Между двух миров (гет)

Рон не был дома целых три дня из-за стандартной «полевой тренировки», как её называли в Аврорате. Три дня восемь авроров и тренер воссоздавали опасные ситуации и происшествия, чтобы выработать стратегию поведения и скоординировать усилия. Он понял, как соскучился по дому, едва появился в камине Ириса, и прокричал:

— Дорогая, я дома!

В гостиной их небольшой квартирки под названием Ирис царил полный порядок, а на столике перед диваном стоял букет синих ирисов в прозрачной вазе.

Рон повесил у двери свою мантию, в ту же секунду его любимая появилась на пороге кухни и просияла. Увидев её, Рон не смог сдержать смеха. На Гермионе были надеты длинные голубые носки, его любимая оранжевая футболка, которая доходила ей почти до колен и была велика на три размера, а поверх всего этого — ярко-розовый кухонный фартук, завязанный вокруг талии. Растрепанные волосы сбились в сторону в смешном хвостике, а ладони и нос были перепачканы мукой.

Пару секунд они стояли и молча смотрели друг на друга, а потом Рон, сдерживая смех, проговорил:

— Ну, привет, дорогая!

Вместо ответа Гермиона быстро пронеслась через гостиную и с разбегу прыгнула на него, крепко обхватывая ногами его талию, а руками шею, как маленькая обезьянка. Она осталась бы висеть, даже если бы Рон не подхватил её снизу за самое интересное место. Он поцеловал её чумазый нос и спросил:

— Скучала?

Она только кивнула.

Рон, не чувствуя ноши, уверенно подошел к дивану и лег на спину, так что Гермиона оказалась на нем верхом, и притянул её лицо к своему, собираясь поцеловать. Она, слегка отстранившись, приподнялась на локтях и с подозрением спросила:

— И что вы делали целых три дня на этих полевых тренировках?

— Тренировались в поле.

Гермиона прыснула, а потом сморщила нос:

— Вас там совсем не мыли?

— Дорогая, ты меня атаковала на пути в душ, так что не обижайся! — Рон знал, что его форма пропахла пылью и потом. — Но учти, что руки и губы у меня совершенно чистые!

Он бесцеремонно притянул её к себе и горячо поцеловал. Неохотно сопротивляясь, она оттолкнула его и строго сказала:

— Веди себя прилично, Рональд. Я очень занята на кухне.

— Я заметил, — он насмешливо оглядел её лицо, сохранившее остатки муки, — ты себя в зеркале видела?

Она изобразила гнев и попыталась вырваться из его объятий, но у неё не получалось, а Рон только смеялся, крепко держа её руками и прижимая к дивану её ноги, которые всё ещё обхватывали его. Наконец, он опустил руки, и она, быстро вскочив, подошла к большому зеркалу.

— Это ужасно, я просто пугало! — Гермиона попыталась отряхнуть муку с носа, но, так как ладони были тоже запачканы, вышло ещё хуже. Она попыталась пригладить волосы. — А на голове — кошмар, какое-то птичье гнездо!

— Ничего, я уже привык, — сказал он, отвечая смехом на её гневный взгляд. — Ты самое милое пугало на свете.

— Это не смешно, Рон, — сердито фыркнув, она отправилась на кухню продолжать начатое.

Рон быстро снял свою форму цвета хаки и отправился в душ. Он появился на кухне в своих любимых синих джинсах и тесной белой майке на шлейках, которая подчеркивала мышцы его красивого тела. Гермиона даже не обернулась, сосредоточенно продолжая месить тесто, которое липло к её рукам и никак не хотело формоваться в лепешки. Она тяжело вздохнула.

— Солнышко, если ты окунешь руки в муку, вот так, — он показал, став сзади неё и прижимаясь к её спине, — то тесто не будет прилипать, и тебе будет гораздо удобней.

