Орнейские хроники -2 (гет)

Таласса

«Суть Искр связана с четырьмя стихиями, кои есть Вода, Земля, Воздух и Огонь. Одаренному чаще подвластна одна из стихий, реже две, и почти никогда — три. Все четыре в равной мере подвластный лишь Страннику.

Так сложилось, что тем, на чей призыв откликнулась Вода, становятся целителями, ибо вода утешает и врачует, ветер же шепчет избранникам Воздуха и становятся они провидцами; из Огня выходят самые яростные воины, а Земля дает мудрость и возможность менять саму ткань мироздания.

Появление Искры — благо, однако наставникам следует с особым тщанием наблюдать за теми из Одаренных, в ком пробудились две стихии. Важно скорее определить природу дара. Вода плохо сочетается с Огнем, и тому, в ком силен дар врачевания, никогда не стать воином. И наоборот — сложно пробудить сострадание в душах тех, в ком ярко пылает Огонь. Если же обе стихии присутствуют в равной степени, то это грозит истощением жизненных сил и ранней смертью Одаренного.

Сочетание Огня с Воздухом следует рассматривать как неблагое, ибо сложно не поддаться искушению и не пойти жечь тех, кто лишь в мыслях носит Тьму, а затем обратить дар во зло. Но Вода и Воздух усиливают друг друга и их носители способны вершить чудеса на благо живущих, а сочетание Воздуха и Земли и Огня и Земли дают мудрых правителей и великих воинов...»

Трактат о благой силе

Обитель ордена Пастыря располагалась вне городских стен Талассы, на берегу Роаны. Издалека был заметен высокий купол храма. Лара в волнении сплела пальцы и невольно задержала дыхание. В обитель она отправилась по приглашению магистра Вальена, на другой день после пугающего соприкосновения со Звездой.

— Светлый Франсис, — один из самых благородных душой и мудрых людей, что я знаю, Лара, — сказал Раймон и накрыл ее руки своей. — Его доброта безмерна, вы можете полностью довериться ему.

Он ободряюще улыбнулся. Лара молча кивнула: несмотря на поддержку мужа, в горле стоял ком, она продолжала ощущать себя себя если не безумной, то отмеченной неведомой скверной. Ей все еще хотелось заткнуть себе уши, чтобы избавиться от неумолчного гомона...

Прихваченная первым заморозком дорога сменилась каменными плитами двора, и карета остановилась. Лакей открыл дверцу, Лара спустилась по ступенькам и огляделась. Галереи с остроконечными арками, темно-зеленые свечи кипарисов обширного парка и удивительное спокойствие, разлитое в кольце стен из розовато-серого камня. И — странно! Поток образов и гул чужих разговоров, которые давили на виски, пригасли и отдалились, однако она не перестала видеть тревогу и смятение Раймона, всполохами пламени окутывающие его.

Юный послушник провел их в библиотеку. Магистр принял их, сидя за заваленным свитками столом. В голубых глазах Вальена читались симпатия и обеспокоенность. Поприветствовав гостей, он спросил Лару о самочувствии. Она поблагодарила и, догадываясь, что может представлять интерес для Вальена, начала разговор с провидческих снов, затем рассказала о происшествии с Джулианой Моранда и обряде Очищения. Изумлению магистра не было предела.

— Печалью полнится сердце, что благой дар приняли за темную одержимость! — воскликнул он, когда Лара замолчала. — Но не печаль, а гнев вызывает то, что магистр Аврелиан не распознал знаки. Ведь это могло многое изменить! Неуж разуверился и он в учении Странника?

— О снах знали лишь родители. Отец не придавал значения, а мама... незадолго до смерти она попросила никому про них не рассказывать. Да и снились они редко. Когда случилось несчастье с Джулианой, город был взбудоражен. Люди боялись... вспоминали, что моя мать была гадалкой, да еще и чужеземкой. Я... боялась тоже. Боялась испытания, боялась, что навлекла беду на подругу. Светлый Аврелиан не верил в мою одержимость и считал, что мои слова и пожар у Моранда — совпадение, — тихо ответила Лара. — И приложил все силы, чтобы убедить в этом Совет и других жрецов. О даре Искр он со мной не говорил... Но мне до сих пор кажется, что это моя вина.

Вальен сокрушенно покачал головой:

— Нет никакой вины. Неразбуженный дар иногда может проявиться вместе с сильными чувствами. Вы предвидели несчастье, а не навлекли его. И то хорошо, что у Аврелиана хватило разумения правильно провести обряд и не причинить вам вреда, сьера Лара.

До сих пор молчавший сьер Раймон негромко проговорил, доставая из кармана камзола бархатный мешочек:

— Полагаю, что я исполнил долг хранителя и реликвия обрела истинного владельца.

По слабому свечению Лара догадалась, что внутри находится Звезда и прерывисто вздохнула. Камень и притягивал, и пугал ее повторением головокружительного полета. Вальен, внимательно наблюдающий за ней, негромко сказал:

— Эту ночь я провел, изучая летописи, где упоминалась Звезда. Это мощный источник, усиливающий дар. К сожалению, сведения скудны, и относятся они к излому Эпохи Тьмы, затем камень бесследно пропал, и даже сильнейшие Одаренные не ощущали ее присутствия в мире. Я считаю, что для этого были причины. После того, как Странник покинул нас, реликвия могла бы ввести в искушение многих.

— Целла, в которой я нашел Звезду, была отделана фосфоритом, — задумчиво проговорил Раймон. — Я удивился — зачем?

— Фосфорит? — вскинул бровь Вальен, — Шкатулка из фосфорита... да. Припоминаю, что одной из летописей об этом говорилось. Чтобы проверить мое предположение, я распоряжусь изготовить футляр, инкрустированный этим минералом, — он вновь обратился к Ларе: — Было ли что-то еще?

Смущаясь, Лара рассказала, как отогнала добьера.

— Заставить врага дрогнуть и попятиться, — муж пристально посмотрел на нее. — Это было бы как нельзя кстати, теперь, когда нависла угроза.

— Еще рано судить о природе дара, сьер Раймон, ведь в отчаянной ситуации каждая из стихий дает защиту своему носителю, — возразил Вальен.

Лара покачала головой, переводя взгляд с одного на другого, и с горечью проговорила:

— Когда на нас напали пираты... я взывала к этим неведомым силам, но... они не откликнулись...

— Я сожалею о тех, что ушел за Передел в тот день и помолюсь об их душах, — опустил веки Вальен — Однако если бы яростный дар у вас проявился в тот момент, то вряд ли бы вы совладали с ним, и это привело бы к горшим бедам. В Эпоху Тьмы пусть редко, но случалось, что Искры становились орудием зла. Кто-то не выдерживал потерь и страданий, несчастий, поразивших его и его близких, а иные не подозревали о даре, и Тьма коварством захватывала их души. Отчаяние и ненависть, жажда мести пожирают изнутри и делают уязвимыми. Поэтому считаю благом, что вы не смогли использовать дар против пиратов. Что касается добьеров... Я слышал об этих исчадиях Тьмы. Мне не кажется, что собаки вырвались случайно, — он нахмурился. — Как знать, не была ли опасность больше... чем вам представлялось.

— Мой теньент пришлет людей для охраны дома. Утром мы все обсудили с месьером Эрнаном. Господин Товье тоже подыщет опытных агентов для скрытого сопровождения, — проговорил Раймон.

— Сопровождения?! — Лара возмущенно воззрилась на него.

По его лицу пробежала тень, терпеливо, будто втолковывая непослушному ребенку, он сказал:

— Лара, ваша безопасность теперь дело государственное.

Оранжевые краски его ауры сменились серо-стальными, и холодно кольнуло в груди:

— Вот как? И даже в личных покоях вы приставите ко мне... соглядатая?

Губы мужа на мгновение сжались, но прежде, чем он ответил, заговорил магистр Вальен:

— Скажите, сьера Лара, вам нравится в обители?

Она с благодарностью посмотрела на него:

— Да, Светлый Франсис. Здесь мне... спокойно.

— Сьер Оденар, пока его светлость и вы подбираете достойных людей, полагаю, вашей супруге будет лучше провести несколько седмиц здесь.

— Да! — вырвалось у нее. — Я согласна!

— Лара, что вы говорите? Как это возможно? — на лице Раймона отразилось недоумение и протест.

— Раймон — Лара подняла на него взгляд: — Со вчерашнего дня я живу... как если бы рубище касалось открытой раны. Но здесь... — она запнулась, затем обвела библиотеку рукой: — Я могу дышать.

Помедлив, Раймон наклонил голову:

— Мне бы не хотелось, чтобы вы страдали, Лара.

Магистр со вздохом сказал:

— Дар не только благо, но и тяжкое бремя. Таласскую обитель наряду еще с пятью — в Алькасаре, Кранне, Лондре, Аридже и Брандене издревле использовались для обучения Искр. Помещения здесь защищены и отнюдь не сторожами, хотя жрецы из ордена Воителя не уступят вашим солдатам, сьер Оденар. И как только сьера Лара научится управлять даром, она вернется домой. А если кое-кто удивится благочестию вашей молодой супруги...

— Это всегда можно объяснить тем, что я вынужден покинуть ее, чтобы нести службу на границе, — слабая улыбка тронула губы Раймона. — Светлый Франсис, известили ли уже магистра Дегуа?

Взгляд Вальена стал острым:

— Я извещу его сегодня. Мне потребовалось некоторое время, чтобы все обдумать. Случившееся выбивается из того, к чему мы привыкли. А надежда все еще слишком призрачна.

В ответ Раймон чуть приподнял бровь. Лара удивилась: разве могут быть какие-то тайны между жрецами?

— Полагаю, у Светлого Андроника не возникнет необоснованных обид, — спокойно продолжил Вальен. — Я так же попрошу его направить жрецов для усиления охраны. А теперь поговорим о том, что поможет развить ваш дар, сьера Лара.

* * *

Домой из обители она уже не вернулась. Список вещей, которые ей могли понадобиться, был коротким — шкатулка с гребнями, булавками и прочими мелочами, сорочки, еще одно платье из камлота, меховой зимний плащ. Перед уходом муж поднес ее руку к своим губам:

— Да прибудет с вами милость Странника, Лара. Линье доставит вещи.

Его грусть переливалась светло-зеленым.

— И с вами... Вы едете в Альто-Альби? — Лара не спешила отнимать руку.

— На днях, и до конца месяца Зимних костров. Если вам что-то понадобится, пошлите записку Маниго. И если вы измените решение и пожелаете вернуться домой, прошу, известите меня.

— Благодарю вас, Раймон.

Муж поклонился и, развернувшись, зашагал прочь, а Лара, провожая его взглядом, вздохнула. Первоначальное потрясение прошло, однако до сих пор крайне сложно было воспринять случившееся. Не темная одержимость, не безумие... Искра Странника. Впрочем, впереди испытание. И только тогда все решится.

Встреча с магистром воителей состоялась в тот же день, в час вола и оставила у Лары странное впечатление. Магистр ордена Воителя оказался неожиданно молодым для своего сана, темноволосым сероглазым мужчиной лет тридцати, с жестким худощавым лицом и крупным носом. Он пристально и холодно смотрел на Лару, и неуверенность вновь охватила ее. Что бы не говорил Вальен, но раздражение и досада обуревали Дегуа, и эти чувства были настолько сильны, что Лара против своей воли ощущала их. Однако держался он с безупречной учтивостью и без колебаний согласился выделить жрецов для охраны. Лара большей частью молчала или односложно отвечала на заданные им вопросы.

«Месьер Эрнан не желает придавать огласке, что нашлась Искра, по крайней мере — сейчас, пока дар еще не раскрылся в полной силе. Если проведает Лодо Галейский, сьере Ларе может угрожать опасность», — пояснил Вальен.

«Надеюсь, вы не ошиблись и не приняли грезы за явь, магистр Вальен, — сухо отозвался Дегуа, вставая. — Мое почтение, сьера Лара».

Она отметила, что магистр Вальен ничего не рассказал о реликвии. Недоговоренности между жреческими орденами мало ее касались, но неприятно удивляли, однако она решила не торопится с выводами.

Ей отвели небольшие апартаменты в гостевом крыле, состоящие из умывальной и спальни с простой обстановкой из темного дерева: узкая кровать под балдахином с плотными занавесками, столик, стул с резной спинкой и сундук для вещей, обитым железными полосками. Из общины Сестер Странника прислали жрицу, чтобы прислуживать Ларе — девушку с бледным удлиненным лицом, которая была исполнительной и при этом почти незаметной: не докучала разговорами и даже двигалась бесшумно.

На стене спальни висело овальное зеркало, потускневшее от времени. Лара подолгу вглядывалась в него. Иногда она видела смутные лица, скользили размытые тени в старинных нарядах, и ей нравилось размышлять о том, кем были эти люди.

Несмотря на холодную погоду она подолгу гуляла по кипарисовым аллеям обширного парка под взглядами беломраморных изваяний принчепсов альбийских и магистров обоих орденов прошлых веков. Иногда она вспоминала о Месьере Коте — найдет ли он ее и здесь? Однако тот не объявлялся.

После обеда ее обычно ждал в библиотеке магистр Вальен. Он рассказывал о даре, о стадиях обучения и об опасностях, подстерегающих неопытных — а подчас и умудренных опытом Искр. В конце беседы он брал металлический шарик на длинном шнурке. Устремив взгляд на блестящую поверхность, Лара училась освобождать разум от ненужного и суетного, сосредотачиваться на главном. Погружаться в поток — так называлось то необыкновенное состояние, с вихрем образов и неожиданно приходящим знанием. Однако видения были путанными, разрозненными. К тому же ореол — дуновение-ауру она видела лишь у мужа, и лишь изредка, краем глаза замечала легкое серебристое свечение, окутывающее магистра Вальена.

Магистр считал, что причина — в подавляемых на протяжении лет способностях и позднем пробуждении дара. Он был уверен, что вскоре все наладится, но Лара начала сомневаться в том, что дар у нее действительно есть.

* * *

За месяц Лара свыклась с постоянным присутствием в сознании неясных образов и научилась не вслушиваться в шопот чужих голосов. Она радовалась, что находится в месте, огражденном от суеты и страстей. Не раз она задумывалась — как изменит ее дар? Она читала жизнеописания великих Искр, и за краткими сведениями пытаясь разглядеть их судьбы. Были ли им доступны обычные радости и счастье или служение навсегда отделяло их от остальных людей? Тем не менее, встречались упоминания о брачных союзах, в которых рождались дети. Часть из них наследовала дар, другие — проживали ничем не примечательную жизнь. Как же будет у нее и сьера Раймона? Что гадать, прежде ей еще предстоит призвать свою Стихию.

Испытание назначили на пятнадцатый день месяца Зимних костров. Поначалу казалось, что время тянется, подобно патоке, однако последний день, напротив, промчался стремглав. Только на стену падали бледные лучи утреннего солнца, и вот уже вечереет. Лара решила еще раз пролистать Трактат о благой силе, описывающий природу дара Искр. Она осторожно раскрыла древний фолиант и углубилась в чтение, а когда подняла голову за окнами наливались темно-лиловым сумерки.

Лара задумчиво прикусила нижнюю губу. Какой же дар у нее? Нежная Вода, переменчивый Воздух, мудрая Земля или жаркий Огонь? Воинская стихия была бы желанной в предгрозовое время, надвигающееся на Альби, — что для месьера Эрнана, что для ее мужа, однако она сомневалась, что в ней кроется яростная сила.

Размышления прервал приближающийся стук деревянных подошв. Лара обернулась.

Дверь библиотеки открылась, на пороге стоял молодой жрец:

— Сьера Лара, да будет с вами милость Странника.

— И с вами, брат Паулин.

— Светлый Франсис ожидает вас в Малом зале.

Сердце забилось — приглашение означало, что ее время пришло, и она порывисто вскочила на ноги.

Малый зал располагался этажом выше. Они прошли по длинному коридору, чьи арочные своды терялись в полумраке. Паулин распахнул двери и на миг Лара зажмурилась от яркого света горящих в канделябрах свечей, затем вошла в зал и, оглядевшись, застыла в легкой растерянности. Она думала, что испытание будет проводить лишь магистр Вальен, однако поставленным в центре за столом, кроме Вальена, сидели магистр Дегуа и незнакомая женщина преклонных лет в темно-серой хламиде и белоснежном чепце, закрывающим не только голову, но шею и грудь. Но более всего Лару удивило присуствие принчепса Эрнана.

Стол был накрыт полотном, под которым угадывались очертания нескольких предметов.

Паулин прошел к столу и встал за спиной Вальена

— Да будет с вами милость Странника, месьеры, — тихо сказала она.

— И вам по милости его, сьера Лара, — ответил Вальен. — Прошу, подойдите сюда.

— Рад видеть вам в добром здравии, — произнес принчепс с теплотой в голосе.

Магистр Дегуа ограничился кивком и сжал губы.

— По милости его — прошелестела женщина, опуская взгляд.

— Светлая Алфея — глава общины Сестер Странника, — представил ее Вальен.

Остановившись в паре шагов от стола, Лара на миг наклонила голову, затем украдкой огляделась. Малый зал представлял из себя правильный пятиугольник, с кровлей, увенчанной куполом. В самой верхней части купола было прорезано круглое окно, забранное выточенными из Горных слез* пластинами. Должно быть, необычная архитектура не случайна. Ее догадку подтвердил Вальен:

— Странник явил нам свою милость, осенив сьеру Лару. И сегодня мы собрались в Малом зале, поскольку в прежние времена имеено здесь Одаренные призывали свою Стихию. И это произошло почти через столетие, как последний Одаренный оставил этот мир. Значит ли, что кроме сьеры Лары есть и другие Искры? Это дает нам надежду, ибо много тревожных знаков зрит моя душа. Почему обращаюсь с просьбой к Сестрам и Воителям — пусть жрецы возобновят поиск Искр, ведь возможно, благодать Странника вовсе и не покидала нас. А сейчас приступим.

По его знаку Паулин сдернул полотно, под которым оказались незажженная свеча, бронзовая чаша с водой, горка земли на деревянной дощечке и свирель. Магистр Дегуа откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди В глазах принчепса Лара заметила напряженное ожидание и невольно поежилась. В горле у нее пересохло. Во время занятий Вальен никогда не рассказывал, как проходит испытание. А что, если ее не осеняла благодать, ведь ярмарочные вещуньи пророчат безо всякой Искры...

— Определить стихию важно не только для дальнейшего раскрытия и обучения. Позволю напомнить, что дар весьма обременителен в повседневной жизни, особенно это касается Воздуха и Огня. Чтобы не изнурить себя, Одаренные создают убежище в виде образа из своей стихии. Прошу вас, Лара.

— Что... — она кашлянула, — я должна сделать?

— Начнем с Огня. Закройте глаза и потянитесь к этой стихии. И мысленно коснитесь фитилька.

Она опустила веки и сосредоточилась. Огонь, горящий в камине, яростное пламя пожара, приветливо мерцающая лампа... Сжав губы, она упорно вызывала перед собой язычек пламени — образы сменяли друг друга, но никакого отклика не ощущалось.

— Довольно, — сказал Вальен.

Открыв глаза, она уставилась на свечу, оставшуюся незажженной. Что же, в глубине души она знала, что не годится для войны. Кажется, на лице месьера Эрнана мелькнуло разочарование? А магистр Дегуа и не скрывает своего недоверия.

— Попробуем с Землей, — спокойно проговорил Вальен.

Лара посмотрела на горстку сухой земли. Как проявляется Земля?

«Да прорастет мертвое зерно», — вспомнилась ей фраза из летописи. Она направила свою волю, пытаясь разглядеть зерно внутренним взором. И действительно, внутри было спрятано зернышко пшеницы.

«Ну же!» — мысленно подтолкнула она почти иссякшую жизнь. Заломило в висках. Она судорожно выдохнула:

— Нет... Мне это не по силам...

— Земля — редкий дар, — тихо ответил Вальен. — Ну что же, остались Вода и Воздух. Вы можете выбрать сами.

— А если не откликнется ни одна из стихий? — скептически изогнул губы Дегуа.

— Подождите окончания испытаний, Светлый Андроник, — веско сказал принчепс Эрнан, недовольно сводя брови.

Лара перевела взгляд на стоящую на столе чашу и снова закрыла глаза.

«Будь как вода...»

Ласкающие струи, принимающие ее в свои объятия, капли на иссушенных от зноя губах, зеленая морская волна, взлетающая над камнями и переливающаяся под солнцем водная пыль... Чаша приближается, становится огромной, закрывая собой весь мир. Всплеск — и эхом отозвавшийся нежный вздох свирели...

— Вода! — воскликнул Вальен.

— И Воздух, — скрипуче добавила жрица. — Свирель запела.

Лара, тяжело дыша обвела присутствующих взглядом.

— Целительница. И... провидица, если я верно помню, — задумчиво проговорил сьер Эрнан.

— Но в слабой степени, — тут же вставил Дегуа. — Сьера Лара действительно Одаренная. Мои поздравления, сьера, — произнес он, обернувшись к Ларе: — Приношу свои извинения за то, что усомнился. Жаль, что вам ни Огонь, ни Земля не покорились, но и в способности врачевать и предвидеть есть своя польза.

— Я рад, что ваши сомнения развеяны, Светлый Андроник, — веско сказал Вальен. — Напомню, что не всегда дар проявляется сразу в полную силу, так будем же уповать на Странника.

Дегуа криво усмехнулся, вставая:

— Разделяю вашу радость, Светлый Франсис. И ваши надежды. Месьер Эранан, прошу позволения оставить вас.

Принчепс кивнул, и Ларе показалось, что уход Магистра Воителей не слишком его огорчал.

— Месьеры, призываю благословление Посланца Звезд на всех присутствующих, — Дегуа поклонился и быстро пошел к дверям.

— И будет по воле его, — отозвался Вальен и обернулся к жрице: — Полагаю, что сьера Лара сможет обучаться целительству, чтобы развить дар Воды в госпитале общины Сестер, ведь так, Светлая Алфея?

— Разумеется. Известите меня, когда будете готовы приступить к занятиям, дитя. А теперь и мне позвольте оставить вас, — пожилая жрица с трудом поднялась на ноги и, сопровождаемая Паулином, тоже направилась к выходу.

— Вы, должно быть разочарованы, Светлый Франсис? — спросила Лара, когда шаркающие шаги стихли. — И вы, месьер? Куда важнее была бы способность обратить в бегство вражескую армию или сдвинуть горы?

— Сдвинуть горы было подвластно лишь Страннику, — заметил Вальен. — В Эпоху Тьмы случалось, что и Вода сражалась. Правда — редко, ибо быстро наступало истощение сил. Однако дар предвидения — огромная ценность.

Принчепс согласно кивнул:

— Сьера Лара, мы не могли и надеятся. А вражескую армию обратит в бегство добрая сталь и храбрость наших солдат.

Лара покачала головой:

— Я до сих пор не понимаю, почему дар проявляется не всегда. И вряд ли знаю, что со мной произойдет назавтра. А исцеление — не припомню, чтобы царапины и порезы заживали по моему желанию.

— Одаренные, как правило, не знают своей судьбы и не могут использовать дар для себя. Но самое главное — вам откликнулась Звезда.

— Звезда... — она посмотрела прямо в глаза Вальену: — Как реликвия оказалась у моего мужа? И почему вы не рассказали магистру Дегуа? Если, конечно, я не вторгаюсь в запретную область своими распросами.

Вальен вздохнул и переглянулся с принчепсом:

— Не вторгаетесь. Ваш супруг восемь лет назад нашел Звезду, и, поскольку считалось, что Одаренных больше нет, было принято решение, что он оставит камень у себя. За Звездой охотится король Лодо и было бы неосмотрительно расширять круг посвященных.

Лара приподняла бровь, и, предупреждая ее вопрос, произнес:

— В отсутствие Одаренной знание о камне принесло бы лишь вред и вызвало смущение умов. Однако теперь все иначе, и магистр Дегуа непременно узнает о находке. Но прежде мы должны окончательно убедиться... Если вы не слишком утомлены, я предложу вам коснутся Звезды.

— Сейчас? — Лара изумленно распахнула глаза.

— Ваша стихия определена, вы может прибегнуть к Воде, чтобы черпать силу и как к защите.

Лара колебалась, заметив это, принчепс спросил:

— Не станет ли для сьеры Лары второе испытание слишком тяжелым бременем, Светлый Франсис?

— Понимаю ваши опасения, как и колебания сьеры Лары, однако она уже выдержала первое взаимодействие с камнем. А сейчас мы находимся в особенном, благом месте, где ничто не может причинить вреда Одаренному.

— Я согласна, — твердо сказала Лара. — Рано или поздно, я должна решиться. Но... где же Звезда?

— Здесь, — из рукава хламиды Вальен достал сизо-серый, тускло поблескивающий в свете ламп небольшой круглый футляр на цепочке. С щелчком раскрылась крышка и синим зажегся камень, зажатый клыками серебряного волка. — Моя догадка была верной. Фосфорит не позволил вам обнаружить реликвию. Это обережет вас от черезмерного перенапряжения и послужит дополнительной защитой от ... других.

— О чем вы, Светлый Франсис? — недоуменно спросила Лара.

— В древности шаманы и жрецы достигали единения со своими богами при помощи различных элексиров и получали заемную силу. Память об одержимых пережила века. Принято считать, что когда Старые Боги утратили власть над миром, исчезла и одержимость. Однако полагаю, что и поныне существуют некие непознанные силы. В хрониках встречаются воистину загадочные случаи, и, уверен, не все является плодом вымысла. Чаще всего в одержимости обвиняли обычных людей, и вас тоже не минула чаша сия, ведь так?

Лара кивнула, Вальен улыбнулся и продолжил:

— Мы также не можем знать, что в точности происходит с теми, кто оказался в капищах демона пустыни Тахрира, но по свидетельствам, сахрейнские жрецы необратимо воздействуют на их души. А значит, обладают даром, враждебным Страннику по своей сути, и могут почуять такой артефакт, как Звезда.

Принчепс нахмурился:

— Я ничего об этом не знал.

— Ваша светлость, сведения скудны, однако тревожны.

— Поэтому, сьера Лара, не обессудьте, но наш долг — охранять вас. Тон сьера Эрнана был непререкаем, но изнутри поднялся протест, и Лара потупилась, желая скрыть его.

— Присядьте — Вальен приглашающе указал на стул слева от себя.

Подойд, Лара села и несоклько раз глубоко вдохнула, приводя все чувства в равновесие.

— Вы готовы?

— Да.

Она коснулась Звезды и сразу ощутила разницу — поток приобрел яркость и четкость. У нее захватило дух. Страха не было, напротив — с восторгом она заскользила по невидимым волнам. Светящиеся разноцветные струйки поднимались от домов к небу, и она понимала, что видит помыслы и желания людей.

— Что вы видите? — донесся до нее голос Вальена.

— Это так прекрасно! Я вижу город и гавань с кораблями...

— Не давайте себе вновь унестись слишком далеко. Подчините поток своей воле.

Она спохватилась, напрягая все силы, что бы противостоять увлекающей ее ввысь силе, и закусила губу, заставляя себя изменить полет.

— Вернитесь к нам, Лара.

Лара попыталась найти магистра Вальена среди переплетения образов. Темное ночное море и отражающиеся в нем огни Талассы. Море. Волна принесет ее назад... Она заметила яркую точку — окно в куполе Малого зала, и эта точка дала ей направление. Лара смотрела как будто сверху — и видела себя, сжимающую в руке Звезду, и Вальена, охваченного серебрянным пламенем. Рядом с ним — сгусток, переливающийся фиолетовым и оранжевым. Месьер Эрнан?

— А теперь что вы видите?

— Я вижу вас и этот зал.

— Есть ли что-то еще?

Лара пригляделась и заметила среди серебристого нечто, отличающееся по цвету — левую ступню Вальена будто оплетала тонкая паутинка, особенно заметно ее витки проступали на большом пальце. Прежде Лара не видела, чтобы магистр хромал, поэтому удивленно спросила:

— И... Светлый Франсис, не доставляет ли вам страданий левая нога?

— Отлично! — вместо ответа воскликнул Вальен. — Отпустите поток.

Не без труда она разжала пальцы, чувствуя испарину на лбу и висках.

— Потрясающе, — прошептал принчепс и встрепенулся: — Вам нездоровится, Светлый Франсис?

— О, ничего, заслуживающего пристального внимание, ваша светлость, — отмахнулся Вальен. — Никто из смертных не властен над бренностью собственного бытия. Однако сьера Лара совершенно точно указала на начинающуюся артритиду или говоря по простому — костоломку.

— Могу ли я попытаться прибегнуть к дару, чтобы помочь вам? — переведя дух, спросила Лара.

— Не сегодня, вы и так славно потрудились. — Вальен выпрямился на стуле и торжественно сказал: — Пусть же не останется никаких сомнений. — Лара, вы — Искра Странника, и способны управлять Звездой.

— Но получается, Звезда не является артефактом, дарующим победу? — задумчиво проговорил сьер Эрнан.

— Так полагаю, что камень усиливает уже имеющиеся способности. Армия, возглавляемая полководцем стихии Огня, в руках которого оказалась бы реликвия, была бы непобедимой. Почти. Потому что камень дает многое, но и берет многое. Вы чувствуете упадок сил? — обратился магистр к Ларе

— Да... — она утомленно потерла висок.

— Когда вы призвали свою стихию, было не так, правда?

Она кивнула.

— Не обольщайтесь возможностями Звезды, ибо всему есть плата, и в этом я вижу мудрость Странника. Наши занятия, как и обучение навыкам обычного врачевания в госпитале Сестер продолжатся еще некоторое время. Скоро вы сможете вернуться домой. Увы, я вряд ли многому научу вас, ведь я не Одаренный. Но уверен — вы справитесь и без моих наставлений.

* горный хрусталь

Размеренная жизнь обители текла своим чередом. К прежним занятиям добавились посещения госпиталя Сестер. Лару неизменно сопровождал один из жрецов ордена Воителя, одетый как послушник. Прежде, в Джинере, ее охраняли стражники отца, но сейчас охрана отчего-то казалась излишней. Однако Лара не спорила, и, по просьбе магистра Вальена так же надевала серую хламиду.

В первый раз оказавшись на пороге общего госпитального зала, она отшатнулась. Багровое марево человеческих страданий заполняло собой все пространство, колыхалось, жадно оплетало распростертых на узких кроватях людей, высасывая из них саму жизнь. Лара усилием воли отодвинула жуткое зрелище на край сознания и решительно шагнула вперед.

Лара изучала основы обычного целительства и, наблюдая, как ухаживают за недужными жрицы, пыталась черпать силу из своей Стихии, чтобы увидеть и облегчить течение болезни. Получалось далеко не всегда, однако люди прознали про послушницу «с легкими руками» и стремились привлечь ее внимание. Поначалу, вернувшись в обитель, Лара в изнеможении валилась на постель. Убежищем для нее стало озерцо с прозрачной водой и песчаным берегом, она будто окуналась в тихие воды. День шел за днем, и она вдруг осознала, что практика в госпитале закалила ее душу и разум.

Лара полагала, что муж вернется к новому году, однако солнечным холодным утром, за седмицу до окончания месяца Зимних костров, ей доставили письмо. Гонец — широкоплечий усатый сержант, намеревался как можно скорее отправится назад, чтобы проделать часть пути до наступления сумерек, и переминался с ноги на ногу, ожидая ответа. Лара сломала печать и быстро пробежала глазами послание.

Непредвиденные обстоятельства вынуждали сьера Раймона задержаться еще на некоторое время в Карде. Он выражал сожаление, что Лара пропустит праздничные увеселения, однако просил дождаться его возвращения в обители. Она повертела плотный желтоватый листок в руках и вздохнула. В прошедшие месяцы от него пришло три коротких письма. Тон неизменно оставался суховатым, однако от строчек, написанных угловатым почерком, веяло смутной тревогой и недосказанностью. А ей — ей подспудно хотелось чего-то еще. Большей открытости, возможно — нежности? Не стоит сетовать. Муж беспокоится о ней, а многие заботы, обременяющие командира приграничного полка вряд ли располагают к сочинению сонетов. Лара тоже отвечала кратко, в основом писала то, что касалось ее обучения.

И что же сейчас ответить Раймону? Желает ли она сама окунуться в водоворот шумных празднеств? Пожалуй, лучше послать записку Жизель и попросить навестить ее здесь: подруга, удивленная затворничеством Лары, уже несколько раз справлялась о ее самочувствии.

Вздохнув еще раз, Лара написала, что пробудет под опекой жрецов, сколько потребуется, и уверила мужа, что ему не стоит чрезмерно беспокоится о ней.

После ухода гонца она посидела еще немного в раздумьях, а затем достала футляр со Звездой из ящика стола. После испытания Вальен отдал ей реликвию, считая, что она уже готова работать с камнем и только напомнил об осторожности и о риске частого использования артефакта. Сказать по правде, Лара не была так уж уверена, что сможет совладать со Звездой. Однако сейчас, повинуясь порыву, открыла футляр. Камень отозвался переливчатым светом. Лара выпрямилась на стуле, закрыла глаза и взяла Звезду в руки. Уже знакомая волна подхватила ее, вознося ввысь, в радужное облако, окутывающее Талассу.

Ларе подумалось, что все, созданное руками человека, стены зданий и камни улиц, и даже земля подлунного мира, ставшие свидетелям трагедий и триумфов, впитавшие в себя кровь и слезы поколений, тоже обладают аурой. Мысль казалась настолько естественной, что Лара удивилась, почему это раньше не приходило ей в голову. Но не позволила себе отвлечься, а, сосредоточившись, устремила внутренний взор на северо-запад. Она не знала, удастся ли ей найти Карду, ведь ей не приходилось видеть город ни на карте, ни на картинах, однако пространство будто расступилось перед ней, придвинулись заснеженные хребты Пиррея...

Она парит над огромной крепостью с восьмью бастионами, выступающими острыми углами. Однако неведомое чутье говорит, что мужа здесь нет. Дальше на север. В переплетение долин и горных отрогов затеряна еще одна крепость — на вершине холма. На главной башне горделиво развевается флаг Альби. Сжатые поля присыпаны снегом, у подножия холма — деревушка. По склону змеится дорога, и Лара видит идущий рысью отряд — два десятка всадников в бордовых мундирах. Во главе отряда, на вороном Нере — сьер Раймон, справа трусит на соловой кобыле совсем еще юный жрец со знаком Пастыря на хламиде. Он неловко горбится в седле, зябко поводя плечами; нос и щеки покраснели от холода. На полкорпуса лошади позади и слева — Уно на чалом шустром коньке. Караульные в открытых воротах вытягиваются в струнку. Блестят дула мушкетов и нагрудные бляхи, на которых выбита голова волка, блестят покрытые изморозью плиты двора. Из примыкающего к главной башне дома с высоким крыльцом выходит крупный мужчина с офицерским шарфом поверх темно-зеленого колета, за ним — молодая светловолосая женщина в простом платье. В руках она держит поднос с оловянными стопками. Лара чувствует, что здесь рады Раймону и его солдатам.

Всадники спешиваются, Раймон хлопает по плечу донельзя серьезного Уно и непривычная теплая улыбка освещает его лицо. Кажется, комендант крепости удивлен, впрочем, его внимание переключается на жреца и он, прижимая руку к груди, кланяется. Женщина, сделав книксен, протягивает гостям поднос. Раймон берет одну из стопок и поощряюще указывает на угощение жрецу, затем коротким движением опрокидывает содержимое стопки в рот, встряхивает головой и сжимает губы, пытаясь не рассмеяться: храбро последовавший его примеру жрец, поперхнувшись, таращит глаза. Судя во всему, крепость напитка превзошла все ожидания юноши.

Лара невольно улыбается тоже и вдруг тенью, мимолетным мороком видит иное — во дворе, в клубах сизого тумана — тела. Искаженные предсмертной мукой лица, почерневшие, скрученные, будто опаленные пламенем травинки меж каменных плит. В сердце будто входит ледяная игла, она вскрикивает, и видение рассеивается.

Кулон выскользнул из ее рук и, звякнув, упал на пол. Задыхаясь, Лара откинулась на спинку стула. Мышцы сводило судорогой, лишь через несколько мгновений ей удалось восстановить дыхание. Она прижала ладонь к бешено колотящемуся сердцу.

Что это было?! Вернее — когда? Точно ли она увидела ту же крепость, или — другое место, другое время? Все уже случилось или еще должно случиться? Трава... в любом случае это не зима...

Едва вернулись силы, она в слезах бросилась разыскивать магистра Вальена. В библиотеке, где он обычно проводил послеполуденный час его не оказалось. По счастью, встреченный в коридоре брат Паулин подсказал, что магистр в своем кабинете. Выслушав Лару, магистр помолчал, затем, тяжело поднявшись, подошел к стеллажу с книгами, взял одну из них. Пролистав книгу, он указал на миниатюру, где была изображена крепость на холме.

— Полагаю, что вы видели Квилиан.

Лара узнала пятиугольник стен и высокий донжон.

— Да. Я видела именно эту крепость, — уверено ответила она.

— Квилиан ни разу не был атакован, значит вам открылось грядущее... — он тяжко вздохнул.

Лара вскинула на него взгляд:

— Возможно, второе видение — не Квилиан? Не... Альби?

Вальен покачал головой и нахмурился:

— Мне хотелось бы надеятся. Я извещу месьера Эрнана. В любом случае, если вы говорите, что нападение произошло... произойдет летом, то время еще есть.

— Сожалею, я не смогла сохранить сосредоточенность и рассмотреть подробнее, — прошептала Лара, опустив голову.

— Вы рисковали бы выжечь себя, сьера Лара. Уверен, скоро видения станут более четкими и связными.

* * *

Лара последовала совету Вальена и не стала пытаться вновь войти в поток. Она и сама чувствовала изнеможение и разбитость во всем теле. Однако беспокойство не отпускала ее не на миг. Вызывая в памяти увиденное, она пыталась мысленно разглядеть погибших, но безуспешно, туман мешал ей. И все же ей казалась, что среди них не было мужа.

В третий день месяца Звезды, едва тускло-оранжевое солнце поднялось над крышами, прибыл еще один гонец: Раймон предупреждал, что остановился на ночевку на постоялом дворе близ Марсаллы, и пребудет в Талассу после полудня. Лара велела служанке собирать вещи, затем извлекла из ящика стола футляр со Звездой. Уже две седмицы она не касалась реликвии. Впрочем, фосфорит создавал надежный барьер для силы камня, и, поколебавшись, она все-таки решилась положить его в кошель, прикрепленный к поясу платья. Затем она зашла к магистру Вальену — предупредить о том, что покидает обитель и испросить благословления. Расставались они не надолго: она намеревалась часто навещать обитель и продолжить занятия у Сестер.

Вскоре после того, как храмовые часы пробили час Вола, в дверь постучали, и сьер Раймон шагнул в комнату. Всплеснув руками, Лара бросилась к нему, но замерла в шаге. Муж внимательно оглядел ее, и, чуть улыбнувшись, поднес к губам ее руку.

— Счастлив видеть вас, Лара.

Лара ощутила исходящий от него легкий флер тревоги и доброту и вместе с тем — некую внутренную отстраненность, и вдруг смутилась: она хотела бы припасть к его груди, однако сдержала свой порыв.

— И я... Я беспокоилась — вам, должно быть, рассказали про видение?

Он кивнул:

— Да, но мы поговорим обо всем дома. Если вы готовы — прошу вас.

Она окинула прощальным взглядом скромную комнату, служившую ей пристанищем больше двух месяцев. Что же ждет в «большом» мире?

Вальен проводил теплым напутствием, заверив, что Лара всегда найдет приют в обители.

Карета ожидала во дворе. Лара обратила внимание на двух солдат в уже знакомых ей бордовых мундирах «волков», на рослых гнедых лошадях, и прикусил губу. Вот и охрана. Неужели ее теперь будут сопровождать повсюду?

По дороге домой, она молчала, глядя в окно. Мимо проплывала Таласса. Раймон задал пару вопросов, касающихся ее пребывания в обители, затем замолчал. Лара так же молчала, размышляя о том, как невероятно изменилась ее жизнь. Нежные краски зимнего вечера казались ярче, звуки и запахи — острее, хотя мысленно она установила привычный уже заслон от потока.

Вдалеке мелькнули шпили и башни Фортеса и карета свернула в переулок. Дом также казался ей незнакомым: будто впервые вошла она в главный зал, где собрались слуги и был накрыт стол. Каролина и Вивьен лучились искренней радостью, а ароматы изысканных кушаний мэтра Грассе пробуждали аппетит. Вот только Уно по-прежнему смотрел напряженно и недоверчиво, и Лара дала себе слово разобраться с тем, что творится с парнишкой.

После ужина она и Раймон перешли в гостиную в покоях Лары, где в камине весело потрескивал огонь.

— Нам нужно обсудить некоторые важные вопросы. Прошу, Лара, садитесь, — муж указал Ларе на кресло у камина и сам сел во второе, напротив.

— За два месяца вы достигли большого успеха, чему я рад. Свидетельством тому — ваше видение. Месьер Эрнан написал мне, что есть угроза для Квилиана, однако, не стал подробно расписывать детали, не доверяя столь важную тайну бумаге. Я хотел бы услышать от вас.

— К сожалению, самая важная часть видения явилась мне на краткий миг, — Лара вздохнула и достала из кошелька футляр с камнем: — Магистр Вальен велел изготовить этот футляр. В нем находится Звезда. Фосфорит блокирует ее силу, и мне не доставляет неудобства держать камень при себе. Я воспользовалось им, чтобы заглянуть в грядущее. И... увидела вас и ваших солдат, а еще жреца из ордена Пастыря. Вы въехали во двор крепости, — она замялась: следует ли упомянуть о забавном эпизоде со жрецом? И наконец проговорила: — Вас ждал радушный прием.

Раймон кивнул:

— Все верно. Незадолго до нового года из Талассы приехал Светлый Адонис, чтобы нести учение Странника в приграничные земли. А дальше?

— Дальше я увидела, что двор завален мертвыми солдатами... и туман. Но больше ничего разглядеть не удалось. Разве лишь то, что меж плит проросли травинки. Черные.... как если их коснулось пламя, — она беспомощно пожала плечами. — Я даже не уверена, что это был двор Квилиана, однако магистр Вальен считает именно так.

У Лары были сомнения, что Раймон безоговорочно поверит в ее видение, однако, он спокойно произнес:

— Значит, есть еще время подготовиться. По-крайней мере, до месяца Вереска нападения не произойдет.

Его лицо посуровело, в ауре прибавилось стальных нот.

Лара виновато добавила:

— Светлый Франсис говорит, что способности развиваются и скоро я буду предсказывать точнее.

— Надеюсь — нет, знаю, что так и будет, — муж не сводил с нее пристального взгляда. — Вы даже не представляете, насколько важны для Альби вы и ваш дар, Лара! И я благодарю Странника за его милость, и за то, что он ниспослал свою благодать, — он поднялся на ноги.

Ларе стало не по себе.

«Сьер Раймон говорит обо мне... как о сокровище, редчайшем по ценности, но не обладающем собственной волей и живой душой...»

— Вы уходите?

— Как не было бы мне приятно находится в вашем обществе, но вам нужен покой. Охрану дома будут нести восемь солдат посменно, командует ими сержант Сагон. Если вы пожелаете куда-либо выехать, предупреждайте меня или, в мое отсутствие, его. Сагон и солдаты разместятся во флигеле, вместе с другими слугами. Начальник Тайной стражи также подобрал четырех человек, их я вам представлю на днях. Сейчас позвольте пожелать вам доброй ночи.

— Вы уверены в необходимости таких мер?

— Для аристократии Альби охрана — привычное дело. И разве не так было в Джинере?

— Да, но...

Муж приподнял бровь, и Лара осеклась, затем нашла как продолжить фразу:

— Солдаты. Не вызовет ли это подозрение?

— Все спишут на дикие ноорнские нравы, — сьер Раймон усмехнулся уголком губ, затем свел брови, потянуло холодком, слово где-то открылась дверь: — Я клянусь сделать все, чтобы уберечь вас от любой опасности.

Передернув плечами, Лара упрямо спросила:

— И от жизни?

Он медленно выдохнул, и сказал, вставая с кресла:

— Лара, послушайте. Вы же слышали слова магистра Вальена — со временем дар сможет защитить вас, однако в данный момент охрана необходима.

И в самом деле, откуда этот протест? Дома она не возражала против стражей. И ей вовсе не хотелось спорить с мужем.

— Я согласна, — примиряюще ответила она и тоже встала. — Если вам так будет спокойнее. Но... разве после разлуки супруги не... стремяться в объятия друга к друга?

Взгляд Раймона стал тяжелее, а аура запереливалась яркими цветами. Раздражение — и неожиданно, алым росчерком — сдерживаемое желание. Лара оборвала хлынувший на нее шквал эмоций. Это бесчестно. Она как будто подглядывает за ним. А если он догадывается о чем-то подобном? Знать, что ей внятны настоящее и грядущее, что она считывает его чувства, и то, что, возможно, он не хотел предавать огласке?

— Я читала жизнеописания Искр, многие из которых превосходили меня в своих способностях. Они не затворялись от мира и других людей, а несли свой дар на благо Орнея и всех живущих в нем. И брачные узы никогда не были препятствием для служения. А дар возрождался в потомках.

— Вы являетесь единственной Одаренной, — сухо сказал Раймон и шагнул к дверям. — Я не могу рисковать.

— Раймон, рисковать — чем?

Он промолчал, лишь алый в ауре разгорелся сильнее.

— Странник не только одарил меня благодатью, но и допустил, чтобы я стала вашей женой, — мягко улыбнулась Лара. — А значит, положимся на его милость и дальше, — и совсем тихо добавила. — Я скучала по вам.

Видя, что Раймон не двигается с места, Лара подошла к нему. И тогда он мотнул головой и, глухо пробормотав что-то сквозь зубы, подхватил на руки и зарылся лицом в ее волосы.

Рагаста, месяц Весенних зорь

Южный Ноэт, упорный и недобрый, дул больше седмицы, нагоняя иссушающую жару. Его называли «Белым ветром» — зародившись в сердце пустыни Сах, Ноэт закрыл небо белесой пеленой и поднял высокую волну; море в узком проливе Фаринго вскипело пеной. Воздух наполнился мельчайшим песком, который скрипел зубах, раздражал глаза и забивался под одежду. Жизнь в городе замерла, лишь редкие жители в просторных плащах-абаях с капюшоном — из тонкой, но плотной шерстяной ткани, перенятых у сынов пустыни, торопливо проходили по опустевшим улицам, спеша добраться до какого-либо укрытия. Зато в Термах было не протолкнуться: кто не мог себе позволить собственные купальни, стремились понежиться в воде и смыть вездесущий песок.

Арно тоже не избежал соблазна окунуться в бассейн — когда еще доведется, и доведется ли. Отплыть в Талассу он намеревался несколько дней назад, но Ноэт спутал его планы, впрочем, Арно не знал — досадовать или наоборот, радоваться.

— Ноэт дует либо день, либо три, либо шесть, — философски заметил разморенный Джузе, откинувшись на бортик бассейна.

Под высокими сводами Терм метались голоса и смех. Рядом плюхнулся в воду тучный мужчина, щедро окатив либеросов брызгами.

Арно чуть поморщился и покосился на Джузе:

— Шесть дней были позавчера.

— Такой бури не доводилось мне видеть, особенно в начале Весенних зорь, — кивнул тот, — Но поверь моему чутью, Ноэт завтра уляжется. Хотя нам был бы благоприятным.

— Если бы удалось выйти из Фаринго, — хмыкнул Арно, но затем вздохнул и произнес другим тоном. — Я все еще сомневаюсь, что тебе следует ехать вместе со мной. Что ты забыл в Пиррейских горах? Чужая тебе земля и неясный исход... этой авантюры.

— Эко ты завернул. Считая, что мной овладела охота к перемене мест, и я жажду напитаться мудрости у пирров. Нико справится, толковый из него вышел лекарь.

— А как же Манэула?

— Мануэла все понимает и готова меня ждать, — Джузе заулыбался. — Ей хорошо у Сестер. И знаешь — по милости Странника, она... забыла, что с ней сделали те ублюдки. А я рассказал ей, что она заболела и не смогла продолжать путь со своей госпожой.

— Я даже приблизительно не могу сказать, сколько продлится моя миссия, — Арно помрачнел. — И вернемся ли мы в Рагасту или наши трупы останутся в одном из ущелий на радость диким зверям.

— Ты, вроде, веришь в Ананк? — посерьезнел лекарь. -Что, если я... ощущаю, что мой путь — идти с тобой? А не вернуться мы можем из любого похода.

Арно медленно кивнул.

— Будь по твоему. Как только стихнет Ноэт, выходим в море. В Талассе нас уже заждались.

...Когда его вызвал к себе сид Танкред, менее всего он ожидал, что речь пойдет о татуировке, знаке побратимства с кланом Фальго. Предложение герцога Монтего, подкрепленное настойчивой просьбой Танкреда, больше напоминавшей приказ, вызвало протест. Но пенять, кроме как на себя, было не на кого. Взбрело же ему в голову привлечь внимание сьера Эрнана! Но кто мог знать, что чьи-то пытливые глаза рассмотрят татуировку, более того — альбийцы сумеют правильно определить ее происхождение. Как и раскроют его настоящее имя. В первый миг казалось немыслимым отправиться защищать интересы Альби, когда не раз случалось ему думать о принчипате как о возможном противнике Галеи. Однако справившись с изумлением и гневом, он вспомнил слова дука Конти.

К тому же, наблюдая за сидом Танкредом, Арно пришел к выводу, что тот тоже вынужден подчиняться некой силе. Уж не о об этом ли коэртский правитель говорил в их первую встречу? Тайный союз влиятельных людей Орнея, куда входит герцог Монтего? И конечно же, Танкред заверил, что ждет Арно после завершения миссии.

Арно выторговал себе отсрочку до начала весны. Ему предстояло не только свыкнуться с мыслью, что он отправится в Пиррей, но и решить, кому передать командование «Этансель». Он склонялся к Вольху, отличавшемуся большей рассудительностью, чем Ниградо, однако как сам суровый до жесткости рунеец отнесется к этой идее? И пойдут ли за ним люди? Но все разрешилось проще, чем Арно ожидал, хотя известие поначалу вызвало у либеросов ропот. Микеле сгоряча предложил сняться с якоря и стать вольными охотниками, однако Арно остудил его пыл, приведя доводы о необходимости наличия надежной гавани в Срединном море, добавив, что Рагасте врядли найдется полноценная замена.

В итоге, не переставая ворчать, Вольх, Микеле и Ниградо смирились с решением своего капитана. А Джузе не смирился, заявив, что поедет с ним. А то мало ли. Арно надеялся его отговорить, но судя по всему, не удалось.

Ему нужно было обдумать свои действия после прибытия в Альби. Земли клана Фальго примыкают к границе принчипата, и было бы логично начать с визита в Руэрбу, уповая на то, что Астигар все еще является вождем клана. Но, Тьма его раздери, он не представлял как будет договариваться с пирром. Положим, месьер Эрнан выдаст ему инструкции, но отроду Арно претили ухватки циничных льстецов из Посольского департамента. И — Роса... Как сложилась ее судьба? Все это время Арно почти не вспоминал о ней, однажды решив, что их дороги разошлись навсегда, а между тем, у него мог родится сын. Или дочь. Слабый укор совести коснулся души. А в Талассе его наверняка ждет новая встреча с Волком и весьма вероятно — доной Ларой. Арно усмехнулся. Жизнь однажды круто изменилась, забросив его, потерявшего все и всех, на многие лиги от дома. Так неужели он не примет новый вызов от богини Рока?

* * *

«Этансель» вошла в гавань Талассы в последний день Весенних Зорь. На грот-мачте был поднят штандарт либеросов. Пушка форта поприветствовала шебеку; вскоре от берега отчалил таможенный баркас, на корме которого сидел офицер в темно-синем мундире и шляпе с белым плюмажем. Фальконет, установленный на носу баркаса также выстрелил холостым зарядом — знак лечь в дрейф. Арно приказал спустить штормтрап, дожидаясь на шкафуте таможенников. Рядом с ним остановился сосредоточенный хмурый Вольх. Баркас приблизился, и матросы подтянули его крюками. Поднявшийся на борт офицер глянул на грамоту, полученную от принчепса, и вытянулся, щелкнув каблуками:

— Лейтенант Азуро, к вашим услугам. На ваш счет оставлено распоряжение, капитан Фальго. Меьсер Эрнан повелел немедленно известить его о вашем прибытии. Вам же предлагается остановиться на постоялом дворе «Старая башня». Как только шебека бросит якорь, я пришлю провожатого. Теперь же прошу следовать за нами к причалу.

— Благодарю вас, лейтенант, — Арно подумал, что их и в самом деле заждались, и следовательно, принчепс возлагает на него серьезные надежды.

Офицер коснулся шляпы и, звякая шпагой, спустился в баркас.

— Капитан, — буркнул Вольх, — А может, зря сюда заявились? Не шибко мне по нраву... этакий почет.

— Гляди веселей, Вольх, — ответил Арно и хлопнул его по плечу. — И капитан теперь ты.

— Фальго, нашим капитаном есть и будешь ты, — упрямо набычился Вольх. — Не мешкай в горах.

Арно кивнул, не желая выдать вдруг охватившее его волнение, и оглядел подошедших к ним хмурых либеросов. Микеле сокрушенно качал головой, но давно поняв, что Фальго не изменит решения, молчал. Джузе насвистывал незамысловатую этррурскую песенку, однако беззаботный вид лекаря не мог обмануть Арно — тот был напряжен, будто ожидая подвоха.

— Мы пополним запасы воды и провизии, — продолжал Вольх. — С вечерним отливом выйдем в море. Ежели чего не по нраву, вертайтесь.

— До сих пор нам всем везло, — твердо ответил Арно. Он крепко пожал руку рунейца. — Как смогу — пошлю весточку.

Якоря с плеском ушли в воду, с борта шебеки перебросили сходни. Баркас, который успел причалить раньше, покачивался в паре туазов слева. Лейтенант Азуро стоял на пристани, рядом с ним чуть не подпрыгивал на месте парнишка лет четырнадцати.

«Ну и расторопность!» — подивился Арно.

— Да явит вам милость Нима, — сказал он старинное приветствие галейских моряков и, закинув на плечо переметные сумы, взошел на причал.

Джузе последовал за ним. Арно оглянулся: Вольх, салютуя ему, поднял палаш острием вверх. Обычно непроницаемое лицо рунейца кривилось, будто он сдерживал рвущиеся с губ слова. Арно также поднял вверх шпагу, затем решительно развернулся и направился к Азуро.

* * *

Таласса встретила их гомоном и бело-розовой кипенью цветущих магнолий и абрикосовых деревьев. По дороге к Джузе вернулось душевное равновесие: он с любопытством глазел на знаменитые башни и при этом не упускал возможности подмигнуть или послать воздушный поцелуй какой-нибудь хорошенькой горожанке. Некоторые девушки провожали обладающего броской внешностью этррури заинтересованным взглядом, а Арно ворчал:

— Ветер у тебя в голове, Джузе.

— Я ценю красоту — любую красоту! — и восхищаюсь ею, будь то цветок или прекрасная женщина, но сие непостижимо и чуждо угрюмым северянам, — парировал Джузе.

— Ну да. Гляди, нарвешься на кулак, а то и нож ревнивого поклонника одной из девиц, коим щедро расточаешь улыбки...

Следуя за парнишкой-провожатым, они довольно быстро добрались до «Старой башни», расположенной в переулке Роз — в двух шагах от оживленной Звездной площади, однако неожиданно тихом. Давшее название переулку плетистые розы, уже набравшие бутоны, вились по стенам домов и изгородям.

Постоялый двор действительно размещался в бывшей башне с квадратным основанием. От древнего укрепления осталось два этажа, в мощных стенах из грубо обработанных гранитных блоков были пробиты окна. Хозяйственные пристройки, судя по различию в цвете камня, появились недавно. На вывеске красовалось изображение башни, правда больше напоминающей небольшой замок, видимо, относящееся к славному прошлому. Двери были распахнуты и из них тянуло соблазнительными запахами готовящейся еды. Арно кинул провожатому медный четвертак, тот ловко поймал монетку и заявил:

— Ежели чего потребуется, сбегать куда или передать записку, так то запросто, хозяину скажите, он меня кликнет. Тьери меня звать. Не подведу, я все-все тут знаю.

Арно переглянулся с Джузе — ну и ушлый парнишка, и вошел внутрь. После яркого солнца глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть с полумраку. Несмотря на близость полдня, посетителей было немного: у окна двое степенных мужчин в темных камзолах, с характерными нашейными знаками судейских — выбитые на черненой бронзе весы, возле очага — компания молодых дворян, весьма похожих на провинциалов, приехавших в столицу в поисках удачи.

Арно отметил тщательно выметенный пол и выскобленные столы — без обычных пятен жира и вина. В противоположной от выхода стене была еще одна дверь, судя по всему — в кухонный пристрой. Рядом с ней на второй этаж вела деревянная лестница.

Тьери ужом скользнул вперед и крикнул:

— Мэтр Кавин! Благородным сьерам комнаты надобны!

На пороге второй двери показался хозяин — жилистый и крепкий старик. Седой пух окружал лысую макушку, продолговатое лицо со впалыми щеками раскраснелось от кухонного жара.

— Благородным сьерам мое почтение, — скрипуче сказал он. — А ты, Тьери, ступай тепереча, завтра приходи к часу ласточек, найду тебе заделье.

Тьери, на ходу отвесив поклон, припустил к выходу.

— Надолго ль к нам? — Взгляд выцветших серых глаз хозяина изучающее уперся в вошедших.

— Как Страннику угодно будет, мэтр Кавин, — сдержанно ответил Арно. — Я капитан Фальго. Мне «Старую башню» лейтенант Азуро посоветовал. Знаком он вам?

Взгляд Кавина стал еще пронзительнее:

— Что же, сьер Азуро весьма добр ко мне, недостойному...

Мэтр замолчал, и как показалось Арно — выжидательно. Неуж еще тайное слово желает услышать?

— Так есть у вас комната для меня и моего товарища?

— В нашем деле спешка без надобности, — угадав его настроение, ответил Кавин. — Комната есть, наверху. За постой — пять крон в седмицу. Ежели трапезничать изволите, так еще пять.

— Дешево, — заметил Джузе, хитро прищуриваясь.

— Так с каждого, — невозмутимо парировал мэтр.

Арно хмыкнул. Его с одной стороны ситуация настораживала, а с другой забавляла. Уж больно пристальной заботой его окружают. Не удивило бы, если у мэтра Кавина основной заработок отнюдь не с содержания постоялого двора идет. Однако, он был уверен, что надолго в Талассе они не задержатся.

— Договорились, — сказал он, отстегивая от пояса кошелек. — Десять таллер.

Кавин, приняв из его рук кошелек, развязал его и высыпал монеты на ладонь, придирчиво оглядел, покивал.

— На зуб попробуй, почтенный, — невинным тоном предложил Джузе.

Хозяин посмотрел на него с обманчивой кротостью:

— То ни к чему, добрый сьер. И так знаю, что чеканили сии монеты в славном городе Амальфи. И вы, по выговору и наружности судя, оттуда, стало быть?

Джузе рассмеялся:

— Почтенный, да тебе в Тайной страже цены бы не было.

Кавин скупо улыбнулся:

— Какую ношу мне Странник определил, ту и несу, без ропота, но со словами молитвы. Пойдемте, провожу вас в комнату. Обедать велите наверх подать или в зал спуститесь?

— Спустимся, — ответил Арно и поднял указательный палец, останавливая Джузе, явно намеревающегося сказать что-то еще.

Комнат на втором этаже было три. Кавин толкнул дверь средней и проскрипел:

— Располагайтесь, добрые сьеры. На обед сегодня суп из фасоли да свиная рулька.

— Благодарствуем, почтенный, — Арно зашел в комнату и осмотрелся: две кровати, застеленными суконными темно-коричневыми покрывалами. У окна — деревянный стол и два вполне приличных стула. Угол занавешен куском небеленого полотна.

Джузе бросил у ближайшей кровати сумки и блаженно вытянулся на покрывале.

— Надо же, тюфяк без комков. А у мэтра Кавина не забалуешь. Надеюсь и клопам не поздоровилось...

— Не забалуешь, — задумчиво проговорил Арно.

Пристроив свои сумки на стул, он снял перевязь со шпагой и пистолетом и повесил на спинку стула, затем посмотрел в узкое окно. Выходило оно во внутренний двор. В молодой траве копошились пестрые курицы, из конюшни донеслось ржание, которому неожиданно откликнулся горластый петух.

«Идиллия, да и только. А вот почему предложили именно этот постоялый двор — вопрос отдельный. Неуж стерегут, чтобы не передумал да не сбежал?» — усмехнувшись, он отошел от окна и отдернул занавеску, отгораживающую угол. За ней обнаружился еще один столик, таз для умывания и отхожее ведро. Все как и в десятках постоялых дворов, где ему приходилось бывать, «Старая башня» выделялась разве что чистотой и тем, что не часто встретишь постоялый двор, больше похожий на форт.

— И что дальше, Фальго?

Арно обернулся:

— Ждать. Полагаю — недолго, — он вздохнул. — Джузе, раз уж ты со мной увязался, то вправе знать кое-что. Мое настоящее имя — Арно Брикасс, я из древнего, но пресекшегося галейского рода. Хотя... — не договорив, он мотнул головой: даже если у него родился сын или дочь, этот ребенок уже не будет Брикассом.

Вздохнул и Джузе:

— Что случилось с твоими родными?

— Казнены за мятеж против Лодо Галейского. Я не принимал участия, но на родину мне нет возврата.

У губ лекаря залегла складка:

— Высокородные и их забавы... В юности отцу пришлось бежать из Ванеты, что на востоке Этррури, когда дук Альфонсо Лариа устранял всех сторонников прежнего правителя. Хотя сам он находил это вполне естественным и порицал мягкотелость нынешних дуков Этррури. А тебе поди-ка не стоит по улицам разгуливать? Наверняка в Талассе есть другие галейцы.

— Исключать такого нельзя, но не думаю, что ищейкам Лодо до сих пор интересен отпрыск Брикассов.

— Мне привычнее звать тебя Фальго, если не возражаешь, — он поднялся с кровати и потянулся: — А не спуститься ли нам и в самом деле в зал и пообедать? В брюхе урчит.

Арно согласно кивнул, однако в этот миг послышались голоса и скрип половиц, затем в дверь постучали. Он отступил к стулу с оружием, скорее инстинктивно, чем по велению разума, а Джузе положил руку на эфес длинного этруррского кинжала и, скользнув к двери, быстрым движением распахнул ее, одновременно шагая в сторону.

На пороге стоят гвардейский офицер в черном мундире.

— Сьер Фальго, от его светлости Эрнана, — он протянул письмо с оттиском герба Монтего на красной восковой печати.

Джузе убрал руку с эфеса и принял независимо-скучающий вид. Арно развернул письмо, уже догадываясь об его содержании, и оказался прав — причепс приглашал его прибыть в Фортес «как только это станет возможным».

Арно поднял от листа взгляд.

— У ворот ожидает карета, — оттарабанил гвардеец.

— Я готов.

Надевая перевязь, Арно сказал лекарю:

— Придется тебе обедать в одиночестве, а может — и ужинать. Но предупреждаю: помни, что у здешних роз бывают отравленные шипы.

— Разберемся, — хмыкнул Джузе, — Сам поберегись... шипов без роз.

Секретарь Труве ожидал Брикасса в вестибюле дворца. Учтиво поклонившись, пригласил следовать за собой. Арно отдал оружие офицеру, оставшемуся у подножия беломраморной лестницы, и за Труве поднялся на второй этаж. Проходя по длинной галерее, Арно перехватил несколько любопытных взглядов придворных. Две прелестницы и вовсе уставились на него в нарушение всех приличий, затем одна, яркая брюнетка, прикрывшись веером, зашептала что-то своей невзрачной подруге, пунцовевшей щеками. Арно хмыкнул: его облик — густой загар, волосы, стянутые на затылке шнурком, потертый кожаный колет, высокие сапоги — наверняка вызывает у юных особ самые романтические мечтания. Благо, что он решил загодя сбрить бороду, чтобы не выделяться чрезмерно «пиратским» видом. Впрочем, ему уж точно следует думать о предстоящем разговоре с принчепсом Монтего, а не о том, как вскружить головы девицам на выданье.

Секретарь свернул в коридор, затем поднялся еще на один этаж, и, наконец, остановившись у неприметной двери, негромко постучал.

— Войди, Труве, — донесся голос принчепса.

Однако секретарь входить не стал, а толкнув створку, отступил в сторону и вновь поклонился Брикассу.

Войдя внутрь, Арно огляделся: он оказался в небольшом кабинете, отделанным в темных тонах. Труве беззвучно закрыл дверь за спиной. Сьер Эрнан, в сером камзоле, украшенным почти неприметной вышивкой, сидел за столом, и Арно подумалось, что строгость обстановки и одежды правителя Альби словно настраивают на особый доверительный лад.

