Фанты, или Пока мы молоды (гет)

— Так это, получается, не она от тебя уходит, а ты ее бросаешь.

За соседним столиком шумно закончилась игра в кости, и Рон переждал возгласы победы и стоны проигрыша.

— Ощущения у меня прямо противоположные.

Астория понимающе склонила голову и сделала глоток воды. Паб постепенно пустел. Несколько человек заснуло прямо за столиками, у дверей сидел один из местных «одиночек» — пожилой мужчина в пыльной мантии, с усталыми, чуть заплывшими глазами. Дверь открывалась все реже, лунный свет с трудом пробивался в мутные стекла окон.

— Наверное, все, кто изменяет, по сути, уходят первыми.

— И что теперь? — поинтересовался Рон после недолгого молчания.

— Что? — непонимающе переспросила Астория.

— После того, как ты узнала, к кому Малфой ушел от тебя… Что ты чувствуешь?

Она усмехнулась и выдержала паузу.

— Мы с тобой так хорошо поговорили, Рон Уизли. Если я выскажу свое мнение о новой спутнице супруга, то это мгновенно испортит наш вечер.

Рон промолчал. Он медленно крутил в руках пустую кружку из-под пива и думал о чем-то… В голове скрипела карусель каких-то туманных воспоминаний, странных идей, в большей степени неважного, мимолетного, уже, казалось, забытого.

— Она хотя бы была хороша? — прервала его пространные размышления Астория. — Та, с которой ты изменил Грейнджер?

— Я ей не изменял, — ответил Рон на выдохе.

Миссис Малфой уставилась на него.

— Как это?

— Вот так. Мелисса полезла ко мне целоваться, но после этого я оттолкнул ее. Ну, в смысле, не сильно, но…

— Да я поняла, — перебила все еще удивленная Астория. — Ты Грейнджер-то об этом сказал?

— Да. Когда она приходила, чтобы забрать вещи.

— И что?

— Ничего. Она плакала и просила прощения, но все равно ушла. — Рон сглотнул и горько усмехнулся. — Разве можно было ждать от нее другого? Гермиона сама себя не простит, и в этом основная проблема.

Астория замерла, покачала головой.

Ей словно кто-то нашептывал на ухо мысль, причиняющую почти физическую боль. Она понимала Грейнджер — может, и не разделяла ее взглядов, но, по крайней мере, улавливала связь между характером и действиями, если принимать рассказ Уизли за надежный источник. А вот Драко ее по-настоящему пугал.

Он был не таким честным, как его пассия. Малфой часто использовал других людей и при этом не испытывал никаких мук совести, Астория знала его наизусть. К тому же Драко было не просто жить в послевоенном мире — как и многим из них, детям Пожирателей, невольных сторонников Тьмы, постепенно уходящей в прошлое, но оставляющей след и осадок. Все эти люди держались за работу и семью зубами, и Малфой не был исключением.

Но однажды он все-таки сказал Астории, что подает на развод. И она поняла, что Драко не шутит и не подвергся сиюминутному влиянию — по усталым глазам и участливому взгляду, по долгому молчанию, руке, потянувшейся для объятия, но опустившейся тут же на закрытую книгу на коленях.

— Я должен идти домой, — вздохнул Рон.

Астория никак не отреагировала.

Уизли неуверенно поерзал на стуле, взял в руки мантию и спросил:

— Кого ты ждала?

— Заказного убийцу, — ответила Астория после секундного замешательства. — Чтобы он нашел любовницу Малфоя и пустил в нее Аваду.

Рон замер. Астория сжала зубы в сожалении: она ничего не могла с собой поделать и в плохом настроении шутила крайне неудачно.

— Не трогай ее, — серьезно пригрозил Уизли.

Миссис Малфой взглянула на него и поспешила заверить:

— Видишь же, никто не пришел. Значит, все с Грейнджер будет в порядке.

Когда Рон уходил, в паб залетел сильный поток холодного ветра. Астория просидела за столом еще минут десять в странном подвешенном состоянии — не осталось больше желания быть здесь, и не было места, где хотелось бы оказаться.

Драко методично собирал документы для развода, а Астории предстояло нелегкое дело: нанести визит семейству Гринграсс и сообщить, что она возвращается домой.

* * *

Гермионе казалось, что в этот день в коридоре высотки ее каблуки стучали особенно громко, привлекая к ней излишнее внимание. Она облегченно вздохнула, когда приехал пустой лифт, но в последний момент туда заскочил Роскоз.

Лифт со скрипом пришел в движение.

— Доброе утро, Гермиона, — осторожно нарушил тишину начальник.

