Учитель (джен)

* * *

Между тем настало время возвращаться в Хогвартс. После каникул, в течение которых он увиделся с друзьями только четыре раза, Гарри неуютно чувствовал себя в вечно шумной атмосфере замка. Красно-золотой факультет по обыкновению приветствовал его со всей возможной эмоциональностью, и Гарри, принужденно улыбаясь, жалел, что не может укрыться от бурного водоворота школьной жизни за своим новоявленным блоком.

Хотя он пытался реагировать на приветствия и новости адекватно, от друзей не укрылось его депрессивное состояние. Уже в первый вечер Рон и Гермиона отвели его в угол гостиной для «серьезного разговора». Гермиона не собиралась тратить лишних слов:

— Гарри, что происходит? Ты так и не оправился после лета? Я знаю, тебе тяжело, но ты не должен замыкаться в себе. Поделись с нами, и тебе станет легче. И не вздумай устраняться от общественной жизни! Твой запрет на квиддич снят, кроме того, я слышала уже много предложений возобновить занятия Армии Дамблдора. Прошлогодний опыт многому нас научил и какими бы ни оказались уроки ЗОТС в этом году, дополнительные занятия не повредят.

Юноша поднял на нее глаза:

— Я не прячусь, Герми! Просто мне очень тяжело отпустить Сириуса, очень! Но я… — он на минуту засомневался, не рассказать ли о подслушанном разговоре, но не решился зря обнадеживать девушку, — я очень постараюсь прийти в норму. В конце концов, у меня сейчас столько занятий, что скучать не придется. Я не собираюсь возвращаться в квиддичную команду — думаю, я уже перерос тот возраст, когда спортивные состязания кажутся главным в жизни, но я хочу серьезно заняться учебой и надеюсь на твою помощь!

— Неужели я слышу эти слова от тебя? — Гермиона счастливо улыбалась, — я буду рада помочь, если ты, наконец, решил начать серьезно учиться. Тем более, после твоей выходки тебе придется как следует выучить зелья, если не хочешь оказаться последним по этому предмету. И я думаю, тебе стоит попросить профессора Снейпа снова заниматься с тобой окклюменцией. После того, что произошло, ты не можешь не понимать, насколько это важно…

Гарри заставил себя проигнорировать боль, терзавшую сердце при этом заявлении Гермионы. Он не хотел признаваться ей, насколько глубоко его сожаление о случившемся, и на что он пошел бы, если бы был в силах изменить произошедшее. Он подумал, что его попытка уйти в учебу будет хорошим поводом избегать товарищеских посиделок и дружеского трепа, царивших в гриффиндорской башне. По крайней мере, от пустых разговоров всегда можно было спрятаться в библиотеке. Не то, чтобы он жаждал учиться, но появившаяся надежда на то, что Сириуса можно вернуть из Арки, требовала проверки, и нахождение в библиотеке было бы удивительно кстати. Поэтому он только кивнул девушке:

— В этом году учусь серьезно. Окклюменция мне, к сожалению, не светит, — после моей прошлогодней выходки Снейп меня не простит, но школьными предметами я займусь. Я не собирался воскрешать занятия АД, но ко мне еще в поезде успели подойти несколько человек с этой просьбой, и, боюсь, за следующие пару дней придут остальные, так что занятия придется восстановить. На днях я постараюсь уладить вопросы с помещением, списком участников и программой занятий. Я рад, что людям это нужно, хотя я не надеялся на это после того, как в прошлом году всем участникам АД пришлось страдать от Пыточного пера Амбридж… Интересно, почему ее любимое Министерство не запретило использование темных артефактов в школе?

— Сразу видно, что предыдущие пять лет ты лишний раз не заходил в библиотеку. Я заинтересовалась законностью этого перышка сразу после твоей первой отработки у нее. К сожалению, артефакт совершенно законный и зачастую полезный, называется Перо Мгновенной Связи. Вещь, использующаяся для передачи сведений в военных условиях — можно зачаровать конкретное перо на определенную часть тела конкретного адресата или пишущего. Тогда в экстренной ситуации можно быстро передать информацию, имея при себе это перо.

— Но зачем так, почему не на пергамент? Больно же!