— Рад видеть вас, сьер... Фальго, в добром здравии, и рад, что вы благополучно достигли Талассы. Прошу, садитесь, — он указал на обитое черным велюром кресло, стоящее напротив стола.

От Арно не ускользнула легкая заминка в тоне принчепса, и он твердо ответил, усаживаясь:

— Ваша светлость, вы можете обращаться ко мне настоящим именем. Нет нужды далее скрывать его.

— Хорошо. Это несколько упрощает мне задачу, — улыбка чуть тронула губы Монтего. — Сьер Арно, приношу свои извинения, если ваш визит в Альби не вполне добровольный, однако времена наступили тревожные и требуют быстрых решений.

— Понимаю. Как и то, что на плечах правителей лежит двойное бремя. Так чем же могу я быть вам полезен?

— В прошлом году в Альто-Альби был разгромлен отряд, где были как пирры, так и ваши соотечественники. Значит, король Лодо договорился с несколькими кланами. Скорее всего, с Аратсом — Сумраком, одним из крупнейших кланов северного Пиррея, и его сателлитами. Как только горные перевалы станут проходимы, вылазки возобновятся. И Альби нужда поддержка и союзники. Полагаю, что вы могли бы поспособствовать заключению такого союза.

Арно расстегнул манжет и продемонстрировал вязь татуировки на правом предплечье:

— Это навело вас на подобные мысли, месьер? Однако я не уверен, что человек, одаривший меня своей дружбой, все еще возглавляет клан Фальго и не переменил ли он своего ко мне отношения, ведь я отверг его предложение остаться в клане.

— Почему же он предложил вам стать одним из них? Пирры живут замкнуто, и мне не приходилось слышать, чтобы еще кто-то мог похвастаться подобной честью

— Вождь полагал, что у нас общие предки. На эфесе моей шпаги выбит герб Брикассов — сокол. Так вот, вождь счел, что это фальго-эрромес, сокол Пиррея, и рассказал мне легенду о сыне вождя, ушедшего сражаться в долины. Но я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть его мнение, — Арно пожал плечами. — В семейных преданиях ничего об этом не сказано.

Принчепс задумался, затем медленно проговорил:

— В летописях встречались упоминания о пиррах, сражавшихся бок о бок с нами против Тьмы. Надеюсь, вы не стали разубеждать вождя?

Арно покачал головой, догадываясь, к чему клонит принчепс. Никакого восторга догадка не вызывала.

— Вот и хорошо, это может помочь вам и всем нам.

— Вы хотите, чтобы кланы начали войну друг с другом?

Монтего вздохнул:

— Война несет разорение и смерть одним и обогащение и славу другим. И мне не хочется, чтобы народ Альби оказался среди первых.

Нахмурившись, Арно вскинул взгляд на принчепса, однако тот жестом остановил готовые вырваться у него слова.

— Не поймите мои слова превратно, сьер Арно. Я не собираюсь первым наносить удар. Однако есть основание считать, что Лодо готовится к большой войне. И если он атакует Альби, сумеречники хлынут на юг, по пути расправляясь с давними врагами или порабощая их.

— Этого может и не случиться, — упрямо возразил Арно. — Земли Фальго и Аратс не граничат, и враждовать им нет необходимости. Не будет ли так, что именно я навлеку беду на клан?

Кажется, его довод был неожиданностью для сьера Эрнана, однако, опытный политик, он не позволил досаде отразиться на лице.

— Предоставьте решать вождю, — спокойно сказал он, продолжая прямо смотреть Арно в глаза. — Передайте мое предложение. Я даю вам полномочия обещать от имени Альби мушкеты и боеприпасы. А также — товары, в которых пирры испытывают нужду. Пусть составят список. От них же пока требуется извещать о передвижении сумеречников в направлении Альби и пропускать наши войска. И было бы весьма полезно выяснить настроение дружественных Фальго кланов.

Арно молчал, покусывая губы. Навязываемая альбийцами миссия не нравилась ему с самого начала, но теперь у него промелькнула мысль — а может, и вправду стоило прислушаться к словам Микеле и податься в вольные охотники?

— Вам непросто, ведь речь идет о вашей родине, — догадавшись о его чувствах, произнес принчепс. — Пули, выпущенные из альбийских мушкетов, возможно, поразят того, кого вы знаете, или даже — кто вам дорог. Я буду откровенен. Как бы вы или я не относились к захвату Ноорна, Гаспар Галейский был жестким, но дальновидным и разумным владыкой. Однако идеи, что движут его сыном, и силы, с которыми тот заигрывает — все эти сахрнейские и пиррейские колдуны... У меня Лодо вызывает большую тревогу. Он отличается по складу личности от Гаспара и достаточно проявил себя в подавлении мятежа, обезглавив «старую знать» Галеи. Вам ли не знать, ведь эдикт о розыске и аресте избежавших наказания мятежников до сих пор действует.

Арно опустил голову. Разумеется, принчепс не мог не разыграть и эту фигуру в их партии в шотраджу. Глухо отозвалась в душе застарелая боль.

— Мне всеми силами хотелось бы не допустить новой войны. Если она разразится, то не останется незатронутых земель, поверьте, — вздохнув, сьер Эрнан тихо добавил: — Но если вы вынуждены идти против ваших понятий о чести... Что же, я не вправе принудить вас, и делу это скорее навредит. Вы невозбранно покинете Талассу, обещаю.

— Не скрою, большой соблазн воспользоваться вашим великодушием, — хрипло ответил Арно. — Однако отец оказался в рядах мятежников, потому что считал Лодо недостойным трона. Как и многие аристократы, даже те, что после умудрились доказать свою непричастность. Если бы удалось тогда добиться отречения в пользу Вермадуа, страну не залили бы кровью... Я поеду к Астигару и сделаю все, от меня зависящее.

— Рад, что мы достигли согласия, — на этот раз улыбка сьера Эрнана была гораздо искренней. — Вам предстоит ехать через Квилиан. Весна ранняя и с перевалов уже почти сошел снег, полагаю, что через седмицу вы можете пускаться в путь. Бумаги, в том числе — карты Пиррея уже готовы, в верительные грамоты осталось вписать ваше имя.

— Со мной едет мой друг.

Брови принчепса удивленно приподнялись, и Арно пояснил:

— Ручаюсь за него. Джузе Орсала, из известной семьи амальфских негоциантов. Он талантливый врач и ученый.

— Думаю, к лучшему, что вы будете не одиноки. На вашего спутника также подготовят документы. Труве выдаст деньги на покупку лошадей и прочие расходы. Кроме денежного вознаграждения обещаю свое покровительство. И у меня для вас есть еще одно предложение. На стапелях Джинеры строится корабль нового образца. Этррури называют его фрегаттой, прообразом же послужил ваш северный пинас. Это трехмачтовый маневренный корабль с мощным вооружением.

Арно с невольным интересом слушал принчепса, тот, заметив его интерес, заговорил с большим воодушевлением:

— В иберийском флоте недавно появились две фрегатты и, по мнению адмирала Делакура, за ними будущее. Вы — опытный морской офицер, и я предлагаю вам чин капитана и командование таким кораблем. Ежели, разумеется, вы не пожелаете вновь вернуться на Коэрт.

Разведя руками, принчепс умолк. Фрегатта — незнакомое слово, всколыхнувшее внутри то, от чего Арно, как ему думалось, отказался... Но не поддаваться же искушению немедленно!

— Я обдумаю ваше предложение, месьер, — выдавил он из себя.

Принчепс кивнул и дернул за свисающий со стены витой шнур:

— У вас будет достаточно времени для размышлений, сьер Арно. Кстати, как вы устроились?

— В «Старой башне» весьма... уютно, — тонко улыбнулся Арно.

— Не сочтите за попытку ущемить вашу свободу. Хозяин постоялого двора известен своей честностью на всю Талассу.

— И преданностью?

— И преданностью. В «Старой башне» для опального графа Брикасса нет риска внезапных и неприятных встреч.

Намеки принчепса совпадали с высказанными Джузе соображениями, и вообщем-то выглядели убедительно, пусть и мысли по поводу приставленного к нему сторожа в лице мэтра Кавина не покинули Арно.

— Я бы нашел способ... уклонится от вашего предложения, если бы опасался, что меня узнает кто-то из соотечественников, месьер.

Монтего кивнул:

— Не сомневаюсь. А сейчас предлагаю вам поужинать.

Арно покосился на высокие окна, за которыми день уже сменился оранжевым закатными красками. Отдаленный звук вечернего гонга напомнил о времени и притупившийся было голод вновь напомнил о себе.

— Вы помните Лора? Он будет присутствовать на ужине и поделится с вами знаниями об обычаях пирров и некоторых особенностях взаимоотношений между кланами. Уточним еще пару деталей. Я пошлю гонца коменданту крепости Квилиан, майору Тоне и в Карду, полковнику Оденару, чтобы предупредить о вашем прибытии.

— Полковник Оденар знает, кто я? — полуутвердительно произнес Арно.

— Да. Но уверяю, сьер Раймон окажет вам всевозможное содействие, невзирая на то, что когда-то вас и его разделяло поле боя.

— Ноорнский Волк был известен тем, что всегда держал слово, — дернув уголком рта пробормотал Арно. — Рад, что некоторые вещи остаются неизменными в нашем мире.

* * *

Сборы заняли седмицу. На полученные от принчепса деньги были куплены резвые кони, выведенные на обширных равнинах Эрминаля, а также куртки из буйволовой кожи и добротные суконные плащи. Из оружия у Арно были два пистолета и шпага. Джузе также обзавелся пистолетом в придачу к этруррскому кинжалу, коим превосходно владел. Путь до Карды должен был занять три-четыре дня. Там Арно рассчитывал поменять эрминальцев на лошадок местной породы, неприхотливых и привычных к горам, и докупить необходимые припасы на дорогу. Из полученной утром записки от сьера Эрнана, он узнал, что в Карде их уже ждал проводник до границы земель пирров. Полковник Оденар с должным рвением отнесся к поставленной задаче, однако это означало, что их встреча неминуема. Ну да так тому и быть.

Накануне отъезда он решил прогуляться по благоухающей цветами Талассе. Джузе не было — невзирая на все предупреждения и увещевания, тот вкушал нектар очередной юной розы. Иногда Арно думалось, что Джузе торопится жить, словно наверстывая. Или впрок. Однако он был далек от того, чтобы осуждать друга, его скорее удивляла привязанность того к Мануэле. Впрочем, сейчас компания любвеобильного этрурри была бы некстати. Одна мысль грызла Арно уже несколько седмиц: Лара здесь, в этом городе. Несмотря на все попытки выкинуть ее образ из памяти, он продолжал думать о ней. Счастлива ли она в браке с Волком? Искушение увидеть ее было тем сильнее, чем упорнее он боролся с ним. Не составило труда выяснить, где живет Оденар. Совсем рядом с переулком Роз, достаточно пересечь Звездную площадь и спуститься в сторону реки по Рю де Юстис. Арно и сам не заметил, как оказался на площади. Он задрал голову, ловя взглядом плывущий меж золотистых облаков шпиль храма Странника. Весенний вечер мягко погружал город в сумерки. Зазывала из расположенной неподалеку таверны громогласно расхваливал еду и выпивку. Стоило поверить зазывале и провести остаток вечера за бутылкой вина, а еще лучше — вернуться в «Старую башню» и пораньше лечь спать, однако в этот миг Арно не был расположен слушать голос разума, и поэтому направился совсем в другую сторону.

... Дом Оденара встретил его тишиной. Арно остановился на противоположной стороне улицы, в тени высокого платана, глядя на темный фасад за узорчатой решеткой. Лишь горели два факела, выставленные в кольца привратных столбов, да в западной половине неярко светилось окно на первом этаже.

Смешно. На что он надеялся — увидеть Лару на балконе или во дворе? Если Волк в Карде, возможно и дона Лара последовала за супругом? Горько усмехнувшись, он шагнул прочь, но со стороны Рю де Юстис зацокали копыта, приблизился грохот колес, и на улочку повернула запряженная четверкой карета, сопровождаемая двумя драгунами.

Арно метнулся обратно к дереву. Дом ожил: откуда ни возьмись, у ворот появился привратник. Тяжелые створки медленно разошлись, пропуская карету во двор. Мелькнули огни в комнатах первого этажа, скрипнули двери. От парадного входа спешил другой слуга с фонарем в руке. Спрыгнувший с запяток лакей распахнул дверцу кареты, и стройная женщина в длинном, ниспадающем складками плаще сошла по ступенькам лесенки.

— Сьера Лара, наконец-то! — донеслось до Арно. — Простите мою обеспокоенность, но я отправил гонца в обитель!

— Ничего, Маниго. Сегодня был... сложный случай, — тихо ответила та. — Но мы справились...

С колотящимся сердцем Арно вглядывался в сумрак. Карета отъехала куда-то в глубь двора, а слуга, суетливыми движениями напоминающим заботливую наседку, продолжал квохтать возле Лары. Она, кивая, медленно шла к дому, но вдруг резко обернулась. Арно прижался к стволу: показалось, что Лара взглянула ему прямо в глаза. Платан надежно скрывал его, но он замер и затаил дыхание. Свет от фонаря позволял хорошо рассмотреть ту, о ком он грезил: огромные глаза, бледное лицо и сжатые губы. Постояв мгновение, Лара опустила голову и, не оглядываясь более, вошла в дом.

Арно перевел дух. Ларе нездоровиться или иные горести обрушились на нее? Не находил он объяснение и услышанным словам. Однако держалась она уверенно, и слуги были преисполнены почтения. Удивляли драгуны в качестве охраны и неожиданная, незнакомая строгость в чертах ее лица...

Зачем он пришел сюда? Разве его касается, как проводит дни сьера Оденар, разве он вправе тревожить ее? А теперь и в самом деле подходящий момент, чтобы проверить, врет ли зазывала таверны на Звездной площади...

...Привычный многоцветный фон Талассы вдруг изменился. Золотой проблеск, едва заметное касание, будто дуновение бриза, напоенного запахом мирта и моря. Лара оглянулась, в поисках искорки, возмутивший спокойный поток. Где-то совсем рядом... Напряжение сил внезапно сменилось изнеможением, краски поблекли, накатила оглушающая усталость. Возможно, если бы она не вычерпала себя в госпитале, ей удалось бы определить источник... Но так ли это важно? Гораздо важнее, что ей впервые удалось не только разглядеть черных медуз, пожирающих не старую еще женщину, но заставить болезнь отступить...

Карда, месяц Вереска

По стеклам монотонно стучали капли, облака свинцово-сизым подбрюшьем цеплялись за шпили, и с промозглым туманом мешался дым из каминных труб. Солнечный и теплый месяц Весенних зорь сменился дождливым Вереском, что отнюдь не радовало Оденара. Туман больше на руку тем, кто задумал нападение, чем держащим оборону. Теперь, после пророчества Лары, мысль о готовящейся под покровом серой мглы атаке становилась навязчивой.

Оденар усилил крепостную артиллерию Квилиана шестью двенадцатифунтовыми пушками. Майор Тоне рапортовал о бдительности караулов и о полном затишьи — никаких вылазок, ни одной пропавшей овцы, но это вызывало лишь большую обеспокоенность. А что, если магистр Вальен ошибается, и два пророчества наслоились друг на друга? То, что видела Лара — не Квилиан? Оденар оторвал взгляд от сбегающих по стеклам струек воды и повертел в руках перо. Он собирался писать жене, но на лежавшем перед ним на столе листе все еще не было ни одной строчки. Слова не шли, казались пустыми. Неожиданно открывшийся дар Лары как будто выстроил между ними незримую стену. Стремление защитить, во чтобы то ни стало сберечь заслонило все остальное. Долг превыше чувств и желаний. Только тот порыв, зимой, кинувший их в объятия друг друга... Оденар улыбнулся. Если Странник будет к ним милостивым, у них осенью родится ребенок. И сразу тревога кольнула внутри. Женщина, носящая новую жизнь, уязвима вдвойне. Не было ли опрометчиво поддаваться страсти? Обмакнув перо в чернильницу, он вывел на листе:

«Да не оставит вас Странник, Лара, и смею надеяться, что пребываете вы в добром здравии...»

И остановился. В душе шевельнулось смутное, до конца не оформившееся. Как будто бы даже зависть к тем, кто не обременен высоким предназначением и может позволить себе наслаждаться простыми радостями. Оденар встряхнул головой, подавляя недостойное чувство.

В приемной загрохотали сапоги, раздались приглушенные голоса, затем осторожно постучали в дверь. С досадой вздохнув, он отложил перо.

— Входи, Савори.

Дверь приоткрылась, заглянул адьютант:

— Сьер Оденар, арестованного доставили!

— Какого еще арестованного?

Адьютант посторонился. В кабинет вошел теньент. Оденар узнал его — командир караульной роты, несущей охрану городских ворот и патрулирующей улицы Карды.

— По вашему приказанию арестован Гастон Пеан, хозяин «Трех медяков», сьер!

— Вот как? — Оденар сплел пальцы рук. Ему понадобилось несколько ударов сердца, чтобы справится с изумлением: — Нашлась, значит, пропажа! Полагал, волки да лисы кости давно обглодали. Пусть войдет.

— Реми, веди его!

На пороге возник худой встрепанный мужчина средних лет, за ним маячил сержант. Получив не сильный, но исполненный должного усердия тычок, Пеан засеменил к столу. Остановился, зыркнув исподлобья с непередаваемой смесью драматического пафоса и хитрости. На скуле наливался багровым кровоподтек.

— Что деется, благородный сьер полковник, или тать я какой? — загнусил он, касаясь разбитой скулы.

Оденар вскинул бровь, внимательно изучая харчевника. Одет тот был в неновые и забрызганные грязью, однако вполне пристойные суконную куртку и плиссированные штаны — типичные для средней руки лавочника. Не похоже, что по лесам и долам скитался. А Пеан продолжал, даже голос окреп:

— Матушка у меня в Легранже заболела, на ярмарку в Карду, сталбыть, приехал дружок мой да и постучал поутру в «Медяки». Все я бросил, харчевню, имущество. Матушку люблю... любил, сталбыть, бо ушла в прошлом месяце за Предел...

— Что же никого не предупредил, ни когда уехал, ни после, с оказией? — жестко спросил Оденар.

— Дык черная лихоманка была у матушки, закрылся я в домике с ней... А кто бы еще пошел, один я у нее остался. А предупреждать — до того ль мне было, месьер?

— И сам не заболел?

— Еще пять седмиц люди добрые еду на пороге оставляли, увериться надобно было, что не перекинулась зараза на меня. Думал — не выйду в мир более, да Странничек не попустил. Вот приехал я, а меня ломать...

Черная лихоманка, неизлечимая, но, к счастью, редкая зараза. Встречается в местностях с дурными болотными испарениями, а Легранж, деревушку расположенную в пятнадцати лигах к югу от Карды, окружают болота. Болезнь словно истачивает человека изнутри, и тот умирает, выкашляв легкие. Но не полгода же ей длиться! Оденар не верил ни единому слову хозяина харчевни.

— Складно врешь.

— Странником клянусь! И староста Легранжа подтвердит!

Оденар покосился на адьютанта:

— Как дождь поуймется, бери двух солдат и поезжай в деревню. Расспроси старосту и других свидетелей, если таковые найдутся.

— Вот и славно, благородный сьер полковник. А мне дозволено будет ли в харчевню вернуться? Караул там поставили, да невдомек мне, за что немилость такая. Беспорядку навели. И меня вон как отделали, — Пеан снова показал на скулу.

— Попытка к бегству, — вставил теньент.

— А бежал чего? — спросил Оденар.

— Напугался, — буркнул Пеан, — А кто бы не напугался?

— Экий ты прыткий. Кем тебе приходится Бестье? Драгунский сержант.

— Ален? — Пеан и глазом не моргнул: — Старшей сестры сын, пусть ее Странничек милует за Пределом. Непутевый... падок на деньги да девок. Чего набедокурил?

— И часто к тебе захаживал? — продолжал Оденар. Спокойный вид хозяина поколебал его уверенность, что тот связан с галейцами.

— Так, почитай, неоднажды в седмицу. По родственному. Три кроны должен.

— С кем пировал?

— Дык... то с одним, то с другим, непутевый и есть.

— Постарайся-ка вспомнить его приятелей. А пока в Бутраже погостишь.

— Это с чего же? — протянул Пеан. — Мне дело поднимать надо, а то разорюсь вконец.

— Подождет дело. Племянник твой — изменник.

— Вон чо... — Пеан округлил рот.

Оденар впился взглядом в его лицо, ища признаки страха или растерянности. Но видел разве что досаду и удивление.

— Эх, пропадут «Медяки»... Разграбят. А всю жизнь в них сложил...

— Теньент, двери опечатаны?

— Так точно! Харчевник сдуру печать сорвал, тут его и задержали. А магистраторские обратно печать приладили.

— Значит, не пропадет твоя харчевня. Увести арестованного. Если вдруг вспомнит кого, немедленно дать мне знать.

— Будет исполнено, сьер! Ступай, Пеан.

Стихли шаги и голос Пеана, сетовавшего на злую судьбу. Оденар, задумчиво барабаня пальцами по столешнице, посмотрел в окно. Дождь заканчивался, сквозь кисею облаков проступала бледная голубизна. Гастон Пеан действительно говорил весьма правдоподобно. Но больше всего поражало, что он в открытую явился в Карду. Глупость или наглость? Оденар не сомневался, что и старосту, и свидетелей можно подкупить. Он перевел взгляд на начатое письмо, и одна идея вдруг пришла в голову — Лара. Если она читает в сердцах других, то... сможет определить, врет ли Пеан или нет. Следует отправить харчевника в Талассу в распоряжение Тайной стражи и написать сьеру Эрнану. Он достал из ящика еще один лист.

— Сьер Оденар!

На пороге вновь стоял адьютант. Оденар набрал в грудь воздух и медленно выпустил сквозь губы:

— Что еще, Савори? Ты разве не должен был уже выехать в Легранж?

— К вам посетитель. Сьер Арно Брикасс. По срочному делу. У него верительная грамота месьера принчепса.

Воистину, Странник ниспослал ему день сюрпризов. Следущим будет явление богини Аэрис в казарме. Впрочем, этот визит как раз сюрпризом не был, галейца уже седмицу ждал охотник из долины Венаско, присланный комендантом Квилиана. Надо же, теперь сьер Арно желает называться настоящим именем... Губы Оденара сжались: чтобы он не испытывал по отношению к бывшему врагу, нельзя отрицать, что если при содействии Брикасса Альби удастся заручиться поддержкой кланов, это поможет в грядущей войне.

— Проси сьера Брикасса в кабинет.

«Долг превыше чувств и желаний», — повторил себе Оденар. А он задолжал и за спасение Лары тоже.

— Да будет милость Странника над этим домом и всеми живущими в нем.

Он встретился взглядом с пронзительно-синими глазами «Фальго»-Брикасса и ровным тоном произнес:

— И над всеми входящими.

Держался Брикасс с той самой непринужденностью, свойственной аристократам, которую Оденар отметил еще на приеме в Талассе. Чисто выбрит, этррурского кроя колет и белоснежная рубашка. На перевязи — шпага в темных ножнах, украшенных полосками серебра, ботфорты без единого пятнышка грязи. Будто и не проделан долгий путь по раскисшему от дождя тракту,

— Месьер Эрнан предупредил о приезде вас и господина Орсалы, — прервав затянувшуюся паузу, сказал Оденар, вставая из-за стола. — Вы можете остановиться в крепости, в апартаментах, предназначенных для офицеров.

— О, не извольте беспокоится, — с придворной учтивостью отозвался Брикасс. — Нам приглянулся постоялый двор «Мечь и камень», что у восточных ворот.

«Вот, где он переоделся и привел себя в порядок, — мысленно хмыкнул Оденар. — Ну да. Негоже графу Брикассу являться в неподобающем виде».

Он обошел стол и шагнул к галейцу:

— Как пожелаете. Проводник сейчас придет. Ваши лошади вряд ли выдержат горные переходы, поручите их заботам гарнизонных конюхов. Вам подготовлены два верховых монтанеро и мул. А также часть припасов — вяленое мясо, сухари и прочее.

— Весьма вам признателен, сьер Оденар. Я собирался спросить вашего совета, где можно приобрести лошадей местной породы, — бесстрастное лицо Брикасса чуть расслабилось. — Но раз вы были столь любезны...

«Не думал же его сиятельство, что я немедленно вызову его на смертный бой?»

— Сейчас мы служим одному делу, сьер Брикасс. Поэтому предлагаю на время забыть о... разногласиях. Даю слово и впредь оказывать вам всемерную поддержку.

— Слово Ноорнского Волка тверже стали, — глухо ответил Брикасс. — Согласен с вашим предложением. Со своей стороны скажу, что Брикассы издревле были верны тому, кого выбирали своим сюзереном. Однажды выбрал мой отец, теперь черед мне сделать свой выбор.

Неожиданно галеец протянул руку. Без колебаний пожимая ее, Оденар думал об играх судьбы и о том, что в иных обстоятельствах он почел бы за честь назвать другом этого человека. Кивнув скорее себе, чем Брикассу, он сказал:

— Да пошлет вам Странник удачу в трудной дороге.

Таласса

Дом на окраине Талассы вновь звучал голосами: в гостиной разыгрывалась сцена с участием тех же действующих лиц, что и прошедшей зимой. Все так же двое в капюшонах сидели за столом, а третий, молодой мужчина со стянутым в хвост светлыми волосами, стоял перед ними. Разве что длинный вечер месяца Вереска все никак не хотел перетекать в ночь, и посему в свече не было необходимости.

— Пришло время, Хин, — глухо произнес пожилой.

Хин, застывший, напряженный как струна, видел только двигающиеся губы в обрамлении седых усов и бородки и до сих пор не знал, с кем имеет дело. И знать не хотел.

...Семь лет назад его, солдата городской стражи в северном Валансе, повязали за то, что прикончил теньента, изводящего его бесконечными придирками. Тогда, понятно, у него было другое имя. Однако к нынешнему он настолько привык, что даже в мыслях себя называл Хином. Так вот, болтаться бы ему на виселице, с чем он даже и смирился, да только молокосос оказался из побочной ветви одной родовитой семьи. Дальние родичи невесть почему взялись рьяно настаивать на древнем законе, времен эпохи Тьмы.

«Ударивший командира в спину подлежит особой казни, называемой Трилистник».

Умирать осужденному предстояло три раза: сначала не до конца задохнуться в петле, дрыгая ногами на потеху народу, затем со вспоротым брюхом любоваться на свои потроха, и лишь после палач топором снес бы буйну голову. И добились же. Тогда к нему в камеру и пришел невзрачный человечек. Предложил избавление от казни. Влиятельным господам нужен был верный человек с воинскими умениями, кому отступать некуда и терять нечего. Хин согласился. Чего не согласиться-то? Казнили какого-то бедолагу, имевшего несчастье быть похожим на него. А его посадили в карету и привезли полюбоваться да послушать вопли. «Трилистник» собрал много людей. Невиданное же. Палач, желая угодить толпе, делал все долго. Так что Хину вполне удалось проникнуться моментом.

Его привезли сперва в Талассу, и он впервые встретился с нанимателями, которые внятно объяснили, чем он теперь будет заниматься. А затем — в уединенное и охраняемое загородное поместье. Где находилось — так и не скажешь, везли с повязкой на глазах, а стены высоки. В поместье были и другие «ученики». Всего около десятка. Но приятельствовать Хин ни с кем не собирался. Поначалу заставляли упражняться то в ножевом бое, то на кулаках или в стрельбе. Потом пошло иное — про яды, и как действуют, как разговорить пьяного, как запугать трезвого. Как выдать себя то за купца, то за жреца. Какие краски да бабские притирания годятся, чтобы из белокожего северянина в знойного южака превратиться. Или наоборот.

Он мотнул головой. Из всей этой заварухи он вынес ненависть к аристократам и небрезгливость. Разумеется, его наниматели тоже принадлежали к высшему сословию. Однако для Хина они были не людьми, а порождением Теней. Никогда он не видел их лиц, и так было проще. Ему говорили, что делать, он исполнял. И со всем тщанием. Ибо очень хорошо помнил, каково это — вслушиваться в шаги стражников, гадая, идут ли уже за ним или нет. Платили исправно, а утруждали не так, чтобы непосильно. И все его устраивало. Но прошлой осенью велели в Тайную стражу наняться, и Хин испугался: а ну как узнает его кто? Семь лет — немалый срок, так ведь и память у иных собачья. Или Товье справки наведет...

«Больно кому ты сдался» — хмыкнул тогда седобородый при виде его заминки. — «Ври складно, да в одно. Тебя и мать не признает сейчас».

Хин, поразмыслив, согласился: далеко он ушел от диковатого озлобленного парня из глухомани. А в «легенду», что ему состряпали, так почти и сам поверил.

Все прошло проще, чем ему представлялось; теперь же предстояло сучку благородную без визга и копоти выкрасть и доставить в этот дом, и вот это задание уже совсем не нравилось Хину. Он-то думал, что шпионить всего лишь представлен. А тут вон что. Его смущало не столько высокое положение сьеры Лары и охрана, а нечто, что исходило от нее, мелькало во взгляде. Непостижимое разумом, но весьма ощутимое, вздыбливающее волоски по всему телу...

— Ты заснул что ли? — недовольно спросил молодой, выставляя на стол флакон из зеленоватого стекла: — Вот снадобье. Его пары вызывают глубокий и долгий сон. Смотри, сам не надышись. И помни, сьера Лара не должна закричать, если не хочешь, чтобы за тобой погналась половина Талассы.

— В поездках сьеру Лару постоянно сопровождают драгуны, нападать на улице — дураком быть, — угрюмо ответил Хин. — И дом охраняют. Единственно, когда возможно добраться до нее — на выходе из госпиталя Сестер. Каждый второй и четвертый день седмицы она бывает там с полудня и до часа вола. Карета во двор не заезжает, я тоже жду у ворот. И солдаты к часу вола начинают скучать. Есть там привратник, блаженный старец, с ним никаких хлопот. Кого охранять-то? Калек?

— Молодец, — одобрительно заметил пожилой. — Действовать будешь не в одиночку. Солдаты — не твоя забота. Значит, через два дня. К часу вола к госпиталю подъедет возок. Возницу опознаешь по... трилистнику, приколотому к шляпе, — тонкие губы иронично скривились.

«Дери тебя Тварь Запредельная» — мысленно ругнулся Хин.

— Солдатами займутся. Это будет знаком, — продолжал пожилой. — От тебя требуется быстро прижать к лицу сьеры Лары тряпицу, смоченную снадобьем. И затащить ее в возок.

— В Альби мне потом оставаться нельзя, — буркнул Хин. — А может — и во всем Орнее.

— Здесь вас встретят. Тебя проводят до безопасного места.

«Или прикопают в саду...»

— Плата тебя не огорчит, — вставил молодой. — Если все пройдет, как надо, получишь сотню золотом. Ты нам нужен, Хин. Хорошо себя проявил — такими людьми не разбрасываются. Орней велик. Советую отсидеться в Ветанге. Иди в Кап-Феррет. Наш человек тебя найдет.

— А если не удастся?

— Ты уж постарайся. Иначе пеняй на себя. Если схватят или предать надумаешь — «трилистник» за счастье покажется, — с угрозой сказал седобородый. — Уж поверь, способ найдется тебя достать.

* * *

Записку от месьера Эрана доставили утром, когда Лара заканчивала завтракать.

Речь в ней шла о содействии в одном деликатном деле «с целью постичь истину», для чего Ларе предлагалось прибыть во Дворец Справедливости, что на площади Вздохов. Начальник Тайной стражи Товье должен был посвятить ее в остальные детали.

Впрочем, Лара уже знала, в чем заключается ее участие, и говоря по правде, никакой радости не испытывала. Днем ранее она получила непривычно длинное письмо Раймона, в котором тот излагал события прошлого лета, когда галейцы попытались завладеть Звездой. И в том числе он писал о предательстве одного из солдат, являющегося племянником арестованного. О последствиях своего пребывания в плену муж упомянул парой фраз, однако Лара вытянула из Каролины подробности, в том числе — о роли Уно в освобождении Раймона. Ей стала яснее подавляемая неприязнь парнишки, больше похожая на ревность. Ну что же, с этим она разберется чуть позже, тем более, что в этот раз муж оставил Уно в Талассе. Тот зимний вечер положил начало начало второму лунному месяцу. Улыбнувшись, она накрыла ладонью низ живота, где переливался лазоревым и сиреневым цветок зародившейся жизни. Однако улыбка сразу же погасла: предстояло скрытно присуствовать при допросе хозяина харчевни и попытаться определить, насколько он искренен в ответах, а если получится — посмотреть его глазами. Внутри всколыхнулось несогласие, неприятие. Она уже научилась ставить барьер от переживаний и чувств других людей. И старалась особенно сдерживать свои способности в отношении близкого окружения. Подло вторгаться в чужую душу! После полудня ее ждут в госпитале, что, если она напрасно истратит силу на участие в допросе?

Лара сжала губы. Но затем подумала про неровный рубец на виске Раймона, и другой, на плече, — странного, синюшного цвета. Ей и раньше казалось, что с той раной было что-то не так, а по словам Каролины выходило, что метательный нож был смазан ядом, и только чудом Раймон выжил. Когда он вернется, ей надо поработать с его плечом...

«Откуда сомнения? — спросила она себя. — Мой муж был на волосок от смерти. И от рук тех, с кем может быть связан Гастон Пеан, погибли другие. И погибнут еще, если не удастся выявить предателей».

Носительнице дара не должно роптать. Недавно часы отбили час Ласточек, ей хватит времени, чтобы восстановить силы.

Кивнув своим мыслям, Лара сказала горничной:

— Вивьен, перо и бумагу. Потом помоги мне одеться.

Она написала несколько строк, извещая о своем прибытии и велела послать выбрала нераспашное строгое платье из темно-серого атласа с узкими рукавами и белой кружевной пелериной, закрывающей грудь и плечи. Затем взяла футляр со Звездой и опустила его в потайной карман, скрытый в складках юбки. Когда она вышла во двор, карета уже стояла напротив крыльца и солдаты сопровождения сидели в седлах. Подойдя к карете, Лара встретилась взглядом с телохранителем, приставленным к ней Товье, и остановилась. Хинардин Блесуа или Хин, всегда держался с почтением и без навязчивости, однако Лара ощутила волну напряжения и смутной, почти неуловимой неприязни. Что это могло означать?

Хин, поклонившись, открыл перед ней дверцу. Лара, устраиваясь на сидении и расправляя складки платья, еще на миг задержала на нем взгляд. Ни один мускул не дрогнул на невозмутимом, не лишенном хищной привлекательности лице телохранителя. Аккуратно прикрыв дверцу, он занял свое обычное место на запятках. Пожав плечами, Лара выкинула из мыслей странности настроения Хина и сосредоточилась на предстоящем деле. До сих пор не не приходилось проникать в память другого человека. Одно дело — заглядывать в ауру страждущих, ища затаившуюся болезнь, и другое — копаться в разуме допрашиваемого. Оставалось надеятся, что Звезда подскажет верный путь. Ее занимал и другой вопрос — насколько начальник Тайной стражи осведомлен об ее даре, ведь месьер Эрнан и жрецы не стремились расширять круг посвященных.

Карета выехала на площадь Вздохов и Лара невольно напряглась. Площадь снискала себе печальную известность во всем принчипате как место публичных казней. В центре возвышался каменный эшафот. Однако он был пуст, а горожане, не замедляя шага, шли по своим делам. Вершения правосудия, судя по всему, сегодня не предусматривалось. Лара лишь ощутила слабые отголоски давнего страха, страдания и злорадного любопытства, ошметками тумана плавающими над площадью.

С северной стороны нависал овеянный мрачными легендами Кастель-Тристец. Крепость-тюрьма из серых гранитных блоков, с четырьмя мощными угловыми башнями и зубчатыми стенами. Ее окружал глубокий ров, наполненный водой; с площадью соединял подъемный мост, охраняемый двумя часовыми. На противоположной стороне находился трехэтажный Дворец Справедливости, сложенный из бежевого камня. Слева к прямоугольному зданию примыкала часовая башня, и Лара из окна кареты залюбовалась на искусно сработанный циферблат. На темно-синем фоне сверкали позолоченные фигурки, символизирующие каждый час: серпик луны и упрямо нагнувший голову бык, изящная ласточка и напружиненный перед прыжком волк, многолучевой солнечный диск, и человечек с увенчанным колпачком шестом, который гасил огонь в высоком треножнике.

Карета проехала вдоль чугунной ограды, сочетавшей в своем узоре весы, меч правосудия и розу — символ Альби, и остановилась возле ворот, где расхаживал невысокий и юркий человек одетый по традициям законников в темное. На высокий ранг указывали бархат, а не сукно камзола, и золотая фибула с изображением вписанного в треугольник глаза.

Едва Лара сошла на мостовую, мужчина коротко, по военному, поклонился и заговорил, топорща пышные усы:

— Начальник Тайной стражи Товье. Мое почтение, сьера Оденар. Благодарю, что вы так быстро откликнулись.

— Милость Странника с вами, господин Товье. Буду рада помочь. Если сумею.

Мгновение Товье остро и цепко смотрел ей в лицо темными глазами, затем, спохватившись, опустил взгляд:

— Пройдемте, арестованного уже доставили. Я расскажу вам суть.

Они вошли в просторный вестибюль и поднялись на третий этаж. Если Лара думала обнаружить тягостную или даже зловещую обстановку, то она ошибалась. Внутри Дворец отличался от обычного магистрата разве что наличием часовых на входе и публикой. И возможно, меньшей суетой. Деловито сновали чиновники и писари, степенно шествовали судейские в мантиях, мелькали зеленые мундиры вестовых. Однако никаких влачащих тяжелые оковы узников под дулами мушкетов ей не встретилось.

— Полагаю, в общих чертах вам известно, в чем обвиняется Пеан, — полуутвердительно проговорил Товье.

Лара кивнула:

— Мой супруг написал мне о предательстве среди солдат и о подозрении, что этот человек связан с галейцами.

— Замечательно, — Остановившись возле скромной двери, Товье отпер ее. — Прошу вас.

Войдя внутрь, Лара огляделась: небольшая комнатка, погруженная в полумрак, затененные тяжелыми портьерами окна, у стены, на возвышении — кресло, рядом свисает витой шнур.

Товье зашел следом и сказал, понизив голос:

— Сьер Эрнан уведомил меня, что вы способны не только определить, лжет ли арестованный, но и... большее. Отсюда вы услышите и увидите все, а ваше присуствие останется незамеченным.

«Так значит, его светлость рассказал о моих способностях. К лучшему, теперь не придется лгать мне».

Товье поднялся на возвышение и сдвинул рычажок. На уровне глаз сидящего человека в стене открылось небольшое круглое отверстие. В комнату проник рассеянный свет, донеслись неясные голоса.

— Я вас оставлю, сьера Оденар, — совсем тихо сказал Товье. — Приду после окончания допроса. Если что-то потребуется — потяните за шнур. Да поможет вам Странник.

— Да поможет, — отозвалась Лара, садясь в кресло.

Дверь за начальником Тайной стражи закрылась. Лара достала футляр со Звездой и положила на колени, затем прильнула к глазку. За стеной обнаружилась довольно просторная комната. У дальней стены — массивный стол и три стула с высокими спинками. Два из них пустовали, на третьем сидел совершенно лысый мужчина в чиновничьем кафтане, и делал пометки в пухлой тетради.

Перед столом ерзал на табурете еще один мужчина — в потрепанной одежде, худощавый, со всклокоченными волосами. Скрипнула дверь, в допросную быстрым шагом вошел Товье. Чиновник вскочил на ноги и поклонился.

— Начинай, Антуан, — приказал Товье, усаживаясь на центральный стул.

Лара открыла футляр, взяла камень в руки и вновь посмотрела в глазок, мысленно устремляясь к арестованному. Звуки приблизились, она услышала неровное дыхание Пеана и сосредоточилась, чтобы поймать поток.

— Итак, ты Гастон Пеан, владелец харчевни в Карде под названием «Три медяка»? — гнусаво спросил Антуан.

— Дак известно же вам сие, добрые сьеры, — пробормотал харчевник. — Уж по десятому разу вопрошаете...

— Сколько нужно, столько и спросим. А ты отвечай, — оборвал его чиновник.

— Все верно... я и есть.

— Ален Бестье, твой племянник, бывал у тебя с друзьями?

— Бывал...

— Не припомнил кого из друзей? Может, говорил с кем подолгу или часто встречался?

— Н-не припомнил... Р-разные люди были, — Пеан принялся нервно озираться по сторонам.

— Не вертись, шею сломаешь, — вдруг сказал Товье и харчевник притих и сжался.

Лару замутило от отвращения, смешанного с жалостью. В ауре Пеана сплетались едко-желтые цвета страха и бурый — глухая, неодолимая ненависть к допрашивающим, а еще горькое недоумение: за что? Его-то за что?! Глубоко вздохнув, она усилила напор.Будто продираясь сквозь плотный, оплетенный паутиной кустарник. Пеан издал невнятный горловой звук. А допросная вдруг искривилась, поплыла. Нахлынули досада и злость, и Лара осознала, что это — чужие, не ее чувства. Она откинулась на спинку кресла, и опустила веки, пытаясь удержать поток.

Ален, дери его Тьма, должен три кроны. Обещался с жалования отдаст, так только месяц уже миновал. А ведь есть деньги, точно есть! И хмырь этррурский опять приперся... У него бы и одалживал. Сразу видно — не перебивается с хлеба на воду!

Чужими глазами она смотрит на столик в углу, где здоровенный русоволосый парень в расстегнутом бордовом мундире с сержантскими нашивками о чем-то тихо говорит с одетым по этрурской моде мужчиной постарше. У того из-под широкополой шляпы на белый отложной воротник падают вьющиеся пряди черных волос. Лицо остается в тени. Что-то знакомое есть в этррури. Знакомое и... неправильное. Приходит знание, что он не тот, за кого себя выдает. Столик приближается, и Лара видит, как мужчина протягивает сержанту свернутый в трубочку и перевязанный нитью листок бумаги. Еще один шаг. Она хочет заглянуть под шляпу...

— Прекратите, умоляю! Какая Тьма тут творится?! Не знаю я ничего, не зна-а-ю! Странником клянусь! Руку суну в Священный Огонь!

В уши ввинтился вопль Пеана, и видение рассыпалось. Лара зажмурилась, выдираясь из потока, нашарила футляр и убрала внутрь Звезду.

В допросной заговорили, затопали, потом все стихло. А через несколько мгновений дверь приоткрылась.

— Сьера Оденар, вам нехорошо? — прозвучал встревоженный голос Товье. — Послать за лекарем? Или воды желаете?

— Ничего не нужно, — она открыла глаза. Головокружение в самом деле быстро проходило. Гораздо быстрее, чем после видения Квилиана. Ее дар набирает силу?

— Этот безумец вдруг завопил и задергался. Пришлось вызвать стражу и отправить его в Кастель-Тристец. Он испугал вас?

— Гастон Пеан не виновен в том, в чем его подозревают, — твердо сказала она. — Однако попросите его вспомнить этрурри, который тоже наведывался в харчевню. Когда он придет в себя, конечно же. Пусть как можно подробнее опишет его. Это все, чем я могу помочь. Не очень много, правда?

— Вы помогли, сьера Оденар. Благодарю вас. Я все-таки пошлю за лекарем.

— Не нужно, — Лара поднялась на ноги.

— Позвольте, я провожу вас до кареты.

Товье смотрел на нее с плохо скрываемым и почти суеверным восхищением, а Лара все никак не могла избавиться от ощущения паутины, прилипшей к лицу.

Выйдя из дворца Справедливости, Лара на мгновение остановилась. Тягостное ощущение не проходило. Неприятно удивило то, что Пеан ощутил вмешательство. Впервые ее дар причинил страдание человеку.

Она бросила взгляд на башенные часы. Большая стрелка приближалась к полудню. Не послать ли записку Светлой Алфее и отменить визит в госпиталь? Но упадка сил Лара не чувствовала и, сев в карету, велела кучеру ехать в обитель.

По дороге она пыталась вернуть себе душевное равновесие. Что ее гнетет? Ведь выяснилась непричастность харчевника. Наверняка, Пеан скоро окажется на свободе и вернётся к своему ремеслу. Если Товье устроят его ответы в том,что касается этррури. Который вовсе и не этррури. Что-то знакомое было в том, как человек в ее видении наклонил голову, как протянул листочек бумаги сержанту. Если бы у неё было ещё несколько мгновений, она увидела бы его лицо…

Однако с какой лёгкостью ей удалось проникнуть в разум Пеана и вызвать нужные воспоминания! А если бы допрос длился дольше, могла ли она подчинить его волю себе, заставить не только вспомнить все до конца, но и рассказать? Или даже... сделать то, что она ему прикажет? Лара перевернула плечами от внезапного озноба. Дар — это тяжкое бремя. Так говорил Вальен, и она понимала его слова как неизбежность платы за способности физическим истощением. Но сейчас ей открылся и иной смысл фразы. Осознание власти над другим человеком. Великое искушение для души...

Мимо окна проплыли стены обители, и Лара приказала себе выбросить неуместные мысли из головы.

* * *

Хин с безразличным и даже ленивым видом потянулся, внимательно оглядывая переулок и небольшую площадь перед госпиталем. Жрицы устроили навес и поставили скамьи, где и расположились солдаты, ожидая, когда сьера Оденар изволит вернуться домой. Кучер отогнал карету под платаны, молодая листва которых уже давала достаточно густую тень, и теперь дремал на козлах. У коновязи переступали с ноги на ногу и позвякивали сбруей несколько лошадей под присмотром грумов. В будке у открытых ворот обители скучал привратник. Прошел зеленщик, сгибаясь под тяжестью корзины. Бедно одетый старик привез на тележке замотанную в дерюгу жену и, выйдя уже без нее, уселся под навес, подальше от солдат, тряся седой головой и размазывая скупые слезы. Все это Хин отмечал машинально, прислушиваясь, не раздастся ли стук колес и не появится ли обещанная повозка. Может, сорвалось дельце? Отчего-то сосало в желудке.

Посетителей было немного, и к часу вола почти все разъехались, зато возле перед входом собралось около десятка нищих обоих полов, ожидающих дармовую жратву. Две жрицы в передниках поверх хламид и белоснежных чепцах уже разливали из казана похлебку в подставляемые миски. Солнце, несмотря на то, что весна не перевалила и за половину, начало припекать, по брусчатке медленно перемещались тени. Хин приложился к фляжке: воды осталось на глоток, и вкус ее оставлял желать лучшего. Прополоскав рот, сплюнул на камни, с неприязнью думая о добродетельной сьере:

«Ишь. Прихоть благородной. А ты жди, пока натешится!»

Драгуны травили байки, не осмеливаясь, впрочем, гоготать в голос. Хин было встрял, но его шутку не поддержали. Ну а как же: вояки не считали сыскного за ровню и не скрывали презрения. Хин внутренне усмехнулся, но в следующий миг подобрался: в конце переулка показалась крытая повозка, запряженная парой крепких гнедых коней. Блеснул трилистник на тулье шляпы сидевшего на козлах человека, и Хин так и впился в его лицо глазами. Один. Внутри, что ли, прячутся? Сказано было, что солдаты — не его забота, но неуж возница в одиночку управится?

«Не подведи, Трилистник», — хмыкнул он.

Повозка остановилась, частично перекрывая выезд с площади, в тот миг, когда протяжный звон известил о наступлении часа вола. Экскорт сьеры Оденар пришел в движение: кучер, встрепенувшись, щелкнул в воздухе кнутом; солдаты вскочили, оправляя мундиры, и устремились к лошадям. Притворившись, что натягивает сапог, Хин извлек из-за отворота завернутый в платок флакон с зельем и, осторожно вытащив пробку, сунул флакон в карман, затем поднялся на ноги и спокойно пошел к воротам.

Он увидел приближающуюся сьеру Оденар. Старый привратник выбрался из будки, неуклюже кланяясь и что-то почтительно бормоча под нос.

До ворот осталось пара туазов и Хин замедлил шаги, напряженно прислушиваясь. Зацокали копыта. Сейчас или... За спиной грохнул выстрел и сразу же еще два. Знойный воздух прорезали крики и лошадиное ржание. Пронзительно завизжали женщины.

Сьера Оденар недоуменно вскинула голову, и Хин одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние, на ходу доставая флакон и выливая его содержимое на платок. Привратник разинул было рот, но Хин врезал ему локтем под дых, в следующий миг прижал пряно пахнущую ткань к лицу сьеры. Та забилась, но быстро обмякла. Лязг металла, крики и треск ломающего дерева перекрыл еще один выстрел.

«Дери тебя демоны!»

Хин подхватил начавшую падать сьеру Оденар и обернулся, охватывая взглядом площадь: оба солдата лежали на мостовой, и под ними растекались кровавые лужи. Кучер свесился с козел, и неуправляемая карета, боком зацепив коновязь, накренилась; испуганные лошади бились в постромках. В руках у «Трилистника» дымился пистолет, и еще два — обнаружились у нищих! Вот так дела! Впрочем, удивляться было некогда. Жрицы голосили, не переставая, и один из мнимых убогих угрожающе прицелился в них. Из госпиталя выскочили еще несколько фигур в серых балахонах, бросились к воротам.

«А полгорода и погонится, — мелькнуло в голове Хина, пока он бежал к повозке. -

Зря ввязался!»

Он уложил сьеру Оденар внутрь и запрыгнул сам. Возница с места поднял лошадей в галоп, и повозка понеслась, распугивая начавшихся собираться на переполох горожан.

«И как уходить намерен?» — Хин кинул взгляд на бесчувственную женщину: кажется, зелье надежное. Сказать по правде — не был он в том уверен. Затем вытащив свой пистолет, отдернул край полога и выглянул наружу.

Повозка пересекла оживленную Рю де Пьери и въехала на боковую улочку, свернула раз, затем другой и замедлила ход.

«Рехнулся?! Накроют же!»

Обомлевший Хин собрался уже гаркнуть на возницу, однако слева, из двора, выкатилась точно такая же на вид повозка. Вильнула, объезжая их, и понеслась в обратном направлении. А «Трилистник» продолжил неспешно править в сторону Старого порта. Хин понял замысел: затеряться в лабиринте узких улочек, где даже городская стража не сразу отыщет след.

«Ерунду затеяли благородные сьеры. Перехватят. И запоет у ребяток Товье. Складно запоет!» — угрюмо подумал он.

По спине вдруг пробежал озноб. Хин обернулся: сьера Оденар немигающе смотрела на него.

«Будь ты проклята, отродье демонов!»

Необоримый ужас вдруг охватил его, и пистолет выпал из ослабевшей руки: в глазах сьеры он увидел свою смерть.

Черная пелена окутывает Лару. Издалека доносятся крики и шум. Но ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Веки и рот будто залеплены тиной. Опасность. Близко, совсем близко пожаром в ночи полыхает чья-то злоба и ненависть. Что произошло? Она помнит лицо телохранителя — и тошнотворный запах, опрокинувший ее в темноту... Лара прислушивается: она в повозке. Две лошади — она ощущает их чистые души. И два человека. У возницы — тускло-стальная аура. В повозке есть другой. Это он ненавидит и почему-то боится ее.

Дождь... Она вызывает образ искрящихся струй дождя, сквозь которые видно солнце. Сосредоточиться! Взять силу Воды...

Дождь смывает вязкую мерзость. Лара открывает глаза и видит сидящего к ней спиной Хина. Он оборачивается и встречается с ней взглядом. В его руке — пистолет. Будто огненное щупальце выбрасывается в ее сторону. Враг! Из струй дождя возникает узкий меч, прохладная рукоять удобно ложится в ладонь. Лара отсекает щупальце, и Хин валится навзничь, хрипит, силясь приподняться. Да! Лошади, что-то почувствовав, срываются в безумный бег, и тщетно возница пытается остановить их. Аура телохранителя расплескивается багрово-черным. Приходит узнавание — этррури, фальшивый этррури из ее видения! Нельзя допустить его смерть! Удар. И вновь темнота.

* * *

Лучи солнца проникали скозь неплотно задернутые портьеры спальни, но Ларе казалось, что за окнами вечер пасмурного дня. Внутри, там, где прежде распускался нежный цветок, образовалась жуткая, зияющая пустота. Ее дитя... Она перевела взгляд на сидящего возле постели мейстера Динье.

— Я сожалею, сьера Лара. Повозка перевернулась. Однако у вас будут еще дети! — бодро проговорил он.

Лицо врача выражало учтивость и профессиональную благожелательность. Но она видела в его ауре неуверенность и смятение.

«Одаренные не могут предвидеть свою судьбу...»

И тем не менее, она знала, что Динье лжет. И детей у нее больше не будет. Дар не позволял обмануться и утешить себя надеждой. И ничем не мог помочь ей.

Благо... или проклятие?

— Его светлость извещен, и магистр Вальен тоже. К вашему супругу отправлен гонец, — продолжал Динье. — Через несколько дней вы поправитесь. Не буду вас утомлять, отдыхайте...

Лара молча кивнула и отвернулась к стене, натягивая покрывало на голову.

— Я сожалею, — повторил Динье без прежней уверенности.

Она услышала осторожные шаги. Тихо скрипнула дверь, раздались приглушенные голоса, затем все стихло. Лара закусила губы. Из груди рвался крик, истошный и бессмысленный. Ее дитя!

Хин тоже мертв. Она убила его, пусть и не желая того. Или желая? В тот миг ее охватило торжество. Упоение яростью — неукротимой, смертоносной. Лара и сейчас ощущала ее отголоски, тлеющими углями под слоем золы. Могла ли она не убивать? Тогда бы выяснилось, как он причастен к покушению на Раймона.

Когда-то — кажется, что очень давно, хотя не прошло и полгода, Лара размышляла, как дар изменит ее. Теперь ее терзали страх и отчаяние. Кто еще погибнет, защищая ее? Что дальше? К ней приставят полк или, как редкую драгоценность, запрут в неприступной башне? Но как можно быть уверенным в охране, если человек из Тайной стражи оказался в сговоре с врагом? Впрочем, она далеко не так беззащитна, как прежде. Месьер Эрнан и... другие будут довольны. Чудодейственное оружие, живой артефакт...

События последних месяцев, спаянные, будто звенья цепи, привели ее к тому, кем она стала. Непрошенное воспоминание о обнимавших ее руках капитана Фальго и пронзительной синеве его глаз вдруг жгучей волной прокатилось по телу. Она запретила себе даже думать о нем, но... Если бы звезды судили иначе, если бы долг и честь не стояли между ними! Что, если бы она уплыла... с ним? И никогда не коснулась бы Звезды, и дар ее не пробудился бы. Прожить обычную жизнь, подобно многими и многим женщинам, с обычными печалями и немудреными радостями. Испытать счастье материнства.

«Почему я?!»

В уголках глаз собрались слезы, и Лара зажмурилась.

Душа нерожденного ребенка уже за Пределом. Жрецы учат, что такие души очень скоро воплощаются вновь. Она — единственная Искра. Врагам это известно, и, наверняка, они продолжат идти по следу. А если бы удар был бы нацелен на ее дитя? Вправе ли она подвергать невинную душу смертельной опасности? Все... к лучшему. Лара всхлипнула и уткнулась в подушку. В памяти всплыли слова отца:

«Будь сильной всегда, даже если покажется, что во всем мире не осталось родной тебе души...»

— Я буду, отец... — прошептала она.

Ей, дочери джинерского дука, должно без ропота и с достоинством принять уготованное Странником. Она будет сильной и стойкой. Только немного поспит...

* * *

Возникший по воле Альдаберта Великого на месте Разбойного леса, парк дю Рамьер, раскинулся на левом берегу Роаны, примыкая к Талассе с севера. Длинные аллеи, беседки, розарии и искусственные гроты; озерца, через которые были перекинуты ажурные мостики — парк являлся излюбленным местом для прогулок у респектабельных горожан. Территория в десяток акров была обнесена стенами, у ворот несли караул двое солдат из городской стражи, преграждая путь тем, кто был бы способен возмутить безмятежную идиллию. Однако еще вернее нежелательная публика отсеивалась входной платой: пятак за пешего, полукрона за всадника и крона за повозку. Предприимчивая молодежь из купеческого сословия и отпрыски небогатых дворянских родов нанимали в складчину открытые рыдваны. Где, как не в Рамьере, можно заявить о себе!

Девицы в своих лучших платьях под бдительным надзором маменек и компаньонок осваивали первые уроки кокетства, кавалеры горячили коней, красуясь перед дамами или прогуливались, изящно опираясь на трости и раскланиваясь со знакомыми. А кое-то ухитрялся срывать цветы тайной страсти в укромных уголках. Поэтому карета с задернутыми занавесками, принадлежащая галейскому посланнику графу Моруа, неспешно катящаяся по главной аллее, вызывала неодобрительно приподнятые брови у одних и понимающие ухмылки у других. Еще бы! Успех обладающего броской внешностью галейца у дам полусвета и грандиозные кутежи, которые граф закатывал при полном попустительстве жены, давно были предметом пересудов. Пылкое воображение рисовало молодым повесам самые пикантные сцены, однако, не имеющие никакого отношения к тому, что на самом деле происходило в карете.

Искаженное от гнева лицо Рене Моруа покрывали алые пятна.

— Вы понимаете, что значит ваш провал, сьер Люмаж?! — воскликнул он, обращаясь к сидящему напротив маршалу Севера.

— Ни один из моих людей не попался, — угрюмо возразил Люмаж.

— Не недооценивайте ищеек Товье!

— Прошу, говорите тише, ваша светлость. Вы рискуете привлечь ненужное внимание.

Моруа глубоко вздохнул, справившись с гневом, процедил:

— Похищение неизбежно раскрывало существование сил, враждебных принчепсу Эрнану, а неудача сделала этот риск напрасным!

— Существование влиятельных людей, которым не по душе начинания герцога Монтего — не тайна, — невозмутимо ответил Люмаж. — И как попытку похищения богатой дамы свяжут с нами? Разбойники.

— Достаточно нелюбви старой знати к ее супругу...

Люмаж пристально посмотрел на Моруа:

— Вы что-то недоговариваете.

— С чего вы взяли?

— Обстоятельства весьма загадочны. Все шло, как задумано. Однако лошади внезапно понесли, и повозка опрокинулась.

— А может, надо лучше готовиться и подбирать людей? — язвительно вставил Моруа.

— Блесуа пользовался полным доверием Товье, — Люмаж покачал головой. — Я не перестаю задаваться вопросом: что произошло в повозке? Возница рассказывал, что его накрыло беспричинным страхом, и в тот же миг взбесились лошади. Ему повезло — при падении не свернул шею. Перед тем, как бежать, он заглянул внутрь. По его словам, у Блесуа шла кровь из носа и рта, и выглядел он так, будто перед смертью увидел всех демонов из-за Предела, вместе взятых.

— Не наемники, а девицы на выданье!

— До сих пор Блесуа проявлял себя хладнокровным и умелым исполнителем. Я считаю, что вы утаили от меня часть сведений — Люмаж упрямо наклонил голову и выставил перед собой руку, предупреждая возможные возражения Моруа. — Странник отмерил мне долгую жизнь, и повидать пришлось разное. В последнее время только и разговоров, что об одержимых и пробуждении Старых Богов. Я склонен прислушаться к словам моего человека. Он ощутил нечто... необъяснимое. Что такое сьера Оденар, в чем важность этой женщины для его величества?

Моруа помолчал, затем сухо ответил:

— У его величества свои причины заполучить Лару Оденар, которыми он не изволил с нами поделиться.

— Иногда недостоверные или недостаточные сведения губят самое, казалось бы, беспроигрышное дело. Пусть вы не военный, а политик, но вам ли не знать? Прошу, передайте его величеству подробности произошедшего.

— Разумеется, я передам. Надо ли говорить, что король будет весьма разочарован...

— Неудачи случаются. Со стороны себя и моих единомышленников подтверждаю, что смещение герцога Монтего отвечает нашим интересам. Полагаю, что союзники внутри Альби важны для Лодо Галейского.

Моруа кивнул:

— Это так. В отношении сьеры Оденар больше ничего не предпринимайте. Я ожидаю новых инструкций. Есть ли вероятность, что она узнает нападавших?

— Исключено — она видела только Блесуа. Когда Товье потянет за эту ниточку, он ничего не обнаружит. Остальные уже за пределами Талассы.

— Хорошо. В последнем письме его величество подтверждает ваши условия — Альби будет править альбиец. Однако он должен принести вассальную клятву.

Люмаж нахмурился:

— Не всем аристократам это придется по душе.

— Значит, Галея будет опираться на тех, кто проявит благоразумие. Например, на вас, — дождавшись появления бледного румянца на худощавом, изрезанном глубокими морщинами лице Люмажа, Моруа продолжил: — Вам также предлагается найти благовидный предлог, чтобы отвести войска из северных гарнизонов. Аверн, Валанс и Лино. Маневры или смотр, — он небрежно взмахнул кистью руки. — Не мне указывать маршалу Севера. Дату узнаете заранее. И было кстати, если бы в маневрах приняли участия отряды запада.

— С маршалом Риардо могут возникнуть сложности, — пробормотал Люмаж.

— Разве он поддерживает герцога Монтего?

— Он из старой знати. Закономерно, что нет. Но он упрям и подозрителен. И не очень умен.

Моруа пожал плечами:

— Изыщите способ повлиять на него.

— Его сын полностью разделяет наши идеи. И давно оказывает содействие. Например, с покушением на полковника Оденара. Кстати, проваленного вашими людьми, — желчно заметил Люмаж, пристально глядя на галейца. Тот скривил губы, но ничего не ответил: — Однако виконт Риардо до сих пор не нашел удобного момента, чтобы открыться отцу.

— Что за робость? — получив возможность вновь перейти к упрекам, воспрял Моруа. — Вот вам и способ. Пусть виконт проявит себя. Хотя не стоит забывать об осторожности, особенно теперь. Лучше действовать наверняка.

— Нельзя забывать о Карде. У полковника Оденара широкие полномочия, и он враг вашего сюзерена. Если попытку похищения его жены свяжут с Галеей, то подозрения падут на вас.

— Я обдумаю ваши слова, — Моруа, вытащив кружевной платок из обшлага камзола, нервно промокнул лоб.

На губах Люмажа мелькнула скупая улыбка:

— Мы слишком долго катаемся по парку. Еще не хватало, что бы кто-то, подобравшись поближе к карете, услышал мужские голоса. О, состояние умов ныне таково, что вас обвинят не в заговоре. Праздность и разврат! Вот почему... — глухо проговорил он и, оборвав себя, добавил безукоризненно светски: — Ваше сиятельство, вы рискуете разрушить свое реноме. Публика решит, что вы либо утратили мужскую силу, либо теперь разделяете вкусы сынов пустыни.

— Неуместный сарказм, — поморщился галеец. — Я достаточно поработал, чтобы создать определенную репутацию, позволяя застать себя то с одной, то с другой дамой не самых строгих нравов. И особенно в Рамьере... Чтобы обезопасить наши встречи, конечно же. Одной сплетней больше, и это даже к лучшему. Однако вы правы. На время откажемся от удовольствия личного общения. Ждите моего посланца.

Запечатанное гербом Альби письмо от принчепса и шкатулку принесли после полудня. В письме месьер Эрнан выражал сожаление по поводу постигшего Лару несчастья и благодарность за содействие в деле Пеана и просил принять скромный дар, «что лишь в малой степени отражает нашу признательность». Она отложила письмо и открыла шкатулку. Внутри оказалась диадема из черного серебра. Две переплетающиеся веточки мирта, сапфирные ягоды. Лара отстраненно отметила искусную, но без вычурности работу ювелира, и особенно то, что по цвету серебро совпадало с тем, которое использовалось для кулона со Звездой, и лишь самый взыскательный взгляд заметил бы разницу в оттенках камней. И, судя по всему, диадему заказали заранее. Мирт — символ благоденствия и счастья. Но в давние времена, еще до Эпохи Тьмы, он обозначал отрешение от всего мирского и Вечность. Знал ли об этом принчепс Эрнан? Ну а какое это теперь имеет значение?

Лара осторожно положила диадему на прикроватный столик, рядом с футляром, хранившем в себе реликвию. Украшение, даже не наделенное магической силой, будто ставило некую точку, окончательно завершая метаморфозу Искры. Отделяя ее от обычных людей.

Она вернулась к чтению письма. Принчепс приглашал провести несколько дней в загородной резиденции Монтего — разумеется, когда она будет в силах пуститься в путь, добавив, что его супруга будет безмерно рада, если сьера Оденар согласится.

Лара попросила Вивьен принести письменные принадлежности и бумагу. В ответном послании она сдержанно поблагодарила и уверила, что при первой же возможности приедет в Монтего. Однако понимая, что вряд ли в обозримом будущем примет приглашение. Ей хотелось быть как можно дальше от беззаботности и веселья, неизменно царящими при «малом дворе» Альби, состоящим из сьеры Магдалы и ее фрейлин.