Гермиона немного помедлила, затем вложила все душевные силы в легкую улыбку.

— Здравствуйте.

Пока ехал лифт, Роскоз, казалось, собирался что-то сказать, но не решался.

— Признаться честно, — наконец заговорил он, — я опасался, что вы не вернетесь.

Они прибыли на нужный этаж, но все еще стояли внутри. Гермиона смотрела на Генри снизу вверх и тщательно складывала все, что думала и чувствовала, в слова.

— Что бы ни случилось, мистер Роскоз, — тихо отвечала она, — я буду выполнять эту работу, пока могу.

Он мягко опустил руку Гермионе на плечо.

— Спасибо. Я ценю это.

Она кивнула в ответ и помедлила, чтобы пропустить начальника. Ей будет говорить об этом каждый встречный. А если не говорить, то молчать и раздумывать: «На Грейнджер играли и даже выиграли, но она все равно здесь».

«Ливинг» действительно стал для Гермионы вторым домом, и подобные мысли были неприятны. Путь до кабинета казался несправедливо длинным, и, несмотря на то что она прибыла на работу как можно раньше, несколько человек уже разгуливали по этажу и не слишком удачно изображали, что со вчерашнего дня ничего не изменилось. Гермиона смотрела строго перед собой, лишь быстро здоровалась со встречными, пока не увидела Меланию, нервно перебирающую в руках какие-то пергаменты.

На лице коллеги залегли тени, взгляд потух. Судя по тому, как Мелания подняла голову, ощутив чье-то присутствие, она ожидала именно Грейнджер.

— Привет, Гермиона, — тихо сказала она. — Я… Прости, что так рано.

Гермиона остановилась. Мел была чуть ли не единственной, кто, пожалуй, не станет удивляться, ведь она тоже пришла на работу после вчерашнего. Грейнджер смутно припоминала, что видела, когда уходила: это красивое лицо и слезу на щеке.

— Мне нужна твоя помощь. Мистер Роскоз сказал, ты знаешь, что делать с этими документами.

Гермиона приняла пергаменты из чуть дрожащей руки, взглянула на них и кивнула.

— Помогу. Это не проблема.

Мелания в благодарность изобразила что-то вроде улыбки и неровным шагом, будто высокие каблуки вдруг стали для нее неудобны, исчезла за поворотом. Некоторое время Гермиона не двигалась с места.

Все было не так, как раньше, и привычная жизнь угрожала не вернуться.

* * *

Роскоз был хорошим начальником. По крайней мере, когда он говорил, что ценит, он действительно ценил, и это выражалось не только в словах, но и в поступках.

В этот день не было назначено никаких совещаний и летучек. Никому не приходилось сидеть рядом, напротив друг друга и вообще в одном помещении. Этаж был погружен в тишину.

Только в обед Джоанна вышла из кабинета и у камина столкнулась с Драко, который прожигал ее требовательным взглядом.

— Я сказала ей о письме, — отчиталась Джо. — Но Гермиона не стала даже смотреть.

Малфой кивнул и ничего не ответил.

Генри Роскоз прогуливался мимо дверей, за которыми как никогда упорно работали сотрудники, и пребывал в раздумьях. Он не представлял, сколько требовалось времени, чтобы все пришло в относительную норму. Роскоз все еще побаивался, что в ближайшие дни кто-нибудь пожалует к нему в кабинет с заявлением на увольнение. Он невольно мысленно подбирал слова, которые помогли бы отговорить любого из них. Никого не хотелось терять.

— Кроме законного брака, кроме детей, есть еще одна проблема, а ты не хочешь меня понять, Джек.

В голосе Лили слышались слезы. Генри замер у ее кабинета и просто не мог сдвинуться с места, хмурясь и силясь различить слова.

— Ты уйдешь от нее, бросишь Дина и Хлою…

— Я буду заботиться о них!

— Не перебивай. Послушай. Как я могу быть уверена, что ты не оставишь и меня, когда на твоем пути встретится кто-то более привлекательный? Когда я рожу тебе ребенка, когда закачу вдруг истерику на пустом месте…

— Я никогда не брошу тебя, Лили. Я тебя люблю.

— Рискуя собственным пятилетним браком и уводя чужого мужчину, — настаивала она, — я должна опасаться, Джек.

Роскоз в отчаянии вздохнул и закрыл глаза. Все это не было похоже на конфликты, которые решались бы совместными выездами на природу.

Генри хотел помочь, но не имел права вмешиваться. Он знал, что такое семейные проблемы, на собственном опыте и бесконечно ценил свой брак и свою супругу во многом потому, что им удалось справиться со многими из них. Но происходящее в «Ливинге» все равно было так отчаянно не вовремя и не к месту!..

