Джим снова смотрел на неё. Не мог иначе. Всякий раз в груди сдавливало, но он не отворачивался — пока она сама не замечала его внимание. Тогда приходилось овладевать собой, чтобы отвести глаза. Мерлин, как же она на неё похожа!

Обхватив ладонями кружку, Гермиона Грейнджер сосредоточенно изучала лежащий перед ней лист пергамента. Меж бровей пролегла складка — совсем как у Перл, когда та над чем-то размышляла. Он знал, что заметно выделяет её среди других учеников, но ничего не мог поделать. Да и не хотел. Война отняла у него возможность радоваться успехам родной дочери, так что он считал себя в праве хвалить её, пускай даже в ущерб остальным. Он не делает ничего плохого. Где её собственные родители? Он не знал. Она хранила свою тайну крепко. За это он тоже гордился ею. И пока они оба оторваны от родных — она временно, он навсегда, — Джим Гордон не видел ничего худого в своём поведении.

Им обоим нужна поддержка.

В эту субботу Джим был относительно свободен: матчей по квиддичу в декабре не проводилось, так что обстановка в школе царила более-менее спокойная. К тому же студентов очень взволновали новости о проведении школьного бала, а слухи о том, что на Рождество поставят пьесу, разнеслись по Хогвартсу со скоростью лесного пожара. Пока что расчёт администрации виделся верным. Роуан Кримсон летала на крыльях вдохновения, и даже Вестенра как будто немного оттаял.

Единственной, кого никак не задевали изменения, оставалась Септима.

— Какая чудесная идея — поставить пьесу! — щебетал Флитвик, сидя на завтраке между Джимом и Вестенрой.

— Вы уже начали писать музыку для хора? — с жаром поинтересовалась Роуан, выглядывая из-за плеча Септимы.

— Приступлю немедля, профессор! Септима, дорогая, передайте, пожалуйста, соль.

Септима резким движением палочки отправила Флитвику солонку, всем видом показывая, что думает о лености профессора заклинаний, а на довольный смешок Роуан закатила глаза.

Уже месяц Септима притворялась, будто его не существует. Поначалу Джима это не трогало — своих забот полно. Но Септима игнорировала настолько вызывающе, что не заметить не представлялось возможным. Она явно хотела, чтобы он знал о её отношении. Значит, думала о нём? Значит, ей не всё равно.

Когда она поднялась из-за стола, чтобы покинуть Большой зал, он последовал за ней. В молчании они шли по коридору на некотором отдалении друг от друга. Наконец Септима остановилась. Джим тоже, но приближаться не стал.

— Летом всё было иначе, — сказал он, желая, чтобы она перестала стоять к нему спиной.

Септима не ответила.

— Я думал, мы сможем всё уладить, — не сдавался Джим. — Ты так помогла мне. Без тебя я бы… Я бы не справился.

Снова тишина. Джим нетерпеливо выдохнул. Несдержанность была и оставалась его главным недостатком.

— Септима, хватит ломать комедию. Ты дуешься за то, что я стал деканом Гриффиндора, но, Мордред подери, сколько можно? Разве я недостаточно извинился? Что ещё мне сделать?

Септима наконец пошевелилась, и он увидел её лицо. По знакомым с детства глазам стало ясно, что его слова разбились о глухую стену.

— Тебе недостаточно того, что ты уже сделал? Деканство!.. — Она усмехнулась, покачивая головой. — Забыл, как влез в мои вещи без спроса? Как увидел то, что видеть тебе не следовало!

— Меня это тоже касается.

— Нет, не касается! — воскликнула Септима и тихо добавила: — Уже нет.

— Просто скажи, что мне сделать. Я устал воевать с тобой, Септима.

Она горько рассмеялась.

— Ничего. Ни-че-го.

Повинуясь её шагам, расстояние между ними вновь увеличилось.

— Значит, всё? — крикнул он ей вслед.

Септима замерла. С минуту они слушали далёкие голоса студентов.

— Почему ты согласился? — спросила она, не оборачиваясь. — На эту работу.

Джим закатил глаза.

— Мы уже сто раз это обсуждали. Кингсли отстранил меня, и я вспомнил о твоей идее поработать в Хогвартс. Цифры сошлись, — попытался пошутить он.

Септима всё же повернулась к нему.

— Когда я просила тебя, ты находил причины для отказа. Но когда её сыну понадобилась защита, бросил всё и примчался в Хогвартс. Или будешь отрицать, что стал деканом только для того, чтобы прикрывать его?

Джим угрюмо молчал.

— Вот, значит, как? — Она грустно улыбнулась, и от понимания, сквозившего в этой улыбке, захотелось укрыться в самой глубокой пещере. — Ты всё ещё любишь её. Даже сейчас, спустя столько лет, несмотря на войну, несмотря на то что случилось с твоей семьёй по вине тех, чью сторону она приняла.

Септима сжала дрожащие губы.

— Не спрашивай, что ты можешь сделать, Джеймс. У меня нет ответа на твой вопрос.

Она была права. Джим Гордон всегда знал, что его жизнь слишком сложна для простых ответов.

* * *

С наступлением декабря Хогвартс и его окрестности обратились настоящей волшебной сказкой. Несколько дней покрытое плотными тучами небо без устали засыпало поля и холмы вокруг замка, чтобы сегодняшним субботним утром засверкал на зимнем солнце пушистый снежный покров. Чёрное озеро схватилось первым льдом — его укрепили с помощью заклинания, и в свободное время студенты выбирались покататься на коньках. Внутри замок тоже преобразился: окна покрылись узорами, в коридорах с потолка шёл наколдованный снег, кружева мерцающих снежинок опутали портреты, перила и колонны, а в Большом зале Хагрид по традиции установил двенадцать елей. Их пока не украсили, но хвойный аромат дарил настроение праздника уже сейчас.

