Гордиев узел (гет)

Время то медленно тянулось, словно издеваясь, то неслось вперед, и тогда дни и недели проносились мимо с бешеной скоростью. Казалось, что кто-то свыше просто решил поиздеваться.

Приближался конец октября, а вместе с ним — и первый поход в Хогсмид.

Гарри ходил на уроки, общался с друзьями, исправно посещал дополнительные занятия у профессора Снейпа — и ждал. Хотя уже и сам не понимал, чего. С момента разговора с Ремусом прошло больше месяца, но никаких известий с его стороны так и не поступало. Чтобы поменьше думать, Гарри с головой погрузился в обычную школьную рутину. Он тщательнейшим образом готовил домашние задания, чтобы хоть как-то отвлечься, и это принесло свои плоды: по оценкам он практически сравнялся с Гермионой. Видя такое прилежание друга, за ним тянулся и Рон, и теперь неразлучную троицу все чаще можно было обнаружить в библиотеке, что весьма нечасто случалось раньше. Самое интересное, что в ненавидимой ранее науке зельеварения Гарри смог добиться довольно-таки значительных успехов, и сейчас он и сам искренне не понимал, как мог быть таким безалаберным все прошедшие годы. Сей радостный факт омрачало лишь одно: профессор Слизнорт довольно часто позволял себе в своей обычной хвастливой манере пройтись по этому поводу в присутствии профессора Снейпа. Дескать, как же ты, Северус, не смог разглядеть такой талант буквально у себя под носом? Снейп в такие моменты цеплял на лицо свою самую непроницаемую маску и молчал. И ни словом, ни жестом не давал понять Гарри, что в чем-то его обвиняет. Хотя частенько во время занятий — как основных, так и дополнительных — Поттер ловил на себе его задумчивый взгляд.

Да и сами дополнительные занятия проходили не в пример лучше. Пока что не совсем так, как хотелось самому Гарри, но уже каждая третья его попытка колдовать без палочки, одной только силой воли, оканчивалась успехом. В такие минуты суровый профессор светлел лицом, и для Гарри не было лучшей похвалы, чем это молчаливое одобрение.

Но даже несмотря на жизнь, заполненную разнообразными делами и впечатлениями, были моменты, когда словно бы ослаблялась невидимая пружина. Такое время наступало по ночам. Уставший за день, Гарри засыпал, как только голова касалась подушки, но уже через несколько часов просыпался, терзаемый навязчивым чувством неотвратимо приближающейся опасности, и частенько больше не мог сомкнуть глаз до самого утра. Порой такими вот бессонными ночами он просто физически ощущал нависшую над ним темную тень. Она опутывала его своими щупальцами, сворачивалась вокруг на манер кокона, давила на плечи неподъемной тяжестью и омрачала даже самые светлые минуты. Иногда Гарри отчаивался понять причины этой тревоги и, наложив заглушающие на полог, чтобы ненароком не разбудить никого возней, в бессильной злобе колотил кулаками подушку или же расшибал костяшки пальцев о стену.

Однако наступало утро — и Поттер являл миру чудеса контроля и собранности, о которых, впрочем, никто и не подозревал.

* * *

Большой зал гудел, как растревоженный улей — студенты в спешке заканчивали завтрак, попутно обсуждая, как лучше провести первый выходной вне школы.

Гарри в разговорах участия не принимал. Вяло ковыряясь в тарелке, он вспоминал вчерашнюю встречу с Дамблдором, перебирал отдельные слова и целые фразы и все больше убеждался в том, что от него опять что-то скрывают. А как иначе объяснить обтекаемые формулировки и размытые ответы на вполне конкретные вопросы? Кабинет директора он покинул, находясь в полном эмоциональном раздрае. Долгая ночь, в течение которой он не сомкнул глаз, тоже не добавила оптимизма. Что, ну что могло случиться, что Ремус замолчал так надолго?..

Увлекаемый Гермионой, Гарри покинул школу и, не имея ни сил, ни настроения находиться среди большого скопления людей, просто бесцельно бродил с ней по тихим улочкам, изредка вставляя в ее речь односложные комментарии.

