Измени себя, не изменяя себе (гет)

— Гермиона, — робко обратилась к девушке Джинни.

— Да, — оторвалась та от пергамента.

— Гарри — что, с кем-то встречается? — решившись, выпалила Уизли.

— Насколько я знаю, нет, но ты сама догадываешься: мы на эту тему с ним особо пространные беседы не ведем. Спроси лучше у брата, — иронично посоветовала Гермиона.

Глаза Джинни на одно короткое мгновение по-лисьи сузились, и в них блеснул какой-то недобрый огонек. Гермиона тонко подметила даже столь незначительные изменения в лице девушки.

— А почему ты спрашиваешь?

— Ну, понимаешь, я позвала Гарри в Хогсмид сегодня, а он мне ответил, что — да, он тоже придет в «Три метлы», но чуть позже, — на Грейнджер снова смотрела «сама невинность Джин». — Ты же знаешь, как он мне всегда нравился, и как я к нему на самом деле отношусь. Конечно, я для него всегда была только младшей сестрой его лучшего друга, но надеялась, — безнадежный вздох, — что однажды он посмотрит на меня по-другому. Ну, честно, Гермиона, какой из меня теперь ребенок? — воскликнула она и повернулась, демонстрируя отнюдь не детское телосложение. — Может, у него уже кто-то есть, и он потому отказывается встречаться со мной или позвать на свидание. Гермиона, будь другом, выясни, а? — умоляюще посмотрела младшая Уизли на подругу.

— Прости, Джинни, но мне примера твоего брата во как хватило, — та провела ребром ладони над своей головой. — Я не хочу его провоцировать. Видит Мерлин, уж без чего-чего, а без воплей Гарри я как-нибудь проживу.

* * *

Он ждал уже почти полчаса и, зная извечную пунктуальность Гарри, уже был готов запаниковать и, плюнув на все, броситься в замок, что, впрочем, также было совершенно не в его характере. Однако месяц мучительных сомнений, догадок и неизвестности, последовавший за летом, полным нервозности и беспокойства, абсолютно измотал Люпина. Он не знал причин и не понимал следствий. Он просто сделал все, как просил Гарри в последнем письме, которое принесла Хедвиг ранним утром первого сентября.

Скандал и окончательный разрыв отношений был тщательно спланирован и сыгран. Ремус отвечал и подавал свои реплики лишь потому, что с утра старательно себя накручивал, сидя в новой штаб-квартире Ордена. Предсмертное же письмо Сириуса, загадочное и, без сомнений, им написанное, было страшной неожиданностью, едва не испортившей весь сценарий. Позже Люпин полностью разгромил отведенную ему комнату, что, в принципе, лишь придало правдоподобности событиям, и в итоге было всеми списано на легендарные вспышки ярости, которым подвержены все оборотни. Теперь уже без исключений. В конце концов, он ведь темное существо, и даже если раньше за ним подобного не водилось, то теперь его темная сущность, наконец, себя проявила, и отныне его следует опасаться. С него ведь вполне станется выдать Орден Сами-Знаете-Кому, и как только Альбус может доверять «этому»? Рем был готов проклясть свой сверхчувствительный слух, улавливая на каждом шагу лишь слова подозрений и страха. Мерлина ради, разве он давал повод так о себе думать?!

Это было единственным, что они о нем думали. Люди, с которыми он общался большую часть своей жизни, которые знали, сколько эта змееподобная тварь отобрала у него. И никому из них не пришло в голову, что причиной разгрома были отчаяние и вина. И облегчение, что Гарри действительно жив и здоров, и неважно, где он там пропадал. А потом был практически месяц тишины без малейшего объяснения. И теперь он опаздывал.

Наконец, чуткое обоняние уловило приближающийся запах. Запах, но не звук. Ремус не смог подавить улыбку, понимая, что Гарри специально приближается с подветренной стороны, соблюдая своеобразный этикет оборотней и не желая заставать его врасплох. А ведь Гарри бы смог. Улыбка стала гордой.

