Между двух миров (гет)

Когда Орландо впервые усадил её на мотоцикл, Гермиона зажмурилась. Почему ей достаются парни, которые любят быстро передвигаться, когда она так боится скорости и высоты? Рон обожал летать на метле и иногда катал её ночью над городом, но страх не давал ей почувствовать всю прелесть полёта. Она прижималась к его спине, с ужасом ожидая, когда же этот кошмар закончится. Гермиона не предполагала, что мотоцикл будет ничуть не лучше метлы. В ушах свистело, всё вокруг мелькало, а по приезде домой она поняла, что её сейчас стошнит. Увидев её состояние, Орландо прищелкнул языком:

— Кажется, второго свидания не будет…

Она убежала в кусты, а потом присела на скамейку в парке, который находился как раз напротив окон её квартиры. Орландо заботливо примостился рядом.

— Не очень романтично для первого свидания, — с усмешкой сказала Гермиона.

Орландо наклонился к ней и, увидев белое, как мел, лицо, сочувственно потрепал по щеке.

— Кажется, я влюбился в девушку, у которой аллергия на мотоциклы! Какая досада!

Гермиону всё еще мутило, и она не была уверена, что сама дойдет до квартиры. Однако приглашать Орландо домой не хотелось. Во-первых, в квартире был беспорядок… нет, это во-вторых! Она ужаснулась собственным мыслям. Во-первых, она не собиралась заводить отношения слишком далеко. Орландо, конечно, милый, с ним весело и интересно, но сердце её не свободно. Если он будет набиваться в гости, скажу ему всё, как есть, подумала Гермиона.

— Посиди пару минут, я тебя до квартиры доведу и поеду домой!

Она посмотрела на него с благодарностью.

У дверей квартиры Орландо помедлил в нерешительности, словно обдумывая что-то важное, но потом протянул ей на прощанье руку:

— До встречи, самая необыкновенная девушка на свете! Ты просто волшебница какая-то!

Когда за ним закрылась дверь, Гермиона уже знала, что придет в «Белую лошадь» снова.

Однако между первым и вторым свиданием прошло больше недели — работа закружила так, что не было сил ни наряжаться, ни развлекаться, хотелось только спать. Напряжение в лаборатории было невероятным. Неприятности преследовали Гермиону. Она умудрилась повздорить со всеми, кроме Андре — и всё потому, что настаивала на правильности своего контрзаклинания, которое в итоге и оказалось верным! Гермиону всегда возмущало, когда люди смешивали работу с личными амбициями. Она чувствовала недоверие и зависть Виктора и Тарани, их шепот за спиной, косые взгляды Смоллетта. Молодой начальник давно перестал вызывать у нее уважение — карьера была у Смоллетта на первом месте. С одной стороны, он гордился тем, что Гермиона и Андре сработались и смогли найти нужное контрзаклинание, с другой стороны, он не доверял Гермионе, до сих пор подозревая, что она имеет какое-то отношение к смерти Альбы Картер.

Гермионе ужасно не хватало Рона: его поддержки, шуток, блеска его синих глаз. Они часто виделись в министерстве, и у неё каждый раз сжималось сердце, как только в коридоре мелькала его рыжая шевелюра. Приходя по делам в Аврорат, она выискивала его среди авроров и наблюдала исподтишка за тем, как он что-то обсуждает, шутит или смеётся вместе с друзьями. Не было заметно, чтобы он убивался из-за их расставания... Ей становилось обидно до слёз: ему весело, когда она так страдает!

Если их глаза встречались, его лицо сразу менялось, и Гермиона читала в нём немой вопрос и надежду на разговор. Она хотела поговорить с Роном, но первая отворачивалась, если его взгляд становился слишком настойчивым, и позорно убегала. Удаляясь от него по коридору, она надеялась, что услышит за спиной быстрые шаги, почувствует его руку на своём плече, что он ей улыбнётся и скажет что-нибудь вроде: «Эй, так и будем в молчанку играть?» или «Проголодалась? Пойдём пообедаем!», а лучше всего: «Я ужасно соскучился! Хватит дурить — возвращайся домой!» Но вот уже много дней они только обменивались взглядами, Рон ничего не предпринимал, а она изображала безразличие.

