Rise (гет)

Ты кажешься мне хрупкой, невесомой,

Я от любого зла хочу тебя укрыть.

Тревогой беспричинной я ведомый,

Спешу скорей к тебе. Душа кричит навзрыд,

Что каждая секунда словно вечность,

Что я могу сейчас к тебе и не успеть,

Что так коварна жизни быстротечность,

Что ты идешь туда, где можешь умереть.

Но это просто сон, и я, проснувшись,

Вздыхаю шумно и все мысли об одном:

Обнять тебя и, губ твоих коснувшись,

Забыть про зло и жить одним твоим добром.

Не знаю точно когда, но я все-таки смог уснуть, и проснулся, когда настало время завтрака. Тинки сообщил мне, что никто не приходил в комнату и ничего особенного не происходило, только Райт поднялся еще в седьмом часу и ушел в неизвестном направлении.

Поблагодарив эльфа и отпустив его высыпаться, я направился в Большой Зал на завтрак и нашел там Алекса. Наскоро перекусив — так как он собирался позже пойти в Хогсмид — мы отправились на постоянное место наших бесед — в старый кабинет ЗоТИ.

Мой рассказ был не слишком веселым и не таким уж длинным, он занял всего каких-то полчаса. Выслушав меня, Алекс похлопал меня по плечу и, так же как и Гермиона, попытался обнадежить словами «все наладится». Сегодня я отреагировал на них более спокойно, все-таки разговор с Грейнджер помог мне справиться с эмоциями и немного свыкнуться со всей этой ситуацией.

Сам Алекс не рассказал мне ничего нового. Его основной проблемой оставались зашедшие в тупик отношения с Амелией. Я даже чуть не признался, кто был этому виной, но в последний момент сдержался. Это было эгоистично, но потерять сейчас друга, когда мне так нужна поддержка, я не мог и не хотел. Рассудив, что точку в неопределенных отношениях между мной и Амелией собираюсь поставить сегодня, я решил, что покаяться Алексу можно и когда-нибудь потом. Через день, неделю, месяц или год, но только не сегодня, когда мне и так невесело.

Обсудив все, что собирались, мы разошлись в разные стороны. Алекс так и не объяснил, зачем ему нужно в Хогсмид, но это было его право. Я же собирался пойти к Грейнджер, выяснить у нее или вместе с ней, что за зелья неизвестным образом появились у меня в тумбочке.

Решив, что искать по всему замку будет утомительно, я нацарапал ей коротенькую записку:

Грейнджер!

Мне нужно срочно с тобой поговорить, где ты сейчас? Должен тебе кое-что показать.

Малфой

Позвав Тинки, в надежде, что он успел уже хоть немного выспаться за то время, пока мне от него ничего не было нужно, я отправил его на поиски Гермионы. Он вернулся с ответом всего через пять минут.

«Через десять минут буду ждать тебя в лаборатории», — все, что там было написано.

Времени мне хватало с запасом, так что я не торопился и медленно направился в нужную сторону. Но добраться до лаборатории так спокойно, как хотел, я не смог. Недалеко от главного входа меня окликнула Амелия. Она явно была не в лучшем настроении, улыбка, делавшая ее очень красивой, померкла, когда она увидела меня. В ее распущенных волосах виднелись отблески солнечных лучей, светивших сегодня в окна замка, и это придавало ей сходства с феей из детской книжки. Мне стало не по себе. Раз уж мы увиделись, то я должен был прямо сейчас провести с ней неприятный разговор, который, скорее всего, надолго сотрет улыбку с ее лица.

— Привет, Драко, — сказала она, приблизившись. — Вижу, ты в порядке! — она посмотрела на меня с прищуром. — Я злюсь на тебя. Как ты мог исчезнуть без предупреждения? Я же переживала за тебя.

— Прости, — сказал я искренне. Но только я просил прощения не только за свое исчезновение, а еще и за все то, что собирался сказать.

Она посмотрела на меня немого обиженно и нахмурилась еще больше.

— На тебя даже злиться долго не получается.

— Я все тебе расскажу, — пообещал я. — Идем, найдем место потише.

— Старый класс ЗоТИ? — предложила она.

Я ухмыльнулся.

— Только оттуда. Но ладно, пойдем, иначе нам не дадут спокойно поговорить.

Всю дорогу до кабинета мы молчали, я мысленно подбирал слова, Амелия или злилась еще, или просто нервничала, постоянно теребя рукав мантии. К нашей общей радости, путь занял совсем немного времени.

— А теперь рассказывай, где ты был так долго? — требовательно сказала Амелия, закрыв дверь. Она взяла стул и села напротив меня.

— Мой отец наивно пытался сбежать из Азкабана, ранил одного стражника, а второй попал в него неизвестным ментальным заклинанием, кроме того, добавил несколько обычных. Сейчас отец в Мунго, физически почти поправился за неделю, а вот умственно... если целители не выяснят, что за заклинание попало в него, то ничего не смогут сделать, и он так и останется молчаливым овощем, если, конечно, действие заклинания не прекратится, но, так как колдомедик, специалист по недугам от заклятий, утверждает, что скорее всего это какая-то темная магия, шансов на выздоровление почти нет. В общем, я все это время был в Лондоне, поддерживал маму, потому что ей сейчас очень тяжело. Вот и все, — монотонно проговорил я.

Амелия охнула, кинулась ко мне и обняла.

— Драко, поверь, все наладится. Нужно было раньше рассказать. Прости, что злилась на тебя.

— Все нормально. Мне нужно было действительно раньше вам всем рассказать, но я, как только получил письмо от мамы, совершенно перестал соображать, быстро собрался и, с трудом уговорив Макгонагалл отпустить меня, уехал.

— Не думай об этом. Все нормально. И еще, Драко, я с тобой, — она крепче сжала меня в объятиях, а потом чуть отстранилась, посмотрев мне в глаза долгим взглядом, и попыталась поцеловать.

Я отвернулся, и, слегка надавив ей на плечи, заставил отодвинуться от меня. Она удивленно и даже слегка испуганно посмотрела мне в глаза.

— Что?

— Прости, — сказал я, пряча взгляд. — Амелия, так не получится. У нас ничего не получится.

— Почему? Я ведь ничего от тебя не требую, — растерялась она.

— Дело не в этом. Просто я понял, что ничего, кроме дружбы, у нас не может быть. С моей стороны, по крайней мере. И все отношения, которые будут выходить за эти рамки, принесут нам обоим только боль. Понимаешь?

— Нет, — она помотала головой. — Ты ошибаешься.