Затем она сообщила, что погибший Блесуа «был тем самым этррури, в установлении личности коего заинтересован господин Товье». И с досадой прикусила губу: вряд ли телохранитель действовал по своей воле — а значит, существует целый заговор. Однако нить оборвана. Лара дописала просьбу доставить ей что-либо, принадлежащее Блесуа: пряжку ремня или пуговицу с куртки, затем запечатала письмо. Возможно, ей удастся считать что-то из памяти вещи.

Весть о неудачном похищении сьеры Оденар молниеносно распространилась по Талассе. Лара в этот день получила еще несколько записок, среди которых ее порадовала лишь присланная Жизель Оверне, излучавшая тепло и обеспокоенность. В других за словами сочувствия она ощущала лишь любопытство или корысть.

Вечером ее посетил магистр Вальен. Она видела, как он удручен произошедшим, его доброту и понимание. Однако впервые беседа со жрецом не сняла тяжкого груза с души и не принесла утешения.

— Дитя, как бы ни была темна ночь, за ней придет рассвет, — сказал Вальен на прощание. — Как только вы почувствуете, что готовы открыть свое сердце — приезжайте. Вы можете пробыть в обители столько, сколько вам потребуется...

— Благодарю, светлый Вальен, я навещу вас на днях. Однако сейчас не время укрываться в обители, — твердо ответила она.

Магистр кивнул:

— Вы много достигли, Лара. И я верю, что в состоянии справиться с горем сами. Однако... — он не закончил фразу и вздохнул. Затем осенил ее знаком рассеченного круга: — Да пребудет с вами милость Странника.

Три дня прошли, как в полусне. Лара послушно пила тинктуры, приготовленные Динье, послушно ела, не замечая вкуса пищи, затем вновь отворачивалась к стене. На четвертый, вопреки настоятельным рекомендациям мейстера врачевания, она поднялась с кровати. Дар все-таки помогал. Притупилась если не душевная, то телесная боль и даже кровоподтеки на правой руке и на боку побледнели и почти не беспокоили.

День был солнечный и тихий, и Лара, опираясь на руку Вивьен, спустилась в сад. Они медленно прошлись по аллее, затем, отослав служанку, Лара присела на скамью в тени разросшейся сирени. Распускающиеся лиловые грозди наполняли воздух чуть горьковатым ароматом. Она задумчиво перебирала гладкие бусины нефритового ожерелья. Это занятие всегда позволяло ей сосредоточиться и очистить разум от суетности.

Раймона раньше чем завтра ждать не стоит. Увидеть, где он сейчас? Поток с готовностью подхватил ее, но Лара остановила его течение. Не надо. Несчастье изменило все, и им предстоит непростой разговор. Она должна подготовиться. Мысли о живом артефакте продолжали преследовать ее. Она никому не хотела бы такой судьбы. Однако... Ее отец, рожденный в славе и богатстве, разве он волен был следовать своим желания? Вот только с мамой... А та? Рабыня, привезенная из дальних мест. Казалось, что она была счастлива с отцом, но что скрывалось в глубине ее сердца?

Лара свела брови. Не должно сейчас думать о личном счастье. Попытка похищения, предательство среди солдат Раймона, подосланный заговорщиками Хин — разве это не признаки надвигающейся беды?

Что же, она поручит себя милости Странника и будет уповать на его мудрость. Но как же тяжко!

Вспорхнувшая за спиной птица заставила резко обернуться. Пришло узнавание, и Лара слабо улыбнулась: Месьер Кот. Нечастый гость — бывало, он пропадал на седмицы. Временами она видела стремительную тень, мелькнувшую меж деревьев или, как сегодня, он давал о себе знать вспугнутой птицей. Однако не всегда соизволял приближаться. Поначалу она недоумевала и даже пыталась мысленно его позвать, но Кот одаривал ее долгим взглядом и уходил. Впрочем, в эти месяцы хватало других забот, и она лишь пожимала плечами.

Но сегодня зверь не собирался убегать, а направился прямиком к ней. Лара протянула руку, кот принюхался и, как прежде, боднул головой ладонь, затем мягко вспрыгнул на колени. В его горле родилось рокочущее мурлыканье. Лара провела рукой по черной спинке:

— Что же вы, Месьер Кот...

Она замолчала. О чем она хотела спросить? Или в чем упрекнуть? Что не защитил ее от нападения, как целую жизнь назад, в Джинере? Кот поднял голову.

«Ты справишься», — убеждали янтарные глаза.

Мурлыканье стало громче, даже воздух как будто завибрировал. Сама себе удивляясь, она вдруг почувствовала странное успокоение. Отчаяние и горечь растворялись в этом мерном рокоте. Вибрации пронизывали тело, изгоняя боль и питая новыми силами. Внутри разлился жар, он усиливался, становясь едва переносимым. На миг перехватило дыхание; вспыхнуло и погасло золотое зарево. Она замерла, прислушиваясь к себе. Крохотные иголочки покалывали кожу. Что-то изменилось в ней самой, частичка зарева притаилась внутри, у самого сердца.

— Кто вы, Месьер Кот? — потрясенно прошептала Лара.

На мгновение ей показалось, что во взгляде зверя мелькнула печаль, смешанная с лукавством, затем кот совсем по-человечески вздохнул и спрыгнул с колен. Покачнулся и фыркнул, затем утвердился на лапах и пошел по аллее, гордо помахивая хвостом. И, внезапно обернувшись, тихо мяукнул.

«Прощай», — отозвалось в душе.

— Прощайте, Месьер...

Кот бесшумно скрылся в кустарнике — не дрогнул и листик.

«Будь сильной...» — донеслось издалека.

«Да».

Чутье говорило, что вряд ли Месьер Кот снизойдет до еще одного визита к ней. Кем было это... существо? Посланцем каких сил? Лара настолько привыкла к коту, что казалось, он был в ее жизни всегда, оберегая ее. Еще одна потеря, еще одно расставание. Однако печаль ее была светла.

Лара легко поднялась на ноги и только в этот миг ощутила присутствие.

— Уно?

Спрятавшийся за тисом мальчишка не отозвался. По удаляющемуся шороху она поняла, что Уно поспешил убраться прочь. В его ауре пламенели смущение и досада, как ни удивительно, — на себя самого. И еще что-то, почти неуловимое. Сожаление?

Что ему тут понадобилось и что он успел увидеть?

— Волчонок...

Лара вздохнула. Только слепой не заметил бы, насколько Уно боготворит Раймона, и более, чем кому-либо чувства мальчишки были ясны ей. Как и привязанность мужа к безродному сироте. Оставалось надеяться: со временем мальчик поймет, что она не враг и не крадет предназначенную ему любовь. По крайней мере, неприязнь Уно поутихла, и это уже хорошо.

...Уно крался к выходу из сада. Эх, так бы и заехал себе по уху! Не в прок учение дядьки Линье. Он и против ветра зашел, и веточка не хрустнула. А сьера Лара — заметила. Встала и прям на него глянула. А всего-то хотел присмотреть. Мало ли. Как ни отмахивались, и не цыкали на него, догадался, что случилось. В деревне всякого навидался. А то сьеру Раймону других бед мало! Ну да не попустит Странничек! Не старая еще сьера Лара, будут детки... Хотя по деревенским понятиям — и не шибко молода. Подумал — и охнул мысленно, от дерзости своей. Не его ума дело, правильно Каролина твердит.

И кот этот... Кота Уно давно заприметил. Повадился тот по саду шастать и на птиц охотиться. Попробовал подманить да изловить — куда там, шипел и скалился. Зверюга, ровно Тварь Запредельная, а к сьере Ларе ластится. Ведающая, как есть Ведающая! В Мартеске была одна такая, столетняя бабка, правда та околесицу несла, из ума от старости выжив. Но прежде, говорили, пророчила, и все сбывалось. А про сьеру Лару он давно понял. По обрывкам разговора — случайно ли или нет услышанного, по взгляду. Не доверял, не ждал добра от госпожи...

Уно осознал вдруг, что без глухой злости думает о жене Волчьего сьера. Не такая, как ему представлялось. И не гнобит его. Но вредная жаба внутри опять голосок подала:

«Чего раскис? Не гнобит, так и не жалует. Смотрит, словно сквозь. Не боишься, что мыслишки твои узрит? Да в червя мерзкого обратит?»

«Не боюсь!»

«Дурной, как телок. Что ей твоя жалость? Бровью поведет, и прогонит тебя сюзерен».

«Нишкни, ты!»

Тихий смешок почудился, но смолкла тварь. Уно помотал головой. Вину за собой чуял, хотя и не было вины. Как если сьер Раймон его оставил при жене, оберегать, а он оплошал. И подлюгу Хина не распознал. Какими глазами на сюзерена взглянет?

Он остановился и осторожно выглянул из-за дерева. Сьера Лара вновь сидела на скамье и, опустив голову, перебирала крупные зеленоватые бусины.

«Эх... — сокрушенно вздохнул он. — Горе-то!»

На столе лежит квадратная пряжка из темной бронзы. Витая рамка, язычек в форме стрелы. Как ни странно, Лара помнит ее. Она берет пряжку и направляет поток.

Сначала ничего не происходит, лишь слабые ощущения ненависти и скрываемого страха. Лара прикасается пряжкой к Звезде. Ощущения усиливаются. Перед мысленным взором клубится темнота. Хин... Это не его имя! Легкой тенью — другая жизнь, голод, зависть и снова ненависть. И вдруг всплеском: Трилистник! Слово смердит кровью и жутью. В темноте возникает коридор, затем комната, скупо освещенная свечой. Два человека в длинных плащах и надвинутых капюшонах. Губы шевелятся, но Лара ничего не слышит. Она пытается пробиться дальше, собрать ошметки памяти телохранителя, однако ее отбрасывает прочь...

Весенний вечер погрузил гостинную в мягкие сумерки. Надо бы позвать Вивьен и велеть зажечь свечи, однако ей хотелось еще немного побыть одной. Ей мало открылось. У телохранителя были наниматели — это можно предположить и без дара. А вот то, что он жил под чужим именем... Трилистник. Что же означает это слово? Лара покачала головой. Почему же она до сих пор настолько беспомощна? Убить врага в миг смертельной опасности оказалось поразительно легко — и это страшило. Но от нее ждут совершенно другого. Провидица... Неуж все надежды напрасны?

Размышления прервали донесшиеся со двора лошадиное ржание, цокот множества копыт и громкие голоса. В доме поднялась суета. Вернулся Раймон! Раздались быстрые приближающиеся шаги, и она, быстро встав из кресла, порывисто обернулась к дверям.

Муж стоял на пороге и даже в сумерках было заметно, как осунулось его лицо, покрытое серыми разводами пыли. Позади него переговаривались слуги. Маниго зычно призывал мэтра Грассе поторопился с ужином, а служанок — набить соломой дополнительные тюфяки.

— Лара.... — хрипло выдохнул Раймон, шагая в гостиную. — Вы не в постели?

Она слегка улыбнулась:

— Я хорошо себя чувствую, сьер Раймон.

Он нахмурился, но ничего сказать не успел. На стенах заплясали отсветы, вошла Вивьен с зажженным канделябром, поставила его на каминную полку и торопливо присела перед Раймоном, затем выскользнула из комнаты, осторожно прикрыв двери.

Лара выждала, когда стихнут ее шаги, и сказала, подходя к мужу:

— Дар оказывает воздействие. Все прошло... почти.

Раймон обнял ее за плечи и привлек к себе. Лара ощутила, как колотится его сердце, и зажмурилась, чтобы не расплакаться.

— Мне так жаль... — шепнул он. — Это и мой промах — охраны было недостаточно.

Лара подняла на него взгляд:

— Никакой охраны не будет достаточно. Блесуа не вызывал подозрений, а оказался предателем.

Муж крепче прижал ее к себе:

— Вам следует перебраться из дома в обитель.

— В этом нет смысла.

Она напряглась и, ощутив это, Раймон медленно разжал объятия и отошел к камину, расстегнул перевязь со шпагой и со стуком положил оружие на стол.

Лара куснула нижнюю губу: она решила, что не станет применять по отношению к мужу свои способности. Но им стоит отложить разговор, она и без дара видит, насколько он измотан.

— Вы должны беречь себя, Лара, — глухо пробормотал он.

— Ведь я — надежда Альби?

— И поэтому тоже.

— Нет, Раймон.

В свете свечей резче обознались его скулы. Она решила оградить свой разум и не считывать ауру мужа, однако продолжала видеть его горе и подавляемый гнев, сизыми нитями пронизывающий пространство гостиной. Раймон недоволен ее упрямством и не намерен соглашаться. Как получается, что его эмоции пробивают ментальный щит? Но сейчас не время задаваться этим вопросом.

— За эти дни я многое обдумала, — спокойно сказала она. — Нам нужно поговорить о важных вещах, но вы утомлены долгой дорогой.

— Ничего, — отрывисто ответил Раймон. — Я готов вас выслушать.

— Врагам известно, кто я.

— Почему вы считаете, что известно? — с сомнением спросил он. — Это могла быть месть или зависть. Далеко не всем аристократам понравилось мое возвышение. Например, графу Риардо.

— Не могу объяснить, но я чувствую это, — она слабо улыбнулась. — Ведь мне подвластен Воздух.

— Прошу простить, иногда я... упускаю из вида... Конечно. И тогда это весьма тревожная и удручающая новость. Тем более — ваша безопасность важна, как никогда.

— Как и говорил магистр Вальен, мои способности усилились. Я сумела спастись и защитить себя сама.

— Но и враги сделают выводы из неудачи.

— Пусть так, — тихо ответила Лара. — Вы были правы в том, что нам нельзя... — голос прервался, однако она справилась с собой и договорила: — Рисковать.

Раймон недоуменно взглянул на нее.

— Страшно и горько терять нерожденное дитя. Но... его земная судьба могла быть еще страшнее, — каждое слово давалось с трудом, но она должна сказать то, что считает верным, как бы больно это ни было: — Охота пошла бы за ним, и если бы врагам удалось захватить нашего сына или дочь, то...

Лицо мужа исказилось, тягостное молчание повисло в гостиной.

— Что же, если вы так считаете... — наконец пробормотал он и добавил уже иным, жестким тоном: — Досадно, что Блесуа свернул себе шею.

— Это я убила его, — глухо сказала Лара.

— Вы?! Но каким образом?

Лара подошла к камину. Она не знала, удастся ли ей пробудить ярость, когда нет непосредственной угрозы. Однако после того, как Месьер Кот щедро поделился с ней силами, рисунок ее дара стал другим — словно на поверхности моря разбросал блики закат. Перед внутренним взором возник рдеющий уголь, присыпанный сизым пеплом. Надо лишь раздуть пламя. Чутье подсказало опереться на гнев и неверие мужа. И на свою жгучую боль утраты. Вспыхнул багровый свет, и искры побежали по телу. Она вытянула руку, позволяя искрам собраться над ладонью в огненный сгусток. Жечь! Пусть все горит! Нет, нельзя, она должна удержать Огненную стихию, не дать ей выйти из-под контроля! На висках выступили капли пота.

— Лара!

Муж шагнул к ней, и в этот миг, взмахнув кистью, она швырнула сгусток огня в камин, на сложенные горкой поленья. Взметнулось яркое пламя, затрещало, поглощая сухое дерево. Лара перевела дух и оперлась на спинку стоящего рядом с камином кресла.

Раймон тряхнул головой, будто прогоняя наваждение и, обняв Лару за талию, бережно усадил в кресло. Не сводя взгляда с ее лица, он опустился в другое, напротив.

— Как это стало возможно? Вам же не подвластна огненная Стихия!

— На испытании мне не откликнулся Огонь, однако магистр Вальен говорил, что и Вода способна сражаться.

— Весьма... впечатляющая демонстрация, — уголок его рта дернулся в усмешке.

— Не думаю, что смогу ежедневно разжигать очаг, — грустно улыбнулась она в ответ. — Нужны более веские причины, к тому же использование Огня ведет к упадку сил. Хина я убила при помощи своей Стихии. Сожалею, надо было действовать... мягче. Но теперь я знаю, как подчинить и направить это оружие. Хинардин Блесуа — не настоящее имя. Он причастен к покушению на вас, с ним был связан ваш сержант. И еще — трилистник. Это слово олицетворяло для него нечто жуткое. Возможно, господину Товье сведения окажутся полезными.

Раймон угрюмо кивнул:

— Передам. Уверен, за всем стоит Лодо Галейский. Он заручился поддержкой альбийцев самого высокого ранга, раз подосланный ими человек был на хорошем счету в Тайной Страже. Но если король действительно прознал про вас, он не отступит.

— Блесуа использовал Дуновение Борея, чтобы усыпить меня. Я должна была спать самое меньшее день. Но преодолела действие зелья, — Лара поднялась с кресла и, шагнув к мужу, положила руку ему на плечо. — Только теперь я полностью осознала, что значит быть Искрой Странника. Раймон, я — иная. Я останусь в этом доме и буду вести привычную мне жизнь.

Раймон взял ее ладонь в свою, затем поднес к губам и коснулся пальцев поцелуем:

— Мне трудно согласиться с вашим решением, сьера Лара, однако я принимаю его. Я привел подкрепление. На этот раз — только мои ноорнцы. Они будут подчиняться лично вам. И... Прошу меня извинить за несдержанность.

Лара вздохнула: на миг ей захотелось проснуться в другой жизни, где нет дара и надвигающейся угрозы. Она выпрямилась:

— Да пребудет со всеми нами милость Странника, сьер Раймон.

* * *

Оденар невидяще смотрел в стену перед собой. Давно отзвучал полночный гонг, и дом погрузился в тишину. Толкалась усталость в натруженных долгой скачкой мышцах. Однако впервые укоренившаяся за много лет привычка засыпать при первой возможности изменила ему. Душа полнилась тягучей тоской, и, чтобы избавиться от нее, он велел Маниго принести бутылку крепкого иберийского вина, особой, семилетней выдержки, припасенную для торжественного случая. Рождения сына, например. Горького вина осталось на донышке, но хмель не брал.

...Новость, привезенная два дня назад гонцом, оглушала. Он помчался в Талассу, не щадя ни людей, ни лошадей. Какой он думал увидеть жену? Страдающей телом и духом, ищущей утешения или стойко противостоящей беде? Но вряд ли такой — отстраненной, со строгим взглядом. Далека теперешняя Лара от робкой невесты. Ее лицо, когда она вызвала Стихию Огня... Будто Эри — древняя богиня мщения. Даст ли он руку на отсечение, что не испытал на миг суеверного ужаса?

Оденар усмехнулся себе: вино таки помутило разум. Какое отношение Искра имеет к Старым богам? Ему не об этом надлежит думать. Завтра предстоит разговор с месьером Эрнаном. Надо обьявить еще один рекрутский набор, зимнего было недостаточно, надо обеспечить гарнизоны провизией и боеприпасами... Наверняка, Совет будет против выделения новых средств, а прочие высокородные сьеры постараются сплавить в рекруты самых негодных людей из своих владений. Но основную тревогу вызывали слова Лары. Связь предательства Бестье и попытки ее похищения означает, что Лодо — на шаг впереди них. Откуда враг узнал про ее способности? Как подсылу удалось проникнуть в Тайную стражу? Кто из старой знати замешан в заговоре? Риардо или Люмаж? А Товье? Блесуа попал в телохранители по его выбору. Кому вообще теперь можно доверять?

Шорох у дверей вывел его из задумчивости.

— Кто там скребется? — недовольно спросил он.

Дверь скрипнула, и в спальню заглянул смущенный Уно.

— Дак вот, месьер, узнать хотел — не желаете ли чего?

— Не желаю. Ступай.

Но Уно не уходил, топтался у дверей.

— Еще что?

— Простите, месьер, — бухнул Уно. — Виноват я.

— И в чем же? От Линье сбежал?

— Не доглядел...

Оденар вздохнул, затем медленно произнес:

— Нет здесь твоей вины.

Уно опустил было голову, но вдруг зыркнул исподлобья.

— Не надо вам так, — с неожиданной смелостью сказал он, и Оденар заметил, что мальчишка смотрит на пустую бутылку: — И Странничек милостив...

— Иди спать, Уно, — резко оборвал его Оденар. — Хотя нет, прежде принеси мне еще одну бутылку.

Уно выкатился из покоев месьера, ругая себя последними словами. А впору и провалиться на месте! И как язык повернулся дерзость ляпнуть! Будто кто под бок толкнул. Только как увидел сьера Раймона таким — в груди захолонуло. Почудилось: ровно еще что стряслось, непонятное... Месьер сам на себя не походил. Взгляд тяжелый, мутный, будто после лихорадки. Однако вовсе неладно получилось — придется теперь самолично бутыль нести. Уно остановился напротив двери, ведущей в погреб. Каролина не раз посылала его за окороком или сыром, замка на двери не бывало — от кого запирать? Но не по себе было.

«Винное зелье доброго не насоветует. Кто меры не знает — тому и радость испоганит, а пуще того в беде подведет».

Так дед говаривал. Спросить кого? Спят давно уже все. Свеча в его руках затрещала, выбросила дымное облачко.

«Чего застыл? Дурья башка, делай, что велели! Сам напросился. Ишь, указывать он будет. И кому?!»

Вздохнув, Уно вошел внутрь. У дальней стены на полках выстроились бутылки, пламя свечи отразилось бликами на темном стекле. Шагнув вперед, он взял первую попавшуюся и понуро побрел наверх.

У дверей спальни сьера Раймона он вновь остановился, не решаясь войти и прислушиваясь. Подождав несколько ударов сердца, толкнул створку.

Сьер Раймон сидел у стола, уронив голову на скрещенный руки. Осторожно ступая, Уно приблизился и увидел, что тот забылся глубоким сном.

Уно, кусая губы, смотрел на его суровое лицо, резкие складки, залегшие возле рта и меж бровей. Оставить бутыль да восвояси убраться? А месьер среди ночи проснется, да продолжит. Нет. Пусть назавтра велят ему порку задать, а бутылку он обратно в погреб отнесет.

Месяц Вереска, Пиррей

Проводник по имени Тенеко, охотник из Мартеска, оказался жилистым мужчиной средних лет, с полуседыми, собранными в хвост волосами и темными глазами. Смуглая кожа, характерная горбинка носа — по мнению Арно, в жилах проводника была едва ли четверть альбийской крови против трех четвертей пиррейской.

Изучив карту, Тенеко взялся лишь проводить их через земли клана Мендико, Горного кота, и довести до Ордеса. Дальше Арно и Джузе предстояло продолжить путь самостоятельно.

«Не обессудьте, добрые господа, аль кого другого ищите, не ведал, что в такую даль вам надобно. Не довелось у Фальго бывать, проку там от меня не будет».

Подобное заявление вызвало гнев у полковника Оденара, и он собрался было призвать к ответу коменданта крепости, приславшего негодного проводника. Однако Арно заверил, что способен сам отыскать Руэрбу, если попадет в долину Ордеса. Оденар хмыкнул, но возражать не стал, лишь на миг задержал взгляд на правой руке Арно. Вероятно, Волку известно про татуировку, а может — и про знакомство с вождем, что ж, тем проще — не придется задерживаться в Карде. Арно полагался на свою цепкую память и на подробные, тщательно выверенные карты, предоставленные хронистом принчепса. С полковником они условились, что оружие и боеприпасы для пирров должны быть собраны в Квилиане. Как долго ждать результаты переговоров определить было затруднительно, однако если через месяц Арно не появится и не пришлет гонца, весть о неудаче уйдет в Талассу.

Воспоминание о том, как он украдкой пробрался к дому этого человека, чтобы увидеть его жену, вызвало запоздалый укор совести. Он старался гнать мысли о Ларе, но не особо преуспел. Что влечет его к этой женщине, которая ни разу, не считая нечаянного и мимолетного объятия на сходнях, не преступила строгие нормы приличий, и не выказывала расположения к нему? Не уж он желает добиться ее из духа соперничества с Ноорнским Волком? Или иное чувство владеет им — каждый раз, когда он думает о Ларе, будто солнце ласково касается его души? Но что проку об этом размышлять, особенно сейчас? Им предстоит долга и трудная дорога, и никто не может сказать, что ждет впереди.

* * *

Тенеко не отличался разговорчивостью. За весь день от него можно было услышать десяток слов, в основном касающихся направления движения или привала. Впрочем, вести пространные беседы желания не возникало. Ненастье, встретившее их в Альто-Альби, окутывало вершины гор густым туманом, то и дело моросило дождем и удручало даже привычного к суровому Закатному морю Арно. Но трудности дороги уступали тяжести груза, лежавшего на душе. Сделал ли он правильный выбор, согласившись на предложение принчепса альбийского. Как встретит его Астигар? Удастся ли убедить пирра? Под курткой Арно хранил мешочек с золотыми кронами и письмо, подписанное герцогом Монтего, с предложениями и условиями союза. В качестве подарка для вождя сзади к седлу был привязан тщательно упакованный в провощенную ткань карабин новейшего образца. Будет ли этого достаточно, чтобы Астигар поднял свой народ воевать на стороне Альби? И — самое главное — не окажется ли это решение роковым для клана? И конечно, Арно не мог не вспоминать дочь вождя и подаренную ему чудную ночь. Не тогда ли произошел перелом в душе, и он принял гибель отца и братьев?

Морось оседала на лицах, под копытами лошадей чавкала грязь; местами на каменистых обрывистых участках холодела спина при мысли, что конь может подскользнуться. Но неприхотливые выносливые монтанеро, видно, вели свой род от горных серн, каким-то чудом удерживаясь на тускло поблескивающих от влаги камнях. Непогода изрядно замедлила и измотала путников, и даже Джузе, в начале сыпавший прибаутками и с любопытством глазевший по сторонам, притих и нахохлился в седле. От дождя и промозглого холода спасали сентиту — длинные горские плащи с капюшонами из плотного войлока, однако поиск относительно сухого валежника и приготовление пищи стали весьма затруднительны. Жара от небольшого и нещадно дымящего костра хватало не надолго, посему довольствовались сухарями и вяленым мясом. Правда, однажды Тенеко привел их к пещере, где обнаружился хворост, судя по всему, запасенный охотниками или такими же путниками, и они смогли, наконец, наесться горячей похлебки и выспаться в тепле.

Под вечер четвертого дня их путешествия дождь прекратился. Тенеко придержал коня, откинул капюшон и, подняв лицо к хмурому небу, шумно втянул ноздрями воздух:

— Ветер с полночи, хорошо. Распогодится.

— Уверен, Тенеко? — недоверчиво спросил Джузе, поравнявшись с ним.

— Как и в том, что Отец наш, Ост-солнце, каждый день вершит свой путь по небосклону, путь и не всегда достойны мы взирать на его лик.

— Так ты пирр? — обменявшись взглядом с Джузе, спросил Арно, — И не следуешь учению Странника?

— Здесь, в Пиррее, мы ближе к Осту, чем к звездам Странника, — угрюмо ответил проводник.

— И языки отрастили непомерной длины, — вставил Джузе. — Что-то вдруг разговорился ты.

Глаза Тенеко блеснули, и Арно поспешил вмешаться:

— Погоди, Джузе. Один из твоего народа сказал мне, что все мы — дети Оста. А я добавлю — что те, кто следует путями Света — братья.

— Ладно говоришь, добрый сьер, — кивнул проводник. — Пусть Отец направит тебя и явит милость. Завтра заяснит, и мы увидим Монте-Ерридж.

* * *

Тенеко оказался прав — рано поутру путников разбудило щебетание птиц, и Арно понял, что до сих пор они слышали лишь карканье воронов да редкий, приглушенный крик кукушки. Лучи солнца пронизывали кроны деревьев, от влажной земли поднимался пар. Джузе, кряхтя, выпростался из-под тяжелого плаща, вскочил на ноги и вдруг с гиканьем принялся приседать и размахивать руками.

— Сии экзерсисы разгоняют кровь и укрепляют не только тело, но и дух! — заявил он и прошелся по поляне колесом.

Тенеко, неодобрительно понаблюдав за «сими экзерсисами», обернулся к Арно.

— Королевская гора, — он протянул руку, указывая вперед.

И действительно, сквозь листву сияла снежная вершина самой высокой в Пиррее горы.

Проводник поманил его:

— Пойдем, джан Арно.

Слово отозвалось давними воспоминаниями. Пирр, похоже, признал в нем господина, хотя Арно старался держаться как можно проще. Они вышли на опушку леса, и у него захватило дух: в голубоватой дымке лежала долина, над которой величественно возвышалась Монте-Ерридж. По дну долины вилась серебрянная полоска реки; в лучах восходящего солнца переливалась сочная зелень лесов, покрывавших склоны гор, пестрели весенним многоцветьем обширные луга.

— Ордес. Вон тропа, — Тенеко махнул на ведущую вниз тропу. — По ней идите, на дорогу выведет. Земли Фальго недалече, границы их обозначены соколом, должно быть, знаком он вам, джан?

— Знаком. А река, должно быть, Ниса?

— Ниса и есть. Проводил бы вас, может, и дальше, но сдается, вам сподручнее без меня.

— Небось, не поделил чего с Фальго? — усмехнулся Арно.

— Всяко бывало, — уклончиво ответил проводник. — Да не заплутаете уже, Ост не попустит.

К ним подошел Джузе, оглядел долину и спросил:

— А это что?

Он указал на гору на правой стороны долины, являюшую разительный контраст с буйством весенних красок: темный, почти черный правильный конус со срезанной вершиной и чахлой растительностью, кое-где пробившейся на склонах.

— Монте-Сут, Огненная гора, — ответил проводник после паузы. — Держитесь этого берега Нисы, подальше, стало быть.

— Почему подальше?

— Не надо вам туда, плохое место... — вовсе нелюбезно буркнул Тенеко.

— А что там? — с любопытством уставясь на Огненную гору, задал новый вопрос неугомонный этррури.

— Кого Ост слуха и разума не лишил, тот услышал. Ну, прощай, джан Арно и ты, господин. Через декаду буду ждать вас здесь. Ежили передать сейчас чего сьеру Тоне, так говорите, передам.

— Прощай, Тенеко. Не надо ничего передавать. Благодарим за помощь, — Арно сделал знак Джузе, которого явно не устраивало игнорирование проводником его вопросов и который собирался еще что-то спросить.

Пирр кивнул, и не говоря больше ни слова, развернулся и пошел на поляну. Вскоре они услышали как он гортанно подзывает коня, а затем удаляющийся топот копыт.

— «И ты, господин». Экая непочтительность, — фыркнул Джузе. — Зря ты меня остановил.

— Горцы живут по своим законам. Он вряд ли стал более почтительным, даже если бы ты вздумал угрожать. И где угрожать — в сердце Пиррея? — возразил Арно. — Ладно, пора и нам собираться.

— Тебе здесь все знакомо, как я понял?

— Я шел с северо-востока и свернул к западу гораздо раньше. Мы сейчас на южной оконечности Ордеса. И, учитывая, как пролегает долина, гораздо западнее Руэрбы. Монте-Сут обозначена на карте. Мы должны миновать ее и повернуть на восток. И вот еще что: до сих пор мы никого не встретили — так Тенеко вел нас козьими тропами. Долина Ордеса — иное. Вскоре представится возможность проверить, насколько моя татуировка сможет служить пропуском по этим землям.

— Если твои братья не всадят арбалетный болт из засады, не снисходя до проверок, — проворчал Джузе.

Арно свел брови:

— Пирры, насколько я знаю, не атакуют без причины. И сейчас не война. Должен тебя предупредить: здесь не Этррури и тем более — не Альби. Пирры не любят, когда «люди долин» пялятся на них и особенно на их женщин. Так что постарайся сдерживать... свою тягу к прекрасному.

— Обещаю, — Джузе в шутливой клятве прижал правую руку к сердцу.

— Если Странник и местные боги будут милостивы, то завтра мы достигнем Руэрбы.

— Местные боги... И чего Тенеко болтал про гору? Вулкан, потухший. Видывал такие не раз, — задумчиво пробормотал этррури. — Кстати, в лавовых выходах бывают интересные находки.

— В тебе проснулся исследовательский зуд? Весьма кстати, что уж говорить.

— Так, глянуть кое-что хочу. Много времени не займет. К тому же, какая разница, где переправляться через реку, а нам ведь придется переправляться, — этррури всмотрелся в широкую Нису и белые бурунчки возле валунов. — На вид не глубоко и течение позволяет.

Арно достал из кармана куртки небольшую зрительную трубу, специально заказанную для этого путешествия у умельцев Талассы и несколько мгновений изучал противоположный берег и подножие Монте-Сут.

— Только если переправа и в самом деле удобная, — наконец неохотно произнес он. — Ну так в путь!

Правый берег Нисы был пологим и по нему тоже вилась тропка — не такая широкая, как по левому, но вполне различимая. То ли не для всех Монте-Сут являлась «плохим местом», то ли Тенеко, по неясной причине не испытывающий к Джузе симпатии, нарочно сгустил краски.

Еше до полудня путники достигли подножия Огненной горы и остановились на привал. Джузе расстелил на валуне тряпицу и выложил немудреную снедь: сухари, две луковицы и головку твердого овечьего сыра, затем достал фляжку изарра, которым их снабдили в Карде. Арно покосился на лекаря: во время плаваний на «Этансель» крепкие напитки полагались лишь раненым, но ничего не сказал, когда тот плеснул в оловянные кружки с водой из реки.

— Великий Цедалиус рекомендовал добавлять крепкое вино в воду, источник которой неведом, дабы оградить себя от проникновения незримых глазу существ, — заявил Джузе. — Именно они причина возникновения гнилостных миазмов и морового поветрия. Конечно, этой настойке далеко до славного агуардиенте, но вполне годится обеззаразить воду и раны и увеселить дух.

Вода — прозрачная, холодная до ломоты в зубах, разумеется, не отдавала ни гнилью, ни болотиной. Да и откуда взяться в долине Ордеса болоту? Впрочем, позади дни тяжелого перехода, и хотя Ананк-Судьба часто устраивает каверзы тем, кто полагает, что опасность миновала, час отдыха они заслужили.

— Не передумал на гору лезть? — спросил Арно после того как голод был утолен.

— Не-а. Тут, не далеко.

Дожевав луковицу, Джузе поднялся на ноги и пошагал к Монте-Сут. Арно пожал плечами, на всякий случай проверил пистолеты и положил их рядом с собой, затем окинул взглядом окрестности — никого, лишь ошалело чирикали в кустах какие-то пичуги. Он вытянулся на брошенном на траву плаще, лениво следя за тем, как этррури легко перепрыгивает с камня на камень. Солнце припекало, будто стремясь оправдаться за дни ненастья, в паре туазов паслись стреноженные кони, встряхивая гривами и позвякивая сбруей. И видимо он задремал, поскольку упустил тот миг, когда Джузе пропал из виду.

Встрепенувшись, он крикнул:

— Джузе!

Этррури не отвечал. Арно вскочил и бросился к горе.

— Джузе, чтоб тебя Твари Запредельные драли!

— Этого вполне можно дождаться, — голос этррури звучал глухо и как будто из-под земли

Арно запрыгнул на груду черных, оплавленных древним жаром камней, и увидел в склоне горы неширокую, в полтуаза, но длинную щель, из которой доносилось ворчание и шорох.

— Цел?

— Что мне сделается?

В темном провале появилось лицо лекаря — перепачканное грязью, с царапиной на щеке, но улыбающееся.

— Какого демона ты туда полез?! — прорычал Арно, протягивая руку.

— Сейчас объясню, — пропыхтел Джузе, выбираясь на поверхность. — Вот... — он разжал ладонь.

— Что это? — Арно с недоумением взглянул на продолговатый камешек серо-зеленого цвета.

— Зуб Дракона.

— В самом деле? Не очень похож.

— Долго пролежал на открытом воздухе. Заметил я характерный цвет у лавовых выходов, решил проверить. Такой же встречается на склонах вулкана Неру близ Амальфи. А там крупнейшие копи Зуба. Нам, видно, боги ворожат удачу. Недавно оползень сошел, и открылась эта дыра Аль-Бахра. Внизу довольно просторно, целая пещера. И можно еще много наковырять...

— Это, конечно, занятно. Но зачем он нам? Дивными огнями пирров удивлять?

— А почему бы и нет?

Арно задумался: и в самом деле, вряд ли пиррам известны свойства Зуба Дракона. Он сам, хотя и слышал что-то о «горящем в воде камне», увидел поразительный минерал лишь оказавшись в Срединном море. А диковинка наверняка заинтересует Астигара.

— Пару обломков захватим, мало ли, — продолжал между тем Джузе. — Только надо их плотнее закутать.

* * *

— Руэрба, — Арно остановил коня, с возвышенности рассматривая столицу клана Фальго.

Возможно, не пройдет и получасия как он встретится с Астигаром и... Росой.

За эти годы ничего не изменилось: все так паслись козы на холме, и тянуло дымком. Руэрба выглядела мирной и процветающей. До сих пор их путешествие складывалось достаточно удачно, не считая капризов погоды, и даже некоторые сомнения в том, что пирры примут его как своего, рассеялись. В первой же деревне, куда они завернули чтобы уточнить направление на Руэрбу, настороженность сменилась дружелюбием, едва жители увидели татуировку. Им не только показали кратчайший путь, но и снабдили пивом и лепешками, не взяв плату. Однако те вопросы, которым он задавался по пути, никуда не делись, напротив, как будто приобрели еще более острое звучание на фоне всей этой идиллии.

Подъехал Джузе, и Арно перехватил его внимательный взгляд.

— Ты, вроде как, друг вождю?

— Друг.

— Но радости от предстоящей встречи я не замечаю.

Арно досадливо нахмурился:

— Все не так просто. Зря я не сказал тебе сразу, тогда не увязался бы ты со мной... — он замолчал, и еще раз огляделся, затем тихо проговорил: — Допустим, Астигар жив и все еще ведет клан. Три года назад он ожидал, что я присоединюсь к ним, и проявил немалое великодушие, позволив мне покинуть земли Фальго.

— Удивительное гостепреимство. Зачем им понадобился чужак?

— Вождь счел, что что мой дальний предок был пирром. Но тут кое-что еще. Я провел у пирров два дня и... — Арно вздохнул. — Разделил ложе с дочерью вождя. Вполне вероятно у меня есть сын или дочь.

Джузе присвистнул:

— Поздравляю. Как тебя угораздило?

— Подмешали что-то в питье. Хотя меня это не оправдывает. Прости. Бесчестно было скрывать от тебя.

— Надеюсь, девушка была красивой, если зелье, конечно, не застило тебе глаза, — этррури вдруг развеселился: — И ты порицал меня за тягу к прекрасному? И наказывал не пялиться на пиррянок? — он тихо рассмеялся, но оборвал смех и сказал уже серьезно: — В самом деле думаешь, что я изменил бы решение? Такие... повороты добавляют жизни особого вкуса и красок. А иначе — зачем вообще жить? Но к делу. Значит, ты, хм-м-м, уклонился от брачного союза?

— У них другие обычаи, — пробормотал Арно. — Ихинца, по словам вождя, сама приняла решение и ничто не угрожало ей и в дальнейшем. Но сейчас мое возвращением может быть неверно истолковано.

— Почему же ты согласился на предложение принчепса Альби?

— Его светлость привел убедительные доводы.

— Я заинтригован, — Джузе вскинул бровь. — И как собираешься вести переговоры?

— Астигар умен и, полагаю, способен понять угрозу для своего народа. Знай, что даже при самом неблагоприятном исходе я сделаю все, что в моих силах, что бы ты благополучно вернулся в Карду.

— Тогда тем более удачно, что ты прислушался ко мне и позволил набрать Зубов Дракона.

— Ты что задумал?

— Читал еще в Рагасте размышления некоего Аль-Сины, что железо усиливает силу Зуба и превращает его в Дыхание Дракона, испепеляющее все на своем пути. Звучит несколько туманно, но я понял, что возможно использовать минерал как оружие, а не только чтобы зажигать звезды в море. Правда, Аль-Сина признавался, что эффект оказался весьма скромным и сетовал на дрянное железо и немилость богов. Однако есть у меня одна идея... Не торопись сразу одаривать вождя. Пригодится, если тот начнет наседать — в качестве отступного. Или если ноги придется уносить.

— Я не побегу, — свел брови Арно.

— Беда с вами, благородными, — хмыкнул Джузе. — Идете с открытым забралом навстречу любому злу. А если теперь клан возглавляет другой человек, отнюдь не столь великодушный? Терпение, мой друг, и удачных переговоров. А я пока осмотрюсь, да подумаю.

Как и в прошлый раз, Руэрбу скрыто охраняли. Молодой пирр со взведенным арбалетом неожиданно выступил на тропу из кустарника, и Арно, даже не оборачиваясь, почуял, что позади них есть второй воин.

— Спокойно, — осадил он встрепенувшегося Джузе.

Промелькнула мысль, что далеко все не так благостно между кланами, если Астигар озаботился постоянной охраной.

— Мне нужен нидерра Астигар, — четко выговаривая слова на общем, обратился он к пирру и закатал правый рукав рубахи.

Юноша пригляделся, на лице его мелькнуло изумление. Он перевел взгляд за спину Арно, судя по всему, ожидая решения старшего.

— Нидерра Астигар приветствует тебя, — раздался позади знакомый голос и Арно рывком обернулся. — Ост всегда дожидается своих детей, Арно из рода Брикассов.

* * *

Узнав, зачем пожаловали гости, Астигар долго молчал, неподвижно сидя на своем резном троне, и лицо его по выразительности мало отличалось от лика каменной статуи.

— Думал, что Ост направил тебя на верный путь. Ошибался. Что нам до того, что Галейский Лев пойдет войной против твоего нового господина? — наконец проговорил он.

— Он мне не господин, — спокойно ответил Арно.

— Тогда почему ты служишь ему?

— Если начнется война, союзные ему кланы пройдут по вашей земле.

— Может так, а может и нет. Мы не граничим ни с Аратс, ни с Галеей, ни с Альби. И ни с кем не враждуем.

— Но ты велел охранять Руэрбу.

Вождь недовольно мотнул головой, но не ответил. Арно попробовал зайти с другой стороны:

— Принчепс Эрнан желает заключить соглашение со всеми кланами, которые примут его предложение. Фальго может и должен встать во главе такого союза.

— Ты приехал, чтобы принести на земли Фальго огонь и смерть, — глухо произнес Астигар. Он встал и шагнул к окну. — Подойди сюда.

Арно подошел и выглянул наружу. Во дворе, под вековым ореховым деревом возился ребенок лет двух в белой тунике. Темные волнистые волосы падали ему на лицо. Рядом лежал огромный, покрытый длинной пегой шерстью пес, которого малыш безбоязненно дергал за хвост. Пес стойко терпел, лишь для вида беззвучно обнажая клыки.

— Тодор! — позвал Астигар.

Мальчик вскинул голову и поднялся на крепкие ножки. Сердце Арно вдруг ухнуло куда-то вниз, а потом бешенно забилось: тот смотрел на них пронзительно-синими глазами и улыбался.

— Жоан джоластер, умеа*.

Тодор кивнул и, усевшись псу на спину, принялся тянуть его за уши. На плечо Арно опустилась тяжелая рука. Он отвернулся от окна и встретился глазами с гневными взглядом вождя.

— Ты понял, кто это? — клокочущим от сдерживаемой ярости шепотом спросил Астигар, стискивая его плечо. — Вижу, что да. Она назвала его Тодор, Подарок Богов. И ему ты тоже готов принести войну?

— Я несу ему надежду на жизнь, — упрямо проговорил Арно, борясь охватившим его волнением. — Сьера Ихинца?

— Илларга хранит ее.

— Пусть будет так и впредь. И все же — прислушайся ко мне. Лодо жаждет разбудить Старых богов. Никто не останется в стороне.

— Это сказал тебе принчепс альбийский?

— У Эрнана Монтего есть достаточно доказательств о заигрывании Лодо с Тьмой.

Астигар окинул взглядом привезенные Арно дары и покачал головой:

— Убери. Мне нечего ответить тебе, Арно из рода Брикассов. Золото иссякнет, оружие бесполезно без пуль и пороха. Кто знает, как изменится настроение владыки Альби, когда пиррейские воины окажутся больше не нужны ему? А мы погрязнем в ненависти и братоубийстве.

Арно лихорадочно размышлял, что еще может вызвать интерес вождя. Использовать последний довод — чудо-оружие, о котором говорил Джузе? Но если у того ничего не выйдет, как и у неведомого Аль-Сины?

— Не решай сразу, нидерра Астигар, — быстро сказал он. — Я бы хотел задержаться здесь на несколько дней, если позволишь, и еще раз говорить с тобой. Со мной друг, он лекарь и ученый. Если в клане есть недужные, он поможет.

Вождь свел брови:

— Однажды я желал, чтобы ты задержался здесь не на несколько дней. Теперь же... — Сгорбив плечи, он пошел к выходу и уже у самых дверей обернулся: — Два дня. Ты и твой друг можете свободно ходить по Руэрбе. Из уважения к памяти прошлого я дам припасы на обратную дорогу и проводника до границы Альби.

* Иди играй, малыш (пир.)

Шмель залетел в открытое окно, пометался под потолком и с басовитым гудением вылетел обратно, в залитый закатным солнцем двор. Арно проводил его взглядом. В отведенной им комнате он был один, Джузе, несмотря на предупреждение и обещание вести себя смирно, куда-то исчез, и оставалось молится Страннику Милостивому, что благоразумие не оставит его. На столе перед Арно стыл нетронутый ужин, который принесла совсем юная девушка, бросавшая на гостя испуганные и в то же время любопытные взгляды. Он подспудно ждал Росу, и криво усмехнулся собственной глупости.

Завершение разговора означало провал его миссии, и с этим было сложно смириться. Арно не рассчитывал на то, что Астигар сразу согласится, но и такого бесповоротного отказа не ожидал. Что еще можно предпринять? Удостоит ли его Астигар еще одной беседы? Кроме того, как он не готовился к встрече с пиррами, размышления о возможном сыне были скорее умозрительными. Вождь застал его врасплох, показав Тодора. Странно было осознать и принять то, что в беззаботно играющем малыше течет его кровь. И еще более странно — ощущать в душе щемящую печаль и в то же время ликование.

Скрипнули половицы, и в комнату ввалился Джузе, на ходу вытирая руки тряпицей в бурых разводах. При виде дымящихся мисок он с оживленным возгласом шагнул к столу и остановился, присмотревшись к Арно:

— Что, не жаждет вождь проливать кровь своих воинов во славу Альби?

Арно поморщился:

— Не самой удачный момент для остроумия.

— Но и умерщвлять плоть тоже не стоит, — Джузе уселся рядом на скамью и с аппетитом принялся за еду. Проглотив пару ложек, он поднял голову и спросил: — Чего не ешь? Вкусно, жаль если остынет

Арно ковырнул ячменную кашу с кусочками мяса и отодвинул миску.

— Потом. Знаешь, я видел сына.

— Да? И... как?

— Он не знает, кто я. Астигар показал мне его издали. Перед тем, как окончательно отказаться от предложения герцога Монтего. Полагает, что союз не принесет ничего хорошего Фальго и окажется недолговечным.

— Ясно... — помолчав, Джузе сказал: — Я его понимаю. Все эти разговоры о пробуждении Тьмы могут остаться только разговорами. А втянуть клан во вражду с другими... — он помотал головой и вздохнул. Затем широко ухмыльнулся: — Однако, пока две высокие стороны безуспешно пытались договориться, я делом занимался. Здесь весьма сложно найти бесхозное железо. Но я таки позаимствовал ржавый гвоздь у какого-то старца, надеюсь, не хватится пропажи. Результат превзошел все мои ожидание. Славно полыхнуло! Дело вовсе не в дрянном железе. Вернее, как раз в нем. Занятно, как одна малость может изменить все!

— Это действительно может изменить все, — с расстановкой произнес Арно. Он не спешил обнадеживаться и все же...

— Осталось придумать, как добиться... более практического.... применения, — не слушая, бормотал Джузе. Уткнувшись в миску, он торопливо ел. — И чтобы можно было безопасно перевозить, и еще о многом надо поразмыслить...

— Джузе. Я выторговал у вождя два дня. Он вряд ли изменит решение, но попытаться стоит.

— А? — встрепенулся тот. — Конечно. Постараюсь успеть.

Свет факела отражается в серебристых сколах Зуба Дракона. Джузе никогда не видел таких крупных самородков. Он зачаровано смотрит на сверкающие своды пещеры. Вдруг земля вздрагивают под ногами. Нарастает гул, низкий, отдающийся вибрацией в костях. Следущий толчок едва не сбивает его с ног. Гаснет факел, но Джузе видит слабое мерцание впереди.

«Приди!» — шелестит в мозгу, и он оцепенело повинуется чужой воле.

Открывается другая пещера, намного больше первой. Невидимые источники света освещают ее. И ужас тупой иглой пронзает сердце: неведомыми путями он вновь перенесся в святилище Сейд Тахрира! Золотое изваяние Темного бога, жуткие, всезнающие глаза...

«Сейд Тахрир никогда не отпускает покорившегося ему».

Плоский жертвенный камень, на котором корчится прикованный нагой человек. Джузе узнает себя и отшатывается.

«Ты мой!»

В шепоте звучит ликование, а он бежит, спотыкаясь и падая, по бесчисленным извивам растянувшего на лиги тоннеля. И вскидывается на ложе, наяву, а не в кошмаре ощутив содрогание земли...

...Беласко выбрал эту ночь, чтобы призвать Сугаара. Неудача с Одаренной — люди долин еще раз доказали свою никчемность! Курятся травы в тиглях, он глубоко вдыхает их запах, чтобы открыть неподвластные смертным дороги. Перед ним возникает паутина мыслей и судеб. Вдалеке горит яркая синяя звезда, однако внимание вдруг переключается на тусклое свечение совсем близко. Кто ты? Я запомню тебя! Но не ты сейчас важен.

«О, Великий Змей, яви еще раз мудрость преданному тебе и направь разум мой! Искра слишком сильна!»

И Сугаар откликается, прорываясь из запредельного далека. Рушится скала, и Беласко видит жертвенник и ожерелье из черного, матово поблескивающего камня, лежащее на нем.

«Монте-Сут, — шумит ветер. — Ищи там! Черный лед гасит Искры!»

..Лара просыпается от ощущения чужого, враждебного присутствия. Она напряженно вслушивается в ночь. Тишина и мирный сон Талассы. Аромат цветущего сада, врывающийся в открытое окно. И больше ничего. Но она как будто видит облако, нависшее над всем Орнеем. Маятник качнулся.

«Странник Милостивый, огради нас от зла, крадущегося в ночи, ибо мы слабы и уповаем лишь на тебя», — мысленно произносит она слова молитвы.

Дом содрогнулся, на столе задребезжали неубранные миски, что-то с грохотом упало. Вскочив, Арно почувствовал, как дорожит под ногами пол. Донеслись отдаленные крики.

— Боги не скупятся, отмеривая смертным приключения, — странно спокойно заявил Джузе.

В предрассветных сумерках Арно различал его, сидящем на своем ложе. Через несколько ударов сердца толчки прекратились, стали слышны испуганный плач и пронзительные голоса женщин, подзывающих к себе детей.

«Где Астигар? И Тодор?» — пронеслось в голове. Вслух Арно сказал:

— Им понадобится помощь.

— Если нас не прихлопнуло сразу, то обошлось, — Джузе дотянулся до своей лекарской сумки и встал с кровати. — Однако посмотреть не помешает.

Они вышли из дома. Землятресение изрядно всполошило Руэрбу. Жители высыпали на улицы, и этрурри сразу же склонился над охающей женщиной, скорчившейся у стены.

— Я иду к нидерре, — крикнул ему Арно, пробираясь сквозь гомонящую толпу.

На стены домов вдруг упали отсветы пламени. Люди расступились, и Арно увидел статную седовласую пиррянку, одетую в свободную черную хламиду. Голову женщины охватывала кожаная лента с нашитыми бусинами и монетами, на шее висел медальон в форме полумесяца. Пиррянка что-то властно сказала, и все как будто успокоились, перестали метаться. Судя по тому, как бесприкословно несколько мужчин с факелами отправились осматривать дома, она занимала высокое положение в клане. Арно, воспользовавшись моментом, ускорил шаг, однако встретившись взглядом с пристальными черными глазами пиррянки, остановился.

— Пойдем со мной, джан Арно, — неожиданно произнесла она на общем. — Нидерра ждет.

Вопреки опасениям, в доме вождя все было относительно спокойно и обошлось без пострадавших и каки-либо серьезных повреждений, разве что в главном зале растрепанная служанка собирала в корзинку осколки разбившейся посуды. Астигар сидел на троне, подперев подбородок рукой. При виде вошедших он повелительно махнул служанке, и та торопливо затерев тряпкой лужицу вина, подхватила корзину и вышла из зала.

Астигар кивнул Арно, затем обменялся несколькими фразами на пиррейском с женщиной.

— Мудрая Кейноа говорит, что сегодня ночью мир изменился, — голос вождя звучал хрипло и даже растеряно.

Арно, уже догадавшийся что видит перед собой шаманку клана, учтиво поклонился.

— То не просто сотрясение покровов Матери-Лурры, нет, то Сугаар, Великий Змей разорвал оковы, — скрипуче сказала Кейноа. — Пока он не может войти в наш мир, ибо страх перед Остом сдерживает его. Однако то продлится недолго.

— Я признаю правоту владыки Альби. Мы заключим союз. И призовем все дружественные Фальго кланы поступить так же. — Астигар глянул на Арно в упор. — Но я ставлю перед тобой условие, Арно из рода Брикассов. Ты войдешь в клан по-настоящему и останешься с нами.

У Арно, совершенно не ожидавшего подобного изменения в настроении вождя, перехватило дыхание. Отказаться — значит окончательно разрушить надежду на союз. Но что ему за дело, кто победит в этой войне? Вряд ли это скажется на жизни либеросов. Или скажется?

Пока Арно соображал, что ему ответить, вновь заговорил вождь:

— Я стар, а сыновей мне Илларга не послала. Кто поведет Фальго в бой? Кто научит их воевать, как воюют люди долин?

— Но примут ли Фальго главенство чужака, недавно принятого в клан? — выдавил из себя Арно, стараясь говорить ровным тоном.

— Илларга дарует мне вещие сны. В них есть место сыну Сокола, пришедшему с долин, — вставила шаманка.

— Люди примут того, кто сражался с ними бок о бок. Решай, — тяжело произнес Астигар, буравя его взглядом. — И помни, что от твоего решения, возможно, будет зависеть судьба Тодора.

Слова вождя заставили сердце сжаться. Ну а если Кейноа действительно увидела прорыв темного демона? Про шаманов ходили слухи, что боги наделяют их своей силой... Тогда, как он сам и сказал, никто не останется в стороне.

— Если нидерре Астигару угодно выслушать меня, то выдвигаю встречное предложение. Я по доброй воле останусь на время, что потребуется, чтобы передать тот опыт, которым владею сам, и который пригодится твоим воинам. Но мое место — на корабле. Сражаясь на море я принесу больше пользы силам Света, поэтому...

Астигар отрицательно качнул головой и сжал губы. Арно замолк, услышав за спиной быстрые шаги. Вождь удивленно свел брови, глядя поверх его плеча.

— Отец, дозволь мне говорить, — прозвучал звонкий голос.

Арно рывком обернулся: на пороге стояла Ихинца. Слова застряли в горле, и он поперхнулся, толком не успев понять, как же собирался закончить фразу. Он вгляделся в ее лицо, ощущая больше волнения, чем предполагал. Однако девушка смотрела не на него, а на отца.

— Зачем ты здесь, дочь? — недовольно спросил Астигар.

— Я слышала разговор.

Ихинца вышла на середину зала и гордо вскинула голову. Арно бросилось в глаза, что пепельную вуаль, покрывавшую ее волосы три года назад, сменила белая.

— Разве ты забыл, что соколы Пиррея гибнут в неволе? Ты хочешь, чтобы джан Арно принес клятву Наргину. Но богу не по вкусу клятвы воинов, идущие не от сердца. Таких он не одаривает милостью!

— Ихинца, дела воинов мало тебя касаются. Негоже, коли горная серна возомнит себя рыбой и прыгнет в реку, ибо сомкнуться над ей воды и утонет она! — резко сказал Астигар и посмотрел на шаманку.

Лицо Кейноа было непроницаемым. Появление Ихинцы стало неожиданностью для всех, прежде всего для Арно. Она защищает его или хочет, чтобы он поскорее покинул Руэрбу? Ему показалось, что вождь смутился и ожидает от шаманки поддержки. Если слова дочери заставили Астигара хоть чуть заколебаться...

— Благодарю вас, сьера Ихинца, — пробормотал Арно в спину девушке и твердо встретил мрачный взгляд вождя. Пришло время использовать последний козырь, тем более, что Джузе продвинулся в своих опытах!

— Не спеши гневаться, нидерра. У меня есть еще кое-что, что заинтересует тебя. Мой друг нашел в твоих землях Зуб Дракона. Чудо-камень, что может служить огненным оружием...

— До конца войны, — вдруг изрекла Кейноа, прерывая его.

— Мудрая? — недоуменно спросил Астигар.

— Джан Арно останется до конца войны. Так судила Илларга, — отрезала шаманка и прикрыла глаза.

В зале наступила тишина. Арно мучительно взвешивал за и против. Война может продлится годы. С другой стороны — никто не предугадает своей судьбы и какой жизненный путь ему уготован. Здесь его сын и та, что однажды рассеяла мрак, затопивший его сердце. Он положится на волю Ананк, что свела его с пиррами тогда и сейчас.

— Я... согласен, — выговорил он.

— Да будет так, — торжественно возвестил Астигар.

Его лицо расслабилось, а Ихинца порывисто обернулась и впервые посмотрела в глаза Арно. В ее взгляде мелькнуло непонятное выражение. Удивление? Затаенная боль? Или наоборот — досада? Он сглотнул, не без труда выдерживая ее открытый и строгий взгляд.

— Потомок Сокола всегда найдет кров в Руэрбе, — повторила она когда-то сказанные слова и коснулась своего лба и груди, после чего поклонилась Кейноа и отцу и вышла из зала.

— Что там в городе, Мудрая Кейноа? — спокойно спросил вождь.

— Беда прошла стороной, — отозвалась та. — Никто не отправился служить Лунной Деве. Однако я должна вернутся к себе и просить ее направить мой разум, ибо чую зло.

— Да будет ясен ее свет, — почтительно наклонил голову вождь, вставая.

После ухода шаманки он обернулся к Арно:

— Я принимаю волю богов, Арно. Не скажу, что это далось легко. Но ты отчего-то понравился Кейноа. Поклянись однако, что не станешь открываться Тодору, даже в самой малости, и... — недоговорив, он поморщился.

— Клянусь, — твердо сказал Арно и вздохнул. Он понимал, почему Астигар требует такой клятвы, и одновременно предчувствовал, что будет непросто сдерживать ее: — Как он?

На губах вождя появилась скупая улыбка:

— Даже не слишком испугался. Хвала Наргину, он будет славным воином.

— Я рад. Могу ли еще спросить, что означает белый цвет вуали сьеры Ихинцы?

— Она посвятила себя Деве Луны и помогает теперь Мудрой. Не потому ли та вступилась за тебя? — усмехнулся Астигар.

Арно, подумав, что это означает нечто вроде ордена Сестре Странника, счет своим долгом добавить:

— И я также даю слово, что твоя дочь не получит от меня никаких знаков, что могли бы смутить ее душу. Но обещай мне и ты, что мой друг сможет невозбранно покинуть земли клана, когда пожелает.

— Не думаешь же ты, что я запру его в погребе? — удивился Астигар. — Да и тебя запирать не собираюсь, мне достаточно твоего слова. На днях я буду говорить с нидеррами Мендико и Командрил и хотел бы, чтобы ты сопровождал меня. Затем ты сможешь отправиться в Альби и сообщить о заключенном союзе и наших условиях. Но теперь расскажи мне об огненном оружии, что изобрел твой друг.

«В последнюю ночь месяца Вереска 990 ЭС в горах Пиррея произошло сотрясение земной тверди. Отголоски докатились до Квиллиана и до Тарбеса на юго-западе Ветанга. Однако особых разрушений не отмечено...»

Гильем Лора, «Орнейские хроники»

Луарн, месяц Гроз, 990 ЭС

Амарра угрюмо оглядел холмы, окружающие Луарн. Проклятый городишко! Вот уж не чаял вновь здесь оказаться. Мелькнула мысль навестить мэтра Роналя, да сорвать на нем дурное настроение. Если тот еще сам за Предел не отправился. А и было за что — вдвое задранная цена за утраченного мула, которую он заплатил восемь лет назад, не торгуясь и даже не угрожая. Недосуг было. Да и пришибло его малость общение с родичами. Амарра сплюнул. Под ложечкой неприятно сосало, и это ощущение, прежде несвойственное, изрядно раздражало его, с докучливой частотой повторяясь в последние три седмицы.

...С того самого дня, как он примчался в Аридж, неся дурные вести. Тогда Амарра почувствовал себя на кончике иглы, как выражались при галейском дворе. Формально его вины в провале похищения не было. Он настаивал на своем участии, но Моруа, перестраховываясь, или по глупости, поручил все людям маршала Люмажа. Амарра должен был дождаться Блесуа с похищенной Искрой на окраине Талассы и обеспечить доставку женщины к Беласко. Кто мог предполагать, что Искра преодолеет действие Дуновения Борея и, не имея оружия, расправится с Блесуа? Пожалуй, впервые Гидо задумался о неподвластных простому смертному силах, которые будут противостоять им в грядущей войне. Однако король, узнав об очередной неудаче, пришел в неописуемую ярость. Амарра стоял на вытяжку, сжимая руки в кулаки, да так, что ногти впивались в ладони. В выражениях, которые больше пристали бы сержанту пехоты, король высказал все, что думает, как о Моруа и альбийцах, так и об Амарре.

— Ты считаешь себя бессмертным, Гидо?! — единственный глаз короля налился кровью, крылья носа раздувались. — В Гайярде полно свободных камер, а народ давно не видел публичных казней. На твою соберется большая толпа.

Никогда прежде на Амарру не обрушивался гнев такой силы.

— Тем самым подтверждается, что женщина действительно Одаренная, — отважился заговорить он, ощущая, как катятся струйки пота по спине и лицу. — И... это можно учесть...

— Убирайся. Я подумаю, что с тобой делать, — свистяще бросил Лодо. — Но не попадайся мне в ближайшие дни.

— Как будет угодно вашему величеству, — Гидо низко склонился и поспешил убраться, стараясь не поворачиваться к королю спиной.

Для себя он счел, что его служение Лодо закончено и, борясь с искушением бежать из Ариджа, что было бы совершенно бессмысленно, со дня на день ждал ареста. Но все решилось иначе. Через три дня ему доставили письмо от Беласко, в котором тот сообщал о важных откровениях, полученных от Сугаара, и настаивал на скорейшей личной встрече с королем. Неведомыми путями шаман узнал о неудаче с Искрой, хотя к нему никто не посылал гонца. Сказать по правде, Амарре чем дальше, тем меньше нравилось происходящее и возня вокруг древних богов. Будто камешек на обрывистом склоне стронулся с места, увлекая за собой другие, и вот уже несется лавина.

Но делать нечего. Амарра пошел к Лодо, вполне допуская, что король попросту не примет его, или что из кабинета он отправится прямиком в Гайярд. На пороге он чуть не столкнулся с маршалом Савиньи и в зеленоватых, навыкате глазах вояки ему почудилось злорадство.

Однако Лодо кивнул опальному телохранителю как ни в чем не бывало и спокойно выслушал его.

— Хорошо, что ты не сбежал, Гидо. Подойди, — он указал на расстеленную по столу карту. — Вторжение в Альби состоится не позднее середины лета, с участием сил из-за Предела или без них. Савиньи клянется, что к тому времени все будет готово. Мы обговорили направления первых ударов. Флот уже в пути, с королем Ибера достигнуто соглашение, что он даст возможность заходить в порты для пополнения запасов. Атакуем Талассу с моря. Адмирал Делакур ничего не сможет противопоставить нашим новым кораблям.

— Но Одаренная? — пробормотал Амарра, изумленный резким изменением планов короля.

— Я потратил годы, ища артефакты. И разочарован. Но польза в изучении архивов все-таки есть. Даже если альбийцам не померещилось с перепугу, силы Искр не безграничны. В прежние времена случалось, что Искра выжигала саму себя от перенапряжения. И надо быть самим Странником, чтобы в одиночку остановить армию. Я устал от пустых обещаний твоих и твоего шамана. И от неудач. Тем не менее, я встречусь с ним — скажем, в Луарне. Нам нужно содействие кланов, одно из направлений наступления — Квилиан и Аржуанские копи. Обитателям долины Венаско не по вкусу владычество Альби, однако они охотнее примут пирров, чем чужаков. И в любом случае я собирался навестить моего дорого кузена Инара Ветангского и убедиться в его преданности.

...Путешествие растянулось на целую декаду. Короля сопровождали Савиньи и еще несколько офицеров рангом пониже. Охрану составляли полусотня лучших гвардейцев. По дороге к кортежу присоединился граф Инар с небольшой свитой. Амарре он не нравился — слишком напоказ демонстрировал ту самую преданность, о которой говорил король. Слишком громко хохотал и слишком много пил на привалах.

