Гордиев узел (гет)

— Гарри! Рон! Мы же собирались вместе пойти в библиотеку! — Гермиона вот уже минут десять тщетно пыталась расшевелить друзей, однако те только вяло отмахивались, зависнув у шахматной доски и время от времени лениво переставляя фигуры.

Гарри передвинул слона и торжественно провозгласил:

— Шах и мат! — и поймал изумленный взгляд Рона: — А что ты хотел? Ты шестой год со мной играешь, могу же и я научиться, в конце-то концов?!

— Да нет... — Рон, казалось, все еще не мог оправиться от удивления. — Я рад за тебя, конечно, просто это было довольно неожиданно.

— Я рада за вас обоих, — снова влезла Гермиона, — но, может, займемся уже домашними заданиями?

— Да-да, Герми, конечно, — Рон густо покраснел, вскочил и начал собирать фигурки в коробку. — Уже идем.

И снова, уже в который раз за последние две недели, Гарри показалось, что... ну да, надо признаться хотя бы самому себе — показалось, что Рону нравится Гермиона. И если быть честным до конца — не просто нравится, возможно, здесь имеет место гораздо более сильное чувство.

В груди зашевелилась и подняла голову маленькая змейка ревности. Нет, Гарри не думал, что Рон будет пытаться встать на его пути, да и в чувствах своей девушки он был уверен, но все же, все же... Он часто размышлял над этим вопросом в последнее время, но, не придя к какому-либо однозначному выводу, решил списать все на свое гипертрофированное чувство собственности. Гермиона всегда была с ним! И будет. И только уверенность в этом не давала Гарри начать выяснение отношений с Роном сразу же, как только он видел подобные проявления влюбленности.

* * *

— Поттер, ты дочитал книгу, которую я тебе дал?

Очередное занятие с профессором Снейпом подходило к концу. Как правило, после практической части — не очень пока удачной, к сожалению, — некоторое время уделялось разговорам, обсуждению прочитанного, неясным моментам.

— Почти. Совсем немного осталось.

— В таком случае, я не понимаю, почему ты все еще испытываешь трудности с концентрацией. Мы уже обсуждали это, и не раз. В чем дело?

— Не знаю, профессор. Слишком много отвлекающих факторов.

— Ты занимался медитацией?

— Я пытался, но, знаете ли, в факультетской гостиной или даже в общей спальне непросто сосредоточиться.

— Почему ты не пробовал позаниматься в каком-нибудь другом месте?

— Эээ... — ну да, со стороны Гарри было совершенной глупостью упустить из виду такой вариант. — Я действительно не подумал об этом, сэр.

— Я так и понял, — Снейп тяжело вдохнул. — Помочь тебе с выбором подходящего помещения? Или у тебе есть что-то на примете?

— Да, есть, — Гарри сразу подумал о Выручай-комнате, и добавил, заметив вопросительный взгляд: — И оно абсолютно надежное.

— Хорошо. Постарайся уделять медитации хотя бы немного времени каждый день. Используй методики, описанные в книге. Ты должен научиться чувствовать магию в себе. До тех пор, пока ты не привыкнешь ощущать ее не просто своей частью, но продолжением себя, мы не сможем продвинуться дальше.

Гарри понимал, что профессор прав. И он на самом деле очень старался и занимался в любую свободную минуту, но, увы, пока безрезультатно. Он чувствовал свою силу в себе, но повторить то, что случилось на первом уроке ЗОТИ, так и не смог. Как не смог и понять, почему у него ничего не получается.

— Думаю, на сегодня достаточно, — Снейп еще раз вздохнул. — Отправляйся в гостиную и поторопись — скоро отбой. И не вздумай шататься по школе ночью! — прикрикнул он, заметив, что Гарри пытается возразить. — Сегодня больше никаких занятий, до завтра это уж точно потерпит.

— Хорошо, сэр, я понял.