Иногда она видела всю его команду, включая Кэрол, и ревность и обида закипали в ней с новой силой: её соперница может видеться с ним каждый день, разговаривать, смотреть в его голубые глаза — а ей достаются лишь короткие встречи в коридоре! Однажды вечером, в конце рабочего дня, Гермиона заметила, как Рон и Кэрол вместе заходят в лифт, чтобы отправиться домой, и её обожгло предположение: вдруг они собираются провести этот вечер вместе?

Она так и не рискнула наведаться в Ирис, чтобы забрать свои вещи. «Будь добра, сову присылай» и «определись, а то у меня никакой личной жизни» — ну как он мог сказать такое? Она боялась, что Рон там будет не один. Конечно, можно было действительно предупредить заранее о своём приходе или слетать в Ирис, когда Рон был занят на работе, но что-то удерживало её от этого шага. Наверное, в глубине души ещё жила надежда на примирение, и Гермиона боялась переступить ту грань, за которой уже не будет пути назад.

Ей было сложно разобраться в собственных чувствах. Она сама предложила Рону пожить отдельно, сама разорвала помолвку — она его бросила! Кроме того, она решила дать себе шанс начать новую жизнь и пошла на свидание с другим парнем. Разум и гордость говорили ей, что она поступала правильно, но сердце… В нем была такая пустота, которую ничто не могло заполнить. Она просыпалась по ночам, пытаясь уткнуться в плечо, которого не было рядом, и плакала от бессилия, оттого, что не могла простить, но и не могла перестать любить и желать Рона.

* * *

Чем больше времени проходило после первого свидания с Орландо, тем трудней ей было решиться снова пойти в «Белую лошадь». Гермиона часто вспоминала о нём, но ей претило встречаться с одним парнем, чтобы забыть другого.

Однажды вечером она впервые за много дней возвращалась домой не через камин, а по улице. Было тепло и солнечно, и Гермиона порадовалась, что смогла, наконец, пораньше вырваться с работы. В парке возле дома начали зеленеть деревья, и аромат стоял невероятный! Она присела на любимую скамейку и засмотрелась на птиц, пьющих воду из лужи. Два голубя важно ходили, опуская и поднимая клювы, и вдруг стали поить друг друга, наклоняя маленькие головки, будто переговариваясь. Гермиона была полностью поглощена этой умильной сценой, как вдруг чьи-то ладони легли ей на глаза. Похолодев от страха, она машинально потянулась к палочке. Рон иногда так пугал её, но это был не он — его ладони она узнала бы безошибочно. Гермиона знала, что может отбросить шутника беспалочковым заклинанием, но не чувствовала исходящей от рук опасности. Она молчала, незнакомец тоже; пауза затянулась.

— Я надеялся услышать список всех твоих парней по именам, — раздался недовольный голос Орландо.

Она вздохнула с облегчением, убрала руку с палочки и развернулась.

— Что ты здесь делаешь?

— Караулю тебя. Тебя что, неделю дома не было? — он присел рядом на скамейку. Его тёмные волосы были смешно взъерошены, а голубые глаза сияли от радости.

Гермиона смутилась. Неужели Орландо приходил сюда всю неделю, пока она сидела допоздна на работе и возвращалась домой через камин?

— Я подумал, не съехала ли ты, не попала ли в больницу. Глупо, да? Боялся, что не найду тебя, ведь я забыл спросить твою фамилию.

Они смотрели друг на друга, Орландо с волнением, Гермиона с неловкостью.

— Моя фамилия Грейнджер, — сказала она.

— Приятно познакомиться, мисс Грейнджер. Проблемы с учебой? Выглядишь усталой!

Орландо считал, что она учится в университете на историческом факультете — это первое, что пришло Гермионе в голову, когда он спросил её об учёбе. Конечно, магическую историю она знала лучше маггловской, но чтение книг не давало попасть впросак и в этой области.