— Это ты ошибаешься, — как можно более мягко произнес я. — Пойми, ты не знаешь меня в достаточной мере. Я невыносим и могу легко причинить боль, даже тому, кто мне не безразличен. Давай будем только друзьями.

— У тебя кто-то есть? — выпалила Амелия. Ее лицо покраснело, руки подрагивали.

— Нет. И это не имеет значения…

— Тогда я не понимаю. Как ты можешь знать наперед, что у нас с тобой ничего не получится?

— Я просто знаю, и все. Я чувствую, — пробормотал я.

— Нет. Мне все ясно. У тебя кто-то есть, может быть, вы с ней не вместе, но ты питаешь к ней особые чувства, смотришь на нее и чувствуешь, как внутри становится тепло только от того, что она рядом, может быть, она и снится тебе… — она замолчала на мгновение, и ее глаза резко расширились. — Это... профессор Грейнджер?

— Амелия, — предостерегающе сказал я.

— Не надо, — голос дрожал, она грустно улыбнулась. — Должна была раньше догадаться.

Я молчал, стараясь смотреть куда угодно, но только не на нее. Эгоист чертов.

— Что ж, насильно мил не будешь. Только у вас с ней вряд ли что-то получится. По этой же причине.

— Она вообще к нашему разговору никакого отношения не имеет!

— Драко, я люблю тебя! — пронзительный голос Амелии эхом отбился от стен кабинета. Мне стало не по себе — страшно разболелась голова.

— Спасибо и прости, — выдавил я.

Она всхлипнула, слезы крупными каплями заструились из ее глаз.

— И ты меня прости, — прошептала она. — Я пойду.

— Подожди! Алекс ничего не знает и… лучше не говорить ему обо всем этом. И вообще, вам надо помириться.

Амелия застыла, как каменное изваяние.

— Ты заботишься о нем гораздо больше, чем обо мне. Но только это я готова ради тебя на все, не он. Тебе нужно было только попросить, и я бы сделала для тебя все, что угодно. Убила бы ради тебя. Слышишь? А Алекс никогда не будет на такое способен. И профессор Грейнджер тоже! В мире всем на всех плевать, а мне на тебя — нет.

— Мне не все равно, что с тобой происходит. И с Алексом тоже.

— Значит, мы с ним на одном уровне в твоем рейтинге?

— Вы — мои друзья.

— Ну хорошо... Ради тебя, только ради тебя — слышишь? — я ничего не скажу ему. Но вот мириться с ним или нет — это уже мое личное дело.

— Спасибо, — тихо отозвался я.

— Зря ты так со мной. И знаешь… Я все равно тебя не забуду, — прошептала Амелия, вытерев слезы тыльной стороной руки, и выбежала из кабинета.

Дверь хлопнула, и наступила пронзительная, режущая слух тишина. Голова раскалывалась от боли. Если бы я был хоть на грамм глупее, я бы уже выпил то зелье, которое нес Гермионе для проверки. И тут до меня дошло, что она, должно быть, ждет меня сейчас в своей лаборатории, а я совершенно не спешу.

Отогнав мысли о головной боли в дальний угол сознания, я поспешил к Грейнджер. Около лаборатории я оказался только спустя пять минут.

Занеся руку, чтобы постучаться, я так и застыл с поднятым кулаком. Из лаборатории доносились два голоса. И я прекрасно узнал обоих говоривших — это были Грин и Гермиона. Я растерялся. Что мне следовало сделать: развернуться и направиться куда-то в сторону, дожидаясь, пока Грин уйдет, нагло прервать их разговор, ведь я договорился с Гермионой о встрече, или остаться на этом месте и послушать их беседу? Колебался я недолго, ровно до той секунды, как услышал свое имя, и уже без раздумий переместился вплотную к двери и, затаив дыхание, начал внимательно слушать.

— Не знаю, Питер, — говорила Гермиона. — Я понимаю, что у Малфоя довольно компрометирующее прошлое, но он изменился. Поверь мне!

— Гермиона, этот странный парень, возможно, и стал вести себя иначе, но это вполне может быть всего лишь маска, — отвечал ей Грин.

— Я достаточно неплохо разбираюсь в людях. Сейчас он искренен в своих поступках.

— Тогда почему с тобой происходит не пойми что, когда он оказывается поблизости? Упавший шкаф, пропавшее зелье, в конце концов, нападение на тебя в Косом переулке на Рождество! — голос Грина звучал очень уверенно.

— Он не имеет к этому никакого отношения. Это просто совпадения. А в Косом переулке на него тоже напали, и именно он спас меня там! — убеждала Грейнджер.

— Ну хорошо, допустим, — уступил он ей. — Хотя это могло быть заранее запланировано. Но даже если не брать во внимание этот инцидент, было много других. Даже в истории с Куппер явно что-то нечисто. Я уже тебе говорил, что почти уверен, что Сильно Дурманящую настойку в подсобке кабинета ЗоТИ разлил кто-то из семикурсников Слизерина или Когтеврана. Другие этого сделать не могли, я проверил. Больше того, Куппер досаждала Малфою больше других, так что он вполне мог пойти на это, чтобы отомстить. Ему даже не нужно было самому пачкать руки, он мог просто попросить своего домового эльфа.

— Питер, он там оказался самым здравомыслящим и, по сути, всех спас! — настаивала Гермиона.

— А вдруг это тоже было задумано заранее?

Она засмеялась наигранным смехом.

— Он же тоже пострадал там, я уверена, что это не он. Он не такой глупый, чтобы творить такие безрассудные вещи.

— Вспомни, кто он… — глухо сказал Грин.

— Это ты пойми наконец, кто он, — с горечью, как мне показалось, сказала Гермиона. — Малфой — умный, здравомыслящий, переживший очень серьезные потрясения в жизни человек. Он очень сильный. Стиснув зубы, он борется с собой, со своей травмой, чтобы жить нормальной жизнью. И я вижу, что он хочет жить честно! Да, он совершил много ошибок, и этого уже никак не исправить, но можно ведь дать ему второй шанс... Да просто разглядеть в нем не бывшего Пожирателя, а умного взрослого мужчину со своими проблемами и тревогами, со страхами и силой воли, с желанием быть полноценным!

— Ты так о нем отзываешься, что я уже начинаю думать, что он тебе небезразличен. Защищаешь его с такой пылкостью... — сказал Грин.

— А как иначе, если я знаю его хорошие стороны, а другие люди, такие прекрасные люди, как ты, например, не хотят смотреть дальше тени прошлого, маячащей за ним!

