Severus (джен)

Спустя час с небольшим Люциус угрюмо шагал по роскошным залам, размышляя о том, что иногда исполнение желаний приносит больше огорчений, чем радости. Вот как сейчас! С одной стороны, у него появилась возможность остаться в замке: родители велели написать Селвину, что он не сможет сегодня приехать в Экс, из-за семейных дел. А с другой — участвовать в затеянном ими спектакле было противно. Будь у него возможность выбора, он предпочел бы и вовсе не знать о нем. И зачем только Мордред дернул его явиться как раз в тот момент, когда мать с отцом обсуждали свои планы касательно Снейпа, да ещё подслушивать?!

Нет, план был бы хорош, если бы речь шла о ком-то другом. Тогда он был бы только рад. Отец совершенно прав, утверждая, что информация — это ключ, открывающий любые двери к любым мечтам, но сегодня Люциус понял, что некоторые знания способны если не отравить жизнь, то очень качественно испортить настроение.

Свернув в боковую галерею, он наконец достиг цели своего пути — южной башни, в которой располагался роскошный летний сад, полный диковинных растений со всего света. Люциус любил уединяться здесь от шумной малышни, которой запрещалось переступать порог сада, поскольку некоторые экспонаты были ядовиты. А если бы одурманивающее дыхание Анчара Сирийского могло отпугнуть ещё и родителей, вот было бы счастье!

Так, предаваясь бесплодным мечтам, он миновал аллею азалий, подошел к одной из своих любимых скамеек под усыпанной зреющими плодами финиковой пальмой и со вздохом опустился на неё. В руках у него была какая-то книга. Конечно до страсти, которую испытывал Северус к печатным и рукописным текстам, ему очень далеко, и всё-таки… Иногда хотелось избавиться от надзора требовательных родительских глаз. А заодно и от докучливых родственников и просто посидеть с какой-нибудь любопытной историей, зная, что никакая тетушка не станет расспрашивать его о том, как поживают двоюродные кузены, или о тому подобной ерунде.

Рассеянный взгляд Люциуса скользнул по алому переплету. Том он схватил наугад, для виду — на случай, если придется объяснять, чем он здесь занимался. Книга — прекрасный повод уединиться в оранжерее, так что, проходя мимо библиотеки, он взял с полки первую попавшуюся, не глядя.

И что же ему послал Мерлин?

Увидев название, он усмехнулся. Дракловы книззлы! Это «Волшебный декамерон» Амброзиуса Сладкого.

Кхм, более чем забавно… Пожалуй, не слишком удачное прикрытие! Это вам не солидный, навевающий смертную скуку «Справочник бытовых чар» или «Полный перечень чистокровных родов Европы». Такое лучше никому не показывать, а то ещё решат, что он дрочит дни напролет.

Конечно, года два назад Люциус обнаружил экземпляр в Малфой мэноре и прочел его с огромным удовольствием. Но сегодня настроение совершенно не располагало к погружению в эротические грезы, и он с досадой отбросил творение знаменитого мастера пикантной прозы в сторону. Сейчас есть дело поважней. Нужно подумать о том, что делать в этой дурацкой и унизительной ситуации, раз уж не удалось её избежать, а видит Мерлин, он старался!

Ссылки на запланированную поездку к Селвину не помогли. Отец с нескрываемой иронией выслушал его вдохновенную речь о том, как его ждут истосковавшиеся друзья, и остался непреклонен:

— Сегодня ты никуда не поедешь! Останешься и приведешь к нам на ужин мальчишку. Вот завтра можешь отправляться куда пожелаешь! — Тон, с которым Абраксас Малфой говорил с ним, давал понять, что отец не потерпит никаких возражений.

Не мог же он признаться, что подслушал их разговор, и считает их интригу низкой?

Но его ощущения были именно такими. Конечно, строить многоходовые планы, ведущие к укреплению собственного авторитета у товарищей по факультету и в конечном итоге способствующие преуспеянию и укреплению благоденствия семьи — это замечательно! Он увлеченно и с удовольствием предавался этому полезному занятию в Хогвартсе. Но одно дело оставить в дураках сверстника, такого же хитрого слизеринца, не говоря уже о простофилях с других факультетов, и совсем другое — манипулировать ребенком — мальчишкой, который ещё и волшебной школы не видел! Что бы там ни говорили, совесть у него была и теперь подсказывала, что это унизительно. А свою честь Люциус ценил высоко. В конце концов, он не какой-нибудь безродный грязнокровка!

