Истории Битвы (джен)

Пока я шёл через Вестибюль, мои мышцы ныли от боли. Тянуло спину, ноги заплетались от усталости, а всё тело было покрыто порезами и синяками, так что не осталось живого места. Я жутко вымотался, помогая Невиллу относить раненых в Больничное Крыло, и заодно навестил там своих друзей.

Пострадали двое моих лучших друзей. Мы с Энтони и Майклом отступали к замку, когда на нас напала раненая Пожирательница. Это было уже второе нападение.

Первый Пожиратель бросил в Энтони Круциатус, но я сумел ошеломить его. Второе нападение произошло на пути к школе. Пожирательница применила режущее заклятие, с которым я никогда не сталкивался раньше, но, к счастью, мне удалось избежать самого худшего. Мы боролись с Пожирательницей из последних сил, когда Волдеморт объявил о временной передышке. Пожирательница отступила, но к тому времени Энтони потерял много крови.

Он был тяжело ранен, но его раны не шли ни в какое сравнение с ранами несчастной Лаванды Браун. Мадам Помфри сказала, что Энтони можно будет исцелить, но насчёт Лаванды такой уверенности не было. Её изодрал когтями Фенрир Сивый, а такие шрамы закляты! Близняшки Патил рыдали у её постели. Белый как мел, Симус Финниган вцепился в руку Лаванды так, как будто никогда её не отпустит. Я порадовался, что у меня нет девчонки, о которой нужно было бы волноваться.

И тут сразу я понял, что вместо того, чтобы волноваться только за одного человека, я волновался за всех.

Оставалось неясно, станет ли когда-нибудь лучше Майклу. “Это вне моей компетенции”, — призналась мадам Помфри. Теперь все мы знали, что Круциатус сделал с родителями Невилла, но пока не началась Битва, я и понятия не имел, как сильно сказались на бедном Майкле пытки Кэрроу. Даже присутствие при применении Круциатуса оказалось для него невыносимым. Майкл был помехой в сражении, он представлял опасность для всех нас, и сам понимал это. Я знаю, это его убивало. Когда я предложил ему держаться подальше от боевых действий, он согласился. Прежний Майкл, до тех пыток двухнедельной давности, стал бы спорить со мной.

Майкл покинул Больничное Крыло вместе со мной. Он отправился с близняшками Патил в класс Зельеварения, чтобы приготовить ещё кровевосстанавливающего зелья, так как запасы мадам Помфри практически истощились. Так Майкл и сёстры Патил могли сделать хоть что-то полезное, чтобы помочь своим друзьям. Парвати и Падма не покидали Лаванду с тех пор, как её принесли в Больничное Крыло. Они были страшно потрясены её ранами, и отчаянно пытались помочь.

Я стоял в Вестибюле и сражался с усталостью и унынием. Надо было заставить себя двигаться, сделать хоть что-нибудь, лишь бы прекратить думать. Почти рассвело. Я не спал уже сутки; любой, кто знает меня, сказал бы, что мне нужно выспаться. Мне необходимо было заняться хоть чем-нибудь, иначе я бы просто свалился.

Я решил снова выйти во двор. Невилл сказал, что там чисто, мы нашли всех раненых и убитых. Но мне нужно было чем-нибудь заняться, лишь бы не стоять на месте.

Я почти дошёл до выхода, когда меня окликнули.

— Терри Джон Бут.

У неё певучий голос. То высокий, то низкий; легкоузнаваемый. Но даже если бы её голос был плоским, сухим и скучным, как у Падмы, это не имело бы значения, потому что только она называет меня полным именем. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто позвал меня.

— Луна, — ответил я.

Она примечательная девушка. Майклу она не нравится; ну, не то что бы, просто он не понимает, как она попала в Рейвенкло. Она умна, но по-другому, не так, как Майкл. Майкл — блестящий нумеролог, ему известно больше о магии чисел, чем я узнаю за всю свою жизнь. Он хотел стать невыразимцем, изучать тайны магии и жизни.

А у Луны просто особый взгляд на мир.

— Идём со мной, — сказала Луна, мягко беря меня за руку. Я напомнил себе, что она так ведёт себя со всеми. Она — кинестетик; это не означает, что я ей нравлюсь. Я никому не нравлюсь. Даже моя мама говорит, что я не самый красивый мальчик в мире. Я рейвенкловец, я понимаю, что это означает. Ну, я хотя бы не мелкий. Когда ты крупный и некрасивый, люди думают, что у тебя тяжёлый характер, и, по крайней мере, не надоедают тебе.

