или бессонницу, тревожность или апатию, а также заполучили привычку хвататься за волшебную палочку при каждом подозрительном шорохе. К этому можно было привыкнуть, с этим можно было смириться и с этим можно было жить, если помнить, что тебе все равно повезло больше тех, кто лишился близких людей или собственной жизни. И Гермиона жила, и помнила, и мирилась ровно до третьего сентября этого года.

Магический Университет имени Мерлина и Нимуэ в восточной Ирландии — логичный выбор. Он считался одним из лучших магических ВУЗов Европы. Тут была знаменитая на весь мир кафедра колдомедицины, и находился университет достаточно близко от дома. Так что можно перемещаться по каминной сети или обычной аппарацией. С отличными ТРИТОНами и блестящими рекомендациями профессоров Хогвартса, Гермиона была безоговорочно принята на факультет колдомедицины с полной стипендией от университета.

Всегда усердная, отличница до мозга костей, студентка Грейнджер прочла все доступные учебники для первокурсников еще до начала учебного года. И в окружении дубовых парт и просторных аудиторий, строгих и требовательных профессоров и сотен таких же жадных к знаниям умов, как она, Гермиона чувствовала себя в родной стихии. За первые два дня она успела закодировать цветными маркерами расписание на целый семестр вперед и с точностью научилась определять расположение учебных аудиторий в витиеватых лабиринтах университетских зданий. Она познакомилась с большинством домовых эльфов, работающих на университет, и с добродушным пожилым библиотекарем мистером Перкинсом, который сразу проникся симпатией к юной книжной душе. Четверо из шести профессоров, преподававших у нее в этом семестре, произвели на Гермиону приятное впечатление. Профессор Мажик, ведущая травологию, показалась ей излишне эксцентричной, но достаточно компетентной.

С однокурсниками дела обстояли сложнее. Выработанная до автоматизма привычка отвечать на любые вопросы, сразу же принесла Гермионе славу заучки, а доставшаяся, как военный трофей, «постоянная бдительность», граничащая с паранойей, добавила к званию «заучки» ярлык «странная» или «дерганная». Ничего необычного или неожиданного для Гермионы в этом не было. Давно проторенный путь. Она даже находила в столь предсказуемом поведении сверстников нечто успокаивающе-знакомое, даже рутинное. Пока третьего сентября она не вошла в двери очередной аудитории, и ее привычный мир пошатнулся.

В полукруглой аудитории стоял полумрак. Все окна плотно зашторены, и зал освещался лишь масляными факелами и голубыми огоньками, горящими под семью котлами в самом центре помещения. Воздух был слегка влажным и наполненным ароматами шалфея и можжевельника, а по каменному полу стелился плотный сизый туман, вихрями стекающий из самого крупного медного котла, стоящего справа. Парты в аудитории стояли в несколько рядов по кругу, с широкими проходами, расходящимися лучами от центра с невысокой трибуной и бурлящими котлами. До начала занятия оставалось еще около семи минут, но в коридорах звенел шум и гам, а тут — только бульканье кипящих зелий и звук осторожных шагов студентов. Гермиона прошла к свободной парте в первом ряду и, стараясь не шуршать бумагами, достала из любимой безразмерной бисерной сумочки несколько учебников и свиток пергамента с гусиным пером. Никто не шептался, не шутил и не обменивался вчерашними новостями. Казалось, в этой аудитории обычно шумные студенты боялись даже дышать слишком громко. Минуты тянулись томительно-медленно, пока наконец двенадцать расставленных по периметру идеально синхронизированных часовых механизмов не пробили восемь, оповещая о начале занятия. Позади Гермионы скрипнула и с шумом захлопнулась входная дверь, стремительный поток свежего воздуха промчался по проходу, и вслед за ним появился преподаватель. Он не шел, а словно парил, своей свободно развевающейся черной мантией поднимая с пола призрачный клубящийся туман.

Когда клочки тумана осели на пол, на трибуне, возвышаясь над притихшей аудиторией, с высоко поднятой головой и сложенными на груди руками стоял профессор Снейп. Он медленно обвел своим пронзительным взглядом каждый уголок зала, не выделяя никого конкретно, убедился, что внимание студентов безраздельно принадлежит ему. А затем, словно раскат грома в напряженной ожиданием тишине, раздался его властный вкрадчивый голос, низкий тембр которого резонансом отдавался в теле, заставляя физически ощущать каждый звук.

— Зельеварение — тончайшее из всех магических искусств, которое сумеют познать лишь немногие из вас. Если вы выбрали эту дисциплину, поддавшись заблуждению, что она понадобится вам в вашей будущей карьере колдомедика, то зря тратите свое время и мое терпение. Чтобы сварить сироп от кашля или настойку от желудочных колик, вполне достаточно знаний уровня СОВ, а для правильного приготовления костероста достаточно удовлетворительной оценки по ТРИТОНам. Любые зелья, требующие более высокой квалификации, используются рядовыми колдомедиками не чаще, чем вам приходится трансфигурировать лунный свет в воду, чтобы заварить утренний чай. Потому я настоятельно рекомендую всем, кто заинтересован лишь в карьере целителя, отказаться от моего предмета и уделить внимание другим профильным дисциплинам, пока учебный год только начался и ваш отказ никак не отразится на итогах успеваемости. Для тех же, кто желает познать саму суть магии зелий, проникнуть в тайну сокровенного искусства, передаваемого из поколения в поколение, начиная от самого Мерлина, и строго охраняемого от сторонних наблюдателей не секретами, а сложностью достижения цели, я раскрою возможность постигнуть волшебство с доселе неизведанной для вас стороны. Здесь не будет элементарных рецептов варева, которое можно найти в ближайшей лавке зелий. Но вы получите шанс лицезреть редчайшие образцы истинного изящества и виртуозного мастерства, на какое только способно человеческое воображение. На несколько часов в этих стенах вы будете превращаться в исследователей неизведанного и творцов невозможного. Я даю вам десять минут, в течение которых вы можете встать и уйти из этой аудитории навсегда, либо остаться и столкнуться с самым сложным и самым коварным предметом изучения в истории магии. Трезво оцените свои способности и решайте.

Двенадцать синхронных часовых стрелок громко защелкаливо вновь воцарившейся тишине. Постепенно по аудитории поползли робкие шепотки и шелест собираемой со столов бумаги, а затем несколько раз скрипнула и тихонько притворилась входная дверь. Но Гермиона не могла увидеть, сколько человек покинули полумрак зала, потому что все ее внимание сосредоточилось на одной единственной точке, словно магнитом притягивавшей взгляд. Она зачаровано наблюдала, как медленно, ритмично поднимается и опускается в такт дыханию широкая грудь профессора. Эти плавные повторяющиеся движения, словно волны океана, укачивали ее сознание, заставляя засыпать все тревоги, страхи и опасения, разливая по телу давно забытое и, казалось, уже недостижимое чувство покоя и умиротворения.

Всего чуть больше года назад она склонялась над этой грудью, обтянутой учительской мантей. Шерстяная ткань царапала щеку и оставляла липкий влажный след его крови на коже. В панике и отчаянии Гермиона прижимала ухо там, где должно гулко биться сердце, борясь за жизнь своего грозного несокрушимого хозяина, старалась расслышать хриплое дыхание или ощутить биение пульса, но услышала лишь один тяжелый глухой удар и утонула в агонии тишины. Никогда еще Гермиона не чувствовала себя такой беспомощной. Внезапно все ее знания, храбрость и решимость оказались бесполезны перед лицом пугающего безмолвия и безжизненной тьмы опустевших черных глаз. Это беззвучие отобрало у Гермионы нечто необъяснимое. Что-то, чем она обладала, даже не зная об этом, проникло в самую глубину ее существа и прочно поселилось там. Каждую ночь мертвенная тишина выплывала на поверхность и затопляла собой разум и чувства, заставляла вскакивать с постели в холодном поту, жадно глотать обжигающий легкие воздух и до боли прикусывать губу. Как часто Гермиона просыпалась и крепко прижимала руки к груди, удивленно ловя ладошками гулкие удары собственного сердца. Это стало привычкой — периодически прикладывать ладонь к груди, чтобы перепроверить, убедить саму себя, что она не застряла в одном из немых снов и что сердце все еще стучит, отсчитывая минуты ее жизни, словно взятые взаймы у тех многих, кому повезло меньше нее в ту безумную ночь.

И вот он снова стоял перед ней, с идеально прямой спиной и надменным взглядом, произносил вступительную речь, одаривал ускользающих за дверь студентов презрительной усмешкой и буквально излучал силу и уверенность. Словно не было тех ужасающих минут агонии в Визжащей хижине, словно не вытекли из него последние капли жизни у нее на глазах. Он стоял, ровно и глубоко дыша, каждым вздохом утверждая, что нет ничего невозможного и ничто не утеряно безвозвратно. А Гермиона, будучи не в силах оторвать взгляд от вздымающейся, наполняющейся воздухом широкой груди, как под гипнозом ощущала, что ее собственное дыхание становится глубже и медленнее. Легкие впервые за долгое время до краев наполняются сладковатым влажным воздухом, словно до сих пор на них что-то незримо давило, а теперь, как по мановению волшебной палочки, невидимый груз сняли. Гермиону охватила внезапная легкость. Казалось, что тело без этого груза почти невесомо и вот-вот оторвется от земли, а плотный ком внизу живота, свитый из спутанных нитей страха, сожалений и вины, начал потихоньку распускаться. Впервые за долгое время Гермиона почувствовала, как застывшие в напряжении мышцы немного расслабились, сутулые плечи расправились, и она разрешила себе просто дышать.

Резкий звон колокола, возвестивший окончание первой лекции, заставил Гермиону подпрыгнуть на месте от неожиданности и вырвал ее из задумчивости. Впервые с начала занятия она отвела взгляд от старого-нового профессора зельеварения. Студенты потянулись к выходу. В просторных коридорах на них обрушился поток яркого солнечного света и шум гомонящей толпы, стряхнув с рассудка чары, навеянные мастером зелий, впрочем, произведенное первой лекцией впечатление так и не рассеялось.

— Он невероятный, не правда ли? — шепнула своей подруге рыжеволосая однокурсница Гермионы.

— О да, пугающий, но совершенно невероятный. Я бы ни за что не отказалась посещать его занятия, даже если бы это означало, что придется завалить все остальные предметы и ночевать под дверью его кабинета на стопке учебников, — воодушевленно ответила невысокая пышногрудая блондинка.

— Рейчел, как я тебя понимаю! Мег просто идиотка, что ушла посреди урока. Может, знание этого предмета и не пригодится в моей карьере, но я бы точно не отказалась узнать поближе преподавателя, — поддержала рыжая.

— У меня от одного его голоса мурашки по всему телу, — томно протянула Рейчел и, словно в подтверждение, выставила перед собой гладкую руку.

Девушки в одинаковых зеленых мантиях, означавших принадлежность к факультету целителей, дружно захихикали.

Гермиона отвернулась к окну и в недоумении закатила глаза.

«Дожились. С каких это пор профессор Снейп стал объектом девичьих грез? Он однозначно не пользовался особым вниманием студенток в Хогвартсе».

С самого начала второй лекции полукруглый зал окутала полюбившаяся Гермионе таинственная тишина и полумрак. Затаив дыхание, студенты ожидали продолжения речи преподавателя. Но Снейп вышел из-за трибуны, подошел к кипящим котлам и задал вопрос притихшим слушателям.

— Кто из вас может перечислить названия этих семи зелий?

Он широко обвел рукой котлы, стоящие перед ним, и поднял внимательный выжидающий взгляд на студентов. Зал мгновенно наполнился легким гулом голосов, и вверх стремительно взлетели несколько рук. Гермиона прикусила нижнюю губу и сжала руки под партой, изо всех сил стараясь сдержаться и не ринуться первой отвечать на вопросы. Снейп вскинул изящную бледную кисть в направлении высокого кудрявого первокурсника в последнем ряду, нетерпеливо трясущего поднятой рукой.

— Перечислите названия. Только названия, описаний не требуется, по порядку, начиная справа, мистер?..

— Элайджа Вудсток, сэр! — почти выкрикнул довольный обращенным на него вниманием парень. — Первое зелье справа — это Лунарис, второе — зелье ночного видения...

— Достаточно! — прогремел голос Снейпа, обрывая Элайджу на полуслове. — Минус десять баллов, мистер Вудсток, за неверный ответ. Кто-нибудь еще желает попытать удачу?

На этот раз в воздух поднялось вдвое меньше рук. Мастер зелий махнул в сторону одного из студентов, давая ему слово.

— Джереми Магвайер, сэр, — вежливо представился тот. — Первое зелье, как заметил Элайджа, это — Лунарис, а вот второе, я предполагаю, — Крисофорсис, или, как его еще называют, Черный паук. — Джереми на мгновение замер в ожидании одобрения преподавателя.

— Вы предполагаете? — вкрадчиво осведомился Снейп. — Что ж, минус пятнадцать баллов, мистер Магвайер. Еще желающие? — На этот раз Снейп обратился с явной презрительной усмешкой на тонких губах, которая, к сожалению, не предостерегла от роковой ошибки еще троих студентов, поднявших руки. — Вы трое, представьтесь, — почти прорычал он.

— Ричард Стаборн, — подавленно отозвался парень со второго ряда.

— Элеонор Эджкоб, Рейчел Стивенс, — почти хором пропели хихикавшие ранее в коридоре девушки.

— Садитесь. По тридцать баллов с каждого, — удовлетворенно проурчал Снейп. — Есть какие-то предположения о причине, по которой ваша группа потеряла сто пятнадцать баллов за три минуты урока? — обратился он к залу.

Гермиона облегченно выдохнула и подняла высоко в воздух побелевшую от напряжения руку.

— Мисс Грейнджер, какая... неожиданность. Мы все внимание, — лениво протянул Снейп, вопросительно выгибая тонко очерченную бровь.

— Сэр, — робко начала она, — нельзя с точностью определить, какое зелье находится во втором котле с такого расстояния. Можно угадать один из трех вариантов, но чтобы знать точно, нужно видеть характерный осадок на дне котла. И нельзя с уверенностью сказать, какое именно зелье находится в четвертом котле, потому как оно, вероятнее всего, модифицировано, или является чем-то, что мне неизвестно.

— Хотите подойти поближе и исправить ошибку ваших коллег? — вкрадчиво поинтересовался Снейп.

Гермиона кивнула и на негнущихся ногах отправилась к центру аудитории с семью кипящими котлами. Жар от бурлящих зелий и теплое дыхание учителя за спиной заставили выступить на лбу несколько капелек пота. Гермиона нетерпеливым жестом откинула густые вьющиеся волосы с лица и с интересом склонилась над вторым котлом.

— Первое зелье — это Лунарис,— отточенным академическим тоном начала она, — второе — зелье ночного видения.

Элайджа и несколько других студентов недовольно зашептались.

— Третье — веритасерум, четвертое — живая вода, пятое — состаривающее, шестое — антиликантропное. В седьмом я не уверена, но, возможно, это измененный вариант жабророста, — закончила перечисление Гермиона, не решаясь поднять глаза.

— Присаживайтесь, мисс Грейнджер, — услышала она равнодушный голос за спиной и отправилась на свое место. — Для всех остальных эссе на три свитка к следующему занятию на тему «Различия между зельями ночного видения, Крисофорсис и зельем кромешной тьмы». Все свободны.

В то же мгновение раздался звон колокола, и Снейп исчез за дверью в вихре развевающейся мантии. Гермиона собрала вещи со стола и, провожаемая гневными взглядами Рейчел и Элеонор, направилась к выходу из аудитории, безуспешно пытаясь сдержать расплывающуюся на губах улыбку.

Три месяца занятий пролетели почти незаметно. Погода стояла теплая, но дождливая, в воздухе пока еще не чувствовалось приближение зимы. Студенты уже свыклись с графиком занятий, но предэкзаменационная паника пока не успела завладеть юными умами. В библиотеке, залитой мягким золотистым светом свечей, было как всегда тихо и уютно. Гермиона сидела за дальним столиком в углу, погрузившись в пыльный том «Углубленной травологии», и тщетно пыталась уловить разницу между луноцветом малым и луноцветом невеликим, когда за книжным стеллажом раздалось уже порядком поднадоевшее девичье хихиканье. Неразлучные Элеонор и Рейчел сидели за длинным столом вместе с еще десятком девушек со старших курсов и о чем-то тихо беседовали. Время от времени оттуда доносился веселый смех. Потеряв всякую надежду дописать эссе по травологии, Гермиона встала из-за стола, поставила тяжелую книгу на стеллаж и, на минуту замешкавшись, положила рядом с ней удлинитель ушей Уизли.

Не в ее привычках подслушивать чужую болтовню, но любопытство вспыхнуло еще в конце сентября. Тогда Рейчел, а затем и Элеонор из ее группы сменили обычные зеленые мантии на шелковые бледно-голубые и стали общаться с наиболее талантливыми студентами старших курсов, которые носили такие же мантии с нашивками герба Нимуэ. Погруженная с головой в учебу, Гермиона ни за что не обратила бы внимания на смену гардероба нескольких однокурсников, если бы сразу после этого не заметила, что преподаватели началили уделять им больше времени, чем остальным. Это показалось важным, и Гермиона обнаружила, что самыми популярными и среди учащихся, и среди преподавателей были студенты в голубых мантиях. Они пользовались особыми привилегиями при расселении в общежития, дополнительные часы для работы в библиотеке и главное — именно их фотографии висели на доске почета.

Гермиона несколько раз интересовалась у сокурсников, что особенного в голубых мантиях, но не получала внятного ответа. Она выяснила лишь, что такие мантии — отличительный знак сестринства имени Нимуэ. Наиболее ценным источником информации оказался Стивен, главный сплетник первого курса, по обыкновению сидевший рядом с Гермионой на зельях и высших рунах.

— Все это строжайшая тайна, и если кто-то спросит, ты узнала ее не от меня, — заговорщицки понижая голос до шепота, не удержался Стив, когда в очередной раз услышал, как Гермиона расспрашивает о мантиях других студентов. — Сестринство Нимуэ — это элитное студенческое общество. Многие из сестринства относятся к древнейшим магическим семьям, потомкам Нимуэ и ее сестер. Поэтому их и называют сестринством. Если ты не их родня, то мало шансов попасть туда, они принимают только лучших. Представляешь, какими редкими знаниями они могли бы поделиться? Поговаривают, у них хранятся рукописи самого Мерлина!

Сказать, что любознательная Гермиона заинтригована, стало бы сильным приуменьшением.

Однажды, набравшись решимости, она попыталась вежливо разузнать у Рейчел, как можно попасть в сестринство. На что та только отмахнулась: «Тебе это вряд ли будет интересно». Теперь было задето не только любопытство, но и самолюбие одной из самых трудолюбивых и амбициозных студенток МУМНИ. Каким образом ей может быть «неинтересно» оказаться в числе наиболее талантливых и успешных выпускников, имеющих свободный доступ к необычайно редкому источнику магических знаний? И если быть до конца честной с самой собой, Гермиону слегка задевало, что она так и не смогла влиться ни в одну компанию с начала учебы и не завела новых друзей, как обещала маме и Гарри. Учеба была, безусловно, крайне увлекательной, но немного общения со сверстниками Гермионе бы тоже не повредило.

И поэтому сейчас она сидела за пустым столом в библиотеке, делая вид, что читает раскрытую перед ней книгу, и прислушивалась к разговору сидящих в следующем ряду девушек.

— Инга, бесстыжая ты бестия, как только у тебя хватило наглости перейти дорогу бедному Себастиану? Он полтора года безуспешно ухаживал за профессором Мажик, а ты всего за одну неделю разрушила все планы бедолаги. И тебе ведь даже не нравятся женщины, или помолвка с Патриком была только прикрытием? — доносился ехидно-заговорщицкий голосок незнакомой Гермионе девушки.

— Помолвка с Патриком не имеет к этому никакого отношения. Мне, может, и не нравятся женщины, но определенно прельщает перспектива карьеры в Международном Исследовательском Бюро Магической Флоры и Фауны, а для этого необходимо «превосходно» по травологии в выпускном году. Вы же знаете, я ни за что не сдам травологию выше, чем на «удовлетворительно» без всестороннего содействия нашей любимой профессора Мажик, — слово «любимой» девушка протянула почти нараспев.— К тому же, Берта, не думаю, что в твоем вкусе низкорослые лысые старички, но это не помешало тебе кувыркаться весь первый семестр четвертого курса с профессором Уолбертом.

Вслед за этой репликой по столу прокатилась очередная волна всеобщего хихиканья.

Гермиона, в недоумении сморщив лоб, пыталась сообразить, всерьез ли они. Или это такое своеобразное чувство юмора, как в свое время у Парвати и Лаванды была привычка сочинять любовные истории, которые никогда не случались ни с одной из них? Наверняка это шутка. Профессор Уолберт вел мертвые языки и не преподавал у Гермионы, но она множество раз видела его в коридорах университета. На вид ему не меньше ста пятидесяти, и он едва ли доходил ей до плеча, а ведь она и сама не отличалась высоким ростом. Хотя о профессоре Мажик и ходили слухи, что она заводила романы с несколькими бывшими студентками, но ведь это только сплетни, правда же?

— Все равно мне жаль беднягу Себастиана, он так надеялся повысить успеваемость. Но, справедливости ради, у него не было никаких шансов в сравнении с тобой, Инга. Я бы убила за такие волосы, как у тебя, — тяжело вздыхая, вклинилась в разговор Рейчел.

Гермиона на какую-то секунду пожалела, что не может видеть сидящих за соседним столом. У Рейчел были вполне нормальные послушные светлые волосы, и Гермионе стало жутко любопытно, кому могла позавидовать такая симпатичная и, казалось, уверенная в себе девушка. Сама Гермиона никогда не могла похвастаться роскошной прической. Ее вьющаяся непокорная копна доставляла немало хлопот и не очень-то поднимала самооценку. Подумав всего мгновение, Гермионаразвернулась в пол-оборота и, направив палочку на книжный стеллаж, произнесла заклинание односторонней прозрачности. Если уж шпионить, то как следует. Она тут же поняла, кто из сидящих за столом та самая роковая Инга. Прямо напротив Гермионы сидела хрупкая кареглазая ведьма, по ее плечам крупными шелковыми завитками рассыпались черные кудри, спускаясь почти до колен. Из-за пышных темных локонов девушка казалась еще изящнее, а ее бледная гладкая кожа на контрасте словно светилась. Рядом с ней весьма привлекательная Рейчел смотрелась блекло и невзрачно. О себе в сравнении с черноволосой красавицей Гермиона даже думать не хотела.

— Ну что ты, Рейчел, у тебя очень красивые волосы. Но я слышала, что профессор Снейп все равно предпочитает рыженьких. — Инга чуть наклонилась к столу и заговорщицки подмигнула Элеонор, та, в свою очередь, расплылась в довольной улыбке.

При упоминании профессора Снейпа у Гермионы неприятно кольнуло под лопаткой. Но она решила, что виновата во всем жесткая спинка стула, и решила проблему трансфигурированной подушкой.

— Это мы еще посмотрим, — недовольно фыркнула Рейчел, игнорируя комплимент о волосах. —В прошлом году никому не удалось заполучить хрустальный кубок, так что вопрос о предпочтениях Снейпа пока не закрыт. — Она надула накрашенные губы и с вызовом взглянула на рыжую подругу. Элеонор только неопределенно повела плечами, не желая продолжать спор.

— Мери, а как твои успехи в трансфигурации? — с лукавой улыбкой обратилась все та же Инга к сидящей в уголке третьекурснице.

— О, гораздо лучше! — воодушевленно откликнулась девушка, обнажив идеально ровные жемчужные зубки в довольной улыбке. — Думаю, я могу рассчитывать на «превосходно» в этом семестре. Хотя я уже извела восемь тюбиков крема от синяков. Это ужасно раздражающая привычка — пороть меня каждый раз, когда я неправильно провожу обратную трансфигурацию его любимой вазы.

Новый поток хихиканий и притворно-тяжелых вздохов раздался из-за стола, после чего голос подала Лиана Макмилан, студентка четвертого курса, которую Гермиона узнала по той самой фотографии с доски почета за предыдущий год.