— Ну и отлично, — с этими словами профессор запер за Гарри дверь кабинета.

Искушение было велико. Ну кто узнает, если Гарри прямо сейчас пойдет в Выручай-комнату и немного поупражняется? Однако в привычных звуках ночного замка сегодня присутствовали какие-то тревожные ноты, и Поттер решил не искушать судьбу. Последние пролеты лестницы он преодолел почти бегом и в гостиную вошел, как раз когда колокол возвестил о начале комендантского часа. И сразу же направился в спальню, игнорируя Рона и Гермиону, которые уже привычно ожидали его на диванчике у камина.

«А ведь сидят они рядышком. Не в разных креслах», — мелькнула мысль и тут же пропала, вытесненная непреходящим чувством беспричинной тревоги.

Беспокойство не отпускало, только, наоборот, усиливалось. Что-то должно было произойти — интуиция просто вопила об этом. И это что-то явно обещало быть не очень приятным.

Первым делом Гарри вспомнил о Сириусе. Однако он не далее как вчера утром разговаривал с МакГонагалл, и профессор заверила его, что с крестным все в порядке, насколько это можно сказать о человеке, находящемся в магической коме вот уже несколько месяцев. Затем он подумал о том, что, возможно, это состояние — происки Волдеморта, опять пытающегося влезть в его голову, но тут же решительно отверг эту мысль. Ментальные щиты были крепки, и никаких признаков вторжения не наблюдалось, а ощущение какой-то неотвратимой угрозы все не покидало.

Гарри слышал, как вошел Рон, как он готовился ко сну, тихонько мурлыкая себе под нос какую-то легкомысленную мелодию. Спустя еще некоторое время он лежал и слушал тишину общей спальни, изредка прерываемую шорохами и невнятным бормотанием спящих товарищей, и боялся закрыть глаза. Гарри испытывал иррациональное чувство, что нечто страшное, неумолимо надвигающееся, случится с ним именно во сне, тогда, когда он сам не сможет ни помешать этому, ни предотвратить.

Утро наступило как-то слишком быстро, но даже несмотря на то, что Гарри все-таки удалось уснуть, отдохнувшим он себя не чувствовал. Как только он закрывал глаза, тревога охватывала с новой силой. И Гарри метался по сбившимся простыням, то отталкивая от себя ногами одеяло, то вновь заворачиваясь в него с головой. Размытые видения преследовали его: то он убегал от кого-то, то, наоборот, догонял и все никак не мог настичь, то просил прощения неизвестно у кого и за непонятно какие грехи. Просыпался в холодном поту, тяжело дыша, вглядывался в темный полог над головой, снова засыпал — и все начиналось сначала.

Возня, которую подняли проснувшиеся сокурсники, не добавила настроения. Выбираясь из кровати, Гарри запутался в пологе, и это почему-то очень сильно его разозлило. Раздражение всколыхнулось в нем, магия против воли забурлила в крови, и злополучный полог вдруг задымился и вспыхнул. Весь, разом!

— Агуаменти! — это Невилл не растерялся и потушил начинающийся пожар. — Гарри, ты чего? Что-нибудь случилось?

— Все в порядке. Просто не выспался, — буркнул Поттер и, прихватив полотенце, направился в ванную.

* * *

После обеда у шестикурсников Гриффиндора не было уроков, и Гарри уже направлялся в Выручай-комнату, чтобы с пользой потратить свободное время, но на лестнице его догнал какой-то младшекурсник и вручил свернутый аккуратной трубочкой пергамент. Витиеватым почерком Дамблдора ему предписывалось забыть о своих планах и немедленно отправляться в кабинет директора. Пароль прилагался.

Ругая старика на чем свет стоит, Гарри поднялся по винтовой лестнице. Но как только он открыл дверь, все возражения тут же были забыты.

— Ремус! — Поттер с порога влетел в крепкие объятия. — Как же я по тебе соскучился!