Луарн был взбудоражен прибытием королевского кортежа. Городской голова сипел и покрывался пунцовыми пятнами, пытаясь произнести торжественную речь, а обитатели едва не вываливались из окон, глазея на пышную процессию. Хозяин лучшего постоялого двора «Рыжий жеребец» был предупрежден загодя, и его бледность и трясущиеся руки, а более того — необыкновенная чистота столов, чепцов и передников смазливых подавальщиц показывали, что он достаточно проникнулся оказанной честью. Кому не хватило места в «Жеребце» довольствовались заведениями поплоше. Вблизи городских ворот, на лугу разбили шатер, предназначенных для приема пиррейского посольства, и устроили коновязь.

Подошел назначенный для встречи с шаманом день. Посольство ожидалось к полудню, у входа в шатер был выстроен почетный караул, а луг оцепили гвардейцы. Король пожелал встретится с пиррами в присутствие одного лишь Амарры и отмахнулся от возражений Савиньи. С самого утра телохранитель сидел, скрестив ноги, у стенки шатра и с подозрением провожал взглядом крупных ветангских воронов, словно шаман мог принять обличие одного из них*.

Ветер донес протяжный звон полуденного гонга и едва замер последний отзвук, на дороге показался отряд всадников числом около двух десятков. Командир гвардейцев отсалютовал пиррам шпагой, и солдаты разошлись, освобождая проезд. Всадники медленно выехали на луг и столпившиеся за оцеплением горожане разразились восторженными возгласами. Амарра поднялся на ноги, пристально разглядывая пирров. Выглядели те весьма живописно: даймовые куртки, и штаны, перья и бусы, вплетенные в длинные волосы людей и гривы лошадей, изукрашенные чепраки и сбруя. К седлам крепились арбалеты в чехлах, у большинства воинов были также мушкеты. Впереди, на крупном гнедом жеребце ехал Беласко в ниспадающем черном одеянии. Солнце пламенело на восьмиконечной звезде, висящей у него на груди. Справа от шамана красовался удалью, сдерживая горячего тонконогого коня богато одетый молодой пирр. Амарра узнал Харца и хмыкнул: надо же, юнец до сих пор пользуется особым доверием Беласко.

Доехав до шатра, Беласко остановил коня и кивнул Амарре. Подскочил юноша и помог шаману спешиться. Спрыгнув с лошади, Харц встал рядом. Взревели горны, из шатра выступил король Лодо.

— Да пошлет Наргин удачу Галейскому Льву, — произнес Харц, касаясь правой рукой лба. -

Я нидерра клана Аратс, мое имя Харц. Вместе с Мудрым Беласко прибыли мы сюда чтобы заключить союз, ибо время пришло.

Гидо почти не удивился тому, что парень возглавил клан. Однако ему показалось, что король не ожидал ни такого эффектного появления «диких горцев», ни присутствия вождя клана, да и слова Харца как будто опережали то, что он первым хотел предложить. Помедлив, Лодо повторил жест вождя.

— Король Галеи и Ноорна Лодо приветствует Аратс на своей земле, — он указал он на шатер. — Прошу преломить со мной хлеб и испить вина. О ваших воинах позаботятся.

*Беласко (пирр) — ворон

* * *

Переговоры тянулись удручающе долго. Что король, что Харц стремились превзойти один другого в велеречивости. Беласко говорил мало и почти не притронулся к еде и питью. Однако молодому вождю понравилось сладкое красное вино южных виноградников Галеи, и он раз за разом прикладывался к позолоченному кубку. Амара, истуканом стоявший у входа, сдерживал зевоту и иногда почти неприметно покачивался с пяток на носки, чтобы разогнать кровь. Голова Харца вдруг начала клонится на грудь, и он расслабленно развалился в кресле, сжимая в руке опустевший кубок. Лодо недоуменно уставился на гостя. С Амарры мгновенно слетела сонная одурь, он подобрался, готовясь к прыжку.

— Харц молод, — низким голосом проговорил Беласко. — Он притомился, пусть отдохнет. А мы тем временем побеседуем, ваше величество.

— Ты что-то подсыпал ему? — настороженно спросил Лодо.

— Нет. Лишь подтолкнул его усталость.

Гидо почудился смешок, хотя он, как и в свою первую встречу с Беласко был уверен, что это прозвучало лишь в его голове.

— Тебе нечего опасаться. Ведь я также желаю союза с тобой, — спокойно начал Беласко. — Я не стал доверять бумаге важное. Знай, что в последнюю ночь вашего месяца Вереска я призвал своего господина. И он откликнулся, мощно, как никогда прежде, и напитал меня своей силой. Так я понял, что сдерживающие его оковы пали.

— До нас дошли вести о сотрясении земли. Но... где же Великий Змей? Почему не явит себя?

Тонкогубый рот пирра растянулся в улыбке:

— Осталось последнее усилие, и он прорвет ткань бытия. Как знать, не сдерживает ли Искра моего господина.

— С Искрой ничего не вышло, — покачал головой Лодо.

— Она сильна. Однако... — Беласко извлек из-под туники кожанный мешочек и вытряхнул на стол ожерелье из черных, тускло блестящих бусин. — Сугаар открыл мне, где взять это. Искра погаснет, как только ожерелье окажется на ней.

— Его еще надо надеть, — Лодо скептически пожал губы.- Если не выйдет и в этот раз? Я ждал слишком долго, а век смертного короток.

Беласко закрыл глаза и застыл, как изваяние. Амарра перехватил взгляд короля, в котором был немой вопрос и пожал плечами.

— Есть и другой Одаренный, — вновь заговорил пирр. — С неразбуженным даром, отчаявшийся, прошедший сквозь муки. Я увидел и запомнил его. Тьма оставила в нем свой след. И манит, и зовет... В прошедшие эпохи бывало, что такие становились самыми преданными служителями Старых богов.

— Я ничего про это не знаю, — недоверчиво протянул Лодо. — Ни в одной из хроник нет подобного.

— А кто бы отважился написать такое в хронике? — насмешливо осклабился шаман. — Это означало бы подвергнуть сомнению сами основы вашего нового мира. Однако Искры рождались еще до прихода того, кого вы зовете Странником, и не все сражались на его стороне. Об этом ты тоже не знал?

Король неопределенно повел плечом и не ответил.

— Теперь, когда Змей питает меня, я призову Одаренного. И сам займусь Ларой Оденар. Что касается тебя — ты можешь начать войну, когда запланировал.

— Откуда... — начал было изумленный Лодо и запнулся. Справившись с собой, он деловито произнес: — Для захвата долины Венаско нам потребуются воины-пирры.

— У тебя они будут. И еще кое-что, но об этом я поведаю тебе позже.

— Чего ты хочешь за помощь?

Шаман надменно вскинул голову:

— Я сражаюсь не за кроны, а во славу Сугаара. В разных землях он звался по-разному, но всегда был и будет. Прими его покровительство и пусть твои люди вспомнят и славят его. А в грядущем — заставь покоренные народы сделать то же.

«Дери тебя Твари Запредельные!» — Амарра, подозревая, что Беласко вовсе не даром желает помочь им, не ожидал такого поворота, и потрясенно уставился на короля. Тот побледнел, однако продолжал смотреть на Беласко. В шатре наступило молчание, и само время сделалось тягучим, как смола. Вдруг Харц шевельнулся, его пальцы разжались, кубок упал на пол и звякнул, ударившись о ножку стола. Лодо вздрогнул и тряхнул головой. Глубоко вздохнув, он поднял правую руку и глухо сказал:

— Клянусь, что сделаю по твоему слову, Беласко. И ты станешь Верховным жрецом, .

Глаза Беласко блеснули.

— Принимаю твою клятву, Галейский Лев. И даю тебе слово, что сила, которую мне дарует господин, будет сопровождать и тебя. А теперь пора Харцу вернуться из сладких грез. С ним ты и твои военноначальники обсудите остальное. И можешь быть уверен — он не подведет.

Таласса,

месяц Гроз

Видение пришло внезапно, посреди полуденного зноя накрыло прохладой предрассветных сумерек. Лара с недоумением посмотрела под ноги: мозаичный пол главного зала исчез, и она оказалась на поросшем густой травой пригорке. Надсадное карканье заставило поднять голову. Вокруг высились горы, а прямо перед ней, на холме была крепость. На этот раз она сразу узнала Квилиан и задрожала от озноба. Множество птиц кружили над башнями. Ветер пахнул смертью и едким зловонием; с затянутого тучами неба к Ларе метнулся огромный ворон. Она заслонила лицо рукой, успев заметить человеческие, наполненные злобой глаза птицы.

«Я покажу тебе», — прозвучало в голове.

Ворон, коснувшись ее волос когтями, вновь взмыл в небо, но теперь она смотрела его глазами. Стремительно приблизилась крепость. Полная луна пробилась из-за облаков, и стали видны скорчившиеся фигуры на стенах и во дворе. Ворон спустился во двор, запрыгал по каменным плитам, и к горлу Лары подкатила тошнота. С предельной четкостью она видела скрюченные тела в изорванной одежде — распухшие и посиневшие, покрытые глубокими царапинами — как будто люди перед смертью пытались содрать с себя кожу; раскрытые в последнем крике рты и темную пену на губах.

Напрягая все силы, она боролась с чужой волей. Увидеть — когда. Когда это произойдет?

«Очень скоро, очень», — ворон насмешливо каркнул.

Тьма всегда лжет, и она не должна поддаваться лжи! Серебристый росчерк клинка разорвал ментальную связь, и невидимые когти разжались. Исчез Квилиан, но вырваться из сумрачного плена не удалось. Теперь она парила под потолком зала. Внизу одетый в черное палач терзал клещами прикованного к стене, залитого кровью человека. Запрокинутое лицо пытаемого, искаженное запредельной мукой, черные, запекшиеся провалы вместо глаз...

Раймон?! Боль ударила в самое сердце.

«Ты все равно не сможешь ничего предотвратить, Последняя Искра Орнея!» — донеслось издалека.

* * *

Сержант Сагон, ожидавший в вестибюле, вскочил со скамьи и коротко, по-военному, поклонился, приветствуя вошедшую Лару.

— Жюстен, сколько времени потребуется для подготовки поездки в Карду? — отрывисто спросила она.

— Гонца послать желаете, сьера Лара? Через получасие отбудет, — бодро ответил сержант.

— Нет. Я сама поеду к моему супругу.

На добродушном круглощеком лице Сагона проступило замешательство.

— Дак как же... — пробормотал он — У меня приказ сьера полковника — охранять вас и дом.

— Вот вы и будете охранять меня. В поездке.

Сагон только крякнул, багровея.

— Вам хватит получасия, чтобы собрать солдат? Дело не терпит отлагательства.

Лара пристально смотрела в растерянные глаза сержанта, легко касаясь его разума. Чуть пригасить пламенеющие в ауре тревогу и сомнения, успокоить...

«Так надо, Жюстен», — не пытается ли она убедить в правильности своего решения прежде всего себя?

Ее внезапный отъезд вызовет переполох. Но вряд ли месьер Эрнан или магистр Вальен поддержали бы ее, а она чувствовала, что должна ехать в Карду, не только чтобы предупредить Раймона, но сделать все, чтобы видение не сбылось. Обрывки темного морока подобно клочьям тумана все еще плавали вокруг нее, наполняя душу липким ужасом. Когда же, когда?! И Раймон... что за жуть ей явилась?

— Припасы нужны и лошадей... проверить, — натужно выдавливая слова, наконец проговорил Сагон. — К часу вола управимся.

— Хорошо. Сколько дней пути до Карды?

— Верхом два, ежели гнать, да лошадей часто менять. Да только то вам несподручно. В карете четыре, а то и пять, в предгорьях не поскачешь...

Лара задумалась, досадливо прикусив губу. Впрочем, время есть. Даже если предположить, что нападение на крепость произойдет в ближайшее полнолуние, до него еще две седмицы. И сержант прав, она вряд ли выдержит скачку. К тому же она решила взять с собой Вивьен, та сообразительна и преданна, а им предстоит не увеселительная загородная прогулка. С дороги она напишет сьеру Эрнану и отправит с письмом одного из солдат.

— Я поеду в карете, однако пусть Линье подготовит Ашу. Лошадь мне понадобится на последнем отрезке пути.

— Как будет угодно вашей милости. Да только не сносить мне головы...

— Я уберегу вас от гнева сьера Раймона, — Лара слабо улыбнулась, — ведь вы подчинились моему приказу, не так ли?

* * *

Карда

первый день месяца Трав

Широкое поле в пойме реки Герис застилали клубы порохового дыма, смешивающийся с утренним туманом. Батарея из четырех легких пушек в очередной раз громыхнула и ядра вспахали землю. С вершины холма за учениями наблюдали Оденар и офицеры из Восточной и Северной армий, прибывшие на учения. Западную представлял он сам и его солдаты.

— Поднять синий флаг, — приказал Оденар.

На установленном на холме флагштоке взвилось синее полотнище. Оденар поднес к глазам зрительную трубу. Орудийная прислуга разворачивала лафеты, коневоды подвели лошадей и вот уже крепкие болонэ, по паре на каждую пушку, ходко повлекли орудия к леску в паре сотни туазов от прежней позиции батареи.

Опустив трубу, Раймон оглянулся на важных гостей. Коренастый седоусый полковник Каваль, о котором маршал Оверне отзывался как о рассудительном и честном, но осторожном человеке, не внушал беспокойства. Второй, худощавый и замкнутый полковник Давин являлся подчиненным маршала Люмажа, и сомнение тяготило Оденара. После покушения на Лару он не знал, насколько доверять Люмажу или Риардо и их людям. Тем более, что расследование Товье установило только личность телохранителя и тот факт, что ему несоклько лет назад удалось избежать казни за убийство командира. Трилистник. Вот что увидела Лара. Как всегда, при мысли о жене и постигшей их утрате, в душе всколыхнулась горькая печаль. Привычно подавив ее, Оденар продолжил размышлять. Тот, кто подослал телохранителя, умело замел следы. Люди, близко знавшие его, в том числе тюремщики или сослуживцы, либо умерли, либо бесследно пропали. Обвинить представителей старейших родов в измене, основываясь на подозрениях, было бы немыслимо, и принчепс приказал начальнику Тайной стражи лишь скрытно следить за обоими. И было бы немыслимо не пригласить офицеров Северной армии на учения — иначе вся затея теряла смысл.

Тем временем артиллеристы установили пушки на новой позиции, и вновь прозвучал залп. Оденар удовлетворенно кивнул головой, увидев, как картечь посшибала соломенные чучела, призванные изображать вражескую пехоту.

— Что же, сьер Оденар, зрелище впечатляющее, — медленно проговорил Каваль. — Однако возможность для такого маневра в сражении у меня вызывает сомнение. Как разглядеть в свалке и дыму цвет сигнального флага? Да и кто станет следить в пылу боя?

— Приказы о смене позиций, ежели такая необходимость возникнет, будут передаваться вестовыми, — ответил Раймон.

— Вестовой может погибнуть, и приказ не попадет по назначению, — покачал головой Каваль.

— Утрата важного приказа в любом случае вызывает неразбериху, и ставит под удар всю армию.

— Четырехфунтовые пушки не разрушат неприятельские укрепления, сьер Оденар, — подал голос Давин, скептически сведя брови.

— Я не призываю отказываться от тяжелой артиллерии , но предполагаю использовать легкие пушки, заряженные картечью, против пехоты и конницы, сьер Давин.

— На полях сражений решает сплоченность строя и кавалерийский удар, — вставил Каваль. — Так заповедано нам предками. А пушки — для крепостей.

— В благословенную Эру Странника по Орнею не прокатывались опустошительные войны. Приграничные стычки с пиррами, племенами Северных Пустошей в Эйрланде и горцами Рубежа, усобицы этррурских дуков да набеги сынов пустыни — этим, в основном, исчерпывался боевой опыт большинства армий. До недавнего времени. Однако Эрминаль при императоре Вальтере весьма расширил свои границы на восток, — с жаром заговорил Оденар, поочередно глядя в лица обоих офицеров. — Гаспар Галейский радушно принимал эрминальских офицеров в предверии и во время войны с Ноорном, — он нахмурился и продолжил после паузы: — Мы недооцениваем роль полевой артиллерии, предпочитая видеть в ней аналог осадной. Неповоротливые, тяжелые орудия, сдвинуть с места которые под силу лишь упряжке из четырех-шести лошадей, а в распутицу они и вовсе увязнут в грязи. В бою вражеской коннице достаточно добраться до батареи и перебить канониров. Насколько мне известно, армия Эрминаля действовала подобным образом, покоряя народы востока. Такую же тактику применяли галейцы в Ноорне. К сожалению, ноорнские полководцы слишком поздно поняли как важность пушек в сражении, так и научились тем же отвечать врагу. Однако если у нас будет возможность переместить артиллерию туда, где в ней возникнет необходимость, это изменит если не все, то многое.

— Я выслушал вас, сьер Оденар, и доложу месьеру Оверне, — кивнул Каваль. — Хотя, не скрою, мне ваша идея видится в некоторой степени... авантюрной.

— В большой степени, — тихо пробормотал Давин и добавил уже громко: — Со своей стороны, заверяю вас, что маршал Люмаж также будет извещен о ходе учений.

— Благодарю вас, месьеры, — светски поклонился Оденар. — А теперь окажите честь отобедать со мной.

* * *

Во время обеда Оденар исподволь бросал взгляды на гостей. У Давина вид был скучающий, а Каваль, напротив, как будто что-то сосредоточенно обдумывал. Надо переговорить с ним с глазу на глаз, показать чертежи пушек, и, возможно, убедить его остаться еще на несколько дней — решил для себя Оденар.

Обед завершился.

— Месьеры, надеюсь, ваш визит не был напрасным, — сказал Оденар, вставая. — Ежели у вас остались сомнения или вопросы, буду рад все разъяснить.

— Полагаю, вы достаточно показали нам, сьер Оденар, — отозвался Давин. — Увы, я должен немедленно пуститься в путь.

Однако Каваль деловито сказал:

— Я все обдумаю и дам вам знать позже.

— Сьер Давин, прошу передать его сиятельству Люмажу мои лучшие пожелания. Сьер Каваль, я полностью к вашим услугам. Прошу меня извинить, но долг призывает и меня, — учтиво поклонившись, Оденар направился к дверям.

«Забери меня демоны, если скоро я не стану придворным шаркуном!»

Мысль была окрашена досадой, раздражение усугублялось поведением Давина и будто бы подтверждало подозрения насчет измены в Северной армии, тем более, что полковник тоже из «старой знати». Оденар одернул себя. Выводы делать преждевременно. А истинными предателями оказываются вовсе не те, на кого думаешь.

На выходе из обеденного зала его ждал адьютант:

— Сьер Оденар, прибыл гонец из Квилиана. Послание для вас.

Взяв конверт, Оденар сломал печать и быстро пробежал письмо глазами. Комендант Тоне сообщал, что Арно Брикасс вернулся с важным известием: пирры согласились заключить союз, его сопровождают представители двух кланов. Хорошая новость! Оговоренный с Брикассом месяц истек седмицу назад, однако Оденар решил еще немного выждать, списывая задержку на превратности пути и прочие непредвиденные обстоятельства. Что же, его расчет оказался верным. Однако требовалось как можно скорее отправляться в крепость, а значит, разговор с Кавалем нельзя откладывать.

— Савори, жди здесь. Как только сьер Каваль изволит покинуть обеденный зал, пригласи его сиятельство в мой кабинет. Дело срочное. И передай Стерену, что сегодня я еду в Квилиан, пусть будет наготове.

За три дня они преодолели почти сотню лиг. Как сержант и предупреждал, в предгорьях дорога сделалась уже и извилистей. Ларе казалось, что карета едва ползет, и на четвертый день она спросила, не получится ли добраться скорее, если ехать верхом, и есть ли возможность сократить путь. Более короткий путь через холмы существовал, однако Сагон не был уверен, что скачка окажется под силу госпоже. Врочем, разубеждать ее не стал, и в целом она ощущала странную робость и даже подавленность бывалого ноорнца. Уж не воздействие ли на его разум тому виной? Что же, она должна была предполагать, что применение дара не обойдется без последствий.

Переодеваясь в мужской дорожный костюм, Лара с благодарностью подумала об отце, который вопреки строгостям этррской морали, счел нужным обучить ее и мужской посадке. Вивьен пугливо ахнула, а на лице Сагона мелькнуло удивление, когда Лара легко села в неподобающее ей седло, но он промолчал и на этот раз. Вивьен должна была продолжить путь в карете и достичь города лишь назавтра, но Лара сочла, что справится с бытовыми мелочами, даже если в доме мужа не отыщется ни одной женщины, чтобы помочь ей.

Постепенно поднимаясь, дорога вела меж холмов, становящихся все выше и круче и переходящих в горы. Закат щедро расписал небо охрой и бронзой, золотилась поднятая копытами лошадей пыль, а в ложбинах уже ложились тени. Дорога вильнула еще раз, и открылась Карда. Заходящее солнце рассыпало огненные блики по водной глади Гериса, в излучине которого лежал город. Лара натянула поводья, переводя лошадь на шаг. Однажды она уже видела Карду и грозные бастионы крепости Буртаж, расположенной на возвышенности, и теперь странное чувство охватило ее — будто изображение на картине или сне внезапно воплотились наяву.

— Вот и Карда. Прибыли, сьера Лара, — проговорил сержант, подъезжая к ней.

Потрепав кобылу по темной от пота шее, она оглянулась на сопровождающих ее солдат и остановила взгляд на Уно. Ее не удивило, что он в час Вола появился во дворе, ведя в поводу своего оседланного чалого коня. Сагон собирался оставить парнишку в Талассе, но Лара разрешила Уно присоединится к отряду, подозревая, что в противном случае тот последует за ними тайком. И сейчас он смотрел сосредоточенно и хмуро, однако больше в нем не было прежней угрюмой неприязни, разве что напряжение и тревога. Парнишка явно ожидал выволочки от сюзерена. Да и ей предстояло непростое объяснение с мужем — конечно же, Раймон не обрадуется ее самовольству.

«Так нужно», — повторила она себе и тронула Ашу каблуками.

Вблизи Буртаж казался еще огромнее. Отряд пересек мост и подъехал к Южным воротам. Часовые при виде сержантских нашивок на мундире Сагона отдали честь и, не задавая вопросов, пропустили их. В вечерних сумерках на Лару, чьи длинные волосы скрывала шляпа, солдаты не обратили внимания, не распознав в ней женщину.

— Следуйте за мной, сьера Лара, — негромко сказал сержант, когда они миновали ворота. — Дом вашего супруга на Арсенальной площади.

Она кивнула, направляя кобылу вслед за ним. Длинный день начала лета неохотно уступал свои права ночи, но темнота уже сгустилась. Однако двухэтажный особняк, расположенный напротив храма Странника, не был освещен, за исключением тусклых отсветов в одном из окон на первом этаже.

Лара недоуменно взглянула на сержанта, тот лишь покачал головой и, спрыгнув на мостовую, придержал стремя, помогая ей спешиться, затем направился к входу и громко постучал.

— Клоди!

Через несколько мгновений лязгнул засов и выглянула полнотелая женщина с волнистыми прядками волос, выбивающимися из-под чепца.

— Никак ты, Жюстен? И Уно здесь? Стряслось чего?

— Клоди, зови господина Леона... — начал было сержант.

Но служанка уже заметила Лару и присела:

— Да будет благословен ваш путь, господин. Да только нет сьера полковника, уехали они...

Подошедший Уно принял поводья Аши, Лара выступила вперед:

— Путь сьер Раймон уехал, но надеюсь, его супруга найдет пристанище в этом доме.

В коридоре раздались шаги и из полумрака показался седовласый мужчина с лампой в руке:

— Сьера Оденар, прошу прощения. Нас никто не предупредил о вашем приезде, — он учтиво поклонился и возвысил голос, обращаясь к округлившей рот женщине: — Клоди, чего застыла? Уно, позаботься о лошади госпожи.

— Ох, Странник, помилуй! Очаг тотчас разожгу, воды для омовения нагреть! И с ужином... — встрепенувшись служанка метнулась внутрь дома.

Судя по властности тона, Леон был управляющим или камердинером.

— Благодарю вас, Леон. — вежливо ответила Лара и обернулась к сержанту: — Вы хорошо себя проявили, Жюстен, и сьер Раймон непременно узнает о ваших заслугах.

В глазах Сагона мелькнуло сомнение, а она вновь ощутила укор совести. Осознавая, что подтолкнула его волю, Лара задавалась вопросом: насколько была вправе делать это.

Сержант негромко скомандовал, и два солдата спешились, отдав поводья лошадей товарищам, затем обратился к Ларе:

— Двух человек я оставлю для охраны дома. Ежели возникнет нужда, так мы в Северных казармах стоим, сьера Лара.

Коснувшись рукой шляпы, он вскочил в седло и пришпорил коня, зацокали копыта, и отряд двинулся за своим командиром. Лара посмотрела им вслед и устало вздохнула. Проведенный в седле день изрядно вымотал. Она почему-то была уверена, что встретится с Раймоном в Карде и, чтобы не тратить силы, не использовала дар. Отсутствие мужа стало для нее не меньшим сюрпризом, что для его слуг — прибытие внезапной гостьи. Ну что же, уже поздно, и ей не остается ничего другого, как отдыхать.

Леон кашлянул, напоминая о себе, и торжественно возвестил:

— Сьера Оденар, входите, прошу!

— Вы путешествуете налегке? — стараясь скрыть любопытство, осведомился Леон, приведя ее в зал на первом этаже.

— Я решила сократить путь, к тому же карета слишком медлительна, — Лара сжала губы, понимая, что для умудренного жизнью управляющего ее появление в мужской одежде, да еще без сонма слуг выглядит весьма странно. — Завтра доставят багаж, и приедет моя камеристка.

Чтобы по этому поводу ни думал Леон, он не позволил себе даже удивленно приподнять бровь Поставив лампу на каминную полку, он чиркнул огнивом и зажег свечи в канделябре.

— Что на ужин желаете? Я распоряжусь.

— Ничего особенного, — пожала плечами Лара, садясь на обитый кожей стул возле большого овального стола. Она стянула шляпу и с наслаждением тряхнула волосами. — Сыр, хлеб, немного ветчины?

— Как будет угодно вашей милости. Клоди подаст ужин и поможет вам приготовиться ко сну, — управляющий на миг замялся: — К сожалению, в доме только одна спальня и...

Лара улыбнулась:

— Я не вижу ничего предосудительного в том, что супруги проводят ночь в одной и той же спальне.

Леон на миг опустил веки, но невозмутимо ответил:

— Разумеется, сьера Оденар.

— Вам, возможно, известно, куда уехал мой муж?

— В Квилиан, есть такая крепость на самой границе.

«Квилиан!» — слово ударило по напряженным нервам, и озноб пробежал по спине, будто зло немедленно должно было ворваться в мир. Прерывисто дыша, она вскочила и встретила внимательный взгляд светлых глаз Леона.

— Сьера Лара, что с вами?

«Еще не полнолуние!»

— Н-ничего. А... когда он вернется?

— Сьер Раймон не назвал сроков своего возвращения, но обычно такие поездки кратковременны. Полагаю, что он вернется завтра или послезавтра. Не желаете ли подогретого вина?

— Да... пожалуй.

Неслышно ступая, управляющий ушел, а Лара, вновь сев на стул, уставилась в одну точку. Тягостное чувство, не покидавшее ее уже несколько дней, усилилось, будто высасывая все силы и саму надежду. Она коснулась Звезды, скрытой под камзолом. Реликвия будто придала ей уверенности. Лара попыталась войти в поток, но в висках заломило. Завтра. Сейчас ей не удержать эфирную связь.

После ужина Клоди проводила ее в спальню мужа. Лара отослала служанку, желая избежать ее подобострастного внимания. Раздевшись, она присела на край кровати. Строгая мебель, застеленная суконным покрывалом кровать, безукоризненная белизна простыни и наволочек на подушках. Что же, роскоши обстановки у полковника Оденара сложно было бы ожидать.

Уснула она почти сразу, и казалось, прошло всего несколько мгновений, как над ней раздался низкий голос:

— Я ждал тебя, Последняя Искра.

Лара открыла глаза и едва подавила вскрик: неведомыми путями из спальни она перенеслась на поляну посреди сгоревшего леса. Землю покрывал толстый слой пепла, который продолжал сыпаться с низкого неба, оседал на обугленных деревьях, лип к лицу и горчил на губах. От горячего воздуха перехватывало дыхание. Инстинктивно она попробовала призвать стихию Воды, однако отклика не было. В ее сознании отчетливо прозвучали слова:

— Здесь твой дар не действует.

На скрюченной от огня ветке сидел крупный ворон и пристально смотрел на нее. Страх сжал сердце. Нет, она не должна поддаваться, страх — оружие Тьмы!

— Кто ты такой?

— Ворон, разве ты не видишь?

— Ты демон из-за Предела в обличии птицы.

— Ошибаешься, но как тебе угодно.

— Это сон, — она обхватила себя руками за плечи.

— Отчасти, — согласился ворон. — Но лишь отчасти.

— Где я? Что это за место?

— Это твоя душа. То, во что она превратится довольно скоро.

— Я не верю тебе.

— Неужели тебе так страшно заглянуть в себя? Или увидеть истинную суть того, кто дорог? Есть ли в его сердце хоть капля любви к тебе, той любви, о которой тебе так мечталось?

— Какое дело демону до моих мечтаний? И до того, кто мне дорог?

Ворон двинул крыльями, словно пожимающий плечами человек.

— Ты достойна большего. Я служу Великому Змею. Когда он войдет в мир, его никто не остановит, даже ты. Народы либо покорятся, либо будут истреблены. Но если ты примешь его власть и откроешь свой разум, твой дар возрастет многократно. Молодость и красота, могущество и слава. Люди будут поклонятся тебе, как воплощению богини. И все, что пожелаешь будет твоим. И те, кого пожелаешь.

Яркие образы хлынули в разум. Толпа падает ниц, восторженный рев множества глоток, синеглазый мужчина целует ее губы и шею, и она страстно извивается в его объятиях на богато убранном ложе...

Лара прижала ладони к вискам в попытке противостоять наваждению.

— Что есть слава? Течет река времени, кумиры и даже боги поглощаются ее водами, и еще быстрее канут в холодную бездну поклонение и любовь. Мне противен твой господин и то, что он принесет в мир. Я последую предназначенным мне путем.

Ворон потоптался на ветке и нахохлился:

— Выбор за тобой. Ты хочешь помешать воле Великого Змея, так сразимся. Но скажи, Искра, что, кроме отвращения и презрения могут вызывать люди, когда постигаешь их никчемность, подлые мысли или грязное вожделение? И когда ты с легкостью можешь ломать их волю, как ребенок ломает надоевшую игрушку? Кого ты собираешься спасать? Тех, кто превратят твою душу в сгоревший лес? Или того, для которого ты лишь чудодейственное оружие? Судьбы их уже предопределены. Вечное проклятие провидцев — знать и быть не в силах что-либо изменить. Что же, у тебя есть еще немного времени поразмыслить, каково это. Мы не прощаемся, Искра. Так или иначе, но ты еще послужишь моему господину...

Кошмар подернулся рябью и начал медленно таять. Лара вскинулась на кровати, пробудившись уже на самом деле. Луна в первой четверти заглядывала в окно. Крепость забылась в мирном сне, лишь где-то вдалеке перекликались часовые. Вдруг большая птица, распластав крылья, прижалась к оконному переплету, затем с карканьем умчалась прочь. Еще несколько мгновений Лара сидела с колотящимся сердцем, судорожно комкая рубашку на груди. Видение не было обычным. Кто-то или что-то проникло в ее сознание и пыталось подчинить своей воле. В книгах она не встречала упоминаний подобного. Значит, ей придется самой учится противостоять вмешательству.

Она облизнула пересохшие губы и оглядела спальню. Обострившееся восприятие показывало ей сине-стальные тона остаточной ауры Раймона. И вдруг — переливающаяся множеством цветов вспышка. Лара остановила взгляд на барельефе, висящем на противоположной стене, где изображался эпизод из истории Альби: изукрашенный перьями горец протягивал свиток вельможе. Однако светился не сам барельеф, а то, что было спрятано за ним. Как завороженная, она встала с кровати и, подойдя к стене, нажала на голову горца. С тихим щелчком барельеф отъехал в сторону, обнаружилась ниша, а в ней — небольшая шкатулка. Открыв крышку, Лара коснулась лежащего внутри свертка и замерла.

...Пальба и едкий дым, крики, безумное ржание лошадей. Решительное лицо девушки в кавалерийском мундире... Та же девушка лежит на земле, мундир на ее груди пропитался кровью.

— Я хочу похоронить сьеру Ивэн, — говорит Раймон.

Голубой офицерский шарф в бурых пятнах в его руках... Затаенная нежность, вина и неизбывная горечь...

Всхлипнув, Лара отдернула пальцы.

«Есть ли в его сердце хоть капля любви к тебе...»

«Прочь, демон. Убирайся за Предел».

Лара закрыла шкатулку и сдвинула барельеф на прежнее место. Отголоски чувств мужа переплетались с ее собственными, и уже не различить было, где ее печаль, а где — его. Кусая губы, она смотрела на диск растущей луны. Тьма лжет всегда, даже когда говорит правду. Она — Искра. Какие бы тайны не хранились в сердце Раймона и как бы ни складывались их отношения, она останется верной долгу и не поддастся мороку. Но медлить нельзя.

Квилиан

Оденар сидел за столом в кабинете коменданта, просматривая уже написанный рапорт принчепсу Эрнану. Утром, с соблюдением всей приличествующей случаю торжественности, в этом кабинете был заключен договор с кланами. Вождь Мендико — Горных котов прислал своего брата Эттона, а клан Фальго представлял Брикасс. Оденар, считая его лишь послом принчепса, удивился доверию, оказанному галейцу вождем Фльго, но еще более тому, что Брикасс собирался вернуться в клан и пробыть там неопределенное время. Это означало, что в случае войны, тот будет сражаться против своих соотечественников. Однако Брикасс не распространялся о причинах, побудивших его принять такое решение, и, разумеется, Оденар не стал задавать лишних вопросов. Кроме Эттона прибыло еще семь человек из обоих кланов. Их разместили в пустующей казарме. Поначалу пирры держались надменно, а солдаты гарнизона сторонились «дикарей», однако утром Оденар заметил, как компания, состоящая из альбийцев и пирров вполне по-свойски режется в кости.

Что Мендико, что Фальго — многочисленные и имеющие влияние на юге Пиррея. Хотелось бы верить, что новые союзники окажутся надежными и не предадут в самый неподходящий момент, и, глядя на них, сторону Альби примут и другие кланы. Сразу после подписания договора пирры покинули Квилиан, однако через два дня в крепость придет другой отряд с мулами, чтобы забрать причитающиеся по договору. Первая партия мушкетов и боеприпасов к ним была уже готова, кроме этого пирров интересовали пшеница, которую не выращивали в горах, скобяные изделия и ножи из знаменитой альбийской стали. Кое-что можно было взять со складов в Буртаже, и Оденар отправил гонца в крепость. В свою очередь пирры брали на себя наблюдение за горными дорогами и тропами, ведущими к границе Альби и давали слово немедленно предупреждать майора Тоне о любой подозрительной активности северных кланов и прежде всего — о передвижении галейских войск. В обоих кланах будут сформированы талдеи — отряды воинов, куда в самое ближайшее время должны быть направлены офицеры для взаимодействия с альбийской армией.

Дополнительное любопытство у Оденара вызвало изобретенные этруррским другом Брикасса зажигательные гранаты: пять толстостенных горшков, плотно обвязанных провощенной тканью, в которую были воткнуты штырьки серого металла. Горшки заполняла загадочная смесь, называемая Дыханием Дракона.

Во дворе, за домом коменданта, этррури провел испытания: полыхнуло пламя, разметало сложенные пирамидкой поленья, а глиняные осколки разлетелись на растояние в несоклько туазов, чиркая по стенам подобно картечи. Необычная сила взрыва и главное, что поленья мигом загорелись, произвели впечатление на всех присутствующих. Сложность получения и перевозки несколько охладила пыл, однако Оденар попросил этррури изготовить хотя бы пару десятков бомб.

И все же новости, привезенные Брикассом, не только обнадеживали, но и внушали тревогу. Шаманка клана Фальго увидела прорыв Змея-Сугаара, и если демон обрел мощь, это означает, что он питает силами верных ему шаманов. Война будет вестись не только сталью и порохом, а и магией, и у Лары будут свои противники. Однако ее дар не связан с воинской стихией. Как им противостоять древнему злу? Возможно, счет идет на месяцы или даже седмицы... В рапорте Оденар вновь писал о необходимости усилить северные гарнизоны и о важности изготовления легких пушек и скорейшего оснащения ими армии. Но всего этого казалось недостаточно.

Он нахмурился и потер переносицу, затем еще раз пробежал глазами текст. Сегодня же гонец уедет в Талассу, а он задержатся в Квилиане, чтобы проверить, насколько крепость подготовлена к отражению внезапной атаки, заодно поприсутствует при передаче оружия и товаров пиррам.

Голоса, раздавшиеся снаружи, привлекли его внимание. Подойдя к окну, он увидел, как во двор въезжает небольшой отряд драгун. Впереди ехал молодой человек на взмыленной и странно знакомой серой лошади. Оденар распахнул створки, приглядываясь к всаднику и восклицание замерло у него на губах: он узнал не только лошадь, но и ее хозяина. Хозяйку.

«Да чтоб мне за Предел провалиться!»

Ведущий отряд сержант, оказавшийся Сагоном, заметил его и сгорбился в седле, Лара подняла голову и, встретившись с мужем глазами, чуть кивнула, будто подтверждая, что ему не мерещится. Солдаты соскакивали на землю, кто-то помог спешиться Ларе.

«Тьма и все демоны ее! Почему?!»

Стряхнув оцепенение от внезапного появления одетой в мужской костюм жены, Оденар круто развернулся и едва не бегом бросился к выходу из дома. Что должно произойти, если она приехала в Квилиан?!

— Да пребудет милость Странника со всеми, здесь живущими.

Лара, с которой он едва не столкнулся на крыльце, спокойно смотрела на него.

— И со всеми входящими, — ответил на приветствие комендант и уставился на них.

— Лара... — начал Оденар и, набрав воздуха в грудь, замолк.

— Понимаю ваше изумление, сьер Раймон, однако случилось нечто весьма важное. Где мы можем поговорить?

Она так спокойна, будто они беседуют в одном из светских салонов Талассы, а не в приграничной крепости в преддверии войны! Потрясение уступило место гневу.

— Тоне, я вновь воспользуюсь вашим кабинетом. Прошу, сьера Лара, — посторонившись, сухо сказал он.

В кабинете Оденар плотно закрыл двери и приглашающе указал на один из стульев, сам же отошел к окну и негромко заговорил:

— При всем моем уважении, какого... — он запнулся, сдерживая ярость, затем глухо произнес: — Что привело вас сюда?

Ноги, после многих часов, проведенных в седле, ныли, однако Лара на стала садиться. Она шагнула к мужу и негромко заговорила:

— Мне было видение. На этот раз я четко видела Квилиан и трупы на стенах и во дворе. И... люди умерли не от пуль и клинков. Я ощутила темную злобу и колдовство, которым были пропитаны даже камни. Это произойдет в полнолуние.

— В ближайшее? — отрывисто спросил Оденар.

— Не знаю, — покачала головой Лара. — Я снова должна войти в поток, но позже...

Оденар кивнул. Новость, какой бы неприятной она ни была, только подтверждала его собственные опасения. учитывая предостережение шаманки, ситуация еще хуже, чем ему представлялось: — Как это выглядело?

— Как если едкие испарения осели на коже... и сам воздух стал ядом.

— Это может быть именно яд, распыленный в воздухе.

— Я тоже думала об яде. Говорят, грабителей, осмелившихся посягнуть на усыпальницы древних владык в пустыне Сах поджидает подобная смерть. Однако усыпальницы — небольшие помещения конической формы, но что нужно сделать, чтобы накрыть целую крепость смертоносным облаком, которое не будет рассеиваться?

— Это отчасти объясняет ваш порыв. Однако вам достаточно было известить меня и месьера Эрнана, а не совершать эту... эскападу.

— Месьер Эрнан извещен, я отправила письмо. Что касается моего присутствия, то я почувствую зло заранее, и если будет применена магия, смогу противостоять ей...

— Вы не понимаете, Лара. Магический удар без вторжения армии не имеет смысла. Если начнется война, будет атакован не только Квилиан. Как бы ни была важна долина Венаско, без нее Альби сможет продержаться, но если падут крепости на севере, врага уже ничто не остановит. Сегодня мы заключили договор с кланами, так что за горными перевалами будут следить, — Оденар тяжело вздохнул, подавляя гнев. — Я не ожидал от вас такой опрометчивости. Подвергнуть себя серьезному и ненужному риску! Или вы забыли...

— Я не забыла! — прервала его Лара: — Разве не предназначение Искры — спасти людей?!

Оденар обнял жену за плечи, привлекая к себе:

— Конечно, но послушайте меня, — тихо сказал он, глядя в ее бледное и осунувшееся лицо: — Вы предупредили, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить увиденный вами исход. Однако, как бы ни казались вам мои слова жестокими, люди в крепости — солдаты. Они исполнят свой долг до конца. Вы не боевой маг, даже если стихия Огня отчасти подвластна вам. Ваше место — в столице.

— Мне открылось не только это. В видении был ворон, вернее — некто в обличии ворона. Я не знаю, как ему удалось проникнуть в мой разум. Он говорил со мной. Рассказал о приходе Великого Змея, который покорит все народы... — голос Лары прервался, в глазах блеснули слезы.

— Тем более. Все будет решаться не в Квилиане, и ваш дар предвидения важен как никогда.

— И я видела вас, Раймон, — продолжила Лара, не обращая внимания на его слова. — В плену. Человек в черном пытал вас, вы были на грани смерти...

«Человек в черном? Амарра?»

Прикрыв глаза, Оденар помолчал, обдумывая услышанное. Тем более стало ясно, почему Лара кинулась к нему. Отметая мысли по поводу собственного будущего — не время! — он смягчил голос, стараясь успокоить ее:

— В книгах написано, что Тьма обманывает всегда, не так ли? Мне приходилось сталкиваться с одним человеком, предпочитающим черное в одежде, и вы знаете, чем это закончилось. Если демон проник в ваш разум, он мог почерпнуть образы из вашей памяти и показать вам искаженное прошлое. Но даже если это правда, на все воля Странника. А смерть — что же, на войне она стоит за плечом у каждого. И в любом случае такое вмешательство говорит о том, что вы в опасности, — вздохнув еще раз, Оденар провел по ее волосам рукой, коснулся щеки: — Лара, я прошу вас, возвращайтесь в Талассу и обратитесь к мудрости магистра Вальена.

Лара горестно свела брови, в ее глазах Оденар увидел боль и отчаяние, но не дал ей заговорить.

— Вы утомлены и расстроены. Отдохните. Время обеда миновало, но у майора Тоне наверняка найдется, чем подкрепить силы. Вы еще успеете в Карду до темноты. Вашу кобылу оставьте здесь, — он чуть улыбнулся. — Не знал, что вы ездите в мужском седле. Подберем вам добронравного коня.

— Отец научил меня. Я умею ладить с животными, не беспокойтесь.

Оденар, в очередной раз напомнив себе, что к жене не применимы обычные мерки, пробормотал:

— Вот и хорошо.

Лара опустила голову, как будто соглашаясь с ним.

— Не наказывайте сержанта Сагона. Он выполнял мой приказ.

Она по-особенному выделила последние слово и Оденар, прищурившись, внимательно посмотрел на жену. Не хочет ли она сказать, что и здесь применила свой дар? Но с этим он разберется позже.

— Как солдат, Сагон был обязан подчиниться приказу. Я же дал вам право распоряжаться охраной, пусть и воспользовались вы им не на благо себе. Благодарю вас за стремление защитить гарнизон Квилиана. И за то, что предостерегли меня.

* * *

За наскоро собранной, но обильной трапезой, царило молчание, которое дородный комендант крепости время от времени пытался прервать. За столом прислуживала миловидная круглолицая Тильда, его экономка. Впрочем, не только. Лара отметила обоюдное любовное влечение почти машинально и, спохватившись, оградила себя ментальным щитом. Что касается Раймона, то с ним, как и прежде, щит не действовал. Ей вдруг подумалось о Священном огне, отметившим их союз. Возможно между ними есть особая связь, если не сердец, так душ? Она вздохнула. Слова мужа убедили ее, хотя был миг, когда в отчаянии она потянулась к его разуму. И резко выдернула себя из потока. Недопустимо!

«Ты с легкостью можешь ломать волю людей, как ребенок ломает надоевшие игрушки...»

Она передернула плечами. Найденный шарф, принадлежащий погибшей девушке, попытка воздействия на Раймона. Во что же она превращается?

Лара посмотрела на Тильду, которая с улыбкой подкладывала на тарелку майора ломтики окорока. Она тоже погибнет? Кусок застрял в горле. В крепости она видела других женщин, а у подножия холма есть деревня, где живет мать Уно. Что будет с ними? Если бы предсказание было точнее!

Удары гонга известила о наступлении часа вола. В зал заглянул Сагон, бодро отрапортовал о готовности к выступлению. Лара отодвинула тарелку и встала из-за стола.

— Сьера Лара, я провожу вас, но прежде должен отдать пару распоряжений, — также поднявшись на ноги, Раймон подозвал сержанта и начал что-то вполголоса втолковывать ему.

Попрощавшись и поблагодарив Тоне за гостеприимство, Лара вышла на крыльцо.

Будничная жизнь крепости текла своим чередом. Засмеялись чьей-то шутке солдаты, звякнул металл, с другой стороны послышалась брань в адрес неведомого недотепы.

Уно держал под уздцы рыжего коня, предназначенного для Лары. Она заглянула в отливающие лиловым глаза животного и шепнула:

— Мы поладим.

Рыжий всхрапнул и слегка прихватил за рукав губами, напрашиваясь на ласку. Лара погладила коня по отмеченному белым пятном лбу и обратилась к парнишке:

— Уно, успел у матери побывать?

Тот взглянул удивленно и смущенно:

— Побывал, да дома не застал. Соседи сказали, что у тетки моей двойня народилась, в Мартеске. Туда ушла...

Лара подавила вздох: хорошо, если бы его мать там и оставалась.

— А ты что же?

— Сьер Раймон велел с вами ехать, госпожа.

Муж отсылает Уно, который не очень-то тому рад. Но как уберечь всех невинных и беззащитных?

Мягкое золотистое свечение вдруг окутало ее. Безумно заколотилось сердце. Лара, не оборачиваясь, вглядывалась в рисунок ауры. Недоверчивая радость и нежность, тоска и непонятная жажда... Такое уже было, в Талассе. Тогда ей не удалось понять, кто это. Но сейчас она узнала его... Капитан Фальго. Почему он здесь, откуда?! Она судорожно вздохнула и медленно повернула голову.

Фальго, одетый как горец, стоял в двух туазах позади и напряженно смотрел на нее.

Ларе пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос звучал спокойно:

— Рада видеть вас, сьер Фальго.

— Я тоже очень рад... сьера Оденар, — охрипшим голосом проговорил он и закашлялся.

Чем дольше Лара глядела в глаза капитана, тем сильнее ее охватывало чувство, близкое к панике. Огненным всполохом солнца на глади озера горела его любовь, а ее душа отзывалась, будто сомкнутые лепестки кувшинки раскрывались под солнечными лучам.

— Признаюсь, это неожиданная встреча. — все так же с усилием сказала она.

— Его светлость Эрнан поручил мне вести переговоры с пиррами, поэтому на время пришлось расстаться с морем, — Фальго усмехнулся уголком рта, и Лара поняла, что ему тоже непросто дается разговор. — А что вас привело в Квилиан, ведь он так далеко от Талассы?

— Я приехала, чтобы обсудить ряд вопросов с... моим супругом, — за подчеркнуто официальными словами она хотела спрятать смятение, однако голос дрогнул. — Но уже возвращаюсь в Талассу.

— Лара!

Раймон спускался по ступенькам. Идущий за ним сержант выглядел одновременно встрепанным и довольным, видимо, разнос командира не был слишком суровым.

Муж подошел к ним:

— Сьер Брикасс, полагаю нет нужды представлять вам мою супругу, а вот она знала вас под другим именем. Лара, это сьер Арно из галейского рода графов Брикассов.

Лара удивилась. Ей и раньше казалось, что он с севера и принадлежит к благородному сословию, но галеец графского рода? Как же месьеру Эрнану удалось склонить его к службе Альби? И как они поладили с Раймоном?

— Я был вынужден покинуть родину, сьера Лара, и вряд ли могу титуловать себя графом Брикассом, — Фальго-Арно церемонно поклонился и отступил в сторону, — Мне тоже пора собираться.

— Куда же вы едете?

— К пиррам.

— Перед отъездом зайдите ко мне, сьер Брикасс, мы обговорим последние детали.

— Конечно, сьер Раймон. Пусть Странник будет милостив к вам, сьера Лара,

— И к вам. Прощайте, сьер Арно, — ответила Лара.

Еще раз поклонившись, Брикасс развернулся и быстро зашагал в сторону конюшен.

— Я готова, — тихо сказала Лара мужу. — Раймон, пусть накануне полнолуния под каким-то предлогом женщины покинут крепость. Понимаю, звучит странно, но...

— Не тревожтесь, Лара, мы постараемся защитить их, — он обнял ее и коснулся губами лба, затем потрепал по шее коня:

— Это Вито, он резвый и послушный.

— Мы уже познакомились, — улыбнулась она.

Муж подсадил ее в седло и тоже улыбнулся.

— Мирного пути, Лара, и пусть Тьма не омрачит больше ваши сны.

— Храни вас Странник, Раймон.

Сагон подъехал к ней с правой стороны, солдаты эскорта уже сидели в седлах. Лара заметила, что людей в ее охране прибавилось

— До Карды вас будет сопровождать усиленный отряд, — пояснил Раймон и скомандовал: -Трогай, Сагон.

Сержант кивнул и поднес два пальца к шляпе, затем махнул рукой, указывая вперед. Отряд с места пошел рысью, отсалютовали часовые в воротах. Оглянувшись, Лара бросила взгляд на мужа, который стоял, уперев руки в бедра.

«Храни Странник вас и всех живущих здесь», — мысленно повторила она.

Вито шел плавной рысью, чутко повинуясь поводьям и не утомляя, и Лара позволила себе погрузится в размышления.

Теперь, когда сьер Арно был уже достаточно далеко, она смогла вздохнуть полной грудью. На «Этансель» Лара лишь смутно догадывалась о том, что он расположен к ней. Но шквал его чувств оглушил ее, а отклик в собственной душе — напугал. Почему они должны были встретится именно сейчас? Горько и тяжко читать сердца людей, как открытую книгу. К лучшему, что встреча была столь мимолетной. Разве мыслимо сейчас думать о любви, к тому же — любви запретной, предательской? Ей следует сосредоточится совсем на другом. В Карде она попробует снова заглянуть в будущее.

...Ощущение опасности пришло внезапно.

— Тревога! — крикнула Лара.

Она призвала Воду, зачерпывая ее силу исплетая с мощью Звезды. В руке задрожал серебристый клинок. В этот миг густой кустарник, подступивший к самой дороге, взорвался выстрелами. Лошадь Сагона с глухим ржанием рухнула на дорогу. Вито взвился на дыбы и Лара навалилась ему на шею, заставив опуститься на передние ноги. Внутренним зрением она видела скрывающихся в засаде врагов — размытые разноцветные пятна. Она резко взмахнула клинком, рассекая их. Кто-то пронзительно завопил, но вопль резко оборвался. С неба, точь в точь, как в видении, на нее упал ворон, целя клювом в лицо. Сдавило виски, темное облако накрыло ее, отдаляя звуки побоища, и последнее, что Лара успела почувствовать — змею, заползшую ей на грудь и обвившуюся вокруг шеи.

Отправляясь со сьерой Ларой в путь, Уно крепко надеялся, что при себе его сьер Раймон оставит. Хотя ох, и прогневается: госпожа сорвалась вдруг на самую границу, а он пуще ока велел ее охранять. Да только кто перечить сьере Ларе посмеет, если Ведающая она?

Самому Уно уже поперек горла стала привольная жизнь в Талассе. Пусть Каролина добра, но чего таить — по родным горам соскучился, и мать увидеть бы. Но больше того — по крепости, по тем, кто его уму-разуму учил. Да и то — хорош барабанщик, валандается без дела день деньской... Особо ни на что не рассчитывая, он оседлал Кая, да заявился во двор. И шибко удивился, что сьера Лара с собой взяла.

Однако обернулось все вовсе не по его надеждам. После разговора с женой сьер Раймон вышел на крыльцо не сказать, чтоб сердитый, а... не мог Уно слова подобрать. Глянул мельком и приказал возвращаться в Талассу. Уно аж поперхнулся от неожиданности, внутри все так и оборвалось. Почему, чего стряслось-то?! Но спросить не отважился. Сьер Раймон постоял еще, глядя на полночь и брови хмуря, и видно было, что далеко он мыслями, потом ушел обратно в дом коменданта.

Приказали — выполняй. Тяжело на душе было, когда мимо деревни проезжал. А вот и то место, где засаду на сьера Раймона устроили. Уно даже загородился собой: не иначе как Странник вел его тогда! Неповадно будет злыдням шастать в Альби!

Поворот — и над дорогой нависла круча, и хотя солнце еще высоко стояло, на утоптанную землю легли тени.

— Тревога! — вдруг звонко крикнула сьера Лара.

И в тот же миг грохнуло, всхрапнул и вскинулся Кей, и разморенный летним зноем лес наполнился звуками боя.

«Сглазил!» — пронеслось у Уно в голове.

Он скатился с седла, а дальше разум будто раздвоился — один Уно с поскуливанием спрятался под брюхом Кея, а другой ужом прополз меж ног коня и выпрямился. В уши ворвался гвалт и лязг, перемежающийся пальбой. Первые залп пришелся по лошадям, но и людей зацепило. Уно запнулся за тело в бордовом мундире и едва избежал копыт визжащей и бьющейся драгунской лошади. За первым прогремел второй залп и из-за камней с воем вырвались пирры, размахивая изогнутыми длинными ножами, и схватились со спешенными драгунами. Уно почудилось, что одежда врагов переливается, и сами они мгновенно перетекают с места на место, а солдаты, наоборот, двигались медленно, как если в болоте увязали.

«Колдовство!»

Он затряс головой, и разум наконец прояснился. Огляделся, ища сьеру Лару. Та клонилась к шее коня, будто засыпая. Пирры пытались оттеснить госпожу от остальных, и Уно бросился к ней. Потянулся к поводу, желая вырвать его из рук плечистого пирра, коснулся кончиками пальцев... Один из нападающих замахнулся на него, однако Уно перекатился по земле, уходя от руки с зажатым в ней ножом, и с силой пнул врага в лодыжку. Вскочил на ноги, и подхватив с земли саблю, рубанул по размалеванной роже. Почти наугад рубанул, но пирр завыл, забулькал, а Уно успел еще удивиться — как легко распалась под лезвием плоть! И замер, встретившись взглядом с пронзительными черным глазами горбоносого старика. В этот миг сзади на голову обрушился удар и... словно крышка погреба захлопнулась.

* * *

Часовой, позевывая, огляделся. Солнце цеплялось краем за Эстийский хребет, с кухни тянуло аппетитным духом. Скоро сменят, и можно будет устроится под навесом с миской приправленной мясом каши и не торопясь набить брюхо, невозбранно пялясь на кухарку, которую недавно нанял сьер комендант. Солдат хмыкнул в усы, необычайно живо представляя себе крепко сбитую молодку, раскрасневшуюся от печного жара, и встрепенулся, уловив движение внизу. Ленивую расслабленность с него как ветром сдуло: по дороге, опустив голову, медленно ковылял рыжий жеребец. Кровяные потеки на правом плече коня казались в закатном свете черными, поводья волочились по земле.

«Дери меня все Твари Запредельные!»

Часовой поднес к губам горн и затрубил что есть мочи.

Истошный звук трубы прорезал покой погожего летнего вечера. Оденар вскинул голову: тревога?

Первое, что бросилось ему в глаза, когда он выскочил по двор, — это Вито с пустым, сползшим на бок седлом. В груди похолодело.

«Лара! Она не справилась с конем?!»

Возле коня сгрудились солдаты, один из них держал Вито под уздцы, под басовитые окрики Стерена от казармы бежали другие. Оденар прыжком оказался рядом с конем. Солдаты расступились.

— Дак вот, сьер полковник... — растеряно пробормотал рядовой, — Пришел, значит, коник. Подстрелили его. — он указал на кровоточащую рану в плече Вито.

Рыжий тонко заржал, нервно дергая шкурой.

— Сьер Оденар, нападение? — встревоженно произнес подошедший Тоне. — Полагаете — началось?

«Кто? Кто посмел напасть?! И что с Ларой?» — Оденар усилием воли подавил подступающий к сердцу ужас.

— Полная боевая готовность, сьер Тоне. Вы знаете, что делать. Я и мои люди немедленно выезжаем к месту нападения, — обернувшись, он хрипло позвал: — Стерен!

— Сей момент будем готовы, сьер Оденар, — теньент понял его без лишних слов и зычно скомандовал седлать коней.

Отряд галопом вылетел из ворот Квилиана. То и дело подгоняя Нера, Оденар пытался справится с царящим в мыслях хаосе. Возможно, ране коня есть какое-то объяснение! Лару не застать врасплох, наверняка она применила дар... Быстрее, еще быстрее!

...Засаду устроили в лиге от Квилиана, поэтому выстрелы не услышали из крепости. Дорога была завалена трупами людей и лошадей. Потрясенный, Оденар заглядывал в лица, страшась узнать Лару. Но ее не было. Увели с собой.

— Пошли вестовых в деревню и крепость, пусть разыщут Тенеко. Или других местных, знающих проход на ту сторону. Нужны собаки и припасы на несколько дней для десятка человек, — отрывисто приказал он Стерену. — Пока не стемнело, попробуем напасть на их след.

— Будет исполнено, сьер полковник.

Теньент отошел, чтобы отдать распоряжения, а Оденар уставился на пыльную землю, где уже подсохли лужицы крови, и скрипнул зубами, в бессильной ярости готовый проклинать само Небо. Все его расчеты и прикидки оказались запоздалыми, а казалось, собственный опыт должен был научить его чему-то! На сборы потребуется время, которого нет. Как, как он допустил, чтобы это произошло?!

— Кроме сьеры Лары восьмерых не хватает и Уно тоже. Сагон убит. Несколько лошадей нашли, запутались поводьями в зарослях.

Голос Стерена ворвался в сознание, но смысл сказанного не сразу дошел до Оденара. Зачем врагу пленные?

— Пленные задержат их, — побормотал он. — Значит, шансы догнать повышаются.

— Из нападавших — никого нет...

— Странно. Драгуны не сдались без боя, что же, никого с собой не прихватили?

— Не могу знать, сьер Оденар, — потупился Стерен.

Слабый стон донесся слева, теньент метнулся к полускрытой кустарником канаве. Охнул и, ругаясь сквозь зубы, вытянул на дорогу Уно. Голова у того была разбита, куртка испачкана побуревшими пятнами крови.

— Уно, живой! — Оденар быстро шагнул к нему.

Уно шевельнул губами и Оденар наклонился, чтобы разобрать слова:

— Колдун глаза отвел, заморочил... Пули их не брали...

— Какой колдун?! — однако парнишка не отвечал. — Уно!

Стерен покачал головой:

— Не слышит он вас, сьер Оденар. Отходит, никак...

— Он крепкий парнишка. Даст Странник, выживет. Когда очнется, нужно еще его расспросить. И пусть пошлют за Густовом.

Окликнув двух рядовых, Стерен махнул на Уно. Оденар тяжело вздохнул и посмотрел на небо, по которому плыли позолоченные вечерним солнцем облака. Его жена. Единственная Одаренная. Не сберег. Вина выжигала душу, переплетаясь с отчаянием и гневом. Но как могла себе позволить Лара поддаться чувствам и забыть о долге и своем предназначении?!

Уно сказал — колдун... Если Ларе не удалось избежать плена, если Тьма обнаружила себя настолько явно... Что же, он пойдет по следу и сделает все, что в силах обычного смертного, чтобы спасти ее. Как далеко успели уйти похитители? Хорошо, что Тоне держит припасы на случай внезапной вылазки, и досадно, что пирры уже покинули Квилиан. Остается надеятся, что Тенеко никуда не отлучился из деревни. Он перевел взгляд на Уно, которого осторожно укладывали на импровизированные носилки.

«Живи, Уно!»

— Какие будут приказания, сьер Оденар? — негромко спросил Стерен.

— Дождемся собак и провианта из крепости. Я выберу полтора десятка — тех, кто к горным переходам привычны. Остальные остаются в Квилиане под твоим началом.

Стерен моргнул:

— И только? А если тех — полсотня?!

— Большой отряд не всегда преимущество, тем более, если люди в горах впервые. Мы много лет сражаемся бок о бок и есть ли еще кто, кому я могу доверять, как тебе? Возвращайся в крепость, доложишь о моем решении сьеру Тоне, а он уже напишет донесение в Талассу. И пусть обязательно упомянет слова Уно.

— Пули их не брали... Померещилось, поди? — протянул Стерен.

— Полагаю, не померещилось. Мир изменился, и то, что раньше было легендой, становится явью.

— Помилуй нас, Странник, — Стерен осенил себя знаком Рассеченного круга. — Это что же, впрямь черное колдовство в мир прорывается?!

Оденар пристально посмотрел на теньента:

— Нас ожидают непростые времена, Бьорн.

Он замолчал, раздумывая, стоит ли рассказать Стерену про видение. Но не он ли только что говорил о доверии?

— Отойдем-ка в сторону.

Стерен последовал за ним, сохраняя озабоченное и напряженное выражение на лице.

— Преследование может затянуться, хотя надеюсь, что Странник не оставил нас окончательно, — тихо начал Оденар. — То, что ты услышишь, составляет государственную тайну. Не трепыхайся, — добавил он, видя, как заозирался теньент: — Скрывать становится не только бессмысленно, но может пойти во вред. Мой долг — найти и освободить сьеру Лару. Не только потому, что она моя жена. Сьера Лара имеет огромное значение для Альби. Она — одаренная, единственная, кто способен противостоять колдовству.

Стерен вытаращил глаза, но ничего не сказал.

— За ней охотились. Но кто бы тут не шаманил, не смеет он еще открыто выступить, иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Значит — силенок не хватает, и есть еще шанс побороться с ним. Даже если сами пирры верхом, пленных они своим ходом гонят. Но это еще не все. Ларе было видение. В полнолуние на Квилиан нападут, и в дело пойдет магия. Ей не открылось, в какое именно, единственное, что мы знаем — это произойдет летом. Она видела, что воздух стал непригодным для дыхания и люди, находящиеся в крепости, погибли.

— И... что делать теперь, сьер Оденар? — просипел теньент.

— То, что известно, можно предотвратить. Ежели страх ум не отшибет, — криво усмехнулся Оденар. — Слушай дальше. Сьер Тоне извещен о нападении, но хочу, чтобы и ты знал. До ближайшего полнолуния неполная седмица. Я предложил разместить часть солдат в засаде вне стен Квилиана. Если колдун сосредоточится на крепости, внезапная атака может расстроить его ворожбу. И нужно послать за горняками из Аржуана. У них есть опыт защиты от ядовитых испарений.

— Понял, сьер Оденар, — деловито кивнул Стерен.

Похоже, идеи командира вернули ему присуствие духа.

Со стороны деревни послышался приближающейся топот, из-за поворота на дорогу вынеслись два всадника, рядом с которыми бесшумно стлались в беге лохматые черные собаки.

— Тенеко! — Оденар ощутил нечто, похожее на радость.

Проводник спешился и степенно поклонился:

— Да будет свет Оста освещать вам путь, сьер Оденар.

Когда Лара открыла глаза, ей показалось, что она ослепла и оглохла: тьма вокруг была непроницаемой, а уши будто заткнуты паклей. Однако через несколько гулких ударов сердца ей удалось разглядеть над собой ветви огромного дерева и звезды, проглядывающие сквозь листву. Где-то рядом потрескивал костерок, отбрасывая неяркие отсветы на ствол. Пошевелившись, она обнаружила, что связана по рукам и ногам. На груди, мешая дышать, лежала холодная тяжесть. В памяти всплыли сцены нападения и ворон, обернувшийся в горбоносого старика. Ее захватили в плен!

Лару обуял ужас. Борясь с ним, она потянулась к своей Стихии, но отклика не было. И вдруг пришло понимание, заставившее ее содрогнуться: красочный фон мира, ауры живых существ, отголоски эмоций — все исчезло! Она не чувствовала больше свою Искру! Всхлипнув, она рванулась в попытке освободиться и вновь потеряла сознание.