— Ладно, успокойся, — из-за двери послышался шум отодвигаемого стула. — Но не думай, что я успокоюсь, пока не проверю свои версии. Это мой долг, ты же знаешь. Нужно еще выяснить, кто и зачем украл у тебя вредящее зелье. Я все равно хочу добиться у директора Макгонагалл разрешения на осмотр комнаты Малфоя, ведь он бывает в этой лаборатории очень часто.

— Питер, зачем ты так? — тихо спросила Гермиона. — И потом, директор, скорее всего, не разрешит.

— Посмотрим, — ответил Грин. — Прошу тебя, не переживай так из-за этого человека. Ты сама не своя, когда говоришь о нем. Думаешь, я не замечаю, как ты расстраиваешься, если с ним что-то приключается? Я ведь видел, какой хмурой ты была, когда он отсутствовал в замке. А тебе так идет улыбка… Пожалуйста, улыбайся чаще, хорошо?

— Ох, Питер, ты очень хороший человек, но не все понимаешь…

— Гермиона, извини, что перебиваю, но это ты слишком добра к Малфою. Прости, мне уже, наверное, пора идти.

— Питер, ты же тоже на самом деле очень добрый, подумай сам...

Я не стал дальше слушать, ведь Грин мог в любой момент выйти. Отпрянув от двери, я направил палочку на кресло и переместился в небольшой закуток, расположенный недалеко от лаборатории. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее. Она так обо мне говорила… Она… меня… защищала! Как будто я и правда был ей дорог, как будто… Какая же она все-таки удивительная. Мои губы сами собой растянулись в улыбку, я закрыл глаза и попытался хоть немного успокоиться, ведь скоро я должен был с ней разговаривать.

Сейчас я чувствовал себя так, будто мог свернуть горы, будто мог встать с этого чертова кресла и побежать, а может быть — отрастить крылья и взлететь. И это чувство опьяняло не хуже огневиски, отдаваясь покалыванием во всем теле и легким головокружением. И даже то, что говорил обо мне Грин, не могло сейчас омрачить моего настроения.

Негромко хлопнула дверь, и послышались уверенные шаги Грина, он прошел мимо закутка, в котором я находился, к счастью, так меня и не заметив. Эти звуки немного привели меня в чувство. Я глубоко вздохнул и направился к Гермионе, мечтая не выдать ни единым жестом свою радость от того, что услышал, нагло подслушивая под дверью.

Коротко постучав, я открыл дверь. Гермиона привычно сидела за письменным столом, листая какую-то книгу. Услышав шум, она подняла голову и сразу же нахмурилась.

— Наконец-то. Где тебя носит, Малфой? Ты должен был прийти еще полчаса назад.

— Эм-м, прости, — сказал я настолько виноватым тоном, насколько смог. — Меня задержали по пути. А разговор оказался очень нелегким.

— Какой разговор? — спросила она.

— Ну, с тем человеком, который меня задержал. Я должен был сказать ему не совсем приятные слова, но понимаю, что поступил абсолютно правильно.

— Хм, ты с кем-то поссорился? — спросила она, взглянув мне в глаза.

— Нет-нет, — заверил я. — Все в порядке.

— Ладно, — кивнула она. — Так что ты хотел, раз так срочно меня искал?

— Вот, — сказал я, переместив кресло поближе к ее столу и достав из кармана мантии два флакона. — Это я нашел вчера у себя в прикроватной тумбочке. Но зелья не мои, это точно. Тинки после той истории с обезболивающими по приказу Помфри выкинул все, что нашел, и больше ничего не приносил. Клянусь тебе, я не такой идиот, чтобы повторять одни и те же ошибки по несколько раз. Да и ты сама знаешь, что у меня сейчас нет острой необходимости в болеутоляющих. Я прекрасно справляюсь и так, — скороговоркой проговорил я, вдруг испугавшись, что после беседы с Грином она все же не поверит мне на слово.

— Это очень странно, — сказала она. — Возможно, другой домовой эльф их принес и по ошибке положил в ящик твоей тумбочки?

— Вряд ли, — уже спокойнее сказал я, убедившись, что Гермиона не проявляет никакого недоверия. — А тебе не кажется, что это не обезболивающее зелье? У меня такое ощущение, что это что-то другое, хотя я не открывал флаконы, так что не могу с уверенностью этого заявлять.

— Возможно, ты прав. Сейчас мы это проверим, подожди минутку, — она поднялась со своего места, направилась в подсобку, вынесла оттуда небольшой котел и несколько флакончиков с голубой жидкостью. — Если во флаконе обезболивающее, то при смешивании с вот этим зельем цвет станет темно-синим.

Гермиона взяла один из принесенных мною флаконов и отнесла к рабочему столу в другом конце лаборатории. Я переместился поближе к ней и принялся внимательно наблюдать за ее действиями. Осторожно открыв крышечку, она вылила содержимое в котел, а затем добавила немного голубого зелья. Сначала не происходило ничего, а потом в прозрачной на первый взгляд жидкости появился красный осадок.

— Это плохо, — хмуро сказала Гермиона. — Раз появился такой осадок, значит, в твоем флаконе был яд. И, кажется, я догадываюсь, что именно за яд. Это Вредящая настойка, которая пропала из моей подсобки.

— Что? — недоуменно спросил я. — Как это может быть?

— А ты посуди сам: в двух флаконах жидкости примерно столько, сколько было в пропавшей колбе; у меня зелье пропало, а у тебя — появилось. Зелье-индикатор показывает, что перед нами яд. Я проведу дополнительные исследования, но мне кажется, что все уже очевидно.

Она прошла в подсобку, вернувшись с еще одной маленькой колбой, и захватила второй флакон моего лже-обезболивающего.

— Сейчас мы выясним точно, — сказала она, капая зелье из колбы во флакон. Цвет изменился на ярко-зеленый. — Ох, — выдохнула Гермиона, — девяносто девять процентов, что это Вредящее зелье. Но кому могла прийти в голову идея подкинуть его тебе?

В голове появилась единственная мысль, тут же захватившая все сознание. Мои глаза расширились от удивления: как я сразу не догадался? Это же...

— ...Грин, — вслух прошептал я.

— Что? — удивилась Гермиона.

— Конечно же, это Грин. Больше просто некому, — я бросил на нее тяжелый взгляд.

— С чего ты так решил? — поморщилась она. — Ты опять за старое?

Я усмехнулся и фыркнул. Злость захватила сознание. Иначе и быть не могло, во всем виноват Грин. Он — притворщик, каких еще поискать. И я просто обязан был открыть на него глаза Гермионе. Я должен был объяснить ей все прямо сейчас!