— Я тоже, — Люпин привычным жестом взъерошил ему жесткие вихры. — Как ты тут, малыш?

— Все хорошо, правда, — Гарри с сияющим видом снова обнял оборотня.

Откуда-то сзади раздалось вежливое покашливание.

— Чаю, молодые люди?

Поттер совсем забыл о присутствии директора. Резко отстранившись, он с некоторой долей смущения произнес:

— Добрый день, сэр.

— Здравствуй, мой мальчик, — Дамблдор благодушно усмехнулся и широким жестом предложил им садиться.

Повинуясь легким взмахам волшебной палочки, на столе появились три чайные пары, пышущий жаром заварничек разлил по чашкам ароматную жидкость.

Чай был выпит в тишине. Отставив пустую чашку, Гарри сцепил руки на коленях. Он вновь ощутил все ту же неясную тревогу, преследовавшую его со вчерашнего вечера. Кроме того, он чувствовал, что Ремус, несмотря на радость от встречи, чем-то сильно взволнован. Повернувшись к оборотню, Гарри прямо посмотрел ему в глаза и спросил:

— Ремус, что-то случилось? Почему ты здесь?

— Ты не рад меня видеть? — даже на неискушенный взгляд Гарри, улыбка на лице Люпина выглядела бледновато.

— Ты знаешь, о чем я. И прошу тебя, не увиливай.

— Да я и не собирался... — Ремус рассеянно поскреб в затылке. — Просто не знаю, как ты к этому отнесешься...

— Ну?.. Не тяни! — да, Поттер понимал, что он непозволительно груб, но ничего не мог с собой поделать — предчувствие скорой беды усилилось, заставляя набатом стучать сердце.

— Ох, Гарри, хорошо, — Люпин еще немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил: — Ты не знаешь об этом, но еще несколько месяцев назад мы с Сириусом решили стать твоими опекунами.

— Что? — Гарри оставалось только глазами хлопать. Он никак не мог уложить в голове радостную вроде бы новость и вопли интуиции, которые никуда не делись. Ну и как это все понимать?

— Ну... помнишь, прошлое Рождество ты проводил в доме на Гриммо? Ты тогда еще жаловался на своих родственников. Вот Сириус и предложил оформить опекунство. Однако у нас не было времени заняться этим раньше, а потом случилось то, что случилось... Я долго думал над этим вопросом и решил взять все в свои руки.

— Но... — Гарри запнулся.

Он сам не понимал, что чувствует и чего хочет. С одной стороны, ему безумно хотелось обрести, наконец, свою собственную семью. И в этом плане Ремус, конечно, на роль опекуна подходил лучше всего. Но с другой стороны... Не будет ли это предательством по отношению к Сириусу? Что, если крестный очнется и обвинит Гарри в том, что он вот так запросто опустил руки, потерял надежду на его выздоровление и просто сдался? Но как же хотелось, как отчаянно, до дрожи хотелось иметь родную душу рядом! Причем, что немаловажно, на вполне законных основаниях. Не терпеть молча придирки и издевательства Дурслей, не выслушивать слащаво-приторные речи директора, а просто иметь возможность подойти к кому-либо за советом — и получить его, не будучи при этом ни обруганным безо всякой на то причины, ни использованным в корыстных целях.

Поймав вопросительный взгляд Ремуса, Гарри, решившись, согласно кивнул и был вознагражден сияющей улыбкой, на этот раз без каких-либо признаков неестественности.

— Что требуется конкретно от меня? — выпущенный из повторных объятий в полузадушенном состоянии, со взъерошенной (в который раз уже? И не надоело ведь...) шевелюрой, Поттер умостился в кресле и вернул диалог в конструктивное русло.

— Собственно, я сам еще точно не знаю... Думаю, надо сходить в Министерство и уточнить порядок проведения подобной процедуры. Как считаешь, твои маггловские родственники не откажутся передать опеку?

