Измени себя, не изменяя себе (гет)

— Ты сам веришь в этот бред? — Драко был спокоен, как сытый удав.

— Ситуация извне всегда видится более объективно, Малфой, — пожал плечами Гарри.

— Он действительно считает себя самым умным, — выплюнул Боул.

— Человеческий мозг, — опережая Поттера, заговорила Гермиона, — до конца еще не изучен наукой. Кто-то при многократных травмах головы становится умственно отсталым, а кто-то — человеком вроде Гарри. Никогда не угадаешь наперед — все зависит от того, как перестроятся нейронные связи. Результат непредсказуем.

С этим Драко не мог не согласиться, в очередной раз пример Пьюси и Флинта мгновенно возник перед внутренним взором.

— Если я правильно тебя понял, — на него взирал очень рассерженный Деррик, — ты назвала его гением, но отчего же ему не пришло на ум, что директор вполне мог доверить заботится о благополучии ребенка органам опеки и попечительства?

— Сам ведь сказал, что он ключевая фигура для нашего мира, — встрял Малфой. — Думаешь, ему больше дела не нашлось, как нянчится с младенцем? Разумеется, его упущение, что, приняв на себя личную ответственность за ребенка и перепоручив его чужим заботам, он был как минимум обязан держать под тщательным контролем исполнителей своего обязательства. Но при таком объеме работы вполне возможно забыть о деталях, если считаешь основное улаженным в наилучшем виде.

— Ну, следить ведь не обязательно лично и постоянно, есть и дистанционные методы, — усмехнулся Гарри. — Вы же не думаете, что соцслужба — единичный случай? Это только исходная точка. Были и другие прецеденты…

— Например? — глухо спросила Милисент и, взглянув на выражение ее лица, Пэнси поняла, что аналитик в ней уже задействовала необъятный мозг и сопоставляла информацию.

— Мне было три, когда тетка потеряла меня в торговом центре, но меня им вернули через несколько дней. Воспоминание, само по себе травматическое, врезалось в память, да и родня постоянно попрекала, что я даже пропасть в недрах Лондона не способен. В шесть я сбежал сам, и меня снова нашли в трущобах, причем тот же самый персонаж, который сделал это прежде. Если что-то происходит один единственный раз — это можно классифицировать случайностью, повторение создает закономерность. Прошло много лет, но, встретив этого человека снова, я сразу его узнал. Я не подал вида, а они явно не предполагали, что память ребенка сохранит образ мимолетного эпизода столько лет, хотя раз увидев Мундугуса Флетчера, ты запоминаешь его на всю оставшуюся жизнь, — Гарри хмыкнул и перевел взгляд на потолок, откинув голову на спинку кресла. — Это основные моменты еще до школы, я опускаю кучу мелких деталей, из которых складывалась неестественность моей жизни…

— Настолько явных, что их ощущал ребенок? — издевательски изогнул бровь Монтегю, пытаясь расшифровать смысл в словах Поттера и дурея от результата. — Ты хочешь, чтобы мы поверили, что величайший маг столетия, единолично управляющий миром, не смог спланировать свой «злодейский план» так, чтобы его не раскусил ребенок?!

— Вы должны понять: загадочность — это наша естественная среда обитания, краеугольный камень маггловской культуры. Что вы порекомендуете нам почитать в качестве легкого чтения? Лично я ни в одном магазине не видел ничего, кроме легенд и героических саг, — рядом пренебрежительно хмыкнула Гермиона, подтверждая его слова, — основанных на реальных, но сильно преувеличенных фактах. Неудивительно, что, начитавшись документалистики и биографий, предел ваших мечтаний — заполучить славу и величие, аналогичную ореолам магов древности, или стать великим игроком в квиддич. То, на чем растем мы, делает нас одержимыми жаждой приключений и стимулирует безграничный полет фантазии. Маггловская поп-культура развивает воображение и учит нестандартному мышлению, поскольку никто не станет читать книгу или смотреть фильм с предсказуемым финалом. Мы растем, путешествуя к далеким звездам, открывая новые галактики, расшифровывая сложные загадки с прославленным сыщиком и распутывая политические заговоры с тайным агентом. Вы не найдете ни одного ребенка, который не любил бы приключенческий и детективный жанр — они самые востребованные, а главное, чему они нас учат — действительность никогда не бывает такой, какой представляется на первый взгляд. Мы привыкли не верить в очевидное, всегда искать двойное значение, скрытые мотивы и находить всему подтверждение. Это — кардинальное различие между мирами, которое, на мое счастье, Дамблдор не осознает, — весело фыркнул Гарри, — а такие просчеты в исходных данных способны загубить любой, даже очень тщательно продуманный план.

— Было что-то еще, верно? — прищурившись, по-деловому, но с нажимом спросил Драко. — То, что окончательно сформировало твое мнение.

— Почему ты так решил? — искренне заинтересовался Поттер.

— Ничего из перечисленного тобой не было очевидно.

— Был Хагрид и прогулка за школьными принадлежностями, — признал с кивком Гарри, и привычно изрыгаемые в адрес полугиганта издевательства замерли на губах под его тяжелым взглядом. Злить этого нового Поттера никому не хотелось. — В тот день случилось много всего. Начнем с того, что по внешним данным Хагрид ни коим образом не походил на роль идеального сопровождающего. Единственный приемлемый вариант оправдать его присутствие в маггловском мире — предположить, что, поскольку я никак не мог получить письмо, его попросили доставить оное лично по дороге по своим делам. Позже выяснилось, что дело у него действительно было, вот только для него он не соответствовал по внутренним качествам. Хагрид добр, простодушен, прямолинеен и бесхитростен… да-да именно то, что характеризует для вас тупиц, — огрызнулся Гарри на презрительные гримасы, — и что делает его абсолютно не годным для секретной миссии. Итогом были Хагрид, не подходящий ни на одну из позиций, и я, ткнутый носом в тайну, которую мне, как вне всяких сомнений будущему гриффиндорцу, полагалось раскрыть. Зато благодаря его простосердечию я очень много узнал. Например, мне впервые удосужились рассказать, как умерли мои родители, кем были убиты, кто ему служил, и он даже не побоялся назвать имя вашего великого и ужасного, — еще одна яркая улыбка в пораженные лица и подтверждающий кивок: вы правильно услышали — Хагрид делает то, отчего вы трясетесь в страхе. — Еще я узнал, что именно он доставил меня к родне по приказу этого самого пока еще не известного Дамблдора, что меня очень удивило: как можно доверить крошечного ребенка полугиганту, неспособному, не раздавив, донести торт. Вообще в его речи было до кучи ссылок на директора, что он сказал и сделал, как помог ему, как хочет со мной познакомиться, как он любил моих родителей и как уже сказал Минерве присматривать за мной. Это только когда я, все еще ошалевший, от мадам Малкин вылез, Хагрид, по-своему истолковав, меня успокоил: мол, не боись, ты ж, как мамка с папкой, гриффиндорцем будешь, энтих и видеть не свидется. А потом был Рон Уизли. И снова по второму кругу вся байда о факультетах, ну и в духе беллетристики: если со всех сторон на тебя давят по одному и тому же вопросу, значит, кого-то очень интересует результат.

Я уже говорил, что всю мою жизнь меня не покидало странное, бредовое, но очень четкое и твердое ощущение лжи. Однако стоило мне шагнуть в магический мир, и оно возросло до небес, а правдоподобность иллюзии уравнялась самой правде. Словно я всегда был на сцене театра и меня окружали декорации, актеры и статисты, но все вдруг обрело реальную материальность, едва уловимый аромат древесины, клея, красок и затхлости хранилищ, где до поры до времени они пылились. Почти призрак, но именно он выдает игру, в которой мне не известен ни сценарий, ни режиссер. Больше я не сомневался, что кто-то ведет мою жизнь, что хотя некоторые люди, вроде моих родственников, нелицемерны, но их искренность проистекает из увлеченности в рамках дозволенной схемы. Я чувствовал игру, но не мог понять ни ее цели, ни первоисточник, ни как избежать отведенной мне роли, а мои годами натренированные инстинкты вопили об опасности. Моей главной проблемой было абсолютное невежество во всем, что касается сообщества волшебников. Выиграть время, чтобы изучить новый мир, разобраться в ситуации и только потом решать, действовать или нет, стало жизненно необходимо. Первоначально я собирался по максимуму держаться подальше от неприятностей, как всегда поступал у магглов, но, несмотря на все усилия, проблемы все равно всегда меня находили, и я понял, что отсидеться мне не дадут. Тогда я притворился послушным мальчиком и по первому слову шагал в любую из пропастей, с завидной регулярностью разверзавшихся на моем пути. С первого дня в вашем распрекрасном мире мне все твердили, что я убийца и обязан повторить подвиг. Мне внушали чувство вины за все злодеяния Волдеморта и вероятность того, что я умру молодым. Проблема в том, что я не хочу умирать, у меня вообще-то свои планы на жизнь, и к тому же я всегда был миролюбивым человеком, не совсем пацифистом, но все же, а здесь все ждали, что я буду воином, и я отвечал их ожиданиям хотя бы стычками с тобой, — сказал Гарри, обернувшись к Малфою. — Я слился воедино с назначенной мне ролью идеального гриффиндорца и жертвенного агнца. Впрочем, это не означает, что я им действительно стал. Игры закончились в прошлом году, — в его голосе звякнула сталь, а взгляд посуровел. — Дамблдор переступил черту, ставки возросли, и я больше не маленький необразованный ребенок, чтобы мириться с происходящим, и не безвольное оружие, с чьим мнением не нужно считаться. Теперь я играю по своим правилам, приняв неизбежность знания, что ради выживания мне придется стать таким же, как мои враги. И, вопреки всеобщему мнению, у меня их двое, и я бы еще поспорил, кто на самом деле является худшим. Единственное, чему меня научило мое детство — тому, что мало защищаться, надо уметь воевать по-настоящему, что значит — атаковать первым, находить слабые места и бить, причинять боль раньше, чем ее успеют причинить тебе. В реалиях вашего мира — убивать быстрее, чем убьют тебя.

— Все это, конечно, довольно интересно, но ты забываешь одну такую маленькую деталь, — рискнул прервать затянувшуюся паузу Драко.

— Какую? — с вежливым интересом поднял бровь Поттер.