— Как я тебя понимаю, меня до сих пор передергивает от вида кожаных ремней с заклепками. Но результат стоил каждого потраченного тюбика крема. Профессор Мальсибер настоящий гений в трансфигурации, и ничто не сравнится с его индивидуальными уроками. — В подтверждение своим словам Лиана легко взмахнула палочкой, без малейших усилий превращая обычный листок пергамента в невероятно красивую золотую диадему с россыпью рубинов, а после второго взмаха на столе вновь лежал чистый листок.

Гермиона с трудом подавила восхищенный вздох. Превращение драгоценных металлов из обычных предметов, да еще с такой точностью и изяществом — это высший уровень трансфигурации, непосильный даже для ее бывшей наставницы профессора МакГонагалл. Неудивительно, что фотография Лианы красуется на доске почета, с таким-то уровнем мастерства.

Где-то за окном зазвонил колокол, свечи в библиотеке замерцали, и свет заметно потускнел, предупреждая всех засидевшихся допоздна, что через пять минут библиотечный зал будет закрыт. Девушки за соседним столом суетливо засобирались. Гермиона сняла заклинание прозрачности со стеллажа, сложила в сумочку удлинитель ушей и аппарировала в дом родителей, с которыми жила после их возвращения из Австралии. Она постаралась отогнать все мысли о подслушанном разговоре. Завтра первым занятием по расписанию были сдвоенные зелья, а значит, нужно выспаться, чтобы не перепутать что-нибудь спросонья и не получить пару саркастичных замечаний профессора.

Выспаться так и не удалось. Всю ночь Гермиону преследовал образ старенького профессора Уолберта, прикрытого только своей длинной седой бородой. Он держал в руках тонкий ремень с заклепками и танцевал традиционный ирландский танец на сцене зала торжеств МУМНИ, напевая песню хогвартской Распределяющей шляпы.

— Ну и бред, — сердито пробормотала Гермиона. Она присела за привычную парту в первом ряду, уже ощущая легкое волнение в предвкушении начала любимого урока.

Профессор Снейп определенно был не в духе. Он нетерпеливо мерил широкими шагами аудиторию, плотно сжимал руки за спиной и испепелял взглядом каждого осмелившегося издать малейший звук. Это стало одним из тайных удовольствий Гермионы — наблюдать за Снейпом, изучать его отточенные до автоматизма жесты, угадывать по глубине морщинки на высоком лбу сколько баллов потеряет сегодня их группа. Было что-то неуловимо увлекательное в том, как профессор Снейп одним взглядом мог заставить любого студента признаться в самых страшных грехах или полностью потерять дар речи. В том, как он умел выражать сотни оттенков эмоций — от уничижительного презрения до снисходительного одобрения всего лишь приподнимая бровь, в том, как почти незаметно меняя тембр голоса, ему удавалось заставить слушателей затаить дыхание и внимать каждому слову или начать нетерпеливо вскакивать с места, желая ответить на вопрос.

Как долго нужно смотреть на воду, прежде чем появится искушение зачерпнуть ладонью эту манящую прохладу и утолить жажду? Как долго нужно смотреть на огонь, прежде чем захочется придвинуться поближе и впитать в себя его щедрое тепло? И как долго нужно наблюдать за человеком, прежде чем поймешь, что просто наслаждаешься его присутствием? Что втайне любуешься знакомыми чертами и начинаешь скучать, если не видела его дольше обычного, и с нетерпением ждешь новой встречи, даже если это будет всего лишь очередная лекция по зельеварению...

— Может быть, вы сможете ответить, мисс Грейнджер? — где-то совсем близко вдруг раздался бархатный голос, в котором звучали до боли знакомые и не предвещающие ничего хорошего язвительные нотки.

«О нет! — молниеносно пронеслось в голове Гермионы. — Нет, нет, нет, только не это! Как я могла так беспечно отвлечься прямо посреди лекции профессора Снейпа?»

— Прошу прощения, профессор, я задумалась и не расслышала вопрос, — боясь поднять глаза, протараторила она.

— Неужели? — в притворном удивлении проурчал прямо у нее над ухом Снейп. — И на что, позвольте поинтересоваться, вы... отвлеклись? — все так же вкрадчиво продолжил он, склонившись прямо над ее плечом, и кончики его длинных волос скользнули по широкому воротнику ее студенческой мантии.

Гермиона ощутила, как к горлу подкатывает горький комок, а к лицу предательски приливает краска. Сердце колотилось так громко, что Снейп запросто мог услышать. Она пыталась найти подходящий ответ, который не вызовет еще большего гнева, но во рту внезапно пересохло, и, нервно сглотнув, Гермиона облизала губы, собирая последние крупицы храбрости, чтобы посмотреть на него. Но, подняв взгляд, она увидела не разъяренного, а отчего-то невероятно довольного собой Снейпа с его фирменной язвительной ухмылкой. Казалось, он от души развлекается, наблюдая за ее мучениями и жалкими попытками найти оправдание своей невнимательности. Его теплое дыхание щекотало чувствительную кожу на шее Гермионы, щеки ее горели, и слова оправдания застыли на кончике языка, так и не обратившись в звуки.

— Вам нечего сказать? — с той же самодовольной ухмылкой заметил Снейп. — Это впервые на моей памяти. Что ж, минус пятьдесят баллов, мисс Грейнджер, за то, что позволили себе отвлечься на моем уроке. — На слове «моем» он еще ниже склонился к ее плечу, почти прошептав его в самое ушко, после чего резко развернулся на каблуках, хлестнув по ее ногам краями взметнувшейся мантии, и как ни в чем не бывало продолжил читать лекцию, ни слова из которой Гермиона так и не запомнила.

После звона колокола она первой вылетела из аудитории, за спиной раздавались ехидные смешки одногруппников и фразы: «это рекорд по потере баллов», «так ей и надо, не будет такой зазнайкой». Глаза внезапно защипало от слишком яркого света, льющегося из высоких окон. Перед самой дверью в кабинет трансфигурации ее догнала запыхавшаяся и раскрасневшаяся Рейчел, а вслед за ней слегка раздраженная Элеонор.

— Гермиона, подожди! Куда ты так умчалась? — Рейчел поймала ее за локоть и развернула к себе, одаривая ослепительной улыбкой. — Ну ты даешь, подруга, мы и не догадывались, что в тебе это есть!

Гермиона в недоумении только наморщила лоб, не особо понимая, о чем она говорит.

— Действительно, когда ты спрашивала про сестринство, мы думали, что ты только из праздного любопытства и тебя подобные вещи не интересуют, а тут такое! — с искренним удивлением продолжила Элеонор.

— Кто бы мог догадаться, что на самом деле скрывается под чопорной маской правильной мисс Грейнджер, — подхватила Рейчел, неумело имитируя интонации Снейпа.

Девушки переглянулись и глупо захихикали.

Гермиона некстати вспомнила Лаванду Браун и с трудом подавила желание закатить глаза. Она никогда не понимала, о чем говорят Парвати с Лавандой и почему постоянно хихикают.

— В общем, в среду, в восемь, состоится новый прием желающих, приходи без пятнадцати к западной башне, надень что-нибудь белое, — прощебетала Элеонор и, подхватив под руку Рейчел, умчалась дальше по коридору, оставив Гермиону с приоткрытым от изумления ртом.

Стоя на ступенях западной башни с тремя другими новичками, облаченными в белые мантии, Гермиона все еще думала, что это какой-то глупый розыгрыш. Вот-вот из алых кустов бересклета выскочат Рон с Гарри и забросают ее хлопушками с несмывающейся краской из Удивительных Ультрафокусов Уизли, и ее белая мантия окрасится всеми цветами радуги. Гермиона сотни раз прокручивала в голове странный разговор с Рейчел, но так и не смогла прийти к какому-либо логическому выводу. Что такого она могла сделать, что заставило общество самых популярных и талантливых студентов внезапно принять ее? В голове царила блаженная пустота, и ни одной, пусть даже самой нелепой догадки.

Погруженная в собственные мысли, Гермиона полностью пропустила вступительную речь старосты сестринства Нимуэ, которой оказалась уже известная ей по подслушанному в библиотеке разговору Инга. Она училась на последнем курсе и носила особую нашивку с гербом, но не Нимуэ, а Мерлина. Гермиона предположила, что это и есть отличительный знак старосты. Церемония посвящения была долгой и невыразительной. Новичков по очереди вызывали в один из круглых кабинетов башни и беседовали с каждым почти по часу, после чего те выходили в уже традиционных бледно-голубых мантиях. Гермиона оказалась последней и порядком устала стоять у входа в не самую теплую ноябрьскую ночь. Когда ее наконец позвали, вместе с ней пошла ее однокурсница Рейчел.

— Кто представляет Гермиону Джейн Грейнджер перед лицом совета? — задал вопрос неуместно серьезный хмурый пятикурсник.

— Я представляю, — отчего-то смущенно проговорила Рейчел и залилась краской, глядя на парня из совета.

—Причина, по которой мы принимаем ее в сестринство? — гораздо более любезно спросила Инга, небрежно откидывая с плеча тяжелый водопад волос.

— Она флиртовала с профессором Снейпом! — с возбужденным блеском в глазах выпалила Рейчел.

— Не может быть! — с искренним удивлением выдохнула одна из девушек в совете, которую раньше Гермиона не видела.

— О да! — с улыбкой подхватила Рейчел, довольная произведенным эффектом. — И что еще интереснее, профессор Снейп флиртовал с ней!

Все семеро членов совета отчего-то хором зааплодировали и обменялись одобрительными улыбками. А Гермионе снова пришла в голову мысль о глупом розыгрыше, уж слишком нелепым казалось происходящее. Никогда бы она не осмелилась заигрывать с преподавателем, а тем более со Снейпом, да и не умела она этого. А уж флиртующий профессор Снейп— это просто абсурд. Саркастичный — да, язвительный — запросто, уничтожающий всего парой фраз любые проблески высокой самооценки и способный довести до слез даже студентов выпускного курса — да хоть каждый день вместо завтрака, обеда и десерта. Но флиртующий Снейп — это нонсенс, и ни один здравомыслящий человек не поверит в вероятность подобного. И какое отношение это все имеет к принятию в сестринство Нимуэ? В голове замелькали сцены из глупых подростковых комедий об университетских братствах, где главным героям всегда нужно было проходить дурацкие ритуалы посвящения с обязательными заданиями весьма оскорбительного характера. Может, в магических университетах тоже практикуют подобное и заставляют новичков пройти через публичное унижение перед принятием в сестринство? Гермиона была слишком обескуражена нереальностью происходящего, чтобы хоть как-то вклиниться в сюрреалистичный разговор и начать возражать или оправдываться. Тем временем ей уже пожимали руки, поздравляли и натягивали на нее новенькую шелковую мантию с серебристой нашивкой. Затем по кругу между членами сестринства пустили хрустальный кубок с вином, и когда Гермиона отпила из него маленький глоток, церемонию посвящения объявили закрытой и все поспешно разошлись по своим делам.

Аппарировав домой, Гермиона с тяжелым вздохом упала на диван и потерла ноющие виски.

— Ты сегодня поздно, милая, —обратилась к ней миссис Грейнджер. — У тебя новая мантия? Не думала, что тебе так пойдет голубой. Ты чудесно выглядишь! Будешь чай?

Гермиона только кивнула в ответ и направилась в свою комнату. Поймав отражение в большом зеркале в коридоре, она заметила, что мантия действительно смотрелась неплохо, особенно по сравнению собычной студенческой, и лучше подчеркивала фигуру. В висках неприятно стучало, но мысли о странных словах Рейчел не давали покоя, и вместо зелья сна без сновидений Гермиона достала из старого комода у кровати широкую каменную чашу. Приложив к виску кончик волшебной палочки, она вытянула несколько серебряных нитей, опустила в чашу думосброса и, не дав себе времени на раздумья, опустила лицо в призрачную жемчужную жидкость.

Видеть себя со стороны было непривычно, сколько бы раз до этого ты ни погружался в думоотвод с собственными воспоминаниями. Поразительно, насколько различаются картинки, когда ты их проживаешь, а потом просматриваешь со стороны. Гермиона увидела себя, сидящую с ровной спиной на самом краешке стула, беззастенчиво разглядывающую своего профессора зельеварения. Она методично накручивала на указательный палец выбившийся из прически каштановый локон, и на ее губах играла мечтательная улыбка. От такого зрелища боль в висках резко усилилась. Гермиона боялась повернуть голову и увидеть, как на проявление такой наглости отреагирует Снейп. «Не позорь Гриффиндор, трусиха», — пробормотала она себе под нос и резко повернула голову влево, туда, где стремительными шагами мерил зал профессор.

Глупо было надеяться, что он не заметил, насколько сильно она отвлеклась от лекции. Казалось, он намеренно двигался так, чтобы не оказаться прямо перед ней. Гермиона боялась, что он будет в ярости, но вместо этого заметила все ту же самодовольную ухмылку на его лице, словно ему посчастливилось снять с Гриффиндора несколько сотен баллов сразу.

Вот он заходит ей за спину, намеренно приглушая голос, чтобы не спугнуть раньше времени. Задает вопрос группе и, игнорируя вскинутые руки, подходит вплотную к ее парте, чуть склоняется — так, что его дыхание уже касается ее кожи, и тонкие волоски на ее шее встают дыбом. Но Гермиона,сидящая за партой, все еще не замечает подкравшегося к ней хищника. Выражение лица у Снейпа в высшей степени плотоядное. «Может быть, вы сможете ответить, мисс Грейнджер?» — звучит роковой вопрос, и она подпрыгивает на месте, явно удовлетворив своей растерянностьюСнейпа. На мгновение на ее лице отражается чистый ужас. Но вот она поворачивается к нему, он склоняется еще ниже, так что их глаза теперь почти на одном уровне, но он все еще может смотреть сверху вниз, и... Ее зрачки расширяются, на щеках расцветает оживленный румянец, она медленно и чувственно облизывает губы, глядя прямо в черные глаза и не обращая никакого внимания на язвительные слова и снятые баллы. Он удовлетворенно кивает, разворачивается на каблуках и продолжает лекцию, как ни в чем не бывало, лишь изредка бросая короткие взгляды в ее сторону.

— Дорогая, у тебя все в порядке? Ты выглядишь немного бледной, — откуда-то издалека прозвучал голос матери.

Гермиона вынырнула из потока воспоминаний, жадно глотая воздух, и со стоном упала на кровать.

— О Боже, я флиртовала с профессором Снейпом! — пораженно произнесла она, не обращая внимания на мать с чайным подносом.

— Рада за тебя, милая, —ничуть не впечатлившись глубиной трагедии дочери, ответила Джейн. — Надеюсь, этот твой профессор понимает, как ему повезло, и отвечает тем же, — по-женски кокетливо продолжила она, ставя поднос с чайным сервизом на прикроватный столик.

Гермиона только тяжело вздохнула, пряча лицо в подушку. Дверь в комнату тихонько закрылась, Гермиона вновь осталась наедине со своими мыслями, гудящими как рой растревоженных пчел.

Она флиртовала со Снейпом прямо посреди урока на глазах у десятков однокурсников, и Снейп знал это, более того, он специально ее спровоцировал. Он играл с ней как кошка с мышкой, а она даже ничего не заметила. И оставалась бы в неведении, если бы не Рейчел. Множество вопросов одновременно взрывались в голове, как зернышки попкорна в разогретой печи.

Как? Как такое вообще могло произойти с ней, Гермионой Грейнджер, у которой с первого класса было расписание с цветным кодом? Как с ее внимательностью, рациональностью и организованностью могло получиться так, что она начала флиртовать со своим профессором и даже не подозревала об этом? Почему? Почему вообще, осознанно или неосознанно, из всех людей на земле ей понадобилось кокетничать именно со Снейпом? Почему сам Снейп не в ярости и до сих пор не растер в порошок и не развеял над своими любимыми котлами студентку, позволившую себе подобные вольности в отношении его персоны? Когда это началось? Что еще она успела натворить, сама того не зная?

В очередном приступе паники Гермиона подскочила с кровати и начала торопливо опускать в думосброс клубки серебряных нитей. Набрав полные легкие воздуха, как перед прыжком в воду, она нырнула в вихри своих воспоминаний. Перед глазами замелькали похожие картинки с круглым залом в полумраке.

Вот она сидит за своей партой, склонившись над пергаментом. Снейп диктует очередной хитроумный рецепт редкого зелья, прохаживаясь между рядами. Поравнявшись с ее партой, он чуть замедляется, проходит настолькоблизко, что края его мантии слегка задевают ножку ее стула. Гермиона из воспоминаний замирает, жадно втягивает воздух и томно вздыхает. Профессор одаривает ее коротким снисходительным взглядом и продолжает диктовать рецепт.

Еще одна картинка.

Снейп стоит, опираясь обеими руками на трибуну в центре зала. Студенты по очереди подходят и складывают перед ним свои эссе. И когда наступаеточередь Гермионы, она кладет свою работу на самый край, и кончик ее мизинца касается краешка большого пальца Снейпа. Она на миг замирает, словно желая продлить контакт, слегка краснеет и не замечает, как он в притворном удивлении вскидывает бровь.

Следующая сцена.

Гермиона склонилась над котлом и тщательно размешивает тягучее зелье против часовой стрелки. Снейп подходит к ней, становится за правым плечом, аккуратно перехватывает деревянный пестик в ее руке и делает круговые движения чуть шире. Зелье тут же приобретает положенный фиолетовый оттенок, но Гермиона этого не замечает. Она поглощена ощущениями, которые будит в ней близость профессора. А он не спешит отстраняться, наоборот, почти прислоняется к ее спине, и уголки его губ вздрагивают в подобии улыбки, когда Гермиона прикрывает глаза от удовольствия.

— Не может быть. Этого просто не может быть, — без конца повторяла Гермиона, вынырнув из потока воспоминаний. Сердце бешено колотилось, щеки горели от стыда, а на лбу выступили капельки пота. — Я же не могла увлечься Снейпом...

Ей в голову приходит миллион причин, из-за которых вспышка внезапного интереса к Снейпу кажется не просто маловероятной, а совершенно невозможной. Но Гермиона только что своими глазами видела, как ее тело откликается на близость профессора (при одной толькомысли по спине пробегают мурашки). Она увлечена Снейпом, и он знает об этом. Что ж, можно спрятать правду от самой себя, но наивно полагать, что можно утаить что-то от человека, потратившего большую часть своей жизни на оттачивание мастерства шпионажа.

Чтобы проверить одну невероятную догадку, Гермиона снова подходит к думоотводу, но на этот раз опускает в него всего одну тоненькую нить.

Третье сентября. Все тот же круглый зал и полумрак, но в этот раз она не наблюдает за собой, она наблюдает за ним. Вот он влетает в зал в вихре развевающейся мантии, взметая клочки тумана с каменных плит. Туман еще не успевает улечься, а Снейп уже внимательно осматривает аудиторию, и на неуловимое мгновение в его глазах мелькает узнавание, когда взгляд останавливается на ней. Он не удивлен — наверняка уже знал, что она будет в числе студентов. Он произносит вступительную речь, и кажется, что его внимание не направлено ни на кого конкретно, но вдруг еле заметно его брови приподнимаются в искреннем удивлении. Гермиона переводит взгляд на себя за первой партой и замечает на своем лице почти блаженную улыбку. Гермиона из воспоминаний не сводит глаз с груди профессора. Всю лекцию он пристально наблюдает за ней. И когда она выходит в центр зала и склоняется над кипящими котлами, он делает осторожный шаг, сокращая расстояние и становясь почти вплотную к ее спине. Его лицо совершенно бесстрастно, словно он проводит какой-то научный эксперимент. На лице Гермионы выступает румянец, и Снейп утвердительно кивает, словно именно этого он и ожидал, и отступает на шаг.

Ей понадобилось три долгих месяца и прямое указание однокурсниц, чтобы осознать свое увлечение профессором. Но Снейп — он все понял буквально с первой секунды. И он не просто знал о ее симпатии, он его поддерживал, поощрял, подливая по капле масла в огонь ее интереса, и делал это с невероятной грацией. Все его жалобы на твердолобость гриффиндорцев вдруг показались Гермионе в высшей мере справедливыми. В ее поведении изящества было не больше, чем в брачных танцах горных троллей. Гермиона простонала от бессилия и нарастающей головной боли и упала на кровать, в надежде, что чары Морфея будут к ней милосердны и подарят измотанному рассудку такой необходимый отдых. На то, что утро будет мудренее вечера, она не смела и надеяться. Всего на мгновение воспоминания о странном вечере в сестринстве промелькнули беспокойной вспышкой на самом краю сознания и погасли, уступая место причудливым снам.

Утром, стоя под прохладными струйками душа, Гермиона с облегчением обнаружила, что вчерашнее открытие хоть и оказалось неожиданным, но не лишило ее способности рационально мыслить и быстро подстраиваться под меняющиеся обстоятельства. Первым делом, проснувшись, она взвесила для себя внезапно обнаружившееся увлечение и со всей уверенностью сделала вывод, что это просто физиология. Пусть она в высшей степени рациональна и организована, по своей природе она все же женщина, и не стоит себя винить в том, что она не всегда в силах контролировать эмоциональные всплески, пробужденные гормонами. Угораздило же ее в самый расцвет подростковой перестройки организма «влюбиться» в профессора Локхарта — самовлюбленного павлина, афериста и болвана, каких свет не видывал. Какое объяснение, кроме как про взбесившиеся гормоны, можно придумать для настолько абсолютного помутнения рассудка? Правильно — никакого. Вот и со Снейпом, по всей видимости, произошло также. Не стоит себя винить за странные проявления организма и не стоит таким вещам уделять особое внимание. Пройдет как простуда или, в худшем случае, как приступ аргентинского магического гриппа, длящегося около трех месяцев и сопровождаемого жаром и головными болями, но проходящим так же внезапно, как и наступил, без каких-либо долговременных последствий для пациента. Как иногда полезно бывает, что она учится именно на факультете колдомедицины и целительства. Знания — это сила!

Пообещав себе быть более внимательной и не допускать таких оплошностей, как на последнем уроке зельеварения, Гермиона вышла из душа, завернутая в пушистое полотенце, и отправилась на кухню готовить завтрак.

— Сначала новая мантия, а теперь еще татуировка? Это так на тебя не похоже, милая, ты случайно не влюбилась в этом своем новомодном университете? — со смехом в голосе произнесла миссис Грейнджер, заходя на кухню и наливая себе кофе.

— И тебе доброе утро, мама! — ответила Гермиона, не отворачиваясь от сковороды с шипящим беконом и омлетом. — И нет, я определенно не влюбилась, и у меня нет никаких татуировок.

— Это какой-то временный рисунок? — все также беззаботно переспросила Джейн, перекладывая себе со сковороды половину бекона. — Я слышала, сейчас делают такие. Мода, пришедшая из Индии, или что-то вроде того.

— Какой еще рисунок, мама? Ты, видимо, хочешь довести меня до мигрени раньше, чем я успею выпить свой утренний кофе, — проворчала Гермиона, удерживая вилкой омлет, на который также подумывала покуситься ее чрезмерно общительная по утрам мама.

— Вот этот рисунок, милая. И ты слишком молода для мигреней, — ткнув пальцем в левое плечо ворчливой дочери, ответила миссис Грейнджер, и, прихватив с собой половинку разрезанного Гермионой яблока, упорхнула в свою комнату одеваться на работу.

Сама Гермиона с округлившимися до размера чайных блюдец глазами уже бежала в свою комнату. Схватив с прикроватной тумбочки волшебную палочку, она направила ее краешек на левое плечо и произнесла очищающее заклинание. Не получив результата, она перебрала по памяти все заклинания и чары, которые когда-либо помогали избавиться от следов продукции близнецов Уизли, но красовавшийся на ее плече герб сестринства Нимуэ никуда не делся и даже не побледнел.