Несмотря на то, что в гостиных было уютно из-за ревевших день и ночь каминов, коридоры и классы оставались холодными, так что студенты спасались тёплыми свитерами, плотными мантиями и согревающими чарами. Сегодня был выходной, поэтому Гермиона облачилась в кремовый свитер — самый тёплый в её чемодане. Он пах мамиными руками и напоминал о доме, что сейчас, в преддверии самого семейного праздника, было ей просто необходимо.

Сидя на завтраке в Большом зале и вдыхая аромат хвои, Гермиона грела руки о чашку с горячим коричным чаем, который подавался хогвартскими эльфами только в декабре, и задумчиво глядела на листок с составленным ею расписанием репетиций. Напротив неё Криста с Розой обсуждали отбор — они не замолкали ни на секунду с самого четверга.

— Не ожидала от тебя такой прыти, Фэй, — протянула Криста.

— Ты о чём? — простодушно отозвалась та.

Криста перегнулась через стол:

— Я хотела ухватить Нотта, — она кивнула на слизеринцев. — Но ты меня опередила. Я и опомниться не успела.

Щёки Фэй порозовели.

— Я просто хотела показать, что для нас не имеет значения факультетская принадлежность. Ведь проект организовали для укрепления межфакультетских связей. Верно, Гермиона?

Гермиона сделала вид, что не услышала. Добровольно вступать на эту зыбкую почву не входило в её планы, но Роза ловко воспользовалась моментом, не преминув спросить:

— Ты уже оправилась после поступка Джулиана?

— О да, в школе только и разговоров об этом! — подхватила Криста. — Как он мог так поступить? Всем известно, что вы с Девис в контрах!

Гермиона могла бы поспорить с тем, что школа сутками обсуждает её личную жизнь, — студенты давным-давно переключились на собственные проблемы, быстро привыкнув к присутствию героини войны. Но вступать в полемику с Кристой и Розой всё равно что пытаться поставить на место Риту Скитер — всё, что ты скажешь, будет использовано против тебя. Поэтому Гермиона дежурно улыбнулась и вежливо ответила:

— Выбор Джулиана меня не задел, ведь мы делаем это ради искоренения предрассудков.

— Точно, — ехидно поддела Роза. — Только так и можно объяснить вашу с Малфоем пару.

Гермиона поставила чашку на стол — громче, чем следовало, и принялась деловито скатывать расписание в трубочку.

— А что, собственно, такого, если я и Малфой станцуем на открытии бала? Война закончена, и уж чего нам точно не следует делать, так это повторять ошибки, что привели к ней.

Криста с Розой обменялись взглядами.

— Да, но ты же понимаешь… Дело не только в этом. — Голос Розы упал до шёпота. — Он ведь был последователем Сама-Знаешь-Кого.

— Не был он никаким последователем, — фыркнула Гермиона. — Просто выполнял указания, чтобы его семью не тронули.

Гриффиндорки промолчали.

— Не наше дело судить Малфоя, — продолжала Гермиона, убирая свиток в сумку. — Его уже судили, и раз он здесь, значит, раскаялся, разве не так? — Она поднялась. — Мы должны стараться делать шаги навстречу друг другу, и ваши сплетни никак этому не помогают.

В тишине, воцарившейся после её отповеди, Гермиона покинула Большой зал, чувствуя на своей спине провожающие взгляды Кристы и Розы. Уже в вестибюле она мысленно отругала себя. Желание заткнуть этих вечно сующих нос не в своё дело пустословок может дорого ей обойтись. Какую историю они из этого раздуют, одному Мерлину ведомо. И какой драккл дёрнул её защищать Драко Малфоя? Гермиона тряхнула головой, поднимаясь по мраморной лестнице. Глупости. Она защищала не его, а свой выбор. Своё право поступать так, как считает нужным вне зависимости от того, кто и что думает.

Посвятив первые утренние часы домашнему заданию, Гермиона с неохотой покинула самое любимое место в замке — библиотеку, и в одиннадцать часов сидела за столом в зале, раньше предназначавшемся для дополнительных занятий по защите от Тёмных искусств, а сейчас отведённом под репетиции к рождественскому балу. Она обсуждала детали расписания с профессором Вестенрой, когда последний студент переступил порог и двери зала закрылись.

Профессор сделал Гермионе жест начинать.

— Всем привет, — заговорила она, немного волнуясь, — прежде чем мы начнём, прошу вас ознакомиться с расписанием репетиций. — Взмахом палочки Гермиона отправила стопку листков вдоль скамьи, чтобы каждый мог взять себе по экземпляру. — Поскольку времени не так много, а тренировки по квиддичу в декабре не проводятся, репетировать будем каждый день. Репетиции будут чередоваться: сегодня по плану танец, завтра пьеса — и так далее. Профессор Вестенра ответственен за вальс, профессор Кримсон руководит постановкой. Как куратор всего проекта я открыта к любым вопросам и предложениям. Всех устраивает расписание?

Она интересовалась больше для проформы. Не зря ломала голову почти три часа, обложившись расписаниями седьмого курса всех четырёх факультетов. Возражений не поступило, и Гермиона хотела передать слово Вестенре, но голос подала Дафна Гринграсс.

— Когда мы будем примерять костюмы?

Не столько обычный, в общем-то, вопрос, сколько надменный тон, которым он был задан, заставил Гермиону сжать губы.