Рон взял кусок теста и быстро сделал из него аккуратную лепешку, а потом посмотрел на Гермиону сверху вниз, касаясь губами её волос. Она с недоверием посмотрела на него снизу вверх, всё ещё помня про пугало.

— Откуда ты всё это знаешь, Рон?

— Просто я в детстве иногда заходил на кухню, — он развернул её к себе и шутливо поцеловал в нос. — Три дня без тебя — это пытка.

Они стояли, разведя в сторону грязные руки, касаясь друг друга телами от груди до колен. Рон наклонился вперед, сильнее прижимая её к кухонному столу, и Гермиона на секунду закрыла глаза, вдыхая запах Рона.

— Если ты не заметил, я готовлю, и у меня нет времени на глупости, — она не без труда выбралась из плена, доставив ему своими попытками явное удовольствие, и подошла к холодильнику. — Лучше помоги мне добавить начинку.

С недоверием заглядывая в кастрюлю, Рон спросил:

— Ты уверена, что это съедобно?

Она стукнула его ладошкой по спине:

— Рон, перестань! Я, конечно, не ас в кулинарии, но и не так уж безнадежна! Если я могу сварить отличное зелье, то вполне в состоянии смешать продукты, строго следуя рецепту.

— Моя мама говорит, что никогда нельзя делать всё по рецепту.

Он тут же осознал свою ошибку и прикусил язык. Гермиона знала, как Рон любит стряпню матери и подозревала, что он нередко уговаривал её навестить родителей, только чтобы хорошо поесть. На фоне Молли Гермиона чувствовала себя неполноценной хозяйкой. Её настроение окончательно испортилось.

— Я хотела сделать тебе сюрприз: пироги с картошкой и капустой, — растерянно сказала она, снимая передник, но теперь мне хочется всё это выкинуть на помойку.

— Зачем торопиться? Сначала попробуем приготовить, а потом выкинем, — не унимался Рон. Он видел, что она расстроена, но ему нравилось дразнить её.

Гермиона швырнула в него фартук, раздумывая, не отправить ли следом кусок теста.

— Вот рецепт! Помогай, если ты такой умный, — она протянула ему лист пергамента, мелко исписанный знакомой рукой.

— Я никогда не говорил, что я умный! Просто я умею готовить.

Прочитав рецепт, Рон поднял брови, насмешливо глядя на невесту.

— Тебя не смущает, что в тесто надо было положить стакан соли и щепотку сахара?

Гермиона уставилась на лист пергамента.

— Я не такая идиотка! Конечно, это ошибка! Я положила всё наоборот.

— Ну, хорошо. Только я не доверяю рецептам с такими ошибками. Тебе его дала Джинни?

Гермиона кивнула.

— Чем я ей насолил? Она хочет, чтобы мы разошлись, — усмехнулся Рон, — ладно, давай сюда начинку.

Рон раскатал тесто, завернул в него непонятную смесь, и слепил один конверт. Гермиона стала помогать, делая вид, что всё еще дуется. Ей нравилось смотреть на его сильные руки, и она только сейчас обратила внимание, какая тесная на нем майка. Захотелось потрогать веснушки на его плечах, но она продолжала с усердием лепить пироги, повторяя за ним технику лепки.

— Мама в детстве часто привлекала нас к приготовлению еды, особенно в наказание — за плохое поведение за столом. Поэтому я научился готовить лучше всех братьев, — Рон усмехнулся. — А ты в детстве не готовила?

— Сначала мама считала, что я ещё маленькая, потом я была в Хогвартсе, а летом всё свободное время читала. Мама покупала мне много книжек.

— И ни одной по кулинарии?

Гермиона смерила его сердитым взглядом.

Они долепили последний пирог и поставили тесто в духовку. Рон быстро привык к маггловской плите, телевизору, электричеству и другим удобствам, которыми Гермиона захотела снабдить их небольшую квартирку. Они вымыли руки и уселись за кухонным столом, пристально глядя друг на друга.