Ответить Гарри не дал Дамблдор. Откинувшись на спинку кресла и соединив перед собой «домиком» кончики пальцев, поблескивая, по своему обыкновению, стеклами очков-половинок, он мягко вмешался в разговор:

— Погоди, Ремус, не торопись. Прежде чем идти в Министерство, необходимо выяснить, не осталось ли у Гарри каких-то кровных родственников в магическом мире. Потому что, даже если теперешние его опекуны откажутся от своих прав, могут найтись другие, в пользу которых впоследствии и решится дело в Отделе магического опекунства.

— Что же делать? — Люпин, не ожидавший такого поворота, совсем растерялся. А Гарри почувствовал злость: вот надо же было старику все испортить! Радость от скорого обретения семьи как-то разом улетучилась, оставив после себя все то же тянущее чувство надвигающихся неприятностей. Настроение окончательно испортилось.

Директор же между тем говорил:

— Прежде всего мы с тобой, Ремус, наведаемся в Гринготтс. Только гоблины могут провести процедуру установления родственных связей. Это поможет выявить оставшихся в живых родственников, если таковые имеются. Гарри, мой мальчик, будь так любезен, капни сюда три капли своей крови, — к Поттеру по воздуху подплыл крошечный хрустальный фиал. Пока он выполнял требуемое, Дамблдор продолжал: — Ты же понимаешь, что мы не сможем взять тебя с собой? Сейчас это слишком опасно, а потому тебе придется остаться.

Запечатав флакончик, Гарри помедлил немного и вручил его Ремусу, прямо встречая его слегка удивленный взгляд. Поттер знал причину этого удивления — вопрос был написан крупными буквами на открытом лице оборотня: «Почему не Дамблдору?»

С некоторых пор Гарри много читал — общение со Снейпом обязывало, — а потому знал твердо: не внушающему доверия человеку нельзя добровольно давать в руки ничего из того, что как-либо касается тебя лично. Что уж говорить о такой ценнейшей субстанции, как кровь. Мало ли примеров в магической истории по поводу того, как не надо поступать, если не хочешь потерять, в первую очередь, здравый рассудок. Или свободу. Или жизнь. Гарри не хотел лишаться ни того, ни другого, ни третьего, а потому поступил так, как подсказывала обострившаяся до предела интуиция, не обращая внимания на опасно сузившиеся голубые глаза за чудаковатыми очками.

Еще немного поболтав с Ремусом о том, о сем, и чувствуя себя слегка неуютно под пристальным взглядом директора, Гарри попрощался и ушел. Но предварительно взял с Люпина обещание сообщить, как только появятся какие-нибудь новости.

Теперь оставалось только ждать. И надеяться, что родственников все же больше никаких нет. А если есть?.. Вдруг они окажутся такими же, как Дурсли? Или еще похуже? Хотя, с другой стороны, если бы они были, разве Гарри не отдали бы им с самого начала? Ведь для ребенка-мага, наверное, лучше было бы жить с подобными себе, чем с теми, кто ненавидит само упоминание о магии.

Эти и похожие мысли занимали Поттера весь день, из-за чего он не мог толком ни на чем сосредоточиться. Рон допытывался до причин подобной рассеянности, Гермиона смотрела вопросительно, но Гарри молчал, боясь неосторожным словом сглазить свое такое еще хрупкое и ненадежное счастье.

* * *

— Великий Мерлин!.. — Ремус растерянно разглядывал четкие линии на пергаменте. — Как?.. Как вообще могло такое произойти?.. Директор? Вы знали?

Одного всепонимающего взгляда Ремусу хватило, чтобы убедиться — Дамблдор знал. И речь не только о теперешнем времени, он знал все, с самого начала, — и молчал, все эти годы.