С нетерпением ожидая начала своей преподавательской деятельности в Хогвартсе, Ремус даже представить себе не мог, насколько маленький сын его друзей не будет соответствовать его ожиданиям. Наконец-то получив возможность и позволение Дамблдора познакомиться с мальчиком, Ремус был вынужден признать, что все в ребенке его обескураживало: начиная с рассказов о первых годах учебы и кончая наличием у него карты Мародеров. Несмотря на явное внешнее сходство с Джеймсом и унаследованную от него же неугомонность, он был другим. Ремус, используя возможности, недоступные обычным магам, подмечал детали, скрытые от чужих глаз под покровом этой очевидности. Одно это говорило о том, что мальчик в свои тринадцать лет необычайно умен, и оставалось загадкой, почему этого больше никто не замечал. Ответ был прост: потому что Гарри им этого не позволял. Но даже ему оказалось не под силу обмануть обостренные инстинкты оборотня. Глядя на мальчика, Ремус видел человека, который не нуждается в чьей-либо помощи или одобрении, точно знающего, чего он хочет, как этого добиться, и способного полностью сосредоточиться на цели. Он видел взрослого — с блестящим умом, с понимающей и сострадательной душой — независимую, полностью сформировавшуюся личность, с превосходным умением играющую роль маленького ребенка. С первого мгновения Ремус чувствовал в Гарри Поттере силу, которая рано или поздно заставила бы покориться любого. Он видел могущественного мага, лидера, способного повести за собой... которому просто нужно еще немного времени. И тогда Люпин принял твердое решение, что отныне его новая задача — следить, чтобы больше с Гарри ничего не случилось, и плевать, насколько она не соответствует директорским планам! Ради блага этого ребенка Ремус был готов разорвать Дамблдора на мелкие кусочки, впервые, на своей памяти, сходясь во мнении со своим волком. И тем более сильный шок он испытал, поймав своего подопечного на ночных прогулках в Запретный Лес.

Конечно же, он знал, что ночами Гарри бродит по замку, но однажды, обходя периметр за несколько дней до полнолуния, он уловил уже почти исчезнувший шлейф запаха Гарри, тянувшийся в сторону леса. Ремус до сих пор помнил панику и страх; непривычные ощущения, когда, снова совпав в реакциях с волком, тело без сопротивления человеческой половины отдалось на волю инстинкта защиты своего детеныша. Адреналин толкал кровь по венам и артериям, волосы вздыбились, мышцы напряглись, как натянутая струна. Он бежал как никогда в жизни, впервые почувствовав в человечьем обличье то же самое, что обычно овладевало им в волке: легкое головокружение эйфории от полной свободы и полёта, словно какая-то неведомая сила поднимала его над землёй. Он поймет это значительно позже, когда у него появится возможность успокоиться и обдумать произошедшее, но в тот момент ничто не имело значение. Все поглотил страх. Главным было успеть, не опоздать. Время будто замерло для оборотня, когда его обострившийся нюх распознал еще один запах, присоединившийся к аромату Гарри. Волк зарычал, набираясь сил от своих злобы и страха и свободы. От всех возможных источников — ведь ему потребуются силы, возможно, в последний раз, но его детеныш будет жить, даже если за это придется заплатить своей жизнью... И все для того, чтобы вылетев на маленькую полянку, увидеть чрезвычайно удивленного Гарри, вставшего между ним и готовыми атаковать акромантулами.

Начав обучать мальчика способности бесшумного передвижения, он не представлял, насколько тот уже хорош в этом мастерстве. В лесу Гарри становился похож на тень — легкую, бесшумную... опасную. Он был здесь словно дома и без намека на страх забирался в самую гущу Запретного Леса, туда, где даже Мародеры в полном составе ни разу не рискнули побывать. Иногда Ремус устраивал на него «охоту», но ни разу не поймал. Гарри путал следы и, кажется, даже менял запах, заставляя Ремуса носиться за ним по тропинкам и бурелому. Игра прекращалась только тогда, когда надоедала самому ребенку и, подкравшись, он наскакивал оборотню на спину, опрокидывая в опавшую листву и прижимая к горлу какой-нибудь прутик на манер кинжала. И неважно, в какой из своих двух ипостасей Ремус в тот момент пребывал. Люпин этому радовался безмерно. Он ликовал. Никто из зверья никогда не сумеет навредить его детёнышу. Пусть Гарри всего лишь человек, но духи леса признали его и подарили защиту. Сириус же принимал свой проигрыш тяжелее, как, впрочем, и всегда, но легко смирился, поняв возможную выгоду.