— Паркинсон ещё даже не приступила к их разработке, — как можно нейтральнее ответила она. — Думаю, ближе к назначенной дате. Их ведь ещё нужно сшить.

Гринграсс разочарованно скривилась. Гермиона постаралась не обращать внимания. Разумеется, это не было провокацией. Вполне естественное для неё поведение. С какой стати Гринграсс любезничать с Гермионой? Если так хочется мира и дружелюбия, придётся стать тем, кто подаёт пример. Игнорируя шушуканья Кристы и Розы, Гермиона улыбнулась.

— Если вопросов больше…

— А откуда возьмётся музыка? — резко спросила Девис. — Или ты нам споёшь, Грейнджер?

Несколько студентов захихикали. Гермиона была готова поклясться, глядя на кривую ухмылку Девис, что слизеринка нарочно выгадала момент так, чтобы её перебить. Один из способов вывести человека из себя — не давать ему закончить мысль. Не успела Гермиона ответить, как на выручку ей пришёл профессор Вестенра.

— Чтобы двигаться под музыку, мисс Девис, нужно выучить движения. Вы же не думали, что придёте сюда и по мановению волшебной палочки заскользите аки грациозный лебедь?

Теперь хихикали уже над Девис. Гермиона сама с трудом сдержала улыбку, опустив глаза к столу.

Вестенра поднялся.

— Мисс Гринграсс, полагаю, кое-чему вас обучали в детстве.

Гринграсс выглядела сконфуженной: Вестенра выделил именно её, но в его словах сквозила откровенная насмешка. Всё же она гордо вздёрнула подбородок.

— Я умею танцевать вальс, профессор, и могу показать, как это делается. Только мне понадобится партнёр. — Тут её взгляд скользнул по фигуре Малфоя.

— Разумеется. Мистер Малфой, помогите своей однокурснице.

— Я не умею.

Скорость ответа и безразличие, прозвучавшее в голосе, заставили всех уставиться на Малфоя. Тот сидел с выражением неприкрытой скуки, словно делал всем огромное одолжение своим присутствием. Гермиона нахмурилась. Такое поведение совершенно ей не нравилось. Она была уверена, что Малфой соврал и просто старается оставаться в стороне, как и в случае с прослушиванием на роль.

Дафна несколько раз моргнула, словно он плеснул ей в лицо воды.

— Я помогу Дафне, — вызвался Забини, подходя и протягивая ей руку.

Возникла минутная заминка. Гринграсс упорно смотрела на Малфоя, словно ожидая, когда тот рассмеётся, скажет, что пошутил, и, оттеснив Забини, выведет её на центр зала. Забини терпеливо ожидал, никак не реагируя на пантомиму Гринграсс, которая не находила никакого отклика у Малфоя. Заметив наконец её пристальное внимание, тот пожал плечами и кивнул на Забини. Слизеринке ничего не оставалось, как принять его ладонь.

Следующие четверть часа, повинуясь командам Вестенры, слизеринцы показывали основные шаги и движения. Гермиона внимательно следила за их ногами. Она весьма туманно помнила уроки танца, преподанные перед балом в честь Турнира Трёх Волшебников, но в целом задачка не казалась такой уж сложной.

— Раз-два-три, раз-два-три, — считал вслух Вестенра с невозмутимостью метронома. — Все вместе: раз-два-три…

Студенты принялись бубнить себе под нос, переглядываясь и хихикая.

— Громче! Раз-два-три, раз-два-три! Вы должны почувствовать ритм. Мисс Гринграсс, мистер Забини, достаточно. Все встаём и повторяем шаги. Считайте! Раз-два-три…

Ещё четверть часа студенты ходили по залу под счёт вперёд и назад, а Вестенра наблюдал за ними, то и дело подмечая недочёты.

— Голову выше, мисс Патил! Расслабьте плечи, мистер Финниган, вы не на боях без правил. Спину прямо, мисс Аллен. Мисс Девис, я всё ещё не вижу вашего лебедя. Мисс Грейнджер, мягче, вы шагаете как солдат на плацу. Спины держать!

Гермиона запнулась на ровном месте, чувствуя, как щёки заливает краска. «Раз-два-три, раз-два-три», — считала она про себя, изо всех сил стараясь двигаться плавнее. Но тело будто закостенело. Чем больше она старалась расслабиться, тем менее податливыми становились конечности. Но ведь у Гринграсс и Забини выходило так легко и просто! Она с завистью посмотрела на Гринграсс. По правую руку от неё скользил Забини, а слева, с той же непринуждённостью, Малфой. Гермиона так засмотрелась, что вновь едва не споткнулась.

— Достаточно, — скомандовал Вестенра. — Разбейтесь на пары… Мисс Девис, Мерлина ради, вернитесь на место. Кавалеры приглашают дам, а вы, насколько мне известно, дама.

Гермиона никогда ещё не видела профессора трансфигурации настолько вовлечённым в процесс. Даже во время проведения своих занятий он был по-спартански сдержан и скуп на комментарии. Здесь же он словно оказался в родной стихии.

— Нет, нет и нет. Мистер Галлагер, вы приглашаете даму на вальс, а не в «Три метлы». Мистер Нотт, прекратите паясничать. Хорошо, мистер Забини. А теперь покажите ещё раз для всех. Мистер Малфой, вам нужно особое приглашение, чтобы пригласить вашу пару?