— Прости, родная, я веду себя, как последняя свинья, — извиняясь, сказал Рон, взяв её руки в свои.

Она хитро улыбнулась.

— Признайся, что хочешь довести меня до белого каления, только чтобы потом заняться сексом.

Рон рассмеялся и крепко сжал её ладони.

— Признаюсь!

— А что, без этого никак нельзя?

— Без секса? — он с сомнением взглянул на неё, — да ты и недели не протянешь.

Она знала, что это правда, но возмущенно вырвала руки.

— Ты знаешь, о чем я! Необязательно меня злить, чтобы затащить в постель, можно просто сказать.

— Хорошо, я просто говорю: хочу тебя, Гермиона, с ума схожу! — он поставил локти на стол и уперся щекой о ладонь, улыбаясь до ушей.

— Рон, ты издеваешься? Когда-нибудь слышал, что такое романтика, комплимент?

— Это когда женщине долго врут, какая она красивая и всё такое? — спросил он.

— Нет, это когда говорят правду о том, как её любят. Не очень-то возбуждает осознание, что ты — пугало огородное и готовишь отраву.

— По-моему, ты всегда презирала романтическую чушь! Кроме того, у меня эмоциональные переживания, как у чайной ложки — кто это сказал?

— Это было давно и сказано за дело! Хотя иногда мне кажется, что ничего не изменилось.

— Конечно, не изменилось! Я, как и тогда, люблю тебя больше всего на свете, но не умею об этом говорить.

— Умеешь, когда хочешь.

— Ну, хорошо, — примирительно сказал Рон, — давай проведем романтический день. Скажи, что мне делать?

— Романтика — это сюрпризы, как я могу сказать тебе, что делать, если всё должно быть неожиданным?

Рон обдумал ситуацию.

— А вдруг мои сюрпризы тебе не понравятся?

— Я готова рискнуть, — она по-деловому скрестила руки на груди.

Рон встал, подошел к ней сзади, и зарылся носом в копну непослушных волос.

— А может, сначала займемся сексом, а то я просто погибаю, — жалобно пробормотал он куда-то в макушку.

— Рон! — она вскочила, — ты не погибнешь!

— Ну, хорошо, романтика, так романтика! Но я должен был попытаться, — он включил свет в духовке, проверяя пироги. — Ого! Они поднялись! Есть шанс, что мы сегодня пообедаем и останемся живы.

— Очень романтично! — Гермиона закатила глаза.

— Подожди, я еще не начинал. Но прежде, чем начну, скажу тебе, что ты ужасная зануда, и упрямей тебя никого нет на свете.

— Рональд, ты ответишь за это, — она мстительно сощурилась.— Сколько, ты сказал, я не протяну? Неделю? Так вот, целая неделя романтики и никакого секса!

— За что? — Рон рассмеялся, разводя руками, — что я такого сказал? Беру все слова обратно. Хотя… нет, не протянешь, — усмехаясь, сказал он, доставая пирожки из духовки.

— Спорим!

* * *

Спустя час Рон и Гермиона, держась за руки, вошли в магазинчик женской одежды в Косом переулке.

— Я думаю, что для Джинни нужно выбрать что-нибудь нескромное, — сказал Рон, оглядывая прилавок. — Ты мне доверяешь?

— Ты часто покупал ко дню рожденья женское белье? — с сомнением спросила она, глядя исподлобья.

— Ни разу, но могу сказать, что нравится мужчинам. Вот, например, этот кошмар не стоит надевать, — сказал он, указывая на черные ниточки, по форме напоминающие трусики. — Женщина — это не рыба в сетях. А вот это вполне мило, — он ткнул пальцем в белый кружевной боди, надетый на манекен. — На тебе бы классно смотрелось. Я сказал комплимент?

Гермиона покраснела, про себя отметив, что в её гардеробе нет ничего подобного.

— Не знаю, наверное.