— Такую, что на твоем месте, Поттер, я бы постеснялся говорить о том, в чем ты ни тролля не смыслишь, — ухмыльнулся Пьюси. — Возможно, тогда тебе и удастся сохранить видимость и не прослыть полным идиотом.

— Общеизвестный факт, что волшебники, связанные магическими узами, не способны причинить вред друг другу, — продолжал Малфой, словно его не прерывали, в очередной раз мысленно закатывая глаза и не понимая, неужели настолько трудно воздержаться от поспешных суждений, когда выражение лица Поттера неоднозначно указывает, что у него осталось еще много тузов в рукаве. — Это основополагающий закон. Ты бы знал, если бы удосужился досконально изучить мир, который «избран защищать», — завершающая уничижительная усмешка из лучших в арсенале Слизеринского Принца.

— Как я посмотрю, вы тут действительно все поголовно исключительные поклонники директора, — с легкой дразнящей усмешкой ответил Гарри. — Вам еще не надоело играть в адвоката дьявола? — снова непонимание в глазах чистокровных, и Гарри душераздирающе вздохнул. — Защищать человека, которого сами ненавидите.

— Это не ненависть, — возразил Драко. — Скорее брезгливая неприязнь. В одном ты прав: он крайне могущественный волшебник, в руках которого сконцентрирована вся власть нашего мира, но вы только посмотрите, на кого он похож, — он поморщился.

— Вы поэтому зовете директора старым маразматиком? Потому, что, вместо того чтобы по полной воспользоваться всей властью и влиянием своего положения, он жрет конфеты и проповедует всеобщее благо и веру во второй шанс? Что вам сказать: громадное упущение с вашей стороны и браво актерскому таланту Дамблдора. Он больше слизеринец, чем все вы вместе взятые, и даст сто очков вперед нынешнему Темному Лорду. Легко упустить его истинную природу за вечным фасадом «доброго, но чуть двинутого дедушки», но если сбросить маску, директор далеко не такой, каким любит притворяться, и от рассеянности он никогда не страдал, иначе нам не пришлось бы инициировать Круг Посвященных только затем, чтобы открыто поговорить. Старик во всем любит держать руку на пульсе. Хогвартс напичкан его ушами и глазами, за мной постоянно следят портреты и призраки. Этого даже вы не можете отрицать: все знают, что я постоянно под пристальным надзором. Что удивительного в том, что так было всегда? Заметьте, я не утверждал, что он не взял на себя бремя моего воспитания, — саркастически сказал Поттер, — я лишь говорю, что это не делалось в интересах опекаемого. Ему поверили на слово, раз он сказал, что нашел подходящее место для взросления героя. И никто не додумался проверить, что конкретно это значит, — он усмехнулся, лукаво глядя на них.

— Дело не в том, кто нам нравится, а кто нет, — вступила Милисент. — У тебя, возможно, было тяжелое детство, но обвинить в этом директора тебе не удастся. Эдриан прав, опекун не сможет ни коим образом причинить прямой или косвенный вред своему подопечному.

— Значит, ему чертовски подфартило, что он им и не является, — просто сказал Поттер, уже привычно игнорируя выражение шока у слизеринцев. — Фактически это было последней проверкой на вшивость, самый веский довод в нечистоплотности Дамблдора — отказ признать, что он не является моим опекуном, хотя это избавило бы его от кучи проблем после статей. Вместо этого он мудро предпочел не опровергать возложенный молвой статус, предоставляющий первоклассное алиби.

— Но он разрешил тебе участвовать в Турнире, — ликующе воскликнул Боул и увял под серьезным взглядом Гарри.

— Нет, Дамблдор не разрешал мне участвовать в Турнире — скорее вынуждал и не признавал существование альтернативы, желая снова устроить ежегодный экзамен на выживание — этакое испытание на прочность и тестирование моих способностей в одном флаконе. Как и предыдущие три года, я покорился, но вздумай я возражать, он даже запретить бы мне не мог. Он вообще ничего сделать не мог, поскольку я уже год как был эмансипирован, — опять изумление и потрясение, Гарри выдохнул и нервным жестом потер лоб, на мгновение пряча лицо в ладонях — однообразие реакций начинало порядком его доставать, а затем вперил в них жесткий взгляд. — Мерлина ради, только не говорите, что купились на эту дешевую сказочку о заколдованном Кубке! Артефакту сотни лет. Неужели вы не думали, что это была далеко не первая попытка? Посмотрите в архивах, чем кончились предыдущие. Понимаю, это ужасный удар по эго, но не было никакого нарушения — лже-Грюм просто кинул имя еще одного потенциального участника, он физически и магически не был способен его заколдовать.

— Но совершеннолетие в магическом мире наступает в семнадцать! И даже всем чемпионам пришлось предоставлять разрешение родителей на эту авантюру, поскольку они были первыми детьми, а наследственные права первородных превыше всего, — безапелляционно заявил Теодор.

— За исключением моей скромной персоны. На свое тринадцатилетие я получил официальное послание, гласившее, что согласно указу этакому, подпункту такому-то, я отныне и вовек считаюсь свободным от опеки министерства и лишаюсь денежного пособия. Кстати, я его в глаза не видел, но мой дядя был откровенно не в духе до моего отбытия в школу, и подозреваю, что причина крылась именно в этом. Довольно иронично, что наследник одного из самых крупных состояний числился иждивенцем у государства.

— Тринадцать? — изогнул бровь Малфой, опасаясь, как бы настроение Поттера не сменилось, оставив опять слишком много вопросов без ответа. — Это слишком юный возраст для самостоятельной жизни, так что ребенку в любом случае необходимо найти новый дом и опекуна.

— Я утверждал, что в отличие от нас вам известен лишь один мир? — помолчав, сказал Гарри. — Забираю свои слова назад: вы и собственного мира не знаете, только свой мелкий ограниченный мирок. Весь прошлый год вы дразнили меня уголовником из-за судебного разбирательства, но не обратили внимания, что меня судили как совершеннолетнего? — не услышать тоски в его голосе мог бы, наверное, только глухой. — Вы когда-нибудь хоть краем уха слышали о Листе Позора? — недоумение. — Это перечень фамилий, чье имущество было конфисковано Министерством. Задумывались о том, что произошло с семьями, которые были уличены в сопричастности к любому из сотен Темных Лордов в вашей истории? Взрослых отправляют на пожизненную ссылку в Азкабан, все имущество, которое не хранится у гоблинов и до которого способны дотянуться чиновничьи жадные ручонки, поступает в казну. А теперь вопрос на засыпку: вы все здесь чистокровные, и все в той или иной степени родственники друг другу, поэтому вроде как должны знать, что случилось с детьми арестованных? После первого падения Волдеморта семья кого-нибудь из вас взяла на себя заботу о малолетнем кузене? Сомневаюсь, что это так, — даже острая печаль и грусть его голоса не покрывали явственный оттенок отвращения. — Государство на их содержание выделяет гроши, а родственные связи у вас, видимо, не настолько в чести, чтобы заниматься благотворительностью, и вы не так практичны, чтобы взять в дом и вырастить будущего супруга/супругу для наследника, как это делала маггловская аристократия. Похоже, что чистая кровь для вас не так уж и важна, если наравне с ней кандидат не способен привнести в брак еще и богатство. Вы просто вычеркиваете их из жизни, относитесь так, словно они больны проказой и могут передать ее вам, ведь намного проще радоваться собственной удачливости и забыть о своих ошибках и заблуждениях, когда перед глазами не мелькает постоянное напоминание об участи, которой вы ухитрились избежать. Вы, ваше хваленное общество и даже кровная родня предпочитаете отвернуться от них, отречься от невинных детей, в одночасье превратив в исчезнувший род, а на деле одному только Мерлину известно, сколько отпрысков великих семей нищенствуют в Лютом. Единственным известным мне прецедентом достойного поведения является Катрин Лестрейндж и ее бездетные родственники в Италии. Другие чистокровки, заклейменные темными, попадают в какую-то… я даже названия подобрать этому учреждению не могу, и при всех капиталах своего наследства, хранящихся в «Гринготсе», остаются необученными, как правило, не только магии, но и элементарной грамоте и числу. Ну и поскольку обеспечивать содержание всей этой оравы казне ой как накладно, Министерство решило, что в тринадцать они достаточно умелые, чтобы позаботиться о себе самостоятельно.

— Откуда ты о нем узнал? Какое это имеет отношение к тебе? — спросил Хиггс.

— В первый год меня это не коснулось, поскольку со мной был Хагрид, внешность которого довольно приметна и незабываемо возвышалась над толпой. Я бы так и не узнал об этой маленькой детали, ведь в дальнейших походах меня всегда сопровождал кто-то из взрослых, но мне не нравилась перспектива демонстрировать содержание моего сейфа некоторым лицам, и однажды я попытался войти в банк, избежав их присутствия, и меня тут же задержали.

— Авроры? — слегка подавшись вперед, спросил Драко.

— Какие-то канцелярские крысы, представиться они не удосужились, зато я о себе узнал много нового, в частности, прямая цитата: «молока темных магов, можешь заживо гнить в Лютом, но золотишка твоей черной семейки тебе вовек не видать». А еще было много злорадства на тему того, что именно они сделают со своей долей моих денег, когда Министерство придумает, как обойти гоблинов и наложить лапу на деньги поставленных вне закона семей. Меня уже собирались спустить с лестницы, придав ускорение заклинанием, когда объявились мои сопровождающие и стали втолковывать швондерам, кто я такой, и хотя меня очень настойчиво пытались сопроводить подальше, несколько реплик перебранки я уловить успел.

— И что ты узнал? — спросила Сьюзен.

— Что как раз на границе собственности гоблинов выставлен идентифицирующий барьер, и тревогу вызвало то, что я не введен в число дозволенных лиц, и это препятствует прохождению. Крысы возмущались по этому поводу, а им ответили, что мне дозволен один визит в год, и он не стоит хлопот по введению меня в список дозволенных. Додумать, что это так же препятствует моим несанкционированным посещениям, легко как дважды два. Разумеется, это не объясняло, почему имя Поттеров оказалось внесенным в Лист Позора и почему при оплаченном обучении в Хогвартсе мои родители не озаботились обеспечением материального содержания.