— А кто еще? Кто появляется каждый раз, как с тобой что-то приключается? Кто недолюбливает меня, потому что я мешаю вашим «беседам»? Кто считает, что это я устроил нападение на Куппер? Кто сказал тебе, что это я украл Вредящее зелье? Грин! Вот кто! Ему не составило бы труда выкрасть это чертово зелье и подкинуть его мне, чтобы я выпил его и сдох, а раз так не получилось, он придумал подставить меня и, устроив обыск в моей комнате, героически нашел бы это самое зелье. И я остался бы виновным во всем! Это был его план! Все ясно как день!

— Малфой, — позвала Геримона. Она выглядела ошарашенной, и я решил, что виной тому факты, обличающие Грина. Зря я так подумал. — Ты что, подслушал наш с Питером разговор? Откуда тебе известно, что он хочет обыскать твою комнату?

Меня пробила дрожь, и появилось ощущение, что по голове врезали молотком. Черт! Как же я мог так попасться?!

— Грейнджер, тебя смутило только это? Важны факты, вот на что надо смотреть! — отпираться было бессмысленно, так что я решил делать акцент на правильные выводы.

— Как ты мог подслушивать?! Не думала, что ты нынешний будешь вытворять такие фокусы!

— Это вышло случайно! — повысил я голос.

— Случайно? Ты ведь должен был в это время прийти ко мне, а сам сидел под дверью и слушал чужой разговор? А как же нелегкий разговор с каким-то загадочным человеком? Это тоже выдумка? — негодовала она.

— Нет, конечно, нет! Я… я говорил с Амелией Дэвидсон, у нас… в общем, это неважно. А потом пришел к тебе, но ты говорила с Грином. Что мне было делать?

— Постучаться и зайти — вот что! Назначил встречу мне, сам пошел разговаривать со своей девушкой, а потом еще и подслушал чужой разговор! Это подло. Ты меня очень разочаровал!

Последняя фраза ударила больнее всего. Я скривился, не сумев удержать нейтральное выражение лица. Но было еще кое-то, что царапнуло сознание.

— Она — не моя девушка. Почему ты ее так называешь? — спросил я громко.

— Да мне все равно! — вспылила Гермиона.

— Все равно?! Да? А мне — нет! И вообще, чтоб ты знала… — я запнулся, в легких напрочь закончился воздух, и горло перехватило.

— Что я должна знать, Малфой? — с горечью спросила она. — Что ты поступаешь нечестно? Может, есть еще что-то, о чем я должна услышать? История с Куппер? Может быть, Питер прав? Или, может, ты не только подслушиваешь, но и еще, например, читаешь чужие письма?

Меня охватила паника, и я застыл. Да, я читал ее письмо, и сейчас горечь и злость не способствовали замалчиванию этой информации, я плохо соображал, потому выпалил:

— Да! Так и знай, я действительно читал чужие письма. Однажды я видел письмо матери Хэролда Райта, а недавно случайно я прочитал письмо Грина, адресованное тебе! Да, я в этом могу без проблем признаться! Я не чувствую себя виноватым, не нужно было тебе разбрасываться такими важными бумагами. Это, кстати, и к Райту относилось, он тоже свои письма бросил на полу в коридоре! Но это все, в чем я могу признаться! Как ты можешь хотя бы допустить, что я виноват в инциденте с Куппер? Я разве похож на полнейшего идиота?! Гермиона, я хочу доучиться в этом проклятом Хогвартсе! Я терпел все нападки, я старался и учился, как проклятый, я мирился с выходками Куппер, и все ради того, чтобы закончить этот учебный год, будь он неладен! А еще мне было ужасно интересно общаться с тобой, и я думал, что кто-кто, но ты видишь меня настоящим! Я показал тебе такую свою сторону, о которой никто не знает, даже моя мать! И как ты смеешь говорить, что я мог так навредить человеку? Не настолько я плохой человек, я думал, ты знаешь об этом! — я окончательно выдохся и замолчал.

— В том и дело, что я знаю, что ты не плохой. Оттого еще больнее слышать от тебя, что ты способен с легкостью прочитать чужие письма и подслушать разговор, да еще и ни капли не раскаиваться в этом! А потом еще и обвинить другого человека непонятно в чем! — сказала Гермиона с горечью.

— Ах, я обвиняю незаслуженно? Ну хорошо! Когда он придет ко мне в комнату и найдет там что-то, что сам и подкинул, и меня с позором выпрут из школы, знай, только ты будешь в этом виновата! Поняла? — я направил палочку на кресло и как можно скорее направился к выходу.

— Малфой, ты сейчас очень неправ! Вернись, чтобы мы могли поговорить, как нормальные люди!

Уже у двери я приземлил кресло на пол и, не оборачиваясь, прошипел:

— Поговорили уже!

— Не разочаровывай меня еще больше, — сказала она.

— Мне больше нечего тебе сказать! — крикнул я и выбрался за дверь, захлопнув ее с таким грохотом, что, кажется, даже каменные стены замка задрожали.

Добравшись до того самого закутка, где я дожидался ухода Грина часом ранее, я остановился, чтобы перевести дух. В голове гудело, тонкой паутинкой от одного виска к другому вилась и пульсировала острая боль, дыхание сбилось. Я был в таком отчаянии, что хотелось завыть. Закрыв лицо руками, я начал глубоко дышать. Это помогло хоть немного прийти в себя.

Все обернулось против меня. Не знаю, я ли в очередной раз наделал глупостей, или Гермиона была неправа, но я ужасно злился на нас обоих. На себя за то, что наговорил ей много лишнего, а на нее — потому что она сказала, что разочаровалась во мне. Это были те слова, которые я, наверное, меньше всего хотел услышать от нее. Она — та, кто верила в меня, спасала, помогала, терпела мои выходки, не затаивая зла и ненависти. А теперь мне казалось, что весь тот хрупкий мост, который выстроился за последние полгода, разрушился, разлетелся на мелкие осколки, и склеить его обратно уже невозможно. По крайней мере, именно так я искренне сейчас считал.

Кое-как успокоившись, я отправился в свою комнату, где провел весь остаток дня, даже не выбираясь в Большой Зал на ужин. Мелькнувшую было мысль о том, что нужно пойти на ежедневную тренировку к Гермионе, я задушил злостью и обидой и занимался самостоятельно прямо в спальне, пока не пришел Райт, как всегда хмуро взглянув на меня исподлобья.