Ноги сами принесли его к Визжащей хижине.

Сунув руки в карманы и поеживаясь от холодного осеннего ветра, Гарри остановился неподалеку, разглядывая заколоченные двери и окна. Мысли метались между событиями прошлого и настоящим. Ну, вот в чем он опять провинился? Почему Ремус исчез вот так, без объяснения причин?..

— Гарри? — прикосновение к руке вырвало его из пучины самобичевания. Гермиона заглядывала ему в глаза, легко поглаживая по плечу. Гарри лишь сейчас заметил, что она была без перчаток — видимо, забыла в спешке — и губы ее дрожали от холода. Чертыхнувшись про себя, он привлек Гермиону в объятия, растирая ей плечи ладонями. Она уткнулась лбом ему в грудь, и некоторое время просто тихо стояла, согреваясь. Затем чуть отстранилась, чтобы удобнее было говорить: — Гарри, что с тобой происходит? Ты сам не свой в последнее время.

Ну, и что ей сказать на это? Даже если допустить, что Ремус молчит только потому, что с оформлением опекунства возникли непредвиденные трудности, и рано или поздно все разрешится, Гарри не хотел об этом разговаривать. Пусть это необоснованные суеверия, но ему казалось, что как только он проговорится, то случится что-то очень плохое. Тяжело вздохнув, Гарри решил поведать полуправду:

— Не знаю, Мио. Просто... в последние несколько недель я постоянно чувствую какую-то необъяснимую тревогу. Как будто что-то должно произойти, что-то очень, очень неприятное. Не имею понятия, с чем это связано, но... это выматывает.

— А ты не думаешь, что такое твое состояние — происки Сам-Знаешь-Кого?

— Нет, не думаю. Как бы там ни было, но занятия со Снейпом свое дело сделали: я уже довольно долгое время не ощущаю нашей связи.

— Профессором Снейпом, Гарри, — машинально поправила Гермиона. — Но тогда что?..

— Просто интуиция, Мио. А она, как известно, не ошибается, — Гарри покрепче прижал ее к себе, защищая от порывов ветра и попутно пресекая дальнейшие расспросы (неизвестно ведь, до чего таким образом можно договориться), и некоторое время просто стоял, уткнувшись подбородком в пышные волосы. Было в этом что-то удивительно правильное — даже несмотря на промозглую сырость и пронизывающий до костей холод, им рядом просто было тепло.

Наконец, он отстранился и предложил:

— Тебе нужно согреться, ты совсем замерзла. Как ты смотришь на то, чтобы пойти сейчас в «Три метлы» и выпить немного пива?..

В дверях паба Гарри, пропуская вперед Гермиону, случайно задел кого-то плечом.

— Простите, сэр... — подняв голову, он узнал Люпина. — Ремус! Наконец-то! Ты меня искал?

Оборотень явно смутился и отвел взгляд.

— Эээ... вообще-то, нет. Понимаешь, Гарри...

Нехорошее предчувствие, недавно немного отступившее, вернулось с утроенной силой. Да что происходит, в конце-то концов?! Руки сами собой сжались в кулаки, а на ближайшем к двери столике мелко задребезжали неубранные пустые бутылки из-под сливочного пива. Чувствуя, что еще немного — и от заведения мадам Розмерты камня на камне не останется, Гарри повернулся к Гермионе:

— Мио, подождешь меня здесь? Нам с Ремусом нужно... поговорить, — дождавшись кивка, сопровождаемого вопросительным взглядом, он ухватил оборотня за рукав и выскочил на улицу.

— Гарри, у меня действительно очень мало времени...

— Помолчи! — так, глубоко вздохнуть, очистить сознание, короткий вдох и долгий выдох... Мутная пелена перед глазами понемногу рассеивалась, и кровь уже не так шумела в ушах. Облегченно вздохнув, Гарри повернулся к Люпину: — Теперь выкладывай. Что случилось? Куда ты пропал?

— Понимаешь, Гарри, на самом деле, все оказалось не так просто...