* * *

— Грейнджер! Стой!

Гермиона знала, скоро это случится, и была уверена, что не остановится, когда Малфой позовет ее. Но через пару шагов Драко догнал ее, крепко схватил за руку, и стало уже не важно, что там она решила для себя.

— Давай так, — торопливо заговорила Гермиона. — Мы забудем все это. Просто раз, — она щелкнула пальцами, — и как будто ничего не было. Ты отпустишь меня сейчас и совсем. Ограничишься выигранными галлеонами, купишь на них жене очередную безделушку, а я останусь работать здесь — делать то, что умею и люблю. Хорошо бы ты уволился, но это, пожалуй, я наглею. Дай мне уйти, Малфой.

Гермиона позволила себе лишь секундную паузу, прежде чем закончить:

— Не хочу находиться рядом с тобой.

И Драко отпустил ее. Разжал пальцы и увидел, как она немедленно аппарирует.

Грейнджер оказалась у пустующего дома Джоанны, открыла дверь и забежала в гостиную. Она тяжело дышала, а руки дрожали, и хотелось все бежать куда-то дальше, дальше...

Гермиона вздохнула. Вернулась в прихожую, чтобы снять с себя холодную мантию, и тогда на глаза попалось письмо от Малфоя. Она решительно схватила его. Спустя пару минут Гермиона сидела на кровати и держала пергамент с печатью в одной руке, а палочку — в другой.

Это казалось так легко — сжечь, выбросить пепел в окно, утопить его в идеально белом сугробе у дома, но использовать на себе Обливиэйт уже представлялось большей проблемой.

Рука Гермионы дернулась. И вместо того, чтобы сжечь письмо, она принялась срывать печать под тем предлогом, что если прочесть его, можно избавиться от последних сомнений и сожалений.

Драко начинал без особых приветствий, как будто торопился выдать всю правду одним махом.

«Грейнджер, того бармена звали Николас Вэлкс. Помнишь его? Работал с нами совсем недолго. Четыре месяца назад Роскоз погнал Вэлкса взашей из «Ливинга» за кое-какие аферы с чужими взносами, и тот устроился в кафе. Я тут подумал, что у бывшего сотрудника вышло взять над всеми нами нехилый реванш.

Я не прошу твоего прощения. У меня нет права и причин ожидать его. Но мне бы хотелось, чтобы ты знала: эта игра вышла из-под контроля, и я увлекся тобой. Нет, больше, чем увлекся. Намного больше.

После той ночи, проведенной с тобой в отеле, на пороге дома меня встречала Астория. Поначалу разговор у нас не ладился, но через какое-то время я понял, чего на самом деле хочу, и вдруг все ей рассказал.

Я попросил развода, Грейнджер. И Астория прекрасно меня расслышала».

У Гермионы перед глазами все поплыло. Она опустила письмо, надеясь прийти в себя, но с каждой секундой становилось только хуже. Что же они наделали, Мерлин, что наделали!..

«Благотворительный фонд начинался для меня неплохим прикрытием грешков, а в итоге свел с людьми, искренне полагающими, что могут изменить мир к лучшему. Я до сих пор считаю, что это довольно наивный взгляд на жизнь, однако что-то в этом все-таки есть. Но главное — «Ливинг» свел меня с тобой. Истерически мечущейся в поисках денег для кого-то другого и в этой суматохе не задумывающейся о собственном счастье, о том, что справедливо заслужила уважения и почета, и о молодости, хоть и абстрактной, но рано или поздно все же подходящей к концу.

Я не могу надеяться даже на то, что ты прочтешь это письмо. Но все-таки напишу здесь: пока я молод, я больше всего на свете хочу начать новую жизнь рядом с тобой».

Гермиона плакала, спрятав лицо в ладонях, а пальцы все еще сжимали пергамент. Она не могла здраво соображать и медленно отпускала накопившееся напряжение — слезами, рыданиями, полувздохами. Не было ни единой мысли, что она могла и должна была делать теперь.

Впервые за долгое время Грейнджер чувствовала к себе жалость. То, что Драко писал о ней, было чистой правдой, но это помогало ей считать себя кому-то нужной, а значит — все еще живой. Да, настойчивые попытки найти место в разрушенном мире и рассадить по местам остальных потерпели сокрушительную неудачу — ровно в тот момент, когда покачнулись иллюзии Гермионы насчет ее собственного счастливого настоящего.

Однако вместе с болью и горечью Гермиона ощущала что-то еще. Еле уловимое чувство невесомости медленно пробиралось в ее тело. Все потому, что никто до этого не преподносил ей в дар собственную молодость и вообще — жизнь.