— Ну во-первых, волшебники в древности, когда создавался этот способ связи, не считали легкую царапину болью — никто же не заставлял их писать одно и то же несколько сотен раз. Во-вторых, если тебя возьмут в плен и обыщут, никакой пергамент протащить с собой в камеру не получится. А так у тебя, скажем, на ноге, появится план побега, — правда, здорово? Ну и, в-третьих, тогда это был самый быстрый способ связи. Сейчас есть, разумеется, каминная связь, и совы, но ни то, ни другое не спасет тебя, если ты командующий на поле сражения и тебе срочно надо согласовать отход армии со штабом.

— Ух ты! Поразительные возможности, оказывается, у перышка! Ты покажешь мне, где нашла информацию про эти перья?

— Конечно, Гарри! — Гермиона была рада его энтузиазму и Гарри решил не разочаровывать ее признанием, зачем ему это понадобилось.

* * *

В вечер первого учебного дня в спальне шестикурсников Гриффиндора все легли рано, даже не устроив обычных ежевечерних разговоров, и только Гарри долго не мог заснуть. Поворочавшись в постели, мальчик понял бесполезность попыток. Ввиду того, что заснуть не получалось, Гарри решил, что было бы неплохо сделать часть дел, которыми загрузили его однокурсники. Может быть, проверить состояние Выручай-комнаты? На днях придется использовать ее под тренировки АД, и Гарри хотел поэкспериментировать с различными вариантами обстановки, пока в коридорах пусто.

Часы показывали полночь, когда Гарри, завернувшись в мантию-невидимку и проверив безопасность пути по карте, юноша поднялся в левый коридор восьмого этажа. Первые четыре попытки дали не идеальный результат — в комнате то было мало места, то не слишком безопасно, то не хватало материала для тренажеров… В коридоре, в пятый раз задумавшись, как лучше сформулировать желаемое, он услышал шаги. Мальчику совсем не улыбалось попасться завхозу или дежурному преподавателю, и он быстро сформулировал желание: «Мне нужно место, где меня никто не сможет заметить». Затем, подумав, что с Филчем может быть его кошка, быстро добавил: «Мой запах и мою магию тоже». Рванув ручку появившейся двери, он попал в какое-то помещение, и, быстро захлопнув дверь, стянул с головы мантию и огляделся. Гарри обнаружил себя стоящим в большом зале, напоминающем тренировочный. В зале стоял мягкий полумрак. Середина зала была ограждена канатами и имела мягкий парусиновый пол, наподобие боксерского ринга, по периметру которого стояли тренировочные манекены, а вдоль стен тянулись бесконечные шкафы с книгами, и, как ни странно, зельями. Обрадовавшись полезной находке, Гарри бросился было к книжным шкафам, но замер на полпути. Дверь комнаты скрипнула, открываясь. Натренированные в квиддиче рефлексы помогли молниеносно накинуть мантию на голову и бесшумно отступить в тень ближайшего шкафа, думая лишь о том, почему магия Выручай-комнаты подвела его на этот раз и как скоро его обнаружат.

Однако вошедший вовсе не кинулся искать и ловить нарушителя, хотя настороженно оглянулся по сторонам. Обернувшись к стене, мужчина постучал по ней палочкой, накладывая на комнату заклятия тишины и некоторые защитные, и вышел в освещенный центр. Сердце Гарри забилось чаще, и он замер, стараясь дышать тише, когда узнал в вошедшем профессора Снейпа. Юношу успокаивал только тот факт, что зельевар действовал, не подозревая о присутствии зрителя. «Как он мог попасть сюда?» — удивился Гарри, вспоминая свой приказ комнате. Затем он вспомнил, как приходили на занятия АД опоздавшие, знавшие точную формулировку приказа комнате, и догадался, что то место, в котором были они со Снейпом, было результатом их одинакового или похожего желания. Поскольку он был здесь в первый раз, а зельевар явно действовал привычно и уверенно, похоже, ему удалось найти тайное убежище профессора. Гарри чуть было не засмеялся от мысли о постоянном шпионаже здесь, но не решился настолько испытывать чары комнаты. Однако, теперешнее положение означало, что он не сможет уйти из комнаты раньше Снейпа, не вызвав подозрений открывшейся дверью, и станет невольным свидетелем занятий профессора, какими бы они ни оказались. Гарри покраснел от этой мысли, особенно увидев, что зельевар резко сбрасывает мантию и начинает расстегивать рубашку. О том, чем может заниматься мужчина поздней ночью в ненаходимой комнате с изолированными звуками, запахом и магией, он как-то не подумал. Еще больше мальчик смутился, наблюдая, как освободившийся от рубашки зельевар призвал манящими чарами из темного угла комнаты большое, в рост, зеркало, почему-то неволшебное, с большими часами в верхнем углу. Настолько нелепо выглядела картина с полураздетым профессором зельеварения, застывшим в центре боксерского ринга перед маггловским зеркалом, что Гарри боялся строить догадки, что же должно произойти. Взгляд остановился на уродливой татуировке на левом предплечье, пробежал по оголенному торсу, замер на черных глазах. «Стоп, я же могу открыть ему канал для легилименции», — Гарри быстро отвел взгляд.

