Предел свободы. Часть вторая (джен)

Хогвартс, сентябрь 1993.

Возвращение в Хогвартс прошло без происшествий. Сириус все порывался отправиться проводить крестника в обличии пса, однако Вернон категорически отказался выпускать беглого преступника до тех пор, пока все более-менее не уляжется. Единственным забавным эпизодом был случайно подслушанный Гарри разговор Гермионы с Лавандой и Парвати.

— И когда он и в третий раз пригласил меня на футбол, пришлось выдумывать просто невероятные предлоги, чтобы он наконец отстал...

Девочки в купе захихикали, а Гарри, качая головой, отправился дальше искать знакомых с факультета.

Распределение проходило как обычно, правда, в этом году первокурсников было значительно больше. В разговорах то и дело всплывал считавшийся погибшим Сириус Блэк.

Еще одним знаковым отличием стала речь директора. В этот раз Дамблдор говорил о том, что будет принят ряд мер для повышения дисциплины. Он призвал учеников к единству и осудил межфакультетскую вражду. Директор также выразил надежду, что прошлогодний инцидент не повлечет за собой усиление вражды, предвосхищая мысли школьников, что погибшие были на Хаффлпафе и Гриффиндоре, а ответственный за эти смерти учился на Слизерине.

Позднее выяснилось, что Дамблдор не бросал слова на ветер.

Два друга погибшего Локсли решили поиграть в мстителей. Все закончилось тем, что оба предстали перед комиссией, которая решала вопрос об их отчислении из Хогвартса. И хотя все закончилось благополучно, намек поняли все. Никто не хотел быть с позором выкинутым из школы.

Мало кто догадывался, что изменения в Хогватсе даются директору очень нелегко. И дело не в каких-либо препятствиях, нет. В нынешней ситуации Альбус Дамблдор мог бы назначить своим заместителем дементора, и это сошло бы ему с рук. Однако атмосфера волшебной сказки постепенно покидала школу, что немало печалило старого чародея.

Наведение порядка было возложено на плечи профессора Макгонагал, которая, несмотря на перенесенные травмы, справлялась просто отлично. По правде говоря, она стала больше походить на представителя оккупационной администрации, чем на учителя. В противовес, изменившееся поведение Снейпа многие могли бы назвать улучшением. Если бы школьники не учились у него все эти годы, то вряд ли кто-нибудь из них поверил, что этот человек, образец беспристрастности и профессионализма, мог без причины придираться к ученикам.

В целом, изменения положительно сказались на процессе обучения, но, вместе с тем, теперь Хогвартс потерял некоторую часть своего шарма. Ощущение сказки стало неполным, что, к слову, не радовало не только директора, но и некоторых учеников.

Впрочем, кое-где все оставалось, как и прежде. В этом Гарри имел возможность убедиться уже в среду, когда у него состоялся первый урок прорицания. Кроме Поттера этот курс взяли еще Рон, Дин и Невилл. Первые двое польстились на возможность получения легких оценок. Что заставило Лонгботтома выбрать этот курс, оставалось загадкой.

Класс профессора Трелони определенно производил впечатление. Даже если не считать портрет безумного рыцаря, который указал третьекурсникам дорогу, обилие хрустальных шаров, чайных сервизов, а также пучки всевозможных трав, которые, наряду со специальными маслами, пахли так, что у многих начинала кружиться голова, заставляли проникнуться даже тех, кто изначально относился к предмету скептически.

Однако поведение профессора вернуло все на круги своя. Многие снова начали относиться к предсказаниям с недоверием. Пожалуй, стоит особо отметить Гермиону, которая даже вступила в короткую перепалку с профессором после того, как та указала на отсутствие у последней дара предвидения. Гриффиндорка достаточно громко прошептала про себя: «Шарлатанка».

И даже разбившаяся чашка Невилла, о чем буквально за несколько секунд до этого сообщила профессор, не смогла переубедить девочку.

Все совершают ошибки. И в этот раз первая ученица их параллели была не права. Сибилла Трелони, несмотря на потешную внешность — большие, с толстыми линзами, очки, яркая узорчатая косынка, множество нелепых амулетов на фоне мантии, окрашенной в большое количество оттенков черного и серого, имела дар предвидения грядущего. Причем очень и очень сильный. Трагедия этой волшебницы заключалась в том, что, в отличие от большинства настоящих предсказателей, слабейшие из которых могли просматривать недели чужой жизни, словно воспоминания в думосбросе, она могла увидеть будущее не больше, чем на полминуты, но, вместе с тем, была способна делать истинные пророчества, которые могли сбыться десятки или даже сотни лет спустя.

В общем, в обычной жизни ее дар применения практически не имел, и должность преподавателя прорицания, причем не где-нибудь, а в Хогвартсе, была гораздо большим, чем она могла рассчитывать.

Годы, проведенные в попытках доказать окружающим, что она — настоящий прорицатель, обогатили ее привычкой всегда и везде напускать как можно больше тумана и, насколько это возможно, подчеркивать значимость своих слов.