— Честно говоря, настолько устаю, что нет сил куда-то идти.

— Тебя кто-нибудь ждёт? — осторожно спросил Орландо.

Гермиона покачала головой и вздохнула. Это был грустный вопрос.

— Ужин дома есть?

Снова отрицательный ответ. Неужели он в гости на ужин набивается, с раздражением подумала она.

— Знаешь что, — Орландо явно что-то замышлял, — поехали в паб, я тебя накормлю, а там видно будет.

Это была его любимая фраза: «а там видно будет». Сейчас ей это очень подходило!

— Но я не одета для паба, — смутилась Гермиона, глядя на свой деловой костюм. Мантия, естественно, осталась на работе.

— Глупости! Возражения не принимаются! — он взял её за руку и повёл к мотоциклу.

— Ой, нет, только не это! — упиралась Гермиона, вспоминая свой опыт быстрой езды.

— Всё будет хорошо, просто в прошлый раз я хотел произвести на тебя впечатление и ехал, как придурок. Обещаю, тебя не укачает!

Она неуверенно пожала плечами и сдалась. Так началось их второе свидание.

В «Белой лошади» было не так людно, как в выходной день, но почти все столики были заняты. Популярное заведение, подумала Гермиона. Стайк сказал ей, что этот паб уже исключили из списка для патрулирования, и она не стала разглядывать посетителей. Орландо работал, она сидела возле барной стойки и с благодарностью уплетала крабовый салат, не подозревая, что в пабе за ней наблюдали волшебники. Она не была аврором, а потому не заметила ни Андре, поглядывающего на неё из соседнего зала, ни Джона, сидящего в тёмном углу. После плотного ужина Гермиона опустила голову на барную стойку и поняла, что сейчас уснет прямо здесь и свалится с высокого стула.

— Пойдём отсюда, спящая красавица, — раздался шёпот в её сонной голове, — отвезу тебя домой.

Орландо снова проводил её до квартиры.

— Мне нужно назад в паб. Сейчас там народу набежало, Джулия одна не справится.

— Спасибо тебе, — искренне сказала Гермиона и подняла на него усталый взгляд. Его синие глаза возбуждённо блестели. Орландо обхватил её лицо ладонями и поцеловал её в губы. Это не был сильный или требовательный поцелуй, но нежный и спокойный. Он как бы спрашивал её: «Можно»? Или просил: «Не отталкивай!» И говорил: «Хочу тебя.» Гермиона не смогла оттолкнуть его, подчинившись своему внутреннему желанию. Лишь на секунду лицо Рона мелькнуло у неё перед глазами, а потом она забыла обо всём, отвечая своему новому другу на его нежность. Несколько минут они стояли, прислонившись к двери квартиры, и она чувствовала, как бешено колотится сердце.

Орландо отстранился первым, и в его глазах читалось торжество.

— Хорошо отдохни и приходи завтра в паб. Я буду ждать, — сказал он, переводя дыхание.

— Окей, — её голос дрожал.

Орландо развернулся и быстро ушёл, и Гермиона почувствовала лёгкое разочарование. Почему-то она была уверена, что он поцелует её еще раз. Зайдя домой, она прислонилась к входной двери и простояла так несколько минут. Она не была готова к новой жизни и не хотела подавать пустые надежды этому искреннему парню, но почему-то делала это. И завтра она снова пойдет в паб! Рон не пытается вернуть её, он смирился. Он сам встречается с другими — значит, считает себя свободным. Гермиона вспомнила Джейн из Эдинбурга и улыбнулась. Они здорово проучили его!

Лежа в постели, она подумала: «Как хорошо, что они все поправились: и Стефан, и Кэрол, а самое главное — Рон». С этой мыслью Гермиона уснула.