В себя ее привели сырость. Не поднимая век, Лара попробовала войти в поток, и сердце сжалось: он был по-прежнему недоступен. Раймон давно знает о похищении, и если она все еще в плену, то ему не удалось напасть на след. Или... Усилием воли она отогнала мысли о том, что могло бы означать «или», и вслушалась в окружающее пространство. Веревки разрезали, и уже давно, поскольку кровоток в лодыжках и запястьях восстановился; грудь и шею холодило, но теперь Лара догадалась, что источником неприятных ощущений было надетое на нее массивное ожерелье. Пахло дымом, тихо переговаривались мужчины, но слов она не могла разобрать.

Ее несильно толкнули в плечо.

«Просыпайся, Искра, сегодня будет длинный день».

Слова возникали прямо в разуме, как было в видении. Она открыла глаза. Занимался бледный рассвет, меж деревьев закручивался сизый туман, в котором двигались смутные фигуры. Рядом с ней на корточках сидел старик и, не мигая, смотрел на нее. Лицо, будто вырезанное из темного камня чертами, длинные полуседые волосы, собранные в косы со вплетенными в них перьями, и одежда из тонко выделанной кожи, расшитая узорами — перед ней явно был пирр. Впрочем, кто еще бы отважился напасть в такой близости от Квилиана. Но как же заключенный договор, о котором говорил Раймон?!

«Не со всеми кланами», — в сознании вновь возникли чужие слова, и инстинктивно Лара попробовала закрыться.

— Если тебя смущает мыслеречь, так и быть, — вдруг заговорил старик на общем, — хотя я ожидал от Искры большего.

— Ты... Ворон? — разлепила Лара сухие губы.

— Мое имя Беласко. Да, по вашему будет Ворон. Итак, ты пришла на мой зов.

— На какой зов?

— Ты даже не поняла, — Беласко по-птичьи склонил голову к плечу и прищурился. — Бедная маленькая Лара, на которую внезапно свалилась неподъемная ноша. Твоим наставникам следовало бы лучше учить тебя. Неуж они не предупредили тебя об опасностях, подстерегающих Одаренных? Не рассказали, что вас тоже можно заставить действовать согласно чужой воле? Ты нее ощутила моего присутствия в своем разуме. Но что ожидать от людей долин... — он презрительно скривился.

Лара растерянно смотрела на него. Как же она не почувствовала, что ее волю подталкивают?! Она была уверена, что разрывала контакт, выходя из видения. Или шаман хочет запутать ее и заставить сомневаться?

— Ты лжешь, — она села, обхватив колени. — Я сама приняла решение приехать в Квилиан.

— Думай, как тебе угодно. Ты — здесь, и того довольно.

Коснувшись ожерелья, Лара спросила:

— Откуда... это?

— Подарок моего господина, — узкие губы пирра растянулись в усмешке. — Черный лед запечатал твой дар.

Непроизвольно рука дернулась к застежке, однако попытки расстегнуть ожерелье были безуспешными, пальцы соскальзывали. И только тут Лара поняла, что кулон со Звездой исчез. Дыхание перехватило. Отказываясь поверить, она ощупала шею и грудь. Во время нападения порвалась цепочка? Или пока она была без чувств, пирры обыскали ее?

— Ты это ищешь? — Беласко вытащил из-за пазухи продолговатый сверток и, развернул его. В утреннем свете тускло-синим блеснула Звезда. — Какой редкий цвет у камня... Кто дал тебе амулет?

В отчаянии Лара прикусила нижнюю губу, затем, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, проговорила:

— Он достался мне от матери. Она родом из пустынного народа Сахрейна.

Беласко издевательски засмеялся:

— И твоя мать нашла его в песке. Ох, Искра, кого ты хочешь обмануть? Я чую силу, правда... — не договорив, он провел рукой над Звездой и нахмурился.

Слабая надежда шевельнулась в душе Лары: если обычным людям Звезда бесполезна, то и враждебным Страннику сущностям она тем более не покорится?

— Мою мать считали ведьмой. Я унаследовала ее способности.

— Пусть так, — Беласко хмыкнул и, убрав Звезду обратно за пазуху, сказал: — Не стоит и пробовать снять ожерелье. Копи силу, Сугаар будет доволен, когда выпьет ее. А теперь поднимайся, нам предстоит долгая дорога.

Не отвечая, она встала на ноги и оглядела небольшую поляну, где отряд остановился на ночь. Туман рассеивался, и рассвело уже достаточно, чтобы пуститься в путь. Пирры сворачивали лагерь и седлали лошадей. В центре поляны под охраной воинов сгрудились восемь человек. На лицах виднелись ссадины и порезы, у некоторых кровь пятнала мундиры. Связанные длинной веревкой, они стояли возле костровища, бледные и молчаливые. Солдаты из ее отряда! Тягостно заныло в груди: плен не судил ничего хорошего ни ей, ни тем более им. Она поискала взглядом Уно и Сагона — их не было, и не сложно было догадаться об их судьбе.

— Взгляни сюда, милосердная Искра, — мрачно сказал Беласко, указывая на противоположную сторону поляны, где лежали пять тел, накрытые серыми войлочными плащами. — Ты убила троих из них. С каждым разом — все проще, ведь так? Скажи, ведь тебе уже доставляет удовольствие — обладать властью над разумом и самой жизнью жалких людишек?

Лара гневно вздернула подбородок, но шаман лишь хрипло рассмеялся.

— К чему этот гнев? Ты и я знаем истину. Ты все ближе к сгоревшему лесу. Или... к служению моему господину.

— Никогда!

Она сплела пальцы, пытаясь справиться со своими чувствами. Гнев, страх и ненависть ведут во Тьму. Нельзя слушать врага, нельзя поддаваться!

Хмыкнув, Беласко позвал:

— Харц!

К ним подошел молодой пирр, судя по горделивой осанке и богатой одежде, занимающий высокое положение в клане. Шаман произнес несколько коротких фраз на пиррейском, махнул рукой на пленных, затем на Лару. А сам направился к убитым, и, достав из-за пазухи мешочек, высыпал на них черный порошок. Затем воины принялись заваливать тела камнями, а шаман вытянул руки вперед, низким голосом произнося нараспев то ли молитву, то ли заклинание.

То, что пирры совершили погребальный обряд, означало, что погони они не опасаются, и Ларе все сложнее было бороться с отчаянием. Когда замер последний звук, к ней подвели невысокую пегую кобылу, и Харц, смерив Лару с ног до головы пристальным взглядом, сказал на общем:

— Прошу, благородная госпожа.

Лара села в седло, и Харц привязал ее руки к передней луке, подергал веревки, убедившись, что самостоятельно она не сможет освободиться. Один из воинов взял поводья кобылы. Вождь вскочил на коня и оглянулся на Беласко, который тоже уже сидя верхом, наблюдал за всем с расстояния.

Шаман кивнул и поравнялся с Ларой.

— Надеюсь, благородная госпожа не будет против моего общества? — издевательски осведомился он. — Сугаар устал ждать, так поторопимся, — от цепенящего взгляда шамана Лару пробрал озноб. — У тебя еще есть время принять решение. Но не слишком много. — Он отрывисто скомандовал: — Ауреро*!

Харц занял место во главе отряда, к нему подъехали несоклько конных пирров, остальные прикладами мушкетов погнали пленных по ведущей под уклон тропе.

* Вперед (пирр)

* * *

Утомительный переход продолжался весь день. Они шли на север, удаляясь от границ Альби, и с каждой лигой надежда на освобождение таяла. Лара насчитала семнадцать пирров, включая вождя и шамана. Если пятеро убитых — это все потери нападающих... Она передернула плечами: получалось, что пирры легко расправились с равным им по численности отрядом драгун и вдобавок захватили пленных!

Потом она вспомнила, что ей доводилось читать о пиррейских шаманах. Сведения были отрывочными и часто противоречивыми, но в одном книги сходились: шаманы использовали заемную силу, а значит, Сугаар окреп достаточно, раз Беласко удалось захватить ее, Одаренную. Для чего понадобилось вести с собой солдат — не хотелось и думать.

Солнце стояло уже высоко, когда был сделан привал. Пленникам раздали по сухой ячменной лепешке и дали напиться. Лара съела свою лепешку, тщательно разжевывая каждый кусочек, понимая что силы еще понадобятся. Пирры пресекали каждую попытку альбийцев общаться между собой, и она молча переводила взгляд с одного угрюмого мужчины на другого. Она знала лишь одного — Энрико, остальные присоединились к ее охране в крепости. Энрико, самый молодой из всех, совсем выбился из сил, его голень стягивал окровавленный обрывок ткани. Поймав взгляд Лары, он попытался улыбнуться ей бледными губами.

«Они попали в беду из-за меня...» — подумалось ей.

Гнев на себя и чувство вины изматывали ее сильнее тягот пути. Раймон был прав, а она — нет, отчего-то решив, что стала неуязвимой. Ей и в самом деле следовало затвориться в неприступной башне. Теперь же за ее самонадеянность дорого заплатит не только она и эти несчастные, а и многие, многие другие...

На этот раз ее не стали связывать, и, поднявшись со своего места, она подошла к сидевшим в отдалении Беласко и Харцу и спокойным тоном сказала:

— Раненым нужна помощь.

Беласко надменно отвернулся. Неожиданно вмешался вождь, что-то пробормотав. Шаман пожал плечами, затем уставился на Лару и саркастично искривил рот:

— Милосердная Искра.

Харц вопросительно произнес несколько слов и нахмурился, Беласко пожевал губами, и промолчал, и только на новый вопрос, заданный раздраженным тоном, ответил не менее раздраженно и даже повелительно. Услышанное заставило Харца вскочить и разразиться целой речью. Шаман резко каркнул нечто, прозвучавшее приказом, выставил руку по направлению к своему оппоненту, и тот замолк, не скрывая своего разочарования.

Ноги Лары приросли к земле. Беласко будто огласил приговор им всем. Не понимая языка, не считывая эмоции, она вдруг задохнулось от острого ощущения обреченности.

«И живые позавидуют мертвым...»

И все же она твердо и требовательно смотрела в лица пирров.

Харц пожал плечами и проговорил еще что-то, тогда шаман неохотно кивнул. К ним приблизился один из воинов и протянул Ларе скатанные полоски груботканой материи и оплетенную кожей глиняную фляжку, наполненную резко пахнущей густой жидкостью. Лара стряхнула оцепенение и, подойдя к сидящим на земле пленникам, занялась ногой Энрико, а затем — и остальными ранеными, уже с большей уверенностью попросив воды для промывания ран.

Привычная работа дала ей возможность собраться с духом, и хотя ей не хватало утраченных способностей и казалось, что она смотрит сквозь толстое мутное стекло. Пирры ждали, пока она закончит, и как только Лара выпрямилась, пленных побудили подняться с земли, дернув за веревку, которой те все еще были связаны.

Следующий привал состоялся только поздним вечером. Ларе пришлось заставить себя съесть очередную лепешку, затем она провалилась в глухой сон.

Так прошло еще два дня. Лара неустанно пыталась призвать свою Стихию, но тщетно, как тщетными были попытки, улучив момент, расстегнуть ожерелье. Поначалу она надеялась, что на них наткнется кто-ниубдь из дружественных Альби кланов, однако путь пролегал по необжитой местности. Лишь однажды вдалеке она заметила группу всадников, но те не обратили на них никакого внимания. Пирры чувствовали себя уверенней, не так зорко следили за пленниками и даже связывали их только на время ночлега. Однако альбийцы, изнуренные длительными переходами, голодные и страдающие от ран, выглядели апатичными и уж точно не помышляли о побеге.

На каждой стоянке Лара осматривала ногу Энрико. Они почти не разговаривали, но она, преодолевая тоску, находила в себе силы подбодрить его улыбкой. Лучше ему не становилось, и все же ухудшения она также не замечала; раны остальных, будучи болезненными, тем не менее, не представляли опасности для жизни.

От осознания бессмысленности ее заботы глухо щемило сердце. Ночью Лара смотрела на луну, и ее губы шевелились, непрестанно шепча молитву Страннику. Раймон давно потерял их след. И... Вовсе не обязательно, что Квилиан падет первым. Возможно, война уже идет, и города Альби преданы огню и мечу?

Лара часто ловила взгляд Харца, который наблюдал, как она возится с ранеными. Он не удостаивал ее ответами, однако у нее не было недостатка в воде и тряпках для перевязки. Другие воины разговаривали лишь на пиррейском, и нельзя было сказать, понимают ли они общий. А вот шаман... Муки пленников доставляли ему злорадное удовольствие, а старания Лары облегчить их явно забавляли; она даже слышала смех, хотя Беласко не разжимал губ.

На четвертый день им открылась протяженная долина. Впереди, окутанная легкой дымкой, виднелась черная безлесая гора. Тропа, и без того узкая и крутая, сделалась обрывистой; во многих местах путь преграждали осыпи и завалы камней, так что пришлось спешиться.

До сих пор не проявляющие чрезмерной жестокости воины посуровели, и один из них сразу дал хромающему Энрико оплеуху. Изматывающий спуск занял все утро. Черная гора постепенно приближалась. С одной стороны ее склон был будто срезан гигантским ножом, и обвал, по видимому, произошел совсем недавно. Именно туда пирры и вели пленных. Лару все больше охватывал страх: от горы веяло тьмой и жутью. Остальные пленники зароптали, невольно замедляя шаги, и пирры с резкими выкриками принялись подгонять их. Тропа попетляла в лабиринте огромных валунов и обломков скал, затем вывела на расчищенную площадку почти правильной круглой формы. Восемь каменных столбов окружали ее, и еще один был установлен в центре. Беласко чуть ли не впервые за два дня открыл рот, проскрежетав какой-то приказ, и альбийцев, несмотря на отчаянное сопротивление, потащили к столбам. Харц принялся в чем-то горячо убеждать шамана, но тот лишь отмахнулся от него. Лара замерла на месте

— Надень, — Беласко швырнул к ногам Лары белый сверток. — Мой господин желает испить ваши жизни.

Лара стояла, опустив руки и не делая попытки поднять одеяние. Все эти дни в глубине души упрямо продолжала жить надежда. На милость Странника, на то, что ей откликнется дар. А сейчас она расширившимся глазами смотрела на то, как пленников привязывают к столам и ее мутило от окончательного осознания своей и их судеб.

— Но... Зачем вы вели нас так далеко? — хрипло прошептала она. — Почему не убили сразу?

— Это особое место. Здесь грань межу мирами тонка, — пояснил Беласко. — Ты сама переоденешься или желаешь, чтобы Харц тебе помог? — он кивнул на вождя, так и пожиравшего ее глазами. — Сугаару нужна лишь твоя сила, и его не оскорбит, если верный ему вкусит твою сладость.

Харц, поощренный словами шамана, схватил Лару за руку, однако она вырвалась:

— Не смей прикасаться ко мне!

Было унизительно просить уединения, тем более, что в просьбе наверняка бы отказали, и поэтому она спокойно, как если бы находилась в своей спальне, разделась под их взглядами — равнодушным у одного и жадным у другого, затем надела длинную белую тунику.

— Мой господин войдет в мир через боль, кровь и страх. Тебе еще не поздно принять его. И обрести безраздельное могущество, — торжественно провозгласил Беласко.

Она вскинула голову и гневно ответила:

— Твой господин — мерзкий червь, что питается агонией. Я никогда не буду служить ему.

— Ты решила, — опустил веки шаман.

И в этот миг Лара отчаянно, до в кровь закушенных губ, позвала. Не вполне осознавая — кого же. Мать, что давно умерла? Древних Светлых богов, самого Странника, на чье милосердие больше не надеялась? Ей показалось, что толстое стекло, отгораживающее ее от мира, треснуло. Но ее уже тащили к центральному столбу.

Арно лежал, заложив руки за голову, и смотрел в ярко-голубое небо. Теплое утро, наполненное деловитым гудением пчел, стрекотом и щебетанием, одуряющие ароматы цветущего луга настраивали на философский лад и размышления о мудрости малых сих, что неустанно славили залитый солнцем мир в краткий миг своей жизни, не ведая ни сомнения, ни мук выбора. Его же внутреннее состояние было далеко от безоблачности летнего дня. Неожиданная, невозможная встреча со сьерой Ларой, была подобна камню, разбившему зеркальную гладь озера, и всколыхнула то, о чем он запрещал себе грезить. Камень? Да пожалуй, тут рухнул утес, и об этом впору слагать канцоны! И конечно, самое время предаваться любовным терзаниям. Но как бы язвительно и беспощадно Брикасс не вел диалог с собой, на миг ему вдруг представлялось, будто он жарко целует губы Лары, а она приникает к нему, и бездонные глаза светятся восторгом и любовью.

Арно вздохнул. А ведь казалось, за прошедшие седмицы он достиг душевного равновесия...

...Поначалу он опасался, что будет тяготится данным Астигару словом, однако, получив возможность узнать пирров, сочетающих великодушие с жестокостью, а наивность с упрямством, искренним, как в дружбе, так и в ненависти, он все больше проникался симпатиями к этому народу. Арно действительно пришелся по нраву Кейноа, которая

удостоила его долгой беседой, рассказывая об обычаях и пиррейских богах. Он узнал, что Мудрые проходили инициацию лишь с одним божеством. Более миролюбивые южане считали своими покровителями Оста или Илларгу, на севере в чести был Наргин, а шаманы кланов Аратс и Изейя традиционного избирали Сугаара.

«Сугаар стоит на пороге, но... что-то до сих пор не дает ему ворваться в наш мир. Однако теперь верные ему стали сильны, как никогда. Земли Аратс и Изейя укрыты облаком, и я не могу разглядеть, что там творится. А Илларга, же увы, по-прежнему далека и не всегда отзывается мне», — качала головой Кейноа. — «Я лишь узрела Синюю Звезду, что ярко горит в ночи...»

Ихинцу Арно не видел: она то ли избегала его, то ли обязанности ученицы Мудрой не оставляли ей свободного времени. Но часто наблюдал за сыном. Тодор давно перестал дичиться и спокойно играл в его присутствии, однако Арно, помятуя о своем обещании, даже не заговаривал с ним

С Астигаром они объехали соседние кланы и добились союза с Горными котами. Остальные заняли выжидающую позицию, однако уже можно было считать, что его миссия увенчалась успехом. Демонстрируя полное доверие, Астигар дал ему полномочия представлять Фальго в Квилиане и поездкой в Квилиан подарил жеребца редкой золотистой масти, выведенного в горах,. Конь по кличке Солейн был крупнее и сильнее любого из монтанеро, и при этом унаследовал их необходимые для горных троп качества. Оставались сомнения в том, что переговоры и заключение союза пройдут гладко, но полковник Оденар проявил достаточно гибкости и терпения. А потом, во дворе, земля ушла у Арно из-под ног: Лара! Этого не могло быть, он бредит...

Он стоял, не отваживаясь окликнуть ее, и уже был готов отступить за угол комендантского дома, но в тот миг Лара обернулась. Она спокойно, даже отстраненно поприветствовала его, и лишь в ее глазах Арно вдруг увиделось то, чего увидеться не могло...

Ананк угодно было вновь испытать его. Он решил без промедления покинуть Квилиан, несмотря на то, что день клонился к вечеру: смятение, охватившее душу, требовало выхода — в движении, в преодолении трудной дороги. Джузе, который тоже успел узнать о приезде в крепость сьеры Оденар, помалкивал, но Арно иногда перехватывал его меланхолично-понимающие взгляды.

До Руэрбы осталось с десяток лиг, но Арно не спешил пускаться путь. Из задумчивости его вывело хмыканье. Он повернул голову: устроившийся на гранитном валуне Джузе пристально смотрел на него, покусывая травинку. Его конь уже был оседлан, на лице же читалось безграничное терпение, более уместное для жреца из ордена Пастыря.

— Отражение тяжких страданий на твоем челе вижу я, — изрек этррури. — Неужто Микеле прав был?

Арно с досадой поморщился:

— А хотя бы и так.

— Поразительная у тебя способность — попадать в... эм-м-м затруднения с красивыми женщинами.

— Если ты о сьере Оденар, то никаких затруднений нет. И быть не может.

— Ну да. То-то ты мчался из Квилиана, как ошпаренный.

— Прибереги свою прозорливость для другого раза, — буркнул Арно.

Поднявшись, он скатал плащ, на котором прежде лежал, и пошел к пасущемуся неподалеку Солейну.

— Полковник Оденар готов воевать, и его люди тоже, но того нельзя сказать обо всех альбийцах, — внезапно заявил этррури.

— С чего ты взял?

Джузе пожал плечами:

— Прозорливость. Принчепсу альбийскому должно возносить хвалу небесам, что в его армии есть ноорнцы, — он криво усмехнулся уголком рта: — Теперь я согласен с ним. Войны не избежать. Кстати, ты не думал, что Эра Странника разнежила народы Орнея? Не считая междуусобиц и борьбы с пиратами, где могли бы закалиться сердца? В маневрах и смотрах?

Арно от изумления едва не поперхнулся:

— Не хочешь ли сказать, что война несет благо? Ты, ученый и врач?

— Без тьмы мы не поймем, что есть свет, без смерти — не станем ценить жизнь. Огонь уничтожает лес, но на пожарищах вновь растут деревья — сильнее и выше прежних. Все заключено в великий круговорот, и беда, если колесо мироздания замедлит свое вращение или остановится. Эпоха Тьмы едва не прекратила существование рода людского, но и бесконечное благоденствие тоже может обернуться гибелью, — флегматично отозвался Джузе. — Я занимался не только медициной и наукой о флюидах, но и изучал старые хроники. Многое из того, чем мы пользуемся, возникло еще в Эпоху Тьмы или раньше, и с тех пор не претерпело значительных изменений. И речь не идет только об оружии. Поначалу надо было выживать и восстанавливать, и на это ушли десятилетия. Затем... мир будто застыл. И лишь последние лет пятьдесят наметилось развитие. И, как ни странно, совпало с тем, что дед нынешнего эрминальского императора решил завоевать восток.

Арно молча седлал коня, не находя, что ответить. Подобное никогда не приходило ему в голову. Его отрочество и юность пришлись на войну с Ноорном, затем, став либеросом, он вновь оказался среди людей, привыкших сражаться, и такая жизнь казалась ему вполне естественной.

Эттрури вздохнул:

— В одном из манускриптов, таком древнем, что я боялся своим дыханием обратить листы в прах, говорилось про огромный материк, лежащий за Закатным морем. Храбрецы утверждали, что побывали там и видели щедрые, плодородные земли и удивительных птиц и зверей, и случилось это еще до катаклизма. Понимаешь? Корабли ходили туда, пусть и был путь тяжек и длился едва ли не три месяца. Однако теперь мы ничего не знаем ни об этом пути, ни о материке...

— Храбрецы также утверждают, что в Рунее псоглавцы живут, однако Вольх с ними не согласен, — закинув на спину коня седельные сумки, Арно вопросительно взглянул на друга. — Что на тебя нашло? Солнце уже высоко, и если мы хотим достичь Руэрбы до ночи, поторопимся.

— Не я валялся на травке, созерцая небо, — иронично ответил Джузе, садясь в седло, и вдруг мечтательно улыбнулся: — О, как бы я хотел увидеть новые земли. А ты? Никогда не хотел плыть и плыть на корабле, за горизонт, узнать, есть ли предел Закатному морю и что за ним?

— И что же за ним? Пропасть, Изнанка Мира, в которую низвергаются морские воды? — усмехнувшись Арно, вскочил на Солейна.

Джузе закатил глаза, затем менторским тоном сказал:

— Никуда морские воды не низвергаются. О том, что наш мир представляет собой сферу, парящую в эфире, было известно еще в древности.

— Пусть так, но почему ты уверен, что манускрипт не содержит в себе лишь полет фантазии его автора?

— Некоторым уж точно немного полета фантазии не повредит, — проворчал Джузе, направляя коня вслед за Брикассом. — Свернем к Монте-Сут? Мне нужно пополнить запасы Зуба Дракона.

* * *

После землетрясения Ниса обмелела и разлилась, и вода теперь едва доходила до бабок лошадей. Со склонов Монте-Сут местами сошли оползни, однако пещеру, в которой этррури нашел минерал, стихия не затронула.

Когда они выбрались на противоположный берег, Джузе вдруг резко натянул поводья коня , заставив того остановиться.

— Что такое? — обернулся Арно.

— Будто... птица крикнула.

Арно прислушался: журчание реки, шумное отфыркивание коней — и больше ничего.

— Я ничего не слышу.

Но Джузе, побледневший, с залегшей у рта страдальческой складкой продолжал неотрывно глядеть в одну точку.

— Да что с тобой творится? — уже с тревогой спросил Арно, придерживая Солейна. — Заболел?

— Плохое место — гора Огня, здесь смыкаются миры, — сдавленно ответил эттрури. Над его губой выступили капельки пота. — Грядет зло.

Арно не ощущал ничего странного или зловещего, но искаженное лицо Джузе, его пальцы, судорожно стискивающие ткань рубахи на груди говорили сами за себя.

— Это там, — кивнул эттрури на север: — Как будто плачет... Еще одна капля, один шаг. Еще одна душа идет служить Ему.

— О ком ты говоришь?

— Не знаю. Но... в ночь землятресения мне был сон. Я видел вновь святилище Сейд Тахрира и жертвенник, — Джузе запнулся и с усилием продолжил: — С человеческой жертвой. Здесь, в недрах Монте-Сут.

— Но Сейд Тахрир не властвует в Пиррее!

— Он властвует повсюду.

«И никогда не отпускает покорившихся ему», — вспомнились Арно слова Эль-Сауфа.

— Я чувствую муки и смерть. И призыв о помощи, — губы Джузе искривились. -Ты не веришь мне?

— Верю... — пробормотал Арно. Если шаманы почуяли пробуждение древнего бога, то и другие люди тоже способны на это. Нахмурившись, он раздумывал, что предпринять. Что могут два человека против демона тьмы? Но если есть хоть какая-то возможность помешать... или хотя бы узнать, что происходит... Для этого не обязательно идти вдвоем. Он решительно сказал: — Я подберусь поближе и посмотрю, что там. А ты скачи в Руэрбу, предупреди Астигара.

Ужас плеснул в глазах Джузе, он вздрогнул всем телом, затем помотал головой и неожиданно улыбнулся:

— Без меня заплутаешь.

Арно внимательно посмотрел на него.

— Джузе, если тебе...

— Страшно? — прервал его этррури. — Нет. Уже нет. Я пойду с тобой. И так будет... правильно.

— Хорошо. Но лошадей придется оставить здесь, — Арно проверил, как ходит клиной шпаги в ножнах, затем зарядил оба пистолета.

— На ту сторону ведет тропа, правда, далеко я не заходил, недосуг было. Но лошади пройдут.

* * *

Сначала они почувствовали запах дыма, смешанный с еще одним — отвратительным запахом горелого мяса. Затем глухо, как из-под земли, донеслось монотонное пение. Скальные выступы впереди закрывали обзор, но дым поднимался сразу за ними. Вскидывая головы, захрапели кони. Невольно передернув плечами, Арно спешился и отдал поводья Солейна Джузе, затем вытащил из седельной кобуры пистолет и взвел курок. Скользнув к груде камней, он осторожно заглянул за край и застыл: на залитой кровью площадке творилось нечто, что разум отказывался воспринять. Огромный костер пылал у подножия горы, пирры, выгибаясь и воздевая руки к небу, кружились в экстатическом танце вокруг каменных столбов, на которых бурыми кляксами распластались останки, потерявшие всякое сходство с людьми. Арно сглотнул, подавляя тошноту: не единожды сталкиваясь со смертью в сражении, он все же не заглядывал в ее столь омерзительный лик. А в центре площадки, к еще одному столбу была привязана женщина в белом одеянии. И она была жива! Узнавание заставило сердце сбиться с ритма.

«Лара!»

Промелькнула мысль, что пиррейские демоны помрачили ему разум — откуда Ларе взяться тут, ведь она в безопасности, в Талассе?! Выдохнув, Арно навел пистолет на кривляющегося разряженного пирра, прикинув, что тот является вождем. Но в это мгновение на плечо легла рука. Обернувшись, он гневно уставился на белого, как мел Джузе. Тот приложил палец к губам. Арно протестующе покачал головой, однако Джузе стиснул его плечо, затем поманил за собой

Они вернулись к лошадям, тогда Джузе зашептал:

— Не так. Что толку, если мы убьем нескольких из них? Только присоединимся к жертвам. Ш-ш-ш, не дергайся. Если хочешь спасти ее, послушай меня. Они ждут явление демона — так поможем им.

— Чего ты.. несешь?! — хрипло выдохнул Арно.

Этррури рассмеялся:

— Помнишь, ты спрашивал меня, не знаю ли я каких занятных фокусов? Целую жизнь назад, да? Времени объяснять нет. Костер они кстати развели. Я заберусь выше и устрою им дивные огни и прочее. Это собьет их с толку. А ты уж не оплошай. Держи, — он вытащил из седельной сумки горшочек с Дыханием дракона. — Подпали Зуб и бросай как можно дальше от себя.

— Откуда у тебя... все это? — Арно взял горшок и вскочил на коня.

— На всякий случай приберег, ведь боги не скупятся на каверзы и перепетии.

— Но как ты выберешься?

— Пиррам будет не до меня, — лихо ухмыльнулся Джузе. — Увидимся в Руэрбе.

-Этори-и-и сеьюг ханди-и-а!

Напев Беласко становился все громче, озываясь вибрацией в костях.

«Нет! Не-е-ет!»

Из груди Лары рвался отчаянный вопль, и самой ей казалось, что она кричит, но в действительности она была не в силах издать ни звука сведенным судорогой горлом. Жуткий запах крови и обожженной плоти бил в ноздри, поначалу сводя ее с ума, потом она перестала замечать его, и слезы, струившиеся из глаз, иссякли. Прежде ей немыслимо было представить, что человеческое существо может жить со вспоротой грудной клеткой, в которой бешенно пульсирует кровавый комок сердца. С обугленными до костей ступнями или бесконечно долгие мгновения созерцая собственные внутренности. А люди все жили и жили, и смотрели на нее, и в их обезумевших от боли глазах Лара видела укор.

Теперь все мертвы. И она тоже — она умирала с каждым воплем, с каждым хрипом, свидетельствующим об том, что чьи-то муки закончились. Осталось немного.

Перед ней появился Беласко, залитый с головы до ног кровью.

«Сугаар доволен жертвой. Много страха, много боли, — слова вновь возникали прямо в мозгу, туманя рассудок. — Твоя кровь поможет разрушить последнюю преграду, твоя сила утолит его жажду».

Он взмахнул жертвенным ножом.

«Странник милостивый, в руки твои передаю душу мою...» — Лара завороженно смотрела, как черное лезвие медленно — будто миг сравнился с вечностью — плывет к ней.

«Приди, Сугаар!» — в разум, путая мысли и подавляя волю, ворвался вопль Беласко.

И Сугаар ответил на призыв шамана. Раздался грохот и пригасшее было пламя костра взметнулось стеной, выбрасывая огненные щупальца, подобно мифическому кракену. Разлетелись горящие поленья. Несколько пирров с воем покатился по земле, остальные попадали ниц. Повалил необычайно густой дым, усиливая сумятицу среди пирров. Из белых клубов явился демон верхом на огромном коне, который сам казался всполохом огня. Громыхнуло, и Харц повалился на землю, пораженный молнией, пущенной рукой демона. Беласко застыл на месте, переводя взгляд с Лары на демонического всадника, а тот был уже рядом с ними. Через два удара сердца потрясенная, ничего не понимающая Лара оказалась на крупе храпящего коня.

Доскакав до края площадки всадник обернулся и что-то кинул назад. Вновь громыхнуло, и огненный цветок взрыва разметал начавших приподниматься пирров.

Всадник галопом погнал коня по узкой тропинке. Лара, чувствуя тепло человеческого тела, начала осознавать, что перед ней не порождение Тьмы, а обычный смертный. Она судорожно вцепилась в плечи неведомого спасителя и уткнулась лицом ему в спину, чтобы не видеть, как мимо с головокружительной скоростью проносятся нагромождения огромных валунов. Ей казалось, что конь летит, не касаясь копытами земли.

Они выбрались из каменного лабиринта и всадник придержал коня.

— Будет лучше, если вы возьметесь за мой пояс, сьера Лара, — прозвучал знакомый голос.

— Сьер Арно?! Как...вы... Почему? — бессвязно пролепетала она и, от неожиданности разжав пальцы, едва не скатилась с крупа.

— Я объясню вам позже.

Арно прислушивался к тому, что происходило позади.

— Дери их Твари! — выругался он, когда ветер донес до них воинственные кличи, — Я полагал, что им потребуется больше времени, чтобы прийти в себя. Да к тому же их вожак убит — по крайней мере, я надеюсь что прикончил его.

— Еще есть шаман. Он будет преследовать меня… И найдет.

— Это мы еще посмотрим, сьера Лара. А теперь держитесь крепче!

* * *

Арно повернул взмыленного коня в узкую расщелину, по дну которой текла одна из безымянных речушек. Надежда запутать следы была весьма призрачной, но Солейн, отягощенный двойным весом, уже на пределе, еще немного — и он падет, а оставаться в долине — верная смерть. Он не успел определить, если ли у их преследователей лошади, но пирры, превосходные следопыты, неутомимые в преследовании дичи, рано или поздно нагонят их. А то, что за ними бросились в погоню, сомнений не вызывало. Он надеялся, что на камнях отыскать их следы будет не так просто, тем более — без собак, и это даст беглецам шанс.

Жеребец ронял хлопья пены и оскальзывался, и Арно перевел его на шаг. Он слышал, как колотится сердце прижавшейся к нему Лары, и ему почти нечего было ей сказать, чтобы ободрить хотя бы немного.

Расщелина вильнула, и он увидел водопад, падающий с поросших густым кустарником скал, образуя у их подножия небольшое озерцо.

— Сьера Лара, коню нужен отдых, — сказал он, спрыгивая с Солейна.

Она как будто не услышала, и Арно внимательно вгляделся в измученное, пепельно-серое лицо молодой женщины. Шок? Судя по тому, что он увидел на месте жертвоприношений, не удивительно. Он протянул руки и снял ее спины коня.

Со стороны входа в расщелину послышался отдаленный шум. Уже? Брикасс похолодел. Значит, он ошибался, считая, что они намного опередили преследователей. Пирры спорили, их резкие голоса, отражаясь от скал, разносились далеко. Лара всхлипнула и прижалась к нему.

— Я не хочу снова оказаться в их руках, — она умоляюще смотрела на него, но голос звучал неожиданно твердо. — Этого нельзя допустить, иначе — беда, для многих и многих. Если нас настигнут, убейте меня.

Внутренне содрогнувшись от подобной просьбы, произнесенной спокойным тоном, но в то же время понимая, что в плен попадать действительно не стоит — ни ей, ни ему, Арно пробормотал:

— Еще поборемся, сьера Лара.

Он знал, что пирры приложат все усилия, чтобы захватить их живыми, и хорошо представлял, что произойдет с ними после. И подумав об этом, он понял, что сделает то, о чем просит Лара, если судьба не даст им иного выбора. Осторожно отведя ее руки, Арно шагнул вперед и огляделся. В сотне туазов расщелина заканчивалась — дальше пути не было, и он обвел скалы взглядом в поисках какой-либо возможности взобраться наверх. Однако все было тщетно: их окружали отвесные уступы. Тупик. Оставалось молиться всем богам, чтобы пирры не свернули сюда же. Однако, боги видно были заняты чем то иным и не услышали его молитв, потому что шум начал постепенно приближаться.

Арно встретился с Ларой глазами и прочел в них решимость. Она чуть кивнула, однако он не был намерен сдаваться без боя. Узость прохода не позволит пиррам навалиться скопом, а у него есть два пистолета и шпага.

— Спрячьтесь вон там, — Арно махнул рукой на показавшуюся ему подходящей груду камней.

— Нет! — Лара поднесла руки к ожерелью из крупных черных бусин. — Помогите мне снять это. Я должна попробовать...

Арно нахмурился: что за блажь пришла ей в голову?

— Именно сейчас?

— Я Искра, ожерелье запечатало мой дар! — яростно прошептала Лара, гневно сведя брови. — Быстрее!

Она откинула волосы с шеи и наклонила голову.

«Искра?!»

Не раздумывая правда это или нет, Арно вытащил нож и ковырнул в замочке. Тот не поддался. Лезвие соскользнуло, оставив длинную царапину. Лара вздрогнула, но упрямо проговорила:

— Прошу вас, это очень важно!

Завывание преследователей слышались уже совсем рядом. Уняв дрожь в пальцах, Арно предпринял еще одну попытку, на этот раз кончик лезвия уперся во что-то, и раздался щелчок. Ожерелье упало на землю, Лара подобрала его и протянула Арно.

— Нельзя оставлять его здесь.

Глубоко вздохнув, она закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.

Арно сунул украшение в седельную сумку.

«И что же теперь? Земля разверзнется?» — он со всей возможно поспешностью перезаряжал пистолеты, кляня себя за то, что потерял драгоценные мгновения. Следовало бы понять, что сьера Лара не в себе, а не проявлять чрезмерную галантность.

Лара повернула голову в сторону водопада, над сверкающими струями которого почти смыкались ветви низкорослых деревьев.

— Туда! Там пещера. Верьте мне, сьер Арно!

Она взяла под уздцы Солейна и потянула к озерцу. Конь охотно подчинился ей. Удивляться времени уже не оставалось. Брикасс, с пистолетами в руках, попятился, напряженно глядя на тропу.

Озерцо было неглубоким, и через несколько мгновений они достигли скалы, — и только вблизи Арно увидел находящуюся за стеной воды пещеру.

Пирры, вырвавшиеся минуту спустя на площадку перед водопадом, не обнаружили никаких следов добычи и протяжным кличем выразили свое разочарование...

* * *

Джузе был доволен: «дивные» огни вышли, что надо! Как кто-то нашептал ему — не отдавать все бомбы Оденару. А с дымом занятно получилось: в крепости у аптекаря за горсть крупных нефритов и флакон с маслом этррурского кедра заполучил все необходимые инградиенты. Хотел одну идею проверить. Вот и проверил. Всего-то и потребовалось, что подобраться поближе, да разбить две склянки под самым их носом. Обратно за камни вернулся почти не таясь, этим ополоумевшим и в правду не до него было, посему он решил понаблюдать, что дальше будет.

С жертвами... затейливо поступили, пожалуй, сахрейнцам далеко в изобретательности до этих демонопоклонников. Джузе сплюнул от отвращения. Кто были те несчастные? Пусть души их без препон и мытарств пройдут по Звездному мосту...

Пирры, между тем, очухивались быстрее, чем он ожидал. Седоволосый старик воплями вразумлял соплеменников подняться. Сам старец прыти не проявлял, сидел, привалившись к столбу. Присмотревшись, Джузе заметил, что нога у него сломана. На площадке скорчились еще трое — этим вовсе некуда торопиться, уже отправились служить своему богу. Ну что же, пора и ему двигаться в путь.

Конь, вопреки опасениям, остался на месте и преспокойно пасся, выискивая скудную поросль меж камней. Сев в седло, Джузе продолжил размышлять. Пиррам не помогло жертвоприношение, а может — не успели. Непонятно как, но он знал, что был миг, когда истончилась грань между мирами. Чернота подступала, тяжко давило сердце. А теперь дышится легко. И... что это на него накатило? Со своими снами он уже смирился, но наяву еще не бывало. Сьера Оденар... Если пирры пошли на то, чтобы выкрасть ее, значит она представляла для них особую важность. Обострившимся чутьем он тоже успел уловить нечто, исходящее от нее. Легкий светящийся ореол. Интересно...

Легкий шорох вверху вывел его из задумчивости. Конь вдруг встал, отказываясь идти вперед. Джузе поднял голову, осматривая склоны Монте-Сут. Шорох повторился, посыпались камешки. Пахнуло зловонием и, визгливо заржав, конь вскинулся на дыбы.

Стелется туман, оплетает тело.

«Приди!» — скрипят жвалы паука, что идет по его следу.

Лопается перекаленное над тиглем стекло, брызжут осколки. Рушится преграда, которой он, как ему мнилось, себя оградил, и он не может больше противиться.

«Ты теперь мой навеки!» — ликует паук.

— Хар иязу! Ерор ез дадин!*

«Искра, ты ускользнула от меня, но то временно. Я еще приду за тобой. У меня есть твой амулет и некто, кто готов служить моему господину».

* (пирр) Взять его! И чтобы волос не упал с его головы!

...Найденная пещера явилась спасением, словно ниспосланным Странником. Сквозь стену воды беглецы различали искаженные силуэты пирров и слышали, как те спорили. Зубы Лары непроизвольно стукнули. В промокшей порванной тунике было холодно, но изнутри поднимался еще худший холод, и ее била крупная дрожь. Брикасс обнял ее одной рукой, прижимая к себе. Другой он держал за храп Солейна, опасаясь, что жеребец выдаст их ржанием, тем более, что преследователи в самом деле были на лошадях. Наконец, пирры покинули расщелину, но мужчина и женщина в пещере еще долго стояли, обнявшись и привалившись к горячему боку уставшего коня. Лары, не думая больше ни о чем, положила голову на грудь спасшего ее человека — спасшего уже дважды, но на этот раз от смерти куда более жуткой и окончательной. Почему-то ей казалось, что и ее душа навечно осталась бы пригвождена к жертвеннику или попала в рабство Сугаара. Сьер Арно успокаивающе поглаживал ее по вздрагивающим плечам — как гладят испуганного ребенка. Она чувствовала равномерный стук его сердца, в то время как ее собственное заходилось рваным ритмом и пропускало удары. Теперь, когда проклятое ожерелье было снято, она будто пробуждалась от вязкого кошмара или заново открывала для себя мир после тяжкой болезни.

— Они ушли, но это может быть уловкой, — шепнул он. — Я выйду, чтобы осмотреться, а вы оставайтесь в пещере и держите Солейна, — он протянул ей поводья.

— Погодите. Я сейчас...

Отстранившись, она опустила веки и сосредоточилась, внутренним взором осматривая окрестности пещеры. В ущелье никого, только слабо светились ауры мелкой живности. А вот дальше грозовым облаком стояла глухая угроза: пирры все еще рыскали по долине.

Брикасс терпеливо ждал, однако Лара ощущала его неверие, смешанное с сочувствием. Кажется, он опасается, что она повредилась в рассудке после пережитого.

— Нам придется задержаться здесь, — наконец проговорила она, открывая глаза. — Они неподалеку.

Сомнений во взгляде Брикасса прибавилось.

— Сьер Арно — Лара тяжело вздохнула. — Это не бред сумасшедшей. Я действительно одаренная, поэтому шаман охотился за мной. Сожалею, пока способности восстановились не полностью и... я не могу явить вам чудо огня.

— Я понял, сьера Лара, — спокойно сказал Брикасс, как будто бы ее слова убедили его, и вдруг обернулся в противоположную от выхода сторону.

— Что там? — спросила Лара.

— Сквозняк, — он втянул воздух ноздрями. — Раз мы не можем вернуться, я должен взглянуть, что там. Скорее всего, есть и второй выход. Но вы совсем замерзли, сьера Лара — он потянулся к седельной сумке и вытащил рубаху и суконный плащ.

— Пока я хожу, переоденьтесь.

Лара с запоздалым смущением поняла, что туника едва ее прикрывает наготу.

— Благодарю вас...

— Вы поблагодарите меня, когда вернетесь домой, — усмехнулся он и, осторожно ступая, направился в глубину пещеры.

Лара торопливо стянула с себя тунику, затем распутала обрывки веревок, все еще обвивавшие ее запястья, и тихо охнула. Тело покрывали синяки и ссадины, на запястьях остались багровые полосы. Шипя от боли, она надела рубашку, еще хранящую тепло летнего дня, затем, завернувшись в плащ, села под ноги пофыркивающему коню. Ничего еще не кончилось, это лишь краткая передышка. Она мысленно потянулась к Раймону, но голова закружилась и перед глазами все поплыло. Что-то мешало ей, поток виделся похожим на пересыхающий ручей. Плохо. Неужели ожерелье действует на нее даже на расстоянии? Удасться ли ей в полной мере восстановиться? А Звезда? Лара не замечала, чтобы Беласко хоть раз пытался воспользоваться силой камня, и надежда продолжала жить в ее душе. Магистр Вальен говорил, что Звезда сама выбирает, кому служить... Таласса и обучение в обители Пастыря казались теперь настолько далекими, будто все происходило не с ней. Что же, теперь самое главное — скорее вернуться в Альби.

Она вдруг поняла, что давно не слышит шагов Брикасса и встревоженно прислушалась. Легче легкого заплутать в темноте! Однако отклик пришел сразу, окутал мягким теплом и даже леденящий ужас, который до их пор владел ею, отступил.

Судорожно вздохнув, она приказала себе не думать о том, что нечаянно открылось ей в Квилиане. Их чувствам нет и не может быть места!

Послышался шорох, и прозвучал взволнованный, запыхавшийся голос Брикасса:

— Сьера Лара! Выход всего в четверти лиги. Я дошел до него и проверил, можно будет спуститься по другую сторону и провести коня, — подойдя к Ларе, он посмотрел на ее босые ноги, — Садитесь на Солейна.

Он помог ей взобраться в седло и медленно повел спотыкающегося жеребца. Пещера, постепенно сужалась, переходя в узкий тоннель. Поворот — и они оказались в кромешной тьме

— Ничего, — подбодрил Лару Брикасс. — Сейчас вы увидите выход. Осторожнее, здесь лучше пригнуться.

И в самом деле, довольно скоро ход повернул снова, и впереди забрезжило светлое пятнышко.

Как ни была измучена Лара, когда они выбрались наружу, она не сдержала восхищенного вздоха: бесконечные цепи гор, окрашенные во все оттенки синего — от темного, с прозеленью — и до нежно-голубого, тянулись до самого горизонта, сливаясь там с небом. Однако, красота открывшейся им горной страны не только поражала, но и тревожила, заставляя ее почувствовать себя беспомощной.

На всякий случай она обратилась к своей стихии, выискивая враждебно настроенных существ — будь то люди или звери. Никого...

— Здесь нам ничего не угрожает, — тихо проговорила она, не отрывая взгляда от гор.

— Завораживает, не правда ли, сьера Лара? — заметил Брикасс, который тоже разглядывал горы, — Вам ведь никогда не приходилось оказываться вот так — один на один с природой, нетронутой человеком? В такой момент начинаешь понимать, как величественен и вместе с тем равнодушен окружающий нас мир, и что люди — не венец творения, как им хочется считать, а песчинки на ладонях Изначального Творца. Что значат все наши терзания и устремления, страсть и вражда? Дунет ветер, и песчинка канет в небытие, — на его губах появилась усмешка.

Изумленная тем, что Брикасс словно озвучил ее собственные мысли, она пробормотала:

— О рожденный женщиной человек! Короток век его, но полон тревог... промелькнет, как тень, и исчезнет*.

Слова Книги Начал, написанной еще до Эпохи Тьмы, прозвучали для нее особенно горько, опять нахлынула дурнотная чернота, из которой она едва успела вырваться. Лара закусила губы, и Брикасс, бросив на нее внимательный взгляд, проговорил:

— Но из песчинок сложены эти горы. Пусть короток век человеческий, но все же мы находим мужество чтобы сражаться до самого конца за себя и за тех, кто нам дорог. И любить, тем самым становясь вровень с самим Изначальным — ведь у него в распоряжении вечность, которой мы лишены.

Лара посмотрела на него с испугом — его слова были почти кощунственны, они противоречили тому, на чем до сих пор строилось ее мировосприятие.

Брикасс улыбнулся ей:

— Ветер вечности еще не подул, мы живы, и должны думать о живом. И поэтому, сьера Лара, давайте-ка попробуем спуститься и отыскать место для ночлега. Завтра решим, куда нам двигаться.

____________________________________________________

* Книга Иова

Спуск занял довольно продолжительное время, и когда беглецы оказались в долине, солнце садилось. Они сразу же наткнулись на ручей, пробивающейся из-под камней и с тихим журчанием прокладывающий свое русло по небольшой поляне, вокруг которой росло несколько лиственниц, и Брикасс сказал:

— Остановимся под деревьями.

Лара, погруженная в горестные размышления, кивнула. Начало проходить безумное напряжение, и все тело у нее ломило, а во рту все еще чувствовался вкус пепла и дыма жертвенного костра.

Брикасс придержал стремя, Лара спешилась и встала на дрожащие ноги, держась за луки седла.

— Садитесь сюда, я принесу вам воды, — он отвязал закрепленный позади седла сентиту и расстелил на траве.

Она шагнула, стараясь не морщится, и обессиленно опустилась на колючий войлок.

Арно задумчиво оглядел ее. Вправду ли случилось чудо, и Искры возродились в мире? Невероятно! Они давно стали легендами, знать, что перед тобой некто, способный повелевать стихиями. А Джузе — ведь он услышал призыв? Возможно ли, что и он тоже... Искра?! Не одаренностью ли объясняется его лекарское чутье? Это не укладывалось в голове — и это могло бы склонить чашу весов на их сторону!

Встряхнув головой, Арно прервал ход своих мыслей. Сейчас есть более насущные проблемы, требующие незамедлительного решения. Стойкость сьеры Оденар поражала, однако ей необходим отдых. Арно вытащил кружку, кинул седельные сумки рядом с Ларой, затем расседлал коня и отвел к ручью. Солейн нетерпеливо потянулся мордой к воде. Арно тоже напился, погружая ладони в холодные, золотящиеся под вечерним солнцем струи. Он неплохо знал земли Фальго и Мендико и всю долину Ордеса, но в этих местах бывать не приходилось. И теперь следовало подумать, куда держать путь,и позаботиться о пропитании и защите. Квилиан слишком далеко, оставалась Руэрба. Должно быть, Джузе уже добрался до нее, вот там они и поговорят. Однако возвращаться назад, через пещеру, представлялось ему слишком рискованно: сумеречники вполне могли затаиться в окрестностях ущелья, где потеряли их след. Эта долина простиралась с востока на запад и уводила от Ордеса, но во время спуска он разглядел, что вскоре она сливается с другой долиной, идущей почти строго на юг, и поэтому не было необходимости в поиске пути через хребет, тем более, что окружающие долину горы изобиловали крутыми склонами и каменными осыпями.

Что же, завтра он осмотрится лучше, Монте-Ерридж видна и отсюда, и послужит ориентиром. У него есть сухари и вяленое мясо, куртка, кое-какие мелочи, необходимые в походе, а также изарр и небольшой запас пуль и пороха. Арно наскоро плеснул себе в лицо и, зачерпнув в ручье кружку, вернулся к Ларе, которая так и сидела, завернувшись в его плащ и безучастно глядя перед собой.

— Пейте, потом надо будет поесть.

Пока она пила, Арно достал фляжку с изарром, и порывшись в сумке, вытянул кусок достаточно чистой тряпицы.

— Спасибо... — тихо проговорила Лара, возвращая пустую кружку.

— Позвольте мне взглянуть на ваши раны.

— Это просто царапины, — она поежилась. — Дар поможет мне... Скоро все пройдет.

— Иногда простая царапина может стоить вам жизни, если ею пренебречь.

— Как вам будет угодно, — устало вздохнув, она сбросила плащ.

Рука Брикасса легла на ее ногу чуть ниже колена, и Лара вздрогнула.

— Больно? — он кивнул на ссадины, покрывающие внутреннюю сторону голеней.

— Чуть-чуть....

— Это после скачки, повреждения поверхностные, но неприятные, — говоря это, Арно поднялся и еще раз сходил к ручью за водой, затем стал осторожно смывать пыль и землю с нежной кожи. — Будет щипать, — предупредил он, плеснув настойки на тряпицу.

— Я знаю. В Талассе я помогала Сестрам в госпитали обители, — Лара вымученно улыбнулась в ответ, и втянула воздух сквозь стиснутые зубы, когда он принялся протирать ссадины.

— А я достаточно насмотрелся на работу Джузе. Только благодаря ему мне удалось спасти вас.

— Господин Орсала? Он был с вами? — удивленно спросила Лара.

— Да. Фейерверк у жертвенника — его изобретение, — Арно усмехнулся. — Полагаю, пирры достаточно впечатлились. После он должен был отправиться в Руэрбу, столицу клана Фальго.

Мы тоже пойдем к Фальго.

Отголосок пережитого ужаса холодом стиснул сердце, и Лара прерывисто вздохнула. Арно, бросив на нее внимательный взгляд, добавил:

— Фальго — друзья, сьера Лара. Нидерра Астигар выделит воинов, чтобы сопроводить вас в Альби.

Она виновато потупилась и сказала:

— Я бы поискала, где сейчас ваш друг, но не выйдет...

— Ничего. Позже. А теперь посмотрим, что у вас с руками.

Она послушно протянул руки. Сильные пальцы Арно уверено и легко ощупали ее распухшие, потемневшие от кровоподтеков запястья.

— А здесь больно?

— Не очень.

— Я опасался, что в костях могут быть трещины, но думаю, что все в относительном порядке, — уголки его губ тронула улыбка. — Солнце уже низко, а в горах не стоит блуждать впотьмах. Переночуем здесь, место кажется достаточно удобным.

— Хорошо, сьер Арно, — тихо ответила она, вновь натягивая плащ на плечи.

Брикасс сказал, доставая связку вяленого мяса и сухари:

— Перекусим, потом я соберу хворост для костра. У меня есть еще куртка, но ночью будет холодно.

Взгляд Лары упал на темные ломтики, и желудок скрутили спазмы.

— Я не хочу! — выкрикнула она, отшатнувшись и закрывая лицо руками.

— Сьера Лара?

Она замотала головой и сжалась в комок.

— Их крики! Они всегда будут звучать в моих ушах!

— Выпейте вот это, — Брикасс обнял ее, пристроив ее голову к себе на плечо.

Дрожащих губ Лары коснулся край фляжки, она сделала глоток и задохнулась: рот обожгло, затем огненный сгусток покатился вниз.

— Что... это?! — тяжело дыша, простонала она.

— Изарр. Вам станет легче.

Его бережные объятия и тепло рук успокаивали, заставляли ее чувствовать себя живой. Ее, но не тех несчастных, принявших жуткую смерть по ее вине! Лара подняла на взгляд и увидела в глазах Арно сочувствие и боль. И тоску. Голова закружилась, и Лара уткнулась лицом ему в грудь. С ее губ бурным потоком, более не сдерживаемым рухнувшей плотиной, полились бессвязные слова:

— Я должна была предупредить... Но все напрасно... Доля провидцев — знать и ничего не мочь предотвратить... Так сказал шаман. Он привел меня в Квилиан и держит до сих пор... Я чую... Я не хотела... такой судьбы! Читать в сердцах людей — это проклятие! Когда я увидела вас... Если бы можно было все изменить! Уехать... С вами... Далеко! Я желала этого еще тогда... на корабле!

«Странник милостивый!»

Она говорит... о нем?! Так значит, не только его насмешница-Ананк поразила запретной любовью? Несмотря ни на что, он продолжал видеть женщину, а не великую Искру. Любимую, желанную женщину. И теперь, когда она льнула к нему, и ее слова... Это наносило сокрушительные удары по его выдержке.

— Тише... тише, — его дыхание шевелило прядки волос у нее на виске.

«Я должен...»

Но что именно он должен, осталось недодуманным, потому что повинуясь внезапному порыву, Лара вскинула голову и приблизила свои губы к его. И замерла, с отчаянием глядя ему в глаза.

— Лара... — прошептал Арно. Его ладони скользнули по спине молодой женщины: — Лара, — повторил он и прерывисто вздохнул, а потом прильнул к ее губам, — нежно, очень нежно, видя, что она на пределе и не желая пугать ее.

Лара затрепетала в его руках, и он оторвался от нее, разжимая объятия, потому что ему показалось, что она вырывается. Но ее руки обвились вокруг шеи , и теперь она уже сама самозабвенно, до боли в губах целовала его, разжигая в нем пламя, которое он так безуспешно старался в себе погасить.

Арно медленно опустил ее на плащ и склонился, целуя ее мокрые от слез веки. Затем его губы скользнули по шее, коснулись ямочки между ключиц, и Лара с едва слышным стоном запрокинула голову, закрывая глаза. Ее запах, вкус ее кожи пьянили его...

Он провел рукой по бедру Лары.

— Какая ты красивая...

Его пальцы коснулись завитков внизу ее живота и она развела колени, покоряясь его напору и признавая свое поражение перед неистовым вихрем, который закружил их обоих, сметая любые преграды на своем пути и заставляя забыть обо всем.

...Несколько мгновений они лежали неподвижно, потом Арно пошевелился и приподнялся на локтях, с тревогой вглядываясь в бледное лицо Лары с еще непросохшими дорожками слез. Глаза ее были закрыты, однако грудь вздымало ровное дыхание. Он с облегчением понял, что она просто спит. То, что произошло, тоже казалось сном. Необоримая усталость сковывала и его, однако он поднялся, набросил на Лару свою рубаху и укрыл плащем, затем оправил одежду и, прихватив сухарь и пару ломтей так некстати предложенного мяса, отправился собирать топливо для костра. Разводить костер был рискованно, однако сухие ветки горели почти без дыма, а огромные лиственницы должны скрыть их присуствие от недобрых глаз.

Он набрал воды в маленький котелок, а речные окатыши подошли для подобия очага и вскоре среди камней негромко потрескивало пламя. Завтра он лучше приготовится к ночевке, а сегодня нужно просто положиться на удачу. За Солейна можно было не беспокоится: конь выучен не только оставаться возле всадника, но и поднять тревогу, почуяв приближение людей или зверей. Арно потер ладонями лицо и снова посмотрел на Лару. Отсветы пламени кидали блики на ее умиротворенное лицо, губы, прежде твердо сжатые, приоткрылись, и он почувствовал прилив нежности, и почти страх — перед этой всепоглощающей любовью которая затапливала его. Ему, считающему, что на опасность надо отвечать яростью, нечего было противопоставить древней власти, которая была под стать самой Природе, окружавшей их. Может быть, лишь свою иронию? Он криво усмехнулся.

«Видно, пришло время понять, что есть вещи, неподвластные тебе, не так ли?»

Он подкинул в огонь очередную охапку хвороста. Костер будет гореть какое-то время. А ему тоже надо поспать. Натянув куртку, Арно пристроился на край сентиту и немедленно провалился в сон.

Ему показалось, что не прошло и децимы**, как что-то разбудило его. Однако, он проспал дольше, потому что в темноте багряно рдели угли. Арно приподнял голову: тишина, в паре туазов вырисовывался темной глыбой Солейн. Конь хрупал травой и не проявлял никаких признаков тревоги. Воздух ощутимо посвежел, значит скоро рассветет. Арно протянул руку и отправил в огонь пару толстых веток, подождал, пока огонь разгорится.

После краткого отдыха самые противоречивые чувства обуревали его. Что это было, что бросило их в объятия друг друга? Как получилось , что он, позабыв о чести, поддался влечению, не отвел руки цепляющейся за него женщины? Как он посмотрит в глаза сьеры Оденар, когда та проснется? Разве он не видел, что с ней происходит, его долг был уберечь ее от себя самой, а не бросаться в омут страсти... Однако слова Лары, пусть и вырвавшиеся под влиянием момента, ошеломили его, а ее близость окончательно свела с ума. Он должен был предусмотреть нечто подобное, но почему-то не сумел сделать это.

Ему еще предстоит обо всем подумать. Но... завтра. Вперед многие лиги и неисчислимые опасности, и самое важное сейчас — добраться до дружественных земель.

Плечи Лары вздрогнули; она вздохнула и свернулась в клубок. Наверняка, замерзла.

«День придет и принесет новый свет и новую пищу».

Тяжело вздохнув, он опустился обратно на сентиту и мягко привлек к себе Лару, обнимая и согревая ее.

** час в Орнее равен 180 мин, децима — ок 20 мин

На рассвете близко подошедший к спящим Солейн переступил копытами, звякнула о камень подкова, и этот звук разбудил Лару. В первый миг она не могла понять, где находится. События вчерашнего дня переплелись в памяти причудливой фантасмагорией, фресками с изображениями мытарств, ожидающих тех, кто упадет со Звездного моста, и чего-то, тревожно-щемящего и восхитительного одновременно. Тело затекло, она попробовала потянуться и охнула: как же все болит! Тут же пришло ощущение собственной наготы, кожа горела от соприкосновения с шершавым войлоком. И... Она обнаружила, что рядом лежит сьер Арно, а она обнимает его, и голова ее покоится на его груди.

Теперь воспоминания хлынули потоком: ужас жертвоприношения и чудесное спасение, бешеная скачка и лицо Брикасса, склонившееся над ней, близко, очень близко синие глаза, в них — жажда и нежность, его губы, ласкающие ее...

«Я и сьер Арно! Странник, помилуй нас! — Она похолодела, в горле встал ком. — Нет! Это невозможно, я брежу!»

Нет, ничего ей не привиделось, более того — она сама бросилась к нему на шею! Не взирая на боль, Лара рывком села и закуталась в плащ. Было рано, солнце только окрасило в розовые тона самые вершины гор, а в долине еще лежала глубокая тень.

От ее резкого движения Брикасс тоже проснулся и пристально посмотрел ей в лицо. Однако Ларе было бесконечно стыдно встретится с ним глазами, и она отвела взгляд.

Брикасс поднялся на ноги и отошел к погасшему костру. Молчание становилось невыносимым.

— Сьер... Арно, — сглотнув, начала она, — то... что случилось... Вы вправе презирать меня, ведь я...

— Сьера Лара, выслушайте меня, — остановил ее Арно, постаравшись как можно более смягчить голос.

«Этого и следовало ожидать. А и я тоже хорош. Дери меня все Твари Запредельные!»

— Не вините себя, — он грустно улыбнулся. — Случилось то, что случилось. Нам предстоит тяжелый и долгий путь. И я совершенно не вправе презирать вас, потому что я также желал того... что произошло между нами. Более того, на мне лежит гораздо большая вина... учитывая состояние, в котором вы были. И я в полной мере осознаю и принимаю ответственность за возможные последствия.

— Какие последствия? — голова у Лары шла кругом, и даже ноющая боль в мышцах отступила.

— Если окажется так, что вы понесли ребенка, я должен знать. Пообещайте мне, что найдете способ известить меня и не предпримите никаких... необдуманных шагов. Я признаю его.

— Будьте спокойны на этот счет, — горько усмехнулась Лара. — Это невозможно.

И подумала о муже.

«Я изменила Раймону!»

Боль пронзила сердце, и на мгновение Ларе захотелось, чтобы земля разошлась и поглотила ее.

— Как вы можете знать это наверняка?

Вопрос разозлил ее, и она не особо любезно огрызнулась:

— Знаю. Я — Искра!

— Простите. Мне сложно привыкнуть к этому, — глухо пробормотал Брикасс. Он подвесил котелок с водой над костровищем и принялся разжигать огонь. — Вам надо поесть. Сухари, — предупреждая возможный отказ, улыбнулся он.

Спокойный тон, обыденность его слов и действий неожиданно успокоили Лару. Она поняла, что голодна, но прежде ей хотелось умыться. И не будет же она до скончания времен сидеть, завернувшись в плащ? Она нетерпеливо повела плечами.

— Я отвернусь, — догадался о ее смущении Брикасс. — Вы сможете встать?

— Думаю, да.

Она торопливо натянула рубаху, затем набросила плащ на плечи, и, стиснув зубы, встала на ноги. Путь до ручья показался длинным, острые камешки больно впивались в босые ступни. Но после того, как Лара умылась, ей сразу стало лучше. Она попыталась привести в порядок растрепанные волосы, пальцами раздирая густые длинные пряди и тихонько ойкая. Постояла еще, вдыхала прохладный воздух и слушая щебечущих на все лады птиц. Край солнца появился над горным хребтом, вспыхнул и запереливался сотнями оттенков покрытый росой луг. Лара оглянулась на место стоянки. Сьер Арно обтирал коня скрученным в жгут пучком травы и что-то тихо говорил ему. Она вздохнула. Несмотря на попытку объяснения, напряжение было разлито в самом воздухе, и при одном взгляде на этого мужчину сердце замирало, а потом пускалось вскачь. Сбывшаяся мечта, что обернулась неизбывной печалью. Однако первоначальное потрясение прошло, и она заставила себя собраться с духом. Мысль об измене тяжким грузом лежала на душе, но это личное дело ее и Раймона. И она готова держать перед мужем ответ. Когда все закончится. Теперь же...

Лара попробовала пойти в поток, однако что-то препятствовало. Как и накануне, она видела пеструю мозаику жизни затерянной в горах долины, но при попытке проникнуть взглядом дальше вокруг нее вырастали барханы сыпучего песка. В чем может быть причина? Она утратила дар? Ожерелье Сугаара все еще лежало в седельной сумке, но просто выбросить его не казалось Ларе выходом. А огонь? Тяжелые бусины — то ли неизвестный металл, то ли камень, уничтожит ли огонь проклятый артефакт? Если бы у нее оставалась Звезда! Она закусила губы, еще раз подумав о том, к каким ужасающим последствием привел ее порыв, и тяжело вдохнув, побрела назад.

В котелке закипела вода. Брикасс, подойдя к костру, бросил в воду округлые светло-зеленые листочки.

— Что это за растение? — с невольным любопытством спросила Лара, вдохнув тонкий пряный аромат.