Мизерная надежда на то, что Гермиона напишет мне записку, исчезла нескоро. Бессонница прочно завладела моим телом и позволила забыться тревожным сном только к утру.

Мне снилось, что я нахожусь в лаборатории Грейнджер. Ее самой не было поблизости, стол, обычно заваленный книгами и пергаментами, сейчас пустовал. И все равно что-то в нем не давало мне покоя, потому я быстро переместился к нему поближе.

Одинокий белый лист — это была магловская бумага — лежал прямо посередине. Присмотревшись, я увидел, как на нем проступает текст: «Я тебя презираю. Ты оставил меня в самый ответственный момент, когда я в тебе так нуждалась. Ты говорил, что волнуешься за меня, знал, что я в опасности, но ушел, как раз тогда, когда я оказалась под прицелом. И теперь меня больше нет. Ты можешь выкинуть меня из своей памяти, забыть, как о страшном сне, и делать все, что ты хочешь. Только ты теперь никогда не узнаешь о моих настоящих мыслях, чувствах и желаниях, и это будет сводить тебя с ума. Ты думаешь, это Грин во всем виноват? Нет, виноват ты. Потому что ты — трус, убежавший при первом же малейшем конфликте. Что ты хотел доказать? Ты не смог справиться с собой и этим погубил все, что у тебя было. И меня заодно. Живи теперь с этим».

— Нет! — закричал я, дочитав послание, которое воспламенилось и превратилось в пепел, как только я пробежался взглядом по последнему предложению.

Меня охватила паника. Что я наделал? Где Гермиона и что с ней случилось? Я ничего не понимал и не мог придумать, что же мне нужно было делать.

Оглядевшись по сторонам, я наконец увидел ее. Она стояла у окна смотрела на меня взглядом, полным боли и отчаяния, а над ней у самого потолка висел меч, вот-вот готовый упасть прямо на нее.

— Отойди оттуда! — крикнул я, но она не пошевелилась, словно не слышала меня. — Ну же! — еще громче закричал я.

Она оставалась на месте, продолжая безучастно смотреть мне в глаза. Я почувствовал такой ужас, что меня начал бить озноб. И в следующий момент меч начал опускаться, набирая скорость и все ближе приближаясь к Гермионе.

— Гермиона! — позвал я, вытянув вперед руку. Сердце сжалось, предчувствуя беду, но сделать я ничего не смог. Когда меч был уже в нескольких дюймах от нее, я снова хрипло и надрывно позвал ее по имени и…

Проснулся. За окном было светло.

Меня била мелкая дрожь, и не покидало ощущение, что должно произойти что-то плохое. Сердце быстро выстукивало удары, словно я пробежал марафон. В голову закралась нехорошая мысль: «А что, если с Гермионой уже что-то произошло?»

— Тинки! — тихо позвал я. Эльф появился секунд тридцать спустя, но мне показалось, что прошло несколько часов.

— Доброе утро, молодой хозяин Драко, — улыбнулся он, но, увидев, в каком я был состоянии, тут же нахмурился. — Хозяин?

— Иди к мисс Гермионе и посмотри, все ли с ней в порядке, — сказал я.

— Но Тинки не может просто так идти и следить, это нехорошо, а сейчас еще совсем рано, чтобы просто прийти в гости… — растерянно пробормотал эльф.

— Я не прошу следить. Пожалуйста, просто посмотри, все ли хорошо. Тинки, я тебя очень прошу.

— Как прикажете, сэр, — грустно отозвался Тинки и исчез с легким хлопком.

Я считал секунды. Их прошло ровно семьдесят семь, прежде чем эльф снова возник перед моими глазами.

— Ну? — спросил я, почувствовав легкое головокружение.

— Мисс Гермиона читает книгу, — ответил он. — Тинки пришлось сказать, что он пришел к мисс Гермионе специально, потому что соскучился. Хозяин ведь не хотел, чтобы Тинки говорил, что Тинки послал он?

Я шумно выдохнул и опустился на подушку. Глупый сон! И чего я так разволновался из-за такой ерунды? Мне всегда снятся странные сны, но это не значит, что все они будут сбываться.

— Да, ты все правильно сделал, — сказал я.

— Только… — робко продолжил эльф.

— Что? — насторожился я.

— Мисс Гермиона выглядела грустной и, кажется, сначала решила, что Тинки принес для нее письмо от хозяина, и расстроилась еще больше, когда узнала, что Тинки просто так сам пришел. Она хоть и приветливо улыбалась Тинки, как и всегда, но глаза у нее были очень грустные, — с тоскливыми интонациями в голосе заявил эльф.

— Боюсь, в этом есть и моя вина… Но поверь, Тинки, я попытаюсь хоть как-то все исправить. Иди к себе. Я хочу побыть один.

— Хорошо, хозяин, — кивнул Тинки и исчез.

Я снова вздохнул. Нужно было что-то делать, иначе я не прощу сам себя никогда. Сна не было ни в одном глазу, так что я решил посвятить время физическим упражнениям, они отлично помогали отвлечься от всех тяжелых мыслей.

Дождавшись времени завтрака, я отправился в Большой Зал. Кажется, я не ел целую вечность, и это явно сказывалось на самочувствии и настроении. Хотя, конечно, банальным сэндвичем все исправить было невозможно. Этим утром, как и в любое воскресенье, в Большом Зале было не очень много студентов. Многие предпочитали выспаться и поесть позже, или же вообще отказаться от завтрака в пользу сна.

Я оглядел помещение беглым взглядом, выхватив знакомую фигуру за столом Когтеврана. Алекс сидел у дальнего края, уткнувшись в очередную книгу, лицо его было сосредоточенным и хмурым. Я направился в его сторону, предварительно бросив взгляд на преподавательский стол. Гермионы не было, и я почувствовал легкий укол разочарования. Зато Грин сидел на своем обычном месте и, как всегда, лучезарно улыбался, болтая сейчас с профессором Флитвиком. Эта улыбка меня бесила, но, по крайней мере, она предназначалась не Гермионе, а это уже как-то утешало.

— Привет, Алекс, — поздоровался я, добравшись до него.

— Ага, — отозвался он, не отрываясь от чтения.

— Ты сегодня немногословный, — проворчал я, накладывая себе на тарелку еду.

— Как-то не хочется разговаривать, — пожал плечами он.

— Хм, — я озадаченно посмотрел на него. — Что-то случилось? Как твой вчерашний поход в Хогсмид?

Алекс оторвал взгляд от книги и, подперев подбородок рукой, посмотрел на меня.