«Вот черт», — выругалась Гермиона, поспешно собирая волосы в хаотичный пучок на затылке и натягивая привычную зеленую мантию поверх джинсов и водолазки. Первым занятием сегодня должна быть трансфигурация, и в случае опоздания она рисковала быть выставленной в коридор и лишенной десятка баллов за «неспособность трансфигурировать подушку в точный будильник». Аппарировав прямо перед зданием университета и услышав колокольный звон, Гермиона вдруг ощутила поток незнакомой магии и тут же заметила, что вместо зеленой мантии факультета целительства на ней оказалась бледно-голубая, судя по ощущениям скольжения прохладного шелка по коже, надетая прямо на нижнее белье. «Черт» во второй раз за утро вырвалось изо рта девушки. «Никто не предупреждал меня о магическом клейме и обязательном ношении униформы. Не нравится мне все это», — промелькнуло в голове бывшей гриффиндорки, когда она нервно потянула ручку двери в аудиторию.

Профессор Мальсибер не только не выгнал ее за опоздание, но и был с ней в высшей степени любезен и внимателен, трижды за занятие обратившись к ней с вопросом и наградив за верно данные ответы пятнадцатью баллами. Это было приятно, но несколько странно, учитывая, что до этого единственные заслуженные баллы по трансфигурации были получены ею за обязательные письменные задания, и никогда за устные ответы.

— Доброе утро, сестренка, — весело прощебетала Рейчел, встречая Гермиону на выходе из кабинета трансфигурации. — Как начался твой первый день в роли представительницы нашего славного ордена?

— Неплохо, наверное, хотя Мальсибер сегодня явно не в себе, — удивленная, но вместе с тем польщенная вниманием к себе, ответила бывшая гриффиндорка.

— Он оказывал тебе знаки внимания? Начислял баллы? Приглашал в свое поместье на уикэнд? Рассказывай в мельчайших подробностях, мы хотим знать все! — воодушевилась Рейчел. — Мы с Элеонор собирались позавтракать в кафетерии у западной башни, это негласная традиция нашей компании. Ты можешь пойти с нами, и по дороге расскажешь нам все о Мальсибере.

Есть абсолютно не хотелось, но Элеонор и Рейчел уже подхватили ее под руки с обеих сторон и потянули в сторону башни.

— Так что там насчет тебя и Мальсибера,— напомнила Элеонор, как только они уселись за маленький столик в уютном университетском кафе.

— Ничего особенного,— смутилась Гермиона. — Не то чтобы он вел себя как-то необычно… Он только позволил мне остаться на лекции, хотя я опоздала. И после занятий упомянул что-то о редком издании в его личной библиотеке, и что я всегда могу ею воспользоваться, если пожелаю. — До нее вдруг дошла двусмысленность подобного предложения из уст профессора, и она смутилась еще больше.

— Так держать, сестренка! — с живым интересом отозвалась подсевшая за их столик Инга, отрываясь от кружки с горячим шоколадом. — Несколько кокетливых взглядов с твоей стороны, и он предложит перенести половину своей библиотеки в твои апартаменты.

Девушки хором засмеялись, а Гермиона вдруг почувствовала себя героиней низкосортного бразильского сериала. Профессор Мальсибер был немолодым, но еще весьма привлекательным мужчиной. Его ясно-синие глаза и отменный вкус в одежде заставляли многих юных и не очень женщин останавливать на нем взгляд. К тому же, он был непревзойденным мастером в трансфигурации, ее самом любимом предмете еще с Хогвартса. Внимание такого умного и привлекательного мужчины, безусловно, льстило ее самолюбию, однако причины столь внезапно обращенного к ней внимания были абсолютно не ясны. Кроме того, из подслушанного в библиотеке разговора Гермиона четко помнила, что у профессора Мальсибера был роман с Мери, симпатичной светловолосой девушкой с третьего курса. Всплывший в голове образ кожаного ремня с заклепками заставил Гермиону поспешно отложить в сторону надкушенный кекс. Рассказывать сидящим за столом девушкам о подслушанном разговоре и портить только зарождающиеся отношения не хотелось, потому она решила промолчать. Но для себя с уверенностью отметила, что внезапное внимание профессора Мальсибера ее не заинтересует. Передернув плечами в попытке отогнать навязчивый образ ремня, Гермиона встала из-за стола и вместе с двумя новыми подругами отправилась на зельеварение.

Профессор Снейп, в отличие от профессора Мальсибера, определенно не подобрел за прошедшие сутки и не собирался проявлять к ней особое снисхождение. Едва она вошла в аудиторию, как мастер зелий взглянул на ее мантию и одарил таким презрительным взглядом, словно она посмела явиться в святая святых кабинет зельеварения в одном исподнем. Гермиона не придала этому значения, за долгие годы в Хогвартсе привыкшая ко всему широкому репертуару уничижающих взглядов профессора. Видимо, чтобы напомнить о старых счастливых школьных днях, на протяжении всего урока Снейп подчеркнуто игнорировал ее вытянутую руку, а под конец лекции, когда Гермиона не выдержала и шепнула ответ сидящему рядом Стивену, зельевар снял с нее двадцать баллов за подсказку и впервые за этот год назвал невыносимой всезнайкой. Несмотря на привычность его действий, под левой лопаткой как-то неприятно кольнуло, и звонка колокола Гермиона дожидалась абсолютно молча, не поднимая головы, чтобы очередным неловким движением не спровоцировать гнев преподавателя.

— Вы это видели? — то ли в ужасе, то ли в воодушевлении обратился Стивен к Рейчел и Элеонор, шептавших Гермионе слова утешения на выходе из аудитории. — Какая муха его укусила? Еще никогда не видел, чтобы он так злился на кого-то. Не знаю, как ты это выдержала, я бы, наверное, спрятался под парту после первого такого взгляда, — продолжил он, на сей раз обращаясь к самой Гермионе.

— Это потому, что он не вел у тебя зелья в школе. После первых пяти-шести лет начинаешь вырабатывать иммунитет к убийственным взглядам профессора Снейпа, — мрачно заметила бывшая гриффиндорка.

— Возможно, — легко согласился Стивен, — но я бы не хотел случайно оказаться у него на пути. У меня от одного его взгляда волосы дыбом встают, не хотелось бы знать, как себя чувствуют волшебники, оказавшись на обратном конце его волшебной палочки.

От этих слов у всех четверых по спине пробежал холодок. Гермиона никому бы не пожелала иметь врага в лице ее профессора зельеварения. Даже в роли союзника он временами был поистине ужасающим…

Остаток дня и несколько последующих прошли в гораздо более легком настроении. Гермиона наслаждалась повышенным вниманием со стороны студентов и преподавателей, подаренным ей благодаря новому статусу. Другие студенты с разных курсов и факультетов в таких же голубых мантиях стали останавливаться и заговаривать с ней, обращаясь по имени. В считанные дни из никому неизвестной заучки-первокурсницы она превратилась в одну из самых популярных девушек университета и познакомилась с большим количеством людей, чем за три предыдущих месяца вместе взятых. В эйфории от новых впечатлений, Гермиона окончательно выбросила из головы неприятный инцидент на зельях, списав его на никак не связанное с ней плохое настроение преподавателя и понадеявшись, что это было досадным исключением, но не правилом.

Однако уже следующий урок по зельям разбил ее надежды в пух и прах. Снейп был буквально в ярости, и вся сила его негодования вновь обрушилась на ее голову. Сделав несколько дежурных язвительных замечаний и оставив рецепт задания на доске, мастер зелий традиционно удалился, оставляя студентов самих разбираться с процессом приготовления. К тому моменту, когда Гермиона осознала, что в рецепте неизвестного ей (или вовсе несуществующего?) зелья допущена ошибка, было уже слишком поздно. Основная часть ингредиентов была израсходована, до конца урока оставались считанные минуты, а жалкое подобие зелья в ее котле свернулось на дне отвратительной бурой жижей. Отчаянная попытка что-то исправить и нейтрализовать действие свертывающего вещества привела к тому, что из котла начал валить едкий сизый дым, от которого девушка и ее соседи по партам хрипло закашляли и похватались за горло. В таком виде и застал их Снейп, триумфально прошествовавший по проходу между партами с заклинанием головного пузыря.

— Мисс Грейнджер, похоже, бессмертная слава мистера Лонгботтома не дает вам покоя, и вы решили превзойти его в своей колоссальной бездарности. Минус пятьдесят баллов и эссе на восемь свитков на тему «недопустимое комбинирование несочетаемых ингредиентов в лекарственных зельях» к следующему занятию.

— Но, сэр, в данном вами рецепте была ошибка, — попыталась возразить Гермиона, а в следующее мгновение осознала собственную ошибку, встретившись с испепеляющим взглядом черных глаз.

— А вы неспособны думать своей головой и внимательно изучить рецепт ПРЕЖДЕ, чем начинать варить неизвестный вам состав? Или, может, вам неизвестно, что попытка растворить свернувшийся коагулянт мгновенно высвобождает двуокись серы? Я ошибочно предполагал, что обучаю студентов, обладающих достаточным запасом знаний, чтобы не совершать элементарных ошибок, а не бестолковых школьников-первогодок, способных даже самое безобидное зелье превратить во взрывоопасную субстанцию. Уберите бардак, который натворили в своей провальной попытке научиться тонкому искусству зельеварения. Самое сложное, что вам можно доверить в этой профессии — это заваривать чай. Занятие окончено. Все свободны.

Еле сдерживая слезы, Гермиона одним взмахом палочки испарила чадящее зелье вместе с котлом и выбежала из аудитории. Говорить ни с кем не хотелось, а тем более обсуждать произошедшее с Рейчел или Элеонор, видевших все своими глазами, поэтому она прямиком направилась в единственное место, всегда дарившее ей покой и уединение, — библиотеку.

Гермиона медленно прохаживалась между высоких стеллажей, бережно поглаживая корешки древних фолиантов и жадно вдыхая любимый аромат пергамента и кожаных переплетов. Желая отвлечься от мрачных мыслей, она потянулась рукой за одной из самых увлекательных книг по теории трансфигурации, но не обнаружила ее на полке.

— Добрый вечер, мистер Перкинс, — вежливо поздоровалась девушка, подойдя к столику заведующего. — Вы не подскажете, где я могу найти третий том теории трансфигурации Гамильтона?

Пожилой волшебник поднял на нее свои добрые серые глаза с лучиками морщинок в уголках, но его взгляд моментально посуровел, и он неодобрительно поджал дрожащие губы.

— Отделение трансфигурации в третьем ряду справа, — сухо прохрипел библиотекарь и незамедлительно отвернулся, делая вид, что чем-то очень занят.

Гермиону сильно удивила холодность всегда приветливого и охочего поболтать с ней мистера Перкинса, потому она решила поинтересоваться самочувствием добродушного старичка.

— У вас все в порядке, сэр? — осторожно спросила она.

— У меня все в порядке, мисс. Займитесь лучше делом, — резко отрезал он.

Расстроенная еще больше прежнего, Гермиона побрела к показавшимся вдруг чужими и неживыми книжным полкам.

— Позвольте дать вам один совет, юная леди, — услышала она за спиной все тот же сухой голос библиотекаря. — Вы совершили чудовищную ошибку, когда надели эту мантию. И попомните мои слова, однажды вы сильно пожалеете о своем решении.

«Черт бы побрал эту мантию», — пробурчала себе под нос девушка и спряталась за первым попавшимся учебником, лишь бы не видеть неодобрительный взгляд серых глаз. Время за чтением пролетело незаметно. Вот уже за окном прозвонил колокол, и свечи, освещающие помещение, начали гаснуть одна за другой. Домой идти решительно не хотелось, но и оставаться в темнеющей пустой библиотеке не имело смысла. Впереди ждала пара насыщенных выходных, но ни мысли о походах по магазинам с мамой, ни предвкушение шумного воскресного ужина в семействе Уизли в окружении друзей не помогали развеять тяжелое мрачное чувство, тисками сдавливавшее грудь.

Выйдя из библиотеки, Гермиона медленно брела по опустевшим темным коридорам, гулким эхом отражавшим звук ее шагов. «Совсем как в Хогвартсе», — мелькнула непрошеная мысль. В дальнем конце коридора (может, померещилось?) показалась знакомая темная фигура, она постепенно приближалась, не издавая шума шагов, словно вовсе не касалась земли, а плыла над ней в вихре неизменных черных мантий. Образ Хогвартса все четче вырисовывался в памяти, принося с собой нежелательные ассоциации. Ночь, холод, пробирающийся в самую душу, языки пламени, пожирающие астрономическую башню, запах гари и крови. И все та же черная фигура, сломленная и лишенная воли к жизни, на грязном полу в луже собственной остывающей липкой крови, глухой удар сердца о грудную клетку и бесконечно долгая агония тишины. Перед глазами внезапно все поплыло. Грудь сдавило так, что невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть, а горло жгло, словно всего мгновение назад она наглоталась черного дыма, скрываясь от преследователей в закопченных коридорах рушащегося замка.

В отчаянной попытке спастись от преследовавших ее призраков прошлого, Гермиона сделала несколько быстрых шагов к приближающейся темной фигуре и, словно утопающий за соломинку, ухватилась за края жесткой шерстяной мантии. Прижимаясь к его груди, там, где под плотной тканью неизменной учительской мантии отсчитывало ровный ритм сильное живое сердце, и, вдыхая полной грудью терпкий аромат можжевельника и кедра, она почувствовала, как тьма постепенно отступает, ослабляя мертвую хватку на ее груди. Мир перед глазами потихоньку возвращал свои четкие очертания, и еще раз вдохнув поглубже, словно желая забрать с собой как можно больше такого теплого манящего аромата, она сделала шаг в сторону, с сожалением разжимая пальцы и выпуская из рук ткань мантии.

— Простите, профессор, я не хотела на вас набрасываться, — извинилась она, стараясь не подымать глаза, избегая еще большей неловкости.

— Вы в порядке, мисс Грейнджер? — произнес бархатный голос где-то совсем близко, показавшийся скорее обеспокоенным, чем недовольным. От мягких интонаций в знакомом голосе у нее по спине побежали мурашки.

— Все хорошо,профессор, — смущаясь, ответила бывшая гриффиндорка. -Просто паническая атака. Такое со многими случается, — продолжила она, как бы извиняясь. Он только кивнул в ответ и исчез в темноте коридоров.

Лежа на своей кровати и тщетно пытаясь сдаться во власть сна, Гермиона все еще ощущала на себе его запах, словно кожа на ее пальцах, ее одежда и волосы полностью пропитались им за те короткие мгновения украденных объятий. «Вот вам и физиология…» — мрачно подумала она. Выдрессированная за долгие годы фотографическая память тут же подкинула прочитанный когда-то отрывок из древнеиндийского трактата «Ветка персика».

«Три источника имеют влечения человека: тело, разум и душа. Влечение тела порождает желание. Влечение ума порождает уважение. Влечение душ порождает дружбу. Соединение трех влечений порождает любовь».

Что ж, если верить древнеиндийским мудрецам, у тебя большие неприятности, Гермиона Грейнджер…

Гермиона и Рейчел в окружении еще пятерых студентов в голубых мантиях, как обычно, завтракали в кафетерии возле западной башни. Из-за поздних посиделок сестринства ни у одной из девушек не хватало силы воли, чтобы подниматься раньше необходимого и успевать позавтракать дома, так что единственным шансом перекусить до окончания пар был большой перерыв между лекциями по трансфигурации и сдвоенными зельями. Маленькая традиция с посиделками в кафетерии стала одним из любимых моментов будничного студенческого распорядка. После странного эпизода с библиотекарем, Гермиона расспросила новых подруг насчет мантий и татуировок. Рейчел и Элеонор не интересовались такими подробностями, но старшие студентки объяснили ей, что это просто традиционный отличительный знак принадлежности к сестринству. Проверив для верности татуировку на предмет темной магии или чего-то вредоносного, и ничего не обнаружив, Гермиона решила отбросить излишнюю тревожность по пустякам и наслаждаться новыми возможностями.

Поедание черничных маффинов и чизкейков периодически прерывалось легкомысленной болтовней и приступами смеха. Гермиона искренне удивлялась и, в то же время, радовалась тому, как быстро ей удалось влиться в веселую компанию и как легко ее приняли за свою, посвящая во все тайны и вовлекая в любые беседы. Ей нравилось общение в преимущественно женском коллективе, за исключением бесконечных разговоров о личных отношениях, не лишенных весьма пикантных подробностей, иногда переходящих за грань всяких приличий. Такие разговоры часто велись с упоминанием профессоров университета, и после них Гермиона испытывала трудности на уроках, когда перед глазами всплывали картинки, описанные подругами, и приходилось тратить неимоверные усилия воли, чтобы не рассмеяться прямо посреди лекции почтенного профессора Родерика, потеряв пару десятков баллов за «неподобающее поведение». Вот и сейчас прилежная студентка с трудом сдерживала приступ смеха, выжидая пока мимо пройдет профессор Бауман, о котором всего несколько минут назад в очень деликатных подробностях рассказывала Кейтлин. Уши Гермионы нещадно горели, а на глазах от сдерживаемого смеха выступили слезы.

— Добрый день, леди! — вежливо поздоровался преподаватель арифмантики и проследовал к дальнему столику в углу кафетерия, провожаемый хором девичьих голосов, нараспев отвечающих: «Добрый день, профессор Бауман!»

Как только мастер арифмантики отошел на достаточное расстояние, Гермиона и еще несколько девушек прыснули от смеха, облегченно вытирая выступившие на глазах слезы.

— Чем ты с ним занималась вчера вечером, Кейт? Бедняга еле двигается. Ты совсем не бережешь нашего профессора, — пошутила Элеонор, поправляя рыжие локоны в высокой прическе.

— Не ревнуй, Эль, вот закончится семестр, и он весь в твоем распоряжении, — ничуть не смутившись, пропела Кейтлин.

— С чего бы ей ревновать, она даже не изучает арифмантику, — таким же легким тоном заметила Инга, с интересом рассматривающая чаинки на дне своей чашки. — Кстати, Кейт, мы все жаждем узнать, увидим ли вскоре заветное колечко у тебя на пальчике?

Гермиона перевела внимание со своего черничного кекса на сидящих рядом девушек. Романы между студентами и преподавателями были не редкостью в МУМНИ, но они почти никогда не заканчивались браком. Тем более странно ожидать этого от Кейтлин, не похоже, чтобы у них с Бауманом была большая любовь.

— Я ведь уже говорила, Инга, у нас с Эриком не такие отношения, не хочу все слишком усложнять. Так что можешь быть спокойна, твой особенный статус пока останется эксклюзивным, — немного нервно ответила Кейтлин, поглядывая на кольцо на левой руке старосты сестринства.

Инга была единственной помолвленной из их компании, и Гермиона не раз замечала оттенок зависти в глазах подруг, когда те смотрели на аккуратное колечко на безымянном пальчике девушки, подаренное ее женихом Патриком. Бросив мимолетный взгляд на левую руку старосты, Гермиона впервые заметила, что рядом с роскошным помолвочным кольцом на среднем пальце у Инги было простое серебряное колечко с гербом Мерлина, таким же, как на нашивке с ее мантии.

— Гермиона! — вырвала ее из раздумий настойчивый голос Элеонор. — Ты все утро молчишь. Расскажи, как у тебя обстоят дела с нашим грозным профессором Снейпом.

— О, будто вы сами не видите, как у меня обстоят дела, — с измученным вздохом ответила Гермиона. — Он то игнорирует меня, словно я пустое место, то снимает по двадцать баллов и называет «всезнайкой» только за то, что я посмела поднять руку во время занятия. У меня стойкое чувство deja vu, все снова как в школе, когда не проходило ни дня, чтобы Снейп не попрактиковался в сарказме на мне или моих друзьях и не снял с гриффиндора заветные баллы. Еще немного, и я начну бояться дышать в его присутствии, не то что отвечать на уроках.

— Бедняжка, — пролепетала Рейчел, приглаживая в шутливом утешении каштановый беспорядок на ее голове, лишь символически именуемый прической. — Ты же знаешь, мы всегда готовы утешить и подставить жилетку тебе… или ему! — добавила она после короткой паузы, и все сидящие за столом снова залились смехом.

* * *

— Жабророст! — пророкотал низкий голос профессора Снейпа откуда-то из клубов оседающего тумана в центре зала. — Одно из зелий, позволяющее человеку дышать под водой на протяжении семи часов, если все стадии приготовления были произведены успешно. К концу занятия я ожидаю от каждого из вас по колбе зелья, идентичного данному образцу. Рецепт на доске. Приступайте.

Едва договорив, профессор резко развернулся и исчез за дверью аудитории, оставляя студентов наедине со своими котлами и грудами ингредиентов. На пустой трибуне одиноко мерцало лазурное зелье в высокой прозрачной колбе. Его необычный цвет полностью напоминал водную гладь озера, затемняясь постепенно книзу, создавая впечатление, словно смотришь на уходящую далеко вглубь бездну, хотя высота колбы была не многим больше двадцати сантиметров. При этом по всей площади зелья периодически проходила легкая рябь, имитируя игру солнечных бликов на поверхности воды. Гермионе даже показалось, что его создали исключительно ради необычайной красоты, а не ради практического применения. Откинув в сторону посторонние мысли о том, как красиво в летние дни блестит черное озеро, на берегу которого стоит Хогвартс, она методично начала сортировку и приготовление ингредиентов.

Спустя полтора часа зелье у большинства студентов достигло финальной стадии, когда нужно было приглушить огонь и дождаться загустения, периодически помешивая его в обе стороны. Секундные стрелки по периметру зала синхронно тикали, отсчитывая время до конца занятия, а зелье Гермионы упрямо отказывалось принимать тот волшебный углубляющийся лазурный цвет, как у образца Снейпа. Она перемешивала, останавливалась, перемешивала снова, но уже полностью готовый жабророст оставался банально голубым, не подавая признаков мерцания и не вызывая никаких ассоциаций с летними озерами. Обыденное, тривиальное, скучное зелье. Гермиона подавила вздох отчаяния, вспомнив недавние колкие замечания Снейпа о недостаточности упрямого усердия и нехватке у нее истинного таланта зельевара. Сам мастер зелий в это мгновение ворвался в комнату, по пути отдавая инструкции разлить зелье по колбам и сдать ему на стол. Гермиона в последний раз окинула взглядом свой стол, заметив, как много жемчужного экстракта у нее осталось после приготовления. Жемчужный экстракт не был важным реагентом, а исполнял роль стабилизатора, не влияя на конечные свойства зелья, но позволяя ему храниться дольше. В голове у ведьмы что-то щелкнуло. Ведомая скорее инстинктом и азартом, чем здравыми рассуждениями, она схватила флакон с жемчужным экстрактом и вылила в котел две дополнительных чайных ложки жидкости, параллельно гася пламя под котлом. Времени на проверку результата не было, потому Гермиона просто вылила содержимое котелка в прозрачную колбу и на дрожащих ногах отправилась к возвышающейся в центре зала трибуне.

«Я испортила зелье! — билась в ее голове отчаянная мысль. — Я намеренно испортила готовое зелье на уроке профессора Снейпа, и все только для того, чтобы заставить его выглядеть симпатичнее. Я определенно сошла с ума». Затаив дыхание, она поставила свою колбу в ряд с остальными и, боясь поднять глаза, отправилась на свое место.

Сидя за партой, до боли сцепив дрожащие руки на коленях, Гермиона наблюдала, как профессор Снейп одну за другой поднимает одинаковые колбы студентов, озвучивая оценку «удовлетворительно», и, сопровождаемые звоном разбивающегося стекла, они отправляются в корзину для мусора.

— Мисс Стивенс, — поднимая очередную колбу, бархатным голосом обратился мастер зелий к Рейчел, — как вы сами оцениваете свою работу за сегодня?

В том, как почти ласково прозвучал вопрос, все, знающие привычки профессора, немедленно заподозрили подвох.

— Удовлетворительно, сэр? — с надеждой ответила Рейчел, поднимаясь со стула.

— Удовлетворительно? — переспросил Снейп, но, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я так не думаю! Похоже, мисс Стивенс, сегодня вам удалось возглавить длинный парад бездарностей и сварить самое бесполезное зелье из всех возможных. Выпивший его недоумок не смог бы даже как следует отравиться неправильно сваренным зельем, оно просто не способно произвести на человека никакого, даже вредоносного воздействия. Думаю, излишне уточнять, что расширения магических способностей в виде появившихся жабр от этого скверного варева также не последует.