За время преподавания в школе она уяснила, что подобное поведение имеет скорее обратный эффект, но привычка — вторая натура.

Вот и сейчас она ходила между рядами учеников, наблюдая, как они выполняют свое задание. Знаменитый Гарри Поттер смотрит на свою чашку с отвращением и пьет чай, очень и очень медленно. Неужели у него есть зачатки дара?

Его сосед, еще один представитель семейства Уизли, явно записался на ее курс только ради легкой оценки. За годы преподавания она повидала таких немало. Упрямая девочка Грейнджер, которая верит лишь логике и фактам. Опыт подсказывал, что она недолго продержится в этом классе...Эту мысль Трелони и озвучила как предсказание.

А вот две ученицы, которые будут учиться с энтузиазмом. Кажется, Браун и Патил. Нужно как-то выделить этих девочек.

С этой мыслью Сибилла отправилась к их парте. Толкование Лаванды оказалось неправильным. Сибилла мягко поправила девочку, про себя отметив, что у той очень развитая интуиция. Пожалуй, если направить усилия в этом направлении, то она в некоторой степени сможет заменить отсутствующий у мисс Браун дар.

Но когда она принимала кружку из рук мисс Патил, чтобы выслушать ее толкование, произошло неожиданное. Вернее, оно всегда происходит внезапно. У Трелони открылось то, что теоретики предсказания называют внутренним оком.

Помещение немедленно заиграло множеством красок, однако внимание Сибиллы привлекли два темных облака, которые клубились над головами Патил и Уизли. Между облаками было нечто вроде облачного каната, а еще от каждого из них тянулись небольшие щупальца, которые охватывали многих находившихся в классе. Какая-то трагедия, затрагивающая их обоих? Трелони была опытным предсказателем, и быстро поняла, что видит сосредоточие эмоций, которые окружающие будут испытывать к ним в будущем. Горечь. Сибилла была несколько напугана, но не считала возможным отвергать указания судьбы. Она потянула одно из щупалец на себя, а затем, словно просочившись в него, нырнула в облако над мистером Уизли.

Если бы Трелони ездила на скоростных поездах, то она могла бы описать окружающее, как мелькающие и сливающиеся в одно мутное полотно виды из окна. Наконец она остановилась. Видение было очень нечетким. Можно было рассмотреть только то, что находилось прямо перед глазами.

Трелони постаралась оглядеться. Она находилась на кладбище. Вокруг стояли какие-то люди, но из-за сильного дождя было трудно их рассмотреть. Судя по опавшим листьям огромного, склонившегося, будто бы отдавая дань скорби, над небольшим рядом надгробий дерева, была осень.

«Видимо, семейное кладбище» — заключила Трелони. Она подошла ближе и внезапно смогла очень четко разглядеть незнакомого ей высокого мужчину с платиновыми волосами и длинным шрамом на лбу. Он произносил речь:

— Рон и Парвати были хорошими людьми. Они не заслужили такой участи. Помню, в школе я часто шутил над Роном, а он всегда взрывался негодованием, но находил силы прощать. Позже он стал тем человеком, который ограждал нас от поступков, о которых мы могли бы жалеть. Он был нашей совестью. Парвати... Добрая, милая Парвати. Я не очень хорошо знал тебя в школе... Но позже, когда я бывал у вас дома, ты всегда казалась мне столпом, на котором держался ваш брак. Ты смогла организовать и направить нашего Рональда, чтобы он стал тем, кто он есть... То есть, был.

Лицо мужчины внезапно ожесточилось.

— Я знаю, Рон, ты бы не одобрил... Но когда я найду тех, кто это сделал, они будут желать смерти больше всего на свете.

Видение закончилось так же внезапно, как и началось. Лицо Трелони стало похоже на восковую маску.

— Мисс Браун, то, чего вы больше всего боитесь, случится в феврале. Что касается вас, мисс Патил, то вам следует держаться подальше от рыжеволосых, — лицо профессора было бесстрастно. Парвати попыталась отодвинуться подальше от сидевшего недалеко Рона.

Сибилла постаралась поскорее забыть об увиденном и направилась к спорящим Уизли и Поттеру. Последний доказывал, что в его чашке, в которой Рон разглядел крота, находится крыса.

Трелони очень боялась вмешиваться в чужие судьбы.

* * *

Еще одним предметом, который проходил, по мнению Гарри, «в стиле Дамблдора», оказался уход за магическими существами. Начать с того, что предмет вел... Хагрид. Поттер не таил зла на простодушного лесничего, однако и особой симпатии к нему не испытывал. Ему было очень трудно привести в согласие мысли о том, что тот, с одной стороны, вроде, является хорошим человеком, а с другой — что это на все сто процентов человек Дамблдора.

Впрочем, были и те, кому на душевные качества Хагрида было плевать. Малфой до сих пор не забыл ту прогулку по Запретному лесу, и сейчас едко комментировал учебник, который порекомендовал им «этот идиот».

Рону быстро надоели все эти стенания, и он попытался найти способ с ними покончить:

— Скажи, Малфой, а что ты вообще забыл на УЗМС? Я думал, копаться в драконьем дерьме — неподходящее занятие для наследника рода...