— И ты думаешь, что заставишь нас поверить в эту чушь, как заставил верить их? — фыркнул Притчард, с превосходством поглядевший на Поттера и, судя по неверию в глазах, выражая мнение других слизеринцев, что заставило последнего утомленно вздохнуть — все еще в стадии отрицания.

— Никто никого ни к чему не принуждал, — нахмурившись, возразил Гарри. — Я могу предоставить все подтверждающие материалы, но вряд ли вы им поверите, пока не проведете собственную проверку.

— Прошлый год преподнес много сюрпризов и открытий, — нарушила секундную тишину Сьюзен, — одним из них стал истинный лик всеобщего деда. Процесс был постепенным, но затронул всех. Большую часть некоторые уже знали. Добавить воровство к списку его прегрешений — не такой уж большой штрих к портрету, на самом деле лично мне это многое объясняет.

— Кто еще, помимо Поттера? — поинтересовался Уоррингтон.

— Я, — подняла левую руку Грейнджер, и Пэнси осознала, что упустила момент, когда гриффиндорская пара расцепила руки.

— Соучастница Поттера. К тому же ты поверишь во все, что он говорит, — выплюнул Деррик, чей тон однозначно указывал на оскорбление.

— У меня есть на то основания, — хмыкнула Гермиона, передернув плечом.

— Обо мне ты этого сказать не можешь, — с предупреждением сказал Невилл, угрожающе сверкнув на него глазами. — Я тоже всегда знал, кем на самом деле является Дамблдор.

— Мерлин, теперь и Лонгботтом возомнил себя достаточно умным, чтобы видеть все уловки директора насквозь, — хохотнул Блейз.

— Ничего я не воображаю, а просто знаю, — подняв голову, Невилл уставился ему в лицо. — Всегда знал, еще до того, как начал говорить. Моя бабушка убедилась, чтобы я помнил, кто виновен в судьбе моих родителей, благодаря кому я их никогда не узнаю и кому обязан отомстить.

— О чем ты, Нев? — озадаченно спросил Шеймус.

— Как всем известно… большинству, — исправился Лонгботтом и мимолетно улыбнулся, — мы с Гарри родились в один день…

— До чего деликатно грифы напрашиваются на подарки.

— Это одно из условий Пророчества, — пропуская мимо ушей сарказм Притчарда, тихо сказал Гарри. — «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой...» — слизеринцы хищно напряглись, растерянные и больше чем немного озадаченные свободой, с которой Поттер делился столь вожделенной для Лорда информацией.

— Мы оба соответствуем, — Невилл сменил позу с классической стойки телохранителя, которой негласно придерживался вместе с Дином, и, согнув ногу, оперся ею о стену, засунув руки в карманы. Пэнси отметила противоестественность нового положения: расслабленное, но одновременно странно напряженное. — И первоначально именно меня Дамблдор признал Избранным, — глухо сказал он. — Уж не знаю, какими признаками он руководствовался, по мне — наследники Гриффиндора более подходящая кандидатура, — Шеймус обменялся быстрыми взглядами с Джастином и его зашушукавшейся компанией, заключавшей пари на то, отреагируют ли змеи на оговорку и как быстро это произойдет, Гарри тем временем предавался философским размышлениям и вроде бы ничего не заметил, — но чего у директора не отнять, так это дара убеждения. Титул перешел к Гарри только после того, как он заполучил свой шрам, но до Дня Всех Святых резиденция Лонгботтомов была под круглосуточным надзором авроров.

— Зачем? На вашем поместье стоит сильнейшая защита магического мира! — возопил Нотт.

— За всю историю только твоему роду было дозволено взять краеугольный камень из основания Хогвартса! — добавил Драко, заставив Пэнси усмехнуться возмущенному волнению на их стороне. Никто не любит быть в долгу, и уж точно не высокомерные Малфои.

— Мы заслужили привилегию! — рявкнул в ответ Невилл, резко выпрямляясь и сжимая кулаки. — Моя семья лишилась всего в той войне, а ведь мы были в нейтралитете. Лонгботтомы исполнили свой долг по закону военного времени, и некогда цветущий род лишился практически всех взрослых, а место нашей силы сравняли с землей! Из пятидесяти человек осталось две женщины и три ребенка, и только один из них был продолжателем фамилии, — они с Малфоем продолжали сверлить друг друга взглядами.

— Я одна тут потеряна? — спросила Мэнди.

— Нет, нас тут таких много, — сказал Майкл.

— Нев? — мягко обратилась к нему Падма, но он упрямо мотнул головой

— В одну из компаний против очередного Темного Лорда... — начал Стефан Корнфут, признанный летописец и историк в их компании.

— Нет! — взревел Невилл.

— Пожалуйста, — тихо попросил Гарри. — Я знаю, что ты этого не хочешь, что ты не из тех, кто кичится свершениями предков, даже при том, что заслуга твоего рода не мелочь, а вещь, достойная памяти и почитания. Но они не считают нас за людей, они не собираются принимать нас на веру, они насквозь пропитаны ненавистью к нашему духу. Я прошу тебя отступить и освежить им память, напомнить, скольким однажды они уже были обязаны презираемым гриффиндорцам.

Пэнси не понимала, как они это делают, ведь уговаривая кого-то на что-то неприятное, необходимо смотреть ему в глаза. Это известно всем! Хотя не ясно, с какой стати Лонгботтом не желает рассказать о подвиге рода? Видимо, это еще одно различие между ними: было бы нечто подобное у слизеринца, тот ни за что не позволил никому об этом забыть. Поттер так и не обернулся, Лонгботтом, безразлично отведя взгляд от Драко, пялился в стену напротив, и тем не менее казалось, что они лицом к лицу искренне и проникновенно смотрят в глаза друг друга. Внезапно Невилл, шагнув назад, привалился обратно к стене, давая молчаливое согласие, а Лаванда Браун, с аппетитом смаковавшая закуски, разделяя повисшее в воздухе блюдо с близняшками и Томасом, слегка переместилась, предлагая ему комфорт дружеского прикосновения.

— Это было восстание условно нечеловеческих рас, очень мало семей объявило о нейтралитете в том конфликте, и род Лонгботтомов был самым старым и сильным среди них. Когда положение серьезно ухудшилось, они согласились принять у себя беженцев, согласно Конвенции — исключительно детей, женщин и старцев. Резиденция была атакована, поскольку семьи собирались использовать для шантажа. Маги рода удерживали защиту, пока шли поиски нового убежища и эвакуация. Спустя почти трое суток, когда защита пала, воины Темного Лорда обнаружили только тела умерших от истощения магического ядра предков Невилла, до последнего удерживавших каскадное обрушение щитов, и ни одного из тысяч беглецов, искавших там приют. В своей ярости Лорд велел разрушить одно их самых старинных сооружений магической Британии, — Стефан повернулся к Лонгботтому, склонив голову и подняв руку к груди в традиционном жесте признательности, несколько представителей старинных семей не из числа слизеринцев последовали его примеру. — Поскольку не было рода, который не оказался бы у них в долгу, Визенгамот единогласно принял беспрецедентное решение: в возмещение ущерба и выражение благодарности передать один из камней Хогвартса, чтобы положить в основание нового дома. Правда, я не совсем уверен, что это значит, — стушевался он под конец.

— Будущих архитекторов среди нас нет? — экспериментально спросила Гермиона, но все молча переглядывались в ответ.

— На кой они сдались магам, если уже много поколений новые здания не возводятся? — сказал Терри. — Согласно данным бюро статистики и переписи многие дома давно пустуют, жилья более чем достаточно, только вселяться некому, поскольку семьи вырождаются, а не растут. Искусство зодчества, уже почти забытое за невостребованностью, как и многие другие, скоро канет в лету окончательно и бесповоротно.

Им могло это жутко не нравиться, но оспорить правдивость Бута чистокровным было нечем. Для подтверждения было довольно бросить один взгляд на фамильное древо в любом родовом гнезде: некогда роскошные кроны истончились к редким одиночным побегам последних потомков. Винить в сложившейся ситуации грязнокровок казалось нелогичным и странным, ведь кто-кто, а их семьи фанатично блюли чистоту крови. Однако, как верно заметил Поттер в своей псевдокоме: если хочешь найти козла отпущения, никто не подходит на эту роль лучше них, а идти против общественного мнения во все времена себе дороже. Касательно же магического строительства у них было весьма смутное представление еще и потому, что данная деятельность хоть и требовала высокого потенциала магии, все равно относилась к ремесленничеству, и разбираться в этих приземленных областях было ниже их положения и статуса. Впрочем, гостям удалось разжечь интерес к предмету.

— Как бы то ни было, — начала Гермиона впадая в привычный лекторский режим и в энный раз мысленно вознося хвалу Гарри, чьи усилия снова сослужили службу для поддержания имиджа «мисс Всезнайки», — в магическом мире дома строятся в точках аномальности магии, и чем дольше семья живет на одном месте, чем больше заклинаний творят в его стенах, тем сильнее эффекты поля замыкаются на род и тем крепче защитные барьеры. Таким образом, в каждом сооружении сохраняются следы магии от основателя рода до последнего потомка. Возьмем для примера Хогвартс — это древнейшее магическое строение на планете, возведенное на одной из самых мощных точек. Замок буквально пропитан магией насквозь, здесь все ею дышит настолько сильно, что у него пробудилось подобие сознания. Одни чертовы лестницы чего стоят, — пробурчала она себе под нос и продолжила менторским тоном дальше: — Множество поколений школьников, сами того не подозревая, ежедневно способствовали укреплению защиты, сделав воистину непробиваемой, правда, она значительно уступает потенциально возможной, поскольку дом давно не имеет истинного владельца, а истощившиеся чары нуждаются в обновлении. Это — настоящая причина, почему Волдеморт так мечтает заполучить его в свое владение, ведь как кровный потомок одного из основателей он может подчинить замок себе, — пораженное удушье всех и каждого, кроме гриффиндорского дуэта. — Так вот, тот же процесс, хоть и слабее, протекает в каждом старинном доме. Когда род разрастался, отделялся и нуждался в новом, чтобы не начинать все с нуля, из основания семейного гнезда вынимали один камень и закладывали на нем строительство, гарантируя возобновление родовых щитов на новом доме. И чтобы ты знал, Малфой, разрушенная резиденция была всего на полтора столетия моложе Хогвартса. Это было справедливо, — подтверждая, Невилл кивнул.