Рейчел с тихим стоном плюхнулась обратно на стул, с трудом сдерживая подступающие слезы.

— Мисс Грейнджер? — все тем же резким уничижающим тоном обратился Снейп. — Не хотите просветить коллег, почему ваше зелье отличается от большинства образцов даже больше чем зелье мисс Стивенс?

— Я добавила дополнительную порцию жемчужного экстракта, сэр, — стараясь совладать с голосом и не дать ему задрожать, ответила Гермиона, все еще не решаясь взглянуть на результат своей оплошности.

— Могу я поинтересоваться, что вас сподвигло нарушить инструкцию и внести изменения в четырехсотлетний рецепт? — с легким оттенком веселья в голосе задал вопрос зельевар. Его откровенно забавляла сложившаяся ситуация.

Помянув свой славный школьный факультет и набравшись храбрости, Гермиона наконец посмотрела на своего профессора и на мгновение забыла как дышать, а все слова оправдания так и умерли на кончике языка, оставив девушку с молчаливо раскрытым ртом. В изящных бледных пальцах мастера зелий покоилась тонкая колба с идеально-глубоким лазурным зельем. Серебристые блики от него падали на матовую черную мантию преподавателя, покачиваясь, словно волны, в такт его дыханию.

— Мы ждем, мисс Грейнджер! — уже с явно читаемой усмешкой на лице, выдернул ее из задумчивого транса Снейп.

— Простите, сэр, я отвлеклась, — заливаясь краской, пробормотала Гермиона.

— Очевидно, — кивнул зельевар и выжидающе вскинул бровь.

— Вы на каждой лекции говорите, как важно в искусстве зельеварения наличие инстинктов и природного чутья к магии, и что недостаточно механически следовать прописанным рецептам, чтобы овладеть высоким уровнем мастерства в этой области. Поэтому я решила довериться внутреннему чутью, сэр, и добавила жемчужный экстракт.

— Присаживайтесь, — оборвал он ее ответ, когда за окном зазвонил колокол. — Для всех остальных эссе на три свитка к следующему занятию на тему «применение жемчужного экстракта в нелекарственных зельях». Все свободны. Грейнджер, задержитесь на минуту.

Гермиона терпеливо ждала, пока ее однокурсники соберут со столов остатки ингредиентов и учебники. Когда за последним из них закрылась дверь, и класс, наконец, опустел, профессор Снейп с грацией крупной кошки приблизился к ней и присел на край соседней парты, вальяжно откинув голову чуть назад и скрестив руки на груди.

— Итак, внутреннее чутье, значит? — проурчал он, чуть наклоняясь вперед и нависая над ней с высоты своего внушительного роста.

Не найдя достойного ответа, Гермиона молча кивнула, не уверенная, что сможет совладать с голосом, находясь так близко от профессора, почти физически ощущая исходящую от него магию.

— Не глупите, Грейнджер, — насмешливо заметил Снейп. — Мы с вами прекрасно знаем, что у вас нет никакого внутреннего чутья. Вы единственная ученица Хогвартса, умудрившаяся завалить предсказания у Трелони за все пятнадцать лет ее преподавания. Вам стоит научиться выворачиваться более убедительно. Хотя если за семь лет приключений с Поттером вы этому так и не научились, то теперь уже вряд ли сможете, — словно беседуя сам с собой, продолжил зельевар. — Но мне все же интересно услышать, почему вы добавили жемчужный экстракт.

Снейп пристально посмотрел на нее проницательными черными глазами, в которых читался искренний интерес. Напомнив себе обещание быть смелее, Гермиона набрала полные легкие воздуха и на одном дыхании выпалила ответ, который, как оказалось, только и ждал маленького толчка решимости.

— Ваша вступительная лекция, сэр. Вы говорили, что не станете учить нас обычным рецептам из лавки зелий, что мы будем иметь дело с образцами истинного искусства, а не ремесла. И зелье, которое вы оставили за образец… Мне показалось, что вы выбрали его для демонстрации исключительно из-за необыкновенной красоты. Ведь есть множество более простых способов дышать под водой, на которые не нужно тратить время и дорогие ингредиенты, для которых достаточно школьного уровня знаний по чарам или трансфигурации. Так зачем воссоздавать старый рецепт зелья, без которого легко можно обойтись, если только не для того чтобы превратить его в нечто прекрасное, без оглядки на простую функциональность? Кроме того, вы еще в школьные годы экспериментировали с составом и способами приготовления зелий, никогда строго не ограничиваясь известными рецептами. Было бы странно ожидать, что сейчас вы вдруг измените своим привычкам и начнете настаивать на точном исполнении книжных предписаний, а не поощрять поиск новых методов в зельеварении.

— Иными словами, вы изменили состав зелья, опираясь не на знание взаимодействия основных ингредиентов, а на психологический портрет преподавателя? — все больше забавляясь ситуацией, переспросил мастер зелий.

— Можно и так сказать, — улыбнулась в ответ Гермиона, оценив комичность ситуации. — И вы будете рады услышать, что после семи лет обучения под вашим руководством, я все же решила прислушаться к настойчивой рекомендации отойти от механического запоминания и повторения, как ни досадно признавать вашу правоту спустя столько времени, сэр.

Договорив, Гермиона почувствовала некоторое облегчение, словно с кипящего котла сняли крышку и наконец-то выпустили пар. Она подняла голову и смущенно заулыбалась, впервые не в воспоминаниях, а в настоящем времени заметив ту самую самодовольную ухмылку мастера зелий.

— Весьма похвальное стремление, мисс Грейнджер. Пусть и с таким запозданием, но вы все же научились слушать, а не только читать.

Замечание было все таким же саркастичным, но голос Снейпа звучал обволакивающе мягко, не позволяя воспринять последнюю реплику как оскорбление.

— Думаю, стоит отпраздновать столь стремительный прорыв в вашем обучении зельеварению. Как я могу поощрить ваше внезапное желание слушать и слышать вашего профессора?

Все еще находясь на волне необъяснимой храбрости и эйфории, Гермиона произнесла то, на что не осмелилась бы в любой другой ситуации, то, чего действительно желала.

— Согласитесь со мной поужинать, профессор Снейп?

Минуту черные глаза изучающе сверлили ее немигающие карие. Затем Снейп резко соскочил с парты, развернулся и, уже двигаясь по проходу в сторону двери, произнес:

— В среду ровно в восемь у входа в корпус языкознания.

Не давая возможности ответить, он скрылся за дверью. А Гермиона, ничуть не заботясь, что колокол, возвещавший начало следующей лекции, уже прозвонил, и не обращая внимания на жалобы Рейчел, что они опоздают и с них снимут баллы, брела по длинным светлым коридорам родного университета и не могла заставить себя убрать с лица глупую блаженную улыбку.

— Я пригласила Снейпа на ужин, и он согласился, — словно во сне пробормотала она. — Ты можешь себе такое представить, Рейчел?

Блондинка никак не ответила, но, если бы Гермиона не была так поглощена собой, она бы, возможно, заметила резко помрачневший вид подруги…

Как часто бывает со спонтанными решениями, после первой волны безудержного веселья приходят сомнения, потом волнение и страх, а после и вовсе сожаления о необдуманном поступке. Гермиона в своих эмоциях успела пройти все стадии от блаженной радости до мандража и абсолютной паники.

— О чем я только думала, приглашая Снейпа на ужин? — жаловалась она уже ставшей для нее близкой подругой Рейчел. — Должно быть, я окончательно потеряла рассудок. И что делать теперь? Может, послать сову и все отменить? Да, я так и сделаю.

— И этим подпишешь себе смертный приговор, — спокойно произнесла Рейчел, порядком подуставшая от приступов паники подруги. — Если до сих пор Снейп был далеко не ангелом, представь, во что превратятся твои уроки зельеварения после того, как ты отменишь назначенное тобой же свидание меньше чем за день до срока.

— Никакое это не свидание, — в сотый раз за последние несколько дней повторила Гермиона. — Мы просто отметим мои успехи в учебе, это почти деловая встреча двух коллег.

— Тогда почему ты носишься из угла в угол и рвешь на себе волосы? Пойди на свою встречу коллег, поговори об учебе, в чем проблема? — лукаво заметила блондинка.

— Но это же Снейп! — простонала Гермиона так, словно одно его имя все объясняет.

— Послушай, почему бы тебе завтра вечером не зайти ко мне. Я помогу тебе собраться и, может, даже накапаю в чай немного успокоительного зелья, чтобы ты не умерла от инфаркта еще до того, как встретишься с ним, — утешительным тоном, как говорят с душевнобольными, предложила Рейчел. Похоже, это подействовало, потому что ее подруга перестала мерить шагами пустую аудиторию арифмантики и впервые за последний час присела на стул.

В среду ровно в семь Гермиона стояла у дверей Рейчел в студенческом общежитии. Блондинка встретила ее в одном белье из алого кружева и быстро затянула в комнату.

— Ты тоже куда-то собираешься? Я тебя не отвлекаю? — смущенно спросила Гермиона, терзаемая новым приступом сомнений.

— У меня свидание! — высоким от возбуждения голоском ответила блондинка. — Но ты меня не отвлекаешь, я уже почти собралась. Осталось только платье надеть, но не хочу помять его раньше времени или посадить пятно. А где твое платье? — поинтересовалась она, не заметив никакого пакета в руках подруги.

— Я решила, что в платье будет не очень удобно, так что пойду в этом, — неуверенно ответила Гермиона, глядя на себя в высокое зеркало на стене. Классические серые брюки и синий джемпер казались ей вполне разумным выбором. Сдержанно, но со вкусом!

— Это самое скучное одеяние из всех, что я видела, милочка, а видела я мно-о-го! — вклинилось в разговор двух девушек зеркало.

— Прости за это, — извинилась Рейчел, наспех произнося заглушающее заклинание над магической вещицей. — У него весьма скверный характер и ни капли чувства такта. Ты замечательно выглядишь, давай только прическу тебе подправим.

Провозившись с непослушными волосами Гермионы около получаса, Рейчел обреченно вздохнула и заплела аккуратную косу, как и предлагала с самого начала бывшая гриффиндорка.

— Чаю? — предложила она, наконец-то откладывая расческу. Гермиона только кивнула в ответ, и через минуту перед ней уже стояла дымящаяся чашка и пара бисквитов.

— Ты пей, а я пока оденусь, — прощебетала блондинка, исчезая в глубине явно увеличенного магическим способом шкафа.

Гермиона со смешанными чувствами наблюдала за тем, как собирается ее подруга. С одной стороны, Рейчел выглядела действительно довольной и с нетерпением ждущей свидания со своим загадочным кавалером. С другой, глядя на роскошное красное платье с глубоким декольте, плотно облегающее округлые формы девушки, и на ее идеально гладкие светлые волосы, Гермиона не могла подавить в себе чувство нарастающего волнения. Что если она ошиблась в выборе наряда? Что если это на самом деле свидание, и она не понравится Снейпу? Вдруг он вообще не придет, посмеявшись над глупостью надоедливой студентки, решившей, что может заинтересовать его в этом плане? В надежде занять хоть чем-то дрожащие руки, Гермиона взяла со стола теплую фарфоровую чашку и отпила пару глотков. Вкус чая показался ей необычным, и она с благодарностью решила, что Рейчел выполнила обещание и все-таки капнула успокаивающее зелье в ее чашку. По телу расплылось приятное тепло, руки перестали дрожать.

— Закрой глаза, я подкрашу тебе ресницы, — донесся откуда-то издалека девичий голос, и она с радостью подчинилась, опуская мгновенно потяжелевшие веки.

Когда спустя всего мгновение Гермиона открыла глаза, за окном поднималось ленивое зимнее солнце. Ее своенравный кот по-хозяйски прохаживался по ее спине, периодически тычась усатой мордой в ее ухо, пытаясь разбудить хозяйку.

— Отстань, Крукшанкс, всего шесть часов утра, дай поспать хоть полчасика, — простонала она, натягивая повыше сползшее одеяло.

Но рыжее чудовище продолжало настырно урчать ей в ухо, прогоняя остатки сна. В проясняющемся рассудке что-то беспокойно заворочалось, а потом взорвалось болезненным осознанием реальности.

Шесть часов! В последний раз, когда она смотрела на часы, было без пятнадцати восемь, и она собиралась на встречу с профессором Снейпом. Как она оказалась дома? Что могло произойти? И почему она не помнит событий вчерашнего вечера?

В голове моментально замелькали картины, одна страшнее другой. Нападение пожирателей, похищение и пытки, заклинание «Империуса» или «Обливиэйт»? Тщетно напоминая себе, что война закончилась полтора года назад, и с августа прошлого года не было замечено ни одного нападения бывших пожирателей, Гермиона сбежала вниз по лестнице и распахнула дверь в спальню родителей.

— Мама! — бесцеремонно начала она теребить рукав пижамы миссис Грейнджер. — Мама, ну, проснись же!

Как только Джейн открыла сонные глаза, Гермиона засыпала ее вопросами.

— Прекрати тараторить, Гера, — буркнул разбуженный отец семейства. — Начни по порядку, а то твоя мать получит инфаркт раньше, чем поймет, что у тебя стряслось.

Гермиона виновато заметила, что ее мама и правда выглядит крайне испуганной и в ее глазах уже блестят слезы.

— Во сколько я вчера пришла домой? — собравшись с мыслями, задала она первый из мучавших ее вопросов.

— Около восьми, — взволнованно ответила миссис Грейнджер, поглаживая дрожащую руку дочери.

Гермиона выдохнула с облегчением. Если она вернулась домой в восемь, значит ничего непоправимого, скорее всего, не произошло, и все время, которое выпало из ее памяти, она провела дома с родителями.

— Я не выглядела как-то странно, или ничего не говорила, почему так рано вернулась? — уже более спокойно поинтересовалась дочь.

— Странно? Ну, если считать, что проспать десять часов подряд -это странно, то можно и так сказать, — вместо Джейн ответил сонный мистер Грейнджер.

— Я все время спала? — в недоумении переспросила Гермиона. — А я вообще что-то говорила, когда вернулась?

— Милая, ты меня пугаешь. С тобой что-то случилось вчера? Может надо отвезти тебя к доктору? — вместо ответа забеспокоилась мать. — Вчера, когда твоя подруга привезла тебя и сказала, что ты уснула у нее на диване, я подумала, что ты просто устала от постоянной учебы, ведь скоро экзамены, а ты всегда переутомляешься перед ними…

— Рейчел привезла меня? — прервала Гермиона сбивчивую речь матери.

— Ну да, я так и сказала, — удивилась миссис Грейнджер. — Ты уверена, что с тобой все в порядке, родная? Ты выглядишь бледной.

— Нет, все хорошо. Я просто не могла вспомнить, как добралась домой, потому разволновалась. Но раз я уснула у Рейчел, то, конечно, не могла помнить, как приехала. Ложись спать, мама, простите, что разбудила из-за пустяка, — постаралась успокоить родителей Гермиона, постепенно осознавая, что именно произошло прошлым вечером.

Закрыв двери в спальню родителей, она прошла на кухню и механически начала заваривать кофе. Тот странный терпкий вкус в чае… Видимо вместо успокаивающего Рейчел случайно налила ей снотворное зелье. Но почему тогда не попыталась разбудить, когда поняла свою ошибку? Простое заклинание «Энервейт» способно разбудить волшебника, какую бы дозу снотворного он не принял, и Рейчел, учась на факультете колдомедицины, не могла не знать этого. Возможно, подруга намеренно усыпила ее. Но зачем? Пошла на поводу у сомнений Гермионы и решила, что той действительно лучше не ходить на эту встречу? В любом случае, она не узнает ответа, пока не увидит Рейчел.

«Как я объясню все это Снейпу?» — мелькнула в ее голове отчаянная мысль, и Гермиона выронила из рук только что взятую чашку. Та с пронзительным звоном разлетелась на мелкие осколки, оставляя под ногами девушки остатки кофейной гущи, растекшейся в форме полумесяца. «Дурное предзнаменование» — некстати вспомнился ей один из немногих посещенных уроков в душной башне Трелони.

Попытки найти Снейпа до начала лекции не увенчались успехом, он как сквозь землю провалился. Рейчел тоже нигде не было видно, потому Гермиона решила выяснить все после занятия. Сдвоенные зелья прошли без особых происшествий, хотя по количеству снятых с группы баллов нельзя было не отметить, что и без того мрачный профессор прибывал в скверном расположении духа. Рейчел на лекции так и не появилась, отчего Гермиона заволновалась еще больше прежнего.

Под конец занятия, когда большинство студентов уже покинули аудиторию, бывшая гриффиндорка наконец набралась храбрости и подошла к трибуне, возле которой все еще стоял угрюмый мастер зелий. Но не успела она произнести и слова, как профессор одним молниеносным движением выхватил из рукава и нацелил на нее волшебную палочку, накладывая «Силенсио».

— Лекция окончена, мисс Грейнджер, — сердито выплюнул он. — Не смейте тратить впустую мое свободное время!

Через мгновение Снейп исчез в проеме двери, сопровождаемый летящей вслед и словно не поспевающей за ним черной мантией. А Гермиона продолжала стоять в пустой аудитории, не заботясь о том, чтобы стереть с лица мокрые дорожки слез или снять с себя заклинание немоты. Какой смысл иметь возможность говорить, если понимаешь, что тебя не станут слушать?

Не найдя Рейчел и после лекции, Гермиона с каким-то мрачным предчувствием побрела в сторону западной башни. Там за угловым столиком кафе в окружении девушек в одинаковых мантиях сидела ее светловолосая подруга, не решаясь поднять взгляд.

— Рейчел, я тебя с самого утра ищу, даже послала сову тебе домой. Что произошло вчера вечером? — не желая оттягивать разговор в долгий ящик, спросила Гермиона, стараясь не допустить обвинительные нотки в голосе. Возможно, она все же ошиблась в выводах.

— Мне жаль, Гермиона, — по-прежнему не поднимая глаз, тихо проговорила блондинка, действительно выглядевшая расстроенной. В сердце Гермионы затаилась надежда, но следующие слова подруги полностью похоронили ее. — Я не хотела тебя огорчать. Но у тебя и так самый высокий балл в нашей группе, а мне ни за что не сдать зелья без дополнительных уроков.

— Что ты сделала, Рейчел? — начала терять терпение гриффиндорка, понимая, что подлитое снотворное может оказаться лишь вершиной айсберга.

— Он не хотел со мной разговаривать после занятий. Мне нужно было встретиться с ним где-то вне университета, чтобы он понял, как серьезно я настроена, — промямлила Рейчел, подтверждая худшие догадки однокурсницы.

— Ты пошла на встречу со Снейпом вместо меня? — задала вопрос Гермиона, заранее зная ответ. — Как ты могла так со мной поступить? Я доверяла тебе, а ты опоила меня снотворным! — чувствуя, что почти задыхается от гнева, выпалила она.

— В любви и на войне все средства хороши, — вклинилась в разговор двух младших девушек Инга.

— Все средства хороши? Я думала, что она моя подруга. Или вставлять нож в спины друзей — это тоже хорошее средство? — возмутилась Гермиона, бросая гневный взгляд в сторону черноволосой красавицы.

— Женской дружбы не существует, — вместо Инги ответила сидящая рядом Мери. Остальные девушки за столиком дружно закивали.

— Ты тоже так считаешь? — переспросила Гермиона у блондинки, которую еще вчера искренне считала своей подругой.

Рейчел неопределенно передернула плечами.

— Все равно все прошло не слишком удачно. Мне теперь придется бросить зелья и даже перевестись на другой факультет, — проговорила она, так и не ответив на поставленный вопрос.

Гермиона молча развернулась и выбежала из кафетерия, во второй раз за день не способная сдержать жгучие потоки накатившихся слез.

Четыре раза за этот вечер она пыталась отослать Снейпу сову с объяснениями, и каждый раз совы возвращались с нераскрытыми конвертами. Гермиона даже решилась связаться с ним по каминной сети, но камин мастера зелий оказался полностью заблокирован для связи или передачи сообщений.

Занятия по зельеварению превратились в сущий ад. Если до сих пор Снейп мог задеть ее саркастичным замечанием или вывести из себя намеренным игнорированием на уроках, то сейчас Гермиона почти скучала по тем счастливым временам. Тогда она, по крайней мере, знала, как реагировать и утешала себя мыслью, что ее вины в этом нет. Сейчас же каждый урок превратился в магическую дуэль без заклинаний. Гермиона буквально физически ощущала, как профессор зельеварения закипает от ярости, он словно излучал агрессию вместе со своей природной магией далеко за пределы собственного тела, и магия бывшей гриффиндорки отзывалась ответным натиском, но до сих пор ей не удавалось выиграть ни одного раунда этой изнуряющей дуэли. Сейчас Снейп не игнорировал ее и не засыпал язвительными комментариями, но пристальный холодный взгляд черных глаз, в которых ясно читался вызов, выжигал ее изнутри. Эта постоянная невидимая борьба изматывала, вытягивала все силы и эмоции, делая еще более сложной задачу сосредоточиться на учебном процессе. А тем временем начались экзамены и зачетные работы, знаменующие окончание семестра и скорое приближение рождественских каникул.

В конец вымотанная предэкзаменационной лихорадкой и постоянным противостоянием с мастером зелий, бывшая гриффиндорка решилась на отчаянный шаг, отослав Снейпу вопиллер с извинениями и попытками объяснить ситуацию. Но ее слегка потрепанная сова вернулась вместе с нераспечатанным вопиллером так же, как и возвращалась со всеми предыдущими непрочитанными письмами в адрес профессора зельеварения. Когда Гермиона виновато отвязала клочок алого пергамента от ножки усталой совы, ее собственный вопиллер заорал на нее голосом самого грозного из ее бывших Хогвартских профессоров: «НЕ СМЕЙТЕ МЕНЯ БОЛЬШЕ БЕСПОКОИТЬ, НЕСНОСНАЯ НАГЛАЯ ДЕВЧОНКА» — и бросил ошметки разорванной в клочья бумаги прямо ей в лицо. Гермиона стояла с раскрытым ртом и запутавшимися в волосах клочками пергамента посреди своей спальной, не способная решить, возмутиться ей ужасной выходкой профессора или восхититься его мастерством владения магией. До сих пор она не слышала ни об одном случае, когда кому-то удалось бы зачаровать вопиллер так, чтобы он не накричал на него, не говоря уже о том, чтобы отослать отправителю его собственный не распакованный вопиллер с модифицированным посланием.

«Это война! — пробормотала себе под нос отчего-то довольно улыбающаяся Гермиона. — Что ж, отчаянные времена требуют отчаянных мер». Она медленно и методично достала из неизменной сумочки с бисером несколько свитков пергамента, а затем из зачарованного сейфа баночку синих чернил. Развернув пергамент на письменном столе, Гермиона обмакнула в чернила пушистое гусиное перо и принялась писать послание Снейпу прямо поверх уже законченной зачетной работы по зельям. Безусловно, профессор мог не засчитать ее работу за проявление такой наглости, и тогда ее баллы за семестр упадут на тридцать процентов и она окажется в числе худших студентов курса по этой дисциплине, но что еще ей оставалось?