Я знаю, кто я; я большой, страшный Терри; и просто мило поболтать с самой невзрачной подружкой очередной девушки Майкла — это всё, что мне остаётся. Энтони достаётся умеренно симпатичная, если она вообще есть. Так, по крайней мере, было. Сейчас у Майкла нет девушки, и со мной разговаривают только девушки из ОД.

Луна отвела меня в Большой Зал. Тела отсюда отнесли в третий кабинет, а раненых — в Больничное Крыло (и в примыкающие коридоры, потому что палата была переполнена).

— Садись, пожалуйста, Терри, — вежливо попросила Луна, и я выполнил её просьбу.

— Ты голоден и хочешь пить, так что должен поесть и выпить что-нибудь, — деловито отметила Луна.

Я посмотрел на стол. Он был уставлен едой, пирогами и сэндвичами, горячими и холодными напитками. Луна была права, я был голоден; уже почти наступило время завтрака, а у меня была тяжёлая ночь, так что я последовал совету Луны. А она просто смотрела, как я ем.

— Ты станешь хорошим аврором, Терри, — сказала Луна. — Ты не сдаёшься, не останавливаешься и понимаешь, что перед тобой зло, когда сталкиваешься с ним.

Я что-то неразборчиво промычал, уклонившись от ответа. Я не собирался идти в авроры, я должен был продолжить семейное дело. Это было решено ещё тогда, когда я только поступил в Хогвартс. Вся жизнь, всё моё будущее были уже расписаны и обговорены моими родителями. Всё, кроме вступления в ОД, следом за Майклом.

Майкл вступил в ОД, чтобы произвести впечатление на Джинни. Я и Энтони — потому что вступил Майкл. Вдобавок, это было забавно, а ещё это был шанс приблизиться к знаменитому Гарри Поттеру. Я не собирался чересчур этим увлекаться. И уж точно не рассчитывал, что придётся участвовать в битве. Хотя, кто вообще мог рассчитывать на такое?

Слова Луны были искрой, зажегшей пламя. Я стану аврором, потому что этому никогда не придёт конец. Даже если мы победим сегодня, чёрная магия всё равно никуда не исчезнет, а я в этом году видел уже слишком много пострадавших от неё. Майкл не заслуживал пыток. Глупенькой, вечно хихикающей Лаванде Браун полагалось донимать своих друзей болтовнёй о классных мальчиках и модных мантиях, а не лежать бледной и истекающей кровью в больничной кровати. Маленький Колин Криви, надоедливый, прикольный, шальной Фред Уизли… Они должны были быть живы.

И тут я понял, что тоже могу погибнуть. Мы попали не просто в серьёзный переплёт, всё отчаянно плохо. Ну почему семнадцать лет назад никто не удосужился проверить, действительно ли мёртв Волдеморт? Моё поколение не допустило бы такого промаха.

Я задумался, как оправдаться перед отцом. Если я погибну, то в любом случае не продолжу семейное дело; так почему бы мне не заняться тем, чем хочется?

— Да, Луна, — ответил я, ощущая, как мой тщательно распланированный жизненный путь превращается в нечто непредсказуемое, но на удивление желанное. Внезапно у меня появилась цель, кроме той, чтобы просто пережить этот кошмарный день.

— А ты не любитель поболтать, да? — спросила Луна. Я понял, что, кроме её имени произнесённого мной при нашей встрече, это были единственные слова, которые я сказал ей.

Я кивнул в знак согласия, что было забавно, учитывая то, что я и правда молчун. Луна рассмеялась, и её смех подарил немного солнца угрюмой атмосфере Большого Зала. Я подозревал, что все вокруг думали, что, скорее всего, погибнут. Все, кроме вечной оптимистки Луны.

Интересно, пытали ли её, как Майкла. Я знал, что её держали в Малфой-мэноре, а Драко всем известен, как бессердечный подонок. Его папаша, наверняка, ещё хуже, а мать — сестра самой Беллатрикс Лестрейндж. Луна казалась такой, как обычно. Интересно, как она сохранила присутствие духа. Однажды, если мы останемся в живых, я спрошу её об этом.

— Почему ты не разговорчив, Терри? — спросила Луна. Я мог бы просто пожать плечами, и это заставило бы Луну опять рассмеяться, но я решил произнести это вслух.

— Моя бабушка говорила: “Если нечего сказать — молчи”. Луна засмеялась вновь, и я засмеялся вместе с ней.

А потом Волдеморт объявил, что Гарри Поттер мёртв.

— Он лжёт, — сказала Луна.

И хотя в ней говорило не знание, а лишь наивная вера, я ей поверил.

Мы поднялись и вместе с толпой вышли из замка, навстречу своей судьбе.