Почему же родители этого не понимают?

Люциус тяжело вздохнул и закинул ноги на скамейку. В этой более удобной позе мысли потекли непринужденнее.

С другой стороны, почему всё это так его волнует? Ведь совсем недавно он сам страстно желал выяснить происхождение черноглазого полукровки. Да и теперь было бы очень любопытно узнать эту тайну. Так что мотивы родителей понятны. Но! Нельзя же действовать настолько грубо! В конце концов, это ещё и опасно. Ведь если Рене узнает о затее, у отца будет неприятности. Маркиз не тот человек, которого стоит превращать во врага. Даже Малфои не могут себе этого позволить. Не говоря уже о том, что было бы жаль никогда больше не пользоваться гостеприимством Монмиреля…

Люциус нахмурился, представив себе разлуку с Вереском… Конечно, в Малфой-мэноре тоже очень хорошие лошади, но к этой он успел по-настоящему привязаться… Прикрыв глаза, он вспомнил необыкновенное ощущение полного слияния с конем, охватывающий его восторг от его необузданной мощи во время головокружительных скачек наперегонки с ветром по прованским холмам. Вереск был очень умен. Казалось, он умел угадывать желания всадника, а его галоп просто неподражаем. Не удивительно, если среди предков этого чудесного скакуна были крылатые абраксанцы! Но…

Наследник Малфоев резко встряхнул головой, заставляя себя вернуться к действительности. До обеда, когда он по расчету родителей должен пригласить Северуса, оставалось не так уж много времени, а он до сих пор так ничего и не придумал!

А если выбросить из головы всю эту дурь о чести и сделать так, как приказал отец? Насколько велики шансы, что у родителей все получится, а Рене останется в неведении? Но даже если всё сложится наилучшим образом… Что насчет Северуса? Не повредит ли ему то, что с ним собираются сделать?

Люциус сам удивился, когда при этой мысли что-то неприятно кольнуло в сердце. Однако, отложив анализ своих реакций до более подходящего момента, он вернулся к размышлениям.

Конечно, мать очень искусна в том, что касается магии снов. Люциус знал, что в Бобатоне, который она окончила, изучали различные способы манипуляции со сновидениями. Более того, Ортанс д’Артуа, будущая леди Малфой, была настоящим мастером в этом тонком искусстве. И всё же существовала вероятность, пусть и очень небольшая, причинить вред тому, в чьё сознание пытались проникнуть при помощи подобных ухищрений. Но она — была! И этот факт вызывал в его душе протест. Он, Люциус, определенно не хотел, чтобы с этим странным черноглазым полукровкой что-то случилось.

Вот! Кажется, он понял, в чем тут дело!

С младых ногтей ему внушали, что Малфои никогда не делают того, чего они не желают делать. «Не хочешь — не делай!» Этот принцип Люциус усвоил как следует. И сейчас самое время о нем вспомнить.

Прекрасно! Раз ему не хочется участвовать в этом фарсе, он и не будет! Осталось самое простое — придумать, как не делать то, что требует от тебя лорд Абраксас Малфой. Всего лишь!

Губы Люциуса саркастически изогнулись. Легко сказать!

Но с другой стороны… Рене как-то сказал, что браться следует только за то, что по-настоящему сложно. Всё остальное не стоит усилий.

Эти его слова показались Люциусу верхом истинного аристократизма. Он бы хотел освоить также и этот девиз, в добавок к уже упомянутому. Но одно дело — мечтать о том, как он, высокородный лорд Малфой, играючи справляется с самыми невероятными задачами, и совсем другое — жить так. Вот попробуй применить красивую фразу на деле! Хотя… никто, мало-мальски знающий маркиза де Сен-Аман, не посмел бы упрекнуть его в бахвальстве. А значит, он, Люциус, тоже попробует сделать что-то очень и очень сложное. Например… найдет выход из этой дурацкой ситуации, не поступившись собственными желаниями.

* * *

В то время как Люциус был занят разрешением морально-этических проблем, обрушившихся на него этим утором, ничего не подозревающий Северус проводил время гораздо более приятно.