Несмотря на предупреждение, появление юноши было внезапным, и Ремус снова позволил себе улыбку гордого учителя. Не потревожив ни единого листка, не наступив ни на одну из ломких веток, даже не создав лишнего воздушного движения, Гарри буквально соткался из воздуха в паре шагов перед ним. Люпин озадаченно нахмурился, увидев, что он с головой закутан в темную мантию, явно не ученического покроя.

— Что за маск…

— Стоп. Выпей, — раздался из недр капюшона свистящий полушепот, и ему протянули маленькую склянку темно-синего цвета.

— Что это?

— Оно заблокирует твои воспоминания на ближайший час-полтора так, что не пробьется и сильнейший легилимент.

Кивнув, оборотень запрокинул голову и глотнул сладковатое зелье.

— Действует? — спросил Ремус минуту спустя и усмехнулся. — Я уже привык, что действующее зелье должно быть отвратительным на вкус.

— А это какое? — с мальчишеским интересом спросил Гарри, рассматривая глаза, ставшие сплошной синевой без белков, радужки и зрачка. — Ты хорошо видишь? У тебя глаза изменились, — пояснил он.

— Как всегда, — пожал тот плечами. — На вкус нейтральное. Ты не пробовал?

— Мне это больше не нужно, — с легкой усмешкой ответил парень, выпутываясь из слоев ткани.

— Откуда ты о нем узнал?

— Я стал читать умные книжки, Реми, и не только те, что подсовывал мне ты, — улыбнулся Гарри. — У нас час.

— Кто написал письмо?

— Сириус.

— Не обманывай, Гарри. Я не почувствовал его запах.

— Прости, неверно выразился, писал его я, но под диктовку Сири.

— И ты, зная, что там написано, заставил меня продолжать этот бездарный спектакль дальше?! Говорить все эти гадости? Я ведь никогда так не думал! Никогда!

— Я знаю, Реми, — Гарри крепко обнял его. — Прости меня, прости, если сможешь. Я понимал, как все будет тяжело, поэтому попросил о встрече перед полнолунием. Знал, что нельзя загнать зверя обратно сразу, если выпустить.

— Зачем, Гарри? — усталым, тихим голосом спросил Люпин.

— Чтобы защитить тебя, — Гарри уткнулся носом ему в шею, руки крепче обхватили тело. — Я не могу потерять и тебя, как Сири. Ты все, что у меня осталось. Он должен думать, что мы ненавидим друг друга.

— Кто?

— Дамблдор.

— Гарри…

— Садись, Лунатик. Мне нужно показать тебе кое-что, — Поттер опустился на прошлогоднюю листву. — Садись рядом — воспоминание, хоть и в трехмерном изображении, лучше смотреть с позиции источника.

— Постой, я читал об этом заклинании… в фамильной библиотеке Блэков.

— Я говорил, что читаю теперь не только о Квиддиче, — улыбнулся Гарри и прошептал слова заклинания.

Воспоминание

— ...Всегда кто-то пытается обмануть. Эти каракули просто не могут принадлежать руке Нарциссы. Она всегда и во всем чрезмерно элегантна.

— Я проверил с помощью заклинания. Видимо, миссис Малфой писала записку второпях и в волнении. И поэтому же забыла наложить чары сокрытия. Меня интересует, можно ли ей доверять в этом вопросе?

— Да, — неохотно признал мастер зелий. — Нарцисса всегда испытывала слабость к этой шавке. Думаю, если бы не существовало брачного контракта с Малфоями, она вполне могла возжелать выйти замуж за кузена.

— Отлично, просто отлично, — улыбаясь и потирая руки сказал Дамблдор.

Воспоминание

— Директор!

— Альбус, Северус, просто Альбус, мы ведь наедине.

— Неважно. Поттер…

— Опять? — усмехнулся Дамблдор.

— Все еще, — скривился зельевар. — И, если честно, Альбус, мне это все осточертело.

— Допустим, но не ты в этой ситуации страдаешь сильнее всего. Так что там с юным Гарри?

— На одном из последних занятий Окклюменцией, я заметил у него заблокированную область. Сначала решил, что мальчишка наконец-то начал осваиваться в предмете, но позднее выявил, что блок поставили извне. А потом этот ненавистный сопляк забрался в мой Думоотвод, я взбесился и напрочь обо всем забыл. Да, знаю, надо было раньше сообщить, но иногда он выводит меня почище своего папочки!