Гермиона внезапно ощутила волнение — то самое, что перехватывало дыхание на четвёртом курсе, когда Виктор пригласил её на бал. Впервые в жизни она всерьёз задумалась о том, чтобы выглядеть лучше, чем просто нормально. Так, чтобы на неё оглядывались, — и не потому, что она идёт под руку с Виктором Крамом. Гермиона вспомнила девчачью радость от предвкушения праздника, вспомнила очаровательную застенчивость Виктора, когда он делал ей комплимент в тот вечер.

— Мисс Грейнджер, вы ещё с нами?

Гермиона вздрогнула, подняла голову и наткнулась на серые глаза. Неизвестно, сколько Малфой простоял перед ней, прежде чем она его заметила. Удивительно, он никак не прокомментировал её отсутствующий вид, просто смотрел мимо неё и молчал. Гермиона перевела взгляд на его руку. Приятное волнение мигом улетучилось, уступив место неприятной неловкости. Она сердито нахмурилась. Да что с ней такое? Снова устроила цирк на пустом месте. В конце-то концов, не рассыплется она прахом, дотронувшись до него! Это всего лишь Малфой.

Гермиона решительно приняла предложенную ладонь, невольно отметив про себя, что на ощупь его рука оказалась совершенно обычной. Обычной тёплой человеческой рукой.

Когда пары более-менее равномерно распределились по залу, Вестенра снова принялся считать, и помещение заполнилось шорохом, стуком каблуков, ойканьем и хихиканьем. Многие двигались неумело, то и дело наступая партнёрам на ноги. Не в пример остальным Малфой двигался с такой естественностью, словно только так и ходил в обычной жизни. Он, как и полагалось, опустил голову к лицу Гермионы, чтобы установить зрительный контакт во время танца, но его глаза словно остекленели. В ней взыграло желание заставить его обратить на неё больше внимания, чем на паутину в углу.

— Ты же говорил, что не умеешь танцевать вальс, — обронила Гермиона как бы между прочим.

— Я просто очень способный, Грейнджер, — небрежно отозвался Малфой. — Не везде тебе быть лучшей. Завидуй молча.

— Я не завидую, — выпалила она, прежде чем успела подумать. — А ты врёшь.

Малфой крутнулся на месте, увлекая её за собой, чтобы они не столкнулись с другой парой. Гермиона с трудом удержалась на ногах.

— Ты слишком хорош, Малфой, — знающим тоном продолжала она. — Так работает мышечная память. Нас всех учили танцевать перед балом в девяносто четвёртом, но такое короткое обучение не могло бы запомниться надолго.

Он не ответил, продолжая вести её.

— Почему ты не можешь сказать правду? — не выдержала Гермиона.

Малфой наконец перевёл на неё взгляд.

— Что ты ко мне пристала, Грейнджер? — неожиданно злобно прошипел он. — Хотела встать ко мне в пару — отлично, ты этого добилась. Теперь наслаждайся процессом молча и оставь меня в покое.

Гермиона чуть не задохнулась от возмущения. Да как он… Что он себе позволяет?! Подумать только, после всего произошедшего он смеет вести себя так, словно не существовало для него ничего хуже и отвратительнее во всём мире, чем танцевать с Гермионой Грейнджер! Её пальцы сжимались и разжимались на его плече от захлестнувшей волны негодования. Надо же, она всерьёз полагала, что сможет установить перемирие с этим человеком. Да Мерлина ради, она ведь в самом деле защищала его утром!

— Вот, значит, что у тебя на уме, Малфой? Всё так же ненавидишь меня, потому что я… Постой-ка. — Гермиона сделала вид, что задумалась. — Ах да. Поганая маленькая грязнокровка. Зря я надеялась, что мы сможем общаться нормально. Тот, чей мир замыкается на нём самом, не способен принимать окружающих такими, какие они есть. А твой мир не изменился ни на йоту. Держу пари, от скуки ты вспоминаешь мои пытки, чтобы скрасить вечерок!

Малфой так резко остановился, что она наступила ему на ногу. По его побледневшему лицу пробежала судорога. Он отшатнулся и выдернул свою руку из её ладони, сжав пальцы в кулак. Гермиона заметила тень ужаса, мелькнувшую в его глазах.

— Есть разница между тем, чтобы чувствовать к кому-то неприязнь, — наконец медленно выговорил Малфой, — и тем, чтобы желать ему боли. Странно, что именно мне приходится объяснять тебе такие вещи, Грейнджер.

Гермионе показалось, что она слышит шипение, с которым его холодные слова погасили пылающий в ней жар. Малфой отступил ещё на шаг, и она отвела глаза.

— Достаточно! — хлопнул в ладоши Вестенра. — Как я и предполагал, до движения под музыку вам как до Ла-Манша по-пластунски. Однако время нашей репетиции подошло к концу, и я не имею права вас задерживать. Свободны.

Малфой первым вылетел из зала. Студенты потянулись на выход, переговариваясь между собой. До Гермионы долетел возмущённый голос Кристы:

— Даже не похвалил никого. Можно подумать, мы все были настолько плохи…

— Гермиона, идём?

Она тупо уставилась на возникшую рядом Фэй.

— Нет, я… — Гермиона облизала губы. — Знаешь, мне ещё нужно кое-что сделать.

Фэй понимающе кивнула, привычно не став вмешиваться, и оставила её в одиночестве.

— Мисс Грейнджер?

Оказывается, Вестенра не ушёл, он сидел за столом и что-то писал на листе пергамента.

— У вас ещё остались вопросы?

Гермиона моргнула.

— Что? Вопросы? Ах… Нет, никаких вопросов. Извините.

Она выдавила подобие улыбки и поспешила ретироваться.

