Дело принципа (гет)

В первоначальном варианте эта глава должна была стать эпилогом... но, думаю, стоит написать еще одну, на этот раз действительно последнюю.

Слова Эванс рассерженными пчелами жалили Блэка, как в далеком детстве, когда он случайно растревожил улей. Тогда ему удалось отделаться испуганным ревом и парой затрещин от матери, в этот же раз спасения не было.

С прогулки в Хогсмид прошло уже больше месяца, и вроде бы все улеглось, но неприятный осадок так никуда и не делся. Проделки Мародеров все так же смешили всю школу, однако веселья от проказ Блэк больше не ощущал. Общение с представительницами прекрасного пола не несло облегчения, зовущие улыбки больше не вызывали у него должного энтузиазма, а очередная подружка надоедала сразу же, как только они оставались одни.

— Ну, брат, — сказал ему однажды встревоженный Джеймс, — с тобой явно что-то происходит. Ты не заболел?

Блэк только досадливо отмахнулся и вновь принялся читать учебник по Трансфигурации, чего за ним за последние шесть лет обычно не наблюдалось. Нет, выучить теорию к экзаменам — это да, но вот проводить за чтением и так понятных глав целые вечера, отказывая многочисленным желающим его руку, сердце и прочие части тела? Увольте, такого на памяти Джеймса не было никогда. Даже Ремус, всегда призывающих их не тратить время попусту, а с пользой провести его за выполнением домашних заданий, и тот был не на шутку встревожен.

Отловив Сириуса после Зелий, Люпин решительно повел его в сторону от кабинета МакГонагалл, которая должна была провести следующий урок.

— Мы, вообще-то, идем не в ту сторону, — заговорил Блэк, наблюдая за стремительно шагающим Люпином. — Если ты не забыл, нам сейчас к Кошке, которая не любит, когда на ее уроки опаздывают. Думаю, это коснется даже тебя, несмотря на то, что ты у нас староста.

Люпин, с ранее невиданным равнодушием, проигнорировал его слова. И остановился только тогда, когда шум остального замка остался далеко позади. Он устало оперся о стену — сказывалось приближающееся полнолуние — и наконец-то развернулся лицом к Блэку.

— Знаешь, Сириус, мне надоело вот уже месяц наблюдать за твоей унылой физиономией, — начал он без предисловий, и Блэк ощутимо подобрался, приготовившись к той неприятной правде, которую на него, похоже, решил вылить Лунатик. — Я понимаю, что тебе гордость не позволит подойти к ней и попросить прощения...

— Что? — Сириус возмущенно выдохнул, хищная улыбка исказила черты лица. — Ты считаешь, я должен извиниться?

— Тогда зачем ты себя мучаешь? — резонно спросил тот.

— Я не знаю.

— Не знаешь, что поступил неправильно? Я лично предупреждал тебя, что лучше этого не делать, помнишь? Что мог заказать тебе сделать Джим — подшутить над Филчем или заколдовать Снейпа? Ты и так бы это сделал за милую душу, в этом ведь весь ты, Бродяга.

Сириус отвернулся к окну, длинные пряди скрыли выражение его лица от Ремуса.

— Знаешь, Лунатик, уже там, в Хогсмиде, я хотел отказаться от своего плана, — спустя долгие минуты молчания заговорил он. — Даже изменил маршрут, повел ее в Три метлы, только бы не проходить мимо хижины...

— Тогда почему вы там были? Ты ведь мог в любой момент ее отправить обратно в замок.

— Она захотела посмотреть, что из себя представляет Визжащая хижина.

— О, Мерлин, ты что, рехнулся?

— Я не знаю, Рем, правда!

— Сириус, — он оказался рядом, положив руку ему на плечо и чуть сжав пальцы, — ты словно перегорел после того дня, понимаешь? Это чувствует Джим, об этом догадывается Питер, это вижу я. Если ты сожалеешь о случившемся, скажи ей.

— Я не могу, — совсем тихо проговорил он.

— Лили тогда буквально извела меня вопросами, что за пари было у нас. Я еле отбился от нее, но мне кажется, она и сама все поняла.

— Она умная, поняла еще в тот день. Зажала меня в кабинете, все выспрашивала, чем я обидел ее подругу. И знаешь, она тогда сказала, что мое место в Слизерине, — голос Блэка дрогнул. — И я с ней полностью согласен.

— Проклятие, Сириус! — с силой встряхнул его Ремус. — Твое место здесь, с нами, понимаешь? Да, ты бываешь высокомерен до идиотизма, редко прощаешь, когда кто-то вздумает над тобой пошутить, но ты верный, добрый, настоящий друг. Таких друзей, как вы с Джимом и Питером, у меня никогда не было и вряд ли еще будут. А то, что ты импульсивен и любишь совершать необдуманные поступки, так это нормально — у всех людей есть черты, которые не вызываю восторга у окружающих.

— Спасибо, Рем.