— Не волнуйся, Северус, я уже все поправил.

— Это был Лорд?

— Нет, я.

— Зачем?

— С тех пор, как стало известно о Кричере, я должен был убедиться, что все пройдет согласно плану.

— Плану? — изумленно-непонимающее лицо Снейпа.

— Да, Северус. Понимаешь, Гарри стал забывать, что такое ненависть. Он, как это ни нелепо, был практически доволен жизнью. Он расслабился, а этого во имя светлого будущего нашего мира я не мог допустить. Я слишком много сил потратил, чтобы воспитать его необходимым образом, и тут из-за маленькой пешки — перекос планов, которые я выстраивал с момента его рождения. Я должен был все вернуть на свои места.

— Вы подставили Блэка... — пораженно.

— У Гарри не должно быть семьи. Никогда. Даже подобия семьи — это был исходный пункт всех расчетов.

— Для получения вашего идеального оружия?

— Да, Северус.

— Это жестоко.

— Необходимая жертва во имя Света.

— Кем и чем вы еще пожертвуете в угоду своих амбиций?

— Всем необходимым, — даже не возразил Дамблдор, передернув плечами. — Гарри с рождения предначертана такая судьба. Он умрет для торжества сил Света.

— Чего стоит ваш Свет, если вы готовы кинуть на арену к хищнику ребенка и смотреть со стороны, как прольется его кровь?! — вдруг моментально растеряв свою беспристрастность, закричал Снейп. — Вы хуже Лорда! Он хотя бы не притворяется, не скрывает свою жестокость, играя доброго дедушку, — он ударил кулаками по столу и приблизил свое лицо к директорскому. — Как же я вас ненавижу!

— Знаю, мой мальчик, — спокойно ответил тот, а потом искривил губы в жесткой улыбке: — И именно поэтому рад, что ты никогда и никому не сможешь ничего рассказать.

Какое-то время Ремус невидящим взглядом смотрел перед собой, а Гарри молча сидел рядом, давая ему возможность все переосмыслить.

— Откуда это? — наконец, глубоко вздохнув, спросил Люпин.

— Ты слышал о моей истерике в кабинете Дамблдора?

— Говорят, тебя весь замок слышал и чувствовал, — невесело хмыкнул Рем.

— В тот день меня разрывало на куски от боли. Я не мог контролировать ни себя, ни магию: она хлестала из меня набирающими высоту волнами. Никогда я еще не ощущал ее такой, не думал, что во мне живет цунами. И, понимаешь, я кричал, я плавился, все вокруг разлеталось на щепки и осколки, но в какой-то момент я поймал его взгляд и понял, что он… счастлив. Это была такая яркая и неуместная эмоция, что даже в том состоянии мне стало интересно, чем она вызвана, — Гарри вздохнул и замолчал.

— Что дальше? — мягко спросил Ремус и, приобняв, притянул юношу к себе.

— Я не совсем уверен. Может ли магия быть разумна? Во всяком случае, было похоже на то… словно она испугалась лишиться носителя и исполнила желание. Я вдруг оказался в его сознании и увидел причину его удовлетворения, — Гарри невесело хмыкнул, — причем он даже не заметил проникновения.

— Что за воспоминание он у тебя скрыл?

— О зеркале, — юноша горько рассмеялся. — То, из-за чего я винил себя больше всего. Понять не мог, почему не подумал о подарке Сириуса, которым столько пользовался. Ведь я никогда не забываю о карте Мародеров и мантии-невидимке. Мне бы еще узнать, кто стащил его из моего сундука, — тоном, заставившим оборотня вздрогнуть, закончил он.

— Ты уверен, что его там не было? — осторожно спросил оборотень.

— Да, — Гарри устало прислонился спиной к дереву и потёр виски, — я все дорогие вещи хранил вместе, в одном отделении, и несколько раз за ту неделю лазил то за мантией, то за картой. Альбом с фотографиями был на месте, зеркало — нет.

— Что ты теперь будешь делать? — спустя еще какое-то время спросил Ремус.

— Не хочу больше быть марионеткой, разменной фигурой в чужой игре, — повернувшись, Гарри пристально вгляделся в его глаза. — Ты поможешь мне, Реми?