— На самом деле, я знаю не так много, мой мальчик, — очки-половинки сверкнули в неверном свете свечи, и на долю секунды Ремусу показалось, что... да нет, просто померещилось. Люпин устало тряхнул головой и вслушался: — Джеймс был осведомлен о том, что Гарри — не его сын, и ему хватило благородства простить Лили измену. Хотя в этом случае сыграло свою роль также и то, что Джеймс знал, что является последним представителем рода Поттеров.

— Как?..

— Если без подробностей — древнее проклятье, обрекающее род на вымирание. Ты же знаешь, что Джеймс — поздний ребенок? — Ремус кивнул. — А сам он уже не мог иметь детей. Джеймс действительно принял Гарри как своего сына, оформил на него завещание, но... к сожалению, не успел принять мальчика в род по всем правилам.

— Но почему тогда Гарри не отдали... настоящему отцу сразу же? — Ремус невольно запнулся на середине фразы, ему тяжело было принять правду, и еще тяжелее — произнести имя вслух.

— Северус дал Джеймсу Непреложный обет, что не будет приближаться к мальчику, пока не придет время.

— Но разве Непреложный обет не должен был разрушиться после смерти Джеймса? И... а как же в школе? Или эта ненависть... — на лице Люпина начало проступать понимание.

— Клятву скреплял я, именно поэтому она сейчас действует. И да, ненависть — тоже часть обета, чтобы держать Гарри на расстоянии до поры, до времени. Хотя порой мне кажется... — Дамблдор ненадолго задумался, сдвинув очки немного набекрень и пощипывая переносицу. — Нет, ничего, не обращай внимания.

— Но это же жестоко... — Ремус начал говорить, но в этот момент его мысли вдруг потекли в другом русле, и от перспектив того, что он представил, его ощутимо передернуло. — Послушайте, директор, но ведь это же значит... — Люпин встретился взглядом с Дамблдором — и сердце ухнуло куда-то вниз, замерло на бесконечно долгое мгновение, а потом заколотилось с такой силой, что казалось — еще немного, и оно взломает ребра изнутри. — Это значит...

Дамблдор грустно кивнул:

— Увы, да. По законам магического мира Гарри — незаконнорожденный. Если бы только у Джеймса было хоть немного больше времени...

— А Снейпу не дала это сделать его клятва, — закончил вместо директора Люпин.

— Ты совершенно прав, мой мальчик, — подтвердил Дамблдор.

Ремус глубоко задумался. В мыслях и чувствах царила невообразимая каша. Воистину, этот безобидный поначалу поход в банк стал для него настоящим откровением. И ладно бы, если б дело сводилось к невозможности официально взять Гарри под опеку! Хотя, если бы речь шла только об этом, можно было бы найти и способ, и средства на его выполнение. Но вскрывшиеся факты вообще переворачивали все с ног на голову.

В первую очередь, сама личность настоящего отца Гарри. Как вообще подобное могло произойти? Хотя... с этим-то как раз вопросов и быть не может. Ремус не знал и, по правде говоря, до сих пор затруднялся понять, что Лили находила в угрюмом слизеринце, но она нежно общалась с ним на протяжении всех семи лет обучения в Хогвартсе, даже несмотря на вражду факультетов. Ремус прищурился и машинально провел рукой по волосам, вспоминая события почти двадцатилетней давности. Кажется, на выпускном они поссорились... А потом Лили и Джеймс поженились. И если дела обстоят так, как об этом подумал Ремус, тогда это все объясняет...

Люпин снова пробежался рукой по волосам. На самом деле гораздо больше, чем дела давно минувших дней, его занимала теперешняя ситуация. А она, скажем прямо, сложилась аховая. Ремус вздохнул. Законы магического мира в этом отношении суровы и в некоторой степени даже жестоки. Бастарды в глазах магообщества считались изгоями, пожалуй, даже похуже, чем полукровки и даже магглорожденные. Последние, по крайней мере, могли основать новый род, а их потомки считались бы чистокровными в первом поколении...