— Если все это — правда, то у меня возникает два закономерных вопроса: раз защита равнялась школьной, какого Мерлина вам понадобились авроры? — задумчиво сказал Эдвард Эйвери, выглядевший несколько одиноким без привычного сопровождения Эбигайль, вынужденной остаться с младшей сестрой, и без сомнения нетерпеливо дожидавшейся их возвращения в гостиной несмотря на весьма поздний час. — И как Пожиратели проникли в дом?

— Родителям пришлось впустить авроров по Министерскому указу, — засунув руки в карманы и глядя себе под ноги, произнес тот. — Меня объявили национальным достоянием, мне полагалась охрана… скажем, никто бы не желал столкнуться с санкциями, которыми чинуши угрожали в случае неподчинения. Относительно того, как они вошли — это возвращает нас к вопросу о Дамблдоре. После того как Гарри пометили, именно по его приказу посты были немедленно сняты, — Невилл поднял глаза, позволяя увидеть разгоревшееся там недоброе пламя, — еще до того, как успели перенастроить щиты. Отец настоял, чтобы бабушка забрала меня в летний коттедж, пока он и мама все исправят… они не успели. Пожиратели Смерти напали на отряд новичков, забрали их мантии и спокойно вошли внутрь благодаря дурацким нашивкам! Мои родители были высококвалифицированными аврорами: они не сдались без борьбы — четыре зала были разнесены в щепы. Позже Ба нашла в обломках их Амулеты Бедствия, оба активированные, — со вздохом он прислонился затылком к стене. — Их изощренно пытали несколько часов и только последнюю пару, притомившись, ограничились Круциатусом, но никто так и не пришел на помощь, поскольку директор объявил, что опасность миновала, война окончена, и провозгласил всеобщее празднество. Лестрейндж и ее подельников арестовали на рассвете, когда коллеги из подразделения родителей завалились уговаривать леди Августу принять на себя заботу о внуке и вытащить друзей с собой на гулянье.

Где-то посреди речи Лонгботтома, Пэнси заметила, что в комнате отчетливо похолодало, и с недоумением оглянулась на камин. Вопреки ее ожиданию, пламя в нем продолжало жадно пожирать поленья, и все же Паркинсон решила вызвать домовика и велеть добавить жара, когда рядом пораженно выдохнула Дафна, отвлекая ее внимание на себя. Проследив за взглядом Гринграсс, она увидела странно замершего Поттера, чьи еще недавно светившиеся жизнью изумрудные глаза сейчас застыли, напоминая непроницаемое матовое стекло.

Гермиона заметила, что продолжавшие внимательно слушать Невилла слизеринцы с понижением температуры все чаще обращали подозрительные взгляды на Гарри и, в конце концов, зафиксировались на нем. Нервно накручивая на палец прядь волос, она уже как раз собиралась вытряхнуть его из задумчивости, хотя и понимала, насколько важным могло быть очередное озарение, когда Гарри выпал из отрешенности сам, охлопывая себя по карманам. Опознавший движения Дин спешно протянул блокнот с карандашом, и, благодарно кивнув, Поттер принялся судорожно делать заметки. Ему впервые приходилось записывать предполагаемый рецепт, и Гарри отчаянно пожалел, что не может сейчас оказаться в лаборатории, где, отдавшись на волю инстинктов, необходимые компоненты буквально сами прыгали ему в руки, а верный Дрон кропотливо следил за составлением рецептуры. Гарри понимал, что скорее всего ему никогда не стать зельеваром в традиционном понятии этого термина, да в принципе он к этому и не стремился, но, как говорится, талант не пропьешь. Упоминание Невиллом его родителей, подавляемые чувства в его голосе — Гарри не было нужды заглядывать в опущенное лицо, чтобы видеть смятение и боль, исказившие черты друга, или знать, что он поднял лицо, только когда они исчезли, оставляя прекрасную, совершенную, но бездушную маску и горящие дьявольским огнем глаза. Он часто видел похожую картину в зеркале и неоднократно ловил это отражение собственных чувств на чужом лице. Больше всего остального именно эта незаживающая рана потери сроднила их. Братья не по крови — побратимы по боли. Сердце сбилось с ритма, разрываясь от сопереживания, к физическому страданию добавилась душевная мука воспоминаний обо всем непознанном, вплетая ноты предельной искренности в его мольбы, пробуждая наследие матери. В зелья Гарри вкладывалось гораздо больше магии, чем обычно, но главное, они были более узконаправлены, магически привязаны к тому, для кого предназначались. Он надеялся, что желание вернуть Невиллу родителей окажется достаточным для изобретения нового зелья, ведь пока что он пользовался даром только для того, чтобы закончить проекты своей матери.

Закончив записывать, Поттер хмуро уставился в ровные строчки — что-то было неправильно — и протянул Гермионе через связь визуальным рядом, давая пояснения. Девушка с любопытством изучила написанное и озадаченно нахмурилась — действительно неверно. Вот только что? Сосредоточившись, она каталогизировала пропорции и используемые вещества, правой стороной тела ощущая нетерпение своего друга, и, вздохнув, расслабилась, найдя ошибку. Для зелий, воздействующих на хрупкую ментальную материю, не приемлем в составе ингредиентов компонент животного происхождения даже в такой мизерной доле. Изящное решение проблемы — замена на растительный со сходными свойствами. Таблица взаимодействия и взаимозаменяемости услужливо вспыхнула перед внутренним взором и, перехваченная Гарри, дала ему подсказку. Девушка едва не расхохоталась, когда он отправил ей открытку трогательно чмокающихся малышей, и подавила дрожь от теплой волны его признательности. Вырвав и, приподнявшись, затолкав листок в задний карман, Гарри вернул Томасу его имущество и снова сосредоточился на беседе, понимая, что вопрос был адресован ему.

— Это все? — сухо спросил снедаемый любопытством Малфой, спокойно взглянув в холодные зеленые глаза.

— Это только вершина айсберга, — передернул плечами Поттер. — Хотите еще фактов? — ответные кивки, серьезные лица без следа пренебрежения и презрительного превосходства. — В духе недавно упомянутого закона магической связи. Знаете, кто такой Сириус Блэк?

— Предатель Поттеров? — нахмурился Монтегю.

— Да, он самый, но по совместительству он еще и мой крестный, — Драко пораженно посмотрел на Гарри, впервые в жизни лишаясь дара речи и отчаянно пытаясь держать себя в руках, — о чем Дамблдору, читай: Верховному Магу Визенгомота, было прекрасно известно, но он все равно оставил его двенадцать лет гнить в Азкабане.

— Я знаю эту историю: Блэк опознал настоящего предателя по колдографии в «Пророке» и сбежал, используя свой анимагический облик, — между бровями Паркинсон залегла морщинка, пока она пыталась вспомнить сопутствовавшие детали, и кивнула, поняв, что это вся известная ей по делу информация.

— Я не спрашиваю, — хмыкнул Поттер, — откуда тебе известна орденская версия событий, но логических неувязок никто не заметил? Например, очевидный факт, что данная версия полагает, что двенадцать лет заключения были такой райской жизнью, что только желание отомстить выгнало Блэка из стен Азкабана. Причем странно, но жаждой мести он воспылал, лишь узнав точное местоположение этой личности, а до этого просто предавался праздной лени, валяясь в камере, и игнорировал возможности побега, ведь, определившись, Сириус выбрался на третий день.

— Это действительно звучало глупо, — признал совладавший с собой Малфой, наконец сумевший переварить то обстоятельство, что они с Поттером являются кузенами.

— Еще один факт — Блэк не мог увидеть газету.

— Почему? — спросил Винсент, и Гарри подумал, что его изрядно бесят попугайные привычки малфоевских горилл.

— Хранитель Тайны, предавший по доброй воле, заговор с целью тройного убийства, взлом и проникновение, соучастие в двойном убийстве, покушение на жизнь ребенка, — методично перечислял Голдстейн, — кстати, последнее является худшим преступлением в классификации магического мира. В сумме, если не соблюдать процедуру, пожизненный срок в Азкабане с содержанием на нижнем уровне. Суд без размышлений влепил бы поцелуй.

— И? — подтолкнул не ухвативший суть Теренс.

— Туда не спускаются люди — это вотчина дементоров, — пояснил Голдстейн, — а они газет не читают.

— И после такого предательства он все еще состоял в птичьем ордене и хранил ему верность вплоть до своей смерти? — возмутился Забини. — Гриффиндор — это все-таки диагноз!