* * *

После ссоры с Гермионой прошла уже целая вечность, а Рон всё никак не мог решиться отправить к ней сову. Он раз сто прокрутил в голове текст письма, которое собирался написать, чтобы положить конец нелепому расставанию. Лёжа дома на диване в своей рабочей форме аврора, он в очередной раз обдумывал своё послание, когда в камине раздался шум. Рон подскочил, как ужаленный, но тут же натянуто улыбнулся, с трудом скрывая разочарование. Это была всего лишь Джинни.

— Привет! Извини, не думала тебя разбудить.

— Я не спал.

Джинни подошла поближе, и они уселись рядом на диване. Рон был растрёпанный и уставший, и у него были красные глаза. Джинни готова была поклясться, что он плакал, хоть сам Рон никогда бы в этом ей не признался.

Он спросил с тревогой:

— Что-то случилось?

Джинни подумала, что война наложила на них сильный отпечаток: вечное беспокойство о своих близких, ожидание трагических событий, желание защитить и уберечь её от опасности были присущи в равной мере и Гарри, и Рону.

— Всё в порядке! — убедительно сказала она.

— С Гарри поругались?

— С чего ты взял? Я что, не могу просто так навестить любимого брата?

Она поджала под себя ноги и устроилась поудобней, словно готовясь к долгому разговору. Рон не мог понять, как девчонки могут с комфортом сидеть в такой позе! Гермиона тоже часто садилась, поджав ноги, и могла так подолгу читать или смотреть телевизор.

— Мы не поругались. Просто у нас появились некоторые… разногласия. И я решила посоветоваться с тобой по одному вопросу.

— Хочешь заранее переманить меня на свою сторону, пока этого не сделал Гарри? — Рон видел её насквозь, и Джинни рассмеялась.

— А разве ты и так не на моей стороне? Я же твоя любимая сестренка!

— Гарри мой лучший друг. Да и мужскую солидарность ещё никто не отменял!

— А родственные узы?

— Гарри теперь тоже мой родственник — забыла, что вышла за него? Кроме того, бедолага так влюблен в тебя, что я скорее стану на его сторону.

— Я тоже люблю его, — возмущенно сказала Джинни.

— Да, вы безумно любите друг друга, и у вас офигенно счастливая семья, — со странной горечью сказал Рон и почувствовал, как в глазах защипало. Он не хотел расплакаться перед Джинни, но чувствовал себя эмоционально разбитым и ничего не мог с этим поделать.

— Рон, в чём дело, разве ты не рад за нас? — спросила Джинни, подвигаясь ближе. — Или ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— Не обращай на меня внимания. Это я от зависти.

Конечно же, Джинни знала, что удручало Рона: его нелепая ссора с Гермионой. Когда это, наконец, закончится? Джинни очень хотела приободрить его.

— Рон, у вас всё будет хорошо. Просто ты должен поговорить с ней.

Рон покачал головой.

— Как? Она избегает меня. Если мы встречаемся в министерстве, она убегает, как ошпаренная.

После злополучной ссоры её брата и лучшей подруги Джинни разговаривала с Гермионой всего один раз, и та с досадой рассказала о том, как Рон вернулся в Ирис пьяный с какой-то девицей из паба. Конечно, Джинни придумала ему кучу оправданий, но вряд ли они убедили Гермиону. Теперь она жила на новой квартире, куда никто не должен был приходить якобы из соображений безопасности. Она избегала всех, и Джинни переживала, что ссора с Роном может положить конец её дружбе с Гермионой.

— Джин, она сказала: «Поживём пока отдельно». «Пока» — это значит «временно», так? Значит, ещё есть надежда?

Он сжал глаза рукой, чтобы скрыть подступившие слёзы.

Джинни сама была готова расплакаться. Она не представляла, что Рон может так страдать, и ей было больно видеть его сломленным. Для неё он был не просто старшим братом, а защитником, сильным и мужественным; он не раз подставлял ей плечо в самых трудных ситуациях. Джинни отчаянно хотела помочь, но не знала, как.

— Я уверена, что всё наладится! Дай ей немного времени, — она попыталась сменить тему: — Может, хоть чаем угостишь?

Рон усмехнулся.

— Я уже неделю продукты не покупал.