— В чем угодно, — тот усмехнулся и взлохматил ему и без того пребывающие в художественном беспорядке пряди. — Мне тоже не хочется тебя терять, а директор, по всей видимости, именно это и планирует.

— Тогда, — довольно улыбнулся Гарри, — мы начинаем нашу собственную партию, необычную, но оттого только более интересную. Мы свалим двух мастодонтов.

— Играть против двух сторон в одиночку очень сложно, Гарри.

— Я не говорил, что будет легко. Но, как ни парадоксально, это наш единственный шанс остаться в живых.

— Значит, видеться мы больше не будем? И поддерживать связь?

— Почему не будем? Я буду приходить к тебе в дом…

— Кстати, о нем. Ни на документах о правах передачи собственности, ни на договоре об открытии счета в Гринготтсе, как и на письме, нет запаха Сири.

— Реми, умоляю, не усложняй мне жизнь! — взмолился Гарри.

— Я просто хочу знать! — непривычно жестко ответил Люпин.

— Нам обоим не нравилось, какую жизнь ты вынужден вести, и мы знали, что твоя неуместная в некоторых вопросах принципиальность не позволит тебе пользоваться деньгами со счета, принадлежащего другому лицу. Даже если это лицо, — с долей обиды, продолжил Гарри, — практически считает себя твоим сыном и уже который год пытается уговорить тебя стать распорядителем его имущества. Сири очень сокрушался, что не додумался переписать завещание. Мы посоветовались и решили, что так сделать лучше всего.

— Когда это вы говорили об этом? — странным тоном поинтересовался оборотень, с подозрением разглядывая сидевшего рядом мальчика.

Поттер досадливо поморщился от того, что в присутствии Люпина, как обычно, расслабился и выболтал лишнее, но покорно принялся объяснять:

— Я нашел одно заклинание. С его помощью, имея личную вещь какого-то человека, можно вызвать информационную проекцию настоящего владельца из того времени, когда она считалась его собственностью. В Годриковой Лощине на руинах... я нашел часы и попытался вызвать отца… познакомиться.

— Я помню, Лили жаловалась, что у твоего отца вечно часы останавливаются в самый неподходящий момент. Как злой рок — именно тогда, когда она его ждет. Сири отдал ему свои, зачарованные от поломок.

— А, понятно, — потерянно кивнул Гарри. — Представь себе мое недоумение, когда передо мной появился молодой Сириус.

— Ты смог потом повторить с Джейми?

Гарри покачал головой:

— И пробовать не стал, — у него едва заметно задрожали руки. — Я не думал, что будет так сложно и больно. Мне пришлось объяснять, почему я вызываю его, если он должен быть рядом со мной, видеть его реакцию на известие о собственной смерти, а потом рассказать о маме и папе, о его отсидке в Азкабане и обо всем остальном. Заклинание странно работало, как Веритасерум: ни солгать, ни умолчать, ни промолчать. Ты же знаешь, какой у Сири бешеный темперамент, вот и призрак был точно такой же: горячился, метался по комнате, размахивал руками и засыпал меня вопросами, а из меня лилась правда, пока он не выдохся и не засел в кресло на полдня, размышляя, как может исправить свои ошибки. — Гарри тяжело перевел дыхание, явно готовясь к худшей части. — Я вложил слишком много силы в заклинание, оно действовало три дня, а потом… это словно наблюдать чье-то быстрое угасание при болезни, — он только теперь заметил, что Ремус успокаивающе поглаживает ему спину. — Не отказывайся, Реми, это было его искреннее желание. Тебе там будет хорошо, обеим твоим половинам. Небольшой лесной домик в два этажа с сильными защитными заклинаниями, а по периметру прилегающего участка установлены магглоотталкивающие чары и барьер, который нельзя пересечь без специального пароля.

— Зачем Блэкам такие предосторожности?

— Ха, это лучшая часть! Как оказалось, предок Сириуса, Цигнус, был заражен ликантропией, к счастью, уже после того, как родил наследника. Не хмурься, Реми, — рассмеялся Гарри. — К счастью, поскольку его дочь Дореа, надо сказать, очень умная девушка — не зря за Поттера вышла — стремясь облегчить страдания отца, изобрела зелье, которое практически сводит к нулю неприятные моменты изменения формы.