— Хогсмид? Успешно. Я хотел купить там одну вещицу для Амелии, которая ей понравилась в тот наш общий поход вечность назад, еще до Рождества.

— Да, мне тоже кажется, что это было так давно, — кивнул я. — Но ты так и не ответил на мой первый вопрос…

— Случилось ли что-то? Да, в каком-то роде. Причем сразу несколько вещей. И связано это с тобой и Амелией.

Я застыл, на мгновение потеряв дар речи, будто кто-то ударил меня в солнечное сплетение и вышиб весь воздух. Неужели Амелия рассказала Алексу о том, что у нас с ней произошло?!

— А что конкретно случилось? — осторожно спросил я.

— А ты как будто не знаешь! — вспылил он.

— Алекс, я… — несвязно пробормотал я, но он меня перебил.

— Я не должен был повышать на тебя голос, ты не виноват, по крайней мере, в части проблем, — вздохнув, сказал он и провел рукой по волосам.

— Что ты имеешь в виду? — снова задал я расплывчатый вопрос.

— Сегодня я немного поговорил с Амелией, — простонал он и потер и без того красные глаза. — И мы еще больше поругались. Подарок мой она наотрез отказалась брать, да еще и наговорила такого…

— Чего? — напрягся я, все еще не понимая всей ситуации.

— Сказала, что никогда не простит меня за тот случай с пожаром. Драко, но я ведь не желал ей зла! Она — умная девушка, но не хочет меня понять. Это злит. Знаешь, я всегда считал, что у меня достаточно ума, чтобы донести мысль до собеседника так, чтобы он понял то, что я хотел сказать. Но, оказывается, это не всегда работает. Черт, лучше бы я не влюблялся, чувства превращают меня в какого-то идиота! Это неприемлемо для меня.

Я выдохнул. Похоже, Амелия все же сдержала обещание. Однако это не отменяло того, что я очень волновался за друга, кроме того, мне было ужасно стыдно перед ним.

— Ты не идиот. Может быть, Амелия просто слишком упряма, потому и не хочет понимать, или даже, скорее, принимать ситуацию.

— О, мы с тобой поменялись местами, теперь ты наставляешь меня на верные размышления, — он усмехнулся. — Между тем, ты тоже хорош.

— А что я сделал? — снова насторожился я.

— И ты еще спрашиваешь? Куда ты вчера пропал, скажи на милость? Тебя мисс Грейнджер искала, сказала, что ты не пришел на тренировку. А сегодня ты являешься как ни в чем не бывало и невозмутимо намазываешь джем на тост, будто все просто прекрасно! Что ты опять натворил?

— Можно потише? — раздраженно попросил я, оглядываясь по сторонам. — И, да, все на своих местах. Ты меня сейчас отчитывал, как дошкольника!

— Драко, извини, — он снова взъерошил волосы. — Я просто весь на нервах с этой историй с Амелией. Нужно учиться владеть собой… За тебя я тоже волнуюсь. Скажи, где ты вчера был?

— Мы поссорились с Грейнджер. Я сглупил, она разозлилась, я разозлился… В общем, я ушел и весь день просидел в спальне.

— Ты и правда как маленький, — фыркнул Алекс и покачал головой. — Но я тебя в чем-то понимаю. Скажи, что ты собираешься делать дальше?

— Я не знаю, — простонал я. — Наверное, надо извиниться. Снова… Мне приснился такой странный сон. Будто Гермиона, ой, то есть…

— Драко, перестань, передо мной можешь быть абсолютно честным, я же все понимаю.

«Полностью честным, увы, не могу», — с горечью подумал я, но кивнул и вслух продолжил:

— В общем, над ней в том сне навис меч и начал падать откуда-то с потолка прямо на нее. А я так испугался, что она пострадает, что проснулся просто сам не свой. Чуть с ума не сошел.

— Драко, ты ведь ее любишь, правда? — тихо спросил Алекс.

— Да, — шепотом отозвался я.

— Тогда к чему ты строишь из себя обиженного мученика? Зачем ты все время с ней ругаешься? Это тебя не защитит ни от чего. Меньше волноваться ты не станешь. Прими, наконец, свои чувства и просто наслаждайся обществом мисс Грейнджер, пока у тебя есть такая возможность. Тем более, что ты так волнуешься о ней. Кстати, я не понимаю, откуда эта маниакальная мысль о том, что ей грозит опасность.

— Я тебе объясню, — начал я тихо и рассказал обо всей череде тех «несчастных случаев», которые якобы случайно происходили с Гермионой. Алекс слушал меня очень внимательно, изредка хмуря лоб. Однако мои доводы о том, что во всем виноват Грин, его не особо удивили.

— По-моему, ты предвзято на него смотришь, — сказал Алекс, выслушав меня до конца. — Я понимаю, почему так происходит, но тебе нужно быть более хладнокровным, если хочешь понять, что в действительности творится.

— А на мой взгляд, здесь все логично, — проворчал я.

— Драко, в тебе говорит ревность, а не здравый смысл.

— Ох, я уже ничего не знаю, — простонал я и потер глаза.

— В любом случае, раз ты так волнуешься, и вполне обоснованно, то не отсиживайся в своей комнате, обижаясь на себя и весь мир, а будь поближе к мисс Грейнджер. Проводи с ней как можно больше времени, хоть я и считаю, что она вполне в состоянии за себя постоять. Но тут дело не только в этом.

— А сам ты что собираешься делать с Амелией? — сказал я, немного раздраженный его поучительным тоном, и тут же пожалел о своих словах.

— У меня немного другой случай, Драко. Амелия сама не хочет идти мне навстречу, у нее на это свои причины. А вот мисс Грейнджер охотно общается с тобой, только ты постоянно отталкиваешь ее, делая этим больно и себе, и ей.

— Извини, ты прав, как всегда, — я опустил взгляд.

— В твоих словах тоже есть зерно истины. Мне, вместо того, чтобы донимать Амелию своими постоянными извинениями, лучше все-таки просто попытаться забыть о ней, как я и говорил тебе позавчера.

— Думаешь? — спросил я тихо.

— Да, скорее всего это лучший выход. Но сейчас давай не об этом. Ты пойдешь к мисс Грейнджер? — он задал вопрос, на который у меня не было ответа.

— Не знаю, — честно сказал я. — Что я ей скажу после всего, что наболтал вчера?

— Извинись, — пожал плечами Алекс. — Мне кажется, она тебя простит.

— А если нет?

— А хуже точно не будет. Если не извинишься, никогда не узнаешь, мог ли ты все исправить, если бы попробовал. Почему ты так боишься быть с ней искренним? Потому что она может не понять тебя?