— Ты что, не ешь? — она не могла поверить, что такое возможно. — Рона Уизли нужно срочно отправить в больницу!

— Не всё так плохо! Ем по дороге домой.

— Заходи по вечерам к нам, у меня всегда полно еды.

— По вечерам? У меня дома дела, — сказал Рон, и Джинни всё поняла. У неё сжалось сердце. Он хочет поговорить с Гермионой наедине и боится, что она придёт в Ирис, когда его не будет дома. — Да не умру я от голода, не переживай! Так насчёт чего ты хотела посоветоваться?

Лицо Джинни приняло упрямое выражение. Она пригладила волосы, поправила поясок на платье и прокашлялась.

— Я хочу открыть свой магазин.

Рон сделал большие глаза.

— Надоело сидеть дома? Можешь помогать Джорджу. Он вечно жалуется, что в магазине не хватает работников, а новички или бестолковые, или прохвосты. Кажется, у него неплохо идут дела.

— Рон, пойми квакающие стаканы и бомбы-липучки — это не моё! Я хочу открыть магазин модной одежды.

Рон удивленно посмотрел на Джинни, а затем внимательно осмотрел её с головы до ног.

— А знаешь, у тебя получится, — после небольшой паузы сказал он, и Джинни просияла. — У тебя хороший вкус — не то чтобы я в этом разбирался, но … ты отлично одеваешься! Сейчас, когда ты можешь купить на деньги Гарри всё, что хочешь, твой гардероб стал классным.

— Спасибо, что напомнил про деньги и задел за живое, — Джинни надула губы. — Гарри не хочет и слышать о магазине. Он считает, что мода — это несерьезно, и вообще, не важно, что там у волшебника под мантией.

— Я его понимаю. Он предпочитает, чтобы под твоей мантией ничего не было.

Она возмущенно фыркнула, но не сдалась.

— Рон, только представь: ты тоже сможешь модно одеваться, и совершенно бесплатно! Помнишь, как в детстве ты мечтал о том, что, когда вырастешь, не будешь донашивать одежду за братьями? Что повыкидываешь старые шмотки, вытянутые свитера и линялые джинсы?

— Ты маленькая, хитрая, рыжая лиса, — рассмеялся Рон.

— Да, я тоже рыжая, — Джинни упрямо посмотрела на брата. — Так ты поговоришь с ним или нет?

— Если Гарри поинтересуется моим мнением, я поддержу тебя, хоть и не представляю, во сколько это ему обойдётся…

— Спасибо, — Джинни обняла Рона и ласково потрепала его по щеке. — А я поговорю с Гермионой.

— Джин, не надо! — взмолился он. — Я сам разберусь, — Рон представил, как Джинни описывает Гермионе его слёзы, нервы и пустой холодильник. — Не хватало ещё, чтобы она вернулась из жалости или из страха, что я удавлюсь, — он попытался пошутить, но Джинни было не до смеха.

— Приходи к нам завтра, хоть поужинаешь нормально! Или, хочешь, навестим маму? Она будет рада.

Рон покачал головой. Гермиона до сих пор не забрала из Ириса свои вещи, хотя давно обещала это сделать. Он ждал её каждый вечер, гадая, придёт она через камин, аппарирует или позвонит в дверь. Рон был ужасно зол на себя за то, что не мог справиться с эмоциями. Он подозревал, что окончательно не избавился от последствий Альтроменте. Элинор предупреждала, что эмоциональная неуравновешенность — основной побочный эффект заклинания, даже если приступы больше не повторятся. Рон боялся, что, если сорвётся, его могут отстранить от работы, и тогда он точно сойдёт с ума! Поэтому в министерстве он держал себя в руках и даже шутил больше обычного, а вот дома, наедине с собой, накатывала такая тоска — хоть на стенку лезь.

Даже Джинни не смогла отвлечь его от тягостных мыслей. Ирис без Гермионы был пустым, всё напоминало здесь о ней. А что, если она ушла и больше не вернётся? Она считает его предателем и, возможно, никогда не простит, даже если любит и сама страдает. Рон чувствовал себя бессильным что-либо изменить и терял остатки надежды. На его глаза снова навернулись слёзы.