Люпин снова прятал глаза, и Гарри вдруг расхотелось слушать очередную ложь. А что это будет именно ложь, подсказывала все та же обостренная интуиция. Как-то разом навалилась чудовищная усталость, а следом за ней пришла апатия. Вздохнув, он перебил Ремуса на полуслове:

— Можешь не продолжать. И так все ясно. Уходи.

— Гарри, ты не понимаешь! Я не могу сейчас всего объяснить... Просто потерпи немного, и...

— Уходи! — Гарри сорвался на крик, и Ремус, остановившись так резко, словно налетел на невидимую стену, только головой покачал и аппарировал. — Мне не нужно очередное вранье, Ремус, и полуправда мне тоже не нужна, — Гарри еще немного постоял, отрешенно разглядывая пустое пространство перед собой, затем развернулся и ушел.

* * *

Вспоминая спустя некоторое время дальнейшие события того вечера, Гарри с удивлением вынужден был констатировать странные провалы в памяти. Например, он четко помнил, как вернулся в паб и занял место за столиком напротив Гермионы. Кажется, возле нее обнаружился и Рон. Но вот о чем они втроем говорили, а также когда и как вернулись в школу — это в памяти не отложилось. Уже только поздней ночью он пришел в себя, лежа навзничь на неразобранной кровати за задернутым пологом. В спальне было тихо, сокурсники явно видели уже десятый сон.

Сухими глазами уставившись в темнеющий над головой полог, Гарри пытался выровнять дыхание, не дать вырваться наружу ни единому звуку, чтобы не тревожить спящих. Он старательно давил в себе, заталкивал обратно то темное и страшное, что рвалось из него и грозило разнести в щепки не только Гриффиндорскую башню. В попытке сдержаться он вонзил ногти в ладони и до крови прикусил губу. Резкий металлический привкус во рту немного отрезвил его, он наконец-то осознал, где находится, и, хоть и с большим трудом, вернул утраченный контроль. И облегченно вздохнул. Кажется, в этот раз все могло закончиться немного хуже, чем разгромленный кабинет директора. Откинувшись на подушку, Гарри поморщился от ощущения прилипших к вискам мокрых от пота волос, и прикрыл глаза локтем.

Он решительно не понимал странного по всем меркам поведения Люпина. Почему он так себя вел сегодня? Что он скрывает? Или... возможно, проблема в самом Гарри? Может быть, трезво поразмыслив еще раз, Ремус утвердился во мнении, что такой подопечный ему совершенно не нужен? Все эти проблемы, которые сопровождают его на каждом шагу... Люпин вполне мог решить, что такой источник неприятностей, каковой представляет собой Гарри, абсолютно не должен находиться рядом с ним.

Гарри повернулся и зарылся лицом в подушку. Очень хотелось закричать — громко и долго, до сорванного горла, до хрипа, только бы иметь возможность хоть как-то выплеснуть боль, разъедающую его изнутри.

Сколько же можно? Сколько можно управлять его жизнью по своему усмотрению? Если сопоставить поведение Ремуса и его виноватый вид с теми невнятными ответами, которыми пичкал его Дамблдор, то напрашивается вполне определенный вывод — директор что-то такое сказал оборотню, что заставило того отказаться от опеки. Ведь не мог же он сам, по доброй воле, решиться на такое, верно? В конце концов, они с Сириусом сами этого захотели, их же никто не толкал в спину... А директор, «для общего же блага», мог внушить Люпину мысль, что Гарри приносит несчастье всем, кто находится рядом с ним. Ремус... он благодарен Дамблдору за то, что от него не шарахаются, и за кое-какие поручения, что он выполняет для Ордена, вот и позволил себя уговорить. Как бы там ни было, но надежда, поднявшая было голову, теперь рассыпалась в прах.

Крушение идеалов пережить не так-то просто. А в последнее время подобное стало закономерностью. Сколько еще он сможет сдерживаться? Надолго ли ему хватит приобретенного контроля? И не случится ли в один далеко не прекрасный момент, что стихийным выбросом он разрушит половину Хогвартса? Правда, профессор Снейп как-то обмолвился, что его сил хватит, чтобы от всего замка камня на камне не осталось... С этим Гарри, конечно, мог бы и поспорить... И совсем не из ложной скромности, а просто потому, что действительно не ощущал в себе подобной мощи. Скорее, он чувствовал себя куклой, с которой поиграли, а затем сломали и выбросили на свалку...