«Все-таки Гриффиндор — это диагноз», — произнесла она, ставя финальную точку в длинном послании. Аккуратно сворачивая свитки, она взмахнула палочкой и произнесла над ними одно простое заклинание. Удовлетворенная результатом, девушка спрятала работу обратно в сумку и легла спать. Завтра последний день занятий, а потом две недели каникул, походы по магазинам в поисках подарков вместе с мамой, просмотр любимых рождественских фильмов с папой, шумный и полный вкуснейших лакомств рождественский вечер в семействе Уизли и много часов разговоров о злополучном квиддиче с лучшими друзьями…

Снейп сидел у камина, грея в руках чашку крепкого травяного чая, и пытался разделаться с горой непроверенных работ первокурсников. Он откладывал это малоприятное занятие, сколько мог, но отчет с результатами надо было сдать до Рождества, а значит, оставался всего один день. Наконец на глаза ему попалась работа Грейнджер, как всегда длиннее положенного на полсвитка. Он, терпеливо стиснув зубы, перечитал ее до середины, когда буквы перед глазами вдруг расплылись и поменяли свои очертания. Мастер зелий вытянул палочку из рукава и перепроверил работу на наличие заклинаний. Сразу обнаружилось заклинание присоединения, и бывшему шпиону не составило труда призвать присоединенный к тексту предмет. Это оказалась маленькая коробочка в оберточной бумаге, перевязанная серебристым бантом. Никаких проклятий или ловушек на коробочке не нашлось. Отложив ее в сторону, зельевар вернулся к пергаменту. Вместо зачетной работы по зельеварению перед ним была длительная объяснительная от Грейнджер с извинениями и просьбой простить ей допущенную оплошность. Видимо она не подсылала вместо себя эту нахальную Стивенс, и все еще хотела встретиться с ним… Но больше чем текст послания, Снейпа заинтриговала форма его подачи. Он никогда раньше не встречал зелья, позволяющего накладывать один текст поверх другого так, чтобы лишь определенный получатель мог прочесть второй слой послания. То, что это было сделано с помощью зелья, он не сомневался, поскольку никаких чар и заклинаний по модификации текста он не обнаружил. Могло ли зелье оказаться авторским творением Грейнджер? Запатентовав такой состав, можно в считанные годы сколотить состояние.

«А девчонка все же талантлива», — против собственной воли восхитился зельевар и перевел внимание на нелепо-яркую коробочку. Под слоями оберточной бумаги обнаружился пузырек синих чернил и небольшая открытка. «С Рождеством, профессор Снейп!» — было нацарапано на ней знакомым педантичным подчерком, и далее следовало подробное описание способов приготовления заинтересовавшего его зелья.

Следующим утром в окно Гермионы постучала незнакомая сова. Покормив ее имбирным печеньем и взявшись читать письмо, девушка внезапно запрыгала на месте, расплываясь в счастливой улыбке впервые за долгое время.

— Хорошие новости, милая? — спросила миссис Грейнджер, цепляя яркий оранжевый шар на пахучую ель.

— Лучше не бывает! — воодушевленно ответила дочка и унеслась по лестнице в свою спальню.

«Мисс Грейнджер,

Говорилось в коротком послании.

Своей последней выходкой вам удалось привлечь мое внимание. Но не надейтесь, что в случае повторной оплошности с вашей стороны я буду столь же снисходительным и ваши действия останутся без последствий.

P.S.: Будьте на углу Кингс-роуд и Слоун-стрит девятого января в семь.

С.С.»

Во второй раз собираться на первую встречу было мучительным. Изощренная пародия на день сурка, когда все происходит также и совсем иначе. Также Гермиона стояла у раскрытого шкафа, перебирая вешалки с одеждой. Также дрожали руки, и сводило желудок от волнения. Но заставить себя выбрать нейтральный наряд и сделать вид, что впереди ждет всего лишь ужин, не представлялось возможным. Каждый раз, когда Гермиона снимала с вешалки любимую блузку и прикладывала к себе, глядя в восхитительно-немое абсолютно не волшебное зеркало, перед ее глазами всплывала одна и та же картинка. Как в уютном кафе напротив ее профессора сидит Рейчел в ослепительном алом платье. А затем как где-то в полумраке комнат она снимает с себя это платье, открывая взгляду соблазнительное кружево в тот же тон. Возможно, последнего никогда не было. Но слова коварной подруги, что все прошло не слишком удачно, еще не означают, что вечер не зашел дальше разговоров о зельеварении. Потому любимая блузка отправляется в растущую гору хороших удобных вещей, абсолютно не подходящих по случаю.

Случай, по которому подбирался наряд, тоже необратимо изменился. Формальная встреча двух коллег больше не имела ничего общего с происходящим. Всеми своими посланиями и невообразимой настойчивостью Гермиона сама перешла любые допустимые границы формальных отношений. Возможность отпраздновать ее академические успехи, послужившая поводом назначить встречу в прошлый раз, превратилась в слишком давнюю историю, чтобы стать оправданием новой встрече. Так что бывшая гриффиндорка могла перестать притворяться, что ее ждет лишь невинная встреча студентки и преподавателя, и в порыве отчаянной смелости признаться немому зеркалу и самой себе, что просто хотела его видеть, находиться в его обществе, хотела снова ощутить его аромат на кончиках собственных пальцев. Потому из всех нарядов она выбрала маленькое черное платье и непрактичные лаковые лодочки. Неизменными оставались только сумочка с бисером и хаотичный пучок на голове — предсказуемый результат очередной проигранной битвы в ее вечной войне с волосами. Не давая себе времени на сожаления и расстройства, набрав в легкие как можно больше воздуха, Гермиона аппарировала к назначенному месту.

— Мисс Грейнджер, — прозвучало короткое приветствие за ее спиной.

Неуклюже развернувшись вокруг своей оси, все еще дезориентированная после аппарации, Гермиона практически уткнулась носом в знакомую черную мантию. Аромат можжевельника и кедра заполнил ее легкие, и впервые за вечер она облегченно выдохнула, ощущая, как расслабляются нервные узелки в напряженных плечах.

Маленький ресторанчик в нескольких шагах от места встречи показался Гермионе мрачноватым. Низкие потолки полуподвального помещения, темные стены и приглушенный свет — не такое место она бы выбрала. Но она выбрала своего спутника, а интерьер — только незначительная деталь в только начавшей складываться мозаике вечера. Кто знает, какая картина откроется взгляду к концу?

Первые несколько минут были тяжелыми и натянутыми. Снейп галантно придвинул для нее стул, предложил к выбору несколько достойных, по его мнению, блюд, и в целом был вежлив и обходителен. А Гермионе навязчиво хотелось встряхнуть головой или ущипнуть себя, чтобы прогнать вязкое тягостное ощущение нереальности происходящего.

— Пожалуйста, сделайте замечание по поводу моих волос или снимите баллы с официанта за то, что он до сих пор не принес напитки, а то я чувствую себя Алисой на безумном чаепитии, — с обреченным вздохом попросила она.

— Значит, светские любезности можно пропустить?

Снейп вопросительно приподнял бровь и, получив утвердительный кивок в ответ, вальяжно откинулся на высокую спинку стула, сразу становясь похожим на самого себя. Или на того себя, который бы не напоминал Гермионе выжившего из ума шляпника.

— Ваша прическа и правда не на высоте, — с ухмылкой на губах заговорил он, заставив бывшую гриффиндорку на мгновение задержать дыхание. — Хотя все остальное весьма… достойно, — добавил он, и она облегченно выдохнула.

— Я рада, что вы приняли мои объяснения и согласились встретиться, — в новом порыве храбрости произнесла Гермиона.

— Не торопитесь с выводами, мисс Грейнджер. До конца вечера вы можете пожалеть о каждом из двадцати восьми писем, отправленных вами, — вкрадчиво ответил Снейп, и ухмылка на его лице показалась хищной.

— Двадцать восемь? Правда? Я и не подозревала, что написала так много.

— Это не считая вопиллера. Что, кстати, неслыханная наглость с вашей стороны, и не останется безнаказанным, — прервал он, прежде чем Гермиона успела произнести извинения за доставленные профессору неудобства. — И по поводу ваших объяснений. Чему, черт возьми, я учил вас почти семь мучительных лет, если вы не в состоянии обнаружить сонное зелье в собственной чашке? Это прямое оскорбление моим бесспорным педагогическим талантам, если хотите знать. Муди бы перевернулся в гробу, услышав о такой безалаберности, если бы его тело когда-либо было найдено и похоронено. Постоянная бдительность! — проревел он последние слова, в точности имитируя интонации старого аврора.

Румянец мгновенно схлынул с лица Гермионы, и на лице бывшего шпиона мелькнуло выражение, словно он только что проглотил особенно кислый лимон.

— Не приемлите черный юмор? — без тени эмоций поинтересовался он. — Только не говорите, что окончательно размякли и льете слезы каждый раз, услышав за окном жалобное мяуканье котят.

— Нет-нет, дело не в этом. Мне впервые пришла мысль, что вместо снотворного тогда в моей чашке могло оказаться что угодно. Было бы очень глупо пережить Волдеморта и потом отравиться собственным чаем.

Тонкие губы Снейпа дернулись в подобии улыбки, и Гермиона в голос и с удовольствием рассмеялась, осознавая, в насколько нелепую ситуацию позволила себе попасть. Может, действительно размякла?

— Похоже, вы, мисс Грейнджер, унаследовали от Поттера талант влипать в неприятности, где бы ни появились. Вас вообще не смущает, что вы сидите за столиком с правой рукой Волдеморта и преступником, лишь чудом избежавшим пожизненного срока в Азкабане? — приглушенно-таинственным голосом, словно посвящая в страшную тайну, проговорил бывший шпион.

— Ради всего святого, профессор, у меня не больше оснований считать вас преступником, чем у вас считать таковой меня, — с наигранно-вымученным вздохом парировала Гермиона и закатила глаза.

— Я убил Дамблдора.

— А я ограбила Гринготс.

— Touch?r, Грейнджер, touch?r!

Медлительный официант, наконец, принес вино и закуски, и какое-то время тишину за столом нарушало лишь позвякивание столовых приборов и доносившаяся из дальнего угла зала негромкая музыка. Гермиона методично опустошала стоящую перед ней тарелку, но почти не чувствовала вкуса еды. Все ее внимание было сосредоточено на строгом профессоре, сидящем напротив нее. Она с удовольствием наблюдала за каждым отточенным движением его изящных рук, изучала мельчайшие черты на его бледном, но таком выразительном лице. Зачарованно смотрела, как двигаются его тонкие губы и иногда из них выныривает кончик алого языка, собирая с краешка губ капельки такого же алого напитка. В зале отчего-то стало слишком душно, и она провела кончиками прохладных от соприкосновения с бокалом пальцев вниз по разгоряченной коже шеи.

— Прекратите немедленно! — внезапно резко в образовавшейся тишине прозвучал голос профессора, вырывая Гермиону из легкого транса.

— Прекратить что, сэр? — непонимающе переспросила она.

— Вы теребите волосы и подол платья, облизываете губы, склоняетесь слишком низко над столом, демонстрируя декольте, постоянно касаетесь моей ноги под столом, теперь еще и гладите себя. Мне не занимать выдержки, но я все же мужчина, и если вы не хотите закончить вечер, едва начав, то постарайтесь проявить сдержанность и со своей стороны.

Гермиона несколько секунд пораженно молчала, пока горячая краска стыда и смущения не хлынула на ее лицо, и она прижала ладони к щекам, стараясь уменьшить жар.

— Простите, сэр, я не хотела показаться навязчивой. Если вам неприятна моя компания, мы можем уйти прямо сейчас, у вас наверняка найдутся более интересные планы на вечер, чем развлекать в собственный день рождения надоедливую студентку.

Она попыталась вскочить из-за стола, но сильные руки профессора остановили ее, не позволяя подняться.

— Постойте, — гораздо более спокойным мягким голосом произнес он. — Я не хотел создать впечатление, что ваше внимание мне хоть в какой-то мере неприятно. И я предпочитаю провести этот вечер именно так, как проводил до сих пор. Если вы не возражаете?

Гермиона только кивнула в ответ, не уверенная, что сможет связать воедино хоть несколько слов, и тут же заметила на губах у Снейпа мимолетную удовлетворенную улыбку.

— У меня есть кое-что для вас, — нарушила она тишину, когда официант оставил на их столике тарелки с десертом.

На несколько долгих мгновений ее рука исчезла в бездонной сумочке из бисера, пока, наконец, не вынырнула с зажатым в пальцах длинным деревянным футляром.

— С днем рождения, профессор Снейп! — несколько формально произнесла она и протянула футляр замершему от неожиданности имениннику.

Он принял подарок, но продолжал с недоумением смотреть на причудливый предмет в своей руке, словно не понимая, как он туда попал и что с ним делать дальше.

— Ну же, открывайте! — подбодрила его Гермиона, сама уже приподнявшаяся со стула в нетерпении.

Снейп осторожно раскрыл деревянный футляр, будто ожидая, что из него вот-вот выпрыгнет один из особенно зловредных питомцев Хагрида. Гермиона готова была поклясться, что видела, как рука бывшего шпиона машинально дернулась к рукаву, под которым надежно прикреплена его волшебная палочка из темного дерева, но он усилием воли остановил рефлекторное движение. «Видимо не одна я размякла», — с мрачным удовольствием подумала бывшая гриффиндорка, наблюдая с каким напряжением раскрывает свой подарок ее профессор, так и не проверивший незнакомый предмет на наличие вредоносных проклятий или зелий.

— Перо сфинкса? Весьма редкая вещь, — произнес он, вертя простое песочного цвета перо без особой инкрустации между указательным и средним пальцами левой руки. И Гермиона впервые обратила внимание, что на среднем пальце Снейп носит серебряное кольцо с гербом Мерлина, совсем как у Инги.

— Обещайте, что будете использовать его по назначению, то есть для письма, а не пустите на ингредиенты. Оно помогает сосредоточиться и лучше выразить мысль на бумаге, иногда даже найти ответ на особо сложные вопросы, не дает устать руке от длительного письма…

— А также не ломается и не стирается со временем. Благодарю, Грейнджер, я вполне осведомлен о свойствах перьев сфинкса.

— Конечно же. Простите, сэр, — смутившись, пробормотала она, опуская глаза.

— Не стоит извиняться, мисс Грейнджер. Второй подарок за две недели? Вы меня балуете, — прозвучал невыносимо близко его низкий, заставляющий вибрировать в резонансе каждую клеточку, голос.

Гермиона почувствовала теплую ладонь на своем колене, ее сердце замерло и пропустило удар. В один миг жаркая волна стыда и удовольствия затопила ее тело, поднимаясь с низа живота и расплываясь пунцовой краской на горящих щеках. Кто бы мог подумать, что из всех мужчин на земле, именно ее придирчивый школьный профессор сможет разбудить в ней такие переживания одним легким прикосновением руки.

Оставшаяся часть вечера пролетела незаметно. Десерт так и остался на тарелке нетронутым. Внимательный официант принес счет. Они вышли на темную улицу, укутанную в плотный туман, лишь слегка разбавленный желтым светом фонарей. Снейп наклонился к ее уху, приобняв за талию одной рукой, и еле слышно прошептал: «К тебе или ко мне?»

Можно было отстраниться, смущенно улыбнуться и ответить: «в другой раз», но это бы только оттянуло неизбежное. Они оба знали, чего хотели. Потому она также тихо прошептала: «К вам», понимая, что любой другой ответ будет притворством, никого не способным обмануть.

Снейп прижал ее к себе и, не давая опомниться, аппарировал.

В его спальной весело потрескивал камин, а на маленьком кофейном столике стояла бутылка вина и два высоких бокала. Значит, он рассчитывал на такой исход вечера? От этой мысли Гермионе почему-то стало легче.

Тем временем ее молчаливый спутник помог ей избавиться от теплого пальто и сам снял мантию. Вслед за верхней одеждой темным пятном на светлый ковер упало ее маленькое черное платье, и Гермиона почувствовала прилив почти благодарности к своей бывшей или так и не состоявшейся подруге. Это благодаря Рейчел сейчас на ней такое взрослое изысканное белье, а значит, нет необходимости переживать о таких малозначительных деталях и можно полностью сосредоточиться на ощущении его теплых ладоней, скользящих по обнаженной коже. Как же хорошо.

Он раздевал ее медленно, как открывают вожделенные подарки, стараясь до последнего продлить сладостность предвкушения. Дразнящими неторопливыми движениями он обнажал каждый неизведанный участочек ее напряженного тела, пока, наконец, оно не предстало перед ним абсолютно нагим в своем первозданном совершенстве.

Сам почти полностью одетый, он отстранился на мгновение, чтобы лучше рассмотреть соблазнительные изгибы юного тела в золотистом свете дрожащих свечей. Потеряв защиту его сильных уверенных рук, Гермиона вдруг вспомнила о собственном страхе и неуверенности и смущенно опустила взгляд. Заметив перемену в ее настроении, Снейп сделал шаг в ее сторону и кончиками пальцев аккуратно приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть прямо в глаза.

— Не говори, что передумала именно сейчас, — произнес он, заметив тень сомнения в ее карих глазах.

Она отрицательно качнула головой, пытаясь найти правильные слова, чтобы объяснить внезапно охватившее ее волнение.

— Я хочу этого, просто… у меня раньше не было такого опыта.

Гермиона попыталась опустить голову, смущенная собственным признанием, но тонкие пальцы на подбородке не позволили этого сделать, заставляя удерживать взгляд на лице профессора. В черных глазах промелькнуло что-то похожее на страх, а тонкие губы изобразили беззвучное ругательство. Или почудилось, и они всего лишь приоткрылись в удивлении?

— Это же не будет проблемой? — обеспокоено спросила она.

Но чем бы ни была мимолетная эмоция, которую Гермиона заметила на лице мужчины, она уже бесследно растаяла, и Снейп снова смотрел на нее со смесью восхищения и страсти, заставляя что-то внизу ее живота сладко отзываться на его желание.

— Ничто не станет проблемой сегодня, — прошептал глубокий завораживающий голос прямо у нее над ушком, посылая приятную дрожь по телу и не оставляя места ни страхам, ни сомнениям.

В следующую секунду Гермиона оказалась на мягкой широкой кровати. Тяжело дыша, она наблюдала, как Снейп, в последний раз отстранившись, пристально посмотрел на нее и удовлетворенно улыбнулся, заметив, как ее ладони в нетерпении сжали атласную простынь. Одним заклинанием он снял с себя остатки одежды, и Гермиона заметила, что кроме побледневшей черной метки на его левом плече есть похожая на ее собственную татуировка с гербом Мерлина. Но все рациональные мысли испарились, как только Снейп накрыл ее своим горячим упругим телом, укутал коконом собственного тепла и одуряющим ароматом кедра и можжевельника, заставляя задохнуться от захлестнувшей все органы чувств новизны ощущений. Ее губы с готовностью раскрылись навстречу его поцелуям, он глубоко вдохнул, впервые погружаясь в ее глубину, и ночь превратилась в одно на двоих сладкое прерывистое дыхание.

* * *

Утро было хмурым и слегка неловким. Гермиона проснулась в постели одна и, не обнаружив хозяина спальни ни в соседней комнате, служившей рабочим кабинетом, ни на кухне, решила не бродить по дому без разрешения, а принять быстрый душ. Выудив из сумочки с бисером свежую одежду и туалетные принадлежности, она заперлась в ванной и, впервые увидев свое отражение в зеркале, расплылась в счастливой улыбке. Ее волосы были растрепаны больше обычного, губы слегка припухли от обилия поцелуев, а на правом бедре красовались три маленьких круглых пятнышка. Вчера ночью она и не заметила, что Снейп сжимал ее так сильно, чтобы оставить отметины от пальцев. Впрочем, она вообще мало что замечала, захваченная волшебным чувством долгожданной и такой желанной близости с ним.

Когда Гермиона вышла из ванной, Снейп стоял возле камина, опираясь на него одной рукой, и лениво потягивал кофе из маленькой чашки.

— Останешься на завтрак? — вежливо поинтересовался он.

— Не могу. Я обещала Гарри встретиться с ним в одиннадцать, и уже опоздала на двадцать минут, — с искренним сожалением ответила она, поднимая со стула сумочку и направляясь к двери.

— Подожди!

Снейп остановил ее уже у выхода, поймал ее ладошку в свои теплые руки, и она почувствовала, как на палец левой руки скользнуло прохладное колечко.

— В этом нет необходимости, — попыталась возразить она, смущенная неожиданным жестом.

— Неужели? — оборвал он ее на полуслове. — Тогда попробуй его снять.

Гермиона попробовала, но серебряный ободок словно слился с ее кожей. Удивленная, она подняла глаза как раз в тот момент, когда Снейп наклонился к ее лицу, и их губы соприкоснулись в робком прощальном поцелуе.

— До встречи, — прошептала она и выскользнула за дверь, боясь затягивать момент расставания, чтобы не сделать его более неловким и не испортить впечатление от прекрасно проведенного вечера и ночи.

Одиннадцатого января начался второй семестр с измененным расписанием, в котором появился один новый предмет — основы магической литотерапии. Минус одна старая однокурсница — Рейчел, как и говорила, перевелась на факультет ухода за магическими существами. В остальном все в университете оставалось неизменным, или почти неизменным…

По пути на лекцию по арифмантике, Гермиона заметила, что дверь кабинета зельеварения приоткрыта и приостановилась в надежде хоть краешком глаза взглянуть на Снейпа. Он стоял там высокий и соблазнительный, расслабленно опираясь спиной на трибуну. Его голова была чуть откинута назад, волосы небрежно заложены за уши, а руки сложены на груди. Портило картину лишь то, что рядом с ним стояла довольно улыбающаяся Элеонор.

«Профессор Снейп предпочитает рыженьких», — всплыла в голове когда-то брошенная Ингой фраза, и Гермиона попыталась одернуть себя от такого направления мыслей. Черт бы побрал ее детские комплексы и привычку делить людей по признаку цвета и ухоженности волос. Еще в детском садике Гермиона с завистью смотрела на шелковые косички Пенелопы Клируотер и расстроено прикусывала губу. До сих пор своим самым большим недостатком во внешности она считала воронье гнездо у себя на голове. Удивительно ли, что первое, на что она обращала внимание, встретив нового человека, — это прическа. Многие люди так и оставались в ее памяти «кудрявой блондинкой» или «девушкой с красивыми темными волосами», имена которых она давно забыла, но прекрасно помнила прически. Но это ведь не значит, что Северус придает этой черте во внешности такое же значение? Он не станет переключать внимание на другую женщину только потому, что у нее красивые послушные волосы такого же оттенка, что у его первой любви. Не станет же?

Элеонор все не спешила уходить. Наоборот, она нагнулась ближе к профессору, что-то оживленно рассказывая, и как бы невзначай положила ладонь ему на локоть. Северус замер на мгновение, но не отстранился и не отдернул руку рыжеволосой студентки. Закипая от негодования, Гермиона заметила, что на его губах заиграла знакомая самодовольная ухмылка. С каким удовольствием она сейчас бросила бы в сторону раздражающей парочки несколько особо мерзких проклятий. О, она не стала бы ограничиваться стайкой взбесившихся канареек, а обязательно применила что-нибудь изощренно-изобретательное. Например, заклинание перманентной депиляции на голове Элеонор. Интересно, она понравилась бы Снейпу лысой? С трудом сдерживая себя, чтобы не схватиться за теплое, такое манящее дерево своей палочки, Гермиона сжала кулаки и побежала по коридору, не замечая, что двигается в противоположном направлении от кабинета арифмантики.

Остаток этого дня Гермиона тщательно старалась обходить кабинет зельеварения дальней дорогой, благо первая за семестр лекция по зельям в расписании отмечена только в среду. После обеда, заметив знакомую темную фигуру в дальнем конце коридора, она тут же развернулась и пошла на урок трансфигурации другой дорогой, обходя при этом два длинных университетских корпуса и надеясь, что он не заметил ее позорного бегства или наоборот заметил и понял, что она не желает с ним сталкиваться. Она понимала, что ведет себя нерационально. Он ничего ей не обещал, и глупо было бы ожидать, что после одной проведенной вместе ночи он бросится к ее ногам с клятвами вечной любви и верности. Но никакие доводы рассудка не помогали унять болезненное жжение в груди и желание кидаться проклятиями во всех окружающих.

Вечером, уходя из библиотеки, уныло бредя по темным пустым коридорам университета, Гермиона начала жалеть, что не зашла в кабинет зельеварения и не прокляла Элеонор и Снейпа, может сейчас было бы не настолько отвратительно трудно думать, двигаться, дышать…

Внезапно одна из бесчисленных дверей в коридоре распахнулась, и ее втянули в темную комнату, прижимая к холодному камню стен и перехватывая в запястье правую руку, так что она не могла вытянуть палочку.

— Отпустите меня немедленно, — со смесью страха и возмущения прокричала Гермиона, но тут же ощутила знакомый хвойный аромат и решила ограничиться одним возмущением.

— Если вы намерены меня избегать, научитесь делать это более искусно, — проворковал бархатный голос совсем близко от нее, и по телу прошла дрожь, никак не связанная со страхом.