С Гарри все обстояло намного хуже. Даже несмотря на то, что он — Мальчик-Который-Выжил и герой пророчества, — а скорее всего, именно поэтому, — его же просто изгонят из магомира, если узнают! Как же, ведь их Герой не может быть никем. А у Гарри сейчас нет за плечами ни имени, на которое он мог бы претендовать, ни Рода, на который мог бы опереться. Джеймс мертв, а Снейп связан клятвой, и последствия, если все откроется, будут просто катастрофическими. Да и непонятно вообще, когда придет это самое время, когда Снейп сможет наладить отношения с сыном. А уж если учесть их взаимную ненависть — вернее, ненависть Гарри к Снейпу, — то становится чем-то на грани фантастики сама возможность подобного.

И еще один момент беспокоил Ремуса сильнее всего: как рассказать Гарри, что с самой идеей опекунства ничего не получится? Объяснять причины сейчас... это просто разобьет ему сердце, а лгать Люпин не умел. О чем-то подобном, похоже, подумал и Дамблдор, так как произнес:

— Мальчик мой, ты же понимаешь, что все эти новости нельзя сейчас сообщать Гарри?

— Да, конечно, но ведь он же ждет...

— Постарайся пока не попадаться ему на глаза. Хотя бы до тех пор, пока ситуация хоть как-то не прояснится.

— Но как долго придется этого ждать?

Дамблдор вздохнул.

— Честно скажу тебе — не знаю. Рассчитывать в данном случае можно только на одно — то, что Магия сочтет, что пришла пора Северусу вмешаться. Ну и, конечно, на то, что Гарри сможет преодолеть свою неприязнь, когда от этого будет зависеть его судьба.

— Да, Альбус, безусловно, вы правы, — Ремус вдруг почувствовал себя двухсотлетним стариком — усталость навалилась гранитной плитой, придавила к земле, не давая вздохнуть. Сгорбившись, он отвернулся. — Я, наверное, пойду. До свидания, директор.

— До свидания, мой мальчик.

* * *

Дверь за Ремусом захлопнулась, гоблины покинули кабинет еще раньше, и Дамблдор остался один. Он еще раз внимательно изучил пергамент, как будто и без того не знал, что там может быть написано, затем уселся в кресло и пригладил бороду. Он размышлял.

Да, законы магического мира жестоки и несовершенны. И, признаться, порядком устарели. В странах Европы волшебники давно уже перестали обращать внимание на обстоятельства рождения, да и магглы больше не клеймят позором бастардов. Хотя среди последних все же нередко встречаются и настоящие пуритане, как, например, Вернон и Петуния Дурсль. Хорошо, что Альбус озаботился взять с них клятву о молчании, иначе несдержанная на язык Петуния давно уже в приступе ярости выболтала бы все «любимому» племяннику. А так у директора появился запас времени. И, пожалуй...

Приняв решение, Дамблдор резво, как мальчишка, вскочил на ноги и покинул кабинет, закрыв за собой дверь.

Сквозняк подхватил пергамент, лежавший до этого на столе, и забросил его куда-то под диван. И теперь уже ничего не напоминало о том, какие нешуточные страсти бушевали здесь совсем недавно.

* * *

Поздней ночью любой нарушающий правила студент, если бы ему вздумалось прогуляться по коридору восьмого этажа, мог бы услышать музыку, доносящуюся словно ниоткуда. Что было тем более удивительно, так как ни классов, ни каких-либо подсобных помещений в этом коридоре не наблюдалось. Да там вообще не было ни единой двери!

Но музыка — звучала. Радостная, жизнеутверждающая, она лилась непрерывным потоком, хоть и несколько приглушенная толстыми стенами. От нее хотелось расправить несуществующие крылья и взлететь, хотелось... да просто хотелось жить.

А еще позже нечаянный наблюдатель мог бы с удивлением заметить, как посреди голой стены проявляется дверь, которая тихо открылась и так же бесшумно захлопнулась, тут же сливаясь со стеной. И больше — ничего...