Вернувшись после завтрака с Амалией в свою комнату, он прыгнул на кровать и, приподняв набитую мягчайшим пухом подушку, заглянул в импровизированное гнездо, которое устроил там для своего будущего питомца. На фоне белых шелковых простыней алое яйцо смотрелось замечательно! Немного полюбовавшись на него, он осторожно коснулся кончиками пальцев полупрозрачной, источающей теплый свет оболочки. Подушечки легко закололо — Северус заставил себя не одергивать ладонь, — и по руке немедленно прокатилась ласковая волна магии. Распространяясь по всему телу, она постепенно слабела, пока не затихла совсем, оставив после себя ощущение легкой радостной силы.

Северус прикрыл глаза, и уголки губ его приподнялись, когда он подумал, что, возможно, обитатель яйца тоже почувствовал его прикосновение.

Вчера, когда он касался яйца, ничего подобного не происходило! Может, это связано с тем, что рунеспур внутри растет? Должно быть, и магии в нем тоже становится больше?

Размышляя таким образом, Северус достал свое сокровище из гнезда, стараясь держать его с одной стороны достаточно крепко, чтобы не выронить, а с другой — так бережно, чтобы не раздавить. Затем он перевернулся на спину и принялся разглядывать яйцо на свет.

Темных точек на скорлупе стало больше, и кое-где они начали группироваться в линии — фрагменты будущего узора. В руководстве Тарантулуса Скамандера «Как вырастить рунеспура в неволе», которое Северус собирался прямо сегодня ещё раз внимательно перечитать, чтобы удостовериться, что ничего не пропустил, говорилось, что примерно за неделю до вылупления по этому рисунку можно будет узнать пол маленького жильца.

Конечно, было бы здорово, если бы это оказался он. Наверное, с фамильяром одного пола шансов подружиться будет больше. Но даже если там м-м… девочка, Северус будет раз найти общий язык и с ней. Фигурально выражаясь. Увы, парселтангом он не владел.

Мысль о том, что он не сможет разговаривать со своим фамильяром, как это делал Слизерин, вырвала из груди Северуса печальный вздох, но потом его рассуждения приняли новое направление.

Скамандер утверждал, что маленькая змейка появится на свет через сорок дней. И Северус принялся считать. Поскольку мать отложила яйцо 24-го июня, выходило, что рунеспур вылупится… 3 августа.

— Третьего августа, — пробормотал Северус, чувствуя, как его охватывает ужас. Но ведь… Эйлин разрешила ему остаться в Монмиреле всего на месяц, и то лишь после того, как на этом настоял маркиз. И это ещё в лучшем случае! Насколько он знал свою мать, та могла в любой момент передумать и забрать его. Что же тогда делать с рунеспуром?

А если она не разрешит взять яйцо с собой, или… — следующая мысль заставила Северуса похолодеть, — или продаст, или, того хуже, сама использует его в каком-нибудь зелье!

Руки его вдруг задрожали, и, опасаясь ненароком выронить живую драгоценность, он поспешно вернул его под подушку. Затем вскочил с кровати и заметался по комнате, ощущая, как в сердце закрадывается отчаяние. И тут его вдруг осенило…

Конечно!

Он пойдёт к Рене и…

Нет! Лучше к Амалии. Ей хотя бы не нужно объяснять, откуда у него взялся рунеспур. Так вот, он отправится к маркизе и спросит, нельзя ли оставить яйцо в замке… Конечно, если Эйлин не позволит взять его с собой в Йоркшир. Ясно, что по доброй воле он ни за что не расстанется со своим питомцем.

Но в этом случае… — Северус снова погрустнел, и плечи его поникли, — в этом случае он не увидит малыша, когда тот вылупится. Да и увидит ли он его вообще когда-нибудь?!

Совершенно упав духом и плохо соображая, что делает, он поплелся на балкон. На сей раз его не радовало ни приятное тепло, исходящее от нагретого щедрым солнцем Прованса пола, ни изумительной красоты пейзаж. Северус их просто не замечал.

И почему он не подумал об этом раньше?

Там, в палатке ярмарочного торговца, он даже не вспомнил о том, что мало получить рунеспура! Главное — придумать, как удержать его при себе, учитывая все домашние обстоятельства. И самое обидное то, что даже если случится чудо и Эйлин позволит взять яйцо с собой, чем он собирается кормить малыша? Черствыми корками и овсянкой? Ясно ведь, что личинок огнеполза, жизненно необходимых новорожденной змейке, в Паучьем тупике не достать!