Тем временем профессор тяжело вздохнул, скривился, словно в ожидании чего-то неприятного, отошел на полтора метра от зеркала и поднял палочку, направив ее на себя. Следующее сложное движение Гарри узнал — они не так давно повторяли чары, откладывавшие колдовство во времени. Назвав интервал отсрочки действия чар — 10 минут, профессор наложил на себя… Finite Incantatem. После чего метнул взгляд на часы, резким жестом направил палочку себе в грудь и, сконцентрировавшись, решительно произнес:

— Crucio.

Ошеломленный Гарри подумал было, что заклятие не сработало — ненавистный преподаватель остался стоять прямо, как и за минуту до этого, но потом увидел, как дернулись мышцы лица, искажаясь в гримасу мучительной боли. Секунду спустя лицо вернулось к прежней каменной маске, но теперь было видно, каким усилием она дается. Руки прижались к груди, по телу пошла еле заметная дрожь, судорожно стиснутые зубы скрипнули. В черных глазах плескалась боль, зрачки расширены, взгляд мечется между часами и собственным отражением. Тело возвращается в исходное положение после каждого конвульсивного рывка, но с каждым разом это дается все труднее. Правая рука судорожно стиснула волшебную палочку, не позволяя себе выпустить ее ни на секунду. Интересно, зачем — колдовать в таком состоянии, очевидно, не сможет ни один маг.

Невидимый Гарри поймал себя на мысли, что забывает дышать, а секундная стрелка движется по циферблату часов невообразимо медленно. Сколько времени дал себе Снейп? Десять минут? Но такое невозможно. Пусть даже секунд тридцать из них он потратил на концентрацию для заклинания, Пыточного такой продолжительности не может вынести человек. Или может? Гарри заворожено смотрел на тонкую струйку крови, текущую из прокушенной губы. Сколько времени прошло — минуты три? Для мучающегося человека перед ним явно прошло несколько часов, а может, и дней невыносимой пытки. Спустя еще минуту сквозь сомкнутые губы пробился сдавленный стон, а тело завалилось на пол, неловко подворачивая руку.

Гарри не мог больше наблюдать страдания человека, пусть даже тот не вызывал теплых чувств, но явно не заслужил такого. Юноша поднял палочку, собираясь остановить заклинание, тем самым выдав свое присутствие. Эгоистическая мысль о том, что такого этот человек никогда не простит, пронеслась в мозгу и умерла, не оформившись. Очередная волна конвульсий сотрясла зельевара, но тут он какой-то невероятной силой воли поднял тело на колени, упершись руками в пол по бокам и гордо подняв голову. В ту же минуту Гарри понял, — за что бы этот человек ни приговорил себя к такой муке, он никогда не решится оскорбить его мужество преждевременным прекращением заклинания. Зато он может остаться здесь, наблюдая до конца, может помочь восстановить силы или привести помощь, если она понадобится, но только по окончании этой… пытки? наказания? испытания? Гарри и сам не знал, как назвать то, что он видит.

Крупная дрожь пробегала волнами по телу профессора Снейпа, в огромных черных глазах плескалась боль, лицо исказила гримаса. На ненавистных часах стрелки как будто не двигались, лишь секундная конвульсивно дергалась каждое нескончаемое мгновение. Когда до окончания действия заклинания осталось около полутора минут, губы разжались, пропуская стон, потом другой, и вот уже человек на полу стонал не переставая, глотая крик, раскачивался и едва не катался по полу, не выпуская при этом палочку из правой руки. Взгляд его, однако, неотрывно был направлен в верхнюю часть зеркала, и Гарри вдруг понял, что зельевар смотрит вовсе не на часы, а ближе к центру зеркала. Гарри уже целенаправленно вгляделся в глаза зельевара и вдруг увидел, что они не выражают чувств кроме боли и… любви? Не похоже. Скорее преданности, верности и вины. Именно так — взгляд избиваемого щенка, готового целовать сапоги хозяина. Взгляд домового эльфа, наказывающего себя за оплошность. «Я виноват, накажите. Что хотите делайте, только не прогоняйте, умоляю, позвольте служить вам и дальше, хозяин», — говорит этот взгляд. Выражение настолько абсурдное для гордого зельевара с ледяным взором, что Гарри на секунду заподозрил, что это некто под Оборотным зельем. Однако еще через секунду он понял, на кого профессор мог смотреть с такой преданностью и обожанием. Обязан был смотреть, по крайней мере. Несмотря на склонность этого субъекта… ну да, разбрасываться пыточными. Воображение тут же дорисовало вместо зеркала фигуру в темном плаще с капюшоном, стоящую в полный рост — да, тогда Снейп смотрит правильно — прямо в красные глаза мучителя. Последний сдавленный стон прерывает сработавшее заклятие окончания пытки. Человек вздрагивает и говорит спокойным голосом, полным уважения и признательности:

