Вальс для троих (гет)

Это один сплошной фейспалм.

* * *

Гермиону не уволили, приняв во внимание её положение, и хозяйка кинотеатра, сама мать двоих детей, даже не отругала девушку, когда она, потупившись, объясняла, что прикорнула на минуточку и проспала всё на свете. Так что до позднего вечера Гермиона опять просидела за кассой, звеня монетами и выдавая билеты. Когда закончилась её смена, она с наслаждением вышла на свежий воздух и совсем не удивилась, когда услышала за спиной шаги, и её с двух сторон подхватили под руки.

― Вы что, думаете, я дорогу домой забуду? ― проворчала она.

― Разбираться с пьяными магглами ― не дело волшебницы, если рядом есть мужчины, ― ответил Рабастан слева.

― Особенно, такие, как мы, ― добавил Рудольфус справа.

― Ага. Значит, и это видели. Ну что же, ― говорила Гермиона, удивляясь тому, что её внимательно слушают. ― Значит, пока я не в истерике, проведём анализ ситуации и будем называть вещи своими именами. Вы чистокровные, а я магглорожденная. Вам бы забыть обо мне, как о страшном сне, а вас тянет ко мне как... как преступника на место преступления. А вы ведёте себя, мягко говоря, неадекватно. Вы собрались жить со мной вместе, хотя наверняка привыкли к лучшему. Вы позволяете мне работать. Вы меня успокаиваете. Вы сегодня ночью спали вместе со мной ― думаете, кровать такая большая, что я не заметила? И ещё вы, как я понимаю, собираетесь меня по-честному делить, хотя я думаю, что ни один нормальный мужчина так делать не будет. Даже с братом. Итак, вам есть что мне сказать?

Некоторое время они шли молча, но Гермиона знала, что путь до Сиреневой улицы долог, и она успеет настоять на своём, чтобы получить хоть часть правды.

― Ну ладно, ― ответил Рудольфус. ― Если уж тебе так хочется... Во-первых, никакие мы не нормальные. Мы убийцы, Пожиратели и злобные твари.

― Плюс пенитенциарный синдром ― это тебе тоже не шуточки, ― глухим голосом добавил Рабастан.

― А во-вторых, ты ― не худшая кандидатура. Грязнокровка, но что тут поделаешь? Про тебя говорили, что ты самая умная ведьма в школе... В-третьих, заставлять тебя сидеть дома ― плохая идея.

― Мы тебя так долго не выдержим.

― Врёте, ― наугад сказала Гермиона и не ошиблась.

― Я же говорил, самая умная ведьма в школе! ― с раздражением произнёс Рудольфус.

― Вообще-то, всё дело в традициях чистокровных, про которые ты ничегошеньки не знаешь.

― Что именно я не знаю? ― заинтересовалась девушка.

― Изнасиловать женщину ― недопустимо. Тем более, волшебницу, это преступление против магии. А теперь ― ты знаешь, какой самый верный способ вить из слизеринца верёвки?

― Не знаю.

― Сделать так, чтобы он тебе был обязан по гроб жизни, ― объявил Рудольфус. ― Или так, чтобы он оказался перед тобой кругом виноват.

― Ага... ― протянула Гермиона, обозревая открывшиеся перед ней перспективы. ― То есть, я могу вас заставить чистить картошку?

― Нет, ― сказали оба хором. ― Не можешь.

― В таком случае, я хочу, чтобы вы мне рассказали, как меня нашли.

― О Мерлин! А вроде умная только что была...

― Что?! ― обиделась Гермиона.

― А кровь ― не вода, ты не знала? ― фыркнул Рабастан. ― Так и нашли.

― Значит... значит... ― соображала Гермиона. ― Вы видели гобелен!

― Естественно, видели.

Девушка резко остановилась.

― Ну и?

Братья переглянулись.

― Я жду, ― потребовала она. ― Я хочу знать, от кого ребёнок.

― Мы не скажем, ― ответил Рудольфус. ― Чтобы ты не делала между нами различий.

― Отлично, ― стала закипать Гермиона. ― Тогда я потребую генетической экспертизы!

― Что-что ты потребуешь?

― Экспертизы, ― елейным тоном произнесла девушка. ― Вас отведут в больницу и будут втыкать в вены большие длинные иголки, чтобы взять кровь.

― Всю?! ― ужаснулся Рабастан.

― Половину, ― отрезала Гермиона. ― И узнают, кто из вас отец моей девочки.

― Прекрати, ― Рудольфус снова взял её под руку. ― Мы этой твоей экспертизе так просто не сдадимся, и не думай!

Девушка мысленно хихикала, но оставшиеся вопросы решила приберечь на потом, тем более, что они почти пришли домой.

Как это часто с ней бывало в последнее время, она, едва раздевшись, почувствовала, что ей снова хочется плакать. Она заперлась в ванной и вволю нарыдалась, оплакивая свою изломанную жизнь и двоих чистокровных, которые считали Гермиону своей новой семьёй, хоть и не сказали об этом.