Заснуть удалось далеко не сразу, а утром груз вчерашней выходки обрушился на неё всем весом. Гермиона ещё пыталась как-то оправдаться, убедить себя, что его не так уж сильно задели её слова. Но в памяти слишком хорошо отпечаталось, как резко он изменился в лице. Каким бы Малфой ни был прохвостом, такое невозможно изобразить, ничего не чувствуя. Итак, проведя больше трёх часов в библиотеке якобы за домашним заданием, уже на обеде Гермионе пришлось мысленно сознаться перед самой собой: она не могла смотреть на Малфоя, потому что ей стыдно. Может, он и мерзавец, гордец и спесивец, но она явно думала о нём хуже, чем есть на самом деле. Чёрт дёрнул её за язык! Она ведь не считала так в действительности, просто хотела ударить побольнее. От осознания собственной мстительности стало тошно.

Малфой однажды сказал, что общение с ним плохо на неё влияет. Возможно, он прав? В последнее время рядом с ним она словно сама не своя. Как будто он пробуждает в ней какую-то другую, тёмную сторону. «Неужели ты настолько двулична, Грейнджер?» Теперь казалось, что в его обвинениях есть крохотная доля истины. Разумеется, желание узнать его поближе не было голым расчётом. Она действительно хотела понять. Всего лишь полчаса нормального, человеческого общения показали ей Малфоя с другой стороны, возвели на ту ступень, когда она увидела в нём личность. Мерлин, она даже была готова сознаться, что стёрла ему память! Потому что за какие-то жалкие полчаса поверила, что они смогут всё уладить.

Гермиона оборачивалась назад, вспоминая их перепалки, и не узнавала в них ту Гермиону, которой хотела стать. Ту, которая призывала гриффиндорцев к взаимопониманию после Хэллоуина. Ту, которая не стремилась подобрать момент и ужалить в самое уязвимое место.

Ближе к вечеру она твёрдо вознамерилась найти профессора Вестенру, чтобы просить его изменить выбор. Кто угодно, только не Малфой. Находиться в непосредственной близости от него по три-пять раз за неделю весь декабрь оказалось выше её сил.

В кабинете Вестенры не оказалось, и Гермиона решительно зашагала в сторону учительской. На её настойчивый стук в дверь никто не отозвался.

— Кого ты ищешь? — проскрежетала правая горгулья.

— Профессора Вестенру. Вы его видели?

— Видели, видели, он был здесь утром.

— А потом? Куда он пошёл? Вы знаете, где его найти?

— Не знаем, ничего не знаем, — загалдели горгульи.

Что делать? Носиться по Хогвартсу в поисках иголки в стоге сена она может до самого ужина, но говорить с профессором при всех в её планы не входило. Можно попробовать перехватить его тут или спросить у первого встреченного преподавателя, где его искать.

— В таком случае я подожду здесь, — объявила Гермиона и вопросительно глянула на каменных стражей. — Могу я войти?

— Проходи.

Гермиона проскользнула в учительскую и опустилась в глубокое зелёное кресло с высокой спинкой. Подумала и забралась в него с ногами. За окном снова шёл снег — стёкла здесь не были затянуты узорами. В камине горел огонь, поэтому в комнате было тепло. В тишине тикали часы. Умиротворённая спокойствием и уютом учительской, она не заметила, как задремала.

Её разбудили хлопок двери и громкие голоса.

— Мы тоже хотим видеть своих детей чаще двух раз в год, но не нарушаем ради этого правила. Хотя наш статус позволяет такое, и вы прекрасно об этом знаете, директор.

— Вы сами вынудили меня отстранить Малфоя от Хогсмида. Не могла же я напрямую сказать, что Совет не желает видеть его рядом со своими детьми на отдыхе. Поэтому я сказала, что мы ограничиваем ему выход с территории ради его же безопасности, и когда мистер Малфой попросил о встрече с матерью, объяснив это беспокойством о её благополучии, я посчитала нужным передать его просьбу министру.

— Это уже ваши проблемы, что вы там наплели Малфою…

Гермиона поморгала, соображая, где находится. Позади занятого ею кресла продолжался горячий спор. Она застыла в ужасе. Высокая спинка скрыла её присутствие. И как теперь показаться на глаза директору и этому незнакомому мужчине? Она уже слышала часть разговора. Гермиона сжалась в кресле, стараясь не шевелиться и даже не дышать.

— …откровенно говоря, мне на это наплевать, — тем временем закончил свою мысль мужчина.

— Откровенно говоря, я заметила, — холодно парировала МакГонагалл. — Какой смысл ограничивать Малфою походы в Хогсмид, если в школе все ученики находятся бок о бок?

Мужчина хмыкнул.

— Ну, мы не можем избавиться от него насовсем, — негромко сказал он. — Пока.

— Так почему же вы молчали на собрании в июле? — вспыхнула МакГонагалл. — Когда перед вами стоял министр и мистер Беккер открыто выражал неудовольствие, почему не поддержали его?

— Мы и подумать не могли, во что всё выльется. Я никак не предполагал, что мой сын окажется исключён на две недели и вышвырнут из команды по вине Малфоя!

— В конфликте был виноват как раз ваш сын…

— Вы забываетесь, директор, — угрожающе перебил мужчина. — Моё терпение не безгранично.

— Не забывайте, что и моё терпение имеет предел, мистер Ривз.

Ещё некоторое время стояла тишина — видимо, попечитель и МакГонагалл сверлили друг друга взглядами. Но вот раздались шаги, хлопнула дверь, и стало тихо. Гермиона выдохнула было с облегчением, но тут раздался ещё один голос.