Обхватив голову руками, Северус с отвратительной ясностью осознал: он вынужден попросить Амалию не только оставить яйцо в Монмиреле, но ещё и заботиться о рунеспуре, когда тот появится на свет! Страстное желание иметь фамильяра повлекло за собой обман, а теперь открылась масса ещё более неприятных последствий. Неужели это закон жизни — всегда платить за желаемое унижениями и стыдом?

* * *

Поднимая руку, чтобы постучать в дверь кабинета Рене, Люциус и сам до конца не знал, что собирается сказать.

Однако другого выхода не было. Или ему просто не хватило ума до него додуматься. Но сейчас отступать уже поздно. Придется последовать ещё одному уроку отца: когда не можешь предугадать развитие ситуации или реакцию собеседника, импровизируй, пусть даже это рискованно.

Услышав приглашение войти, Люциус тихо откашлялся. Затем сглотнул и заставил себя переступить порог. Глухой стук прикрывшейся за спиной двери показался ему оглушительным.

Вот и всё. Мосты сожжены.

Преодолевая внезапно накатившую слабость, он заставил себя сделать ещё несколько шагов по направлению к столу, за которым маркиз де Сен-Аман разбирал сейчас какие-то свитки.

Прошло несколько секунд, прежде чем Рене наконец поднял голову и с интересом посмотрел на визитера.

— Люциус? — во взгляде маркиза мелькнуло удивление. — Разве вы не собирались сегодня к друзьям?

Прежде чем ответить, он сделал глубокий вдох:

— Я хотел, но…

Смотри ему в глаза. Пусть он видит, что ты не лжешь.

Рене жестом предложил ему занять стоящее у стола кресло.

— Я вас слушаю.

Люциус послушно присел и заставил себя посмотреть в стремительно темнеющие глаза.

Он что-то подозревает?

Дальше тянуть некуда.

— Мессир, я нахожусь в затруднительном положении, но поступить иначе было бы…

… бесчестно? Да, конечно, но в устах Малфоев это слово звучит несколько м-м… неубедительно.

— … против моих принципов. — И, прежде чем маркиз успел что-то сказать, выпалил: — Это касается Северуса.

На лице маркиза не дрогнул ни единый мускул, но его пальцы непроизвольно сжались в кулак, смяв ближайший пергамент.

— Северуса? — В тихом голосе слышался арктический холод.

— Да. И… Я не знаю никого из его родных, — объяснил Люциус, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. — Поэтому я решил, что лучше всего рассказать вам.

Изучающий взгляд вдруг мягко погрузился в его душу, словно нож в подтаявшее масло.

— Очень разумно с вашей стороны.

— Я… — Люциус запнулся, потому что в ушах далеким эхом зазвучал голос отца:

…никуда не поедешь! Останешься… приведешь… мальчишку. А завтра… отправляться куда пожелаешь…

От неожиданности он резко зажмурился и непроизвольно встряхнул головой, отгоняя неизвестно откуда взявшееся наваждение.

— Продолжайте.

Реплика маркиза вывела его из ступора.

— Простите, — пробормотал он, краснея за глупое поведение.

Неужели я боюсь?

Всего несколько минут назад подобная мысль показалась бы Люциусу дикой. Рене ему всегда нравился, в том числе своей безукоризненной светскостью. И он был уверен, что тоже нравится маркизу. Но сейчас… Под устремленным на него острым требовательным взглядом он ощущал себя очень неуютно, а его самообладание стремительно таяло.

— Мои родители… — Люциус бессознательно вцепился в подлокотник кресла, будто ища опоры. — Они решили выяснить, что видел Северус, когда находился под действием проклятья Летнего Турнира, и…

— Ваша матушка решила воспользоваться своими умениями…— закончил за него Рене, чуть прикрывая глаза.

Этот новый взгляд маркиза вызвал у Люциуса впечатление, будто тонкая игла мягко вошла в его мозг.

Должно быть, это и есть легиллименция, — с каким-то отстраненным любопытством подумал он.

— Да, — ответил он еле слышно, — ощущая страх и одновременно облегчение от того, что не придется самому всё объяснять. А потом, испытывая невероятную потребность ответить на незаданный вслух вопрос, добавил: — Я не хочу, чтобы с Северусом что-то случилось, но… Я также…

— Не беспокойтесь, — Рене отвел взгляд, заставляя Люциуса выдохнуть от облегчения. Ощущение чужого присутствия в сознании исчезло. — Никто не узнает о том, что вы здесь были. — Он сделал паузу, а потом закончил: — Думаю, не позже чем через час вы сможете повидать ваших друзей.