— А Слизерин — ничем не заслуженная привилегия, — покачав головой, парировал Гарри.— Тут задействованы немного иные факторы. Во-первых, законы магии, вопреки вашим словам, не являются общедоступным знанием. Их изучение не входит в школьную программу, а передается из уст в уста в старинных семьях, а таких с каждым поколением все меньше, и, разумеется, если дитё свернет с пути «чистоты», вы из вредности им не расскажете. Ну и поскольку Сириуса из семьи выперли, подразумевается, что он их тоже не знает, и поэтому, когда Дамблдор стал ему втирать: «Ах, мой дорогой мальчик, я был так не прав… Все доказательства указывали на тебя, а я так волновался о сиротке-Гарри, так оплакивал дражайших Лили и Джеймса… Я думал, что моя способность верить в лучшее в каждом безгранична, но я просто не мог перенести взгляда на тебя, боясь взять грех на душу… Впервые я отступил от своего главного правила: соблюдать презумпцию невиновности, предоставлять каждому второй шанс. Никогда не прощу себе твоих невинных страданий…» — картинно хватаясь за сердце, строя скорбные рожи и вполне правдоподобно имитируя голос директора, сказал Поттер. — А так как Сириуса действительно вытащило из тюрьмы священное право мести и магическое обязательство за меня, он притворился, что поверил всему этому бреду. Конечно, не сразу, а слегка побушевав для вида и устроив локальный погром с крушением мебели и немного повозмущавшись. Потом скормил директору байку про побег, присовокупив таинственного посетителя, издевавшегося над ним, демонстрируя статью, у которого он отобрал палочку, которая, какая жалость, не пережила заплыв, и теперь никак не установить, кто был сей незнакомец. И все ему поверили, как верили всегда еще в школьные годы, когда он мог выболтаться из любых неприятностей. А меня похвалили и преисполнились удовлетворения, что я вырос, как и положено герою, с непоколебимой уверенностью, что все в итоге поступят правильно, если только дать им возможность, и готовый поверить в любую чушь, которая исходит из директорских уст. Дамблдор до сих пор не отдает себе отчета в том, что я вырос полной противоположностью, и вместо затравленного, униженного существа с комплексом неполноценности он получил олицетворение всего того, что пытался вытравить из меня все эти годы. Он не осознавал, что я пришел в магический мир взрослым человеком, уже утратившим детские иллюзии и наивность — я никому не доверял, всех подозревал, на опыте убедившись, насколько часто оказывался прав в своих первых впечатлениях. Вам сложно такое представить, но, когда вы вынуждены справляться с трудностями в одиночку, когда вам столько всего приходится пережить на своем коротком веку, ускоренное взросление — неизбежное следствие. Воздвигнуть стену, которая будет разделять вас от ужасного мира — это необходимость, единственно приемлемый способ пройти через Ад, на который он меня обрек. Все, что остается — сцепить зубы, терпеть и учиться быть самостоятельным, самодостаточным, и если не свихнешься в процессе, то станешь человеком, способным выжить и мимикрировать практически в любой ситуации, с сильной закаленной волей и развитыми инстинктами, на которые всегда можешь положиться, — слизеринцы внимательно вслушивались в его слова, стараясь найти в них признаки хвастовства или превосходства, но ничего подобного не обнаружили. Поттер говорил прямо и откровенно, простая спокойная констатация без любой попытки выставить себя исключительным человеком. — Сколько себя помню, я всегда жил по своим правилам, прогибался, где приходилось, но никогда не сдавался, руководствуясь чутьем, подпускал к себе некоторых людей, чтобы не превратиться в озлобленного одиночку. Дамблдора мои инстинкты мгновенно отнесли в категорию «чрезвычайно опасен», но они молчали в отношении Люпина и Блэка, которые позже достоверно доказали, что у нас общая цель, и отсюда вытекает второй фактор. Месть — блюдо, которое лучше подавать холодным, поскольку ненависть — плохой советчик. Вот мы и решили, что выждать подходящий момент для вступления в открытое противостояние, лучше под крылом врага. Так легче копить информацию, изучать вражескую стратегию и перевербовывать соратников, пока у третьей стороны недостаточно сил, а сам я скован по рукам и ногам — своей юностью и еще не готов исполнить пророчество.

— Ох, — засмеялся вдруг Боул, — держите меня семеро — терпеливые и хитроумные гриффиндорцы!

— Думаешь, — увидев несколько закушенных улыбок, решился Гарри, — они такое же мифическое существо, как проницательные слизеринцы?

— Эй!

— Вы не спросили, чем на самом деле занимался все годы заключения Сириус, не поинтересовались, где был Люпин, и даже не съязвили на тему: ты даже оборотню не был нужен, — сказал парень, заставив их несколько смутиться точности манеры поведения в нормальных условиях, но сегодняшние обстоятельства таковыми не являлись. — Анимагическая форма действительно помогла Блэку пережить тюрьму и сбежать, вот только для этого ему пришлось голыми руками разобрать участок стены и вырыть пару-тройку туннелей. Все эти годы он думал, что Волдеморт одержал победу, и жил желанием отомстить за смерти друзей и их маленького сына. Ремуса за два года пять раз клеймили беглецом, — Пэнси ощутила волну тошноты и увидела, что не только у нее появилось желание прижать ладошку ко рту. — Его гнало знание, что я остался без семьи и позаботиться, кроме него, обо мне некому, но без родной волшебной палочки он не мог полностью избавиться от следящего заклинания, а любая из тех, что он смог добыть, были человеческими и едва-едва слушались оборотня. Не будет преуменьшением сказать, что он тоже был в заключении, лишенный прав и с полной конфискацией имущества, благо то, чем он действительно дорожит, хранилось в другом, не известном никому месте. Дамблдор и Люпину вещал, что Министерство непостижимым образом узнало о его болезни, и когда ему стало об этом известно, он так старался что-то предпринять, но было уже поздно, и Ремуса доставили к месту ссылки… что все эти годы он не оставлял попыток вытащить оборотня оттуда, ведь сиротке-Гарри были нужны близкие люди, но вот беда — бесплодных до недавних пор. Только зря он распинался, Рем, как и Блэк, ему ни на грош не поверил. Директор снова упустил одну меленькую, но немало важную деталь — у оборотней чрезвычайно развитое обоняние, и Люпин великолепнейшим образом знал, чей запах ощущает каждый раз при активизации следящих чар. А теперь скажите мне, что это — совпадение, — Поттер обвел их серьезным взглядом, — что единственные маги, которые могли предъявить права на мою опеку, провели по двенадцать лет в Азкабане и Резервации и появились в моей жизни после эмансипации, когда уже никак не могли влиять на мое воспитание и условия проживания. Это о терпении, а что касается хитроумия, — Гарри поджал губы, пытаясь удержать голос ровным и не допустить в интонации распиравшее его веселье, — вам не доводилось слышать о Биче Слизерина?

— О Мародерах, легендарных мстителях Слизерина? — Хиггс сделал акцент на последнем слове, намекая на желательность разъяснений, откуда о них узнали представители другого факультета, но либо Поттер этого не понял, либо притворился. Вместо этого Гарри моргнул и, чтобы скрыть охватившее его замешательство, колко заметил:

— Прямо-таки и легендарных.

— Тебе не понять, что такое дело чести, — с сознательной бесцеремонностью вздернул подбородок Притчард. — Они — тайное общество, созванное из уроженцев действительно старых семей, сохранивших верность архаичному Кодексу, выступившее вразрез традиций факультета, сводя счеты за новичков из их среды. Конечно, это все лишь теория: никто не видел их лиц, никому достоверно не известно, кем они были, но их поступки говорили громче всяких слов. К тому же в пользу этой теории, Мародеры не проявлялись с тех пор, как последний потомок древних покинул стены Хогвартса. Они были призраками из темноты, несущие кару, мстящие за обиды, нанесенные тем, кто не в состоянии защититься сам, — он запнулся, отметив, что Поттер сжал кулаки, а его лицо исказилось негодованием, словно кто-то целенаправленно разбередил его глубокую рану.

— Верно, я и забыл, что для вас в порядке вещей травить малышню, — лицо гриффиндорца приняло обманчиво-спокойное выражение, но тело оставалось напряженным. — Мало им, как слизеринцам, подвергнуться остракизму и отчужденности от всех остальных, так еще вы добавляете, превращая существование в собственном Доме в борьбу не на жизнь, а на смерть. Для вас это как-никак неотъемлемая часть обучения аристократической элиты: заискивать, лебезить, изворачиваться, пресмыкаться, без конца лгать и желать сломать того, кто слабее, не только из личной или семейной ненависти, но чисто ради удовольствия, осознания вседозволенности и собственной власти, — сказал Гарри тоном, в котором звучала легкая нотка враждебности, изрядно сдобренная омерзением.

Кассус Уоррингтон подумал, что из чужих уст это и правда звучит дико и не вызывает ничего, кроме отвращения. Его даже не интересовало, откуда Поттеру настолько досконально известны нравы, царившие в Слизерине, как он вообще знает о них так много, чтобы вести весь сегодняшний разговор и выстраивать его в свою пользу. Ему просто впервые в жизни стало стыдно за то, что он воспринимал как должное. Первая истина, которую каждый из них познавал, гласила: если не хочешь быть кому-то чем-то обязанным, или стать чьей-то игрушкой и прислужником — тебе нельзя быть слабым. Слизерин не тот факультет, где студентам свойственно, позволительно или желательно привязываться к кому-либо, ведь как бы слизеринцы ни выгораживали свой факультет, все превосходно понимали, что, по существу вещей, являются самым настоящим серпентарием, где в любой момент можно получить нож в спину даже от хорошо знакомого человека. Да, они объединялись против общего врага, но никогда не забывали о внутрифакультетских распрях. Здесь всегда каждый сам за себя, всегда в борьбе и старании избежать чужих сетей, пока однажды не вырастаешь в крупную рыбу и не начинаешь строить заговоры сам. Разумеется, всегда существовала возможность. Например: родители могли заранее озаботиться обеспечением надежного защитника для чада, но не всем такое было под силу, ведь даже мелкому Малфою в свое время пришлось отбиваться от нескольких придурков, решивших, что неплохо бы иметь его в должниках. Хотя тот был достаточно умен, чтобы стать всяческим исключением из правил, и еще на первом курсе обзавелся людьми, которые дружили с ним не из-за денег и не из-за того, что выросли с ним, а потому что он сплотил их общим интересом. Кассус никогда не видел, чтобы в глазах Слизеринского Принца и его свиты плескались отчаяние, страх и ужас, как в глазах любого другого первокурсника. Они не боялись, но и не были настоящими детьми, как тот же Лукас, с пляшущими бесенятами в глазах взахлеб рассказывавший, что грифы сжульничали и не убрали после Хогсмида игровую зону, и теперь у них есть альпинистская стена, на которой они соревнуются с Поттером, и куча других маггловских приспособлений для отдыха и развлечения. Судя по всему, Поттер вообще проводил с малышней неправдоподобно большое количество времени, да-да, тот самый отстранено-холодный Поттер, чей рассказ о собственном взрослении заставил Кассуса увидеть в нем идеального слизеринца, закаленного броней безразличия, с начисто выбитыми чувствами и теми же побоями выращенным пресловутым хребтом. Если подумать, его детство мало отличалось от условий большинства из них и самого Кассуса в частности, и тем не менее Поттер сидел посреди зала, смеялся, шутил, дурачился и вел себя не как Наследник и будущий убийца, а нормальный парень шестнадцати лет, на чьи плечи не возложена ответственность за целый мир. Стоило признать, что Поттер заслуживал уважения хотя бы за то, что находил в себе силы выживать раз за разом, сохраняя в себе жажду жизни, невзирая на то, как та с ним обходилась, и при этом не сдаться, как они, а оставаться самим собой, а не тем, что из него старательно лепили. Волк-одиночка с собственной стаей, которая любого порвет для него в куски, как и он для них. Это то чему их учили на факультете? По словам Лукаса, Гриффиндор был похож на семью, которую они сами создавали, и внезапно Уоррингтон поймал себя на желании, чтобы Слизерин стал подобен ему, в конце концов, по крайней мере в одном гости правы: есть традиции плохие и хорошие, а воспитание по-слизерински вдруг перестало казаться достойным продолжения. Это пугало…

— Хотя, честно говоря, мне льстит ваша высокая оценка достижений Мародеров и что вы считаете их достойными уважения, — продолжал тем временем Поттер, — ведь в отличие от вас я знаю, кем они были. Именно о двоих из них я рассказывал вам чуть раньше, — добил свою аудиторию Поттер и удовлетворенно откинулся на спинку, предоставляя остальным возможность прийти в себя, и с плутоватым видом пожал плечами, когда Гермиона укоризненно посмотрела на него.