— Тяжёлый разговор, директор?

— Всего лишь часть моей работы, — устало отозвалась МакГонагалл. — Вы слышали всё?

— Я редко бываю на этом портрете, но, как водится, метко. Значит, мистер Ривз не говорил о своём недовольстве министру?

— Нет. Я подозреваю, почему он не возражал. Гораздо проще высказаться в лицо мне, чем министру магии. Гораздо проще приходить и действовать мне на нервы, чем набраться смелости и посмотреть в глаза Кингсли Шеклболта. — Она перевела дух и уже спокойнее добавила: — И всё же не стоило говорить так резко с председателем Совета попечителей.

— Он вас вынудил, — попытался поддержать портрет.

МакГонагалл взялась за спинку того кресла, в котором съёжилась Гермиона.

— Остаётся надеяться, что министр не отстранится в случае конфликта. В конце концов, это была его идея отправить Драко Малфоя в Хогвартс.

Портрет согласился и вежливо распрощался. Гермиона прикусила губу, надеясь, что директор выйдет из комнаты и ей удастся выскочить отсюда незамеченной. Её надеждам не суждено было исполниться.

— Мисс Грейнджер?! — воскликнула МакГонагалл, хватаясь за сердце.

Гермиона вжала голову в плечи.

— Добрый вечер, директор, — только и смогла вымолвить она.

— Что… Что вы здесь делаете? Откуда… — Опомнившись, МакГонагалл строго посмотрела на неё. — Вы слышали мой разговор с мистером Ривзом?

Гермиона опустила глаза.

— Да. Простите.

МакГонагалл потребовалось ещё несколько мгновений, чтобы овладеть собой.

— Поднимитесь, пожалуйста, — попросила она. — Почему вы сидите… здесь?

— Я искала профессора Вестенру и решила подождать в учительской, — принялась тараторить Гермиона. — Профессор, я не собиралась подслушивать. Просто здесь так спокойно, а я плохо спала ночью и задремала.

— Я вам верю, мисс Грейнджер, — пресекла поток её оправданий МакГонагалл и немного помолчала. — Полагаю, вас не удивило услышанное.

Не ожидавшая такого вопроса Гермиона не ответила. МакГонагалл прошлась до стола и опустилась в кресло.

— Можете не искать профессора Вестенру. Он отбыл ещё вчера вечером и появится только в понедельник на завтраке.

— Вчера… — машинально повторила Гермиона. — Но горгульи сказали, что видели его сегодня утром.

— Не слушайте их, они постоянно путают дни недели.

Поняв, что разговор окончен, Гермиона покинула учительскую. Спустившись на этаж ниже, она зашла в пустой коридор и уселась на широкий подоконник. Из-за морозных узоров не было видно улицы, и Гермиона приложила к стеклу ладонь, а затем, когда коже стало холодно, убрала её и подышала на растаявшее пятнышко. Уже совсем стемнело, и вдоль коридора зажглись факелы.

МакГонагалл решила, что Гермиона посчитала происходящее неудивительным? Что ж, МакГонагалл ошиблась. Не удивление, а настоящий шок — вот что испытала Гермиона. Пренебрежительное отношение окружающих к Малфою не было для неё новостью, но то, как этот попечитель говорил о нём… Словно о надоевшем предмете мебели, от которого в любой момент можно избавиться. Гермиона знала, каково это. Именно это она и бросила Малфою в лицо после отбора.

Неужели в своём стремлении доказать магическому миру, что она ничем не хуже чистокровных, Гермиона незаметно возгордилась и потеряла чувство реальности? Надо взять себя в руки. Смогла же она понять отчаянную, вызванную завистью злобу Трейси Девис и пожалеть Пэнси Паркинсон, которая, лишившись родителей, а вместе с ними и всякой поддержки, наверняка чувствовала себя загнанным зверем. Сможет стать сдержаннее и с Малфоем. Потому что так будет правильно. Так повела бы себя та Гермиона Грейнджер, которой она всегда себя считала.

Гермиона представила вдруг, как он отреагирует, узнав, что она отказалась танцевать с ним. Нет, не теперь, когда наговорила ему гадостей. Ведь это была её инициатива. Откажись она, и он посчитает, что над ним попросту поиздевались.

Колокол возвестил о начале ужина. Гермиона спрыгнула с подоконника и направилась в Большой зал. Сейчас она совершала самый странный в своей жизни поступок — ставила интересы Малфоя выше своих. Но поступить иначе ей не позволяла совесть.

* * *

Последние дни Драко отвратительно спал и был раздражён больше обычного. Вишенкой на этом прокисшем торте стала выходка Грейнджер во время первой репетиции. Он и без того ругал себя последними словами за то, что потребовал от неё ответа, зачем она согласилась быть с ним в паре. Какая ему, к дракклу, разница, что творится в её лохматой голове? Он поставил себя в достаточно нелепое положение попыткой отказаться. Знал же, что не отвертеться. Любую причину посчитали бы нетерпимостью к статусу её крови. И всё благодаря её согласию. Самое смешное, что дело было вовсе не в крови, а в ней самой, но донести это до неё или тем более до остальных не представлялось возможным. Оттого выплюнутое ему в лицо обвинение Грейнджер буквально ударило под дых.

Бывали ночи, когда вместо кошмаров, связанных с ним и семьёй, ему снились другие ужасы, что он видел за время войны. В том числе — пытки Грейнджер. Её крики долго преследовали его в темноте. Тогда он понял, что это совсем не то, чего он хотел. Он никому не желал таких страданий. Не желал жить в мире, где подобное в принципе возможно, ведь за проступок уже они, Малфои, корчились от боли на полу собственной гостиной.