— Благодарю за милость, мой Лорд. Я снова виноват, снова не привел Поттера. Но мальчишка все еще не доверяет мне, и он под особой охраной старика…

И тут, прервавшись на середине фразы, железный человек ломается, падает на пол, задыхаясь, а потом шепчет себе под нос тихим злым голосом, сжимая кулаки:

— Обойдешься… Ты должен, должен этому научиться, и никакой слабости! Легилименция с круциатусом, это же так очевидно! Он скоро додумается до этого, раз уж начал демонстрировать задвоеные заклинания. Этот промах будет последним для всех — и тебя, старика, сопляка, и кучи других идиотов. Ты и так слишком многих подвел, и если сам давно заслужил, то остальные не должны погибать из-за твоей нежности. Вставай, слабак, тебе полчаса на отдых, и второй раунд.

Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что преподаватель обращается к себе, и его тон не отличается от обычного выражения крайнего презрения и ненависти, щедро раздаваемого на уроках. Снейп поднялся и, морщась, подошел к шкафу с зельями. Гарри увидел, как рука преподавателя берет восстанавливающее и ранозаживляющее, замирает над обезболивающим и резко опускается, а сам профессор с тоской глядит на голубой состав.

«Понятно, он должен чувствовать боль во второй раз, значит, обезболивающее он может позволить себе не раньше конца… тренировки», — Гарри под мантией задыхался от открывшейся правды. Так значит, вот в чем состоит роль двойного агента? Значит, вот что Дамблдор снисходительно называет фразой «Северусу можно доверять»? Гарри и сам бы не отказался сейчас от обезболивающего — он слишком ясно вспомнил те два круциатуса, которые пришлись на его долю на кладбище. Сколько он тогда был под заклятием? Полминуты, минуту, две? И орал как резаный, испытывая такую боль, которой прежде не мог и представить. Что бы случилось с ним за 10 минут под двойным напором пыточного и легилименции? Сошел бы с ума как родители Невилла? Рассказал бы все что знал и чего не знал спустя три минуты, чтобы только прекратили пытать и убили? Присягнул бы Вольдеморту и убил Рона и Гермиону? Ну нет, последнее никогда, сколько бы и как его ни мучали. Значит… значит есть какой-то предел у каждого человека, предел, за который никак нельзя сломаться, потому что от этого зависят жизни других людей. А если от тебя зависят жизнь и судьба всего магического мира? Эту фразу Гарри столько раз слышал по отношению к себе и только сейчас — наглядно — понял всю ее горечь, всю ответственность и всю боль, которые она в себе таила. Сейчас судьба магического мира была не на его плечах, он сбросил ее на плечи другого человека, и тот вот уже 15 лет тащил эту тяжесть. В одиночку. Всеми ненавидимый и всех ненавидящий. Нет, стоп. Нельзя ненавидеть тех, за кого ежедневно больше чем умираешь. Это не ненависть, чтобы там не говорил сам ненавистный профессор Снейп… ненавистный? Какое нелепое слово. Профессор Снейп? Гарри всегда сокращал эту мысль до злобного плевка «Снейп» и огрызался, когда его поправляли. А теперь она и сама родилась и зазвучала естественно как никогда. Будь он даже злейшим врагом, разве такую силу можно не уважать?