— Все же в чем-то Боул прав: такая жажда мести — это больше слизеринское устремление, — медленно, словно рассуждая с самим собой, ответил Малфой, заполняя очередную огорошенную паузу, — и это вполне объяснимо: Блэки исконно учились на нашем факультете, и воспитание, предшествовавшее Хогвартсу, не могло не наложить отпечаток; Люпин, в принципе, темное создание; Лонгботтома растила бабушка, бывшая слизеринка, к тому же староста. Вопрос: откуда это в тебе Поттер? — Малфой смотрел на Гарри с самодовольно расчетливой улыбкой.

— Магглы снимают много научно-образовательных программ о животных, — ухмыльнувшись, ответил тот, — и однажды я видел рассказ о морских хищниках, конкретно, об одной змее, у которой весьма интересный способ привлечения к себе добычи. Она лежит на дне, притворяясь раненной, к ней приближаются враги, но она лежит неподвижно, тогда, потеряв бдительность, они начинают понемногу ее покусывать, но она все равно не шевелится и выжидает, чтобы нанести смертельный удар. Так что, припомнив все несовпадения моего детства и неслучайные случайности, которые преследовали меня, стоило мне перешагнуть порог магического мира, я решил поступить именно так. Ну, и поскольку все так настойчиво заталкивали меня в Гриффиндор, было ясно — это отправная точка всего плана. И что же мне оставалось в таких условиях? Затаиться и ждать, пока мои враги себя проявят, разобраться в обстановке, их планах и, конечно же, найти союзников.

— Поттер, ты только что сравнил себя с одним из нас, — фыркнул Блейз.

— Что в этом такого, если я должен был им стать? — безразлично ответил тот.

— ЧТО?!

— А о чем, по-вашему, я полчаса со Шляпой болтал? Вел светскую беседу? Она упертая старушенция, — беспечно продолжал говорить Гарри, словно не замечая последствий своего заявления и ленно-ностальгически улыбаясь, — Слизерин — и хоть ты тресни, объясняю: нельзя мне туда, пока не разберусь что здесь к чему, мне лучше не высовываться. Пришлось все полностью показывать, так я чуть не оглох, пока она хохотала как ненормальная: мол, все, что вижу, лишь убеждает в правоте. Уступила только чтобы «сюрприз старику устроить». Честное слово, не будь всем известно, что она принадлежала Годрику, поклялся бы, что она Салазара, итригантка древняя, каждую нашу беседу шляпка заворачивала такую конструкцию тройного значения, что сам черт ногу сломит.

— Кого-то мне это напоминает, — коротко рассмеялась Гермиона, и Поттер возмущенно уставился на нее:

— Я не настолько плох.

— Я этого не говорила, но от общения с тобой у любого мозги закипеть могут.

— Ты знаешь, что она права, — поддакнула Кэти.

— С вами спорить себе дороже, — помолчав, махнул рукой Гарри. — А вообще зря вы так про гриффиндорцев. Не настолько уж мы прямые и бесхитростные, как все думают.

— Сказал кандидат в слизеринцы, — хмуро сказал Эдвард Эйвери, изумленный до предела этой встречей, хотя обычно он удивлялся крайне редко.

— Кто нарушает больше всех правил? — спросил Шеймус.

— Но реже всех попадается? — добавил Дин. — Розыгрыши, проделки, вечные передряги и противозаконная деятельность — это все наши фирменные выкрутасы.

— Только потому, что вас покрывают все преподаватели! — возмущенно отреагировал Блейз Забини.

— Недоказуемо, — ухмыльнулся Невилл. — Хотя правда, что именно Гарри является причиной того, что стереотипные гриффиндорцы — исчезающий вид. Боюсь, благодаря тебе, друг мой, такого понятия, как честный гриффиндорец, уже в природе не существует. Ты всех нас развратил, даже первоклашек.

— Джеймс Поттер был стереотипным гриффиндорцем, — возразил Гарри, — как и все его предки до энного колена, со стопроцентной гарантией распределявшиеся на этот факультет, что однако не помешало ему быть одним из Мародеров.

— Значит, вы просто наконец вышли из Тени, — хохотнул Эдди.

— Конкретно, что ты задумал, Поттер? — прерывая назревавшую перепалку, спросил Малфой, которому надоело ходить вокруг да около. Он битый час усилием воли удерживал себя от желания потереть лоб, унимая зарождавшуюся мигрень. Мерлин свидетель, общение с одним неуемным Поттером, чья манера поведения кардинально отличалась от привитой ему с рождения, требовала железных нервов, но когда их было много, хотелось, как домовику, побиться головой об ближайшую стенку. Как ни странно, в том числе и от зависти.

— О, ничего особенного, пустяк, — по-прежнему скалясь уверенной, ленивой улыбкой ответил Гарри.

— И так он называет революцию, — пробормотал Энтони, но все в комнате его услышали.

— Сумасшедший! — возмущенно прошипел мгновенно выпрямившийся Драко, потеряв свое ледяное самообладание.

— Меня не раз и не два обзывали чокнутым, но сейчас-то я что сделал не так? — невинно вопросил Поттер.

— Ты вообще соображаешь, во что собираешься влезть и утянуть за собой остальных?! Хотя откуда тебе знать, ты же сроду общался лишь чернью. Может, ты и потенциальный спаситель, Поттер, но для людей нашего круга ты навеки останешься никем, пустым местом. Ты представляешь, что власть делает с людьми? Или думаешь, Министерство ограничивается одним министром? В правительстве еще сотни работников, каждый из которых только и мечтает урвать с чужого окорока кусок пожирнее.

— Ты не открыл мне ничего нового, — серьезно ответил Поттер, с лица которого сползла улыбка, — все это я и без вас знаю и собираюсь это изменить. Потому что, если тебе интересно, у меня и выбора-то иного нет. Все лучше, чем продолжать жить в паутине лжи и притворства. Мне надоело быть игрушкой в руках лжецов и манипуляторов, время от времени с легкостью отправляющих людей на смерть. Я хочу избавиться от них и хочу оставить свою жизнь себе. Раньше я не мог защититься, я должен был накопить знания и магический потенциал, должен был вырасти из ребенка в мужчину, но теперь я могу и умею защитить себя и всех, кто мне дорог, — и добавил почти неслышно: — этого больше не произойдет никогда.

— А что будет с твоими планами, если Дамблдор сразится с Лордом первым? — изогнув бровь, саркастически спросил Малфой.

— Лично он его убивать не станет, — убежденно заявил гриффиндорец в ответ. — Я каждый год сталкивался с этим ублюдком, распутывал его злодейский замысел под директорским носом, который превратил школу в проходной двор. Тут кто только не шляется: одержимые духом профессора и книжонки, сбежавшие заключенные, Пожиратели под обороткой, а Дамблдор, величайший и пресветлейший, ничего не замечает и всегда появляется в последний момент — поздравить меня с тем, что я снова каким-то чудом не сдох. Все это шито белыми нитками, — на этот раз он пренебрег обескураженностью чистокровок и не стал прерываться, чтобы разъяснить смысл аллегории. — У него был шанс закончить все в прошлом году — в Министерстве. Он мог, но не стал. Нас в атриуме было только трое, и двое оказались замкнуты в ментальном поединке. Я валялся на полу и бился в конвульсиях, стараясь выслать непрошенного жильца из своего сознания и тела. Волдеморт, — Гарри уже привычно проигнорировал дрожь на кличку, — стоял передо мной, направив на меня волшебную палочку и концентрируя всю волю и магию в желании вытеснить мою личность и занять мое тело. Спрашивается, что все это время делал Дамблдор? — он обвел слушателей взглядом совершенно безумных глаз, казалось, еще немного и из них полетят искры. — Я предусмотрительно разыграл кратковременную амнезию, а он сказал всем, что спас меня, сослался на Пророчество, но хотя я был ослеплен болью, я видел его. Я знаю, что он не помогал мне, фактически он занимался противоположным. Я сам видел, как Дамблдор отпустил его! — Гарри раздраженно выдохнул и запустил пятерню во взлохмаченную шевелюру. — Да кто из нас слизеринец, в конце концов! Вы читали статьи, вам подтвердили, что в них истина, так расшевелите свои натасканные на интриги мозги и спросите самих себя: можно ли такими стараниями вырастить достойного и готового к противостоянию великому Темному Лорду мага? Для борьбы против самых злых и коварных магов Британии, мечтающих о мести и смерти виновника падения их господина, выставили ребенка, по большому счету ничем не лучше маггла. Дамблдор растил себе пешку, в голову которой собирался вложить ненависть к нужным ему врагам, не способного к более сложному мышлению, чем принцип: если ты не на одной стороне — значит, на другой, не с нами — значит, против нас. Это не судьба, а хорошо продуманная манипуляция с использованием благоприятно подстроенных обстоятельств, когда такой послушный материал, готовый к подвигам с первого года жизни, свалился на голову магического мира в самый подходящий и критический момент.

— Почему он тогда просто не взял тебя в свой дом и не взрастил, как ему угодно? — прищурившись, спросил Монтегю.