Долгая ночь, наконец, закончилась. Гарри не хотелось отвечать друзьям на вопросы типа «Почему ты спал в одежде?» или «А ты вообще ложился?» Потому он как можно тише прикрыл за собой дверь спальни и спустился в общую гостиную. В случае чего всегда ведь можно сказать, что просто очень рано проснулся, не так ли?

* * *

— Поттер! Хватит, остановись! Гарри!.. Да что с тобой происходит?

Гарри вздрогнул, опустил руки и оглянулся.

Странное дело — профессор Снейп начал иногда называть его по имени. Наверное, к этому можно было бы уже и привыкнуть, но каждый раз такое обращение вгоняло его в ступор.

Вот и сейчас — погрузившись в собственные невеселые мысли, Гарри утратил концентрацию, и его сила, вместо того, чтобы, подчиняясь воле хозяина, перетечь в кончики пальцев узконаправленным потоком, начала вырываться бесконтрольными толчками. Тяжелое кресло, которое он должен был трансфигурировать в диван, вдруг принялось подпрыгивать, словно исполняя диковинный танец. Задребезжала чернильница на столе... И вдруг все разом закончилось — просто от одного звука собственного имени, произнесенного человеком, от которого менее всего можно было ожидать подобного.

— Успокоился? — спокойный размеренный голос каким-то странным образом сразу прочищает затуманенное сознание. — Продолжишь? Или достаточно на сегодня?

— Все в порядке, профессор. Я готов продолжать.

Снейп посмотрел на Гарри подозрительно, словно оценивая правдивость его слов, и вздохнул, потирая лоб кончиками пальцев. Сколько раз уже Гарри видел этот жест? Однако почему-то никогда раньше не задумывался, что же он означает. Но сейчас можно с уверенностью сказать — это практически неосознанное движение, как ничто иное, выдает крайнюю степень усталости. Совсем как тогда, в начале года, на самом первом дополнительном занятии. И хоть сейчас профессор выглядит получше, чем два с лишним месяца назад, это еще ни о чем не говорит. Мало ли какие зелья найдутся в его арсенале!

— Поттер! — Гарри моргнул и перевел взгляд на Снейпа. — Ты сегодня определенно не в состоянии сосредоточиться! Либо ты отбросишь посторонние мысли и вернешься в реальность, либо мы прекратим занятия до тех пор, пока ты не разберешься в себе!

— Простите, профессор, — Гарри виновато потупился. Ну да, он действительно не может сосредоточиться, не только сейчас, но и вообще на протяжении вот уже десяти дней, с момента последнего разговора с Ремусом. — Я хочу попробовать еще раз. И постараюсь больше не отвлекаться.

— Ну, хорошо. Однако, учитывая твое сегодняшнее состояние, вернемся к чему-нибудь простому, — с этими словами Снейп поставил на стол тяжелый бронзовый подсвечник с тремя незажженными свечами. — Зажги центральную свечу, — и поспешно добавил: — Только не торопись! Мне очень не хотелось бы тушить пожар.

Гарри хмыкнул про себя. На одном из первых уроков он, вот так же пытаясь воспламенить свечу, случайно поджег кресло, которое на тот момент стояло у стола. Пожара не случилось, но обивка начала дымиться. Хорошо еще, что у профессора такая быстрая реакция!.. Ага, а еще богатый словарный запас: пришлось выслушать целую лекцию о том, что ему делать со своими руками, и куда идти с такими способностями.

Однако он снова отвлекся. Итак, прикрыть глаза — так лучше ощущается и окружающее пространство, и ток магии в крови. Направить ее... в правую руку или в левую? Пожалуй, лучше в левую, давно ею не пользовался, и то, что он правша, еще ничего не значит. Истинной силе неважно, какая рука у волшебника определяющая. Сила — это ведь всего лишь сила, и ничего более. Не она руководит магом, а маг управляет ею по своему собственному усмотрению...