Сейчас в душе Гарри не осталось ни капли ненависти к этому человеку, зато волной поднималась другая, более злая и жестокая ненависть с растворенным в ней презрением — к самому себе. Как можно поступать так глупо год за годом? Подозревать в своих бедах кого угодно, кроме себя. Обижаться на весь мир, ничего при этом не делая. Нарушать правила и не слушать советов. Смотреть, как вокруг гибнут и страдают за тебя люди, сожалеть об этом и ничего не делать. Седрик, Сириус, чуть было не погибшие Джинни и Гермиона… Играть в любовь и дружбу, забавляться приколами Уизли и прогуливать уроки... Жить жизнью ребенка — это было бы простительно любому, кроме того, от кого зависят жизни окружающих. Ведь ему ясно объяснили, в чем его миссия, а он, вместо того, чтобы учить боевые и защитные заклинания, тренироваться в окклюменции, осваивать легилименцию и закапываться в книгах, не входящих в школьную программу… просто играет. Да, никто не виноват, что именно он оказался Избранным, и он не хотел, видит Бог, не хотел этой доли! Но стань Избранным его будущий «ненавистный преподаватель», от Волдеморта к началу его шестого курса уже не осталось бы и следа. Гарри заскрипел зубами от ненависти к себе, но Снейп никак не среагировал на звук — видимо, комната сделала Гарри действительно ненаходимым. Интересно, почему Снейп не отдал такой же приказ? Впрочем, его наверняка волновала в первую очередь защита от отслеживания магии — он же пользуется Непростительным. Разве мог он предположить в комнате наличие необнаружимого наблюдателя?

Тем временем чуть передохнувший зельевар посмотрел на часы, снова встал к зеркалу, сконцентрировался…

— Finite Incantatem tempory, ten minutes, — тяжелый вздох, — Crucio.

Смотреть на молча страдающего зельевара у Гарри не было сил, и он отвернулся, размышляя о своей ненависти к этому человеку, выгоревшей дотла за десять минут. Как же профессор со своей стороны должен ненавидеть его, самоуверенного наглого мальчишку, за безопасность которого он страдает снова и снова! Мальчишку, который вдобавок слишком сильно напоминает ему худшего школьного врага… Гарри не тешил себя надеждой, что Вольдеморт щадит своих слуг — он слишком хорошо понял смысл «тренировки» Снейпа, помнил дикую боль в шраме при видении наказания провинившегося Эйвери, видел выражение лица Петтигрю, отрубающего себе руку. Кажется, в первый раз Гарри понял, за что именно шляпа определила в Гриффиндор будущего предателя. А он сам… Гарри только что осознал, что никогда не смог бы поступить так, будь это нужно для спасения Дамблдора. Самому отрубить себе руку и не возненавидеть человека, ради которого это сделано? Да, умел же Том Риддл находить себе слуг! Он обернулся к зельевару, все еще упрямо молчавшему. Второй круг пытки давался ему тяжелее первого, но гордость или ответственность не позволяла сдаться, и уставший мужчина упрямо сжимал губы и придавал ненавидящему взгляду черных глаз выражение покорного слуги.

Гарри думал раньше, что никакие действия его учителя не смогут вызвать в нем сочувствие, однако с удивлением услышал свой облегченный вздох, когда действие проклятия прекратилось. Наблюдая за трясущимся от боли Снейпом, он старался запомнить, какие зелья принимает тот, чтобы привести себя в порядок. Промелькнула мысль, что надо бы обеспечить подобный запас зелий и для занятий АД — несчастные случаи при отработке проклятий были не так уж и редки.

Тем временем зельевар перешел к каким-то непонятным экспериментам, тренируясь на манекенах сначала в сложных проклятиях, а затем в беспалочковой магии. В первый раз Гарри пожалел, что профессор Снейп не преподавал у них ЗОТС. Возможно, он мог бы научить многому. «Если бы захотел учить», — ехидно заметил внутренний голос.

Часы показывали начало четвертого, когда зельевар, наконец, оделся, взмахом руки убрал зеркало, снял защитные чары и вышел за дверь. Гарри хотел было последовать за ним, но вдруг вспомнил, что пока он остается в комнате, никто не может придать Выручай-комнате другой вид и войти в нее. Если Снейпу нужна еще другая комната, он заметит этот факт и догадается о наблюдателе. Не желая схлопотать «Obliviate» сразу по выходе из двери, Гарри поудобнее устроился в углу, коротая время до утра. Нет уж, этого знания он не хотел терять. В спальню мальчиков Гарри, с облегчением убедившись в отсутствии профессора в коридоре, вернулся уже перед самым подъемом. Бессонная ночь вылилась в усталость и сонливость на уроках, но юноша ни разу не пожалел о своем ночном приключении. Эта ночь поставила перед ним новые цели и принесла новые откровения, которые стоило обдумать.