— Я никого не избегаю, — упрямо вздернув подбородок, ответила бывшая гриффиндорка. — Но мне показалось, вы прекрасно проводили время и без моей компании.

— Такс-такс, — неодобрительно поцокал языком Снейп. — Ревность -это деструктивное чувство. — В его бархатном голосе ясно читались нотки веселья, что только распаляло гнев ревнивицы.

— Спасибо, я приму к сведению, сэр, — иронично ответила Гермиона и попыталась освободиться из цепких объятий профессора.

Он даже не думал ее отпускать, и в ответ на слабую попытку вырваться только сильнее прижал к стене собственным телом. Убедившись, что она не сможет отстраниться, Снейп медленно провел кончиком носа вдоль ее скулы и приблизил губы к краю ее ушка, обжигая его горячим дыханием.

— К чему такие формальности, мисс Грейнджер. Мне казалось, мы перешли на другой уровень общения, более… тесный, — последнее слово он подтвердил, плотнее прижимаясь бедрами к ее животу, давая почувствовать степень своего возбуждения.

Гермионе хотелось кричать, вырываться, вцепиться ему в волосы и выместить всю накопившуюся за день злость, но ее собственное тело безжалостно предавало ее. Руки обмякли, удерживаемые на весу только его жесткой хваткой, колени слегка подкашивались, заставляя бедра подаваться ему навстречу, дыхание сбилось, и с губ сорвался протяжный стон не гнева, а удовольствия.

— Так-то лучше, — удовлетворенно произнес Снейп, отстраняясь, но не выпуская ее ладони из своих рук.

Она позволила вывести себя за руку из лабиринта темных коридоров на открытую площадку, где он обнял ее одной рукой и аппарировал в уже знакомую освещенную свечами спальню. Картинки проведенной здесь ночи невольно всплыли в памяти, подогревая бьющуюся в висках кровь, и Гермиона в очередной раз отругала себя за неспособность контролировать реакции собственного тела, когда дело касалось Снейпа.

Он аккуратно усадил ее на диван, а сам исчез за дверью, возвращаясь через несколько минут с парящими перед ним подносами с чаем и сэндвичами.

— Из-за нового расписания, составленного этим непроходимым болваном Хариссоном, у меня абсолютно не было времени на обед, — пожаловался он так, словно перед этим они вели долгую светскую беседу, а не чуть было не занялись сексом прямо у холодной стены университетской аудитории. — Думаю, ты тоже проголодалась.

Гермиона хотела возразить. Ему было совсем не обязательно знать, что весь день она провела в переживаниях из-за подсмотренной утром сцены и даже не думала о еде. Но, разбуженный соблазнительными ароматами бекона и сливочного сыра, ее желудок издал громкое урчание, и возражать стало бессмысленно, поэтому она потянулась за ближайшим к ней сэндвичем. Так у нее хотя бы будут заняты руки, а заодно и рот, чтобы не было соблазна обругать его или наброситься с поцелуями.

— У вас есть личные отношения с кем-то еще? — все же не сдержавшись, спросила Гермиона, откладывая на тарелку лишь раз надкушенный сэндвич.

— Нет, — ненадолго отрываясь от еды, коротко ответил Снейп, но, заметив недоверчиво-угрюмый взгляд карих глаз, со вздохом отложил тарелку. — Ты все еще думаешь об Эджкоб? Она меня интересует еще меньше, чем твоя назойливая Стивенс. Я просто не смог удержаться и не посмотреть, хватит ли тебе смелости войти, или ты так и продолжишь шпионить под дверью.

«Значит, он видел, что я стою возле двери. А эта самодовольная ухмылка… Вот ублюдок, он снова играл со мной, провоцировал…»

— Не дуйся, ты сама предпочла стоять у замочной скважины, а не зайти и поздороваться, как взрослый разумный человек.

Она в сотый раз за последние пятнадцать минут хотела возмутиться, но Снейп притянул ее к себе, и все ее возражения утонули в его теплых настойчивых губах.

— Можно задать еще один вопрос? — прерываясь между поцелуями спросила Гермиона.

— Я так не думаю, — предостерегающе низко прозвучал его голос в ответ.

— О, профессор, вы убиваете все веселье, — подразнивая, проговорила она, снова прерывая поцелуй. Как бы приятно ни было проводить время в его объятиях, она еще многое хотела прояснить для себя.

— Значит, ты хочешь веселья? — с какими-то лукавыми искорками в черных глазах переспросил Снейп, и получил в ответ согласный кивок и такую же лукавую улыбку.

— Тогда будет только справедливым сделать веселье… взаимным, — предположил он. — Мы сыграем в игру.

— В какую? — выпалила Гермиона, не в силах сдержать любопытство.

— «Правда или вызов». Поттер и Уизли наверняка просветили тебя за время учебы. Основные правила: нельзя лгать и нельзя отказываться от выполнения вызова. Мы внесем лишь маленькую корректировку: каждый сам выбирает задать вопрос или вызов, и любые вопросы и задания не должны вовлекать третьих лиц. Только ты и я, — последние слова он проурчал ей прямо в ушко, отчего по спине побежали мурашки.

— Хорошо, кто начнет?

— Сначала леди.

— Как любезно с вашей стороны, профессор. Кто бы мог подумать, что вы такой джентльмен.

— Хватит кривляться, Грейнджер, если мне предстоит допрос с пристрастием, я предпочитаю закончить с этим побыстрее. — Он закатил глаза, и Гермиона решила не испытывать его терпение больше необходимого.

— У вас были раньше романы со студентками? — спросила она и прикусила губу в ожидании ответа.

— Нет. А у тебя были отношения с преподавателями? — вернул он ее же вопрос.

— Нет, — отчего-то густо краснея, выпалила она.

— Нет, но…? — продолжил профессор, замечая столь бурную реакцию на простой вопрос.

— Но в Хогвартсе во второй год я поцеловала Локхарта. В щеку. С тех пор день святого Валентина навсегда отмечен пятном моего позора, — закончила она и рассмеялась. — Почему вы согласились поужинать со мной?

— Потому что хотел, — просто ответил он. — Сними мантию.

Подбадриваемая искорками желания в его глазах, Гермиона медленно расстегнула шелковую мантию и отбросила ее в сторону, оставаясь в черном боди, плотно облегавшем ее фигуру. Как выяснилось экспериментальным путем, это был максимум одежды, который позволяла носить магия голубой мантии. Снейп обвел глазами контур ее тела и притянул ее к себе, укладывая на свои колени так, чтобы его пальцы могли свободно скользить по ее рукам, шее, груди…

— Моя очередь! — прервала его движения Гермиона. — Почему?

— Почему что? — переспросил он, возобновляя легкие поглаживания ее шеи и груди, потихоньку спускаясь к плоскому животику.

— Почему вы хотели со мной поужинать? Почему я? Что во мне такого привлекательного?

— О, в тебе много привлекательного, Гермиона, — тихим соблазнительным голосом произнес он, наклоняясь и обхватывая губами затвердевший от его поглаживаний сосок. Девушка выгнулась на его коленях и шумно выдохнула.

— Это не ответ, Северус Снейп, не пытайтесь меня отвлечь, — слабо возразила она.

— Ты и твои бесконечные вопросы, — проворчал мужчина, неохотно отрываясь от нежной отзывчивой плоти ее груди, тут же заменяя свои губы кончиками пальцев. — Почему ты? Потому что по неведомым мне причинам ты находишь меня привлекательным.

— Вы самый молодой преподаватель МУМНИ, половина факультета считает вас привлекательным, а вторая половина считает «жутким, но великолепным», — со смехом в голосе заметила Гермиона.

— Они понятия не имеют, кто я такой. Одно из главных условий моего контракта с университетом — полная засекреченность личной информации, закрепленная всеми известными мне видами магической защиты. Если бы кто-то с твоего факультета мог выяснить хоть сотую долю того, что я собой представляю, они бы разбежались по дальним углам с воплями ужаса и мольбами о спасении. Ты же, к моему сожалению, знаешь обо мне гораздо больше, чем я бы стал раскрывать, будь у меня такой выбор. Тем не менее, ты лежишь полуголая у меня на коленях и третируешь своими вопросами. Как можно отказаться от такого удовольствия? — пошутил он и получил в ответ легкий шлепок ладошкой по колену.

— Ваш вопрос, — напомнила девушка, примирительно поглаживая все то же колено.

— Раз уж мы заговорили о влечении. Что заставило самую умную ведьму своего поколения и восходящую звезду золотого трио оказаться в постели у ненавистного школьного учителя? Помимо моей безупречной внешности и выдающегося педагогического таланта, разумеется, — саркастично заметил Снейп.

— Если это такой способ спросить, почему я считаю вас привлекательным, то я абсолютно не оригинальна в своих предпочтениях. Большинство женщин в мужчинах привлекает ум, сила, влияние. Тех, что поглупее, привлекают деньги и слава, но речь сейчас не о них.

— И ты считаешь, что я обладаю этими качествами? Вы бредите, мисс Грейнджер. — Теплая ладонь легла на ее лоб, словно проверяя температуру.

— Хорошо, назовите неженатого мужчину в возрасте от восемнадцати до восьмидесяти, который смог бы сравниться с вами по интеллекту, — упрямо заявила Гермиона, пытаясь приподняться в порыве эмоций, но сильные руки удержали ее на месте.

— Допустим, я не стану спорить по поводу интеллекта, но сила и влияние?

— Не скромничайте, профессор, мы с вами прекрасно знаем, что после гибели Волдеморта и Дамблдора именно вы становитесь главным претендентом на звание самого сильного и могущественного волшебника в магической Британии. И со дня победы Гарри только и твердит, что обязан вам жизнью и что без вас победа была бы невозможна. Имея в должниках мальчика-который-выжил, вы держите в руках больше власти и рычагов влияния, чем все министерство вместе взятое, — подытожила Гермиона.

— Мерлин, Грейнджер, нам всем несказанно повезло, что ты маглорожденная и не имела никаких шансов оказаться на стороне Волдеморта.

— И чтобы вы знали, профессор, у меня нет никаких претензий к вашей внешности, — игнорируя последнюю реплику, продолжила она. — Не думаю, что смогла бы встречаться с мужчиной, чьи волосы выглядели бы лучше моих. — С лукавой улыбкой она провела пальчиком по бесконечному ряду пуговиц на черной мантии.

— Дерзите, Грейнджер? — прорычал Снейп, одним ловким движением опуская ее на мягкий ковер и накрывая собственным телом.

— Вовсе нет. И сейчас моя очередь задавать вопросы.

Снейп приподнялся на локтях и выжидающе вскинул бровь.

— Снимите рубашку, — прошептала она, целуя небольшой участочек открытой кожи на его шее.

Он присел, так что ее бедра оказались зажаты между его коленями, и медленно начал расстегивать мантию.

— Пока я немного занят, может, удовлетворишь мое любопытство еще в одном вопросе?

Гермиона молча кивнула, заворожено наблюдая за тонкими изящными пальцами профессора, намеренно долго играющими с каждой пуговицей.

— Ты когда-нибудь расстаешься со своей сумочкой?

— Никогда, — резко ответила она, инстинктивно ища взглядом заветную вещицу и испытывая приступ легкой паники от того, что той не оказалось на месте.

— Расслабься, я всего лишь переложил ее на тумбочку. — Она облегченно выдохнула и положила голову обратно на ковер. — Теперь мне еще больше любопытно, что такого особенного ты в ней носишь, если боишься хоть на минуту выпустить из виду. Парочку собственных хоркруксов?

— Не смейтесь. Мы целый год полностью зависели от этой сумочки, и я иногда ловила себя на мысли, что в случае опасности сначала хватаю ее и только потом Гарри. Я знаю, что это паранойя, но без нее я даже за хлебом не выхожу. Отвечая на ваш вопрос — в ней палатка, базовый набор зелий и справочник по колдомедицине, минимальный гардероб на все сезоны, запас продуктов и воды, которых должно хватить на месяц, запасная палочка, несколько портключей и книги, естественно.

— Естественно...

— Вы обещали не смеяться, — возмутилась она, недовольно скрещивая руки на груди.

— Я не смеюсь, — крайне неубедительно возразил Снейп. -Вы, мисс Грейнджер, вознесли типичное клише о женских сумочках, в которых можно найти все на свете, на качественно новый уровень.

— А вы все еще в рубашке, — все также возмущенно продолжила Гермиона. — За это вам штрафной вопрос.

Он обреченно застонал и вернулся к пуговицам.

— У вас было что-то с мамой Гарри?

Бледные пальцы на мгновение застыли на одной из пуговиц.

-Занимались ли мы сексом? Нет, — как-то глухо ответил Снейп, но Гермиона не обратила внимания на изменившийся тон.

— Почему?

— Что ты хочешь услышать? Что я был непривлекательным малообщительным подростком, не слишком походящим на принца из девичьих грез, с которым хочется потерять невинность, и сам оставался девственником, пока не стал Пожирателем?

Он с силой дернул рубашку, заставляя разлететься по полу оставшиеся пуговицы, и стянул ее с себя, открывая взгляду плоский живот с полоской темных волос внизу, широкую грудную клетку и сильные руки. Скорее жилистый, чем мускулистый, он был прекрасно сложен, и Гермиона невольно залюбовалась, впервые имея возможность рассмотреть его в дневном свете. Кожа Снейпа была гладкой и бледной, во многих местах отмеченной тонкими линиями шрамов. И на шее, прямо над тем местом, где, отсчитывая пульс, билась сонная артерия, зияли две самые заметные алые отметины от змеиных клыков. Ее рука сама потянулась к ним, но он поймал ее запястья и прижал к ковру у нее над головой.

— Как получилось, что ты не стала очередной миссис Уизли, как все ожидали, начиная с вашего третьего курса?

Гермиона сдвинула брови, погружаясь в неприятные воспоминания о том времени вскоре после финальной битвы, когда они с Роном не могли выяснить, остаться друзьями или начать встречаться. Они изрядно успели потрепать друг другу нервы. Не имея большого желания возвращаться к этим мыслям, она взглянула в глаза Снейпа, но увидела в них вызов. Он всего лишь возвращал ей любезность после вопроса о Лили. Тяжело вздохнув, она решила ответить.

— Мы с Роном гораздо лучше ладим, как друзья. И я рада, что мы оба поняли это вовремя.

— Что у тебя было с Крамом? — задал он еще один неудобный вопрос.

— Ничего серьезного, — попыталась уйти от ответа Гермиона и отвернулась в сторону, но Снейп ловко перехватил ее подбородок и развернул, заставляя взглянуть прямо в черные глаза, не обещающие пощады.

— Полуправда вместо лжи — хитро. Будь на моем месте кто-то другой, это могло бы сработать и позволить обойти правила, — пророкотал он прямо над ее ушком.

— Будь на вашем месте кто-то другой, этого разговора бы не произошло.

— Не пытайся меня отвлечь, это не поможет.

— Хорошо, — обреченно выдохнула она. — С Виктором было больше чем просто поцелуи.

— У маленькой мисс всезнайки были свои маленькие грязные секреты? Я так и думал, — прошептал он, больно прикусывая мочку ее уха. — Тебе понравилось? — продолжал он расспросы, но между его тонкими бровями появилась отчетливая складочка.

— Нет, — краснея, ответила Гермиона. — Мне было всего пятнадцать, я не хотела этого, но он настаивал… В общем, я не горжусь тем, что произошло.

Его пальцы чуть сильнее сжали ее подбородок.

— Ты бы сделала это для меня? — еще тише задал он вопрос, медленно обводя большим пальцем контур ее губ, наблюдая за ней с каким-то непонятным блеском в пристальном взгляде.

— Два вопроса и вызов в одном задании. И кто из нас играет не по правилам? — попыталась отшутиться Гермиона, борясь с захлестнувшим ее смущением и чувством стыда, разбуженным воспоминаниями о Викторе.

Снейп как-то резко отстранился и уже поднялся на ноги, когда она заметила перемену в его взгляде и в последний момент поймала ладошкой его запястье. Он на мгновение замер, и Гермиона легко подтолкнула его сесть на диван, сама устраиваясь между его разведенных коленей. Все еще с горящими щеками, она принялась расстегивать его брюки, замечая, как участилось его дыхание.

Он был требовательным и немного грубым. Казалось, он наказывал ее за когда-то подаренное другому мужчине удовольствие, властно до боли стягивая волосы у нее на затылке, заставляя сильнее запрокинуть голову и полностью подчиниться. Но такое проявление собственничества почему-то не вызывало у Гермионы внутреннего протеста. Когда Рон выказывал ревность к Виктору, она буквально впадала в ярость. Но ревность Северуса к тому же эпизоду из ее прошлого не казалась ей возмутительной, даже наоборот немного льстила ее женскому самолюбию. Может потому, что Рон вымещал свою ревность с Лавандой Браун, а приревновав к Гарри, предпочел и вовсе бросить их одних в лесу посреди войны. А Северус не отворачивался от нее, не обвинял ни в каких грехах, только показывал ей, что сейчас она принадлежит ему и только ему. Словно его грубые ласки могли стереть с ее губ память о другом мужчине. Горло слегка саднило от его напора, но когда все закончилось, и последний стон удовольствия сорвался с тонких губ, Гермиона заметила, что глубокая складочка между его бровей разгладилась, оставляя лицо расслабленным и почти умиротворенным. Он рассеяно гладил ее по спутанным волосам, а она просто позволяла ему, положив голову на его бедро. Как показало это утро, она и сама была ревнивой собственницей, и проблески похожих эмоций в ее всегда сдержанном строгом профессоре отчего-то вселяли надежду, что их могут объединять и другие общие чувства.

— Откуда у вас это кольцо? — чуть позже, когда они вернулись к прерванному чаепитию, задала Гермиона очередной мучивший ее вопрос.

— Такие кольца носят все преподаватели.

— Почему вы отдали его мне вчера утром?

— Это часть традиции, — неопределенно ответил Снейп.

— Возвращаясь к традициям, — после нескольких минут молчания снова заговорил он. — Чему бы ты хотела, чтобы я тебя научил?

«Ничему», — собиралась ответить Гермиона, но видимо заклинание, не позволяющее участникам отвечать неправду во время игры «Правда или Вызов», все еще действовало, и ее язык прилип к небу. Прислушиваясь к своим настоящим желаниям, она попробовала ответить снова, и на этот раз слова прозвучали легко и отчетливо:

— Научите меня летать.

Чайная чашка Снейпа полетела в камин и с жалобным звоном разлетелась фейерверком цветных осколков. На его лице отразилась настоящая ярость пополам с ужасом, но уже в следующее мгновение он взял себя в руки, и любые признаки эмоций исчезли под непроницаемой маской безразличия, которую Гермиона не наблюдала с момента окончания войны. Не в силах понять, что произошло, бывшая гриффиндорка просто наблюдала за ним, до боли прикусив нижнюю губу и надеясь, что внезапная вспышка гнева сейчас погаснет, и он сам все объяснит. Но этой надежде не суждено было сбыться.

— А вы не так просты, мисс Грейнджер, как может показаться стороннему наблюдателю. Мне следовало догадаться, что воздушные замки вас не заинтересуют. Хорошо, я научу вас.

Левое плечо Гермионы обожгло резкой болью, но она не стала обращать на это внимание. Гораздо больше ее сейчас волновал обжигающий холод в темных глазах напротив.

— Северус, что произошло, я не понимаю… — успокаивающим голосом зашептала она, но он резко оборвал ее на полуслове.

— Не строй из себя святую невинность. И не называй меня так, словно я для тебя больше чем средство достижения собственных амбиций. Игры закончились, мисс Грейнджер, — выплюнул он, кривя тонкие губы в отвращении.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — уже больше злясь, чем беспокоясь, попыталась выяснить Гермиона.

— Об этом, — произнес профессор и рванул вверх ее левый рукав, под которым вместо герба Нимуэ четкими черными линиями был прорисован герб Мерлина.

Неспособная больше связно мыслить или сдерживать накатившие эмоции, Гермиона схватила сумочку и, не заботясь о том, чтобы подобрать собственную валяющуюся в углу мантию, аппарировала прямо в свою спальню. В соблазнительном боди и лаковых лодочках, все еще ощущая вкус его тела на своих губах, она упала на кровать и горько разрыдалась.

Когда поток слез иссяк, а боль в груди так и не уменьшилась, Гермиона попыталась обратить свои эмоции в движущую силу. Ей срочно нужно было найти информацию о проклятых татуировках. Они были чем угодно, но точно не простыми отличительными знаками университетской общины. Так же, как и ее забытая у Снейпа, но самостоятельно материализовавшаяся на прикроватной тумбочке голубая мантия не была просто униформой, а сидящее как вторая кожа на пальце серебряное кольцо не было галантным знаком внимания в благодарность за проведенную вместе ночь. «Часть традиции», — так, кажется, он сказал? Знать бы еще, в чем именно эта традиция заключается…

Ни в выручавшей из многих бед сумочке, ни на книжном стеллаже, растянувшимся на всю стену в ее спальне, не нашлось ни единой строчки с упоминанием нужной информации. Гермиона незамедлительно аппарировала бы в университет, министерскую библиотеку или даже в Хогвартс, если бы не было давно за полночь, и все библиотеки в Ирландии и магической Британии не были закрыты. Будить среди ночи друзей, когда на кону не вопрос жизни и смерти, а лишь поиски нужной книги, плохая идея. Оставалось дожидаться утра.

Не имея возможности с головой зарыться в книги, всю свою энергию Гермиона бросила на борьбу с ненавистными ей магическими предметами. Она предприняла несколько отчаянных попыток свести изменившуюся татуировку, испробовав обширный арсенал очищающих бытовых и целительских заклинаний, но это привело только к раздражению на коже от чрезмерного применения магии. Избавиться от злополучной мантии также не удавалось. Гермиона пробовала ее испарить, трансфигурировать, растворить в особо едком зелье, разрезать и даже сжечь в камине. Но проклятая вещица после каждой попытки возникала на том же месте — целая и невредимая. Пообещав самой себе первым делом с утра отослать ее срочной почтовой посылкой на другой континент (Антарктида казалась особо заманчивой), Гермиона, наконец, признала свое поражение и решила не воевать с кольцом, пока не доберется до библиотеки и не поймет, что делать дальше.

Утро в библиотеке обернулось сплошным разочарованием. Ни одного упоминания о сестринстве, татуировках или даже самих Мерлине или Нимуэ, и это в университете, названном именем Мерлина и Нимуэ! Слишком подозрительно для простого совпадения.

Словно кошмарного вечера, бессонной ночи и непродуктивного утра в библиотеке было недостаточно, перед кабинетом травологии Гермиону ожидал неприятный сюрприз в виде трех злых сестер по мантиям. Инга, Рейчел и Элеонор стояли с кислыми лицами и явно ожидали именно ее.

— Поздравляю, — с полным отсутствием торжественных или доброжелательных интонаций в голосе, произнесла Инга и протянула Гермионе тяжелый хрустальный кубок с изображением Мерлина и серебряной инкрустацией по нижнему краю.

— С чем? — в недоумении спросила Гермиона, машинально принимая тяжелый кубок из рук пятикурсницы.

— Ты первая, кому удалось заключить соглашение с профессором Снейпом с начала его работы в нашем университете, так что кубок Нимуэ теперь переходит к тебе. Я также должна сообщить, что, начиная со следующего учебного года, тебе принадлежит честь быть старостой нашего сестринства.

На лице темноволосой красавицы ясно читалось неодобрение и ревность, в то время как Элеонор сердито хмурилась, а Рейчел так сильно сжала губы, что, казалось, совсем их проглотит. Первым порывом Гермионы было отослать всех троих к Мерлину или еще дальше вместе с их змеиным сестринством и кубком. Но как бы ни относилась она к циничной старосте и двуличным бывшим подругам, они были частью загадочной традиции и могли дать ей нужную информацию. Поэтому она стиснула зубы и, надев на лицо вежливую улыбку, поблагодарила за поздравления и оказанную честь. Троица, осознав, что их неприятная обязанность выполнена, собралась уходить, но Гермиона остановила их.