— Одно дело — прослыть обманутым опекуном, который не удостоверился в благополучии своего опекаемого, а поскольку магия ему не отомстила, поверить в его неосведомленность обывателю нетрудно, и совсем другое — тем, кто не обучил подопечного законам и традициям, оставив его в полном невежестве относительно магического мира. Стань он моим наставником, как бы он смог объяснить мое незнание элементарных правил? А так он логично оправдался тем, что Избранному лучше воспитываться вдали от незаслуженной славы, чтобы я не вырос избалованным полной безнаказанностью, возгордившимся бездельником. Наверняка еще на камеру утер скупую мужскую слезу: мол, бедный ребенок, ему еще столько предстоит испытаний, он заслужил счастливое детство. А в реальности все обтяпал по собственному плану: удалил меня из волшебного мира и убедился, что никто из его недоброжелателей не попытается оспаривать его несуществующую опеку, мотивируя… — Гарри, на мгновение остановившись, задумчиво нахмурился и тут же продолжил: — Мерлин, да чем угодно, можно тысячи причин привести, и тем попытаться прибрать юного героя к своим рукам! Жестокое детство «превратило» меня в мальчика, отчаянно ищущего одобрения такого величайшего мага современности (здесь вступает абсурдно длинная подпись на письме), которому отчаянно необходима уверенность, что он чего-то стоит и не является полнейшим ничтожеством, как ему всегда внушали (ежегодные эскапады, грозящие смертью или членовредительством, тут более чем показательны, как и баллы, которые в результате добавляются в копилку) и что все, кто меня знают, любят и гордятся мной. А абсолютное невежество в магической сфере сделало меня зависимым от его советов и руководства. Рецепт прост как дважды два, и одноразовое оружие готово приступить к выполнению своих прямых обязанностей, осталось только, сигнализируя окончание игры, возложить груз спасения всего мира на хрупкие геройские плечи, что и сделал в конце прошлого учебного года великий Альбус Дамблдор, поведав мне содержание Пророчества нашей выжившей из ума преподавательницы Прорицаний.

— Ты далеко не невежда, — хмыкнул Драко, для которого способность Поттера к логическому мышлению успела стать обыденностью, и был готов подписаться под этим обеими руками после всего, что происходило на их регулярных занятиях, приносивших ему все больше удовольствия. Драко изначально не предполагал, что Поттер будет настолько охотно делиться опытом.

— А я всегда был любознательным ребенком, — усмехнулся Гарри, слегка склоняя голову и с благодарностью принимая комплимент, — и старался, не теряя времени, освоить продвинутый материал настолько быстро, насколько позволяли возраст и магия. В этом покрыть причиненный Дамблдором ущерб не составило труда, но ситуацию с влиянием рода Поттеров на правительственной арене не исправишь так же легко. Мне говорили, что раньше влияние Поттеров в обществе было очень велико, что им хватало золота и политического веса, чтобы делать то, что они считают нужным. И добавили две оговорки: мои предки отличались исключительной альтруистичностью и, как положено людям чести, никогда не использовали власть для личного блага, а только для всеобщего; к сожалению, со мной, последним в роду, все еще несовершеннолетним и необученным политическим манипуляциям, это влияние сошло на нет.

— И винить в этом некого, кроме Дамблдора, — согласилась Пэнси.

— Который, присвоив статус опекуна, пользуется голосом Поттеров в Законодательном Собрании, Визенгамоте и Палате Лордов, а также весом в обществе, давлением на должников рода и злоупотребляет управлением сейфов, — проницательно добавил Уоррингтон. — Все это время готовя тебя на смерть, чтобы не потерять все эти преимущества.

— Начинаете понимать, — кивнул Гарри. — Так что в итоге это все равно буду именно я…

— Каким образом? — влез Пьюси. — Дамблдор не дурак, если он тебя не обучал, как он рассчитывает, что ты победишь Лорда?

— О способ у него был, — злобно ухмыльнулся Поттер, но он еще не знает, что эту возможность я уже ликвидировал. И не узнает до самой финальной битвы, когда я не отправлюсь к праотцам за компанию с Волдемортом. Именно поэтому все случится по-моему. Не потому, что я верю в пророчество или свою уникальность, а просто потому, что мне не оставили выбора, потому, что я обучен выживать, и потому, что привык все доводить до конца. И в силу того же последнего довода я не остановлюсь на убийстве Волдеморта, а в меру своих сил постараюсь изменить мир так, чтобы подобное не повторилось…

— Тебе никто не позволит…

— Я, может, человек и не особо амбициозный, но и не совсем кретин конченный, чтобы для других таскать каштаны из огня, — и, отметив непонимание на некоторых лицах, перефразировал, — не позволю пользоваться плодами своих трудов. Я одержу победу в финальном поединке, но я не могу вести всю войну самостоятельно, — Гарри сделал паузу, устало потер лоб рукой и глубоко вздохнул. — Бороться в одиночку — очень смелое и мужественное решение, но одновременно чрезвычайно глупое. Кто хоть раз видел, чтобы Волдеморт воевал без своих Пожирателей Смерти? Он не один, как и Дамблдор. Мне нужна моя собственная армия, не понимать это может только идиот, за которого меня держит директор. Окончание войны станет началом нового, лучшего мира. Мы станем его основой. Вы можете приспособиться и стать частью истории, а можете кануть в небытие. Знаю, это не ваш стиль, но я предпочитаю вести дела прямо и сразу выкладывать карты на стол, потому что у меня уже печенках сидит вся атмосфера таинственности, скрывающая обыкновенное наплевательство. Меня бесит, что ко мне относятся как к пешке, и что всегда найдутся люди, которые будут расставлять на меня сети, и не важно, станут ли они демонстрировать при этом лояльность или наоборот. Меня злит, что меня направляют и подстегивают, цедя ровно столько информации, сколько необходимо, чтобы держать меня под контролем. Мне обидно, что все забыли о морали и совести и хотят, чтобы я прыгнул выше планки, пока они чертовски заняты своими очень важными делами, оставляя мне пустячок — спасение их шкур! — к привычной боли в затылке добавилась жуткая пульсация в висках, и Гарри помассировал их пальцами, прежде чем снова посмотреть на слизеринцев. — Это ваш выбор. Уговаривать никто не будет, просить и торговаться тоже. Правда в том, что мы вполне способны обойтись без вас, ваше знание и понимание всех политических тонкостей не делает вас незаменимыми, есть и другие люди, способные во всем разобраться — это не намного сложнее, но одновременно их деятельность будет не любительской, а легитимной. Мы нужны вам, а не наоборот, и вам прекрасно это известно, ведь вы же хотите, чтобы вас спасли. Но за просто так ничего в жизни не бывает.

— И какова цена сохранения наших родов? — спросил Драко, пытливо разглядывая Поттера, у которого едва заметно задрожали и побелели от напряжения сцепленные пальцы.

— Участие в разрушении магического мира, принятие, что ничего уже не будет так, как было раньше, — глаза Гарри слегка потемнели. — К примеру, все то, что вы тут наплели про гарантированное трудоустройство, можете забыть. Все, что вы получите — законное кресло в Палате Лордов, чтобы выражать волю магов, проживающих на принадлежащих вашим семьям землях. За все остальное придется побороться и научиться соответствовать. И предупреждаю сразу, становление Неприкасаемым не дает подобных привилегий. Если хотите работать в госаппарате, придется сначала отправиться в маггловский мир и окончить университет по выбранной специальности, раз уж у магов пока нет высших учебных заведений. Но будут, однажды обязательно будут.

— Тебе никто не позволит!

— Ты это уже говорил, Хиггс, — спокойно сказала Гермиона, обернувшись к нему, — и очень ошибаешься, если думаешь, что мы собираемся спрашивать разрешения. Процесс уже запущен, и при текущем размахе деятельности мы говорим не о попытке, а о факте проникновения в госструктуры и подготовке… — она замешкалась, подбирая более точную формулировку, и пожала плечами, — я бы назвала это бескровным переворотом, если бы страна уже несколько десятилетий не находилась на военном положении.

— Стоим ли мы подобных хлопот, — язвительно выплюнул Деррик.

— Считаешь, у вас есть другие альтернативы? — с некоторым усилием поинтересовался Поттер. — Или так не терпится узнать, зачем Лорду в обход ваших родителей понадобились мальчики и чистая кровь? Могу с уверенностью констатировать, что вы бы этого не пережили. Да и регулярное Круцио, говорят, плохо для здоровья, а Авада еще и на цвете лица негативно сказывается.

— Всегда можно сохранить нейтралитет, — слабо сказала Дафна.

— Не в этот раз, не с этим темным лордом, в этой войне не будет воздержавшихся, — покачал головой Гарри и схватился за сидение, удерживая накатившую волну дурноты. — Я хорошо его знаю, вижусь время от времени, — с непонятной иронией хмыкнул он, — у него либо «за», либо «против», никаких полумер. Нейтральных он автоматически воспринимает как вероятных союзников своих врагов и избавляется от них даже быстрее, чтобы не дай Мерлин, они усилили противника. Вы не глупы и сами понимаете свои возможности. Распределительная Шляпа ежегодно поет, что объединение школы — единственное, что может спасти магический мир, — даже для собственных ушей голос Гарри звучал слишком отстраненно. — Предубеждение сеет раздоры и недоверие, переходящие во взрослую жизнь, если мы сможем ликвидировать их в рамках Неприкасаемых — это первый шаг на пути необходимых изменений. Гермиона, — попросил он, откидываясь на спинку дивана и прикрывая стекленеющие глаза.

— Магический мир перманентно существует в состоянии различных притеснений и паники, не желая признавать, что сам создает все условия для повторяющегося кризиса. Министерство, вводя все более жесткие законы и ограничения для тех, кому не посчастливилось родиться чистокровным или человеческим, само старательно поддерживает цикличность возникновения Темных Лордов.

— Это же бред! — раздался чей-то голос.

— Бред, — спокойно ответила Грейнджер, — то, что несовершеннолетним магам запрещено колдовать даже в целях самообороны, если они подвергаются жестокости и насилию или стали жертвой магического нападения. Ребенок имеет право защищаться в меру своих сил, с какой бы стороны не подвергся атаке, и не важно, на чьих глазах это произошло. Их Избранный совершил подобную оплошность, и чинуши так переполошились, что даже забыли, чем поплатились бы в случае удачи дементоров, или тем, что их больше будет некому спасать, если упрятать спасителя за решетку. Или что вампира, оборотня и представителя любой другой магической расы приговаривают к смерти по первому подозрению в агрессивности, — продолжала она терпеливо, — и с циничной лицемерностью именуют это не казнью, а «мерой, необходимой для обеспечения безопасности». Тотальный надзор над применением магии гарантирует лишение свободы и магии за единственное заклинание, произнесенное не там, где надо.