— Во-первых, теперь уже главы, — сухо начал Драко, сам озвучивая тему, которой с в общем-то несвойственной ему тактичностью Рон попытался избежать. — Во-вторых, я записался на этот курс не затем, чтобы... Впрочем, твой выбор я осуждать также не намерен. Ну, и в-третьих, я намерен сделать научную карьеру в этой области. Более того, я стою на пороге великого открытия.

— Это как? — изумился Рон.

— О, — Малфой слегка качнул головой и доброжелательно продолжил: — Я уже близок к тому, чтобы окончательно доказать, что ты, Уизли, не человек, а волшебное животное.

Все это время лицо Малфоя было бесстрастно. Рон побагровел, а сидевший недалеко Симус заливисто расхохотался.

Скорее всего, все это переросло бы в потасовку, однако прозвенел колокол, оповещающий, что пора отправляться на очередной урок.

Хагрид попытался впечатлить класс, продемонстрировав им гиппогрифов. Это определенно произвело впечатление, многие девочки ахнули. Затем была эпопея с открыванием учебников. Нотт холодно поинтересовался, как им следует их открывать. Это мгновенно переменило настроение Малфоя, который громко заявил, что нужно быть полным идиотом, чтобы не понимать, что это вводный урок, и профессор сейчас все объяснит. За это он получил благодарный взгляд от Хагрида и одобрительный от Гермионы. Оказалось, их нужно погладить.

Про себя Гарри подумал, что такое могло само собой получиться, пожалуй, лишь у Грейнджер и какого-нибудь рэвенкловца. Он отчего-то был уверен, что эти ребята могут гладить книги, даже не имея цели их открыть.

Далее были объяснения, как нужно обращаться с гиппогрифом.

— Гиппогриф — зверь гордый. Подходишь к нему — кланяйся, да в глаза смотри не мигая. Не любят они этого.

Малфой, помня о присутствии слизеринцев, задал вопрос:

— Профессор, ни в коей мере не хочу обсуждать вашу методику преподавания, — Нотт громко фыркнул, — но существует ли какое-то указание, как следует кланяться гиппогрифу?

— Э... ничего такого, подходишь и кланяешься, — пояснил Хагрид.

Драко вздохнул, сдерживая раздражение.

— Понимаете, этикет регламентирует множество ситуаций и обстоятельств. Есть определенные правила, как, кому и в каком случае нужно кланяться. Если наследник, а паче того, глава рода, — тонко намекнул на свою ситуацию Малфой, — будет кланяться какому-то зверю, как домовик хозяину... Это может не лучшим образом сказаться на уважении к роду.

Гиппогриф за оградой слегка выпустил когти.

— Такое не оговаривается, — хмуро произнес Хагрид. — Эти ваши чистокровные штучки... Вот Дамблдор считает — глупость все это.

Невилл подошел к Гарри, который стоял рядом с Роном и Симусом, и произнес:

— Не нравится мне все это.

— Что? — меланхолично спросил Гарри, наблюдая за дискуссией, где Драко уже перешел к уважению собственной истории и элементарной вежливости.

— Лес, Хагрид и опасные существа, — буркнул Неввил.

— Действительно, воспоминания не из лучших, — согласился Симус.

Тем временем Хагрид подвел черту под дискуссией.

— Вот что... Просто поклонись ему вежливо.

К этому моменту Малфой уже просто не мог позволить себе отступить. Он направился в загон к гиппогрифу.

Он сделал, как было сказано. Склонил корпус на треть, обозначая поклон, и взглянул зверю в глаза. Тот не спешил отвечать поклоном.

— Так, Малфой. Медленно, без резких движение отходи назад, — инструктировал его напряженный Хагрид.

Драко сделал шаг назад. Затем еще. Гиппогриф, не отрываясь, следил за ним. Еще один шаг назад и... Малфой оступился. Ему удалось удержать равновесие, но, пытаясь сделать это, он резко взмахнул рукой, что было воспринято гиппогрифом как акт агрессии, на которую он ответил, полоснув Малфоя когтями.

Хагрид действовал быстро. Оказавшись в загоне, он первым делом кинулся успокаивать зверя и потащил привязывать его к дереву.

Малфой выглядел бледнее обычного. Раненая рука свисала плетью. Рукав мантии был разорван, обнажая жуткую рану.

Драко оглядел столпившихся вокруг него Поттера, Уизли, Лонгботтома, Томаса и Финнигана и почему-то кивнул, произнося:

— Джентльмены.

А затем он просто рухнул на землю.

— В больничное крыло его! — первым нашелся Гарри, глядя, как Хагрид пытается утихомирить гиппогрифа.

Гриффиндорцы схватили однокурсника и потащили к замку. К удивлению Поттера, Невилл поднял палочку и произнес какое-то заклинание.

— Остановит кровь, — пояснил он, а затем, нахмурившись, добавил: — Ненадолго.

Они торопились как могли, стараясь в то же время не растревожить раны.

— Как в старые времена, — хрипло произнес Симус.