— Инга, ты не могла бы рассказать мне поподробнее о традициях сестринства, или, может, посоветовать литературу на эту тему? Возможно, у тебя есть свод правил или что-то вроде того?

Староста зло сверкнула карими глазами и отрицательно замотала головой.

— Это исключено. Тайны сестринства позволяется раскрывать только тем, кто пробыл в нем как минимум год и прошел второй обряд посвящения.

— Но, может, есть какие-то общие сведения, не требующие этого обряда, которые помогли бы мне разобраться в главных традициях и ритуалах? — попыталась настоять Гермиона, но получила лишь еще менее вежливый отказ, после чего три девушки поспешили исчезнуть из ее поля зрения.

Раздосадованная очередной неудачей, бывшая гриффиндорка со всей силы швырнула хрустальный кубок в ближайшую мусорную корзину, удовлетворенно наблюдая как тот с характерным звоном битого стекла разлетается на кусочки.

После занятий Гермиона продолжила свой набег на библиотеку. Она перевернула сотни книг от древних, которые сдерживала от рассыпания в труху прямо под рукой лишь мощная магия, до современных, на которых еще не обсохла типографская краска, прошлась по всем разделам от сухих научных трудов до песенного фольклора. Но с каким бы усердием и упрямством не погружалась она в океаны печатных и письменных страниц, ее поиски не увенчались даже малым успехом. За окном давно стемнело, колокол пел об окончании учебного дня, и свечи на стенах библиотеки постепенно гасли, пока не оставили ее совсем одну в кромешной мгле пустого зала. Ее спасительный форд из пергамента и чернил впервые подвел ее, не предоставив даже намека на путь к решению проблемы. Она уткнулась носом в последнюю из раскрытых на столе бесполезных старых книжек и второй раз за сутки горько разрыдалась.

— Я могу вам чем-то помочь, мисс? — прозвучал над головой скрипучий голос библиотекаря.

— Вы были правы, — сквозь удушливые слезы сбивчиво заговорила Гермиона. — Я жалею о том дне, когда надела эту проклятую мантию. Вокруг нее постоянно происходит что-то плохое, а я даже не могу узнать почему, и все отказываются мне говорить.

— Тише, тише, дитя, — успокаивающе зашептал тот же голос добродушного старичка, — вытри слезы. Если ты хочешь знать все об этой мантии, я помогу тебе.

— Правда? — икая, вскрикнула заплаканная студентка и подняла, наконец, раскрасневшееся личико с отпечатком книжных строчек на щеке.

Мистер Перкинс провел ее в свой кабинет и напоил мятным чаем, терпеливо дожидаясь, пока она успокоится и перестанет всхлипывать.

— Вы правда знаете что-то об этих мантиях? — с надеждой спросила Гермиона, когда последние слезинки высохли на ее щеках.

— Я работаю тут уже восемьдесят лет и знаю все о традициях этого места, и орден Нимуэ — не исключение. Главная беда в том, что я, как и все в этом месте, связан магической клятвой и могу передавать эти знания только тем, кто имеет особый ключ.

Лицо Гермионы мгновенно помрачнело и снова приобрело оттенок обреченности.

— И мне никак не достать этот ключ, это вы хотите сказать?

— Не знаю, к счастью или к сожалению, но вы уже получили свой ключ, мисс, — ответил библиотекарь, указывая на кольцо с печатью Мерлина на ее левой руке.

— Что означает это кольцо? — задала она вопрос, но мистер Перкинс остановил ее жестом руки.

— Приходите завтра после занятий, и я расскажу вам все, что знаю. А пока возьмите это.

Старый библиотекарь передал Гермионе тяжелую книгу и выпроводил в коридор с обещанием ответить на все ее вопросы, после того как она прочтет ее.

* * *

Гермиона сидела на подоконнике, положив тяжелый том в кожаном переплете себе на колени. В мусорной корзине, поблескивая острыми гранями, лежал хрустальный кубок — новейшее пополнение в коллекции вещей, от которых она никак не могла избавиться. Ее рыжий кот умостился у ног хозяйки, грея ее озябшие на сквозняке ступни. Свет зажженной свечи слабо освещал пожелтевшие от времени страницы.

«Последние дни Мерлина» — гласила блекло-бежевая надпись на обложке, когда-то должно быть блестевшая золотыми буквами. Медленно перелистывая страницы, постепенно впитывая в себя древние легенды о великом волшебнике, Гермиона по привычке выделяла абзацы, содержащие важную или наиболее интересную информацию.

«Когда Мерлину исполнилось шестнадцать, он должен был провести ночь в одиночестве на волшебном камне снов. Так выглядело древнее посвящение. В ту ночь к нему пришел отец, дьявол, и подарил умение видеть будущее и владение всей возможной черной магией, а на утро явилась девушка, представившаяся, как свет, она стала небесной возлюбленной Мерлина и подарила ему умение видеть прошлое и владеть всей возможной на свете белой магией. Так Мерлин стал единственным в мире магом одновременно темным и светлым, а значит, самым сильным за всю историю существования мира. Но и самым несчастным, ведь всю свою жизнь он был мучительно раздираем надвое любимой Свет и не менее любимым отцом, Добром и Злом нового мира».

Почему-то эти строки до зуда в висках напоминали ей совсем другого могущественного волшебника. Бестелесная возлюбленная, возведенная в ранг святых, темный колдун почти нечеловеческой природы, представлявший собой саму квинтэссенцию зла, и раздираемый между ними маг, о принадлежности которого к обеим сторонам противостояния шли жаркие дебаты, пока он не истек кровью на грязном прогнившем полу Визжащей хижины, из последних сил стараясь выполнить свой долг. Неудивительно, что никто не мог знать до конца, какой стороне он предан, если сам он носил в сердце столько же тьмы, сколько и света.

«Мерлин прославился также строительством Стоунхенджа, камни для которого он перенес из Ирландии».

Может ли быть, что ее родной университет был основан самим Мерлином во времена его пребывания в Ирландии? От одной этой мысли захватывало дух.

«И после первой же встречи понял, что любовь его к Свет и отцу не имеет ничего общего с истиной любовью, которую он испытал к прекрасной, будто родившейся из самой природы цветов и трав Нимуэ. С ней впервые в жизни он почувствовал себя спокойно, ведь в ее древнем мире свет и тьма не враждовали между собой».

Гермиона нервно сглотнула образовавшийся в горле ком и продолжила читать.

«Но как не старался маг добиться искренней любви Нимуэ, эта история закончилась для него печально. Пообещав отдаться возлюбленному взамен на то, что он обучит ее магии, коварная Нимуэ использовала полученные знания против влюбленного наставника. Она усыпила его вечным сном и оставила заточенным в тайном месте, которое по разным версиям было дуплом дерева, горой или даже воздушным замком, который Мерлин сотворил для Нимуэ».

«О Боже», — пораженно выдохнула ведьма, перелистнув последнюю страницу тронувшей ее до глубины души истории величайшего волшебника и его трагической любви. Но больше чем сама история ее потрясли собственные догадки о сути таинственного сестринства, носившего имя женщины, погубившей Мерлина. За окнами над гущей седого тумана уже поднимались первые лучи рассвета. Не медля ни секунды, Гермиона набросила на себя ненавистную голубую мантию и выбежала за дверь.

Бессменный хранитель печатных знаний мистер Перкинс уже был на своем боевом посту, когда растрепанная и запыхавшаяся первокурсница ворвалась в его тихую обитель, прижимая к груди увесистый фолиант.

— Вы должно быть уже познакомились с историей основателей нашего славного университета, мисс, — добродушно проговорил он, принимая из рук студентки тяжелую книгу.

— Значит, МУМНИ основал сам Мерлин? — тут же задала один из тысячи волнующих ее вопросов Гермиона.

— Не совсем. Этот университет был возведен совместным трудом Мерлина и его любимой ученицы Нимуэ и построен из того же камня, что и Стоунхендж.

— А сестринство тоже основали они? — последовал еще один вопрос.

— Нет, уже после заточения Мерлина, Нимуэ вернулась к этому месту и положила начало традиции, которая в последующие века приняла форму сестринства, носящего ее имя, — хмуря редкие седые брови, ответил мистер Перкинс.

— Вы можете рассказать, в чем заключается эта традиция, и какое отношение к ней имеют меняющиеся магические татуировки, кольца и эти проклятые мантии? — с нетерпением услышать, наконец, объяснение всей чертовщине, которая творилась в ее жизни последнее время, затараторила студентка.

— О, безусловно, я расскажу, юная мисс. И эти мантии действительно прокляты, но всему свое время. Начнем по порядку.

Добродушный библиотекарь вдруг полностью преобразился, расправив плечи и высоко подняв голову, а его взгляд стал немного рассеянным, словно устремлен был не на сидящую перед ним слушательницу, а далеко вглубь минувших веков.

— В древние времена, когда еще не существовало книг и пергаментов, все магические знания передавались непосредственно от волшебника к волшебнику, в основном от отца к сыну, реже от наставника к ученику, но никогда не доставались враждующему клану. Позднее, когда письменные источники знаний уже были доступны, стала возможной и кража сакральных знаний о мощнейших ритуалах и заклинаниях, веками защищавших тот или иной род волшебников. Тогда маги вновь обратились к способам своих отцов. Они записывали на пергаменте рецепты лекарственных зелий или заклинания бытовой магии, но действительно великая магия передавалась лишь с самой силой волшебников и никогда не облекалась в слова. Многие знания и умения древних навсегда покинули землю вместе со своими носителями, но некоторые редкие искусства проложили свой путь сквозь века, переходя от одного великого волшебника к другому. Потому никогда в нашем мире обучение в школах и университетах не ценилось так, как ученичество у действительно великих мастеров. За право отдать своего отпрыска на обучение к лучшим мастерам самые богатые семьи волшебников предлагали целые состояния. Те, кто не обладал богатством, предлагали хранившиеся в их роду сильнейшие магические артефакты или даже своих дочерей.

Гермиона хотела возмутиться, что это варварство, но, заметив как далеко сейчас мыслями старый библиотекарь, решила не перебивать его рассказ.

— Но вернемся к нашим основателям. В свое время Мерлин был самым великим волшебником, ходившим по земле, и не было никого, кто бы обладал силой, равной ему, и смог бы ему противостоять. Поэтому враги Мерлина и короля Артура сложили коварный план, как победить волшебника его собственной силой, и имя их орудию было Нимуэ. Прекрасная сильная ведьма околдовала сердце великого волшебника, и он передал ей все знания, какими только обладал, вместе с частью собственной силы, так что Нимуэ стала равной ему, и тогда заточила его в царстве вечного сна. После она вернулась в Ирландию и основала орден могущественных ведьм, целью которого было сосредоточить в их руках редчайшие магические знания и передавать их из поколения в поколение от матери к дочери. Нимуэ учила своих сестер, которые стали первыми ее последовательницами, как получать тайные знания от волшебников с помощью соблазнения и обмана. Первые любовные зелья были созданы тогда, как и первые связующие ритуалы, обязывающие волшебников в обмен на подаренную ведьмой невинность передавать свои знания или погибнуть и унести их в могилу.

За всю историю существования ордена у него были мирные и воистину зловещие времена. Одно из самых темных пятен в его истории предшествовало великой инквизиции и послужило толчком к ее зарождению, так необъятна была жестокость жаждущих новой силы и все большей власти ведьм.

Самые страшные и кровавые эпизоды истории ордена Нимуэ остались далеко позади. Но пусть вас не вводит в заблуждение кажущаяся невинность традиций нынешних дней. Коварство — вот, что лежит в основе этого ордена, начиная с самой Нимуэ. Как и великая основательница, подданные ее ордена стремятся завладеть наиболее редкими и могущественными магическими знаниями, используя свои женские чары для достижения цели. Законы нового времени наложили свой отпечаток и ограничения на их методы. Сегодня нельзя опоить любовным зельем или поместить под заклятие «Империус» великого волшебника и остаться безнаказанным. Также, благодаря одному из выдающихся волшебников семнадцатого столетия Родерика Грозного, преподававшего в этом университете и павшего жертвой коварства одной из участниц ордена, сегодня юная ведьма не может обманом заставить волшебника принять магическое соглашение. Узнав о коварстве своей возлюбленной, Родерик Грозный проклял ее и весь орден, и с тех пор каждая вступившая в него ведьма получает легко узнаваемый магический знак в виде татуировки с гербом ордена, а также вынуждена всегда носить отличительную одежду — голубую мантию с тем же гербом. Так каждый волшебник, увидев ведьму из ордена, будет предупрежден и вправе сам решать, кому и на каких условиях передавать собственные знания.

— Но если сейчас все знают об ордене и цели его существования, почему он до сих пор действует? — не выдержала Гермиона, прерывая рассказ.

— Традиции магического мира всегда были превыше прогресса или даже справедливости. Разве вы не прибыли сюда из Англии, где еще год назад шла настоящая война из-за желания волшебников сохранить традиции неизменными?

— Значит, все так и происходит?

— Конечно, происходит, и вы, юная мисс, непосредственный участник этого. Что-то изменилось на протяжении веков, что-то осталось прежним. Еще несколько веков назад случались смерти среди волшебников, отказавшихся принимать условия, и среди последовательниц Нимуэ, когда обманутые волшебники узнавали правду и мстили своим коварным соблазнительницам. Сейчас такое невозможно, потому что виновники будут лишены свободы в наказание. Еще одно новшество последней пары веков, что теперь в орден вступают не только ведьмы, но и маги, и с годами последних становится все больше. Как видите, изменения не всегда бывают к лучшему. Некоторые профессора стараются держаться в стороне от сестринства, другие наоборот стремятся найти в их числе наиболее талантливых и целеустремленных студентов, полагая что именно такие маги, готовые пойти на многое, и заслуживают передачи знаний.

Попечительский совет университета не одобряет действия членов ордена, которые несут непосредственный вред профессорам, ведь каждый из них поистине гениален и незаменим на своем месте. Многие профессора обладают уникальными древними искусствами, почти исчезнувшими с лица земли. Профессор Мажик, к примеру, понимает язык растений и животных, профессор Мальсибер без философского камня может превращать любое вещество в золото, а профессор Уолберт говорит и читает на языках, которые не звучали на земле тысячи лет. Удивительные люди…

Единственный ритуал, который остался полностью неизменным до наших дней, тот, что сама Нимуэ когда-то заключила с Мерлином и закрепила своей первой кровью. Если ведьма, принадлежащая ордену, отдает волшебнику свою невинность, тот не смеет отказать ей в любом знании, какое она пожелает, иначе ему грозит неминуемая смерть. Этот ритуал редко используют в наше время, чаще встречаются мимолетные романы в обмен на частные уроки, но это не значит, что традиция исчезла полностью.

— Но почему никто ничего не сделает, не остановит, не запретит? Ведь это же ужасно! — уже понимая, частью какого именно ритуала стала сама, испуганно зашептала Гермиона.

— Вы даже не представляете, насколько ужасно. Пожалуй, я расскажу вам еще одну историю. Четырьмя годами ранее на тот же факультет, что и вы, поступила скромная умная ведьма. Она, как и вы, очень любила книги и трудно находила общий язык со сверстниками. Ее успехи в учебе были высоки, но не заслуживали особого внимания профессоров. А непримечательная внешность гадкого утенка не обещала ей множества поклонников. К тому же, девушка часто болела и была малообщительна. Однако к концу второго года учебы ей удалось разузнать о тайном ордене Нимуэ и вступить в его ряды. Сначала ничего не изменилось, но в сентябре третьего года профессор Уилкинс, преподававший зельеварение, взял ее под свое крыло. Никто не знает, почему так произошло. Некоторые поговаривают, что юная ведьма подмешала ему какое-то древнее сильное зелье, но мне кажется, профессор просто пожалел бедняжку, ведь она сильно страдала от своей болезни. Он учил ее зельям и целебным настойкам, и постепенно их отношения переросли во что-то большее, чем отношения студентки и преподавателя. Однажды под конец года она пришла в библиотеку с кольцом профессора, а через неделю профессор Уилкинс полностью лишился своей магической силы. Хитрая ведьма воспользовалась своим правом и в качестве цены за свою невинность потребовала передать ей дар самоисцеления, которым обладал профессор. Такие знания, как я уже говорил, передаются вместе с силой волшебника, и ученик может взять столько силы от наставника, сколько пожелает. Инга отобрала у Роберта всю силу до последней капли, иссушив его настолько, что он едва остался жив, но превратился в сквиба.

— Это была Инга? — удивленно выдохнула Гермиона, с трудом представляя темноволосую харизматичную ведьму на месте болезненного гадкого утенка, хотя хитрости и коварства ей действительно не занимать.

— Трудно поверить, глядя на нее теперь, не так ли? Она сполна воспользовалась полученным даром и силой, излечив свою болезнь и изменив внешность почти до неузнаваемости. Но стоят ли недуг, который можно было исцелить хорошим зельем за несколько лет, или красивые волосы великого дара добросердечного Роберта? Самое досадное, что вскоре после случая с Робертом, эта коварная ведьма оказалась помолвлена с Патриком — единственным сыном ректора университета, и ей все сошло с рук.

— Но если профессор Уилкинс знал, что Инга состоит в сестринстве Нимуэ и может потребовать от него любые знания и силу, почему он согласился на это? — спросила потрясенная Гермиона, одновременно задавая себе вопрос о совсем другом волшебнике.

— А почему Мерлин согласился принять условия Нимуэ? Ведь он обладал даром предвидеть будущее и знал, чем все обернется для него. Есть вещи в этом мире, юная мисс, перед которыми бессильны даже величайшие волшебники.

Осознание непоправимости произошедшего приходило медленно и неотвратимо, как обманчиво-медленно накатывает на берег волна цунами. Сперва похожая на одну из сотен похожих и абсолютно безобидных волн, в отличие от остальных, она не останавливает свое движение, лишь слегка лизнув кромку берега, а продолжает неукротимый натиск на все новые и новые островки суши, пока не сокрушит на своем пути любые признаки привычного безопасного мира и не уйдет также медленно и неотвратимо, оставляя после себя лишь груду обломков. После долгих изнурительных поисков, при всей возможной поддержке со стороны участливого библиотекаря, Гермионе пришлось признать, что она не найдет способа отменить ритуал. Существовала возможность оставить орден Нимуэ, но только до того, как было заключено соглашение с другим магом, либо после того как условия соглашения будут исполнены с обеих сторон. Это был замкнутый круг.

Все было снова, как перед Рождеством: ее попытки объяснить, его нежелание слушать. Гермиона задерживалась после уроков зельеварения в надежде украсть хоть минуту его внимания, но профессор взял за привычку исчезать за дверью со звоном колокола. Она послала пару сов, не особо надеясь на ответ, но, к ее удивлению, он все же последовал. Нет, ее письмо так и осталось нераспечатанным, но вместе с ним сова принесла короткую записку со знакомым почерком. Снейп сам назначил ей встречу.

«Ваши индивидуальные занятия будут проходить по пятницам в девять на площадке для аппарации.

С.С.»

Робкая надежда на примирение угасла так же быстро, как и вспыхнула. Он был холоден и неприступен. Казалось бы, за столько лет его преподавания, она должна была привыкнуть к презрительным взглядам и ледяным интонациям его голоса. Но было гораздо легче переносить его колкости и безразличие, когда в ответ на каждое его движение предательское сердце не совершало сальто. И потому она злилась, выходила из себя, срывалась на крики и слезы, пытаясь объяснить, донести до этой его вздернутой в презрении сальной головы, что она не знала, не могла знать, к чему приведут ее опрометчивые шаги. Но все было тщетно. Как только она переставала говорить о занятии и начинала говорить об отношениях, он накладывал мгновенное «Силенсио», и брошенные в пылу злости обидные фразы или просьбы понять оставались для него лишь бессмысленным шевелением губ ученицы. Так безуспешно во всех смыслах прошли два ее занятия.

В третью пятницу двое магов в очередной раз стояли в центре широкой площадки для аппарации, соприкасаясь друг с другом лишь кончиками пальцев и обмениваясь гневными взглядами.

— Сосредоточьтесь! — рявкнул Снейп после энной неудачной попытки ученицы.

Как бы она ни старалась, ее стопы отказывались отрываться от земли хоть на миллиметр. Как в насмешку над ее жалкими потугами преодолеть гравитацию, ее наставник свободно парил в нескольких дюймах от поверхности и в своей развевающейся черной мантии был похож скорее на бесплотного демона, сотканного из черного невесомого тумана, чем на человека. «Или на дементора», — с особым удовольствием подумала Гермиона, ловя на себе очередной гневный взгляд черных глаз, от которого по спине пробежал холодок.

— Вы не намерены облегчить мне задачу, не правда ли? — сердито проговорила она, возвращая наставнику не менее колкий взгляд.

— Вопреки вашему глубокому убеждению, облегчать вам жизнь вовсе не является главной целью моего существования, — саркастично парировал Снейп, делая особо изящный маневр в воздухе.

Гермиона в очередной раз почувствовала себя неуклюжим тяжелым бегемотом, которому просто не суждено оторваться от земной поверхности. Ее детская злость и обида после провальных занятий по полетам в Хогвартсе снова всплывала в памяти. «Самая умная ведьма своего поколения не может удержаться на метле» — так дразнили ее однокурсники-гриффиндорцы, о том, как дразнил ее Малфой, лучше не вспоминать. Может, ей этого просто не дано, как с прорицаниями? Есть же какая-то история про рожденных ползать…

— У меня ничего не получается, — наконец признала она, с тяжелым вздохом усаживаясь на холодную землю.

— Разумеется, у вас ничего не получается. Не все знания даются так легко, как зазубривание школьных учебников, мисс Грейнджер. Даже у Дамблдора за семь месяцев обучения не было ни одной в полной мере успешной попытки подняться в воздух без вспомогательных заклинаний.

— Дамблдору понадобилось семь месяцев, чтобы научиться летать? — с измученным вздохом повторила она.

— Нет, через семь месяцев Дамблдор упал с Астрономической башни. Летать он так и не научился, — с улыбкой, больше напоминавшей хищный оскал, поправил ее Снейп.

— Поливание желчью и язвительными комментариями — это обязательная часть занятий? — закатив глаза, поинтересовалась Гермиона.

Для кого весь этот спектакль? Если он рассчитывал запугать ее, стоило больше постараться во времена ее учебы в Хогвартсе, а не сейчас, когда она без труда может вызвать в памяти картинку с ним голым и размякшим как теплое масло в ее руках. Нет, об этом сейчас лучше не думать.

— Условия нашего соглашения принуждают меня давать вам частные уроки, но никак не ограничивают в педагогических методах, — с особым удовольствием заметил Снейп, игнорируя теплую улыбку, внезапно расцветшую на лице ученицы.

Гермиона издала что-то очень напоминавшее усталое рычание, но воздержалась от комментариев о его педагогических методах.

— Хорошо, — примирительно произнесла она. — Может, есть еще кто-то, кто обладает этой техникой, способный помочь в понимании процесса?

— Никого, насколько мне известно, — отрезал Снейп.

— Но вы же научились у кого-то, и ваш учитель тоже у кого-то учился, — попыталась логически рассуждать прилежная ученица.

— Я учился у Волдеморта, и воскрешать его только ради того, чтобы облегчить вашу задачу, не намерен. К тому же, мои методы преподавания покажутся вам прогулкой по тенистому парку в летний день, по сравнению с его изобретательными способами. Волдеморт, в свою очередь, учился у тибетских магов, и, зная его привычки, осмелюсь предположить, что ни одного живого носителя знаний он после себя не оставил.

— Это невыносимо, — вконец потеряв терпение, простонала Гермиона, потирая ноющие виски.

— Хоть в чем-то мы согласны.

— Что будет, если мы прекратим эти занятия? — спросила она, готовая признать собственное поражение в битве с гравитацией и тяжелым нравом наставника.

— Древняя магия требует неукоснительного исполнения обязательств. Вы свою сторону обязательств исполнили, так что в случае прекращения занятий магия убьет только меня, — спокойно и методично отчеканил Снейп, словно речь шла о взаимодействии простых ингредиентов в зелье, а не о его жизни.