— Мелисса. У пирров она наделена священной силой, считается, что ее соки придают сил и отгоняют зло, — он снял котелок с огня и перелил часть отвара в кружку.

— Вы много знаете о... пиррах?

Лара осторожно отпила горячий отвар и вгрызлась в ржаной сухарь.

— Это храбрые люди с пылким сердцем, и я рад считаться другом клана Фальго, — начало было Брикасс, но запнулся. — Впрочем, вам сложно с этим согласиться. Но Фальго поклоняются Илларге и Осту, а не кровожадному Сугаару. Мне не известно, какому из кланов принадлежит эта долина, но на юге культ Сугаара почти не распространен. Будем уповать на Странника. Руэрба не так далеко от Монте-Сут, однако возвращаться назад через пещеру опасно, как и задерживаться здесь. Нам придется идти в обход. Надеюсь, сегодня мы наткнемся на селение и сможем купить на альбийские кроны припасы и одежду для вас. А главное — обувь.

Лара уткнулась в кружку, вспомнив, что мужская рубашка и плащ, составляющие ее одежду далеки от самых вольных норм приличия.

— Как вы считаете нужным... сьер Арно, — пробормотала она.

«Он прав — случилось то, что случилось. А сейчас надо идти дальше».

Они пустились в путь сразу после завтрака. Брикасс вел Солейна в поводу, выбирая дорогу. Солнце начало припекать, и Лара, поколебавшись, сняла тяжелый жаркий плащ и убрала его в сумку. Брикасс как будто не заметил этого, продолжая неутомимо шагать впереди. После полудня им встретилась поляна, усыпанная земляникой.

— Не будем пренебрегать этим щедрым даром природы, — сказал Брикасс, останавливаясь.

Кажется, это были его первые слова с самого утра. Лара кивнула, спешиваясь. Только однажды ей довелось попробовать землянику, и нежный сладкий вкус запомнился. Она опустилась на колени, собирая спелые ягоды. Брикасс взобрался на залитый солнцем пригорок, затем подошел к ней, протягивая ей полные пригоршни ароматного лакомства. Лара взглянула ему в лицо: он смотрел напряженно, будто опасался, что она отвергнет это подношение. Она и собиралась отвергнуть, но... Незнакомец, дерзящий ей в узком переулке знойной Джинеры, либерос в покрытой вмятинами кирасе, благородный изгнанник, принесший ей спасение — все образы вдруг слились воедино. Мужчина, предназначенный ей звездами, с кем они разминулись... И тогда Лара наклонилась к его ладоням, губами беря ягодку за ягодкой.

Руки Брикасса дрогнули, когда губы Лары коснулись кожи, он прерывисто вздохнул, но не не отступил и не отвел их.

— Вкусно, — прошептала она и улыбнулась: — Я съела почти все. А вы?

Он ответил не сразу. Лара опустила голову, как никогда остро ощущая его ауру, где мешались золотые и темно-лиловые нити — любви и щемящей печали...

— На мою долю тоже хватит, не переживайте, — Брикасс высыпал остатки земляники в рот: — Как бы не хотелось задержаться на этой поляне, поспешим.

Он больше не смотрел на нее, и Лара мысленно обругала себя — что она творит?!

Под вечер им опять повезло: они столкнулись с пиррейскими пастухами. Эта была семья, состоящая из седого патриарха, его сына с женой и трех разновозрастных ребятишек. На пологих склонах паслась огромная — не меньше сотни овец — отара под присмотром лохматых собак. Брикасс заговорил с главой семейства на пиррейском и показал деньги. Тот оглядел путников цепким взглядом и, ткнув пальцем в нож, висевший на поясе у Брикасса, что-то коротко ответил. Помедлив, Брикасс кивнул. Так Лара стала обладательницей льняных туники и штанов, а также башмаков из превосходно выделанной кожи. Впридачу им дали ячменных лепешек, половина из которых были немедленно съедена.

— Я могу идти пешком, — заявила Лара, когда они расстались с пиррами.

Одевшись, она почувствовала себя уверенней.Брикасс с сомнением покосился на нее, и она поспешила добавить:

— Я хорошо себя чувствую, а Солейн и так вез меня целый день.

Он не стал спорить, а лишь кивнул. Пока все складывалось удачно, погоня потеряла их следы. Вот только что было делать с тем притяжением, что натянутой струной звенело между ним и сьерой Ларой? Он не ожидал, что она начнет есть землянику из его рук, и едва поборол искушение прильнуть к ней в поцелуе и пить ее дыхание.

«Ничего не мешало принести ягоды в кружке. Так что нечего сетовать» — язвительно сказал он себе.

На ночевку они остановились еще засветло, под скальным карнизом, закрывавшем их от ветра. Ужин состоял из остатка лепешек и отвара мелиссы. Покончив с ним, Арно задумался, глядя в огонь. Пастухи были из клана Сиралла, Вереск, ведущего замкнутый образ жизни и занимавшегося в основном скотоводством. Их малонаселенные земли лежали в стороне от главных дорог, и это значило, что на лиги в округе могло не быть деревень. Арно предполагал подстрелить утку или иную пернатую дичь, благо та в изобилии гнездилась в Пиррейских горах, однако отказ сьеры Лары от мяса грозил обернуться проблемой. Вряд ли великодушные пастухи будут встречаться им на каждом шагу.

Арно поймал неуверенный взгляд Лары. Немудрено, после всего, что произошло.

— Ночи здесь холодные, — спокойно сказал он.

— О чем вы, сьер Арно?

— О том, что спать мы будем под одним плащом. Сейчас не время для условностей и правил, диктуемых нашим строгим обществом.

* * *

— Тебе не уйти от того, что предназначено, — прозвучал глухой голос.

Спиной Лара чувствовала холодный камень, в тело впились веревки.

«Это мне снится... Сьер Арно пришел и спас меня...»

— Посмотри, сон ли это!

Она приподняла тяжелые веки и обмерла от ужаса. Прямо перед собой она видела лицо Беласко. В узких глазах, казалось, состоящих из одних зрачков, клубился мрак.

— Сугаар выбрал тебя!

Слова подавляли волю, и Лара забилась, инстинктивно, как дикое животное, угодившее в сеть охотника и еще туже затягивая петли веревки.

Шаман взмахнул жертвенным ножом и широкое черное лезвие вновь поплыло к ней.

«Сейчас... сейчас из дыма вырвется всадник...»

Жгучая боль разлилась в груди, и Лара закричала, корчась в своих путах. Метнулись скрюченные пальцы, затем Беласко поднес руку к ее лицу. Лара застывшим взглядом уставилась на пульсирующий кровавый ошметок на ладони шамана.

«Сердце... Это мое сердце! Я мертва!»

Из зияющей раны в груди толчками выплескивалась кровь, но Лара все жила, и самым непостижимым образом продолжала чувствовать непереносимую боль и осознавать происходящее.

— Хорошо! Он уже здесь!

Окружающий мир превратился в огромный кристалл, в котором она видела бессчетные отражения двух фигурок: женскую, похожую на сломанную куклу, испачканную красной краской, и мужскую, триумфально воздевшую руку с ярко горящей багровой искрой. Огромный змей с человеческой головой обвивал кристалл. Потом разум затопила тьма, и Лара захлебнулась безумным воплем...

...Руки... чьи-то руки дотрагиваются до нее, проводят по плечам, по лицу... Как она может чувствовать прикосновения, ведь она умерла. Теплые, даже горячие... нет, это ее кожа холодна, как лед.

— Сьера Лара! — голос зовет, не отпускает.

Она открыла глаза. Темно. Так и должно быть. Однако, постепенно в голове проясняется: проступает скальный свод в слабых красноватых бликах от почти прогоревшего костра, ночное небо снаружи.

— Вы меня слышите?

Ее осторожно встряхивают за плечи.

— Он убил меня... — шепчет она пересохшими губами. — Шаман... Он вырвал мне сердце...

…Когда сьера Лара застонала и начала метаться, Арно подумал, что у нее кошмарный сон. Неудивительно. Но этот был чем-то, из ряда вон выходящим. Арно никак не мог разбудить ее — до тех пор, пока отчаянный вопль не вырвался из ее груди, и она не замерла, холодная и недвижная... Что за морок наслал проклятый шаман?!

— Вы живы, сьера Лара... — сказал он дрогнувшим голосом.

— Беласко сказал, что мне не уйти от предназначенного...

Ему было не по себе от опустошенного блуждающего взгляда Лары. Как освободить ее, увести из мира сна, от самой грани, на которой она остановилась?

Арно дотронулся губами до ее лба, словно доказывая ей, что она в самом деле жива, но единожды поцеловав ее, был уже не в состоянии остановиться.

Совсем близко — ее огромные, блестящие от непролившихся слез глаза.

— Люби меня...

— Я не отдам тебя Тьме, — шепчет он, целуя ее веки, и колкие лучики ресниц опускаются, а руки скользят вверх, обвиваются вокруг его шеи.

Ощущение бархатистости ее кожи под его ладонями, ее губы, едва слышно повторяющие одно слово. Он желает понять, что она говорит и наклоняется еще ниже.

— Арно, — словно пробуя на вкус его имя, шепчет она, — Арно!

Мужчина склоняется перед женщиной, как перед богиней, а она тянется к нему всем своим существом, будто стремясь прорасти сквозь него.

— Я люблю тебя! Звезды, как же я люблю тебя!

Их сплетенные тела вершат извечный, священный танец, прогоняющий мрак, и гимном возрожденной жизни звучит ликующий крик...

— Шаман сказал, что Сугаар уже здесь... — Лара прижалась щекой к его груди. Взошла луна, и серебрянный свет коснулся их. — Полнолуние. Мне было видение, что Квилиан падет в полнолуние. Но мой дар до сих пор запечатан, и я ничего не могу поделать...

— Я мало знаю об Одаренных и Тьме. Никогда не интересовался, меня занимало другое, — тихо ответил Арно. — Однако убежден, что если мрак так яростно пытается ворваться в мир, найдется свет, что рассеет его.

— Что же будет дальше?

Пальцы Арно погрузилась в ее густые волосы на затылке, ласково перебирая волнистые пряди

— Не думай об этом сейчас, — прошептал он, закрывая глаза, — Просто... живи.

Беласко дернулся всем телом. Сугаар резко прервал слияние, и отдача вызвала приступ дурноты и неприятными вибрациями отозвалась в мышцах. Должно быть, гнев господина еще не улегся.

«О, Великий Змей, молю, прости ничтожного слугу своего за оплошность!»

О да, его вина огромна, ведь ритуал был нарушен в последний миг! Он уже ощущал присутствие Сугаара и в своем ликовании прозевал приближение врагов. Шаман скрежетнул зубами и с кряхтением сел. Сломанная нога не позволила ему бросится в погоню за Искрой, а появившийся в долине отряд альбийцев вынудил покинуть Ордес. Но не все потеряно, он все еще держит ее душу в своей руке и тот, другой, сам пришел к нему... Нет ли здесь божественного проведения? Беласко поднял глаза к небу. Полная луна заливала острые пики хребта Аргельез призрачным светом. Илларга еще раз должна умереть и вновь достичь расцвета, и тогда Галейский Лев сломает Альбийскую розу. Война — время Сугаара, время обильной жатвы...

«Да напитается кровью земля, да взрастет на ней лоза гнева... Харц и другие храбрые отправились служить тебе, так не оставь Аратс своей благосклонностью!»

Неясное бормотание послышался слева, и Беласко повернул голову.

— Менату!

Молодой воин, сидевший у костра, встал и, подойдя к шаману, почтительно наклонил голову.

— Желаю взглянуть на пленника.

Менату помог Беласко подняться и подал костыль. Обхватив юношу рукой за плечи, шаман доковылял до мечущегося в глубоком забытьи человека. Запрокинутое лицо пленника временами искажалось от гнева, или вдруг на нем появлялось выражение безграничного счастья. Одаренный шел по спирали Сугаара, к самому центру, где нет разницы между высшим блаженством и великим страданием. Однажды он уже начал этот путь, а сейчас пришло время закончить. В храме Исароса Великий змей примет его в свое лоно...

* * *

Ночь выдалась ясной. Луна, Ночная Гостья, во всем своем великолепии шествовала извечным путем по небу Орнея, побуждая влюбленных в Альби и Галее, в Ибере и вольных городах вздыхать и предаваться грезам, а поэтов — браться за перо. Капитан контрабандистской забары, дрейфующей возле эйрландских берегов, скупо улыбался и невесть отчего вспоминал другую ночь начала лета и себя, пятнадцатилетнего, впервые познавшего сладость губ соседской девчонки. А в отдыхающей от дневного зноя Рагасте девушка, одетая в хламиду ордена Сестер, взирала на луну с надеждой, мысленно произнося слова молитвы о путешествующих и прося оградить от беды в дальнем краю...

Однако луна не только вызывала прилив вдохновения или сладостных воспоминаний. Часовые на стенах Квилиана напряженно вглядывались в ночь, время от времени с тревогой посматривая на ясное небо: не заволокут ли его тучи, не опустится ли на крепость туман, несущий смерть.

Пиррей тоже был залит светом Ночной Гостьи. На скальном уступе, нависающем над долиной Ордеса, застыла темная фигура: мужчина, стиснув рукой эфес шпаги, смотрел на сияющий серебрянный диск и в глазах его были горечь и боль.

…Преследование продолжалось уже седмицу. Собаки, поначалу бросившиеся в погоню за пиррами, через лигу принялись неуверенно рыскать по склонам, то и дело возвращаясь к хозяину. Однако это не обескуражило Тенеко, который заявил, что через перевал Квилиана ведет лишь одна дорога. И действительно, уже на землях Мендико они наткнулись на заваленные камнями трупы и свежее костровище. Отряд продолжал идти на север, к границе с Галеей, время от времени обнаруживая признаки, что пирры шли тем же путем. Но расстояние межу ними не сокращалось, и даже как будто стало увеличиваться. Позавчера на них вылетели всадники, оказавшиеся дозорными Горных котов. Командир дозора рассказ о чужаках, замеченных на рассвете и шедших к Монте-Сут, Огненной горе, и в сердце Оденара затеплилась надежда.

Подножия Монте-Сут они достигли к вечеру. Собаки вдруг заметались, взлаивая и скуля. Тенеко свистом призвал их к порядку, затем встряхнул за шкирку вожака и коротко скомандовал что-то на пиррейском. Кобель утробно взвыл и неохотно потрусил вперед. Скоро причина беспокойства собак стала очевидна и для людей: порыв ветра принес запах крови и смерти. Когда же они вышли на площадку жертвоприношений, Оденар на миг замер на месте, затем бросился к столбам с истерзанными останками. Заляпанные кровью мундиры, валяющиеся на камнях, не оставляли сомнений в том, кем были несчастные, однако он никого не мог опознать. Кого-то из рядовых бурно вырвало, сопровождающие их пирры ничком попадали на землю, бормоча молитвы. Еще курились угли огромного костра, значит, они опоздали совсем на немного...

— Сьер Раймон... — Тенеко протянул ему скомканные куртку и рубашку. Свирепые псы, мелко дрожжа, жались к ногам проводника.

Да... Одежда принадлежала Ларе. Оденар прикрыл глаза. Внутри будто все оборвалось. До последнего он был уверен, что Искра нужна шаману, чтобы использовать ее способности, а значит был шанс нагнать его. Спасти... И сейчас разум отказывался воспринимать увиденное. Усилем воли он подавил ужас и отчаяние и еще раз оглядел площадку. Восемь жертв — число совпадало с пропавшими солдатами охраны Лары. Центральный столб пустовал, но обрывки веревок свидетельствовали, что и к нему была привязана жертва. Надежда возрождалась в нем — как бы ни были обезображены были тела, все же можно было понять, что среди них нет женщины.

— Сьеры Лары здесь нет, — сдавленно сказал он Тенеко. — Мы должны без промедления идти дальше!

Тенеко кивнул и, отойдя в сторону, заговорил о чем-то с Горными котами, однако у тех его слова явно не вызвали восторга.

— Аратс вызвали Сугаара. Мендико чуют его гнев и боятся, — пояснил он.

— Так почему же он до сих вор не обрушил на нас свой гнев? Если они боятся, пусть возвращаются восвояси. И прячутся под юбками своих жен, — бросил Оденар.

Каждое мгновение задержки приводило его в ярость. Словно одержимый, он готов был вскочить в седло и нестись во весь опор, если бы только знать — куда. Тенеко вновь обратился к пиррам, в чем-то с жаром убеждая их. Переглянувшись, те наконец согласились.

Едва они отошли от площадки, собаки воспряли духом и бодро припустили вперед, шумно обнюхивая камни и землю. После осмотра окрестностей выяснилось, что враги спешно покинули святилище и ушли на северо-восток. Оденар приказал двигаться следом, пока темнота не сделала погоню бессмысленной. Весь следующий день они блуждали по Ордесу — как если Сумеречники играли в догонялки. Чем было вызвано такое странное поведение и почему враги не идут кратчайшим путем, Оденар не мог себе объяснить. На закате следы исчезли, и как бы Тенеко не понуждал собак вновь отыскать их, все было бесполезно. Аратс будто растворились в воздухе...

Лунный свет осязаемой тяжестью давил на веки. Что там, в Квилиане? Исполнилось ли пророчество? Оденар тряхнул головой, борясь с глухим, отупляющим отчаянием. Они оказались в глубине Пиррея, перед ними неприступные отроги Аргильеза, а дальше — земли Сумрака. Он отгонял от себя мысли о том, что приходится переживать сейчас Ларе, но твердо верил в то, что она жива. Сам он готов был преследовать пирров на их землях, однако чутье говорило, что назревает еще одна проблема, и это не измотанность людей или недостаток провианта — благо, что во встретившейся им деревне Мендико их снабдили всем необходимым. Нет. После святилища Сугаара он все чаще замечал мелькающий в глазах солдат страх. Пока еще они держатся, однако угнетенное состояние рано или поздно проявит себя. В чем его долг? Идти до конца и с большой вероятностью сгинуть в лабиринтах ущелий без пользы и смысла? Отказаться от поисков жены, вернуться и отстаивать страну, давшую им приют, сталью и порохом, не надеясь больше на чудесный дар? Но Лара — что будет с ней? А что будет с тысячами других женщин в Альби? Оденар скрипнул зубами, с ненавистью глядя на Ночную Гостью.

«Странник, направь своею мудростью разум мой... — едва слышно прошептал он. — Ибо я лишь смертный, и не дано мне прозревать грядущее...»

Тишина была ему ответом, ни один листик не шелохнулся, и даже ухавший в лесистом распадке филин замолк. Видно, Посланец звезд позабыл про Орней и не стоит более уповать на его милость. Или в этом и есть ответ? Раймон горько усмехнулся. Если завтра собаки не возьмут след, он отдаст приказ возвращаться в Альби.

* * *

Неглубокое озерцо казалось драгоценным аквамарином в натруженных ладонях. На привал остановились на поляне, в тени деревьев. По берегам во множестве гнездились утки, и Арно удалось подстрелить двух. Он выпотрошил тушки и обмазал их глиной, намереваясь запечь в углях. Сюда они вышли на четвертый день скитаний. Все складывалось как нельзя более удачно, но тревога продолжала звенеть в нем.

«Здесь нам ничто не угрожает», — сказала Лара.

Прозвучало привычно — но когда это успело стать привычным? Он оглянулся на озеро, где плескалась Лара. Солнце рождало искры в капельках воды на обнаженной коже. Искры. Искра...

Удастся ли ей преодолеть отвращение к мясу? Сухари закончились, другой еды, кроме попадающихся на опушках ягод и первых грибов, неоткуда было взять. Но... Ордес уже близко, а там — земли Фальго.

Впрочем, Лара и вправду немного оправилась, поскольку смогла сьесть несколько исходящих соком кусочков.

— Снова ночь... — бросив взгляд на низко стоявшее солнце, она сжалась и опустила голову.

Арно тяжело вздохнул. Кошмары продолжали терзать Лару. Днем она спокойно расспрашивала о землях, где ему довелось побывать, о Коэрте и обычаях пирров, и он охотно рассказывал ей случаи из своей жизни, выбирая при этом что-либо курьезное или забавное. Но как только сгущались сумерки, и они устраивались на ночлег, Лара затихала, и напрасно он твердил, что ничего дурного с ней не случится. Она соглашалась и закрывала глаза, но по сбивчивому дыханию Арно догадывался, что она не спит. Однако, утомление брало вверх, а затем она вновь захлебывалась криком. Как и в первую ночь, он был не в силах прервать кошмар, пока шаман не выпускал Лару из своих тенет. Ему отставалось лишь прижимать ее к себе, мысленно проклиная темное колдовство.

...Она не давала себе уснуть, вонзая ногти в ладони, но проваливалась в сон как в омут. И снова веревки впивались в тело и жертвенный нож плыл к ней. Грудь пронзала непереносимая боль, и гремел в ушах глумливый хохот:

— Я не отпущу тебя! — Беласко подносил к своему рту ее пульсирующее сердце, намереваясь впиться в него подпиленными зубами.

Наползала ледяная мгла, и шаман обращался в змея с головой человека. Взгляд немигающих глаз проникал в самую душу, и Лара падала, бесконечно падала в черноту. Но в этот раз на краю помраченного сознания вдруг затрепетал язычок пламени, разгораясь все ярче.

«Это сон, только сон, любовь моя. Борись!»

И тогда она рванулась прочь от пыточного столба. Веревки исчезли, пламя взметнулось стеной, ослепляя, выжигая страх и сомнения, обращая в пепел хрупкую плоть. Лара выгнулась в мучительной судороге и последним усилием выбросила руку вперед, направляя ярость туда, где свивались и развивались кольца исполинского змеиного тела. Рушились горы и иссыхали моря, само мироздание распадалось и погибало в бешенном огне. И вдруг все закончилось. Открыв глаза, Лара увидела низкое серое небо, к которому в немой мольбе простирали черные ветви деревья. Так уже было... когда-то. С другой женщиной, чья душа сгорела до тла. Или это было с ней?

— Это поможет тебе, Искра.

Она обернулась. Перед ней стоял старик в ветхой жреческой хламиде, его ладони был полны прозрачной воды, и синяя звезда сияла в глубине. Лара опустилась на колени:

— У меня нет больше реликвии...

— Не беда. Реликвии ничего не значат, если нет внутренней силы. Испей.

Она припала губами к воде, и каждый глоток, возрождая, менял ее.

— Благослови мой путь, Странник, — успела сказать она, прежде чем видение исчезло.

Лара села, озираясь по сторонам. Потрескивал костер, небо на востоке посветлело, предвещая скорый рассвет. Удушливая пелена, окутывающая ее все эти дни, спала и снова были внятны малейшие изменения ткани бытия, более того — теперь все казалось еще ярче и насыщеннее и не вызывало желания закрыться.

— Я... вырвалась.

— Лара... — Арно обнял ее за плечи и привлек к себе.

Она чувствовала его тревогу и любовь, и душа тянулась к нему, но долг неумолимо ставил между ними преграду.

— Подожди, — она отстранилась, прижала пальцы к вискам, сосредоточилась.

Поток вознес ее над Ордесом. Она видела небольшой вооруженный отряд, расположившийся на ночлег в десятке лиг к северу. Пришло узнавание: сьер Раймон и его солдаты! Завтра они встретятся. Дальше. Еще мгновение — и ей открылся Квилиан. Пламя факелов освещало стены, по которым спокойно прохаживались часовые. Нападения не было! Ликование, но и ощущение опасности...

«Пока не было».

И все же — надежда есть. Она выдохнула. Глаза закрывались от неимоверной усталости, однако оставалось еще одно важное дело.

— Дай мне ожерелье, — тихо проговорила она.

— Разве ты совладаешь с этой дрянью? — с беспокойством спросил Арно.

— Все хорошо. Дар вернулся ко мне...

Он кивнул и дотянулся до сумки, матово блеснули бусины, холодной тяжестью ложась ей в руки. Она видела темную суть артефакта, но знала теперь, как разрушить его. Еще одно напряжение сил — и ожерелье рассыпалось пылью.

— Завтра... я скажу, куда нам двигаться, и... — не закончив фразы, Лара склонила голову ему на плечо.

...Лара заснула мгновенно, и даже не почувствовала, как он уложил ее и укрыл плащом. И Арно еще долго, любуясь, смотрел на нее. Этой ночью он на долгий, страшный миг был уверен, что она мертва, но затем ее губы дрогнули и дыхание всколыхнуло грудь. Какую борьбу она вела? И какой вернулась?

Все изменилось. Зримое ли проявление силы, или строгость, проступившая в чертах ее лица, но что-то безвозвратно ушло, оставив лишь светлую печаль...

Обильные дожди конца весны погнали травы в рост, и теперь, на исходе второй седмицы лета, высокие стебли по пояс скрывали едущих на одном коне по берегу мелкой речушки мужчину и женщину. Взгляды путников невольно обращались к зловещей Монте-Сут, которая высилась в нескольких лигах севернее. Они уже были в долине Ордеса, а речка, по видимому, являлась одним из притоков Нисы.

— Надо идти к горе, — тихо сказала Лара. — там мы встретимся с отрядом сьера Раймона.

Арно через плечо покосился на нее. Возвращение дара слово воздвигло между ними незримую, но непреодолимую преграду.

...Едва Лара проснулась, он сказал:

— Едем со мной! Как ты вернешься к мужу?

— Нет, Арно, — мягко ответила она. — Я — Искра и должна оставаться в Талассе. А ты — разве ты не связан обязательствами перед твоим кланом? — Она с грустью, но в тоже время твердо смотрела на него: — То, что было между нами, не должно открыться.

— Но почему?! — он заговорил быстро, жадно вглядываясь в ставшее замкнутым и как будто незнакомым лицо Лары: — Я буду к услугам сьера Оденара, для поединка на его условиях!

— Нет, — повторила Лара. — Просто поверь мне. Сейчас, когда на кону судьбы всего Орнея, нельзя... следовать своим чувствам, как бы сильными они ни были...

Арно опустил голову, лихорадочно ища доводы, что могли бы переубедить Лару и в то же время осознавая, что врядли удасться найти их.

— Хорошо, — наконец пробормотал он и вновь страстно и отчаянно взглянул в ее глаза: — Однако война не продлится вечность!

Лара лишь вздохнула, а у него слова замерли на языке, и он молча принялся собирать вещи...

Сердце до сих пор щемило от невысказанного и невозможности высказать, и оставалось лишь мысленно повторять слова Лары:

«Если бы все было можно изменить! Уехать с вами! Далеко!»

«О, как бы я желал того же, сьера Лара...»

Что она думает о том, что случилось между ними? Осуждает себя или его? Или для Искры чужды метания, свойственные обычным смертным? Горько усмехнувшись, Арно упрекнул себя за несправедливые суждения. Разве он не видит, каким тяжким грузом является дар?

— Лара, прошу тебя...

Он молчал, не зная как продолжить свою фразу, потому что любые слова прозвучали бы сейчас напыщенно или лицемерно. О чем же он может просить сьеру Оденар? Забыть все, что было? А сам он в состоянии будет изгнать ее образ из своей памяти?

Хорошо, что она не видит его лица. И — разве он сможет пожимать руку Волку и смотреть ему в глаза?

— Ты... бесконечно дорога мне, и так будет всегда... — пробормотал он наконец, — Прошу, береги себя...

Плечи Лары дрогнули, она прижалась к нему крепче, тогда Арно, остановив Солейна, спешился, и протянул руки, чтобы снять ее с крупа коня.

— Ты сожалеешь, что... поддалась искушению? — спросил Арно, беря ее лицо в ладони и пристально вглядываясь в него, запечатлевая каждую черточку в памяти.

— Не было ни одного мига, чтобы я сожалела о нас, — ответила она и сама потянулась к его губам.

Не сразу им удалось оторваться друг от друга, но вот Лара высвободилась из его объятий и к чему-то прислушалась.

Он насторожился, кладя руку на рукоять пистолета, однако Лара сказала:

— Опасности нет, напротив. Скоро мы встретимся с отрядом сьера Раймона. И... Ты тоже береги себя.

Арно кивнул и потрепал Солейна по взмокшей шее:

— Пройдемся, надо дать отдых коню.

Подавив вздох, он зашагал по берегу, ведя Солейна в поводу. Скоро они расстанутся, и она пойдет по предназначенному ей пути высокого служения. А он — какой путь уготован ему? Он оборвал ход своих мыслей. Что толку раздумывать об отвлеченных материях, нужно как можно скорее отправляться в Руэрбу. Их, поди, уже считают погибшими. И вдруг он остановился, как вкопанный, и Солейн недовольно фыркнул, задирая голову. Если Джузе действительно одаренный, и если Ларе удастся связаться с ним, сейчас, когда способности вернулись к ней?

Арно обернулся и хриплым от волнения голосом спросил:

— Лара, могли ли одаренные в прошлые века общаться друг с другом на расстоянии?

Она удивленно приподняла брови:

— В летописях мне не попадались такие сведения. Но я читала лишь малую часть того, что хранится в библиотеке обители. Почему ты спросил?

— Я не рассказал полностью сразу, а потом из головы вылетело. Мы пришли к месту жертвоприношения, потому что Джузе почуял ритуал вызова Сугаара.

Лара прерывисто вздохнула:

— Тогда... Он тоже может быть Искрой! И если так, это могло бы изменить многое!

— Да. Прежде ты не могла использовать дар в полной мере, а сейчас — можешь ли дотянуться до него? Проверим, возможно ли это, и известим, что скоро я буду в Руэрбе, он ждет меня там.

— Я попробую. Есть ли у тебя что-либо, принадлежащее твоему другу?

Арно на миг задумался, затем, покопавшись в сумке, вытащил кресало — не то, каким разжигал огни все эти дни, другое. С бронзовой рукояткой, сработанной в виде бегущей собаки.

Взяв кресало, Лара закрыла глаза. Арно напряженно смотрел на ее ставшее отрешенным лицо. Через несколько ударов сердца она отрицательно мотнула головой.

— Нет, его нет в Руэрбе, — ее брови горестно изломились: — И я не знаю, где он. Его аура... она разорвана, я едва почувствовала ее.

— Он жив? — растерянно пробормотал Арно.

— Да, но... Вокруг Джузе тьма. И... не могу объяснить, но ты прав. У него действительно есть дар. Прости, больше мне ничего не увиделось.

Джузе попал в беду? В плен?! Запоздалое раскаяние накрыло Арно. Почему он согласился на предложенный Джузе вариант и не придумал ничего другого, не придумал пути отступления для него?

— Прости, — повторила Лара. — Моя жизнь оплачена дорогой ценой. Иногда я думаю — неужели обрывочные видения о событиях, которые я не знаю, как предотвратить, стоят жизней тех людей, что уже умерли. Или еще умрут из-за меня.

Арно, справившись с собой, возразил:

— Если верно то, что все вершиться по воле звезд, то ничего не напрасно. И их гибель тоже. Но как ты сказала — Джузе жив. Значит, надежда есть и для него. Как далеко отряд сьера Раймона?

— За тем холмом, — Лара указала на север.

— Поспешим. Садись в седло.

Подсадив ее на Солейна, Арно дернул коня за повод и зашагал быстрее, напряженно размышляя, как действовать. Наверняка, Джузе увели на земли Аратс. Согласится ли Астигар дать ему воинов? Или хотя бы проводника? Что же, ежели вождь и дальше рассчитывает на их союз... Он был уверен, что Кейноа поддержит его, тем более, если узнает про дар.

Взобравшись на вершину холма, он остановился. Примерно в полулиге обнаружился вооруженный отряд, двигающийся вдоль берега речки в их направлении. Не было сомнений в том, что это солдаты сьера Оденара: бордовые мундиры «волков» яркими пятнами выделялись на фоне зелени. Арно мотнул головой. С пиррами или нет, но он отправится на помощь Джузе. Он оглянулся на Лару и вдруг осознал, что мгновения текут, словно песок сквозь пальцы, и не удержать, не остановить, а он не может найти слова, чтобы попрощаться с ней.

Она заговорила первой:

— Пообещай мне.

— Лара! — отчаянно воскликнул он. — То, что было и есть между нами — не пустая интрижка. Ананк раз за разом сплетала наши пути, разве ты сама не чувствуешь того же?!

— Возможно, под другими небесами все сложилось бы иначе, — произнесла она тихо, но непреклонно. — Но маятник качнулся.

Он упрямо наклонил голову:

— Если нам суждено пережить грозу... Я не знаю законов Этррури, но в Галее и Альби допускается развод — в особых случаях. Я обращусь к принчепсу Эрнану. Сделаю все.

— Когда вновь наступит равновесие — приходи. И если наши сердца все еще будут стремиться друг к другу...

Арно встретился с ней взглядом: в ее глазах была уже знакомая ему отстраненность, почти неуловимая инаковость. В груди на миг стало холодно, он отогнал тягостное предчувствие и прошептал:

— Искра Странника, я принимаю твое решение и подчиняюсь ему. Но я также обещаю тебе, что приду, даже если придется пересечь Предел.

* * *

Дозорные издали заметили высокого мужчину, ведущего в поводу коня, на котором ехала женщина. Поначалу на них не обратили особого внимания, приняв за пирров. Однако Оденар заметил необычную золотистую масть коня, и, повинуясь безотчетному порыву, поднес к глазам подзорную трубу, внимательно рассматривая путников. И вдруг сердце бешенно забилось.

— Не может быть... — потрясенно пробормотал он, не отрывая взгляда от лица неведомой пиррянки и подозревая, что обманулся ее сходством с женой.

Однако по мере приближения становилось ясно, что это на самом деле Лара, а заросший густой бородой мужчина — никто иной, как Брикасс. Раймон пришпорил Нера.

— Лара!

Помахав ему рукой, она остановила коня, и Брикасс помог ей спешиться. В несколько ударов сердца Оденар преодолел десяток туазов, что разделяли их, спрыгнул на землю и бросился к жене.

— Ты жива, — сдавленно проговорил он, привлекая ее к себе: — Жива!

В голове о до сих пор не укладывалось, что он обнимает ее — живую, а не пытается поймать бесплотную тень, бесконечно ускользающую от него.

— Да, Раймон.

Он коснулся губами лба Лары, затем провел пальцами по впалой щеке:

— Как ты?

— Я... хорошо.

— Мы преследовали пирров, но у Аргильеза собаки сначала потеряли след, потом издохли одна за другой. Отрава или порча. Затем обвал преградил нам путь. Я принял решение повернуть назад. Считал, что ты или погибла или шаман поработил твою волю. Прости, что усомнился...

— Вам не за что винить себя, — тихо ответила Лара. — Ведь случилось бы, как вы говорите, если бы по милости Странника меня не спасли сьер Брикасс и господин Орсала.

Раймон глубоко вздохнул и отступил от жены: ее спокойный тон подействовал отрезвляюще. Он посмотрел на Брикасса, до сих пор хранившего молчание.

— Рад вас видеть, сьер Брикасс. Не передать словами того, что я испытываю. Совершенное вами... бесценно для Альби. Не угодно ли вам будет присоединиться к нам? В Квилиане я мог бы по заслугам наградить вас.

— Лучшая награда — это то, что все закончилось благополучно, сьер Оденар, — тот склонился в учтивейшем поклоне, что не совсем вязалось с напряженным и даже мрачным выражением его лица: — Основная заслуга в спасении вашей супруги принадлежит Джузе. Я не могу принять ваше приглашение. Есть основания считать, что мой друг в беде, поэтому я немедленно еду в Руэрбу.

Удивившись категоричности Брикасса, Раймон собирался было возразить, однако заговорила Лара.

— Раймон, господин Орсала — одаренный. Поэтому очень важно понять, что с ним произошло.

Он настороженно посмотрел на жену: неужели она рассказала галейцу о своем даре?

— Сьер Брикасс знает, кто я, — подтвердила она.

— Даю слово хранить в тайне открывшееся мне, — негромко произнес Брикасс. — Прошу извинить меня, но я чувствую, что должен спешить, сьер Оденар.

— Хорошо, — Раймон не стал переубеждать Брикасса. Галеец спас Лару и вернул надежду им всем. — Вам потребуется помощь, сьер Брикасс. Как далеко Руэрба? Я дам вам людей, здесь теперь неспокойно.

— Дневной переход. Сьер Оденар, вам нет необходимости разделять силы. Сумеречники вернулись восвояси, и, думаю, что Джузе они увели с собой.

— Вы собираетесь искать его? В одиночку? — Раймон не мог скрыть удивления.

— Среди воинов Фальго найдутся те, кто знают земли Аратс. Разве что было бы неплохо пополнить запасы пуль и пороха, — скупо улыбнулся Брикасс.

— Знайте, что моя признательность вам не будет иметь ни срока давности, ни границ, — Оденар наклонил голову, затем повысил голос, подзывая сержанта: — Нескье! Дай сьеру Брикассу все, что он скажет, а также провизию на день. — и вновь обратился к галейцу: — Полагаю, в странствиях по Пиррею вы обладаете гораздо большим опытом, чем я или мои люди, посему не настаиваю. Счастливого пути!

— Благодарю вас. Как только у меня будут новости, я пошлю гонца в Квилиан, сьер Оденар.

Лара шагнула вперед:

— Я от всей души желаю вам удачи и буду ежедневно просить Странника хранить вас и господина Орсалу, — она запнулась и помолчав, произнесла спокойным тоном: — Прощайте.

— Вы окажете мне большую честь, — Брикасс как будто собирался сказать что-то еще, но опустил голову. — Прощайте, сьера Лара, — снова поклонившись, сказал он, затем взял коня под уздцы и направился к ожидавшему в отдалении сержанту.

Раймон перехватил долгий взгляд Лары, устремленный на Брикасса, и недоуменно нахмурился.

— Раймон, мы должны обсудить важные вопросы, — наконец посмотрев на него, сказала Лара.

— Понимаю. Но прежде отдохните. Мы остановимся на привал. Место подходящее.

Муж отошел, а Лара обессиленно опустилась на поросший пучками травы пригорок. Ей хотелось лечь прямо на землю и спать, спать... Золотой Солейн и его хозяин скрылись за спинами солдат. В какой-то момент она ощутила, что выдержка готова изменить Арно, но он справился со собой. Ей не надо было призывать поток, чтобы знать, что их пути разошлись навсегда, и время, отпущенное им звездами, истекло. Мимолетно она увидела его на шканцах прекрасного корабля под светло-серыми парусами, а впереди — очертания огромного материка, проступающие в утреннем тумане. Слабая улыбка коснулась губ. Лети, Сокол...

А что же Раймон? В миг встречи он был счастлив, он... почти любил ее. Обнимая, он пристально смотрел ей в глаза, а Ларе казалось, что их разделяют бесчисленные лиги. Прежде немыслимо было представить, что она изменит мужу, изменит своей клятве, данной над Священным огнем. Но что значат устремления и судьбы людей — песчинок между жерновами богов? Пламя сражения с Сугааром испепелило ее, и лишь телесная оболочка и память связывает ее с той, прежней Ларой. Кем она стала, может ли считать себя человеческой женщиной?

Она ответит за порушенную супружескую верность, стоя на Звездном мосту, но сейчас Раймон ничего не должен узнать, поскольку это лишь ослабит его дух. Ему предстоит вести в бой солдат. А для нее — для нее уготована другая битва. И гнетущим грузом лежало на душе видение его плена и пыток. Лара свела брови. Ее способности усилились, она попробует изменить грядущее. Странник сказал, что ей теперь не нужен артефакт Этого нет в книгах, но в книгах нет и много другого, с чем ей уже пришлось столкнуться. Она должна.

Послышались шаги, и Лара подняла голову. Раймон шел к ней, неся кружку с водой и тонкие пиррейские лепешки. Его аура искрилась радостью, но в самой глубине сизой тенью стыла тревога. Чуть позади шагал солдат со свернутым плащом в руках.

Расстелив на пригорке плащ, солдат козырнул и вернулся к своим товарищам, споро занимающихся устройством бивака.

Раймон приглашающе кивнул на плащ, и Лара перебралась на темно-синее сукно.

— Чуть позже приготовят настоящий обед, — сев рядом, муж протянул нехитрую снедь. — Пока перекусите вот этим. Вижу, вам пришлось нелегко.

Лара глотнула воды из кружки и заговорила, глядя перед собой:

— Увы, у меня дурные вести. Звезда в руках шамана Беласко, — она взглянула на мужа. Сжав губы, тот молчал, и в ауре черной стеной вставал — гнев? Неприятие? Вина еще раз жгуче кольнула в груди.

— Вы были правы, и я виню себя за опрометчивость. Реликвия оказалась у врага, а люди погибли ужасной смертью... И хотя ритуал был прерван, и Сугаар не вошел в мир, угроза не миновала.

Раймон потер переносицу, на миг прижал ладонь к глазам, затем ответил:

— Я не вправе упрекать вас, ведь вы действовали по зову сердца. Если камень сам выбирает кому служить, он будет бесполезен для сумеречников и Лодо.

— Надеюсь на то, но я не единственная Одаренная. Орсала захвачен в плен, и достаточно его крови, чтобы вновь попытаться открыть портал.

— Почему Беласко до сих пор не сделал этого?

— Не знаю... В последнем сне я сразилась с получеловеком-полузмеем, но до конца он не повержен. Я вижу, что Орсала жив, но аура его разорвана... Это значит, что Беласко подчинил его личность себе. Если Звезда откликается Искрам, она может откликнуться и Орсале. Как случилось со мной.

— Так полагаю, вы узнаете об этом первая. Случилось то, что случилось. Главное — вы живы.

У Лары на миг перехватило дыхание, ведь слова мужа почти повторяли сказанное Арно. Она глубоко вздохнула и спокойно продолжила:

— Есть и добрая весть — Квилиан. Нападения не было.

Лицо Раймона расслабилась, он улыбнулся уголком рта.

— Действительно, добрая весть. Возможно, предначертанное изменилось? Вы спаслись и тем самым изменили все.

— Тьма обманывает, но иногда ей приходится говорить правду. Не в это полнолуние...

Меж бровей мужа залегла упрямая складка.

— Как Беласко пленил вас? — сменил он тему.

— Ему удалось оглушить меня и надеть темный артефакт. Ожерелье, запечатывающее дар. Лишь недавно мне удалось освободиться.

— Где оно? — взгляд Раймона стал пристальнее. — Его можно использовать против одержимых?

От неожиданности Лара улыбнулась.

— Ох, Раймон. Вы прирожденный стратег! — она покачала головой. — Я уничтожила ожерелье. Эта мерзость не из нашего мира, слишком опасно было бы хранить ее.

— Что же, со всем этим мы разберемся по возвращению в Альби. И, как и прежде, будем надеятся.

— Будем, — эхом отозвалась Лара, затем замолкла от внезапно пришедшего ощущения беды. Нити событий переплетаясь, уходили в грядущее, где вздымались багряные языки пламени. Скоро. Совсем скоро! — Война начнется в следующем месяце... по всему Альби, — прошептала она. — Нужно спешить.

Мрак осязаем, окутывает плотным коконом, и Джузе приходится делать усилие, чтобы вздохнуть. Потому что воздух тоже стал мраком.

Он не помнит, как здесь оказался и как долго бродит по бесконечному лабиринту. Поворот, еще поворот. Чувства обострены до предела. Джузе озирается, силясь уловить малейший проблеск света, и Тьма начинает играть с ним. Солнечный луч ложится на стену, в затхлый воздух подземелья вплетаются ароматы дурманяще-сладкого жасмина и скошенной на рассвете травы. Журчит и плещет вода в фонтане, слышится женский смех, стройная фигурка скрывается за очередным поворотом.

— Мануэла.... — бормочет он, протягивая вперед руку.

Пальцы натыкаются на влажные шершавые камни. Видение рассеивается, и Джузе обступает тишина, лишь сердце надсадно бухает в груди, с трудом разгоняя кровь по жилам. Его уже давно мучает жажда, и он припадает распухшими губами к стене, слизывая капли воды.

Все повторяется. Или он так и остался в капище Сейд Тахрира, а свобода, странствия с Фальго ему приснились?

Позади раздается шорох, и Джузе вздрагивает: на этот раз ему не мерещиться.

«Я давно жду тебя, Джузе из Амальфи!» — шепчет Тьма.

Ужас запускает когти под ребра.

— Врешь... я отказался! — хрипит он.

Тьма усмехается:

«Ты не можешь отказаться от того, что стало частью тебя».

Скрежет и шорох все ближе. Джузе бросается прочь, но не пробежав и пяти шагов, спотыкается и падает на колени. Замирает, покоряясь неизбежному.

«Я здесь...»

Все повторяется, и время поворачивает вспять: он, презренный раб, распластан на каменных плитах у подножия золотой статуи. Его удел — боль и унижение, и не помогут жалкие мольбы.

Он не желает снова пройти через это! Джузе молит всех богов, нынешних и канувших, не о спасении и милосердии — но о смерти. Тщетно, не убежать, не спрятаться даже за Пределом. И вдруг приходит отклик на мольбу, и он проваливается в бездну, затянутую багровым маревом. Там, у самых корней мира, притаилось нечто, ужасающее его и — влекущее.

Из глубины вздымается огромный змей с головой человека. Джузе успевает удивиться: не паук? Он встречается со змеем взглядом.

«Я дам тебе избавление!»

В разуме гремят чужие слова. Боль раздирает внутренности, поднимается все выше. Нарастает, останавливая сердце, становится невыносимой, и парадоксально мешается с восторгом. И достигает пика, заставляет Джузе экстатически выгнуться. Из горла рвется вопль и сознание разлетается тысячью сверкающих осколков...

* * *

Амарра с пристальным вниманием разглядывал носки своих сапог. Не прошло и двух седмиц, но кожа потрескалась и местами облупилась, а ведь таллера плачена! Надо бы навестить мастера, да мордой ткнуть. Только вряд ли в ближайшее время удастся.

— Гидо! — раздраженно окликнул его король. — Заснул?

Амарра встрепенулся и ответил по-солдатски, хотя отродясь не любил воинское сословие:

— Никак нет, мой государь.

Впрочем, город в аккурат и был военным лагерем, в дворце встретишь скорее офицера или вестового, чем придворную даму.

После заключения союза с пиррами, король направился не в Аридж, а в Морьяк — одну из южных резиденций галейских монархов, расположенную в десяти лигах от границы с Альби. Сегодня в город прискакал гонец от Беласко. Новости были ошеломляющие: очередная неудача с Ларой Оденар, хотя казалось, что ничего не могло уже помешать пиррам.

Проклятой бабе словно сам Странник ворожит! Даже неожиданно нашедшаяся Звезда Странника и то, что в плену оказался другой одаренный, не вызвало у Лодо воодушевления. Тем более, что шаман писал о неких сложностях использования артефакта, при этом уверяя, что пленник, после проведения обряда, сумеет подчинить себе камень. Дочитав расшифрованное послание Беласко, Лодо отбросил свиток и резко произнес:

— Почему Беласко не убил его? Зачем нам Звезда, если кровь одаренного откроет путь самому богу?

Амарра пожал плечами. Он давно уже зарекся искать мотивы поступков шамана.

— Если он, конечно, уверен, что это действительно одаренный, — саркастически продолжил король. Он поднес левую руки к лицу, пальцы беспокойно пробежались по повязке, закрывающей отсутствующий глаз.

Знакомый жест, означающий крайне дурное настроение монарха. Амарра подобрался, готовясь к очередным неприятностям.

— Или Великий Змей вовсе не так силен, как Беласко хочет представить? Без промедления поезжай в Исарос. Пусть ты неоднажды подводил меня, — губы Лодо искривились в ироничной и недоброй улыбке, — но кому еще я могу поручить это? И шаман ждет именно тебя. Проверь все и передай Беласко, что я самолично желаю убедиться, что речь не идет о ярмарочных фокусах. Передай также, что через три седмицы мы выступаем. Наверняка альбийцы уже прознали или скоро прознают про передвижение войск, хотя Савиньи отдал приказ действовать как можно более скрытно. Медлить больше нельзя. Сумеречники также должны быть готовы. Но мне нужна прилюдная демонстрация Силы. В эти седмицы. Иначе...

Лодо закусил губу, на лбу собрались складки.

Амарра догадывался, что подразумевает король. Хоть какое-нибудь проявление силы Старых богов точно бы не помешало. Сказывалось ли влияние маршала Савиньи, неустанно убеждающего его величество опираться на обученную и хорошо вооруженную армию, а не на туманные обещания шаманов, но Амарра ощущал, что Лодо, после короткого периода воодушевления, вновь одолели сомнения. Через седмицу после переговоров в Луарне Беласко прислал своего помощника — для обращения жаждущих мудрости Змея. После недолгих раздумий король велел учредить в Морьяке святилище Сугаара. Протесты глав обеих орденов Странника привели к их отставке; на их место, в нарушении всех традиций, поставили жрецов низшего ранга, безропотно внимавших королевской воле. И все же Лодо не решился закрыть городской храм, приказав бургомистру выделить для мистерий одно из зданий Магистрата. Король пару раз посетил святилище, вынуждая придворных следовать за собой, и кое-кто из конченных лизоблюдов поспешил проявить рвение, заявив об отказе от прежней веры. Однако идея поклоняться демону Тьмы не нашла особой поддержки даже среди ближайшего окружения. Это внушало Лодо беспокойство и ставило под угрозу выполнение условий Беласко. И чего говорить о простонародье: люди, проходя мимо языческого храма, скрещивали пальцы, отгоняя древнее зло.

— Ступай же, — устало произнес Лодо, отворачиваясь.

Амарра молча поклонился и, пятясь, вышел из кабинета.

В тот день случилось еще одно событие, привлекшее внимание Гидо. В галерее, ведущей во внутренний дворик дворца, он столкнулся с одетой в дорожный костюм рыжеволосой женщиной и удивился, узнав Этель Соланж. Должно быть, она только что приехала, хотя на платье из превосходного шелка не было ни пылинки. Надо же, а он полагал, что король охладел к ней. Этель заучено-призывно улыбнулась. Первым порывом было нагло ухмыльнуться в ответ, однако Гидо скользнул взглядом по статной фигуре королевской любовницы и вдруг сузил глаза: на пышной груди женщины покоился бронзовый медальон в форме восьмиугольника — знак новообращенных приверженцев Сугаара, а складки платья не могли скрыть округлившийся живот Надо же. И кто отец ребенка? Он подумал о Маргот Ноорнской, так и не подарившей королю наследника и чахнувшей где-то в лабиринте душных покоев Лиара, а заодно вспомнил, что супруг распутной графини весьма кстати командует одним из движущихся к границе полков. Смерть королевы ни у кого не вызовет вопросов — как и гибель в бою Жерара Соланжа. Его вдова будет достаточно знатна, чтобы претендовать... Да что говорить, Лодо волен жениться хоть на той горожаночке из дома близ городской стены Ариджа. Никто и пикнет.

Амарра помедлил и церемонно наклонил голову.

…Беласко писал, что надо спешить, и Амарра едва не загнал коня на пути в столицу Аратс. Храм Сугаара находился за пределами Исароса, на горном плато. Амарре лишь однажды пришлось побывать здесь. Впрочем, он не горел желанием слишком глубоко погружаться в верования предков.

Беласко, опираясь на костыль, встретил его в главном зале храма. В узких черных глазах шамана плескало торжество.

— Ты успел вовремя. Одаренный проходит последнюю спираль. Теперь сам во всем убедишься. И сможешь поведать своему господину, что Беласко не обманывает его.

Он кивнул Амарре, и, не снисходя до дальнейших объяснений, похромал в сторону коридора, ведущего в толщу горы и приглашающей махнул рукой. Настороженно оглядываясь, Гидо последовал за ним. Коридор закручивался спиралью, его стены покрывали многочисленные фрески, изображающие Змея в различных ипостасях.

Потянуло зловонием, затем донеслось невнятное бормотание и всхлипы. После очередного поворота открылась восьмиугольная площадка, освещенная факелами. Из противоположной стены возникал Сугаар — огромный получеловек-полузмей с раззявленным клыкастым ртом. Выполненное с поражающей реалистичностью изваяние нависало над плоским жертвенником, к которому был прикован истощенный нагой человек. Амарра невольно повел плечами: глаза Сугаара в свете факелов были зрячими. Он готов был поклясться, что демон следит за ним и знает все помыслы. Амарра перевел взгляд на пленника. Тот дышал неровно, со стонами. По заросшему черной щетиной лицу градом катился пот, ребра ходили ходуном, грозя прорвать покрытую грязными разводами кожу. Судя по шибающему в нос зловонию, пленник не первый день лежал в святилище, дивится можно тому, что еще жив.

— Одаренный готов слиться с моим господином, — скрипуче произнес Беласко. Он доковылял до жертвенника и застыл, беззвучно шевеля губами.

Гидо окинул скептическим взглядом человека на жертвеннике. И это — одаренный?! Более жалкого зрелища и представить трудно. Уж не выдает ли шаман желаемое за истину?

— Онарту! — каркнул Беласко, вскидывая руку с растопыренным пальцами.

Пленник забился в оковах, выгнулся в дикой судороге, рискуя сломать себе хребет, а затем с пронзительным воплем рухнул обратно на жертвенник.

— Свершилось! — торжественно возвестил шаман.

— Сдох, что ли? — буркнул Амарра.

Беласко не ответил. Набрав в грудь воздуха, Гидо выпустил его сквозь зубы. При мысли о гневе короля под ложечкой разливалась уже знакомое жжение.

Пленник вдруг шевельнулся и открыл глаза; огляделся и встретился взглядом с Амаррой. У телохранителя возникло неприятное ощущение — будто на него смотрела Бездна, и он потупился, глядя куда угодно, только не в глаза одаренного.

С неожиданной силой дернув удерживающие его цепи, одаренный хрипло сказал:

— Они больше не нужны.

— Приветствую тебя, брат, — С удивительной прытью Беласко принялся освобождать пленника. — как мы должны обращаться к тебе?

— Когда-то этого человека называли Джузе из Амальфи, — задумчиво ответил тот, садясь на жертвеннике. — Но Джузе больше нет. Зовите меня Йахаб.

— Темное пламя. Хорошее имя, брат, — в голосе Беласко звучала почтительность. Покопавшись в складках хламиды, он извлек продолговатый кулон на тонкой цепочке. Тускло-синим цветом загорелся крупный сапфир: — А вот то, что принадлежит тебе по праву.

«Так это и есть Звезда!» — догадался Амарра.

— Занятно...

Джузе-Йахаб склонил голову к плечу, рассматривая реликвию, затем протянул руку, и Беласко осторожно положил кулон в его раскрытую ладонь.

На миг Гидо почудилось, что Звезда ярко вспыхнула, но нет, ее цвет, напротив, стал темнее. Его вдруг пробрал озноб; по залу пронесся порыв ветра, заметалось пламя факелов.

Беласко так и впился немигающим взглядом в лицо Йахаба. Тот глубоко вздохнул и медленно выговорил:

— Она... покорилась мне.

— Да славится вовеки Великий Змей, — низко поклонился шаман.

Амарра, ощущая онемение во всем теле и странную заторможенность, остался стоять столбом и поэтому заметил мелькнувшую на лице Одаренного гримасу, как будто камень причинял ему страдание. Но это точно показалось.

* * *

Мохноногий монтанеро шумно фыркнул и, шагнув к обрывистому краю, потянулся мордой к ярко желтым цветам разросшегося крестовника. Лара привычным ментальным сигналом вернула коня на тропу.

— Мы уже в Альби, — за спиной раздался голос Раймона.

Она оглянулась на подъехавшего мужа. Его лицо впервые за пять дней озаряла легкая улыбка

— К вечеру доберемся до Квилиана, остановимся в крепости на ночь, там нас уже ждут. Люди нуждаются в хорошем отдыхе. Вы тоже должны восстановить силы, — негромко добавил он.

— Благодарю вас, — она улыбнулась в ответ, — Я прекрасно себя чувствую.

Раймон взглянул пристальнее, однако возражать не стал. Кивнув, он сжал коленями бока Нера, посылая коня вперед.

Лара проводила взглядом мужа. Тяготы последних седмиц закалили ее, или дар придавал силы, но она действительно почти не ощущала усталости. Очередной привал вызывал лишь досаду. Затем ее накрывало изнеможением людей и животных, и она корила себя. Гасила тревогу солдат, успокаивала начавшихся вдруг пугаться любой тени лошадей. А едва выдавалась возможность, пыталась сосредоточиться. Однако поток был путанным, рваным.

В скупо освещенной армейской палатке Раймон склоняется над картой, по бесконечным дорогам шагают колонны солдат, пистолет подрагивает в унизанной перстнями руке. Поразительно похожий на Уно подросток отбивает тесак галейца, светловолосая девушка с перерезанным горлом оседает на землю... Полыхают крытые дранкой крыши деревни, и неумолимо наползает на Квилиан смертоносный туман.

Образы терзали разум, и Лара стискивала зубы, чтобы удержать крик. Тщетно она искала способ даже не изменить, а постигнуть грядущее. Видения рассыпались, подобно осколкам витража, и не собрать, не восстановить рисунок. Вновь одолевали сомнения — какой прок от ее дара, ведь она не может внятно предсказать замысел врага? В том, что Звезда оказалась в руках Беласко тоже была ее и лишь ее вина... Лара надеялась на мудрость магистров. И что в обители Пастыря у нее хоть что-то получится. До следующего полнолуния еще больше двух седмиц.

Когда им открылась долина Венаско, по бледному небу уже плыли огненные перья облаков. Истончившийся серпик взошедшей луны бросал на воды Арьега палевые отблески, оглушительно стрекотали кузнечики. Крепость ярко освещали факелы, соблазнительные запахи жаренного мяса и свежего хлеба далеко разносились в теплом воздухе, мешаясь с запахом скошенной травы. Солдаты воодушевились, Лара видела, как меняется их настроение — колыхающееся над отрядом серое облако расцветилось красками.

Майор Тоне встречал их во дворе крепости. Он обменялся крепким рукопожатием с Раймоном и поклонился Ларе. А Тильда, стоявшая в шаге позади коменданта, недоуменно уставилась на нее, будто не узнавая, затем поспешно присела в реверансе. Присмотревшись, Лара поняла, что возлюбленная коменданта беременна; в ее ауре смешивались любовь к нерожденному ребенку и его отцу и подавляемый страх. Болезненно кольнуло сердце, отозвалась ее собственная потеря. Лара сжала губы и дала себе слово настоять на том, чтобы Тильда уехала в безопасное место.

Раймон и Тоне сразу же ушли в кабинет; Тильда, продолжая опасливо коситься, проводила Лару в свою спальню.

Служанки успели приготовить ванну, чему Лара необычайно обрадовались: она не рассчитывала на такую любезность. Одна из девушек помогла ей раздеться, и через миг Лара с наслаждением погрузилась в горячую воду. Заботливые руки распустили волосы и принялись осторожно мыть ей голову настоем мыльного корня с душистыми травами.

Лара прикрыла глаза, чувствуя как уходит напряжение последних седмиц. И только в этот миг осознала, что смертельно устала.

После купания веки начали смыкаться, но она заставила себя сьесть кусок мясного пирога, почти не замечая вкуса, а затем омут глубокого сна поглотил ее.

Разбудило ее карканье ворона. Сразу же пришло ощущение опасности и тяжкой беды, показалось, что шаман вновь опутывает ее разум нитями кошмара. Лара рывком села на кровати. Наступило утро, снаружи и в самом деле раздавалось карканье, но то была обычная птица, устроившаяся на коньке крыши, а не исчадие Тьмы. Впрочем, тягостное чувство никуда не делось. Вздохнув, Лара огляделась. Неброская обстановка, массивная мебель темного дерева, круглый столик у стены, на нем — небольшое зеркало, незаконченная вышивка в пяльцах и мотки ниток вперемешку со шпильками и гребешками. С удивлением она обнаружила на стуле возле кровати сложенную стопкой мужскую одежду: рубашку, темно-бордовый колет и черные кюлоты. Рядом со стулом — высокие сапоги для верховой езды. Наверняка, Раймон распорядился. Лара слабо улыбнулась.

Из полуоткрытого окна доносились голоса и звяканье металла; заржала лошадь. Краткая передышка закончилась, пора собираться в дорогу.

Лара встала с кровати и потянулась, запустив пальцы в пушистые после мытья волосы, затем подошла к столику. И замерла, поймав свое отражение в зеркале. На нее смотрела незнакомка. И дело даже не в обветренной, темной от загара коже и ввалившихся щеках. Она не предполагала, что настолько изменилась за неполный месяц. Как будто прошло несколько лет. Меж бровей и возле губ залегли складки, но главное — изменился взгляд, стал жестким, непримиримым. Понятно, почему Тильда не сразу узнала и даже испугалась ее.

— Каким будет твой путь? — прошептала она.

Вся прежняя жизнь теперь тоже была лишь отражением в мутном стекле. И Раймон принял произошедшую с ней метаморфозу. Бесконечно предупредительный во время похода, при этом он не выказывал нежности; ростки страсти, которые были в начале их брака, уступили место беспокойству о ее благополучии и окрашенной в теплые осенние тона симпатии. Лара чувствовала, что ему так... проще. К лучшему.

«Что значат все наши терзания и устремления, страсть и вражда...» — вспомнились ей слова Арно. — Пусть короток век человеческий, но все же мы находим мужество чтобы сражаться до самого конца за себя и за тех, кто нам дорог. И любить».

Любить. Она позволила чувствам взять верх над долгом, но как знать, без опоры в любви к Арно и его любви к ней, одолела ли Беласко? Или бы ее душа скатилась во мрак безумия?

«Горек хлеб одаренных, ибо всему есть плата, и особенно должны платить те, кому даровано более других» — как-то процитировал магистр Вальен одну из старинных летописей.

Встряхнув головой, Лара взяла гребень и принялась расчесывать спутанные пряди.

К часу ласточек она успела одеться, заплести волосы в тугую косу, при этом отказавшись от услуг присланной Тильдой служанки, и позавтракать. Одежда оказалась великовата, но за эти седмицы она свыклась с мужским костюмом, и как некстати было бы сейчас платье.

Пробил гонг, и как только умолк протяжный звук, в дверь постучали, затем в спальню вошел Раймон. Окинул жену внимательным взглядом и поклонился:

— Доброе утро, Лара. Мы можем отправляться в Карду. Аша уже ждет вас во дворе, и если вы готовы...

— Пусть весь день будет добрый, Раймон, — едва ли не впервые Лара прервала его. — Однако, выслушайте мнея. Раз в прошлое полнолуние нападения не было, то насколько сейчас сьер Тоне верит в мое предсказание? В крепости есть та, что ему не безразлична. Она... носит ребенка, — голос на мгновение дрогнул. — Тильда не захочет уезжать.

— Я полночи обсуждал с Тоне как лучше защитить крепость. Он знает об опасности и верит в ваше предсказание.

— И пусть жители тоже покинут ту деревню, что внизу... Это важно. По крайней мере — женщины и дети, — голос вновь прервался. Глубоко вздохнув, она продолжила: — Они должны уехать достаточно далеко и заранее. Людей придется убеждать или заставлять. Вряд ли они по доброй воле оставят поля и дома.

— Я понимаю вас. Мы говорили и об этом. Тоне сделает все, чтобы уберечь не только Тильду, но и жителей деревни. Не тревожтесь.

Раймон говорил спокойным тоном, но Лара чувствовала его нетерпение.

— Хорошо, — она отвернулась к окну, не желая, чтобы муж видел ее слезы. Запирая их глубоко в себе. Навсегда. Не должно Искре плакать, даже если в глаза попала морская вода. Она кивнула скорее себе, чем Раймону. Затем снова взглянула на него и глухо сказала: — Я готова.

Майор Тоне рассыпался в пожеланиях доброй дороги, и Лара, коснувшись его разума, увидела, что он действительно проникся серьезностью угрозы. Тильда же принужденно улыбалась и отводила взгляд, в ее ауре читалась неприязнь — судя по всему, она уже знала о неизбежности расставания с любимым и винила в том странную гостью.

«Горек хлеб одаренных...»

Тоне, пробормотав, что сьер полковник «сей же час придет», проводил Лару до коновязи. Аша поприветствовала хозяйку высоким заливистым ржанием и начала бить передним копытом, напрашиваясь на ласку. Лара потрепала кобылу по шее и, уловив присутствие позади себя, обернулась. Незнакомая худощавая женщина бросилась к ней через двор крепости и упала на колени, простирая руки. Из-под чепца выбивались полуседые волосы, в глазах застыла мольба.

— Ты зачем здесь? — недоуменно спросил Тоне.

Но женщина смотрела только на Лару.

— Госпожа... — прошелестели бледные губы. — Милосердия... прошу.

Комендант нахмурился, однако Лара ласково обратилась к ней:

— Чем я могу помочь тебе?

— Сынок мой, Уно. Так и не опамятовался, — женщина всхлипнула и прижала ладонь ко рту.

Лара покаянно покачала головой: считая парнишку погибшим, она не только не удосужилась при помощи дара проверить так ли это, но даже не спросила о его судьбе у мужа.

— Сьера Лара, присмотрен Уно. Даст Странник — оправится, — попытался вмешаться Тоне. — А ты ступай, Сандра...