Но продолжим. Позволить вырваться лишь тонкому лучу, достаточному для зажжения свечи... Нет, пожалуй, лучше будет перенаправить магию в два потока, чтобы потом эффектно зажечь крайние свечи сразу с обеих рук. Хоть самоуважение себе вернуть после череды сегодняшних неудач! Но ведь не он же в этом виноват!..

Гарри решительно мотнул головой, изгоняя оттуда посторонние мысли. О предательстве Ремуса он подумает позже, а сейчас — размеренное дыхание, концентрация, контроль... Нельзя позволить вырваться излишку силы, иначе пожара и вправду не избежать. Представив конечный результат — как оказалось, в беспалочковой магии не нужны заклинания, достаточно лишь четко знать, чего ты хочешь, — Гарри открыл глаза и поднял на уровень груди развернутые от себя ладони. И... ничего не произошло. Вернее, произошло совсем не то, что было нужно. Оторопев, Гарри наблюдал за тем, как, словно в замедленной съемке, на кончиках его пальцев прорастают маленькие красно-желтые язычки пламени, как они расползаются выше и выше по ладоням, а затем охватывают руки полностью, до самых плеч. Что странно — этот огонь не жег, только приятно согревал кожу, да и одежда оставалась неповрежденной. Краем глаза Гарри заметил движение и, повернувшись, едва успел выставить руки в защитном жесте.

— Не надо, профессор! Все в порядке. Я сейчас постараюсь это убрать.

Снейп опустил палочку, все еще настороженно на него поглядывая, и, по-видимому, был готов вмешаться в любую секунду. Гарри мысленно ухмыльнулся — зная профессора, нетрудно предположить, какого рода будет это вмешательство — как минимум, Агуаменти, а еще вероятней (и проще, чего уж там) — снежный сугроб в количестве одной штуки, опущенный прямо на макушку.

Гарри снова прикрыл глаза и попытался успокоиться. Если уж он не обжегся этим пламенем, значит, данная ситуация — всего лишь разновидность стихийного выброса, следовательно, с ним можно справиться с помощью обычных методик. Только никаких мыслей о Ремусе!

Через некоторое время он услышал облегченный вздох профессора и расслабился. Руки снова выглядели как обычно — чуть мозолистые ладони, обкусанные ногти — ничего нового не прибавилось. И ни следа огня.

— Умеешь ты все-таки удивить, Поттер, — Снейп рухнул в кресло, призвал из шкафа пузатую бутылку и стакан, щедро плеснул себе виски, выпил одним глотком и налил еще. Согревая стакан в ладонях, он заговорил почти миролюбиво: — Садись, нечего столб изображать. Рассказывай. В подробностях и по порядку.

— Что рассказывать?..

— Поттер! Не надо изображать непонимание! Думаешь, я не вижу, что ты уже месяца полтора, если не больше, ходишь, как в воду опущенный? У меня сложилось впечатление, что за прошедшее время мы достигли... гм... определенной степени доверия. Потому я рассчитываю, что ты сам мне все расскажешь сейчас, а не я узнаю обо всем, когда ты уже успеешь наломать дров.

Гарри уселся в предложенное кресло и сгорбился, уперев локти в колени и уткнувшись в ладони лицом. Действительно, что ему мешает рассказать все Снейпу? Чего тут бояться? В самом деле, за последние несколько месяцев он привык ему доверять. Может, и сейчас профессор подскажет какой-нибудь выход? А если и нет, то просто выслушает — это уже так много. Говорят, рассказать о проблеме — значит, решить ее наполовину. Чем черт не шутит, может, после откровенного разговора действительно станет хоть немного легче?

Приняв решение, Гарри выпрямился и откинулся на спинку кресла.

— Разговор будет долгим, профессор, — предупредил он.

— Не беспокойся. Я располагаю временем.

— Это хорошо. Думаю, стоит начать с того, что я обещал вам объяснить, почему не доверяю директору Дамблдору...