— Я не знаю. Мне кажется, что если я раскроюсь ей, стану уязвимым, а она сможет причинить мне боль, — я нахмурился.

— Но так, как сейчас, тебе еще хуже. Неопределенность тебе явно не доставляет радости, так почему бы не перестать мучиться сомнениями и открыть ей свои чувства? — спросил Алекс тихо.

— Нет, я не могу, — я отрицательно помотал головой. — Уж лучше так, как сейчас. По крайней мере, я могу с ней общаться, а если я внезапно выложу ей слова про свои чувства, это может стать последним, что я ей скажу.

— Но хотя бы общаться ты с ней можешь? Я все-таки думаю, что ты должен извиниться и продолжить тренировки в ее обществе. Уже март, не успеешь оглянуться, как сдашь ЖАБА и оставишь позади и Хогвартс, и мисс Грейнджер.

— Знаю! — огрызнулся я и шумно вздохнул. — Ты прав, я должен пойти к ней сегодня. А она что-то говорила вчера обо мне?

— Только спрашивала, куда ты пропал, — сказал Алекс.

— Ясно, — я вздохнул. — Но до вечера еще далеко. Какие у тебя планы на день?

— Пойду залечивать душевные раны хорошей порцией качественной литературы в библиотеке, — невесело усмехнулся он. — А заодно и несколько эссе сделаю.

— С тобой можно? — с надеждой спросил я.

— Конечно! Вместе будет веселее, — улыбнулся Алекс и хлопнул меня по плечу. — Тогда идем.

Мы оставили завтрак недоеденным и поспешили во владения мадам Пинс, надеясь отвлечься от невеселых мыслей, терзавших каждого из нас.

* * *

Алекс и я просидели в библиотеке целый день, почти не разговаривая, все, что мы делали — это читали и писали эссе. За это время мы успели выполнить все задания, которые нам задали. И только когда до намеченного времени тренировки оставалось пятнадцать минут, я оторвался от книг и сказал Алексу, что собираюсь уходить.

— Удачи тебе, Драко, — искренне пожелал Алекс.

— Спасибо, — я пожал ему руку, набираясь от него уверенности, и направился к лаборатории.

Я не спешил, стараясь перемещаться медленно, но все равно пришел на пять минут раньше положенного времени. Вздохнув, я коротко постучал и попытался открыть дверь, однако она оказалась запертой. Я удивился и разозлился. А ведь обычно Гермиона приходила заранее. Значит, она даже не ждала меня сегодня…

Можно было подождать пять минут до оговоренного времени и посмотреть, придет ли она, а можно было махнуть на все рукой и уйти прямо сейчас. Я глубоко вздохнул и выбрал первый вариант. Мне очень хотелось увидеть ее сегодня, я надеялся хотя бы мельком взглянуть на нее в Большом Зале утром, но она на завтрак не явилась. Впрочем, для нее это было обычным делом, она часто пропускала его, так что это был не такой уж серьезный повод для волнения. Но это не отменяло того, что я не смог ее увидеть, хоть так этого хотел. Сцены моего сегодняшнего сна все еще стояли у меня пред глазами, и я очень хотел заменить их гораздо более позитивными образами Гермионы.

Все пять минут мне не пришлось ждать. Вскоре я услышал торопливые шаги и увидел, как в мою сторону быстро приближается та, которую я сейчас хотел видеть больше всего.

— Привет, — тихо поздоровался я, когда она подошла ко мне совсем близко.

— Здравствуй, — холодно ответила она. — Я сомневалась, что ты вообще сегодня придешь. Вчера даже записки не прислал с предупреждениями…

Я вздохнул.

— Прости. Я… а мы можем поговорить внутри?

— Да, конечно, — ответила она, распахивая передо мной дверь.

— Что это у тебя там? — спросил я, перемещаясь в лабораторию. На письменном столе стояло нечто, напоминающее поднос, накрытый высокой куполообразной металлической крышкой.

— Не знаю, — сказала она удивленно. — Этого здесь не было. Надо посмотреть, что это. Тут и записка есть.

Я направился поближе к столу и успел прочитать надпись, сделанную зелеными чернилами на небольшом конверте: «Дорогой Гермионе Грейнджер с любовью», прежде чем сама получательница взяла послание в руки.

Я скрипнул зубами. Это от кого же ей такие посылки приходят?

Чтобы не глазеть на Гермиону, пока она читала письмо, я переместился к дивану, надеясь, что мы не поругаемся еще больше, и я смогу все же потренироваться сегодня. Однако я не стал пересаживаться из кресла на диван, пока мы не прояснили все.

— Грин прислал? — спросил я как можно более нейтральным тоном.

Гермиона озадаченно вертела письмо в руках.

— Нет, не его почерк. Не знаю, от кого это. Надо открыть и посмотреть, что там внутри.

— Подожди! — крикнул я, и она вздрогнула от моего голоса. — Прости, — смутился я. — Просто не мешало бы сначала проверить заклинаниями это, чем бы оно ни было. И потом, ты можешь удовлетворить свое любопытство и позже, а сейчас, пожалуйста, давай поговорим, — сказал я. Прозвучало плохо, совсем не так, как я задумывал.

— Ладно, давай поговорим, — сказала она, пожав плечами, но не сдвинулась с места ни на шаг.

— Так и будешь там стоять?

— Да.

— Что ж, ладно, — я замялся. — В общем… я, наверное, снова должен извиняться перед тобой.

— Должен, — кивнула она. — Ты вчера ужасно глупо поступил, а кроме того, не явился на тренировку. Повел себя просто как ребенок.

— Прости, — искренне сказал я. — Мне не стоило подслушивать, я знаю, но…

— Что «но»?

У меня был ответ на этот вопрос, однако озвучивать я его совсем не хотел. Не мог же я ей сказать: «...но я так сильно тебя ревную к Грину, что просто не мог поступить иначе».

— Ничего, — произнес я вслух. — Просто прости. Я был неправ. А по поводу писем… Если бы они не оказались не в том месте, где должны, я бы ни за что не стал бы их читать. Просто так совпало, что они лежали на полу, и я оба раза случайно выхватил зрением части текста.

— Ох, Малфой… — вздохнула Гермиона. — Что творится у тебя в голове? Иногда я совсем не могу тебя понять. У тебя есть какая-то страсть к саморазрушению. Зачем ты делаешь себе хуже? Вот ты пропустил тренировку, и кому от этого хуже? Мне? Нет — тебе.