— Постой, Гарри, но никто никогда о таком не слышал, даже Снейп…

— Снейп — не истина в последней инстанции, а злобный амбициозный ублюдок, готовый задавить талант в любом, только бы ученик не превзошел учителя. Мастеров зелий и так по всему миру по пальцам пересчитать можно, а из Хогвартса благодаря его стараниям еще ни одного не вышло. Блэки же славы, как он, не искали. Они были умны, состоятельны и умели хранить секреты.

— Что правда, то правда, — пораженно сказал Люпин. — Сириус ничего об этом не рассказывал.

— Он ничего и не знал, — отмахнулся Гарри. — Его вышибли из семьи раньше, чем сочли достаточно зрелым, чтобы посвятить во все «тайны мадридского двора».

— А ты откуда все это знаешь? — удивленно спросил оборотень.

— Я их единственный наследник.

— Ты забыл о Драко Малфое и Тонкс.

— Не забыл, — улыбнулся Гарри. — Малфой и так перебьется — у них своих денег полно, а для Тонкс также открыт счет.

— А себе ты хоть что-нибудь оставил, добрая душа? — подмигнул Ремус.

— Пришлось, — Гарри вздохнул. — Блэки придерживались правил Майората — наследование по мужской линии без права раскола основного капитала. И кстати, упомянутые тобой наследники — Блэки по матерям, а значит, для рода — абсолютное ничто. Ну, как — ты примешь дом? Я смогу приходить туда к тебе и посылать сов. Никто ничего не узнает. Там некому за нами подглядывать и подслушивать, — и, внезапно развеселившись, продолжил, — и потом тебе же надо куда-то привести Тонкс, когда вы поженитесь.

— Гарри!

— А что сразу Гарри? Об этом все болтают.

— Хорошо, я приму наследство, — с напускной серьезностью сказал Ремус, — если ты не будешь меня больше дразнить по поводу Тонкс.

— Клянусь! — воскликнул парень, прижав ладонь к груди. — Отлично, — широкая улыбка расползлась у него по лицу. — Только, к сожалению, тебе придется продолжать глотать аконитовую гадость Снейпа для маскировки.

— Переживу.

— В дни перед превращением я буду приходить к тебе и приносить зелье. Кстати, сможешь сам варить?

— Боюсь, я не слишком силен в этом предмете, — смущенно сказал оборотень.

— Ничего, что-нибудь придумаю. Да, — спохватился Гарри, — ты только веди себя по-прежнему.

— Гарри, если зелье действительно такое, как ты описываешь, то последствия будет трудно скрыть.

— Почему?

— Многие знают, из-за чего я выгляжу истощенным и усталым.

— Реми, я тебя умоляю! Все решат, что твой внешний вид улучшился с появлением достатка. Кстати, пообещай мне, что будешь тратить деньги. И не только на книги! Пообещай, что купишь себе полный гардероб, достойный твоего положения.

— Гарри, это лишнее, — заупрямился тот.

Поттер встал на колени перед сидевшим на земле мужчиной и заглянул в глаза:

— Пожалуйста, Лунатик, ради меня.

— Не смотри на меня таким взглядом, — проворчал тот, но сдался. — Обещаю.

Гарри поцеловал его в щеку и, отстранившись, пристальнее вгляделся в рассеивающуюся синеву глаз.

— Черт, действие зелья заканчивается. Пора расходиться, но скоро увидимся. — Поттер поднялся и направился в сторону деревни.

— Гарри, подожди! — окликнул его Ремус, он выглядел встревоженным, и парень поспешил обратно.

— Что?

— Мы произнесли формулу отречения. Тебя это совсем не волнует?

Гарри улыбнулся:

— И ты действительно этого желал всем сердцем?

— Нет, конечно!

— Слова без желания пустой звук. Они ничего не значат. Для всех — мы не желаем слышать друг о друге. Для всех — между нами вражда. И только мы двое знаем, что это простая самозащита, что ненависти среди нас не место, — он снова повернулся уходить.

— А где ты пропадал все лето, Гарри?

Если кто-то впоследствии заглянул бы в воспоминания Ремуса Люпина об этом дне, он смог бы увидеть заурядную прогулку по лесу. И только в самом конце заметил бы, как в просвете между деревьев вдруг возникла фигура, плотно закутанная в мантию с поднятым капюшоном, скрывшим лицо, и услышал еле различимый шепот, звучавший, как предсказание:

— Время уже на исходе.