— Отведи меня к нему, — не обращая на него внимания, велела Лара

Уно, усохший, похожий на маленького старичка, вытянулся на топчане в гарнизонном лазарете. От зала топчан отделял плотный полог. Умирающий не должен лишать присутствия духа остальных недужных. Лара слышала его редкое, неровное дыхание, и гнев, в том числе на Раймона — и на себя саму! — охватывал ее.

— Спасите моего сына, светлая госпожа, — прошептала Сандра и застыла, скорбно поджав губы.

Материнское чутье ли ей подсказало или она что-то узнала о даре Искры — это не имело сейчас значения. Да и смысла хранить секреты Лара больше не видела.

Она положила руку на голову Уно и закрыла глаза. И внутренним зрением увидела сизо-лиловую продолговатую массу в затылке, похожую на жирного слизня. Ее пальцы окутало свечение, они как будто удлинились, стали прозрачными, проникли сквозь плоть. Еще усилие — и она захватила мерзкое распухшее существо, затем резким движением отбросила прочь. Уно вздрогнул и пошевелился. Сандра, уже не сдерживая рыданий, вновь бухнулась на колени перед Ларой и заголосила:

— О, пусть Странник никогда не оставит вас, светлая госпожа!

— Полно, Сандра, — Лара не сводила взгляда с лица Уно. Щеки у того порозовели дыхание выравнялось. Тогда она улыбнулась. Все-таки лечить у нее получается лучше, чем предсказывать. — Береги сына.

Раймон ждал ее возле коновязи, рядом переминался с ноги на ногу Тоне.

— Уно, — сказала Лара, предупреждая вопросы мужа.

— Знаю. И сожалею о нем, — ответил Раймон. — Но я не счел возможным отвлекать вас...

— Такой мелочью? — прервала его Лара и горько усмехнулась. — Вам не следовало скрывать, что сталось с Уно, ведь он не струсил, когда на нас напали. — Она видела смущение Раймона и — смутно — угрызения совести, но не собиралась беречь его чувства: — Я убрала опухоль из его головы. Он поправится. Ну а теперь — в путь.

* * *

Полный муки — и одновременно неизъяснимого блаженства крик заставил Лару вздрогнуть. Она заозиралась по сторонам. Никто из солдат не проявлял ни малейшего беспокойства; все так же неторопливо, пофыркивая и встряхивая гривами, шагали лошади. Сквозь ветви лился солнечный свет, ароматы разморенного летней негой леса дурманили, обещая сладкую дрему. Но тем резче был контраст: будто огромное облако погасило погожий день. Крик повторился, и Лара поняла, что он звучит только в ее сознании. Она придержала Ашу и сосредоточилась, вслушиваясь в пространство. На севере, среди неприступных пиков Пиррея, закручивался вихрь. В глубине слабо мерцала синяя точка. Звезда?!

«Кто ты?»

И пришел ответ: из сердцевины вихря выметнулся черный клинок, ударил, сокрушая волю, подчиняя себе. От боли перехватило дыхание. Прижав руку к груди, Лара призвала свою Стихию. Серебрянная стена поднялась вокруг, клинок задрожал и истаял в струях воды.

«Еще не время, но время придет...» — донеслось издалека.

Бесконечно чуждое и неуловимо знакомое было в рисунке ауры говорящего.

«Джузе?»

«Джузе умер. Меня зовут Йахаб. Мы скоро встретимся, Искра!»

— Что случилось? — услышала Лара встревоженный голос Раймона.

Морок рассеялся, вновь вспыхнули яркие краски полдня.

— Орсала призвал силу Звезды, — едва разжимая губы, проговорила она. — И он на стороне Тьмы.

Лицо Раймона на миг исказилось.

— До Карды не больше лиги. Но эта новость... Медлить нельзя. Сможете ли вы сразу же выехать в Талассу?

— Да, — твердо ответила она.

— Я пошлю гонца в Буртаж. Распоряжусь, чтобы подготовили вашу карету. Да поможет нам всем Странник, Лара.

— Да поможет, — отозвалась она.

Лара провела рукой по лбу, прогоняя остатки видения.

«Медлить нельзя», — мысленно повторила она и выпрямилась в седле.

Арно осторожно выглянул из-за валуна, рассматривая Алтуа-рока. Западная сторона горы представляла собой почти вертикальную гранитную стену, по более пологому, восточному серой лентой вилась дорога. По словам Эледера, за горой находился храм Сугаара. Если Джузе жив, то его наверняка держат там. Время от времени по дороге проходили люди и проезжали запряженные мулами или монтанеро повозки. Чахлый кустарник и редкие деревья давали весьма сомнительное укрытие. Следовало ждать темноты и надеяться на покровительство Странника и Оста.

— Есть ли другая дорога? — спросил Арно у пирра.

Тот показал на западный склон:

— Там берет начало Тропа Веры. Чужак не пройдет, и кости тех, кто по глупости или корысти ступил на Тропу, валяются на дне ущелья. Метки Тропы известны только Аратс. Все наши юноши обязаны одолеть ее, те, кто дрогнет — не считаются мужчинами. Инор-ец, никто. Даже ребенок имеет право убить инор-ец, а их душам суждено вечно скитаться в ледяной пустоши, — он криво усмехнулся. — Если решимость не оставила вас, я покажу вам метки и проведу по Тропе.

Арно извлек из футляра подзорную трубу и навел ее на западный склон Алтуа-Рока в попытке разглядеть хоть малейший намек на какую-либо тропу. С этого расстояния утесы выглядели совершенно неприступными.

...«Надеюсь, тебе хватит ума вовремя повернуть назад» — так напутствовал его Астигар.

Разговор с вождем выдался не из простых. Выслушав новости, Астигар помрачнел, и отрицательно мотнул головой, когда Арно заявил о своем намерении отправится на выручку Джузе.

«Ты хочешь подвергнуть себя и моих воинов напрасному и глупому риску. Ныне на счету каждый, умеющий сражаться!»

Кейноа, так же присутствующая при разговоре и на чью поддержку Арно рассчитывал, молчала, и ее изрезанное морщинами лицо не выражало никаких чувств.

Тогда он упрямо произнес:

«Я пойду один.

«Твой друг уже мертв».

«Джузе — Одаренный. Если Сугаар до сих пор не поглотил мир — а ведь этого не произошло, Мудрая Кейноа? — Арно перевел взгляда на шаманку и та медленно, как будто нехотя, кивнула, «Значит, жертвоприношения не было. И я должен попытаться освободить его!»

«Есть жизнь, что хуже смерти, — наконец разлепила губы Кейноа. — Север окутывает мрак. Если Одаренный жив, то живо лишь тело, а душу забрал Сугаар».

«Но ведь ты не знаешь того наверняка, о Кейноа? — возразил Арно. — Шаману не удалось заставить служить Змею сьеру Оденар. Если есть хоть малейший шанс, что Джузе не сдался... Это изменит многое».

Кейноа несколько ударов сердца смотрела на него, затем изрекла:

«Что же, иди. Я вижу, что в этом твой путь» — она резко повернулась к Астигару — негоже мешать Илларге, нидерра. Дай им в проводники Эледера».

Услышав незнакомое имя, Арно вопросительно взглянул на вождя. Тот насупился и неохотно пояснил:

«Эледер — из Аратс. Вышел на наш пограничный дозор в прошлую седмицу. Заявил, что со Змеем ему не пути».

«Он не лгал, — веско произнесла шаманка. — Я прочитала это в его сердце».

«Не для того он бежал от своих, чтобы вернутся обратно» — не желал сдаваться Астигар.

Кейноа не ответила, ее лицо стало окончательно отрешенным, и Арно подумалось, что шаманке наскучил спор, и в зале осталась лишь бренное тело, а душа унеслась беседовать с Илларгой. Прежде его вера в Странника была несколько умозрительной; в море, да во время шторма, он, как и другие моряки, уповал скорее на Ниму. Ананк вела его дорогами странствий. И только встреча с Ларой перевернула его мир, подарив как мгновения ослепительного счастья, так и горечь. И впервые он столкнулся с непостижимым для разума обычного человека. А теперь ему предстоит побороться за Джузе. Он верил Кейноа, и теперь ему было странно, что вождя одолевают сомнения. Впрочем, после явной внутренней борьбы, Астигар с досадой буркнул:

«Сумеречник перережет тебе горло ночью на привале. Но так и быть. Я дам тебе пять воинов. Не больше. И только если найдутся те, кто пойдут с тобой по своей воле».

Добровольцев, к удивлению Арно, набралось около десятка. Хмурившийся Астигар выбрал пятерых. Сумеречник, щуплый и верткий парень, после недолгого раздумья согласился сопровождать их к храму и поклялся Наргином на собственной крови, что не предаст. Теперь пришло время проверить цену его клятвы.

...Арно оторвался от созерцания горы и испытующе взглянул в глаза Эледера.

— Мудрая сказала, что ты не лжешь, говоря, что выбрал иной путь.

— Ты не веришь Мудрой?

— Я хочу понять. Ты — инор-ец?

— Нет. Я прошел Тропу.

— Тогда кто не прошел?

Лицо сумеречника исказилось:

— Брат, младший. На охоте он распорол ногу о камни. Но Беласко не дал ему оправиться и настоял на проведении обряда.

— Какой в том был смысл?

— Наша мать много зим назад приглянулась Мудрому Беласко. Он хотел, чтобы она служила Змею вместе с ним. Но она связала свою судьбу с отцом.

— Зачем было столько ждать?

— Отец был дружен с нидеррой Алархом, а с его сыном, Харцем, мы устроили немало славных проказ, — Эледер скупо улыбнулся. — Отец и мать покинули подлунный мир еще при Алархе, Харца избрали нидеррой, и все изменилось. Блеско стал заправлять всем в клане. Прежде увечный или больной всегда получали отсрочку. Я принес в жертву черного петуха, дабы умилостивить Сугаара, но наутро за братом пришли, — пирр запнулся, затем с трудом договорил. — Он погиб в бесчестье. А теперь, когда сгинул и Харц... На пороге дома я нашел перо ворона и понял, что пришел мой черед.

История выглядела вполне правдоподобной, к тому же Арно полагался на интуицию шаманки. Тем не менее, он задал новый вопрос:

— Тропу никто не охраняет?

— Аратс вряд ли могут ждать нападения с этой стороны.

Тоже весьма правдоподобно.

— А как отнесется Сугаар к отступнику?

Эледер криво усмехнулся:

— Думаешь, что Аратс поклоняются Сугаару в жажде истребить весь род людской? Нет, Великий Змей дает нам свободу. В чести у нас были и Наргин, и Ост. Раньше. Теперь иначе. Но Ост сильнее Змея, так было от веку. Не попустит и впредь.

Арно оглянулся на воинов Фальго. Для себя он все уже решил, и если бы в этот миг Фальго решили повернуть назад — не собирался как-либо принуждать их. Старший, Кемен, неразговорчивый и жилистый с проседью в стянутых в хвост волосах, помедлив, кивнул, на лицах остальных — не было ни тени сомнения или страха.

— Да поможет нам Ост.

* * *

Неудача с Искрой ничуть не обескуражила Йахаба, ведь он ощущал, что сила его растет. Беласко говорил о необходимости встречи с королем Лодо, заверяя, что в Галее уже курятся благовония во славу Сугаара. Господину это было угодно, и Йахаб согласился.

Некотрое время потребовалось на то, чтобы освоиться в новом теле и — в Срединном мире, оказавшимся необычайно ярким, даже манящим. Воплощался ли он прежде и когда? Йахаб не знал. Теперь же самым главным чувством, владеющим им, было любопытство. Смертные сопровождали его повсюду и почтительно ожидали в отдалении, пока он подолгу наблюдал за преломлением солнечного света в струях водопада или полетом коршуна.

Вкус вина на языке или аромат свежеиспеченного хлеба, смертоносный блеск клинка или ласкающий тело мех — все было равно занимательно для него. Он предавался созерцанию крыла бабочки, умершей по его воле, или белых остроконечных лепестков идары — цветка, что растет высоко в горах, у границы вечных снегов, не вянущего, потому что он так пожелал.

Воспоминания и чувства Джузе из Амальфи переплетались с видениями бесплодных заледенелых равнин или багрового жара нижнего мира, где Йахаб бесчисленное число раз рассыпался в пепел и возрождался вновь. Служение и подчинение, что бы не предназначил для него господин.

Смертные развлекали. Разноцветными светлячками мерцали их души, заключенные в хрупкую плоть. Все их эмоции и устремления были внятны ему. Одни боялись, другие скрывали ненависть за подобострастием. Лишь Беласко он признал себе равным — насколько это было возможно, — ибо тот тоже истово служил господину.

Для своего обиталища он выбрал жертвенный зал, где Великий Змей дарил ему свою мощь. Йахаб знал, что вдали от храма станет слабее и поэтому жадно впитывал силу.

В зал по приказу Беласко притащили кровать, застелили ее драгоценными мехами инеистого волка. Подавали самую лучшую еду и вино. Вот только синий камень не покорялся ему. Иногда казалось, что дела шли на лад, мир раскрывался бесчисленными гранями, но жесткая отдача опрокидывала его на роскошное ложе.

Так пролетело несколько дней, пока Йахаб наконец не понял, что готов покинуть храм. Вечером, накануне отъезда, в зал вошла красивая, совсем юная девушка, чью наготу едва прикрывала короткая туника. Желание опалило его, лавой подземного мира прокатилось по жилам, и это было забавно. Йахаб не спеша, будто вкушая диковинный фрукт, насладился очередным подношением смертных. Ему показалось, что светлячок этой души горит ярче, чем у остальных. Из любопытства Йахаб коснулся его. И... то ли касание вышло слишком грубым, то ли связь души с телом оказалась непрочной, но девушка забилась, а потом замерла, уставившись перед собой бессмысленными, широко раскрытыми глазами. Под низким сводом заметалась светящая точка, и одновременно в глубине разума Йахаба прозвучал отчаянный крик. Он с досадой пожал плечами; первым порывом было вернуть душу обратно, но светлячок продолжал метаться, то скользя по телу девушки, то вновь взмывая вверх. Взгляд Йахаба упал на невянущую идару, лежащую на жертвеннике. В голову пришла иная идея, так же показавшаяся забавной. Он приказал светлячку опуститься на ладонь и сосредоточился, взывая к господину. И Змей ответил: в зале полыхнула зарница. Подойдя к жертвеннику, Йахаб осторожно взял цветок и повертел в пальцах. Идара будто светилась изнутри, от нее определенно распространялась волна силы, и это заслуживало внимания.

— Я буду заботится о тебе, милая.

Позади раздался всхлип, и Йахаб обернулся: из уголка рта девушки, недвижно распростертой на ложе, потянулась ниточка слюны. Он недовольно поморщился и резко взмахнул кистью руки, обрывая никчемную жизнь.

Лошадей и вьюки с сентиту и прочим походным добром оставили в уединенной лощине, которую указал Эледер. Кемен не стал утруждаться бросанием жребия и попросту ткнул пальцем в самого молодого из воинов, коротко приказав:

— Тебе стеречь.

Не лице юнца мелькнули досада и разочарование: очевидно, что он жаждал показать себя, пройдя Тропой Веры. Впрочем, под пристальным взглядом старшего, он тут же подобрался и, сурово сжав губы, кивнул.

С собой брали лишь припасы на день, оружие, веревки и атсилоки — горские топорики, напоминавшие Арно древние клевцы, но с короткой рукоятью и меньше по размеру — незаменимые, чтобы взобраться по отвесной скале и которые вполне могли использоваться как оружие. По склону горы в нескольких местах сбегали нитки горных ручьев, а значит, вода будет в достатке.

Эледер утверждал, что особой охраны не было, однако, у шамана могли быть и свои способы обнаружения врагов, тем более все могло измениться теперь, когда он заполучил столь ценного пленника. Но что гадать, скоро они все проверят на собственной шкуре.

Арно вздохнул. Тревога, не оставлявшая его после слов Лары, будто сгустилась, и он гнал от себя мысль, что Джузе уже может быть мертв. Или... покорился демону Хаоса? Нет. Это Тьма шепчет ему. Ведь ничто не свидетельствовало, что разверзлись врата нижнего мира.

Он посмотрел на перевалившее полуденную черту солнце: если они хотят пройти Тропу до наступления темноты, им нужно спешить.

… Пройти по Тропе, пусть и при наличии проводника, оказалась сложнее, чем Арно себе представлял. Карниз, шириной в две ступни, с редкими площадками, где можно было перевести дух, и порывистый ветер, так и норовящий смахнуть чужаков со склона. Они беспрекословно подчинялись Эледеру: куда поставить ногу, какая трещина в скале годится, чтобы воткнуть атсилок. Даже опытные в преодолении вершин фальго выбивались из сил. Арно выручали морской опыт и врожденное чувство равновесия. Стиснув зубы, он заставлял себя сделать очередной шаг. А затем — следующий. От напряжения сводило все мышцы, пот заливал глаза. Он не сразу понял, что Тропа закончилась. Вдруг стало возможно дышать, и стих злой ветер, а под ногами оказалась земля, поросшая травой.

Фальго хлопали друг друга по плечам, послышались смешки впрочем, быстро стихшие после негромкого приказа Кемена.

Арно, тяжело дыша, опустился на колени в густую траву. Прошли, все-таки прошли!

— До храма не больше пасосса, — сказал подошедший Эледер.

Арно прикинул — примерно треть лиги. Тропа вывела их в небольшой перелесок. Солнце уже наполовину зашло за вершины, не пройдет и получасия, как все погрузится во мрак. Нет смысла соваться к храму сейчас, тем более, когда переход измотал их всех

— Отдыхать, — хрипло бросил он. — На рассвете пойдем к святилищу.

Костра, опасаясь выдать себя, не разжигали. Воины фальго быстро забылись сном, на краю поляны застыл часовой. Вечер щедрого месяца Летних костров напитал теплом и ароматами разнотравья воздух, луна в последней четверти заливала Пиррей бледным светом. Чирикнула сонная птица, внизу, в лощине отозвалась тявканьем лисица. Мироздание вершило свой круговорот. И так странно было осознавать, что совсем рядом притаилось древнее зло... Что ждет их завтра? Как им удастся проникнуть — а главное уйти из храма? Пусть даже нападения и не ждут, вряд ли сумеречники настолько беспечны, чтобы вовсе оставить святилище без охраны. Что же — у них эффект внезапности, а на рассвете сторожа теряют бдительность.

Арно дожевал лепешку с вымоченными в меду орехами, глотнул воды из фляги и улегся прямо на землю. Ананк вела его всегда, так будет и впредь...

Йахаб проснулся рано, в тот миг когда короткая летняя ночь лишь начала уступать свои права утру. Находясь в толще горы, нельзя было понять, встало солнце или нет, тем не менее, посланец Суагаара четко ощущал каждый миг дня и ночи. Храм был объят тишиной и спокойствием, однако непонятное волнение обуревало Йахаба — будто со дна бокала игристого вина поднимались пузырьки... Сегодня он покинет это пристанище и отправится к правителю смертных. Но не оторванность от господина и сосредоточения его силы вызывала волнение. Он прислушался к себе и с удивлением понял, что источником странного чувства бы прежний хозяин тела.

— Джу-узе Орс-с-сала, — шелестяще произнес Йахаб, пробуя имя на вкус.

Он считал, что Орсала исчез, оставив лишь смутные воспоминания и не обладая более собственной волей, однако это оказалось не так. Прервать цепочку серебристых горошин! Однако ярость, которой он намеревался изничтожить внезапно проявившегося прежнюю личность, вдруг обернулась обморочной слабостью. Он откинулся на подушки, пережидая, когда рассеется туман перед глазами. Затем выдохнул и вновь прислушался: ничего. Волнение схлынуло, однако теперь он знал, что часть Джузе из Амальфи все еще обитает в этом теле. Неприятное открытие.

Но что послужило причиной пробуждения Орсалы? Йахаб сосредоточился, внутренним зрением озирая окрестности храма. И заметил чужаков, затаившихся в перелеске. Он потянулся было к гонгу: поднять тревогу и повелеть расправиться с безумцами. Но остановился. Пятеро — обычные горцы, с тусклыми огоньками душ, в которых жажда убивать не могла скрыть ужаса перед непостижимым для их скудных умов. Но вот шестой... его аура полыхала ярким голубым пламенем. И в то же время Йахаб не ощущал угрозы себе... или нет, не себе — а Орсале.

— Любопытно... — прошептал он, садясь на ложе. — Какой красивый цвет... Арно... — из глубин памяти пришло имя, и он повторил: — Любопытно...

Храм Сугаара впечатлял, но не красотой и гармоничностью линий — напротив, странными для восприятия изломами и асимметрией. В утренних сумерках сложно было понять, где дело рук человеческих переходило в прихотливую игру сил природы. Изваяния полуживотных-полудемонов в нишах фасада и отвращали, и притягивали взгляд. Раззявленные пасти, странные формы черепов и искривленные тела, застывшие в неестественных позах Уродство, возведенное в абсолют. Арно услышал, как вполголоса выругался один из фальго, ему ответил другой, призывая гнев Оста на богопротивное капище. Шикнул Кемен и все замолкли.

Арно, хмурясь, разглядывал площадку перед храмом. Царившее на ней оживление отменяло первоначальный план, заключавшийся в попытке как можно незаметнее проникнуть вовнутрь. У коновязи топтались с десяток лошадей, сумеречники сновали взад и вперед, несли вьюки, проверяли упряжь. Они явно готовились выступить, и оставалось только ждать. Впрочем, не прошло и децимы, как из дверей вышел прихрамывающий седоволосый пирр в расшитой золотой тесьмой хламиде, и Арно узнал шамана. За ним шел... Джузе. Не истерзанным пленником в цепях — свободным, и на губах его играла легкая улыбка.

— Что будем делать, джан Арно? — едва слышно спросил Кемен.

Самые противоречивые мысли теснились в голове. Джузе покорился? Сумел договориться или подчинил своей воле сумеречников?

— Чуть ниже дорога сужается. По одному пойдут. Можно напасть, — сказал Эледер. — Заросли нас скроют.

Атаковать из засады — иное, чем вслепую бросаться в лабиринт храма Змея. Главное — Джузе жив. А там — посмотрим.

— Решено, — сказал Арно. — Веди.

Светлячки роились вокруг, Йахаб мог бы дотронуться до каждого, растереть меж пальцев как разноцветную пыльцу с крыльев бабочки. Но он медлил, выжидал. Дать приблизиться еще... Сухо затрещало и едущие впереди люди повалились на землю. Он увидел, как разбились, расплескались их ауры и досадливо скривился: не стоило ждать так долго, ведь он даже не успел собрать светлячков их душ. Остальные всполошились, скатываясь с седел и настороженно водя по сторонам жалким оружием смертных. Вздохнув, Йахаб вытянул руку по направлению к засевшим в кустарнике чужакам и сжал пальцы в кулак.

Неведомая сила бросила Арно на землю, лишая дыхания. Борясь за каждый вздох, он повернул голову: рядом распластались Кемен и Эледер, из зарослей доносились хрипы остальных.

— Как поживаешь, Арно?

Над ним возвышался Джузе.

— А тебе... как кажется?

— Полагаю, что не слишком хорошо. Зачем ты пришел?

— Я пришел... за... тобой, Джузе...

Впрочем, взглянув Орсале в глаза, Арно понял, что ошибается — тьма, беспредельная тьма плескала в них. То, что стояло над ним, не могло быть его другом.

Существо беспечно махнуло рукой:

— Вряд ли он тебя услышит. Тебя же предупреждали. О спасении Джузе надо было заботиться раньше. Или не заботиться вовсе.

— Ты... кто?

— Не важно. Поговорим о твоем друге. Самым лучшим выходом для него было погибнуть в бою. Разве ты не видел в нем след моего господина?

— Джузе... боролся, — закашлявшись, Арно выплюнул вязкую слюну. — А Сейд Тахрир... его владения... остались далеко...

— Мой господин властвует повсюду. Смертные знают его под разными именами и в разном обличии. Сейд Тахрир или Сугаар. Или демон Ци-ен для живущих в странах восхода. И он никогда не оставляет тех, кого коснулся. Но я отвлекся. Любовь и привязанность Джузе к тебе были безмерными. Тебе не приходило в голову, что он мечтал стать для тебя больше, чем просто соратником, больше, чем даже другом? А ты — что, ни разу не представлял себе сладость обладания...

— Убирайся... исчадье Тьмы!

Демон рассмеялся:

— Ты забавляешь меня. Признайся, тебе же нравилось держать при себе того, кто не раздумывая, отдаст за тебя жизнь, не так ли?

— Это... был... его выбор... — с трудом выговорил Арно.

— Слишком просто. Ты стоишь за Свет, но не единожды предавал свои идеалы. В любовных утехах с чужой женой ты таже не вспоминал о Джузе. Что же, ему уже не помочь. Но я могу... отомстить за него. Пусть даже вся эта возня и чувства смертных — сухие листья под ногами богов. Во славу моего господина!

Он направил раскрытую ладонь на Арно, и у того от боли потемнело в глазах. Беспомощно корчась под страшным гнетом, он не сдержал стона. Но вдруг боль стихла. Склонив голову к плечу, демон рассматривал его с любопытством:

— Почему-то я не могу убить тебя. Поступим по-другому. У твоей души такой красивый цвет...

В руке его появился белый цветок. На мгновение Арно показался, что лепестки ослепительно вспыхнули, затем все померкло.

Йахаб постоял немного над распростертым Арно, затем провел над ним рукой.

— Я не буду прекращать твое существование. И даже обеспечу сохранность этого тела, — он язвительно рассмеялся и шагнул к лежащим рядом пиррам.

— Эледер, ты предал господина и умрешь. Кемен, когда к тебе вернется способность двигаться, ты доставишь великолепного Арно в свой клан. Пусть полюбуются на того, с кем были связаны надежды многих. Разумом он теперь вряд ли отличается от барана, так что хорошо заботьтесь о нем. И славьте Великого Сугаара, а не ваших слабых божков. Но не только поэтому я оставляю тебе жизнь. — Наклонившись, он коснулся указательным пальцем лба Кемена и прошипел: — Луну акстакобу акталиил кайду!

Затем выпрямился и вытер испарину, выступившую на лбу: все-таки повелитель не наградил его безграничными возможностями да и часть сил пришлось потратить на борьбу с Орсалой. Он и придирчиво оглядел идару. Цветок казался только что сорванным, на лепестках даже блестели капельки росы. Слабое сияние исходило от него, и на губах Йахаба появилась улыбка, которую можно было назвать мечтательной.

— Ты будешь близко от своего друга, Арно. Как вы оба и хотели.

И наконец обернулся на застывших на дороге людей. Даже Беласко не смел приблизиться и стоял, почтительно опустив голову.

— Убейте всех, кроме этих двух. Этим не мешайте покинуть земли Аратс.

Беласко и Йахаб, сопровождаемые десятком воинов Аратс, прибыли в Морьяк пятого дня месяца Летних костров. Амарра мимоходом отметил у эскорта мушкеты последнего образца: что бы король не говорил, он определенно возлагал на пирров надежды, раз велел снабжать их оружием. Преисполненный торжественности Беласко держался надменно. Йахаб, напротив, выглядел легкомысленным и непосредственным юнцом, однако встретившись с ним взглядом, Амарра вздоргнул и отчего-то подумал, что охрана тому без надобности.

Король, хотя и был извещен заранее о прибытии одаренного, растерялся, пусть и не подавая виду. И Амарра хорошо понимал — почему. Он тоже не сказать, чтобы чувствовал себя уверенно. Метаморфоза, произошедшая с жалким пленником, поражала, а неприятные ощущения, впервые испытанные в храме Змея, усилились: будто поток холодного воздуха проникал под одежду, вздыбливая волоски по всему телу.

Лодо провел получасие, беседуя с гостями, а после повелел собрать высших офицеров и знать в главном зале резиденции. Посланник Сугаара должен был показать могущество своего бога прилюдно.

Насколько Амарра чуял настроение сюзерена — тот был впечатлен. И по его мнению — пожалуй, слишком. Шаманство шаманством, но Лодо сам говорил, что ни один одаренный в одиночку армию не остановит, а у Альби есть своя Искра. Опять возникла тянущая боль под ложечкой, а в голову полезли вовсе несуразные мысли. Если бы он восемь лет назад не заикнулся о родстве с Аратс...

«Все пришло бы к тому же исходу, Гидо. Неуж полагаешь, что мошка может лететь против бури?».

Амарра вздрогнул и огляделся. Голос прозвучал так явственно, как если кто-то подкрался со спины. Разумеется, позади никого не было. Он мотнул головой, прогоняя морок, и вошел в главный зал.

На него обрушился гул; духоту летнего вечера не в силах были развеять распахнутые настежь окна. Среди собравшихся преобладали офицеры в черных и серых мундирах, в толпе мелькали дворяне в непривычно строгих камзолах; немногие дамы выделялись на общем фоне яркими одеяниями, и взгляды мужчин невольно задерживались на них. Однако какие-либо проявления флирта, обычные для королевских приемов, не наблюдались. А вот количество приверженцев новой веры прибавилось, и значительно.

Тронное кресло под бордовым балдахином пустовало: король задерживался. Перед троном установили длинный стол, накрытый лиловым бархатом, под тканью угадывались несколько предметов. Возле стола переминался с ноги на ногу недавно назначенный магистр ордена Пастыря — мальчишка не в состоянии был побороть растерянность. Амарра занял место слева и немного позади трона и то поглядывал на магистра, то цепко шарил глазами по лицами толпящихся в зале дворян. В первом ряду стояла роскошная Этель Соланж в изумрудном, расшитым золотыми нитями платье. Бронзовый восьмиугольник на полуобнаженной груди подрагивал в такт бурному дыханию. Рядом застыл невысокий худощавый мужчина средних лет в черном мундире полковника кирасир. Светлые холодные глаза, русые волнистые волосы с пробивающейся в них сединой, остроконечная бородка — как то было модно во времена короля Гаспара. Жерар Соланж. В отличии от жены и большей части придворных он не спешил обращаться в пиррейскую веру. Амарра медленно поклонился, полковник ответил едва приметным кивком. Прежде им не довелось встречался, однако портрет придворного живописца вполне достоверно передавал черты лица. Узнав о связи Этель с королем, Амарра навел справки: старинный род, один из немногих, кои никак не запятнали себя связями с заговорщиками Вермадуа, годы безупречной службы. По мнению Амарры, не стоило рисковать преданностью такого человека, как граф Соланж, ради любовных утех, какой бы горячей не была в постели баба. Но он прекрасно понимал, что своим мнением может подтереться.

Он покосился на округлившийся живот Этель и вновь задумался о том, кем мог быть отец ребенка. Других бастардов у короля, славящегося подвигами на любовном ложе, пока что не было. Впрочем, раздумья были прерваны тяжелой поступью: в зал вошли королевские гвардейцы, в их кольце шествовал Лодо, на шаг за ним — Беласко и Йахаб. За гвардейцами шел пиррейский воин, неся железную клетку, в которой металась крупная рыжая крыса.

Голоса мгновенно стихли, мужчины склонили головы, а дамы — присели в глубоком реверансе. Процессия пересекла зал, гвардейцы выстроились по сторонам трона. Лодо обернулся и взмахнул рукой, позволяя подданным выпрямиться. Теперь взоры всех устремились на диковинных гостей.

Беласко выпятил вперед подбородок, одаренный же с любопытством осматривался.

— Я созвал вас сегодня, дабы вы могли убедиться в могуществе Великого Змея! — возвестил король, затем уселся в кресло и обратился к магистру:

— Светлый Лориан, — в голосе его величества звучала неприкрытая издевка, — поведайте нам, как происходило испытание одаренных.

Магистр, запинаясь, забормотал:

— Поскольку дар Искр пр...проявлялся в четырех... четырех стихиях, кои есть...

— Знаем, — нетерпеливо прервал его Лодо, — дальше

Лориан втянул голову в плечи и сдернул ткань со стола. Под ней оказались свирель, горка земли на дощечке, свеча и чаша с водой.

— Эти предметы издвревле использовались... чтобы стихия Искры откликнулась...

— Что мне стихии Искр? Нет. Я выбираю иной способ явить силу Сугаара!

Йахаб сделал знак приблизится пиррейскому воину и взял у него клетку. Крыса заверещала и бросилась на прутья, грызя их длинными зубами. Одаренный дунул в оскаленную морду и животное мгновенно успокоилось. Поставив клетку на стол, он открыл дверцу и взял крысу в руки. Та сидела на ладони, не пытаясь сбежать или укусить.

Йахаб усмехнулся и щелкнул пальцами другой руки. Дернувшись, крыса скатилась с ладони и замерла на полу. В толпе послышались удивленные восклицания.

— Я забрал ее жизнь во славу господина, — прокатился по залу голос одаренного. — Но это еще не все.

Он направил раскрытую ладонь на горку земли. На дощечке закрутился крошечный вихрь, обнажая зерно пшеницы, еще миг — и зерно рассыпалось пеплом, а в воздухе завис сгусток пламени. Резким движением кисти руки Йахаб бросил сгусток в чашу с водой. С шипением взвились клубы пара, шарахнулся в сторону и, запнувшись, упал юный магистр Лориан.

— Славьте Сугаара!

Амарра стиснул зубы: слова отозвались вибрацией в костях, по спине пробежал озноб. На лицах собравшихся проступил благоговейный ужас, особо впечатлительные даже рухнули на колени.

Лодо вскочил на ноги:

— Славьте Великого Змея! — он обернулся к скорчившемуся Лориану и запальчиво крикнул: — Где твой Странник? Почему не поразит нас своими молниями? Значит, все, что болтали жрецы — ложь!

Единственный глаз короля горел фанатичным огнем. Пересиливая страх, юный жрец поднял голову и что-то пролепетал, но Лодо не слушал.

— Отныне повелеваю: распустить ордена Пастыря и Воителя. По милости своей, я не буду преследовать жрецов — если только они не продолжат проповедовать ложь.

Амарра мысленно охнул: решение короля, явно спонтанное, грозило обернуться большими бедами в самом ближайшем будущем. Однако экзальтированная толпа ответила ревом.

Графиня Соланж и вовсе пала ниц, простирая руки к посланцу Сугаара. Ее супруг остался стоять, лишь сдвинул брови. Йахаб повернул голову в их сторону и неожиданно обратился к графу:

— Жару этого костра не согреть вас, ваше сиятельство.

Соланж дернул уголком губ и плотно сжал их, будто сдерживая рвущиеся слова. Но одаренный больше не смотрел на него. Он кивнул Беласко, и тот бережно извлек из складок хламиды кулон. В закатном свете сапфир, зажатый клыками волка, налился темно-фиолетовым.

— Камень Победы не принадлежал тому, кого вы зовете Странником, — глухо проговорил шаман. — Ваши жрецы лгали во многом. Смертные, принимавшие силу богов, были задолго до Странника. Он лишь склонил часть их на свою сторону. Придумал нелепые ритуалы. Но Камень извечно служит одаренным.

Он с поклоном передал кулон Йахабу, и Амарре вновь почудилось, что реликвия доставляет страдание приверженцам Сугаара.

В руках Йахаба разлилось синие сияние. Где-то у дальней стены истошно закричала женщина, но крик тут же оборвался, как если кричавшей заткнули рот.

— А теперь ступайте, — сказал Лодо, опускаясь в кресло. — И отныне несите истинную веру в ваших сердцах

Амарра видел, что король на пределе: бледность и выступивший на висках пот, вялые движения говорили сами за себя.

— Гидо, останься, — тихо сказал Лодо и прикрыл ладонью лицо.

Зал опустел довольно быстро. Одной из последних, то и дело оглядываясь, ушла Этель. Никто не препятствовал уходу магистра Лориана, и тот, прихрамывая, также покинул зал. Затем, печатая шаг, ушли гвардейцы, и двери закрылись.

— Нам надо обсудить... несколько вопросов, — негромко начал Лодо. — Ровно через седмицу наши войска перейдут границу Альби. Одновременно Аратс должны будут атаковать Квилиан, открывающий путь в долину Венаско и ударить по Карде.

Амарра позволил себе задать вопрос:

— Как быть с кланами, что заключили союз с Монтего?

— Как сообщили наши лазутчики, таких кланов два. Остальные выжидают, — вместо короля ответил Беласко. — С Фальго не возникнет никаких затруднений, Господин Йахаб позаботился об этом. А вождь Мендико еще подумает, следовать ли уговору, когда узнает о... неприятностях Фальго.

Боль под ложечкой становилась все сильнее. Амарра осторожно выдохнул. Заверения шамана казались бредом, несмотря на эффектное представление, устроенное одаренным. Но более всего удручал Лодо, кивавший каждому слову Беласко.

— Уверен, что в Альби уже прознали о наших приготовлениях, но Монтего это не поможет. — утомленно проговорил король. — Гидо, пока не началась война, скачи в Талассу. Доставишь Моруа последние указания, а он посвятит тебя... в прочие детали. Полагаю, что после у него возникнут сложности, — он сухо рассмеялся. — Маршал Люмаж на нашей стороне. Если с Моруа вдруг случится досадная неприятность, обратишься к нему.

— Одаренная? — снова спросил Амарра.

— Я держу завесу, чтобы помешать ей увидеть происходящее здесь. И да, она представляет определенную проблему, — лениво растягивая гласные, отозвался Йахаб.

С отсутствующим видом он крутил в пальцах невесть откуда взявшийся белый цветок с остроконечными лепестками, который выглядел как если его только что сорвали в росистом саду.

— Ваши безуспешные попытки пленить Искру обернулись тем, что ее дар усилился. Она уже достигла Талассы и находится под защитой ордена Воителя. А в нем вовсе не смиренные овечки...

— А как же реликвия? — удивился король. — Разве она не дарует нам победу?

Йахаб повел плечом:

— Ваше величество, все несколько... иначе и, пожалуй, циничнее. Камень лишь приятное дополнение к способностям и символ для толпы.

У губ Лодо залегла скептическая складка, однако Йахаб продолжил говорить, не дожидаясь реакции короля.

— Но у любой проблемы есть решение. Силы Искры не беспредельны, их можно истощить. Раймон Оденар. Его надо захватить, и обязательно — живым.

— Живым? — недовольно переспросил Лодо.

— Искра связана с ним узами, более тесными, чем полагает, и чем это определено вашими глупыми обрядами, — ответил Йахаб и потянулся. — Не мне вас учить, смертные. В коварстве вы намного превосходите богов. Гидо, я на тебя рассчитываю.

Таласса встретила не по летнему холодным ливнем и порывистым ветром. Капли барабанили по крыше кареты, по окнам струилась вода, и силуэты драгун эскорта казались призрачными видениями, а проступавший впереди город — нарисованными водяными красками на серой бумаге.

Карета пресекла мост через Роану; Лара дернула за свисающий со стенки шнурок, открывающий оконце в передней стенке, и крикнула вознице:

— В обитель Пастыря!

— Сьера Лара? — встрепенулась Вивьен. — Как же, вы и не отдохнете с дороги?

— В обители есть все необходимое для усталых путников, кем бы они ни были. Если же что-то потребуется, ты привезешь мне позже.

Карета повернула и поехала вдоль берега реки, направляясь к обители.

— Как вам будет угодно, сьера Лара...

Вивьен зябко закуталась в плащ и вжалась в угол, избегая встречаться с госпожой взглядом. Лара вздохнула: девушка боится. Как боялась Тильда. Вивьен пугали суровые лица окружающих их солдат, спешка, с которой они отправились в Талассу и сама Лара — вернее — произошедшие в ней изменения. С самой Карды девушка большей частью молчала и старалась быть как можно незаметнее. Ларе не хотелось глубоко затрагивать ее разум, да и болтовня или чрезмерная услужливость горничной сейчас только бы отвлекали и утомляли. Она лишь чуть притушила страх и сосредоточилась, пытаясь проникнуть за туман, окутывающий север Пиррея и Галею. Удавалось не всегда, однако она видела кавалерию, передвигающуюся небольшими отрядами, пушки, влекомые мощными лошадьми, и тоска одолевала ее. Лара переводила внутренний взгляд на приграничные альбийские крепости. И хотя на дорогах тоже прибавилось войск, солдаты казались ей беспечными, а гарнизонная жизнь — слишком мирной. В попытке противостоять Йахабу она соткала подобие завесы, и слепящая бликами поверхность воды накрыла Альби. На поддержание завесы уходило немало сил, и была ли она достаточной, чтобы скрыть происходящее от пробудившегося демона? Лара не знала. Тревога не отпускала ее ни на миг. Арно намеривался освободить Орсалу, и если у него ничего не вышло...

Несоклько раз она пробовала дотянуться до него, но безуспешно. Почему ей не удается пробиться к нему? Надо попытаться еще... Лара вздохнула и, прижав пальцы в вискам, сконцентрировалась.

Стенки кареты исчезли, она очутилась в гроте с усеянным сверкающими камнями сводом. На ложе из черного мрамора неподвижно распростерся Арно. Она бросилась к нему и с облегчением убедилась, что он жив: дыхание, пусть и редкое, вздымало грудь. Он не был ранен или болен, но краски ауры побледнели и размылись.

— Арно!

Он не шевельнулся. Невесть откуда взявшийся туман затопил грот и ее рука, протянутая вперед, ощутила лишь липкую сырость.

«Арно!»

Всхлипнув, Лара откинул голову на стенку кареты. Что с Арно, он тоже в плену?! Что означает столь глубокий сон? Гнет несчастий казался непосильным. Все ее старания что-либо исправить приводят лишь к новым бедствиям...

— Дождь заканчивается, — подала вдруг голос Вивьен. — Посмотрите, сьера Лара — солнце!

Слова девушки вывели Лару из горестного отупения. Ливень и в самом деле почти прекратился; сквозь прорехи в тяжелых тучах пробивались солнечные лучи. Она устыдилась своей слабости. Арно жив, а для того, кто среди живых, всегда есть надежда. А скольким предстоит погибнуть в грядущей войне? Не гоже ей роптать.

— Все верно, Вивьен. Дождь, каким бы долгим он не был, закончится. А потом выглянет солнце...

Лара бросила взгляд в окно: обитель уже близко, и очертания знакомых стен будто придало ей сил. У привратников, судя по всему, были особые указания, поскольку створки ворот распахнулись едва ли не прежде, чем карета подъехала. Копыта лошадей застучали по плитам двора. От главного здания спешили несколько жрецов. Лара узнала Паулина и с удивлением отметила на его груди серебрянную подвеску в виде посоха, заключенного в круг: молодой человек занимал теперь довольно высокую ступень в ордене. Магистра Вальена не было и сразу же пришло ощущение несчастья.

— Сьера Оденар, — Паулин почтительно поклонился. — Хвала Страннику. Отрадно видеть вас.

— Приветствую вас, светлый Паулин, — сказала Лара, выходя из кареты. — Прошу приюта в доме Посланца Звезд.

Слова старинного ритуала сами вырвались у нее. Паулин замер на миг, затем вновь поклонился:

— Милость Посланца Звезд не знает пределов. Отныне он простирает над вами покров, — ответил он, как предписывали древние книги, и добавил: — Вы можете пробыть здесь столько, сколько потребуется. Ваши апартаменты поддерживались в полном порядке.

— Со мной горничная.

Растерянная Вивьен подошла и остановилась рядом с ними.

— Конечно.

Паулин сделал знак одному из жрецов приблизиться и указал на дорожный сундук на запятках кареты. Лара вновь отметила уже ставшую привычной для Паулина властность жеста — и властность в его ауре. Как долго он заправляет всем? Однако об этом она поразмыслит позже.

— Вивьен, тебя проводят в отведенные мне комнаты, — Лара оглянулась на уставших и промокших драгун, на отфыркивающихся, забрызганных грязью лошадей: — Сержант, разместите ваших людей в доме сьера Оденара. До новых распоряжений. И ты тоже, Леруа, отправляйся домой, — добавила она, обращаясь к вознице.

— Пройдемте, сьера Оденар, — приглашающе проговорил Паулин. — Магистр ждет вас.

— Магистр Вальен болен? — негромко спросила Лара, пока они шли к главному входу в обитель.

— Как вы... О, прошу прошения... С тех пор, как мы узнали о вашем пленении, он страдает от сердечной болезни. И даже известие, что вы благополучно вернулись в Альби, не изменило его состояние, — Паулин вздохнул и добавил, понижая голос. — Увы... Магистр надеялся, что успеет увидеться с вами... Хорошо, что вы без промедления приехали в обитель.

— Я постараюсь помочь... Но у меня безрадостные новости. Прошу, пошлите кого-нибудь к магистру Андронику и месьеру Эрнану и передайте мою просьбу прибыть сюда.

Лежащий в высоких подушках Вальен поразил Лару заострившимися чертами лица и восковой бледностью.

У изголовья сидела жрица из ордена Сестер. При виде вошедших она поднялась со стула и прошептала:

— Сьера Лара... О, благодарение Страннику!

— Мы оставим вас, сьера Оденар, — вмешался Паулин и поманил жрицу к выходу.

После того, как дверь с тихим стуком закрылась и стихли шаги, Лара приблизилась к кровати и вытянула руки, считывая состояние магистра. И закусила губы: жизнь иссякала в нем, и было возможно лишь чуть замедлить, но не остановить это. Она направила силу ласковой волной омыть тело Вальена.

Глаза магистра открылись.

— Дитя, вас ли я вижу? — прозвучал слабый голос.

— Благословите меня, светлый Франсис, и прошу простить, ибо у меня дурные вести.

— Что же с вами произошло? Я получил вашу записку и немедленно отправил брата Паулина, чтобы тот догнал вас и убедил вернуться в Талассу. В Карде его настигло известие о вашем пленении... И вот вы здесь... — он замолк, выжидательно глядя на нее.

Лара будто шагнула в глубокий овраг:

— Звезда у врага, и в том только моя вина.

По лицу магистра пробежала судорога боли:

— Я... боялся этого. Но то, что вы освободились... давало надежду. Напрасно.

Опустив голову, Лара заговорила:

— Я поехала в Квилиан, чтобы спасти людей. И Раймона. Теперь понимаю, что в мой разум проник шаман Аратс и... отчасти подчинил себе. В окрестностях крепости нас ждали...

— Ох, Лара, Лара... Неужели дар не позволил распознать вмешательство? — укоризненно спросил Вальен.

— Нет, светлый Франсис, — Лара опустила голову. — В летописях мне не попадалось... что такое даже возможно. Но я не снимаю с себя вину за это.

— Печально... — пробормотал магистр. — Ваша вина велика. Но вы слишком молоды и подвержены порывам чувств — и нет никого, кто бы верно учил вас. Не осталось Искр...

Лара сглотнула: она видела душевную муку, сокрушавшую Вальена. Однако кто, кроме него, может сейчас направить ее?

— Я — не единственная Искра.

Вальен изумленно, с какой-то детской надеждой взглянул на Лару, и у нее пересохло горло. Ей предстояло нанести еще один удар:

— Случилось еще нечто ужасное. Пытаясь освободить меня в плен попал... другой одаренный. И он... принял Тьму.

— Сердце мое изнемогает от мысли, что Странник нас оставил, — обреченно закрывая глаза, отозвался магистр.

— Странник нас не оставил! Я разговаривала с ним в моем видении! — воскликнула Лара. — Он сказал, что реликвия — лишь символ. Если нашелся еще один одаренный, значит — есть и другие!

— Еще в месяц Звезды я разослал жрецов... в самые дальние пределы Альби... заручился содействием орденов Этррури. По сей день... никого не нашли. И даже если найдут — нет времени... обучать. И некому...

Вальен замолчал, дыхание сделалось прерывистым. Потянуло холодом, и Лара задрожала: смертная тень наползала на магистра. Она попыталась вновь напитать его, однако сила уходила втуне, исчезала, как вода просачивается сквозь песок.

— Светлый Франсис! Что мне делать? — в отчаянии взмолилась она. — Я вижу многое, но не могу внятно толковать. Я неискушена в политике и интригах и не знаю, кому доверять. Галея готова напасть, и с ее армией идет мощь Сугаара. Что я могу противопоставить демону?

— Как хорошо... боли нет... Малые возвысятся, а великие... падут. И ничто не спасет... хитроумных, — Вальен вдруг сел. — Нет нужды в советах, в уверениях и клятвах, ведь ты читаешь чувства и помыслы. Странник ведет тебя, пусть и трудными путями. Властью магистра ордена Пастыря... — он запнулся и заговорил быстро, сбивчиво: — Дитя, доверяй своему... сердцу. Прости... Свет Звездного Предела сияет... в моих глазах... — голос прервался, магистр рухнул на подушки.

Почти прозрачное, едва заметное даже внутреннему зрению Лары, облачко медленно поднялось к потолку. Вальен вздрогнул, еще раз сократилось измученное сердце, затем он вытянулся на кровати.

Лара зажала рот ладонью, чтобы не зарыдать. Неизбывной горечью полнилась душа. Несколько раз глубоко вздохнув, она приказала себе собраться и громко позвала:

— Брат Паулин!

Молодой жрец вбежал в комнату. Замер, затем упал на колени возле кровати. Не понимая, отчего вдруг возникла неприязнь, Лара сухо сказала:

— Магистр Вальен ушел за Предел, брат Паулин.

— Горе нам! — жрец уткнулся головой в руку Вальена.

Тошнота подкатила у Лары к горлу. Паулин ничем не заслужил подобного, это просто усталость. Молча повернувшись, она вышла прочь.

Внешняя галерея, опоясывающая здание со стороны парка, стала излюбленным местом еще зимой. Как далеко казалось это время, какой наивной она — себе, теперешней. Внезапная смерть Вальена оглушала, отдаваясь в сердце острой болью. Ее наставник, в чьей мудрости она всегда черпала поддержку...

Лара остановилась у стрельчатого проема. Оказывается, уже вечер. Воздух ощутимо потеплел, пахло влажной землей и хвоей; в прояснившемся небе расцвела огромная радуга. Она казалась земным отражением Звездного моста.

— Прощайте, светлый Франсис, пусть будет легок ваш путь...

Позади раздались шаги. По рисунку ауры Лара поняла, что к ней идет магистр Воителей, и напряглась. Их общение было редким, и как правило — вынужденным, да и особой симпатии к себе она не ощущала.

— Сьера Оденар?

Она обернулась:

— Печальный день, магистр Дегуа...

— Альби постигла тяжелая утрата, — наклонил он голову. — Примите мои соболезнования. Магистр Вальен так много значил для вас.

Худощавое, с неправильными чертами лицо Андроника Дегуа было бесстрастным. Она насторожилась, всматриваясь в него. Но нет, Дегуа говорил вполне искренне. Однако от Лары не скользнуло любопытство, которое глава ордена Воителя испытывал по отношению к ней.

До них донеслись голоса, среди которых выделялся пронзительный тенор Паулина.

— Думаю, что теперь новым магистром Пастыря станет брат Паулин, — вдруг заявил Дегуа.

— Почему? — вырвалось у Лары.

— Вальен приблизил его к себе в прошлые месяцы, значит доверял ему. Паулин всегда был надежным и разумным помощником. Остальные жрецы Пастыря поддержат выбор своего магистра. А вас он чем-то не устраивает? — с ноткой иронии спросил Дегуа.

— Мне неизвестно ничего, чтобы бросало тень на брата Паулина. Однако он слишком молод... и вряд ли обладает должным опытом, и знаниями.

— Весь прошлый опыт мало поможет в том, что надвигается на нас. И Паулин не так уж юн — меня избрали магистром, а я лишь на пять лет старше его. Впрочем, это дело будущего. Сегодня действительно печальный день — день, меняющий многое. Вы были с магистром Вальеном в самые последние мгновения. Жаль что ваш дар не смог помочь ему...

— Чтобы помочь светлому Франсису, надо было быть самим Странником, — резче, чем ей хотелось, ответила Лара.

— Я далек от того, чтобы упрекать вас, сьера Оденар. Я навещал магистра Вальена на прошлой седмице и, пожалуй, удивлен, что он смог прожить еще столько. Но у ваших, назовем их так, недоброжелателей, могут возникнуть вопросы.

— Недоброжелателей? — переспросила Лара.

— Часть старой знати недовольны политикой месьера Эрнана, и в том числе — покровительством, которое он оказывает вашему супругу, и перенесла свое недовольство на вас.

Враждебность аристократии казалась Ларе наименьшей из всех бед, и она пожала плечами.

— И все же — как... некстати, — продолжил Дегуа, пристально глядя ей в лицо.

— Можно подумать смерть такого человека, как магистр Вальен, могла быть кстати и в более благословенное время!

Дегуа примирительно выставил перед собой ладони:

— Я вам не нравлюсь, да и вы не вызываете у меня приязни. Признаю, был разочарован, что вам не откликнулась Стихия Огня, что же, на все воля Странника. Однако у меня к вам предложение: забыть прошлые... неурядицы и заключить союз.

Лара изумленно воззрилась на него.

— Да. Вы — Искра, и знаете, что я не лгу и не преследую тайных целей, — по тонким губам Дегуа скользнула усмешка.

В самом деле — цвета его ауры — голубой, зеленый и серый — были чистыми, без примесей затаенной злобы или зависти. Однако ее покоробил холодный прагматизм Дегуа.

— Прежде, чем предлагать мне союз, вы должны кое-что узнать. Звезда Странника — в руках пирров. И нашелся другой одаренный. Он встал на сторону Тьмы.

На лице Дегуа отразилась сложная гамма чувств — неверие, разочарование, досада. Однако он быстро справился с собой и отрывисто спросил:

— Кто еще знает?

— Сьер Раймон и светлый Франсис... знал. И еще один человек... но с ним... тоже что-то случилось, — Лара на миг прикрыла глаза. — К чему этот вопрос? Полагаю, король Лодо не будет скрывать, что ему удалось заполучить реликвию, так что скоро об этом узнают и в Альби.

— Да... молчать в Галее не будут, — несколько мгновений Дегуа молчал, о чем-то напряженно размышляя. Затем вновь заговорил: — Тяжкий удар для нас. Однако это не отменяет моего предложения. Если Звезда сама выбирает кому служить, у темного одаренного вряд ли получится использовать ее в полную силу. А вы — сколько раз вы могли бы расстаться с жизнью? Верно, Посланец Звезд ведет вас.

— У темного есть мощь Сугаара. Я плохо различаю, что происходит в Галее, но уверена, что они нападут в ближайшие дни. Седмица. Надеюсь, что моя завеса над Альби хоть немного мешает демону.

— Так сразимся же с ним? — вскинул бровь Дегуа. — Со своей стороны — обещаю вам полное содействие, как мое, так всего ордена.

Он развел руки, будто предлагая проникнуть в глубину его души.

— Но почему?

Некрасивое лицо магистра озарила улыбка:

— Времена меняются, и меняемся мы.

То, что предлагал Дегуа, было разумным. И все так же чистые цвета вились в его ауре. Лара кивнула и улыбнулась в ответ:

— Я согласна, светлый Андроник.

— Что вы намерены предпринять?

— Светлый Паулин должен был отправить гонца к месьеру Эрнану. Как и вас, я просила его приехать в обитель. Сьер Раймон не стал доверять бумаге... такое. Теперь же мне предстоит рассказать все, — Лара вскинула подбородок. — Но есть и хорошая новость, если возможно об этом говорить.

Она протянула руку ладонью вверх и сосредоточилась, сплетая дар с яростью и болью от потерь. Арно, Джузе... погибшие из-за нее люди, а тепреь — и Вальен.

В воздухе замерцало, затем над ладонью возникла огненная спираль, закрутилась, разбрасывая искры. Легче — гораздо легче, чем в первый раз, — ей удалось призвать Огонь. Дегуа, потрясенный, не сводил с нее взгляда. Лара повела рукой. Одна из искр упала на правый рукав хламиды магистра, успев прожечь дырку размером с таллеру, прежде, чем он заметил это и принялся хлопать по тлеющей ткани другой рукой. Ларе захотелось рассмеяться. Огонь ласкался, как котенок, не переставая искушать. Выпустить ярость без остатка, ударить, причинить горшую боль, чем та, что терзает ее? Выдохнув, она сжала пальцы в кулак, позволяя Огню отомстить жгучим поцелуем.

— Как вам это удалось? — пробормотал Дегуа.

— Дар развивается. Но поспешу разочаровать вас — мне не стать боевым магом.

— Хорошо, что наш разговор состоялся, и вы открылись мне. Буду и я откровенен. Вы изменились, Лара, и я тому рад. И примите если не дружбу, то мое уважение. Полагаю за благо, что орден Пастыря возглавит брат Паулин. С ним у вас не возникнет особых хлопот. При всех его замечательных качествах, он вряд ли способен вести самостоятельную политику, но будет вам верен, и это главное. До сих пор о вашем даре было известно только ближнему кругу, однако теперь о нем узнают все. Вам лучше не возвращаться в дом мужа, его сложнее защитить, а даже Искры нуждаются в отдыхе и сне.

— Я решила остаться в обители.

— Верное решение, жрецы Воителя почтут за честь охранять вас, — Дегуа прислушался. — Должно быть, прибыл его светлость Эрнан. Он будет огорчен — и это весьма мягко сказано — ведь магистр Вальен имел огромное влияние на него. Ваши новости тоже не обнадеживают.

— Я понимаю, — тихо ответила Лара. — Но худшим выбором было бы умолчать о чем-либо. И вот еще что. Я видела наши крепости на севере. У меня ощущение, что предпринимаемых усилий недостаточно. Не могу объяснить, ведь я не воин.

— Важное наблюдение. Обязательно поделитесь им с месьером Эрнаном. Заставьтееговыслушать ваши доводы, особенно про ситуацию на севере — пусть и применив дар. Если потребуется — покажите способность владеть Стихией Огня, поверьте, это впечатляет, — торопливо проговорил Дегуа и криво усмехнулся. — В ближайшем времени вам предстоит столкнутся с разочарованием и недоверием, а то и с откровенной ненавистью. Помните, что вы — Искра. И да пребудет с нами Странник.

В этот раз Амарра особенно тщательно готовился к выполнению своей миссии. Накануне его пожелал увидеть Йахаб, еще раз предупредил о том, что Волка живьем надо брать, дал амулет — сплетенный из ивовой коры плоский кругляш на витом шнурке — и посулил защиту от взора Искры. После последних чудес одаренная весьма беспокоила Гидо, так что амулет был кстати.

«Как же ваша милость узнает, что Волк у меня?» — по правде сказать, вопрос это сильно покоя Гидо не давал. На миг ему почудилось, что скозь черты лица лекаря из Амальфи проступили другие — не людские, вспыхнули желтым глаза и зрачки вытянулись в щель.

«Узнаю», — ухмыльнулся демон.

А Гидо сморгнул и отвел взгляд.

Чтобы проникнуть в Альби, он выдал себя за бегущего от гонений жреца Пастыря. Благо, что кое-кто из блаженных и в самом деле стремился покинуть ставшее опасным для них отечество.

В воздухе пахло войной — она отражалась страхом в глазах одних, а другие, в которых зачастую угадывались ветераны Ноорнской кампании, напротив, хищно раздували ноздри, будто уже чуяли в благоухании середины лета запахи дыма и крови.

Солдат на рубежах прибавилось, однако сообщение между двумя странами еще сохранялось. Из Галеи выпускали, впрочем, далеко не всех, а впускали и того меньше, отчего у пограничного кордона образовалась нервозная суета.

но простыми смертными разбираться предстояло самому

Ожидая своей очереди, Амарра стал свидетелем, как завернули две подводы с товарами, несмотря на возмущение хозяина, потрясающего бумагами с ярко-красными печатями, а какого-то дворянчика в небогатом платье увели в караулку. Он окинул взглядом пустынные, заросшие сорной травой луга, с обеих сторон примыкающие к дороге: с тех пор, как маршал Савиньи приказал прорубить широкие просеки в приграничных лесах и устроить волчьи ямы и прочие ловушки, дураков миновать кордоны в обход поубавилось.

Начальник дозора с капральскими нашивками на рукаве зыркнул на него, как старый кобель на блоху. Гидо спохватился и принял смиренный и страдальческий вид, попутно отметив на мундире вояки восьмиугольную бляху. И этот, значит, проникся пиррейскими демонами? Капрал грозно хмурил брови и призывал Тварей на головы лживых мессий. Амарра покорно внимал. У него был тайный знак и от главы королевских ищеек, позволяющий миновать любые препоны, и если бы тупость или подозрительность капрала превзошла разумные пределы, Амарра им воспользовался бы. Но следовало проверить, как он вжился в новый образ. Наконец, капрал кивнул солдатам и те подняли жердь, преграждающую путь.

Альбийцы так же не пылали дружелюбием. У них старшим был аж цельный сержант. Подозрительно прищурившись, он принялся расспрашивать о жизни в ордене. Но Гидо был наготове. Не забывая поминать Странника и возводя очи гору, он охотно делился подробностями тяжкой стези служения, да сокрушенно вздыхал, говоря о пагубном влиянии на короля Лодо пиррейских колдунов. Сержант быстро заскучал и, буркнув нечто нелестное в адрес демонопоклонников, пропустил его. И даже посоветовал за-ради Странника попроситься переночевать в приграничной деревне. А там и до обители Пастыря пособят добраться. Амарра отчасти внял совету. На ближайшем постоялом дворе он выпорол из складок одеяния серебрянные кроны, и в Талассу верхом отправился уже зажиточный горожанин.

Он добрался до столицы даже раньше, чем рассчитывал. Чем ближе к центру города, тем чаще ему начали попадаться жрецы Воителя, одетые не в хламиды, а по походному: в широкие штаны и туники до середины бедер традиционного темного-серого цвета, верхом на крепких мулах. К седлам у некоторых были приторочены знаменитые раздвижные шесты. По легендам ими отбивались стрелы и удары клинков. Амарра хмыкнул — и тут жрецы врали. Мало ли, какой лучник криворукий попался, но попробуй-ка деревяшкой меч отбить. А как огневое оружие появилось, так вовсе бессмысленно палкой махать, годится разве что грабителя в переулке успокоить. Однако шесты шестами, но от такого количества серого воинства он отвык. Один из жрецов так и впился в него взглядом, и рука невольно потянулась к спрятанному под одеждой амулету. Амарра вовремя одернул себя: еще не хватало шарахаться от каких-то хмырей.

Он без труда нашел особняк, отведенный под резиденцию графа Моруа. Дальше начались сложности. У ограды несли стражу все те же жрецы Воителя, и это явно не было знаком уважения. Амарра остановился и, притворившись, будто поражен архитектурными изысками и даже приоткрыв рот, огляделся. Поблизости ошивались еще несколько подозрительных хмырей в неброской одежке. Плотно же взялись за посла. Амарра посмотрел на фасад: штора в одном из окон отдернулась, за стеклом возникло лицо Моруа. Граф узнал его, потому что поднес палец к губам. Амарра мысленно выругался: и без того понятно, что его сиятельство под арестом — пока что домашним. Пока что.

Встретившись глазами с одним из стерегущих Моруа жрецов, Амарра растянул губы в заискивающей улыбке, всем своим видом говоря: деревенщина, что с меня взять, и врзавалочку продолжил путь.

Арест Моруа был предсказуем, теперь оставалось наведаться к маршалу Люмажу и надеяться, что того Твари не унесли в одну из северных крепостей. Пару раз оглянувшись, чтобы проверить, не идет ли кто за ним, Амарра зашагал быстрее.

Вывеска таверны с пышнотелой розовощекой девицей, протягивающей жаждущим кружку пива и при этом сладострастно улыбаясь, привлекала внимание, и Амарра решил промочить горло. Девушки-подавальщицы были родными сестрами той, что вдохновляла художника. В голове у Амарры пронеслось, что если бы не задание — непременно был распробовал, так ли они сладки, как кажутся. Он уселся за стол и, ослабив шнуровку ворота куртки, привалился к стене. И только когда на скамью рядом с ним опустился давешний жрец, понял, что недооценил серое братство.

— Ты будто потерялся, добрый человек. Впервые в Талассе? — прямо-таки источая благожелательность, спросил жрец.

Амарра ощупал его взглядом: юнец, поросль едва пробивалась над верхней губой. И даже шеста нет — не удостоился еще.

— Впервые, светлый брат.

Подавальщица поставила перед ними кружки.

— Откуда ты? — отхлебнув и утерев рот, продолжил расспросы жрец.

Жажда враз прошла, но Гидо тоже пригубил пиво и степенно ответил:

— Из Валанса. Приехал разузнать, на найдется ли покупатель на сукно. Мануфактуру держим.

— Надо же. И я из тех мест. Кто из Валанса... — жрец замолк, явно желая, чтобы Амарра продолжил присловье.

— Те братья вовек.

Юнец сузил глаза, и Амарра понял, что не угадал. Да и мудрено угадать. Чтоб Моруа Твари за Предел утащили!

— Так и есть. Братья, — продолжил так же благостно жрец и, сделав еще один глоток, поднялся из-за стола: — Ежели чего — в прецепторию обращайся, жрецы помогут. Знаешь, где арка Альдаберта?

Амарра мотнул головой, продолжая мысленно костерить излишне впечатлительного графа.

— Как выйдешь из таверны, сверни налево, улица Башмачников тебя приведет к арке. А там сразу увидишь орденский знак. Скажешь, что из Валанса, может, кого из знакомцев встретишь. У нас многие с севера.