Сама Грейнджер прибегла к излюбленному приёму: притворилась, будто они незнакомы. На двух следующих репетициях вальса она молча выполняла нужные движения, избегая смотреть ему в глаза. Драко хотелось расхохотаться ей в лицо, но, разумеется, он этого не сделал, потому что не совсем пока лишился рассудка. Вместо этого последовал её примеру и дал себе зарок никогда больше с ней не разговаривать, что бы ни произошло. Один раз он уже нарушил данное себе обещание, и вот что в итоге вышло.

Дафна вовсе не замечала, что с ним что-то происходит. Она дни напролёт крутилась возле Забини: садилась с ним за одну парту на занятиях, играла в гостиной в магическую монополию и постоянно предлагала вместе сделать домашнее задание. Вот и сейчас она оживлённо что-то рассказывала Блейзу. Тот отвечал, она смеялась, и этот звонкий смех, словно лезвие, скрёб по нервам. Краешком сознания он понимал, зачем она это делает, но ему было наплевать. Он считал их отношения практически законченными, и его мало волновало, что считала Дафна.

Драко устал и хотел покоя, поэтому стал больше общаться с Теодором, который тоже стремился почувствовать себя обычным студентом последнего курса школы. Они обсуждали всё подряд, смеялись, шутили, вместе делали домашку и даже прокатились на коньках по льду Чёрного озера. Драко словно отгородился от всего плохого, что происходило в его жизни, и на этот раз ему нравился такой вакуум.

В четверг должна была состояться третья репетиция пьесы, на которую Драко не имел ни малейшего желания идти. Сюжет без него не рухнет, так что он сослался на плохое самочувствие, даже взял у Помфри микстуру от головной боли и благополучно отправился в слизеринскую гостиную, чтобы провести вечер в тишине пустой спальни.

Проходя коридором подземелья, он услышал голоса, доносящиеся со стороны кабинета зельеварения. Узнав в одном из них МакГонагалл, Драко замер и насторожился. Что могло понадобиться директору от декана его факультета? В последнее время за ним не наблюдалось никаких нарушений, в конфликты он не вляпывался, разве что мог переброситься парой ласковых с кем-то из гриффиндорцев или хаффлпаффцев. Пора заканчивать с паранойей. Он чист, и какова бы ни была причина появления МакГонагалл во владениях Слизнорта, его это не касается.

Словно в насмешку над проявленной самоуверенностью, эхо принесло ему его собственную фамилию, произнесённую голосом МакГонагалл. Драко сделал шаг, затем ещё один, и вот он уже у поворота, за которым, не подозревая о том, что их слышат, негромко беседовали директор Хогвартса и декан Слизерина.

— Но, Минерва, вы уверены, что правильно его поняли? Быть может, мистер Ривз хотел сказать…

— Я прекрасно поняла, что хотел сказать мистер Ривз, Гораций. Ему не нравится присутствие Малфоя в Хогвартсе, и он пытается убедить Совет в том, что ему не место рядом с их детьми, что он опасен и должен быть изолирован от всех подобно отцу.

— Ему придётся сильно постараться, чтобы склонить на свою сторону одиннадцать человек. Будь он хоть трижды председателем Совета, у него нет никаких подтверждений подобным обвинениям. Как декан факультета я готов ответствовать, что в последнее время мистер Малфой не создаёт сложностей. И раз уж на то пошло, меня куда больше беспокоит мисс Паркинсон. О ней он, случайно, не упоминал? — с иронией поинтересовался профессор.

— Нет, не упоминал, — рассеянно отозвалась МакГонагалл. — Благодарю, Гораций. Это именно то, что я хотела услышать. Кингсли скоро будет здесь. Он хочет вначале переговорить с Джимом Гордоном, а затем мы обсудим ситуацию вокруг Малфоя. Ты можешь понадобиться.

— Что ж, я никуда не денусь из своих любимых подземелий, так что, если Кингсли изъявит желание послушать дядюшку Слизнорта, я к его услугам.

Драко едва успел отскочить на несколько шагов назад, прежде чем из-за поворота появилась МакГонагалл. Он сделал вид, что возвращается в гостиную. Увидев его, она замешкалась.

— Мистер Малфой? Что вы здесь делаете?

Драко даже не пришлось прикидываться удивлённым.

— Я шёл в спальню. Здесь находится наша гостиная, профессор, — не удержался от шпильки он.

Это привело МакГонагалл в чувство. Подобрав полы длинной юбки, она быстро удалилась. Драко смотрел ей в спину, сосредоточенно соображая. Выходит, не так уж гладко идут дела, как он надеялся. Что-то происходит там, за дверьми директорского кабинета, а виновник событий даже не в курсе. Ну, по крайней мере, теперь он знает, что кто-то в Совете попечителей настроен против него. И учитывая, какую они имеют власть в школе, его в самом деле могут вышвырнуть отсюда. Конечно, для начала этому мистеру Ривзу придётся заручиться поддержкой всех членов Совета, но ведь удался же подобный трюк его отцу в девяносто втором. Правда, тогда в ход шло откровенное запугивание, но кто знает, какими методами предпочитает действовать нынешний председатель.

Драко понимал, что необходимо во что бы то ни стало узнать содержание разговора Шеклболта с МакГонагалл. Но была одна загвоздка: беседовать они скорее всего будут в кабинете директора, а туда он проникнуть не сможет при всём своём необъятном желании. И никакие чары не смогут ему помочь: во-первых, на его палочке по-прежнему лежало следящее заклинание, а во-вторых, не так-то просто проскользнуть мимо охраняющих кабинет горгулий. Они были гораздо сообразительнее тех, что стояли возле учительской.