* * *

Пробравшись дворами к «Трем Метлам», Гарри быстрым заклинанием вернул своей ученической мантии первоначальный вид и с улыбкой шагнул в зал. Гриффиндорцы, оккупировавшие столики у дальней стены, с разной долей сочувствия и интереса слушали рассказ Рона Уизли, которого мадам Помфри, сжалившись, выпустила на свободу всего два часа назад.

— ...так кричала, что пришлось успокоительное пить. Хорошо, хоть вопиллер в этот раз к завтраку не прислала. Но вы бы видели этих малфоевских горилл! — смеялся тот. — Помфри с ними что только не делала! Снимет одно, и сразу же что-то новое появляется: то цвет кожи или волос меняли, то рост и вес, а потом вдруг начинали всякой дрянью покрываться, вроде язв и нарывов.

— А как ты теперь без палочки? — поинтересовался Шеймус.

— Завтра с утра пойдем покупать, — гордо заявил Рон, — договорились по камину из кабинета директора: нас Олливандер еще до открытия примет, — он нахмурился.

— Что-то не так? — участливо поинтересовался Дин.

— Да нет, — уклончиво ответил Уизли, но потом все же вспылил. — Представляете, этот мерзкий старик имел наглость заявить, что это последняя палочка, которую он мне продаст!

— Чему ты удивляешься, если эта — уже третья? — с искренним непониманием спросил Невилл. — Волшебные палочки так сложно творить, а Олливандер, говорят, вообще к ним, как к своим детям, относится. По слухам, он еще ни разу не ошибся — кому и какую продавал. Всех наизусть помнит.

— Отвали, Невилл, — фыркнул Рон. — Ему же лучше: чем больше палочек продаст, тем больше заработает. А он мне: «Юноша, я даже боевым магам в условиях военных действий не меняю палочки так часто, как вам, — скривившись, высоким фальцетом пропищал рыжий, не самым лучшим образом имитируя старого мастера. — Пусть это и не самые выдающиеся из моих работ, предупреждаю, испортите еще одну — и можете искать новую, где вам только вздумается, но только не в моем магазине. Я бы вышвырнул вас уже сейчас, но делаю одолжение директору. Однако больше на это не рассчитывайте: если вы не цените моего искусства, вы его просто не стоите».

Сидевшие за столом переглянулись, мысленно соглашаясь со словами мастера волшебных палочек.

— Гарри, друг мой, ты решил удостоить нас своим присутствием? — обрадовался Шеймус, «вдруг» заметив парня.

— Твоя часть выигрыша тебя дожидается, — указал Дин на стоявшие рядком бутылки со сливочным пивом. — Учти, ты должен помочь мне в этом году уделать Шеймуса.

— Мне откровенно плевать, кто из вас выиграет, — Гарри плюхнулся на стул между Роном и Дином и, открыв бутылку, жадно из нее глотнул. — Я в любом случае не прогадаю, — улыбнулся он самой озорной из своих улыбок. — Рон, будешь?

— Ага, — с радостью согласился Рон. — Ну, где пропадал, дружище?

— Так, — неопределенно махнул тот рукой, — дела были.

— Распечатал новую? — с развязной усмешкой поинтересовался Рон.

— Да я эту еще не допил, — с недоумением покосился Гарри на сливочное пиво в своей руке. Столик взорвался смехом.

— Друг, я про девушку, — закатил глаза рыжий.

Челюсть Гарри моментально напряглась, а в голосе зазвучал металл:

— Честно говоря, твое отношение к девушкам я нахожу просто отвратительным, Рон. Девушек не распечатывают. В них не зачехляют палочки. К ним полагается относиться с уважением. Если тебе так нужно название, то это называется: заниматься сексом, любовью или просто — трахаться. И даже последнее не настолько грубо и вульгарно, как твои эвфемизмы для этого процесса. Учти, Рон, если до меня дойдет, что ты таким образом отзываешься о Гермионе, я...

К счастью, этому разговору не суждено было окончиться, и никто так и не узнал, чем подобное поведение чревато для Уизли, поскольку именно в этот момент с улицы донеслись истерические крики, полные смертельного ужаса, и Гарри Поттер, позабыв обо всем, бросился к двери.