— Я стараюсь, — лукаво добавил он и тут же нахмурился, — хоть мне и неприятно думать, что что-то из этого наденет моя сестра, а Гарри будет пялиться на неё.

— Рон, перестань! Муж должен любоваться своей женой.

— Будущий муж и будущей женой!

— Ты знаешь, что они скоро поженятся. Кроме того он будет любоваться ею, даже если мы ничего не купим.

После споров в таком духе они остановились на шелковой ночной сорочке, которую одобрила и молодая симпатичная продавщица. Когда Рон расплачивался, она не удержалась от комментария:

— Вашей спутнице очень пойдет, это такая романтичная вещь, — девушка состроила ему глазки и добавила: — Я вас знаю, вы — Рон Уизли.

Рон замер. Гермиона ушла в другой конец магазина, увлекшись беседой со старой знакомой из Хогвартса.

— А можно мне ещё вот это… как его… ну, кружевное, — он указал на белый боди, и быстро добавил, — может, что-нибудь еще посоветуете, пока она не видит?

Миловидная волшебница подмигнула.

— Вам нужно что-нибудь нескромное или совсем неприличное?

— Давайте и то, и другое.

Она рассмеялась и положила перед Роном голубую, полностью прозрачную ночнушку, а к ней трусики из такой же ткани.

— А нескромное? — Рон засомневался, что Гермиона согласится надеть такое.

— Это и есть нескромное. А вот неприличное.

Она развернула перед ним черный пеньюар с вырезами в самых неожиданных местах.

— Нет, мне, пожалуй, достаточно нескромного, — стушевался он, пытаясь представить Гермиону в таком наряде.

Пока его невеста увлеченно болтала с брюнеткой из Пуффендуя, Рон оплатил покупки и, подойдя к Гермионе, положил руку ей на плечо. Они вышли из магазина, и Гермиона заметила:

— Не очень романтично кокетничать с продавщицей, если твоя девушка на минутку отвлеклась.

— Это она кокетничала, а не я, — оправдался Рон, но Гермиона только фыркнула.

— Может, мороженого? — примирительно предложил он.

Они долго ходили по магазинчикам и кафе, купили продукты на воскресенье, но Гермиона не хотела возвращаться домой. Стоял теплый сентябрь, и листва только-только начала желтеть.

— Может, в парк сходим? — предложила Гермиона, глядя на чистое вечернее небо.

— Домой всё равно спешить незачем! — Рон пожал плечами, намекая на их пари.

Гермиона аппарировала их в чудесный старый парк, где в детстве любила гулять с родителями. Пытаясь аппарировать незаметно, она перенесла их в кусты в самом дальнем уголке парка, чтобы никто из магглов не заметил их неожиданного появления, но её план не удался. Прямо рядом с ними вскрикнула перепуганная парочка, пристроившаяся в траве подальше от посторонних глаз. Рон с Гермионой, смеясь, выбежали из кустов, оставив бедолаг гадать, что свалилось им на голову.

Отбежав подальше, они снова взялись за руки, и Рон сказал:

— Надеюсь, у парня не пропала потенция!

— Рон, ну к чему такой цинизм? — она поморщилась. — Я надеюсь, что они продолжат заниматься тем, чем занимались.

Они сидели на скамейке, кормили уток и почти не разговаривали.

— Рон, — неожиданно серьезно сказал она, — скажи, ты со мной, ну… из-за секса?

Рон удивился, что она вернулась к этому разговору, и уже стал придумывать, как отшутиться, но она закрыла ему рот ладонью.

— Не отвечай, я знаю, что это так, но… я не очень сексуальная, я… скованная, стеснительная, и, наверно, скоро тебе надоем, потому что… вокруг столько красивых девушек, готовых в постели на всё, а я…

Он хотел возразить, отодвигая её руку, но она взмолилась:

— Не перебивай, пожалуйста, у меня больше никогда не хватит духу сказать всё это. Я хочу стать самой сексуальной для тебя, но иногда я боюсь выглядеть распущенной, а иногда понимаю, что ничего не умею — я просто тупица в сексе.