Она рассмеялась, а затем снова тихо заплакала.

Джоанна нашла Гермиону в спальне, бездумно уставившуюся красными глазами в одну точку. В руке она сжимала письмо — сургучная печать с буквой М издалека притягивала взгляд.

— Как новый ухажер? — спросила Гермиона, не оборачиваясь.

Джоанна аккуратно прошла к кровати и присела рядом.

— Очень обаятельный. Настолько, что пытался подцепить всех девчонок в баре, пока ждал меня.

Гермиона покачала головой.

— Ты решила прочитать? — поинтересовалась Джоанна, указывая на письмо.

Гермиона промолчала. И вдруг протянула ей пергамент. Джо, неуверенно покосившись на Грейнджер, принялась читать. Спустя несколько минут Джоанна выговорила:

— Весьма странный способ признания в любви.

Гермиона подняла на нее глаза.

— Ты так считаешь?

— Ну, необычный уж точно…

— Нет, Джо, я не об этом.

Джоанне нелегко давался этот разговор. Она привыкла высказывать все прямо, в лоб, а сейчас искренне хотела быть чутким другом.

— Здесь черным по белому написано, что он любит тебя, Гермиона, — наконец выдохнула Прикстли.

Гермиона ничего не ответила и медленно провела пальцем по гладкой сургучной печати.

* * *

Мистер Роскоз, конечно, не отличался наивностью, но, отправляясь в «Ливинг» следующим утром, все-таки тайно надеялся, что проблемы решились сами собой или просто испарились.

Однако этаж был все так же тих и глух. Генри решил не ждать больше, пока его коллектив окончательно развалится; тем более что одно заявление на увольнение уже лежало у него на столе.

— Добрый день, — поздоровался он, появляясь в дверях зала совещаний, и почти все посмотрели на него подозрительно — мистер Роскоз редко говорил так резко и твердо.— Спасибо, что вы все здесь.

Некоторые быстро покосились на пустующее место за столом, но никто ничего не сказал.

— «Ливинг существует уже пять лет, — начал Генри, чем привел всех в еще большее замешательство. — Все стартовало с трех решительных людей, и из них только я остался в нашем отделе… в нашем фонде. Двое других, мои хорошие товарищи, до сих пор делают большие пожертвования, но уже не числятся в штабе и дирекции.

Сотрудники чуть заметно занервничали. Гермиона кивнула Джо на ее взволнованный жест и снова обратила внимание на свободное место рядом с Роскозом.

— Я скажу вам, почему это произошло. Мы знали друг друга очень давно, но совместная работа поставила старую дружбу под серьезную угрозу. Зелгард в свои сорок два закрутил роман с восемнадцатилетней дочерью Бреда. Вскоре они оба по очереди подошли ко мне и заявили, что не собираются отказываться от собственного счастья ради других нуждающихся. И бросили меня в «Ливинге» одного, разъехавшись по разным континентам.

Роскоз замолчал и обвел внимательным взглядом зал совещаний.

— Слишком долгим вышло вступление, — едва улыбнувшись, заметил он. — Я собирался объяснить, что дело не в том, какую работу мы выполняем, а в нас самих. Сколько интриг в коллективе преподавателей видел Хогвартс! И швеи мадам Малкин, уж поверьте, не раз ругались в пух и прах.

Гермиона припоминала: кажется, миссис Роскоз проработала у Малкин несколько лет.

— Я не буду держать вас здесь насильно, если не смогу отговорить от ухода, — продолжал Генри почти устало. — Я привязался к каждому. Из нас вышел чертовски хороший коллектив. Но если вы останетесь, будьте готовы решить свои личные проблемы.

Сотрудники слушали, боясь даже пошевелиться. Когда Роскоз закончил, они вспомнили о необходимости дышать, и выглядели задумчиво.

Мистер Роскоз выпрямился и кивнул.

— Пока все. Если нужна помощь, я рядом — вы знаете. Полноценное рабочее совещание в два часа, жду всех.

Они начали вставать — слегка заторможенно и неуверенно, перебирая и переваривая в головах какие-то мысли.

Гермиона застыла, а потом направилась к начальнику. Джоанна наблюдала за ней обеспокоенно.

— Мистер Роскоз, где Драко?

Вопрос прозвучал очень тихо, но кое-кто все-таки услышал, и по залу совещаний расстелился заинтригованный шепот. Генри повернулся к Грейнджер, вздохнул и заглянул в глаза.

— Я не смог отговорить его, Гермиона, — сказал Роскоз. — Мистер Малфой больше не работает с нами.