— Непременно обращусь, — заверил Гидо. — Вот только пиво допью... Спаси тебя Странник, брат.

Он приложился к кружке, делая вид что пьет, и осмотрелся в поисках других источников опасности и прикидывая пути отхода. Однако жрец ушел, а других воинов Странника не наблюдалось. Случайная проверка? Нет. Не зря же серый брат за ним увязался... Амарра порадовался, что не стал возвращаться к облику жреца — не хватало еще запутаться в долгополой одежде. Он осторожно проверил, как ходят метательные ножи во вшитых в рукава куртки ножнах и, кинув монетку на поднос пробегавшей мимо девицы, вышел на улицу. Темнело, кое-где в окнах затеплились огоньки свечей. Слева, на углу соседнего дома красовался огромный, аляповато раскрашенный башмак. Очевидно там начиналась улица Башмачников, что вела в прецепторию. Еще раз оглядевшись, Амарра закинул заплечный мешок на спину и зашагал в противоположную сторону.

Через десяток туазов он свернул в безлюдный переулок, и почти уверился, что жрец сдуру решил проявить рвение, однако за спиной вдруг прозвучал голос:

— Арка Альдаберта в другой стороне, брат.

Развернувшись, Амарра увидел острие стилета, направленное ему в лицо. Юнец, преисполненный собственной значимости, смотрел торжествующе.

— А и в самом деле. Прости, попутал, — как ни в чем бывало ответил Амарра, отступая дальше в переулок, и развел руки, демонстрируя мирные намерения. — Что же ты в меня колючкой свой тычешь, брат, иль закон какой я нарушил?

Бледное лицо юнца залила краска:

— Ты не из Валанса. И не суконщик — ногти вон какие чистые.

— Может и так, — Амарра отступил еще, жрец шагнул за ним. Теперь их не видели с улицы. Он ухмыльнулся: — Может, я к полюбовнице приехал, да муж у нее шибко ревнив, а ну в догонку кинется, тебе что до того?

— Врешь!

— Так в нашем деле без этого никак...

Держа его вгляд своим, Амарра свел руки и, молниеносно выхватывая ножи, коротким взмахом метнул их в грудь жреца.

На лице у того проступило удивление, сменившееся гримасой боли, изо рта хлынула кровь. Подломившись в коленях, он рухнул на мостовую. Зыркнув по сторонам и никого не заметив в сгустившихся сумерках, Амарра оттащил юнца в нишу между двумя домами и сорвал с его туники жреческий знак — пригодится, да и когда тело найдут, не сразу додумаются в орден сообщить.

— Помойный кот тебе брат, — прошипел он и, выдернув ножи, вытер их об одежду убитого, затем вытащил из мешка хламиду.

Пришло, однако, время вновь вернуться под сень Пастыря...

* * *

Яркое пламя бросало отсветы на лицо Эскье Люмажа. В кабинете было жарко, пришлось даже приоткрыть окно. Он велел растопить камин и теперь перебирал бумаги из личного архива, выискивая малейшие признаки крамолы или намеков на нежелательные связи в посланиях, как недавних, так и давно прошедших лет, и без колебания бросал плотные исписанные листы в огонь.

За потрескиванием пламени Люмаж не услышал, как скрипнула оконная створка, и только когда позади раздались шаги, вскинулся.

Перед ним в облачении жреца Пастыря стоял незнакомец. Рука Люмажа потянулась к лежащему на столе пистолету.

— Завтра будет хмурый рассвет.

Люмаж замер: тот произнес условленные с Моруа слова.

Незнакомец откинул с головы капюшон и поклонился:

— Я Гидо Амарра, вероятно вы наслышаны обо мне, ваше сиятельство.

Гарф покосился на открытое окно. Разумеется, он был наслышан о галейском головорезе, но менее всего ожидал увидеть его в качестве посланника. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы преодолеть замешательство.

— Да, я знаю, кто ты, — наконец изрек он. — Хотя... Весьма внезапно.

Пламя в камине взметнулось; чувствуя, что на лице выступает пот, Люмаж извлек из обшлага камзола платок и приложил ко лбу.

— Припекает? — едва приметная усмешка скользнула по губам Амарры. — Прошу извинить, что мне пришлось проникнуть к вам не самым учтивым способом. В городе полно воинов Странника.

— Теперь они несут стражу вместе — а иногда и вместо гвардии и городской стражи, — пробормотал Люмаж.

— С одним из жрецов мне пришлось познакомиться... поближе. Не сказал бы, что он был хорошим солдатом.

— Был?

-Был, ваше сиятельство. Прежде я заглянул к его светлости Моруа и... — Амарра многозначительно замолчал.

— Я довел до сведения графа Моруа, что вполне возможно организовать его побег. Это было еще до ареста, — слова давались Люмажу с трудом. — Однако он отказался, желая до конца выполнять свой долг. Что касается присутствия в городе жрецов Воителя — это все этруррская ведьма. Неведомым образом она смогла договорится с магистром Дегуа, и тот собрал своих людей.

— Ведьма? Вы о Ларе Оденар?

— О ком еще? Моруа не изволил посвятить меня во все детали, и это весьма осложнило положение как мое, так и всех сторонников нашего дела. Надеюсь, он достаточно благоразумен и уничтожил все компрометирующее... — Люмаж, нахмурившись, посмотрел в огонь, где с десяток писем уже превратились в золу: — Два дня назад скончался магистр Вальен. Поговаривают, что ведьма ускорила его уход, однако по сравнению с остальным это пустяк: старик давно выжил из ума, и это не та потеря, о которой я бы стал горевать. Об избранности сьеры Лары было объявлено сегодня. Известие вызвало изрядное смущение умов, поверили не все. Полагаю, его величеству Лодо известна истина... — он выжидательно уставился на Амарру.

— Она Искра, и дар ее очень силен, — подтвердил Амарра, внимательно изучающий лицо маршала Севера.

— У меня давно уже были подозрения, что со сьерой Ларой дело нечисто. И я весьма разочарован скрытностью графа Моруа, — сварливо отозвался Люмаж. — Передай мои слова его величеству, когда вновь предстанешь перед ним. Впрочем, что толку сетовать...

— Ваше сиятельство, я, в свою очередь, уполномочен передать вам важные сведения от короля Лодо, — непочтительно прервал его Амарра.

Люмаж оскорбленно замолк, на скулах проступили бордовые пятна. Не дожидаясь очередных словоизлияний, Амарра продолжил:

— Никаких писем у меня, разумеется, нет. Меня могли схватить по дороге. Но чтобы у вас не оставалось сомнений, я покажу вам это, — он извлек кусочек пергамента с вытравленным рисунком: меч, разрубающий мост. — Вам же известен этот знак?

— Да... известен. В Эпоху Тьмы это был знак одной из тайных лож, что вела борьбу с учением Странника. Что же, когда?

— Через четыре дня, в полнолуние.

Граф сцепил руки в замок и поднес на губам:

— Все верно. Твои слова подтверждают то, что ведьма сообщила герцогу Монтего, и... подтверждают ее способности. Какой смысл теперь в заговоре, если все наши помыслы ей внятны?

— Однако и у нас есть чем ответить. Пиррейским шаманам удалось призвать в мир посланца их бога. Он сразится с Искрой.

По лицу Люмажа скользнула тень:

— Скажу откровенно, мне не нравятся игры с той стороной...

«Что-то ты совсем скис, маршал Севера».

— Поклонение прежнему мессии сходит на нет, — Амарра заговорил как можно более убедительно и при этом напористо. — В Галее все больше приверженцев Сугаара. И в других землях — тоже. Не только аристократия, но и простой люд. Ваше сиятельство, сейчас как никогда важно проявить решимость. Тот, кто возвысится, обретет огромную власть.

Люмаж встрепенулся и выпрямился в кресле:

— На рассвете я отбываю в Аверн, — воодушевленно заговорил он. — Повод более, чем убедителен. Верные мне люди уже сделали многое, чтобы у его величества Лодо не возникло слишком больших затруднений. И я еще больше поспособствую победе нашего дела.

— Маршал Запада?

— Граф Риардо упрям, как пиррейский мул, — поморщился Люмаж. — И столь же туп. Он недоволен герцогом Монтего, но попытки до конца прояснить его настроения и каким-либо образом склонить на нашу сторону не увенчались успехом.

— А Леон Риардо?

— На него можно полностью рассчитывать. Марсальский полк присоединится к галейской армии. Но есть Карда. Полковник Оденар собрал многих беглецов из Ноорна, они верны лично ему и умеют воевать.

— Не очень-то они умели воевать при короле Гаспаре, — возразил Амарра. — Я далек от искусства стратегии и не смею давать советы маршалу Севера, — он почтительно поклонился. — Однако маршал Савиньи поручил передать вам вот что: Аверну, как наиболее близкому к Пиррею укреплению, отведена особая роль. Война начнется с того, что в окрестностях Аверна галейская армия вторгнется на территорию Альби. Одновременно дружественные его величеству пиррейские кланы нападут на долину Венаско. Впрочем ею и ограничатся, не позволяя тем кланам, кто заключил союз с герцогом Монтего, прийти на выручку и беспокоя атаками гарнизон в Карде. Все это станет отвлекающим маневром, но даст вам основания утверждать, что основное наступление будет развиваться на северо-западе. Необходимо организовать крупные неприятности, чтобы герцог Монтего отправил туда лучшие полки. О ноорнцах и полковнике Оденаре маршал тоже упомянул. Желательно добиться того, чтобы ноорнцы были переброшены под Аверн, где наши войска будут сковывать основные силы альбийской армии. Однако удар будет нанесен чуть позже, между Валансом и Лино, затем наша армия двинется вдоль Роаны. Флот Кювильи тем временем атакует Альби с моря.

— Звучит слишком... гладко, — покачал головой Люмаж. — А как же ведьма?

— Посланец Сугаара Йахаб заверил, что Искра — это его забота. Кстати, мне предписано оставаться при вас, ваше сиятельство.

— Вот как? — не сдержал сарказма Люмаж. — В качестве кого?

— Духовного наставника, — так же позволил себе саркастическую нотку в голосе Гидо. — Не беспокойтесь, в лицо меня здесь не знают. За исключением полковника Оденара. И у меня приказ захватить его в плен, живым и по-возможности целым.

— Зачем?

— На него есть виды у господина Йахаба. И это непосредственно связано с противостоянием Искре.

— И каким же образом ты выполнишь приказ?

— Мы с полковником старые знакомцы, — криво усмехнулся Амарра. — Однажды он побывал в моих руках, да только нам помешали. Способ найдется. Весьма удачно, что вы избрали именно Аверн своей ставкой. Переброска Кардского полка здорово облегчит мне задачу, но и без нее что-то да придумается.

— Пусть так, но кроме колдовства есть еще и обычные лазутчики.

— Королевские ищейки тоже не зря свой хлеб едят, — Амарра вздохнул, прося у высших сил ниспослать ему терпения. Его утомила беседа с несговорчивым маршалом Севера: — Его величество подчеркнул, что пора противникам герцога Монтего перейти не к тайным, а явным действиям. Ударить в тыл верным ему войскам. Кто, как не вы способен спланировать такой удар?

Граф вдруг цепко глянул на Амарра из-под кустистых бровей:

— Подтверждает ли его величество Лодо нашу договоренность, что Альби будет править альбиец?

«Старый ты пень», — с досадой подумал Амарра.

Король ни словом не обмолвился о каких-либо привелегиях альбийцам, даже если они изначально оговаривались. И хорошо зная сюзерена, Амарра понимал, что вряд ли, учитывая обстоятельства, тот придает сейчас значение подобным договоренностям. Мелькнула шальная мысль выложить Люмажу все начистоту и посмотреть, не хватит ли его удар. По самую макушку увяз его сиятельство, что же, на попятный пойдет? А следующая мысль вдруг оказалась окрашенной в мрачные тона — а не окажется ли рано или поздно Лодо на месте альбийца? Мысль это не впервые посетила его и, как обычно, привела с собой подругу, тянущую боль в желудке.

«Сдохнешь на этакой-то службе...»

Проклятую Искру тоже нельзя сбрасывать со счетов. Вовсе не зря граф всполошился, а уж самому Гидо оставалось только уповать, что Йахаб помешает ей разглядеть угрозу для мужа.

— Королевское слово тверже алмаза, — осторожно выдохнув, торжественно возвестил Амарра, и ни один мускул не дрогнул на его лице. — Альби будет править альбиец.

Горячие руки скользили по обнаженной коже. Не открывая глаз Лара улыбнулась и прошептала:

— Арно...

— Бедная маленькая Лара, — прозвучал низкий голос, — никто не утешит и не согреет тебя.

Она вздрогнула и подняла веки. Над ней склонился Йахаб. Первым порывом было рвануться прочь, однако руки и ноги что-то держало. Оглядевшись, она поняла, что находится в гроте, где видела Арно, и лежит на том же самом мраморном ложе, привязанная к изголовью и изножию черными шелковыми лентами. Лара с силой дернула ленты в попытке освободится, но выглядевшие почти эфемерными путы оказались прочными.

Демон наблюдал за ней с насмешливой улыбкой.

— Хочешь убежать? Разве можно убежать от себя?

Лара уставилась в усыпанный самоцветами потолок, чтобы не видеть его наготы.

— Тебе не удастся обмануть или заставить меня покорится!

— В самом деле? Даже странно, что Огонь не сразу откликнулся тебе. Сколько нерастраченной страсти... Которая никому не нужна... Будь же смелее. Взгляни на меня. Разве жрецы не учили тебя смотреть в лицо врага?

Она встретилась с ним взглядом и застыла. Из глаз Йахаба на нее глянула Тьма, завораживая, стремясь поглотить.

— Моя драгоценная, мы могли бы править миром, — обворожительно улыбнулся демон.

— Мне уже... предлагал владычество... твой раб, — с трудом прошептала Лара. — А потом я сразилась с тобой. Не убоюсь и теперь.

— Беласко преданный служитель, но увы, недостаточно умелый. Он совсем не понял тебя, — Йахаб — или может сам Сугаар? — рассмеялся. — Зачем нам сражаться? — Он склонился еще ниже и рокочуще произнес. — Я возведу тебя на вершину блаженства. Отпусти себя, Лара. Узнай, кто ты есть на самом деле...

Усмехнувшись, он провел кончиками пальцев по шее Лары, коснулся напрягшихся сосков. И истома разлилась волной, погружая разум в вязкий дурман. Черные ленты обернулись змейками; гладкие тельца ласкающе заскользили по запястьям и лодыжкам.

Ее личность словно разорвалась пополам, выпуская иную Лару — ту, что извивалась от наслаждения. А прежняя, стиснув зубы, пыталась призвать свою Стихию. Йахаб резко вошел в нее, вызвав стон. Прежняя Лара задохнула от ужаса, но та, иная, выгнулась в руках демона и забилась в сладострастной судороге.

Двигаясь то томительно-плавно, то сильными короткими рывками, Йахаб нагнетал в глубине ее существа багровое пламя.

— Дай волю... Огню... Он твоя суть!

Отпустить себя? Да! Огонь струится по жилам. Пусть вырвется и очистит мир! А она придет властительницей и подарит достойным счастье!

«Не поддавайся... Ты сильнее его. Ты сможешь...» — едва слышно прошелестело в сознании. Джузе?!

Лара уцепилась за этот голос, как за протянутую руку.

«Я должна».

Она словно со стороны увидела два сплетенных тела на мраморном ложе и отвращение к действу, отвращение к той своей ипостаси, что предавала все, во что Лара верила, ожгло лютым холодом. Кристаллик льда возник в душе; нарастая, лед слой за слоем одевал ее сверкающей броней. Опали и рассыпались прахом змеи, в сознании раздался и смолк протестующий крик, и Лара ощутила, что ее личность вновь стала цельной. Йахаб замер, недоверчиво посмотрел ей в глаза.

— Невозможно...

В следующий миг она сосредоточила силу и нанесла удар ему в грудь. Демона отбросило к противоположной стене. Он немедленно вскочил на ноги и оскалился. Его лицо потеряло всякое сходство с человеческим, меж удлинившихся клыков мелькнул раздвоенный язык.

— Ис-с-скра, ты в моей влас-с-сти! — угрожающе прошипел он.

— Никогда!

Освобожденная стихия Воды требовала выхода. Лара направила раскрытую ладонь в сторону Йахаба.

— В тебе тоже есть толика Тьмы, иначе ты бы не изменила — так это, кажется, у вас зовется? — мужу. Я оставил печать на твоем теле, в самой твоей сути! Ты не забудешь и не избавишься от нее...

Лара не слушала его. Стены грота подернулись дымкой, и она облегченно выдохнула, понимая, что вырывается из насланного ей морока.

— Подожди... Хочешь знать, что стало с твоим любовником?

Слова демона застали ее врасплох. Он вернулся к человеческому облику и дружелюбно улыбался. Она дрогнула, остановилась.

— Смотри же.

Грот исчез, и Лара оказалась посреди цветущего луга. Ярко светило солнце. По неширокой дороге ехали три всадника, по виду пирры. Двое поддерживали в седле третьего. Сердце забилось и сразу оборвалось. Она узнала Арно — и... не узнала. Всклокоченные волосы, неопрятная, покрытая грязью одежда, а главное — пустой взгляд, устремленный в никуда. Лара попыталась коснуться его ауры, но не ощутила ничего, лишь серый липкий туман, такой же, как был в ее видении.

— Ему теперь хорошо, никакие бури больше не тревожат его. Не к этому ли стоит стремиться? Она обернулась. Демон, не пожелав воплотиться полностью, тенью висел над высокой травой. — Что есть удел смертных? Бессмысленные страдания...

— Что ты с ним сотворил?!

— Сущий пустяк. Его душа была такой красивой. Я решил сохранить ее здесь. Как и некоторые другие...

В руке у Йахаба был белый цветок, и Лара прикрыла глаза ладонью от ослепительного света, исходящего от лепестков. Этот свет затмевал даже сияние Звезды!

— О, ты тоже это почуяла, да, Искра? Какой прекрасный источник — плененные души...

Не желаешь ли припасть к нему?

— Убирайся прочь, отродье Тьмы!

— Как пожелаешь. Не трать напрасно дар — все уже свершилось. Оставь силы, чтобы достойно сразиться со мной в следующий раз.

Йахаб забавлялся, однако Лара чувствовала, что сейчас он измотан, измотан даже больше ее.

— Но досмотри до конца, тебе будет интересно, — донеслось уже издалека.

Тень растаяла. Глубоко вздохнув, Лара нашла взглядом всадников. Они остановились на привал. Вновь нехорошо защемило в груди: в руку Арно вложили сухарь с вяленым мясом. Принюхавшись, подобно животному, он поднес еду ко рту и принялся монотонно пережевывать. Лара тщетно взывала к его разуму — отклика не было.

Затем она увидела пиррейское селение. Всадники проехали в центр и остановились на небольшой площади. Со всех сторон сбегались люди, и, не слыша слов, она понимала, что в селение пришли дурные вести. Мужчины помогли Арно спешиться, к нему бросилась молодая женщина в белой вуали. Лара вдруг поняла, что пиррянка любит его — с самозабвенностью, которую ей было бы даже трудно представить. Пришло видение синеглазого мальчика лет трех, и события прошлого выстроились в единую цепь. Спасение попавшего в беду человека. Кувшин, над которым завивается разноцветный пар — древняя, как сам Пиррей, магия. Родившийся сын. Сын Арно и этой пиррянки. Образы промелькнули, оставив горечь. Но затем спокойная отстраненность охватила ее — ведь все уже свершилось.

Лара смотрела дальше.

На площадь вышел седовласый пирр в богато расшитой одежде. Вождь Фальго. Лара узнала в нем спасенного человека. Властным жестом он призвал всех к порядку и начал о чем-то расспрашивать старшего из тех, кто сопровождал Арно. И... вдруг чернота стремительно затопила ауру спутника Арно. Его лицо исказилось от злобы и жажды убивать. Инстинктивно Лара простерла руку в попытке предотвратить убийство, но тщетно — выхватив кинжал, пирр ударил вождя в живот и успел несколько раз провернуть клинок в ране, прежде чем ошеломленные соплеменники пришли в себя и оттащили его прочь.

«Все уже свершилось», — шепнул ветер.

Постояв еще мгновение, вождь рухнул навзничь, из зияющей раны выплеснулась кровь. Женщина в белой вуали искривила рот и, обхватив голову руками, принялась раскачиваться из стороны в сторону. В толпе закрутился вихрь ненависти. Безжалостные пальцы впились в предателя, выдавливая тому глаза, разрывая гортань. Брызнула кровь, и пирры окончательно обезумели. Будто заворочалась зловонная трясина, испускающая ядовитые миазмы. Начались потасовки; над Арно, так и сидевшего камнях с безучастным видом, взвились кулаки, метко пущенный камень разбил ему бровь, второй упал рядом. Лару замутило от ужаса, и видение послушно померкло.

«Нет. Я должна увидеть все!»

Усилием воли она вновь оказалась над площадью. Ее внимание привлек отблеск: сквозь толпу шла старуха, окутанная серебристым свечением. Пирры, только что готовые растерзать друг друга, расступались перед ней, опускали занесенные для удара руки.

Подойдя к Арно, старуха коснулась пальцами его лба и горестно поджала губы. Затем обратилась к скорчившейся возле него женщине, заставила подняться на ноги. Люди успокоились и недоуменно озирались, как если бы не понимали, что сотворили прежде.

Шаманка.

«Мудрая», — невесть кто поправил Лару...

— Сьера Лара! — руки Вивьен тормошили ее не в видении, а наяву. — Сьера Лара, проснитесь!

Она с трудом выплывала из видения, не совсем понимая, где находится.

— Что... случилось?

— Вы кричали, — горничная всхлипнула, — и я не могла разбудить вас. Хотела послать за светлым Паулином...

Она в обители Пастыря. Все, что ей явилось, уже произошло. В комнате неярко горела свеча, на заплаканное лицо горничной падали тени.

— Не надо ни за кем посылать, — горло пересохло, и Лара, кашлянув, села на кровати: — Подай мне воды.

Стукнул кувшин, полилась вода. Дрожащей рукой Вивьен поднесла ей кружку. Напившись, Лара спросила:

— Хочешь вернуться к сьере Магдале?

— Вам неугодны... мои услуги, сьера Лара? — запинаясь, пробормотала горничная.

— Мне неугодно, что ты боишься меня, Вивьен.

— Прошу... Я не боюсь... но...

— То, чему ты стала свидетельницей — вовсе не случайный ночной кошмар. И не душевная болезнь, как тебе могло показаться.

— П-понимаю, — закивала Вивьен.

— Надеюсь, что так. Мне проще взять в услужение одну из Сестер, чем терпеть истерики, — Лара говорила нарочито сурово. — Послушай. Это будет повторяться и впредь. Ты действительно хочешь остаться рядом со мной?

— Да!

Искренная привязанность светилась в ее ауре. Девочке можно доверять.

— Тогда ты должна уяснить — случится ли это днем или ночью, ты должна сделать все, чтобы никто не потревожил меня.

— Я буду рада служить вам, светлая госпожа.

Вивьен использовала обращение не к жрице — а древнее, к Искре. И мать Уно называла ее так. Неужели учение Странника вновь зажигает сердца?

— Хорошо. Теперь оставь меня.

Вивьен выскользнула за дверь, и Лара вытянулась на кровати. Мышцы ныли, как если она целый день провела в седле. Призрачные обрывки видения все еще кружили вокруг нее. Она приехала в обитель, уповая на слова магистра Вальена о защищенности этих стен. Однако демон настигнул ее и здесь. Она считала, что оградила себя от сердечных метаний, но Йахаб нашел то, уязвимое, в чем ей до сих пор было сложно разобраться. И ведь она готова была полностью покориться ему! Стыд и гнев на себя сделались непереносимыми.Ах, если бы светлый Франсис был жив! Долг всех жрецов — выслушать человека, если тот желает поведать сокровенное, но она не чувствовала, что могла бы очисть душу признанием в беседе с братом Паулином или магистром Дегуа.

Договоренности с главой ордена Воителей все еще удивляли ее, в его присутствии она ощущала скованность, хотя ничто не свидетельствовало, что он ведет двойную игру.

Вчера ей доставили два письма от отца; он упоминал о разногласиях между членами Совета Джинеры. Не все готовы встать на сторону Альби, и пусть тон письма оставался бодрым, тревога сочилась между строк. Если отцу не удастся заручиться достаточной поддержкой...

Рыдания раздирали грудь, но Лара поняла, что и в этом ей отказано. Из глаз не выкатилось и слезинки.

Раймон. Она так и не смогла проследить его судьбу, увидеть, откуда исходит угроза.

Арно — худшей доли сложно представить... Клан Фальго должен был стать основой союза пирров с Альби и теперь, после гибели вождя, удержит ли Мудрая власть в своих руках, не погрязнут ли Фальго в братоубийстве?

Почти полная луна сияла в небе и Лара, встав с кровати, подошла к окну и подставила лицо опаловому свету. Полнолуние завтра. Война тоже начнется завтра. Тяжесть предзнания давила свинцом, казались недостаточными и пустыми все предупреждения, высказанные мужу и месьеру Эрнану.

«Что проку сожалеть и предаваться унынию. Иди вперед. Надежда есть всегда...».

Кто это сказал? Кто говорил с ней в видении? Действительно ли личность Джузе еще существует? Представив рисунок его ауры, она попыталась дотянуться до него и ощутила отклик, слабый, как трепыхание пламени свечи на ветру.

Лара усилила нажим но это привело к тому, что эфирная связь разорвалась. Однако если он жив, если есть хоть какая-то возможность достучаться до него...

Надежда, впервые за многие седмицы, тронула душу крылом.

«Странник, прими мою мольбу», — как никогда истово молилась она, сплетая пальцы и глядя на луну, великолепную в своем серебряном равнодушии.

Квилиан

В этой крепости отдыха лучше нет, чем смотреть на закат и крутить усы,

Ожидая, что завтра другой рассвет будет брошен войной на её весы.

И останется драться и победить для того, очевидно, сюда пришли.

Господа офицеры, кому судить, кроме этой уставшей родной земли.

Канцлер Ги

Майор Тоне, сцепив пальцы в замок и опершись локтями на стол, рассматривал лежащую перед ним маску рудокопов, выглядевшую странно и, пожалуй, зловеще. Из провощенной кожи, с удлиненным носом, по форме напоминающем журавлиный клюв, в основании которого были проделаны несоклько мелких отверстий для дыхания. Чтобы защититься от ядовитых испарений горняки вкладывали в клюв мешочек из тонкой ветоши, наполненный дробленными углем, защитой для глаз служили круглые стекляшки в железной оправе.

Про приказу полковника Оденара маски изготовили для гарнизона и обучили солдат ими пользоваться. Тоне надеялся, что до масок все же не дойдет: дышалось в них трудно, долго не выдержать. А если еще и сражаться...

То, что пирры задумали какую-то каверзу он вполне допускал, об этом говорило затишье — ни одной вылазки после похищения сьеры Лары. Однако Мендико и Фальго несколько раз за последние дни присылали гонцов с сообщениями о передвижениях небольших отрядов северных кланов. Отряды двигались в обход, по землям тех, кто не пожелал примыкать к союзу с Альби, и избегали любых столкновений с южными кланами, постоянно случавшихся даже в более мирные времена. Резко сократилось число купцов, идущих через перевал. Не нужен был дар, чтобы понять, что война вот-вот начнется.

Позавчера он велел всем женщинам и больным уехать из крепости, то же касалось и жителей деревни в окрестностях Квилиана. Тильда предсказуемо заупрямилась и вдруг призналась, что носит ребенка. Это отчего-то выбило из колеи, он изумленно уставился на пышную фигуру любовницы.

«Не сразу живот на нос лезет», — она отвернулась и захлюпала носом. — «К месяцу Звезды, сьер Тоне...»

«Какой я тебе сьер», — с досадой буркнул Тоне.

Из захудалой семьи, принадлежность которой к благородному сословию не без основания ставилась под сомнения, выслужившийся до майора в гиблом Альто-Альби, он никогда не помышлял о жене и детях. Тильда радовала его душу и дарила радость телу. Ребенок... надо же. Он мотнул головой.

«Дуреха. Тем более надо ехать. Жреца позовем завтра же, пусть свершит обряд».

Тильда, рыдая, повалилась на пол, Тоне поднял ее на ноги, обнял, прижал голову к груди.

«Это все... ведьма!» — выдохнула Тильда.

«Будет, — сурово произнес он. — Иди, собирайся. И другим передай, пусть не мешкают».

С жителями деревни так же предсказуемо возникли сложности: никто в разгар страды не желал оставлять поля и огороды, учитывая еще и то, что в прошлом месяце тревога оказалась ложной. Старейшина отводил глаза и бормотал невнятицу, пока Тоне не грохнул по столу кулаком и не заорал, что прикажет сжечь посевы.

«Дык, сьер комендант, а ежели опять зазря? Нападут аль нет — только Страннику ведомо. Аль вовсе из деревни велишь уйти, в лесу жить, траву да коренья жрать?»

Тоне ответил не сразу. Предсказание сьеры Лары не сбылось в месяце Трав, что, если вновь не сбудется? Или пирры нападут через день, через два? И вправду в лесу сидеть да коренья жрать? Верил ли он в колдовской туман, что принесет смерть? Майор не мог бы ответить на этот вопрос даже себе. Тяжело вздохнув, он буркнул:

«Много болтаешь. Приказ полковника Оденара — всем покинуть деревню. Отойдете на четверть лиги, переночуете в лесу, а поутру вышли кого половчее, чтоб проверили, как тут и что. А ежели шум будет, так в Карду идите».

Старейшина насупился, но возражать не посмел.

Сегодняшним утром вереница подвод тронулась в направлении Карды. Гомонили женщины, визжали дети, привязанная к подводам живность блеяла и мычала. Угрюмые мужчины молча вели под уздцы лошадей и важно шествовали рядом с ними небрехливые лохматые псы.

Тоне стоял в воротах крепости. Вместе с селянами уезжали немногие больные из лазарета и солдатские жены — стряпухи и прачки. Уно, с того дня как сьера Оденар коснулась его, пошедший на поправку, бледный и едва державшийся на ногах, просился остаться, но Тоне молча усадил его на телегу, и кивнул Сандре — следи за сыном, дабы не убег. Он выделил пять солдат для сопровождения: какая ни есть, а защита, хоть от зверя, что от случайно забредшего врага. Зареванная Тильда, сидя на последней телеге, подняла руку; брачный браслет сверкнул на запястье. Тоне встретился с ней взглядом и поклонился, затем круто развернулся и пошагал в крепость...

Сегодня он на который раз проверил, все ли готово к отражению штурма. Он загодя велел вырубить деревья на опушке леса и вдоль дороги, ведущей на перевал, теперь враги незаметными близко не подберутся. Однако больше тревожило зреющее в селянах недовольство, так и взбунтоваться могут. Или решат, что власть галейцев и пирров предпочтительнее власти альбийского принчепса...

Тоне оборвал не самую верноподданическую мысль и, встав, подошел к раскрытому окну. В крепости было непривычно тихо, не перекликались стряпухи, и свободные от караула солдаты, собравшиеся под навесом в ожидании ужина, не обменивались подначками. Квилиан застыл в напряженном ожидании. Солнце наполовину укатилось за Эстийский хребет, закат выдался небывало ярким, а безоблачное небо обещало ясную ночь. Хорошо. Он перевел взгляд на крепостную стену, по которой прохаживались дозорные. На ночь были выставлены двойные караулы. С сьером Оденаром условились, что в случае штурма подадут сигнал: на верху главной башни запалят огонь в треножнике. Гонец ждал на наблюдательном посту в лиге от крепости. Стены Квилиана надежны, боеприпасов в достатке. Воды и провизии тоже запасено. Вряд у пирров есть осадная артиллерия — при всем желании, по горам ее не потаскаешь. Можно хоть седмицу держаться. А там и подкрепление из Карды подойдет. Он хмыкнул и подкрутил ус.

* * *

Таласса

День накануне полнолуния Лара провела в Малом зале, где целую вечность назад состоялась ее инициация. Велев Вивьен не беспокоить ее без важной причины, она полулежала в кресле. Разум скользил по волнампотока, стремясь прозреть грядущее. Взор устремлялся на северо-запад, где многоцветные нити свивались в черно-бордовый ком. Там нанесут первый удар, и она уже знала, что предпринятых усилий будет недостаточно. Призвав Воду, она пыталась побороть мглу, наползающую на долину Венаско. Но все ее попытки натыкались на стену. От усилий преодолеть преграду в висках стучали молоточки боли.

«Попробуй ярость Огня...»

Огненный кот с готовностью вздыбил спину. Однако... громкие голоса нарушили сосредоточенность. Вырвавшись из потока, Лара недоуменно посмотрела в сторону двери. Магистр Дегуа стоял на пороге, Вивьен с виноватым лицом топталась рядом. Лара обратила внимание, что магистр был одет в облегающий камзол и штаны из серого бархата, украшенные шитьем, на широкой перевязи висела шпага в черных ножнах. И лишь усыпанный диамантовой крошкой знак Воителя на серебрянной цепочке свидетельствовал о принадлежности к жрецам, а не воинскому сословию.

— Сьера Лара, прошу меня извинить, — магистр учтиво поклонился, что не избавило его тон от нотки иронии. — Ваша служанка была подобна рыкающему льву... львице. Но я возьму на себя смелость утверждать, что причина, по которой я вас побеспокоил, достаточно важная.

Он посторонился, и два жреца-воителя внесли сахрейнскую кушетку — с изогнутым изголовьем, обитую светло-синим бархатом, и поставили ее точно под окном в куполе зала, после чего поклонились Ларе и молча вышли.

Лара недоуменно свела брови.

— Вивьен, можешь идти. Что привело вас, светлый Андроник? — голос прозвучал хрипло и невнятно, и она потянулась к бокалу с водой, стоявшему на придвинутом к креслу столике.

— Я принес вам кое-что.

Дегуа извлек из кармана склянку зеленого стекла.

— Что это?

— Элексир Искры. Он укрепит ваши силы.

— Даже так? И откуда он у вас?

Дегуа сделал вид, что не заметил сарказм. Подойдя к креслу, он поставил склянку на столик:

— Библиотеки ордена Воителя не менее обширны, чем ордена Пастыря. Рецепт использовался «дабы придать ясность взору одаренного», — вслед за элексиром из кармана камзола появился лист пергамента: — Вы обучены древнему языку? Я нашел этот манускрипт и велел орденскому травнику изготовить настой.

Лара бегло взглянула на исписанный лист, затем посмотрела в лицо магистра. Тот приподнял бровь, слово предлагая ей вновь убедиться в искренности его намерений, тогда она вытащила плотно притертую пробку и принюхалась: аромат был странным, резко пряным, но в то же время приятным. Прикрыв глаза, она вдохнула уже полной грудью, и головная боль отступила.

— Вы лишились Звезды — но в Эпоху Тьмы доступ к ней был у единиц. Элексир же использовался многими. Плеснуть в воду или в вино — и... ваш путь станет легче.

— Почему вы...

— Забочусь о вас? — Дегуа говорил теперь тихо и безо всякой иронии. — Вы знаете о выгорании Искр?

Она вздрогнула — засыпанный пеплом лес вдруг предстал перед ее глазами.

— Вижу, что да. Мне невозможно представить, что вы испытываете и какой груз лег на ваши плечи. Но мы заключили союз, сьера Лара, и я дал слово оберегать вас. Считайте это исполнением моих обязательств. Сегодня будет трудная ночь, и не только потому, что вы предсказали начало войны...

— Я хотела вмешаться! — прервала его Лара. — Но... не могу ничего изменить!

— Есть то, что не мог бы изменить даже Странник. Вы никогда не задумывались, почему он, обладая таким могуществом, не прекратил в один миг все войны после того как изгнал богов за Предел?

— Задумывалась, — она горестно покачала головой. — Как и о том, почему люди продолжили убивать друг друга, даже пройдя все ужасы Эпохи Тьмы. Должно быть, сама природа человеческая...

— Замечательно!

Лара вскинула удивленный взгляд на Дегуа.

— Я не ошибся в вас, — заявил он. — Пусть на Орней снизошли века благоденствия, но чтобы избавить род людской от жажды крови, потребовалось бы уничтожить его. Как ужасно это бы не звучало.

— Понимаю. Я видела, как ненависть и ярость меняют даже самые благородные души.

— И то, что нам остается — бороться, если есть хоть малейший шанс, но и принимать как данность, если шанса нет. В эти дни я провел много времени в библиотеке. Не могу знать, как вас учили до сих пор, сьера Лара, но не пытайтесь при помощи дара непосредственно воздействовать на линии грядущего, каким бы мрачным вы его не видели, и какой бы болью не разрывалось ваше сердце за тех, кто вам дорог. Ваш долг заключается в ином — предупредить. Или сразиться с Тьмой, если потребуется.

Лара посмотрела на окна, за которыми уже смеркалось. Слова магистра Дегуа, и то, что веяло от него, дали ей точку опоры, в которой она отчаянно нуждалась.

— А это зачем? — она кивнула на кушетку.

— Вам будет удобнее, чем в кресле, — пожал плечами магистр.

Непринужденность, с которой он держался, заставила Лару улыбнуться. Она встала, и, подойдя к творению сахрейнских мастеров, присела на край кушетки, провела рукой по мягкому ворсу.

— Сколько элексира мне потребуется?

Дегуа тоже улыбнулся:

— Как хорошо, что вас нет нужды убеждать ни в мотивах поступков, ни в чистоте намерений. Если позволите... — он на полпальца налил янтарную жидкость в бокал, добавил из кувшина воды вровень с краями. — Этого достаточно. Вы уснете, но пусть это вас не пугает. Малый зал — особенное место, и вы, вольно или невольно, сделали правильный выбор. Ночи полнолуния издревле придавалось огромное значение. Надеюсь, вам откроется многое. Я останусь в обители, мы с вашей львицей оградим вас от любых... нарушителей спокойствия, будь это даже его светлость Эрнан.

Лара встретилась с ним глазами, затем поднесла бокал к губам и в несколько глотков осушила его. Веки немедленно налились тяжестью и сомкнулись, и поток вознес ее на головокружительную высоту.

Морьяк

Лунный свет преломлялся в витражах узких окон бывшего храма Пастыря, на стенах и полу лежали багряные и охряные пятна, придавая храму сходство с преддверием Нижнего мира, и впечатление еще больше усиливалось от отсветов пламени факелов.

На месте алтаря и статуи Странника высилась груда обломков, а рядом, на полу, был начерчен углем огромный восьмиугольник, в центре которого находился огромный плоский валун. По разным сторонам от него застыли два человека, однако человеком в полной мере можно было назвать лишь одного из них. На жертвеннике стояло выточенное из алебастра и раскрашенное изваяние долины Венаско. Отроги Эстийского и Арьегского хребтов, изгибы горных речушек, дороги и густые леса, домики деревень, поля возле них и там, где хребты почти смыкались, — крепость в пятиугольнике стен, на которых даже можно было разглядеть крошечные фигурки солдат. Изваяние поражало точностью, казалось, что время под воздействием колдовства лишь на мгновение остановилось, и долина вот-вот оживет. Впрочем, колдовство вершилось. Шаман и посланец Сугаара взывали к своему повелителю. Ночь полнолуния, ночь, когда границы миров истончаются...

В храме присутствовал король Лодо с небольшой свитой. Когда Йахаб заявил о намерении нанести магический удар по альбийской крепости, дабы враги устрашились, а колеблющиеся уверились в могуществе Сугаара, он пожелал увидеть все собственными глазам. Скрестив ноги, он сидел в установленном для него кресле. Вместо Амарры чуть позади и справа стоял маршал Савиньи и еще несколько человек — командующих полками и представителей знатных родов. Лодо иногда поворачивал голову в сторону подданных, словно по выражением лиц стремясь прочитать их мысли, и его взгляд задерживался на графе Соланже. Из аристократии только он да маркиз Шетари до сих пор не надели знак Сугаара. Маркизу, старому другу отца и только по этому причине уцелевшему после провала заговора Вермадуа, это было простительно: Лодо пригласил его, чтобы показать отпрыскам мятежных родов, что не держит больше зла, а вот упрямство Соланжа... Впрочем, во всех других отношениях граф оставался наипреданнейшим вассалом короны. Успеется... тем более, он чуял, что ритуал изменит все.

Напряженную тишину нарушил низкий голос Беласко.

— Этор-ри-и, Суга-а-ар!

Эхо заметалось под под высокими сводами храма.

Йахаб вытянул над жертвенником левую руку, правую, с зажатой в ней Звездой, поднял вверх и шипяще отозвался:

— С-с-сантис-сем дегу-у!

Лунные лучи коснулись реликвии, и камень запульсировал, меняя цвет с синего на густо-фиолетовый. С пальцев левой руки демона потянулись нити тумана, завиваясь в сферу.

— Ерактуш-шь с-сур! — крикнул Йахаб.

В теплую летнюю ночь ворвалась зимняя стужа, от резкого порыва ветра большая часть факелов погасла. Лодо уловил за спиной движение и невнятный ропот, приглушенно охнул Савиньи. Не обращая внимания на смятение, король подался вперед, жадно всматриваясь в происходящее. В зале сверкнула молния, туман комом упал на крепость и расплескался, обвивая белесыми языками стены и башни...

…Поток несет на северо-запад, и пелена, застилающая недружественные земли, проясняется. По горным тропам идут вооруженные люди, пирры и галейцы. Луна холодно отсвечивает на дулах мушкетов. Однако среди них нет ни Беласко, ни Йахаба. Неужели предсказание не сбудется?

Взор Лары смещается восточнее...

Аверн. Древняя, еще Эпохи Тьмы крепость. Тревога сжимает сердце. Выщербленные временем камень низких стен, кое-где носящих следы поспешного ремонта, осыпавшиеся зубцы... Большой отряд вступает в ворота, Лара узнает едущего впереди вельможу в позолоченной кирасе и шлеме с белым плюмажем — граф Люмаж.

Воодушевление офицеров и простах солдат , комендант Аверна почтительно приветствует маршала, но Лара чувствет — где-то поблизости враг... Опасность!

Войска под стенами Аверна Хаотично мелькают образы, взгляд выхватывает галейцев, идущих на приступ, ядра, крушашие и без того ветхие стены. И вот комендант с искаженным от гнева лицом стоит перед Люмажем, что-то гневно доказывая.

Невесть откуда взявшийся человек в жреческой хламиде набрасывает удавку на шею коменданта.

С фальшивым жрецом что-то странное, никак не удается различить лицо...

Яркая вспышка привлекает внимание: на северо-востоке, в Галее. Осознание приходит внезапно: Звезда! Вершится ритуал, и над Орнеем возникает угольно-черная воронка. Будто открываются двери, ведущие на изнанку мира. И само пространство вдруг содрогается. Лару обдает морозом, отбрасывает прочь, она вновь оказывается над Квилианом. Там происходит что-то невообразимое. Крепость затоплена туманом. Нет, это не туман, а нечто, обладающее собственным разумом, грузно ворочается, урчит. Убивает.

— Нет!

Лара выбрасывает вперед руку, направляя силу в центр облака. Тьма отвечает разрядом молнии, пронзающем тело невыносимой болью...

...Тишина была такой, что кровь набатом стучала в висках. Застыл Квилиан, ощетинясь пушками в сторону севера, и застыла сама природа — молчали птицы, и даже плеска реки почти не было слышно. Луна заливала окрестности, и сколько Тоне не вглядывался в сторону перевала, он не мог различить ни малейшего движения.

— На башне? — крикнул он.

— Ничего, сьер майор! — отозвался часовой с донжона.

— Все спокойно, сьер Тоне, — подтвердил стоящий рядом сержант-артиллерист и подавил зевок. — Скоро и светать начнет. Упасет, поди, Странничек, видано ли дело...

— Смотри в оба, — перебив его, строго сказал Тоне. — То не знаешь, есть у пирров привычка нападать, когда чуть забрезжит.

Он оглядел выстроившихся возле орудий пушкарей, затем поля и вьющуюся меж них дорогу и повернулся, чтобы спустится во двор, как вдруг порыв ветра пронесся над крепостью. Тоне поднял голову и обомлел: на Квилиан опускалось крутящееся серое облако.

— Тревога! — заорал он, выдергивая из-за пояса маску. — Надеть маски!

Затем подскочил к завороженно уставившемуся на облако сержанту, тряхнул за плечо:

— Где маска?! Надевай!

Тот оторопело взглянул на него, затем медленно повиновался.

— Разжечь пальники, но стрелять по команде!

Поспешно натянув на голову клювастое уродство, Тоне выхватил из кобуры пистолет и обернулся на двор. Часть солдат, уже в масках и с мушкетами в руках, бежали на стены, часть застыли, пялясь в небо. Тоне пальнул в воздух:

— Чего рты раззявили?! К бою, чтоб вас Твари дрючили!

Стекляшки в маске запотели; ругаясь сквозь зубы, он перезарядил пистолет и вновь задрал голову. Облако уже касалось рваным брюхом вершин башен.

— На башне, запаливай, заснул что ли!?

И в этот миг сверху раздался первый крик — утробный, скорее звериный, чем человеческий. Часовой заметался по площадке и, побежав ко краю, выметнулся за зубцы. Тело упало с глухим, шлепающим звуком. Все замерли.

— Что, демоны меня дери, происходит?!

С восточной стены донесся еще один крик. Громыхнула пушка.

«Куда палят, болваны!»

Тоне до сих пор не замечал ни малейших признаков приближения врага. А затем будто полчище демонов набросилось на них. Туманные сгустки обволакивали солдат, те падали, катались по плитам двора. У тех, кто был без масок, кожа мгновенно покрывалась кровавыми волдырями, несчастные раздирали себе лица ногтями, и бились в судорогах, захлебываясь кровью. Хрипы и вой обезумевших людей ввинчивались в мозг, оглушали, не давая отвести взгляд от творившейся жути. Позади сержант срывающимся голосом забормотал молитву, и Тоне вышел из оцепенения. Мгла надвигались с юго-востока и пока не добралась до них. Но он отчетливо осознавал, что это конец. Странное спокойствие охватило его. Он обернулся: сержант с тлеющим пальником пятился, в его глазах тоже стояло безумие.

«Сигнал!»

Часовой погиб, не успев подать сигнал, и в Карде еще долго ничего не узнают.

— Давай сюда! — рявкнул Тоне и вырвал из трясущихся рук артиллериста пальник.

Сержант повернулся и бросился бежать — коменданту гибнущего Квилиана до него уже не было никакого дела. Он шагнул к пушке, но засомневался: гонец ожидает увидеть пламя, догадается ли, услышит ли пальбу? Тоне заозирался, его взгляд упал на стоящие в пяти туазах горшки с Дыханием дракона — подарок от этррурского лекаря. Пригодились же.

«Помирать — так чтоб демонам жарко стало!» — залихватски подумал он.

Подхватил два пороховых зарядов и в несколько прыжков оказался рядом с чудо-оружием. Но и колдовской туман — вот он. Обжигающе лизнул кисти рук, проник под бесполезную маску. У смерти отчего-то был запах цветов. Тоне задержал дыхание, чтобы не спалило легкие, прежде чем он сделает то, что нужно. Маска, казалось, припаялась к лицу. Лопнула кожа на губах, невыносимо жгло глаза.

«Ничего, с этакими дивными огнями враз по Звездному Мосту пролечу...»

Он бросил заряды на горшки и поднес пальник...

… В ночи полыхнуло, дрогнула земля, и рокот взрыва отразился от скал. Сидевший на деревянном обрубке гонец вскочил и поднес подзорную трубу к глазам. Над Квилианом стояло подсвеченное оранжевым и багровым облако, в котором что-то двигалось... Или кто-то, огромный, многорукий...

— Странник, спаси нас и помилуй! — гонец очертил перед собой знак рассеченного круга и бросился к коню.

…Это ее кожа пузырилась и слезала клочьями, обнажая кровоточащую плоть, это она заходилась в приступе кашля, выплевывая легкие, впивалась ногтями себе в глаза и билась в страшных муках... Душа все глубже погружалась в омут, все быстрее — не выплыть, не вздохнуть. Где же светлое воинство Странника, или вправду он покинул Орней? Но вдруг мрак прорезало с ревом взвившее пламя, и Лара встрепенулась.

Зрение прояснилось. Она увидела, что все уже кончено. Северная стена Квилиана частчно обрушилась, над камнями плясал огонь. Двор и остальные стены были завалены телами солдат. Так и было в ее проклятом видении!

«Но взрыва не было...»

Да, и не было всадника, который мчался в Карду, нахлестывая коня. И... людей на большой поляне посреди леса едва ли в четверти лиги от Квилиана. Десяток телег, привязанные к ним коровы и овцы. Жители деревни. Страшный взрыв всполошил их, мужчины спорили и жестикулировали, особенно старался грузный седобородый старик, показывая рукой на запад, куда, по его мнению, следовало идти. Женщины, державшие плачущих детей на руках, сгрудились рядом с ними. Отдельно стояли четыре солдата и капрал — охрана. Они не принимали участие в споре, хмурый капрал, прикусив длинный ус, и вовсе отвернулся.

Пришло ощущение угрозы — колдовское облако, будто почувствовало присутствие живых и поплыло в сторону поляны. Сердце оборвалось. Она не может стать бессильной свидетельницей гибели и этих людей! Вмешаться — но как?! Никогда еще не приходилось воздействовать через эфир...

«Расстояния не имеют значения. Ты уже там. Прикоснись...»

Лара, не задаваясь вопросом, чей голос слышит, вняла совету. Однако бурлящее море эмоций не давало ей даже на краткий миг подчинить себе толпу. Мелькнуло нечто знакомое в рисунках аур, она пригляделась: на одной из телег сидели понурый Уно с матерью и Тильда. Коснуться Уно? Нет, его не послушают. А вот Тильда... Тильду в деревне уважают и побаиваются. Женщина с безучастным видом крутила обручальный браслет на запястье. Лара, мысленно попросив у нее прощения, вторглась в ее разум.

Тильда вздрогнула, слово от толчка, затем забралась с ногами на телегу и встала в полный рост.

— Слушайте меня! Вы, все! На Квилиан напал враг. — громко, властно заговорила она. — Сьер Тоне приказал идти в Карду, не так ли, почтенный Агдейл? — слегка поклонилась она старейшине. — Не оставаться здесь, мы слишком близко и нас легко обнаружат, и тем более — не идти в Мартеск, как ты предлагаешь, ведь дорога к нему проходит у самой крепости.

Спорящие изумленно умолкли, и Лара воспользовалась этим, чтобы пригасить гнев и упрямство старейшины и особо рьяных его последователей. И поняла, что слова, которые она собиралась нашептать жене коменданта, исходят из сердца самой Тильды. Как если вмешательство лишь помогло той очнуться от горестных дум.

— В крепости — мой супруг, — Тильда подняла руку, показывая браслет, — и как бы не разрывалось от тревоги сердце, я подчиняюсь ему. И вы, — обратилась она еще к нескольким женщинам, — ваши мужья сражаются и верят, что вы в безопасности! Как можно обмануть их доверие?

— Госпожа Тильда права, — подала голос одна из солдатских жен. — Я тоже слышала приказ — идти в Карду.

— Мартеск-то уже поди захватили, — добавил мужской голос. — Зря ты, Агдейл, народ мутишь. Или пиррам продался?

Старейшина открыл было рот, но чуя, что настроения изменились, ничего не сказал, лишь злобно зыркнул на Тильду.

Ядовитое облако тем временем подобралось уже к границе леса. Оно не был однородным, серые пласты сплетались и расплетались, и было в этом что-то, бесконечно отвратительное.

«Сейчас!»

Она яростно ударила, рассекая мерзкую колыхающуюся массу. Туман забурлил, как закипевшая вода, распался на рваные клочки и... вдруг исчез. Лишь почерневшая, как после огня, трава и свернувшиеся, высохшие листья деревьев отмечали границы злой волшбы.

Лара наконец-то смогла вздохнуть свободно.

Люди на поляне сворачивали стоянку и запрягали лошадей. Капрал махнул двум солдатам на селян — помогайте, а сам подошел к Тильде:

— Госпожа Тильда, нам бы назад. Оставлю с вами двоих, все ж оружные. Вы тепереча не пропадете, а нам надо разведать, что в крепости. Тихо стало, к чему бы?

Поколебавшись, Тильда кивнула, и капрал поклонился и отступил, затем кивнул оставшимся солдатам, и вскоре все трое исчезли в зарослях.

Победа, хотя совсем незначительная, придала Ларе сил. Ее неудержимо тянуло на северо-восток — туда, где все еще тускло светилась Звезда.

* * *

— Свершилось! — возвестил Беласко.

Йахаб в ответ прошипел нечленораздельную фразу и опустил руку, в которой держал Звезду. В этот миг облако, окутывающее Квилиан, вспыхнуло изнутри; Лодо вытянул шею, чтобы получше рассмотреть, что происходит. Посланец Сугаара сделал пасс правой рукой, и облако, повинуясь, выплыло за пределы крепости.

Послышались изумленные восклицания. В северной стене образовался огромный провал, фигурки солдат теперь лежали, скорчившись в неестественных позах, во дворе и на уцелевших стенах. Пахнуло кровью и тем непередаваемым запахом, что знаком каждому, кому хоть раз довелось участвовать в сражении. Лодо нервно провел кончиком языка по сухим губам.

— Потрясающе! — севшим голосом сказал он.

Позади послышались восхищенные шепотки, и резким диссонансом прозвучал надтреснутый тенор Шатори:

— Но точно ли свершилось сие, и не стали ли мы все жертвой наведенных грез?

Лодо резко обернулся и встретился взглядом с бесцветными глазами маркиза. Рядом с ним стоял Соланж и смотрел в пол. Не много ли на себя взял старый гриф? И Соланж туда же! Лодо гневно выдохнул, однако пока он готовился осадить маркиза, заговорил Беласко:

— Вскоре вы получите все доказательства, благородный Шатори. Отряд воинов Аратс уже близко от долины Венаско. Они прошли, не встретив никакого сопротивления со стороны союзников Монтего. Ваш сын со своими воинами почел за честь идти с ними и представлять его величество Лодо.

Лицо Шатори побагровело, он хватанул ртом воздух. Но еще что-либо сказать Лодо ему не дал.

— Шатори, ваши сомнения неуместны, и стоит трижды подумать, прежде чем делиться ими. Месьеры! Что стоят байки о деяниях лже-мессии, о коих досель разглагольствовали жрецы? Мы стали свидетелями истинной магии и истинной силы! Так можно выиграть войну, не пролив ни капли галейской крови!

— Если гарнизон крепости погиб... Наши солдаты из плоти и крови. Разве могут ониступить на зараженные земли и остаться в живых? — угрюмо спросил Соланж.

— Сугаар несет возмездие отринувшим его, но не делает непригодными ни землю, ни воздух, — вставил шаман.

— Взгляните, мой король! — воскликнул Савиньи.

Облако над Венаско распалось на части, будто разрубленное незримым клинком, и исчезло.

— Ваше вели-и-ичество, — хрипло произнес Йахаб, растягивая гласные, — Мой повелитель не-е будет является на ваш зов, подо-обно-о слуге... или фаворитке. Он не оста-а-вит вас, однако теперь ваш черед показать пре-еданность Великому Змею.

Лодо взглянул на него и невольно отшатнулся: лицо посланца, с ввалившимися глазами и остро обозначившимися скулами было похоже на череп, обтянутый желтой кожей.

— С-с-славьте Суга-а-ара! — Йахаб покачнулся, оседая на пол.

Беласко метнулся вперед и подхватил его.

— Господину Йахабу необходим отдых. Могущество Сугаара безмерно, но увы, смертное тело не может долго выдерживать его...

* * *

— С-з-з-везда... — шипит Йахаб и мечется по роскошному ложу. — Чужая... чужая...

— Вы еще не вошли в полную силу... — потерянно говорит Беласко.

Йазаб отмахивается.

— Я решил использовать артефакт, чтобы соединить одаренность с могуществом повелителя... И да, это дало эффект. Однако облако гнева должно было идти дальше, на юг. Ты думаешь, оно исчезло, потому что Сугаар так пожелал?

— Разве... было не так? — растерянность на лице шамана сменяется паникой.

— Его уничтожила Искра! Слабый маг, но ее слабость — обманчива, тебе ли не знать. — Йахаб пытается сесть, но снова валится навзничь. — Посмотри на меня. Звезда пожирает меня, каждый раз, когда я касаюсь ее.

— А... наш повелитель?

— Еще не настал миг, когда он войдет в мир... О-о-х, как все горит! Весьма неудобно быть заключенным в теле смертного...

— Желаете вина с маковым настоем?

— Желаю. И не скупись с настоем. Не сметь тревожить меня как минимум день. Передай королю Лодо, что следующую крепость ему придется брать силами свой армии.

...Йахаб забывается во сне, и в его ауре вдруг проглядывают иные цвета.

— Джузе, — шепчет Лара. — Ты... здесь?

… Весенний ветер касается лица, разгонят смрад подземелья, где он заключен уже годы и годы. Джузе улыбается, но улыбка тут же меркнет. Видит Странник, он пытался помочь, но теперь... слишком много зла, слишком слаб огонек его души.

«Ты справишься, Искра».

«Без тебя — нет!»

«Твоя душа не погибла!» — говорит другой голос.

Джузе хочет разорвать тяжкие оковы, удерживающие его, но тщетно.

«Прости, Фальго. Я оказался плохим другом...»

* * *

Часы на башне храма Воителя пробили трижды. Час Волка, час, когда темные силы получают наибольшую власть, и сердца людей сжимаются от необъяснимой тоски. Оденар стоял на северо-западном бастионе Буртажа и вглядывался в ночь, будто мог раздвинуть пространство и увидеть, что творится в долине Венаско. Луна уже преодолела половину своего небесного пути, скоро начнет светать.

— Раймон... — он услышал голос жены и обернулся, холодея и успев подумать, что Лара по неведомой причине вновь решилась на безумный шаг и приехала к нему. Однако позади никого не было.

— Лара?! Где вы?

— В Талассе. Не знаю, как долго удасться держать эфирную связь. Квилиан пал. Тоне погиб. Я уничтожила колдовское облако, после... Йахаб использовал Звезду, однако реликвия берет больше, чем дает... Теперь еще не скоро он сможет... Есть надежда...

Ее голос зазвучал тише, глуше, и Оденар напряг слух, чтобы не пропустить ни слова.

— Люмаж — предатель... Аверн не готов к обороне. Скоро ударят... При нем жрец... опасность...

— Лара!

Лишь перекличка часовых, да отдаленный лай собак были ему ответом

«Война началась!»

В том, что это Лара говорила с ним, Оденар не сомневался. Но как бы он ни был готов, известие о взятии Квилиана оглушало.

«Эх, Тоне. Да будет легок твой путь и всех, кто погиб сегодня» — мысленно произнес он древнюю фразу прощания.

Не помогли знание о нападении и предосторожности, и как теперь выстоять в борьбе со злой магией? Тяжкие предчувствия охватили его. Ночь темна, и до рассвета доживут не все из тех, кто сейчас забылся мирным сном или предается веселью. Или, подобно ему, пытается постичь замысел врага. Но сдаться без боя? Никогда! Демон вовсе не так силен, если ему нужна передышка. А если так, то... гибель Квилиана призвана запугать и лишить присутствия духа. Скорее всего. Но самое главное — Звезда. Значит магистр Вальен был прав, что камень наделен собственной волей. Надежда есть. Дар Лары, каким бы далеким от боевой магии он не был, развивается и без реликвии, и это, пожалуй, первая добрая весть за очень, очень долгое время.

Оденар чуть улыбнулся, и сразу свел брови. Слова Лары про предательство графа Люмажа лишь подтверждали его подозрения. Измена военноначальника такого уровня! Он скрипнул зубами. Ударят по Аверну — завтра или крепость уже атакована? Его светлость Эрнан уже знает или вскоре узнает новости. Однако нет времени на ожидания соизволения из Талассы, тем более, что неясно, какие настроения у маршала Запада.

— Рядовой!

Стоящий в десятке шагов часовой направился к нему, печатая шаг, и козырнул:

— Сьер полковник?

— Передай мой приказ старшим офицерам явиться в Арсенальный зал через получасие. Разыщи теньента Стерена, я жду его здесь.

* * *

Обрывки жутких видений все еще плавали вокруг нее. Тело затекло от долгой неподвижности, голова разламывалась. Лара подняла веки: стены и потолок плясали в диком хороводе. Тошнота поднялась к горлу.

— Вивьен...

Сильная рука обняла за плечи, помогая приподняться. Лара поперхнулась, сдерживая рвотный позыв. Не удалось. Но стало легче, и она, разглядев того, кто поддерживал ее, отстранилась и гневно воскликнула:

— Магистр Дегуа?! Вы... Да что б вас...

— Твари за Пределом дрючили? — невозмутимо подсказал Дегуа и, усмехнувшись, пересел в кресло напротив. — Где вы научились браниться, сьера Лара?

— Была... такая возможность, — Лара, поморщившись от отвращения и стыда, утерла рот. — Вивьен?

— Я здесь, госпожа. Желаете попить? — горничная протянула бокал, и она с наслаждением глотнула прохладной, как будто только что взятой из источника, воды.

— Сей же час все уберу!

Откинувшись на изголовье, Лара медленно приходила в себя. За окнами все еще было темно, проклятая ночь не желала заканчиваться, а казалось, что прошли века. Лицо Дегуа было привычно-бесстрастным, однако это, как ни странно, действовало успокаивающее — в большей степени, как если бы он выражал сочувствие или жалость.

Она мысленно вернулась к видению. Душа плакала о погибших жуткой смертью в Квилиане, но и надежда поселилась в ней. Личность Джузе жива, и если есть возможность говорить с ним, это может... могло бы изменить многое. Пусть он слаб сейчас, но если представить, что Джузе одолеет демона... Тем более, что Звезда дает лишь краткое преимущество и скорее изматывает посланца Сугаара. Нужны веские причины, чтобы он снова прибегнул к ней.

Вивьен, закончив вытирать пол, присела, бормоча пожелание доброй ночи, затем вышла из зала.

— Вам нет нужды смущаться, — едва за горничной закрылись двери, сказал Дегуа. — Хотя это вы и так знаете.

Лара опустила глаза, чувствуя, как к щекам вновь приливает кровь, и в то же время испытывая благодарность — за этот спокойный тон, и в больше степени за то, что она видела в ауре магистра.

— Мы соратники, сьера Лара. Война это далеко не сияющие доспехи и победные трубы, — он вздохнул. — А теперь поведайте, что вам открылось...

* * *

— Сьер Оденар, вы желали меня видеть? — на стену взобрался запыхавшийся Стерен.

— Война началась, — резко бросил Оденар. — Квилиан захвачен.

— Эк... Гонца же не было? — сипло спросил теньент, меняясь в лице

— Сведения не вызывают сомнений, — Оденар понизил тон. — Слушай меня. Я собираю совещание в Арсенальном зале. Моих полномочий достаточно, чтобы действовать самостоятельно. Поднимай драгун, пойдешь в долину Венаско. Возьмешь две легкие пушки. Увы, больше дать не могу. Разведайте, как далеко продвинулся враг. Я принял решение разделить силы и выдвинуться навстречу галейцам. Аверн под угрозой, а далее открывается дорога чуть ли не на Талассу. Командовать гарнизоном в Буртаже будет майор Эрени. Постоянно поддерживай с ним связь, — он усмехнулся. — Что нам демоны ночи, старина Бьерн, неуж не поквитаемся за Ноорн?

— Как есть, поквитаемся, — сурово кивнул Стерен.

— И да не оставит нас Странник-Воитель. Исполняй.

Стерен ушел, а Оденар еще на миг задержался на стене. Все пришло в равновесие в его душе. Его долг — предотвратить прорыв галейцев возле Аверна. А за самоуправство он ответит после.

...Над Орнеем закатывалась луна — кровавая луна первого дня войны...

«В пятнадцатый день месяца Летних Костров на Альби обрушилось страшное бедствие. Началась война с Галеей. Галейские войска перешли границу и осадили Аверн, а союзные королю Лодо пиррейские кланы вторглись в долину Венаско. Посланец демона Сугаара, призванный шаманами, темным колдовством способствовал им. Что касается кланов Фальго и Мендико, заключивших договор с Альби и на чье содействие расчитывал принчепс Эрнан, то они никак не воспрепятствовали продвижению неприятеля.

Однако смелый маневр полковника Оденара способствовал тому, что Аверн не был захвачен. Благодаря дару, ниспосланному Странником Ларе Оденар, вскрылось предательство маршала Севера графа Люмажа, приведшее к тяжким последствиям: не только Аверн, но и другие северные крепости не были подготовлены к обороне, обозы с провизией и боеприпасами не достигали нуждающихся в них. Командиры получили противоречивые приказы, войска несли большие потери, что позволило галейцам продвинуться на лиги вглубь Альби. Подошедшие полки маршала Востока остановили врага, и армии увязли в позиционных боях, однако возникла новая угроза — король Ибера Анэстас пропустил галейский флот под командованием адмирала Кювилье, тем самым позволив галейцам блокировать Альби с моря...»

Гильем Лора, Орнейские хроники.