Она отняла руку и опустила голову.

Рон сверлил её глазами, взволнованно кусая губы.

— Прости, если я когда-нибудь дал тебе повод так думать, Гермиона! — он не знал, какими словами выразить свои чувства, и запинался от волнения. — Ты… ты самая красивая и сексуальная на свете. Самая нежная и горячая, и искренняя. Да, ты иногда стесняешься, но это ужасно мило, и я обожаю, когда ты краснеешь.

Такие разговоры всегда выбивали его из колеи, и Рон заёрзал на скамейке.

— Знаю, что я — неромантичный болван и не умею сказать тебе, какая ты необыкновенная, — добавил он.

Она с сомнением посмотрела на него.

— Ты понимаешь, что это не просто секс? — продолжил Рон, обнимая её, — я очень, очень люблю тебя, и ты мой самый лучший друг. Мне всегда нужен твой совет, и пусть я часто спорю и не соглашаюсь с тобой, мне во всём важно твоё мнение.

Она положила голову ему на плечо.

— Это самое романтичное, что я когда-либо слышала, — тихо сказала она.

— Это самое романтичное, что я когда-либо говорил. Потому что я не умею говорить! Но это не значит, что я не люблю тебя, — Рон нежно посмотрел на неё, вспоминая о своих тайных покупках. — Знай, что на сегодня романтика ещё не закончилась.

— У нас пари — неделя, — напомнила она, улыбаясь.

— Пойдем домой, — тихо сказала он, сплетая её пальцы со своими.

Когда Гермиона аппарировала Рона, она просто брала его за руку и сосредоточенно представляла место, в которое нужно переместиться. Она ответственно относилась к трансгрессии, и не хотела расщепить ни себя, ни того, кто с ней. Когда же Рон аппарировал Гермиону, он взял за привычку целовать её и смеялся, когда, прибывая на место, она лупила его по спине своими маленькими кулачками.

Вот и сейчас Гермиона, ожидая чего-то подобного, хотела отвернуться от него, прежде чем отправиться в Ирис, но не успела. Он аппарировал без предупреждения, бесцеремонно схватив её в охапку. Щекотание в животе от перемещения соединялось с чувством тепла от его горячих губ, и полёт не хотелось заканчивать. Приземлившись в Ирисе, они чуть не упали, но Рон поддержал её, не прекращая поцелуй.

Гермиона отстранилась и, как всегда, возмущенно сказала:

— Рон, как ты можешь аппарировать, если не сосредоточен?

— Я очень сосредоточен, поверь! Но на другом.

— Вот именно, — она фыркнула, — это не шутки! Я как вспомню, что ты расщепил себя тогда, в лесу… — её лицо сразу стало печальным. Она до сих пор просыпалась по ночам от кошмаров, преследовавших её после охоты за крестражами.

— Эй, ну что ты! — Рон ущипнул её за щёку, — когда я возвращаюсь в Ирис, можешь не волноваться. Я не стану рисковать твоим здоровьем.

— Я уже не говорю о том, что ты и пьяный трансгрессируешь!

— Я не пьянею от кружки пива.

Неодобрительно фыркнув, Гермиона пошла в спальню, чтобы переодеться, и Рон последовал за ней. Она открыла платяной шкаф и осмотрела полки, где ровными рядами были аккуратно сложены её вещи.

— Рон, как тебе можно доверить семью, детей, если ты такой легкомысленный?

— Значит, ты до сих пор не сказала мне «да» потому, что считаешь меня легкомысленным? Я тебя разочарую — я никогда не изменюсь, — он посмотрел на свои полки с одеждой, где всё лежало вперемешку. — Тебе не надоело планировать, обдумывать, всё раскладывать по полочкам? — Рон вытащил с нижней полки свои домашние шорты, скомкав пару свитеров.