Чтобы скрыть непростительную для аврора слабость, он развернулся и, хорошенько размахнувшись, стукнул кулаком в стену. Джинни испуганно вскрикнула. Застонав от боли, Рон согнулся пополам и потряс ушибленными пальцами.

— Рон, ты меня пугаешь! — воскликнула Джинни. — Твоя терапия точно закончилась? Может, тебе нужно продолжить лечение?

— Прости, — выдавил он, глядя на распухающие суставы.

Она проворно достала палочку и наложила заживляющее заклинание. Опухоль сразу стала спадать, и ещё после парочки заклинаний боли почти не стало. Рону было обидно осознавать, что он так раскис из-за ссоры с Гермионой, хотя раньше ни раны, ни поломанные кости не заставляли его плакать.

— Джинни, прошу тебя, не лезь в мою личную жизнь... И Гарри ни слова, — пригрозил он, — иначе не видать тебе магазина, как своих ушей!

— Это откровенный шантаж! — возмутилась она, — Рон, тебе нужна помощь.

— Для меня лучшая помощь — это работа, а если ты скажешь Гарри, что я разваливаюсь на части, он сделает всё, чтобы я не участвовал в операциях.

— Рон, может, тебе обратиться к психологу? После войны столько магов потеряли близких, что в Св.Мунго открыли целое отделение душевных хилеров.

— Сам справлюсь! К тому же ты только что сказала, что всё наладится. Мы же с Гермионой помиримся? — Джинни охотно кивнула. — Вот и отлично! А сейчас иди домой.

— Рон, я пойду, если ты пообещаешь, что не будешь ломать собственные руки о стены собственной квартиры.

Рон рассмеялся.

— Обещаю! — он достал палочку и попытался выровнять вмятину в стене, которую оставил его кулак. — Квартира-то не моя собственная, и хозяин не обрадуется, если найдёт её в руинах.

Даже шутка не убедила Джинни, что Рон в порядке.

— Завтра я снова навещу тебя. Не вздумай куда-нибудь свалить!

— Слушаюсь, мамочка, — ответил Рон, и, прежде чем аппарировать, Джинни успела показать ему язык.

* * *

На следующий день после разговора с Джинни Рон специально выкроил лишний час, чтобы сходить в лазарет и поговорить с Элинор. Он хотел быть в строю, хотел вернуться к нормальной жизни! В его работе нужно было держать чувства под контролем — иначе грош цена ему как аврору! Он рассудил, что, если его неуравновешенность — последствие заклинания, Элинор сможет ему помочь. Рон собирался поговорить с Гермионой, но боялся не сдержать эмоций и поэтому так охотно согласился на дополнительное лечение. И правильно сделал! Уже через пару дней он мог спокойно приходить домой, зная, что не будет бить кулаком о стену. Всего три сеанса смехотерапии — и Рон снова почувствовал себя сильным и уравновешенным. Он был готов к опасной работе и одиноким вечерам наедине с телевизором.

Рон несколько раз навестил Джинни и один раз сходил в Нору, хотя в последнее время избегал встреч с родителями: они постоянно спрашивали про Гермиону. Было нелегко сказать маме, что они с Гермионой «решили пока пожить отдельно», но его голос даже не дрогнул. Он попытался изобразить беспечное веселье, которое, тем не менее, не обмануло Молли.

— Рональд, что ты натворил? — с тревогой спросила она.

— Почему сразу я? — возмутился Рон. — Гермиона святая, что ли?

Он не стал делиться деталями их ссоры, а чтобы мама тут же не отправилась к Гермионе, использовал единственный надёжный аргумент, больше похожий на угрозу:

— Мама, если ты вмешаешься, то больше меня не увидишь!

Молли чуть не задохнулась от возмущения:

— Как ты можешь такое говорить, Рональд Уизли?

Но его сверкающие глаза говорил о том, что он не шутит. И Молли решила не вмешиваться. По крайней мере, пока.