Рассказ действительно занял немало времени. Гарри последовательно озвучил все свои размышления и сделанные на их основании выводы. Снейп слушал внимательно, не перебивал, только периодически одобрительно хмыкал, и Гарри мог поклясться, что видел при этом тень уважения в его глазах.

Когда он выдохся, профессор молча призвал еще один стакан, плеснул туда немного виски и протянул ему. Стакан Гарри взял, но пить сразу не стал, только машинально крутил в ладонях.

— Ты же не думаешь, что я здесь всем и каждому предлагаю выпивку? Однако ты устал и перенервничал. Кроме того, я тешу себя надеждой, что ты уже достаточно взрослый, чтобы не превращать подобное в ежевечерний ритуал.

— Нет! — Гарри для убедительности даже помотал головой и одним глотком опорожнил бокал. И тут же закашлялся, хватая ртом воздух.

— Ну и дурак. Кто же так пьет виски? — Снейп похлопал его по спине. — Полегчало?.. Отлично, — он откинулся в кресле и опустил руки на подлокотники. — Твои выводы, безусловно, весьма интересны и не лишены здравомыслия, что в очередной раз доказывает, что ты умело прячешь свои мозги. Однако спрашивал я тебя не об этом.

— Да, профессор, конечно. Просто... я ведь вам обещал, а свои обещания я стараюсь выполнять. Кроме того, все это имеет косвенное отношение и к тому, что я скажу дальше.

Снейп вздернул бровь, а Гарри вдруг с веселым удивлением подумал, что, наверное, стоит написать для потомков некий трактат, в котором дать расшифровку самым часто употребляемым мимическим жестам профессора зельеварения. Вот, например, сейчас. Как одна приподнятая бровь может выражать столько всего? И легкое удивление, и чуточку любопытства, и даже ненавязчивый приказ продолжать говорить... Другое дело, что такая мимика проявлялась до сих пор только на этих занятиях, в иное же время все подобные проявления эмоций наглухо запирались за непроницаемой маской.

Гарри несколько раз моргнул, заставляя себя вернуться к разговору, глубоко вздохнул и продолжил, стараясь говорить спокойно:

— В середине сентября меня вызвал к себе директор. У него я встретился с Ремусом, и он... он спросил меня, как я отношусь к тому, чтобы он стал моим опекуном.

— Что?! — Снейп даже поперхнулся от неожиданности.

Гарри поднял глаза и едва сумел сдержать потрясенный вздох. Профессор внезапно мертвенно побледнел и сейчас выглядел так, словно... а, черт побери, словно кто-то оттачивал на нем мастерство владения Круциатусом! Гарри озадачила такая реакция. Но одновременно с этим какое-то полузабытое воспоминание царапнуло в глубине души, что-то, о чем он обещал себе непременно подумать, но благополучно забыл, отвлеченный дальнейшими событиями. Между тем Снейпу удалось справиться с эмоциями и с собственным лицом.

— Продолжайте, Поттер, — он сделал большой глоток из своего стакана.

Гарри невольно дернулся от такого обращения — давно уже к нему не обращались на «вы», — но послушно продолжил и выложил все последующие события и свои переживания по этому поводу, а также живописал встречу с Люпином полторы недели назад. Наконец, выговорившись, он притих, уставившись на судорожно сцепленные на коленях руки, и только изредка поглядывал исподлобья на Снейпа. Тот молчал. В продолжение всего монолога он все больше мрачнел, на лбу появилась вертикальная складка, а губы вытянулись в тонкую линию. Сейчас он сидел неподвижно, с прямой спиной и остановившимся взглядом, и Гарри, глядя на него, никак не мог понять, что же он такого сказал, что могло привести к подобной реакции.

Когда тишина начала почти физически давить на плечи, а напряжение, скопившееся в воздухе, можно было потрогать руками, Гарри решился заговорить:

— Профессор? С вами все в порядке?

Сначала ему показалось, что его вопрос даже не был услышан, и когда он вознамерился повторить, Снейп повернул голову и посмотрел на него, словно впервые увидел. Затем его взгляд приобрел осмысленное выражение.

— Поттер, — хрипло выговорил он, — возвращайтесь в свою гостиную.