— Я поняла! Я предсказуемая зануда. Но кто-то же должен смотреть вперёд и видеть дальше сегодняшнего дня? — она достала любимые синие брюки и серый джемпер, аккуратно свернутые на полке.

Рон быстро скинул с себя одежду, в которой они гуляли, натянул шорты и майку и уселся на кровать. Ход разговора ему не нравился.

— Солнышко, мы такие разные, и поэтому так хорошо друг другу подходим! Мы друг друга дополняем. Но не волнуйся, я на всех плохо влияю. Скоро ты станешь пить, ругаться и ставить туфли, как попало, а не в ровную линию, — он покосился на её полку с обувью, где все туфли были расставлены, как в строю.

Гермиона рассмеялась. Рон умел развеселить её, когда хотел! Держа в руках одежду, она открыла дверь в ванную.

— Ты собираешься мыться? — спросил он.

— Нет, вообще-то, — она замялась, — я хотела переодеться.

— Опять? — Рон удивленно поднял брови, и она смутилась. — Гермиона, ты собиралась пойти в ванную, чтобы переодеться? Кто я тебе? Посторонний парень?

— Я чисто автоматически.

Она уселась на кровать, по-прежнему прижимая к себе одежду. На её лице застыло упрямое выражение.

— Гермиона, ты у себя дома, в своей спальне, со своим женихом и любовником. Ты до сих пор стесняешься меня? Чёрт, сколько раз я видел тебя голой?

— Это не одно и тоже, — она искала объяснение, — может, я не хочу мелькать голой у тебя перед глазами, чтобы не надоесть?

— Люди покупают картины, вешают на стены и годами любуются ими. Красота не надоедает!

— Не помню, чтоб ты был поклонником живописи.

— Ладно, ладно, я пошел в зал, переодевайся спокойно, подглядывать не буду. Только убери эти вещи.

Рон открыл пакет с покупкой для Джинни и достал оттуда маленький сверток.

— Я сказал, что романтика на сегодня не закончилась — у меня сюрприз! — он хитро подмигнул. — Надень то, что я купил для тебя.

— Ты купил для меня? — Гермиона привстала и с любопытством посмотрела на пакет.

— Почему я не могу сделать тебе подарок?

— Ты делаешь большие успехи, Рональд! — одобрительно сказала она.

— Ты еще не посмотрела, что там, — он направился в гостиную. — Открыть бутылку вина?

— Нет, лучше завари чай.

— Ну, и кто после этого не романтичный? — сказал Рон, закрывая за собой дверь.

Гермиона разделась и долго сидела на кровати, уставившись на наряды из свертка. Через голубую рубашку можно было спокойно читать газету, а трусики легко поместились бы в её маленьком кулачке. Поэтому она отложила их пока в сторону. После небольших колебаний она приложила к себе кружевной боди и подошла к зеркалу. Белый цвет красиво оттенял её загорелую кожу, но выходить в таком наряде в гостиную она не собиралась. Поэтому, надев боди, она натянула наверх синие штаны и серый джемпер и, довольная собой, вышла в гостиную.

Рон сидел на диване и смотрел телевизор, но вскочил, как только невеста появилась в дверях зала.

— Я так и знал, трусиха, — насмешливо сказал он.

— А что ты думал, я тебе — бесплатное эротическое шоу? — она невозмутимо села на диван и стала щелкать пультом.

— Ну, да, в этом и идея помолвки. Я хочу смотреть на тебя каждый день, а не на девиц в баре. Если хочешь, могу заплатить.

Она фыркнула.

— Разоришься!

Взяв чашку чая, Гермиона подтянула к себе колени и собралась смотреть старую мелодраму.

— Эй, я вообще-то смотрел маггловский футбол, — он быстро отобрал у неё пульт и стал искать спортивный канал.