— Сколько раз еще мне нужно попросить прощения, чтобы вы меня услышали? Я же уже пыталась объяснить, что не знала ни о какой магии и обязательствах, — устало ответила ученица, уткнувшись взглядом в свои колени.

— Как удобно ссылаться на незнание сейчас, когда все уже сделано и не несет никакой опасности для вас лично, — повторил он уже ставший традиционным ответ на ее объяснения.

— Примените ко мне легилименцию, если хотите, тогда вы поймете, что я вас не обманываю, и мы сможем прекратить бесконечные пререкания на этот счет, — в порыве отчаяния выпалила Гермиона, вскакивая с земли и приподымаясь на носочках, но все равно не имея возможности заглянуть профессору прямо в глаза.

В его взгляде что-то промелькнуло, словно он впервые взвесил для себя вероятность того, что она говорит правду, но от этого выражение его лица стало только жестче.

— Если вы и вправду были так глупы и не удосужились поинтересоваться, на что подписываетесь, сложившиеся обстоятельства послужат вам уроком. Разве за годы войны вы не уяснили, что не стоит идти на поводу у ущемленного самолюбия и амбиций и вступать в сомнительные тайные общества, а также участвовать в неизвестных темномагических ритуалах, даже не потрудившись предварительно изучить все подводные камни. Это никогда не заканчивается хорошо. Или чужой опыт ничему вас не учит, раз понадобилась собственная татуировка?

Снейп инстинктивно потер предплечье на левой руке, где все еще клеймом вечного сожаления чернела темная метка. На побледневших щеках его ученицы в отражении лунного света блестели мокрые дорожки слез, но он не собирался ее утешать. Резко отвернувшись от нее и сделав несколько стремительных шагов в темноту, он с громким хлопком аппарировал.

* * *

Десять дней — ровно столько Гермиона продержалась, обещая себе быть сильной, принять все как есть, смириться с неизбежным. Она сама виновата в случившемся и никак не может изменить то, что произошло, а значит, нужно просто стиснуть зубы и идти дальше. Вставать по утрам, готовить завтрак, идти на занятия, стараясь не обращать внимания на противный холодок на коже от соприкосновения с ненавистной мантией. Быть внимательной на лекциях, погружаться с головой в учебники, допоздна засиживаясь в библиотеке, возвращаться домой, уже валясь от усталости, и засыпать, едва коснувшись подушки. По выходным составлять компанию маме в ее бесконечных и бесцельных шатаниях по магазинам, навещать старых друзей и знакомых. Вежливо кивать в нужных местах и отвечать: «все отлично» на дежурные вопросы о делах и самочувствии, и ни словом, ни взглядом не выдать, что гнетущая зловещая тишина ее снов грозится запустить свои скользкие щупальца в зыбкую реальность одинаково-пустых дней и проглотить ее полностью, оставив захлебываться в собственном страхе и слезах. Потому что больше нельзя втайне наблюдать за его дыханием, нельзя незаметно украсть частичку его тепла, когда он наклонится над ее котлом, нельзя даже опустить в каменную чашу несколько серебряных нитей и подсмотреть за самой собой, той счастливой собой, которой позволено целовать его тонкие губы и смело запускать пальцы в длинные спутанные после бурных взаимных ласк волосы. Нельзя даже мысленно произносить его имя, от этого будет только больнее и еще тяжелее смириться с невозможностью.

Она уже пропустила две лекции по зельеварению и последнее индивидуальное занятие. Она изо всех сил держалась и почти убедила себя, что у нее начало получаться. Но как назло хозяева всех окрестных магазинов, лавочек и кафе решили напомнить ей, что она потеряла, развесив на витринах пестрые сердечки и фотографии неправдоподобно-красивых и счастливых влюбленных парочек в преддверии последнего в длинной череде зимних праздников. В более теплой, чем родной Лондон, Ирландии уже невыносимо сладко пахло весной. Люди вокруг покупали банально-сентиментальные подарки друг другу, выбирали яркие букеты и украшали их алыми ленточками или все теми же назойливыми сердечками, от которых было не скрыться в эти дни, куда бы она не пошла.

Это было обидно и унизительно, пойти на поводу у производителей шоколада и пестрых открыточек, позволить этой показной рекламной мишуре забраться под кожу и разбудить так старательно усыпляемое чувство. Позволить себя соблазнить пестрящими на ярких плакатах обещаниями счастья, и бессовестно сорваться, так, как может только девушка, долгое время сидевшая на диете и очутившаяся против своей воли у прилавка кондитерской, с дрожащими руками и маниакальным блеском в глазах, проглатывая вместе со сладким кремом любые данные себе прежде обещания.

Она стояла у его дома, приготовив длинную складную речь с логическим обоснованием и обещаниями найти решение. В ее голове все казалось ясным и убедительным. Но вот дверь перед ней раскрылась, и, привалившись к дверному косяку, устало и как-то совсем не по-снейповски рассеяно показался ее профессор. Растрепанный и в помятой рубашке, с этой чертовой глубокой складочкой между аккуратно очерченных бровей, при виде которой ее сердце сжималось от такой невыразимой тоски, что хотелось выть на луну или скулить как побитый щенок. И все слова вдруг стали жалкими, невыразительными, не способными донести и малой толики ее чувства к нему. Ее сильный, неприступный, саркастичный профессор Снейп смотрел на нее так, как смотрят на торнадо, готовый в любую секунду разнести дом в щепки — обреченно. Затем тяжело вздохнул и прикрыл глаза, потирая переносицу двумя бледными пальцами. И это оказалось больше, чем она была способна вынести.

Она жалобно всхлипнула и, зажмурившись, как перед прыжком с высоты в бездонную пропасть, бросилась ему на шею. И замерла, прижимая щеку к широкой груди, вслушиваясь, ощущая его тепло, вдыхая аромат его кожи, убеждаясь, что он все еще здесь, рядом, а не в той зловещей тишине из ее снов. Он стоял, не двигаясь, не издавая ни слова, и даже его медленное ровное дыхание не давало ни намека на то, что он ощущает ее прикосновение как-то иначе, чем внезапный порыв сквозняка. Но под тонкой измятой рубашкой, точно там, где ее ушко прижималось к его груди, вместо ровного уверенного ритма его сердце отбивало сбивчивое стаккато и выдавало его с головой.

Гермиона не могла вспомнить, кто первый начал движение, но вскоре они оба прокладывали путь к спальной, срывая друг с друга одежду и круша мелкие предметы мебели, досадно оказавшиеся на их пути. Они не старались быть нежными, до боли впиваясь ногтями и зубами в разгоряченную плоть. Скорее терзая, чем лаская, они изливали накопившуюся злость и утоляли неистовый голод друг по другу. От накала эмоций захватывало дух, вознося все выше и выше, когда, наконец, в едином порыве они сорвались в свободное падение чистой эйфории. Слишком быстро после такого долгого ожидания их стоны утихли, и наступила тяжелая гнетущая тишина. Гермиона лежала на плече у Северуса, выводя ладошкой хаотичные круги на его груди. Оба чувствовали, что затишье не продлится долго, но пытались оттянуть миг неизбежности, пока ожидание не превратилось в горькую агонию.

— Почему ты согласился тогда? — первой заговорила Гермиона, срывая, наконец, пластырь молчания с их общей открытой раны.

Северус приподнялся, опираясь на локти, не слишком деликатно скидывая ее со своего плеча.

— Это был мой хренов юбилей, будь он проклят. Ты стояла в моей спальной голая и горячая, готовая принадлежать мне ровно в ту секунду, как я дам свое согласие. Что, черт возьми, я мог сказать, по-твоему? «Простите, мисс Грейнджер, но обратитесь за дефлорацией к другому волшебнику, а потом возвращайтесь, и мы продолжим эту милую беседу?»

— Мне так жаль, Северус, — пробормотала она, закрывая ладонями лицо и стараясь не допустить, чтобы жжение в глазах превратилось в слезы.

— Это ничего не меняет. Что сделано, то сделано. Тебе не стоит больше приходить сюда. — Он резко поднялся с кровати, отворачиваясь к противоположной стене, абсолютно не заботясь о том, чтобы как-то прикрыть свою наготу.

— Я понимаю, — успокаивающе прошептала Гермиона.

Он не пошевелился и не обернулся к ней — ни когда она в спешке собирала разбросанную по всей квартире одежду, ни когда подошла поцеловать на прощание в острую лопатку, ни когда стояла в прихожей, неоправданно долго щелкая замком. Лишь закрыв за собой дверь, она услышала внезапный грохот, через мгновение заглушенный заклинанием, блокирующим любые звуки изнутри.

Снова бессовестно прогуляв зелья, Гермиона пришла в университет только на третью пару. Ходить на занятия становилось все труднее. Не отвлекаться на постоянные мысли о том, сколько стен в данный конкретный момент отделяют ее от кабинета зельеварения, получалось с трудом. Не оглядываться по сторонам и не искать в бесконечном лабиринте коридоров знакомую черную фигуру было абсолютно невозможно. Лекция по травологии проходила непривычно вяло и монотонно. Обычно не в меру энергичная и экспрессивная профессор Мажик заражала своим энтузиазмом даже тех, кто посещал ее предмет из формальной необходимости. Ее зеленые глаза блестели азартом, руки с широкими рукавами цветастой мантии ежеминутно взлетали в воздух в очередном воодушевленном жесте, подобные крыльям яркой тропической бабочки, а голос звенел от переполнявших профессора эмоций. Но в этот день лекция по травологии больше походила на уроки профессора Бинса, которые можно смело выписывать в аптеке вместо снотворного людям, страдающим бессонницей, да и сама ведьма напоминала почтенного призрака нехарактерной для нее бледностью и малоподвижностью.

Внезапно профессор Мажик как-то жалобно всхлипнула и, взмахнув руками-крыльями, осела на каменный пол. По аудитории волной пронесся вздох удивления. Гермиона первой оказалась у ног потерявшей сознание преподавательницы, бормоча серию диагностических заклинаний. Жизненные показатели профессора стремительно падали. Ее хрупкое тело казалось совсем маленьким в казавшейся широкой лужицей шелковой ткани с маковым орнаментом, напоминающим пятна крови в такой близости от застывшего бледного лица ведьмы. Помедлив лишь мгновение, Гермиона крепко сжала руку на запястье профессора и аппарировала.

В холле больницы Святого Мунго было почти пусто. Заметив знаменитую героиню войны с бесчувственным телом у ног, несколько целителей в зеленых мантиях подбежали к ней. Двое старших уже левитировали профессора Мажик в палату, а младшая медиковедьма, вооружившись самопишущим пером, принялась расспрашивать прибывшую вместе с пациенткой знаменитость, чтобы заполнить бланки. Гермиона односложно отвечала на поставленные вопросы, слишком пораженная произошедшим несколькими минутами ранее.

— Место проживания? — задала очередной формальный вопрос медиковедьма.

— Коннемара, Ирландия, точнее я не смогу сказать, мы не очень хорошо знакомы, — механически ответила Гермиона.

— Но почему вы аппарировали с ней сюда, если она живет в Ирландии? — удивилась молодая целительница.

— У меня не было времени подумать, — отмахнулась Гермиона.

По правде говоря, она аппарировала сюда рефлекторно, даже на секунду не задумавшись, куда ей следует отправиться с умирающей женщиной на руках. За время войны это стало привычкой, выработанной до автоматизма. После финальной битвы она совершила не менее пятнадцати аппараций из Хогвартса сюда и обратно, перемещая всех особо тяжело раненных друзей, профессоров и вовсе незнакомых, но сражавшихся с ней плечом к плечу, людей. Потому, увидев непрерывно падающие жизненные показатели нового профессора, она сразу же подумала о Святого Мунго. В этом ходе мыслей было что-то неправильное, но Гермиона пока не могла понять, что именно. Один из целителей, отлевитировавших Мажик, вышел из палаты, стирая широкой ладонью капельки пота со лба.

— Как она? — перехватила его на пути к ординаторской взволнованная ведьма.

— Выкарабкается, — тяжело выдохнул хмурый целитель. — Если бы вы прибыли несколькими минутами позже, мы бы вряд ли смогли ей чем-то помочь. Никогда не видел случаев такого сильного магического истощения. Кто ее так?

Гермиона хотела ответить, что не знает, что не имеет ни малейшего представления о том, что случилось с ее профессором, и почему она оказалась в таком тяжелом состоянии. Но мрачная догадка всплыла в ее мыслях, как только она услышала вопрос. «Она отобрала у Роберта всю силу до последней капли, иссушив его настолько, что он едва остался жив», — вспомнились слова добродушного библиотекаря.

— Инга, — со злостью произнесла она.

— Я немедленно вызову авроров, — с такой же злостью сказал целитель, о присутствии которого Гермиона совсем позабыла.

— Нет, не нужно! — остановила она сердитого волшебника. — Она из Ирландии, и ведьма, сотворившая с ней это, оттуда же, местный аврорат ничего не сможет сделать. Но как только я доберусь до Коннемара, первым делом наведаюсь к их аврорам.

Колдомедик лишь одобрительно кивнул в ответ и исчез в ординаторской. А Гермиона наконец осознала, что показалось ей таким неправильным в собственных мыслях и действиях. Война закончилась, а значит, она не должна в считанные мгновения решать, куда аппарировать с умирающим человеком на руках. А молодая энергичная ведьма не должна находиться на волосок от смерти. Гермиона училась на целителя и понимала, что неизбежно будет сталкиваться с болезнями и смертями. Но в мирное время колдомедики должны заниматься неправильно трансфигурированными носами или случаями особо разгулявшейся драконьей оспы, а если и встречать смертельно больных волшебников, то в возрасте не менее ста восьмидесяти и умирающих в окружении оравы беспокойных пра-правнуков. Смерти или тяжелые увечья, нанесенные из-за чужой алчности и неуемных амбиций, — такого не должно происходить в мирное время, а если вдруг случается, то виновные должны обживаться в гостеприимных стенах Азкабана, а не разгуливать безнаказанно по университетским коридорам, подмечая новую жертву.

О, одним визитом в дублинский аврорат она точно не ограничится. Она поднимет на уши попечительский совет, а если нужно, то и весь ирландский Визенгамот. Традиции? Они еще не знают, кто такая Гермиона Грейнджер, и что она думает обо всех чертовых традиционалистах, позволяющих людям умирать только ради неизменности привычного строя!

* * *

На протяжении следующих двух недель Гермиона Грейнджер не появлялась в стенах Магического Университета имени Мерлина и Нимуэ Ирландии, зато появился отряд авроров, покинувший эти стены уже в сопровождении весьма удивленной и заламывающей руки в истерике темноволосой пятикурсницы. Также этот университет посетили члены комиссии по надзору за несанкционированным использованием магии и темномагических ритуалов. А после уполномоченный от Великого Визенгамота Ирландии нанес неофициальный, но и не особо дружественный визит действующему ректору. Один из древнейших университетов магической Европы гудел, как растревоженный пчелиный улей, и это было только начало. В общей суматохе никто и не заметил длительного отсутствия одной из студенток первого курса. Или почти никто…

— Мисс Грейнджер, решили, наконец, почтить своим вниманием наше скромное общество? — источая яд в каждом слове, прошипел профессор Снейп, заметив растрепанную кудрявую головку за первой партой. — Минус пятьдесят баллов за злостные прогулы учебных занятий без уважительной причины. И примите во внимание, что обивание порога ирландского Визенгамота уважительной причиной не является.

Гермиона почтительно опустила голову и состроила расстроенную рожицу, но в душе у нее все ликовало. Кто бы знал, какое счастье можно испытывать, слушая ядовитые замечания строгого профессора и наблюдая, как в гневе сжимаются его тонкие губы, сливаясь в одну еле различимую линию.

По окончанию лекции, не дожидаясь финального колокола, Гермиона подскочила к преподавательской трибуне.

— Профессор Снейп, мне необходимо обсудить с вами один важный вопрос, — твердо сказала она, надеясь, что уверенность в ее голосе поможет удержать его внимание достаточно долго, чтобы остальные студенты разошлись, и они могли спокойно поговорить наедине.

— Нам не о чем говорить, мисс Грейнджер, — одной резкой фразой отмел он ее надежды. — Мы с вами все уже обсудили. Не отнимайте у меня время.

И не давая ей возможности возразить, Снейп вылетел в коридор, взметнув своей невыносимо-театральной мантией.

— Постойте! — пыталась остановить его Гермиона. — Да подождите же! — уже кричала она ему в след, привлекая все больше внимания шатающихся без дела студентов.

Снейп даже не обернулся и ни на секунду не замедлил шаг.

— Ну, как хотите, сами напросились, — гораздо тише произнесла бывшая гриффиндорка и направила волшебную палочку прямо в спину удаляющемуся профессору, бормоча под нос текст особо хитрого заклятья.

В коридоре послышалось несколько испуганных возгласов и удивленных вздохов. Эти звуки, наконец, привлекли внимание бывшего шпиона, и он резко обернулся, как раз вовремя, чтобы заметить, как из палочки его ученицы вырывается тонкий зеленый луч. На мгновение в черных глазах отразилась тень страха, а правая рука дернулась к собственной палочке, но в последний момент он остановил рефлекторное движение и только вытянул и без того идеально-ровную спину, гордо расправляя плечи. Проклятие попало прямо в сердце, хотя болью обожгло почему-то левое плечо.

Собравшаяся толпа зевак продолжала изумленно смотреть на получившего прямо в грудь смертельное проклятие профессора зельеварения. Но когда поняли, что он не спешит падать на землю, распластав безжизненное тело, а так и продолжает стоять, лишь удивленно приоткрыв рот, они начали поворачивать головы в поисках того, что же так удивило зельевара, что он забыл умереть. В другом конце коридора с все еще вытянутой вперед палочкой стояла маленькая темноволосая ведьма. В одном белье и соблазнительных лаковых лодочках на высокой шпильке. В коридоре начал нарастать смех и периодически раздаваться подбадривающий свист толпы. Опомнившись, симпатичная ведьма ойкнула, развернулась, демонстрируя благодарной публике иной ракурс собственного тела, и побежала, что-то бормоча на ходу.

«Чертова проклятая мантия, именно сейчас она решила ответить на мои мольбы и наконец-то исчезнуть. Самый подходящий момент для этого, не правда ли?» — смогли расслышать счастливчики, находившиеся ближе остальных к источнику развлечения, перед тем, как ведьма последний раз чертыхнулась и прямо на бегу аппарировала.

* * *

Снейп аппарировал прямо в гостиную дома Гермионы, заставив миссис Грейнджер выронить из рук поднос с чаем, который она собиралась отнести в комнату расстроенной дочери. Парой заклинаний убрав темные пятна с пушистого ковра и заварив в склеенных чашках новую порцию чая, профессор вежливо кивнул изумленной Джейн и с коротким: «Я сам отнесу», — направился вверх по лестнице.

— Мам, у тебя там все в порядке? — послышался голос дочери, потревоженной внезапным шумом бьющейся посуды.

— Все хорошо, милая! — крикнула миссис Грейнджер и услышала, как дверь в комнату дочери снова закрылась. — Все хорошо! — уже самой себе повторила она, загадочно улыбаясь, глядя на опустевшую лестницу.

Снейп вошел в комнату без стука, по-хозяйски широко распахивая дверь, ничуть не смутившись тем, что застал законную хозяйку спальной в одном нижнем белье. В конце концов, пять минут назад она демонстрировала свое белье всем желающим, и желающих было более чем достаточно. От такой беспардонной наглости Гермиона на минуту потеряла дар речи и только молча открывала и закрывала рот, взглядом метая молнии. Северус положил поднос с чаем на письменный столик и удобно устроился в единственном в комнате кресле.

— Как ты это сделала? — бесстрастно произнес он, словно спрашивал рецепт очередного зелья на уроке.

— Значит, ты снова со мной разговариваешь, да? — вновь обретя дар речи, возмутилась разгневанная хозяйка комнаты.

Из-за него ей только что пришлось устроить стриптиз перед всем университетом. А теперь он врывается без спроса в ее дом и устраивает допрос. Да кем он себя возомнил, самодовольный ублюдок?! И не важно, что она сама не подумала о возможности такого побочного эффекта от отмены ритуала, все равно все из-за него!

— Как. Ты. Это. Сделала? — отчеканивая каждое слово, повторил настырный нарушитель частных владений.

— Сделала что? — все еще упрямясь, спросила Гермиона, скрещивая руки на груди, от чего грудь в атласном бюстгальтере подпрыгнула еще выше.

Снейп нервно сглотнул, даже не пытаясь сделать вид, что смотрит ей в глаза.

— Отменила заклинание, — уже более мягким, вкрадчивым голосом произнес он.

Гермиона закатила глаза в притворном возмущении и поспешила накинуть на себя легкий халатик.

— Покопалась немного в архивах невыразимых, — беззаботно ответила она, неоправданно долго возясь с поясом халата.

— Тебе дали доступ к архивам невыразимых? — не веря собственным ушам, переспросил бывший шпион. — И после этого ты еще говоришь, что у меня много влияния?

— Знаешь ли, я не говорила, что сама испытываю нехватку интеллекта, магической силы или влияния, — огрызнулась она.

— Зачем?

Всего одно слово — точка невозврата.

— Моя мама всегда говорит, если любишь кого-то — отпусти, — нерешительно заговорила она, мгновенно растеряв всю злость, а вместе с ней и уверенность в себе.

— Что ты хочешь этим сказать? — в его голосе отчего-то послышался отблеск тревоги.

— Что люблю тебя? Что не хочу, чтобы ты чувствовал себя связанным? Что мне не нужно от тебя ничего, кроме того, что ты сам пожелаешь дать? Я никогда намеренно не хотела загонять тебя в клетку, и сейчас я исправляю свою ошибку, я тебя отпускаю, — закончила она, собирая остатки храбрости, чтобы посмотреть ему в глаза.

— И ждешь, что я тоже так просто отпущу? — почти шепотом спросил Северус, впервые на ее памяти первым отводя взгляд.

— Нет, до умопомрачения надеюсь, что не отпустишь, — прошептала Гермиона, и в следующую секунду оказалась в крепких объятиях любимых рук.

Ее наспех накинутый халатик полетел куда-то на пол, а вслед за ним и атласный бюстгальтер. «Какая раздражающая привычка избавлять меня от всей одежды, самому при этом оставаясь полностью одетым», — была предпоследняя связная мысль Гермионы, прежде чем в ее голове наступила блаженная тишина. Последней же мыслью было: «Стоило поставить на дверь заглушающее заклинание».

Вместо эпилога

Впервые в жизни Гермиона Грейнджер летала, не испытывая ни тени страха и сомнения, словно она всегда принадлежала необъятной воздушной стихии, а небесная стихия принадлежала ей. Все оказалось так невероятно просто, но ни один талантливый ученый маг не смог бы описать в своем научном трактате тот самый действенный и единственный способ, открывший для нее небо. Воистину есть знания, которые нельзя передать словами.

Они стояли на склоне высокой горы, камни из которой много веков назад были погружены на корабли самим Мерлином и теперь составляли монументальный Стоунхендж. В воздухе витал аромат молодой, только проклюнувшейся листвы и полевых цветов. Весеннее солнце ласково щекотало нос, заставляя жмуриться от удовольствия. Северус стоял напротив Гермионы, прикасаясь шершавыми подушечками своих длинных пальцев к мягким кончикам ее. Их дыхание привычно слилось в единый медленный тягучий ритм, черные глаза нашли карие, и время остановилось. Его магия доверчиво вливалась в нее бурным радостным потоком, и она благодарно принимала все, что он желал ей отдать, купаясь в его энергии, силе, эмоциях. Где-то в этой лавине света полностью потерялись границы между ними, они словно были единым неделимым существом, ощущая, что любые видимые разделения — не более чем иллюзия. И таким же иллюзорным показалось разделение между воздухом и землей, ведь все, что есть между ними, — лишь тонкая нить воображаемой границы и… Гравитация утратила всякую власть над двумя легкими невесомыми фигурами, парящими в потоках теплого ветра высоко над уровнем деревьев. Им больше не нужно было держаться за руки, но всем своим существом они ощущали бережные прикосновения друг друга.

Разве можно записать на странице желтого пергамента, каково это — летать? Все равно, что пытаться выразить набором плоских печатных символов, что значит любить.