— Поговори с ней, — произнес он. — Может быть, тогда ты снова найдешь себя, кто его знает. Но видеть тебя в таком состоянии я больше не желаю, слышишь? Если сам не пойдешь, я тебя свяжу и притащу к ней и не выпущу вас, пока ты не извинишься! — пригрозил он напоследок, не скрывая улыбки.

Ремус знал, что если Сириус на что-то и решился, то своего решения он никогда не поменяет. А в данном случае в упрямых синих глазах он читал только одно — разговору быть.

* * *

За все годы обучения Сириусу довелось всего лишь раз просить прощение, да и то у Сохатого. Извиняться он в принципе не умел и не хотел, считал чем-то ниже собственного достоинства, а в этой же ситуации внезапно проснувшаяся совесть, спавшая беспробудным сном всю его жизнь, вдруг решила поднять голову и взяться за его перевоспитание.

Застать МакКиннон одну стало практически невозможным. Подруги оберегали ее, а Эванс так вообще была готова накинуться на него, если он надумает хотя бы посмотреть в ее сторону. Таким образом, даже спустя неделю после разговора с Лунатиком никаких видимых улучшений не произошло.

Отговорившись от друзей очередной ничего незначащей ерундой, Блэк покинул общую гостиную, сопровождаемый встревоженным взглядом Ремуса. Такие вечерние обходы Хогвартса помогали привести мысли в относительный порядок и давали возможность просто отрешиться от всего. Удивительно, но с какого-то момента все внезапно поменялось. Или же поменялся он?

Он упрямо шел вперед, даже несильно всматриваясь в то, в какую сторону ведет тот или иной коридор. Казалось, сейчас главным было просто идти, переставлять ноги, погружаясь в ритмичную ходьбу, чтобы уйти от звучащих в ушах слов Лунатика: «Тебе следует извиниться...» Если бы это было так просто, как считал Лунатик.

Нестерпимо захотелось курить, и Сириус полез за пачкой. Взвесил на ладони картонный коробок и усмехнулся — сигареты почти закончились. С такими темпами он рискует превратиться в заядлого курильщика, не достигнув и двадцати лет.

Щелчок зажигалки — и яркое пламя осветило полутемную галерею. Блэк прикурил и пораженно взглянул еще раз на ступеньки. Дежавю. Марлин сидела в той же самой позе, как и тогда, точно так же недоуменно смотрела на него.

— Ты? — Сириус недоверчиво уставился на нее.

— Я надеялась, что ты сможешь выполнить мою маленькую просьбу.

— Какую?

— Не приближаться ко мне, если ты забыл.

— Марлин, понимаешь... — он впервые в своей жизни запнулся. — Просто я...

Она молчала, рассматривая его, словно видела впервые. И Блэк терялся под таким пронизывающим взглядом. Казалось, она была способна увидеть все то плохое, чем была полна его душа. Кто сказал, что у него нимб над головой или же он святой? Нет, такого никто не вздумал бы даже в шутку сказать о Сириусе Блэке.

— Для тебя все просто, Блэк, — спокойно произнесла Марлин, отворачиваясь.

Он в растерянности уставился в окно. Там в бездонном вечернем небе начинали разгораться звезды, вспыхивая острыми бликами. Был ли под ними человек более сожалеющий о своем поступке, чем он?

«Просто извинись...» — и Сириус решился.

— Прости меня, прости... я не подумал, — он присел рядом с ней на корточки. — Я не хотел, чтобы так все закончилось.

— Но все для этого сделал, — на ее лице появилась усмешка. — Для того, кто ничего такого не хотел, ты оказался слишком настойчив, не находишь?

— Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

Впервые ему хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть немого укора в ее глазах. Кем она была для него? Однокурсницей? Именно. Девчонкой, благодаря которой он избежал проигрыша в пари... Но стоило ли оно того?

Она не отрываясь смотрела ему в глаза, искала в их глубинах что-то, понятно только ей. Поколебавшись, Марлин невесомо тронула волосы Блэка, зарылась пальцами в густые пряди.

— Тебе правда жаль?

Сириус едва расслышал тихий вопрос, сорвавшийся с ее губ. Вместо ответа он коснулся губами хрупких пальцев. Словами нельзя было передать всего того, что он передумал за длинные вечера, вышагивая по пустынным коридорам.

— Мой поступок... мне очень жаль, Марлин. Наверное, больше жаль, чем за все то, что я уже успел совершить, — он замолчал, вслушиваясь в тишину, вновь повисшую между ними. — Я бы очень хотел верить, что когда-нибудь ты все же сможешь меня простить.

Марлин убрала руку — и ему стало холодно.

— Знаешь, Сириус, если хочешь, можешь посидеть со мной, — она немного подвинулась, уступая ему место. — Я не хочу пока возвращаться в гостиную.

Он присел рядом, не выпуская из ладони ее пальцы. Руки Марлин были прохладными от долгого сидения на продуваемой сквозняками площадке. Не говоря ни слова, Блэк стянул с себя теплую кофту и накинул на плечи МакКиннон.

— Спасибо, — немного удивленно отозвалась она.

И в этот раз тишина, заполнившая собой площадку, была уютной и спокойной, лишенной тревог и сомнений.