И всё же ноги понесли его из подземелий, прямо на третий этаж, где располагалась учительская. Вряд ли МакГонагалл назначила такой серьёзный разговор здесь, но кто знает? Вдруг повезёт. Может, удастся уловить хоть крупицу информации.

Придав себе по возможности расслабленный и невозмутимый вид, Драко неспешно двинулся в сторону учительской. Недалеко от неё располагалось окно — туда-то он и направлялся. Он пока толком не сформулировал, что скажет МакГонагалл, когда она его увидит, но надеялся, что в нужный момент воображение не подведёт. Проходя мимо очередной двери, Драко внезапно сбился с шага и замер.

Он услышал голос Шеклболта. И доносился он вовсе не из учительской, а из кабинета защиты от Тёмных искусств. «Он хочет вначале переговорить с Джимом Гордоном», — пришли на память слова МакГонагалл. И тут же, как по заказу, раздался голос самого Гордона.

Драко думал всего секунду, прежде чем осторожно открыл неплотно прикрытую дверь и скользнул внутрь, быстро спрятавшись за массивным гардеробом. В полутёмном классе никого не было, но голоса зазвучали громче и отчётливее. В другом конце Драко увидел ещё одну дверь. Она была открыта, на пол падала полоса жёлтого света. Прошептав заглушающее шаги заклинание Драко подкрался как мог близко и затаился, стараясь не дышать.

— Прости, что доставил неудобства.

— Брось, Джим.

— Но ведь это я настоял.

— Зато решение принимал я.

Резкий вздох.

— Почему она не обратилась ко мне? Зачем было выдёргивать тебя из Министерства? Я ведь как раз для этого здесь и нахожусь!

— Минерва прекрасно понимает, зачем ты стал деканом Гриффиндора. Но в споре между директором и председателем Совета попечителей министр магии сыграет куда более весомую роль, чем декан.

— Да, ты… Пожалуй, ты прав.

Снова тишина.

— И всё-таки именно благодаря мне он в Хогвартсе. Я уговорил тебя изменить наказание, отправить его на учёбу.

— Чем нисколько меня не удивил.

— Неужели?

— Честно говоря, я собирался отказать… в твоей просьбе.

— Знаю.

— Не только потому что МакГонагалл могла оказаться против. Я терял ценную боевую единицу.

Невесёлая усмешка.

— Ты и сам хотел меня отстранить.

Пауза.

— Ты хороший аврор, Джим.

— Был хорошим аврором, Кингсли. А теперь я… После того, как…

Молчание.

— Я только одного не понимаю. Меня не удивила твоя просьба смягчить наказание. Но это… Ты не бросил службу даже ради семьи.

— Для своей семьи я уже ничего сделать не в состоянии, Кинг. А этому парню ещё можно помочь.

Раздавшийся из коридора шум вернул Драко в реальность, и спустя мгновение он уже быстрым шагом шёл обратно к подземельям. Подслушивать разговор МакГонагалл и Шеклболта не было смысла. Он услышал больше, чем рассчитывал.

Больше, чем хотел знать.

Кусочки мозаики постепенно вставали на свои места, и он смог взглянуть на картину целиком. Визиты в камеру, попытки найти оправдание его поступкам, суд, неожиданный приговор и возвращение в Хогвартс. Странное поведение летом, а позже — назначение на пост декана Гриффиндора и, наконец, тот разговор с Нарциссой. «Не знаю, как тебя благодарить. То, что ты сделал для нас, для Драко…» — только теперь он понял значение этих слов.

Благодаря Гордону он сейчас здесь, а не в Азкабане или на очередных исправительных работах. И именно он, Гордон, всё это время прикрывал его перед МакГонагалл. Вот почему после той сцены в вестибюле, которую Драко устроил в начале сентября, Гордон назначил ему наказание в своём кабинете. Вот почему то и дело цеплялся к нему и из каких-то своих, по его мнению, благих соображений додумался впихнуть в пару к Грейнджер. К Грейнджер, которая…

Напоминала ему о погибшей дочери.

На ужине Драко был молчалив. Нотт дважды попытался завести с ним беседу, но безуспешно. Есть не хотелось. Он уже жалел, что пришёл в Большой зал. Взгляд сам собой пробежался по рядам студентов и — всего на секунду дольше обычного — задержался на Грейнджер. А затем скользнул к столу преподавателей.

Резко отодвинув тарелку, Драко поднялся и вышел в вестибюль. Расслабил узел галстука и запустил пальцы в волосы, пытаясь унять непонятное чувство, поселившееся где-то под рёбрами. С силой потёр лицо, а когда отнял руки, увидел, что к нему приближается МакГонагалл.

Он даже не заметил её отсутствия на ужине.

— Мистер Малфой! Хорошо, что я встретила вас здесь. Вы закончили ужинать?

Она была сильно взволнована.

— Что я сделал? — на автомате выпалил Драко.

Неужели его засекли? В голову полезли дурацкие мысли.

— Нам лучше поговорить в моём кабинете.

То ли неуверенный тон, то ли встревоженное выражение глаз заставили Драко насторожиться.

— Что происходит? — медленно проговорил он, невольно отступая назад.

МакГонагалл колебалась, будто забыв, как говорить.

— Ваша мать, — наконец произнесла она, а потом у Драко словно выбили из-под ног почву, потому что МакГонагалл обрушила на него весь мир: — Этой ночью… На ваше поместье напали.