— И что вы предлагаете? Отменить все запреты и принять равноправие? — фыркнул Монтегю.

— Зачем впадать в крайности, — пожал плечом Голдстейн, — но что мешает принять более гибкий вариант запрета на использование магии вне школы? После истории с Гарри мой отец выступил посредником и внес предложение от анонимного клиента, посчитав это разумной мерой в условиях военного времени. Его дружно назвали одержимым безумцем.

«Что за черт», — подумала Пэнси, снова оглядываясь на камин и убеждаясь, что пламя весело пляшет на поленьях, но волна холода в комнате была более ощутимой, и на этот раз ее заметили все слизеринцы и непонимающе заозирались. Гости удивления не выказывали, хотя девушка заметила, как кое-кто зябко поежился, а Грейнджер обеспокоенно всмотрелась в лицо Поттера и, ощупав пальцами его запястье, нахмурилась: тот на прикосновение никак не отреагировал, и гриффиндорская староста взволнованно качнула головой. Последовав ее примеру, Паркинсон вгляделась в парня и отметила бледность кожи, словно бы утончившиеся черты лица с каким-то нервно-отрешенным выражением, полуприкрытые веки, не скрывавшие частое движение глазных яблок, поджатые губы, замершие в неразборчивой гримасе и ходящие на скулах желваки. Дальше происходило нечто до невероятности странное, неизбежно привлекшее внимание всех хозяев: Лаванда, стоявшая за спиной Поттера, шагнула ближе и принялась нежно массировать ему виски; сидевшие боком на спинке дивана по обе стороны от его головы близняшки Патил одновременно опустили соответственно правую и левую руки и начали синхронными движениями разминать ему шею и плечи; тонкая рука Лавгуд, обвилась вокруг его ноги, мягко поглаживая чуть выше колена, а головой она прижалась к его бедру; ладонь Грейнджер слегка переместилась, поглаживая пульс, бившийся под ее пальцами, словно успокаивая кровь, бушевавшую под его тонкой кожей, сейчас казавшейся грубой, неровной, почти… Додумать она не успела, поскольку перехватила заинтересованный взгляд на Гермиону сидевшей по другую руку Поттера Боунс, и та поощряюще кивнула. Сьюзен тщательно воспроизвела ее действия.

Некоторое время они сидели тихо, а онемевшие слизеринцы, не в состоянии осознать значимость происходящего на самом деле, предпочли отмолчаться, чем нарываться на новые нравоучения маггловского образца. А ведь в отличие от инцидента с тремя первыми посетителями, компания на диване являла собой картину неприкрытой сексуальности и эротизма, но, тем не менее, ничего, кроме тревоги, Неприкасаемые не демонстрировали. Не зная, что делать и как помочь, Пэнси проглотила свой страх: найти и сразу потерять едва обретенную надежду на лучшее будущее. Вполне закономерный финал в ее видении реалий жизни, где не было места чуду и где получаешь не то, чего хочешь и заслуживаешь, а то, чем соизволят тебя одарить люди, под чьей властью ты проживаешь. Ожидать в таких условиях чего-то хорошего для нее было довольно неразумно, как бы заманчиво ни маячил впереди призрак свободы, проведенные под отчей крышей годы научили ее смирению и вере в худшее. Даже того, что с Поттера станется окочуриться прямо здесь и сейчас, откровенно и без прикрас обрисовав их мрачные перспективы, еще живо стоявшие перед глазами и заполнявшие ужасом сердца. Ей не была свойственна вера в бескорыстие, в идеалы добра и справедливости, она считала, что верным можно быть только самому себе, а остальные предадут тебя при любом удобном случае и не поморщатся. Но все же…

Все же Пэнси поймала себя на иррациональном понимании, что отдала бы все на свете, чтобы вернуть в эти глаза свет, придать этому лицу прежнюю одухотворенность, как в тот момент, когда он хвалили ее за храбрость произнесения запретного имени, и постепенно Поттер действительно расслабился, сполз немного с сидения, устраиваясь с большим комфортом, и, не обращая внимания на продолжавшуюся тупую боль, слабо улыбнулся, открыв глаза. Его лицо стало спокойным и открытым, подчеркивая расслабленность и беспомощность, странную в сильном мужчине. Это было настолько необычно — видеть реакции парня на боль, которые он не пытался загнать глубоко в себя, чтобы выглядеть сильным и независимым. Не то что Поттер не был таким, честно говоря, он был самым самоуверенным человеком, из тех, кто встречался ей в жизни. Драко ему в этом значительно уступал. Несмотря на внешнюю демонстрацию обратного, он был слишком зависим от мнения своего отца, слишком жестким внутри, слишком любил все контролировать. Долгие тренировки в сдерживании своих эмоций начали работать против него. Но с Поттером здесь было и нечто большее — в нем не было стыда от того, что они увидели его слабым. А с другой стороны, разве мужчине не хочется ласки и заботы? Пэнси не успела уловить момент перемены: еще мгновение назад Поттер казался таким измученным и несчастным в объятиях своих... — Паркинсон затруднилась подобрать слово — а в следующее улыбались его губы, глаза, и сам он весь словно светился, как и в минуту своего появления. Девушки все еще обнимали и ласкали его, и переглядывались с таким видом, словно побудить его улыбнуться и отогреть было для них равносильно ощущению собственноручно зажженного солнца. К слову, температура воздуха действительно пришла в норму, заставляя девушку задуматься над существованием связи.

— Ты должен притормозить, — нахмурившись, сказала Гермиона. — Тебя все чаще утягивает в самое неподходящее время.

— Не могу, — поморщился Поттер. — Мне нужна информация, а это самый достоверный источник.

— Что Гарри, все еще мечтаешь править миром, — усмехнулся Невилл.

— Мечтаю, — и, оценив запутанное выражение лиц слизеринцев, добавил: — Проклятье, надо подарить вам современный фразеологический словарь, — он запрокинул голову, ловя взгляд Парвати Патил, которая отрицательно покачала головой. — Черт. Спасибо за помощь, прекрасные дамы, — поочередно снимая и поднося к своим губам изящные ручки для поцелуя — быстрого, почти невесомого на вид прикосновения, сказал Поттер и сел прямо.

Внезапно Мэнди Броклехарст, вскрикнув, подскочила на месте.

— Прости, я машинально, — извинился он, в его руках было небольшое круглое зеркальце. — Пират, — произнес он в него, и в следующий миг раздалось глухое ворчание искаженного голоса, мешавшее его идентификации. — Уже знаешь? — ухмыльнулся Гарри.

— А кто нет?! Ты думаешь, что творишь? Надрать бы тебе уши за такие фокусы.

— Риск просчитан, — напряженно прервал Поттер.

— Просчитан? Просчитан! — дальше послышалось начало весьма оригинального ругательства, которое Поттер оборвал после первой пары слов:

— Мерлина ради, я в порядке, угомонись, или придется дарить тебе попугая, голосящего: «Пиастры!».

— Нахаленок, — добродушно послышалось в ответ. — Чего тебе, если не заслуженной трепки?

— У нас проблемы. Код синий.

— Детали? — деловито отозвалось зеркало.

— По нулям, я уже по всякому пробовал пробиться, а линия еще не сформирована, — он прерывисто вздохнул. — Меня захлестывает, и от его эмоций я попросту взлететь готов: основные — предвкушение и какая-то отчаянная радость. Поднимай людей, и будьте наготове.

— Сделано.

— На чем вы остановились, — как ни в чем не бывало, обратился Поттер к ним, запихнув зеркало в карман.

— Хотели разъяснить о принципе действия связывающей нас магии, — с готовностью отозвалась Гермиона.

— Ты или я?

— Ты.

— У нас две меры «Круг Посвященных» и контракт Неприкасаемых, с которым вы ознакомитесь позднее. Обе высвобождают древнюю магию единства, рождая узы не подчинения, а доверия. Вы не станете полноценным членом нашей группы без чувства истинного понимания целей борьбы и искренней готовности присоединиться. Мы свободное сообщество, где каждый помогает всем и знает, что получит помощь ото всех. Если в любой момент вы разочаруетесь в методах и способах, магия братства без ущерба для индивидуума исключит его, унеся с собой все знания о Неприкасаемых и заменив воспоминания, — Гарри улыбнулся. — Мы объединены единой целью — построение нового волшебного мира. Зачем настойчиво цепляться за пережитки старого, когда новое намного удобнее? Каминная сеть и факелы были хороши несколько веков назад. Возможно, пришла пора заменить их на телефоны и электричество? Но нет, Министерство искусственно ослабляет магический мир, продолжая политику ограничения, враждебную к любой форме прогресса перед лицом стремительно развивающихся магглов. Начать стоит с мелочей и популярных реформ в законодательстве и экономике — тогда люди легче откроются навстречу новому миру и примут и другие нововведения. Они сами не заметят, как, перенимая достижения маггловской науки, одновременно обретут и более свободные взгляды на жизнь. И есть надежда, что однажды перестанут делить людей и им подобных созданий по чистоте крови, расам или предпочтениям, принимая как равных граждан гоблинов, вампиров, эльфов, оборотней, кентавров, черных и белых магов… Пожирателей Смерти и членов Ордена Феникса.

— Поттер, ты создаешь утопию, — холодная насмешка в глазах Боула.

— Или возвращаюсь к тому, что уже существовало когда-то, — зажглись глаза Поттера. — Или никто из вас не помнит, что однажды представители всех разумных магических рас были уважаемыми членами сообщества? Не понимает, что политика Министерства ведет к стагнации и деградации? Что, поместив под запрет исследования природы магии, создание новых артефактов и изобретение новых заклинаний, они фактически убили ваше общество?

Поттер собирался говорить что-то еще, судя по фанатичному блеску в глазах, он только разгонялся в своей речи, но вдруг захлебнулся воздухом, склонил голову, словно вслушиваясь во что-то неведомое. Все присутствующие буквально почувствовали, как он весь напрягся и подобрался, будто хищник перед прыжком. Поттер быстро повернул голову к Лавгуд, и в ту же секунду она закричала, отшатнулась от его ног, на которые с комфортом опиралась на протяжении всего вечера и, ударившись поясницей о журнальный столик, упала на пол.

— Началось, — произнес Гарри, не повышая голоса, но с такой интонацией, словно он смертельно устал от всего этого.