От такой наглости она подскочила и попыталась достать пульт, который Рон поднял высоко над головой. Её джемпер задрался, и под ним показалась белая кружевная ткань. Рон спрятал пульт за спину и сделал большие глаза:

— Эротическое шоу будет платным или бесплатным?

— У нас пари — забыл? Неделя, — она спрятала за ухо выбившиеся пряди волос и покраснела.

— Да, но мы спорили о том, что ты не выдержишь неделю без секса. Про меня речь не шла.

— Что, чёрт возьми, это должно значить?

— О, я же говорил, что плохо повлияю на тебя, — засмеялся Рон. — Ты уже ругаешься!

— Я хочу смотреть фильм! Дай сюда пульт!

— А вежливое слово?

Она натянула джемпер на бедра, схватила чашку с чаем и отправилась на кухню. Рон крикнул ей вслед:

— Какая романтика, солнышко, когда в тебе куча комплексов?

Чашка пролетела в сантиметре от его головы и, приземлившись за диваном, с грохотом разбилась. Рон опешил, оглядывая осколки и разлитый чай, потом достал палочку и склеил чашку.

— Это твоя любимая чашка, — громко сказал Рон, чтобы было слышно в кухне, — и твоя любимая голова. Зачем бить и то, и другое? — он выключил телевизор и немного посидел в тишине, обдумывая ситуацию. Если честно, его немного напугала такая резкая смена её настроения. Только что она смеялась и флиртовала с ним, а секунду спустя из-за какого-то кино чуть не снесла ему голову чашкой.

— Черт, какой же я лопух, — пробормотал он, потирая лоб, затем быстро вскочил с дивана и побежал на кухню.

Гермиона стояла у окна, глядя на кленовое дерево, на котором ветер шевелил красные листья. Рон подошел сзади, нежно обнял её за плечи и сказал:

— Всё, я больше не буду! Извини, я со своими тренировками совсем не смотрел на календарь. У тебя этот... пмц?

— Что?

— Ну, нервы и всё такое...

Она громко выдохнула.

— Пмс — это синдром.

— М-м-м... Синдром. Звучит страшно, выглядит тоже.

Гермиона метнула на него сердитый взгляд поверх плеча.

— Ну, эта чашка, — сказал Рон, — со свистом пролетевшая мимо моей головы...

Она усмехнулась.

— Извини, что я становлюсь мегерой. Не знаю, как ты меня терпишь...

— Я и сам не знаю.

Она слегка толкнула его локтем в живот и снова отвернулась к окну.

— У меня есть неожиданное предложение. Давай, наше пари начнет действовать с завтрашнего дня? — сказал Рон.

Она увидела в отражении окна его белозубую улыбку, развернулась и молча кивнула.

Рон тут же стянул с Гермионы джемпер и восхищенно уставился на её грудь и плечи. Они долго целовались у окна, отрываясь, чтобы перевести дыхание, а потом Рон подхватил Гермиону на руки и понес в гостиную.

— Я должен увидеть эротическое шоу, — прошептал он, — нетерпеливо стаскивая с неё штаны.

Гермиона лежала на диване, а он стоял рядом на коленях, бесцеремонно осматривая её с головы до ног, приводя в смущение. Рон медленно провел рукой по кружеву.

— Чёрт, чёрт, — он наклонился и снова стал целовать её, но через минуту приподнялся и взмолился:

— Гермиона, как эта красота снимается?

— Застежка внизу, — переводя дух, сказала она.

Рон опустил взгляд и восторженно проговорил:

— Модельер был мужчина!

Они любили свой новый диван, потому что он был твердый и легко откидывался, превращаясь в широкую постель без всякой магии. В тот вечер, как и многие последующие, они уснули на нём, прикрывшись широким пледом. Они спали лицом друг к другу, не касаясь ничем, кроме сплетённых пальцев рук, белый кружевной наряд валялся, ненужный, в углу, и Гермионе приснилось, что она долго-долго аппарирует в поцелуе.