— Я тренировался сам, — пробормотал я, опустив голову. — Ты не сможешь меня понять, так что не старайся.

— Я уже оставила все попытки, — сказала она со вздохом. — Ладно, оставим эту тему.

— Ты простишь меня? — спросил я, получилось немного жалобно, мысленно я уже врезал себе за этот глупый вопрос, да еще и с такой интонацией заданный.

— Не знаю, — она скрестила руки на груди. — Я все еще злюсь на тебя. Но думаю, я смогу с этим справиться. А теперь давай больше не тратить время попусту и приступать к тренировке.

— Хорошо, — согласился я и пересел-таки на диван. Но делать ничего не хотелось. Что-то не давало мне покоя, только вот я не мог понять, что.

— Раз уж мы закончили разговор, я все же посмотрю, что за посылку мне принесли, — сказала Гермиона, доставая волшебную палочку. Произнеся несколько заклинаний, она довольно кивнула, видимо, каким-то своим мыслям.

Я не отрывал от нее взгляд. Мне все еще не нравился этот таинственный подарок. Гермиона отстегнула крепления куполообразной штуковины, накрывавшей поддон, и осторожно сняла ее.

Под ней оказалась серая фарфоровая статуэтка человека с крыльями вместо рук. Он раскрыл их так, будто собирался взлететь в воздух.

«Взлететь в воздух»... Меня словно обдало холодным ужасом, и перед глазами замелькали картинки из детских воспоминаний.

Вот я, четырнадцатилетний, иду с отцом по Лютному переулку. Он ведет меня за собой в лавку «Боргин и Бэркс», чтобы я привыкал к таким странным людям и учился самостоятельно с ними общаться. С хозяином лавки я уже знаком, и мне он ужасно не нравится, но я иду молча, чтобы не злить отца, и думаю только о том, что после этого странного и глупого визита мы отправимся домой, а там меня ждет любимая крутая метла последней модели и полная свобода действий, если удастся улизнуть от родителей.

Мы заходим в лавку, и в нос сразу ударяется неприятный затхлый запах и незримое ощущение того, что здесь есть темная магия.

— Драко, поздоровайся, пожалуйста, не стой столбом, — говорит отец и дергает меня за руку, отвлекая от размышлений.

— Добрый день, сэр — говорю я со всей важностью и протягиваю хозяину лавки руку для рукопожатия, хотя в жизни бы не хотел с ним соприкасаться.

— Здравствуйте, мистер Малфой-младший, — приветствует он меня. — Рад вас снова здесь видеть, — он пожимает мою ладонь, почтительно кивает головой и растягивает губы в притворной льстивой улыбке.

Мне хочется поскорее выбраться из этого захвата грубых грязных пальцев и вытереть свою руку об мантию, но нельзя, ведь отец пристально следит за мной.

Наконец, когда пытка приветствием заканчивается, и рука хозяина лавки отпускает мою, я отхожу к одной из витрин, повинуясь молчаливому жесту отца, который хочет поговорить с хозяином наедине. В этой застекленной витрине стоит на подставке большой серебристый шар, покрытый в некоторых местах зеленовато-синей плесенью. А рядом с шаром стоит безобидная на вид статуэтка мужчины, у которого вместо рук крылья. Я любуюсь этой вещицей, она символизирует свободу, как мне кажется. Мол, вот человек отрастил себе крылья и может улететь туда, куда сам мечтает. Это сейчас и мои мечты, мне тоже ужасно хочется, чтобы у меня появились крылья, и я смог улететь подальше от этой грязной лавки и дурацких обязательств, которые возлагает на меня отец.

Мне скучно, и я собираюсь рассмотреть статуэтку поближе. Открыв стеклянную дверцу, которую, как я знаю, хозяин постоянно забывает запирать на замок, я тяну руки к статуэтке, но тут раздается вскрик, и отец больно бьет меня по рукам.

— Ты что творишь, Драко? — спрашивает он меня строго, почти кричит.

— Ох, простите великодушно, мистер Малфой, это я виноват, забыл запереть эту чертову дверцу. Старый я дурак, — причитает хозяин.

— Ничего я не делаю, — как можно спокойнее отвечаю я. — Просто хотел рассмотреть эту вещицу поближе, — пожимаю я плечами. Мне ужасно обидно, что отец воспитывает меня перед чужим человеком, но я стараюсь держаться и не подавать виду.

— Молодой человек, — говорит хозяин лавки, — как по-вашему, что это за статуэтка?

— Не знаю, — пожимаю я плечами, но, встречаясь взглядом с блеснувшим гневом в глазах отца, решаю сказать то, что думаю: — На вид это обычная статуэтка человека, который хочет взлететь ввысь.

— Тонко подмечено, мистер Малфой, — смеется хозяин лавки. — Скорее уж взлететь на воздух. Эта вещица пропитана магией, и довольно темной. Тому, кто к ней прикоснется, действительно суждено взлететь на воздух, потому что она взрывается от прикосновения.

— Ты понимаешь, Драко, какую глупость ты только что чуть не сотворил? — холодно цедит сквозь зубы разозленный отец, а мне становится страшно…

— Какая красота, — выдохнула Гермиона, и ее возглас вернул меня из воспоминаний в действительность.

Она потянула руку к статуэтке, и мое сердце пропустило удар, а паника захлестнула сознание.

— Нет! — заорал я, протянул руку вперед в неосознанном жесте и... поднялся на ноги, буквально взлетев с дивана. — Гермиона, не прикасайся!

Ее рука так и застыла в воздухе, когда до статуэтки оставалось не больше пяти дюймов. Гермиона повернула голову в мою сторону, и на ее лице отразилась целая гамма чувств и эмоций.

В несколько шагов преодолев расстояние между нами, она протянула ко мне руки, и я инстинктивно сжал ее пальцы, вдруг поняв, что мне нужна поддержка. И главное, что я понял — я стоял на собственных ногах!

Мое сердце билось с бешеной скоростью от выброса адреналина в кровь и этого завораживающего взгляда карих глаз, которые смотрели, казалось, мне в самую душу. Ее поддержка помогала мне не упасть, хотя я был близок к этому.

— Ты смог, Драко! — выдохнула Гермиона с улыбкой. Я неотрывно смотрел в ее глаза и увидел в них столько радости и еще чего-то, совершенно непонятного. А еще до меня дошел смысл ее слов: впервые она произнесла мое имя.

Я притянул Гермиону поближе к себе и, закрыв глаза, осторожно поцеловал ее в приоткрытые губы. И мой внутренний мир из черно-белого превратился в цветной.