— Но, сэр, а как же...

— Вам что-то неясно из того, что я сказал? Или вы добиваетесь снятия баллов? Вы непозволительно расслабились, Поттер, и я не намерен вам больше потакать. Либо вы сейчас же покидаете мой кабинет, либо ваш факультет окажется в глубоком минусе!

Гарри подхватил свою сумку и выскочил в коридор. Дверь за ним с силой захлопнулась, и почти сразу же начала фонить магией — видимо, Снейп запечатал ее какими-то сильными чарами.

Несколько минут Гарри разглядывал эту дверь с отсутствующим видом и без единой мысли в голове. Затем развернулся и, ссутулившись, побрел прочь. Время близилось к отбою, и в коридорах почти не было студентов, а те, что изредка все же встречались, только как-то странно на него поглядывали, но не задевали.

А Гарри чувствовал себя окончательно раздавленным. И искренне не понимал, в чем он провинился, и самое главное — что теперь делать. Вздохнув, он попытался разобраться в своих ощущениях. Насколько проще было еще год назад! Все было легко и понятно: Снейп — подземельный гад, значит, его можно и нужно ненавидеть; Ремус — член Ордена Феникса, следовательно, хороший по определению. А на деле... на деле стоило только посмотреть на них не через розовые очки. И как-то не хочется больше не то, что общаться с Люпином, но даже видеть его, а Снейпа вполне можно понять и есть за что уважать...

И все-таки, что с ним случилось сегодня? С начала учебного года Снейп не говорил ему «вы», и это было словно само собой разумеющимся. Гарри почему-то был уверен, что больше никто с их курса не удостоился такой чести, ну, разве что Малфой, но там совсем другая ситуация. А сейчас... его просто выгнали, и неизвестно даже, сможет ли он, как раньше, посещать дополнительные занятия или в этом ему тоже отказано?

Факт остается фактом — именно что-то в его словах спровоцировало Снейпа на такой поступок. Но ведь Гарри даже не знал, что! И из всего этого следовал пренеприятнейший вывод: последний адекватный человек, которому можно было доверять, сегодня тоже вычеркнул его из своей жизни. Это было неожиданно больно. Оказывается, так легко привыкнуть к нормальному общению, без криков и ругани, без слащавого сюсюканья. И почему он думал, что Ремус сможет вести себя так же? Почему раньше принимал все это как должное, даже не замечая, как много ему дается? Почему по-настоящему ценно лишь то, что уже безвозвратно утеряно?..

Не замечая времени, Гарри брел по пустынным коридорам, поворачивая туда, куда несли его ноги, спускаясь и поднимаясь по лестницам, если таковые попадались на его пути. Вот интересно, его что, прокляли в детстве? Причем явно каким-то хитрым проклятием, направленным на то, чтобы ни один человек не задерживался рядом с ним надолго. Сириус, Ремус, теперь вот Снейп... А если продолжить список, то следующими будут Рон и Гермиона? Гарри охватили противоречивые желания: с одной стороны, ему отчаянно захотелось забиться в какой-нибудь угол, свернуться клубочком и просидеть так всю оставшуюся жизнь, а с другой — не было никакого желания оставаться в одиночестве. Однако идти сейчас в гостиную было выше его сил. Да, Гермиона его обязательно поддержит, да и Рон тоже не останется в стороне, но все это в данный момент казалось совершенно не тем, что нужно.

А еще хотелось напиться. Причем не просто выпить бокал-другой чего-нибудь крепкого, а банально надраться до зеленых чертей, чтобы ничего не чувствовать, ни о чем не думать, чтобы глупое сердце, наконец, перестало так болеть и рваться из груди...

Звук колокола, возвещающий наступление комендантского часа, застал его на лестнице между шестым и седьмым этажами. Гарри было все равно, даже если бы его поймал Филч: одной отработкой больше, одной меньше — велика ли разница? Однако стоило все-таки определиться. Мерзнуть до утра в каком-то тупиковом коридоре совершенно не хотелось.

Приняв решение, Гарри уже целеустремленно направился на восьмой этаж.